6

Кен опоздал на урок английского и, пытаясь тихонько прошмыгнуть в класс, заметил, какой взгляд бросил на него мистер Коллинз. Он был благодарен учителю, что тот не стал ругать его перед всеми.

«Послушай, парень, – сказал Кен сам себе, – если ты в самом деле хочешь уладить свои дела с английским, ты на ложном пути».

Мистер Коллинз кончал давать указания к заданию на следующий день.

– Не старайтесь оригинальничать, – говорил он.

Предполагалось, что большинство учеников уже почти завершили свои сочинения.

– Обычно, особенно когда речь идет о творческом задании, чем проще, тем лучше. Просмотрите свой рассказ, убедитесь, что выразили мысль предельно просто. Уверьтесь, что он не производит впечатления написанного со словарем на коленях. Рассказ во многом определит вашу отметку за семестр, и я хочу, чтоб вы приложили максимум усилий. А теперь вернемся к сегодняшнему заданию и поговорим о прочитанном вами.

Остаток урока прошел для Кена как в тумане. Он не принимал участия в обсуждении, но несколько раз его приглашали высказаться и приходилось придумывать какой-нибудь вопрос. Когда прозвенел звонок, Кен вздохнул с облегчением. Но только он начал собирать книги, его окликнул мистер Коллинз:

– Кен, задержись на минутку.

Кен увидел, что класс опустел, и страх охватил его. Он остановился перед столом мистера Коллинза.

Учитель заговорил:

– Ты опоздал сегодня.

– Да, мистер Коллинз. Я слишком медленно ехал. Вчера допоздна работал над рассказом. – Кен не мог признаться, что не написал ни слова.

– Что ж, – улыбнулся мистер Коллинз, – ценю твое усердие, но не изнуряй себя. Обязательно поспи сегодня ночью, ладно?

– Ладно, – улыбнулся в ответ Кен. Но он знал, что поспать вряд ли удастся. Какой там сон – надо написать рассказ и сходить с Сюзанной в кино. Он предполагал взяться за рассказ сразу же после тренировки. У него будет около трех часов до встречи с Сюзанной и еще часа два после возвращения домой.

– Это все, мистер Коллинз? – спросил Кен.

– Да, все. Спасибо, Кен.

Кен двинулся было к двери, но остановился и повернулся к учителю:

– Мистер Коллинз?

– Да, Кен?

– Я просто хочу поблагодарить вас за то, что вы дали мне этот шанс. Я не подведу вас.

Мистер Коллинз улыбнулся:

– Не сомневаюсь.

Кен вышел из класса.

– Эй, Мэтьюз, шевелись! – Кен обернулся, и в тот же момент Скотт Трост, главный принимающий игрок «Гладиаторов», бросил мяч прямо ему в грудь. Мяч ударился в Кена, упал и покатился ему под ноги.

– К счастью для нас, ты ведущий игрок, а не принимающий, – со смехом сказал Скотт.

У старшеклассника Скотта, верзилы под метр девяносто, были каштановые волосы и сверкающие синие глаза. Он тоже входил в основной состав команды и благодаря своей быстроте был одним из лучших принимающих, с которыми Кену приходилось играть.

– Лучше, – огрызнулся Кен, отбивая мяч обратно Скотту, – если б ты на поле поворачивался так же быстро, как во время своих дурацких шуточек, я бы горя не знал.

– А то ты перетрудился? Да от тебя ничего и не требуется – только пятиться и подавать мячик. А я уж из кожи вон вылезу, чтобы поймать его.

– Ага, мячиком кидаться – дело плевое. Одна загвоздка – бандиты-защитники под ногами путаются.

Скотт засмеялся. Они завернули за угол. В нескольких шагах, у своего шкафчика, стояла Сюзанна. Она не заметила Кена, но у него перехватило дыхание. Сколько бы он ни видел ее – каждый раз эта девушка посылала его в нокаут. А сегодня утром Сюзанна выглядела особенно прекрасной.

Скотт с минуту изучал лицо Кена:

– Как у тебя дела с этой красоткой?

– Замечательно.

– Вот чудно-то. – Скотт прислонился к своему шкафчику и поигрывал мячом. – Ну, трудно было предположить, что из вас выйдет парочка.

Кен почувствовал легкое раздражение. Ему было неприятно, он устал оттого, что все считают своим долгом отметить, какие они с Сюзанной разные.

– А ты не суйся, понял? – огрызнулся он.

– Правильно, – согласился Скотт, – это не моего ума дело.

Теперь Кену стало жаль, что он рявкнул на товарища по команде.

– Ладно, извини за грубость.

Скотт улыбнулся в ответ:

– Пустое.

Они подошли к Сюзанне. Кен приветствовал ее с радостной улыбкой.

– Привет, дорогой. Я как раз тебя поджидаю, – отозвалась Сюзанна.

– В чем дело? – с надеждой спросил Кен: вдруг что-то случилось и поход в кино не состоится.

– Вечером, перед кино, мы решили вместе поужинать. Конечно, ты с нами?

– Конечно, – не подумав, сказал Кен.

Он неуверенно улыбнулся:

– Во сколько?

– Около шести?

На душе у Кена стало скверно: значит, на рассказ остается около полутора часов. Кен знал – он должен сказать «нет», но перед улыбкой Сюзанны он был бессилен.

– Ладно. В шесть нормально.

– Хорошо, значит, увидимся позже.

– Отлично. – Кен быстро поцеловал ее. – Увидимся.

Вместе со Скоттом Кен смотрел вслед удаляющейся по коридору Сюзанне.

Скотт понимающе подмигнул Кену и заговорил первым:

– Да, штучка ничего себе.

Кен не прореагировал. Он был слишком занят размышлениями – выходит, ночью спать не придется.

– Кстати, – продолжал Скотт, – тренировка сегодня может немного затянуться. Тренер хочет разработать с нами новый вариант игры в конце матча.

«Так-так, великолепно, – подумал Кен, – этого мне еще не хватало».

– Понял, – сказал он вслух. – Увидимся на тренировке.

– Счастливо. – Скотт направился к своему классу. – Пока.

– Пока.

Кен еще минуту после ухода Скотта постоял в коридоре. Он чувствовал себя так, точно на него навьючили неподъемный груз. Он боялся признаться себе, что рассказ должен быть сдан завтра утром, а он даже не начал его писать.

Кен так глубоко задумался, что заметил Элизабет, только когда она заговорила с ним:

– Привет, Кен!

Элизабет была с Инид Роллинз, своей лучшей подругой.

– О, привет, Лиз, – сказал Кен. – Извини, я сегодня что-то не выспался. Привет, Инид.

Элизабет улыбнулась ему:

– Как подвигается сочинение?

– Так, – уклончиво ответил Кен. – Понемножку.

Инид засмеялась. Ее группа получила по английскому такое же задание.

– Я рада, что заранее начала работать над ним, – сказала она. – Что-то не особо мне дается сочинительство. Не всем же быть писателями. – Она кивнула на Элизабет.

– Но, Инид, – запротестовала Элизабет, – среди нас вообще нет настоящих писателей.

– Не скромничай, – возразила Инид. – Для тебя писать так же естественно, как дышать.

– Нет. Для меня это тяжкий труд, – твердо заявила Элизабет. – Просто я люблю его.

– Кстати, – обратился к ней Кен, – материалы, которые ты мне дала, здорово помогают.

– Ну и хорошо. Я рада. – Элизабет глубоко вздохнула и повернулась к Инид с извиняющейся улыбкой: – Инид, подожди минутку, пожалуйста. – Она взяла Кена за руку и отвела в сторону. – Знаешь, мне хотелось бы… ну… я никому не давала читать свои рассказы, ты первый – и мне интересно… интересно твое мнение.

Кен уставился в пол. Он не мог признаться Элизабет, что до сих пор не дочитал ее рассказ. Но то, что он успел прочесть, показалось ему замечательным.

– Ну, – начал он, – я думаю, это прекрасно. Я знал, ты здорово сочиняешь и все такое, но, Лиз, рассказ и правда превосходный.

Элизабет просияла.

– Я рада, что тебе понравилось, – сказала она.

И тут же прозвенел звонок, начинался следующий урок.

Инид позвала Элизабет с другого конца коридора:

– Пошли, Лиз, а то опоздаем.

– Иду, – откликнулась Элизабет.

Она повернулась к Кену:

– Мне надо идти.

– Ага, мне тоже, – пробормотал Кен.

– Мне не терпится прочесть твой рассказ, Кен, – бросила через плечо Элизабет, убегая вместе с Инид.

– Мне тоже, – прошептал Кен.

7

Ничто не помогало. Кен сидел, уставившись на клавиши машинки, а в голове было пусто. Он проверил время. Два часа утра. Он просидел за машинкой не меньше трех часов, а результат был нулевой. Непонятно почему, но он не мог выдавить из себя ни единого слова.

«Только бы начать, только написать первую фразу, – думал он, – дальше пошло бы легче».

Но, хотя Кен придумал, о чем писать, он понятия не имел, как начать. После возвращения домой с тренировки он несколько раз перечитал рассказ Элизабет. Рассказ назывался «Новичок» и был еще лучше, чем ему показалось вначале. В нем рассказывалось о пареньке, который переехал в Ласковую Долину из Нью-Йорка. Удивительно, как Элизабет сумела передать ощущения мальчика, впервые, осматривающего ее родной город. И стиль тоже был безупречен. Элизабет писала просто, лаконично, но с каждой отточенной фразой читатель узнавал о герое что-то новое. Кен заметил, что погрузился в размышления о гуляющем по красивому калифорнийскому городку парне, переживает вместе с ним его одиночество вдали от Нью-Йорка и постепенно осознает, что сможет быть счастлив и в Ласковой Долине. Рассказ был так хорош, что Кену не хотелось откладывать его, но после третьего прочтения осталось всего несколько минут, чтобы одеться и идти на свидание с Сюзанной.

Встретившись с Сюзанной, Кен вернулся домой, снова просмотрел заметку Элизабет, набросал, следуя ее примеру, собственный замысел, сел за печатную машинку – и… В мозгу словно тормоз какой срабатывал.

«Только первая фраза, – повторял он про себя, – напиши что-нибудь, а дальше дело пойдет само собой».

Бесполезно. Ум отказывался сосредоточиться на сочинении. Кен снова стал думать о вечере с Сюзанной. Сначала все было чудесно. Выяснилось, что друзья Сюзанны не смогут прийти на ужин. Они поели вдвоем в кафе «Бокс три». Потом встретились с компанией Сюзанны у кинотеатра «Плаза», купили билеты и вошли в почти пустой зал. Сначала Кен подумал – это потому, что день не выходной, вечер вторника, но, посмотрев несколько минут, изменил свое мнение. Фильм был не похож на все, что он когда-либо видел. Во-первых, шел он на шведском языке. Правда, с титрами, Кен обрадовался было, но белые буквы практически сливались с экраном, он не успевал прочесть их. Но если и успевал – не находил в них ни капли смысла. Вообще ничего – ни действия, ни реплики героев не имели смысла. Один герой все время скакал куда-то верхом на лошади либо играл в шахматы с другим героем. Потом появились другие персонажи, и началась какая-то бестолковая суета. Потом, как чертик из табакерки, выскочил священник, а в конце все пустились в пляс. Через час Кену уже приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не заснуть.

Когда фильм наконец кончился, Кен был уверен, что Сюзанна и ее друзья посмеются и признаются, что безумно скучали. Но лица у них были до крайности серьезные, все молчали. А позже, в пиццерии «Гвидо», они наперебой восхищались фильмом. Сперва Кен принял их восторги за шутку, но быстро понял свою ошибку: говорили абсолютно серьезно. Они обсуждали каждый кадр картины с неподдельным жаром, будто ничего важней в жизни нет. Кен помалкивал, жевал пиццу и надеялся, что его ни о чем не спросят. Временами на него накатывало неприятное чувство: казалось, Сюзанна стыдится его. С этими людьми у Кена не было ничего общего.

Там была парочка, Аллан Партридж и Мег Уинтерс, из выпускного класса, но Кен знал их только по именам. Другого парня, Пола Ларшези, Кен узнал, потому что тот играл во многих спектаклях театра Ласковой Долины; еще с ними был Марк Эндрьюс.

Марк учился на кинематографическом факультете колледжа Ласковой Долины. Он был очень худ, с длинными черными волосами и пронизывающим взглядом темных глаз. Все ловили каждое слово Марка. Кен не преминул отметить, что студент из кожи вон лезет, чтобы произвести впечатление на Сюзанну. И хуже всего – старался Марк, видимо, не зря.

Компания перешла к сравнению «Седьмой печати» с другими фильмами Бергмана. Марк наконец повернулся к Кену. До тех пор он весь вечер будто не замечал его присутствия.

– Ты, похоже, скучаешь, – сухо обратился он к Кену.

– Нет, – ответил Кен, стараясь казаться умным. – Все это здорово интересно, но я раньше не видел этого фильма. Кто такой Ингрид Бергман?

Все уставились на Кена, точно он с луны свалился. После долгой паузы Сюзанна отчеканила:

– Ингмар Бергман, Кен, – режиссер. Ингрид Бергман – актриса. Она в этом фильме не играет.

Марк снисходительно взглянул на Кена. Но в глазах его Кен прочел самое настоящее презрение.

– Ничего, Кен. Обычная ошибка. Их имена, и правда, легко перепутать.

Все засмеялись, Кен тоже. Понемногу досада на себя – надо же, проявить себя полным кретином! – стала проходить. Он украдкой глянул на Сюзанну, но по ее лицу ничего нельзя было понять.

Кен попытался поправиться:

– За всеми фильмами не уследишь. Хороших так много…

Марк вновь снисходительно взглянул на него.

– Не знаю, какие фильмы смотришь ты, – холодно сказал он. – Лично я за последние пять лет не видел ни одного достойного упоминания фильма.

– В самом деле? – простодушно спросил Кен. – Может, ты неправильно выбираешь?

– Может быть, – вздохнул Марк.

По тону студента Кен понял, что опять сморозил глупость. Марк держался невозмутимо. С минуту он изучал Кена.

– Сюзанна говорила, ты играешь в футбольной команде Ласковой Долины?

– Играю, – ответил Кен.

Ему казалось – на него снова и снова нападают и он вынужден обороняться.

– Это, надо полагать, весьма занимательно. – Марк оглядел компанию, как будто сказал что-то остроумное.

Кен понял, что Марк издевается над ним и приготовился защищаться, но вмешалась Сюзанна:

– Но Кен не придает этому особого значения. Он играет просто, чтобы поддерживать форму.

Кен заерзал на стуле. На самом деле футбол имел для него огромное значение. Он немного рассердился на Сюзанну: ей не следовало так легко говорить об этом. Но Кен знал, что не сможет, не показавшись болваном, объяснить этим людям свое отношение к футболу. Он не стал связываться, и разговор постепенно перешел на другую тему.

Потом Кен отвез Сюзанну домой. Когда он припарковал машину перед ее домом, Сюзанна спросила, понравился ли ему вечер.

– Мы с твоими друзьями не очень-то подходим друг другу, – ответил он. – Я в этих вещах – фильмах, искусстве и так далее – полный профан. Может, твой отец прав. Может, я просто тупой качок.

– Не глупи, – сказала она. – Ты не тупой. Просто твой кругозор несколько ограничен. В этом все дело. Мои друзья не умнее тебя. Но они видели много действительно прекрасных фильмов. Ну что ж, через два месяца, пари держу, ты не хуже их будешь разбираться в Бергмане. Смотри, как ты взялся за Моцарта! Просто нужно время, Кен.

Кен хотел было протестовать, сказать, что не собирается больше смотреть Бергмана, с него хватит и тех фильмов, к которым он привык и которые доставляют ему удовольствие, что на самом деле он вовсе не полюбил Моцарта. Но Сюзанна повернула его голову к себе и страстно поцеловала. И с ее поцелуем канули все неприятные впечатления этого вечера. А минутой позже Сюзанна вошла в дом, а Кен поехал домой, чувствуя себя на седьмом небе от счастья.

Но теперь все по-другому. Половина третьего утра, через несколько часов надо сдавать сочинение. Если Кен не сдаст его, он завалит английский и его выгонят из команды. А когда это случится – что подумает о нем Сюзанна? Будет ли она по-прежнему любить его? Кен знал ответ почти наверняка. Когда все это произойдет, Сюзанна уйдет от него – какие бы признания ни делала она ему сейчас.

Он взглянул на листки Элизабет. Она пишет так легко, ради удовольствия, ей это ничего не стоит. Никто не заставляет ее, ей не надо сдавать сочинение. Она никому не показывала свои рассказы. Если бы только лежащая на столе рукопись принадлежала ему, а не Элизабет, все было бы в порядке. Если бы только на титульном листе стояло – Кен Мэтьюз…

В голове у Кена начал складываться план. Элизабет сама сказала, что никому не показывала свой рассказ. От Кена требуется только взять его и внести маленькое исправление: просто заменить Элизабет Уэйкфилд на Кена Мэтьюза. Никто никогда не догадается, что автор не он.

Нет. Не годится. Если Элизабет все-таки узнает, она придет в ярость. И потом, она несколько раз повторила, что не хочет никому показывать свою работу.

«Но ведь это будет уже не ее работа. Она даже не узнает. Никто не узнает. Просто сочинение по английскому. Никто, кроме мистера Коллинза, не увидит его».

Кен взглянул на чистый лист в машинке. Медленно положил пальцы на клавиши, напечатал – «Новичок», вернул каретку назад и напечатал следующую строчку – «Рассказ Кена Мэтьюза». Вынул листок из машинки, подержал в руках. Потом заменил им титульный лист в рассказе Элизабет, аккуратно положил бумаги в папку и стал раздеваться.

Любопытно. Только что глаза у него буквально слипались, а теперь он почему-то не мог уснуть. Он задремал не раньше половины четвертого, и прошло, казалось, всего несколько минут, а радиочасы уже разбудили его.

Кен встал, подошел к окну. День обещал быть чудесным. Светило солнце, пели птицы, зеленела свежая трава. Но, взяв папку с рассказом Элизабет, Кен почувствовал себя так скверно, как никогда в жизни.

8

Джессика сидела, привалившись к дверце красного «фиата» близнецов, и яростно барабанила пальцами по лежащему на коленях блокноту. Потом она сердито повернулась к Лиле Фаулер, зажатой между сестрами на маленьком откидном сиденье.

– Не могу поверить! – восклицала Джессика. – Просто не могу поверить!

Лила пригладила волосы, приподняла брови:

– Не знаю, что тебя разобрало. Подумаешь, большое дело.

– «Подумаешь»! – завопила Джессика. – Ты, ты моя правая рука в подготовке пикника, заявляешь, что на следующей неделе отбываешь в Нью-Йорк. И это называется «подумаешь»?! Что же тогда – не «подумаешь»?

– Успокойся, Джес, – сказала Элизабет.

Они въехали на стоянку перед школой.

– Лила не виновата – тетя пригласила ее в гости.

– Но, Лиз, ты прямо как слепая. Она едет не из-за тети: ей приспичило накупить себе новых тряпок.

Лила порылась в сумочке, вытащила щетку и принялась расчесывать светло-каштановые волосы.

– Нечего злиться, Джессика Уэйкфилд. Ты бы тоже не упустила такой случай.

– Ничего подобного, – горячо возразила Джессика. – Ни за что, если бы лучшая подруга рассчитывала на меня.

Элизабет остановила машину и выключила мотор.

– Ну-ну, Джес. До пятницы Лила в твоем распоряжении. До пикника останется еще целая неделя. А до отъезда Лила поможет тебе со всякими мелочами.

– Вообще-то, – спокойно вмешалась Лила, – мне многое нужно приготовить к поездке. Боюсь, времени будет в обрез.

– Лила Фаулер! – завизжала Джессика. – Я никогда, никогда больше, сколько бы ни прожила, не посмотрю в твою сторону!

Элизабет вышла из машины, следом за ней Лила. Джессика вылезла последней, хлопнув дверью, что заставило Элизабет поморщиться, и быстро пошла через стоянку к школе. Лила за ней, пытаясь объясниться.

Элизабет улыбалась. Она знала, что Джессике вполне по силам самостоятельно организовать пикник, а через неделю после Лилиного возвращения из Нью-Йорка они снова станут закадычными подругами.

Кен припарковал машину, выключил двигатель. Протер глаза. Точно целую неделю не спал. Даже хуже. Голова начинала болеть. Кену не удалось избавиться от противного чувства, охватившего его ночью. Но раскаиваться поздно. Он принял решение, все должно пройти успешно. И само собой разумеется, он не допустит, чтобы кто-нибудь узнал об этом.

Кто-то окликнул его по имени. Обернувшись, Кен увидел Элизабет Уэйкфилд, направляющуюся прямо к нему. При взгляде на девушку Кену стало еще хуже, ему тут же захотелось убежать и спрятаться. Но было поздно.

Элизабет снова окликнула его и помахала рукой.

– Я надеялась повидать тебя перед первым уроком, – весело сказала она. – Умираю от желания узнать, что у тебя вышло с рассказом.

Кен понятия не имел, что ей ответить, и пробормотал нечто нечленораздельное. Элизабет рассмеялась:

– Очнись, Кен. Я о твоем рассказе. Ты доволен им?

Кен инстинктивно крепче прижал к себе папку. Как будто Элизабет могла разглядеть, что в ней лежит.

– Да-да, в общем доволен.

Элизабет помахала рукой пробегавшему мимо Брюсу Пэтмену и вновь повернулась к Кену:

– Не терпится почитать. О чем же ты написал?

Кен запаниковал. Он не мог придумать ответа.

– Ну… неловко как-то говорить, – запинаясь сказал он. – Я лучше потом дам тебе почитать. Ты понимаешь меня?

– Еще бы, конечно. – Элизабет понимающе улыбнулась ему. – Кстати, ты не захватил мои бумаги? Не подумай, я доверяю тебе, но это у меня единственный экземпляр.

Кен почувствовал – сейчас он во всем признается Элизабет, отдаст ей рассказ, а с мистером Коллинзом – будь что будет. Он знал, что потеряет Сюзанну, что подведет команду, но не мог предать Элизабет. Она была так доверчива. Он взялся за папку, глубоко вздохнул.

Но внезапно к ним подскочила Джессика. Лицо ее пылало, она была просто в бешенстве.

– Не могу поверить! Лила Фаулер… – бушевала Джессика. – Я в ярости! В ярости!

Элизабет повернулась к Кену и пояснила:

– Лила только что подложила Джессике большую свинью. Она на следующей неделе собирается в Нью-Йорк навестить тетю и не сможет помочь с пикником.

Джессика все неистовствовала:

– Я никогда больше не буду с ней разговаривать! Клянусь, никогда!

– Полегче, Джес, – пыталась угомонить Элизабет свою темпераментную сестричку. – Все утрясется.

– Я торчи тут, в этом жалком городишке, а она в Нью-Йорк намылилась, Блумингдэйл скупать! – возмущалась Джессика. – Взяла и свалила все на меня!

Элизабет подумала было урезонить сестру. Но она знала – это напрасный труд. Когда Джессика в таком состоянии – надо просто дать ей остыть.

– Все! – разорялась Джессика. – Украшения, еду, музыку… – Она вдруг запнулась, а потом завопила: – О Боже! Музыка! Я обещала Дане заехать к ней вчера и забыла. Может, удастся поймать ее сейчас. – Джессика повернулась к Кену: – Но ты ведь будешь сидеть в кабинке для поцелуев, да, Кен? Мы рассчитываем на тебя.

«Она рассчитывает на меня, – с горечью сказал себе Кен. – Все и во всем рассчитывают на меня. – Он посмотрел на близнецов. – Нет, я не скажу Элизабет правды. Я выполню свой план и буду надеяться, что это сойдет мне с рук».

– Посижу, – пробормотал он. – Нет проблем.

– Великолепно, – с облегчением вздохнула Джессика. – Хоть тут без обломов. А то чего лучше – посадить в кабинку для поцелуев какого-нибудь Уинстона Эгберта, собрали бы кучу денег, пару долларов, не меньше.

– Ладно, заметано. – Кен повернулся к Элизабет, но, стараясь не смотреть ей в глаза, уставился в землю.

– Да, Лиз, о твоих бумагах. Они мне очень помогли, но я их оставил дома. Обещаю, что верну тебе твой рассказ в целости и сохранности.

– Ничего, Кен, – сказала Элизабет. – Не беспокойся. Ты сегодня собираешься на поэтический вечер?

Кен молча кивнул.

– Ну и хорошо, – улыбнулась Элизабет. – Там и увидимся.

– Ладно, – опять кивнул Кен. – А теперь мне надо идти, а то опоздаю. Пока. – Он поспешно отошел, чувствуя себя вором, удирающим с добычей.

Элизабет проводила Кена глазами. Она гордилась им. Шутка ли – писать, когда давят со всех сторон.

– Ну, – обратилась она к сестре, – похоже, все улаживается. Кен дописал рассказ. Я уверена, что теперь ему разрешат играть.

Они поднимались по лестнице к парадному входу в школу.

– Не знаю, чего все так суетятся из-за этого дурацкого матча, – заявила Джессика. – Точно матч – главная часть праздника. Но ведь главное – пикник. Правда, похоже, мне все придется делать самой…

Элизабет знала, к чему клонит сестренка. Джессика уже три раза просила ее помочь принимать гостей на пикнике, и три раза Элизабет отвечала, что не сможет. Она будет писать для «Оракула» статью о праздновании столетия города, и – это давно решено – ей необходимо присутствовать на матче.

– Джес, я уже говорила тебе…

– Знаю-знаю, тебе надо писать очередную статью в жалкую захолустную газетенку. У тебя один «Оракул» в голове, Лиз. Даже когда речь идет о жизни и смерти твоей сестры.

Элизабет остановилась и заглянула ей в лицо:

– Ну при чем тут жизнь и смерть, Джес?

– Ах так! – отпарировала Джессика. – Самое важное событие – и все на моих плечах! Я никогда больше не буду разговаривать с Лилой, никогда в жизни. Разве только… – в голосе Джессики зазвучали иные нотки, как будто ее вдруг осенила новая идея: —…тот джемпер, что я видела в журнале… В Нью-Йорке его наверняка можно купить. Пожалуй, если Лила там будет, она могла бы…

Элизабет усмехнулась переменчивости сестры. Джессика непреклонна лишь до тех пор, пока ей что-нибудь не понадобится от провинившегося.

– Но ты только попросишь Лилу купить джемпер – и все? Больше ни единого слова, Никогда, по гроб жизни?

– Никогда! – заявила Джессика. Элизабет расхохоталась.

9

Литературный вечер проходил в небольшой обшитой деревянными панелями библиотеке. С волнением ожидая своей очереди читать, Элизабет оглядывалась вокруг. В комнате находилось человек двадцать пять; сиденья были расположены тремя полукруглыми рядами, в центре – маленькая сцена. Элизабет порадовалась, что Сюзанне удалось собрать столько народу, но, скорее всего, объяснялось это довольно просто – в среду вечером больше некуда было податься.

В самом деле, с большинством собравшихся Элизабет вовсе не дружила. Все они учились в их школе, но были далеки от ее обычного круга. Оливия Дэвидсон, редактор отдела искусств в «Оракуле», прочла короткое красивое стихотворение о своем дедушке. Уинстон Эгберг, всем на удивление, выдал целый цикл ужасно забавных стишков. Прочие выступавшие, по мнению Элизабет, оставляли желать лучшего. Один парень, темноволосый выпускник Тед Дженсон, прочел до крайности мелодраматическую новеллу о гибели белки. Элизабет стоило немалых усилий не захихикать. Вслед за Тедом выступала другая старшеклассница, Джоанн Шривз. Она была одета во все черное и декламировала поэму о духе женщины по имени Дафна, убитой собственным мужем.

– Дафна тосковала, – напыщенно читала Джоанн, – а мир вокруг нее был как ярко-красное яблоко с надрезом, в котором видны семечки, напоминающие слезы. И слезы падали на иссохшую почву ее мечтаний…

Элизабет улыбнулась и отвела глаза. Взгляд ее забегал по комнате. Кен и Сюзанна сидели рядом в противоположном конце полукруга. По виду Кена можно было догадаться, что он целиком разделяет мнение Элизабет о поэме. На лице его застыло выражение смущения и скуки одновременно. Элизабет порадовалась, что не встретилась с ним глазами, а то они оба не выдержали бы и расхохотались. Однако Сюзанна слушала внимательно, даже рот у нее приоткрылся, она ловила каждое слово Джоанн и несколько раз кивнула в такт чтению.

Втайне Элизабет волновалась за них обоих, особенно за Кена. Он, видимо, сильно увлекся Сюзанной, и она вроде бы отвечала тем же. Но Элизабет казалось, что Сюзанна все время пытается командовать Кеном, хочет переделать его, изменить – по ее мнению – в лучшую сторону. Элизабет боялась, что Кен совсем не замечает этого.

Внимание Элизабет вновь обратилось к Джоанн.

Девушка заканчивала чтение:

– Жизнь. Ее жизнь. Кровь. Тепло. И младенец с соской. Солнце, солнце!

Она села на место, публика по примеру Сюзанны захлопала. Элизабет хихикнула. Конечно, Джоанн хотела выразить нечто важное для себя. Но ведь получилась-то ерунда.

– А теперь, – объявила Сюзанна, – последняя из наших чтецов – Элизабет Уэйкфилд. Многие из вас уже знакомы с работами Элизабет по «Оракулу», но она пишет также стихи. Она согласилась прочесть одно из своих стихотворений на нашем вечере. Итак, просим, Элизабет.