Карета, грохоча, остановилась. Порция, примостившаяся у дверцы кареты и смотревшая в окно, потеряла равновесие и упала на пол, опустившись, однако, на все четыре лапки. За последние две недели она сильно выросла с удивительной легкостью приспособилась к постоянным переездам.
Стивен ловко поймал котенка, ласково потрепал и водворил обратно в корзину.
— Гросвенор-сквер. Мы прибыли.
Кучер открыл дверь, и Стивен помог Розалинде выйти из кареты. В сумерках Ашбертон-Хаус казался просто огромным. Она собралась с духом. До сих пор они путешествовали как мистер и миссис Кеньон. К ним относились с обычным в таких случаях уважением, но без особого подобострастия. И это вполне устраивало Розалинду. Но теперь они в Лондоне. Стивен вновь стал герцогом Ашбертоном, и она чувствовала, что не соответствует своему титулу герцогини.
Розалинда принужденно улыбнулась:
— Дом, что и говорить, очень большой.
— Это действует угнетающе. — Стивен взял корзинку с Порцией, подал Розалинде руку, и они вместе поднялись по широкой лестнице. — Конечно, приятно менять места, проводя в каждом по нескольку ночей, но как только все дела будут закончены, мы немедленно вернемся в аббатство.
Еще раньше, когда они осматривали королевские гробницы в Йоркминстере, он сказал ей, что хочет умереть в Ашбертонском аббатстве.
На стук Стивена вышел лакей в ливрее. Когда он увидел, кто стоит перед ним, его лицо сразу вытянулось:
— Ваша светлость, м-мы вас не ожидали.
— Я знаю. Мы пробудем здесь по крайней мере пару недель, Милтон. Подними дверной молоток и позови всех слуг, которые обслуживают дом. Нам нужен легкий ужин и горячая вода для купания. Как можно быстрее. — Стивен препроводил вперед Розалинду. — Это новая герцогиня Ашбертон. Повинуйтесь ей во всем. — Затем он вручил лакею корзинку с Порцией. — Это котенок герцогини. Пожалуйста, отнеси его в наши апартаменты.
Когда Порция громким мяуканьем выразила свое неудовольствие, Милтон едва не выронил корзинку. Но тут же, оправившись, быстро пошел выполнять поручение, очень бережно держа корзинку. Стивен повернулся и схватил Розалинду на руки.
— Настало время пересечь мой второй порог. Когда он внес ее в дом, она рассмеялась:
— Осталось пересечь еще три порога. Не считая охотничьего домика, куда я решила не заезжать.
— Мудрое решение. — Он поставил ее на сверкающий мраморный пол и целовал до тех нор, пока у нее не стали подкашиваться ноги. Затем поднял голову и тепло улыбнулся:
— Добро пожаловать в Ашбертон-Хаус, герцогиня. Глядя на него, она не верила, что такой полный жизни человек может умереть. Такое с ней периодически случалось. Она тут же постаралась подавить эту мысль, ибо уже знала, что может расплакаться. А Стивен не должен видеть ее слез.
Он подвел ее к лестнице.
— Если завтра вечером в «Друри-Лейн» будет играть Эдмунд Кин, ты хотела бы посмотреть его?
— Это было бы чудесно! — Она старалась выглядеть бодро и оживленно. Но когда обозрела окружающее ее позолоченное великолепие, то мысленно помолилась, чтобы они скорее возвратились в аббатство. В таком особняке провинциальная актриса не сможет, пожалуй, долго играть роль герцогини.
День тридцать девятый
Проснувшись в первое лондонское утро, Стивен услышал ровный шум осеннего дождя, стучавшего в окна их спальни. Однако он не испытывал никакой тоски, ибо рядом с ним, свернувшись клубком, лежала Розалинда. Ее спина упиралась в его грудь. Он не шевелился, с удовольствием ощущая приятное тепло, исходящее от ее изумительно гладкой и белой кожи. Он ценил такие моменты не меньше, чем опьяняющую страсть, которая захватывала их в ночные часы. Поскольку они всегда спали рядом, тело к телу, то очень скоро поняли, что не нуждаются в ночных рубашках, им и без того тепло.
Стивен погладил ее волосы, радуясь, что все же сумел обрести ее. Чудесный, если так можно сказать, солнечный характер Розалинды сделал эти последние недели счастливейшими в его жизни. Как разительно отличалась она от его первой жены! С Луизой они никогда не проводили вместе целую ночь. Он думал о своей первой женитьбе с сожалением и чувством вины. Если бы он приложил больше стараний, возможно, ему все же удалось бы разбудить скрытую в Луизе страсть. Может быть, кому-нибудь другому и удалось бы сделать ее счастливой? Это так навсегда и останется тайной.
Перестав думать о Луизе, Стивен поцеловал Розалинду в голову. Как и во всех аристократических семьях, у него с детства была гувернантка-француженка, и он говорил по-французски так же бегло, как и по-английски. Французский язык, пожалуй, отличается большей эмоциональной выразительностью.
— Моя дорогая герцогиня, — шепнул он по-французски. — Вы просто очаровываете меня.
Ее веки затрепетали.
— О мой любимый, — прошептала она на безупречном французском языке.
Насторожившись, он вновь заговорил с ней по-французски. И она ответила на том же языке. Они обменялись несколькими фразами, прежде чем ее глаза открылись. Она улыбнулась милой сонной улыбкой.
— Доброе утро, — сказала она по-английски. Стивен намотал ее локон на свой палец.
— А я и не знал, что ты говоришь по-французски. Она рассмеялась:
— Да нет, я не говорю. Мой папа воспитывался как джентльмен, говорит по-французски, но мы знаем лишь несколько фраз, которые встречаются в пьесах.
Имея основания полагать, что она скромничает, Стивен повторил одну из только что произнесенных фраз. Ее брови недоуменно поднялись:
— Что это значит? Я не вполне понимаю.
— Но ты же ответила на эту фразу всего минуту назад, когда была между сном и явью. — Он коснулся языком краешка ее уха. — Может быть, ты француженка?
Розалинда призадумалась, затем покачала головой:
— Сомневаюсь. Мария говорит, что я очень прилично изъяснялась по-английски, когда они с Томасом удочерили меня.
— Если ты получила такое же хорошее воспитание, как я, тебя должны были научить французскому еще в детской, — сказал он. Тема была интересная, но сугубо теоретическая, ибо не было никакой надежды установить, кто ее родители. Да и к чему теоретизировать, когда ее прекрасное тело было рядом и его так волновала эта близость. Он сунул руку под одеяло и начал ласкать ее. — Я думаю, что брак так популярен именно потому, что позволяет сочетать максимум искушения с максимумом возможностей.
Розалинда рассмеялась и перекатилась на спину. Ее руки также принялись исследовать его тело.
— Кажется, тебе удалось установить важный принцип. Назовем его аксиомой Ашбертона.
Он стянул с нее одеяло и, нагнувшись, поцеловал грудь. Она восторженно вздохнула, затем, когда он тронул ее соски губами, слегка вскрикнула.
Он тотчас же прекратил ее ласкать.
— Прости, я не хотел сделать тебе больно.
— А ты и не сделал, — успокоила она его. — Сегодня утром я почему-то очень чувствительна. — Она лукаво улыбнулась. — Возможно, ты начинаешь утомлять некоторые, столь излюбленные тобой, мои анатомические места.
— Ужасно! — Он мысленно прикинул, сколько раз они предавались с ней любви после того, как обвенчались, и отодвинулся. — Должно быть, мне следует дать тебе возможность отдохнуть.
— Не смей отодвигаться. — Ее рука заскользила по его телу, пока не нашла то, что искала. — Я пошутила, мой дорогой. Практика только помогает мне совершенствоваться.
Он тяжело дышал, ощущая ее медленные ласки.
— Мои благие намерения полетели ко всем чертям, леди Калибан. — Тем не менее, покрывая поцелуями ее живот, он шепнул: — Дай мне знать, если и еще что-нибудь начнет испытывать переутомление.
Судя по ее учащенному дыханию, все анатомические места, особенно ему нравившиеся, были в хорошем состоянии. Когда ее тело стало извиваться под его ласками, он лег между ее ног, чтобы наилучшим образом приветствовать утро.
Последней, его мыслью перед тем, как страсть захватила его с головой, было: «А ведь я прав. Брак сочетает максимум искушения с максимумом возможностей».
После того как они достигли кульминации, Розалинда вновь уснула. Пробудил ее поцелуй в ухо.
— Извини, дорогая, — прошептал Стивен. — Сегодня утром я должен встретиться со своим адвокатом.
Он покидал ее едва ли не в первый раз с тех пор, как они поженились. И ей это, естественно, не понравилось. Но что поделаешь, рано или поздно медовый месяц заканчивается. Чувствуя, что вот-вот зевнет, она прикрыла рот ладонью.
— А я еще посплю. Утро такое серое.
— Спи сколько угодно, только помни, что вечером мы идем в театр.
Он потрепал ее тыльной стороной кисти по щеке и перешел к себе в комнату.
Она проснулась через час, все еще ощущая легкое головокружение. Хотя, как бродячая актриса, она и привыкла к постоянным переездам, они со Стивеном путешествовали гораздо быстрее и проехали гораздо большее расстояние. Наверное, поэтому в последние несколько дней она ощущает такую усталость. Позевывая, она спустила ноги с кровати и хотела было встать, но голова вдруг сильно закружилась.
Скоро, однако, она почувствовала себя лучше. На этот раз она поднялась медленнее, надеясь, что причина ее недомогания не обычная осенняя простуда. Так не хочется терять драгоценное время попусту. Она надела пеньюар и попросила, чтобы ей принесли горячей воды. День отдыха должен полностью излечить ее, ибо она всегда отличалась завидным здоровьем, не то что некоторые изнеженные дамы.
Принимая ванну, она вдруг заметила странную чувствительность своих сосков. Ей пришлось очень осторожно вытирать их после ванны. Что это значит? Может быть, подходят месячные? Когда они были в последний раз?
Произведя несложный подсчет, она была поражена. Месячные всегда начинались у нее точно, день в день, в каждую четвертую пятницу.
На этот раз была недельная задержка.
На нее нахлынуло почти нестерпимое волнение. Она постаралась рассуждать хладнокровно. В самом начале своего первого замужества она попросила Марию назвать ей начальные признаки беременности. Три года, со все убывающей надеждой, она следила, не появятся ли эти признаки.
Но теперь она замужем за другим мужчиной. Положив полотенце, она подошла к большому зеркалу, чтобы внимательно осмотреть свое нагое тело. Мария сказала, что перемены в грудях начинаются почти сразу же. Не увеличились ли груди? Пожалуй, слегка округлились, и уж, конечно, они чувствительнее, чем прежде.
Какие могут быть другие признаки? Мария упомянула особенное обоняние. Розалинда заметила это еще накануне, но приписала остроту обоняния чересчур резким запахам Лондона. Усталость? Да, необычная усталость. И еще легкое головокружение, которого она никогда не испытывала раньше.
Она вгляделась в свое отражение и вдруг поняла, что знает. И знает абсолютно точно. Оба они со Стивеном были уверены, что у них не может быть детей, и все же сумели зачать ребенка на том затопленном солнечным светом сеновале.
Совершенно ошеломленная, она завернулась в пеньюар и присела на парчовый диван, где спала Порция. Она тут же вскочила ей на колени и поспешила вскарабкаться на плечи. Розалинда машинально погладила шелковистую шерстку. С того дня, что они провели на сеновале, она чувствовала себя — в буквальном смысле слова — другой женщиной, но полагала, что ее переродили любовь и замужество. Оказывается, причина другая, более глубокая. Ей хотелось распахнуть окно и прокричать о своей радости на весь Лондон. А когда Стивен возвратится домой…
Тут она призадумалась. Пожалуй, еще рано говорить об этом мужу. Врач, вероятно, только посмеется, когда она опишет не слишком-то заметные признаки и свое интуитивное убеждение, что в ней зародилась новая жизнь. И может быть, будет прав.
Уж не повлияло ли па ее рассудок страстное желание иметь ребенка? Поразмыслив, Розалинда отвергла такую возможность. Но что, если она сообщит Стивену, что ждет ребенка, а это окажется ошибкой? Стивен будет просто убит. Нет, надо подождать.
Она сонно откинулась на спинку дивана, лаская Порцию, как если бы та была маленькой девочкой. Устав от логических рассуждений, она вновь обратилась к своей интуиции. Всем своим существом Розалинда чувствовала, что у нее будет ребенок и что этот ребенок родится здоровым и крепеньким. Хорошо бы родился мальчик-наследник, ведь Стивен сказал, что его брат был бы только рад избавиться от бремени герцогства. А родится девочка, тоже неплохо.
Но Розалинда знала — если не случится чуда, — что Стивен не сможет отпраздновать вместе с ней рождение ребенка. Это сильно омрачало ее радость.
Но беда не только в этом, беда еще и в том, что она не сможет возвратиться к семье.
Выходя замуж за Стивена, она полагала, что будет находиться с ним до самой его смерти, а затем вернется к Фицджералдам. Но ребенок поставит между ней и ее прошлым прочную преграду, подобную тюремной двери. Ее сын будет герцогом, дочь — наследницей всего состояния. Если она станет вдовствующей герцогиней Ашбертон, ее священным долгом будет вырастить единственного ребенка Стивена достойным того высокого положения, какое он должен занимать по своему рождению. А это означает, что ей придется научиться бывать в свете.
А войти в этот свет ей могут помочь только родственники и друзой ее мужа. За те недели, что они будут в Лондоне, ей надо познакомиться с его друзьями. Если они сочтут ее достойной, то, вероятно, впоследствии станут принимать ради Стивена и его ребенка, если не ради нее самой.
Еще более важно установить прочные отношения с его семьей, ведь в эту семью и сама она должна войти как мать одного из Кеньонов. Она подумала о надменной старшей сестре и суровом младшем брате и едва не застонала вслух. Даже если они нехотя примут ее, то, вероятно, потребуют, чтобы она порвала все связи со своей низкородной семьей. Разумеется, она никогда на это не согласится, но на нее наверняка будут оказывать сильное давление.
Вздохнув, она закрыла глаза. Обо всем этом можно будет подумать позднее. Пока же ей надо сосредоточиться на том, чтобы как-то закрепиться в лондонском обществе. Прежде всего надо купить себе модные одежды, желательно широкие, развевающиеся, которые могли бы скрыть ее полнеющую талию. Затем они со Стивеном должны побывать на каких-либо собраниях малого сезона. Она должна очаровать его друзей, чтобы они думали о ней не как «об актрисе, которая подцепила умирающего Ашбертона», а как о женщине вполне достойной, чтобы они могли принимать ее в своих домах. В противном случае ее ребенок может пострадать.
Она вновь приложила руку к животу, и по ее лицу медленно расползлась улыбка. Будущее ей предстоит достаточно трудное, но, если она не ошибается, оно вполне может оправдать все усилия, которые от нее потребуются.
Глава 23
Стивен с облегчением откинулся на спинку сиденья кареты, думая, что ничто не нагоняет такой тоски, как долгая, на все утро, беседа с адвокатом об изменении завещания, последней воли. А ему предстояло еще немало таких встреч. Хотя значительная часть всего наследства принадлежала Майклу, у самого Стивена было большое личное состояние, и им надо было распорядиться. Умереть не такое-то простое дело.
Но по крайней мере на сегодня все дела закончены, и он может вернуться к Розалинде и ее веселому смеху. Рядом с ней он перестает чувствовать утомление и постоянную боль в животе. Войдя в Ашбертон-Хаус, он передал мокрое пальто и шляпу лакею и хотел уже пойти поискать жену, как в дверь застучал молоток и лакей впустил графиню Херрингтон. Стивен внутренне напрягся. Он предпочел бы, чтобы эта встреча состоялась позднее, но у него не было выбора.
Принудив себя улыбнуться, он сказал:
— Добрый день, Клаудия.
Она проплыла мимо лакея, высокая, величественная, как все Кеньоны, со взбитыми каштановыми волосами.
— Проезжая мимо, я увидела, что молоток поднят на обычное место. Я рада, Ашбертон, что ты приехал в Лондон на малый сезон. Сидя в аббатстве, ты никогда не сможешь найти себе достойную жену. — Коснувшись прохладными губами его щеки, она продолжала: — Сегодня утром служанка рассказала мне какую-то нелепейшую историю. Один из ее кузенов, работающих поблизости, якобы сообщил ей, будто ты прибыл сюда вчера с новой женой. Разумеется, я сказала ей, что тут какое-то недоразумение.
Не желая продолжать этот разговор в присутствии лакея, он взял сестру под руку и отвел в небольшую гостиную.
— Ты выглядишь очень хорошо, Клаудия. Как поживают Эндрю и дети?
На ее лице просияла искренняя улыбка.
— Спасибо, хорошо. Джеймсу очень нравится в Кембридже. Он очень способный студент.
Она сообщила ему и другие семейные новости. Позвонив колокольчиком, он велел принести чай и пирожки. Когда они остались с глазу на глаз, Стивен сказал:
— Вообще-то твоя служанка сказала правду. Я в самом деле прибыл вчера с новой женой.
Клаудия поперхнулась, закашлялась. Отдышавшись, она воскликнула:
— Просто невероятно! Ты женился на дочери Чамлея ? Она единственная подходящая девушка на расстоянии пятидесяти миль от аббатства. Достаточно красивая, хотя у меня есть кое-какие сомнения относительно ее происхождения.
— Ты никогда не видела моей жены… — Стивен не успел договорить, как дверь отворилась и вошла Розалинда. Она, улыбаясь, пересекла комнату, не замечая Клаудии, которая сидела по другую сторону от двери.
— Эти дела с адвокатом, наверное, очень скучные? Если хочешь, я могу развеселить тебя, — шутливо произнесла она. Подняла голову и крепко его поцеловала.
Чувствуя, что ему уже не выкрутиться, Стивен поцеловал Розалинду, крепко взял ее за руку и повернулся к Клаудии:
— Розалинда, нас почтила своим первым визитом моя сестра леди Херрингтон… Клаудия, моя жена Розалинда.
Клаудия, казалось, лишилась дара речи. Наконец, собравшись с духом, она сказала:
— Извините меня. Все это совершенно неожиданно.
Розалинда была поражена не менее ее, но с дружеской улыбкой сказала:
— Встретиться с вами для меня большое удовольствие. Стивен был горд ею. Хотя он и заметил, что она чуть сощурила глаза, ее манеры были совершенно безупречны. Клаудия нахмурилась:
— Ваше лицо мне знакомо, но я не могу узнать, кто вы. Каково ваше девическое имя?
Стремясь принять огонь на себя, Стивен сказал:
— Фицджералд. Но Розалинда — вдова. В замужестве она носила фамилию Джордан.
Последовало очень недолгое молчание. Затем Клаудия вылетела из кресла.
— Теперь я знаю, где вас видела. В замке Кэндовера. Вы актриса. Играли фею в самом непристойном костюме.
— У вас хорошая память на лица, леди Херрингтон, — кротко сказала Розалинда.
Пропустив ее слова мимо ушей, Клаудия повернулась брату.
— Ашбертон, как ты мог жениться на простой актрисе? — Она помолчала, затем заговорила почти умоляющим тоном. — Это что, розыгрыш? На самом деле она твоя любовница? Это очень нетактично — представлять свою любовницу сестре.
Стивен сделал глубокий вдох.
— Это отнюдь не розыгрыш, Клаудия. Розалинда — моя жена и герцогиня Ашбертон.
Карие глаза Клаудии засверкали яростью.
— Ты развратник… мерзкий развратник. Джентльмен может спать со своей любовницей, но не жениться на ней. Неужели у тебя нет чувства элементарной благопристойности? Что сказал бы отец? — Она бросила уничтожающий взгляд на Розалинду. — Его просто убило бы бесчестье, которое ты навлек на нас всех.
Ладонь Розалинды затрепетала в руке Стивена. На какой-то миг его и самого ослепила вспышка гнева. Однако он подавил гнев, вспомнив о своем решении установить перед смертью более теплые отношения с сестрой. Если не сдержаться сейчас, примирение будет невозможно.
— Я уверен, что старый герцог не одобрил бы моего брака, — сухо сказал он. — С другой стороны, я далеко не всегда одобрял его поступки, так что это вполне естественно.
Клаудия побагровела. Какой-то миг он думал, что она швырнет в него своей сумкой.
— Это неподходящая тема для шуток. Боже милосердный, я часто недоумеваю, как у такого, человека, как отец, мог родиться сын, почти совершенно обделенным чувством приличия. А может быть, ты плод одной из этих проклятых интриг твоей матери?
— Достаточно, — резко сказал он. — Я знаю, что моя женитьба — большой для тебя удар. Будь у меня время, я постарался бы подготовить тебя заранее. Но пойми, что Розалинда — моя жена и я не позволю тебе ее оскорблять.
— Но ты позволяешь оскорблять себя, — с горечью сказала Клаудия. — Ты трус, Стивен, недостойный носить имя Ашбертон.
Розалинда вздрогнула при этом язвительном выпаде.
Боясь, что она что-нибудь скажет, Стивен предостерегающе стиснул ее руку.
— Видимо, мы с тобой расходимся в оценке человеческих достоинств. — Он смягчил голос. — Я только прошу, чтобы ты хорошенько познакомилась с Розалиндой. Ты убедишься, что она вполне достойна имени, которое носит. Во всяком случае, — он вновь заговорил суше, — она придерживается гораздо более твердых моральных принципов, чем наша мать. Да и ведет себя, как подобает истинной леди.
— Будь отец жив, он отрекся бы от тебя, — дрожащим голосом сказала сестра. — Но он мертв, и я сделаю это вместо него. — Резко повернувшись, она направилась к двери.
Гнев, который испытывал Стивен, был притушен жалостью.
— Я знаю, Клаудия, что отец для тебя недосягаемый образец, знаю, что ты возмущена тем, что я даже не пытаюсь следовать по его стопам. Тем не менее именно я являюсь пятым герцогом Ашбертоном, главой семьи. Разрыв или охлаждение между нами не принесут никому пользы, только причинят ненужную боль самым дорогим нам людям. Все же попробуй принять меня и женщину, которую я избрал своей женой.
Его сестра задержалась на мгновение. Ее лицо было мелово-бледным.
— Не могу, Стивен, — шепнула она. — Не могу. — И со слезами на глазах поспешила к двери.
Дверь громко захлопнулась. Тишина, наступившая после этого, казалась оглушающей.
Стивен с трудом перевел дух.
— Мне очень жаль, что ты стала свидетелем этой сцены, Розалинда.
Она прилагала все усилия, чтобы сохранить спокойствие, но когда заговорила, в ее голосе послышалась дрожь:
— Я знала, что наша женитьба может принести большие неприятности, но не предполагала, что она приведет к разрыву между тобой и твоей единственной сестрой… О Стивен, мне так жаль, что я причина этой ссоры.
Он крепко обнял ее, ища утешения для них обоих.
— Вина целиком лежит на Клаудии, не на тебе. Почти всю свою жизнь она старалась ублажить отца, который, однако, упорно не поддавался ее усилиям. Мой брат и я, каждый по-своему, убедились, что от отца нам никогда не дождаться доброго слова. Что бы мы ни делали, ничто его не удовлетворяло. Майкл стал открытым мятежником, а я начал вести тайную подрывную деятельность. Но бедная Клаудия отчаянно старалась быть идеальной дочерью.
Он с грустью вспомнил о временах, когда они еще играли в детские игры. Клаудия ходила намеренно медленным шагом, чтобы он легко мог ее догнать. Она была их маленькой матерью, куда более пригодная для этой роли, чем их настоящая мать. Одним из первых воспоминаний его детства было, как она обнимала его. Он так и кидался к ней в объятия.
— Стараясь всегда выполнять волю отца, она переняла худшие его предрассудки.
Розалинда спрятала лицо у него на плече.
— Неужели и твой брат отреагирует так же бурно?
— Нет. Сначала. Майкл будет удивлен и, возможно, разочарован. Но он по крайней мере постарается познакомиться с тобой получше. — Стивен погладил ее волосы, в глубине души надеясь, что его предположение оправдается. — А когда познакомится, то поймет и примет наш брак. Подняв голову, она постаралась улыбнуться. — А знаешь, после того как ты ушел утром, я приняла решение появиться с тобой в высшем свете, чтобы никто не подумал, будто твоя жена — вульгарная особа, с которой тебе стыдно показаться. Но теперь… — Ее голос прервался. — Я не уверена, что у меня хватит смелости хотя бы предложить такое.
Горькая обида, нанесенная ему Клаудией, переродилась в твердую решимость.
— Ну что ж, ты подсказала мне верный шаг. В Лондоне ты обзаведешься самым лучшим гардеробом, и я покажу тебя всем, кого знаю. Высший свет должен знать, что герцог Ашбертон гордится своей женой. — Поцеловав ее, он заглянул в темные глаза. — То, что произошло с Клаудией, самое худшее. Остальное, поверь, будет много легче.
Он не был уверен, что убедил ее, но она с вызовом подняла подбородок:
— Я сделаю все, что могу, чтобы не опозорить тебя.
— Я не сомневаюсь в этом. Клаудия ведет себя так, словно я совершил государственную измену, но я отнюдь не первый лорд, женившийся на актрисе. Элизабет Фаррен была дочерью бродячих актеров, блистательно играла в «Ковент-Гарденс» и «Друри-Аейн». Теперь она графиня Дерби и пользуется всеобщим уважением. Так что, повторяю, мы не первые, уже есть прецеденты. Розалинда грустно улыбнулась:
— Мисс Фаррен, видимо, была лучшей актрисой, чем я. Может быть, это дало ей преимущество в глазах света.
— Значение имеет то, что ты собой представляешь, а не то, где ты играла. — На мгновение он задумался. — Поскольку слуги уже знают о нашем браке, это означает, что новость дошла и до бомонда. Поэтому сегодня же вечером ты предстанешь перед знатными лондонцами. Днем мы можем поехать к модистке, но ей понадобится по крайней мере пара дней, чтобы сшить тебе новые платья. Посмотрим, не найдется ли у Кэтрин чего-нибудь подходящего. — Он взял Розалинду за руку и вывел из гостиной.
— Что ты задумал? — опасливо спросила она.
— Майкл и его жена пользуются этим домом как своим собственным, и Кэтрин хранит почти все свои вечерние платья здесь, потому что в Уэльсе они ей не нужны. — Он оценивающе посмотрел на нее. — Ты чуточку повыше, но фигуры у вас, пожалуй, почти одинаковые. — Одно из ее платьев наверняка подойдет тебе.
Розалинда остановилась как вкопанная.
— Я не могу без разрешения надевать одежду, принадлежащую другой женщине. Это наверняка восстановит против меня не только мою невестку, но и ее мужа.
— Кэтрин ничуть не обидится. Уверяю тебя. Розалинда только фыркнула:
— Такое может сказать лишь мужчина. Мы с Джессикой пятнадцать лет жили вместе, и все же я не решилась бы взять какое-нибудь ее платье без разрешения.
— Кэтрин не Джессика, — весело сказал он. — Пошли посмотрим, что там у нее есть.
Розалинда, не сопротивляясь, позволила отвести себя в апартаменты брата Стивена: она надеялась, что там не найдется ничего для нее подходящего, а спорить с мужчиной, который не понимает женского характера, по ее мнению, было бесполезно.
Комнаты, занимаемые Майклом и Кэтрин, были столь же великолепны, как и герцогские покои. Розалинда вошла туда с неспокойной душой, ожидая, что вот-вот перед ней предстанет человек, который «видит за тысячу ярдов», как говорили о Майкле. Но в апартаментах было тихо, зачехленная голландским полотном мебель, казалось, ждала, когда вернутся здешние хозяева. Стивен провел ее в будуар, с двух сторон которого помещались большие гардеробы. Он открыл двери одного из них.
— Как тебе это нравится?
У Розалинды широко открылись глаза. На сцене ей приходилось носить все, начиная от жалких обносков и кончая купленными но случаю аристократическими платьями, перешитыми в театральные костюмы. Но ей никогда не приходилось видеть такого множества роскошных платьев. Картинка была великолепная. Мерцающие шелка, мягкий лоснящийся бархат, целые каскады затейливых кружев. У леди Майкл был поистине замечательный вкус.
Подавляя желание потрогать ткань платьев, она сказала:
— Очевидно, у леди Майкл темные волосы. Это неподходящие для меня цвета.
— В каком-то смысле ты права, она твоя противоположность: брюнетка с необычными сине-зелеными глазами, — согласился он. — Но тут должно быть несколько платьев, которые вполне подойдут и тебе. — Оглядев ряды платьев, он снял с плечиков шелковое вечернее платье, которое отливало каким-то редким оттенком голубизны. — Например, вот это.
Приложив к ней платье, он повернул ее лицом к большому зеркалу. Она глотнула воздух. Стивен потрясающе хорошо разбирается в цветах. Сине-зеленая ткань замечательно подходила к ее светлым волосам и светлому лицу.
— Платье чудесное, но, возможно, оно окажется мне узким, — слабо возразила она. — Я ведь довольно полная.
Он усмехнулся:
— У тебя превосходная фигура. Как и у Кэтрин. Примерь это платье.
Она все еще колебалась:
— С моей стороны это было бы просто бесцеремонно. Он покачал головой.
— Кэтрин — жена военного, который воевал в Испании. Ей приходилось слышать угрозы французских солдат, вытаскивать с поля боя раненых и ухаживать за умирающими в этих убогих полевых госпиталях. Из всего этого она вынесла твердое убеждение, чему именно следует придавать наибольшее значение. Уж конечно, не одежде. Она ничуть не обидится, если ты позаимствуешь на вечер одно из ее платьев.
Это объяснение Стивена прозвучало куда более убедительно, чем все, что он говорил раньше. Она молча повернулась так, чтобы он мог расстегнуть ее утреннее платье. За медовый месяц он приобрел большой опыт в раздевании жены. Эта мысль заставила Стивена улыбнуться.
И насчет платья он оказался прав. Простое, с высокой талией платье очень ей шло, хотя, может быть, слишком открывало грудь. Она с сомнением посмотрела на лиф.
— Ты уверен, что свет не воспримет это декольте как слишком вызывающее. Я еще никогда не носила платьев с таким вырезом.
Рассмеявшись, он встал перед ней и обвил руками ее талию.
— Ты будешь одной из самых модных женщин. Мужчины будут ослеплены твоей красотой, женщины будут умирать от зависти. Только веди себя с таким же царственным достоинством, с каким играла Ипполиту.
Она посмотрела на его отражение в зеркале. Он был так хорош собой, обнимая ее. Это воспоминание навсегда останется в ее душе. Она копила воспоминания, чтобы впоследствии жить ими долгие годы.
Скрывая свою печаль, она сказала веселым голосом:
— А не могу я взять с собой оружие Ипполиты? Ведь она повелительница амазонок и, как таковая, носит с собой лук и стрелы.