– Нет, – ответил юноша. – Держу пари, в субботу ему дадут сыграть, а уж потом исключат.
Неожиданно перед Элизабет очутилась Джессика. И с размаху шлепнулась на стул. Она размахивала номером «Оракула».
– Лиз! Лиз! Ты видела? – верещала Джессика.
Элизабет неторопливо отпила глоток молока.
– Джес, – сухо сказала она, – я вхожу в редколлегию «Оракула» и, как правило, читаю его.
– Нет. – Джессика ткнула пальцем в страницу. – Я об этом говорю! О рассказе Кена Мэтьюза.
– Конечно, я читала. И что же?
Джессика вытаращила на сестру глаза, как будто перед ней сидела инопланетянка.
– Это же скандал! Ты только послушай. – Она начала громко читать конец рассказа:
«Он всю жизнь прожил в убеждении, что все его поступки безупречны, поэтому так легко ему было обосновать для себя необходимость украсть рассказ. Но постепенно до него стало доходить, что одна ложь влечет за собой другую и, если не остановиться, вся жизнь может пройти во лжи».
Джессика отложила газету и повернулась к сестре:
– Кошмар, правда?
– Не вижу ничего кошмарного. – Элизабет надеялась, что голос ее звучит естественно. – Написано очень хорошо.
– Не темни, Лиз, – возразила Джессика. – Все знают – Кен написал рассказ о себе самом. Все знают – в «Оракуле» собирались печатать совсем другой рассказ, а в последний момент Кен подменил его. Вот так.
– Ох, Джес, – ответила Элизабет, стараясь, чтоб выражение лица не выдало ее, – пусть кто-то написал вещь, которая очень похожа на правду, это вовсе не значит, что так оно все и было в действительности. Ведь не все авторы детективов следователи.
– Ах так! – усмехнулась Джессика. – Ладно, тогда почему Кена вызвали с тренировки в кабинет Блестящего Котелка? – спросила она.
Блестящий Котелок было прозвищем директора школы Ласковой Долины.
Элизабет выпрямилась:
– Когда?
Джессика перегнулась через стол и глотнула молока из стакана сестры.
– Только что. Мне сказал Рикки Капальдо. Он думает, Кена выгонят из школы.
– Нет! – охнула Элизабет.
– Так говорят.
Элизабет встала и начала собирать книги.
– Не может быть, – быстро проговорила она. – Я пойду скажу им.
– Что скажешь?
– Извини, Джес, – бросила Элизабет сестре, убегая. – После поболтаем, а сейчас надо действовать.
Она выбежала из буфета и кинулась к кабинету мистера Купера.
Увидев Кена, сидевшего в ожидании в комнатке рядом с кабинетом директора, Элизабет вздохнула с облегчением. Кен сидел на стуле, обхватив руками колени, с виду совсем обессиленный. Когда Элизабет вошла в комнату, он поднял глаза.
– Привет, – устало улыбнулся он. – Пришла протянуть стакан воды умирающему?
Элизабет села рядом:
– Послушай, Кен, может, еще пронесет?
Кен откинул голову.
– Я уже подумываю об армии, но боюсь, предки не согласятся.
– Нет, – сказала Элизабет. – Я зайду вместе с тобой и скажу, что помогала тебе с первым рассказом, но потом мы решили, что второй лучше. Они поверят мне.
Кен снова взглянул на девушку и похлопал ее по руке.
– Нет, Лиз. Это очень мило с твоей стороны, но все равно – нет. Я все обдумал. Они наверняка провалят меня по английскому, и играть я, конечно, не буду. Но поверь, я чувствую себя отлично. Неважно, чем это кончится. Я знаю, что поступил правильно.
С минуту Элизабет смотрела на Кена. Она видела – он принял решение, и понимала, что он прав. Громоздить ложь на ложь – это не привело бы ни к чему хорошему. Рано или поздно правда выплывет наружу, и Кену будет только хуже.
Из кабинета директора показалась секретарша мистера Купера:
– Кен, мистер Купер зовет тебя.
Кен улыбнулся, встал и прошептал, повернувшись к Элизабет:
– Пожелай мне удачи.
Кен глубоко вздохнул и скрылся в кабинете. Элизабет проводила его взглядом.
Кену не случалось присутствовать на процессах об убийстве в день вынесения приговора, но он представлял себе это именно так. Внутри у него все так напряглось, что трудно стало дышать.
Мистер Коллинз и тренер Шульц сидели на диванчике у стены комнаты; мистер Купер с видом верховного судьи восседал за своим письменным столом.
– Здравствуй, Кен, – спокойно произнес он. – Садись, пожалуйста.
Кен сел. Все помолчали с минуту. Мистер Коллинз изучал лежавший перед ним номер «Оракула». Он открыл его на рассказе Кена. Кен усмехнулся, заметив, как блестит в солнечных лучах лысая голова директора. Что ни говори, Блестящий Котелок – на редкость удачное прозвище.
Мистер Купер постучал по газете карандашом и поднял глаза на Кена.
– Этот рассказ вызвал у нас некоторые вопросы, Кен, серьезные вопросы, и мы хотели бы задать их тебе.
Мистер Коллинз со своего диванчика тоже подал голос:
– Я понимаю, писатель имеет право на вымысел. Но ведь что-то в твоем рассказе соответствует действительности? Что именно? И насколько?
Кен огляделся, помедлил секунду, набираясь храбрости.
– Все, – тихо ответил он. – Все правда.
В комнате наступила мертвая тишина.
– Понимаю, – торжественно произнес наконец мистер Купер.
– Нет, не понимаете, – заговорил Кен.
Все взглянули на него немного удивленно. Но больше всех удивился сам Кен. Он не собирался говорить, слова эти вырвались у него непроизвольно.
– По крайней мере, не все понимаете. Первый рассказ написала Элизабет Уэйкфилд. Она не подозревала, что я украду его. Она мне его дала как образец. Но потом все так сложилось… У меня никак не получалось написать рассказ к сроку. Я совсем одурел, потому что все на меня наезжали. Ну… с матчем и так далее. Я запаниковал и поставил свое имя на рассказе Элизабет. – Кен приостановился, пытаясь прочесть свою участь по лицу директора, но застывшая физиономия мистера Купера была непроницаемой. – Мне очень жаль. Но я понимаю, что мои сожаления ничего не значат, и готов понести любое наказание, которое вы сочтете нужным. Но я хотел, чтобы вы поняли.
И опять в комнате воцарилась тишина. Кен видел, что мистер Коллинз и тренер нервно заерзали на диванчике. А потом мистер Купер поднялся, вышел из-за стола.
– Дело очень серьезное, – начал он. – Мне тоже очень жаль. Жаль, что ты украл рассказ, но еще больше жаль, что ты счел это необходимым. Но дело сделано. Теперь вопрос стоит так – что делать дальше? – Директор замолчал и прошелся по кабинету.
Он остановился перед Кеном и решительно продолжал:
– Вообще-то, следовало поставить тебе неудовлетворительную оценку по английскому и исключить на три дня. – Он опять остановился, присел на край стола. – Однако, – добавил он, – были смягчающие обстоятельства.
Впервые у Кена появился слабый проблеск надежды. Он обернулся и посмотрел на тренера Шульца, но тот ничем не поддержал его. Из всех замешанных в этом деле людей Кен сильнее всего подвел тренера. Для Кена дело могло кончиться неудовлетворительной оценкой, а для тренера Шульца это означало проигранный матч с «Пумами».
Директор продолжал:
– На всех нас произвело благоприятное впечатление твое откровенное признание, мы рады, что ты осознал свою ошибку, осознал, что крайне некрасиво было украсть чужое произведение. Мне жаль, что ты поступил нечестно, но я рад, что в конце концов ты сказал правду. Ты не просто откровенно признался, ты повел себя как смелый человек. А смелость заслуживает награды. Мы поступим следующим образом: второй рассказ написан очень хорошо, сдай ты его вовремя, он наверняка был бы оценен высшим баллом. Мистер Коллинз готов зачесть тебе этот рассказ, но отметка будет только «удовлетворительно». Уверен, ты понимаешь почему. Таким образом, ты получаешь проходной балл и можешь участвовать в субботнем матче.
Кен словно оцепенел. Все смотрели на него, очевидно, ожидая изъявлений благодарности, но он лишился дара речи. Он пришел сюда, ожидая худшего, он и надеяться не смел на такой исход.
Мистер Коллинз встал с дивана и подошел к Кену.
– Кен, по твоему рассказу видно, что у тебя большие способности, ты можешь писать. Надеюсь, в дальнейшем ты будешь уделять этому немного больше внимания. – Он улыбнулся, протянул руку и прибавил: – В свободное от тренировок время. – И подмигнул Кену.
Кен широко улыбнулся и пожал протянутую руку.
– Обещаю, – сказал он.
Тренер подошел к ним и похлопал Кена по плечу.
– А теперь переоденься – и марш на поле. До конца дневной тренировки еще полчаса.
Кен почти выбежал из кабинета. Он ног под собой не чуял от радости. К сожалению, Элизабет уже ушла. Ему хотелось с ней первой поделиться своими замечательными новостями.
Кен вышел из комнаты рядом с кабинетом директора и сразу же наткнулся на появившуюся из-за угла Сюзанну. Он окликнул ее, но девушка не остановилась. Кен побежал за ней. У него было превосходное настроение, хотелось со всеми разделить его. Кен догнал Сюзанну, закружил на месте:
– Сюзанна, мне надо что-то сказать тебе…
Она отстранилась и ледяным тоном отрезала:
– По-моему, нам не о чем говорить.
– Но… – начал ошеломленный Кен.
– Ты унизил меня перед друзьями, – прервав его, прошипела она. – А я-то хвасталась тобой перед всеми. А ты, ты обыкновенный воришка. Ты сделал меня посмешищем всей школы. Никогда еще мне не было так стыдно. Мой отец абсолютно прав, во всем!
– Сюзанна, ты не понимаешь…
– Я прекрасно понимаю, – перебила она, – прекрасно понимаю, что не желаю больше иметь с тобой ничего общего, никогда, до самой смерти.
– Сюзанна! – окликнул ее Кен.
Но она побежала прочь от него по коридору и даже не оглянулась. Кен чувствовал себя так, будто налетел ураган и сбил его с ног.
Так вот каково общее мнение. Кен был настолько счастлив пониманием мистера Купера, мистера Коллинза и тренера Шульца, что думать забыл об остальных. А для них он просто вор. В своем рассказе он хотел объяснить, как легко влипнуть в подобную историю. Но по реакции Сюзанны понял, что все его усилия пропали даром, его не услышали.
Понурив голову, Кен поплелся в раздевалку. С облегчением он убедился, что комната пуста. С тяжестью на душе он начал переодеваться.
Кен вышел на поле, подошел к скамье запасных. Светило яркое солнце. Игроки бегали по полю, но при виде Кена все застыли как мертвые. На него повеяло холодом. Он не сомневался – товарищи по команде тоже осуждают его. Дело ясное, они согласны с Сюзанной, они тоже никогда больше не поверят ему.
Но ребята вдруг разразились криками «ура!» и бросились к Кену. Они хлопали его по спине и тискали в объятиях, все орали сразу, все приветствовали его как героя.
Наконец вперед выступил Скотт Трост и велел остальным умолкнуть.
– Слушайте все! – закричал он.
Вопли смолкли.
– Кен, мы тут толковали об этом случае. И, ну, мы все совершаем ошибку, даже я. – Вокруг загикали, засвистели. – Но чтобы повести себя, как повел ты, надо иметь действительно сильный характер. Мы гордимся, что ты член нашей команды, Мэтьюз.
Снова раздались крики «ура!». Печаль Кена потонула в этих волнах доброжелательности.
– А если ты будешь продолжать в том же духе, – прорвался сквозь крики голос Скотта, – если ты на защиту «Пум» набросишься, как набросился на пишущую машинку, тогда мы их просто разжуем и выплюнем.
Кен уже не слышал приветственных возгласов. Он думал:
«Я вернулся. Слова Сюзанны – чепуха».
Впервые за много дней Кен чувствовал себя дома. Он вернулся в родной дом, к людям, которые ждали его.
14
Элизабет открыла окно спальни и выглянула на улицу. В Ласковой Долине начинался прекрасный день. Светило солнце, в воздухе было разлито благоухание, и дул легкий ветерок. Погода – само совершенство, как раз для празднования столетия города. «Денек прямо как по заказу, нарочно не придумаешь», – подумала Элизабет.
Элизабет, освещавшей праздник для «Оракула», предстояло сегодня множество дел. Сначала она собиралась на парад в деловой части города, им откроется торжество. Затем предполагала посмотреть, как будут сняты покровы с фрески, которую подарил городу отец Брюса, как художник нанесет на нее последние мазки. Потом планировала заглянуть на прием к Лайонелу Ховарду: месяцем раньше ему исполнилось 100 лет, 75 из них он прожил в Ласковой Долине. В два часа футбольный матч и, наконец, школьный пикник.
Элизабет с трудом сдерживала возбуждение. День обещал быть замечательным.
Вдруг дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Джессика. Похоже, у нее опять что-то стряслось.
– Лиз, у тебя есть деньги? – спросила она.
– Предположим, – осторожно ответила Элизабет. – А зачем?
Джессика схватила Элизабет за руки и потащила к кровати. Они сели.
– Дай мне взаймы – мне надо купить билет на самолет.
– Билет на самолет?!
– Да, – подтвердила Джессика. – Я должна исчезнуть из города.
– Что ты сказала? – в изумлении переспросила Элизабет.
– Сейчас же! – завизжала ее сестренка. – Я должна покинуть Ласковую Долину и изменить имя. Через пару лет я дам тебе знать о себе, но больше никому не говори.
– Джес, – спокойно сказала Элизабет, – что все это значит?
Джессика перевела дыхание и затараторила:
– Ну, ты не забыла о пикнике в честь столетия города, он должен был состояться сегодня?
– Да ты же твердишь о нем не переставая много дней подряд!
– Верно, – вымученно улыбнулась Джессика. – Ну так вот, возникли некоторые проблемы.
– Некоторые проблемы? – Элизабет поняла – надо готовиться к худшему. Когда Джессика чувствовала себя виноватой, она и атомную катастрофу могла назвать «некоторыми проблемами».
– Да, – подтвердила Джессика. – У нас совсем нет еды.
– Как так?! – вскричала Элизабет.
– Все шло нормально, оркестр, украшения, билеты раскупались, похоже было, народу соберется куда больше, чем предполагалось. – Джессика вздохнула.
По щеке ее скатилась слезинка.
– А теперь мы можем не беспокоиться, хватит ли на всех еды, потому что еды вообще не будет! – выпалила она и зарыдала.
Элизабет обняла сестру:
– Успокойся, Джес, и объясни, что случилось.
Джессика заплакала еще горше.
– Помнишь, – выговорила она между всхлипываниями, – я звонила поставщикам и все обговаривала – меню, цены, все?
– Помню, – ответила Элизабет, – звучало здорово.
– Ну вот, – продолжала Джессика, – я собиралась перезвонить через два дня и подтвердить заказ – и забыла.
– О, Джес, – выдохнула Элизабет. – И ничего уже нельзя заказать? Бутерброды или что-нибудь в этом роде?
Джессика опять разрыдалась.
– Нет. Я просила, но сегодня в городе устраивается много приемов и все разобрали.
– Это и вправду большая неприятность, – сказала Элизабет.
– Вот видишь, – простонала Джессика. – Поэтому я хочу уехать из города. К нам явятся сотни голодных людей – прямо с матча. Да они же мне голову оторвут, когда узнают, что за их семь долларов им даже пожрать не дадут. Деньги придется вернуть, и школьный пикник в честь столетия Ласковой Долины войдет в историю, как самая большая катастрофа со времен крушения «Титаника»!
Элизабет крепче обняла сестру:
– Джес, мне очень хочется помочь. Может, что-нибудь придумаем, когда я вернусь с матча.
Джессика отодвинулась от нее и засопела.
– Нет, я виновата, и я сама во всем разберусь.
– И что ты намерена делать? Джессика в раздумье сдвинула брови.
– У меня еще есть пять часов, – наконец сказала она. – Ты по-прежнему готова сидеть в кабинке для поцелуев?
– Конечно. А что?
– Ничего. – Джессика встала с кровати и пошла к двери. – Кажется, я кое-что придумала.
– Что-нибудь с поставщиками?
– Я буду поставщиком! – бросила через плечо Джессика.
По спине Элизабет пробежал холодок: она подумала о кулинарных талантах сестры.
В свое время Джессика занималась на кулинарных курсах и как-то раз решила угостить свою семью особенным обедом. Результат оказался плачевным – они все чуть было не отравились. Одна Джессика, разумеется, вышла сухой из воды. «Надеюсь, у всех, купивших билет на пикник, есть страховой полис, – подумала Элизабет. – Если Джессика и вправду возьмется за готовку, он им может пригодиться».
Футболисты Ласковой Долины не могли пожаловаться на отсутствие зрителей, даже когда играли между собой, но показательная праздничная игра против «Пум» побила все рекорды. Трибуны ломились от сотен радостно орущих болельщиков Ласковой Долины, которые никогда не отличались спокойствием, но сегодня они просто обезумели. Многие были одеты в красное и белое – цвета школы.
Элизабет разглядывала пеструю толпу, флаги, забавные головные уборы. Все члены команды болельщиц, кроме Джессики, вопили и прыгали в первых рядах зрителей, те вторили им оглушительным ревом.
Элизабет напряженно наблюдала за происходящим со своего места в первом ряду. Ее лучшая подруга, Инид Роллинз, сидела рядом и нервно жевала попкорн.
– Надеюсь, мы победим! – прокричала она в ухо Элизабет, кивая на игроков Ласковой Долины, как раз выходящих из раздевалки. – Для Кена будет ужасно проиграть этот матч после того, что он перенес ради участия в нем.
– Надеюсь. – Элизабет старалась перекричать беснующуюся толпу. – «Гладиаторы» – классная команда, но и «Пумы» – не промах.
Из раздевалки для гостей появились «Пумы» во главе с Питером Страусом. Болельщики Пэлисэйдз на открытых трибунах разразились дикими воплями. Игроки выглядели сильными и уверенными в себе. Команда стала чемпионом прошлого сезона. Даже по лицам футболистов Элизабет видела, что это серьезные соперники.
Стоя в молчании вместе со всеми, Элизабет слушала хор Ласковой Долины, исполнявший национальный гимн. Она попыталась встретиться глазами с Кеном. Он стоял на поле, нервно переминаясь с ноги на ногу, прижав правую руку к сердцу. В левой руке он держал шлем. Пение кончилось, и толпа вновь заревела. Кен повернулся к трибунам и встретился глазами с Элизабет. Он широко улыбнулся и подмигнул ей. Элизабет улыбнулась в ответ.
Через минуту Кен и Питер Страус встретились посреди поля. Между ними стал рефери. Он подбросил монетку: начинать выпало Ласковой Долине. Они получили мяч. Две команды выстроились друг против друга. Раздался свисток, игра началась.
Команда из Пэлисэйдз хорошо подготовилась к игре. С ними был Питер Страус – не игрок, а чародей. У них были замечательные защитники и хорошие нападающие, опытные форвард и принимающие – все игроки были хоть куда. Но у них не было Кена Мэтьюза.
Казалось, Кен ухитрялся быть сразу всюду. Он и Скотт Трост играли удивительно слаженно. Пасы Кена летели точно в выжидательно протянутые руки Скотта. И так раунд за раундом, метр за метром. Ласковая Долина набирала очки.
Первая половина матча пронеслась необычайно быстро, перед финальным свистком «Гладиаторы» лидировали со счетом 21:6. Почти всю игру Инид и Элизабет с трудом удавалось усидеть на месте.
– Не припомню столь захватывающего матча, – прерывающимся голосом выговорила Инид.
– Я тебя понимаю, – согласилась Элизабет. – Я так волнуюсь, что в клочья разорвала программку.
– Подумаешь программка! – рассмеялась Инид. – Я все ногти обгрызла. Если так пойдет дальше, мои бедные пальчики в опасности!
Элизабет посмеялась вместе с подругой, а потом встала размять ноги и посмотреть, не продают ли где хот-доги.
– Пойду куплю поесть. Тебе что-нибудь взять?
– Нет, спасибо, – отозвалась Инид. – Надо оставить место для пиршества на пикнике. Я слышала, ожидается нечто потрясающее.
Элизабет поперхнулась:
– Съешь лучше хот-дог, Инид.
Инид не заметила озабоченного выражения на лице Элизабет.
– Нет, спасибо. Возьми мне, пожалуй, коку.
Элизабет кивнула и стала проталкиваться сквозь толпу к ближайшему продавцу хот-догов. Казалось, здесь собрался весь город. Родители Элизабет и ее брат Стивен сидели выше на трибуне. Она помахала им рукой и стала в длинную очередь.
Когда Элизабет вернулась на свое место, второй тайм уже начался. Инид взяла у Элизабет банку с кокой и сказала:
– Глянь-ка, кто здесь.
Элизабет обернулась и увидела Сюзанну Хэнлон, та сидела через несколько рядов от них и сосредоточенно наблюдала за игрой.
– Не припомню, чтоб Сюзанна раньше особо интересовалась футболом, – лукаво отметила Инид.
Улыбаясь, Элизабет посмотрела на вернувшегося на поле Кена.
– Может, ей вдруг открылась новая, более привлекательная сторона футбола.
Обе девушки рассмеялись и опять стали внимательно следить за ходом игры. Третья четверть матча была еще увлекательнее первого тайма. Несмотря на мощную защиту «Гладиаторов», «Пумам» благодаря Питеру Страусу удалось выиграть два очка.
К концу последней четверти матча команда Ласковой Долины отставала на три очка. Третье они потеряли, завладев мячом за семиметровой линией «Пум». Игроки собрались вокруг Кена, чтобы выработать план действий на конец матча.
Кен, сгорбившись, стоял в толпе. Он тяжело дышал: только что ему пришлось пробежать с мячом десять метров. Он много раз попадал в жестокую свалку, и усталость начинала сказываться. Тренер Шульц отозвал Кена в сторону.
– Мы потеряли три очка, – сказал тренер. – Я думаю, надо посылать Тима Брэдли и пытаться забить гол на поле. Тогда мы сравняем счет. Ты что думаешь, Кен?
– Ничья – не победа, тренер, – ответил Кен. – А мы со Скоттом сегодня уже добивались победы. Доверьтесь нам.
Секунду тренер изучал лицо Кена. Потом он выпрямился и похлопал своего ведущего игрока по спине:
– Давай, Кен! Это – твой день.
Кен вернулся к игрокам и объявил, что команда играет быструю, наступательную игру: он передает мяч Скотту, а тот бежит по левой стороне поля и забивает гол.
Игроки разошлись по своим местам. Кен вытер пот со лба. Ему предстояла самая важная игра в жизни. Он подал сигнал к атаке.
Кен отбежал на несколько метров и ждал, пока Скотт освободится от блокировщиков «Пум». Но Скотт поскользнулся и упал. Кен посмотрел, нет ли другого свободного принимающего. Нет. Линия защиты «Гладиаторов» начала распадаться. Кен понял, что надо перейти в зону защиты. Он взял мяч под мышку и стал медленно продвигаться вперед. Болельщики на трибунах встали. Кен неуклонно продвигался, пока не наткнулся на блокировщиков противника. Оставалось одно – отчаянная попытка прорваться через блокировку – иным способом достичь зоны защиты невозможно. Кен бежал так быстро, как только мог, стараясь не споткнуться. И в какой-то момент он точно оторвался от земли. Секунда – и он уже мчался по полю, ничто больше не отделяло его от зоны защиты. В три прыжка он преодолел черту. Прозвучал выстрел, известивший о конце матча. Ласковая Долина победила со счетом 34:31.
И почти тут же Кен оказался в волнующейся, возбужденно приветствующей его, галдящей толпе. Его душили в объятиях. Из толпы вынырнула Элизабет Уэйкфилд, крикнула ему в самое ухо:
– Классная игра, Кен!
Кен обнял ее, приподнял над землей.
– Спасибо, Лиз. Спасибо за все.
Он отпустил Элизабет, и толпа вновь поглотила ее. В порыве восторга игроки схватили Кена, подняли на руки и потащили в раздевалку. У выхода с поля Кена поджидал новый сюрприз: Сюзанна Хэнлон.
– Привет, Сюзанна! – тихо поздоровался он.
Сюзанна заглянула ему в глаза.
– О, Кен, простишь ли ты меня? – Она взяла его руку и крепко сжала. – Я была такой глупой. Я, наверное, не понимала, как смело это было с твоей стороны – написать другой рассказ. Прости меня. Пожалуйста, Кен, скажи, что прощаешь меня.
Кен напряженно вглядывался в лицо Сюзанны. То самое лицо, которое он, казалось, любил. Он заглянул в глаза девушке и почувствовал, что вновь попадает под ее обаяние.
– Конечно, – улыбнулся он, – конечно, я прощаю тебя.
Сюзанна прижалась к нему, они поцеловались. Она взяла его под руку, и они пошли дальше, к раздевалке.
– А теперь, – с улыбкой сказала она, – давай переодевайся быстрее. Если поспешим, успеем еще встретиться с моими друзьями в библиотеке. Днем будет лекция по истории, мы можем еще попасть на нее. А после я пригласила Марка и еще кое-кого на ужин. Я показала Марку твой рассказ, он сказал – ты настоящий писатель. Ему не терпится потолковать с тобой об этом.
Кен остановился.
– Но, Сюзанна, – запротестовал он, – будет пикник. Все ждут меня. Я обещал Джессике Уэйкфилд посидеть в кабинке для поцелуев и…
Звонкий смех Сюзанны прервал его:
– Ох, Кен, повзрослей же наконец! Все это теперь ниже тебя. Не может же тебе в самом деле хотеться на дурацкий детский пикник.
Какое-то время Кен внимательно изучал девушку, а потом расплылся в улыбке.
– Ты права, – мягко сказал он. – Мне пора повзрослеть. Пора, как взрослому, самому принимать решения.
– Молодец, – просияла Сюзанна.
– Итак, – продолжал Кен, – мое первое зрелое решение: я иду на пикник.
Сюзанна запнулась, на лице ее мелькнуло недоверие:
– Что такое?
Кен отступил на шаг и посмотрел на нее. Впервые он осознал, что никогда по-настоящему не любил Сюзанну. Наверное, ему лишь нравилась ее внешность, оболочка. И Сюзанна тоже никогда не любила его по-настоящему. Он вспомнил, как она всегда пыталась изменить его, уговаривала бросить футбол, таскала на поэтические вечера и нудные серьезные фильмы. И отвернулась от него в трудную минуту, когда все истинные друзья продолжали верить в него.
– Видишь ли, Сюзанна, мне скучно на лекциях по истории и на старых занудных фильмах, скучно с твоими друзьями и, по правде сказать, с тобой тоже скучно. Так что, желаю хорошо провести время с друзьями, Сюзанна, от всего сердца желаю. А что до меня – я не откажусь от пикника, даже если Шекспир, Марк Эндрьюз, Ингрид и Ингмар собственной персоной явятся к тебе с визитом. – Кен нагнулся, чмокнул ошарашенную девушку в щеку. – Как-нибудь увидимся, – бросил он и ушел.
15
Элизабет осматривала поляну, на которой проходил пикник, и думала, что никогда в жизни ей не захочется никого поцеловать. С двух часов она торчала в кабинке и продавала поцелуй за поцелуем.
Поляна была красиво укрощена. «Уинстон потрудился на славу», – решила Элизабет.
Деревья по краям были увиты красными, белыми и синими лентами, как манекены в парикмахерской, на нижних ветках красовались флажки из крепа. Между двумя шестами для волейбольной сетки Уинстон натянул яркий флаг с надписью: «Ласковой Долине – сто лет!»
На краю поляны соорудили эстраду для оркестра, на ней «Друиды», рок-группа школы Ласковой Долины, исполняли самые крутые свои песни. Элизабет наконец смогла выбраться из кабинки для поцелуев: Кара Уокер, одна из лучших подруг Джессики и девушка Стива, пришла сменить ее. И теперь Элизабет пробиралась через хохочущую, веселящуюся, болтающую и танцующую толпу. Гордость переполняла ее – еще бы, она живет в таком замечательном городе! А по мнению Элизабет, Ласковая Долина была чуть ли не самым замечательным местом в мире.
Элизабет подошла к оркестру, вслушалась в ритмичную музыку «Друидов». Сегодня они в отличной форме. Дана Ларсон, солистка группы, одетая в костюм из красного парашютного шелка, в исступлении металась по сцене. Ударница Эмили Майер и бас-гитарист Дан Скотт исполняли зажигательную мелодию в стиле «бит». Хотя роман между Даном и Эмили увял в самом начале, Элизабет, заметив, какими взглядами они обмениваются, решила, что еще не вечер.
Исполнение клавишника Гая Чесни никогда еще не казалось Элизабет столь профессиональным, когда Макс Делон начал соло на гитаре. Окружавшая эстраду публика разразилась рукоплесканиями.
«Если «Друиды» сохранят такую форму и дальше, – думала Элизабет, – им не придется долго ждать – кто-нибудь из мира большого шоу-бизнеса обязательно заметит группу».
Элизабет с удивлением заметила Линн Генри, стоявшую в стороне, недалеко от эстрады. Линн была новенькой в Ласковой Долине, и Элизабет никогда еще не встречалась с ней вне стен школы. Она отличалась крайней застенчивостью и, насколько Элизабет знала, ни с кем не дружила. Элизабет изумилась – неужели Линн пришла на пикник одна? Девушка стояла как околдованная и слушала игру «Друидов». Элизабет показалось, что она так зачарована музыкой, будто у нее связано с ней нечто личное.
«Бог мой, – Элизабет покачала головой. – Опять меня заносит».
Подчас писательское воображение подсказывало Элизабет ситуации, которых в действительности и в помине не было.
Любому, кто не первый раз присутствовал на сборище школьников Ласковой Долины, бросилось бы в глаза отсутствие одного человека. Джессики нигде не было видно. Элизабет не встречала свою близняшку целый день. Придя на поляну, Элизабет сразу же заметила в противоположном от оркестра конце отведенное для еды место. Но вместо хот-догов, гамбургеров, жареных цыплят она обнаружила там множество подносов, на которых лежали бутерброды с арахисовой пастой и бессчетное количество пакетиков с картофельными чипсами. Элизабет расхохоталась, представив себе бедняжку Джессику, все утро мазавшую пасту на хлеб. Но никто из присутствующих, казалось, не обращал внимания на скудость меню. Все наедались до отвала, и, хотя вокруг раздавалось много шуток, по поводу еды никто ни разу не прошелся.
К Элизабет подошли Брюс Пэтмен и Регина Морроу.
– Привет, Элизабет, – промурлыкала Регина. – Веселишься?
– Веселюсь, правда, губы у меня вот-вот отвалятся.
– Могу себе представить. – Регина кивнула на эстраду, где Дана Ларсон начинала новую песню. – Всегда подозревала, что музыка – это замечательно, но никогда не думала, что она так прекрасна.
Элизабет попыталась вообразить себе, каково Регине, которая вдруг смогла услышать привычные для других звуки, например музыку. С тех пор как Регина, пройдя курс лечения, стала слышать почти нормально, перед ней открылся новый мир. И она заслуживала это, как никто другой. Регина Морроу была одной из лучших девушек, которых Элизабет довелось встретить в жизни. Элизабет с содроганием подумала, что могло бы произойти, если бы Регина осталась у похитителей.