- Как "эфира"? - не сдержал удивленного восклицания Люсин. - Разве не спиртобензол?
      - Кто сказал подобную ересь?
      - Крелин... Правда, предварительно, в порядке предположения...
      - Тоже мне эксперт! Химик! Трассология, баллистика, извини меня, кровь - это его дело, тут он кумекает.
      - Не суть важно, пусть будет эфир. А маслянистые пятна тогда откуда?
      - Смолы и прочие экстрактивные вещества. Жутко трудная смесь. Нам в ней не разобраться. В пору специальное НИИ создавать. Да и спирт не простой оказался. Я бы даже рискнул сказать - особенный. Нечто вроде коньячного.
      - Шутить изволите.
      - Нет, я серьезно. Твой профессор самогоноварением не увлекался? Сейчас многие балуются.
      - Только этого мне не хватало... Силу взрыва рассчитать сможете? В самом первом приближении.
      - Плевое дело.
      - Большего мне пока и не надо. А на смолы наплюйте - не до научных открытий...
      - Спасибо, Люсин, снял камень с души. У меня от этих смол головокружение. Все хроматографические колонки загружены.
      - Извините. Это мы по безграмотности задание неправильно сформулировали. Главное - взрыв... Мы еще вам корешок какой-то сдавали. Если не очень сложно... Короче говоря, хотелось бы знать, что за диковина такая.
      - Попробуем, чем черт не шутит.
      - Возможно, мы узнаем тогда, какой гомункул вызревал в реторте, пошутил Люсин.
      Визит в лабораторию, несмотря на полное отсутствие каких бы то ни было конкретных результатов, все же принес известную разрядку. Люсин был рад и тому, что хоть немного успокоился, переключился. На своем столе он нашел должным порядком оформленное заключение дактилоскописта. Обнаруженные на стеклянных предметах отпечатки принадлежали одному и тому же лицу, которое в картотеке не значилось.
      Скорее всего, сам Солитов - напрашивался единственно приемлемый вывод.
      Перелистав перекидной календарь, Владимир Константинович позвонил в МХТИ, на кафедру.
      Глава четвертая
      ___________________________________
      МАЗЬ ВЕДЬМ
      Люсин проснулся задолго до сигнала будильника в угнетенном состоянии духа. В неравном единоборстве с бытом он терпел поражение за поражением. При одной мысли о накопившейся груде самых неотложных дел панически сжималось сердце. Квартира пребывала в удручающем небрежении. Пластиковый мешок уже не вмещал истосковавшегося по прачечной белья. В кухне стало некуда деться от стеклянной посуды всевозможных калибров. Бог с ними, с пустыми бутылками, но когда даже майонезные баночки, потеряв всякий стыд, начинают неприкаянно перекатываться под ногами, значит, дело швах. Но если бы только это! Ждал своей очереди телевизор, который вдруг зачем-то перешел на трансляцию негативного изображения. Испарившийся на добрую треть аквариум, где за напрочь позеленевшими стеклами, возможно, еще и плавали одичавшие рыбы, терзал и без того уязвленную совесть. И нужно было платить за коммунальные услуги, прежде всего за телефон, и выкупать подписные тома и вызвонить сантехника, чтоб заменил прохудившийся смеситель. О второстепенных проблемах, вроде химчистки или книг, для которых не хватило места на стеллажах, даже и думать не стоило. Все, что непосредственно не угрожало жизни, могло подождать.
      "Заболеть, что ли", - тоскливо возмечтал Люсин, вылеживая оставшиеся до подъема минуты. С того счастливого субботника, когда Лялька, жена Березовского, объявив всеобщую мобилизацию, кое-как наладила его холостяцкое жилье, минуло добрых четыре месяца, отмеченных безжалостным нарастанием энтропии или, попросту, хаоса. Едва ли в обозримом будущем судьба вновь одарит подобной удачей. Неловко даже мечтать о таком порядочному человеку. После звонка неумолимо сжимавшаяся вокруг горла петля дала слабину. День покатился по наезженной колее.
      По пути в управление Люсин ухитрился забежать в сберкассу, где сделал широкий жест, оплатив телефон за полгода вперед. Этот в значительной мере символический акт - остальные платежи были заморожены до получки - помог ему окончательно сбросить унизительное бремя забот, которые почему-то считаются мелкими. Окрыленный удачей, он позвонил в МХТИ и с поразившей его самого легкостью вышел на ученого секретаря кафедры - Наталью Андриановну Гротто. Если б кто знал, как нужна была ему эта неуловимая женщина! Одна из немногих, кого Солитов дарил безраздельным доверием. Не опуская трубки, Владимир Константинович соединился с гаражом. Через семь минут он уже был на Миусской, где за чугунной оградой сквера пламенели, предчувствуя близкую осень, роскошнейшие в старой Москве клены.
      Институт жил отголосками приемной страды. В сумрачном вестибюле слонялись еще сохранявшие надежду абитуриенты, чьих имен не оказалось в списках, и как в воду опущенные родители. С какой завистью смотрели они на оживленно-озабоченных парней и девушек с набитыми консервными банками рюкзаками. Зачислены, распределены по группам и едут теперь на картошку счастливцы! Настоящие баловни судьбы.
      Люсин, чье обычно безотказное удостоверение оказалось малодейственным в сложившейся обстановке, был вынужден чуть ли не клясться, что он не к ректору и вообще не по приему.
      Взлетев по широкой старинной лестнице на третий этаж, он быстро нашел обитую искусственной кожей дверь с табличкой: "Кафедра биоорганической химии". На другой, привинченной чуть пониже, перечислялись академические титулы Г. М. Солитова. Отчужденно, как с надгробной плиты, блестели амальгамированные буквы.
      Наталья Андриановна, оказавшаяся не только доцентом, но и настоящей красавицей, приняла Владимира Константиновича в кабинете шефа.
      - Есть какие-нибудь известия? - Ее зеленоватые глаза тревожно расширились. - О Георгии Мартыновиче?
      - К сожалению, ничего нового. - Люсин ненароком окинул темные резные шкафы и старые кожаные кресла. Пожалуй, ничто в этой сумрачной комнате, сберегавшей канцелярский стиль минувших эпох, не выдавало эксцентричных пристрастий владельца. И прежде всего корешки за стеклянными дверцами: пузатые справочники на русском, немецком и английском языках, химические журналы, учебники. Никакого золотого тиснения. Сплошь сиротский коленкор отчетов и диссертаций.
      - У нас дважды было полное переоборудование. - Она по-своему истолковала его ищущий взгляд. - Но Георгий Мартынович попросил ничего не трогать... Садитесь сюда, тут вам будет удобнее.
      - Я рад, что наконец смог увидеться с вами. - Люсин сначала присел на вытертый до блеска краешек, а потом осторожно продвинулся вглубь. - Вам передавали, что я звонил?
      - Да, мне говорили... Я ведь ничего не знала. Только вчера вернулась в Москву - и на тебе... Кошмар какой-то! До сих пор в себя не приду. Как, по-вашему мнению, есть хоть какая-нибудь надежда?
      - Надежда на что, Наталья Андриановна? - спросил он с печальной прямотой.
      - Найти Георгия Мартыновича, - затрудненно сглотнув, пролепетала она.
      - Найти, - вздохнул Люсин, включив портативный магнитофон. - Ничего, если я запишу наш разговор? Ведь никогда не знаешь заранее, какая мелочь может неожиданно пригодиться...
      - Пожалуйста, - с несколько нарочитой небрежностью разрешила Наталья Андриановна. - Есть хоть какие-нибудь шансы на то, что он... еще жив?
      - Вы сами верите в это? Ведь сколько времени прошло...
      - Вы правы, конечно, - Наталья Андриановна развела и тотчас вновь соединила кончики пальцев. - Но старики иногда уходят из дому. Вы понимаете? Мой покойный отец однажды пропадал целых два дня... Впрочем, что я болтаю? Простите.
      - Разве у Георгия Мартыновича наблюдались сепильные* явления? заинтересованно подался вперед Люсин.
      _______________
      * Старческие.
      - Нет, - взволнованно поежилась она. - Конечно же нет. Еще раз простите.
      - Помилуйте, Наталья Андриановна, за что?.. Вы уже знаете подробности? Я имею в виду взрыв и все прочее?
      - Да, от коллег.
      - Как бы вы прокомментировали подобное происшествие? Забывчивость? Рассеянность? Ведь он ушел, не отключив нагреватель. Значит, случилось нечто экстраординарное, его куда-то спешно вызвали или он сам вдруг о чем-то вспомнил... Другого разумного объяснения я пока не вижу.
      - Забывчивость? - медленно покачала головой она. - Только не в таком деле. Он же вообще не должен был ничего отключать.
      - То есть как? - настороженно удивился Люсин.
      - Экстракция, дистилляция, перегонка - все эти процессы он вел обычно беспрерывно, много дней. Собственно, лишь по этой причине работы выполнялись на дому, в каникулярное время. В учебном институте, согласитесь, не так просто наладить, как у нас говорят, непрерывный цикл.
      - У меня нет слов, Наталья Андриановна. Сами того не зная, вы ответили на один из главных моих вопросов.
      - Нет, я знала, что вы об этом спросите, - с живостью возразила она. - Как же иначе?
      - Знали? Но почему?
      - Разве можно без помощи специалиста разобраться в том, чем занимался Георгий Мартынович и что, в конце концов, послужило причиной взрыва? Для меня никаких неясностей тут нет. Узнав подробности, я сразу же восстановила полную картину.
      - Вы очень обяжете меня, если поделитесь своими соображениями.
      - Это мой долг. Спрашивайте. Что вас в первую очередь интересует?
      - Меня интересует все. И разговор у нас, если позволите, будет долгим, - доверчиво улыбнулся Люсин. - Начнем поэтому с главного. Вы сказали, что Солитов не должен был отключать нагреватель. Ведь так?
      Она согласно закивала.
      - Верно-верно...
      - Он вышел из дому, оставив свои колбы благополучно кипеть?
      - Не иначе рассчитывал скоро вернуться.
      - Во всяком случае, до того, как выкипит водяная баня?
      - Но почему-то не возвратился. - Гротто задумчиво сложила руки на коленях.
      - Это "почему-то" и есть главное, Наталья Андриановна. - Люсин энергично припечатал ладонью кожаный валик. - А теперь расскажите про вашего шефа. Мне необходимо понять, что он за человек.
      - Редкий, прекрасный, каких теперь не бывает. - Она медленно отвела потемневшие глаза.
      - Продолжайте, пожалуйста, - тихо попросил Люсин.
      - Я не умею так... Слишком много всего, разного... Это ведь жизнь, большой отрезок жизни. Всего и не перескажешь. Вы лучше спрашивайте.
      - Пусть будет так. - Люсин сосредоточенно сдвинул брови. - Начнем, пожалуй, с основного. - Почему Георгий Мартынович, человек весьма пожилой и не очень здоровый, вел столь оригинальный образ жизни? Вместо того чтобы отдыхать, вкушая, как говорится, сельские прелести, он работает. И как работает! Даже ест у себя в кабинете. Невзирая на отпуск, днем и ночью что-то варит, анализирует. Добро бы еще выращивал на грядках всякие сорняки - мало ли бывает увлечений, - но он кипятит какие-то корешки в едких растворителях, разлагает, смешивает и все такое... Подвижник, которого заклинило на моноидее? Экстравагантный фанатик? Вдохновенный творец, нащупавший золотую жилу?.. Кто он, Наталья Андриановна?
      - Трудно ответить определенно. - Сдерживая волнение, она никак не находила нужных слов. - Его образ не вмещается ни в одно из ваших определений. Георгий Мартынович... Все значительно проще, чем вам кажется, и вместе с тем намного сложнее. Георгий Мартынович действительно очень увлеченный человек, и ему удалось многое сделать в науке, но как бы это сказать?.. Он всегда стоял чуточку выше. Выше себя самого, своих увлечений и тем паче заслуг. Вы понимаете, что я имею в виду? Он воспринимал жизнь немножечко иронично. Вдохновение, творчество, о фанатизме я и не говорю это не из его лексикона. Он стеснялся высокого штиля. К нему, пожалуй, больше подходит слово "любопытство". Он отличался удивительной, обаятельной любознательностью и плюс к тому редкой работоспособностью. Вообще в нем неуловимо сочетались самые противоположные качества: умудренная зрелость и детская наивность, неутомимость и резкие перепады настроения... Не знаю, поняли ли вы меня, но то, что в другом человеке могло показаться чуть ли не экстравагантным, было для него органичным, естественным.
      Люсин не сомневался в искренности Натальи Андриановны, но между образом, который она рисовала, волнуясь и трогательно выискивая слова, и тем, что непроизвольно соткался в его воображении там, на даче, зиял провал. Они не совмещались, едва намеченные, еще не облаченные плотью, контурные эскизы, разделенные полосой непроглядного мрака. Самоирония, постоянная готовность взглянуть с высоты, словом, все то, о чем говорила Гротто, лежало по одну сторону, а вертоград с его ядовитыми саженцами и укромной теплицей, где вызревали под пленкой неведомые плоды тропиков, по другую. Тут не детской любознательностью попахивало, но сверхчеловеческим, маниакальным упорством. Она многие годы знала и, возможно, любила по-своему одного человека, а он увидел совсем другого и никак не мог расстаться с первоначальным наброском. Пусть он знал Георгия Мартыновича лишь по фотографиям из личного дела, что были спешно размножены и разосланы по соответствующим каналам. Однако за плоским черно-белым изображением взрывались стекла и кружились поднятые на воздух листки, утонченно орнаментированные латинской скорописью. Они немало значили, эти разрозненные фрагменты. Пусть не Фауст, выращивающий в колбе гомункула, но углубленный в забытые тайны искатель - вот какой портрет мозаично слагался из острозубых осколков, затуманенных темной накипью. Отсюда, от печки, переделанной под алхимический горн, и нужно было начинать осторожный танец.
      - Вы так хорошо сказали об увлеченности. - Люсин сделал первый шаг. Но каков сам предмет увлечений? Георгий Мартынович держал вас в курсе своих исканий? Я имею в виду его, так сказать, домашние занятия.
      - Не только я, вся кафедра, весь институт знали. Не в подробностях, само собой разумеется, в общих чертах. Сначала над ним подтрунивали, затем перестали. Так ведь всегда бывает в жизни. Человек должен отвоевать право остаться самим собой. К сожалению, это удается далеко не всем.
      - Нужны определенные бойцовские качества, - нащупывая почву, подал реплику Люсин.
      - Каждому свое. - По ее лицу пробежала мгновенная тень. - Одним природа дает клыки и когти, другим - веру и разум. Георгий Мартынович умел верить.
      - И заражать своей верой других?
      - Вот этого я бы как раз и не сказала. По своему складу он типичный ученый-одиночка. В глазах большинства доказательством правоты является не столько вера, сколько успех. От репутации законченного чудака шефа спасала удача. Он умел добиваться успеха в самый критический момент, когда все складывалось против него и вообще обстоятельства загоняли в угол. Только поэтому его оставили в покое. И что вы думаете? После того как препараты пошли в серию, погода молниеносно переменилась. Вчерашние насмешники начали буквально осаждать просьбами. Кто для себя, кто для родственников, а кто в расчете на ответную благодарность - для влиятельных друзей.
      - Вы имеете в виду... - наклонился к ней Люсин, заговорщицки понизив голос.
      - Ну конечно, лекарства, - подтвердила она. - Сейчас вообще распространилась мода на народную медицину: травы, иглоукалывание, экстрасенсы опять же всякие... Георгию Мартыновичу житья не стало от просьб. Как-то он даже пожаловался, что превращается в знахаря. Вы не представляете себе, как он страдал от столь неожиданной популярности. Она мешала ему работать и жить не меньше, чем интриги завистников и тайных врагов. Но что можно поделать? Ведь у каждого свои недуги. Шеф понимал и жалел людей. Отказывать он не умел. Любой лишенный ощущения деликатности человек мог вить из него веревки.
      - Как вы хорошо сказали: "ощущение деликатности". Ну а если вернуться к интригам, тайным, опять же по вашему определению, врагам? Вы не усматриваете здесь никакой связи? - спросил он, обернувшись на скрип отворяемой двери.
      Наталья Андриановна тоже покосилась на просунувшееся внутрь румяное личико.
      - Здравствуйте, Наталья Андриановна! А я вас повсюду ищу! Можно? - в комнату непринужденно впорхнула девица в очках.
      - Я сейчас занята, Марина. Зайдите через часик, - сказала Гротто и объяснила Люсину: - Моя студентка.
      - Мы говорили о врагах, - напомнил Владимир Константинович и объяснил шутя: - Простите профессиональную нацеленность.
      - Уголовщина не наш стиль, - поняла она с полуслова. - В научных кругах приняты несколько иные методы, я бы сказала, более результативные...
      - Приблизительно догадываюсь. Мне приходилось сталкиваться однажды... Но ведь лишняя информация не повредит? Кто, по-вашему, мог быть заинтересован в... устранении, скажем так, Георгия Мартыновича?
      - Увольте меня от подобных вопросов, - упрямо покачала головой Наталья Андриановна. - Недоставало только, чтобы я начала перемывать косточки коллегам! За кого вы меня принимаете?
      - Простите, но когда перед тобой полная неизвестность, невольно хватаешься за соломинку.
      - Такая соломинка вас не вывезет. Поищите лучше в другом направлении, в других сферах.
      - Пусть будет по-вашему, - с готовностью согласился Люсин, досадуя на свою оплошность. Разве не знал он, что там, где требуется вживание во внутренний мир человека, профессиональный опыт подчас не только не помогает, но даже становится досадной помехой. Привычка хороша, когда работаешь на конвейере. Виртуозная партия требует самозабвения. Каждый раз, как впервые, - высшее напряжение. Слепой полет в неизведанном пространстве чужой души.
      - Вы же сразу схватили главное. - В ее голосе прозвучала нотка упрека. - Нужно прежде всего понять, что заставило Георгия Мартыновича оставить дом. Ненадолго, потому что он наверняка предполагал вскоре вернуться. Чем дольше я над этим думаю, тем большей проникаюсь уверенностью.
      - Ну, и как по-вашему?
      - Не нахожу однозначного ответа.
      - И не обязательно. Дайте несколько вариантов.
      - Кто-то мог позвонить, - неуверенно, словно вступая на неокрепший лед, предположила она. - Вызвать куда-то... Или прийти без предупреждения, а затем увести с собой. Как вы считаете?
      - Вполне здраво, - одобрил Люсин. - Однако с той же степенью достоверности можно предположить и заранее обусловленную встречу. Сейчас не это важно, куда эта неведомая для нас фигура увлекла Солитова. Все варианты сводятся к одному: "кто-то". Итак, кто? Вам легче вычислить, чем мне.
      - К сожалению, не знаю.
      - Вот и получается, Наталья Андриановна, что мы от чего ушли, к тому и пришли. Такие задачки, как правило, не просто решаются. Неизбежно приходится отталкиваться от каких-то личностных особенностей, особенностей среды. Поэтому вновь взываю к вам: помогите. Мы должны воссоздать обстановку. Вы меня понимаете?
      - Вполне понимаю.
      - Тогда продолжим, с вашего разрешения. - И, заметив, что пленка кончается, Люсин перевернул кассету на другую сторону. - Сформулируйте, пожалуйста, поточнее, какой научной проблемой занимался Солитов, какие опыты ставил, что надеялся получить... Можете не бояться специальной терминологии. Мы потом разберемся.
      - Проблема у всех нас одна: получение новых биологически активных веществ. Разумеется, каждый, в меру сил и способностей, ковыряется на своем участке, - вперившись отрешенным взглядом в окно, за которым скучно темнели жестяные крыши и трубы соседних домов, объяснила Наталья Андриановна. - Георгий Мартынович предпочитал свободный поиск. Владея несколькими языками, в том числе обязательной для фармаколога латынью, он, вполне естественно, я считаю, обратился к изучению старинной рецептуры. Поразительное чутье исследователя плюс возможности современной аналитической техники позволили ему довольно скоро выделить препарат, эффективно снимающий экстрасистолию...
      - Простите, как?
      - Восстанавливающий сердечный ритм, одним словом.
      - Ясно. А почему он все-таки занялся историческими, так сказать, изысканиями, не знаете? Что послужило непосредственным толчком?
      - В значительной мере собственные недуги. Дело в том, что он прожил очень нелегкую жизнь. Во всех отношениях. Не берусь судить, как все это могло сказаться на состоянии его здоровья, но оно, можете поверить, оставляло желать лучшего.
      - Желчнокаменная болезнь, почки, немного печень? - слабо улыбнувшись, уточнил Люсин.
      - Так вы знаете! - протянула она то ли разочарованно, то ли удивленно. - Значит, уже навели справки. Зачем, если не секрет?
      - Пожилой человек ушел и не вернулся. Что прежде всего приходит на ум? Внезапный приступ, и далее в том же роде. Нужно было изучить такую возможность?
      - Вы совершенно правы. Я ведь просто так спросила, чтобы понять логику ваших поисков.
      - Ну и как?
      - Теперь она стала яснее. У вас есть определенная система. Так на чем мы с вами остановились?
      - К сожалению, на болезнях, Наталья Андриановна.
      - Именно! - словно бы обрадовалась она. - Так вот, уважаемый Владимир... простите?
      - Константинович, - подсказал Люсин.
      - К вашему сведению, Владимир Константинович, он начал с того, что вылечился. Знаете мудрую заповедь? "Врачу, исцелися сам". Георгий Мартынович исцелился. И знаете чем?
      - Если я верно догадываюсь?..
      - Абсолютно верно: травами.
      - Не без помощи Аглаи Степановны, надо полагать? - повинуясь внезапному наитию, спросил Люсин.
      - Не без помощи?.. Она-то его и вытащила! Теперь вы знаете, что послужило отправной точкой. Получив неопровержимое доказательство могуществ фитотерапии, большего, как вы понимаете, и желать было нечего, шеф занялся этим делом всерьез. С присущими ему целеустремленностью и глубиной. Отсюда его интерес к герметическим* дисциплинам, вроде алхимии, и как следствие - уникальные в наше время познания. Он задался грандиозной задачей: проверить древнее забытое знание методами современной науки. Не берусь судить, где тут кончается сугубо научный интерес и начинается нетерпеливая охота коллекционера, но за несколько лет ему удалось собрать уникальную библиотеку манускриптов, гравюр.
      _______________
      * Герметические дисциплины - закрытые, тайные.
      - Насколько я мог убедиться, это в основном фотокопии и перепечатки?
      - О, есть и подлинники. И какие! Настоящие раритеты.
      - На квартире, наверное?
      - Да, он очень ими дорожит, буквально трясется над каждым листком. И редко кому показывает.
      - Вам, например?
      - Раньше, когда я еще бывала у них на Чкаловской... Он часами мог, хвастая, как ребенок, демонстрировать свои сокровища. Мне даже скучно делалось, но я, конечно, не показывала виду.
      - И правильно делали. Увлеченные люди обычно легко ранимы, обидчивы.
      - Так оно и есть.
      - Вы сказали "раньше", Наталья Андриановна, - попытался как можно бережнее уточнить Люсин. - Это случайная оговорка или за ней скрывается какая-то существенная перемена?
      - Оговорка, - устало кивнула она, - на которой не стоит задерживаться. Вы не бойтесь: ничего из того, что действительно может иметь для вас интерес, я не утаю.
      - Кто может знать, какому пустяку уготовано сыграть ключевую роль?.. Вернемся, однако, к сокровищам. - Люсин помедлил, многозначительно акцентируя каждое слово. - Сокровищам духа и сокровищам в денежном, так сказать, сугубо приземленном эквиваленте... Есть действительно ценные книги?
      - И книга со знаком Альда Мануция, и розенкрейцерские тетради, и клочки подлинных египетских папирусов, и тибетские ксилографы, - словом, чего только нет.
      - Крайне важный момент, - поощрил Люсин.
      - Полагаете?
      - Я успел навести кое-какие справки. Даже в наших букинистических магазинах какой-нибудь травник восемнадцатого века стоит огромных денег. Как минимум моя годовая зарплата. Кстати, и ваша тоже, досточтимый товарищ доцент.
      - Вот как? - Наталья Андриановна озарилась мгновенной улыбкой. - И какое это может иметь для нас с вами значение?
      - Мало ли, - неопределенно двинул плечом Люсин. - А вы случайно не знаете, где именно доставал Георгий Мартынович столь редкие вещи?
      - Точно сказать не могу. По-видимому, покупал у кого-то, менялся... Как это обычно делается?
      - Так и бывает, - подтвердил Люсин. - Поэтому и хочется знать точно: у кого именно и с кем? Может, Аглае Степановне известно?
      - А вы поговорите с ней, сделайте такую попытку.
      - Сложный случай?
      - Не знаю, как для кого.
      - Что она за человек, на ваш взгляд, разумеется?
      - Да мне-то откуда знать, Владимир Константинович? Видела ее раза два-три, контакта не получилось... Вам вполне достаточно, что Георгий Мартынович в ней души не чаял. Я-то тут при чем?
      - Я просто так спросил, по инерции. - Почувствовав, что для нее эта тема чем-то болезненна, Люсин поспешил вернуться на проторенную дорогу. Может быть, вы знаете кого-то из коллекционеров, одержимых той же страстью, что Солитов, букинистов?
      - О коллекционерах, признаться, даже не слышала, а вот каких-то книжников он как-то поминал, было... Но каких, извините, не помню.
      - А когда, при каких обстоятельствах?
      - Давно, знаете ли. И не по специальному поводу, а так, между делом.
      - Конкретных имен не называлось? Адресов букинистических магазинов?
      - Едва ли ятрохимические трактаты попадают в букинистические магазины, - снисходительно улыбнулась она. - По-видимому, вы даже не представляете себе, какая это редкость.
      - Всяко бывает, Наталья Андриановна, уж вы мне поверьте... Кстати, что это значит - ятрохимические? Первый раз слышу.
      - Лечебная химия, от греческого "ятрос" - врач.
      - У Солитова есть такие?
      - Кое-что есть. Не Парацельс, конечно, но...
      - Это который Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм? - доверительно подмигнул Люсин.
      - Подумать только! - Наталья Андриановна даже руками всплеснула. Примите мои поздравления, товарищ милиционер!
      - Случайно в памяти застряло, - смущенно признался Люсин.
      - Уж не проходил ли он у вас по какому-то делу? - пошутила она. - Я бы не удивилась.
      - Очень может быть, Наталья Андриановна, - уронил он с усталой небрежностью, поймав себя на том, что ему приятно выглядеть в ее глазах в выгодном для себя свете. - Why no?* Сейчас я припоминаю, что именно Парацельсу приписывали открытие эликсира бессмертия. Так?
      _______________
      * Почему бы и нет? (англ.)
      - Если б ему одному! А Василию Валентину? А Луллию? Амбруазу Парэ, наконец, Макропулосу? Но вообще-то Парацельс был по-настоящему великим ученым. Хотя и не без заблуждений, свойственных эпохе. "Ятрохимик есмь, говаривал он о себе, - ибо равно ведаю химию и врачевание".
      - Химию или алхимию? - с тонкой улыбкой поинтересовался Люсин, немало почерпнувший из солитовских записей.
      - Ятрохимию, - внесла необходимое уточнение Наталья Андриановна. - От иллюзий златоделания он решительно отказался, но полностью с алхимией не порвал. Да и чего вы хотите? Каждый человек - сын своего века. Стоя одной ногой уже в новом времени, Парацельс оставался, однако, в плену магических представлений о всеобщей симпатической связи... "Никто не докажет мне, что минералы безжизненны, ибо их соли, колчеданы и квинтэссенции жизнь человеческую поддерживают. Утверждаю решительно, что металлы и камни наделены жизнью, как и корни, травы и плоды", - звучно прочитала она своим низким волнующим голосом, найдя запись в календаре-семидневке. - Между прочим, любимая цитата Георгия Мартыновича.
      - И он разделял мнение доктора обеих медицин - хирургии и терапевтики? - подпустив нужную дозу иронии, спросил отличавшийся завидной памятью Люсин.
      - С вами приятно беседовать, Владимир Константинович, - оценила Гротто, одарив собеседника заинтересованным взглядом.
      - Так да или нет? - он поблагодарил церемонным наклоном головы.
      - Разумеется, нет, потому что все мы - дети своего века... Но кое-какие рекомендации ятрохимиков ему здорово пригодились.
      - В смысле эликсира бессмертия?
      - К счастью, нет, потому что никаких точных указаний на сей счет история нам не оставила. Иначе бы Георгий Мартынович не замедлил произвести проверку... Даже я, невзирая на стопроцентный скепсис, не устояла бы перед таким соблазном.
      - А это не страшно - бессмертие?
      - Бессмертие - крайность, недостижимая мечта. Но продлить человеческую жизнь или хотя бы отодвинуть рубеж старости... Тут есть о чем помечтать, не правда ли?
      - Солитов тоже так считал?
      - Как вы жестко выдерживаете курс, - протянула Наталья Андриановна то ли в одобрение, то ли, наоборот, осуждая. - Всякий раз возвращаетесь к одному... Да и сама я только про это думаю. - Легким движением она смахнула упавшую на лоб прядь. - Из головы не идет.
      - У меня тоже.
      - Нет, заведомыми сказками Георгий Мартынович не увлекался, хотя и скрупулезно записывал всю ту ересь, которой обставляли свои опыты всяческие адепты спагерического* искусства. Он старался не пропустить ничего: ни лунных фаз, ни заклинаний. Как и вы, кстати, он считал, что может пригодиться любая мелочь.
      _______________
      * Алхимическое искусство.
      - Даже заклинание?
      - А вот представьте себе! Георгий Мартынович был глубоко убежден в том, что всякие таинственные формулы служили алхимикам для отсчета времени в темной лаборатории. Затем, вероятно, чтобы не пропустить нужный момент при дистилляции растительных соков, активность которых иногда быстро пропадает. Если требовалось, он выучивал наизусть какую-нибудь абракадабру и потом замерял длительность звучания по секундомеру.
      - И помогало? В работе, имею в виду.
      - На такие вопросы он обычно не отвечал. Отшучивался.
      - А вы случайно не знаете, какие конкретно исследования вел Георгий Мартынович в самое последнее время?
      - Только в самых общих чертах.
      - И на том спасибо.
      - Собираясь в отпуск, он говорил, что хочет продолжить свою работу над галлюциногенами-анестетиками.
      - Обезболивание?
      - Совершенно верно. Последние два года он со свойственным ему терпением занимался анализами всевозможных бальзамов. По старинным прописям, разумеется: западноевропейским, славянским, тибетским, даже южноамериканским. Это вам не эликсир бессмертия, тут действительно можно сделать потрясающие находки. Я почти не сомневаюсь в том, что именно этим он и занимался до самой последней минуты...