Франческа в изумлении посмотрела на Гая.
      – Что ты собираешься сделать? – переспросила она.
      – Я намерен постоянно жить в Англии и жениться. Что в этом странного, черт побери?
      Гай сидел откинувшись на спинку кожаного дивана в библиотеке их дома, расположенного на Парк-авеню. Франческа некоторое время молча смотрела на высокую поджарую фигуру брата в безупречно сшитом костюме, на его красивое смуглое лицо, на котором отразилось явное раздражение.
      Франческа поднялась из-за стола и подошла к брату. Темно-каштановые волосы обрамляли ее лицо, отличающееся безупречно правильными чертами. Карие глаза были широко открыты от удивления.
      – А что скажет на это мать?
      Гай бросил предостерегающий взгляд:
      – Это не твоя забота, Франческа. С матерью я разберусь сам.
      – Это значит, что ты опять доведешь ее до слез, как делаешь это всегда.
      – Хватит чушь молоть! – воскликнул Гай. – Я никогда не доводил ее до слез. И вообще она сама виновата. Именно она и отец отправили меня в Англию получать образование, и мне там нравится. Я ненавижу Нью-Йорк. Ненавижу этот дом. И мне делается прямо-таки тошно при мысли, что я буду работать на мать в компании. Я намерен пожить в свое удовольствие, до того как она окончательно наденет на меня хомут.
      Франческа опустилась на диван рядом с братом. Она была на четыре года моложе его, но порой ей казалось, что она лет на десять старше. В свои двадцать четыре года Гай во многих вещах проявлял незрелость, которая в то же время сочеталась с опасной активностью. Сара, их мать, с младых ногтей потакала ему во всем, на что он отвечал бесконечными требованиями и угрозами и в конце концов добивался того, чего хотел.
      – А как же быть с компанией? Разве ты не хотел быть ее совладельцем? – спросила Франческа.
      «Калински джуэлри, Инк.». Демонстрационные залы и офисы на Пятой авеню. Филиалы в Далласе, Лос-Анджелесе, Париже и Монте-Карло. Ежегодный товарооборот – миллионы долларов. Количество служащих – несколько сотен. Официальный бюджет – шестизначная цифра. Огромный черный хищник, который, по мнению Гая, омрачает его жизнь и грозит пить из него кровь до тех пор, пока от него не останется ничего, кроме груды белых костей.
      – Я не желаю иметь с компанией ничего общего. Мне не интересен ювелирный бизнес, он меня никогда не привлекал. Меня интересует только прибыль, а благодаря деду, который оставил мне двадцать пять процентов акций, я живу неплохо.
      – Не забывай, что мама выделяет тебе содержание, – быстро отреагировала Франческа. – Покупает тебе любую одежду и машины, какие тебе только заблагорассудится иметь, оплачивает все твои дорогостоящие путешествия.
      Гай выпрямился и провел рукой по черным блестящим волосам.
      – Похоже, ты забыла, что дед и тебе оставил двадцать пять процентов! – выкрикнул он. – И мать постоянно покупает тебе вещи, так что не стоит обвинять, будто я выкачиваю из нее деньги. Беда в том, Франческа, что ты ревнуешь меня. Тебе не по душе, что я у матери любимчик.
      Франческа громко и раздраженно застонала. Гай всегда, еще с детства, пользовался этим аргументом, когда его загоняли в угол.
      – Я говорю в последний раз, Гай. Я вовсе не ревную тебя. Меня просто сводит с ума тот факт, что у тебя блестящие перспективы, тебе отвели в будущем роль президента «Калински джуэлри», а ты этого совсем не хочешь.
      – Зато ты этого хочешь, – с презрительной улыбкой проговорил он. – В этом вся суть. Ты воображаешь себя вундеркиндом в бизнесе. Тебе хочется прибрать «Калински джуэлри» к рукам и заправлять там всем. Но юмор заключается в том, что ты выйдешь замуж и нарожаешь младенцев, как и все твои подруги, и этим твоя карьера закончится. Мать никогда не позволит тебе играть важную роль в компании. Она сама говорила мне.
      Франческа стиснула кулаки, решив про себя, что не клюнет на приманку Гая. Ему всегда было свойственно испытывать ее терпение и лишать уверенности, однако на сей раз у него ничего не выйдет.
      – Так кто та девушка, на которой ты намерен жениться?
      Гай наклонился вперед и, оживившись, сказал:
      – Это очень милая малышка, ей всего восемнадцать лет, она невероятно наивна. Ее зовут Диана Стэнтон, она дочь покойного графа Саттонского. Я познакомился с ней на теннисном корте этой весной. Она именно то, что мне требуется, чтобы упрочить мое положение в английском обществе. Ее семья знает всех, и я уверен, что она выйдет за меня.
      – Это отвратительно! – взорвалась Франческа. – Прежде всего что ты собираешься делать с женой? И потом, как можно жениться лишь для того, чтобы удовлетворить свои амбиции?
      – Не будь такой ханжой, Франческа! Женщины выходят замуж для того, чтобы обрести положение, так почему это не могут делать мужчины? – Гай раздраженно потянулся к элегантному золотому портсигару и извлек оттуда сигарету. Эти изготовленные вручную сигареты «Дю Морье» он купил во время последней поездки в Лондон.
      Ничего не ответив, Франческа поднялась и медленно направилась к столу, чтобы возобновить работу. Помоги, Господи, этой девочке, мрачно подумала она. Понимает ли она, что представляет собой Гай? Затем Франческу осенила новая мысль. Если Гай и в самом деле собирается обосноваться в Англии, то, может быть, открывается возможность осуществить ее заветную мечту…
 
      Все началось еще тогда, когда Франческе было шесть лет и ей хотелось, подобно матери, каждое утро уходить на работу, хотя она и не имела понятия, чем именно занимается ее мать. Просто ей хотелось быть такой же взрослой и независимой, садиться в лимузин с шофером, держа в руках портфель, набитый чрезвычайно важными бумагами, чтобы доехать до роскошного здания на Пятой авеню. Франческа была убеждена, что ее мать весьма важная леди.
      Каждое утро Сара Эндрюс подъезжала к элегантному, из бронзы и стекла, зданию «Калински джуэлри, Инк.», входила под бледно-голубую с позолотой арку, украшенную эмблемой компании – позолоченной буквой «К», и появлялась в демонстрационных залах, чтобы поприветствовать служащих. Ее первой ежедневной обязанностью было мобилизовать людей. Она быстро обводила взглядом нарядные витрины, отделанные бледно-голубым шелком, на фоне которого сверкали и блестели драгоценности, бледно-голубые с позолотой стулья, подставки для экзотических цветов, сияющие люстры и безупречно голубые ковры. Удовлетворенно отметив про себя, что все в полном порядке, Сара покидала демонстрационные залы, входила в здание через другую дверь и поднималась на лифте на десятый этаж. Здесь располагались роскошные офисы, предназначенные для нее и директоров, а также внушительных размеров зал заседаний совета директоров. Иногда она сначала останавливалась на девятом этаже, где трудились служащие, занимающиеся маркетингом, финансами и рекламой. Идея Сары сводилась к тому, чтобы ее присутствие постоянно ощущалось. Ни дня не проходило без того, чтобы она не учинила проверку своим подчиненным.
      Иногда в офис матери Франческу приводила няня. Девочка широко открытыми глазами с явной завистью смотрела на огромный письменный стол матери в стиле Людовика ХV, который был уставлен постоянно звонящими телефонами. Кажется, ее мать все время отдавала распоряжения и указания нескончаемому потоку людей, называвших ее миссис Эндрюс и относящихся к ней с величайшим уважением. Кое-какое представление о том, чем занималась мать, давала Франческе табличка на ее двери с надписью «Президент». Вероятно, это похоже на то, чем занимается президент Соединенных Штатов. Все посетители были чрезвычайно любезны с Франческой и говорили с ней сюсюкая, словно с каким-то щенком.
      – О Господи! Да ты стала совсем взрослой девочкой! У тебя очень симпатичное платьице!
      Франческа вежливо улыбалась. Ей хотелось находиться там же, где находилась ее мать, – за большим письменным столом, и всем отдавать распоряжения. Особенно запал в ее память один конкретный день. Дело происходило в дождливую пятницу, когда Франческа должна была идти в балетный класс.
      – Мама, я хочу остаться здесь, – взмолилась Франческа. – Я ненавижу балет. Можно мне остаться у тебя и посмотреть, как ты работаешь?
      – Нет, дорогая. Тебе надо идти. – Сара Эндрюс рассеянно и устало улыбнулась. – Займись балетом, а вечером я повидаюсь с тобой.
      – Я не хочу идти на занятия. – Франческа топнула ногой, обутой в красную туфельку, по толстому ковру и сверкнула глазами. – Я хочу остаться здесь, – повторила она.
      – Боюсь, это невозможно. Мама очень занята. И тебе очень скоро станет скучно, малышка. Это не место для маленьких девочек.
      – Ты позволяешь Гаю оставаться, когда он приходит сюда!
      Лицо Сары посуровело, она раздраженно бросила золотое вечное перо.
      – Мальчики – это совсем другое дело, Франческа. И к тому же Гай старше тебя. Ему сейчас десять, он примет у меня дело, и ему полезно составить представление о том, что и как здесь происходит. Маленьким девочкам незачем забивать голову подобными вещами. А теперь иди, желаю тебе получить удовольствие от занятий балетом.
      Несправедливость услышанного горько обидела Франческу, к ее глазам подступили слезы. Снисходительный тон матери глубоко уязвил ее. Она почувствовала себя никчемной маленькой глупышкой по сравнению с Гаем, которому уготовано иное будущее лишь потому, что он мальчик.
      Пока Франческа шлифовала балетные па, она пришла к решению, что, как и Гай, вполне способна сидеть за большим письменным столом. В конце концов, мама тоже женщина, однако же управляет компанией «Калински джуэлри».
      Спустя несколько лет Саре пришлось вспомнить этот эпизод. По горящим глазам Франчески, наблюдающей за происходящим в офисе, по ее страшно огорченному виду из-за того, что ей не позволили остаться, Сара поняла, что ей будет нелегко с девочкой. Именно после этого случая Франческа стала демонстрировать решимость узнать как можно больше о «Калински джуэлри, Инк.». Она буквально изводила мать вопросами, от нее невозможно было отделаться фразой: «Ах, сегодня был такой трудный день!»
      В десять лет Франческа хотела знать все о деятельности компании по сбыту ювелирных изделий. Ее интересовали не только названия тех или иных камней, но также их ценность и происхождение. Она хотела знать, как их обрабатывают – полируют и гранят. Франческа спрашивала, кто сделал ожерелье или брошь, которые она обнаружила в каталоге компании. Более того, она допытывалась, сколько кому платят – от мастера до продавца-ассистента – и какие у компании прибыли.
      Одновременно Франческа старательно занималась в школе и вскоре даже превзошла в успехах Гая, хотя он был на четыре года старше. Она блистала на уроках математики и географии; сочинения ее отличались глубиной и оригинальностью, а по эрудиции она была лучшей в классе. И в то же время ее интерес к «Калински джуэлри» все возрастал.
      В конце концов, когда вопросов стало слишком много, Сара сказала Франческе, чтобы она занималась своими делами. «Калински джуэлри» не имеет к ней никакого отношения. Пусть она лучше подумает о том, какая она счастливая девочка, потому что благодаря этой компании может жить в фешенебельном доме на Парк-авеню, 610, и оценит, как много у них слуг, какая великолепная пища, красивая одежда, а детская полна игрушек.
      Однако это не убедило Франческу. Мать оставалась для нее какой-то далекой, загадочной личностью, и временами девочке хотелось быть ближе ей. Но ближе оказался Гай. Все предназначалось Гаю начиная с того времени, как мать унаследовала «Калински джуэлри».
      Сара Эндрюс была единственным ребенком Говарда Дж. Уэйна – основателя компании «Калински джуэлри, Инк.», названной им так в честь матери – красивой и очаровательной белоруски. Сара стала владелицей быстро набирающей силу компании, когда ей было где-то около тридцати лет, после внезапной смерти отца от полиомиелита. Все последующие годы она много и упорно работала, изучая дело и ведя его таким образом, чтобы в один прекрасный день передать Гаю в управление жизнеспособную, процветающую компанию. Для Сары это были трудные годы. Ее муж, англичанин доктор Роберт Эндрюс, настойчиво убеждал продать «Калински джуэлри» и поселиться в Англии. Он ненавидел Америку и тосковал по тихим йоркширским вересковым лугам, где когда-то практиковал как врач. Однако Сара не желала даже слышать об этом. Она упорно училась бизнесу под наставничеством Генри Лэнгхэма, который работал в компании с момента ее основания и сейчас состоял членом совета директоров. Они вместе отбивались от настойчивых предложений более крупных фирм о слиянии компаний, пресекали нежелательные поползновения членов совета. И все это Сара делала ради Гая. Когда-нибудь сын примет от нее бразды правления и станет президентом.
      Роберт, отец Франчески и Гая, с детских лет был для них фигурой прямо-таки призрачной. Все больше и больше времени он проводил в столь любимой им Англии. Несмотря на любовь и доброту, которые светились в его взгляде, голубые англосаксонские глаза отца смотрели грустно. Судя по всему, у родителей было мало общего, вот только непонятно, что свело их друг с другом в самом начале.
      Сара всегда была богатой, решительной и сильной. На старых фотографиях она выглядела весьма привлекательно. У нее были пышные каштановые волосы, мелкие черты ее лица оживляла милая улыбка. Сару воспитывали гувернантки, она путешествовала по миру со своим обожаемым отцом. В Париже были закуплены наряды, и в восемнадцать лет состоялся дебют Сары в нью-йоркском высшем обществе. Она всегда была частью привилегированного мира очень богатых людей, где с помощью денег можно получить все что угодно, в том числе и любого человека.
      Роберт, напротив, был сыном принадлежавшей к среднему классу пары, которой приходилось работать и откладывать деньги на обучение сына в медицинском колледже. Родители Роберта могли позволить себе недельный отдых в пансионате с оплаченным завтраком, где в комнатах на окнах висят желтоватые шторы, а владелицей является какая-нибудь неприветливая особа. В двадцать пять лет Роберт сдал выпускные экзамены и стал работать врачом в больнице св. Варфоломея в Лондоне. Скопив денег, он купил практику в Йоркшире.
      Его родители, люди среднего достатка, пришли в ужас, когда он влюбился в энергичную Сару Уэйн, которую встретил, навещая пациента в одном из немногих роскошных домов в этой местности. Сара там гостила и, к немалому удивлению хозяйки дома, попросила разрешения продлить свое пребывание. Через три месяца Сара и Роберт поженились, и она увезла мужа в Нью-Йорк, убедив его, что он сможет зарабатывать гораздо больше, если будет специализироваться по какому-то одному профилю. Роберт так и сделал и через пять лет стал весьма уважаемым отоларингологом. Однако Роберта тянуло к своим корням, к своему народу, к мирной и тихой жизни. С годами его поездки в Англию становились все более частыми. Франческа, когда ей было одиннадцать лет, подслушала его спор с матерью, после чего прониклась к отцу симпатией и сочувствием.
      – Вся беда в том, Сара, что здесь нет ничего моего! – говорил отец. – Дом – твой. Наши друзья – это все твои друзья. Даже дети принадлежат тебе в большей степени, чем мне.
      – Это просто смешно! – возразила Сара. – Это все наше! Как бы я смогла унаследовать «Калински джуэлри»? Это твоя проблема, что у тебя существует комплекс богатой жены, а не моя.
      – Ты могла бы продать компанию и жить нормальной жизнью, жизнью обычной жены и матери. Ну какая у нас домашняя жизнь? Никакой. Ты рано утром уезжаешь в свой офис и возвращаешься домой, когда считаешь нужным. Мы либо каждый вечер развлекаемся, либо уезжаем. На уик-энд мы улетаем в Палм-Бич и проводим время на твоей вилле. Это плохо не только для нашего брака, но и для детей.
      Франческа услышала, что Сара громко, театрально вздохнула.
      – Ну вот, опять за старое, – усталым голосом сказала она. – Опять те же самые аргументы. Ты должен понять, Роберт, раз и навсегда, что я не могу продать «Калински джуэлри». Мой отец, умирая, доверил компанию мне, и теперь мой долг – управлять ею до того времени, когда Гай возьмет бразды правления в свои руки. Я никогда не смогу понять, почему ты так ненавидишь Нью-Йорк.
      Последовала непродолжительная пауза, затем отец стал говорить что-то понизив голос, так что Франческа ничего не могла разобрать. А затем она вновь услышала Сару. Мать говорила резко и жестко:
      – Ты можешь катиться к чертовой матери в свою Англию! Ты просто провинциал и жалкий неудачник, и одному Богу известно, почему я когда-то вышла за тебя замуж!
      На следующий день Роберт улетел в Англию и вернулся в свою деревушку в Йоркшире. Спустя шесть месяцев он умер от рака.
      Сара с Франческой и Гаем прилетели в Англию, где стали свидетелями того, как его в простом дубовом гробу опустили в жирную, плодородную землю любимой им страны. Франческа горько плакала. Сара и Гай – нет.
      Где-то в глубине души Франческа и по сей день не могла простить мать за то, что она принесла отцу столько горя.
 
      – Гай, почему ты так скоро снова собрался в Англию? – Сара Эндрюс изо всех сил пыталась не показать своего разочарования, но оно сквозило в ее голосе. Гай пробыл дома всего пару недель, а она рассчитывала, что на сей раз сын вернулся домой насовсем.
      – У меня там множество всяких дел. Сейчас в Лондоне начинается сезон, и я приглашен на вечера, балы, скачки и прочие светские мероприятия. Ты же знаешь, все мои друзья в Англии, а не здесь. – Гай укоряюще посмотрел на мать и забарабанил пальцами по столу. Он выбрал полдень для своего прихода в офис, надеясь, что в это время мать будет не очень занята делами, поскольку намеревался обратиться к ней с просьбой. – Мам, в Лондоне жить становится все дороже, а мне следует отвечать гостеприимством на гостеприимство. Мне нужны дополнительные деньги.
      – Тебе не хватает жалованья?
      – Ах, ладно, если ты не хочешь давать мне денег… – Гай пожал плечами и замолчал. Многократно испытанный прием сработал незамедлительно.
      – Да нет же, вовсе нет. Я сейчас выпишу тебе чек. – Сара потянулась к сумочке из крокодиловой кожи и извлекла оттуда чековую книжку. – Сколько ты собираешься там пробыть?
      Гай прищурил глаза, пытаясь рассмотреть, на какую сумму выписывает чек мать.
      – Не очень долго, – ровным тоном сказал он. – Семейство Маккензи пригласило меня в Шотландию, чтобы поохотиться в августе. У них замок в Пертшире. Но я вернусь еще до наступления осени.
      – Хотелось бы надеяться, дорогой. – Сара нервно поигрывала застежкой золотого с бриллиантом браслета. – Ты нужен мне здесь, я хотела бы начать твое обучение. Мы страшно загружены, когда приближается Рождество, и было бы очень здорово, если бы ты был рядом. – Сара с натянутой снисходительной улыбкой протянула сыну чек. Прежде чем положить его в карман, Гай бросил взгляд на выписанную сумму.
      – Не беспокойся, мам. Я вернусь, а сейчас рвусь в дорогу… Ты не могла бы оказать мне услугу? Урезонь, пожалуйста, Франческу. Она буквально достала меня в последние дни. – Говоря последнюю фразу, он поднялся и направился к двери.
      Сара нахмурилась.
      – Что она тебе наговорила? – грубовато спросила она.
      – Ты же знаешь Франческу, мам. Она всегда пытается рассердить и поссорить людей. – Гай снова пожал плечами, и Саре показалось, что она уловила грусть в его словах.
      – Не беспокойся, дорогой. Я присмотрю за Франческой, – заверила Сара сына. – К счастью, она нашла себе молодого человека, весьма неглупого писателя, насколько я знаю, так что ей будет чем заняться. Ну а тебе, дорогой, я желаю хорошо провести время в Англии и вернуться как можно скорее.
      – Спасибо, мам.
      Когда на следующий день Гай вылетел из Нью-Йорка, он обратил свои мысли к Диане Стэнтон. Они познакомились при неблагоприятных обстоятельствах, и тем не менее эта встреча посеяла плодоносные семена в его мыслях. Настолько плодоносные, что он не мог откладывать новую встречу.
      Заняв свое место в первом классе самолета, Гай предался воспоминаниям о том знаменательном дне.
 
      Гай нанес сильнейший удар с лета, мяч перелетел через теннисную сетку. Его противник Ричард Монтгомери тщетно пытался дотянуться до мяча. Счет стал 5:4.
      – Черт! – выругался про себя Ричард. С зеленого возвышения за борьбой наблюдали приглашенные девушки, которые могли слышать каждое слово игроков.
      – Ваша подача, – как можно сдержаннее сказал Гай, скрывая торжество. Он великолепно отбил подачу, однако Ричард сильным ударом слева поднял мяч высоко вверх. Мяч приземлился в дальнем углу корта. – Аут! – выкрикнул Гай, что в общем-то было совершенно излишним.
      Спустя пятнадцать минут оба игрока шагали к дому. Гай был в упоении от победы и выглядел столь же безупречно одетым, как и два часа назад. Ричард, раскрасневшийся и потный, похоже, еле волочил ноги.
      К счастью, подоспел Гай, который спас его от расспросов и унижения. Одна за другой по склону спускались девушки, к которым присоединились молодые люди, игравшие до этого в крикет, и все собрались на террасе.
      – Проходите, пожалуйста, – ворковала мать Ричарда, миссис Монтгомери. – Чай готов. Садитесь и угощайтесь. – Пухлыми ручками она указала на стол, уставленный тарелками с маленькими сандвичами и пирожными, и принялась разливать в чашки ароматный китайский чай сорта сушонг из большого серебряного чайника. – Молоко? Лимон? Сахар? – счастливо суетилась она. Миссис Монтгомери была от души рада, что Ричард пригласил к себе друзей.
      Группа красивых молодых людей в элегантных, отлично сшитых белых спортивных костюмах, чем-то напоминающая стаю гогочущих лебедей, расселась на деревянных садовых скамейках, ставших пепельно-серыми оттого, что пережили не одну английскую зиму. Некоторые из гостей разместились на каменной балюстраде, кто-то расположился на лестнице, ведущей в сад с декоративными белыми горками.
      От террасы начинался газон, пестревший маргаритками, вдали виднелись клумбы с традиционными пионами, лилиями и лавандой. Возле старой деревянной беседки разрослись кусты роз, освещенные низким вечерним солнцем и отбрасывающие длинные тени. Пейзаж был умиротворяющий и весьма живописный.
      Пока позвякивали чашки и блюдца из тонкого фарфора и шла оживленная беседа, Гай присел на широкую каменную ступеньку с чашкой в одной руке и куском инжирного пирожного в другой. Он выглядел весьма элегантно в белом теннисном костюме. Высокий, ростом более шести футов, поджарый, с длинными ногами и узкими бедрами, поразительно красивый, с черными волосами и глазами и смуглой кожей, он выглядел моложе своих двадцати четырех лет. Прищурив глаза, Гай наблюдал за окружающими его людьми и молча прислушивался к разговорам, в которых было много нюансов, недомолвок и восклицаний, не вполне ему понятных. Похоже, они говорили на своем собственном языке, и Гай чувствовал себя в некоторой изоляции. Какое-то особое выражение в их глазах, какая-то загадочная улыбка, поворот головы – и вот они уже общаются между собой, понимают друг друга, невольно заставляя Гая чувствовать себя параноиком. Уж не смеются ли они над ним? Или над его темно-зеленым «бентли», стоявшим на подъездной аллее рядом с их потрепанными «остинами» и «моррисами»? Уж не находят ли они его американский акцент смешным? Или они считают, что он слишком хвастается своим богатством? Как бы то ни было и независимо от того, насколько часто Гая приглашали на встречи, они держались от него на расстоянии – весь этот клан, ревниво оберегающий собственную исключительность и утонченной вежливостью изгоняющий из своей среды чужаков.
      Сколько Гай себя помнил, он воспитывал в себе чувство принадлежности к этому обществу, однако, будучи наполовину американцем, а наполовину англичанином, чувствовал себя здесь чужим, несмотря на деньги, полученное в Англии образование и знакомства, которые стремился поддерживать. Ему хотелось бросить вызов молодым аристократам, не придававшим значения атрибутам своей знатности, ибо считали это само собой разумеющимся. Это были молодые люди, которые носили потрепанные твидовые пиджаки с кожаными латками, могли вырядиться в старый отцовский вечерний костюм, надеть охотничьи ботинки деда, которые шутливо признавались, что разорены и скоро заложат семейные драгоценности, чтобы заплатить за новую крышу, и которые тем не менее были столь самоуверенны и самонадеянны, что ездили на полуразвалившихся старых машинах. Почему они не выказывают уважения или даже симпатии к нему? Он был богат, красив, образован, слыл отличным спортсменом и компанейским парнем. На гостеприимство он отвечал еще более щедрым гостеприимством. Он присылал их матерям букеты цветов, если его приглашали на обед. И тем не менее с ним продолжали обращаться с той же вежливостью, с какой обращаются с едва знакомым человеком.
      Гай огляделся вокруг, увидел группки из двух или четырех человек, где каждый предлагал другому подвезти его домой после чая и решал, куда отправиться на обед. Он снова с горечью ощутил себя чужаком. Как же это преодолеть?
      Именно в этот момент к нему подошла миловидная девушка с длинными белокурыми волосами и, доброжелательно улыбаясь, села рядом с ним. Одета она была в бледно-розовое полотняное платье, в руках держала тарелку с шоколадными бисквитами.
      – Привет, – дружелюбно сказала она. – Меня зовут Диана Стэнтон. Хочешь бисквит?
      Внезапно будто луч света пронзил окружавшую Гая тьму. Вот и ответ, каким бы абсурдным и неразумным он ни казался! Ему придется принести большую жертву, но Гай понял, что готов к этому. Он должен жениться и войти в одну из этих знатных семей.

      Леди Диана Стэнтон сняла длинную нежно-голубую атласную накидку с белым лисьим воротником и с застенчивой улыбкой подала ее гардеробщице, которая, перебросив накидку через руку, вручила Диане билет.
      – Послушай, – обратилась к ней стоящая рядом девушка, – ты собираешься завтра на бал к Монтагусам? Я слышала, что они пригласили шестьсот человек, можешь себе представить? – Девушка разгладила длинные белые лайковые перчатки на руках и повернулась к зеркалу, чтобы полюбоваться своим отражением.
      Диана присоединилась к подруге. Ее стройную, изящную фигурку облегало платье из белой органзы, длинные белокурые волосы были забраны назад и поддерживались полумесяцами белых цветов. У Дианы был красивый бело-розовый цвет лица, на фоне которого выразительно поблескивали голубые глаза.
      – Да, собираюсь, – ответила Диана. – Все ожидают, что будет весело. Я слышала, что приглашен оркестр, который будет исполнять румбу. – Она счастливо засмеялась, а девушка в розовом вздохнула: если бы она была такой, как Диана Стэнтон! Если бы Диана не была столь милой, ее можно было бы возненавидеть. Нет никаких сомнений в том, что Диана стала дебютанткой года. Ее фотографии, сделанные Сесил Битон, появлялись в журналах «Вог», «Татлер» и «Куин»!
      На фотографиях Диана представала в виде романтической красавицы, прогуливающейся по розарию старинного родового поместья Стэнтонов в муслиновом, падающем свободными складками платье, с охапкой цветов в руках.
      В гардеробную входили новые и новые девушки, порхающие как бабочки, в легких платьицах, гардеробщицу, к ее неудовольствию, завалили дюжинами накидок и пелерин.
      Зал наполнился гомоном девичьих голосов. Стайка девушек столпилась перед зеркалом.
      – У кого-нибудь есть лишняя заколка?
      – Надеюсь, Дэвид будет танцевать со мной. Он ведь собирался быть здесь сегодня?
      – О Господи, у меня сломался веер! Мама будет страшно рассержена.
      Для Дианы, которая провела семнадцать лет в тиши Оксфордшира, сегодняшний возбужденный щебет напоминал гомон переполошившейся птичьей стаи.
      – Пошли? – Она повернулась к девушке в розовом, которая щипала себе щеки, чтобы на них появился румянец.
      – Божественно! – выдохнула девушка. Все вокруг казалось ей замечательным – музыка, еда, цветы и особенно молодые люди. Идя впереди, Диана проследовала в огромный мраморный холл дома маркизы Лондондерри, где сегодня давали бал. Освещенная огнями сверкающих люстр, Диану ожидала ее мать – вдовствующая графиня Саттон.
      – Я мечтаю о том дне, когда мы сможем самостоятельно ходить на вечера, – шепотом сказала девушка в розовом. – Один очаровательный молодой человек хотел проводить меня домой после танцев у Сторриджей вчера вечером, но, конечно же, я вынуждена была отказать ему. Кошмар! – заключила она.
      Диана улыбнулась и вежливо кивнула, хотя на самом деле была с ней не согласна. Очень здорово, что ее мать бывает на этих вечерах, она хотела бы, чтобы и брат был здесь, но Чарли женился и находился сейчас далеко от усадьбы Стэнтонов. Что касается Джона, то он все еще пребывал в Оксфорде и заявлял, что ненавидит танцы.
      – Ты готова, дорогая? – Мэри Саттон тепло улыбнулась дочери, восхищаясь про себя ее красотой.
      – Да, мама.
      – Тогда пойдем. – Повернувшись, она вместе с Дианой направилась к великолепной, устланной красным ковром лестнице.
      В этот момент из гардеробной выпорхнула стайка возбужденных и хихикающих девушек, которых поджидали их матери или бабушки, бросавшие на них строгие взгляды, призывая к сдержанности.
      Маркиза Лондондерри стояла наверху лестницы, готовая встретить гостей, – величественная дама с огромной бриллиантовой диадемой.
      Лакей называл имя каждого нового гостя.
      – Леди Саттон и леди Диана Стэнтон, – громким голосом объявил он.
      Зал притих, и головы присутствующих повернулись в их сторону, когда Диана и ее мать обменивались приветствиями с маркизой.
      – Дорогая, эта девушка по-настоящему прелестна, – пробормотала пожилая дама своей подруге, усаживаясь на один из покрытых позолотой стульев, стоящих вдоль стен большого зала.
      – Вы имеете в виду Диану Стэнтон? О да, она наверняка сделает блестящую партию.
      – Конечно, Мэри Саттон прекрасно воспитала ее, – вмешалась в разговор третья женщина. – Такие приятные манеры. И не злоупотребляет косметикой, как это теперь, к сожалению, модно.
      Три пожилые дамы нашли благодатную тему для разговора.
      – Мэри разрешает ей встречаться только с достойными людьми, – снова заговорила первая дама. – Я всегда говорю, что это чрезвычайно важно – знакомиться только с приличными людьми. Ничего путного не получится, если выйти замуж за человека из другой среды.
      Другие женщины с готовностью закивали.
      – Помню, моя мать то же самое говорила мне, когда я была девушкой, – поддержала первую даму вторая. Она сделала несколько взмахов черным, украшенным перьями веером. – Ты должна выйти замуж за человека своего круга, а это значит, что он должен быть протестантом и тори.
      – Верно! – хором подтвердили другие.
      В этот момент к ним подошла Мэри Саттон, которую они приветствовали энергичными взмахами вееров. Мэри Саттон – очаровательная женщина, и они очень сочувствовали ей, когда ее муж, лихой пятый герцог Саттонский, был убит в самом начале войны. Мэри Саттон пришлось заниматься похоронами, войти в управление большим имением и заботиться о воспитании троих детей. Диане в то время было всего девять лет. Чарльзу, унаследовавшему титул отца, исполнилось двадцать, и он был в армии, а двенадцатилетний Джон только что поступил в Итон. Все восхищались мужеством Мэри. И вот сейчас, спустя три года после окончания войны, она вывела в свет свою дочь и планирует бал в ее честь. Женщины смотрели на нее с восторгом.
      – Итак, – Мэри Саттон взяла бокал шампанского из рук официанта. – Мы собираемся провести весь вечер сидя здесь или же намерены хорошо повеселиться?
 
      Диана, едва переступив порог зала, уже оказалась в окружении смеющихся молодых людей в белых галстуках и фраках. Один из них особенно выделялся – его темноволосая голова возвышалась над другими, и он не сводил пристального взгляда с лица Дианы. Она встретила его взгляд, в голубых глазах вспыхнули восхищение и надежда, что он пригласит ее на танец раньше, чем это сделают другие. Рядом с ним остальные молодые люди казались просто мальчишками-переростками, незрелыми и малоинтересными, вроде ее брата Джона. Мальчишками, которые, несмотря на лестное внимание к ней с их стороны, не отвечали ее идеалу романтического мужчины. Гай был совсем другим. Он был старше, мудрее и, с того самого момента когда она впервые увидела его сидящим на террасе у Монтгомери, напоминал ей Лоуренса Оливье в роли Хитклиффа в фильме «Грозовой перевал». У него были такие же задумчивые темные глаза, что говорило о его одиночестве, он обладал такой же высокой атлетической фигурой и был так же изящен и элегантен в своем дорогом костюме. Смуглая кожа и чувственный рот придавали Гаю несколько донжуанский вид, особенно рядом с этими невинными английскими мальчиками. Диана почувствовала внутреннюю дрожь, когда он отделился от группы молодых людей и шагнул к ней.
      – Не хотите ли потанцевать, Диана? – тихо спросил он.
      У Дианы сильно забилось сердце, и на мгновение она потеряла дар речи.
      – Я… Я хотела бы, – заикаясь проговорила она. А еще через мгновение она оказалась в объятиях Гая, скользя под звуки музыки по гладкому полу и глядя в его лицо.
      Диана забыла обо всем в этот вечер и словно парила в облаках счастья, радуясь тому, что Гай хотел танцевать только с ней, что он предложил ей выйти на балкон с видом на Гайд-парк, где в ночи тихо шумели деревья и где он сказал ей, что она очень красива.
      – Разве? – чуть игриво засмеялась она.
      – Вы способны затмить сегодня кого угодно, – с улыбкой ответил он.
      Однако когда бал закончился и Диана села в поджидающую их машину, чтобы ехать домой (они сняли на лето дом в самом центре Мэйфера), слова матери вывели ее из состояния эйфории.
      – С твоей стороны было весьма бестактно провести весь вечер с этим молодым человеком, – сказала довольно сердито мать. – Всем хотелось с тобой потанцевать, и двое или трое молодых людей весьма расстроились, когда ты им отказала.
      – Но я хотела танцевать с Гаем! – ответила Диана, и на щеках ее вспыхнул румянец. – Другие всего лишь мальчишки, притом глупые. Гай везде бывал, он гораздо взрослее и умнее. Пожалуйста, мама, не сердись. Я сегодня замечательно провела время. Это был мой самый лучший бал.
      Мэри Саттон поджала губы. Пока ее дочь веселилась, она от других матерей услышала о Гае много такого, что ее сильно встревожило. Он вовсе не был каким-то пьяницей, но ей рассказали, что Гай часто посещает сомнительной репутации клубы, сорит там деньгами и имеет дело с проститутками. Похоже, у него не было настоящих друзей, а те, которые были, старались выкачать из него как можно больше денег. Короче говоря, трудно было представить репутацию хуже.
      – Я предпочла бы, чтобы ты больше с ним не встречалась, Диана, – сурово сказала Мэри, думая о тех приятных молодых людях, которые с видимым обожанием относились к ее дочери.
      – Но мы пригласили его на мой танцевальный вечер, – запротестовала Диана. – Разве ты не помнишь? Мы включили его в список, после того как я познакомилась с ним у Монтгомери. Я не понимаю, что ты имеешь против него.
      – Его репутация оставляет желать лучшего. Ты тоже скомпрометируешь себя, если люди начнут связывать тебя с ним.
      – Мама, но ведь это абсурд! Времена изменились, сейчас все не так, как было во времена твоей юности! Я никогда не слышала, что у Гая плохая репутация. Вероятно, у него было несколько женщин, но ведь ему двадцать четыре года!
      – Я говорю не о женщинах, – сухо сказала Мэри. – Он ходит… к проституткам, – добавила она неожиданно для самой себя с некоторым смятением. – Нельзя, чтобы тебя видели рядом с таким мужчиной.
      – Знаешь, я не верю этому, – не согласилась Диана. – Подожди, пока узнаешь его получше, мама. Он замечательный человек.
      Всю остальную часть пути в салоне машины царило напряженное молчание.
 
      – Кажется, мы пригласили мальчиков больше, чем девочек! – воскликнула Диана, бросив последний взгляд на список гостей.
      – Так и должно быть, – уверенно заявила мать. – Ни к чему, чтобы на нашем балу дамы оставались без кавалеров. Знаешь, когда я недавно вошла в гардеробную на вечере у Максвеллов, то, ты только представь себе, шесть, да, именно шесть девушек сидели и разговаривали друг с другом, потому что за весь вечер их никто не пригласил на танец. Бедняжки не могли вынести унижения и оставаться в танцевальном зале на виду у всех. Молодых людей было безобразно мало!
      – Должно быть, они чувствовали себя ужасно, – сказала Диана, пытаясь представить себя на их месте. – Наверное, я уехала бы домой.
      – Они не смели! Их матери пришли бы в ярость! Это означало бы, что они сами признали свое фиаско. Дай-ка мне, дорогая, список гостей, я еще раз взгляну на него.
      Мэри Саттон, все еще в бархатном халате, хотя ее седые курчавые волосы уже были уложены вокруг изумрудно-бриллиантовой диадемы, села на край постели и стала просматривать список, включавший четыреста пятьдесят гостей. Одна фамилия обращала на себя особое внимание, как если бы она была написана крупными печатными буквами, – Гай Эндрюс. Мэри горько сожалела, что предложение было ему послано еще до того, как ее предупредили. Разумеется, подтверждение его согласия было также получено в числе первых. Мэри с тревогой посмотрела на дочь, понимая, что ее эйфория объясняется тем, что на вечере будет Гай. Диана выглядывала из окна спальни, на лице ее было написано возбуждение.
      – Как все здорово! – воскликнула она. – Я так рада, что мы даем бал здесь, а не в Лондоне!
      Стэнтон-Корт считался одним из самых красивых и величественных домов в Южной Англии и принадлежал семейству Саттон более трехсот лет. Диана здесь родилась и любила этот старинный дом из серого камня и обширные сады, простиравшиеся далеко вдаль. Сегодня, казалось, все словно бы ожило. С раннего утра целая армия садовников подстригала газоны, живые изгороди и пропалывала розарии. Затем появились электрики, чтобы осветить окружающий парк. Эта суета продолжалась весь день. Подъезжали фургоны и привозили раздвижные столы и сотни маленьких стульчиков для бара, которые складывались на террасе. Диане понравились красивые бархатные подстилки, привезенные вместе с мебелью.
      – Куда разместить эти подстилки, мисс? – спросил ответственный за доставку служащий.
      Диана радостно схватила их в охапку. Бархат был мягкий и приятный.
      – Я покажу вам.
      Она повела рабочих в бальный зал. Радость клокотала в ее груди, ей хотелось смеяться, хохотать. Жизнь была чудесной и удивительной. Можно было назвать ее даже божественной!
      – Не хотите ли чаю? – Диана импульсивно повернулась к краснолицему потному мужчине. Ей было жаль его, потому что он не будет сегодня на балу.
      – Спасибо, мисс. Нас четверо. – Он промокнул платком вспотевшее лицо.
      – Я пойду и распоряжусь! – И она бросилась по коридору мимо портретов предков, жалея всех, кто не был таким же счастливым и везучим, как она.
 
      Сейчас, когда Диана делала прическу в спальне, доносившиеся снизу звуки были глуше, но волновали нисколько не меньше. Торопливые шаги, приглушенные команды, звон серебряной посуды и хрусталя, выяснение отношений между их слугами и приглашенным обслуживающим персоналом. Наконец подошло время надевать новое бальное платье. Минна, немолодая няня, которая ухаживала за Дианой и ее братьями с младенчества, застегнула все крючки и завязала пояс, как делала и тогда, когда Диана была еще ребенком.
      – Все нормально, няня?
      Минна снисходительно кивнула. Ее славная леди Диана была прямо как картинка! У прозрачного белого кружевного платья юбка сделана в виде большого кринолина. Плечи девушки обнажены, тонкая талия затянута широким атласным поясом голубого цвета.
      – Прямо как на портретах в галерее! – добавила Минна, имея в виду портрет Ромни, запечатлевший прапрабабушку Дианы.
      Диана несколько раз крутнулась перед зеркалом, чтобы получить полное представление о том, как она выглядит, и потрогала каскад белых лент, которые парикмахерша приспособила так, чтобы волосы не падали ей на лицо.
      – Ну как, сойдет? – озабоченно спросила она.
      – Не то слово, любовь моя. – Минна похлопала Диану по руке. – Ты будешь первой красавицей бала. Желаю тебе хорошо провести время и не пить шампанского.
      – Обещаю, няня! – Глаза ее блестели, щеки разрумянились от счастья. Наклонившись, Диана чмокнула Минну в дряблую щеку.
 
      Внизу все уже было готово. Зал был обильно украшен белыми цветами. Диана остановилась, чтобы понюхать некоторые из них, едва сдерживая желание взять цветы в охапку и прижать к груди. Они пахли так божественно! Чарльз и его жена Софи уже спустились в ярко освещенную гостиную вместе с Мэри Саттон, чтобы выпить по бокалу шампанского до прибытия гостей. Джон все еще воевал со шпильками своей манишки. Снаружи садовники установили дополнительные фонари для освещения подъездной дорожки – от чугунных ворот до входа в дом. Оркестранты настраивали инструменты. Официанты укладывали бутылки шампанского в ведерки со льдом.
      – Я слышу шум машины! – крикнул Джон, появляясь в гостиной.
      Чарльз подошел к окну, из которого была видна подъездная аллея.
      – Едут сразу несколько машин! – воскликнул он.
      Диана окинула всех возбужденным нервным взглядом.
      – Начинается, да? – ахнула она.
 
      Подчиняясь строгим инструкциям матери, Диана танцевала со всеми молодыми людьми, которые толпились вокруг нее весь вечер. Однако она все время чувствовала присутствие Гая, стоящего возле бара, видела, что он не спускает с нее глаз, когда она с кем-то оживленно разговаривает и смеется.
      В конце концов Диана больше не могла этого вынести и направилась к нему.
      – Вы не скучаете? – спросила она с обеспокоенной улыбкой. – Вы что-то мало танцуете.
      – Я ожидал, пока вы выполните обязанности хорошей хозяйки бала.
      Почувствовав иронию в его словах, Диана сделала шаг назад и внимательно посмотрела на его лицо. Внешне Гай выглядел спокойным, хотя в глазах его читалось раздражение.
      – Ах, вот оно что. Ну… – пробормотала Диана.
      Внезапно он улыбнулся какой-то теплой улыбкой, и сердце у нее растаяло.
      – Не беспокойтесь, Диана. Я все понимаю. Думаю, что вашей матери не обязательно было говорить мне, когда я приехал, что я не должен монополизировать вас.
      Лицо Дианы вспыхнуло.
      – Боже, какой ужас! Я очень сожалею. Маме не следовало этого делать.
      Улыбка Гая стала еще шире.
      – Не компенсировать ли нам упущенное? – спросил он, кладя руку ей на талию.
      От прикосновения его руки Диана испытала удивительное возбуждение. Она заглянула в глаза Гаю и увидела, что взгляд у него теплый и нежный.
      – Да, – тихо сказала она.
      Во время танца он тесно прижал ее к себе, его грудь касалась ее волос, рука крепко сжимала ее руку. Диана почувствовала пьянящее желание прильнуть к нему еще теснее. Она отдалась этому соблазну, ощутив телом плоский живот и бедра.
      – Не выйти ли нам в сад? – полушепотом спросил Гай, будто бы прочитав ее мысли. Диана проигнорировала предупреждающие звонки, которые звенели в ее голове, и то, что мать наверняка утром прочитает ей нотацию. Она увидела, как нахмурился Чарли, когда она вместе с Гаем направилась к террасе. Ну и пусть! Она хотела только одного – быть рядом с Гаем, который продолжал держать ее руку и вел ее в сад, где головокружительно пахли розы и где можно было услышать доносящееся издали пение соловья.
      – У вас здесь очень красивое место, – сказал Гай, оглядываясь на здание, все окна которого светились.
      – Вы должны приехать к нам на уик-энд, – безрассудно предложила Диана. – Я могла бы показать вам окрестности.
      – С удовольствием. – Он слегка обнял ее за плечи. – Вы всегда здесь жили?
      – Это было нашим семейным гнездом свыше трехсот лет. Я родилась здесь. – Диана посмотрела на его профиль, освещенный луной, и подумала, что Гай очень красив. Даже более красив, чем Хитклифф. Пришелец со стороны, заинтересовавшийся домом богатого человека. Нельзя сказать, что у Гая нет денег, сказала она себе. Наверное, его семья в Америке даже богаче, чем Саттоны. В ней заговорило какое-то материнское чувство – ей захотелось, чтобы Гай чувствовал себя желанным и счастливым. Было очевидно, что он не понят, даже одинок. Диана крепко сжала его руку.
      – Я так рада, что вы смогли приехать сегодня к нам на вечер, – сказала она.
      Гай обернулся и сверху посмотрел на Диану. На миг ей показалось, что он хочет поцеловать ее, но вместо этого он всего лишь улыбнулся, оставив ее разочарованной. Что-то в его улыбке было такое, что ей не понравилось, однако это ощущение быстро прошло.
      Затем Гай заговорил:
      – Я польщен, что меня пригласили. Мог ли я мечтать о том, чтобы стать гостем дебютантки года?
      Остаток вечера для Дианы прошел как сладкий сон. Она танцевала и пила с Гаем шампанское, игнорируя неодобрительные взгляды матери. Веселье продолжалось до тех пор, пока не появились первые признаки туманной зари. И лишь тогда Диана забралась в постель, но вовсе не для того, чтобы спать, а чтобы думать о Гае и мечтать увидеть его снова.

      Франческа прижалась к лежащему на диване Марку.
      – Продолжай, – сказала она, приподняв голову так, что густая копна ее каштановых волос накрыла Марку плечи. – Так что же дальше? – Глядя на его профиль, Франческа видела, как Марк напряженно свел брови и выпятил вперед нижнюю губу. – Ну что же?
      – Боже мой, я не знаю! – Марк в ярости швырнул страницы рукописи через спинку дивана, и они с громким шелестом упали на пол. Затем он закинул руки за голову и уставился в потолок. На его лице было написано отвращение. – Не могу писать эту чертову книгу! Не идет – и все тут!
      – Не надо так переживать, милый. – Франческа положила руку на мускулистую грудь Марка, словно пытаясь защитить его. – Наверное, ты находишься сейчас в творческом тупике. Такое случается со многими. Почему бы тебе не отдохнуть, не расслабиться слегка? А завтра ты сможешь все начать сначала.
      Марк в раздражении сначала сел, затем соскочил с дивана.
      – Ты не понимаешь, Франческа! Все не так просто. Я вовсе не устал! Просто я не могу писать! А издатели ждут эту книгу. Боже мой, я должен был сдать ее еще на прошлой неделе – и вот на тебе, застрял на этом проклятом месте, не знаю, что же будет с героями дальше.
      Франческа смотрела на Марка и чувствовала, как тает в груди сердце. Она так любила этого человека. Она готова была заложить свою душу, лишь бы помочь ему.
      Марк Рейвен, двадцати пяти лет от роду, был на редкость магнетической натурой. И внешность здесь была совсем ни при чем. Рост его составлял пять футов восемь дюймов, он был атлетически сложен. Черты лица у него были грубоватые, даже резкие, взлохмаченные волосы напоминали львиную гриву. Зато его чуть кривую улыбку Франческа находила удивительно привлекательной. Черные глаза, более черные, чем у нее, были единственной деталью, которая свидетельствовала о деликатности его натуры. Но не в ту минуту, когда им владел гнев. Сейчас они метали молнии из-под насупленных густых бровей, сведенных вместе и образующих одну сплошную линию. У него были загорелые руки, крепкие, красивые и выразительные. В нем ощущались звериная грация, мужская сила и сексуальность. Он был явно харизматической личностью. Буквально с первой встречи с ним на обеде у подруги Франческа была заинтригована и очарована им. Марк стал ее первой любовью, и в двадцать один год она знала, что не сможет найти другого столь же удивительного человека.
      В двадцать два года Марк написал свой первый роман «Нечестивый призрак». Роман стал сенсацией, побил рекорды популярности и вдобавок сделал Марка состоятельным. У него были куплены права на создание фильма, критики превозносили молодого писателя и называли новым Эрнестом Хемингуэем. Издатели хотели заполучить его новую книгу и предложили Марку фантастический аванс. Но вот теперь выяснилось, что он больше не в состоянии писать. Во всяком случае, так, как ему хотелось. Тем более на таком уровне, как «Нечестивый призрак». Марка разъедали отчаяние и неуверенность в себе, и он никак не мог завершить свой второй роман.
      Пока Франческа изучала бизнес в Колумбийском колледже, Марк уединился в новых апартаментах на Мэдисон-авеню и отчаянно барабанил на машинке, то и дело с яростью разрывая листы, едва напечатав два или три предложения, и швыряя их в корзину. Вторая книга значила для него больше, чем первая, – она должна была упрочить его положение как писателя, однако сейчас он сильно сомневался, что это случится.
      До летних каникул Франчески оставалась всего неделя, и ей хотелось бы провести их с Марком. Однако его нынешнее расположение духа удерживало ее от того, чтобы предложить какой-нибудь план. Она наблюдала за тем, как он мерил шагами свою мужскую холостяцкую гостиную, уставленную книжными стеллажами, кожаными диванами, с захламленным письменным столом и бронзовыми настольными лампами с зелеными абажурами. Он явно игнорировал лежащую на полу рукопись, и, если судить по его ссутулившимся плечам, от него вполне можно было ожидать нового взрыва. Франческе не пришлось дожидаться слишком долго.
      – Я в полном отчаянии! – внезапно возопил Марк. – Все будут думать, что я писатель одной книги! О Боже, может, так оно и есть! – Он снова плюхнулся на диван, придавив ей ногу.
      – Ай! – завопила от боли Франческа.
      – Ох, прости меня, дорогая! – Марк отодвинулся и стал растирать ей ступню. – Прошу прощения, что причинил тебе боль. – Печальная кривая улыбка появилась на его лице.
      Франческа также улыбнулась в ответ милой теплой улыбкой, обнажив ровные симпатичные зубки.
      – Возможно, тебе удастся вспомнить, как ты писал первый роман, и это тебе поможет, – высказала предположение Франческа. Она ничего не знала о том, как пишутся книги. Просто, познакомившись с Марком, она поняла, насколько серьезно он к этому относится. – Я имею в виду, что ты не жил тогда так, как сейчас. Возможно, сейчас ты живешь слишком комфортно, слишком шикарно. Ведь тогда ты обретался в номерах рядом с целым букетом писателей и художников. Ни с кем не встречался, у тебя не было денег… Может быть, сейчас…
      Кажется, она зашла слишком далеко. Франческа поняла это по напряженности Марка, по тому, как сжались его челюсти и вытянулся в тонкую линию рот. Он вдруг вскочил с дивана, обошел его, поднял рукопись и положил ее на письменный стол.
      – Это так, Марк? – В голосе Франчески прозвучали нотки страха. – Это из-за меня? Я отвлекаю тебя от работы?
      Не говоря ни слова, он довольно долго смотрел на нее, как если бы его мысли были где-то совсем далеко, пытаясь найти ответ.
      – Нет, любовь моя, это никак не связано с тобой. Причина совсем не в тебе, – устало добавил он.
      Но если причина не в ней, то в чем? Франческа свернулась клубком на диване, словно ей было холодно. Может, все дело в его родителях, которые владеют пекарней в Квинзе, отказываются принимать от него денежную помощь и признать его успех, которые вычеркнули его из своей жизни? Они были обижены на него, потому что в девятнадцать лет он оставил пекарню, сказав, что намерен добиться в жизни большего. Марк изменил фамилию – из Равенски стал Рейвеном, и это глубоко оскорбило родителей. Сняв угол в Гринвич-Виллидж, он стал вечерами работать в ресторане, а днем писать. Пока его родители трудились в пекарне (отец вставал в три часа утра, чтобы успеть к началу дня выпечь хлеб), Марк делился пищей и мечтами со своими новыми друзьями, которые надеялись на большие перемены к лучшему. Он был одним из немногих, кому повезло, однако его родители не желали с ним разговаривать. Чувство вины – вот что его гложет, размышляла Франческа. Он даже не думает о том, что заслужил свой успех.
      – Мне пора домой, – сказала она, поднялась с дивана и стала разглаживать складки своей красной юбки.
      – Прошу тебя, дорогая, останься на ночь. – Марк стоял к ней спиной, и она не видела его лица, однако голос его звучал вполне искренне.
      – Ты знаешь, милый, мне бы самой хотелось, но мать будет сходить с ума. Она до сих пор считает меня ребенком. Наверное, она думает, что я все еще девственница.
      – Я знаю, – глухо сказал Марк.
      – Но мне не обязательно уходить прямо сию минуту… Если ты хочешь, чтобы я осталась на некоторое время…
      – Да, разумеется! – Марк повернулся, и Франческа увидела, что глаза у него опять стали добрыми и ласковыми. – Я хотел бы, чтобы ты осталась навсегда, малышка. Господи, я не знаю, что бы я делал без тебя! – Эти слова он проговорил тихо, а затем вдруг громко произнес: – Я так люблю тебя, Франческа!
      Спустя несколько секунд она оказалась в объятиях Марка. Пламя, которое, в общем, никогда в них не затухало, разгорелось с новой силой. Франческа почувствовала мощный прилив желания и любви к этому сильному, терзаемому сомнениями человеку, чьи руки обнимали ее и чьи поцелуи горели у нее на губах.
      Осторожно и деликатно Марк снял с нее свитер из ангоры и, водя кончиками пальцев по ее подбородку, принялся нежно целовать в губы. Затем его руки стали гладить ее спину, округлые ягодицы, груди. Нагнувшись, он взял в рот один из затвердевших сосков. Рука его гладила шелковистые волосы между ее ног. Желание волнами накатывало на Франческу, она чувствовала себя актинией, которая податливо раскрывается, чтобы принять семя, способное затопить ее.
      Она помогла Марку сбросить одежду, и теперь уже ее руки исследовали его тело. Франческа чувствовала, что он испытывает столь же сильное желание, как и она, и знала, что он постарается продлить эти сладостные муки как можно дольше. Затем он положил ее на диван, долго, нежно и сладко раздвигал ей ноги и осторожно, деликатно входил в нее. Толчки его становились все более мощными, он неотрывно смотрел ей в глаза. За оргазмом следовал новый оргазм. Марк прижался ртом к ее губам в жарком поцелуе, и его тело также забилось в сладостных конвульсиях.
 
      Стояла осень, и Лондон купался в мягких солнечных лучах. Молодые светские красавицы возвращались из деревни, чтобы сделать решительную попытку завоевать внимание светского общества. Гай устроился на собственной новой квартире в особняке, окна которого выходили на Грин-парк. Он отнюдь не собирался скучать в эту зиму.
      Сейчас, в октябре, Гай по нескольку раз в неделю приглашал Диану пообедать, и она принимала его приглашения с явным удовольствием.
      – Как это чудесно, Гай! – сказала Диана, когда они однажды обедали в «Савое». – Мама говорит, что в будущем я смогу оставаться в городе с понедельника по пятницу и ездить домой на уик-энд.
      Она не пояснила при этом, что мать хотела, чтобы дочь могла встречаться с другими молодыми людьми, в надежде, что Гай ей скоро надоест.
      Гай, видя ее энтузиазм, снисходительно улыбнулся.
      – Где ты остановишься? У твоей семьи нет места в городе, не правда ли? – Место в городе – он узнал, что именно так аристократы называют свои апартаменты в Лондоне. Они имели именно место в городе, а не коттедж, дом или усадьбу.
      – Я остановилась в Чейни-Уок с леди Бенсон. Она давняя приятельница мамы. – Диана сделала глоток шампанского, к которому Гай привил ей вкус, и улыбнулась широкой улыбкой. – Мне сейчас нравится в Лондоне гораздо больше, чем летом. Сейчас все вы-глядит как-то иначе.
      Черные глаза Гая встретились с голубыми глазами Дианы, и она почувствовала, что краснеет.
      – Разумеется, все выглядит совсем иначе, – поддразнил ее Гай. – Раньше ты общалась только с группкой глупеньких девчонок, а теперь тебе веселее, потому что ты общаешься со мной.
      Диана потупила взгляд. То, что сказал Гай, было правдой. Все правильно! Благодаря Гаю она почувствовала себя взрослой и умудренной опытом. Он водил ее в такие места, как отель «Беркли», где они танцевали под музыку Яна Стюарта, или в ресторан «Ле Каприс», где завсегдатаями были многие видные деятели шоу-бизнеса. А еще они бывали на балете, в опере, на скачках, на премьерах фильмов и благотворительных балах. Гай даже сводил ее в ночной клуб на Лестер-сквер под названием «400», где было настолько темно, что невозможно было рассмотреть, кто сидит за соседним столиком. Диана нашла это весьма волнующим.
      Диана с обожанием посмотрела на Гая. Можно ли найти более доброго и щедрого мужчину? Похоже, он изо всех сил старался сделать ее счастливой. И у него так много денег! Всю жизнь Диана жила среди бесценных античных сокровищ, но у нее никогда не было свободных денег, чтобы бездумно тратить их на всевозможные покупки. Диана вдруг начала ценить деньги и то, что можно на них купить.
      – Ой, мне так хочется увидеть «Целуй меня, Кэт»! Это должно быть очень интересно, Гай!
      – Это потрясающе.
      Момент какой-то интимности внезапно прошел, и Гай снова стал собой. Однако Диана оставалась вполне довольной. За последний месяц он приглашал ее каждый второй вечер, а также провел два уик-энда в Стэнтон-Корте с ней и ее семьей. Это наверняка означало, что Гай хочет на ней жениться, хотя он ни разу не сделал попытки физически сблизиться с ней.
 
      В «Комнате орхидей» было столь же темно, как и в «400», хотя, как заподозрила Диана, не так чисто. Официанты подавали напитки, демонстрируя ловкость летучих мышей в темной пещере, а пары, сплетенные в одно целое, не без труда пробирались к небольшой танцевальной площадке.
      Станет ли Гай танцевать с ней таким же образом? Не потому ли он пригласил ее именно сюда? От сладостного предчувствия у Дианы екнуло сердце. Он никогда не прижимал ее к себе так плотно. Ее вообще никто плотно не прижимал…
      – Шампанское? – Гай весело помахал прейскурантом вин. – Здесь так темно, что я ничего не могу прочесть. Как насчет «Дом Периньон»?
      Диана кивнула, внезапно успокоенная его обычной веселостью.
      – Ты приедешь в Стэнтон-Корт на уик-энд? – живо спросила она. – Чарли и Софи дают обед в субботу, а в воскресенье к нам приглашены гости, чтобы поиграть в теннис.
      – Да, я непременно буду. Что мне привезти?
      – Привезти? – озадаченно спросила она. – Ну, свои теннисные принадлежности и обеденный костюм.
      – Нет, я имею в виду что-нибудь в качестве подарков. Что-нибудь для твоей матери и Софи. Как насчет бренди, которое так любит Чарльз?
      – Ой, Гай! Ты не должен привозить нам подарки в каждый свой приезд! – запротестовала Диана. Ей на самом деле не хотелось этого. Щедрые подарки Гая приводили в замешательство семью Саттон и порождали у них ощущение, что он пытается купить их расположение. От своих друзей они не получали иных подарков, кроме баночек с домашним клубничным вареньем. Или меда – от гордых владельцев ульев.
      – Гай, – осторожно начала Диана, – у моей семьи, как ты знаешь, не так много денег, которые можно тратить, все они вложены в бумаги и все такое. – Диана почувствовала, что начинает заикаться от волнения. – Если ты будешь дарить им такие подарки… они… ну, словом… это поставит их в неудобное положение. Они не в состоянии ответить тем же.
      – Ах, Диана! До чего же ты мила! – заулыбался Гай. – Я все это понимаю, но скажи, с какой стати они должны дарить мне подарки? Они очень гостеприимны, так почему я не могу прихватить с собой несколько пустячков? Может быть, привезти икры на субботний обед? И к ней в самый раз будет русская водка.
      Диана закусила губу. Лучше бы уж она молчала. Ее семье это не нравилось, но, с другой стороны, ее попытки удержать Гая могут его обидеть. Она не станет больше рисковать.
      – Значит, мы отправляемся в пятницу после чая? – спросила она.
      – Отлично. Почему бы мне не заехать за тобой утром, чтобы мы могли хорошо позавтракать где-нибудь на полпути?
      Диана радостно вздохнула. Жизнь стала по-настоящему божественной с того момента, когда она встретила Гая.
      Час спустя Гай довез ее до Чейни-Уока, помог выйти из машины и довел до освещенной площадки перед входной дверью.
      – Это был совершенно изумительный вечер, – искренне сказал он, когда они прощались. – Спасибо, что пришла.
      На какую-то долю секунды его руки скользнули по ее телу, губы слегка коснулись ее – и он тотчас же ушел.
      Ноги Дианы дрожали, она плавилась от желания, когда поднималась по лестнице в спальню. Стоя посреди комнаты, она задумчиво смотрела в пространство. Гай был не только Хитклиффом, он был героем всех романов, которые она когда-либо читала, и всех голливудских фильмов, которые видела.
      Она не могла дождаться, когда Гай предложит ей выйти за него замуж.
 
      Чарльз и Софи озабоченно посмотрели друг на друга.
      – Вот так штука! – Чарльз беспомощно развел руками и опустился на обитый ситцем диван. – Мы тут ничего не сможем сделать. Диана полна решимости.
      Он подтянул вздувшиеся на коленях брюки для верховой езды и сел поглубже. На его обветренном красноватом лице появилось крайне озабоченное выражение, и сейчас он выглядел старше своих тридцати лет.
      – Мать вела дело из рук вон плохо, – продолжал Чарльз свои размышления. – Ей следовало бы с самого начала решительно пресечь их встречи, а не приглашать его сюда.
      – Она могла думать, что Диану будет тянуть к Гаю еще больше, если ей запретят видеть его, – резонно заметила Софи.
      – И, как видишь, это не сработало… Знаешь, я навел о нем справки. Он учился в университете с некоторыми парнями, которых я знаю. У меня в Лондоне есть друзья, которые имели с ним дело. Софи, он насквозь порочен. Он тянет деньги со своей матери, он пьяница, а компании, с которыми он проводит время, – самого низкого пошиба. У него отвратительная репутация. Кроме Дианы, из женщин он имел дело только с проститутками. В общем, это настоящая катастрофа.
      – А она его любит, – заметила Софи.
      Они сидели в библиотеке усадьбы Стэнтон-Корт за чаем. Мэри Саттон только что сказала им, что Диана собирается замуж за Гая. Чарльз и Софи ждали, что Диана появится чуть позже, а поскольку она говорила, что Гай не приедет в этот уик-энд, то они намеревались поговорить с ней и попытаться убедить ее порвать отношения с Гаем.
      Чарли отхлебывал чай и задумчиво смотрел на Софи. Хвала Господу, что он послал ему жену, обладающую практичным умом, энергией, добрую и ласковую. Это особенно важно в такой момент. Она сможет поговорить с Дианой как женщина с женщиной, убедить сестру в том, что она совершает страшную ошибку. Образование и воспитание Софи были более основательными и серьезными, чем у Дианы. Будучи дочерью генерала британской армии, она путешествовала со своими родителями по всему свету, а в двадцать два года заняла ответственную должность в Министерстве иностранных дел.
      Чарльз познакомился с ней на балу. Его сразу же очаровали ее веселые голубые глаза и вьющиеся от природы каштановые волосы. Она не была писаной красавицей, но излучала тепло, надежность и спокойствие.
      Через три месяца они поженились.
      – Твоей матери следовало бы настоять на том, чтобы она училась и готовила себя к работе, – продолжила размышлять вслух Софи. – Диана целиком живет в прошлом. Другие девушки снимают квартиру в городе и где-то работают. Она же считает, что можно выйти в свет, великолепно провести сезон и после этого выйти замуж за первого подходящего молодого человека.
      – Боюсь, что тут совершила ошибку мама. Поскольку в ее время все было именно так, она полагает, что и с Дианой должно быть точно так же.
      – Так или иначе, попробуем убедить Диану, что, если она выйдет замуж за Гая, ее жизнь будет загублена. Если он настолько порочен, как ты говоришь, он будет волочиться за другими женщинами и устроит Диане настоящий ад. Он действительно много пьет, когда бывает у нас, хотя, откровенно говоря, я не видела его в доску пьяным.
      Чарльз скривился:
      – Здесь он проявляет осторожность. Но всего лишь на прошлой неделе я слышал от Монтагуса, что он страшно нализался в одном ресторане, облевал все вокруг и его увезли домой.
      Софи потрясенно посмотрела на Чарльза:
      – Диана не знает об этом? Ей никто об этом не рассказывал?
      – Разве ты не знаешь общеизвестную истину, что жена узнает обо всем последней? – мрачно сказал Чарльз. – Так или иначе, на этой неделе я собираюсь ей все рассказать, как бы ни было ей неприятно. Я должен ей все объяснить.
      – Почему он хочет жениться на ней? – неожиданно спросила Софи. – Кроме титула, у нее ничего нет. Ее крохотного содержания едва хватает на то, чтобы покрыть стоимость одежды.
      – Тем не менее наше имя откроет ему все двери, которые он только пожелает открыть. Он страшный карьерист, Софи. Это первое, что я в нем заметил, когда он в первый раз пришел к нам. Он использует Диану для того, чтобы вскарабкаться по общественной лестнице, а когда добьется своего, бросит ее за ненадобностью.
      – Как он может подняться по общественной лестнице, если якшается со всяким отребьем и проститутками?
      – Может, кроме Дианы, он только на них и производит впечатление.
      Чарльз тяжело поднялся с дивана и подошел к окну с видом на сад. Бархатные газоны купались в теплых солнечных лучах, небо было чистое и голубое. Вдали виднелась живая изгородь с яркими цветами, а далее возвышались дубы, усыпанные гомонящими дроздами. Чарльза внезапно потрясло великолепие дня.
      У них была такая счастливая семья, но кажется, что это было очень давно. Сейчас Диана хотела выйти замуж за Гая Эндрюса, и если это произойдет, то прежнего никогда не будет.
      – Это ее машина? – Чарльз обернулся, услышав шелест шин по гравию подъездной дорожки.
      – Да, – ответила Софи и сделала глубокий вдох. – Думаю, что ее.
 
      Обед в этот вечер проходил в напряженной обстановке. Незадолго до этого Чарльз рассказал Диане, вполне откровенно и даже жестоко, все, что он знал о Гае. Вначале она слушала его молча, но затем вдруг вскочила с места. Лицо ее вспыхнуло от гнева.
      – Все это выдумки и ложь, Чарли! – крикнула она. – Ты наслушался всяких идиотских сплетен! Почему ты веришь людям, которые завидуют Гаю, завидуют его богатству, его внешности? Почему ты не хочешь составить о нем мнение самостоятельно? Он когда-нибудь был пьяным в этом доме? Когда-нибудь вел себя предосудительно? И я никогда не слышала о том, что он посещает клубы, о которых ты говорил, или что его видели с этими кошмарными женщинами! Никогда не слышала о том, что у него дурная репутация!
      – Ты должна помнить, что вращаешься в совершенно других кругах, Диана. – Чарльз также поднялся и оперся спиной о камин. – У Гая, похоже, иной круг друзей, если только можно их так назвать. Они не общаются с нами, так что неудивительно, что и молодые люди, тебе известные, не имеют понятия о его образе жизни. Задай себе только один вопрос: он знаком со многими семьями со связями, однако почему они его не принимают?
      – Потому что ты просто-напросто сноб! – воскликнула Диана.
      – Никакой я не сноб, и дело вообще не в этом, – твердо заявил Чарльз. – В принципе мне все равно, кто твои друзья. Но я не хочу, чтобы ты испортила себе жизнь, связав свою судьбу с пьяницей и распутником!
      – Гай совсем не распутник! Могу сказать тебе: он никогда не пытался затащить меня в постель. Он всего несколько раз поцеловал меня, причем исключительно по-братски. Как ты можешь возводить на него напраслину, Чарли? Я люблю Гая. Он самый замечательный, интересный и значительный человек, которого я когда-либо знала, и если он попросит моей руки – а я думаю, что так и будет, – я намерена дать согласие. – Расстроенная и раздраженная, Диана села на диван, упрямо поджав губы.
      – Обещай мне по крайней мере одну вещь, дорогая моя сестра, – сказал напоследок Чарльз. – Не пори горячку. Подожди немного, узнай его получше. Со временем тебе представится возможность убедиться в моей правоте, вот увидишь. Я хочу тебе только добра и счастья.
      Слезы брызнули из голубых глаз Дианы, она отчаянно заморгала ресницами.
      – Поверь, я лучше тебя знаю, что мне надо, Чарли. Не требуй от меня, чтобы я отказалась от него. Ты не можешь себе представить, как я его люблю. – Голос ее прервался, и она зарыдала. – Я день и ночь только и мечтаю о том, чтобы выйти за него замуж, – продолжила Диана минуту спустя. – Хотя я знаю, что мама может упасть от этого в обморок, я готова завтра отдаться ему. Но он человек очень высокой морали и никогда не склонял меня к этому.
      – Высокой морали! – недоверчиво повторил Чарльз. – Ты считаешь, эти слова применимы к человеку, который оплачивает услуги проституток?
      Диана взяла себя в руки и убежденно заявила:
      – Все это не что иное, как злобные сплетни, и я не верю ни одному слову из того, что о нем говорят.
      Сейчас, когда они сидели за круглым старинным столом красного дерева при мягком свете свечей, Диана поняла, что все настроены против нее. Мэри Саттон выглядела напряженной – она ругала себя за то, что с самого начала не развела Диану и Гая. Софи и Чарльз время от времени бросали друг на друга озабоченные взгляды, думая о том, какой тактики им придерживаться в дальнейшем, чтобы предотвратить нависшую над семьей беду. Даже Джон выглядел суровым.
      Все старались, чтобы беседа за столом не вышла за рамки безобидных общих тем, однако разговор неизбежно коснулся планов на следующий уик-энд, когда они снова должны были собраться вместе.
      – Значит, у нас будет обед в субботу и холодный завтрак в воскресенье, – сказала Софи.
      – Совершенно верно, – кивнула Мэри. – И потом можно поиграть в теннис или поплавать, если погода позволит.
      – Сколько людей у нас будет? – спросил Чарльз.
      Софи стала перечислять имена.
      Внезапно ее перебила Диана и явно вызывающим тоном заявила:
      – Не забудьте, что я пригласила Гая. Он прибудет в субботу утром.
      – О, это хорошо.
      Мэри, Софи, Чарльз и даже Диана повернули изумленные лица к Джону, который был занят тем, что чистил персик. Он поднял глаза, удивившись их реакции.
      – А в чем дело? – спросил он. – Гай хороший парень. Бывает очень весело, когда он здесь. Старинное место наполняется при нем радостью и весельем, я так думаю.
      Чарльз бросил на Софи полный отчаяния взгляд, зато Диана благодарно улыбнулась Джону. Ей было приятно знать, что не все в семье настроены против Гая.
 
      Гай был весьма доволен тем, как складываются дела. Насколько ему было известно, Диана не имела понятия о том, куда он ходил и с кем встречался, когда был не с ней. Его мать дополнительно присылала ему деньги, хотя с каждой неделей оказывала на него все большее давление, призывая возвратиться в Нью-Йорк. Но в общем и целом все развивалось в желаемом направлении, и сейчас, когда Гай ехал в Оксфордшир, чтобы провести уик-энд в Стэнтон-Корте, он испытывал глубокое чувство удовлетворения. Ему очень нравилась эта старинная усадьба, и он все больше и больше чувствовал там себя как дома. И нравилось ему не просто древнее каменное здание, но все то, что в нем было. За его толстыми стенами находилась своего рода пещера Аладдина с широкими лестницами, отделанными панелями залами, блестящими паркетными полами. Богатство старинной мебели, парчовых штор, портретов предков в позолоченных рамах, украшенная росписями фарфоровая посуда и огромные вазы – все это наполняло Гая какой-то радостью, которую, казалось, можно ощутить физически. Это решительным образом отличалось от тех аксессуаров богатства, которые окружали Гая всю его жизнь. Здесь было наследие старинного рода, начиная от феодальных доспехов на первой площадке лестницы и кончая родословным древом, изображенным в зале, которое все объясняло. Дом стоял на этом месте более трехсот лет, и каждое поколение Саттонов добавляло ему новые сокровища. Это порождало удивительное ощущение непрерывности и преемственности. Гай размышлял об этом, поднимаясь по широкой лестнице, чтобы принять участие в обеде семьи Дианы в субботу вечером. Он надеялся, что трем местным парам, которых пригласила Софи, он понравится. Поправив черный галстук, посмотрев в зеркало в зале и удостоверившись, что его обеденный костюм сидит отлично, Гай открыл тяжелые филенчатые двери в гостиную.
      Все уже были в сборе. Они сидели у весело полыхающего камина, чем-то напоминая персонажей пьес Ноэла Коуарда. Мэри, графиня Саттонская, – в черном бархатном платье и жемчугах; Софи Саттон – в платье с красным шелковым верхом и длинной парчовой юбкой; Чарльз выглядел на удивление опрятным, сменив привычные для него бежевые брюки с пузырями на коленях и штопаный свитер на вечерний костюм. Они разговаривали с гостями, которых Гай стал с недавнего времени узнавать. Это был типичный «графский набор». Гладко выбритые, аккуратно постриженные мужчины в смокингах, женщины в платьях, напоминающих наряд Софи, но украшенные драгоценностями. Между прочим, никого из них нельзя было заподозрить в том, что они побывали в «Калински джуэлри», отметил для себя Гай. Их бриллианты были гораздо меньше. Поодаль от остальной группы стоял с бокалом шампанского достопочтенный Джон Стэнтон. Джон сразу же направился к нему.
      – Ничто так не способно взбодрить, как шампанское! – по своему обыкновению словоохотливо изрек Джон. – Старина Чарли достал сегодня самое лучшее! Даже не могу понять, с какой стати он решил так потрясти этих занудных старперов.
      Гай хмыкнул и почувствовал себя значительно лучше. Джон был единственным человеком в этом доме, который принимал его безоговорочно.
      – Кто они такие? – шепотом спросил Гай.
      – А-а, это Кричтоны, Доннелисы и Мартины. Они все помешаны на охоте. Что касается меня, то в охоте меня интересует только одно – как бы еще выпить. Тебе налить, старина?
      Гай протянул бокал и наблюдал за тем, как маленькие золотистые пузырьки поднимались к поверхности янтарной жидкости и затем лопались. Выпив шампанского, он присоединился к гостям, сидящим у пылающего камина, снова почувствовав себя чужим. Похоже, эти люди не желают его принять.
      Один лишь Джон приветствовал его с улыбкой и искренней радостью. После Дианы, которая держалась одинаково доброжелательно со всеми, Джон был самым приятным из всей компании, и Гай почувствовал к нему глубокую симпатию. Джон и внешне был весьма привлекателен – стройный, гибкий, с шелковистыми светлыми волосами. Когда Гай увидел его в первый раз, ему тотчас же вспомнился знаменитый портрет принца Генри, сына короля Якова IV, написанный в 1610 году. Может быть, Джон был потомком этого романтичного принца в камзоле с кружевными манжетами и воротником?
      В этот момент он увидел в большом зеркале свое отражение и рядом – отражение Джона. Они были одного роста, почти одинакового телосложения, только Гай был черноволосым и более мужественным, а Джон – белокурым и более изящным. Вот такой контраст, и в то же время…
      – Выпьем еще, Гай? Нам надо нализаться как следует, чтобы вынести этот кошмарный обед! – зашептал Джон на ухо Гаю.
      Гай ответил ему улыбкой.
      Если проявить осторожность, женитьба на Диане может оказаться очень даже удобной вещью.
      А тем временем он отправится на Рождество в Шотландию, где остановится у знакомого парня, родители которого живут в замке. Затем встретит Новый год здесь, с Дианой. После Нового года он, вероятно, сделает ей предложение. У него не было сомнений в том, что Диана его примет. Было только одно препятствие, которое ему надо будет преодолеть, но он старался о нем не думать.
      Ему придется все рассказать своей матери, и она наверняка придет от этого в ярость.

      Буря разразилась внезапно, застала людей врасплох и вынудила их искать временное убежище. Дождь лил как из ведра, вода ручьями стекала с карнизов и навесов. Улицы превратились в мутные реки, потоки воды несли по канавам мусор, засоряя стоки и не давая воде уходить.
      Франческа, идя вдоль Парк-авеню, подняла голову и увидела, что огромные сталагмиты небоскребов покрыты пеленой воды, а верхушки скрыты густыми облаками.
      – Проклятие! – пробормотала она, плотнее запахивая пальто. – Я никогда не сделаю свои рождественские покупки, если так будет продолжаться. – До Рождества оставалось десять дней, и Франческа хотела купить подарок Марку.
      Она решила направиться к торговому центру «Готэм бук март», где, насколько она знала, можно было приобрести что-нибудь интересное. Возможно, даже первые издания. Прячась в подъезде закусочной, Франческа смотрела на стену дождя и составляла в уме список людей, которым нужно купить подарки: матери, подруге Карлотте Линарес – однокашнице по Колумбийскому колледжу и, конечно же, дяде Генри.
      Генри Лэнгхэм не был ее дядей в полном смысле слова, однако Франческа воспринимала его именно в таком качестве с того времени, когда была еще совсем маленькой. Дядя Генри заслуживал того, чтобы поддерживать с ним отношения. Особенно сейчас, поскольку Франческа была уверена, что он разделяет ее стремление управлять «Калински джуэлри». Он постарается убедить Сару дать ей шанс. Предложит, чтобы она вошла в совет директоров. Кроме того, он может обучать ее и помогать ей, как помогал матери семнадцать лет назад.
      Промокшая, но в приподнятом настроении, Франческа добралась домой двумя часами позже. Под полой пальто у нее находились две книги – она сунула их туда, защищая от ливня: том стихов и поэм Байрона в кожаном переплете с золотым обрезом, изданный в 1873 году, который предназначался Марку, и биография Уинстона Черчилля для дяди Генри. А еще она принесла добрую дюжину пакетов, один из которых был от Бергдорфа Гудмена. В нем находился голубой с зеленым шелковый шарф для Сары. А что еще можно подарить матери, у которой есть все? Для Гая она ничего не купила. Посылать авиапочтой очень хлопотно. Она направит ему поздравительную открытку.
 
      – В гостиной вас ожидает мисс Линарес, мисс Эндрюс, – сообщил дворецкий, едва Франческа вошла в дом.
      – Вот как? – удивилась Франческа. – Я не ждала ее. Пожалуйста, принесите нам кофе.
      – Да, мисс Эндрюс.
      Франческа свалила все покупки на стол в вестибюле, глядя в зеркало, взбила волосы и сбросила промокшее пальто. Выглядела она сейчас не самым лучшим образом, а ее подруга Карлотта наверняка безупречна, как всегда, но делать нечего. Открыв дверь в гостиную, Франческа тепло поздоровалась с Карлоттой.
      – Привет! Какой приятный сюрприз! – проговорила Франческа, обнимая подругу. – Как идут дела?
      Карлотта, смуглая, миниатюрная, в темно-синем хорошо сшитом платье, пожала плечами и пригладила черные волосы.
      – Моя тетя сведет меня с ума! – воскликнула она с явно выраженным испанским акцентом. – Только и знает: «Где ты была?» или «Куда ты идешь?» Говорю тебе, что можно с ума сойти! Если бы только моя семья позволила мне жить одной, я была бы просто счастлива!
      Франческа заулыбалась. У Карлотты всегда одно и то же. С того самого момента, как они познакомились на открытии галереи современного искусства и Карлотта излила ей душу, Франческа вынуждена была постоянно выслушивать поток ее беззлобных жалоб. Тем не менее Франческе было интересно слушать из уст Карлотты всякие драматические истории. Никто из друзей по колледжу не мог с ней в этом сравниться, и можно было не сомневаться, что там, где Карлотта, будет весело и забавно. Хотя они были совершенно разные, Франческа дорожила дружбой с ней, и временами ей хотелось, чтобы они были сестрами. Она была заинтригована рассказами Карлотты о детстве. Будучи четвертым ребенком маркиза и маркизы Лоренсо де Карранса Линарес, Карлотта жила в семейном дворце близ Хереса на юге Испании и воспитывалась в большой строгости.
      – Моя семья привыкла быть богатой, – объяснила Карлотта в первый день их знакомства, – но сейчас все ценное распродано: картины Веласкеса, серебро, даже рубины бабушки. Папа хотел выдать меня замуж, когда мне было семнадцать лет, но я не пожелала! – Она сделала энергичный жест рукой. – Я должна была выйти замуж за кого-то из очень аристократической семьи, но у них тоже не было денег! Какой в этом толк? – с комичным выражением лица спросила она.
      – И что же ты сделала? – заинтересовалась Франческа.
      – Я попросила дедушку заплатить за мое обучение в Мадриде, где я должна была изучать историю искусств. Я упорно занималась, и когда мой преподаватель сказал, что может предложить мне работу у Сотби в Нью-Йорке – o dios! – я ухватилась за эту возможность.
      – А как насчет твоей тети? Откуда она взялась?
      Карлотта в отчаянии всплеснула руками:
      – Tia Хуанита! Она старая дева и не отпускает меня ни на шаг! Папа сказал, что за мной должен быть надзор, иначе он не позволит мне отправиться в Нью-Йорк!
      У Франчески округлились глаза.
      – Ты хочешь сказать, что полностью лишена свободы действий? Но ведь тебе уже двадцать четыре года, Карлотта! Как ты можешь терпеть такое?
      – Я вырываюсь из ее тисков, когда представляется такая возможность, – загадочным тоном сказала Карлотта и не стала больше об этом распространяться.
      Сейчас, наливая дымящийся кофе в две большие чашки, Франческа вопросительно посмотрела на подругу.
      – Так у тебя сегодня выходной? – спросила она, удивляясь, почему Карлотта сегодня кажется возбужденной более обычного.
      Карлотта театрально вздохнула и снова пожала плечами:
      – Мне так не хочется возвращаться домой, к тете Хуаните, которая ожидает меня и замучает вопросами.
      – Разве у тебя нет своей комнаты, где ты можешь уединиться? Я часто запираюсь, когда мама начинает повсюду шнырять. – Карлотта никогда не приглашала подругу к себе, и Франческа точно не знала, где она живет. Ей было известно лишь, что проживает она в районе 49-й улицы. Внезапно Франческа поняла причину.
      – Я вынуждена жить в одной комнате с тетей, и у нас всего одна гостиная, – краснея, сказала Карлотта. – Это все, что мы можем себе позволить. Ее денег не хватит даже на то, чтобы прокормить кошку, так что я должна платить за все.
      – Да, понимаю, – посочувствовала Франческа, одновременно удивляясь тому, что Карлотта умудряется всегда выглядеть нарядной и привлекательной, несмотря на свою бедность. – А родители не могут тебе помочь?
      – Они должны дать образование трем сыновьям, так что на меня денег не остается. И кроме того, папа все еще сердит на меня за то, что я не осталась с ними и не вышла замуж за аристократа, которого он мне прочил в мужья. Ах, Франческа! Ты такая счастливая! У тебя отличный дом, приятная мать, у тебя есть деньги, чтобы покупать себе наряды и всякие милые вещи. – Голос Карлотты дрогнул.
      Франческа вдруг почувствовала смущение. По сравнению с подругой она действительно была счастливой. Во всяком случае, от недостатка денег она никогда не страдала.
      – Карлотта, – осторожно начала Франческа, боясь, как бы подруга не поняла ее превратно и не обиделась. – Ты получишь приглашение на обед к моей матери в канун Рождества. Надеюсь, ты сможешь прийти. Я собиралась подарить тебе шелковую рубашку. – Франческа запнулась, почувствовав, что говорит как-то невнятно. Сделав глубокий вдох, она заговорила помедленнее: – Я хочу сказать, что вместо этого подарю тебе платье. Его ты сможешь надеть на вечер.
      – Ой, Франческа! – Лицо Карлотты осветилось радостью, она бросилась обнимать подругу. – Это так чудесно! Новое платье для рождественского вечера! И все твои друзья будут на этом вечере?
      – Ну… в общем, да, – ответила Франческа, несколько удивленная реакцией Карлотты. – Мама всегда приглашает много гостей, обычно бывает очень весело.
      – Просто не могу дождаться! Спасибо тебе, ты так добра ко мне! – Карлотта снова села на место, лицо ее светилось счастьем.
      – А у тебя есть приятель, которого ты хотела бы привести на вечер?
      Глаза у Карлотты на момент округлились, затем снова сощурились, после чего она отвернула голову в сторону и почти грубо сказала:
      – Разумеется, у меня нет приятеля.
      Подруга ушла, однако Франческу продолжало томить любопытство. Хотя они были знакомы уже шесть месяцев, встречались во время завтраков или заходили в кафе, чтобы что-нибудь выпить, она знала о Карлотте не больше, чем в начале знакомства. У Франчески не было секретов от Карлотты – да и что ей было скрывать? А вот Карлотта, похоже, кое-что недоговаривала о своей личной жизни. И наверняка у нее есть личная жизнь, несмотря на бдительное око тети, подумала Франческа. С другой стороны, может быть, она стесняется своей бедности и того, что у нее нет приличной квартиры. Как бы там ни было, это не ее дело, и Франческа была рада, что осчастливила подругу приглашением на рождественский вечер.
 
      Ежегодный рождественский обед у Сары начинался. Она любила устраивать его на широкую ногу, приглашала нескольких видных политиков, промышленников, представителей высшего общества, иногда известного издателя газет. После смерти мужа Гай всегда сидел напротив нее в конце длинного стола, в этом году впервые Гая не было. Болезненно переживая этот факт, Сара изменила первоначальный план размещения гостей. В конец стола она посадила Генри Лэнгхэма. Франческа, решила Сара, может сидеть справа от него, а Марк Рейвен – напротив Франчески. Карлотта Линарес, разумеется, по правую руку от Марка Рейвена. Она никого не знает и может довольствоваться разговором с Марком. По другую руку от Франчески Сара решила посадить молодого промышленника Уильяма Пейтса. Не приходится сомневаться, что ее дочери будет приятно поговорить с ним, подумала она с иронией. По обе стороны от нее расположатся член конгресса и редактор еженедельника, который издает Уолл-стрит. Остальные двадцать два гостя должны быть размещены по степени важности, нужно лишь отделить мужей от жен, а также развести людей, которые могут показаться друг другу скучными.
      Сара всегда гордилась этими обедами. Гости входили в освещенный свечами зал, украшенный венками из ветвей остролиста и сотнями стеклянных игрушек, и тут их приглашали совершить увлекательное путешествие.
      В просторной гостиной на фоне кораллового цвета портьер возвышалась двенадцатифутовая елка, исключительно в серебряном и белом декоре. Под ней лежали упакованные в серебристого цвета бумагу пакеты, перевязанные алыми лентами, – подарки для гостей, на каждом из которых было написано имя гостя и лежала поздравительная карточка, собственноручно подписанная Сарой.
      Одетые во все белое официанты носились с подносами с розовым шампанским и бутербродами с черной икрой, а тем временем Сара персонально приветствовала каждого приглашенного. На ней были длинное платье, отделанное серебряным стеклярусом, великолепные рубиновые серьги и ожерелье, поскольку они смотрятся очень симпатично и по-рождественски. Она никогда не забывала о том факте, что служит отличной рекламой компании «Калински джуэлри», и носила эти украшения весьма естественно и непринужденно. То, что она надевала сегодня, каждая богатая женщина непременно пожелает надеть завтра. Можно сказать, что реклама ее продукции достигла уровня искусства.
      Спустя некоторое время дворецкий открывал двустворчатую дверь в обеденный зал, и у тех, кто никогда ранее не бывал на ее вечерах, вырывался вздох восхищения.
      В этом году в качестве доминирующих цветов Сара выбрала пурпурный и золотистый, и гостям предстало ослепительное зрелище. Пурпурная скатерть из тафты покрывала длинный стол, уставленный тридцатью золотыми приборами, золотыми подсвечниками в канделябрах и бокалами из красного стекла. В центре стола возвышалась миниатюрная рождественская елка с позолоченными украшениями.
      – Не пора ли нам приступить к обеду? – с торжествующей улыбкой обратилась Сара к гостям. – Франческа, покажи всем план размещения. – Наманикюренными пальцами она указала на диаграмму.
      – Хорошо, мама, – улыбнулась Франческа. Даже ее мать не собиралась ей сегодня докучать. На шее у Франчески висел подарок Марка – единственная блестящая жемчужина на тонкой золотой цепочке. Он подарил ей это в тот день, когда они в последний раз занимались любовью, и она считала это талисманом, который оградит ее от всего и вся. Конечно же, Сара страшно рассердилась, поняв, что Франческа собирается надеть подарок Марка на праздничный обед.
      – Не будь такой бестолковой, дорогая! – пыталась уговорить ее Сара. – Подумай только: люди могут решить, что это из «Калински джуэлри». Я не поленюсь принести тебе что-нибудь по-настоящему симпатичное для этого вечера. Ты будешь в темно-зеленом бархатном платье, насколько я понимаю? – И, не дожидаясь ответа, добавила: – Я принесла ожерелье из квадратных изумрудов, перемежающихся бриллиантами, и соответствующие серьги. Вот и надень их.
      – Это меня старит, мама! Я не стану надевать это. Нет, нет, я надену подарок Марка, и мне все равно, что ты станешь говорить. – Франческа решительно поджала губы.
      – Ну, я тебе скажу! – возмутилась Сара. – Вот это как раз и показывает, насколько тебе дорога наша компания, несмотря на все твои заверения!
      Больше к этому вопросу не возвращались; и когда Франческа держала руку Марка, она испытывала радость оттого, что на ней его подарок – цепочка с единственной жемчужиной. Когда они вошли в обеденный зал, Марк сжал Франческе руку и, глядя ей в лицо, шепотом проговорил:
      – Я снова хочу отправиться с тобой в постель. Как долго продлится этот обед?
      Сверкнув глазами, Франческа в ответ также пожала ему руку.
      – Боюсь, довольно долго, дорогой. После обеда мама будет раздавать подарки, а потом появятся исполнители рождественских гимнов.
      – О Господи! – Он впился в нее взглядом. – Боюсь, что я не смогу выдержать так долго.
      – Давай проведем вместе завтрашний день, – шепотом предложила она. – Желательно в твоей постели.
      – Если невозможно в твоей, то пусть будет в моей. – Он криво улыбнулся – это же надо так праздновать Рождество!
      – Между прочим, пообщайся с Карлоттой. Мама посадила ее рядом с тобой. Она здесь никого не знает.
      – Ты имеешь в виду эту испанку? Я действительно должен с ней говорить? В прошлый раз, когда я впервые увидел ее здесь, она чуть не свела меня с ума своими энергичными манерами. Ты знаешь, как я не люблю невротичных женщин, душа моя!
      – Всего лишь один раз, дорогой. Я освобожу тебя сразу же после обеда. – Франческа еще раз сжала ему руку и направилась к своему месту между дядей Генри и занудным промышленным магнатом.
      – Так чем сейчас занимается Гай? Кажется, он впервые отсутствует на таком вечере, не так ли? – спросил Генри у Франчески, когда на стол подали в качестве первого блюда черепаховый суп.
      – Он говорит, что у него много дел в Англии, – неопределенно ответила Франческа.
      – Он скоро вернется? Сара ждет не дождется его возвращения.
      Франческа опустила глаза, избегая взгляда Генри.
      – Да, я знаю, – коротко сказала она.
      – Ты предпочла бы, чтобы он не возвращался?
      Франческа на мгновение подняла глаза и увидела, что Генри внимательно и весьма доброжелательно наблюдает за ней. Может ли она довериться ему? Генри находился бок о бок с матерью в течение многих лет, и Франческа не была уверена, что он не станет повторять то, что ей уже неоднократно говорила мать.
      – Если Гай намерен тянуть этот воз, то это очень хорошо, – осторожно проговорила она. – Но я не знаю, сможем ли мы работать вместе, а я стремлюсь как можно скорее приступить к работе в «Калински джуэлри».
      Генри решительно кивнул головой:
      – Да, ты непременно должна работать в компании. Ты будешь для нас настоящей находкой.
      – Однако маме эта идея не слишком по душе. Она хочет, чтобы я вышла замуж и зажила тихой и спокойной жизнью.
      – Оставь ее мне. – Генри по-доброму улыбнулся Франческе, вспомнив, как когда-то маленькая девочка с большими карими глазами и пышными каштановыми волосами любила навещать Сару в офисе.
      – Вы мне и в самом деле поможете, дядя Генри? Это единственное, что мне хотелось бы делать… если не считать того, что я хотела бы поддерживать отношения с Марком, – добавила она, бросив любовный взгляд через стол, где Марк разговаривал с Карлоттой.
      – Можешь не сомневаться в том, что я тебе помогу, – твердо сказал Генри.
      – Но мама вряд ли поддержит эту идею. Она видит в компании только Гая, я, разумеется, понимаю – он ее наследник, однако вижу, что кое в чем могу быть не хуже.
      – Ты должна понять Сару. Я ведь знаю ее с того времени, когда она была еще девочкой.
      Франческа невольно подняла брови. Трудно представить себе, что кто-то знал маму еще тогда, когда она была маленькой.
      – Так в чем же дело, дядя Генри? – спросила Франческа.
      – Пожалуй, я могу говорить с тобой откровенно и доверительно. – Он сделал глоток охлажденного вина и аккуратно поставил бокал из венецианского стекла на красную скатерть. – Боюсь, она всегда ревниво относилась к тебе. Тем более сейчас, когда ты молода, здорова и по-настоящему красива.
      Франческа подняла руку в знак протеста, но он не дал ей высказаться, решительно замотав головой.
      – Есть и другие моменты, которые нужно учитывать, – продолжил Генри. – Мать сейчас переживает трудный для женщины возраст, часто чувствует себя усталой и раздраженной, хотя и не признается в этом. Самое интересное, что она сравнивает тебя с Гаем. Ты всегда вела себя разумнее, чем он, и она знает не хуже меня, что, если ты станешь работать в «Калински джуэлри», у Гая не будет никаких шансов.
      Франческа некоторое время молчала, пытаясь переварить услышанное от Генри. В общем, ничего удивительного и нового здесь не было, просто ей стали яснее проблемы, которые перед ней стояли.
      – Да, я понимаю, – медленно проговорила она.
      – Я сделаю все что смогу. И не только ради тебя, Франческа, но и ради процветания «Калински джуэлри». У твоей матери тридцать пять процентов акций, а у тебя и Гая – по двадцать пять. Так?
      Франческа кивнула:
      – Когда мать удалится от дел и передаст акции Гаю, а она говорит, что именно так и сделает, у Гая будет шестьдесят.
      – Я понимаю.
      – Шестьдесят процентов в руках некомпетентного человека – это слишком много.
      Франческа смотрела на Генри, удивляясь тому, что он настолько откровенен с ней.
      – А вы считаете Гая некомпетентным? – тихо спросила она.
      – Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, золотце, – уверенно ответил Генри.
      Некоторое время они еще говорили о делах компании, затем Франческа из вежливости заговорила с Уильямом Пейтсом, который при всем своем внешнем обаянии был человеком весьма скучным. Наконец оповестили, что в гостиную будет подан кофе, и все поднялись из-за стола. Франческа тут же направилась к Марку.
      – Ты хорошо себя чувствуешь, дорогой? – спросила она с улыбкой, беря его под руку.
      – Хорошо, – лаконично ответил он, не глядя на Франческу.
      – О Господи, тебя так утомили? Я думала, ты получишь удовольствие от общения с Карлоттой, она очень интересуется видами искусства, которые тебе близки.
      – Похоже, это так.
      Франческа внимательно посмотрела на Марка. Что-то с ним произошло. У него играли желваки на скулах, лицо было пунцовым, а глаза опасно сверкали.
      – Что случилось, милый?
      – Ничего, Франческа. – Казалось, он хотел что-то сказать ей и пару секунд с каким-то отчаянием смотрел на нее. Затем легонько пожал ей руку и, не сказав более ни слова, повернулся и зашагал к выходу.
      Франческа залилась румянцем, увидев удивленный взгляд матери, которая сказала:
      – Пойдем, поможешь мне раздать подарки, Франческа.
      Они обе опустились на колени перед огромной серебряной елкой и стали по очереди называть имена гостей. Мать и дочь являли собой разительный контраст. Одна выглядела изящной и хрупкой, одетой с изысканной тщательностью и словно отлитой изо льда; другая была живой, энергичной, полной жизни, как летний день, карие глаза излучали свет, каштановые волосы ниспадали на спину и с трудом удерживались черепаховым гребнем.
      Через минуту комната наполнилась гомоном голосов. Гости шумно выражали свое восхищение, раскрывая подарки, тщательно подобранные Сарой. Здесь были бумажники из телячьей кожи, флаконы самых изысканных духов, специальные книги и золотые пудреницы, серебряные портсигары для курильщиков, золотые талисманы, прикрепляемые к ветровому стеклу автомобиля, различные спортивные аксессуары.
      Когда с раздачей подарков было покончено, Франческа поднялась и стала оглядываться в поисках Марка. Она хотела вручить ему золотую авторучку, которую мать купила для него у Тиффани, однако Марка нигде не было видно. Внезапно обеспокоившись, что он, возможно, почувствовал себя плохо, Франческа бросилась в зал. Оглядевшись, она увидела, что Марк сидит на диване у входной двери. Он как-то странно согнулся и прижал руки к животу, как если бы он у него болел. Рядом с ним сидела Карлотта и держала его за руку.
      – Марк! Что случилось? – с тревогой спросила Франческа, бросившись к нему.
      Он вздрогнул, услышав ее голос, и поднял лицо, которое, как заметила Франческа, было очень бледным. На лбу и на верхней губе виднелись бисеринки пота.
      – Ты заболел, милый? – ахнула Франческа.
      С явным усилием, словно боясь, что ноги его подведут, Марк сделал попытку встать.
      – Дорогая, – как-то глухо, запинаясь, заговорил он. – Я должен с тобой поговорить… Кое-что произошло… О Господи, я чувствую себя кошмарно.
      – Марк, в чем дело? – Франческу охватила настоящая паника. В последнее время Марк работал очень много, и, похоже, это сказалось на его здоровье.
      – Не беспокойся, – негромко вмешалась в разговор Карлотта. – Я провожу его домой. С ним все будет в порядке.
      – У тебя что-то болит, любимый? – продолжала допытываться Франческа. – Может, тебе пойти и прилечь… я сейчас принесу воды…
      Марк обхватил ладонями голову, и Франческа заметила, что руки у него дрожат.
      – Франческа, ты не понимаешь… – Он в отчаянии уронил руки и посмотрел на нее. В глазах его была видна боль. Губы зашевелились, но, по всей видимости, он не в состоянии был больше ничего сказать.
      – Я провожу тебя домой, необходимо пригласить доктора.
      – Тебе нельзя оставить гостей, Франческа, – с неожиданной твердостью заявила Карлотта, загораживая собой Марка. – Передай наши извинения твоей маме, а мы уйдем не прощаясь. Вы идете, Марк? – Она пристально посмотрела своими черными глазами в его глаза.
      – Да, хорошо, ладно, прости меня, Франческа…
      – Да постой хоть минутку! – Не на шутку рассердившись на своеволие Карлотты, Франческа обняла Марка за плечи. – Ты можешь остаться здесь. Я приглашу доктора Херуа… у нас много комнат…
      Марк с каким-то отчаянием отпрянул от нее, и было такое впечатление, что ее слова подтолкнули его к действиям. Он решительно направился к двери.
      – Это не нужно, Франческа, – хрипло проговорил он. – Так вы идете, Карлотта?
      Едва заметно улыбнувшись, Карлотта взяла его под руку, помогла пройти в двери, и оба исчезли в темноте ночи.
 
      Исполнители вкладывали всю душу в этот гимн. Их голоса гармонично звенели, наполняя зал сладостной ностальгией. Сидящие большим полукругом гости с благоговением выпивших людей внимали божественному хоралу.
      Франческа незаметно проскользнула в зал и села на свободное место позади. Она пребывала в полном смятении. Проклятие, что, в конце концов, происходит? Что случилось с Марком? Может, он напился? Обругав себя за то, что столь неумно действовала в этой ситуации, – зачем она позволила Карлотте увести его? – Франческа решила выждать полчаса, а затем позвонить ему. Если Марк в самом деле заболел, она непременно отправится его навестить, что бы ни говорила ей мать.
      Исполнители начали новый гимн и запели его с таким глубоким чувством, что музыка проникла в глубину ее мозга одновременно с осознанием того факта, что она, возможно, потеряла Марка. Острая боль пронизала ее сердце. Как он мог столь необдуманно быстро бросить ее?
      Прошло не менее часа, прежде чем появились первые признаки завершения празднества. Сара с любезной улыбкой попрощалась с каждым уходящим. Франческа в полном отчаянии стояла в зале возле телефона. Она четырежды звонила Марку, и всякий раз линия оказывалась занятой.
      – Ты идешь спать, дорогая?
      Франческа вздрогнула, не соображая, что уже очень поздно и что все гости ушли.
      – Да, через минутку, мама… Я… Я просто пытаюсь дозвониться до Марка.
      – В такой поздний час?
      – Мне кажется, он заболел. Он совершенно неожиданно ушел с вечера, и я беспокоюсь за него. – Франческа стояла перед матерью, нервно ломая руки, на лице ее была тревога.
      – Дорогая моя девочка, он вполне способен позаботиться о себе. Ты не можешь бегать за ним среди ночи. К тому же он ушел, насколько я понимаю, с Карлоттой, не так ли? Скорее всего он нисколько не болен. Они отправились на танцы или еще куда-нибудь. Оставь его в покое. – Сара сделала нетерпеливый жест. Сейчас, когда гости ушли, все следы любезности слетели с нее. Повернувшись, она пошла прочь.
      Франческа смотрела ей вслед, чувствуя, как в ней поднимаются волны гнева. Она была глубоко уязвлена расчетливо произнесенными жестокими словами матери. Вероятно, дядя Генри был прав. Вероятно, Сара и в самом деле ревновала ее.
 
      Когда Франческа позвонила агенту Марка Мартине Гудзон, она испытала чувство, близкое к панике.
      – Вы хотите сказать, что тоже не знаете, где он?! – воскликнула Франческа. Марк поддерживал постоянный контакт с Мартиной и звонил ей по нескольку раз в неделю. А сейчас, накануне сдачи рукописи, он не сообщил ей, где находится и что делает.
      – Он последний раз звонил мне накануне Рождества. Я думала, что он уехал на несколько дней. Вы говорите, что не можете разыскать его начиная с сочельника? – переспросила Мартина. – Значит, уже три дня.
      – Да. – Франческа вдруг почувствовала слабость в ногах и опустилась на кровать. – Я стала звонить ему на квартиру через несколько часов после того, как он ушел с вечера, но телефон был занят и утром. Сейчас я просто в отчаянии. Что могло с ним случиться? Дома его нет. С Карлоттой, которая ушла вместе с ним, я также не могу связаться. Я бы сходила к ней, но у меня нет ее адреса. Не могли ли они попасть в аварию? Это совсем не похоже на Марка – исчезнуть ничего не сказав.
      – Ну… – Мартина поколебалась, но все-таки сказала: – Вы можете, конечно, обзвонить больницы, но я на вашем месте не стала бы этого делать. Вы же знаете, Франческа, что за народ эти писатели. У них вдруг появляется какая-то идея – и они бросаются за ней в погоню.
      – У вас нет адреса его родителей в Квинзе? Марк никогда не давал его мне, но, может быть, он ради Рождества отправился их навестить?
      – Нет, у меня нет адреса родителей, Франческа. – Мартине начинал надоедать этот разговор. Она уже много раз вела телефонные разговоры с женами или подругами писателей, которые били тревогу по поводу своих любимых, а затем обнаруживали их в каком-нибудь мотеле с машинисткой или какой-нибудь другой молодой дамой. – Знаете, оставьте мне ваш телефон, и я позвоню вам, если мне что-нибудь станет известно.
      – Спасибо. – Франческа медленно положила трубку на рычаг. Мартина не сказала ей ничего такого, что могло хотя бы уменьшить ее тревогу. В ее голове рисовались леденящие душу картины: Марк ограблен, убит, лежит мертвый в каком-либо морге неопознанным, потому что был в тот вечер в смокинге и, как шутя ей признался, в нем не было места даже для бумажника. При нем была лишь десятидолларовая купюра да еще имелся ключ от квартиры. А что, если убили и Карлотту? Франческе представилось, что они лежат на тротуаре, истекая кровью. Должно быть, случилось нечто ужасное, совершенно кошмарное, от чего кровь стынет в жилах. Франческа села на кровать и несколько минут смотрела в пустоту. Страх парализовал все ее члены, ее мозг. Она попыталась припомнить подробности рождественского обеда. Их отношения с Марком были счастливыми и благополучными. Франческа рассеянно дотронулась пальцем до жемчужины, висевшей у нее на груди. Марк подарил ей это ожерелье после того, как они кончили заниматься любовью. Она вспомнила, как он сказал ей при этом: «Я намерен дарить тебе жемчуга до конца твоей жизни, потому что они очень тебе идут». Тогда она счастливо улыбнулась, подавив в себе мысль, что «Калински джуэлри» не рекомендует обручальные кольца с жемчугом из-за суеверного представления, будто жемчуга приносят слезы. «Я люблю тебя», – сказала она и обняла Марка. Франческа нахмурилась. Что-то случилось во время обеда, но что именно? До этого Марк видел Карлотту всего один раз и за обедом даже не хотел сидеть с ней рядом. Франческа слишком доверяла Марку, чтобы заподозрить, что он отправился в постель с девушкой, которую едва знал.
      Франческа вдруг вскочила на ноги. Паника побудила ее действовать. Схватив телефон, она через оператора узнала номер телефона булочной Равенски в Квинзе.
      – Что надо? – произнес скрипучий женский голос на другом конце линии.
      – Марка Рейвена… Равенски, – запинаясь сказала Франческа. – Могу я поговорить с Марком? Он у вас?
      – Марка здесь нет, – сердито ответил голос.
      – А… когда он будет? Я имею в виду… он живет у вас? – Франческу прошиб пот, руки ее дрожали.
      – Марка здесь нет, – скрипуче повторил голос. – Марка здесь нет давно. Что надо?
      – Не имеет значения. Спасибо. – Франческа положила трубку. После этого она обзвонила все больницы и полицейские участки. Это было бурное Рождество, со множеством аварий. Поджоги, убийства, изнасилования, пьяные драки, пьяные водители, разбой, самоубийства, ограбления со взломами.
      Никто ничего не слышал ни о Марке Рейвене, ни о Карлотте Линарес и не интересовался ими. Такое впечатление, что они без следа растворились в морозной ночи.
      Она должна сделать еще один звонок. Если кто и мог помочь ей решить задачу, то только дядя Генри. Набрав его номер в «Калински джуэлри», Франческа облегченно вздохнула, сразу услышав его голос.
      – Чем могу быть полезен тебе, золотко? – любезно спросил Генри.
      – Можно мне к вам зайти? Выпить где-нибудь чашку кофе? Я не хочу идти в «Калински джуэлри», чтобы не столкнуться с мамой. – Голос Франчески звучал взволнованно.
      – Который сейчас час? – Возникла пауза – видимо, Генри смотрел на часы. – Как раз полдень. Что, если мы позавтракаем в «Каравелле» в пятнадцать минут первого?
      – Я буду там. Тысяча благодарностей.
      Милый, чудесный, всегда готовый выручить и спасти дядя Генри, думала Франческа, надевая зеленый шерстяной костюм и повязывая кремовый шелковый шарф. Он терпеть не мог, когда девушки одевались серо и монотонно, так что она облачалась в яркие наряды всякий раз, когда должна была увидеться с ним.
      Генри Лэнгхэм ожидал ее за столиком. Одного взгляда на лицо девушки было достаточно, чтобы сразу же заказать вино.
      – Ты так выглядишь, что, пожалуй, тебе это не помешает. В чем проблема?
      Франческа быстро рассказала, что произошло. Слушая девушку, Генри внимательно смотрел на нее. Обычно уравновешенная и спокойная, сегодня Франческа выглядела страшно расстроенной. Говорила она очень быстро, в глазах читались возбуждение и тревога.
      – Попробую кое-что узнать, – сказал наконец Генри. – Где-то он все же должен быть, так же как и эта девица Карлотта. Люди не растворяются бесследно в воздухе. Если ты навела справки в больницах и полицейских участках, то, стало быть, он не мог попасть в аварию или какую-то другую передрягу.
      – Я не столько боялась, сколько была удивлена его молчанием до того момента, пока не узнала, что его агент тоже ничего о нем не слышала, – сказала Франческа. – Что, если ему стало плохо на улице и кто-нибудь отвез его к себе домой? Или, может, он потерял сознание? – Говоря это, Франческа и сама понимала, что пытается ухватиться за соломинку.
      – И Карлотта тоже? – недоверчиво спросил Генри. – Двух человек одновременно поразила амнезия в рождественскую ночь? Скажи мне, золотко, что ты знаешь об этой девушке? Как давно ты ее знаешь?
      – Несколько месяцев. В общем, она мне нравилась. – Франческа вдруг осознала, что говорит о ней в прошедшем времени, и невольно содрогнулась. – Я даже жалела ее. У нее было так плохо с деньгами и жила она с тетей – настоящей ведьмой, типичной испанской дуэньей.
      – Ты говоришь, что не знаешь, где она живет? Не могла ли она отвезти Марка к себе домой, чтобы посидеть с ним, если он заболел? – Генри допил сухое мартини и заказал еще два бокала.
      – В таком случае почему она не дала мне знать об этом? – вопросом на вопрос ответила Франческа.
      – Она никогда не приглашала тебя к себе?
      – Никогда. Но я думаю, она просто не хотела, чтобы я видела, как она живет. Похоже, она и ее тетя действительно очень бедны и гордятся этим.
      Метрдотель принес меню. Франческа заказала салат, Генри – бифштекс.
      – Как я понял, – задумчиво проговорил Генри, пока они дожидались заказа, – пропали два человека, а не один. А если это мужчина и женщина, то боюсь, золотко, что причина может быть одна.
      – Я не верю в это! – горячо воскликнула Франческа. – Я знаю Марка! Он никогда не сделает ничего подобного! Это совершенно невозможно! Мы по-настоящему любили друг друга. – И опять сказано в прошедшем времени. Глаза Франчески метали искры.
      Генри положил руку поверх ее руки и сочувственно пожал ее.
      – Я верю, – искренне сказал он. – Марк и мне казался весьма порядочным парнем и к тому же весьма неглупым… А теперь, Франческа, расскажи мне все, что ты знаешь о нем! И о Карлотте тоже. Все, что можешь припомнить. После этого я наведу справки и, может, кое-что выясню, хотя не могу ничего обещать. Я попробую позвонить в Испанское посольство. Посмотрим, что они смогут сообщить о семье Карлотты.
      – Спасибо, дядя Генри. Я от души благодарна вам. Вы дадите мне знать, если что-нибудь станет известно?
      – Непременно, золотко, хотя, как ты понимаешь, для этого может понадобиться время.
      – Конечно, я понимаю.
      Франческа возвращалась домой, и холодный ветер пронизывал ее до костей, обжигая лицо. Мимо проносились многочисленные желтые такси, но у нее возникла сумасбродная идея, что если она будет идти по улице и вглядываться в лица прохожих, то сможет увидеть Марка, идущего, по своему обыкновению, с пачкой книг под мышкой. Она так напряженно вглядывалась в лица людей, что у нее даже заболели глаза. То и дело она оборачивалась назад, чтобы увидеть, кто идет позади нее по противоположной стороне улицы. От резкого порыва ветра Франческа задохнулась. Мелкие льдинки закружились в воздухе и ослепили ее. Она больше ничего не могла видеть и вдруг поняла, что мешают ей слезы, обильно стекающие по щекам.
      На следующий день в шесть часов вечера у Франчески зазвонил телефон. Она схватила трубку. А вдруг это Марк? Сердце ее отчаянно заколотилось.
      – Алло! – крикнула она.
      – Франческа, это ты?
      – Ой, дядя Генри! Что-нибудь удалось узнать?
      На другом конце линии возникла пауза, которая, похоже, слишком затягивалась. Наконец Генри заговорил:
      – Боюсь, золотко, что у меня плохие новости для тебя.
 
      Сара методично и аккуратно складывала бумаги на письменном столе, в душе благодаря Бога за то, что день, кажется, заканчивался. Такого с ней не бывало с того времени, когда она семнадцать лет назад пришла в «Калински джуэлри». Какая-то усталость. Усталость во всем теле. Тогда она была энергичной молодой женщиной двадцати шести лет, и ей ничего не стоило отработать двенадцать, а то и четырнадцать часов в сутки. Господи, она тогда работала не покладая рук, чтобы превратить перспективную нью-йоркскую компанию в международный концерн с фирменными магазинами в разных странах мира. Сейчас она иногда задумывалась, что будет дальше. Ее возраст отнюдь не благоприятствовал успешной работе. По ночам Сару нередко бросало в пот, наступали приливы, иногда возникало безумное желание безо всякой причины убить первого встречного. Порой ей казалось, что все ее нервы обнажены и кто-то невидимый все сильнее и сильнее ударяет по ним. Оставалось надеяться, что не будет слишком громкого хлопка, когда один из нервов не выдержит и лопнет.
      Возле нее лежал образец ожерелья, который Сара в этот день одобрила. Она взяла его и снова внимательно осмотрела. Гибкое, словно лента, платиновое ожерелье, концы его пересекались, образуя внизу петлю. С острых концов свисали большие каплеобразные жемчужины – одна белая, вторая черная, наполовину закрытые платиновой филигранью. Ожерелье смотрелось великолепно, и Сара предложила изготовить под стать ему жемчужные серьги – одну белую, вторую черную. Жемчуг, разумеется, должен быть японский.
      Чувство глубокого одиночества овладело Сарой в эту минуту, когда она сидела в своем роскошно обставленном офисе. Скоро она вызовет машину, которая отвезет ее домой. Затем ей придется заказать легкий ужин, который принесут в комнату на подносе, поскольку Франчески наверняка опять не будет дома. А что потом? Смотреть телевизор? Читать? Сара тяжело вздохнула. Одинокие средних лет женщины в Нью-Йорке не ко двору. Хозяйки с большой неохотой приглашают их к обеду. Сама она слишком устала, чтобы часто устраивать приемы. Беда в том, что у всех женщин ее круга кто-то был. За исключением ее. У всех был человек, с кем можно сходить в театр или ресторан. Человек, который сопровождал их на светские рауты или в поездках. Такую цену она заплатила, размышляла Сара, за то, что отдала свою жизнь «Калински джуэлри». Ничего не изменилось бы и в том случае, если бы Роберт был жив, хотя тогда было бы с кем поговорить. Конечно, всегда рядом старый добрый Генри, верный друг и замечательный коллега, но ему не изольешь душу. И еще Франческа. Ее рот плотно сжался. В дочери было что-то такое, что постоянно раздражало Сару. Франческа чертовски напориста, и ее не так-то просто обуздать. Она слишком независима и амбициозна, раздраженно подумала Сара. Временами Саре даже казалось, что со стороны дочери исходит угроза. Это было весьма неприятное ощущение. Гай всегда был ее любимым ребенком, покладистым и ласковым, и сейчас она страшно скучала по нему. Он должен вернуться домой и занять свое законное место в компании, пока его не узурпировала Франческа, к чему она явно стремится. И он должен вернуться незамедлительно. Сара нуждалась в том, чтобы он был рядом, ведь все эти годы она трудилась в компании ради него.
      Почувствовав прилив, исходящий откуда-то изнутри, от чего ее бросило в пот, Сара раздраженно раскрыла блокнот. Она напишет Гаю. Это лучше, чем разговаривать по телефону. Сара принялась набрасывать план письма. Очень важно сказать, что его будущее, которое он свяжет с «Калински джуэлри», будет блестящим. Она даже готова купить ему отдельные апартаменты. Да все что угодно, лишь бы он пожелал вернуться. Сара вынуждена была прервать поток своих мыслей, поскольку зазвонил один из стоящих на столе телефонов. Черт возьми, кому это она вдруг понадобилась в такое время? Ведь уже почти шесть часов.
      – Да! – резко бросила она в трубку.
      – Привет, мам!
      – Гай! Дорогой! Вот так совпадение! Я как раз думала о тебе!
      – Значит, телепатия, мам. Как ты поживаешь?
      – Отлично, дорогой. Просто чудесно. – Внезапно Сара почувствовала себя лет на двадцать моложе. Прилив прошел так же быстро, как и начался, и ее усталость словно рукой сняло. – Как прошло Рождество? Мы тут скучали по тебе, дорогой.
      – Я великолепно провел время! Каждый вечер был на обедах. Я встречался с доброй половиной аристократов Шотландии и жил в совершенно фантастическом замке, который некогда принадлежал шотландскому королю. Сейчас я приехал на пару дней в Лондон, а затем вместе с Саттонами встречу Новый год в Стэнтон-Корте.
      – Приятно слышать, что ты хорошо провел время, – радостно проговорила Сара. Она подумала, что Гай рассказывает таким довольным и веселым тоном, как когда-то в детстве, когда она устраивала для него праздники. Только сейчас праздники для него устроили совсем другие люди, которые находились очень далеко отсюда. Сара почувствовала укол ревности.
      – Да, все очень здорово! Я великолепно провожу здесь время!
      Они разговаривали уже несколько минут, и каждый из них испытывал страстное желание сказать то, о чем он сейчас думал, однако боялся этого.
      – Я тут как раз пишу тебе письмо…
      – У меня есть новость для тебя, мам…
      Их голоса наложились друг на друга, и они оба нервно засмеялись. Возникла пауза.
      – Знаешь, мам, я звоню сказать, что собираюсь остаться здесь. – Сара заметила, что голос Гая как-то сорвался и в нем почувствовалась дрожь. – Дело в том, что я собираюсь жениться.
      Последовала напряженная продолжительная пауза.
      – Мам, ты на проводе?
      Сара лишилась дара речи. Полностью. Напрочь. Выступивший на спине пот превратился в льдинки.
      – Же… жениться? – заикаясь проговорила она наконец.
      – Ну да! А тебе не хочется знать, кто она? – с обидой спросил Гай.
      – Гай… ты не находишь, что это как-то… внезапно? Я жду тебя домой, жду, когда ты начнешь работать в компании… Я больше не могу находиться в таком состоянии… Я нуждаюсь в тебе, дорогой. – Сара ощутила едва ли не физическую боль от захлестнувшей ее обиды. «Почему, – вдруг подумала она отрешенно, – я могу быть сильной и несгибаемой, когда речь идет о работе, и такой уязвимой, когда дело касается сына? Как может он быть таким бесчувственным, говорить такие жестокие вещи? Какие аргументы я должна пустить в ход, если он откажется принять у меня дела?»
      – Не сомневаюсь, что ты великолепно справишься, – льстивым тоном проговорил Гай. – Ты ведь умница! «Калински джуэлри» развалилась бы без тебя! Ты нисколько во мне не нуждаешься! Ты останешься президентом в течение последующих двадцати лет. Ты же уверена в этом!
      – Мы должны поговорить об этом, Гай, – с отчаянием сказала Сара.
      – Да о чем говорить? Вот послушай меня. Это леди Диана Стэнтон, ее отец был графом Саттонским. Ее брат Чарли – граф Саттонский сейчас. Они владеют усадьбой Стэнтон-Корт. Если я женюсь на ней, это очень упрочит мое социальное положение здесь, – добавил Гай.
      – Почему ты не можешь привезти ее после женитьбы сюда? Я могла бы купить тебе великолепную квартиру или дом, если тебе так захочется и… – Говоря все это, Сара понимала, что пытается схватиться за соломинку, ибо хорошо знала Гая. Если он что-то задумал, переубедить его невозможно.
      – Но мне этого не хочется! – по-детски капризно воскликнул он. – Ради Бога, мам, пойми, я хотел жить в Англии с двадцати лет. Если тебе нужна помощь в работе, то почему это не может сделать Франческа?
      Сара ничего не ответила. Сейчас у нее не было сил воевать с сыном. Она была слишком расстроена, свалившаяся беда лишила ее дара убеждения. И не дай Бог, если она вдруг расплачется.
      – Я все-таки напишу тебе, – наконец заявила она, стараясь контролировать свой голос. – Я собиралась объяснить тебе в письме всю важность компании, ее перспективы. Я уверена, что ты поймешь, когда я толково объясню, что ты единственный человек, кто может принять от меня бразды правления, как того хотел твой дед.
      – Это ничего не изменит. Я собираюсь просить руки Дианы во время ближайшего уик-энда, и летом мы сможем пожениться. Я буду обязательно держать тебя в курсе. – Тон Гая стал по-прежнему добрым и веселым.
      – Надеюсь, дорогой.
      Впервые Сара не убрала свой стол, оставила лежать в беспорядке блокноты, карандаши и записи. Она механически взяла сумочку и направилась к двустворчатой двери, которая выходила в коридор, где находился лифт.
      Впервые в жизни она почувствовала, что такое потерпеть полное поражение!
 
      Франческа с такой силой сцепила челюсти, что у нее заболели зубы. Она не могла поверить, никогда не поверит тому, что ей рассказывал дядя Генри.
      – Боюсь, что все это чистая правда, золотко. Я проверил очень тщательно, направил на это лучших людей, и они узнали все эти подробности, – сказал Генри. – Боюсь, что сомневаться не приходится. Марк и Карлотта улетели в Лас-Вегас на Рождество и там поженились.
      Мысли Франчески бились и метались в голове, но напрасно она силилась понять то, что, на ее взгляд, было невозможным. Марк никак не мог исчезнуть, просто исчезнуть из ее жизни и жениться на совершенно незнакомой ему девушке.
      – Этого не может быть! – крикнула она. – Как он мог совершить такую вещь? Еще в тот день он говорил мне, что хочет провести остаток жизни со мной. Здесь какая-то ошибка!
      – Все очень тщательно проверено и перепроверено, золотко, – от всей души сочувствуя девушке, сказал дядя Генри. – Мои люди говорили даже с отцом Карлотты в Хересе. Он не только подтвердил, что они поженились, – и это, кажется, его самого повергло в шок, – но и сказал, что они приехали в дом Линареса и живут сейчас у родителей.
      – Но почему?
      Генри почувствовал по голосу Франчески, что она близка к истерике.
      – Боюсь, Франческа, что за обеденным столом что-то произошло. Я вовсе не имею в виду, что они влюбились друг в друга. Думаю, произошло нечто зловещее. Он ведь сидел рядом с ней, ты говоришь? – Генри попытался представить ситуацию. Франческа была в тот вечер радостной и счастливой, напротив нее сидел Марк, по правую руку от него – Карлотта. – И они ушли сразу после окончания обеда?
      – Он сказал, что почувствовал себя плохо. Карлотта предложила отвезти его домой. Через минуту они ушли. Господи, ну зачем я позволила им вот так уйти? Дура я набитая, что не пошла с ним! – Франческа делала величайшие усилия, чтобы не сорваться на плач.
      – Он и в самом деле выглядел больным?
      – Он… он… вы знаете, он выглядел каким-то странным… А что вы имеете в виду, говоря, что произошло нечто зловещее?
      – Не могла ли она что-либо иметь против него? Тебе известно что-нибудь такое в его прошлом, что он должен скрывать? – спросил Генри.
      Возникла пауза, во время которой Франческа ломала голову, пытаясь вспомнить все, что Марк рассказывал ей о себе. Он не делал секрета из того, что работал в булочной в Квинзе, или из того, как скромно начинал. Все знали, что он снимал комнату вместе с приятелями в Гринвиче – не мог ли он там запутаться в каких-то делах, связанных с наркотиками? Эту мысль Франческа сразу же отбросила. Она уверена, что в этом он не может быть замешан. Сама она всегда считала Марка блестящим молодым писателем с еще более блестящим будущим.
      – Я ничего не могу придумать, – сказала она наконец. – Ему нечего было скрывать.
      – Ну, в таком случае, золотко… – Пауза Генри мучительно затянулась. – Скажи, ты уверена, что они не знали друг друга лучше, чем ты думаешь? Я хочу сказать, ты уверена, что они не общались за твоей спиной?
      Франческе даже не нужно было времени на обдумывание ответа.
      – Дядя Генри, я абсолютно уверена, что между ними ничего не было. Я допускаю, что Карлотта довольно скрытная, но что касается Марка – нет и нет! Я всегда точно знала, где он находится в любое время, с кем встречается… – Голос Франчески сорвался, и она разрыдалась. – Мы были так близки… Что мне делать теперь?
      Боль, которая ощущалась в голосе Франчески, отозвалась в сердце Генри, и он понял, что той маленькой девочки, которую он знал много лет, больше нет и никогда не будет.
      – Франческа, единственное, что может помочь тебе пережить случившееся, – это работа, – услышала она слова Генри. – Продолжай учебу, и, как только ты получишь диплом, я обещаю тебе хорошее, достойное твоих качеств и знаний место в компании.
      – Спасибо, дядя Генри. Я всегда этого хотела, – сквозь слезы проговорила она, – только боюсь, что мама ни за что на это не согласится. Она говорит, что это мужское дело, и она не позволит мне им заняться.
      – Значит, ты войдешь в этот мужской мир, золотко. Ты способна справиться, а я буду тебе всячески помогать. И не позволяй матери или кому-то другому думать иначе.
      – Не позволю, – пообещала Франческа скорее себе, чем ему. Но чуть позже до нее вдруг дошло – и она испытала нечто вроде ужаса, – что ей придется теперь рассчитывать только на собственные силы. Рядом не будет Марка, который мог бы помочь и приободрить ее. Не к кому прийти вечером после окончания рабочего дня. Однако Франческа твердо решила для себя: сколько бы времени и усилий для этого ни понадобилось, она непременно выяснит, что заставило Марка сбежать от нее и жениться на Карлотте.

      Над городом спускались сумерки, на Пиккадилли в Грин-парке зажигались огни. Ведомый шофером «роллс-ройс» медленно двигался в потоке машин в направлении отеля «Ритц».
      Сидевшая на заднем сиденье Диана сжала руку Гая, лицо ее пылало от возбуждения.
      – Это так здорово! Я никогда не ожидала, что могу быть такой счастливой! – воскликнула она.
      – Да, день был замечательный, – с улыбкой сказал Гай, которого словно забавлял восторг Дианы.
      Они сочетались браком в первой половине дня в нормандской церкви, построенной в XII веке, которая стояла во владениях Стэнтон-Корта, после чего Мэри Саттон вместе с Чарльзом и Софи давала прием для трехсот гостей.
      Для Дианы день показался волшебным сном. Она проснулась на заре от гомона скворцов, которые гнездились в зарослях дикого винограда недалеко от ее украшенной розовыми узорами спальни. Вспомнив, что сегодня день ее свадьбы, Диана вскочила с постели и подбежала к окну. На востоке палевый туман медленно превращался в рассветное зарево, внизу трава сверкала от росы. Все говорило о том, что будет великолепный июльский день.
      Утро промелькнуло очень быстро, затем в дом нагрянули цветочники и обслуживающий персонал, и закипела подготовка. Диана не успела опомниться, как ее обрядили в белоснежное свадебное платье. К волосам пришпилили кружевную фату, в которой была ее мать в день своей свадьбы, а затем парикмахерша прикрепила семейную диадему с бриллиантами и жемчугами. Когда Диана посмотрелась в зеркало, она не поверила, что эта великолепная сияющая девушка – она сама.
      Затем она медленно шла по проходу между рядами в церкви, в воздухе витал аромат гардений. И Гай, ее замечательный, чудесный Гай, стоял у алтаря, ожидая ее. Он казался таким высоким, густые черные волосы были аккуратно причесаны. Его смуглое лицо было обращено к ней, его почти черные глаза смотрели гордо и проникновенно. Диана видела только одно лицо из всей массы лиц, и у нее возникла мысль, что она не осознает в полной мере, что встретила свою судьбу. Она не замечала ни напряженного выражения лица своей матери, ни сурового взгляда Сары. Она шла по проходу между рядами с выражением величайшего доверия на лице, с сознанием того, что Гай – это человек, которого она любит больше всего на свете, и что со временем она докажет всем, какой он замечательный.
      Облака розовых лепестков и конфетти взрывались над ними, когда они спустя сорок минут выходили из церкви. С этого момента день состоял из бесчисленных поцелуев и объятий, шампанского, свадебных тортов, смеха, пожеланий благополучия и прощаний. И только сейчас, сидя в голубом бархатном костюме и голубой же шляпке с пером в машине с Гаем, Диана стала по-настоящему осознавать значимость этого дня. Отныне она – жена Гая, леди Диана Эндрюс. И впервые с того времени как умер ее отец, у нее есть по-настоящему свой человек, за которым нужно ухаживать.
      Гай заказал номер в «Ритце», где они проведут первую ночь, а завтра улетят в Париж, где их уже ожидает его собственный зеленый «бентли». Из Парижа они поедут на юг Франции, затем в Италию. Из Милана они планируют через Симплонский туннель перебраться в Швейцарию, некоторое время пожить в Лозанне, после чего вернуться в Париж. Диана едва сдерживала нетерпение. При мысли о том, что она посетит все те знаменитые места, о которых только читала, да еще в сопровождении Гая, она чувствовала себя счастливейшей девушкой в мире.
      И это было лишь началом ее удивительной новой жизни.
 
      Спустя некоторое время, после легкого ужина, состоявшего из омаров, салата и бутылки шампанского, Диана шмыгнула в ванную, оставив Гая с сигарой и бокалом бренди. Когда она принимала ванну, ее колотила легкая дрожь. Помывшись, она надела заранее приготовленное самое изысканное белье. Оно было из тончайшего батиста, вышито белым шелком и подшито изящной белой шелковой ленточкой. Причесав длинные волосы, Диана посмотрела на себя в зеркало – как тогда, перед венчанием. С разочарованием она отметила для себя, что выглядит все такой же – молодой, девственной, полной ожидания. Наверное, она не останется такой после того, как минует эта ночь, которую она так долго ждала. Наверное, свершившееся великое таинство придаст ее внешности какую-то значительность. Диана смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь предугадать, какие же изменения в ней произойдут. А затем улыбнулась. Все изменения будут только к лучшему.
 
      Гай лежал, ожидая Диану, на широкой двуспальной кровати. Когда она вышла из ванной, он повернул голову и внимательно посмотрел на нее из-под густых черных бровей. На нем была бледно-голубая шелковая пижама, в руке он держал бокал с бренди. Диана застенчиво улыбнулась и медленно двинулась к кровати, не сводя взгляда с его лица. Гай схватил ее за руку и потянул к себе.
      – Ты сегодня выглядишь настоящей красавицей, – сказал он с какой-то неловкостью.
      – Правда? – Чувствуя, что дрожит, Диана опустилась рядом с ним.
      Гай медленно поставил наполовину пустой бокал бренди на столик.
      – Ну, каково это – чувствовать себя замужней леди? – поддразнил он.
      – Я еще пока что не знаю. – Она на миг отвела взгляд, затем снова посмотрела на Гая.
      Гай положил ей руку на плечи и прижал к себе. Голос его зазвучал как-то необычно:
      – Ну, я думаю, что тебе пора уже узнать, как ты считаешь?
      Изогнувшись, Гай навалился на Диану, прижал ее к постели и жестко прижался ртом к ее рту. Ошеломленная Диана попыталась отодвинуть лицо, поскольку он терся зубами о ее зубы, однако не смогла этого сделать. Затем она услышала треск материи, и ее тонкая ночная рубашка оказалась разорванной.
      – Гай! – вскрикнула она в испуге, крутя головой. Он удерживал ее так крепко, что болели ребра и было трудно дышать. Гай сунул руку ей между бедер и стал с силой их раздвигать. Упершись ладонями в грудь Гая, Диана попыталась его оттолкнуть, но он был слишком силен. Такое впечатление, что они дерутся, в панике подумала она.
      Гай снова стал грубо шарить у нее между ног, толкнул ее на матрас, стал крепко прижиматься к ее лицу ртом. Ей было неприятно и больно.
      – Гай! – вновь крикнула Диана, освободившись от его поцелуя. – Перестань! Ради Бога, Гай! Прошу, перестань!
      Не обращая внимания на крики, он стал резко входить в нее. Лежа под ним, Диана почувствовала боль и попыталась выскользнуть, однако Гай крепко придерживал ее руками. В конце концов она вынуждена была смириться. Через некоторое время он задергался в конвульсиях, издал сдавленный стон и всем телом рухнул на нее. С минуту он лежал, тяжело дыша, затем резко скатился с Дианы, лег на бок и закрыл глаза.
      Потрясенная и ошеломленная Диана некоторое время лежала молча, не шевелясь. К ее глазам подступили слезы. Она почувствовала, что ей надо срочно отправиться в ванную, потому что Гай причинил ей боль и повреждения. Она осторожно сползла с кровати, понимая, что ее новая красивая ночная рубашка разорвана и вся в крови. Кое-как она добрела до ванной. Заперевшись изнутри, Диана опустилась на холодный мраморный пол, чувствуя себя раздавленной и униженной. Она сидела так довольно долго, а затем подошла к ванне и отвернула позолоченные краны. Что произошло с Гаем, почему он из любящего человека превратился в озверевшего монстра? Невозможно, если так будет всегда. Диана осторожно погрузилась в теплую воду, легла на спину и закрыла глаза. Она не сможет вернуться в спальню, это вполне определенно. Вдруг он сделает попытку повторить? От этой мысли она содрогнулась. Взяв влажную салфетку, Диана осторожно промокнула опухший рот. Она ляжет спать на диване в гостиной. Но что будет завтра?
      Через полчаса Диана тихонько проскользнула в спальню, надела другую ночную рубашку и посмотрела на Гая. Он спал, освещенный мягким розовым светом настольной лампы. Он выглядел по-детски кротким и тихонько дышал ртом. Черные ресницы отбрасывали длинные тени на щеки, расслабленные руки казались бледными. Это был мужчина, которого она любила, замечательный человек, который постоянно демонстрировал лишь доброту и щедрость. Диана заколебалась. Может, это лишь все усугубит, если она ляжет спать в другой комнате? Может, он рассердится на нее, как, по всей видимости, он рассердился, когда занимался с ней любовью? Она не сможет вынести, если он снова на нее рассердится.
      Диана тихонько забралась на большую кровать и, расположившись как можно дальше от Гая, натянула на себя атласное розовое одеяло. Некоторое время она лежала размышляя о случившемся. Вскоре подушка под ней стала мокрой, по мере того как горькие слезы, слезы разочарования, скатывались по ее щекам.
      И это была ее свадебная ночь.
 
      – Франческа, ты уверена, что мы забрали весь багаж? Я нигде не вижу картонку со шляпой. – Сара Эндрюс стояла возле стойки в аэропорту среди множества чемоданов из шкурок ящерицы, которые носильщик только что выгрузил с тележки.
      – Вот она, мама. И у меня твоя шкатулка с драгоценностями. – Франческа оперлась спиной о стойку и устало наблюдала за тем, как мать подавала служащему билеты до Нью-Йорка. Это происходило на второй день после свадьбы Гая, и Франческа чувствовала себя разбитой. Они пробыли в Стэнтон-Корте неделю, и сейчас обе испытывали страшную усталость от постоянного напряжения. Пожалуй, самое трудное для Франчески было притворяться перед Дианой, что Гай – это тот самый человек, которого она себе придумала. Она так влюблена в него, подумала Франческа. Глаза Дианы радостно и возбужденно вспыхивали, когда Гай входил в комнату, она искренне смеялась его банальным юношеским анекдотам и шуткам. Какая невинность! Какая наивность! Когда Франческа в первую ночь удалилась в предназначенную ей спальню, обитую персикового цвета парчой, в которой стояла кровать с пологом на четырех столбиках, она вдруг подумала о Диане: где, черт возьми, эта девушка жила всю свою жизнь? Гай был испорченный до мозга костей тип, которому всегда потакали, эгоист и паразит с огромным самомнением. Ему нужен именно такой ребенок, как Диана, которая уже через неделю будет плясать под его дудку. Он полностью подчинит ее себе, потому что намерен действовать так, как хочется ему. А Диана станет им восторгаться и восхищаться, будет у него на побегушках. Франческа легла в постель, застланную тонкой льняной простыней с вышитым геральдическим знаком Саттонов, и подумала, что девушка иногда может быть такой тряпкой, о которую мужчина лишь вытрет ноги. Так однажды случилось и с ней. Она боготворила Марка, а в результате он дал ей пинка под зад. Больше никогда в жизни она не допустит, чтобы такое повторилось. Отныне она будет прислушиваться к голосу разума, а не сердца. Она не позволит ни одному мужчине приблизиться к ней настолько, чтобы он смог причинить ей подобную боль. Франческа скрипнула зубами. Она даже сама испугалась своей ярости. Будь ты проклят, Марк Рейвен! Чтоб ты сгорел в аду! И вот теперь эта восемнадцатилетняя девочка вешается на Гая, которого в жизни интересует только он сам и больше никто.
      Франческа металась и ворочалась с боку на бок на просторной старинной кровати, исполненная гнева, вызванного причиненной ей обидой. И еще она была сердита на мать. Сара могла бы проявить больше любезности к семейству Саттонов. Франческе все ее члены понравились, особенно пришлась по душе Софи с ее современным благоразумием. Старая графиня с самого начала приняла любезный и доброжелательный тон, но через несколько часов, после ехидных замечаний Сары, суть которых сводилась к тому, что они богаче Саттонов, обе женщины превратились в готовых вцепиться друг в друга кошек, выражая презрение по поводу образа жизни каждой из них.
      Проходили дни, и атмосфера все накалялась. Сара при каждом удобном случае пыталась уговорить Гая передумать.
      Однажды утром Франческа совершала прогулку по саду и услышала возбужденные голоса, доносившиеся со стороны причудливой каменной беседки, из которой открывался живописный вид на долину. До Франчески долетели сердитые слова матери:
      – …и я все отдала «Калински джуэлри», пожертвовала личной жизнью и своим счастьем, чтобы ты мог работать рядом со мной и в один прекрасный день стал президентом компании. Ты не можешь наплевать на все это ради того, чтобы жениться на этой девчонке…
      Франческа ускорила шаги и приблизилась к беседке, чтобы сказать матери, что ее может услышать кто-нибудь из членов семьи Дианы.
      – Потише! – проговорила она, входя в беседку. – Вас могут подслушать.
      Гай и мать стояли и в упор смотрели друг на друга. Гай казался страшно злым, лицо Сары полыхало румянцем.
      – Не лезь не в свое дело, – отрезал Гай.
      Сара не удостоила Франческу ответом, однако понизила голос, продолжая увещевать Гая:
      – Послушай, дорогой мой. Ты не будешь здесь счастлив. Ты не впишешься в эту семью.
      Глаза Гая холодно блеснули.
      – Ты ошибаешься, мам. Это ты не впишешься, да и как от тебя этого ожидать? Твой отец был всего лишь белорусским иммигрантом, которому повезло, и он создал эту дурацкую компанию по продаже драгоценностей.
      С минуту Сара потрясенно смотрела на Гая, как если бы он залепил ей пощечину. Затем глаза ее округлились, наполнились слезами и она воскликнула:
      – А вот тратить деньги ты, очевидно, очень даже любишь!
      Не сказав более ни слова, Гай резко повернулся, вышел из беседки и зашагал в направлении Стэнтон-Корта.
      – Не надо, мама, успокойся, – мягко сказала Франческа. – Ты же знаешь Гая. Не надо расстраиваться из-за него.
      Сара встрепенулась, рассерженная покровительственным тоном Франчески.
      – Я вполне спокойна, – с достоинством произнесла она и двинулась вслед за Гаем. – Он вовсе не хотел меня расстраивать.
      Так проходила неделя, все развивалось своим чередом, обе семьи все больше ненавидели друг друга, а Диана в счастливом неведении мечтала о том моменте, когда станет женой Гая. Франческа за эту неделю окончательно поняла, что между ней и Марком все кончено раз и навсегда. Конец мечтам о примирении, о том, что они однажды встретятся, он заключит ее в объятия и скажет, как он ее любит и всегда любил только ее, а не Карлотту. Ее фантазия, что в один прекрасный день они где-то как-то встретятся, окончательно рухнула. Она прочитала в газете статью о Марке, где он давал интервью о своей второй книге. В последнем абзаце он упомянул о том, что стал отцом. «Мой сын Карлос родился на прошлой неделе. Он очень хороший малыш и бессонных ночей нам не устраивает».
      В статье писали, как красива его жена Карлотта, но у Франчески закружилась голова и подступила тошнота к горлу, поскольку она сообразила, что Карлотта имела уже трехмесячную беременность, когда вышла замуж за Марка. Таким образом, подозрение дяди Генри, что между ними произошло нечто зловещее, не оправдывалось. Просто произошла старая как мир история: девушка забеременела от мужчины и затем принудила его к женитьбе. Но каков Марк! Какое предательство! Он говорил, что любит Франческу и в то же время имел тайную связь с одной из ее самых близких подруг.
 
      – Ты идешь? – нетерпеливо спросила Сара. – Мне не хотелось бы опоздать на самолет.
      Франческа заморгала глазами, возвращаясь к действительности.
      – Иду, мама. – Держа в руке шкатулку с драгоценностями, она последовала в зал для особо важных персон. Через несколько часов она снова окажется в Нью-Йорке, одна со своими проблемами, со своей болью, которую вызывают мысли о Марке. У Дианы и Гая сейчас медовый месяц. Им предстоит определить свои проблемы, а ей нужно раз и навсегда смириться со своими потерями.
 
      Струнный квартет исполнял «Сказки венского леса». Элегантные леди в соломенных шляпках и джентльмены средних лет в светло-серых костюмах сидели за маленькими столиками в фойе отеля «Париж» в Монте-Карло и пили чай. Мелодичное позвякивание китайского фарфора, негромкий гул голосов людей, занятых беседой, звуки скрипки – все это словно переносило Диану в один из рассказов Сомерсета Моэма. До нее долетел звенящий смех женщины с печальными глазами, наполовину скрытыми вуалью, спускающейся со шляпы. Осанистый мужчина с моноклем щелкнул пальцами в сторону проходящего официанта. Немолодая дама, сверкая бриллиантами и изумрудами, величественно вошла в зал в сопровождении компаньонки. Воздух казался пропитанным приторным запахом лилий, и сразу же пахнуло какой-то меланхолией. Ничто не бывает столь совершенно, как кажется.
      Диана за столиком ожидала Гая и была откровенно рада побыть одна хотя бы несколько минут. Он сказал ей, что отлучится ненадолго – сходит в порт, чтобы справиться о стоимости небольшой яхты, выставленной на продажу. И сейчас она ожидала его, не признаваясь себе в том, что рыдание скрипок находит отзвук в ее душе. Глядя на окружающих ее людей, Диана пыталась понять, не играют ли они взятую на себя роль, притворяясь веселыми, как постоянно делала она в течение всех этих последних дней.
      Всю прошлую неделю она и Гай провели в машине, мчась по бесконечным прямым, обсаженным тополями дорогам Франции. У Гая никогда не возникало желания остановиться и полюбоваться окрестностями или осмотреть города, которые они проезжали. Они наскоро, урывками, завтракали в ресторане, вечерние пикники проходили с той же поспешностью, словно они боялись опоздать на поезд. Создавалось впечатление, что Гай боялся где бы то ни было остановиться, словно они от чего-то убегали. Каждую ночь они проводили в новом отеле и каждое утро покидали его, едва Диана успевала проглотить завтрак. Сегодня в полночь они прибыли в Монте-Карло, и Диана была покорена уютным видом города, расположенными на террасах виллами, спускающимися до самой бухты. Небо казалось поразительно лазурным, солнце – ярким и ослепительным.
      Диана старалась не думать об их первой совместной ночи. На третий день их медового месяца Гай твердо заявил, что они должны заниматься любовью через ночь, «потому что это так утомительно!» Она затруднялась сказать, обрадовало это ее или нет. Ей было противно и больно, она чувствовала себя униженной в те ночи, когда они занимались сексом. Гай обращался с ней грубо, жестко, не обращая внимание на ее просьбы и вскрики от боли. С другой стороны, в те ночи, когда Гай, ложась в постель, сразу же отворачивался от нее и быстро засыпал, она чувствовала себя отверженной и несчастной. К концу недели Диана пришла к выводу, что она для него непривлекательна. Другого объяснения просто не было. В течение дня Гай шутил с ней, был ласков и любезен. Ночью он становился злым, раздражительным и нетерпеливым. Он также сказал ей, что ее наряды однообразны, ей не идут и она должна носить что-нибудь более эротическое. У Дианы никаких сексуально привлекательных нарядов не было. Мать учила ее носить простые классические платья, туфли-лодочки на низком каблуке, и вообще она не знала, что именно имеет в виду Гай. После этого она часами лежала без сна, проклиная свою неопытность и наивность, размышляя о том, что сделала бы на ее месте другая женщина. А у другой женщины, думала она, чувствуя гнев и горечь, скорее всего были бы здоровенные груди, пышные ляжки и манеры соблазнительницы.
      Была половина пятого. Струнный оркестр заиграл «Голубой Дунай». Гай придет через несколько минут, пожалуй, ей нужно заказать чай у одетого в черное официанта. Она вынула несколько открыток из небольшой бежевой сумочки и просмотрела их. На одной из них было изображено залитое огнями ночное казино, окруженное великолепным садом и пальмами. Матери это понравится. Отвинтив колпачок золотой авторучки, она вывела крупным почерком адрес. Затем приписала: «Отлично провожу время. Погода великолепная. Завтра выезжаем в Италию. Всем привет. Диана и Гай».
      Она не могла признаться членам своей семьи, что совершила ужасную ошибку.
 
      Они прибыли в Лозанну на следующей неделе и сразу направились к величественному дворцу, который был известен Диане как «Гранд-Отель». Гай останавливался здесь раньше, Диана же с восхищением озиралась по сторонам, когда они вошли в огромный вестибюль, отделанный белым мрамором. Высокие дорические колонны касались куполообразного потолка и резных карнизов. В нишах находились статуи в человеческий рост. Блестящие паркетные полы были устланы персидскими коврами. Лампы с шелковыми абажурами, подвешенные вдоль стен на позолоченных кронштейнах, освещали мягким теплым светом диваны и кресла, обитые парчой. На столиках в углах видны были изысканные композиции из цветов.
      – Боже мой! – ахнула пораженная Диана. – Вот так дворец! Наверное, он ужасно дорогой!
      Гай пожал плечами:
      – Это зависит от того, что считать дорогим. Содержания, которое ты получаешь от матери, хватит на то, чтобы оплатить одну ночь… без завтрака. Но, Диана, не беспокойся. Ты замужем за богатым человеком, как тебе известно. – Он направился к приемной стойке, чтобы записаться в журнале.
      Диана сделала гримасу. Он намерен постоянно говорить ей в лицо, что у нее мало денег и не хватает сексуальной привлекательности? У Дианы вдруг появилось чувство, что она потерпела полное фиаско в жизни. И еще тоска по дому. Ей сейчас отчаянно захотелось ощутить тепло и надежность Стэнтон-Корта, любовь близких.
      Их номер отличался не меньшим великолепием. Зеркала в позолоченных рамах высотой в десять фунтов, мебель в стиле ампир, хрустальные люстры, тяжелые аквамариновые шторы из шелка, шелковая обивка. Диана подошла к одному из окон, высотой от пола до потолка, и увидела гладкую поверхность озера Леман. Легкую рябь на нем оставляли лишь проплывающие лодки. Горы, пурпурные и зеленые, круто поднимались над озером, их покрытые снегом вершины достигали облаков. Внизу, у стен отеля, росли пышные каштаны и фиговые деревья вперемежку с кустами камелий и мимоз.
      Внезапно Диане захотелось, чтобы весь медовый месяц они с Гаем провели здесь, среди гор и альпийских лугов, где воздух напоен пряным ароматом сосен. Это гораздо лучше и спокойнее, чем неприкаянно мотаться с места на место.
      – Что ты разглядываешь? – спросил подошедший Гай.
      – Просто я думала… – Она с трудом улыбнулась. – Думала о том, насколько мы малы в сравнении с этими величественными горами.
      Гай пожал плечами:
      – Мы можем приехать сюда зимой на следующий год. Надеюсь, ты умеешь кататься на лыжах?
      – Немного, хотя и не очень хорошо, – ответила Диана и поспешно добавила: – Мы обычно ездили верхом во время каникул или отправлялись на рыбалку в Шотландию.
      – Что ж, тебе придется научиться, – сказал Гай добрым, но не слишком любезным тоном. – Мы можем снять сельский домик на пару недель, Чарльз и Джон могут тоже с нами приехать. Возможно, еще кое-какие друзья. И мы замечательно проведем время.
      От этих слов у Дианы улучшилось настроение. Дела не развивались бы таким несколько странным образом, если бы с ней были ее братья и Софи. Милая Софи, в этом Диана была уверена, быстро поставила бы Гая на место, если бы тот проявил к ней хотя бы подобие неуважения.
      – Это было бы здорово, – сказала Диана, повеселев.
      Чуть позже Гай предложил отправиться за покупками в город, который раскинулся на склоне горы. Она согласилась с неохотой, не понимая, что Гай собирается покупать на сей раз. С одной стороны, она должна быть ему благодарной, но его неукротимая решимость выбросить большую часть ее гардероба и купить ей новые «сексапильные» вещи лишь прибавляла Диане неуверенности. Если ему так не нравились ее вид и внешность, то почему тогда он на ней женился? На прошлой неделе Гай купил ей черное платье, подчеркивающее фигуру, отделанное стеклярусом, красный вечерний туалет с глубоким декольте и длинным разрезом на юбке, изумрудное с открытой спиной платье для обедов и рискованно открытое белое шелковое с яркими блестками на плечах. Она почувствовала себя некой помесью Марлен Дитрих и Мей Уэст. Наверняка ее мать была бы в шоке, увидев дочь в этом наряде.
      Они медленно поднимались по круто карабкающимся вверх улочкам Лозанны, разглядывая витрины магазинов с выставленными в них элегантными кожаными изделиями, изделиями из шелка, домашнего приготовления шоколадом и множеством самых разнообразных наручных часов. Внезапно Гай остановился перед одной весьма скромно оформленной витриной. Взглянув на вывеску над дверью, он как-то по-мальчишески улыбнулся.
      – Вот она! – воскликнул он, подхватывая Диану под локоть и направляя к латунной двери. – Я узнал, это где-то здесь. Я приходил сюда с матерью много лет назад, когда в ней вдруг проснулся интерес к покупкам. – Он шагнул внутрь, Диана последовала за ним и оказалась внутри весьма симпатичного мехового магазина.
      Пожилой мужчина в безупречно сшитом черном костюме направился им навстречу, улыбаясь и потирая руки.
      – Мадам, месье? – негромко обратился он. – Могу ли я вам помочь?
      По-видимому, Гай точно знал, чего хотел.
      – Я хотел бы взглянуть на вечерние пелерины. Белого цвета, из норки, пожалуйста.
      – Да, месье, конечно. – Продавец бесшумно исчез за темными бархатными ширмами, оставив Гая и Диану рассматривать интерьер. Когда он появился снова, то благоговейно нес охапку белых норковых пелерин, которые положил на прилавок с такой осторожностью, словно это был ребенок.
      Гай молча дотронулся до каждой, поднял одну, приложил ее к лицу Дианы.
      – Это несколько старит мою жену. Что еще у вас есть?
      Продавец повторил трюк с бесшумным исчезновением, а появившись, предъявил белую горностаевую пелерину, узкие полоски которой шелковисто переливались, когда он накинул ее на плечи Дианы.
      – Нет, мне не нравится фасон, – заявил Гай. – Слишком стариковский. Наверняка у вас есть что-нибудь такое… молодое, блестящее?
      Диана в смятении перминалась с ноги на ногу. Ей не нужна новая вечерняя пелерина. Ее симпатичная темно-синяя бархатная накидка прекрасно гармонировала со всеми нарядами.
      Щеки продавца вспыхнули, он смерил своими серо-стальными глазами Гая сверху донизу.
      – У меня есть великолепная полярная лиса, – сказал он, – но это натуральный мех, с головами и хвостами, а не пелерина в строгом смысле слова. – Он сделал ударение на слове пелерина. – Разумеется, – холодно добавил он, – мы сможем сделать пелерину, если…
      – Покажите мне.
      И мех появился. Диана ахнула, когда мех, белый, как снег, и легкий, как перышко, лег ей на плечи, обвился вокруг шеи и спустился на спину.
      – Великолепно! – проговорил Гай.
      Диана повернулась к зеркалу, чтобы увидеть себя со стороны. Ее голова с золотистыми волосами как будто выглядывала из гнезда с шелковистым пухом.
      – Это просто восхитительно! – выдохнула Диана.
      Гай кивнул, и пока он выписывал чек и отдавал распоряжение о доставке покупки к вечеру в отель, Диана осмелилась посмотреть на другие меха, которые были здесь выставлены. Норка, темная и шоколадного цвета; соболь; шкура леопарда; дымчато-голубая лиса. Диана глубоко вздохнула. Все-таки приятно быть замужем за таким богатым и щедрым человеком, как Гай. Жизнь компенсирует некоторые минусы. Все же временами он так хорошо к ней относился, был так добр и хотел ей только хорошего. Если бы только…
      – Ты можешь надеть ее сегодня вечером с зеленым платьем, – сказал Гай, нарушая ход ее мыслей. Диана улыбнулась ему. Какое имеет значение, что он хочет, чтобы она выглядела иначе? Кажется, его очень радует, если она надевает вещи, которые он ей подарил, а ей в конце концов хочется лишь, чтобы он любил и одобрял ее. Это имело большее значение, чем все другое. Его одобрение. Папа всегда одобрял то, что делала его дочь.
      Когда они вышли из магазина, Диана взяла Гая под руку.
      – Спасибо, Гай, – пробормотала она. – Ты так добр ко мне.
      Он выглядел весьма довольным и повел ее в ближайший ресторан, где они выпили по большой чашке горячего пенистого шоколада и съели по пирожному. Гай бодро говорил о своих планах по возвращении в Париж. Вечер в опере. Поездка в Версаль. Посещение Лувра. Покупки для нее у Диора и Нины Риччи, возможно, еще у Чианарелли. Диана слушала и снова чувствовала себя счастливой.
      Обед в этот вечер прошел приятно и без особых событий. Гай заказал икру, за которой последовала жареная утка в восхитительном вишневым соусе и, наконец, блинчики «сюзет» с апельсиновым вареньем и ликером. Кроме того, было два сорта вина. Гай, похоже, чувствовал себя отлично.
      Впервые за время медового месяца Диана несколько расслабилась. Ее тоска по дому отошла на второй план, и ей больше не казалось странным находиться один на один с мужчиной двадцать четыре часа в сутки и ездить по всяким немыслимым местам. Она еще выпила вина и, встретившись со взглядом Гая, впервые поняла, насколько прав был Джон. Гай был более умудренным жизнью, чем она, более опытным и весьма практичным. Она ничего не знала о жизни за пределами Стэнтон-Корта, защищенная его стенами от реальности. У Дианы вспыхнули щеки, когда она вдруг осознала, какой обузой была эти две недели для человека, ожидавшего, что его жена будет такой же практичной и мудрой. А какой нервной и невосприимчивой она была в постели! Неудивительно, что Гай в ней разочаровался. Ему не нужна в качестве жены хныкающая глупенькая школьница. Он хотел – и имел право этого ожидать, – чтобы она была самостоятельной, куда бы они ни пришли. Это напомнило ей о том, как все оказывалось несоответствующим ее ожиданиям. Сейчас в их отношениях не было ни радости, ни нежности. А что касается любви… она отказывалась верить в то, что любовь существует только в книгах да фильмах.
      Диана сделала глоток вина, и в ее глазах появился лихорадочный блеск. Пора ей стать взрослой, сделаться настоящей женщиной – женщиной, способной порадовать и удовлетворить мужа. Диана улыбнулась Гаю, снова глотнула вина, и пламя свечи заплясало между ними.
      – Пошли, – предложил через некоторое время Гай. – Мы можем спуститься к озеру, прежде чем отправиться спать.
      Небо было усеяно звездами. С вершин гор, окружающих город, веял легкий ветерок, шелестел листьями, играл высокой травой под ногами. До них издали долетело позвякивание колокольчика на шее какой-то козы. Они спустились к воде не разговаривая, но сейчас молчание не казалось Диане тягостным, на сердце у нее было тепло и уютно.
      Когда они пришли в номер, Гай снял пиджак и, швырнув его на кресло, подошел к высокому окну. Блики света играли на поверхности озера, но Гай, похоже, сосредоточил свое внимание на освещенной террасе внизу, где люди еще сидели, пили вино и вели разговоры.
      Находясь в приподнятом настроении после выпитого вина и от найденного ею решения – быть зрелой и уверенной, Диана медленно направилась к Гаю. «Сегодня, – решительно сказала она себе, – я постараюсь получить удовольствие от любовной игры. Я постараюсь ответить на его бурную страсть. Я докажу, как люблю его».
      – Дорогой… – Подойдя сзади, она обняла Гая за талию и прижалась к его спине, ощутив лобком твердость его ягодиц.
      Секунду-другую не было никакой реакции, а затем Гай резко повернулся. Глаза его сверкали.
      – Я выйду, – резко сказал он, отворачиваясь от Дианы. Схватив пиджак, он, не говоря ни слова, шагнул к двери.
      Через секунду дверь за ним захлопнулась, и Диана осталась одна.
 
      Становилось все холоднее, звезды все четче высвечивались в черном небе. Дрожа от холода, Гай втянул голову в плечи и двинулся к центру города. Дурак! Он скрипнул зубами. Чертов дурак! Он способен сейчас сокрушить все вокруг, если не возьмет себя в руки. Гай глубоко засунул руки карманы и ускорил шаг, пытаясь как-то совладать со смятением. Он чувствовал себя в ловушке. Такого он не предвидел. Эти постоянные взгляды Дианы, полные любви, ее навязчивая нежность и детское ожидание способны были свести его с ума. Настоящая беда с этими женщинами. Вначале была мать, а теперь Диана с ее романтическими представлениями и глупыми фантазиями. Почему она не могла больше походить на… Он оборвал себя, чтобы остановить лавину воспоминаний, которые мгновенно обрушились на него, воспоминаний о пережитом опыте, таких поразительно красивых, что они могли надорвать ему сердце и вывернуть его наизнанку.
      О Боже! Что он будет дальше делать с этой женщиной! Гай в отчаянии поднял вверх подбородок. Ветер с гор обдувал его, забираясь под одежду и обжигая ледяным холодом.
      Надо подвести кое-какие итоги. Что же он сделал из того, что первоначально обещал себе? Гай замедлил шаг, почувствовав себя немного лучше. Конечно, пока что все еще возможно. Как только закончится медовый месяц, жизнь может вернуться… ну, почти в нормальное русло. По крайней мере он не будет рядом с ней двадцать четыре часа в сутки, сходя от этого с ума.
      Гай находился в центре Лозанны, рестораны и бары, в которых горели огни и шла обычная жизнь, выглядели весьма привлекательно. А ему сейчас явно нужно было выпить.
      Гай зашел в первый подвернувшийся бар, заказал бренди и сел за столик в углу. Господи, что он скажет Диане? Она ведь абсолютная дурочка. Наивная и не знающая жизни, это верно. Невинная и доверчивая, что тоже верно. Но если он и впредь будет вот так срываться, она заподозрит, что с ним что-то серьезное. Гай внутренне застонал. Подобные срывы – это самое худшее из того, что может быть. В прошлом у него было несколько женщин – низкопробных проституток, которые не задавали вопросов, но уверяли его, что он способен функционировать нормально. Но Диана… с мягкими маленькими ручками и нежным девственным телом… Он вдруг разозлился на то, что она не такая, как он хотел, и никогда не сможет быть такой.
      В этот момент в бар вошел молодой немец, блондин с волосами пепельного оттенка и мощной челюстью, и заказал себе пива. Он бросил случайный взгляд на Гая – и их глаза встретились.
      Гай почувствовал, что по его телу пробежала знакомая магнетическая волна, и улыбнулся. Молодой человек взял пиво и сел за столик Гая. Гай сделал глубокий вдох, как бы сбрасывая с себя тугие путы новой жизни, подобно тому, как змея сбрасывает кожу.
      В самом деле, почему бы ему не взять свое, если Диана об этом не узнает?

      – Это уже слишком, Диана! – сердито сказал Чарльз. – Одно дело, когда сюда каждый уик-энд приезжаете вы с Гаем, но надо покончить с приглашением всех ваших друзей. Или вы считаете, что Стэнтон-Корт – это пятизвездочный отель?
      Диана густо покраснела и ничего не сказала.
      – Сейчас не то, что было до войны, ты ведь сама знаешь. Тогда у нас было только домашних слуг шестнадцать человек, не считая десятерых садовников и рабочих. Сейчас, когда мама переехала жить в дом, полученный по наследству, и с ней уехал Джон, это означает, что все хозяйство лежит на Софи, – продолжал Чарльз. – А у нас всего четыре горничные да два-три помощника. К тому же Софи беременна, и я не хочу ее перегружать.
      – Я… прошу прощения, Чарли. Я не подумала об этом. Для меня это всегда был мой дом, куда мы могли пригласить любого, кого хотели, и я думала, что все нормально. Ты не говорил мне, что возражаешь.
      – Очень даже возражаю. Это требует многих дополнительных усилий и расходов. Софи и я – мы даже не знаем тех, кого вы привозите! С какой стати мы должны принимать незнакомых людей каждый уик-энд? Черт возьми, да, в конце концов, теперь это мой дом! – Чарльз зашагал по библиотеке, сохраняя все такое же сердитое и возбужденное выражение на лице.
      – Я поговорю с Гаем, но это его здорово обидит. Он любит Стэнтон-Корт не меньше нас.
      – Вовсе нет! Он просто любит блеснуть и похвалиться. Вот, дескать, какой я богатый и в какую аристократическую семью вошел! Если Гай хочет иметь приличное место для приемов, он должен купить себе дом. – Чарльз глубоко засунул руки в карманы своих мешковатых брюк и стал позвякивать мелочью.
      На лице Дианы отразился ужас.
      – Но в таком случае он вообще не приедет домой, то есть… я имею в виду – сюда.
      – Со временем тебе понадобится место за городом. Что ты будешь делать, когда у тебя появятся дети?
      Диана уставилась на брата. Она не загадывала так далеко вперед. Стэнтон-Корт означал для нее дом, надежность, место, где она чувствовала себя спокойной и счастливой. При мысли, что она будет приезжать сюда гораздо реже, ей стало грустно. А что она скажет Гаю? Он наверняка возмутится негостеприимностью Чарльза и воспримет это как личное оскорбление.
      Словно прочитав ее мысли, Чарльз подошел к Диане и положил ей руку на плечо, как делал тогда, когда она была ребенком.
      – Если хочешь, я сам скажу об этом Гаю. Я уверен, что он поймет.
      Однако, отправляясь в сад, чтобы нарвать цветов для гостиной, Диана знала, что Гай этого не поймет. Более того, он выместит на ней весь свой гнев.
      Чарльз, чувствуя, что был излишне суров с Дианой, отправился на ферму, где одна из коров должна была отелиться. Подойдя к скотному двору, он увидел Гая вместе с четырьмя друзьями, которых тот привез на уик-энд. Это были две богатые молодые пары – Алекс и Джун Баумейкер и Дуглас и Мариса Тейлор. Алекс владел быстро растущей сетью прачечных самообслуживания – первых в Англии, а Дуглас был директором крупной ситценабивной фабрики. Губы Чарльза на мгновение дрогнули – он подумал, что его отец не хотел бы видеть этих людей в своем доме, потому что они относились к числу торгашей. Чарльз подошел поближе и услышал голос Гая.
      – Конечно, на молоке столько денег не заработаешь, как на мясе, – бойко рассуждал он. – У нас четыреста коров и пара племенных быков, но я не удивлюсь, если мы не перейдем на мясное животноводство.
      – В самом деле? Это что-то очень интересное, – сказал Чарльз, подходя к группе сзади. – Поделись с нами своими знаниями, Гай. – Чарльз повернулся к Баумейкерам и Тейлорам. – Видите ли, – пояснил он с самоуничижительной улыбкой, – я всего три года проучился в сельскохозяйственном колледже, так что мне весьма интересно узнать основы животноводства от моего зятя.
      Лицо Гая вспыхнуло, он бросил на Чарльза полный ненависти взгляд.
      – У меня есть разговор к тебе, Гай, – многозначительно сказал Чарльз. Остальные тактично отошли в сторону, и двое мужчин остались один на один, не скрывая враждебности друг к другу.
      – Что ты хочешь? – с раздражением спросил Гай.
      – Это место не отель, и мы с Софи до смерти устали от того, что ты используешь Стэнтон-Корт в этом качестве. Почему мы должны принимать каждый уик-энд твоих друзей? С этим надо кончать, Гай, и я буду весьма признателен, если ты ограничишь свои визиты и будешь приезжать, когда мы пригласим тебя и Диану, – сказал Чарльз.
      Похоже, Гай опешил от таких слов, и ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Затем он провел ладонью по гладким черным волосам и надменно проговорил:
      – Ты вроде бы забыл, что я теперь член этой семьи! Они друзья Дианы в такой же степени, как и мои, и я не думаю, что ты имеешь право запретить ей и мне приезжать сюда, когда нам захочется.
      – Это не музей, – сдержанно сказал Чарльз, – чтобы показывать все каждому встречному. Это мой дом, мой и Софи, и когда мы решим открыть его для всеобщего обозрения, я дам тебе знать. – Повернувшись, он зашагал прочь от покрасневшего и клокочущего гневом Гая.
 
      – Все меняется, когда выходишь замуж, правда? – задумчиво проговорила Диана, прогуливаясь с матерью после завтрака в прилегающем к усадьбе лесу. Был тихий, жаркий день, и нежно-зеленые листья на деревьях едва подрагивали от легкого ветерка. Сквозь листву проникали косые лучи солнца, и в потоке солнечного света роились мошки. Диана посмотрела на громадные вязы и березы, на могучие дубы, которые весной своей тенью закрыли колокольчики, и вдруг поняла, что запомнит это мгновение навсегда. Ей навечно врежется в память этот замечательный летний день. Диана была привязана к этим местам с детства, и куда бы она ни уехала, ее сердце останется в Стэнтоне.
      – Конечно же, многое меняется, дорогая. Но что конкретно ты имеешь в виду? – спросила Мэри Саттон.
      – Ну, как бы это сказать, – заикаясь, начала Диана, но затем, словно решившись, добавила: – Мама, это плохо, что мы с Гаем приезжаем сюда каждый уик-энд и часто привозим с собой друзей?
      Мать ответила после едва заметной паузы.
      – Ты должна помнить, – мягко сказала она, – что Стэнтон-Корт больше не является моим домом. Он принадлежит Чарльзу. Он принадлежал ему с той минуты, как умер отец, но я, естественно, оставалась в нем до твоей свадьбы и свадьбы Чарльза. Сейчас это дом Чарльза и Софи, скоро у них появится ребенок, как это и должно быть. У тебя есть теперь свой дом, это справедливо, разве не так? А Джон и я – мы живем в доме, который является наследством вдовы. Отвечая на твой вопрос, дорогая, скажу: я не думаю, что вам следует приезжать иначе как по приглашению, и, уж конечно, вам не следует привозить с собой друзей!
      Диана грустно кивнула:
      – Да, я понимаю, но у меня такое ощущение, что разваливается семья.
      – Вздор! – твердо сказала мать. – Мы не обязательно должны жить под одной крышей, чтобы любить и уважать друг друга! Все когда-нибудь вырастают и становятся на собственные ноги. Ты думаешь, мне так легко уехать из Стэнтон-Корта после многих лет жизни здесь? Но знаешь, со временем человек привыкает ко всему, и это нужно было сделать.
      Когда они вышли из леса и возвращались к дому через поросший лютиками луг, Диана увидела в отдалении Чарльза и Гая. Они стояли на террасе и о чем-то спорили. Оба раскраснелись, смотрели друг на друга исподлобья, и сердце у Дианы упало: она поняла, что безмятежные дни ее детства раз и навсегда кончились.
      Субботний день шел к своему завершению, и Диана старалась не попадаться на пути Гая, чувствуя, как возрастает напряженность. Поскольку это была последняя возможность для Гая развлечь своих друзей за счет Саттонов, он решил пуститься во все тяжкие. Все семейство наблюдало за тем, как гости энергично взбадривали себя коктейлями с шампанским перед вечером и пили много вина за обедом, после чего перешли к портвейну и бренди. Голоса их звучали все громче, смех становился все бесшабашнее, от сигар поднимались клубы дыма, а Гай стал забавлять гостей юношескими анекдотами.
      – Давайте перейдем в гостиную и потанцуем! – воскликнул Гай, резко вскочил на ноги, отчего серебряная ложка упала на пол. – Фу! – фыркнул он, видя, что ложка продолжает крутиться и позвякивать. – Я так и знал, что не должен был надевать эти сережки!
      Друзья расхохотались.
      – Давай свернем ковер! Ну, взялись все! – Он резко потянул персидский ковер, не обращая внимания на ледяные взгляды Чарльза и Софи. – Отодвигайте мебель. Будем танцевать самбу! У нас есть пластинки с записями самбы?
      – Гай, перестань! – шепотом попыталась удержать его Диана.
      – Что перестать? – громко выкрикнул Гай. – Что я должен перестать? Я только пытаюсь оживить этот допотопный морг! Джон, поставь пластинку!
      – Что с тобой, Гай? – Диана никогда не видела мужа в подобном настроении. Было что-то пугающее в его поведении – он явно уже не владел собой. – Ради Бога, Чарли будет сердиться.
      – Да ну тебя, заткнись! – Гай повернулся к ней спиной и, схватив Марису, закружил ее по комнате.
      После этого все развивалось стремительно. Джон поставил пластинку, зазвучала музыка, и Диана оказалась в объятиях Дугласа Тейлора. Джон танцевал с Джун Баумейкер. Уголком глаза Диана видела, как Алекс Баумейкер поодаль самостоятельно выделывал ча-ча-ча. Мэри Саттон, Чарльз и Софи сидели у камина с мрачными лицами, молча наблюдая за происходящим. Музыка становилась все громче, ритм учащался, и Диана почувствовала, что у нее закружилась голова, однако Дуглас ее не отпускал. Она не очень хорошо поняла, что произошло затем. Диана увидела, как Гай вдруг бросился через всю комнату в ее сторону, и на мгновение подумала, что он спешит ей на помощь. Однако Гай пронесся мимо, и тут же раздался предостерегающий окрик Чарльза. Затем послышался женский крик, и что-то тяжелое упало под ноги Диане.
      Какое-то время она недоумевающе оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что произошло. Мужской голос произнес: «О Боже мой!», пластинка со скрипом остановилась, словно кто-то провел по ней иголкой. Воцарилась напряженная тишина, прерываемая сдавленными стонами. Софи лежала на боку на полу, согнувшись и подобрав под себя ноги.
      – Ах ты скотина! – заорал Чарльз на Гая. – Идиот и подонок! – Он наклонился над Софи, пытаясь поднять ее.
      – Что случилось? – непонимающе спросила Диана у Марисы.
      Мариса была смертельно бледной, в глазах ее стоял ужас.
      – Софи упала, – сумела наконец выговорить она. – Гай стащил ее со стула и пытался заставить танцевать… И она упала.
      – Я позвоню и вызову доктора, – услышала Диана голос матери.
      – Это без толку! У нее кровотечение! – в смятении проговорил Чарльз. – Пошлите за «скорой помощью».
      Софи лежала на диване. На светлой юбке расплывалось пунцовое пятно.
      – Ребенок, Господи, ребенок… – простонала она.
      Диана без сил опустилась в кресло. Софи потеряет ребенка, и, хотя впрямую Диана не была виновата, она чувствовала и свою большую вину в происшедшем. Ей не следовало приводить Гая в семью. Ее родные были правы относительно него. С какой-то обреченностью Диана поняла, что сама стала частью некой разрушительной силы, которая причиняет несчастье всем окружающим.

* * *

      Париж жил своей обычной шумной жизнью. Солнце изливало горячие лучи на улицы и бульвары, на заполненные людьми кафе и бистро. Гудели клаксоны машин, раздавались свистки полицейских. Диана медленно шла по Елисейским полям, испытывая головокружение от мешанины звуков и запахов. Недалеко от Триумфальной арки она решила зайти в кафе «Фуке» и выпить кофе.
      Это была идея Гая – провести уик-энд в Париже.
      – Давай снимем номер в «Ритце»! – сказал он. – Мы можем сходить в оперу, пообедать у «Максима» в пятницу вечером. Это единственное место, куда стоит пойти. Ну и сделаем некоторые покупки. Что ты на это скажешь?
      Диана не стала возражать. Гай, по всей видимости, довольно быстро оправился после той трагедии, когда Софи потеряла ребенка, и готов был развлекаться каждый день. Иначе обстояло дело с Дианой. Она чувствовала себя в ловушке, постоянно испытывала тревогу и сильно изменилась за последнее время. События того вечера открыли ей глаза на Гая, и она пребывала в полном смятении.
      Диана увидела, каким пьяным, безрассудным и беспутным может быть Гай. И сколько бы он ни приносил извинений после того вечера, сколько бы ни клялся, что не будет напиваться до такой степени, Диана поняла, что вышла замуж за человека опасного, несущего деструктивное начало. В ее положении развод исключался. Ее семья никогда ей этого не простит. Она оказалась в ловушке, из которой не было выхода.
      И Диана вынуждена была пойти на нелегкую для нее сделку с Гаем. Они проводили вместе все меньше времени, он почти не занимался с ней любовью, но для внешнего мира они сохранили фасад и казались счастливой семейной парой.
      «Надо решить теперь только одну вещь, – размышляла Диана, отхлебывая кофе и глядя на спешащих мимо парижан. – Я должна определиться, что делать дальше. Если я вынуждена оставаться рядом с Гаем, в моей жизни должно быть что-то еще, помимо бесконечных вечеров и балов».
      Но чем она могла заняться? Никто из ее подруг не был обременен работой, и она сама не чувствовала себя подготовленной к тому, чтобы сделать карьеру. И все-таки что-то делать нужно. Диана в душе ругала свою семью, и в особенности мать. Может быть, это было правильно для предыдущих поколений женщин, которые всецело зависели от своих мужей. Но сейчас времена изменились. Диана подумала о Франческе, которая была полна честолюбивых замыслов, и на миг позавидовала ей. Как это здорово – знать, к чему стремишься.
      Бросив взгляд на часы, Диана допила кофе и, расплатившись, вышла из кафе. Она обещала встретиться с Гаем в баре «Ритца» в половине первого. Они отправятся куда-нибудь позавтракать, возможно, в рыбный ресторан на левом берегу. Вечером они будут в британском посольстве на приеме, который дают посол с супругой.
      Интересно, какие планы у Гая на день?
 
      Гай отставил чашку с кофе и допил бренди. Было три часа, и он лихорадочно размышлял.
      – Почему бы тебе не пойти в салон Нины Риччи и не посмотреть выставку? – невинным тоном предложил он. – Ты могла бы там купить что-нибудь для сегодняшнего приема в посольстве.
      Диана удивленно подняла на Гая глаза:
      – Но я думала, что ты хочешь полюбоваться «Моной Лизой» в Лувре.
      – Там будет слишком много людей в это время. Мы сходим утром. Я хотел бы посетить два-три места, где продаются старинные книги, а тебе это покажется страшно скучным. Купи самостоятельно платье и сделай мне сегодня сюрприз, – довольным голосом заключил Гай.
      – Если ты уверен…
      – Абсолютно. Давай встретимся в «Ритце» в шесть часов. Идет?
      Они прошли с полсотни ярдов по направлению к левому берегу Сены, и Гай усадил Диану в такси. Клюнув ее в щечку, попрощался и некоторое время смотрел вслед, пока такси не исчезло в потоке машин.
      Посмотрев на часы, Гай определил, что в его личном распоряжении не менее двух часов. Он остановил другое такси, сел в него и велел водителю ехать на рю Скриб. Он знал, что там есть небольшое кафе под названием «Белая птица». Гай бывал там и прежде, и ему неизменно везло. Это было излюбленное место танцоров, и во время своего последнего визита он подцепил эффектного итальянца с мускулами атлета и лицом ангела с картины Леонардо да Винчи. Слава Богу, что Диана ведет себя так, как ей было сказано, и не задает вопросов, подумал Гай. Если у него и появлялись минутные сожаления по поводу того, что она не в состоянии удовлетворить его, он старался отогнать эти мысли. Он был создан таким, какой есть, и ничего поделать нельзя.
      Остается лишь радоваться тем сокровенным часам, когда ему удавалось отделаться от Дианы.
 
      В тот же самый уик-энд Марк и Карлотта Рейвен вместе с Карлосом и няней поселились в другом номере отеля «Ритц».
      Они провели в Париже уже два дня, и у Марка был зуд съездить в маленький замок в долине Луары, который он снял на лето. Ему нужно было работать. Темой его нового романа было французское движение Сопротивления во время Второй мировой войны, и понадобятся недели изысканий и поисков. Марку уже до чертиков надоели отели, беготня Карлотты по магазинам, встречи с «нужными людьми». Он бросился на застланную атласным покрывалом кровать, сдернул галстук и упрямо заявил:
      – Я не хочу идти на вечер сегодня!
      – Но мы должны! Я проделала такую работу, чтобы получить приглашение! И твой английский издатель будет там. Это ведь очень важно! – Сидя за туалетным столиком, Карлотта занималась макияжем, и комната была наполнена стойкими ароматами. – Просто жизненно необходимо, чтобы мы пошли! Разве ты не хочешь, чтобы твоя книга вышла в Англии?
      – Единственно жизненно важно для тебя лишь одно – чтобы все видели тебя! – Марк сбросил на пол туфли. – Только не неси всякий вздор, будто это нужно для моего имиджа!
      – Боже мой, ты сводишь меня с ума! Разумеется, это нужно для твоего имиджа! – сказала Карлотта, энергично жестикулируя руками и звеня золотыми браслетами.
      – Может, ты все-таки заткнешься? Ты вроде заезженной и осточертевшей граммофонной пластинки! – Вскочив с кровати, Марк встал перед ее столиком широко расставив ноги. Его мускулистое тело напружинилось от гнева. – Я, слава Богу, писатель, а не делец шоу-бизнеса! Ты когда-нибудь вобьешь это себе в голову? Я зарабатываю на жизнь ежедневно, часами сидя за пишущей машинкой, отстукивая тысячи и тысячи слов. Мне плевать на все эти дурацкие вечера. Я не намерен любезничать со всякими кретинами, которые задают мне идиотские вопросы, вроде того, откуда я черпаю свои темы и идеи.
      – Стало быть, ты не пойдешь? – вызывающим тоном спросила Карлотта.
      Марк покраснел и зло отвернулся.
      Карлотта с театральным жестом поднялась, вскинула вверх голову.
      – А кого ты должен благодарить за то, что твое многочасовое стучание на машинке принесло тебе богатство и успех? – В моменты гнева ее испанский акцент становился очень заметным.
      На какое-то время повисло тяжелое молчание, затем заговорил Марк:
      – Ты очень любишь бросать мне в лицо это обвинение! Но помни, что и я оказал тебе огромную услугу. – От гнева глаза Марка сделались черными. – Я плачу каждый день великую цену за мой успех, так что не надо мне об этом напоминать.
      Их взгляды скрестились, ни один из них не отвел глаз. Оба понимали, что зашли в тупик в своей вражде. Оба знали слишком много друг о друге, чтобы быть друзьями, однако оба не решались стать врагами.
      Карлотта быстро подошла к гардеробу, где висело ее новое черное платье из жоржета. Она купила его сегодня у Живанши и рассчитывала вечером выглядеть блестяще. Марк мрачно наблюдал за ней, прикидывая, во что ему это платье обошлось.
      – Я буду ждать тебя в petit salon, – сказала Карлотта, взяв шелковую сумочку и перекинув через руку черную норковую накидку.
      – Я долго не пробуду на этом приеме! – крикнул ей вслед Марк. – Я хочу хоть один раз прийти пораньше!
      Ну почему Карлотта совсем не в его вкусе? Марк размышлял об этом, принимая душ и переодеваясь. Ласковые, покладистые, с нежным ртом – вот какие женщины нравились Марку. Он вдруг снова подумал о Франческе. Она была именно такой, у нее были добрые, сочувствующие глаза. И еще груди с розовыми сосками и такая гостеприимная влажность между ног, что при одном воспоминании об этом у него наступала эрекция. Марк закрыл глаза, испытав тяжелое чувство невозвратимой утраты. Франческа принадлежала прошлому, и этого прошлого не вернуть. После того как он так по-свински с ней обошелся. Он должен был выбрать: сделаться преуспевающим писателем или остаться с Франческой. Под мощным напором Карлотты он этот выбор сделал. Нечего оглядываться назад. Марк закончил одеваться и направился в соседнюю комнату, чтобы присоединиться к жене. Сегодня именно она составляла неотъемлемую часть его жизни.
      И все потому, что он захотел стать самым богатым и знаменитым писателем в мире.
 
      В английском посольстве становилось все оживленнее по мере того, как гости, входя в украшенные узорами чугунные ворота, направлялись через двор к небольшому зданию, построенному в XVIII веке.
      Сэр Джордж Анстрадер, посол, стоял в дверях, ведущих в знаменитый salon vert, с любезной улыбкой приветствуя гостей. Эту церемонию он в совершенстве отработал за многие годы и проделывал безупречно, каким бы скучным ни казался контингент.
      – Весьма рад, что вы пришли, – тепло приветствовал он Марка и Карлотту, когда лакей назвал их имена. – Надеюсь, вы побудете какое-то время во Франции?
      – Мы сняли жилье в долине Лауры, – заговорила Карлотта, – небольшой живописный замок. Марк начинает работать над новой книгой, и нужно проделать большую подготовительную работу и…
      – Эту книгу пишешь ты или я? – повернулся к ней Марк, наградив жену ледяным взглядом.
      В этот момент вперед выступила леди Анструтер, низкорослая полная женщина в платье из набивного шифона.
      – Добрый вечер, мистер Рейвен, миссис Рейвен, проходите, я познакомлю вас с другими нашими гостями! – воскликнула она и повела их к группе людей в центре зала. Состоялась процедура представления, и леди Анструтер на большой скорости умчалась назад.
      Марк повернулся к стоявшей слева от него весьма симпатичной молодой женщине в голубом шелковом платье и эффектном ожерелье из сапфиров и жемчуга.
      – Боюсь, не расслышал ваше имя, – сказал он, чтобы завязать разговор.
      – Диана Эндрюс. – Она едва заметно улыбнулась и, показав на высокого брюнета рядом с собой, добавила: – А это мой муж Гай.
      Марк поклонился. Начав писать, он выработал в себе привычку мгновенно оценивать новых людей. Давать им что-то вроде мини-характеристик. Он тут же определил, что Гай человек амбициозный, тщеславный и безжалостный. Человек, который, вероятно, не проработал ни одного дня за всю свою жизнь. Затем Марк посмотрел на Диану. Она из хорошей семьи, но очень неопытна и, вероятно, наивна, в то же время держится гордо, очевидно, это идет от врожденного чувства собственного достоинства. Он также отметил про себя, что она совершила большую ошибку, выйдя замуж за этого человека, который с таким надменным видом стоял рядом с ней. Они составляли явно негармоничную пару.
      – Вы живете в Париже? – спросил Марк, чтобы поддержать разговор.
      – Нет, в Лондоне, – коротко ответил Гай.
      – Ага. – Марк отметил его легкий американский акцент. – Вы американец?
      Гай с усталым видом посмотрел на Марка:
      – Я наполовину американец.
      – Очень приятно, – сухо сказал Марк. Затем улыбнулся Диане: – Вы, конечно же, англичанка?
      – Да, я родом из Оксфордшира.
      В этот момент леди Анструтер привела еще одну пару.
      – Позвольте представить сэра Пэлхэма и леди Понсонби, – с лучезарной улыбкой проговорила она. – Сэр Пэлхэм находится здесь в связи с сессией НАТО.
      Все снова пожали друг другу руки. Сэр Пэлхэм был хорошо известной политической фигурой и членом правительства Великобритании.
      Гай, как заметил Марк, проявил вдруг необычайный интерес к новой паре. «Стало быть, я прав, сочтя его амбициозным и тщеславным», – подумал Марк. Он снова повернулся к Диане. В ней было нечто такое, что привлекало его.
      – Что вы делаете в Париже? Вы много путешествуете? – вежливо осведомилась она.
      – Да. Провожу кое-какие изыскания.
      – Изыскания? Вы ученый?
      Внезапно Марк понял, что она не имеет понятия, кто он.
      – Для своих книг, – сказал он. – Я здесь для того, чтобы изучить военную историю Франции.
      – Ах, мне должно быть стыдно! – Лицо Дианы порозовело. – Ну конечно же, Марк Рейвен! Как же, я помню «Нечестивый призрак». Мы все читали этот роман в школе.
      – Спасибо. Приятно слышать. – Он слегка улыбнулся. – Расскажите о себе. Чем вы занимаетесь?
      Румянец снова обжег щеки Дианы.
      – Особенно нечего рассказывать. Мы живем в Лондоне, часто путешествуем. Иногда на уик-энд выезжаем в деревню. – При этих словах какая-то тень набежала на ее лицо.
      – А чем занимается ваш муж?
      Диана ответила не сразу. Этот странный, лишенный внешнего лоска мужчина почему-то волновал ее. Она вдруг подумала, уж не смеется ли он над ней.
      – Семья Гая владеет компанией «Калински джуэлри».
      И вдруг его осенило. Господи, почему он так плохо запоминает имена? Франческа называла имя своего брата. Гай! Она произносила это имя сотни раз. На какой-то момент зал словно погрузился в туман.
      – Могу я предложить вам еще выпить? – заикаясь, проговорил он.
      Диана взглянула на свой полный бокал и затем подняла недоумевающий взгляд на Марка.
      – Н-нет, благодарю.
      – Простите меня. – Марк тоже посмотрел на свой полный бокал. – Я не очень люблю шампанское. Хочу узнать, нет ли у них виски.
      Спустя мгновение Диана обнаружила, что осталась одна.
 
      К концу вечера Марк снова увидел Диану. Она разговаривала с женщиной средних лет. Шелковое платье пикантно обтягивало ее небольшие груди с отчетливо выраженными сосками. Под юбкой вырисовывались длинные стройные ноги, и Марк почувствовал накат желания. Она была такая теплая, нежная, с мягким аппетитным ртом.
      Марк поймал на себе взгляд Карлотты и понял, что она догадалась, о чем он сейчас подумал.
 
      – Ну что, – проговорила Карлотта, сбрасывая норковую накидку, едва они вошли в свой номер, – тебе сегодня не удалось покорить ни одной женщины? Эта глупенькая англичанка, похоже, не проявила к тебе интереса. Я ведь не ошибаюсь? Только не смотри на меня так, Марк! Я ведь пока еще не круглая дура. Я знаю, что ты смотришь на женщин с вожделением, это сразу заметно, но я не позволю, чтобы ты делал это на глазах наших друзей! – От возбуждения Карлотта заговорила с сильным испанским акцентом. – Что скажут люди? Они скажут: вот идет бедняжка Карлотта, которая замужем за этим ужасным человеком, блудливым, как кобель, а она такая хорошая жена!
      – Ты все сказала? – Подобные баталии возникали у них почти после каждого вечера, и Марк до чертиков устал от них.
      – Нет, не все! – Она стянула с себя платье и стояла теперь перед Марком, словно дразня его, в черном атласном кружевном белье и черных подтяжках, поддерживающих шелковые чулки. – Ты не понимаешь, что тебе повезло со мной! Ты думаешь, что те глупые девчонки, за которыми ты бегаешь, ублажат тебя лучше? Ты принадлежишь мне! – Карлотта быстрым шагом подошла к Марку и остановилась совсем рядом. Ее пышные тяжелые груди вздымались, глаза метали искры. – Ты забыл, да? Забыл, насколько ты нуждаешься в малышке Карлотте?
      Она крепко обняла его за талию, прижалась лобком к его бедру и стала медленно раскачиваться. Подняв лицо, Карлотта провела языком по его шее, за ухом, по подбородку. Марк стоял неподвижно, пытаясь противостоять этому натиску. Внезапно Карлотта убрала руки с его талии и прижала их к его паху. Она почувствовала, как стал твердеть и набухать его пенис, как запульсировала в нем кровь.
      – Перестань… – простонал Марк.
      – Но ведь тебе приятно, – хрипло проговорила она, расстегнула ему брюки и вытащила пенис. Отработанными умелыми движениями она стала гладить и сжимать его, одновременно другой рукой лаская мошонку. Марк наблюдал за тем, как тонкие пальцы Карлотты двигались вокруг восставшего члена. Волны возбуждения и сладострастия разлились по всему телу Марка. Тихонько застонав, он сжал ягодицы и подался вперед. Теперь он боялся лишь того, что Карлотта прекратит сладострастную игру.
      Марк поднял руки и положил их на плечи Карлотты, затем стал нажимать на них и делал это до тех пор, пока Карлотта не опустилась на колени перед его раздвинутыми ногами. Ему было видно, как она забирает пенис в рот. Изысканное, нежное пламя обожгло его плоть, и Марк конвульсивно дернулся вперед. Погрузив ладони в длинные густые волосы Карлотты, он прижал ее голову к себе, чувствуя, как конец пениса толкается ей в небо. Карлотта отнюдь не оставила своих усилий, продолжая совершать энергичные сосательные движения. Слегка пошевелившись, она принялась давить языком, сводя Марка с ума все возрастающими сладострастными ощущениями. Он подался вперед, чувствуя, что приближается разрядка, которая должна освободить его от сжигающего и все нарастающего возбуждения.
      Из его груди вырвался хриплый стон:
      – Уже скоро… Совсем скоро… Боже мой, сейчас… Вот, начинается!..
      Через несколько минут наступил оргазм. Марк конвульсивно задергался. Казалось, из его тела выйдут сейчас все соки.
      – Вот видишь, до какой степени ты нуждаешься в Карлотте, – услышал он через минуту, когда Карлотта поднялась и поцеловала его в губы.
 
      Утром следующего дня Марк спустился в фойе отеля, чтобы заплатить по счету. Он горел нетерпением побыстрее оказаться в долине Луары и начать работать и надеялся, что Карлотта и няня уже закончили паковать вещи.
      Он увидел, что к лифту подошла Диана. Она была одна, без Гая.
      – Доброе утро! – сказал Марк, подходя к ней и пожимая протянутую руку.
      Поначалу Диана казалась несколько удивленной, но затем на ее лице появилась дружелюбная улыбка.
      – Доброе утро! Как поживаете? – спросила она.
      – Отлично. Мы уезжаем через несколько минут. А когда уезжаете вы? – Марк вдруг обратил внимание на ее глаза – они были более голубые и ясные, чем казались вчера вечером, а также на красивую форму губ, подкрашенных розовой помадой.
      – После завтрака. Гай хочет сделать еще какие-то покупки.
      Марк слегка улыбнулся:
      – Ему следовало бы объединиться с моей женой. Она очень любит это занятие… Так вы возвращаетесь в Англию?
      Диана кивнула, не спуская глаз с его лица.
      – Ну… было очень приятно познакомиться с вами, – неуклюже проговорил Марк, испытывая вдруг сожаление, что ему не удалось узнать эту женщину получше. – Если будете в Штатах, загляните к нам. Мы живем в Нью-Йорке, как и семья вашего мужа, – снова как-то неуклюже добавил он.
      – Это было бы приятно.
      Показалось ли ему или в ее взгляде в самом деле мелькнуло сожаление? Марк не был уверен. А в следующий момент из лифта вышел Гай и присоединился к ним.
      – Должен проститься с вами, – сказал Марк, продолжая смотреть на Диану, ощупывая взглядом ее изящную, стройную фигурку и длинные ноги.
      – До свидания, – как-то мягко проговорила она, и Марк готов был поклясться, что она прочитала его мысли.
      Гай сдержанно кивнул и сказал:
      – Пошли, Диана.
      И они направились к выходу.
      Марк смотрел им вслед, следя за белокурой головкой Дианы. Он вдруг испытал какое-то необъяснимое чувство утраты. Словно внезапно набежавшее облако закрыло солнце. В последний момент Диана повернулась и посмотрела через плечо в его сторону. Марк помахал рукой. Это был своего рода салют потерянному раю. Диана подняла руку в белой перчатке и помахала в ответ. В этом ее жесте было что-то детское. Затем Гай заслонил ее собой, и она оказалась окончательно потерянной для Марка.

       1951 год
      Франческа схватила блокнот и ручку, не в силах справиться с волнением. Спустя всего лишь восемнадцать месяцев после начала работы в «Калински джуэлри» ее посылают в Лондон, чтобы помочь организовать там новый филиал, который должен открыться на Бонд-стрит. Она должна вылететь в Лондон на следующей неделе и встретиться с архитектором и декоратором. Ее счастье было бы полным, если бы не ложка дегтя, которая способна испортить многое.
      Франческа должна была работать над проектом совместно с Гаем.
      – Если Гай не может переехать в Нью-Йорк, чтобы работать здесь, он по крайней мере может представлять компанию в Лондоне, – так заявила Сара в присутствии Франчески и Генри. – Ты будешь работать под его началом, Франческа, помни это! Я позволяю тебе отправиться туда лишь для того, чтобы проконтролировать работу декораторов. У Гая много других дел, и ему будет не до того, – подытожила она.
      – Что именно Гай собирается делать? – осторожно спросила Франческа.
      – Нанять управляющего, подобрать персонал, рекламных агентов, – живо отреагировала Сара. – И потом ему надо организовать и обустроить мастерскую. Поначалу мы будем снабжать филиал продукцией отсюда.
      Франческа уловила предостерегающий взгляд Генри. Она знала, что он думает точно так же, как и она: Гаю очень скоро все наскучит, и разгребать авгиевы конюшни придется кому-то другому. Насколько им было известно, после женитьбы на Диане лишь щедрые денежные посулы Сары заставили Гая снизойти до согласия участвовать в организации филиала. По словам друзей, он проводил время либо предаваясь светским развлечениям, либо посещая сомнительные заведения без Дианы.
      – Ясно, – сказала Франческа, вставая. – Я сообщу тебе, как у нас пойдет дело.
      – Помни, что Гай главный. Я надеюсь, что после открытия филиала на Бонд-стрит у него появится желание вернуться сюда. Так что не расстраивай его, Франческа, – напомнила Сара.
      – Я? – Франческа изобразила притворный ужас. – Да разве я способна, мама?
      Генри хмыкнул и поспешил сделать вид, что закашлялся. Вставая, он сказал:
      – Думаю, что тебя ожидает волнующая поездка.
      – Полагаю, что да, – ответила Франческа, не глядя на него.
 
      Черное такси резко остановилось. Дизельный мотор продолжал громко тарахтеть.
      – С вас два шиллинга шесть пенсов, любовь моя.
      Таксист, плотного телосложения лондонец с живым, веселым лицом, за время поездки ознакомил Франческу со своими взглядами, касающимися правительства и королевской семьи, а также сообщил результаты последних матчей по крикету. Франческа протянула ему две полкроны.
      – Спасибо. Сдачи не нужно.
      – Спасибо, любовь моя. Удачи вам.
      Франческа посмотрела на ряды симпатичных домов, неброская красота которых свидетельствовала о наследственном богатстве их владельцев. Дома были выкрашены блестящей белой краской, двери с латунными дверными кольцами – черной. У мраморных ступеней стояли, словно часовые, подстриженные лавровые деревья.
      Не приходилось сомневаться, что у Дианы и Гая хороший вкус. Позвонив, Франческа ждала целую минуту. Наконец дверь открылась, и на пороге появился пожилой дворецкий.
      – Добрый вечер, мадам, – без улыбки сказал он и проводил Франческу в небольшой зал с зеркалами в позолоченных рамах. Яркая люстра создавала ощущение простора. Франческа последовала за дворецким по коридору и оказалась в гостиной. Навстречу ей шла с распростертыми объятиями Диана.
      – Франческа, как я рада тебя видеть! – Они вежливо поцеловали друг друга в щеки.
      – Я тоже рада видеть тебя.
      – Проходи, садись. – Диана показала на диван у окна, которое выходило в сад.
      Франческа окинула взглядом комнату, оценив декор, создающий впечатление, что сад является частью дома. Белые стены, шторы и обивка бледно-желтого цвета привносили атмосферу летнего дня, цветы в высоких вазах наполняли комнату ароматом.
      – Хорошо вновь оказаться в Англии, – сказала Франческа, усаживаясь на диван, – хотя путешествие меня изрядно утомило.
      – Может, тебе лучше остановиться у нас, а не в Дорчестере? Комнат у нас достаточно.
      – Это очень любезно с твоей стороны, Диана, но мои приходы и уходы могут быть столь неожиданными, что лучше мне остаться на прежнем месте. Как идут дела у вас с Гаем? – спросила Франческа, пытаясь скрыть смятение, которое испытала, увидев, как изменилась Диана. Она не видела невестку со дня их с Гаем свадьбы. Куда девались ее английская красота, гладкие блестящие волосы и простая строгая одежда? В Диане еще чувствовались некоторая детскость и непосредственность, однако на лице было слишком много косметики, которая тем не менее не могла скрыть темные круги под глазами. Но самая разительная перемена произошла с одеждой. На Диане были красное платье из джерси, более подходящее женщине лет сорока, черные шелковые чулки и черные туфли на высоких каблуках.
      – Ты бываешь очень занята? – Франческа чувствовала себя несколько не в своей тарелке. Трудно было найти общий язык с новой Дианой.
      – О да! – с готовностью подхватила тему Диана. – Обеды и вечера, три бала на этой неделе, коктейли каждый вечер. Масса развлечений! Я совершенно выдохлась.
      Но утомленной она отнюдь не казалась, заметила про себя Франческа. Диана больше походила на девочку, которая слишком переполнена впечатлениями. Глаза ее лихорадочно блестели, она энергично жестикулировала. Франческа не удивилась бы, если бы Диана вдруг разрыдалась.
      – Где Гай?
      Диана удивленно посмотрела на Франческу:
      – Куда-то ушел… Он должен скоро вернуться. Я хочу предложить тебе что-нибудь выпить. Чего бы ты хотела? – Диана направилась к столу с напитками.
      – Апельсиновый сок, если есть. Я сегодня обедаю с нашим дизайнером и хочу сохранить ясную голову.
      – Гай тоже носится как угорелый, набирает штат… и все такое прочее.
      Франческе почему-то показалось, что Диана старается защитить Гая.
      – Я бы очень хотела узнать, кого он набрал, поэтому заскочу к вам вечером. Он скоро придет?
      Диана подала Франческе апельсиновый сок, себе же налила джина с тоником.
      – Надеюсь, что да, – неопределенно проговорила она. – Расскажи о себе. Мы не виделись около двух лет.
      Франческа кивнула:
      – Прежде всего я теперь работаю в «Калински джуэлри», в чем мне здорово помог дядя Генри, поскольку убедил мать, что я справлюсь с работой. А кроме того, я переехала на новую квартиру.
      – Ты живешь одна? – ужаснулась Диана. – Я не смогла бы жить самостоятельно.
      – Мне это нравится, – сказала Франческа. – Если бы ты жила с мамой так долго, как я, очень даже захотела бы самостоятельности. К тому же меня это устраивает, поскольку я много работаю.
      – И ты намерена все время работать? Я хочу сказать, разве ты не собираешься выйти замуж и стать хозяйкой собственного дома?
      Франческа посмотрела на Диану пристальным взглядом. У нее на языке вертелись слова: «И стать такой же, как ты? Несчастной порхающей светской бабочкой?», но она вовремя сдержала себя.
      – Не сейчас, – ответила Франческа. – Мне нужна свобода, чтобы сделать карьеру и принести наибольшую пользу «Калински джуэлри».
      – У тебя нет времени даже на то, чтобы обзавестись приятелем?
      Франческа вдруг почувствовала укол в сердце, на ее лицо набежало облачко. Ответила она не сразу. Воспоминания о Марке, даже спустя два года, бередили ей душу. Сколько же времени ей понадобится, чтобы зажила эта сердечная рана?
      – У меня есть несколько знакомых, но я ни с кем особенно не близка.
      Разговор прервался появлением Гая. Обходительный и элегантный, он был в светлом двубортном костюме, выгодно контрастировавшем с его черными волосами и смуглой кожей.
      – Привет, сестренка, – непринужденно проговорил он, словно они расстались всего несколько дней назад. Затем Гай подошел к столу с напитками. – Здесь нет лимона, Диана, – сердито бросил он.
      Диана тут же вскочила на ноги, чтобы лично удостовериться в этом.
      – Я уже говорил тебе, что нет лимона. Почему ты не следишь за этим? Бентли! – громко позвал он дворецкого.
      Пунцовая и расстроенная Диана возвратилась на место, бормоча про себя:
      – Я была уверена, что лимон есть.
      – Ну, в конце концов это не светопреставление, – засмеялась Франческа.
      – Что конкретно ты делаешь в Англии, Франческа? Я думал, что за всю эту операцию отвечаю я один, – сказал Гай, сделав глоток мартини и садясь между женщинами.
      – Не беспокойся, Гай, – с сарказмом сказала Франческа. – Я здесь вовсе не для того, чтобы украсть твои лавры. Мама просто хочет быть уверенной, что декоратор сделает все так, как она запланировала.
      – Я мог бы сделать это и сам.
      – Она считает, что ты слишком загружен другими делами. Штат и все такое.
      Гай пожал плечами:
      – Все это делается. Чертовски занудная работенка. В первый и последний раз я занимаюсь подобными вещами. Это не мое амплуа. А мама платит мне довольно скудно.
      – Она все еще надеется, что эта работа вдохновит тебя, что ты приедешь в Штаты и станешь президентом, – выложила всю правду Франческа. – Ты как, собираешься?
      – Ни за что на свете! Мое будущее здесь, в Англии.
      Франческа сдержала вздох облегчения. Десяти минут пребывания в одной комнате с Гаем хватило ей, чтобы понять, что они никогда не смогут работать вместе.
      – Ты будешь завтра в выставочном зале?
      – Завтра? – Гай поморщился и поднялся с дивана, чтобы вновь наполнить бокал. – Нет, завтра у меня другие дела.
      – Хорошо. – Франческа плотно сжала зубы. В ней поднимался гнев. Это так характерно для Гая, подумала она. Они с дядей Генри как в воду глядели, полагая, что именно так все и будет.
      На следующее утро Франческа появилась в новом просторном выставочном зале в девять тридцать и застала архитектора и дизайнера Энтони де Бомана за беседой. Архитектурные переделки были завершены, и сейчас шла оклейка стен голубыми шелковыми обоями. Работа была в полном разгаре.
      Франческа посмотрела вокруг и осталась довольна. Эскизы оформления зала лежали на козлах, и она подошла, чтобы взглянуть на них. Не приходилось сомневаться, что этот зал будет одним из самых эффектных выставочных залов на Бонд-стрит, и Франческа испытала гордость за свою фирму.
      В этот момент у входа в здание остановился средних лет мужчина в мятом темно-синем костюме, некоторое время потоптался перед дверью, очевидно, не вполне уверенный в том, что пришел по нужному адресу, и в конце концов решил все-таки войти.
      – Чем могу помочь? – Франческа направилась к мужчине и встретилась со взглядом воспаленных и одновременно тусклых глаз. В нос ей ударил запах виски. Мужчина слегка покачивался. – Мне кажется, – сказала Франческа, надвигаясь на мужчину, чтобы выдворить его из помещения, – вы попали сюда по ошибке. Боюсь, мы еще не открыли магазин для торговли.
      – А… гм… кто вы? – Мужчина бросил на нее непонимающий взгляд.
      – Хозяйка магазина. Будьте добры покинуть зал! – Она выпрямилась во весь рост, чтобы выглядеть как можно более грозной.
      Мужчина вдруг хихикнул.
      – Вы не хозяйка! Я знаю хозяина, – пробормотал он.
      – Я хозяйка! – твердо сказала Франческа.
      – А как… как ваша фамилия? – заикаясь спросил мужчина.
      – Эндрюс, – ответила она холодно, с неприязнью глядя в его лицо, покрытое красными пятнами. Больше всего на свете Франческа не любила пьяных, а стоявший перед ней мужчина, кажется, мог претендовать на лавры самого отпетого забулдыги.
      – Эндрюс! Это п-правильно. Гай Эндрюс. Но вы не Гай Эндрюс! Я же знаю Гая Эндрюса! Он мой большой друг!
      – А кто вы такой? – стараясь сохранять спокойствие, спросила Франческа.
      – Я Эрнест Марш. Новый управляющий.
 
      – Франческу необходимо остановить, Генри! Она выведет из себя кого угодно. – Сара Эндрюс наклонилась вперед, поставив локти на полированную поверхность старинного письменного стола.
      Было десять часов утра, и она попросила Генри Лэнгхэма прийти в офис до начала заседания совета директоров компании, назначенного на девять тридцать.
      Франческа вернулась из Лондона лишь накануне вечером. Но этому предшествовал звонок Гая, который поведал Саре, что там произошло.
      – Но ведь мы услышим ее отчет на этом заседании, верно? – увещевающе произнес Генри. Ему следовало быть предельно осторожным в эти дни, лавируя между матерью и дочерью. Он должен поддерживать Сару, но одновременно весьма важно дать возможность Франческе работать так, чтобы ее несомненные таланты получили развитие.
      Сара некоторое время изучала свои аккуратно наманикюренные ногти. Сегодня они были дымчато-розового цвета. На левой руке сверкал и переливался бриллиант в сорок пять каратов.
      – Мне не нравится, что она вмешивается в дела, которые ее не касаются. – Голос Сары был тверд, как бриллиант. – Ее посылали в Лондон для того, чтобы проверить работу архитектора и дизайнера на Бонд-стрит. И ничего больше. А если судить по тому, что я слышала, она взяла бразды правления в свои руки и вела себя весьма предосудительно.
      – Откуда вам это известно? Надо бы узнать все из первых рук.
      – Я верю тому, что говорит Гай! – выкрикнула Сара. – Одно совершенно очевидно. Я не позволю ей снова лететь туда. Я сама отправлюсь на открытие и надеюсь, что ничего дурного там за это время не произойдет.
      Генри смотрел на руки Сары и удивлялся, как у столь жесткой и бескомпромиссной женщины могут быть такие изящные руки.
      – У вас есть еще какие-нибудь причины возражать против ее новой поездки в Лондон? – мягко спросил он. Какой-то всплеск интуиции подсказал ему этот вопрос.
      Сара метнула на Генри быстрый взгляд. За эту секунду он успел заметить в ее глазах удивившую его уязвимость.
      – Я не хочу, чтобы она опять виделась с Гаем.
      На лице Генри отразилось удивление, отчего оно стало казаться еще более морщинистым.
      – Почему?
      Сара раздраженно вздохнула и поджала губы.
      – Вполне очевидно, что ее появление рождает у Гая чувство, будто когда-нибудь «Калински джуэлри» перейдет к ней. Я уверена, Франческа делает все, чтобы он не приехал, и настраивает служащих компании против него. Гай сам сказал мне об этом по телефону вчера вечером.
      Генри никак не отреагировал, однако подумал, что, по всей видимости, Гай снова принялся за свои старые трюки. Еще ребенком он всегда умудрялся представить дело так, будто во всем виновата Франческа, а он совершенно ни при чем.
      – Лучше бы мы вообще не брали ее в компанию, – продолжала Сара. – Я подозревала, что это приведет к беде. Мы должны сделать все, чтобы вернуть Гая.
      – Каким образом вы собираетесь это сделать? – На сей раз в голосе Генри зазвучали твердые нотки, чувствовалось, что в нем поднимается раздражение. У Сары была какая-то совершенно нелепая предубежденность против дочери. Меньше всего Генри хотелось видеть Гая у руля, командующим всеми ими. – Если Гай хочет остаться в Англии, то, черт возьми, что способно заставить его вернуться?
      – В следующий раз я сама отправлюсь в Лондон.
      – И вы надеетесь уговорить его вернуться? – скептически спросил Генри.
      – Я не собираюсь говорить с ним на эту тему.
      – В таком случае что вы собираетесь предпринять?
      – Дорогой Генри, вы сегодня как-то не очень хорошо все схватываете. – При этом Сара почти кокетливо улыбнулась. – Что привлекает Диану больше всего в жизни? Почему, по вашему мнению, она преследовала Гая до тех пор, пока он не женился на ней?
      На языке Генри вертелся ответ, что он не имеет понятия, но, мгновение подумав, он сказал:
      – Так объясните мне.
      – Деньги, разумеется! Что же еще? Диана, может, и относится к высшим слоям общества, но у Саттонов нет денег, а у молодой леди большие запросы. Я вынуждена была даже увеличить жалованье Гаю из-за ее экстравагантных желаний. Так всегда бывает с людьми, познавшим бедность. Стоит им дорваться до денег, и они уже не могут остановиться. – Сара достала из сумки золотую пудреницу и какое-то время внимательно изучала в зеркальце свое лицо.
      – Вы меня удивляете. Я всегда считал Диану скромным и тихим созданием. На что же она тратит деньги? – осторожно спросил Генри.
      Сара пожала плечами и со щелчком закрыла пудреницу.
      – Откуда мне знать? Так или иначе, у меня есть план. Чему вы меня учили Генри? Нужно бить в слабое место – и в конечном итоге получишь то, что хочешь. Как видите, я способна кое-чему научиться, не правда ли?
      На некоторое время Генри потерял дар речи и молча смотрел, как Сара складывает в папку какие-то документы.
      – Люди должны жить так, как им хочется, – сказал он наконец. – Если Гай не желает жить в Нью-Йорке и работать на компанию, я полагаю, будет большой ошибкой принуждать его. Он будет чувствовать себя несчастным, и вы в конечном итоге – тоже.
      – Вздор. – Сара быстро поднялась, разгладила черную юбку костюма, застегнула ладно сидящий на ней жакет. – Он будет вполне счастлив, когда поселится здесь. В конце концов, именно его дед основал «Калински джуэлри», и вполне справедливо, если он станет президентом после моей отставки.
      – А Франческа? – Вопрос Генри повис в воздухе между ними, как если бы был чем-то материальным и ощутимым.
      Сара подошла к филенчатым дверям, ведущим в зал заседаний, остановилась и повернулась к Генри:
      – Она может проявить свои способности в отделе рекламы или где-то еще. И вообще ей пора замуж… Вы идете, Генри? Не станем заставлять всех ждать. И не забывайте, пожалуйста, что я жду от вас поддержки на этом заседании.
      Генри молча поднялся и последовал за Сарой.
 
      В это утро Франческа поднялась раньше обычного. Она заметно нервничала, понимая, что на совете директоров ее станут пытать с пристрастием. Разумеется, приятного в этом мало. Мать пристально наблюдала за всем, что делала Франческа в эти дни, ожидая, когда дочь совершит ошибку, примет неверное решение или когда ей просто-напросто все надоест. Франческа видела враждебность в глазах Сары, когда ее действия были удачными. Взгляд матери как бы говорил: «Я хотела бы, чтобы здесь работал Гай, а не ты». Франческа отдавала себе отчет в том, что, если Гай вернется, для нее это будет конец. Мать избавится от нее в мгновение ока. Сегодня она придет на заседание совета директоров с открытым забралом и будет твердо отстаивать свои убеждения. Она была уверена, что поступила правильно, что приняла единственно верное решение.
      Франческа приняла душ, вымыла волосы и надела простой белый костюм от Шанель, отделанный черной тесьмой, с черной шелковой блузой. Золотые с жемчугом цепочки от «Калински джуэлри», а также серьги прекрасно сочетались с ее нарядом. Наконец, поразмыслив, она дополнила его черными на высоких каблуках туфлями из кожи ящерицы и такого же цвета сумочкой. Эффект получился потрясающий. Оставалось надеяться, что эффект от ее выступления будет нисколько не меньшим.
      Когда Франческа появилась в выставочном зале на Пятой авеню, она не задерживаясь прошла к лифту, который доставил ее на десятый этаж, где находился зал заседаний совета директоров – просторное, обитое деревянными панелями помещение, на одной стене которого были окна, а на двух других висели портрет Говарда Дж. Уэйна, выполненный маслом, и небольшой пастельный портрет матери Говарда – Катерины Калински, именем которой названа компания, датированный 1900 годом. Франческа внешне была очень похожа на свою бабку. Портрет был единственной миниатюрной вещью в зале. В центре находился огромный стол красного дерева, вокруг которого располагалась дюжина кожаных кресел темно-бордового цвета. В торце стола стояло еще одно, более массивное кресло с подлокотниками – президентское кресло. Зал выглядел настолько величественным, что вселял трепет. На заседаниях никогда не звучали шутки. Никаких вольностей здесь не допускалось. Строго соблюдалась повестка дня, все замечания делались через председателя.
      Когда в зал ворвалась Франческа, брызжущая молодостью и энергией, собравшиеся повернулись к ней, заулыбались и дружно сказали: «Доброе утро!» Даже самые уравновешенные и степенные директора размягчались под воздействием ее темперамента.
      – Доброе утро! – ответила Франческа, окидывая взглядом собравшихся и думая, кто из них пожелает остаться с ней в дружеских отношениях после окончания заседания.
      По одну сторону стола сидели Вальтер Джарвис – опытный банкир, проработавший директором почти двадцать лет, Макс Дицлер – крупный инвестор, Клинт Фридман и Тони Стейвэр и поныне работающие в качестве директоров, а рядом с ними – Крейг Гринуолт, отставной агент по продаже. С другой стороны восседали Сильвестр Бранд – в прошлом биржевик с Уолл-стрит, Шон Ричмонд, сколотивший состояние на продаже косметики, Моррис Эйотт и Дэн Уинтроп, которые также являлись директорами. Они владели пятнадцатью процентами акций.
      Франческа заняла место между Моррисом и Дэном и открыла папку. Все смотрели на нее с таким любопытством, словно она была волшебницей и собиралась достать из шляпы кролика. Франческа положила доклад на стол перед собой, стараясь сдержать дрожь в руках. Ни в коем случае нельзя показать, что ее всю трясет. «Господи Боже, – вознесла она молитву, – надеюсь, что я все сделала правильно».
      – Доброе утро, джентльмены.
      Десять пар глаз смотрели на двустворчатую дверь, ведущую в офис президента. В зале установилась строгая тишина.
      На пороге появилась Сара, элегантная, в черном костюме, с надменно поднятой головой. Она молча прошла к своему креслу, сопровождаемая Генри.
      – Очень хорошо, джентльмены, – ледяным голосом проговорила она. – Поскольку все на месте, давайте начнем.
      Она даже не засвидетельствовала присутствие на заседании дочери.

* * *

      – Пункт третий, – объявила наконец Сара.
      Первый пункт повестки дня касался предлагаемой наценки на жемчуг, импортируемый из Японии. По второму пункту состоялась довольно продолжительная дискуссия относительно расходов на рекламу на предстоящий год. Теперь Франческа должна была дать отчет о своей поездке в Лондон, и все смотрели на нее весьма дружелюбно. В самом деле, будет даже приятно послушать о том, какие цвета и какой материал выбраны для оформления выставочного зала на Бонд-стрит, а также какую мебель и ковры планируется закупить. И лишь Сара смотрела прямо перед собой, словно что-то рассматривала на противоположной стене, и лицо ее напоминало непроницаемую маску.
      – Должна сказать вам, джентльмены, – начала Франческа, – что увиденное в Лондоне повергло меня в настоящий шок. В мою задачу входило обсуждение с дизайнером характера ремонта и нового оформления филиала на Бонд-стрит. Однако выяснились прямо-таки вопиющие вещи, о которых я расскажу через минуту.
      На лицах Клинта Фридмана и Морриса Эйотта появилась озабоченность, они сосредоточили все свое внимание на Франческе. В зале повисла напряженная тишина.
      – Во время пребывания в Лондоне мне довелось увидеть только что назначенного управляющего – некого Эрнеста Марша. Я была настолько потрясена этой встречей, что возникла необходимость познакомиться с остальным набранным персоналом, – твердым голосом заявила Франческа.
      Все взгляды были устремлены на Франческу, и она понимала, о чем они думали. Она молода и неопытна, и все сомневались в ее способностях. Эти сомнения она прочитала на лицах Макса Дицлера и Морриса Эйотта.
      – Эрнест Марш, – продолжала Франческа, постукивая пальцами, – алкоголик. Его заместитель не имеет абсолютно никакого опыта. Последний раз он работал в магазине мужской одежды. Что касается других помощников и продавцов, то они совершенно не подходят для работы, где требуется знание дела и весьма важен внешний вид работника.
      Макс, Моррис и Клинт почти одновременно повернули головы и вопросительно посмотрели на Сару, затем снова сосредоточили внимание на Франческе.
      – Так что, собственно говоря, происходит? – пророкотал Макс.
      Франческа встретила его взгляд:
      – Я уволила большинство из них! Но нет причин для беспокойства, джентльмены! Я нашла им замену, вместо них пришли люди с отличными рекомендациями и солидным опытом.
      Повисла напряженная тишина. Франческа чувствовала себя сейчас абсолютно спокойно. Пусть теперь высказывают свои суждения. Она знала, что поступила правильно, что это поможет отвести беду и не погубить репутацию «Калински джуэлри» в Соединенном Королевстве. Она действовала точно так же, как действовала бы в подобной ситуации ее мать. И если это показало Гая в дурном свете… Франческа поджала губы. Компания превыше всего.
      Тишину прорезал резкий голос Сары:
      – Я возьму под контроль все, что касается лондонского филиала. Тебе более нет необходимости вмешиваться в это дело, Франческа.
      Франческа вспыхнула и взяла в руки лежащие перед ней бумаги.
      – Очень хорошо. Вот сведения о новых служащих, – сказала она холодно, передавая их через стол матери.
      – Четвертый пункт повестки, – возвестила Сара.
      Франческе стало понятно, что дальнейшего обсуждения не будет. Гай поставил мать в щекотливое положение, но отвечать за это придется ей, Франческе. Спустя полчаса она сидела в своем офисе, все еще продолжая кипеть от гнева. Дверь открылась, и в комнату вошел Генри Лэнгхэм. Она настороженно подняла на него глаза.
      – Чем могу помочь?
      – Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, золотко, – мягко сказал Генри. – Ты проделала огромную работу в Лондоне, и мне очень жаль, что тебе не позволено довести ее до конца.
      – Вы могли бы заступиться за меня, дядя Генри, – заметила она.
      – Я разговаривал с твоей матерью до заседания. Ей уже было известно, что произошло в Лондоне, но я не хотел быть втянутым в это, пока не узнаю от тебя все факты. Не беспокойся, я намерен сейчас поговорить с Сарой и вразумить ее, но не думаю, что она изменит свое решение лично отправиться в Лондон.
      Франческа удивленно спросила:
      – Откуда ей стало известно о том, что я делала в Лондоне?
      – Кажется, Гай позвонил ей и все рассказал. Полагаю, что Марш пришел к нему и поднял грандиозный шум по поводу своего увольнения. Я уверен, что Гай восстановит его в должности, – пояснил Генри.
      – Очень похоже! – воскликнула Франческа. – Гай всегда готов сделать все, чтобы навлечь на меня неприятности.
      Генри тяжело опустился в кресло лицом к письменному столу Франчески и с любящей улыбкой сказал:
      – Горбатого могила исправит, Франческа, но, как говорила моя бабушка, есть и другие способы убить кошку, не обязательно пытаться задушить ее маслом.
      Франческа с трудом подавила улыбку. Генри всегда любил всякие пословицы и прибаутки. Они находились у него на каждый случай.
      – Так что я должна делать? – спросила Франческа.
      – Ты умная, честолюбивая и красивая, – сказал Генри. – При таком сочетании ты не можешь проиграть. Но позволь мне дать один практический совет. Если хочешь преуспеть, обращайся с матерью более дипломатично.
      – Это каким же образом? – потребовала объяснений Франческа. – Боже мой, дядя Генри, она ведь обращается со мной как с ребенком! Ей доставляет величайшее удовольствие выставлять меня в неприглядном свете перед директорами. Почему она никогда не принимает в расчет мои чувства и переживания?
      – Потому что твоя мать – женщина с очень непростым характером. Она управляет компанией около двадцати лет, на ее пути встречалось немало трудностей, и ты должна отдавать себе в этом отчет. Ты должна также помнить, что она уже не так молода и поэтому чувствует угрозу с твоей стороны.
      – Угрозу с моей стороны? – изумленно переспросила Франческа. – Да с какой стати?! Она президент, она все держит в своих руках, как вы только что видели. Мне с таким трудом удалось пробраться в «Калински джуэлри» – исключительно с вашей помощью.
      – Сара боится твоей молодости, боится, что ты перехватишь бразды правления, и у нее есть на то основания. Я полагаю, что это непременно произойдет, может быть, даже быстрее, чем ты думаешь. Не следует восстанавливать ее против себя. В улье не может быть двух маток.
      На сей раз Франческа откровенно рассмеялась:
      – Дядя Генри, с вами не соскучишься! Сейчас вы скажете: «Один стежок, сделанный вовремя, стоит десяти!» Так что же вы предлагаете мне делать, как вести себя с матерью? Насколько я понимаю, вся беда в том, что она хочет видеть в компании Гая, а не меня.
      – Тебе надо продумать, как остудить это ее желание, не отказываясь от своих планов.
      Франческа наклонилась вперед и решительно сказала:
      – Дело в том, что в конечном итоге я стремлюсь стать во главе компании. Я не хочу, чтобы Гай путался здесь и действовал как дилетант, принося вред «Калински джуэлри». Я знаю, что когда-нибудь смогу принять управление из рук матери и сделать компанию одной из самых крупных в мире. Да, я хочу этого. Это очень плохо, дядя Генри?
      – В этом нет ничего плохого, золотко, и я знаю, что у тебя есть способности для этого. На твоей стороне время, и ты сможешь доказать свое превосходство над Гаем, если он когда-либо вернется. Я только советую тебе обуздать свое нетерпение, быть тактичной и не гладить Сару против шерсти.
      Франческа тяжело вздохнула:
      – Я знаю, что вы правы. Но дело в том, что нужно очень многое сделать сейчас. Картье и Тиффани рвутся вперед, да и другие ювелирные компании тоже. У нас нет времени, чтобы топтаться на месте. Я хочу идти в ногу со всеми новшествами.
      – Я знаю и прекрасно тебя понимаю. – Генри тяжело поднялся из своего кресла. – Мне нужно поговорить с Сарой. Давай встретимся с тобой через пару дней. Мы могли бы обсудить некоторые из твоих идей, и я буду счастлив дать тебе совет, как провести их через совет директоров. Тише едешь, дальше будешь, – добавил он.
      – Спасибо, дядя Генри. – Франческа встала и проводила его до двери. – Вы настоящий ангел.
      Однако стоило Франческе снова сесть за стол, как к ней вернулись мрачные мысли. Что бы и как бы она ни делала, Гай в глазах Сары всегда будет прав. Ведь совершенно очевидно, что Гай действовал безответственно и глупо, он готов был доверить управление лондонским филиалом своим дружкам, не имеющим понятия о том, как вести дела, и тем не менее Сара обвинила ее в том, что она сует нос не в свое дело!
      «Господи, помоги всем нам, если матери удастся уговорить Гая вернуться в Нью-Йорк», – подумала Франческа.
 
      Богачи, знаменитости, титулованные и занимающие высокое положение люди собирались на открытие выставочного зала «Калински джуэлри» на Бонд-стрит. Сара, в шикарном белом платье от Диора, сверкающая сапфирами и бриллиантами, стояла у отделанного стеклом и бронзой входа, чтобы встретить и проводить в зал гостей, лимузины которых подкатывали к подъезду. То и дело сверкали вспышки фотоаппаратов, знаменуя появление Марии Каллас, Али Хана и Элизабет Тейлор под сводами нежно-голубого навеса, на котором золотом была начертана заглавная буква «К» – символ компании «Калински джуэлри».
      Сияли огни, официанты в белых костюмах подавали шампанское в хрустальных бокалах и икру на серебряных блюдах, и все это происходило на фоне ярко освещенных витрин, в которых сверкали ювелирные изделия на многие миллионы долларов.
      С бесстрастным видом прохаживался султан – он мог позволить себе купить все; здесь были представители иностранных королевских фамилий, давно лишившиеся своих сокровищ и лелеявшие тайную надежду, что им может кое-что перепасть от «Калински джуэлри»; английские леди тайком посматривали на диадемы и мысленно сравнивали их со своими; жены прикидывали, что же им удастся выклянчить у мужей; любовницы с надеждой думали о предстоящем Рождестве.
      На Диане было великолепное ожерелье из бриллиантов и изумрудов. Сара настояла, чтобы на этот вечер она позаимствовала его из запасов компании. Диана смотрела по сторонам, потрясенная окружающим богатством и одновременно вульгарностью. Что касается Гая, то он даже не пытался скрыть скуку. С бокалом шампанского в одной руке, небрежно сунув в карман брюк другую, он стоял так, словно считал ниже своего достоинства быть чем-то иным, нежели гостем, на этом явно коммерческом мероприятии.
      В конце вечера Сара улучила момент и подошла к Диане.
      – Как ты знаешь, я собираюсь возвратиться в Штаты через несколько дней, – сказала она с располагающей улыбкой, взяв под руку Диану, – и хочу поднести тебе небольшой подарок, дорогая. Могу я прийти к тебе завтра? Например, после полудня?
      Диану застало врасплох дружелюбие свекрови. В последний раз она видела Сару на своей свадьбе с Гаем, и та была откровенно холодна с ней.
      – Да, конечно, – автоматически ответила Диана. Гай мог вести себя грубо со своей матерью, но если так же будет поступать она, могут возникнуть неприятности, в этом Диана была уверена.
      – Приходите к чаю. Только, боюсь, Гай будет играть в это время в теннис.
      – Я знаю, – поспешно сказала Сара. – Значит, договорились. Приду обязательно.
      На следующий день, в четыре часа пополудни, Сара приехала, привезя с собой черный кожаный чемодан, который вынес из машины человек, похожий на охранника.
      – Давай сразу пройдем в твою спальню, дорогая, – с энтузиазмом предложила Сара. – Я хочу показать тебе то, что здесь находится, чтобы ты имела возможность выбрать.
      Через несколько минут ошеломленная Диана наблюдала за тем, как Сара извлекает из чемодана обтянутые бархатом коробки с наборами сверкающих драгоценностей. Ожерелья, браслеты, серьги, броши с черными, розовыми, голубыми и канареечно-желтыми бриллиантами, голубые и желтые сапфиры, аквамарины небесного цвета, аметисты цвета темных фиалок, изумруды, сверкающие наподобие тигрового глаза.
      – Я тебе так и не сделала приличного свадебного подарка, – небрежным тоном сказала Сара, – поэтому хочу, чтобы ты выбрала то, что тебе по душе. – Говоря это, она продолжала вынимать из чемодана какие-то совершенно изумительные золотые ленты и цветы из бриллиантов, удивительным образом вплетенные в ожерелья. Здесь были также серьги в виде бриллиантовых цветков в золоченой оправе.
      – Какая красота! – ахнула Диана, когда Сара застегнула ожерелье у нее на шее. – Но я не могу принять от вас столь дорогой подарок.
      – Вздор! Ты жена Гая, и у тебя должны быть самые лучшие драгоценности. Ты можешь взять себе изумрудное ожерелье, которое надевала вчера вечером, если оно тебе понравилось, но прежде посмотри на все это.
      Сара извлекла новые украшения. Рубиновая подвеска в золотой оправе; черное ожерелье из опалов с бриллиантами; брошь из бриллиантов, рубинов и сапфиров в виде павлина. При этом Сара не переставая тараторила.
      Наконец дело дошло до старинного бриллиантового ожерелья, состоящего из восьми крупных солитеров и сотен маленьких бриллиантов.
      – А вот и серьги к нему, – тихо сказала Сара.
      Через минуту водопад бриллиантовых камней окружал шею Дианы, а в ушах сверкали белым пламенем гармонирующие с ожерельем серьги.
      – Нет никакого сомнения, Диана, что все это создано именно для тебя. Ты только взгляни, как бесподобно лежит ожерелье на твоей шее, как подчеркивает красоту плеч! А эти серьги к твоим золотистым волосам… ах! – Сара причмокнула губами так смачно, что Диана вдруг ощутила, как по ее телу пробежала волна непривычного для нее чувственного удовольствия. Эти бриллианты и в самом деле добавляли ей красоты.
      – Это самая красивая вещь, какую я когда-либо видела, – не в силах сдержать волнение, сказала Диана. – Но честное слово, это слишком дорогая вещь, и я не могу позволить…
      – Ни слова больше, дорогая моя! Я счастлива, что тебе это понравилось. – Сара весело засмеялась и стала убирать в коробки остальные вещи.
      – Я не знаю, как мне благодарить вас, – продолжала Диана, любуясь своим отражением в зеркале.
      Сара элегантно опустилась в шезлонг, вынула сигарету из длинного агатового портсигара.
      – Как бы я хотела, чтобы ты и Гай приехали жить в Штаты, – задумчиво проговорила она. – Дорогая моя, с твоим титулом и красотой ты могла бы быть украшением Нью-Йорка! Я устраивала бы в честь тебя великолепные вечера и знакомила со всеми. О, Диана, у вас была бы изумительная жизнь!
      – Вы очень добры, – сказала Диана, глядя на отражение свекрови в зеркале, – но, честно говоря, я не думаю, что Гай захочет уехать из Англии. Он живет здесь давно и фактически считает себя англичанином. Ему здесь нравится.
      – Я должна поговорить с тобой. – Голос у Сары был негромкий и мечтательный. – Гай мог бы купить великолепный особняк на Парк-авеню. И потом мы могли бы на собственном самолете летать в Палм-Бич на уик-энды… Там у нас есть дом… – Сара замолчала, давая возможность оценить заманчивость предложений.
      Диана вдруг ощутила холод и тяжесть ожерелья на своей шее. Она почувствовала себя в ловушке, чем-то вроде пешки в постоянной борьбе, которую вели между собой Гай и Сара.
 
      Сара задержалась, вознамерившись дождаться Гая. В половине седьмого Диана и Сара услышали, что Гай вернулся домой. Напитки были поданы, Диана извинилась и ушла к себе, сославшись на то, что ей нужно готовиться к обеду, куда они должны были вскоре отправиться.
      Мать и сын остались в гостиной одни, и Сара негромко и деликатно принялась уговаривать его вернуться в Штаты. Она обещала ему все, что он хотел: дом, машину, более солидное жалованье, должность вице-президента компании.
      Гай молча слушал, по временам задумчиво обводил глазами комнату, выражение лица его оставалось невозмутимым. Наконец он заговорил.
      – Я вижу все преимущества переезда, – медленно проговорил он. – Но прежде всего необходимо решить некоторые проблемы.
      – Что за проблемы, дорогой?
      Гай наклонился к матери, чтобы придать большую конфиденциальность своим словам, и зашептал:
      – Я не хочу, чтобы услышала прислуга, но мы довольно-таки основательно увязли в долгах. И все из-за экстравагантности Дианы, чтобы ты знала. Это просто убивает меня. Вчера я ездил в банк, пытался сделать заем, но ты же знаешь, как это бывает. – Гай пожал плечами и с печальным видом уставился на ковер, что должно было произвести тот эффект, на который он рассчитывал.
      – О мой бедный мальчик! Я знала, что ты совершаешь большую ошибку, беря в жены эту девушку. Сегодня я подарила ей кое-какие драгоценности, потому что хочу, чтобы мы были друзьями, но если она тратит все твои деньги… Сколько тебе требуется?
      Гай произвел быстрый расчет, помножил цифру на три и бойко сказал:
      – Около ста тысяч долларов.
      – Хорошо. – Тон у Сары стал деловым. Она приступила к работе. – Я выпишу тебе сейчас чек на сто тысяч долларов. А ты объявишь о продаже дома, закончишь все свои дела и как можно скорее приедешь в Нью-Йорк. Идет?
      – Это может занять месяц и больше, сейчас неудачное время для продажи дома.
      – Ладно. Давай условимся, что ты приедешь в Нью-Йорк через три месяца. – Сара выписала чек, но не подписывала его, ожидая ответа Гая.
      Гай посмотрел на чек, на дразняще нависшее над ним перо.
      – Хорошо, – сказал он. – Договорились.
 
      Заседание совета директоров подходило к концу. Яркий отчет Сары о проведенном в Лондоне мероприятии вызвал одобрительные возгласы и кивки всех присутствующих, за исключением разве Франчески, которая слышала обо всем этом с момента возвращения матери несколько раз.
      – Теперь мы переходим к следующему пункту повестки дня, который называется «Другие вопросы», – бодро произнесла Сара, оглядывая членов совета. – У кого-то из вас есть вопросы, которые необходимо обсудить?
      Ответом ей было молчание.
      – Ну что же, хорошо. В таком случае я намерена сделать объявление.
      Все директора приготовились с вежливым вниманием выслушать президента. Франческа поймала взгляд Генри Лэнгхэма и поняла, что он знает не более ее. Может быть, успех Сары в Лондоне вдохновил ее до такой степени, что она решила открыть филиалы «Калински джуэлри» и в других столицах мира? Различные предположения заметались в голове Франчески. Однако она никак не ожидала того, что произошло в следующую минуту.
      – Я счастлива сообщить вам, что вскоре у нас будет новый вице-президент, – заявила Сара.
      У Франчески оборвалось сердце. Генри резко повернулся в сторону Сары. Вплоть до настоящего момента он был вице-президентом, и если его собираются сместить, это может означать лишь одно. И Сара это подтвердила:
      – Я хочу информировать вас, что Гай возвращается в Нью-Йорк, как только завершит свои дела в Англии, и займет пост вице-президента компании наряду с Генри Лэнгхэмом.
      Чертовски любезно с ее стороны, подумал Генри и посмотрел на Франческу. Кровь отхлынула от ее лица, на котором читалось величайшее разочарование. Она и Гай никогда не уживутся, никогда не придут к согласию по важнейшим вопросам, и не приходится сомневаться, что Сара будет безоговорочно поддерживать Гая. Даже если это нанесет ущерб компании. Можно сказать, что дни работы Франчески в «Калински джуэлри» сочтены.
      – Надеюсь, вы составите мне компанию, чтобы отметить это событие в моем офисе, – сказала Сара, собирая бумаги. – Будущий статус компании отныне определен как семейный концерн. Во главе ее после моего ухода будет представитель Эндрюсов.
      Она вышла из зала заседаний, в то время как оставшиеся директора с недоумением смотрели друг на друга. Никто не произнес ни слова, хотя большинство из них и поддерживали решение Сары ввести в руководство компании ее сына. Все понимали, что Гай способен лишь на то, чтобы нанести «Калински джуэлри» непоправимый ущерб.
      – Я никогда не предполагала, что он вернется, – шепнула Франческа дяде Генри.
      Он посмотрел на девушку. Чувствовалось, что Генри еще не оправился от шока.
      – Я тоже не думал, что она вытащит его оттуда, – медленно проговорил он.
      Франческа быстро спросила:
      – А вы знали, что она сделает такую попытку?
      Генри кивнул.
      – Пошли в офис, пусть все выглядит благопристойно. Возможно, мы узнаем еще кое-какие подробности.
      – Я бы не сказала, что они мне интересны, дядя Генри.
      Он успокаивающе похлопал ее по плечу:
      – Не давай волю своему отчаянию. Борьба еще даже не началась.
      Сара распорядилась, чтобы было подано шампанское, но большинство директоров предпочли содовую. Им предстояло работать, нужно было сплотить ряды, чтобы они представляли собой единый фронт. Им всем было известно, что представляет собой Гай. Он станет манипулировать Сарой, и ни у кого из них не будет ни сил, ни власти, чтобы воспрепятствовать этому.
      Говорили очень мало, но Сара, кажется, этого не замечала. Словно молодая девушка, она флиртовала с Максом Дицлером и Шоном Ричмондом, демонстративно игнорируя Генри. Ей было понятно, что он уже определился, на чью сторону встать, но Сару это не волновало. Он поддерживал ее в ее молодые годы, а сейчас, когда возвращается Гай, она больше не будет в нем нуждаться. В будущем Гай станет ее защитником, ее доверенным лицом, ее правой рукой.
      В этот день Франческа работала допоздна. Она хотела провести в жизнь как можно больше своих планов сейчас, до появления Гая. Мать сказала, что он будет здесь не раньше чем через три месяца.
      Необходимо успеть все сделать за это время.

      До приезда Гая оставалось два месяца, и Франческа спешила сделать как можно больше, боясь, что он станет препятствовать ее планам. Собрав все необходимые бумаги, она направилась в отдел рекламы. Ее идеи нуждались в воплощении, и сейчас ей нужно было проконсультироваться с экспертами.
      Глен Касиль возглавлял отдел рекламы около двух лет и, к счастью для Франчески, был молодым человеком, который с энтузиазмом и доброжелательностью относился к новым идеям. Она всегда находила с ним общий язык. Его веснушчатое лицо, наполовину спрятанное за толстыми очками, непринужденная манера держаться весьма располагали. Его помощница Рита также являла собой сгусток энергии.
      – Привет, ребята! Вы можете уделить мне немного времени? У меня есть кое-какие идеи, которые я хотела бы с вами обговорить, – сказала Франческа, садясь напротив Глена.
      – Чудненько! Чашку кофе? – предложил Глен.
      – Пожалуй. Черный, без сахара. Вот! – Она выложила на письменный стол кипу бумаг. – Только подождите, пока все не услышите.
      Рита поставила кофе рядом с бумагами, весело сверкнула глазами.
      – Давайте, выкладывайте!
      Видя нетерпение обоих, Франческа улыбнулась:
      – Прежде всего, я думаю, мы должны предоставить широкий выбор полдюжине ведущих филиалов и разрешить им выдавать клиентам на время наши драгоценности по особым случаям при условии широкой информации о том, что драгоценности от компании «Калински джуэлри».
      – Это как миссис Вардбург Вильямс III, – заметил Глен.
      – И еще миссис Карл Дарро, Пози Коуэн и Мейзи Сейглер! – подхватила Рита. – Это здорово!
      – Меня беспокоит только одно – обрадует ли это страховых агентов, – сказала Франческа.
      – Все будет нормально, – успокоил Глен. – У них будет такая же крыша, как и у вас, когда вы берете напрокат драгоценности.
      Франческа засмеялась:
      – Вы думаете, им понравится пункт, гласящий, что страховка не выплачивается, если дама, на которой были драгоценности, была пьяна в момент их утери?
      Глен пожал плечами:
      – Да разве хоть половина этих женщин бывают трезвыми? Это нормальная практика, Франческа. А как в отношении того, чтобы предоставлять драгоценности напрокат кинозвездам?
      – Хорошая мысль! Почему бы и нет? Где Элизабет Тейлор собирается в скором времени появиться?
      – Я выясню. – Рита сделала пометку в своем блокноте. – Только с какой стати она станет носить наши бриллианты? У нее, наверное, своих навалом.
      – Я думаю, мы можем сделать так, – задумчиво проговорил Глен. – Я выясню фамилию продюсера ее следующего фильма. Схожу к нему и скажу, что его ожидают золотые часы или еще какой-нибудь подарок, если он велит главному костюмеру взять все драгоценности у нас с полной страховкой. При условии определенной рекламы за небольшую цену. Я думаю, любой ухватится за это.
      – Блестящая идея! – согласилась Франческа. – Но вернемся к нашим филиалам. Почему бы не предложить им процент с продажи каждой вещи?
      – Вы хотите сказать, что если Пози Коуэн приведет свою подругу из Небраски, которая купит бриллиантовое ожерелье, то мы дадим Пози процент с продажи?
      – Правильно! Другие компании так делают, почему бы и нам не пойти на это? – сказала Франческа.
      – Идея хорошая. Что еще у вас в загашнике?
      – Спонсирование спортивных мероприятий, в особенности соревнований по теннису. Золотые часы для всех участников мировых чемпионатов. – Франческа подняла глаза от папки с надписью «Проекты». – Кстати, когда будут следующие олимпийские игры?
      – Я проверю, – механически сказала Рита, делая запись в блокноте.
      – А сейчас я хочу сообщить вам действительно стоящую идею. Тут наверняка можно расшевелить прессу. – Франческа вынула еще несколько листов с аккуратно напечатанным текстом и передала их Глену. – Я думаю, мы должны открыть «Калински джуэлри» для молодых. Сейчас все больше девушек начинают самостоятельно зарабатывать на жизнь и хотят приобрести себе ювелирные изделия.
      Рита комично подняла брови.
      – Господи Боже мой, да сколько они зарабатывают? У нас цены такие, что три тысячи долларов стоит связка крошечных жемчужин с бриллиантами, которые и разглядеть мудрено! Или, может, мы будем работать на проституток?
      Франческа весело рассмеялась:
      – В том-то и дело! Ни одна молодая женщина, если она не проститутка, не может позволить себе купить украшения по нынешним ценам. Я хочу, чтобы у нас появился новый ассортимент изделий стоимостью начиная от пятисот долларов, а может быть, и меньше для женщин, которые имеют соответствующий доход.
      – Интересно, – заметил Глен, ожидая дальнейших разъяснений.
      – Я думаю, мы могли бы предложить изящные золотые цепочки, скажем, с жемчужиной или бриллиантовой подвеской. Затем можно подумать о золотых серьгах, о русских кольцах с тремя оттенками золота, изящных браслетах и булавках для шарфа.
      – С указанием нашего символа – буквы «К»? – предположил Глен.
      – Возможно, – согласилась Франческа. – Ну, так что вы думаете по этому поводу?
      – Уф! Думаю, это здорово! – горячо откликнулась Рита. – Вы полагаете, миссис Эндрюс поддержит эти новшества?
      – Надеюсь. Я подключу Генри Лэнгхэма, чтобы он выступил с этими идеями. Он умеет убеждать мою мать. И я бы хотела воплотить в жизнь эти идеи как можно быстрее.
      Все замолчали – каждый думал о том, как пойдут дела в компании, когда Гай займет пост вице-президента. Точное представление об этом имела лишь Франческа, но, естественно, ничего не сказала.
      – Я хотела бы сделать что-то очень необычное, – задумчиво проговорила Франческа, допив кофе. – Что-то такое, что оказало бы положительное влияние на будущее «Калински джуэлри». Не знаю, как на вас, но на меня наводит тоску дизайн многих традиционных и классических изделий. Например, тот, где три ряда жемчужин и бриллиантовые клипсы.
      – Вам надо бы встретиться с одним человеком, – задумчиво проговорил Глен. – Это весьма неординарный дизайнер. Родился он в Талсе, а учился в Нью-Йорке, Париже и Лондоне. Он вернулся в Нью-Йорк несколько недель назад, и мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели его изделия.
      Франческа явно заинтересовалась словами Глена:
      – Как его зовут? И как выглядят его изделия?
      – Зовут его Серж Буано. Я вам скажу, Франческа, вы никогда не видели подобных ювелирных изделий! И вообще никто не видел!
      – Вы не могли бы пригласить его, Глен? Вы считаете, что мы можем его использовать?
      – Я думаю, что он выведет «Калински джуэлри» на первое место на рынке драгоценностей! У него поистине революционные подходы!
      – В таком случае я бы очень хотела с ним встретиться.
      Франческа вернулась к себе в офис радостно взволнованная. Серж Буано и его изделия могут стать ее секретным оружием и укрепить ее положение в компании до приезда Гая.
 
      Серж понравился Франческе сразу, едва он вошел в ее офис с портфелем, в котором находились эскизы образцов. Высокий, хорошо сложенный, с бородой янтарного цвета и глазами голубыми, словно небесная лазурь, он прошел вперед с непринужденной грацией и протянул руку.
      – Садитесь, – сказала Франческа после приветствия. – Я много слышала о вас.
      Глен просветил ее насчет того, где и как Серж Буано учился, а также показал рекомендации компаний в Париже и Лондоне, где Серж последние одиннадцать лет работал. Франческе было также известно, что все эти годы он жил экономя каждый шиллинг, чтобы купить материал и сделать тот или иной образец.
      Серж поставил портфель на стол и выжидательно улыбнулся.
      – Вы, кажется, начинали как живописец? Что же заставило вас обратиться к ювелирным изделиям?
      – В день, когда мне исполнился двадцать один год, я шел по Пятой авеню, – улыбаясь, заговорил Серж. – Мне за два года изрядно наскучила учеба в художественном училище. И вдруг я увидел витрину магазина Картье. Это зрелище меня потрясло! Изумительные, разных цветов камни, изящно обработанные. Это и вдохновило меня. Когда я посмотрел на витрины магазинов Тиффани, Ван Клифа и Арпельса, я понял, чего хочу в жизни. Мне захотелось выявить естественную красоту камней. Ведь в конце концов и камни, и драгоценные металлы вышли из земли, поэтому мне захотелось отразить их связь с землей… Позвольте мне показать вам кое-что.
      Серж открыл портфель и извлек оттуда несколько эскизов, выполненных пером, чернилами и акварельными красками.
      Франческа не спеша стала рассматривать их, и в глазах ее вспыхнули искорки восхищения. Тем временем Серж продолжил свой рассказ:
      – С этого момента я совершенно по-иному стал смотреть на многие вещи. Например, роса на траве в Центральном парке на моих глазах вдруг превращалась в браслет. Вот видите, здесь я использовал остроугольные кристаллы изумруда с крохотными бриллиантами. А вот эта подвеска из бледно-голубых бриллиантов родилась в моем воображении, когда я увидел капли дождя на оконном стекле.
      – Блестяще! – восхищенно выдохнула Франческа. – Кто-нибудь уже видел эти эскизы?
      – Я показывал их нескольким людям в Лондоне, но они сказали, что образцы выглядят слишком уж нетрадиционно. – Серж покачал головой. – Никто не решается идти на риск и запускать их в производство. Они говорят, что я опережаю время.
      – Это и в самом деле так! И это именно то, что я ищу! – воскликнула Франческа.
      Серж стал показывать ей другие эскизы, по его голосу чувствовалось, что он с трудом сдерживает волнение.
      – Меня очень вдохновляет вода – все равно, в спокойном она состоянии или в движении. Мне хотелось схватить и передать эффект падающей и разбивающейся о скалы воды вот в этом ожерелье из платины и аквамаринов, а брызги фонтана – вот в этих бриллиантовых серьгах. Вода так подвижна, она переливается и беспрестанно меняется, и свет в ней тоже меняется. Эту подвижность мне хочется привнести и в ювелирные изделия. Мне совершенно не по душе статичность, – решительно добавил он.
      Франческа молча кивнула. Щеки ее раскраснелись. Слова Сержа так подействовали на нее, что по спине пробежала волна дрожи. Она поняла, что нашла именно то, что ей всегда хотелось найти. А может быть, она нашла даже больше, чем искала. Ей нравился блеск глаз Сержа на загорелом лице, когда он улыбался, нравились сильные и в то же время артистические, нежные руки, но больше всего ей нравилось то, что оба они, видимо, находились на одной и той же волне. Если ей удастся убедить мать взять в компанию Сержа, она сделает из него дизайнера-звезду. Это настоящая находка. Франческа мысленно нарисовала себе картину: коллекция ювелирных изделий Сержа Буано из «Калински джуэлри».
      – А у вас есть уже готовые образцы? – поинтересовалась Франческа.
      – Есть несколько штук. Правда, я не принес их сегодня, потому что, честно говоря, не рассчитывал, что вас заинтересуют мои эскизы.
      – Я не просто заинтересовалась. Я собираюсь пригласить вас на следующей неделе на правление, так что приносите образцы, – горячо сказала Франческа. – Я очень надеюсь, что мы будем вместе работать.
      Серж смотрел на Франческу, не скрывая восхищения. Кажется, он наконец поверил, что его работы ей действительно понравились.
      – Я тоже надеюсь, – вполне искренне проговорил он. – Вы настоящая леди. Умная и к тому же красивая.
      Франческа почувствовала, что краснеет. Серж чем-то напоминал ей Марка. В нем ощущались то же соединение силы и деликатности, тот же энтузиазм в сочетании с творческим началом, наконец, тот же шарм. Она задержала дыхание, решив про себя, что их отношения с Сержем в будущем будут исключительно деловыми. Она не намерена допускать классическую ошибку – дважды влюбляться в мужчин одного и того же типа. И не собирается снова наносить себе душевную травму.
      – Я позвоню вам и сообщу, когда у нас будет заседание совета директоров, – сказала она, стараясь говорить ровным, спокойным тоном.
      Серж стоял перед ее столом, широко расставив ноги, руки в карманах, и с улыбкой смотрел на нее.
      – Горю нетерпением снова услышать и увидеть вас, – негромко проговорил он.
 
      Неделю спустя Серж раскладывал свои ювелирные изделия на краю стола в зале заседаний. Он и Франческа ожидали прихода Сары, которая должна была решить вопрос о его назначении. Франческа изрядно волновалась. Для нее было чрезвычайно важно, чтобы Серж стал работать в компании, она отчаянно хотела, чтобы Сара отнеслась к нему доброжелательно. Франческа всю неделю возвращалась к нему в мыслях, и сейчас, когда он находился рядом, у нее дрожали руки. Он выглядел очень эффектно в светло-сером пиджаке и темных брюках, и ей хотелось бы знать, есть ли у него подруга.
      – Вам нравится это? – нарушил Серж мысли Франчески. Он держал в руке одно из своих самых изящных изделий – ожерелье из золотой канители с аквамаринами и жемчужинами, напоминающими парящих стрекоз.
      – Нечто восхитительное! – ахнула Франческа. – Такое элегантное и хрупкое.
      Серж засмеялся:
      – На самом деле оно прочное. – Положив образец на стол, он взял другое ожерелье. – Однако самое любимое у меня – вот это.
      Франческа наклонилась, чтобы получше рассмотреть изделие, их плечи соприкоснулись. То, что Серж держал в руках, можно было назвать водопадом из платины и бриллиантов. Полоски металла, одни с шероховатой, другие с гладкой поверхностью, были различной длины и перемежались бриллиантами разной величины, словно падающими с ожерелья, которое напоминало прозрачную воду, перекатывающуюся по камешкам. При малейшем движении все приходило в волнение и словно оживало.
      – Это ожерелье пошло бы вам, – сказал он, испытующе глядя ей в лицо. – Оно великолепно гармонирует с вашими волосами.
      Франческа смотрела на Сержа, загипнотизированная взглядом его голубых глаз.
      – В самом деле? – пробормотала она.
      В этот момент в зал в сопровождении Генри вошла Сара, нарушив очарование момента.
      Франческа представила Сержа и отошла в сторону, давая ему возможность показать свои образцы.
      – Они просто великолепны! – громко произнес Генри, уже подготовленный Франческой. – В будущем они совершат настоящую революцию в дизайне ювелирных изделий.
      Сара внимательно рассматривала эскизы и готовые образцы.
      – Они настолько революционны, что способны отпугнуть нормального клиента! – решительно заявила она. – Нужно помнить, что средства массовой информации бывают в диком восторге от всего нового в моде, однако клиент предпочитает покупать традиционные вещи.
      – Я вовсе не предлагаю отказываться от трех рядов жемчужин с бриллиантовым зажимом, – заметила Франческа, стараясь приглушить сарказм в своем голосе. – Я лишь предлагаю изготовить несколько новых образцов и открыть выставку изделий в стиле модерн. Представьте только: выставка ювелирных изделий Сержа Буано вместе с работами Пикассо, Матисса, может быть, скульптурами Генри Мура! Мы можем с этой выставкой совершить турне по всему свету. Это произведет сенсацию и… – здесь Франческа сделала паузу и посмотрела на мать, зная, что ее следующая фраза должна матери понравиться, – это будет весьма полезно для имиджа «Калински джуэлри», потому что продемонстрирует ее серьезный интерес к искусству.
      – М-м-м… – Мозг Сары работал быстро. – Пожалуй, это весьма престижный ход.
      – Мы можем начать с Музея Уитни, – предложил Генри.
      – И устроим большой прием на открытии с широким привлечением прессы, – добавила Франческа. – Я думаю, что многие очень даже заинтересуются этими образцами. Это ювелирные изделия будущего, и мы станем первой компанией, которая способствует их продвижению.
      Сара встала с любезной улыбкой. Франческа затаив дыхание ожидала ее реакции. Ей вдруг даже в большей степени захотелось выпускать образцы изделий Сержа, нежели открывать новые филиалы в далеких столицах. Но на все необходимо благословение Сары.
      – Я думаю, что мы можем сочетать изготовление новых образцов с нашими традиционными. Это может оказаться неплохой идеей. Но помни, Франческа, я не потерплю никакого трюкачества. У нас репутация компании, которая производит изделия в классическом стиле, притом такие, которые продаются. Да, что касается выставки… – Сара замолчала, Франческа и Генри тайком посмотрели друг на друга, и Генри еле заметно кивнул.
      Это было уже почти одобрение со стороны Сары.
      Отныне Серж Буано стал неотъемлемой частью компании.
 
      Когда Серж в тот день предложил Франческе отпраздновать произошедшее событие, она ответила не сразу. Ее мучили серьезные сомнения. С одной стороны, она испытывала неодолимое желание снова его увидеть, с другой – в ее мозгу звучали предупреждающие об опасности колокола. Франческу пугала мысль о возможности новой душевной травмы. Она до сих пор не могла забыть своих страданий после того, как ее покинул Марк. И потом она обязана подумать о «Калински джуэлри». Серж должен будет стать одним из важнейших элементов имиджа компании, который она надеялась создать. И если у них возникнут какие-то особые отношения, а потом вдруг разрушатся, то это плохо отразится на «Калински джуэлри».
      – Право, я не знаю, – неуверенно произнесла она.
      Серж вперил в нее взгляд своих ясных голубых глаз – дружелюбных, добрых и понимающих, как если бы знал, какие мысли бродят сейчас у Франчески в голове.
      – Всего лишь скромный обед, – пояснил он. – Если вам нравится китайская кухня, я знаю изумительный ресторан на Канал-стрит. У них креветки и тосты из кунжута – просто мечта! А еще они здорово готовят цыпленка генерала Джо. Вам наверняка понравится!
      Франческа засмеялась, будучи не в силах противостоять чарам Сержа. В конце концов, сказала она себе, ну что такое обед для двух взрослых людей, которые собираются вместе работать. Будет просто нелюбезно с ее стороны отказать Сержу.
      – Надеюсь, что понравится. Значит, до вечера.
      Лицо Сержа просияло.
      – Я заеду за вами в восемь часов. Это подойдет?
      – Чудесно.
      Во время обеда Серж рассказал ей о своих родителях, которые и сейчас жили в Талсе, а также о замужней сестре, у которой трое детей. Франческе стало очевидно, что семейная жизнь, его родословная значат для него очень много.
      – А как у вас? – наконец спросил он. – Ваш отец умер, насколько я знаю. Глен говорил мне, что ваша семья – это вы и мать, а также брат, живущий в Англии.
      – Да, – тихо подтвердила Франческа.
      Она посмотрела на Сержа и вдруг каким-то шестым чувством угадала, что перед ней человек, которому она может доверять. Впервые после Марка она поделилась своими мыслями и сомнениями, касающимися Сары и Гая, впервые выплеснула то, что было у нее на сердце, поразившись тому, как легко ей разговаривать с Сержем. У нее создалось впечатление, что она знает его много лет.
      – Так что, как видите, – заключила Франческа, – я отнюдь не в восторге от того, что Гай приедет и станет вице-президентом. Я думаю, что мать смотрит на него как на суррогат хозяина. Он всегда был ее любимчиком, в течение многих лет она стремилась к тому, чтобы он работал рядом с ней. Она способна привязать его к своей юбке.
      В голосе Франчески не чувствовалось горечи, она просто беспристрастно излагала факты.
      – Беда в том, – продолжала она, – что мы оба – Генри и я – знаем, что толку от этого не будет. Гай станет вмешиваться не потому, что знает дело, а потому, что считает, что имеет на это право, поскольку он сын президента. От него можно ожидать чего угодно. Я как-нибудь расскажу вам, что случилось в Лондоне, когда там открывался филиал компании. И я хочу одного – протолкнуть свои идеи и укрепить свое положение до его приезда.
      Они еще какое-то время говорили о Саре и Гае, а затем Серж вдруг задал вопрос, которого она боялась весь вечер:
      – А как у вас с личной жизнью? Нет мужа? Нет друга?
      Франческа сжала под столом кулаки, внезапно поняв, что ей до сих пор больно об этом говорить.
      – Нет, никого нет… то есть в течение какого-то времени, – неуклюже проговорила она, понимая, что Серж внимательно на нее смотрит.
      – Ну, у меня тоже никого нет, – сказал, непринужденно улыбнувшись, Серж, тем самым разряжая напряженность. – Вы любите ходить на выставки или на концерты?
      Франческа кивнула, довольная тем, что трудный момент позади.
      – Великолепно. – Его рука медленно двинулась через стол и коснулась ее локтя. – Мы, одинокие ньюйоркцы, должны держаться друг друга! Что сейчас интересного показывают на Бродвее?
      Франческа почувствовала облегчение, когда Серж снова перевел разговор на общие темы. И мало-помалу она все больше свыкалась с мыслью, что вовсе не следует бояться Сержа. Что такого страшного случится, если она позволит себе влюбиться в него? Он совсем не похож на Марка, если его узнать получше, сказала она себе. Марк был безжалостен к себе, а у Сержа – вполне естественные амбиции, и этим они отличаются друг от друга. И потом, она могла поклясться, что Серж – это тот человек, которому она по-настоящему способна доверять.
      Прощаясь возле ее дома, Серж наклонился и легко поцеловал ее в губы. Поцелуй ничего не требовал, но был как бы намеком на искреннее чувство. Франческа тепло ответила и почувствовала себя вдруг спокойно и легко. Может, она наконец-то отбросит все свои страхи и отдастся мужчине, к которому испытывает любовь и доверие.

* * *

      На следующее утро Франческа пришла на работу в приподнятом настроении. Если Гай приедет – ну что ж, она будет к этому готова. Она чувствовала себя сильнее, чем когда бы то ни было, и понимала, что это связано с Сержем. Они вместе сумеют привести «Калински джуэлри» к успеху, и даже Гай не сумеет им помешать.
      Охваченная внезапным порывом, Франческа решила позвонить Диане в Лондон. Заодно уточнить, когда именно они приезжают в Нью-Йорк.
      У Франчески было такое ощущение, что Диана станет ее союзником. Опять же от Дианы можно узнать кое-какие вещи, которые будут полезны.
      Но то, что сказала ей невестка, повергло Франческу в полное недоумение.
      – Но мы вовсе не собираемся в Нью-Йорк! Откуда у тебя такие сведения?
      Пытаясь прийти в себя, Франческа сделала глубокий вдох.
      – Мать сказала нам, что Гай возвращается, чтобы стать вице-президентом компании. Она полна всяких планов… Я что-то не понимаю…
      В разговоре возникла пауза.
      – Она пыталась его уговорить, – сказала наконец Диана. – Она начала с меня, потом разговаривала с Гаем, перед тем как улететь отсюда. Но насколько я знаю, ей не удалось его убедить. Мы определенно никуда не едем.
      – Но тогда зачем мать громогласно объявила о его приезде? Все в «Калински джуэлри» ожидают его. Мать говорит, что он приезжает через шесть недель, если вести отсчет от сегодняшнего дня… Ты уверена, что он не согласился? – Мозг Франчески лихорадочно работал. Может быть, Гай не поделился своими планами с Дианой?
      – Я спрошу у Гая, когда увижу его вечером, но думаю, что ты ошибаешься, – сказала Диана, хотя в ее голосе появилось некоторое сомнение. – Есть еще одна причина, почему я уверена, что мы остаемся в Лондоне. Я не совсем здорова, и доктора не позволяют мне путешествовать.
      – Ой, Диана, прости меня! Что-нибудь серьезное? – встревожилась Франческа.
      На другом конце линии послышался смешок.
      – Вообще-то это пока секрет, но я беременна.
      – Боже мой! – воскликнула Франческа. – Но это же потрясающая новость! Когда должно все разрешиться?
      – В середине февраля. Это было так неожиданно. Я даже не думала.
      Франческа уловила смущение в голосе невестки и удивилась, с чего это Диане все показалось неожиданным. Если ты замужем, то разве не надеешься забеременеть? Но как бы там ни было, этим может объясняться новый поворот в игре. Может быть, Гай изменил свои планы ради будущего ребенка…
      – А мать знает о твоей беременности? – неожиданно спросила Франческа.
      – Нет… и я бы не хотела, чтобы она знала, по крайней мере сейчас. Я чувствовала себя очень плохо, доктор боялся, что у меня будет выкидыш, так что мы хотим подождать месяц-другой, прежде чем сообщать о предстоящем событии. Особенно твоей маме, так сказал Гай. – Диана снова захихикала. – Я думаю, что он боится, как бы она снова не приехала в Лондон, если узнает об этом.
      Франческа понимающе засмеялась.
      – Ты позвонишь мне, когда уточнишь у Гая? – спросила она. – Я хотела бы знать, что меня ожидает.
      – Конечно, позвоню, но только думаю, что ты ошибаешься.
      – Не только я, но и все директора в «Калински джуэлри», – серьезно сказала Франческа.
      Положив трубку, она тут же позвонила по внутреннему телефону дяде Генри. Она не станет говорить ему о ребенке, но должна обсудить с ним новый поворот событий.
      – Не могла мать блефовать? – спросила Франческа, усаживаясь на диван в офисе Генри спустя несколько минут.
      – А какой смысл?
      – Чтобы подставить мне ножку. Подорвать мою уверенность в себе и помешать моим планам.
      – Вряд ли. Если бы она хотела этого добиться, то сказала бы о его приезде тебе лично, не делая публичных заявлений, – резонно возразил Генри. – Черт возьми, ведь об этом даже в газетах писали!
      – В таком случае ее обманывает Гай. Или Диана?
      – Ты можешь воспользоваться всем этим в своих интересах, – задумчиво проговорил Генри. – Никому не говори о том, что тебе сказала Диана. Мы начнем действовать, когда услышим новость из ее уст. – Он улыбнулся, подумав о возможных последствиях. Сара на сей раз зашла слишком далеко. Назначив Гая вице-президентом за его спиной, она поступила вероломно. Если у него будет возможность помочь Франческе, он непременно это сделает.
      – Что мы можем сделать? – спросила Франческа.
      – Прежде всего нужно еще раз уточнить факты, – твердо сказал Генри. – А вообще дыма без огня не бывает.
 
      Диана лежала на кровати, обложенная белоснежными подушками, наблюдая за тем, как Гай собирается на обед. Доктор прописал ей постельный режим по крайней мере в течение двух недель во избежание возможного выкидыша. Это не мешало Гаю каждый день бывать на обедах и приемах, с которых он возвращался порой под утро. По крайней мере он был доволен новостью о ребенке, и Диана была рада этому. Рождение ребенка, безусловно, придаст больше смысла их браку, внесет какую-то упорядоченность в их отношения, хотя она понимала, что этого недостаточно. Ей необходимо сделать свою жизнь более полезной и содержательной, и после рождения ребенка об этом нужно весьма серьезно подумать.
      – Сегодня был звонок от Франчески, – неожиданно сказала Диана.
      – И что ей надо? – Слова Гай произносил отрывисто, однако вел себя в последние дни более дружелюбно.
      – Она говорит, что твоя мать всем рассказывает, будто ты едешь в Нью-Йорк и будешь вице-президентом «Калински джуэлри».
      К удивлению Дианы, Гай запрокинул назад голову и расхохотался:
      – В самом деле? Очень смешно! Значит, мне и вправду удалось провести ее!
      – Так ты говорил, что ты собираешься приехать?
      – Ну конечно! – Гай снова захохотал. – А она что, уже оборудовала мне офис рядом со своим? Что говорит Франческа? Бьюсь об заклад, она нисколько не радуется возвращению блудного сына.
      – Так мы, насколько я понимаю, не едем? – снова спросила Диана.
      – Диана, после того как она презентовала тебе это роскошное ожерелье, а я взял у нее несколько тысяч долларов, я вынужден был ей что-то сказать.
      – Стало быть, Франческа права. И мы поедем жить туда. – Лицо Дианы вдруг побледнело.
      – Да нет же, нет! Ты так же глупа, как и она, если веришь, что я все здесь брошу и уеду туда, чтобы стать ее жалким рабом! – раздраженно воскликнул Гай. – Да ни за что на свете я туда не поеду!
      Кровь снова прилила к щекам Дианы, она с облегчением откинулась на подушки.
      – Но, может, будет лучше, если ты сообщишь ей об этом?
      – Нет! – отрезал он. – Ей не повредит походить немного кругами, помечтать и поволноваться.
      – Но ведь это жестоко! Как ты можешь так обращаться с собственной матерью?
      – Если бы ты знала мою мать так, как знаю я, то не стала бы этого говорить… Ну ладно, я сейчас ухожу, возможно, вернусь поздно, а ты лежи в постели и отдыхай. – Он по-братски клюнул ее в щечку и через минуту ушел.
      На следующий день Диана позвонила в «Калински джуэлри» и попросила соединить ее с Франческой.
      – Мы не приедем в Нью-Йорк, – лаконично сказала она. – Очевидно, Гай водил мать за нос, предварительно получив от нее кругленькую сумму.
      – Спасибо. Это все, что я хотела знать, – ответила Франческа.
 
      На следующее утро Франческа сидела в офисе Генри и, хотя не во всем с ним соглашалась, все больше склонялась к тому, что ей следует быть такой же суровой и целеустремленной, как ее мать, если она намерена достичь цели.
      – Итак, ты знаешь, что должна делать, – подытожил Генри.
      Франческа кивнула.
      – Мне это не очень-то нравится, дядя Генри. У меня такое чувство, будто я опускаюсь до уровня Гая, но, по всей видимости, это единственный способ.
      – Именно так, Франческа, и я все время буду с тобой.
      – Да. Мать сейчас в офисе?
      – Да.
      – Пойду и повидаюсь с ней прямо сейчас.
      Франческа отправилась к матери, стараясь выглядеть более уверенной, нежели себя чувствовала. Обычно Франческа устранялась от участия во всяких махинациях, но сейчас был исключительный случай, и это был, возможно, единственный счастливый шанс, способный изменить ее судьбу в лучшую сторону.
      Макс Дицлер и Сара были погружены в беседу, когда появилась Франческа, но они прервали разговор на полуслове, обменявшись понимающими взглядами еще до того, как ответили на ее приветствие.
      – Что ты хочешь? – спросила Сара. У нее и сейчас, как и все эти недели, в глазах посверкивали торжествующие искорки. – Мне нужно обсудить с Максом много вопросов.
      – Я понимаю, что ты занята, – с сочувствием в голосе проговорила Франческа. – Поэтому и хотела предложить свою помощь в подготовке офиса для Гая по соседству с твоим. Он ведь приедет всего через месяц с небольшим? Времени остается мало.
      Какое-то мгновение лицо Сары выражало сомнение, но затем она медленно кивнула:
      – Что ж, пожалуй, ты можешь проконтролировать проведение косметического ремонта и окончательной отделки. Я хочу, чтобы офис понравился Гаю, был красивым, удобным, светлым и теплым.
      – Я знаю, – согласно кивнула Франческа. – Кто-нибудь должен представить эскизы?
      – Конечно. Роберто Пала обещал прислать.
      – Хорошо, мама. Я позвоню ему и посмотрю, что он предложит. Ни о чем не беспокойся. Я позабочусь, чтобы офис вице-президента уступал по великолепию только твоему, – сказала Франческа с улыбкой и поднялась. – А ты можешь точно сказать, когда приезжает Гай?
      Сара на секунду запнулась, но затем расправила плечи и твердо сказала:
      – В течение последней недели я не смогла с ним связаться, поскольку он очень занят. У него сейчас много хлопот в связи с продажей дома и так далее, но я ожидаю его недель через пять-шесть.
      – Прекрасно! – Франческа шагнула к двери. – Значит, у меня есть время, чтобы все успеть сделать.
      – Спасибо, Франческа, – сдержанно, но уважительно сказала Сара. И повернулась к Максу, тут же забыв о дочери.
 
      В течение всей следующей недели Франческа и Генри вели тайные переговоры со всеми директорами, за исключением Макса Дицлера, который пользовался особым расположением Сары. Клинт Фридман и Тони Стейвэр были приглашены к Франческе домой на завтрак. Поскольку оба они были работающими (а не ушедшими в отставку) директорами, то убедить их оказалось совсем не трудно, так же как Морриса Эйотта или Дэна Уинтропа, которые проработали в «Калински джуэлри» несколько лет. Они были достаточно наслышаны о Гае, в особенности о его действиях при открытии филиала в Лондоне, и готовы были поддержать Франческу. Вальтер Джарвис, опытный банкир, также обещал ей свою поддержку, равно как и Сильвестр Брандт и Шон Ричмонд, которого приводили в восхищение усилия Франчески дать новый импульс развитию компании. Совместно с Генри они владели всего лишь пятнадцатью процентами акций, но это были влиятельные люди, которых Сара не хотела бы злить или раздражать. В особенности Вальтера Джарвиса, чей банк не так давно выделил «Калински джуэлри» заем порядка шести миллионов долларов для дальнейшего развития дела.
      Позиция была определена, и Франческе оставалось лишь с волнением ждать развития событий.
      – Мы можем начать действовать на этой неделе? – спросила она Генри.
      Он задумчиво посмотрел на Франческу. Никогда в жизни ему не случалось встречать женщину, обладающую подобной решимостью и мужеством. Нужно иметь немалую выдержку и волю, чтобы делать то, что делает она. Не подозревая о том, Сара учила ее собственным примером. Хотя Саре вряд ли хотелось встретить на своем пути такую же сильную, как она, противницу.
      – Очень важно правильно выбрать время, – медленно проговорил Генри. – Точно определить минуту, когда следует нанести удар.
      – Мы сообщим ей в приватном порядке или же все произойдет на заседании совета директоров? – допытывалась Франческа.
      – Если мы скажем ей лично, она может все поломать. Должно быть заседание совета директоров, хотя на людях удар воспримется ею гораздо более болезненно, – ответил Генри.
      Франческа поднялась из-за стола и, подойдя к окну, посмотрела на раскинувшийся Манхэттен, ощутив внезапный приступ тоски.
      – Как жаль, что приходится действовать таким образом, – с сожалением проговорила она. – Если бы мать признавала во мне ровню Гаю, ничего подобного не произошло бы. Нам не пришлось бы прибегать к закулисным играм… У матерей не должно быть любимчиков! – с неожиданной горячностью добавила Франческа. – Если у меня когда-либо будут дети, я стану одинаково относиться и к мальчикам, и к девочкам.
      – Когда у нас следующее заседание? – спросил Генри.
      Франческа вернулась к столу и посмотрела в ежедневник.
      – Следующее заседание назначено на десять тридцать во вторник, – тихо сказала она. – Как насчет этого времени?
      – Отлично, – уверенно произнес Генри, словно как раз и мечтал об этом дне. – Мы будем готовы.
      – Хочу надеяться, что все будет в порядке… А что мне делать, если все пойдет не так, как задумано, если мать прознает о том, что готовится?
      – Успокойся, Франческа. – Генри улыбнулся ободряющей улыбкой. – Волков бояться – в лес не ходить, – добавил он.
      Несмотря на свою тревогу, Франческа не смогла сдержать улыбки.
 
      В понедельник Серж пригласил Франческу на концерт в «Карнеги-холл», а затем они отправились к ней домой ужинать.
      – Ты хорошо себя чувствуешь? – мягко спросил Серж, когда они перешли к кофе и бренди. – Ты как-то напряжена.
      Франческа закусила губу и бросила на него беспокойный взгляд.
      – Знаешь, по-моему, я одурела от страха… Нет, дело не в том, о чем ты можешь подумать! – поспешила добавить она, увидев его удивленный взгляд. – Это связано с тем, что должно произойти завтра на совете директоров.
      – Рад слышать, что причина не во мне, – улыбнулся Серж. – Я вообще-то не отношусь к числу людей, которые способны до смерти напугать женщину.
      Франческа улыбнулась, благодарная ему за то, что он смотрит на нее понимающе и не задает лишних вопросов.
      – Я тебя никогда не боялась, Серж, – тихо сказала она.
      Он поймал руку Франчески и легонько сжал ее.
      – Я рад этому, душа моя.
      Их взгляды встретились, некоторое время оба изучали друг друга, и именно в этот момент Франческа поняла, что Серж испытывает к ней в точности те же чувства, что и она к нему.
      – Франческа… Франческа… Франческа… – Серж снова и снова повторял ее имя. Его голос звучал хрипло. Дрожь пробежала по ее телу, когда он наклонился и обнял ее. Упругие губы и шелковистая борода Сержа коснулись ее лица, прежде чем он крепко прижался ртом к ее губам.
      Франческа чувствовала, что млеет в его объятиях, что ее груди жаждут прикосновений, а в паху ноет от сладостного желания. Франческа обняла Сержа за шею, притянула к себе поближе и горячо ответила на его поцелуй. Она страстно хотела его, и это желание было неодолимо.
      Серж медленно расстегнул пуговицы шелковой блузки Франчески, сунул внутрь руку и накрыл ладонью грудь. Большой палец стал тихонько описывать круги вокруг соска. Затем он принялся целовать ее в шею, а после того как Франческа издала стон восторга, начал тихонько сжимать зубами и посасывать ее сосок.
      – Ах, Серж… милый…
      Он оторвался от груди и поднял глаза, в которых светилось желание не менее сильное, чем испытывала Франческа.
      – Пошли в спальню, – пробормотал он, на мгновение закрыв глаза, словно был ослеплен зрелищем обнаженной до пояса Франчески.
      Оба поднялись и, обнимая друг друга, двинулись в спальню. Франческа чувствовала такую слабость в ногах, что Серж фактически донес ее до широкой кровати. Затем он стал раздевать ее, снимая вещь за вещью и целуя открывающиеся части тела. И вот она лежала перед ним нагая и трепещущая, дрожа от неукротимого желания. Серж разделся очень быстро, явив взору крепкое мускулистое тело с широкими плечами и узкими бедрами. Волосы на его лобке были такого же янтарного цвета, что и борода, ствол был толстый и напряженный. Расположившись рядом с Франческой, Серж осторожно положил ладонь на ее плоский живот, и тот конвульсивно задергался под его рукой.
      – Все было так давно… – шепотом пояснила она.
      – Понимаю, душа моя, понимаю. – Она рассказала ему о Марке в один из совместно проведенных вечеров, и Серж знал о ее страхах.
      – Обещаю тебе, что ты никогда не пожалеешь об этом, – тоже шепотом сказал он. Его рука скользнула между ног, где под кудрявой порослью возбужденно пульсировала жаждущая ласки женская плоть. – Я люблю тебя, Франческа. Я влюбился в тебя с первой нашей встречи. Ты воплощаешь в себе все, что я мечтал видеть в женщине. Ты моя женщина, – добавил он. Он опустился ниже, и его рот оказался там же, где уже находилась рука. Он целовал, ласкал губами трепещущую плоть, доводя Франческу до экстаза. Волны дрожи пробегали по ее телу. Когда Франческа, кажется, была уже не в состоянии выносить эти сладостные муки, она повернулась на бок и взяла в рот полыхающий жаром конец плоти, ощутив губами, как он пульсирует.
      Ее ласка приблизила момент разрядки Сержа, Франческа почувствовала это по тому, как напряглось его тело. Серж схватил ее за плечи и развернул так, что она оказалась под ним. Франческа поняла, что сейчас они сольются в единое целое.
      Уже при первом погружении в нее Франческа вскрикнула от восторга и прильнула к Сержу всем телом, отдавая ему всю любовь, все сердце, всю себя. Внутри ее все пело – это человек, которому она может довериться, мужчина, которого она будет любить всегда.
      Их движения делались все энергичнее. Сжигаемая бушевавшим в ее теле пожаром, Франческа подалась бедрами вперед, пытаясь достичь порога блаженства. Она стонала и вскрикивала, а затем к ее крикам присоединился и Серж, для которого наступил момент разрядки.
      Затем какое-то время они лежали неподвижно, вели тихий и любовный разговор. Серж провел пальцем линию вокруг шеи Франчески.
      – Я хочу сделать ожерелье для тебя. – Голос его все еще оставался хриплым. – Только для тебя. Больше ни у кого такого ожерелья не будет.
      – А какое оно? – тихо спросила Франческа.
      – Золотые руки, соединенные вместе и образующие кольцо. Изящные золотые руки будут держать крупный бриллиант, – сказал он, продолжая водить пальцем по ее ключицам.
      – Руки, соединенные навеки?
      – Навеки, – шепотом подтвердил Серж.
 
      На следующее утро Франческа поднялась рано. Вот и пришел этот день. День, которого она с нетерпением ждала и в то же время страшилась начиная с того момента, как узнала, что Гай не приедет. И только мысли о проведенной с Сержем ночи помогали ей справиться с дрожью в руках и сердцебиением.
      Тщательно и продуманно одевшись, Франческа прибыла в свой офис, а еще через час появилась в зале заседаний совета директоров.
      Сара безмятежно сидела во главе стола, пока своим чередом шло обсуждение вопросов повестки дня, в том числе и о переводе мастерских в более просторные помещения на Двадцать девятой и Седьмой улицах. Словом, ничего из ряда вон выходящего. Франческа сидела напряженная и прямая, боясь взглянуть на Генри, в то время как мать вела себя весьма непринужденно, полностью веря в то, во что хотела верить. В это утро директора были весьма покладистыми и без возражений соглашались с ее пожеланиями. Такое положение вещей было весьма по душе Саре. Все пребывали в согласии, ее власть была абсолютной.
      Подошли к пункту «Другие вопросы».
      Генри откашлялся, разгладил лежащие перед ним бумаги и чуть подался вперед. Сердце у Франчески заколотилось с такой силой, что его стук, кажется, услышали все сидящие рядом.
      – Могу я внести предложение, госпожа президент? – официально обратился Генри.
      – Разумеется, Генри. Что за предложение? – спросила с непринужденной улыбкой Сара.
      Франческа вдруг почувствовала укор совести. Сейчас мать была близка к тому, чтобы угодить в расставленную для нее ловушку. Через несколько минут все ее мечты мгновенно рассыплются. Но ведь у Франчески тоже есть свои мечты, которые она стремится воплотить в жизнь, и потому она должна использовать эту возможность. Если бы Гай не вел себя так лживо и подло, сейчас никто бы не стоял перед необходимостью нанести этот удар.
      – Мы мечтаем о том, чтобы назначить еще одного вице-президента компании, – сдержанным тоном сказал Генри.
      Улыбка Сары стала еще шире.
      – Сообщения о таком назначении, исходящие от руководства «Калински джуэлри», появились в прессе и были встречены общественностью весьма благосклонно. Если в руководство компании вливается член семьи, это создает ощущение преемственности и надежности. Клиенты не могут не одобрить того, что у руля компании постоянно находятся члены семейства Эндрюс.
      Сара благосклонно наклонила голову, улыбка не сходила с ее лица. Ей определенно нравилось то, что говорил Генри. Франческа сидела в напряженной позе, не поднимая глаз. Она упорно смотрела на свое золотое вечное перо, поглаживая пальцами его блестящую поверхность.
      – Ничто не должно поколебать необычайно ценного впечатления надежности и преемственности, которое мы создали. Поэтому, наряду с той новостью, которую я должен буду вам сообщить, я счастлив сказать, что могу предложить решение.
      Все навострили уши. Взгляды директоров были направлены на Генри. Сара внезапно показалась какой-то постаревшей. Франческа наконец-то решилась поднять глаза. Она чувствовала, как у нее горят щеки.
      Это напоминало удар топора, раскалывающего бревно, когда Генри резко и лаконично произнес свою следующую фразу – Гай не вернется в Нью-Йорк, и он предлагает вместо него назначить вице-президентом Франческу. Только двое – Макс Дицлер и Сара, казалось, пребывали в шоке. Смертельная бледность покрыла лицо Сары, и сейчас оно, загримированное и пережившее несколько подтяжек, превратилось в безжизненную маску.
      – Предложение поддерживается! – выкрикнул Шон Ричмонд.
      Его дружно поддержали Моррис Эйотт, Дэн Уинтроп, Сильвестр Брандт, Вальтер Джарвис, Клинт Фридман и Тони Стейвэр. Всех этих директоров Франческа и Генри сумели привлечь на свою сторону во время тайных бесед в течение последнего месяца, рассказав им о планах Франчески, направленных на расширение и развитие «Калински джуэлри».
      – Предложение принимается, – резюмировал Генри.
 
      Через час после заседания, когда всеобщее возбуждение слегка улеглось, Франческа проскользнула в свой новый кабинет и села за новый, покрытый стеклом письменный стол. Вот все и произошло! Благодаря советам и помощи Генри она добилась того, к чему всегда стремилась. Отныне она вице-президент компании, которая в будущем станет крупнейшей и самой процветающей корпорацией по производству и продаже ювелирных изделий в мире! Наверное, для этого потребуются годы, у Франчески не было иллюзий на сей счет, все будет не так-то просто, но у нее в запасе есть время, есть здоровье, есть амбиции, и все это поможет ей добиться цели. Она окинула взглядом великолепное просторное помещение, стены, украшенные современными живописными полотнами, изысканную мебель. Офис, который она якобы готовила для Гая! Франческа улыбнулась, вспомнив тот далекий день, когда мать велела ей идти в балетный класс, потому что офис – это не место для девочек. Ну что ж, та маленькая девочка теперь выросла и намерена показать всем, на что способна.

       1954 год
      – Я завтра улетаю в Штаты, – объявил Гай за завтраком.
      Диана, кормившая в это время Майлза с ложечки кашей, удивленно подняла на мужа глаза.
      – Господи, а зачем ты туда летишь?
      Гай не был в Нью-Йорке почти два года, с того самого времени, как выдержал тяжелый бой с матерью из-за того, что нарушил обещание и отказался стать вице-президентом «Калински джуэлри».
      – Есть кое-какие дела, которые нужно решить, – коротко ответил он.
      Диана опустила глаза и ничего не сказала. Гай в последнее время не рассказывал ей о своих делах. Майлз громко потребовал апельсинового сока, и Диана поднесла чашку к его губам.
      – Сколько ты там пробудешь?
      Гай пожал плечами.
      – Сколько понадобится. Пока не знаю. Может, пару недель. – Он поднялся из-за стола и погладил сына по голове. – Он обслюнявился, Диана. – И, более ничего не сказав, удалился.
      Диана сняла Майлза с высокого стула и посадила на пол, чтобы сынишка поиграл, пока она будет находиться в кабинете. Недавно Диана превратила кабинет в своего рода офис, где брали свое начало благотворительные гала-вечера. Подобной деятельностью она заполняла долгие дни, когда бывала предоставлена самой себе.
      Сейчас Диана занималась организацией бала в поддержку исследований, направленных на излечение рака. Передав Майлза на попечение няни, Диана вошла в кабинет и набрала номер отеля «Гросвенор-Хаус», который славился тем, что имел самый большой бальный зал в Лондоне.
      – У вас есть незанятые дни на второй неделе июня, чтобы провести бал на тысячу сто человек? – спросила Диана, дозвонившись до отдела банкетов.
      После некоторой паузы к телефону подошел управляющий.
      – У меня свободна пятница. Это вам подойдет?
      – Боюсь, что нет. Мало кто пойдет на вечер в понедельник или в пятницу. Разумеется, уик-энд также не годится. Мне нужна середина недели.
      – Возможна среда четырнадцатого числа. Нужно оформить предварительный заказ, но я смогу подтвердить это сегодня несколько позже.
      – Спасибо. Буду ждать звонка.
      Диана сделала отметку в блокноте. Будет очень хорошо, если бал состоится четырнадцатого. Однако, пока нет подтверждения, Диана не могла предпринимать дальнейших действий – заказывать оркестр, оформление или ведущего. Можно, правда, составить список и набросать эскиз пригласительного билета. Диана позвонила художнице, на которую очень рассчитывала.
      – Энн? Говорит Диана Эндрюс. У тебя есть время обсудить эскиз приглашения на еще одно мероприятие, которым я сейчас занимаюсь?
      – С удовольствием. Что у тебя на сей раз? Золотой бал? Или бал Синей птицы? – пошутила Энн.
      Диана засмеялась. Она всегда настаивала на том, чтобы каждый вечер имел свою тему, и они вдвоем с интересом обсуждали возможные идеи.
      – А что, если это будет Бал фламинго? – высказала предположение Диана. – Все будет в розовых тонах: скатерти, свечи, цветы, приглашения… Ну и шампанское, разумеется, будет розовое.
      Должно быть, это произвело впечатление на Энн.
      – Мне нравится! Я могу нарисовать фламинго на всех приглашениях и билетах! Скажи, а можно и пищу подавать только розового цвета?
      – Если мне удастся привлечь шеф-повара «Гросвенор-Хаус» к сотрудничеству! Я знаю даже место, где можно достать золотых фламинго в натуральную величину. Мы можем поместить их в розовом гроте в центре танцевального зала.
      – Диана, ты меня просто потрясаешь! Прямо фантастика! А как ты планируешь продавать билеты?
      Диана тяжело вздохнула:
      – Обычным и очень противным способом: написать сотни писем всем, кого я знаю, затем образовать комитет и обязать членов продавать билеты. Очень тоскливое занятие! Одно дело организовать чей-либо персональный вечер, когда тебе отпущены деньги и ты должен уложиться в эту сумму. И совсем другое, когда нужно продать все билеты, всю рекламу спонсоров, указанных в брошюре, и организовать сотни призов!
      – Сочувствую тебе! А зачем ты это делаешь? – спросила Энн.
      – Пока не определилась окончательно, я берусь за все. Я хочу открыть свое дело, организовать приличных размеров компанию, – сказала Диана, надеясь, что Энн не станет допытываться о деталях. Энн была подругой и коллегой, но Диана не любила распространяться о своей личной жизни, а попытка самостоятельно зарабатывать на жизнь, чтобы не зависеть от Гая, была делом, конечно же, сугубо личным.
 
      На следующее утро Гай встал рано. Его чемодан из крокодиловой кожи уже находился в вестибюле, шофер ожидал его, чтобы отвезти в аэропорт. Гай в кабинете разговаривал по телефону, когда Диана спустилась вниз и услышала, как муж нежным воркующим голосом говорил кому-то, находящемуся на другом конце линии:
      – Я позвоню тебе, как только прилечу, радость моя. Да, я знаю. Я тоже буду скучать по тебе, но я вернусь через две недели. Да-да. До свидания, радость моя.
      Гай почувствовал присутствие Дианы и, положив трубку, резко повернулся. Диана стояла в дверях с бесстрастным выражением лица.
      – Ненавижу, когда ты подслушиваешь разговоры других людей! – рявкнул он и проскочил мимо нее в вестибюль.
      – Я пришла, чтобы проводить тебя, – с достоинством сказала Диана, сдерживая гнев. Она догадывалась, что Гай имеет связи с другими женщинами, но с подобной очевидностью столкнулась впервые. Она вообще не предполагала, что Гай способен на серьезный роман с кем бы то ни было. Диана холодно наблюдала за тем, как он проверил наличие в бумажнике авиабилета и паспорта.
      – Ладно, я уехал. Увидимся через пару недель, – будничным тоном сказал Гай, направляясь к лестнице, где внизу его поджидал автомобиль.
      Минуту спустя автомобиль Гая затерялся в потоке машин, и Диана закрыла переднюю дверь, с радостью и облегчением подумав о том, что на какое-то время может чувствовать себя хозяйкой в доме.
      Позавтракала она вместе с Майлзом и няней в детской, после чего решила отправиться за покупками. Как-то она оказалась перед витриной популярного книжного магазина на Слоан-стрит. В центре витрины рекламировались новые книги. Смело оформленная обложка одной из них, а также имя автора привлекли внимание Дианы. Повинуясь какому-то порыву, она зашла в магазин и купила книгу.
      Роман назывался «Соблазны», автором его был Марк Рейвен.
 
      Вечером, поцеловав на ночь Майлза, Диана устроилась на широком диване в гостиной и открыла книгу. Когда за окном спустились сумерки, вошел Бентли и включил свет. Еще позже он принес ей на подносе ужин. Старинные часы в вестибюле пробили полночь, в комнате стало прохладно, однако Диана продолжала читать. Когда оранжевая полоска зари засветилась над куполами и шпилями города, Диана перевернула последнюю страницу и медленно закрыла книгу Марка.
      Она долго сидела неподвижно, чувствуя себя обнаженной и открытой. Откуда Марк все это узнал? Как он смог за время их короткой встречи в Париже проникнуть в сокровенные тайны ее души? И тем не менее вот она, в черных и белых тонах, выведенная под именем Элен, со всеми своими сомнениями, пунктиками, слабостями, уязвимостью. Это был рассказ и о ней. Рассказ о красивой молодой женщине, попавшей в ловушку губительного брака с жестоким и злопамятным человеком, от которого она не могла уйти, не рискуя оказаться в центре скандала и подвергнуться остракизму со стороны общества.
      Весь день Диана ходила сама не своя. После бессонной ночи она временами испытывала легкое головокружение и чувство нереальности того, что ее окружает. Книга Марка произвела на нее глубокое впечатление не только потому, что была блестяще написана, но также и потому, что давала схему ее прошлого, настоящего и, возможно, будущего, ибо Элен в конце концов оставила мужа ради другого человека и обрела наконец счастье.
      Подойдя к письменному столу, Диана написала Марку Рейвену краткое письмо, поздравляя с успехом книги. Она весьма сомневалась в том, что Марк мог ее запомнить. Вероятно, он получает сотни и тысячи писем ежегодно. Но тут уж ничего не поделаешь. Адреса Марка она не знала, поэтому аккуратно надписала на конверте адрес издательства и оставила в вестибюле, чтобы Бентли отнес письмо на почту.
 
      Стол был накрыт на десять персон. Сара велела подать самые дорогие серебряные приборы и хрусталь. Центр стола украшала громадная ваза из севрского фарфора с огромными желтыми каллами.
      – Обед сегодня вечером? О Господи! – простонал Гай. – Я устал после перелета, мам, ну почему не устроить обед завтра?
      Сара счастливо улыбалась, благодарная сыну за то, что он снова дома. Чем быстрее забудется их последняя ссора, тем лучше. Ей не следовало подталкивать Гая, и, вероятно, было не очень мудро с ее стороны пытаться подкупить Диану бриллиантами. На сей раз она будет более осторожной. Она не спросит его о причинах неожиданного визита, не поинтересуется, почему он приехал один. Она даже не станет ходить в офис в течение нескольких дней и не будет упоминать о «Калински джуэлри».
      – Это не вечер, дорогой. Соберутся всего лишь несколько твоих старых друзей, которые счастливы снова тебя видеть.
      Гай бросился на диван и насупил брови.
      – Я должен поговорить с тобой. Есть весьма важные вещи, которые я хотел бы обсудить.
      Сердце у Сары дало перебой. Не означает ли это, что Гай думает о возвращении? Сделав глубокий вдох, она сказала ровным голосом:
      – Отлично, мой дорогой. Не желаешь кофе?
      – Спасибо. – Гай небрежно закурил сигарету, и голубой дымок поднялся на фоне кремовых и коралловых стен гостиной. Они стали говорить о пустяках в ожидании кофе, который лакей вскоре принес на серебряном подносе и поставил перед Сарой.
      Не тратя времени попусту, Гай сразу же приступил к делу:
      – Мне необходимо укрепить свое положение в Англии. Хотя я женат на Диане почти пять лет, ее семья, похоже, не склонна принимать меня. За исключением младшего брата Дианы Джона. Мне нужно сделать что-то такое, что поставит меня на один уровень с ними.
      Сара заметила, что Гай недовольно скривил рот.
      – Саттоны – слишком чопорное и занудное семейство, стоит ли обращать на них внимание? – спросила Сара.
      – Дело не только в них. Они представляют целый социальный пласт. Чарльза и Софи приглашают на вечера в Букингемский дворец, Мэри приближена к вдовствующей королеве. Все их друзья либо заседают в палате лордов, либо вхожи к новой королеве. Мне же никогда не доводилось даже встречаться с членами королевской фамилии! Я думаю, что это стратегия, что Саттоны пытаются держать меня в тени, – тоном капризного ребенка добавил он.
      – Разве это так важно? – спросила Сара. – Я не видела никого из членов королевской семьи. Если, конечно, не считать фильма о коронации в июне прошлого года. Ну какое это имеет значение, Гай? Иметь деньги и власть гораздо важнее, чем быть составной частью архаичной социальной системы.
      Гай покачал головой, раздраженный ее непониманием.
      – Я должен принадлежать к этому обществу! – энергично проговорил он. – Мне осточертело чувствовать себя чужаком. Но должен сказать, – при этих словах его лицо просветлело, – последние два года я тайно разрабатывал план, и если мне немного повезет, я стану частью политической системы Англии буквально через несколько месяцев! – Он откинулся назад и бросил торжествующий взгляд на Сару.
      Мать смотрела на него, явно не понимая, куда он гнет.
      – Что ты имеешь в виду? Что ты собираешься делать?
      – Видишь ли… – Гай снова подался вперед, видимо смакуя то, что собирался сказать. – Некоторое время назад я подружился с человеком по имени Реджиналд Балмер. Он уже в годах и является членом партии консерваторов, заседает в парламенте от Восточного Уэссекса – это недалеко от Лондона. Через несколько месяцев по состоянию здоровья он уходит в отставку, и меня местный избирательный комитет выдвигает кандидатом на предстоящие выборы.
      – Тебя? Кандидатом? Но зачем? – ахнула ошеломленная Сара.
      – Мам, я только что объяснил тебе зачем. Разве ты не понимаешь, что это означает? У меня великолепные шансы победить. Восточный Уэссекс – это оплот консерваторов, и я произвел очень хорошее впечатление на членов избирательного комитета.
      – Но ведь ты ничего не смыслишь в политике!
      Гай презрительно фыркнул:
      – Как и половина членов палаты общин! Все, что я должен делать, – это соглашаться с их политикой. Я изучил их последний манифест – тот, который они выпустили перед последними всеобщими выборами, и вызубрил его наизусть. Пришлось попотеть. Я провел неделю в Гастингсе с несколькими другими возможными кандидатами, меня там допрашивали с пристрастием, и я с блеском все выдержал! В конце концов, у сэра Уинстона Черчилля мать – американка, а отец – англичанин, но ты только посмотри на него сейчас! – энергично закончил Гай.
      Сара смотрела на сына, на время лишившись дара речи.
      – Похоже, ты подготовился к этому весьма основательно, – сказала она наконец. – А что думает Диана о твоей идее?
      – Я пока что не говорил ей об этом, – беззаботно сказал Гай. – Тут есть только одно затруднение. В общих чертах я сообщил ей, что покупаю дом в Восточном Уэссексе. Очень важно жить в том месте, быть в курсе местных проблем. Ну и чтобы люди, которые голосуют за меня, в любой момент могли меня найти, – с некоторым вызовом добавил он.
      – Но у тебя есть дом в Лондоне, где как раз и находится парламент. Зачем тебе покупать другой дом? – Саре вдруг стало не по себе оттого, что она осознала: если Гай воплотит в жизнь свой сумасбродный план, он уже никогда не вернется домой.
      Гай резко повернулся и бросил на мать прямо-таки свирепый взгляд.
      – Да пойми ты, ради Бога! – рявкнул он. – Если я должен представлять народ Восточного Уэссекса в парламенте, то я обязан и жить в Восточном Уэссексе! Это будет выглядеть безобразно, если я даже не приеду туда! Я уже нашел подходящий дом. Это особняк в георгианском стиле, называется Уилмингтон-Холл, с двумястами акров земли, озером, лесом и всем прочим.
      Это последняя черта, подумала Сара. Каким-то образом я должна этому помешать. Если когда-либо нужно употребить силу убеждения, то это следует сделать именно сейчас.
      – Ты мог бы сделать блестящую политическую карьеру, дорогой. Думаю, это очень хорошая идея, – сказала она. – У тебя есть что предложить, и ты красив. Это всегда привлекает избирателей. Я уверена, что тебя ждет успех. – Сара наблюдала за тем, какую реакцию вызвали у него ее слова, – это было похоже на то, как если бы она наблюдала за кошкой, которую гладила. Затем Сара вдруг всплеснула руками, словно ее внезапно осенило. – Послушай, а почему бы тебе не заняться политикой здесь? Мы наверняка могли бы связаться с несколькими молодыми представителями от демократической партии. Знаешь, я знакома со многими сенаторами и могу навести справки, с чего бы ты мог…
      Гай побагровел от гнева.
      – Мам! – взорвался он. – Ты когда-нибудь поймешь, что я не желаю жить здесь? Я хочу занять высокое положение в Великобритании! Ты можешь понять, что как член парламента я буду с почетом принят везде? Я буду знаком с премьер-министром, со всей верхушкой, которая правит страной, буду вхож в Букингемский дворец! Здесь же совсем другой мир, и ты должна это понять.
      Сара сидела молчаливая и подавленная. Она потеряла своего возлюбленного сына, уступив его не только жене и другой стране, находящейся за тысячи миль отсюда, но и совсем иной социально-общественной системе, которую она считала старомодной и глупой. И ей ничего не оставалось, кроме надежды на то, что в сыне проснется чувство вины за бегство от нее и «Калински джуэлри».
      – Понимаю, – медленно произнесла она. – Ты определился в своем решении. Что еще нам обсуждать?
      – Покупку Уилмингтон-Холла. Обустройство. Его необходимо обставить старинной мебелью и предметами антиквариата. Мне нужно по крайней мере четыре миллиона долларов, мам.
 
      Она вдруг узнала голос на другом конце провода. Бархатный, теплый, полный жизни. Она плотнее прижала трубку к уху, чувствуя, как заколотилось у нее сердце.
      – Очень мило, что вы написали, – говорил Марк Рейвен. – Я здесь на презентации «Соблазнов» и сегодня утром получил ваше письмо. Мы можем встретиться?
      – Да… да, конечно. Вы могли бы прийти на фуршет?
      – Великолепно! Сегодня вечером, ладно? Если в шесть тридцать?
      – Очень хорошо.
      Когда Диана положила трубку, она поняла, что дрожит. Ей вспомнились его проницательные глаза, крепкие широкие плечи, его слова и фразы, его бархатный, звучный, чувственный голос.
      Он появился в доме точно с ударами старинных часов. Бентли проводил Марка в гостиную, где его ожидала Диана. Белокурые волосы обрамляли ее лицо, темно-зеленый бархатный костюм подчеркивал стройность фигуры. И еще – ясные голубые глаза, мягкая улыбка и блеск изумрудов. Нет никакого сомнения – трофеи от «Калински джуэлри». Из предложенных ему напитков Марк выбрал виски, неразбавленное. Диана села на диван напротив, отпила шампанского.
      – Мне в самом деле очень понравилась ваша новая книга, – вполне искренне сказала она.
      – Я очень рад.
      Было очевидно, что он не хотел говорить о себе. Постепенно Марк разговорил Диану и очень удивился, что у нее есть сын. Он был весьма рад, что Гай в отъезде. К концу часа Диана и Марк разговаривали так, словно знали друг друга всю жизнь.
      – Какие у вас планы на сегодня? – вдруг спросил Марк.
      Пауза длилась лишь секунду, затем Диана улыбнулась:
      – У меня никаких планов.
      – Тогда позвольте пригласить вас на обед. Я знаю превосходный французский ресторан в Челси. Я обнаружил его в свой прошлый приезд. Это единственное место за пределами Парижа, где вы можете попробовать рагу из гуся по-лангедокски, приготовленное должным образом.
      – Звучит соблазнительно, я люблю гуся, – смеясь, ответила Диана.
      Они вместе вышли из дома, Марк поймал такси, и вскоре они добрались до цели. Ресторан выглядел весьма уютно, был освещен свечами. Они заняли столик в укромной нише, и у Дианы вдруг пробудилось некое чувство авантюризма. Уже давно, с того момента как она впервые увидела Марка, Диана мечтала именно о подобной встрече с ним. Пульс у нее участился.
      Марк заказал рагу и бутылку великолепного вина «Мутон кадет». Он очень внимательно слушал Диану, и в конце концов она поймала себя на том, что ни с кем другим никогда не бывала до такой степени откровенна. Она рассказала Марку о своем детстве и смерти отца, о своей семье и браке с Гаем и о том, как она любит Майлза.
      – Мне очень понравилась Элен, героиня «Соблазнов», – сказала она наконец с самоуничижительным смешком.
      – Вы хотите сказать, что не оцениваете себя столь же высоко? – напрямик спросил Марк.
      Застигнутая врасплох, Диана вспыхнула:
      – Ну, я не знаю… В общем-то я об этом не думала.
      – Вам нет необходимости рассказывать мне о своем несчастливом браке. Я понял это сразу. Я думаю, у вас комплекс, связанный со смертью отца. – Марк говорил с таким серьезным видом, что Диане вдруг захотелось рассмеяться. Что это? Внеаудиторный анализ?
      – Вы сильно тосковали по отцу, хотели видеть подобное отношение к вам со стороны мужа. Мечтали о какой-то нетрадиционной любви и одобрении, а это способен дать только отец, – продолжал Марк.
      – Вы усложняете, – сказала Диана. – Все гораздо проще. Я влюбилась в Гая, когда встретила его, он влюбился в меня, и мы поженились. Вот и все. Множество браков оказываются не такими, как планировалось.
      Марк задумчиво отпил вина.
      – Согласен. Дело в том, что вам в то время было всего восемнадцать. Почему вы не подождали немного? Возможно, встретили бы кого-нибудь еще. Женщина такой красоты, как вы, не должна выходить замуж за первого встречного.
      – Я любила его, – ответила Диана, отметив про себя, что употребила прошедшее время. – Так или иначе, брак заключается навсегда.
      – Разве? – Глаза Марка сверлили Диану, пытаясь вызнать ее секреты, призывая ее быть честной с самой собой.
      – Разумеется. Никто в нашей семье никогда не разводился. Это считается позорным. Все члены семьи будут по-настоящему огорчены.
      – Но вы говорите, что в вашей семье с неодобрением отнеслись к Гаю. Означает ли это, что вы просто боитесь признать их правоту?
      Стрела попала точно в цель. Марк вынуждал ее увидеть то, чего она не хотела видеть.
      – Гай может быть добрым и щедрым, – после паузы сказала она. – И он любит Майлза. В мире нет ничего совершенного, Марк, и было бы глупо в это верить.
      Марк мягко улыбнулся:
      – Вы, разумеется, правы, и вас нельзя обвинить в глупости. Вы самая красивая и обворожительная женщина, какую я когда-либо встречал. О своей красоте вы определенно знаете, но знаете ли вы, почему вы обворожительны?
      Диана покачала головой.
      – Для меня, писателя, вы словно еще не написанная повесть… Чистый лист бумаги, который нужно заполнить рассказом, где будут великие глубины и неожиданные грани, тайна, которую нужно раскрыть.
      Что-то шевельнулось в глубине души Дианы, родилось неожиданное ощущение, что перед ней человек, который способен пробудить то, что живет в ней подспудно и о чем она сама не догадывается.
      В этот вечер они говорили и о других вещах – о поэзии, музыке, искусстве, однако разговор то и дело возвращался к ней, и Диана постепенно приходила к пониманию, что существуют такие сферы жизни, на которые она никогда не дерзала посягать.
      Зато стоило ей спросить Марка о нем самом, как он стал весьма немногословным. К концу вечера Диана знала о его жизни лишь в самых общих чертах. Да, он родился и получил образование в Нью-Йорке. Да, его первая книга – «Нечестивый призрак». Да, он женат на Карлотте, и у них есть сынишка по имени Карлос. Диана сделала вывод, что Марк проводит жизнь в постоянных разъездах, поскольку у него есть квартира в Нью-Йорке, дома в Катскиллских горах и Голливуде, имеется яхта «Санни», которая в настоящее время стоит на якоре в Сен-Тропезе, на Ривьере. Но не было сказано ничего такого, что могло бы охарактеризовать Марка и помочь ей понять его как человека и мужчину.
      После ресторана он подвез ее к дому, сам же направился в Дорчестер.
      – Могу я увидеть вас завтра? Скажем, за завтраком? – спросил он, когда Диана открывала входную дверь.
      Диана не колебалась.
      – Отлично, до завтра.
      Позавтракали они в модном ресторане «Мирабель», затем прошлись пешком по Керзон-стрит и совершили непродолжительную прогулку по Гайд-парку. Ярко светило солнце, легкий ветерок овевал щеки Дианы, отчего они порозовели. Неожиданно Марк поймал ее руку и на какое-то время задержал в своей. Диана почувствовала силу его пальцев. Дрожь пробежала по ее телу. В другой раз он положил ладонь ей на талию, и Диане показалось, что у нее сейчас расплавятся ноги. Странные, удивительные мысли бродили у нее в голове, они увлекали и подталкивали ее бог весть куда. И главное – у нее не было сил сопротивляться этим грешным мыслям, как не было сил сопротивляться Марку.
      Когда он предложил ей поехать в Дорчестер на чай, Диана согласилась. Она испытывала удивительную эйфорию и не могла припомнить, когда еще чувствовала себя до такой степени счастливой.
      Номер отеля, где остановился Марк, представлял собой типичную мешанину якобы хорошего вкуса с безликой мебелью. От других номеров он отличался лишь тем, что здесь можно было увидеть стопы книг и газет. Марк вызвал коридорного и заказал чай, затем они сели на диван и возобновили беседу. Правда, разговор как-то не очень клеился, казалось, что каждый из них сосредоточен на чем-то своем. Слова казались какими-то вымученными, и Диана почувствовала, что заикается.
      В конце концов Марк протянул руку и снова накрыл, а затем крепко сжал ее ладонь.
      – Диана, – тихо сказал он.
      Она почти со страхом посмотрела ему в глаза и увидела в них то, что раньше всегда хотела увидеть в глазах Гая.
      – Диана, – повторил Марк, наклонился и мягко и нежно поцеловал ее в рот, который он запомнил еще с их первой встречи в Париже. – Славная моя, – полушепотом проговорил он, и в его бархатном низком голосе прозвучали нотки отчаяния и страсти. – Я хочу тебя больше всего на свете.
      Марк снова поцеловал Диану – сначала нежно, затем, когда она оказалась в его объятиях, горячо и страстно. Его язык погрузился в рот и отыскал ее язык. Давление его рта и тела становилось все сильнее, руки жарко оглаживали ее тело сверху донизу. Она покорно лежала в его объятиях, отдаваясь ласкам, отвечая на его поцелуи, чувствуя, как в ней нарастает желание, с которым она не в состоянии совладать.
      Медленно и осторожно Марк раздел ее. Он делал это с нарочитой медлительностью, чтобы держать под контролем бушевавшую в нем страсть.
      И вот Диана оказалась перед ним нагая. Она лежала на спине. Розовые соски ее белоснежных грудей затвердели от возбуждения. Она тихонько покачивала бедрами, и Марк понял, что Диана, как и он сам, изнемогает от желания. Он взял ее на руки и положил на огромную кровать поверх атласного покрывала, а сам опустился на колени рядом с ней. Языком он стал ласкать ей соски, затем начал покрывать поцелуями ее живот и треугольник волос, наслаждаясь упругостью плоти и вдыхая аромат ее тела.
      Он услышал, как Диана тихонько застонала, затем обняла его за шею. Белокурые волосы ее разметались по подушке, рот был слегка приоткрыт. Она прошептала его имя.
      Марк быстро сбросил с себя одежду и накрыл Диану своим телом. Он целовал ее лицо и шею, а она выгибалась навстречу, пытаясь слиться с ним. Желание у Марка достигло уровня сладостной боли, и он прошептал:
      – О Боже, Диана…
      В ответ она обвила его бедра своими длинными гибкими ногами. Он отыскал влажный, горячий, жаждущий зев и вошел в него вначале осторожно, затем ускорил свои движения. Диана двигалась ему навстречу, задыхаясь и издавая стоны восторга. Он хотел обладать и теперь обладает этой удивительной женщиной, и сейчас он намерен довести ее до высшей степени экстаза. Его последний толчок был самым энергичным, он достиг дотоле недосягаемой глубины. Рванувшись в последнем порыве, Марк испытал взрыв сладострастия и почувствовал, что струя семени изливается в содрогающееся женское лоно. Диана выгнулась и приняла его, сделав Марка частью самой себя. Она так крепко удерживала его в своем лоне и объятиях, что ему показалось, будто он утонул в ней.
      Потом они долго лежали рядом, удовлетворенные и умиротворенные. Наконец Диана посмотрела Марку в глаза с каким-то странным выражением.
      – Я никогда не подозревала, что может быть так сладко, – хрипло прошептала она.
      – Тебя никогда раньше не любили, голубушка моя.
      – Но ведь я…
      – Тебя просто-напросто трахали, вот и все. А это совсем другое дело, – тихо пояснил ей Марк.
      Диана улыбнулась, прижалась к Марку и подумала, что она нашла то, что искала.
      Она нашла выход.

      Франческа так стукнула кулаком по столу, что лежащие на нем карандаши и ручки подпрыгнули и покатились.
      – Гай, черт возьми, ты просто невыносим! – взорвалась она. – Ты настоящий нахал! Приезжаешь сюда, разыгрываешь из себя будущего премьера Англии, а когда мать отказывается финансировать твои дурацкие фантазии, ты приходишь ко мне!
      – Ты можешь это себе позволить, Френни. В конце концов, ты исполняешь обязанности, которые должен был исполнять я в «Калински джуэлри». Ты должна радоваться этому, а не вести себя как торговка! Заплати мне за то, что я уберусь с твоего пути! Ты всегда была страшно амбициозной сучкой. Так вот, я прошу, чтобы ты заплатила мне за то, что я предоставил тебе возможность добиться своей цели.
      На какое-то время взгляды брата и сестры скрестились, затем Франческа вскочила из-за стола и зашагала по комнате.
      – Ты сам решил не возвращаться сюда, помни это! И если я играла грязно, то ты играл во сто крат грязнее! В конце концов, не я была причиной крушения надежд матери. Я только заняла предназначавшееся тебе место. А став вице-президентом, я увеличила доходы компании на шестьдесят два процента. – Франческа сделала паузу, затем сердито добавила: – Это означает, что твои акции подорожали и что твои дивиденды теперь будут больше. А где, черт возьми, я могу найти тебе четыре миллиона?
      Гай сидел нахохлившись, чувствуя, что желанный Уилмингтон-Холл буквально уплывает от него.
      – Должен же быть какой-то выход! Почему я не могу занять у компании? Господи, да у «Калински джуэлри» десятки миллионов! – выкрикнул он.
      – Мать говорит, что дополнительная прибыль должна идти на расширение и развитие, и в этом отношении у нас с ней полное единодушие.
      – А разве мое пребывание в палате общин не пойдет на пользу «Калински джуэлри»? Это наверняка повысит престиж компании.
      Франческа недоверчиво засмеялась:
      – Гай, ты живешь в каком-то вымышленном, дурацком мире! Богатым арабам и ливанским принцессам глубоко наплевать на тебя! Они знать не знают, кто ты такой!
      – В таком случае что мне остается делать?
      – Перестать хныкать, а свои сумасбродные проекты финансируй самостоятельно! – отрезала Франческа. – Я, как и мать, не могу тебе помочь. В конце концов, если ты хочешь жить в Восточном Уэссексе, тебе совсем не обязательно покупать роскошный особняк. Да тебя более серьезно станут воспринимать как политика, если ты купишь небольшой дом, а это ты можешь себе позволить, не прибегая к посторонней помощи.
      – Ты не учи меня, что мне делать! – заорал Гай. – Ты всегда была настроена против меня, потому что ревновала меня! Ты честолюбивая интриганка и сучка и гребешь все под себя!
      – Да, и я готова работать для этого как лошадь! – запальчиво выкрикнула Франческа. – А ты всегда хотел, чтобы тебе все поднесли на блюдечке с голубой каемочкой! Тебя напрочь испортила мать, тут не твоя вина, но тебе уже пора повзрослеть и встать на собственные ноги.
      – Не все могут быть такими агрессивными, как ты, – с презрением произнес Гай. – Ты никакая не женщина, ты грубый мужик в юбке!
      – Я рада, что хоть один из нас мужик.
      Лицо Гая стало пунцовым от гнева.
      – Что ты этим хочешь сказать?
      Франческа пожала плечами. Она знала, что попала в самое уязвимое место.
      – Я родилась не вчера, – ровным тоном ответила она. – И я не Диана.
      Бормоча проклятия, Гай рванулся к выходу и с такой силой грохнул дверью, что, кажется, закачалась комната.
 
      Такой тяжелой недели у Сары уже давно не выдавалось. Гай не разговаривал с ней, зато с Франческой они воевали, словно уличные коты. Атмосфера в доме была наполнена враждебностью. Генри Лэнгхэм прилагал все усилия, чтобы не оказаться втянутым в конфликт. Сара чувствовала себя настолько измученной, что с трудом поднималась по утрам.
      Преисполненная жалости к самой себе, она размышляла о том, как ее дети могли устроить ей такую тяжкую жизнь. Конечно, Франческа всегда была безжалостной, но Гай… В чем причина того, что он до такой степени изменился?
      Может, это дурочка жена подействовала на него таким образом, что им овладело сумасбродное желание броситься в политику и купить особняк? Сара кивнула самой себе. Должно быть, так оно и есть. Диана с самого начала была неравнодушна к деньгам и сейчас наверняка хочет бросить вызов своему брату и добиться того, чтобы муж занял престижное положение. Перед Сарой стояла очень непростая дилемма. Если она даст Гаю четыре миллиона долларов, то сама закроет для него возможность вернуться в Нью-Йорк. С другой стороны, если она ему откажет, трещина в их отношениях станет еще более глубокой, и есть риск вообще потерять сына.
      Проявив весьма нехарактерную для нее слабость, Сара заперлась в облицованной розовым мрамором ванной и дала волю слезам.
 
      – Ты можешь оказать мне услугу, Гай?
      Сара и Гай завтракали в ресторане у Колони. Сара была настроена достаточно миролюбиво. Она пыталась договориться с собой и смириться с тем, что Гай собирается делать карьеру в Англии. Однако ее разочарование было настолько глубоким, не говоря уже о том, что она предстала не в лучшем свете перед директорами, что ей было весьма непросто сохранить самообладание. Гай все еще не терял надежды получить от матери четыре миллиона долларов и точил ее этой просьбой день и ночь, однако Сара неизменно ему отказывала. Ведь это было бы равносильно тому, что она благословляет его на пожизненное бегство.
      – Что за услуга? – весьма нелюбезно спросил Гай. Он был занят телятиной, фаршированной гусиной печенкой, и ему не понравилось, что его отвлекают.
      – Я хотела бы, чтобы ты кое-что захватил в Англию. Это ожерелье для одной клиентки и несколько камней, которые надо передать на Бонд-стрит. Они не займут много места в твоем багаже, и, честно говоря, это наиболее безопасный способ транспортировки небольших вещей.
      – О’кей, – с явным неудовольствием ответил Гай. – Только я вначале собирался слетать на недельку в Палм-Бич и лишь потом возвратиться в Англию, где-то в конце месяца. Это устроит тебя? – Он выпил бургундского и промокнул уголки рта полотняной салфеткой.
      – Да. Ожерелье предназначено для одной из самых богатых клиенток – принцессы Муны. Я не думаю, что ей так уж срочно оно понадобится, и пара недель – это не столь важно. Я проинформирую управляющего филиалом, что ты занесешь эти вещи где-то в ближайшее время.
      Сара всматривалась в лицо Гая, пытаясь обнаружить в нем хотя бы искорку интереса, но тщетно. Ювелирное дело в течение более чем двадцати лет было в центре интересов Сары, и отсутствие малейшего энтузиазма у сына казалось ей необъяснимым.
      – Я могла бы присоединиться к тебе в Палм-Бич, – с наигранной улыбкой сказала она. – Совсем неплохо вырваться отсюда на несколько дней. Одному Богу известно, когда я снова тебя увижу. Жаль, что ты не взял с собой Майлза.
      Гай поморщился:
      – Он еще слишком маленький. И потом, это означало бы, что нужно брать с собой Диану и няню. А как ты понимаешь, для меня эта поездка чисто деловая.
      – Ты только с этой целью приехал повидать меня?
      Гай почувствовал опасную нотку в голосе матери. Сейчас она вспыхнет, и в глазах ее появятся слезы. «Господи, – с отвращением подумал он, – до чего же я ненавижу плачущих женщин!»
      – Ну-ну, мам, не надо, – предостерег он мать, раздраженный к тому же предложением отправиться вместе в Палм-Бич. Он хотел отдохнуть от матери, от Дианы и Майлза, а более всего – от своей постоянной роли добропорядочного женатого мужчины. В Палм-Бич были такие места, где он мог побыть инкогнито, где молодые мужчины дешевы, а ночи с горячительными напитками и траханьем бесконечно длинны.
      – Я пока что не принял окончательного решения относительно поездки в Палм-Бич, – поспешил ответить Гай. – Так что не строй планов на этот счет.
      Сара поняла намек. Он не хотел ее там видеть. Вероятно, он планировал поплавать, позагорать и отоспаться, а возможно, подцепить на стороне какую-нибудь девчонку, подумала она. Что ж, это нормально. Натура у всех молодых мужчин одинакова.
      – Я никаких планов и не строю, – будничным тоном проговорила она. – А сейчас, если ты не возражаешь, я должна вернуться в свой офис. У меня много работы.
      Гай прищурил глаза – он понял ее слова как замаскированное оскорбление в его адрес. Он пожал плечами:
      – На твоем месте я бы заставил Франческу делать всю самую трудную работу. Она страшно агрессивная, так и рвется в бой.
      Сара не ответила. «Калински джуэлри» не принадлежала Франческе и никогда не будет ей принадлежать. Управлять компанией будет она, Сара, и еще есть время, чтобы Гай образумился. А это вполне может случиться, если она откажет ему в деньгах, которые он хотел от нее получить.
 
      Гай быстрым шагом удалялся от ресторана. Он испытывал смешанное чувство гнева и отчаяния, когда по Пятой авеню подходил к Гайд-парку. Почему он должен вливаться в те мехи, которые мать создала для него? Опять же, почему он должен быть любящим мужем, как того хочет Диана, или респектабельным мужчиной, как требует общество? «Я хочу оставаться самим собой», – подумал Гай, скрипнув зубами. Ну что в этом предосудительного? Он вроде бы даже и не просит слишком многого от жизни. Семья его богата, так что в состоянии дать то, чего он просит. Это же его наследство. Он хочет жить в Англии, так какого черта его тащат в Америку? Он предпочитает мужчин, так почему он должен притворяться, что интересуется женщинами? Все эти мысли проносились в его голове, и он находил все новые и новые аргументы, оправдывающие его чувства и действия, его невнимание к жене и обиды матери. В конце концов, никто не заставлял Диану в него влюбляться. Несправедливость всего этого, понимание того, что он будет выглядеть монстром, если людям станет известно о его наклонностях и желаниях, вызвали мучительную гримасу на лице Гая. В этот миг он ненавидел мир и все его дурацкие ханжеские ценности. Как ненавидел и женщин. В особенности тех, которые докучали ему своими требованиями и просьбами, как, например, Сара и Диана. Но еще больше он ненавидел Франческу. Она была особенно опасна, поскольку знала правду о нем, теперь Гай был в этом уверен. Как был уверен и в том, что она определенно не даст ему четырех миллионов долларов.
      В голове Гая стал постепенно складываться план. Если притвориться, что он находится в Палм-Бич, хотя на самом деле его там не будет… Здесь существовала серьезная опасность, он может иметь большие неприятности. Тем не менее он должен купить Уилмингтон-Холл. Он должен достать деньги, и если семья их не даст, он отыщет иной способ.
 
      Диана раскинулась в расслабленной позе, испытывая чувство удовлетворения и покоя во всех членах. Марк лежал рядом, небрежно разметав руки поверх простыней, расслабленно растопырив пальцы. Он спал, морщинки на его лице расправились, густые черные ресницы отбрасывали тени на скулы. Диана наклонилась над ним, ее длинные золотистые волосы свесились вниз, коснулись его лица и вместе с ее легким дыхание пробудили Марка.
      – Доброе утро, любовь моя, – пробормотал он, и на его губах появилась улыбка.
      – Доброе утро, любимый. – Диана провела пальцем по его губам, наслаждаясь их чувственной упругостью.
      Это была их третья ночь, проведенная в номере в Дорчестере. Три ночи возбуждения, страсти и исполненных желаний. Любви, которая была нежной и в то же время бурной. Диана никогда не подозревала, что можно быть до такой степени счастливой.
      – Ты хорошо спала? – Марк приподнялся на локте, любуясь ее лицом, лебединой шеей и округлостями ее маленьких грудей.
      Диана, улыбаясь, кротко кивнула.
      – Что мы будем делать сегодня?
      – Прежде всего мы позавтракаем. Я умираю от голода! – шутливо прорычал Марк, хватаясь за телефонную трубку. Он заказал полный завтрак для себя и легкий утренний завтрак для Дианы.
      – После завтрака я позвоню домой и справлюсь, как дела у Майлза, – решила Диана, накидывая на себя халат. Она сказала Бентли и няне, что пробудет у друзей несколько дней.
      Когда спустя полчаса она дозвонилась до Бентли, дворецкий с присущими ему обстоятельностью и серьезностью проинформировал Диану:
      – Для вас есть сообщение от мистера Эндрюса, миледи.
      У Дианы екнуло сердце.
      – Да?
      – Я объяснил ему, что вы на несколько дней уехали к друзьям, миледи, и он попросил меня передать вам, что задержится в Америке дольше, чем предполагал.
      – О! – На миг Диана озаботилась мыслью о том, как прореагировал Гай на ее отсутствие. Но Бентли был по своему обыкновению корректен, официален и скрытен, поэтому она лишь спросила: – Он не сказал, как долго пробудет в Америке, Бентли?
      – Я понял так, что деловые переговоры могут затянуться по крайней мере еще на две недели, миледи.
      – Еще две недели! – словно эхо, повторила Диана его слова, не в силах сдержать радости от перспективы побыть на свободе еще целых две недели. – Хорошо, спасибо. – Она положила трубку.
      Из ванной вышел Марк с обмотанным вокруг бедер голубым полотенцем.
      – Все в порядке, дорогая?
      – Просто фантастика, Марк! Гай намерен задержаться в Америке еще на две недели! Ну разве это не чудо? – Диана приподнялась на кровати, лицо ее разрумянилось, спутанные волосы разметались по плечам.
      Сделав прыжок, Марк оказался на кровати, повалил Диану и стал, смеясь, щекотать ее.
      – Это чудесно! – воскликнул он. – Теперь ты моя! – Он игриво схватил ее за щиколотки и стал дуть на пальцы ног. Диана извивалась и смеялась от щекотки.
      – Перестань! Ой, перестань, я больше не могу! – сумела выговорить она. Но Марк двинулся дальше, подбираясь ртом к коленям и наконец стал дуть на завитки волос между ног. Тогда Диана принялась щекотать его.
      – Страшная женщина! – завопил Марк и, схватив подушку, сделал вид, что хочет ею накрыть Диану. – Я тебе покажу, как меня щекотать!
      Они катались по огромной кровати, словно расшалившиеся дети. Затем, вдруг став серьезным, Марк сжал Диану в объятиях, крепко прижался ртом к ее губам и ловко и быстро подмял под себя. Он энергично и легко вошел в нее, заполнив собой пышущее жаром лоно, и вскоре смешки Дианы превратились в судорожные всхлипы удовольствия. Их движения навстречу друг другу все ускорялись, комната наполнилась криками, и жаркий зев впитал в себя до последней капли отданные ему животворные соки.
      Когда все закончилось, лицо Дианы было в слезах, рот ее дрожал – она еще не оправилась от пережитых столь сильных ощущений и эмоций.
      Марк, нежно прижимая Диану к себе, слегка баюкал ее, как ребенка.
      – Боже мой, Диана, я ведь люблю тебя, – хрипло проговорил он.
      Она еще сильнее прижалась к его груди.
      – Я тоже люблю тебя, и ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю.
      Они лежали долго, умиротворенные и успокоенные. Вдруг Марк пошевелился, лицо его засветилось.
      – У меня родилась блестящая идея, – сказал он. – «Санни» стоит на якоре в Сен-Тропезе. Почему бы нам не слетать на юг Франции и не совершить недельный круиз?
      – А это можно?
      – Никаких проблем! Сегодня я возьму еще одно интервью в журнале – и буду свободен.
      – А как же… – Диана была не в силах произнести имя его жены.
      Марк понял ее с полуслова.
      – Карлотта? Ах, эта чертова Карлотта… – Внезапно на его лице появилось выражение то ли гнева, то ли горечи. – Пусть Карлотта идет ко всем чертям! Я позвоню в Нью-Йорк и скажу, что у меня здесь еще есть дела. – Соскочив с кровати, он натянул синий халат и схватился за телефонную трубку. – И еще я позвоню капитану и скажу, что мы приедем. И закажу билеты на самолет на вечер. Уже завтра вечером мы будем плыть под звездами Средиземного моря.

      Франческа велела остановить машину на углу Седьмой авеню и Двадцать восьмой улицы.
      – Дальше я прогуляюсь пешком, – сказала она шоферу.
      Из соображений безопасности Франческа никогда не подъезжала на лимузине к самому входу. Чем меньше людей будет знать, где находятся мастерские, тем лучше, ибо именно здесь камни стоимостью в миллионы долларов стараниями квалифицированных дизайнеров, мастеров и рабочих превращались в ювелирные изделия. Франческа шла быстро и целеустремленно. На ней был элегантный кремовый костюм, поверх которого надет не бросающийся в глаза плащ. В руке она несла коричневую бумажную сумку. На взгляд случайного обывателя в ней мог находиться фунт яблок. На самом деле в сумке лежали завернутые в шелковый шарф десять великолепно обработанных изумрудов стоимостью в два миллиона долларов. Приблизившись к обветшавшему зданию, в котором размещались также меховая мастерская, фабрика кожаных товаров и компания по взысканию долгов, Франческа огляделась по сторонам. Удостоверившись, что за ней никто не идет, она вошла в здание и через несколько секунд оказалась в скрипучем стареньком лифте. Он отчаянно задрожал, набирая скорость, и доставил ее на пятнадцатый этаж. Выйдя из лифта, Франческа повернула налево, прошла по короткому коридору и остановилась в конце его перед тяжелой металлической дверью без какой-либо таблички. Нажав на звонок внутренней связи, она услышала по громкоговорителю мужской голос:
      – Да?
      – Апельсин – ананас – арбуз.
      Пароль для наружной двери менялся еженедельно.
      – Входите, – сказал бесплотный голос.
      В двери что-то зажужжало, Франческа толкнула ее, вошла внутрь, и перед ней оказалась еще одна дверь, такая же тяжелая и безликая.
      – Дева – Лев – Овен.
      Это был пароль на месяц. Чужой опыт научил их, что лишняя предосторожность никогда не помешает. Всего лишь три месяца назад «Голдблюм» понес большие убытки, когда банда злоумышленников сняла офисы в здании по соседству с мастерскими. Работая по выходным дням, бандиты проделали в стене дыру, замаскировав ее точно такими обоями, какие были в фойе «Голдблюма». Когда сотрудники появились в понедельник утром, грабители выползли из замаскированной дыры, всех связали и потребовали под дулом пистолета шифр сейфа. Было украдено бриллиантов и сапфиров на общую сумму пять миллионов долларов.
      Внутренняя дверь открылась, и Франческа оказалась в просторном помещении, за которым находились комнаты поменьше, где производились зачистка и полировка металлов – вначале с помощью наждачных стержней, затем тонкой материей с использованием восковых и красящих смесей. Франческа старалась пореже там бывать из-за резкого запаха нашатырного спирта, который использовался для очистки грязных металлов и от которого сильно щипало глаза.
      Ее излюбленным местом была собственно мастерская, где за массивным круглым деревянным столом располагались восемь мастеров. Каждый из них сидел в полукруглой нише. Кожаные «фартуки», прибитые к полукругу, улавливали мельчайшие крупицы драгоценных металлов, пока формировались и припаивались золотые и платиновые детали с помощью старомодных газовых горелок. Франческа находила атмосферу этой комнаты чрезвычайно притягательной: здесь фактически пульсировало сердце «Калински джуэлри», ибо именно здесь эскиз трансформировался в настоящую вещь. Франческа с интересом огляделась вокруг, пытаясь определить, что именно происходит здесь в данный момент. Дейв, искусный мастер, работающий в компании уже одиннадцать лет, в течение первых четырех с половиной лет был учеником. Сейчас он заканчивал работу над парой запонок для манжетов и четырьмя заколками. Они были квадратными, из платины, каждая украшена девятью рубинами кроваво-красного цвета, расположенными симметрично. Дейв тонким напильником отрезал золото.
      – Доброе утро! – приветствовала его Франческа. – Чудесно выглядит! – искренне восхитилась она. Это был специальный заказ техасского нефтяного магната и миллионера, который хотел иметь идентичные наборы – с рубинами и с изумрудами.
      – Благодарю вас, мисс Эндрюс, – просиял Дейв, лишь на короткий миг оторвав взгляд от своей тонкой работы.
      Далее сидел Хэнк, еще один старожил компании, который вручную просверливал отверстия в жемчуге. Всего нужно было просверлить пятьдесят шесть жемчужин, так что работа займет много времени.
      – Просто удивительно, – воскликнула Франческа, – что в наш век методы изготовления ювелирных изделий остались такими же, как и двести лет назад, и вряд ли изменятся в последующие двести лет!
      – У нас есть электрическая дрель, – засмеялся менеджер мастерской, который оказался рядом с Франческой. – Но мы используем ее только для жемчуга более низкого качества или искусственно выращенного.
      Франческа понимающе кивнула. Каждое ювелирное изделие «Калински джуэлри» отвечало высочайшим стандартам. Она обошла комнату, вдыхая запахи газовых горелок и плавящегося золота, и приблизилась к Сержу.
      Он поднял на нее глаза:
      – Привет, дорогая. Как тебе все это нравится?
      В его руках находилось золотое ожерелье на восемнадцать карат, прообразом которого послужил древний олимпийский венок. Дубовые листья перемежались желудями молочного оттенка из опалов и жемчужин. Подобное ожерелье могло быть сделано две тысячи лет назад и в то же время в нем было нечто от футуризма.
      – Мне остается только изготовить застежки, и все будет готово, – сказал Серж.
      Франческа выглядела явно потрясенной.
      – Это фантастика! – восхитилась она. – А вообще я пришла проверить, как обстоят дела с ожерельем, которое мы делаем для арабской принцессы. Я принесла для него изумруды. – Она стала рыться в своей бумажной сумке. – Ну и, конечно, я хотела повидать тебя.
      – Разве ты не могла подождать до вечера? – шутливо проговорил он шепотом, чтобы не было слышно окружающим.
      Франческа слегка подмигнула ему:
      – Вечер слишком долго не приходит.
      Их взгляды встретились, Франческа весьма выразительно посмотрела на Сержа и улыбнулась. Она жила с ним больше двух лет, и с этого времени ее жизнь коренным образом изменилась. С Сержем ей было надежно, она верила в его любовь. Лишь одна тень омрачала ее счастье. Серж хотел, чтобы они поженились, она же хотела сохранить независимость, которая так много для нее значила. Брак лишит ее ощущения свободы, которая позволяла ей действовать самостоятельно. К тому же рано или поздно появятся дети. В настоящее время Франческа этого также не хотела. Нужно сделать еще очень много, чтобы «Калински джуэлри» превратилась в крупнейшую международную компанию, а это в большой степени зависит от нее, вице-президента. Цель подстегивала ее, звала к тому, чтобы достигнуть еще больших высот, и, несмотря на предложение Сержа, Франческа была непреклонна. Она хотела, чтобы все оставалось так, как есть.
      Как-то Серж сказал:
      – Но я не стану тянуть тебя назад, Франческа.
      – Я знаю, дорогой, – ответила она и добавила: – Я сама буду тянуть себя. Выйдя замуж, я должна буду уделять много времени дому, рожать детей. Это скажется на моей работе. Пусть все останется по-прежнему.
      Серж выглядел явно опечаленным, а Франческа задала себе вопрос, почему женитьба так много для него значит. В конце концов, они жили вместе, за ними ухаживала ее экономка, и Франческу это вполне устраивало.
      Передав менеджеру изумруды, Франческа одарила Сержа еще одной улыбкой и собралась уходить. Да, думала она, возвращаясь в свой офис, я поступила правильно, не выйдя до сих пор замуж. Каким бы славным ни был Серж, а работа все-таки превыше всего.
 
      «Санни» стояла на якоре среди множества других яхт в бухте Сен-Тропеза, когда сюда прибыли Диана и Марк. Капитан и команда приветствовали их напитками и ужином из свежих омаров, перепелиных яиц и паштета из печенки. Стол был накрыт прямо на палубе, и Марк с Дианой отведали угощение до того, как спустились в свою каюту. Затем Марк отдал приказ поднять паруса с восходом солнца.
      Ночью, лежа на застеленной шелковыми простынями кровати и прислушиваясь к мягкому плеску волн о корпус яхты, Диана пребывала в сладостной полудреме. Ей совсем не хотелось думать о будущем. Марк женат, она замужем. У каждого из них есть ребенок. И тем не менее сейчас, когда Марк был рядом, ей казалось, что она перенесла бы травму, связанную с разводом, равно как и осуждение со стороны ее семьи. Но что думает Марк? Готов ли он оставить ради нее свою жену? Диана о его личной жизни знала чрезвычайно мало. Она даже не знала, сколько лет он женат. Прильнув к нему, она заставила себя сосредоточиться на настоящем, на чувствах, испытываемых к этому замечательному человеку, в объятиях которого сейчас находилась и черная голова которого покоилась у нее на груди.
      Завтра они отправятся в море, оставив в прошлом все неприятности этих лет. Это будет праздник гедонизма; стремление к чувственным радостям оказалось сильнее опасений, подсказываемых разумом. Она будет плавать в чистейшей воде, загорать на палубе, есть деликатесы, которые заготовил капитан, и проводить сладостные ночи, занимаясь любовью с Марком. Словно услышав ее мысли, Марк притянул Диану ближе к себе, обвив ногами ее бедра.
      – Любимая моя, – прошептал он.
      – Ах, Марк, Марк… – Сердце Дианы таяло от любви к этому человеку, тело ныло от желания. – Возьми меня, любимый, войди в меня поглубже, прошу тебя.
      Над темной гладью воды взошла холодная и ясная луна. «Санни» мягко покачивалась на волнах. Диане казалось, что еще никогда в жизни она не испытывала такого прилива любви и страсти.
 
      Спустя пять дней к Марку подошел капитан. Лицо его было пунцовым, рот плотно сжат.
      – У меня на связи миссис Рейвен, сэр, – коротко сказал он.
      – Что за черт! – Марк вскинулся, увидев тревогу на лице капитана. – Откуда, черт побери, она узнала, где я нахожусь? – воскликнул он.
      – Не могу знать, сэр. Возможно, она что-нибудь слышала от кого-то, кто находился на другой яхте в бухте. Должен сказать, что мне она наговорила множество оскорбительных вещей.
      – Тысяча чертей! Проклятие! – Марк понесся по палубе в радиорубку, оставив Диану сидящей на палубе.
      Он вернулся через пять минут. Глаза его метали грозные искры, руки тряслись от ярости.
      – Она узнала, что у меня на борту кто-то находится, – без всякой преамбулы сообщил Марк. – Она садится на ближайший самолет, который летит до Ниццы, и будет здесь завтра утром.
      Диана испуганно вскочила на ноги.
      – Что нам делать?
      Марк отвернулся, оперся на перила и стал молча смотреть на виднеющееся в отдалении побережье Франции.
      – Марк! Что нам делать?
      – О Боже! Эта сука загонит меня в гроб! – свирепо проговорил он. – Я бы отдал все на свете, чтобы отделаться от нее! Я люблю тебя, Диана. Я хотел бы, чтобы мы всегда шли по жизни вместе, а сейчас…
      В его голосе прозвучали нотки отчаяния.
      – А почему бы нам не быть вместе? Я готова ради тебя бросить Гая. Почему ты не можешь ради меня бросить ее? – Диана испытующе посмотрела ему в глаза.
      Марк медленно покачал головой. Сейчас он был похож на льва, пораженного болью.
      – Есть некоторые вещи, связанные с моим браком, о которых я не говорил тебе… И никому вообще. Есть причины, по которым я не могу бросить Карлотту. Я связан по рукам и ногам. О Господи! – Он повернулся и в ярости так пнул ногой один из стульев, что тот перелетел через перила. – Мне невыносимо думать, что я причиняю тебе такую боль, любимая. Ты и без того хлебнула горя со своим мужем. Я искренне надеялся, что мы можем быть вместе.
      – Я не понимаю, Марк. – Диана дрожала, осознавая, что ее надежды на счастье, равно как и мечты, рушатся буквально на глазах. – Ведь мы любим друг друга! Все, что она может сделать, – это лишь подать на развод.
      – Она может сделать гораздо больше гадостей. Поверь мне.
      – Каким образом? Что она может сделать?
      Лицо Марка стало суровым.
      – Нам нужно идти к берегу прямо сейчас, – сказал он, явно игнорируя ее вопрос. – Нам следует быть в порту к шести часам вечера. Я должен посадить тебя на самолет до Ниццы сегодня же. Для твоего же блага я хочу, чтобы ты была подальше отсюда, когда здесь появится Карлотта.
      Марк легонько оттолкнул от себя Диану и пошел искать капитана. Ярость клокотала в его груди, и он повторял про себя: «Будь проклята Карлотта, будь проклято то, чем она держит меня, будь проклята она за то, что второй раз губит мою жизнь!»
      Времени для прощания почти не оставалось. Диана в смятении наблюдала за тем, как стюард пакует ее чемоданы. Противно сосало под ложечкой. Марк был возбужденный и злой, то и дело покрикивал на команду, черты его лица резко обострились. Когда они приплыли в Сен-Тропез, Диана стояла с ним на палубе. Она увидела какое-то движение на набережной и вспышки блицев.
      – Это не может быть?.. – в тревоге спросила она.
      – Нет. Это какая-то кинозвезда делает покупки, – мрачно ответил Марк.
      – Когда я снова тебя увижу, Марк? – тихо спросила Диана.
      Он ответил лишь после значительной паузы.
      – Одному Богу известно. Но я найду способ. – Он поднял горестный взгляд на Диану. – Но будет ли этого тебе достаточно, любимая? Наверное, это покажется тебе несправедливым, однако боюсь, что ничего другого предложить не могу.
      – Ах, Марк… – Диана взяла его руку и крепко сжала. – Я люблю тебя. Давай все-таки не будем говорить друг другу «прощай». Я этого просто не вынесу. Мы должны снова встретиться. Ведь так?
      Марк крепко прижал Диану к себе, словно не желая выпускать ее из своих объятий.
      – Когда-нибудь, обещаю тебе, мы снова будем вместе… Хотя и не знаю, когда это случится.
      – Я буду ждать, любимый, – сквозь слезы прошептала Диана.
      Как только «Санни» пришвартовалась, Марк и Диана бросились вниз по трапу и сели в ожидающую их машину. Они все делали как-то суматошно, словно спешка могла помочь им смягчить боль.
      Путешествие до аэропорта Ниццы заняло два часа. Дорога шла берегом моря. Солнце бросало закатные лучи на их лица. Они почти не разговаривали, но Диана держала на своих коленях руку Марка. Время от времени он пожимал руку Диане. Нужно бы поговорить о тысяче вещей, но так трудно было найти слова!
      Аэропорт встретил их обычной суетой. Прилетали и улетали люди, громыхали тележки с багажом, на колясках везли маленьких детей. Чиновники с подозрением посматривали на каждого, там и сям стояли очереди, ожидавшие проверки багажа. А над всем этим загробный голос из громкоговорителей сообщал о прилетах и отлетах самолетов. Марк оформил все документы Дианы и подвел ее к выходу на взлетное поле.
      Ей хотелось кричать от несправедливости происходящего, что-то билось в ней, словно пойманная птица, но она смогла лишь заплакать.
      Марк взял ее за плечи.
      Ее что-то душило внутри, не давало дышать.
      Марк нежно и любовно поцеловал Диану.
      – До свидания, любимая, – только и сумел сказать он.
      Не в силах что-либо произнести, Диана посмотрела на него глазами, полными слез. Для таких моментов подходящих слов не существовало.
 
      – Почему я не могу забрать ожерелье для арабской принцессы из твоего офиса вместе с отдельными бриллиантами? – спросил Гай. – Или же взять их у матери? Так или иначе я приду в офис попрощаться, перед тем как ехать в аэропорт.
      – Потому что у нас существует отработанная система выноса ювелирных изделий из мастерских в выставочные залы. Эта проверка проводится внизу, – объяснила Франческа. – На девятом и десятом этажах у нас такой системы нет. Почему это тебе кажется затруднительным?
      – Зачем мне иметь дело со всякими продавцами в зале, если гораздо проще забрать все это у тебя? – упорствовал Гай.
      – Ну ладно, ладно. Будь по-твоему. Господи, до чего же ты ленивый! Смотри, не оставляй ручной багаж без присмотра. Все застраховано, однако принцесса ждет не дождется ожерелья и будет страшно огорчена, если его украдут.
      – Ты меня что – за кретина принимаешь?! – взорвался Гай. – Я оказываю любезность, связываясь со всеми этими делами.
      Они сидели с бокалами вина в квартире Сары, ожидая, когда она к ним присоединится. Это был последний вечер Гая в Штатах, и Сара настояла на том, чтобы был дан прощальный обед.
      По мнению же Франчески, чем быстрее Гай уедет в свою Англию, тем лучше. Его дальнейшее пребывание здесь лишь осложняло положение Франчески, да и Сара выглядела уставшей и озабоченной. Гай немало времени проводил в главном офисе, всюду совал свой нос и рылся в бумагах, когда мать уходила. Чего он, спрашивается, ищет?
      – Я фактически превращаюсь в вооруженную охрану, которая должна сторожить вот это, – сказал однажды Генри, похлопав по стопе гроссбухов на его столе. – Я договорился с банком компании, чтобы все это хранилось в сейфе.
      – Гроссбухи, регистрирующие продажи? А на кой черт? – удивилась Франческа. – Они не представляют интереса ни для кого, кроме бухгалтерии. Есть гораздо более простые способы определить наши доходы, чем рыться в этих толстенных книгах.
      – Если эти гроссбухи попадут в грязные руки и будут преданы гласности, это принесет серьезные неприятности королям и императорам, султанам, принцам, некоторым президентам, не говоря уже о богатых бизнесменах, – с некоторой высокопарностью объяснил Генри.
      Франческа искренне рассмеялась:
      – Дядя Генри, не стоит все до такой степени драматизировать! Конечно, с нашей стороны было бы нехорошо предавать все это гласности, но, честное слово, не совсем понимаю, почему это может больно задеть тех или иных людей?
      – Здесь фиксируются не только проданное ювелирное изделие и его стоимость. Здесь указывается имя покупателя и того лица, для которого оно предназначается. Теперь понятно?
      На лице Франчески отразилось изумление.
      – Вы хотите сказать, что если женатый человек приходит в «Калински джуэлри» и покупает что-то для своей любовницы, то мы выясняем, кто она такая?
      – В большинстве случаев это невозможно скрыть. Получатель может прийти, чтобы выбрать образец, примерить ожерелье или кольцо, иногда нам приходится доставлять вещь непосредственно на дом.
      – Я не подозревала об этом! Почему вы мне никогда об этом не говорили?
      – Я сказал бы в нужное время. Твоя мать настаивает, чтобы это держалось в секрете. Тебя, наверное, поразили бы некоторые имена, фигурирующие в этих книгах. – Он постучал пальцами по стопе гроссбухов. – Два президента за последние десять лет, огромное число сенаторов, судей, лиц, занимающих высокое положение, президентов компаний, которых ты, возможно, знаешь. И это только в Соединенных Штатах! А ты взглянула бы на документацию из европейских филиалов! Похоже, половина всех титулованных особ имеют женщин на стороне, а два-три герцога отличаются особой щедростью и аппетитами. У нас есть перечень драгоценностей, которые герцог Виндзорский купил для миссис Эрнест Симпсон. Случилось это более двадцати лет назад, когда он был еще королем Эдуардом XVIII. Если бы сей факт стал известен до его отречения, трон Англии зашатался бы.
      – Господи! Я не имела понятия о таких вещах! А бывает, что происходит путаница и жена получает ювелирное изделие по ошибке?
      Генри хмыкнул:
      – Такое однажды случилось. Здесь, на Пятой авеню. Жена одного весьма известного человека зашла в магазин. Продавец, который работал у нас недавно, услышал ее имя и сказал: «Мадам, та драгоценность, которую для вас заказал муж, уже готова».
      – И что же было дальше?
      – Нам пришлось отдать ей изделие, а затем мы связались с мужем и рассказали ему, что случилось. Бедняга вынужден был сделать вид, что он готовил сюрприз для жены.
      – А он не очень рассердился? – спросила заинтригованная Франческа.
      – Рассердился – это мягко сказано. Но твоя мать поступила весьма умно. Она проинструктировала служащих, чтобы они позволили ему выбрать еще какое-нибудь ювелирное изделие для его подруги, сопроводив все потоком комплиментов по поводу его тонкого вкуса. С этого времени он наш постоянный клиент.
      – В таком случае неудивительно, что вы держите эти гроссбухи под замком. Какой-нибудь нечистоплотный тип может прибегнуть к шантажу, получив подобную информацию, – задумчиво проговорила Франческа.
      – Именно. – На лице Генри промелькнула озабоченность. – Остается лишь надеяться, что я не опоздал. Я только вчера вечером принял решение переправить их отсюда и спрятать в сейф.
      Имя Гая не было упомянуто, но оба знали, что имелось в виду.
 
      Все более длинные тени ложились на ухоженные, ровно подстриженные газоны. Над деревьями появилась бледная луна, словно заявляя о наступлении ночи.
      Диана сидела у окна своей спальни в Стэнтон-Корте, рассеянно наблюдая за тем, как внизу с важным видом прохаживаются павлины. Прошла неделя с момента ее поспешного возвращения из Франции, и Диана была благодарна, что в семье ей не было задано ни одного вопроса. В противоположном конце коридора находилось детское крыло, которое Майлз и няня делили с сынишкой Чарльза и Софи Филиппом.
      Слава Богу, что Гай все еще в Америке. Диане и без рявканья мужа было непросто справиться с тяжелым чувством утраты, которое она испытывала все это время. После расставания с Марком она спала очень плохо, под глазами у нее появились темные круги. Диана постоянно задавала себе один и тот же вопрос: когда она увидит Марка снова? Память сохранила черты его лица, звуки его голоса, по ночам тело ныло от желания оказаться в его объятиях. Она отнюдь не пыталась подавить эти мучительные воспоминания – благодаря им он как бы оставался рядом. Каждый день Диана жила надеждой, что вот-вот раздастся телефонный звонок и она услышит его голос. Но вместо этого однажды утром она прочитала в «Дейли мейл», что Марк Рейвен совершает круиз вокруг Греческих островов вместе со своей красавицей женой Карлоттой и сыном Карлосом.
      Раздался стук в дверь спальни, и в комнату вошла Софи. Она по своему обыкновению выглядела бодрой и веселой.
      – Я только что разговаривала по телефону с Франческой, – сказала Софи, садясь рядом с Дианой на подоконник. – Она пытается разыскать Гая и думала, что он, возможно, у нас.
      Диана апатично посмотрела на Софи:
      – Но ведь он же еще в Америке.
      – Гай уехал из Нью-Йорка четыре дня назад. Он должен был прямиком лететь в Лондон, но Франческа звонила вам домой, и Бентли ответил, что не имеет понятия, когда возвращается Гай.
      – Я не знаю, где он. А что она от него хочет?
      – Очевидно, он вез какие-то ювелирные изделия из Штатов в филиал в Лондоне. Бонд-стрит сейчас в панике, потому что они до сих пор ничего не получили.
      – Надеюсь, мне не нужно говорить с Франческой? Я ей ровным счетом ничего не могу сообщить.
      – Не беспокойся. Я сама буду этим заниматься. Ты не хочешь прогуляться? Смотри, какой славный вечер. – Софи соскочила с подоконника.
      – Что-то не хочется, спасибо. Пожалуй, я немного поиграю с Майлзом, перед тем как он пойдет спать. А мама придет сегодня к обеду?
      – Да. Вот только Джон куда-то запропал. Думаю, это связано с художественной выставкой в Оксфорде. Ну ладно, дорогая, до вечера.
      Софи ткнулась губами Диане в щеку. Что-то происходило в душе золовки, и Софи хотелось спросить ее об этом. Однако полный сдержанного достоинства вид Дианы удерживал Софи от того, чтобы задавать какие-либо вопросы.
 
      За тысячу миль от Стэнтон-Корта «Санни» мчалась вперед, разрезая волны подобно тому, как бритва разрезает взбитый яичный белок. Надвигался шторм, волны пенились перед носом яхты, захлестывали палубу и все сильнее раскачивали судно, удаляющееся в открытое море от греческого побережья.
      Марк и Карлотта сидели в каюте и смотрели друг на друга. Карлотта уже неделю находилась на борту, все это время кипела от ярости и пыталась дознаться, что происходило на яхте до нее. Карлотта привезла и Карлоса.
      Марк пожал плечами, отказываясь говорить.
      – Так кто она такая? – взвизгнула Карлотта. – Как ты можешь приводить на борт женщину, стоит мне лишь на минуту отвернуться?
      – Она мой друг, – глухо сказал Марк, – поэтому не лезь не в свои дела. Ты ведь мне не начальство.
      – Ах, вот как? – Она сардонически выгнула тонкие черные брови. – Да я могу скрутить тебя в бараний рог, если захочу, не забывай, Марк! Я тебе уже говорила, что не потерплю, чтобы ты путался с женщинами, а тем более водил их на яхту на виду у всей команды! Это унижает меня! Отвечай, как ее зовут?
      – Этот разговор ни к чему не приведет, – упрямо сказал Марк. – Она мой друг, и я не намерен называть тебе ее имя, потому что слишком хорошо тебя знаю. Стоит тебе узнать, кто она, и ты превратишь ее жизнь в сущий ад, а ей только этого не хватает.
      На какое-то мгновение Карлотта закрыла свой алый рот, чтобы собраться с силами для новой атаки.
      – Ты не смеешь так со мной обращаться! – выкрикнула она. – Ты свинья! Грязная, мерзкая свинья! И что бы ты ни говорил, я узнаю, кто эта сучка, и ей за все придется заплатить! – Дверь каюты с грохотом захлопнулась, и Марк остался в одиночестве.
      Под порывами ветра «Санни» начала вибрировать и взбрыкивать. Погода была под стать настроению Марка. Еще один день, проведенный с Карлоттой, – и он вполне способен сойти с ума. Он позвонил по внутренней связи капитану.
      – Давай выбираться отсюда к чертовой матери! – крикнул он. – Гони яхту в ближайший порт! Я лечу домой.
      Спустя минуту в каюту ворвалась Карлотта.
      – Какого черта ты собрался домой? – в ярости набросилась она на мужа. – Я только что приехала сюда! Этот дурацкий шторм скоро пройдет! И сейчас хорошая возможность для тебя начать новую книгу.
      – Я и в Нью-Йорке могу быть таким несчастным, как здесь! – заорал Марк. – И плевать я хотел на следующую книгу! Я потратил уже немало лет на то, чтобы стать каким-то дерьмовым писателем! С меня довольно!
      – Но мне нужна Марабелла! Я хочу навестить свою семью! И еще выяснить имя женщины, которая была с тобой на борту! – заверещала Карлотта.
      – Что собираешься делать ты – мне безразлично! А я еду домой!

* * *

      Франческа с бледным, встревоженным лицом, в упор глядя на мать, сидящую за старинным письменным столом в своем офисе, поставила вопрос ребром:
      – В таком случае где его, черт возьми, носит? Как он смеет пропадать, никому не сказав ни слова, со всеми этими бриллиантами? Даже его несчастная жена не знает, где он сейчас!
      – Не устраивай истерику, Франческа, – холодным тоном проговорила Сара. – Вероятно, Гай остановился где-то на полпути в Лондон.
      – То есть где-нибудь посреди Атлантического океана? – не сдержала сарказма Франческа. – Ну в самом деле, мама, это безответственно с его стороны, если выражаться мягко, пропадать из виду, когда у него в руках ожерелье с изумрудами и бриллиантами для принцессы, не говоря уж о бриллиантах стоимостью в полмиллиона долларов.
      – Если нам следует о чем-то беспокоиться, то лишь о том, чтобы он был жив и здоров. И если это так, то и с драгоценностями все будет в порядке. Не стоит впадать в панику, он вскоре объявится. – Сара поправила лежащие перед ней бумаги.
      – А что я скажу принцессе, если она позвонит и спросит, где ее ожерелье? «Ах, простите, ваше высочество, мой брат забрал его с собой на отдых!» Господи, дело ведь не шуточное! – Франческа поднялась и зашагала по комнате, представив себе возможные последствия, если богатейшая клиентка своевременно не получит драгоценности.
      – Все застраховано, поэтому перестань глупить. Ты договорилась о фотографировании изделий для нового каталога?
      – Утром в понедельник. В десять тридцать, – механически отреагировала Франческа, продолжая думать о Гае.
      Вернувшись в свой офис, она позвонила Генри:
      – Я могу на минуту зайти к вам?
      – Конечно. Приходи.
      На лице Генри отразилась озабоченность, когда Франческа рассказала ему о ситуации с Гаем.
      – Ну куда он мог отправиться, дядя Генри?
      Генри пожал плечами.
      – Париж, Рим, Мюнхен, Антверпен, Амстердам… – Он склонил голову набок. – Я бы поставил свои деньги на Мюнхен или Амстердам.
      – А причина?
      – В этих городах, как мне говорили, могут хорошо провести время люди с такой сексуальной ориентацией, как у Гая.
      Франческа ошеломленно уставилась на Генри.
      – Я и не подозревала, что вы знаете о Гае, – медленно сказала она. – Уверена, что мать об этом не знает.
      – Пусть уж так и остается в неведении. Что касается меня, то я знал об этом еще с того времени, когда Гай был мальчишкой.
      – В самом деле?
      – Да. И могу поспорить, что он остановился где-то там, чтобы поразвлечься. Надеюсь, что изделия не украдены.
      – Господи, хочу тоже на это надеяться, – озабоченно проговорила Франческа. – Я очень беспокоюсь, как отреагирует принцесса. Она наш постоянный и активный клиент. Мне очень не хотелось бы, чтобы произошло нечто такое, что может ее обидеть.
 
      Принцесса Муна была клиентом «Калински джуэлри» уже несколько лет. Любимая дочь Мохаммеда Аль-Тамира, правителя Шарифы, она была избалована с детства. Ей давали все, чего бы она ни пожелала. Шарифа, крохотное государство в Персидском заливе, располагало гигантскими запасами парафиновой нефти, исчислявшимися по крайней мере тридцатью миллиардами баррелей. Семейство Аль-Тамир жило во дворце, построенном в квазигеоргианском стиле на выдающемся далеко в море мысе. Шарифа была теократическим государством, где строжайшим образом соблюдали предписания Корана. Мохаммеду Аль-Тамиру, человеку жестокому, с садистскими наклонностями, было около семидесяти лет. Он был отцом тридцати детей. Аль-Тамир требовал строгого соблюдения Корана и никаких современных послаблений не признавал. Ворам и поныне отсекали руку. За глоток виски полагалась жестокая порка. Виновных в адюльтере забивали камнями.
      Принцесса Муна превратилась в очень красивую молодую девушку, черноглазую и страстную. Когда она достигла брачного возраста, отец определил ей в мужья своего кузена Хишама, министра обороны Шарифы. Тот факт, что Хишам был толст, непривлекателен и на шестом десятке лет, нисколько Мохаммеда Аль-Тамира не беспокоил. Хишам должным образом обеспечит ее и утолит ее любовь к приобретениям и покупкам. У них были особняки в Лондоне и Париже, охотничьи усадьбы в Австрии, они путешествовали по всему миру. Муна тратила деньги с невероятной расточительностью, а покупать она больше всего любила украшения и драгоценности.
      Гай подошел к ее дому, который находился в фешенебельном районе Мэйфер. Его пригласили в большую, довольно мрачную комнату, затемненную тяжелыми шторами, с пышной аляповатой мебелью. Слуга попросил его подождать, и вскоре в зал вошла Муна – создание с весьма аппетитной фигуркой и черными жгучими глазами.
      – Принцесса, – сказал, поднимаясь, Гай. – Я привез вам ваше ожерелье.
      Он передал ей изящный кожаный футляр с вытесненной сверху золотой буквой «К».
      Принцесса бросила быстрый взгляд по сторонам, словно желая удостовериться, что они одни, и открыла футляр. На темно-синей бархатной подушечке лежало ожерелье – десять дорогих изумрудов и сто восемьдесят бриллиантов общим весом 39,4 карат, оправленных в платину.
      – Я ждала вас раньше, – коротко сказала принцесса.
      – Я пришел сразу же, как только смог.
      Она метнула на него быстрый взгляд, с громким щелчком закрыла футляр и снова осмотрелась по сторонам.
      – Все в порядке, принцесса? – спросил Гай.
      – Все в порядке. – Не говоря более ни слова, она позвонила. Тут же вошел слуга и проводил Гая к выходу.
      Затем он направился на Бонд-стрит.
      – Вот ваши камни, – будничным тоном сказал он и вынул из внутреннего кармана пиджака плоский пакет.
      – Мы ожидали вас десять дней назад, – заметил генеральный директор филиала, открывая пакет и доставая лупу. Держа лупу перед глазом, он достал бриллиант и стал рассматривать камень. Затем перешел к другим. Он не смог сдержать восхищения:
      – Великолепно! Совершенно белые! Ни у одного нет даже намека на какой-либо другой оттенок. – Он повернулся к Гаю. – То есть это значит, что ни у одного нет желтовато-коричневого оттенка.
      – Я знаю, что это значит, – оборвал его Гай. – Все о’кей? Удовлетворены?
      – Да, благодарю вас, мистер Эндрюс. – Атмосфера в демонстрационном зале была определенно прохладной. Генеральный директор, простившись, направился в другое помещение, чтобы поместить камни в сейф.
      Через минуту Гай снова вышел на Бонд-стрит, где взял такси.
      – Подбросьте меня к Джону Д. Вуду на Беркли-сквер.
      Приехав по адресу, он вошел в контору по продаже недвижимости и обратился к молодому человеку, сидящему за заваленным бумагами письменным столом.
      – Я хотел бы купить Уилмингтон-Холл, что недалеко от Келведона, в Восточном Уэссексе, – сказал он.

      Вернувшись домой, Гай поспешил сделать несколько телефонных звонков, пока из Стэнтон-Корта не вернулись Диана с Майлзом, – они должны были приехать в тот же день.
      Первый звонок он сделал в штаб консервативной партии в Восточном Уэссексе, подтвердив дату, когда сообщит о своем участии в дополнительных выборах в парламент. Затем позвонил в свой банк – «Чайлд и K°», что на Флит-стрит, и попросил зарезервировать ему надежный сейф.
      – Нужен большой сейф, я хочу положить в него объемистый пакет, – добавил Гай. Он позвонил портному и справился, готовы ли три новых темно-синих в тонкую полоску костюма, затем повторил свой заказ Лоббу на изготовление шнурованных туфель, какие ему делали постоянно. После этого позвонил Ивану на Джермин-стрит и договорился о времени, когда можно будет постричься и сделать прическу.
      Самый важный звонок Гай приберег напоследок, подобно тому, как ребенок приберегает лакомую вишенку в торте. При этом он понизил голос так, чтобы его не услышал никто из слуг, которые могли случайно оказаться поблизости:
      – Я вернулся! Ты можешь сейчас разговаривать? Это так здорово – слышать твой голос, любовь моя! Да, я страшно скучал по тебе. Да, я знаю, но все получилось великолепно! Все мои планы близки к осуществлению! Очень успешно съездил в Штаты… Да, совсем недолго ждать того времени, когда мы сможем постоянно быть вместе. Ой, я сам не могу дождаться этого! Я могу тебя увидеть сегодня вечером? Тогда на обычном месте в десять тридцать. Буду непременно, любовь моя! – Гай тихо положил трубку и в предвкушении предстоящего удовольствия блаженно улыбнулся.
      В этот вечер, когда Гай и Диана сидели за отполированным до серебряного блеска обеденным столом, Гай подытожил:
      – Таковы мои планы. – Он рассказывал ей о них за первым и вторым блюдами, пока Бентли находился на безопасном расстоянии. – Я хочу заняться политикой. Ты всегда говорила, что у меня должно быть занятие. И у нас будет большой дом в деревне.
      – Но с чего вдруг политика, Гай? Ты никогда не проявлял к ней интереса. У тебя есть какая-нибудь подготовка для этого?
      Гай нетерпеливо передернул плечами:
      – Пойми, в этом нет никакой проблемы. Я прочитал манифест консервативной партии, и, когда я его полностью процитировал, меня приняли на ура. Поскольку я человек с деньгами и положением, они счастливы меня заполучить. Разумеется, им пришлось по душе, когда я сказал, что собираюсь купить дом в их местах. У нас будет много развлечений, к нам будут постоянно приходить все местные шишки, как ты понимаешь.
      Диана понимала. У нее и членов ее семьи было много друзей, которые заседали в парламенте. Это не такая уж простая дорога к успеху, как полагал Гай. Но озадачило ее другое. Она приблизительно знала, сколько денег получал Гай по своим акциям в «Калински джуэлри», знала, что Сара выделила ему солидное содержание, но вряд ли этого хватит на то, чтобы приобрести Уилмингтон-Холл, который Гай так красочно ей обрисовал, а тем более обставить его.
      – Но ведь это будет стоить страшно дорого! – высказала она свое сомнение.
      Гай посмотрел на нее с явным удивлением. Когда-то Диана была наивной и невинной и не задавала вопросов касательно его дел.
      – Мама за все заплатит, – небрежно бросил он.
      – В самом деле? – Диана с сомнением посмотрела на Гая. – Просто удивительно. Я имею в виду, что теперь ты вообще не вернешься в Америку. Это должно очень расстроить ее.
      Гай отмахнулся и продолжал с энтузиазмом распространяться о своем будущем. Диана поймала себя на том, что думает о своем собственном будущем. После возвращения из Франции она пришла к убеждению, что должна оставить Гая. Любовь к Марку совершенно изменила ее, и даже если у них нет совместного будущего, она теперь знала, что любовь на свете существует и на меньшее она не согласна. Она готова порвать отношения с Гаем, раз ошиблась в нем. Однако сейчас был не слишком подходящий момент для ухода. Нужно подумать о Майлзе, а также о своем деле. Пока что Диана была не в состоянии обеспечить себя. Необходимо выждать, дождаться более удобного момента. Так размышляла Диана, пока Гай бомбардировал ее деталями своего грандиозного проекта в надежде, что она поддержит его стремление стать членом парламента, поскольку в этом случае Диана превращалась в хозяйку дома, принимающую у себя политических деятелей.
      – Я хотела бы надеяться, что ты поступаешь правильно, – медленно проговорила она.
      Гай театральным жестом отшвырнул салфетку.
      – Как я устал от тебя! – взорвался он. – Ну почему меня все без конца поучают? – Вскочив из-за стола, он бросился к двери, едва не столкнувшись с Бентли, который, поняв, что пахнет жареным, тоже сделал попытку ретироваться из комнаты. – Я не намерен больше выслушивать всякий вздор! Я уезжаю!
      Диана спокойно закончила обед и допила вино. Не в первый раз и, конечно же, не в последний Гай оставляет ее одну. Но, может быть, при благоприятном стечении обстоятельств она вскоре сможет сама уйти от него, так что не стоит обращать внимание на его выходки. Диана внутренне улыбнулась. После Марка ей стало безразлично, что Гай делал и куда исчезал.
      Возможно, сработала телепатия, но чуть позже, когда Диана была в постели, позвонил Марк. Слышно было очень хорошо, словно он находился в соседней комнате.
      – Я вернулся в Нью-Йорк, – бодрым голосом сообщил он. – У меня больше не было сил оставаться с Карлоттой, так что она и Карлос все еще совершают круиз на «Санни». Как ты поживаешь, любимая?
      – У меня все хорошо, дорогой мой. Я счастлива снова слышать твой голос. Страшно скучала по тебе все это время. – Они поговорили еще несколько минут, и Диана рассказала о планах Гая, в том числе и о его намерении купить загородную усадьбу. – Но я не собиралась сидеть сложа руки, – твердо заявила она. – У меня есть свои планы.
      – Умница! Чем быстрее ты обретешь независимость, тем лучше. Я надеюсь вырваться на следующей неделе в Англию на два-три дня. Ты будешь в городе?
      – Буду непременно, – пообещала Диана.
      Их разговор продолжался долго, он еще больше укрепил узы любви и взаимопонимания, товарищества и доверия, которые нисколько не уступали по силе их чувственному желанию. Было уже за полночь, когда Марк с сожалением сказал:
      – Диана, пора прощаться. Мне хотелось бы разговаривать с тобой всю ночь. Но я не владею акциями телефонной компании.
      – Я знаю, Марк. Это было так здорово – поговорить с тобой! Мне хотелось бы еще кое о чем сказать тебе, и я не могу ждать до твоего приезда через неделю. Не будет никаких неприятностей, если я позвоню тебе?
      – В настоящее время – нет, но тебе надо быть осторожной, когда вернется Карлотта.
      – Когда это случится?
      – Какое-то время есть, – неопределенно ответил Марк.
      Однако очень скоро ему пришлось убедиться, что он был излишне оптимистичен.
 
      – Входите!
      Карлотта открыла дверь каюты, бросила быстрый взгляд в коридор и, убедившись, что свидетелей нет, впустила посетителя и тихо закрыла за ним дверь. Это был высокий молодой человек лет двадцати пяти в белых парусиновых брюках. Он тут же встал по стойке «смирно». Белокурые волосы его были коротко подстрижены, светло-голубые глаза смотрели на Карлотту довольно-таки дерзко.
      Карлотта прошла к кровати. Ее белый махровый халат распахнулся, обнажив длинные, стройные загорелые ноги.
      – Так ты подумал о предложении, Эрнст? – спросила она.
      – Да. Я подумал, – с немецким акцентом ответил Эрнст. – Я сделаю так, как вы хотите.
      – Очень хорошо. Ты не пожалеешь об этом. – Карлотта оперлась спиной о мягкую спинку кровати. Черные глянцевые волосы рассыпались по ее плечам. Она ткнула сигарету в пепельницу из оникса, рядом с которой лежал запечатанный конверт с пятьюстами долларами.
      Эрнст неловко сел на ближайший стул и продолжал дерзко смотреть ей в глаза. Крепкие крупные ладони он положил себе на колени.
      – Поторопись, – раздраженно сказала Карлотта. – Я жду.
      – Имя молодой женщины – леди Диана Эндрюс из Лондона. Она жена мистера Гая Эндрюса. Мистер Рейвен привел ее на борт в пятницу двадцать первого числа…
      – Ладно, ладно! Эта часть меня не интересует. Что было, когда они оказались на яхте?
      – Они спали в каюте, – смело заявил он. – Они проводили здесь много времени и все ночи были вместе.
      – Ты видел что-нибудь? Видел, как они занимались любовью? – раздраженно спросила Карлотта. В глазах ее отразились страх и гнев.
      Эрнст не моргнул глазом.
      – Я все слышал, – ответил он. – Этого было более чем достаточно. Они не особенно таились.
      – Когда они покинули яхту?
      – Как только мистер Рейвен услышал, что вы прилетаете из Соединенных Штатов.
      – Ты считаешь, что это обыкновенная плотская связь… То есть я хочу сказать…
      – Они страшно любят друг друга.
      Карлотта схватила лежащий на столике конверт и швырнула его Эрнсту.
      – Убирайся! – взвизгнула она. – Прочь с моих глаз!
      Идя по коридору, Эрнст услышал, как Карлотта от бессильной ярости разразилась рыданиями.
 
      Диана изо всех сил сжала трубку телефона, от услышанного у нее закружилась голова.
      – Вы уверены? – заикаясь, спросила она. Это была поистине удивительная и одновременно ужасная новость, которой она никак не ожидала.
      – О да! Тест на беременность дал положительный результат, – ответил доктор Вольфсон. – Я подумал, что вам приятно будет узнать об этом прямо сейчас.
      Диана решила посетить доктора по причине расстройства желудка и изжоги. И анализ мочи казался ей ничего не значащей процедурой. И вдруг доктор говорит ей, что она ожидает ребенка Марка! Это лишило ее на момент возможности нормально думать, и она не сразу поняла, что доктор говорит о необходимости посетить гинеколога – того самого, который принимал Майлза. Гай не должен узнать об этом. Зато ей необходимо как можно быстрее связаться с Марком. Это может решительным образом изменить их будущее.
      Диана попрощалась с доктором и не слышала, как вверху тихонько положили на рычаг отводную трубку.
 
      Длинный черный лимузин подъехал к остановке, шофер открыл дверцу, и на тротуар выскользнула Карлотта. За руку она держала Карлоса. Она была в красном костюме и такого же цвета туфлях на высоких каблуках. Даже не взглянув в сторону шофера, она отрывисто приказала:
      – Занесите багаж.
      На пятнадцатом этаже Карлотта вышла из лифта и направилась к двери своей квартиры. Карлос, уставший от перелета из Мадрида, плелся, хныча, рядом. Марк находился в кабинете, как Карлотта и предполагала. Он сидел за письменным столом и читал корректуру своей последней книги. По выражению его лица Карлотта поняла, что он отнюдь не в восторге от ее внезапного возвращения.
      – Карлотта! – ошеломленно произнес он.
      – Да, Марк, я вернулась. – Она остановилась перед письменным столом и, глядя сверху вниз, добавила: – Я занималась изучением твоих романтических дел на борту «Санни». Тебе не кажется, что ты должен с этим покончить? Запомни одну вещь, Марк, ты не сможешь уйти от меня, потому что знаешь сам, что в этом случае произойдет! А если ты предпочтешь уйти от меня с кем-то другим, то я… то я наверняка расскажу о тебе всему свету. И начну говорить, едва эта Диана – или как там ее зовут – начнет бракоразводный процесс!
      Карлотта говорила громко, и стоявший в дверях Карлос громко расплакался от страха… Лицо Марка побагровело, глаза метали опасные искры, когда он поднялся из-за стола. На мгновение могло показаться, что он ударит Карлотту, но затем он бросил взгляд на Карлоса, и его рука тяжело опустилась на стол.
      – Как ты смеешь шпионить за мной! – крикнул Марк. – Ты ничего не знаешь о Диане…
      – Я знаю, что ты больше никогда ее не увидишь! Или ты хочешь, чтобы я рассказала твой маленький секрет? Что станет с Марком Рейвеном, знаменитым писателем, если я тебя брошу? – Ее алый рот растянулся в презрительной ухмылке, когда она поняла, что близка к победе. Они оба были связаны постыдной тайной, и это давало ему возможность продолжать писать, а ей – положение и власть, которые были ей так по душе. И Карлотта знала, что он так же не готов поступиться тем, что имеет, как и она.
      – Итак? Ты согласен больше никогда ее не видеть? – поставила она вопрос ребром.
      Марку вспомнились сладостные дни и ночи, которые он провел на борту «Санни». Второй раз в жизни ему приходится выбирать между любимой женщиной и делом. Боль казалась невыносимой. Он пожал плечами.
      – Если я даже перестану встречаться с Дианой, это вовсе не означает, что я смогу когда-нибудь тебя полюбить, – тихо сказал он.
      – Но я нравлюсь тебе в постели и тебе нравится наш образ жизни, – мрачно ответила Карлотта. – Это все, о чем я прошу, Марк. Предоставь Диану мне. Если она попытается связаться с тобой, я сама от нее отделаюсь.

* * *

      Когда на следующее утро зазвонил телефон, Карлотта набросилась на него, как кошка набрасывается на птичку. Она решила в течение некоторого времени перехватывать все звонки, поскольку понимала, что рано или поздно Диана сделает попытку связаться с Марком. Это случилось уже на следующий день. По явно английскому произношению Карлотта сразу же поняла, кто звонит.
      – Мистера Рейвена нет дома, – лаконично ответила она.
      Очевидно, на другом конце провода колебались, не зная, кто у телефона – жена или прислуга.
      – Когда он будет? – наконец последовал вопрос.
      – Не имею понятия, – сказала Карлотта и почувствовала, что начинает закипать. Будь ты проклята, занудная сучка! Она отделалась когда-то от Франчески, отделается и от Дианы. Деньги, шикарный образ жизни, слава, которая является привилегией жены Марка Рейвена, будут принадлежать ей, Карлотте. Видит Бог, она немало поработала для этого! – И если вы позвоните моему мужу снова, леди Диана или как вы там себя называете, я все расскажу вашему мужу, предупреждаю. Оставьте Марка в покое! – зловещим тоном заключила она.
 
      Было четыре часа утра – время, когда жизнь находится на низшей точке отлива, а ночь таит в себе тысячи тайн. Марк шел по шелестящему темному Центральному парку, глядя на виднеющиеся за деревьями отдаленные небоскребы, светящиеся мириадами рукотворных звезд. События огромного значения каждую секунду происходили в городе. Но для подлинных звездных галактик над головой эти события значили не более, чем одно движение ресниц. Так говорил себе Марк. Через сто, через тысячу, миллион лет то, что произошло сегодня ночью, не будет иметь ровным счетом никакого значения. Все, кто живет в этом городе, и все, что случилось с ними, будут забыты. Эта мысль принесла ему некоторое успокоение, поскольку он только что закончил самое трудное произведение из всех, когда-либо им написанных. Он мог бы отправить свое письмо утром, но знал, что, когда рассветет, его решимость исчезнет, и он этого не сделает. Письмо Диане, в котором говорилось, что они никогда больше не смогут друг друга увидеть, будет находиться в пути несколько часов, перелетит через Атлантику в Англию. Марк попытался представить, как она получит, откроет, прочтет письмо, которое поставит точку на их любви, и почувствовал, как медленно, но верно в его жилах леденеет кровь.

      Увидев во время завтрака на столе авиаписьмо, Диана вдруг с какой-то убийственной непреложностью поняла, что между ней и Марком все кончено. По всей видимости, об этом позаботилась Карлотта. Своими угрозами Карлотта не запугала Диану, но, возможно, пробудила в Марке чувство вины. Диана сжала губы, руки у нее затряслись. Она должна связаться с ним и рассказать о ребенке. Это меняет всю ситуацию, в отчаянии подумала она. К тому же он имеет право знать.
      В этот момент Диана услышала шаги Гая, спускающегося по лестнице. Она сунула письмо в свою сумочку, схватила остальную почту и, извинившись, ушла к себе под предлогом того, что ей нужно сделать много звонков в связи с организацией музыкального вечера, который она устраивает во Дворце святого Джеймса через шесть недель. Гай бросил на нее недоумевающий взгляд, однако ничего не сказал. Диана торопливо прошла в свой кабинет и закрыла за собой дверь, благодаря Бога за то, что ее новая секретарша Памела еще не пришла.
      Диана перечитала письмо Марка несколько раз – сперва бегло, затем медленно и вдумчиво, пытаясь понять, что он хотел сказать. То, что между ними все кончено, было ясно, но почему? Почему, Марк? О Господи, почему? Смахивая слезы, она пыталась понять причину. Марк писал о том, что любит ее всей душой, всем сердцем и она должна это знать и помнить. Он будет любить ее всегда. Никогда у него не будет такой женщины, как она, и у него разрывается сердце от того, что он вынужден порвать с ней отношения. Их любовь была поистине замечательной, можно говорить о полной гармонии мыслей, души и тела, что случается очень редко. Однако они никогда больше не увидят друг друга, поскольку он не в силах изменить обстоятельства. Любой их контакт в будущем может погубить его. Он хотел бы объяснить ей причину, но она должна попытаться понять, что это невозможно. И прочее, и прочее… Завершалось письмо следующими словами: «Если ты любишь меня так же, как я тебя, ты не станешь искать со мной встречи. Прости меня за то, что я причинил тебе такую боль. Ты заслуживаешь этого меньше, чем кто-либо другой. Марк».
      Диана не могла объяснить даже самой себе, как ей удалось пережить этот день.
      Появилась Памела, и они занялись почтой. Пришло восемьдесят семь заявок на билеты на концерт. С флористом нужно было решить ряд вопросов по оформлению зала. Позвонил пианист, участвующий в концерте, стал слезно просить выделить ему двадцать билетов для друзей, притом бесплатно, объясняя, что хотя это и благотворительный вечер, но у него нет денег. Диана делала все автоматически, едва понимая, что делает, принимая, впрочем, правильные решения.
      Памела ушла. Диана бессильно откинулась в кресле, чувствуя себя больной и измочаленной. Несколько минут она смотрела прямо перед собой, пытаясь найти выход из положения. Самое банальное и простое – сделать аборт, хотя она не имела понятия, к кому по этому поводу следует обращаться. Она не могла рассчитывать на помощь доктора Вольфсона, поскольку тот определенно не станет участвовать в этом незаконном акте, который может стоить ему карьеры. К тому же еще был Гай. Если он узнает, что она забеременела от кого-то другого… У Дианы голова шла кругом. Ей была невыносима мысль, что она убьет ребенка Марка. В этот момент в кабинет ленивой походкой, засунув руки в карманы, вошел Гай в своем безукоризненно сшитом сером костюме, с аккуратно уложенными набриолиненными волосами.
      – Что, был трудный день? – небрежным тоном спросил он, садясь на диван. – Конечно, жалко, что ты завалила кабинет бумагами, но если тебе это так нравится… – Он пожал плечами и снисходительно улыбнулся.
      Диана взяла себя в руки и стала перекладывать лежащие перед ней бумаги.
      – Да, день был очень трудный, – ответила она, решив игнорировать его насмешливый тон.
      – Я сегодня иду на обед.
      – Очень хорошо. Я скажу Бентли.
      Гай поднялся. Его фигура казалась необычно крупной и высокой в этой небольшой комнате. Подойдя к двери, он обернулся.
      – Почему ты не ложишься пораньше? – спросил он. – Ты выглядишь плохо. Но ты всегда так выглядишь, когда беременна.
 
      – Вечер был просто потрясающий, не правда ли?! – воскликнула Франческа и бросилась на широкую кровать, на которой лежал полностью одетый Серж, еще не пришедший в себя после своего успеха. Несколькими часами раньше в Музее Уитни закончился прием, на который были приглашены двести пятьдесят человек. Показывались ювелирные изделия Сержа и одновременно демонстрировались работы ведущих современных художников, в том числе Пикассо, Матисса, Сальвадора Дали и скульптора Анри Мура. Продуманно экспонированные и подсвеченные, ювелирные украшения вызвали восторг у всех присутствующих, и к концу вечера Франческа поняла, что для Сержа настал звездный час. А приглашены были cre?me dе la cre?me из обширного списка клиентов компании, в том числе сенаторы и ведущие политические деятели. Специально прилетели на вернисаж богатые клиенты из Франции и Англии. К концу вечера Франческу осадили состоятельные дамы, желающие приобрести экспонируемые изделия. Редакторы самых шикарных журналов загорелись желанием запечатлеть работы Сержа на природе, чтобы еще больше подчеркнуть их естественность.
      – Я хочу сфотографировать ожерелье в виде стрекоз у настоящего озера. А представьте, как будет смотреться ожерелье в виде водопада на фоне настоящего водопада! – восхищенно заявил один из редакторов.
      Франческа всех благодарила и обещала созвониться с ними на следующий день. Серж, ошеломленный и счастливый, все время находился рядом с ней, давая ей почувствовать, что это их общий успех.
      – Все прошло даже лучше, чем я ожидал, – признался Серж.
      – Фантастический успех! – воскликнула Франческа. – Женщины просто в диком восторге от твоих образцов! Интересно, как ты собираешься удовлетворять спрос? А еще я тебе скажу вот что. – Франческа оперлась на локоть и сбросила туфли. – Мы должны перевезти выставку в Лондон. По крайней мере твои изделия… Может, следует совместить с показом мод. Знаешь, это будет здорово! Модели в роскошных черных вечерних платьях… Этакий гала-вечер, с участием членов королевской фамилии и все такое прочее…
      Серж издал продолжительный стон.
      – Франческа, ты можешь говорить о чем-нибудь еще, кроме работы?
      Слова Сержа прозвучали как упрек, и это несколько остудило Франческу.
      – Но ведь я радуюсь твоему успеху. Разве ты сам этому не рад?
      – Конечно же, рад. Сегодня моя мечта воплотилась в жизнь. Но даже я не думаю о работе двадцать четыре часа в сутки.
      Франческа встала с кровати и подошла к туалетному столику, чтобы вынуть бриллиантовые серьги из ушей.
      – А разве я думаю? Просто ты должен понять, что «Калински джуэлри» чрезвычайно дорога мне! Мой дед основал компанию, моя мать управляла ею двадцать лет, а сейчас, поскольку Гай не проявляет к ней никакого интереса, возглавить ее хочу я.
      – Все это мне понятно, но ради твоего же блага я бы хотел, чтобы ты находила время читать книги или слушать музыку, чтобы мы иногда ходили в театр или оперу. – Серж приподнялся, положил ладони на затылок и оперся о переднюю спинку кровати.
      – Я бы тоже этого хотела, дорогой. Но работа имеет привычку накапливаться, и вечерами я обычно чувствую себя такой усталой. Думаю, нам нужно больше отдыхать. – Франческа внимательно посмотрела на Сержа, чувствуя, что он не вполне понимает ее одержимость в работе. Несмотря на свой художественный и технический талант, увлеченность делом, Серж отводил личной жизни немалую роль. Франческа не была уверена в том, что готова ответить ему той же безоглядной любовью. Встречи с Сержем были своего рода последним приятным дополнением к работе, но никак не заменяли ее.
      – Прежде чем начать предаваться развлечениям, надо завершить дело по дальнейшему расширению компании, – осторожно сказала она. – Ведь ты это понимаешь и сам, правда же, Серж? Мы вместе можем добиться очень многого, но нужно начинать сейчас.
      Серж улыбнулся:
      – Все же согласись, любовь моя, что тебе все это дьявольски нравится. Стоит только заговорить о бирманском рубине или бриллианте в двадцать карат, и ты тут же заводишься!
      Франческа откинула назад голову и рассмеялась:
      – Но меня заводит и кое-что другое. Например, блондинистые голубоглазые дизайнеры – творцы прекрасных ювелирных изделий.
      – Рад слышать, – сказал, сверкнув глазами, Серж, – но все же полагаю, что ты слишком много работаешь. Как насчет небольшого путешествия сейчас, когда открытие выставки позади?
      – Право, не знаю. – Франческа посерьезнела. – Будет столько дел после вернисажа. Думаю, сейчас не время уезжать и покидать компанию.
      Серж встал с кровати, подошел к Франческе и обнял ее. Он вдыхал запах волос женщины, которую страстно любил, которая умела вот так ловко ускользать, сводя его с ума.
      – Я хочу побыть с тобой наедине, – шепотом сказал он. – Хочу забыть обо всех и обо всем. Чтобы были только мы – и никого больше. «Калински джуэлри» переживет твое отсутствие в течение нескольких дней. Что ты скажешь на это?
      – Мне бы очень этого хотелось, но все-таки надо немножко подождать, – проговорила Франческа. – Тебя тоже ждут весьма важные дела. Отдел рекламы организует несколько твоих интервью на радио. Ведь после сегодняшнего вернисажа ты оказался на виду.
      Серж притянул к себе Франческу и обнял ее.
      – Я хочу, чтобы ты стала по-настоящему моей.
      – Я и есть твоя. И всегда буду. Ты это знаешь.
      Франческа подвела его к кровати, и они легли рядом. Она ласково провела ладонью по его волосам, по обрамленному бородой лицу. Франческа искренне и нежно любила Сержа. Но не меньше любила она и свою работу.
 
      Придя на следующее утро в свой офис, Франческа прежде всего занялась просмотром газет. С ликованием и гордостью прочитала она отчеты о вчерашнем открытии выставки. Сержа Буано хвалили и называли гением, художником, который совершит революцию в ювелирном деле. Нужно организовать показ мод в Лондоне, который должен затмить собой все предыдущие выставки. Его следует устроить в каком-нибудь роскошном дворце и пригласить членов королевской семьи. Сколько бы это ни стоило. Это выдвинет «Калински джуэлри» на первое место среди компаний. Первоочередная задача – заполучить членов английской королевской семьи. Может, просто написать в Букингемский дворец и пригласить их? А когда лучше устроить такой показ? Внезапно у Франчески возникла идея. Она немедленно позвонит Диане, это тот человек, который способен дать ответы на все ее вопросы. Сейчас десять часов. Это значит три часа пополудни в Лондоне. Франческа взяла телефонную трубку и попросила связать ее с Лондоном.
      – У меня проблема, – сказала она после того, как поприветствовала Диану. – Мне нужен твой совет.
      Диана внимательно выслушала Франческу.
      – Франческа, ты не сможешь пригласить членов королевской семьи на коммерческое шоу, потому что это будет своего рода реклама «Калински джуэлри», а они никогда этого не делают.
      – Проклятие! – разочарованно воскликнула Франческа. – А как бы здорово было!
      – Правда, есть обходной вариант. Если ты дашь благотворительный гала-прием и при этом выберешь такую область благотворительности, патроном которой является кто-то из членов королевской семьи, то они могут прийти.
      – Диана, ты просто гений! Вот только как мне не ошибиться и выбрать нужную область благотворительности? Ты могла бы мне в этом помочь?
      Франческе идея Дианы понравилась. Для имиджа «Калински джуэлри» престижно покровительствовать искусству, но еще престижнее организовать благотворительное мероприятие. В этом плане отдел рекламы должен как следует потрудиться. Может быть, следует провести лотерею, где призами будут симпатичные ювелирные изделия.
      – Я могу сделать даже больше. Могу устроить для тебя этот благотворительный прием. Я открыла свое дело и сейчас выступаю как профессиональный организатор подобных мероприятий. Я уже успешно сделала несколько вечеров.
      – Уже? – Франческа не в силах была сдержать удивление. Робкая маленькая Диана, жена и мать, вращающаяся в светской среде, вдруг становится деловой женщиной! Что ее толкнуло на это? – Ну… это здорово! – смущенно спохватилась Франческа.
      – Я направлю тебе предложения, – продолжала Диана, – о том, как я предполагаю все организовать. Я постараюсь арендовать для этого городскую ратушу. Могу найти человека, который подготовит все шоу, обеспечит моделями, одеждой и всем прочим. Мы можем пригласить нужных людей и разослать им билеты, а также организовать продажу сувениров. Если «Калински джуэлри» согласна стать спонсором с тем, чтобы все собранные деньги пошли в дело, то я сообщу тебе о тех областях благотворительной деятельности, которые патронирует представитель королевской семьи.
      – Боже мой, Диана, неужели ты в самом деле можешь все это провернуть? Это будет грандиозно! Когда мы сможем это устроить?
      – Через шесть-семь месяцев. – Диана говорила уверенно, со знанием дела, и Франческа слушала ее со все большим изумлением. – Члены королевской семьи расписывают свое участие в мероприятиях на шесть месяцев вперед, и если они сейчас полностью заняты на ближайшие несколько месяцев, то мы можем рассчитывать на октябрь или ноябрь, когда они вернутся из Шотландии. Предоставь это мне. Я уверена, что мы сможем все организовать.
      – Отлично! Звучит дьявольски обнадеживающе. Скажи, Диана, а что тебя заставило взяться за эту работу?
      На другом конце линии возникла долгая пауза, и Франческа поняла, что своим вопросом поставила Диану в неловкое положение.
      – Я… Я просто почувствовала потребность что-то делать, – проговорила наконец Диана.
      – Очень хорошо, – доброжелательно сказала Франческа. – Надеюсь, тебе платят за эту работу?
      – Конечно. Думаю, что со временем я смогу прокормить себя этим.
      Они поговорили еще несколько минут. Однако в течение всего дня Франческу занимала мысль: с какой стати Диана хочет самостоятельно зарабатывать на жизнь, если она замужем за богатым человеком, который, несмотря на все свои пороки, не скупится в своих расходах на жену? Может быть, брак дал трещину и Диана собирается уйти от Гая? Что ж, разве можно ее за это винить, грустно подумала Франческа.
 
      Диана положила трубку и тяжело вздохнула.
      – Все в порядке? – живо спросила Памела, симпатичная девятнадцатилетняя девушка, гордая тем, что не так давно овладела искусством стенографии и машинописи, а уже работает у красивой, хотя и несколько загадочной леди Дианы.
      Диана улыбнулась и подняла глаза от заваленного бумагами письменного стола. Лицо ее было невозмутимым, хотя во взгляде чувствовалась напряженность.
      – Все чудесно, – твердо сказала она. – Нам предстоит устроить грандиозный благотворительный вечер для фирмы моего мужа – «Калински джуэлри». Организовать все нужно без сучка без задоринки, потому что моя золовка – женщина властная и энергичная и терпеть не может разгильдяев.
      Памела рассмеялась:
      – И она привезет с собой чемодан ювелирных изделий?
      Диана серьезно кивнула:
      – Вероятно, стоимостью на несколько миллионов долларов. Сделай пометку, Памела: необходимо нанять на вечер высококвалифицированную охрану.
      Каждый день с половины десятого до пяти часов вечера Диана держала себя в узде, демонстрируя всем спокойное лицо и профессионализм. Она была воспитана в уважении к дисциплине и сдержанности в выражении чувств, и это ей сейчас помогло. Ее мать часто повторяла: «Ты не должна проявлять своих эмоций на публике, дорогая, и не должна кричать на слуг. Это вызывает у них смятение».
      В этот вечер Диана оставалась в кабинете, когда Памела уже ушла. Отдаваясь работе, она заглушала тревогу, которая постоянно грызла ее. А также тоску по Марку, отчего у нее начинало ныть тело. Но скоро наступит вечер, ей не нужно будет держать себя в строгих рамках. Больше всего Диану угнетала неопределенность. Гай с того вечера – а это было неделю назад – больше не касался вопроса о ее беременности. Более того, после этого он вообще почти не разговаривал с ней. Она хорошо его знала и предполагала, что он планирует какую-то дьявольскую месть, ибо ребенок никоим образом не мог быть его. Они не спали вместе со времени рождения Майлза, и Диане оставалось лишь гадать, какой изощренный и коварный план мести он намерен привести в исполнение. Если он предаст огласке тот факт, что Диана забеременела от кого-то другого, разразится скандал, она подвергнется остракизму. Вся ее семья будет в шоке. Люди будут сплетничать и перешептываться, и это положит конец ее планам сделаться профессиональным организатором праздничных мероприятий.
      «И тем не менее я не стану унижаться и валяться у него в ногах, – с внезапно подступившим гневом сказала себе Диана. – Он заводит шашни на стороне, и я могу с таким же успехом обвинить его и испортить ему репутацию и карьеру». Однако она знала, что не сможет этого сделать. Для мужчин существует один кодекс поведения, для женщин – другой. На него будут смотреть как на повесу и болвана, на нее же – с презрением, как на никудышную жену и мать. Так устроено общество. Под давлением общественного мнения и прессы Диана будет вынуждена уехать из Лондона и искать убежище в другом месте.
      В этот момент она услышала в зале шаги Гая. Он ушел из дома рано утром. Диана расправила плечи и открыто встретила его взгляд, когда он вошел в комнату.
      – Добрый вечер, Гай, – ровным тоном сказала она.
      – Привет. – Он подошел к шкафчику в углу, где Диана держала напитки с того времени, как превратила комнату в кабинет. – Хочешь выпить?
      – Нет, спасибо.
      – Я принял несколько решений, – сказал он через пару минут, после того как налил себе виски с содовой и сел в кресло напротив нее. Лицо его не выражало никаких эмоций, взгляд был непроницаемым.
      – Я не намерена тебя слушать, если ты собираешься читать мне мораль, – резко сказала Диана. – Меня можно обвинить в том, что я завела любовника, но я не слепа… и не глуха. Я давно знаю, что у тебя тоже кто-то есть.
      – В самом деле? И кто же, по твоему мнению, у меня есть?
      Диана пожала плечами:
      – Откуда мне знать? Меня это теперь мало интересует.
      Гай бросил на нее презрительный взгляд:
      – Понятно. Так кто же отец?
      – Это мое дело. Теперь уже все позади. Он живет за границей, и я больше с ним не увижусь.
      – Должно быть, он здорово переживает из-за того, что оставил тебя и ребенка. – Диана уловила мстительные нотки в голосе Гая. – Интересно, и что он в тебе нашел?
      Диана вспыхнула, вскочила на ноги, готовая убить его. Это надменное выражение лица, презрительно искривленный рот вызвали в ней такой гнев, что она, казалось, могла сбить его с ног.
      – Не смей говорить обо мне в таком тоне! Оставь меня в покое! Уйди из моей жизни и оставь меня одну! – выкрикивала она, задыхаясь от гнева.
      Гай достал из золотого портсигара сигарету и, деловито постукивая кончиком о портсигар, проговорил:
      – Я собираюсь сделать тебе щедрое предложение, Диана, так что заткнись и выслушай меня. Я намерен закрыть глаза на твое предосудительное поведение и содержать тебя и несчастного ребенка. Иначе говоря, внешне мы останемся мужем и женой. Если у тебя хватит ума не валять дурака и не распространяться об этом, никто ничего не будет знать. Мне не нужна грязь в жизни, так же как и тебе.
      – Ты думаешь о своей будущей политической карьере, а не обо мне, не о ребенке, не о Майлзе, – жестко сказала Диана.
      – Разумеется. Я не позволю, чтобы ты или кто-либо другой становился на моем пути. Тебе также ни к чему этот скандал, не забывай об этом. Будь уверена, в случае чего скандал я тебе гарантирую. Я позабочусь о том, чтобы ты была опозорена, если у тебя достанет глупости сказать правду. – Внезапно его лицо стало прямо-таки свирепым и откровенно безобразным. – Если ты останешься со мной, у твоего ублюдка будет имя и твоя репутация не пострадает. У тебя просто нет выбора.
      Диана долго сидела, пытаясь опровергнуть его аргументы, но так ничего и не придумала. Гай был прав. Она все потеряет и не приобретет ровным счетом ничего, если правда выйдет наружу. К тому же ей надо подумать о ребенке. Что он будет чувствовать в течение многих лет, сравнивая свое положение с положением Майлза, который будет пользоваться всеми привилегиями законнорожденного ребенка? И Диана приняла решение. На какое-то время она останется с Гаем, и это по крайней мере даст ребенку имя. А затем она настоит на разъезде, что можно осуществить тихо, скрытно, без скандала. Надобности в разводе не будет.
      – Хорошо, – спокойно сказала Диана. – Мы будем жить как и раньше, но я намерена жить по-своему, Гай. Меня привлекает работа, которой я сейчас занимаюсь. Я хочу расширить дело и набрать дополнительный штат. И, пожалуйста, не бойся, – насмешливо добавила она, – что я обращусь к тебе за финансовой поддержкой. Я собираюсь все это сделать за свой счет.
      – Это твое дело. – На ее работу он смотрел как на нечто малозначительное. – Но ты должна исполнять роль хозяйки, когда я буду устраивать политические приемы. У члена парламента должны быть прочное семейное положение и дом.
      – Только не надо слишком сильно давить на меня, – сердито сказала Диана. – Иначе у меня возникнет искушение подать на тебя иск за адюльтер.
      Гай хрипло рассмеялся:
      – Только попробуй – будешь сама не рада.
      Через два часа Гай уехал из дома, весьма довольный поворотом событий. Диана теперь связана по рукам и ногам, и, даже если она что-то узнает о нем, он пригрозит ей встречным иском. Однако в будущем ему следует быть поосторожнее. До выборов остаются считанные недели, и нельзя позволять себе никаких оплошностей. Он подумал о своих друзьях-гомосексуалистах, которые подверглись шантажу. Один даже отбывал тюремное заключение, а второй ожидал суда, после того как был схвачен на месте преступления в привокзальной гостинице.
      Шофер подбросил Гая до Керзон-стрит, и он вошел в «Мирабель», где его проводили к его традиционному столику в укромном уголке.
      Любовник Гая уже ожидал его за столом.

      Обеспечение безопасности в день благотворительного вечера, устраиваемого «Калински джуэлри», было самой большой головной болью организаторов. В семь часов вечера, за час до появления гостей, к главному входу в здание подкатила бронированная машина, из которой выскочили десять вооруженных охранников с привязанными к запястьям тяжелыми коробками с ювелирными изделиями. Это был наиболее рискованный момент, и на несколько секунд полицейский эскорт заблокировал дорогу. В этот вечер должны были экспонироваться драгоценности общей стоимостью в триста миллионов долларов, и нужно было пресечь возможность ограбления.
      Полиция окружила здание, полицейские находились в полумиле от него, и расстояние между ними не превышало пятидесяти ярдов. Внутри стража охраняла коробки с драгоценностями. Чуть позже с гостями смешались еще двенадцать охранников в смокингах. Их глаза настороженно скользили по лицам людей, револьверы в карманах пребывали на боевом взводе.
      В половине восьмого Франческа проинструктировала двенадцать моделей:
      – Как только выйдете из комнаты для переодевания, сразу направляйтесь к длинному столу возле сцены. На вас наденут ювелирные украшения, после чего вы идете на подиум и выполняете все то, что мы отрепетировали сегодня. Затем снова возвращаетесь к столу. Никто из вас не должен никуда отходить. Ни под каким видом. Это ясно?
      Все двенадцать моделей, которые были выбраны за рост и красоту, преисполненные благоговейного страха, дружно закивали головами.
      – Очень хорошо, – удовлетворенно сказала Франческа. – Не останавливайтесь, если кто-то решит заговорить с вами, даже если это будет фотограф. Это может оказаться трюком, цель которого – сорвать с вас украшение. А это ясно?
      Девушки снова закивали и захихикали.
      – Великолепно. До начала сеанса еще час, так что удостоверьтесь, что у вас в порядке прически и макияж. Одежду не надевайте до последней минуты. И желаю всем удачи!
      – Спасибо, мисс Эндрюс! – пробормотали девушки и направились в комнату для переодевания.
      – Как ты узнаешь, что после сеанса возвращены все изделия? – шепотом спросила Диана, которая проверяла план размещения трехсот гостей.
      Франческа достала из своего портфеля, выглядевшего явно казенно и контрастировавшего с ее пышным шифоновым вечерним платьем, пачку фотографий изделий.
      – Все очень просто, – улыбаясь, пояснила она. – Фотографии будут разложены на столе, а драгоценности – лежать на них. Возвращаясь, каждая девушка кладет драгоценность на фотографию, так что отсутствие какого-либо изделия сразу же будет замечено.
      – Простенько, но эффективно! – воскликнула Диана. – А я думала, что каждое изделие должно быть возвращено и положено в отдельный футляр.
      Франческа покачала головой:
      – Это слишком ненадежно. Футляры можно перепутать в суматохе, и возможны всякие ошибки. А этот способ надежный и простой, как дважды два. Я его сама придумала! – не без гордости добавила она.
      – Просто и гениально!
      – Но зато я бы не смогла провернуть то, что сделала сегодня ты, Диана, – благодарно сказала Франческа. – Просто фантастика, как ты сумела распродать все билеты, все до мелочей продумать и обо всем позаботиться! Я уж не говорю о том, что тебе удалось пригласить членов королевской семьи.
      – Я получила удовольствие от работы, и благодаря этому вечеру мне поступили предложения организовать еще десяток подобных.
      В восемь часов гости стали заполнять величественный банкетный зал. Среди гостей царили радостное оживление и ожидание. В восемь тридцать зажглись юпитеры, и фанфары возвестили о появлении почетного гостя – члена королевской семьи.
      Стоя за кулисами и отдавая последние распоряжения, Франческа скрестила на счастье пальцы и посмотрела на Сержа. Он стоял рядом в новом смокинге, белокурый, очень интересный; утром он слегка подстриг бороду. Ответив Франческе улыбкой, он сжал ей руку.
      Ратуша, появление члена королевской семьи – как это было далеко от его родной Талсы!
 
      – Диана, ты все великолепно организовала! – Франческа импульсивно обняла невестку. – Все идет как нельзя лучше, даже мать довольна. А значит, все будет в полном порядке.
      Диана счастливо засмеялась. Она приложила много усилий для того, чтобы нынешний вечер имел такой успех, и сейчас, когда гости после торжественных речей наслаждались изысканным шампанским, почувствовала, что впервые за весь день может расслабиться. Три сотни людей купили на вечер дорогостоящие билеты, внеся тем самым несколько тысяч фунтов стерлингов в благотворительный фонд для детей-инвалидов. Гала-представление прошло без сучка без задоринки. Двенадцать моделей в платьях из джерси и шелка, изготовленных Ниной Риччи в Париже, продефилировали по освещенному юпитерами подиуму, демонстрируя ювелирные украшения стоимостью на многие миллионы долларов, после чего присутствующие устроили им овацию стоя. Древняя ратуша Лондона никогда не видела ничего подобного. Диана благодарно присела в конце стола, довольная тем, что может хоть немного посидеть. Она была на восьмом месяце беременности, но темно-бордовое вечернее платье скрывало ее полноту, ожерелье и серьги из рубинов и алмазов делали ее элегантной и привлекательной.
      По другую сторону стола почетный гость королевской фамилии беседовал с Гаем, поздравляя его с победой на дополнительных выборах в Восточном Уэссексе. Диана видела, как Гай млел от радости, счастливый тем, что отныне он признанный член английского истеблишмента. По крайней мере, подумала она, это может сделать его более уживчивым. Дома он бывал все реже и реже, что во многом облегчало Диане жизнь, а когда они волей обстоятельств оказывались вместе, он был более вежлив и терпим к ней.
      Сара сидела по другую руку от Гая – гордая мать, постоянно обманываемая сыном, но и поныне пытающаяся вести себя так, словно он был составной частью компании. Кроме них, за столом на двенадцать персон были Франческа, Серж, Генри Лэнгхэм и несколько представителей благотворительного фонда.
      В глубине сцены негромко играл оркестр. Франческа, глядя через освещенный свечами стол на Диану, удивлялась тому, что ее невестка сумела все организовать столь блестяще. Это стоило «Калински джуэлри» огромных денег, но зато какая получилась реклама! Присутствие представителя королевской фамилии и сливок английского высшего общества ставит «Калински джуэлри» на один уровень с компаниями «Ван Клиф энд Арпельс» и «Картье».
      – Завтра у меня собираются брать интервью представители телевидения, – шепотом сообщил Серж, сжав под столом руку Франческе.
      – Чудесно, любимый, – живо отозвалась Франческа. – Я уверена, что после сегодняшнего вечера ты приобретешь широкую известность. Твои изделия способны затмить традиционные. Все от них без ума. Очень большой интерес проявила пресса.
      – Но куда все делись? – спросил Серж, оглядывая опустевший зал. Нигде не было видно ни одного человека с камерой.
      Франческа незаметно подтолкнула его.
      – Им не разрешено делать снимки, пока обедает член королевской фамилии, – шепотом объяснила она.
      Серж откинул голову назад и засмеялся, выставив вперед бороду.
      – Это тебе Диана сказала?
      Франческа, улыбаясь, кивнула:
      – Все, что касается этикета, ты можешь узнать у Дианы.
      Услышав свое имя, Диана повернула голову в их сторону:
      – Все в порядке?
      – Все очень здорово! – ответил Серж. – Должно быть, это было чертовски непросто – организовать и собрать здесь этих людей. Ты, Диана, не просто украшение этого замечательного вечера, а?
      Диана серьезно посмотрела на него.
      – С некоторых пор – именно так, – негромко подтвердила она. Затем встретилась взглядом с Франческой, и обе впервые почувствовали, что понимают друг друга. Диана улыбнулась, Франческа ей слегка подмигнула. Ничего сказано не было. Да этого и не требовалось.
      Внезапно внимание Франчески привлек кто-то из гостей за другим столом. Диана повернулась, чтобы увидеть, на кого смотрит золовка.
      – Это одна из наших самых активных клиенток – принцесса Муна, – пробормотала Франческа.
      Серж тоже посмотрел в ту сторону.
      – Похоже, на ней ожерелье из бриллиантов и изумрудов, которое мы делали? Помнишь, ты пришла в мастерскую и принесла отдельные камни в сумке, похожей на ту, в которой носят яблоки? А потом твоя мать уговорила Гая персонально передать ожерелье принцессе. Помнишь?
      – Это то самое ожерелье.
      – Очень красивое, – заметила Диана. – Камни настолько большие, что трудно поверить, что они настоящие.
      Франческа кивнула:
      – Настоящие, и стоят триста тысяч долларов.
 
      Объявление в «Таймс» было кратким и выражало главную суть события:
      «Леди Диана Эндрюс, жена мистера Гая Эндрюса, члена парламента, родила девочку».
 
      Лежа в отдельной палате клиники на Харли-стрит, Диана прочитала объявление и иронично улыбнулась. И мир должен верить этой лжи! И поверит. Диана и Гай, как и прежде, продолжали изображать идеальную пару. Кто поверит в то, что общее у них – только крыша над головой? Диана снова перечитала объявление и задала себе вопрос: попадет ли оно на глаза Марку и поймет ли он, что ребенок – его? Вряд ли. В газетах сообщалось, что он сейчас в Голливуде, пишет сценарий фильма по своему роману «Соблазны», и рядом с ним, как всегда, Карлотта.
      Если бы кто-нибудь девять месяцев назад сказал ей, что она останется женой Гая и будет вместе с новорожденной мотаться из Найтсбриджа в Уилмингтон-Холл и обратно, она ни за что в это не поверила бы. Диана посмотрела на Катрин, чье крошечное личико выглядывало из-под розового покрывала. Вот такое симпатичное существо, с черными, как у Марка, волосами. «Правда, у Гая волосы тоже черные. Никто ничего не заподозрит», – подумала Диана.
      В этот момент малышка захныкала и выпростала крохотную ручонку.
      Диана соскочила с кровати, взяла Катрин на руки и прижала ее к себе.
      – Родная моя, – проворковала она, – я тебя всегда буду любить. И Майлз тоже. Мы будем ухаживать за тобой.
      Гай на прошлой неделе дважды посетил Диану в больнице, приводил с собой Майлза и няню. Он был воплощенная любезность по отношению к медицинскому персоналу. Для него эти визиты были политическим шоу, тем не менее персонал он сумел очаровать, и Диана слышала, как сестры шептались о том, что он самый красивый и самый молодой политик в стране.
      В достаточной мере окрепнув, Диана отвезла детей в Уилмингтон-Холл вместе с новой няней.
 
      Построенный в XVIII веке особняк никогда не станет для нее домом, как Стэнтон-Корт, однако Диана вынуждена была признать, что этот старинный дом очень красив. Гай затратил кругленькую сумму на его переоборудование и меблировку. Старинная эффектная мебель, парчовые шторы великолепно гармонировали с григорианской архитектурой здания. Несомненно, у Гая хороший вкус. Были наняты штат прислуги для обслуживания дома и несколько садовников, которые должны были привести в порядок сад и газоны, чтобы вернуть им прежнее великолепие. Гай, с понедельника по пятницу проводивший все свое время в палате общин, предупредил Диану, что во время уик-эндов они будут отдыхать и развлекаться в его избирательном округе, а сад будет предоставлен в распоряжение консервативной партии для проведения местных празднеств. Для Дианы это стало как бы частью ее новой работы: Гай оплачивал счета, а она должна была находить поставщиков, флористов и все необходимое, чтобы мероприятие прошло на высшем уровне. Если гости оставались на ночь, то их следовало обслуживать так, словно это был пятизвездочный отель.
      Однажды Гай с довольным видом сообщил Диане:
      – Ты ведь знаешь, Чарли обеспокоен тем, что у твоего брата Джона нет приличной работы?
      Диана кивнула. Чарли всегда считал, что Джон вряд ли способен прокормить себя рисуя акварели, и постоянно пилил его, призывая заняться каким-нибудь более прибыльным делом.
      – Так вот… – Гай самодовольно надул щеки. – Я предложил ему работу, и он принял мое предложение. Это означает, что Джон будет постоянно при нас – и здесь, и в Лондоне. Надеюсь, что тебе это придется по душе, ведь так?
      – А что за работа? Джон в общем-то не вундеркинд, – удивилась Диана.
      – Как член парламента, я должен отвечать на десятки писем, договариваться о встречах, просматривать всевозможные документы и так далее. Поэтому я попросил Джона быть моим личным секретарем.
      – И он принял это предложение?
      – Разумеется. Твоя семья тоже этому рада. Я буду выводить его в люди, он станет встречаться с интересными людьми. Хватит ему бродить целыми днями среди цветочных клумб и кустов.
      – Это просто чудесно! Неудивительно, что Чарли доволен! Очень здорово, что Джон будет здесь. Почему ты мне раньше об этом не говорил?
      Гай пожал плечами и поиграл монетами в кармане элегантного серого фланелевого костюма.
      – Я не хотел тебя разочаровывать в том случае, если бы он вдруг отказался, – будничным тоном пояснил Гай. – Поэтому вначале я переговорил с твоей матерью, затем с Чарли и Софи, после чего Джон дал согласие. Я назначил ему приличный оклад. Не сомневаюсь, что он будет мне хорошим помощником.
      – Очень любезно с твоей стороны, Гай, – медленно проговорила Диана, думая о том, какое это облегчение для семьи – узнать, что Джон принимается за серьезную работу. – И когда он начинает?
      – Через несколько дней.
      Остаток дня Диана провела в хлопотах, приводя в порядок свободную комнату для Джона и с надеждой думая о том времени, когда ее любимый брат станет жить вместе с ними. Конечно, Джон будет работать на Гая, но Диана надеялась, что ее союзником и человеком, на которого она сможет полностью положиться.
 
      Был канун Рождества. Тридцать человек собрались в просторном роскошном зале, чтобы перед обедом выпить шампанского. Любезный и элегантный, в смокинге, с тщательно уложенными волосами, Гай переходил от одного гостя к другому. А гостями были мэр с женой, несколько членов местного совета, несколько президентов местных компаний и представители мелкопоместного дворянства. Диана, вернувшая прежнее изящество своей фигуре, скользила среди приглашенных, следя за тем, чтобы у всех было что пить. В центре зала возвышалась пятнадцатифутовая рождественская елка, украшенная гирляндами, игрушками и лентами. Украшены были также арки и дверные проемы. Шампанское лилось рекой, в камине потрескивали поленья, наполняя воздух ароматом яблонь, а через открытую в обеденный зал дверь гостям был виден освещенный свечами длинный стол, сверкающий хрусталем и серебром, и оттуда аппетитно тянуло запахом жареной куропатки.
      – Вы и ваш муж сотворили чудо с этим старым домом, – сказала, обращаясь к Диане, жена мэра. – Вы должны чувствовать себя здесь очень счастливой.
      Диана включила свою ослепительную улыбку.
      – Это славное старинное здание, – вежливо ответила она. – Нашему сыну очень нравится здешний сад, он словно создан для детей.
      – Мы поздравляем вас с рождением дочери, – сказал, присоединяясь к женщинам, владелец велосипедной фабрики, с большим пиететом относившийся к титулу Дианы. – Ваш муж говорил мне, что он всегда хотел иметь дочь. У нас шестеро детей – три мальчика и три девочки. Я думаю, и у вас появятся еще дети, леди Диана?
      Диана выдавила из себя кокетливый смешок:
      – Это очень хорошая мысль, но мы оба слишком заняты, поэтому я сомневаюсь, что найдем для этого время.
      – Ну, не знаю. Я вижу, что Гай по-настоящему семейный человек. Он уделяет много внимания местному детскому саду и детскому отделению больницы.
      Потому что он знает, что это принесет ему много голосов на выборах, подумала Диана, удивляясь тому, как запросто Гаю удается дурачить местные власти. «Впрочем, он и меня поначалу ловко одурачил», – сказала себе она.
      В этот момент мимо нее пронесся Гай.
      – Куда, к черту, подевались слуги? Телефон звонит как сумасшедший, а к нему никто не подходит! – раздраженно бросил он.
      – Подойти мне? – предложила Диана.
      – Нет! Я сам подойду, черт бы их побрал! – Он бросился в сторону библиотеки. – Гай Эндрюс у телефона, – напыщенно проговорил он в трубку.
      – Богом проклятый подонок, дерьмо вонючее, что за мерзкие игры ты затеял? – услышал он в рубке голос Франчески.
 
      В «Калински джуэлри» царила настоящая паника.
      – Я убью этого сукина сына! – бушевала Франческа. – Да как он посмел проделать такой трюк? – Она стояла посредине кабинета Генри, вся трясясь от гнева. В руке она держала письмо от адвоката принцессы Муны.
      – Расскажи мне вкратце, о чем идет речь в письме. – Генри на несколько дней уезжал по делам в Даллас, в один из филиалов, и сейчас пытался понять, что за это время произошло в Нью-Йорке.
      – В нем очень много слов, но смысл в том, что мы продали ожерелье из фальшивых камней стоимостью всего в несколько сот долларов! Другими словами – подделку! Вы можете в это поверить? Я немедленно свяжусь с юридическим отделом. Принцесса Муна подает иск в суд. – Франческа в отчаянии схватилась рукой за голову.
      – И это обнаружилось, когда она отправилась к ювелиру в Париже, чтобы сделать застежку?
      – Совершенно верно. Ей сказали, что вместо камней у нее цветные стекла! Вы можете себе представить? Должно быть, Гай подменил настоящие камни фальшивыми, когда на целую неделю пропал из виду на пути в Лондон. Вы помните, как мы все беспокоились и гадали, куда он мог запропаститься? Теперь-то становится понятным, каким образом он сумел расплатиться за покупку особняка!
      Генри печально покачал головой:
      – Да, ты права. Черт возьми, это может разорить нас! Нужно подумать, каким образом компенсировать принцессе нанесенный ущерб и одновременно не дать разразиться скандалу.
      – Стало быть, вы еще не читали утренних газет?
      Генри на минутку прикрыл глаза, наклонился вперед и оперся руками о стол.
      – Они уже все разнюхали?
      Ему не нужно было спрашивать, что пишут газеты. Он уже мог себе это представить. Броские заголовки о том, как арабскую принцессу одурачила международная компания по продаже ювелирных изделий.
      – Но это только вступление, – сказала Франческа. – В этой истории есть нечто такое, что мне не вполне понятно.
      – Например?
      – Когда я увидела принцессу на благотворительном празднике в Лондоне три месяца назад, на ней было то самое ожерелье. Конечно, я не эксперт в области ювелирных изделий… И все же, дядя Генри, я готова поклясться, что на ней было настоящее ожерелье.
      – Гм… – Генри покачал головой. – Сейчас научились делать совершенно изумительные подделки… Я вот о чем думаю: где сейчас могут находиться настоящие камни? Пожалуй, следует посоветоваться с людьми из отдела по страхованию, чтобы определить наши перспективы в этой ситуации.
      – Меня вот еще что беспокоит… Другие люди в компании будут чувствовать себя неуютно, думать, что их могут подозревать. Особенно в мастерских. Это породит чувство раздражения у всех мастеров и рабочих. Что сделать, чтобы этого не допустить? Ведь я же не могу ворваться к ним и заявить: «Все в порядке, ребята, преступник – мой брат!» Так нельзя.
      – Давай вернемся к этому в свое время, Франческа, и не будем терять голову. У нас фактически нет доказательств того, что Гай подменил камни, не так ли? Естественно, что он отрицал все в разговоре с тобой по телефону, иначе и быть не могло. Подумаем, мог ли это сделать кто-либо другой? У нас в компании есть кто-нибудь новенький?
      – Никто другой не мог этого сделать, дядя Генри! Камни были проверены и определены как подлинные, и я прямиком отнесла их в мастерскую. Я, можно сказать, не спускала с них глаз и передала их Седельману. Они все время находились либо в сейфе, либо уже в ожерелье до того момента, когда он сам привез ожерелье ко мне в офис. Затем я передала его Гаю.
      – Значит, нет причин искать виновных среди работников?
      – Да, но попробуйте сказать об этом матери! Я уговорила ее не вмешивать в это дело полицию. Я хочу найти способ представить всю эту историю как какую-то кошмарную ошибку. Уж лучше показаться неумехами, чем мошенниками.
      Генри отнесся к сказанному довольно скептически:
      – И как это можно сделать, объясни мне ради Бога? Мы продали ожерелье из фальшивых камней иностранной принцессе, выдав его за подлинное. Хотел бы я знать, как можно выйти из этого положения!
      – Нам придется сцепить зубы и лгать, чтобы защитить «Калински джуэлри», только и всего. Я скажу, что мы всегда делаем копии оригинальных украшений – для коллекции или для каких там угодно других целей, и по какой-то немыслимой ошибке мы упаковали в футляр эту копию и отправили вместо оригинала.
      У Генри буквально отвисла челюсть.
      – Господи, да мы никогда в жизни не делали никаких копий!
      Франческа пожала плечами:
      – Кому это известно? Мы предложим обменять поддельное ожерелье на подлинное и, Бог даст, разделаемся с этой историей. Нам придется сделать хорошую мину, чтобы спасти доброе имя компании.
      – И мы еще должны приложить десять бесценных изумрудов к этому! И во что же это обойдется? – простонал Генри.
      – Не важно, во что это обойдется, это стоит того, чтобы спасти доброе имя «Калински джуэлри».
      – И что скажет на это Сара? Я пока что не видел ее после возвращения из Далласа.
      – Наверное, вы не поверите, но она сказала Гаю, чтобы он немедленно прилетел сюда и восстановил свое доброе имя. Пока что газеты не связывают его имя с этой историей, но я не знаю, сколько так будет продолжаться.
      – И он собирается приехать? – Генри вдруг почувствовал, что голова у него идет кругом, что он слишком стар для таких дел, и подумал, что ничего более гадкого в истории «Калински джуэлри» до сих пор не случалось.
      – Представьте себе, собирается! Полный благородного негодования, в ореоле мученика. Он говорит, что я дала ему поддельное ожерелье, потому что хотела скомпрометировать его в глазах компании. Ой, дядя Генри, это какой-то кошмар! – Франческа опустилась на стул перед письменным столом, внезапно почувствовав, что у нее иссякли запасы нервной энергии и сил.
      – И когда же он прилетает?
      – Не раньше конца недели. Он говорит, что должен присутствовать на очень важных дебатах в палате общин и раньше прилететь не может.
      – Лучше поздно, чем никогда, – мрачно заметил Генри.
 
      Все получилось так, как Гай и планировал. Он получил свои четыре миллиона долларов и в то же время избежал публичного скандала, который мог ухудшить его шансы в достижении политических целей. С самого начала замысел выглядел рискованным, и он провел немало бессонных ночей, гадая, удастся ли ему сделать все незаметно и безнаказанно. И вот сейчас он не без оснований чувствовал себя в безопасности. Слишком велика была ставка для многих весьма важных особ, чтобы кто-то осмелился проболтаться. Его имя вообще не фигурировало в газетах в связи с историей о поддельном ожерелье. «Калински джуэлри», как и следовало ожидать, постаралась замять историю. Цитировались слова Франчески, что произошла ужасная ошибка и что компания, без всяких сомнений, намерена немедленно вернуть настоящее ожерелье принцессе Муне. Ни одна из газет не связывала имя Гая Эндрюса, члена парламента, с «Калински джуэлри». Для этого и не было никаких оснований. Ему уже давно удалось дистанцироваться от компании, и даже на большом благотворительном вечере в ратуше он присутствовал в качестве члена парламента и мужа аристократки леди Дианы Эндрюс – председателя и организатора вечера, а вовсе не в качестве сына президента компании.
      Если Диана что-то и подозревала, то ничего не говорила. Каждый из них жил своей жизнью, Гай даже видел ее редко. Гай и Джону не признался в том, что совершил. Он смотрел на разразившийся скандал как на еще один барьер, который необходимо преодолеть. Гай предусмотрительно настоял на том, чтобы забрать ожерелье из офиса Франчески в день своего отлета в Англию. Он напомнит ей, что в тот день она суетилась и нервничала, а он был всего лишь курьером, так что в случившемся его вины нет. Она могла подсунуть ему фальшивое ожерелье. И он будет твердо стоять на этом. Что касается матери, то она в любом случае станет его защищать. Гай знал, что мать скорее умрет, чем позволит упрятать его в тюрьму.
 
      – У меня нет никаких сомнений, – твердо заявила Сара. – Камни из мастерской украл Серж Буано и заменил их фальшивыми. У него были и возможность, и знания, и техническое умение. Готова поспорить, что, когда ожерелье было готово, – а помните, была задержка в его доставке в Англию до того времени, пока Гай не вернулся из Палм-Бич? – он тайком вынул камни и заменил их, когда за ним никто не наблюдал.
      Генри потрясенно смотрел на Сару. Если она пыталась обмануть себя, то делала это блестяще! Предположить, что все сделал Серж! Это был поистине дьявольский ход по дискредитации человека, которому «Калински джуэлри» обязана своими блестящими успехами в течение последнего времени. Генри верил Сержу так, как если бы тот был его сыном.
      – Вы предъявляете весьма серьезные обвинения, – жестко возразил Генри. – Если вы заявите об этом во всеуслышание, то рискуете нарваться на иск за клевету! Как вы можете обвинять Сержа? Даже если отбросить все прочее, он пришел к нам с самыми серьезными рекомендациями. Вы сошли с ума, Сара, если склонны считать, что он имеет к этому отношение.
      – Никто другой подобное совершить не мог. Почему вы пытаетесь его защитить, Генри? Он всего лишь человек, которого Франческа извлекла из ниоткуда, и вот сейчас он втянул нас в эту скандальную историю. Я не собираюсь больше миндальничать, как это делаете вы с Франческой. Я вызываю полицию.
      – Нет! – Генри произнес это слово так громко, что оно эхом несколько раз отразилось от стен комнаты. – Этого нельзя делать. Мы должны поговорить с Гаем, прежде чем вызывать полицию. Нам не следует выплескивать скандал наружу. Нам ни к чему этот шум. Если полиция серьезно отнесется к вашему обвинению, мы окажемся в большой беде. Франческа выступила в печати с очень хорошо продуманной версией, которой люди верят. Пусть все так и остается.
      – Я этого так не оставлю! Виновник должен быть наказан! Если Серж выйдет сухим из воды, он опять совершит кражу! Об этом вы подумали? – Сара раздраженно стукнула кулачком по столу.
      – Но эта история не имеет никакого отношения к Сержу! – повысил голос Генри. – Почему вы не хотите смотреть фактам в лицо, женщина? Единственный, кто мог подменить камни, – это ваш дражайший сынок!
      – Я не позволю вам говорить такие вещи! Еще одно слово о Гае – и я вас уволю! Он мой сын и никогда не станет грабить компанию, которая принадлежит его семье! Если бы ему нужны были деньги, он попросил бы их у меня! – зашлась от крика Сара.
      – Он просил, и вы ему отказали, – жестко сказал Генри. – И тем не менее он сумел купить огромный особняк, обставить его старинной мебелью и увешать дорогими картинами. Откуда он взял на это деньги?
      В этот момент, вопреки обыкновению без стука, в кабинет матери буквально ворвалась Франческа.
      – Опять разговор о Гае? – даже не поздоровавшись, спросила она. – Мне только что позвонили из Англии, и этот звонок может все изменить. Возможно, Гай здесь ни при чем.
      Сара и Генри недоумевающе уставились на Франческу. Первой заговорила Сара:
      – Конечно, Гай ни при чем. Но в чем все-таки дело?
      – Страховая компания в Лондоне только что сообщила мне, что принцесса Муна застраховала ожерелье у них, и выражает сомнение в том, что инцидент подан верно.
      – Почему? Если она предъявила им наш покупной чек, никаких проблем не может быть.
      – Дело в том, – объяснила Франческа, – что она отвезла ожерелье к Барриджам – в ювелирную компанию на Нью-Бонд-стрит. И ожерелье совсем недавно оценили. Ювелирные изделия поднимаются в цене с потрясающей быстротой, так что это нормальная практика. Ожерелье было подлинным. Они осмотрели его, и камни были настоящими.
      В комнате установилась тишина – Сара и Генри пытались переварить неожиданный поворот событий.
      – А как же ювелиры в Париже, где принцесса хотела отремонтировать застежку? Они сказали, что камни фальшивые.
      – Совершенно верно. Эксперты из нашего парижского филиала осматривали ожерелье. Вместо камней в нем определенно стекла, – сказала Франческа.
      Сара откинулась в кресле и глубоко вздохнула.
      – Тем не менее я рада, что мы выяснили по крайней мере это.
      – И что же мы, черт возьми, выяснили? – вскинулся Генри. – Все запуталось еще больше. Похоже, существуют два идентичных ожерелья – одно настоящее, а второе поддельное. Это нисколько не помогает выяснению истины.
      – Если… – задумчиво проговорила Франческа, но под взглядом Сары покачала головой и неожиданно улыбнулась. – Впрочем, это просто так… Забудем об этом.
      Спустя несколько минут, идя по коридору, Франческа повернулась к Генри и очень тихо сказала:
      – У меня есть идея, дядя Генри. Вы могли бы поднять гроссбух продаж с конфиденциальными записями за последние десять лет?
      Генри удивленно посмотрел на нее:
      – Конечно. А зачем они тебе нужны?
      – У меня такое чувство, что в них мы можем найти ответ. Ведь лондонский и парижский филиалы тоже посылают их нам на хранение, да? Мне хотелось бы взглянуть и на них.
      – Все хранится здесь. Гроссбухи из Нью-Йорка, Лондона, Парижа, Рима.
      – Гроссбухи из Нью-Йорка, Лондона и Парижа – это то, что нам нужно, – сказала Франческа.
 
      – Серж, завтра я улетаю в Англию, – объявила в тот же вечер Франческа, когда они обедали у нее на квартире.
      – А за каким дьяволом? – удивленно спросил Серж, поднимая глаза от тарелки с омаром «термидор».
      – Возникли чрезвычайные обстоятельства, связанные со злополучным ожерельем, и я должна все держать в тайне, пока дело не прояснится. Ты единственный человек, кто знает, куда я еду. – Она пододвинула к нему бокал. – Налей мне, пожалуйста, еще вина, любимый. Спасибо. Мать думает, что я еду проверять наш филиал в Лос-Анджелесе. Как, впрочем, и дядя Генри.
      Серж усмехнулся:
      – А что будет, если они попытаются с тобой связаться по телефону? Уж лучше бы сказала, что я тебя похитил и утащил в горы… где насиловал весь уик-энд.
      Оба рассмеялись.
      – Если бы был только ты! Ничего лучше и придумать нельзя. Но все последние дни – это какой-то сплошной кошмар!
      Серж поднял бокал:
      – За тебя, любовь моя! А если говорить серьезно – так ли необходимо тебе ехать в Англию?
      Франческа кивнула:
      – Я должна до конца разобраться в этой запутанной истории. Она здорово раскачала положение компании, и я намерена все выяснить.
      – Опять для тебя работа важнее всего, любовь моя. – Серж положил себе салата и пододвинул салатницу к Франческе. – Когда мы с тобой окажемся на первом месте?
      – Ой, Серж, ты несправедлив! Я уеду всего на несколько дней. И ты должен понимать, насколько это важно.
      – Все, имеющее отношение к «Калински джуэлри», чрезвычайно важно, с твоей точки зрения, – глухо сказал Серж, и взгляд его как-то потух. – Ты много раз ездила по делам в течение этого года. Ты когда-нибудь намерена перейти к оседлой жизни, завести ребенка, вести нормальную, размеренную жизнь?
      Франческа тяжело вздохнула:
      – Милый, ты же видишь, как все получается! И эта история с ожерельем… Постарайся понять, что моя жизнь делится надвое: одна часть принадлежит тебе, вторая – компании.
      Серж наклонился и снова наполнил вином бокал Франчески. Она никак не хотела терять Сержа: он внес тепло, счастье и любовь в ее жизнь, она искренне любила его, но у нее была также и работа, которая значила для нее очень много. Правда, ей не хотелось даже себе признаваться в том, что работа значила для нее больше.
      – Конечно, я понимаю, что тебе необходима определенная свобода, но мне хочется, чтобы мы наконец поженились и создали семью. Я хотел бы, чтобы мы были настоящей семейной парой. Но сейчас мне кажется, что жениться на тебе не легче, чем выйти замуж за президента Соединенных Штатов! – Серж невесело улыбнулся.
      – Вот поэтому я хочу, чтобы все оставалось как есть! – воскликнула она.
      – Я понимаю, что ты еще не готова выйти замуж, – медленно проговорил Серж, любовно глядя ей в глаза. – Ты должна покорить горы, прежде чем сочтешь себя готовой стать женой и матерью.
      – А ты подождешь меня? – вдруг обеспокоенно спросила Франческа. Она слышала в себе два внутренних голоса. Один говорил: я люблю его, я нуждаюсь в нем и хочу, чтобы он был всегда рядом. А другой твердил: ты любишь также свою работу, ты нуждаешься в ней.
      – Буду ждать тебя до тех пор, пока твои волосы остаются каштановыми, а глаза – темно-карими, – пошутил Серж. – Значит, ты вернешься через несколько дней?
      Франческа взяла руку Сержа и крепко ее сжала:
      – Обещаю. – Гай собирался прилететь в Нью-Йорк в пятницу утром, и это значит, что она должна вернуться раньше. – Знаешь, Серж, как только история с ожерельем прояснится, давай отправимся в путешествие. На Бермуды или куда-нибудь еще. Ты прав, мы мало времени уделяем личной жизни. Как ты на это смотришь? – В ее голосе вдруг послышались легкие нотки безрассудства. Она должна попытаться установить баланс между Сержем и «Калински джуэлри». Она должна заставить его понять, что он ей нужен и важен. – Как тебе нравится эта идея? – проворковала она.
      Серж потянулся через стол и нежно поцеловал ее в губы.
      – Это самая лучшая идея, какую ты высказала за долгий период времени, – сказал он.
 
      Франческа ожидала Гая в аэровокзале, в месте появления прибывающих пассажиров, когда его самолет приземлился в пятницу утром в аэропорту Айдлуайлд. Гай поджал губы, а на лице его появилось выражение досады, когда он увидел сестру.
      – Что ты здесь делаешь? – ледяным тоном спросил он.
      – Нас ожидает машина, – сказала Франческа. – Думаю, нам лучше переговорить, прежде чем ты встретишься с мамой. – Она зашагала к машине, демонстрируя стройную фигуру в шерстяном костюме аметистового оттенка. На лацкане поблескивало одно из украшений, исполненных Сержем, – бриллиантовая корзинка, наполненная аметистовыми фиалками с изумрудными стебельками.
      – Мне не о чем с тобой говорить, – отрезал Гай, наблюдая, как его багаж укладывают в машину. – Ты уже и без того доставила мне кучу неприятностей. А сейчас хочешь втянуть меня в грязную историю и опозорить, особенно в глазах мамы. И все кончится тем, что тебе придется принести мне публичные извинения от имени компании, и ты будешь выглядеть круглой дурочкой. – Гай раздраженно сел на заднее сиденье «линкольна» и с мрачным видом уставился в окно.
      Франческа посмотрела на надменно отвернутое лицо Гая, поражаясь его наглости.
      – Я была в Лондоне в среду, – сообщила она.
      Гай отреагировал лишь тем, что слегка приподнял брови и скривил губы.
      – Я встречалась с принцессой Муной.
      Гай резко повернул голову и злобно сверкнул глазами. Однако и на сей раз ничего не сказал.
      – У нас состоялся очень интересный разговор, – продолжала Франческа. – Похоже, ты нанес ей краткий визит, когда, по идее, был в Палм-Бич.
      – Я был в Палм-Бич, – поспешил сказать Гай.
      – Но не десять дней, – возразила Франческа. – Ты сбежал в Лондон и сделал ей некое предложение, разве не так?
      – Вонючая сучка! – взорвался Гай. – Я убью эту сисястую корову!
      Пропустив мимо ушей реплику Гая, Франческа продолжила свой рассказ:
      – Ты запугал ее, грозя сообщить ее отцу, что она за последние годы купила множество драгоценностей и дорогих подарков своим любовникам. Ты раскопал это в наших гроссбухах и использовал информацию для шантажа принцессы, зная, что согласно строгим законам Корана отец отдаст приказ убить ее за адюльтер. Конечно, ее не забьют до смерти камнями, – саркастически заметила Франческа, – такая смерть уготована только крестьянам. Ее просто возьмут и расстреляют, все очень даже чисто.
      Гай хранил молчание, лишь сжимал и разжимал челюсти.
      Франческа между тем продолжала:
      – Принцесса расплакалась и все мне рассказала. Мне стало очень жалко ее. Она была совсем девочкой, когда отец отдал ее замуж за шестидесятилетнего кузена. И она завела любовников, встречалась с ними днем, когда все думали, что она занимается покупками. Для этого она снимала номера люкс в «Дорчестере» в Лондоне или в «Ля Тремуй» в Париже – естественно, под вымышленным именем. Она покупала золотые часы, запонки из драгоценных камней в «Калински джуэлри» и просила доставить их тому или иному мужчине. Поэтому их фамилии зафиксированы в наших гроссбухах. Ты использовал конфиденциальную информацию, чтобы запугать принцессу. Она согласилась купить твое молчание за четыре миллиона наличными, которые должны быть выплачены четырьмя взносами и которые ты, без сомнения, положил в банк. Я права?
      Гая вдруг начало трясти. Его лицо стало почти совсем черным от ярости.
      – Я убью эту дрянь!..
      – Но это еще не все, Гай, не правда ли? – Голос Франчески звучал вкрадчиво и тихо, хотя слова были жесткими и безжалостными. – Ты подбросил ей еще одну идейку, которая давала тебе возможность получить дополнительно кругленькую сумму. Ты сказал, что привезешь ей ожерелье из алмазов и изумрудов через десять дней. И еще сказал, что она получит точную его копию, которую доставит курьер из Амстердама через несколько недель. Так ведь? Ты еще способен меня слышать, Гай?
      Лежащие на коленях пальцы Гая сжались в кулак.
      – Ты хотел дискредитировать меня, поскольку боялся, что я разоблачу тебя, рассказав о твоей личной жизни, – спокойно продолжала Франческа. – В тебе говорила также жадность. Впрочем, ты всегда был жадным, разве не так, Гай? Ты всегда норовил схватить последнее печенье, лучшую игрушку, обратить на себя внимание матери…
      – Я больше не собираюсь выслушивать всю эту грязь! – вдруг закричал Гай.
      Франческа ледяным голосом сказала:
      – Я еще не закончила. Ты вынудил несчастную принцессу согласиться, и она взяла поддельное ожерелье, отправившись к парижскому ювелиру, чтобы сделать мелкий ремонт, там и было обнаружено, что вместо камней в ожерелье – стекла. В соответствии с планом она должна была подать иск на «Калински джуэлри», дискредитировать меня, а компенсацию за ущерб планировалось поделить между вами пополам.
      – Остановите машину! – крикнул шоферу Гай. – Если ты думаешь, что я буду сидеть рядом, пока ты тут…
      Лимузин не только не остановился, но даже увеличил скорость, когда появились мрачные предместья Нью-Йорка.
      – Он получил инструкции не останавливаться до тех пор, пока мы не доедем до «Калински джуэлри», – спокойно сказала Франческа. – Совершенно бесполезно устраивать сцены. У меня есть письмо за подписью принцессы, в котором она соглашается снять все обвинения, выдвинутые против нас, и подтвердить мою историю о том, что получила копию ожерелья по ошибке. Я, в свою очередь, гарантирую ей, что никто и никогда не узнает о ее любовниках. Мы намерены также преподнести ей ценное ювелирное изделие за злоупотребление конфиденциальной информацией. Ты прекрасно знаешь, что информация, содержащаяся в гроссбухах, не подлежит разглашению. Ты воспользовался своим положением. Ты опозорил меня, мать, подорвал репутацию компании, и я намерена позаботиться о том, чтобы у тебя не было возможности делать это впредь.
      Подобно надвигающемуся шторму, гнев Франчески набирал силу. До этого она сдерживала его, как сдерживала многие годы. Сейчас гнев вышел из берегов. Ее всю трясло, даже слегка подташнивало. Ведь это был ее брат, ее родная плоть и кровь, и тем не менее она была решительно настроена на то, чтобы изгнать его из «Калински джуэлри», которая так много значила для нее. Впрочем, напомнила себе Франческа, он ведь тоже собирался ее уничтожить. Родственных чувств между ними никогда не существовало и существовать не могло.
      – Я хочу сказать тебе еще одну вещь, до того как мы доберемся до офиса, – сказала она, и голос ее вдруг прозвучал как-то устало. – И это самое главное, Гай…
 
      Когда они появились в «Калински джуэлри», Франческа направилась в свой кабинет на десятом этаже. Гай следовал за ней, надменно подняв голову. Они заключили сделку. Франческа никому не расскажет о том, что он сделал, в обмен он продаст ей свои двадцать пять процентов акций компании.
      – Если откажешься, расскажу матери все, – предупредила она Гая, когда они подъезжали к Манхэттену. – Если же ты позволишь мне купить твою долю акций и уберешься из компании, я просто скажу, что принцесса сама сделала копию ожерелья, чтобы не рисковать во время путешествий подлинной вещью, и что произошла дурацкая путаница. Мать будет счастлива, что все закончилось и ты чист и невиновен. Если ты не будешь болтать, то принцесса тем более не станет этого делать. Страховую компанию мы уведомим, что произошла досадная ошибка, равно как и газеты, сообщив, что все позади.
      – А тем временем ты станешь владелицей большей части акций. – В голосе Гая прозвучали презрение и неприязнь.
      – А тем временем я стану владелицей большей части акций, – спокойно повторила Франческа. – Но не надо смотреть лишь под этим углом, Гай. Ты сам заварил кашу. Когда-то все предназначалось тебе. Ты мог бы стать президентом одной из ведущих ювелирных компаний мира. Ты сам сыграл мне на руку. Ты поднес мне все это на блюдечке с голубой каемочкой! И не надо притворяться и делать вид, будто ты удручен тем, что не будешь работать в «Калински джуэлри»!
      – Хотелось бы знать, как я буду обходиться без дохода от своих акций, – расстроенно сказал Гай.
      – Ты получаешь весьма приличное жалованье от матери, к тому же тебе, я полагаю, платят как члену парламента. Даже Диана, судя по всему, самостоятельно зарабатывает себе на жизнь. Постарайся жить сообразно своим доходам, а не вести жизнь мультимиллионера.
      – Да пошла ты к черту со своими поучениями!
      Франческа повернулась и посмотрела на полное негодования лицо Гая.
      – Ну вот, приехали! Решать тебе. Я избавляю тебя от неприятностей в обмен на твои акции, иначе против тебя будет выдвинуто обвинение в мошенничестве и попытке ограбления.
      Гай бросил на нее полный ненависти взгляд:
      – Похоже, у меня нет выбора.
      – Хорошо. Документы о передаче акций в моем кабинете. Ты их подпишешь до того, как встретишься с матерью. – В этот момент Франческа вдруг подумала, что ведет себя в точности как Сара.
      Когда спустя пятнадцать минут они вышли из ее кабинета, то наткнулись на Генри.
      – Я должен поговорить с тобой, Франческа, – сказал он, явно игнорируя Гая.
      – Почему бы тебе не повидаться теперь с матерью? – обратилась она к Гаю. Сейчас он был связан по рукам и ногам. Он был страшно удручен, однако ничего уже сделать не мог. Если Сара обнаружит, что Франческа владеет его акциями, она объяснит матери, что, как член парламента, он не может заниматься бизнесом. Это, как полагала Франческа, заставит ее замолчать.
      – В чем дело, дядя Генри? – спросила Франческа, когда они оказались одни.
      – Сержа арестовали за кражу изумрудов!
      – Арестовали? – Она почувствовала, что у нее закружилась голова. Если ее утреннее общение с Гаем стоило ей колоссального напряжения, то теперь, похоже, события принимали размеры кошмара. – За что его арестовали? Что здесь происходит, черт возьми?
      – Твоя мать позвонила в полицию и заявила, что в краже виновен Серж. Она подозревала его с самого начала, он единственный новичок в компании, и у него есть все возможности и квалификация, – мрачным тоном объяснил Генри. – Все обстоятельства и факты против него.
      – Но ведь… О Господи! Это просто кошмар! Я потратила целую неделю на то, чтобы выяснить, что же произошло. Это не имеет никакого отношения к Сержу! А сейчас я дала слово Гаю, что буду молчать…
      – Но с какой стати? – ошеломленно проговорил Генри.
      – За то, что он отдает мне свою долю – двадцать пять процентов акций, – поспешила сказать Франческа. – Я, пожалуй, сама свяжусь с полицией и разберусь с этим делом.
      Генри присвистнул и посмотрел на Франческу взглядом, в котором, кроме уважения, можно было заметить и осуждение.
      – Вот оно что! Ну а ты понимаешь, что тебе достаточно приобрести всего одну акцию – и ты будешь владеть контрольным пакетом?
      – Знаю. – Франческа почувствовала, что у нее заполыхали не только щеки, но и шея. – Должно быть, вы осуждаете меня, считаете, что я все проделала за вашей спиной, дядя Генри? Но дело в том, что Гай сам предоставил мне такую возможность, и я была бы круглой дурочкой, если бы не воспользовалась ею. В конце концов, он понесет серьезный ущерб, если его арестуют. А сейчас он вернется в Англию, репутация его ничем не запятнана, он может и дальше вести тот образ жизни, какой выбрал сам.
      – Да, я тебя понимаю и не собираюсь критиковать, золотко. Я просто хочу сказать, что ты умеешь использовать возможности.
      – Мне приходится это делать, – сказала Франческа. – Но я еще не закончила. Я надеюсь, что вы продадите мне одну акцию из ваших пяти процентов, что позволит мне достичь магической цифры – пятидесяти одного процента!
      – Это означает, что твоя мать будет отодвинута в сторону, – задумчиво проговорил Генри.
      – Да, верно. – Франческа пристально посмотрела на Генри – теперь уже взглядом не невинной девочки, которую однажды привела в офис няня, а взглядом молодой женщины, которая за короткое время узнала очень много и которую ничто не может остановить.
      – Давай прежде закончим с нынешним делом, – мягко сказал Генри, испытывая чувство потери оттого, что маленькой девочки больше нет и никогда не будет. – Я позвоню в полицию и скажу, что мы хотим снять обвинение с Сержа, поскольку обстоятельства изменились, а ты лучше пойди к матери и узнай, что решил Гай.
 
      Разговор с Сарой был весьма тяжелым. Сара отказывалась поверить в то, что принцесса сама сделала копию ожерелья и перепутала их. Она задавала новые и новые вопросы, отметала объяснения Франчески и была в полной уверенности, что от нее что-то скрывают. Первым сломался Гай. Загнанный вопросами Сары в угол, он вдруг вскочил со стула и заорал, побагровев от ярости:
      – Да пропади она пропадом, эта странная компания и это вонючее дело! Вы меня достали до печенок! Ладно, это я сделал копию ожерелья, но подать иск на вас и получить компенсацию собиралась принцесса Муна!
      – Но почему она решила это сделать, Гай? – продолжала допытываться Сара. – Она была одним из наших лучших клиентов. У нас никогда не было с ней никаких неприятностей.
      Франческа опустила глаза и хранила молчание. У нее были свои интересы во всей этой сделке, и даже мать не заставит ее рассказать всю правду.
      – Ты понимаешь, в какое положение вы меня поставили? – продолжала Сара, поочередно бросая взгляды на обоих. – Я позвонила в полицию и сказала, что подозреваю Сержа Буано, а теперь получается, что я должна извиниться перед этим несчастным! Как ты допустила это, Франческа? – с упреком сказала Сара.
      – Откуда мне было знать, что ты можешь заподозрить Сержа? – холодно возразила Франческа. – Меня больше интересовало то, что делала принцесса Муна.
      – Но тут концы с концами не сходятся, – упорствовала Сара, – и я собираюсь докопаться до сути, чего бы мне это ни стоило!
      – Мам, это ты во всем виновата! – закричал Гай. В эту минуту он был похож на перепуганного маленького мальчика, которого мать застала в момент совершения чего-то предосудительного. Тут-то и проявилась слабость его характера: у него затряслись руки, в глазах заблестели слезы. – Ты никогда не давала мне того, чего я хотел, – с дрожью в голосе продолжал он. – Ты не хотела, чтобы я жил в Англии. Ты не одобряла мою женитьбу на Диане. Ты дала мне дополнительную сумму денег лишь тогда, когда я оказался в долгах и страшно нуждался. Ты всегда вела себя как эгоистичная, эгоцентричная старая женщина, которая все норовит сделать по-своему. Я никогда не хотел работать здесь, в этой стране, но разве ты слушала меня? Ты пилила меня день и ночь, чтобы я приехал и работал в этой проклятой компании! Ты делала все, чтобы привязать меня к своему фартуку, ты никогда не любила меня, мам, ты просто хотела держать меня на поводке, чтобы у меня не было своей личной жизни! Чтобы я ублажал твои фантазии! Знаешь, мне все это осточертело! Ты даже отказалась дать мне денег на покупку дома в деревне, когда я сказал тебе, что собираюсь заняться политикой! Ты лишила меня всего, чего я хотел, мам! И ты сама виновата в том, что я вынужден был поступить таким образом.
      Франческа перевела взгляд с искаженного злобой лица Гая на лицо Сары, напоминающее бледную маску, на фоне которой выделялись красные ободки глаз. Франческа поднялась и отвернулась, не в силах более наблюдать схватку двух родных людей. Схватку, от которой вряд ли кто сумеет оправиться. Она слышала, как Гай с вызовом и едва ли не с гордостью рассказывал матери о том, что он совершил. Во всем виновата Сара. И Франческа. Это они вынудили его добывать деньги, чтобы купить дом. Говорил Гай злобно и мстительно, чем напоминал загнанное в угол дикое животное, обезумевшее от ярости.
      Слезы катились по щекам Сары, и она каким-то совсем детским жестом попыталась вытереть глаза.
      – Гай, как ты можешь говорить мне подобные вещи? – прерывистым голосом проговорила она. – Да ведь я люблю тебя! Я всегда думала в первую очередь о тебе! Ты мой сын, и все, что я сделала, предназначено тебе. Прошу тебя, не говори мне такие ужасные вещи! Я сожалею, что не дала тебе денег на этот дом, однако…
      Франческа резко повернулась к матери.
      – Мама! – воскликнула она. – Мама, да как ты можешь извиняться перед ним! Ты не должна винить себя за это! Гай вел себя непростительно, и вот на тебе – ты уже заискиваешь перед ним! Ради Бога, не унижайся перед таким дерьмом!
      – Тебе хорошо говорить! – прорычал Гай. – Ты знаешь, что она сделала, мам? Не знаешь? Она сказала, что никому не скажет о моей причастности к истории с ожерельем, если я продам ей все мои акции! Ладно, мне наплевать на это! Я это сделал и рад до смерти, что отделался от вас и от компании! Вы вдвоем можете теперь благоденствовать! Черт возьми, вы обе стоите друг друга!
      – Это правда, Франческа?
      Франческа не отвела глаз.
      – Да, это правда. Я намерена посвятить всю жизнь компании, сделать все для ее процветания. Совершенно очевидно, что Гай никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса. Его интересовали только доходы. Ты можешь быть уверена в том, что интересы «Калински джуэлри» я ставлю превыше всего. – И в этот момент Франческа внезапно приняла решение. Она собиралась уговорить Генри продать ей одну из своих акций, чтобы иметь возможность вытолкнуть мать из президентского кресла. Однако сейчас, видя, насколько Сара потрясена жестокостью Гая, Франческа вдруг прониклась к ней сочувствием. С акцией, которая позволит ей владеть контрольным пакетом, можно повременить.
      – Не беспокойся, мама, Генри и я будем счастливы трудиться в «Калински джуэлри» в качестве вице-президентов.
 
      Ночью, лежа в постели с Сержем, Франческа пыталась объяснить ему, что произошло.
      – Я никогда не прощу себе, что ты оказался в полиции, – сокрушенно сказала она. – Я чуть не умерла, когда услышала, что тебе предъявили обвинения и арестовали. Мать на сей раз превзошла саму себя.
      Серж все еще не мог прийти в себя после пережитого унижения.
      – Если бы не ты, знаешь, что бы я сделал?
      Франческа вопросительно посмотрела на Сержа.
      – Тотчас бы ушел из «Калински джуэлри» и без обиняков высказал твоей матери, что ей делать с ее компанией, пропади она пропадом! А затем перешел бы через дорогу и предложил свои услуги «Тиффани».
      – Я нисколько не осуждаю тебя за подобные намерения, любимый. Я никогда не смогу простить ее за то, как она обошлась с тобой. Господи, мне тошно думать об этом! Она готова обвинить кого угодно, лишь бы ее драгоценный сынок получил все, чего пожелает! – Франческа в сердцах ткнула кулаком подушку у себя под головой и снова легла. – Даже полиция не могла поверить в твою вину.
      – Где сейчас Гай?
      – Умотал в Англию, слава тебе Господи. Сказал, что никогда даже разговаривать не будет ни с кем из нас. Даже не верится в такое счастье, – усмехнулась Франческа.
      Серж тоже хмыкнул, несмотря на хмурое выражение лица.
      – Мы заслужили это после того, как он провел нас через все скандалы, – заметил Серж. – А сейчас я готов его убить… Как восприняла мать его признание?
      Франческа пошевелилась и уткнулась Сержу в грудь.
      – Мать была здорово потрясена. Но она стреляный воробей, сумеет пережить и это.
      Серж повернулся на бок и нежно поцеловал Франческу в шею.
      – Ну, а мы все-таки поедем на Бермуды?
      – Можешь нисколько в этом не сомневаться! – горячо сказала Франческа, обнимая его за шею.
 
      Сара сидела в своих апартаментах в Мэйфере и вместе с Генри потягивала бренди. Время было позднее. Снова и снова она задавала себе один и тот же вопрос: почему дети относятся к ней таким образом? Она всегда желала им добра и счастья, и вот теперь они ранили ее до глубины души. Как получилось, что Гай превратился в преступника? И почему Франческа с ней столь неискренна?
      Генри тяжело вздохнул и перевел взгляд на Сару, сидевшую на обитом кремовым бархатом диване. Они были друзьями более двадцати лет, и, несмотря на случающиеся разногласия, Генри был всегда честен с ней. Вот и сейчас при всей суровости слов в голосе его звучало сочувствие.
      – Дело в том, дорогая Сара, – медленно произнес он, – что ты получила именно таких детей, каких заслуживаешь.
 
      На следующий день Сара вызвала адвоката. Она решила изменить завещание. Испытывая чувство вины за содеянное Гаем и чувствуя горечь из-за разрыва, она сказала адвокату, что хочет оставить все свое состояние сыну.
      – Я страшно сожалею о том, что произошло, – пояснила она. – Конечно, виноват мой покойный муж. Если бы он не настоял на том, чтобы Гай учился в Англии, ничего подобного бы не случилось.
      Адвокат ничего не сказал. Он давно вел дела и Сары, и ее отца и знал, что перечить Эндрюсам бессмысленно. В душе адвокат считал, что Сара несправедлива к Франческе.
      Словно почувствовав его неодобрение, Сара продолжала:
      – Меня огорчила Франческа. Она поступила скверно, выманив у Гая акции «Калински джуэлри». Это из-за нее он не хочет возвращаться сюда и здесь работать. Она всегда, еще с детства, ревновала его, и дело не во мне, а в ней: из-за нее он стал здесь нежеланным.
      – Стало быть, все наследство переходит к Гаю, – сказал адвокат, делая пометки в блокноте. – Ваши акции «Калински джуэлри», квартира в Нью-Йорке, дом в Палм-Бич, вся мебель, картины, серебро, произведения искусства…
      Сара кивнула.
      – А ваши драгоценности, миссис Эндрюс? Ваша личная коллекция ювелирных изделий?
      – Пусть это также перейдет к Гаю. С оговоркой, что потом будет передано его дочери Катрин, – без каких-либо колебаний ответила Сара. – А еще я намерена увеличить его персональное жалованье начиная со следующего месяца.
      Вечером она написала Гаю письмо, сообщив о своих намерениях, надеясь, что это пробудит в нем добрые родственные чувства. В конце концов он был ее единственным сыном, и, что бы там ни случилось, больше никого в мире она так не любила.

      Диана одолела на «ягуаре» поворот на скорости в тридцать миль в час, а когда перед ней оказалась прямая аллея, обсаженная дубами, нажала на газ.
      Впереди виднелся Уилмингтон-Холл, его старинные стены, возведенные во времена королевы Анны, купались в лучах яркого утреннего солнца. Провисший шатер и мусор на газонах свидетельствовали о том, что накануне здесь проходил шумный праздник с фейерверком. На террасе были разбросаны стулья, скатерти на столах забрызганы. Словом, обычный разгром после веселья.
      Диана приехала сюда впервые за последние пятнадцать лет. Она заставила себя решиться на эту поездку и тем самым доказать себе, что прошлые страхи больше не довлеют над ней. Пятнадцать лет прошло с того времени, когда она устроила детский праздник, чтобы отметить четырехлетие Майлза, и обнаружила нечто столь ужасное, что это коренным образом изменило ее жизнь.
      Праздник начался так радостно. Просторная столовая была украшена воздушными шарами и флажками, на стол были поданы любимые детьми блюда, а после чая должно было быть разыграно представление о Панче и Джуди. Двадцать три малыша пришли в самых лучших своих нарядах в сопровождении мам и нянь, и Майлз торжественно и важно, демонстрируя хорошие манеры, приветствовал их, когда они подносили ему подарки. Катрин в светло-желтом платьице из кисеи с интересом наблюдала за происходящим, пытаясь в то же время затолкать шоколадное пирожное в свой крохотный ротик.
      – Просто не представляю, как вам удалось все это организовать! – восхищенно воскликнула одна из матерей, обращаясь к Диане.
      – Диана все делает потрясающе, – откликнулась другая мать. – Вы не устаете от организации вечеров, ведь вы постоянно их устраиваете?
      – Я получаю удовольствие от этого, – просто сказала Диана. – Ни один вечер не похож на другой, а детские праздники доставляют самую большую радость, особенно если в них принимают участие мои дети.
      – Вы молодец. Я не смогла бы взять на себя такие заботы, – заметила третья.
      Диана была рада, что день рождения Майлза пришелся на четверг, так что у Гая не было повода для того, чтобы уклониться. Возможно, он был плохим мужем, но когда видел детей… даже Катрин, то превосходно исполнял роль любящего отца, в особенности в присутствии других людей. Это как бы давало Диане ощущение надежности. Со временем оба – и Майлз, и Катрин – поймут, что представляет собой Гай, но чем позже это произойдет, тем лучше. Пусть они вырастут счастливыми и спокойными.
      В то утро Гай приехал из Лондона вместе с Джоном, привез в подарок игрушечный поезд, цветные кубики и роликовые коньки. Майлз был потрясен и восхищен. Пока Диана занималась организацией чаепития, Гай готовил гостиную для представления с участием Панча и Джуди.
      Зазвучала музыка «Праздник плюшевого медвежонка», чаепитие закончилось, все личики и испачканные ручки были вымыты и вытерты, дети и родители потянулись занимать места в гостиной.
      Диана облегченно вздохнула. По крайней мере еще в течение получаса будут царить мир и покой. Выйдя в холл, она села на дубовую резную скамью, чтобы без помех выпить чашку чая. Черно-белый мраморный пол блестел под лучами солнца, которые врывались через окно наверху. На столике в центре стояла ваза с желтыми розами – маленькие ручонки не добрались до нее.
      «Это хороший дом, – рассеянно подумала Диана, – но это не мой дом. Не то что Стэнтон-Корт. Это убежище Гая – отличная декорация для его политической деятельности, для его имиджа местного помещика, члена парламента, приверженца старинных английских традиций и респектабельного семьянина».
      В этот момент Диана заметила, что обитая дубовыми панелями дверь под лестницей на пару дюймов приоткрыта. Эта дверь должна быть заперта, тем более сейчас, когда дом полон детей, потому что это был вход в винный подвал, и крутые ступеньки представляли для детей немалую опасность. Диана хотела было просто закрыть ее, когда услышала доносящийся из подвала шум, похожий на скрежет. Она прислушалась. Звук повторился, за ним последовал приглушенный стон. Диана посмотрела вниз и увидела свет.
      – О Господи! – вполголоса проговорила она. Если кто-то из детей решил исследовать подвал, он мог оказаться там в западне. Пол и ступеньки из старинного камня были неровными, полки, где стояли сосуды с вином, выступали под разными, иногда острыми углами, и о них можно было ушибиться. Наконец, бутылки с вином могли свалиться на ребенка.
      Придерживаясь одной рукой за неровные каменные стены, Диана стала осторожно спускаться вниз, не обращая внимания на противную паутину. Сверху, из гостиной, долетали фразы из представления: «Отправь его в тюрьму!» – пронзительно требовала кукла. «Правильно, правильно!» – поддерживали куклу юные зрители.
      Диана продолжала со всеми предосторожностями спускаться в подвал. Стоны снизу становились все громче. А в это время в гостиной куклы и дети скандировали: «Отправь его в тюрьму! Отправь его в тюрьму!»
      Диана на минуту остановилась, давая возможность глазам привыкнуть к темноте, и вгляделась туда, откуда доносились стоны. Она с ужасом подумала о том, что сейчас может обнаружить пострадавшего от ушиба или падения ребенка. И вдруг в шоке застыла. Это были вовсе не дети, играющие в прятки. Это были Гай и Джон, прижавшиеся к стене. Первое впечатление было, что они борются друг с другом. Оба издавали громкие стоны, заглушавшие голоса кукол и детей. И Диана поняла, что оказалась свидетельницей приближающегося к финальной фазе полового акта.
      Приступ ужаса и тошноты накатил на нее, когда она стала подниматься вверх по лестнице. Впрочем, Гай успел повернуться и увидеть ее. Диана побежала в свою спальню, моля Бога, чтобы ее никто не увидел. Когда праздник закончился и дети вместе с родителями собрались в зале, желая от всей души поблагодарить ее, Диане потребовалась вся ее воля, чтобы никто не заметил, какие чувства и какое отчаяние владеют ею. Она едва не сломалась в тот момент, когда один из отцов приехал в Уилмингтон-Холл, чтобы забрать жену и ребенка. Это был очень добрый, искренний и даже простоватый мужчина, и Диане от всей души захотелось, чтобы именно он был ее мужем.
      В эту ночь она вместе с детьми покинула Уилмингтон-Холл. Она хотела лишь одного – защитить детей от влияния Гая и дяди и от возможных последствий. И только по этой причине она дала обещание Гаю и Джону, что никому не расскажет о том, что ей довелось увидеть.
      Сейчас, спустя пятнадцать лет, она была рада, что молчала об этом. Закон изменился, и через двенадцать лет гомосексуальные отношения между взрослыми на добровольной основе признаны легальными. Майлз и Катрин выросли и считают, что причиной отдаления родителей была несовместимость характеров. Развода не было. Гай купил себе квартиру на Кинг-Чарлз-стрит, недалеко от парламента, а Диана с детьми осталась в доме на Итон-террас. Ради соблюдения приличий Джон снял квартиру в Челси, в которой фактически никогда не жил. Официально он считался секретарем Гая, и это не вызывало никаких подозрений в обществе. В то же время их интимные отношения продолжались.
      Уилмингтон-Холл оставался для Гая местом, где он вел работу в избирательном участке – скорее рассчитанную на эффект, нежели полезную, однако же вполне достаточную для того, чтобы за ним оставалось место в парламенте на каждых выборах. К нему надежно пристал имидж благодетеля, приверженца закона и порядка, и Гай благоденствовал и процветал в его лучах, как цветет и благоденствует сад под мягким теплым дождем. Тот факт, что их характеры оказались несовместимыми, способен был вызвать скорее симпатию к нему, нежели осуждение. Всем было известно, как любит Гай своих детей, и даже наиболее критически настроенные к нему люди отмечали, что отношения между леди Дианой и ее мужем вполне дружеские и цивилизованные.
      С понедельника по пятницу Гай заседал в палате общин, умело попадал в поле зрения спикера, если хотел что-то сказать, а его речи относительно образовательной реформы отличались ясностью и четкостью. Каждое воскресенье он присутствовал на заутрене в деревенской церкви неподалеку от Уилмингтон-Холла, каждое Рождество устраивал вечер для мэра, членов местного совета и всех тех, кто поддерживал его в Восточном Уэссексе, каждое лето предоставлял свой сад для местного праздника. Раз в год он давал бал для поддержания нужных связей с полезными парламентскими или финансовыми кругами, и по иронии судьбы организацией подобных мероприятий занималась компания Дианы. Правда, сама Диана этим не занималась. Это возлагалось на ее высококвалифицированного заместителя Патрицию, которая отвечала буквально за все – от аренды шатров и оркестров до найма обслуживающего персонала, флористов и печатания приглашений. Излишне говорить, что компания по организации мероприятий не давала Гаю ни малейшей скидки.
      Вчера вечером у Гая проходил ежегодный бал на четыреста гостей, и по этому поводу Майлз и Катрин приехали сюда из Лондона. Поскольку Майлз пока еще не сдал экзамен на право вождения, Диана решила забрать их сама. Она знала, что Гай и Джон должны были рано утром отправиться в Лондон для участия в весьма важных дебатах в палате общин. Диана надеялась, что еще один взгляд на Уилмингтон-Холл сотрет все еще не выветрившееся воспоминание о том дне, которое до сих пор иной раз терзало ее среди ночи.
      – Здравствуй, мама! – Катрин сбежала по ступенькам, едва Диана припарковала машину. Катрин уже исполнилось семнадцать. Она внешностью напоминала цыганку: черные волосы, черные глаза, смуглая кожа. Ростом она была выше матери, отличалась весьма соблазнительной фигурой и выглядела старше своих лет, хотя щеки и рот еще оставались по-детски пухлыми. Пока она обнимала мать, в дверях дома появилась высокая поджарая фигура Майлза. Сильный, красивый, смуглолицый, он унаследовал от матери прирожденное умение держаться с достоинством, а также хорошие манеры. Сейчас, когда сын и дочь оказались рядом, Диане вдруг пришло в голову сравнение: сына – с породистой скаковой лошадью, дочери – с горячим шотландским пони.
      – Здравствуй, мама! – Майлз также обнял Диану, как бы желая подчеркнуть свое особое расположение к ней.
      – Здравствуйте, дорогие мои! Ну как, хорошо провели время? Вечер был веселый? – спросила Диана, когда они входили в дом. Сунув руки в карманы, она незаметно сжала пальцы в кулаки, заставляя себя не смотреть в сторону двери, ведущей в подвал.
      – Потрясающий! – заявила Катрин. – Жаль, что тебя не было. Был премьер-министр, уйма фотографов. Министр внутренних дел приглашал меня танцевать.
      – Ладно, ладно, перестань хвастаться, Катрин, – шутливо одернул сестру Майлз. – Ты бы только видела, мама, как она флиртовала тут со всеми старыми и занудными членами парламента.
      Катрин повернулась, глаза ее негодующе сверкнули.
      – А ты-то сам! Раскланивался и расшаркивался и всем говорил «сэр»! Знаешь, мама, он даже бармена по инерции назвал сэром!
      Диана рассмеялась и любовно положила руки на плечи обоих.
      – Ладно, перестаньте вы оба. Вы уже упаковались? Я хочу сейчас же двинуться в Лондон.
      – А ты не собираешься здесь хоть немножко побыть? Ты ведь не была в Уилмингтон-Холле целую вечность, – сказала Катрин.
      Диана остановилась в центре зала, решительно повернулась спиной к двери в подвал. В распахнутые двери она заглянула в столовую, где слуги были заняты уборкой, но увидела там лишь двадцать детишек в бумажных шляпках, смеющихся и весело поющих «Счастливого дня рождения тебе», и четырехлетнего Майлза, пытающегося задуть свечи на торте.
      – Нет, я должна срочно возвращаться, – сказала она как можно более непринужденным тоном. – У меня для вас дома сюрприз, и он не может долго ждать. Захватите свои чемоданы, а я подожду вас в машине.
      Диана повернулась и быстрым шагом прошла к двери, высоко подняв подбородок и глядя в сад.
      Бывают такие события, которые даже время не способно вытравить из памяти.
 
      Франческа ждала родных в гостиной квартиры на Итон-террас, листая журнал «Кантри лайф». Кого из представителей высших классов Англии могли интересовать разрушенные коровники, даже если они были построены в 1700 году? Или тот факт, что если разговаривать с коровами, то это приведет к увеличению надоя молока? Франческа перешла к разделу мод, где доминировали изделия из твида и шерсти, и наконец закрыла журнал. «Калински джуэлри» явно не была частью деревенской жизни.
      Взглянув на наручные часы из золота и ляпис-лазури (великолепный дизайн Сержа!), Франческа сообразила, что Диана с детьми возвратится из Уилмингтон-Холла через несколько минут. Времени достаточно, для того чтобы собраться и предстать перед ними с привычной для них веселой улыбкой в полном соответствии с имиджем процветающей особы. Достаточно времени, для того чтобы решить, что она скажет, когда ее спросят о Серже. Диана, как обычно, вежливо справится о нем, и Франческа должна будет бодро ответить, что все отлично. Она вдруг подумала, что, к счастью, они с Дианой никогда не были по-настоящему откровенны друг с другом, и, стало быть, ее золовка не станет спрашивать об этом более подробно. Их дружба за годы укрепилась, но она основывалась на взаимном уважении и симпатии. Диана восхищалась целеустремленностью и напористостью Франчески – качествами, благодаря которым она стала самым молодым вице-президентом крупнейшей ювелирной компании в мире. Франческа восхищалась Дианой, потому что та стала владелицей процветающей фирмы. «Ивент Органайзинг Лтд.» была несравнимо меньше «Калински джуэлри». Однако Диана достигла многого, если учесть, что начинала она с нуля. А кроме этого, единственным, что их связывало, был Гай, о котором они никогда не разговаривали, как если бы договорились игнорировать сей предмет. Диана никогда не говорила Франческе, почему они с Гаем разъехались, а Франческа никогда об этом не спрашивала. Аналогично Диана никогда не спрашивала, почему Франческа не выходит замуж за Сержа, хотя они давно живут вместе. Обе уважали право другого на тайну, и это лишь еще больше укрепляло их доверие друг к другу. Дядя Генри как-то сказал Франческе, что самый верный способ разрушить дружбу – это знать слишком много о другом человеке. А вообще, размышляла Франческа, поднявшись с дивана и подходя к окну, все так или иначе образуется в их отношениях с Сержем.
      Вся беда заключалась в том, что по работе ей часто приходилось уезжать, посещать филиалы в крупнейших городах. Когда Серж услышал, что она собирается в Европу на две недели, он не на шутку рассердился. В какой-то степени Франческа могла его понять: он был привязан к мастерской и находился в ней каждый день, в то время как Франческа перемещалась с места на место, и со стороны могло показаться, что она весьма приятно проводит время. Франческа скорчила гримасу. Быть постоянно в пути, держать все время свои вещи в чемоданах, просыпаться каждые несколько дней в незнакомой комнате отеля – вряд ли это можно считать шикарным образом жизни. С другой стороны, сказала она себе, Серж должен уже понять, что это часть ее работы – следить за тем, чтобы филиалы компании по всему миру работали четко и надежно. И сердиться – значит вести себя по-детски. Франческа пожала плечами. Вернувшись в Нью-Йорк, она предложит отдохнуть вместе, они посетят театры, побывают на званых обедах, наберутся сил. Раньше это срабатывало. Сработает ли теперь? Франческа хотела на это надеяться.
      В этот момент хлопнула входная дверь, и Франческа услышала в вестибюле голоса. А через несколько секунд в гостиную вошли Майлз и Катрин, предводительствуемые Дианой.
      – Тетя Франческа! – радостно вскрикнула Катрин. – Мама говорила, что нас ожидает сюрприз, но я не догадалась, что это будете вы! – Она бросилась обнимать Франческу.
      – Какой приятный сюрприз! – сказал Майлз, целуя тетю в щечку.
      – Привет, ребятки! Привет, Диана!
      – Прошу прощения, что мы несколько задержались. На дороге были пробки. Ты давно нас ожидаешь?
      – Нет, недавно. Я тут увлеклась журналом «Кантри лайф».
      Обе засмеялись. Жизнь в деревне определенно имела мало общего с образом жизни Франчески.
      – Кто хочет выпить до завтрака? – спросила Диана.
      – У меня есть для вас подарки, – объявила Франческа несколько минут спустя.
      – Вот здорово! – Черные глаза Катрин радостно сверкнули. Майлз изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид.
      Франческа расстегнула большую сумку от Гуччи и вынула несколько пакетов. Как и все изделия «Калински джуэлри», они были завернуты в бледно-голубую бумагу с кремовой печатью в виде вытесненной золотой буквы «К».
      – Ваша бабушка была в весьма экстравагантном настроении, когда выбрала для вас эти вещи, – смеясь, сказала Франческа. – Хотелось бы, чтобы они вам понравились. – Она передала один пакет Майлзу, второй – Катрин, а третий, едва заметно при этом подмигнув, – Диане. Они обе знали, что это подарок от Франчески, потому что Сара после разъезда Дианы и Гая считала своим долгом игнорировать невестку. По молчаливому согласию они решили, что Майлзу и Катрин совершенно ни к чему об этом знать.
      Катрин получила пару сережек – изумительной красоты цветков из бриллиантов и сапфиров в центре, а Майлз – жемчужные запонки. Открыв свой пакет, Диана обнаружила книгу в переплете из змеиной кожи для записи деловых встреч, совмещенную с адресной книгой и бумажником. Углы ее были из золота, на шелковом форзаце была вытеснена буква «К».
      – Какая красота! – воскликнула Диана.
      – Надеюсь, тебе понравится, – сказала Франческа. – С недавнего времени мы расширили наш ассортимент. Выпускаем журналы регистраций, сигаретницы, сумочки. Я решила, что нам нужно расширять круг выпускаемых изделий. В будущем мы хотим вторгнуться в парфюмерный бизнес. На стеклянных флакончиках и пробках появится золотая буква «К».
      – Здорово! – снова восхитилась Катрин.
      – У матери родились всякие фантастические идеи на этот счет.
      Диана засмеялась:
      – Это несмотря на сенсационный успех Сержа в дизайне? Его концепция совершила настоящую революцию в ювелирном деле.
      – Да, – лаконично согласилась Франческа. – Но ты ведь знаешь мать.
      За завтраком Франческа с интересом слушала Майлза, который делился впечатлениями об Оксфорде, где он изучал экономику.
      – Я закончу расширенный курс школы через три месяца, – бодро сказала Катрин. – Пока что я не имею понятия, чем буду заниматься. Вообще-то я хочу пойти работать, академическая карьера меня не привлекает.
      – У меня есть идея, но я не знаю, согласится ли твоя мама, – сказала Франческа. Диана вопросительно подняла брови, веря в то, что ее золовка не предложит чего-то совсем уж неприемлемого. – Как ты посмотришь на то, чтобы приехать в Штаты на летние каникулы после окончания школы? Ты можешь остановиться у меня. И я знаю, что твоя бабушка с удовольствием слетает с тобой на некоторое время в Палм-Бич, когда у нее будет отпуск. Там множество молодых людей, и ты можешь побывать на балу.
      – Ой, как здорово! Мама, мне это очень нравится! Можно я поеду? – Лицо Катрин порозовело, она едва не дрожала от возбуждения.
      – Ну… – Диана выдержала паузу и, увидев, как погрустнело лицо Катрин, засмеялась. – Конечно, ты можешь поехать, дорогая. Я думаю, ты получишь большое удовольствие.
      – Договорились. Мать будет в восторге, что ее очаровательная внучка побудет с ней, – сказала Франческа.
      – А мне можно будет посетить мастерские и посмотреть, как Серж создает свои шедевры? – с живостью спросила Катрин. – И еще мне хочется побывать в вашем офисе и увидеть все ювелирные изделия.
      Франческа снисходительно улыбнулась:
      – Твой отец совершенно равнодушен к ювелирному делу, но эта черта, очевидно, тебе не передалась. Ты напоминаешь меня, когда я была в таком же возрасте.
      Диана почувствовала, что краснеет, и отвела взгляд. Если какие-то качества в самом деле передаются по наследству, то у Катрин должен бы уже прорезаться писательский талант.
      Когда в середине дня зазвонил телефон, Бентли, уже основательно постаревший, объявил, что мистер Гай Эндрюс просит к телефону молодого мистера Эндрюса.
      – Интересно, чего он хочет, – сказал Майлз, устремляясь в кабинет.
      Он вернулся через несколько минут с сияющим лицом.
      – Вы можете себе представить? Отца только что назначили министром государственных предприятий. Премьер-министр объявил о назначении сегодня, и отец по этому случаю устраивает прием вечером в своей квартире. Он приглашает меня. – Майлз запнулся и смущенно добавил: – Но он не пригласил Китти. – Майлз назвал сестру именем, которым называл ее в детстве и которое употреблял лишь тогда, когда жалел ее.
      – Я не в обиде, – твердо заявила Катрин. – Я останусь с мамой.
      Когда Майлз и Катрин отправились в парк, чтобы поиграть в теннис, Франческа вернулась к этой теме.
      – У Гая есть любимчики? – напрямик спросила она. – Выходит, история повторяется, если это так. Мать всегда отдавала ему предпочтение передо мной. Я и по сей день считаю, что это несправедливо, когда родители кого-то из детей любят больше.
      – Думаю, что любимчики у него есть, – глухо сказала Диана. – Но Катрин искренне не возражает. Она никогда не была так близка Гаю, как Майлз, и в целом она считает его весьма утомительным. – Диане хотелось надеяться, что ее объяснение прозвучало убедительно. Впрочем, Франческа весьма проницательна, и ее на мякине не проведешь. Они никогда не обсуждали поведение Гая, но скорее всего Франческа догадывалась, что Гай гомосексуалист. Однако Диана совсем не хотела, чтобы Франческа знала, что Марк Рейвен, всемирно известный писатель и в настоящее время мультимиллионер, отец Катрин.
 
      В квартире Франчески было темно и пусто, когда она после двухнедельной поездки в Европу вернулась домой. И она вдруг сердцем поняла, что Серж ушел.
      Страх и отчаяние овладели Франческой. Как безумная она бегала из комнаты в комнату, надеясь на какое-то чудо. Вдруг он где-то спит? Или нежится в ванне. Может, он что-то готовит себе на кухне? Но тут из своей комнаты появилась экономка и, угрюмо поприветствовав Франческу, заикаясь, подтвердила, что мистер Буано в самом деле упаковал свои вещи и съехал с квартиры на прошлой неделе.
      Охваченная паникой, Франческа не знала, что же делать. Ей вспомнилась та ужасная ночь, когда сгинул Марк. О Господи, неужели Серж нашел другую женщину? Или ему окончательно надоело, что она постоянно ставит интересы компании выше их отношений? Она посмотрела на часы. Было почти десять часов вечера, так что позвонить ему на работу она не могла. Что можно сделать? Не звонить же матери.
      Франческа налила себе водки с тоником. Горькие слезы катились по ее лицу, и она отчаянно ругала себя за то, что сама довела дело до такого исхода.
 
      Сапфиры были разложены на листе белой вощеной бумаги: бледные – с Цейлона, потемнее – из Бирмы, а темно-голубые и самые ценные – из Кашмира. Здесь находилось также небольшое количество почти совсем черных сапфиров, привезенных из Австралии и Бангкока и не столь ценных. Серж поочередно укладывал их пинцетом на рисунок, сделанный на броши, и прикреплял при помощи пластилина. Демонстрируя величайшее терпение, он твердой рукой прикрепил один за другим два совсем крошечных камешка, затем откинулся назад и полюбовался сделанным. Когда он закончит работу, брошь будет напоминать изумительной красоты голубой ирис, оправленный в золото. При этом будет достигнут стереоскопический эффект, и поддерживаемые крохотными пружинками лепестки станут покачиваться при каждом движении владельца.
      – Можно приступать к изготовлению, Джим, – сказал Серж, обращаясь к мастеру. – Я бы поручил это Филу.
      – О’кей. – Джим подошел к рабочему столу Сержа, и в течение нескольких минут они обсуждали технические проблемы предстоящей работы.
      – Фаберже, будь я проклят! – восхитился Джим, с величайшей осторожностью беря эскиз в руки. – А ты сегодня сделаешь мне рисунок для кораллового ожерелья?
      – Нет! – сказал Серж, решительно поднимаясь из-за стола. – На сегодня хватит. Я чувствую себя паршиво.
      – Надеюсь, ничего серьезного?
      – Ничего такого, с чем бы я не справился, – бросил Серж, медленно вышел из мастерской и направился в свой кабинет в конце коридора. Сняв телефонную трубку, он набрал личный номер Сары.
      – Сара, хочу попросить вас о любезности, – без предисловий начал он. – Я хочу на какое-то время отвлечься от работы. Вы не возражаете, если я отправлюсь в Европу?
      Возникла непродолжительная пауза, после чего Сара сказала:
      – Если вы хотите в Европу, почему не отправились вместе с Франческой? Разве она не вернулась вчера? Я надеюсь, что вернулась, поскольку ожидаю ее появления в офисе сегодня. Накопилось много дел.
      – Это никак не связано с Франческой, – ровным голосом возразил Серж. – Просто я чувствую потребность отвлечься.
      – Господи, на какой срок?
      – Не знаю. О работе не беспокойтесь. Я буду посылать свои проекты с подробными инструкциями. Джим и Фил за всем проследят.
      – А в чем дело, Серж? – В ее голосе послышалось раздражение. – Я должна предупредить вас, что в вашем контракте есть пункт о том, что если вы уйдете из «Калински джуэлри», то не имеете права выполнять работу для другой компании в течение пяти лет.
      Серж внезапно ощутил страшную усталость.
      – Это личное дело, Сара. У некоторых людей бывает личная жизнь, как вы знаете. Мы не такие, как вы и ваша дочь, которая ставит свою работу превыше всего.
      – Не нужно грубить. Некоторые из нас профессионалы. Мы не идем на поводу у капризов, если нужно делать дело. Вы обсудили все это с Франческой?
      Серж уклонился от ответа. Пусть Франческа сама все объяснит матери, если пожелает.
      – Из уважения к вам, как президенту компании, я звоню, чтобы информировать вас, что на какое-то время уеду, но отдел дизайна не понесет никакого ущерба из-за моего отсутствия. Хорошо?
      Раздался щелчок, и телефон отключился. Серж медленно положил трубку на рычаг. Ну и сука, подумал он, и если до этого испытывал небольшие угрызения совести, злясь на Франческу за то, что она становилась все больше похожей на мать, то теперь сразу от них освободился. Даже если Франческа не может не быть такой твердой и независимой, если она не понимает, что идет по стопам Сары… Как бы там ни было, но мириться с этим он более не в состоянии…
 
      Не часто такое случалось, чтобы Франческа явилась в офис с опозданием. Нарушение временного ритма в связи с перелетом из Европы в Америку стало причиной бессонницы, лишь в пять утра она забылась беспокойным сном и проснулась только в десять, когда обеспокоенная экономка принесла ей кофе. Франческа медленно пила кофе в постели, болезненно чувствуя пустоту рядом с собой, не слыша привычного шума воды, когда Серж принимал душ, или его разговора по телефону. Она пыталась настроиться на философский лад и успокаивала себя тем, что это временная размолвка. Она придет к нему в мастерскую во второй половине дня и убедит его, что он ведет себя по-детски, что они вполне счастливы. Кому нужен брак?
      Первое, что Франческа увидела на своем письменном столе, была записка матери, очень лаконичная и весьма актуальная:
      «Ты в курсе, что Серж улетел в Европу? Как только ты появишься, хочу с тобой поговорить».
      Подпись отсутствовала. Записка была написана на бланке президента.
      Франческа в смятении отложила записку в сторону. Затем позвонила в мастерскую, и ей сказали, что Серж уже уехал и не сообщил, когда вернется. Вот так-то. Она откинулась в кресле. Ей нужно немного прийти в себя, прежде чем идти к Саре – единственному человеку, которого она не хотела видеть в этот момент. Франческа быстро открыла свой портфель и затолкала в него те документы, которые ей оставила для изучения секретарша. Она возьмет их домой и поработает с ними там. Сегодня такой день, когда она должна побыть одна.
 
      Вечером Франческа продолжала заниматься изучением принесенных отчетов. Предварительно она сказала секретарше, что поработает дома, чтобы подогнать дела, и что ее не следует беспокоить. Экономке она велела говорить по телефону, что ее нет дома. Это в равной степени относилось и к ее матери. Пока Франческа была погружена в работу, она могла отбросить мысли о Серже. За время ее отсутствия произошло немало событий. Нужно усилить меры безопасности в мадридском филиале. Существует твердое правило, что двери выставочных залов должны быть заперты всегда, независимо от того, есть внутри клиенты или нет. Телевизионные камеры при входе должны фиксировать всех входящих и выходящих. Клиенту не показывают более одного изделия за один раз. И тем не менее на прошлой неделе человек, назвавшийся промышленником из Германии, ушел, прихватив с собой браслет, два кольца и серьги общей стоимостью сто тысяч долларов, раньше, чем персонал магазина успел это осознать. Франческа сделала себе пометку позвонить менеджеру Паоло Родригесу и задать ему пару неприятных вопросов.
      Кроме того, возникла проблема поддельных копий наручных часов, изготовленных в Токио и Гонконге. Подделки почти невозможно было отличить от оригиналов, даже знаменитая золотая буква «К» на циферблате была безупречна. Китай и Япония в огромных количествах экспортировали часы в различные страны мира, продавая их всего за двести долларов. Кому нужны подлинные часы за шестьсот долларов?
      Внезапно Франческа пожалела о том, что дядя Генри ушел в отставку. Он всегда находил выход из сложных ситуаций, и ей захотелось поговорить с ним прямо сейчас. И не только о делах компании, но и о Серже. Она импульсивно схватилась за телефонную трубку в надежде, что он еще не лег спать. Жил он сейчас в новом доме в Стокбридже.
      – Здравствуй, золотко! – ответил Генри, когда она дозвонилась. – Очень приятно слышать твой голос.
      – Дядя Генри, прошу прощения за поздний звонок, но мне очень нужно повидаться с вами. Можно я прилечу завтра в Стокбридж? Мне потребуется ваш совет.
      – Ну конечно, буду рад повидаться с тобой. Как идут дела?
      – Не очень хорошо. Проблемы на работе… и к тому же Серж ушел от меня.
      – Ушел от тебя? – удивленно переспросил Генри. – Ты хочешь сказать – насовсем ушел?
      Франческа заколебалась:
      – Я не уверена… Он улетел в Европу. Похоже, никто не знает, когда он собирается вернуться.
      – Милые поссорились?
      – Вроде того.
      – Не беспокойся, золотко. Он вернется. Небольшое путешествие может пойти ему на пользу. Помнишь пословицу: «Разлука только раздувает любовь»?
      – Дядя Генри, я люблю вас, – сказала, улыбаясь, Франческа. – Мне уже стало легче.
      В эту ночь Франческа долго не могла заснуть и думала о Серже и «Калински джуэлри». После ухода Генри она стала единственным вице-президентом. Мать крепко держалась за президентство, не позволяя никому принимать важные решения без ее ведома, и зачастую отменяла решения Франчески. Такое положение становилось все более нетерпимым. Возрастала конкуренция с другими ювелирными компаниями, появлялись дешевые подделки изделий из их ассортимента, а вот сейчас канул в неизвестность Серж…
      Необходима сильная рука для управления компанией. По-настоящему сильная. Сила Сары сосредоточивалась преимущественно на мелочах – скорее на качестве витрин магазина на Пятой авеню, чем на случае ограбления в Мадриде. Подобно маленькой птичке в элегантных платьях и блеске бриллиантов, она клевала по зернышку, продолжая до сих пор винить Франческу в том, что Гай так и не вернулся домой, и все еще испытывая горечь оттого, что дочь решила занять его место.
      Франческа села в постели и включила лампу. Мозг ее лихорадочно работал. В настоящее время она владела пятьюдесятью пятью процентами акций – Генри продал ей свои пять процентов, когда шесть месяцев назад уходил в отставку. Она может взять управление на себя в любое время, когда захочет, хотя Сара этого не осознает. Вопрос лишь в том, решится ли она вытеснить мать с ее поста?
      Сара всегда клятвенно заверяла, что только смерть оторвет ее руки от руля. Тем более сейчас, когда Гай определенно не вернется в компанию. Временами Франческа готова была поверить в то, что мать согласна скорее увидеть компанию тонущей, нежели передать управление дочери.
      И еще был вопрос с Сержем. Она должна убедить его вернуться. Он был такой же неотъемлемой частью компании, как и она сама. Вместе они создали и выпестовали отдел дизайна. Неужели он не хочет, чтобы все это жило и развивалось, и только потому, что она не желает выходить замуж?
      Обе эти проблемы необходимо решить, подумала она, выключая свет. Взять управление на себя и добиться возвращения Сержа.
      Сейчас она верила, что способна этого добиться.
 
      Спустя три дня Франческа вернулась в свой офис, чувствуя, что обрела душевное равновесие и уверенность после здравых высказываний Генри, его прибауток, пословиц и наставлений. В нем было нечто такое, что успокаивало. На Франческу особенно подействовала его уверенность в том, что Серж скоро вернется.
      – Золотко, да ведь он любит тебя больше пятнадцати лет, а раз так, то хочет на тебе жениться. Нельзя осуждать парня за это, черт возьми! – сказал Генри, все так же молодо, как и раньше, сверкнув глазами. – Я подозреваю, он уже понял, что сделал ошибку, что нельзя на тебя давить. Он скоро вернется с таким видом, будто ничего не случилось.
      – Надеюсь, что вы правы. Я по-настоящему люблю его и не могу представить свою жизнь без него. А вот мысль о браке меня пугает, я боюсь оказаться в западне. Боюсь, что потеряю свою индивидуальность.
      – Ты никогда не потеряешь индивидуальность, Франческа, какие бы события в твоей жизни ни происходили. Я думаю, что твои страхи объясняются теми страданиями, которые тебе причинил этот писатель, Марк Рейвен. Он был твоей первой любовью, а это всегда переживается очень болезненно. Где-то на подсознательном уровне ты боишься, что тебя снова обидят, хотя, видит Бог, Серж не такой мужик. Ты никогда не найдешь никого лучше.
      Франческа тихонько засмеялась:
      – Кажется, я приехала к вам, чтобы получить сеанс психотерапии, дядя Генри. Ну а теперь, что мне делать с матерью?
      И снова, как и в предыдущие годы, они разработали стратегический план. Пришло время, когда Франческа должна была взять власть в свои руки.
      Сейчас, сидя за письменным столом, она позвонила секретарше и попросила принести почту. На одном из конвертов было помечено: «Лично и конфиденциально». Этот почерк Франческе был знаком не хуже ее собственного.
      – Пока что все, Рита, – резко сказала Франческа, чувствуя, что у нее задрожали руки. Секретарша бесшумно удалилась, не понимая, что она сделала не так.
      Письмо Сержа было кратким. Он решил совершить турне по Европе, так что с ним невозможно будет связаться. Свои проекты он станет регулярно присылать в мастерскую, так что производство ни в коей мере не пострадает. Он даже не пожелал ей благополучия и не передал привета. Глаза Франчески наполнились слезами, и она затолкала письмо в свою сумочку.
 
      Заседание совета директоров было самым коротким из всех, какие Франческа могла припомнить. Сработал элемент неожиданности и застал Сару врасплох. Сара ошибочно полагала, что Франческа располагает пятьюдесятью процентами акций с учетом купленных у Гая. Ее собственные тридцать пять процентов, оставленные отцом, не столь впечатляли, однако оберегали ее от того, что при голосовании у кого-то окажется более пятидесяти процентов. Оставшиеся пятнадцать процентов принадлежали Генри Лэнгхэму, Максу Дицлеру и Клинту Фридману. Так что она сохранит полный контроль столько времени, сколько пожелает.
      – Боюсь, что твои цифры не точны, – сказала Франческа как можно более ровным тоном. – В течение последних шести месяцев я владею пятьюдесятью пятью процентами акций. Когда Генри Лэнгхэм уходил в отставку, он продал мне свои пять процентов, сказав, что я могу их использовать как хочу и когда хочу, – добавила она тихо.
      Лицо Сары посерело. Плотно сжав губы, она уставилась на свои руки в перстнях, лежащие у нее на коленях. В зале установилась напряженная тишина, и на миг Франческе показалось, что мать разрыдается. Франческа почувствовала укол совести: она собирается совершить нечто ужасное – отнять у Сары то, что было смыслом ее жизни почти сорок лет. Ей вдруг подумалось, что подобное может когда-нибудь произойти и с ней. Она будет сидеть в президентском кресле, думая, что способна находиться у руля еще долго, но кто-то более молодой и более подготовленный неожиданно выдернет из-под нее это кресло. И она также будет вынуждена отдать бразды правления, отдать компанию, которая станет смыслом ее жизни, оставить все, что ей близко и дорого.
      Сара встала – с достоинством, с гордо поднятой головой, руками она сжала края стола.
      – Я думаю, что нам не следует продолжать заседание, – тихо сказала она. – Джентльмены, я была счастлива руководить «Калински джуэлри» и сделать из маленькой компании, какую мне оставил отец, гигантскую корпорацию, каковой она является сейчас. Всю жизнь я отдала компании, но, может быть, сейчас мне следует передать ее кому-то другому. Я не стану смущать вас своим присутствием во время голосования по вопросу, кто должен стать следующим президентом. С этого момента я ухожу в отставку.
      После этих слов она повернулась и медленно вышла из зала, навсегда оставив все то, что было ей так дорого.
      И это был самый ужасный момент в жизни Франчески.

      Лучи солнца отражались от крыльев аэробуса, мчавшегося из аэропорта Кеннеди. Находящаяся в нем Катрин, вцепившись в свою ручную кладь, едва сдерживала нетерпение. Впереди целых два месяца пребывания в Штатах. Тетя Франческа собирается показать ей все достопримечательности Нью-Йорка, а потом будет Палм-Бич. Катрин недавно получила письмо от бабушки, в котором говорилось, что, хотя сама бабушка чувствует себя не совсем хорошо, здесь много друзей и молодых людей и она сможет побывать на многих вечерах и приемах. Бабушка выражала надежду, что Катрин хорошо проведет время. Да она уже сейчас в полном восторге, хотя только сошла с самолета!
      – Катрин, дорогая! – подлетела к ней Франческа, едва девушка вошла в зал аэропорта, и заключила ее в объятия.
      – Ой, тетя Франческа, все так здорово! – И без того большие глаза Катрин стали еще больше, когда Франческа подвела ее к ожидающему их «линкольну».
      – Я хочу попросить тебя об одной любезности, – лукаво улыбаясь, сказала Франческа.
      – Пожалуйста! Все что угодно!
      – Ты не могла бы называть меня просто «Франческа»? Ты уже ростом догнала меня и похожа на молодую и вполне самостоятельную леди, поэтому я кажусь себе страшно старой, когда слышу твое обращение «тетя Франческа».
      Катрин захохотала:
      – Это все мама! Она настаивает, чтобы я называла вас тетей. Я до сих пор Чарльзу, Софи и Джону говорю «дядя» или «тетя».
      Губы Франчески слегка дрогнули. Может быть, называть Джона тетей как раз вполне уместно, о чем Катрин, естественно, не догадывается.
      – Едем прямо ко мне, – быстро сказала Франческа. – Возможно, уже сегодня во второй половине дня ты сможешь побывать со мной в мастерской. Во всяком случае, я должна быть там обязательно, и у тебя есть шанс попасть туда.
      Щеки Катрин вспыхнули от удовольствия.
      – Ой, я бы очень хотела! И я увижу, как Серж изготавливает какое-нибудь изделие?
      – Боюсь, что нет. – Франческа мгновенно посерьезнела. – Серж сейчас в Европе.
      – О! – Катрин несколько секунд молчала, затем импульсивно спросила: – А вы больше не вместе?
      Последовала пауза, во время которой Франческа тщательно подбирала слова для ответа.
      – Я думаю, ему требуется отдых. Он очень много работал все это время. Я ожидаю, что он вернется… в свое время.
      – Вот беда! Должно быть, вы скучаете по нему. – Катрин сочувственно посмотрела на тетю, и Франческа вдруг поняла, насколько наивна ее племянница.
      – Да, я действительно скучаю, – согласилась Франческа. – Но мы были настолько заняты, что у нас не было времени остановиться и подумать. С того времени как я стала президентом, я буквально падаю от усталости. Скоро будет выставка в Париже. У меня сейчас дел невпроворот.
      – Вам можно позавидовать, – сказала Катрин. – У вас такая интересная жизнь! Мне бы тоже хотелось делать то, что делаете вы.
      – Серьезно? – Франческа с интересом посмотрела на племянницу.
      – Да, на самом деле! Как вы думаете, я смогу получить работу в вашем филиале на Бонд-стрит? Я готова пылесосить полы, протирать стеклянные витрины и делать все, что понадобится.
      – Если тебя это интересует, я думаю, мы можем найти для тебя что-нибудь поинтереснее, чем уборка! – воскликнула Франческа. – Вот интересно, какие чувства ты испытаешь, когда узнаешь побольше о ювелирном деле. Недостаточно просто любить красивые ювелирные изделия. Это очень серьезное дело, очень нелегкое и даже опасное.
      – Могу себе представить! – возбужденно проговорила Катрин. – А ваш офис я тоже смогу увидеть? Обещаю, что не буду вам мешать.
      Франческа пристально посмотрела на Катрин и вспомнила маленькую девочку в красных туфельках, которая просила разрешения остаться в офисе, чтобы увидеть, как идет работа.
      – Разумеется, дорогая, – дружелюбно ответила Франческа. – Буду очень рада, если ты станешь находиться поблизости, а если позволит время, готова дать кое-какие пояснения.
      – Просто фантастика! – восторженно проговорила Катрин. – Не могу дождаться!
      Катрин осматривала мастерскую с большим интересом. Ей позволили взвешивать бриллианты на электронных весах и наблюдать за тем, как золото для часов трансформируется в белое золото после нанесения гальванического покрытия. Она собственноручно включала гигантский винтовой пресс, который развивает давление до пяти тонн и способен расплющивать металлы. Ей позволили сравнить между собой сиамские рубины – красные с черным оттенком и бирманские – тоже красные, но уже с голубоватым оттенком.
      – Я готова вообще не уходить отсюда, – призналась Катрин, не в силах оторвать взгляд от изысканной формы кольца с сапфиром, которое Франческа собиралась забрать и отвезти в магазин на Парк-авеню. – Потрясающий сапфир!
      – Действительно, потрясающий, – согласилась Франческа и стала рассказывать о его особенностях.
      – Ну и ну! Вот как много нужно знать! – воскликнула Катрин.
      Франческа резко поднялась, вспомнив, что в офисе ее ждет масса дел.
      – Ладно, поехали! Ты можешь снова все здесь осмотреть, когда мы опять приедем.
      Катрин было позволено остаток дня провести в выставочном зале и осмотреть множество изделий. Правда, в соответствии с правилами безопасности одновременно можно было осматривать только одно изделие. Катрин никогда в жизни не получала такого удовольствия. Огненно-черные опалы, голубые бриллианты, бледно-серый жемчуг, желтые сапфиры и сделанные из них ожерелья, браслеты, серьги, кольца лежали на черных бархатных подушечках. Племянница президента осмотрела все. Ближе к вечеру менеджера позвали к телефону. Вернувшись, он подошел к Катрин и с улыбкой сказал:
      – Сейчас звонила из офиса мисс Эндрюс. Ваша тетя хочет подарить вам что-нибудь особенное. Она предположила, что вам может понравиться вот это.
      Он открыл ящик, извлек оттуда большое кольцо и положил перед Катрин.
      Кольцо представляло собой квадратной формы изумруд, закрепленный на холмике из маленьких бриллиантов. Катрин, ошеломленная щедростью Франчески, благоговейно взяла его в руки, заглянула в прохладную и в то же время блестящую глубину.
      – Попробуйте нажать на эту маленькую золотую кнопку сбоку, – предложил менеджер, продолжая улыбаться.
      Катрин осторожно нажала на золотую кнопку, изумруд вдруг раскрылся, как открывается крышка шкатулки, и Катрин увидела внутри крохотные часики с римскими цифрами на циферблате.
      – Ой! – вскрикнула она. – Никогда не видела ничего подобного!
      Менеджер кивнул:
      – Эта идея пришла в голову мисс Эндрюс пару лет назад. Изделие пользуется большим успехом.
      – У женщин, у которых есть все, как я понимаю?
      – У молодых леди, у которых есть все, – согласился менеджер, которому Катрин нравилась все больше.
      – Благодарю вас! А сейчас я должна пойти и поблагодарить ее лично. Как мне добраться до офиса? – Катрин собрала свои вещи, раскрасневшись от волнения.
      – Я скажу, чтобы кто-нибудь вас подбросил.
      Таким было первое впечатление Катрин о том, что представляет собой день в ювелирном бизнесе. Ей настолько все понравилось, что в последующие недели она постоянно просила позволения посетить либо мастерскую, либо различные офисы.
      Когда Катрин наконец улетела в Палм-Бич, чтобы провести с Сарой остаток каникул, Франческа позвонила Диане.
      – Я думаю, что Катрин пойдет по стопам моей матери и моим, – пошутила Франческа. – Ее очень привлекает наше дело, не в пример Гаю. Она проявляет к нему интерес даже больший, чем я в ее возрасте. Кто знает, Диана? Возможно, «Калински джуэлри» окажется в руках молодой Эндрюс, когда я уйду. В конце концов, это у нее в крови.
      Диана на другом конце провода ничего не сказала. Если семья Гая так любит Катрин, намерена дать ей шанс сделать отличную карьеру и получить наследство, то Диана не станет раскрывать тайну, которая может этому помешать.
 
      – Как твой отец, Катрин? – Это были первые слова Сары, когда она появилась. – Он здоров? Я очень скучаю по нему. Расскажи мне, чем он занимается.
      После ухода из «Калински джуэлри» Сара заметно постарела. В ее некогда ясных пронзительных глазах появилась некая дымка, походка стала чуточку неровная. Руки ее, играющие золотой цепочкой, слегка дрожали, когда она расспрашивала о своем любимом сыне. Катрин никогда не испытывала особенно теплых чувств к Гаю и не была готова к тому, чтобы проводить все дни в душном, заставленном мебелью помещении и выслушивать ностальгические вопросы бабушки, на которые ей было трудно ответить.
      – Он чувствует себя хорошо, – нейтральным тоном ответила Катрин, желая переменить тему разговора.
      – Мне хочется, чтобы он приехал повидаться со мной, – продолжала Сара. – Скажи ему, чтобы он написал мне, дорогая. Я иногда звоню ему, но его никогда не бывает дома.
      – Я скажу ему… Бабушка, можно я пойду поплаваю? Ужасно жарко…
      Сара была явно разочарована. «Ну конечно, – думала она, – девочка слишком молода. Вечером я покажу ей фотографии Гая, когда он был мальчиком».
      – Пойди искупайся, дорогая. Все необходимое ты найдешь в купальне. Там сейчас могут быть молодые люди. К моему соседу приехали друзья его сына, и я сказала, что они могут пользоваться моим бассейном, поскольку он больше, чем у них.
      – Спасибо, бабушка. – Катрин быстро поцеловала ее в нарумяненную морщинистую щеку и выбежала в сад, где большой голубоватый бассейн манил желанной прохладой.
      – Привет! Меня зовут Оливер. А ты, должно быть, Катрин?
      Катрин вздрогнула от неожиданности, увидев молодого человека с черными глазами и загорелым лицом. Он стоял у самой кромки бассейна, ручейки воды струились по его атлетически сложенному, мускулистому телу. Ребята в Англии были бледными и хилыми в смысле комплекции.
      – Д-да, верно, я Катрин, – промямлила она, чуть заикаясь.
      – Я вычислил, что это должна быть ты. – Он на американский лад слегка растягивал слова и широко улыбался, демонстрируя ровные белые зубы. – Я остановился у Розенталей, это рядом, и пришел сюда, чтобы охладиться после тенниса. Здесь поспокойнее. Я не помешаю тебе?
      – Разумеется, нет. Бабушка предупредила меня, что я могу встретиться здесь с молодыми людьми. Погоди секунду, пока я переоденусь.
      Через пять минут она вышла из раздевалки в небесно-голубом бикини, которое подчеркивало длину и стройность ее ног, остроконечные груди и тонкую талию. Оливер окинул ее ладную фигурку оценивающим взглядом. Красиво нырнув в воду, она подплыла к нему, наслаждаясь прохладой и счастливо улыбаясь.
      – Уф, как здорово! – воскликнула она, встряхивая головой и откидывая назад длинные черные волосы.
      – Поплывем до конца, – предложил Оливер.
      – Идет.
      Они плыли рядом почти все время, Оливер коснулся стенки на секунду раньше.
      – Теперь назад?
      – О’кей.
      Назад было гораздо труднее плыть, и, финишировав, Катрин припала к мраморному бордюру тяжело и часто дыша.
      – У меня больше нет сил, – хватая ртом воздух и смеясь, сказала она. – Давай выйдем и посидим. – Катрин вышла из бассейна и направилась к полосатым бело-голубым лежакам.
      – Расскажи о себе, – попросил Оливер, глядя на девушку внимательным взглядом, который словно ласкал ее тело. Катрин понравились его полные губы, чуть приподнятые по краям.
      – Особенно нечего рассказывать. Мне скоро восемнадцать. Живу я в Лондоне и надеюсь в будущем заняться ювелирным делом. Бабушка попросила меня побыть несколько недель здесь, а последнюю неделю я проведу в Нью-Йорке с тетей, после чего уеду домой. А что ты можешь рассказать о себе?
      – Я пытаюсь попасть в кино или на телевидение. Сейчас я на каникулах, потому что в Голливуде в это время года мертвый сезон.
      – Так ты, стало быть, живешь в Голливуде? – Катрин с еще большим интересом посмотрела на Оливера. Ну конечно, ей следовало догадаться. Он выглядел как кинозвезда. – Я не могла слышать о тебе? Как твоя фамилия?
      – Пауэр. Нет, я ничего такого не совершил, чтобы ты могла обо мне слышать. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь такой день придет.
      – Оливер Пауэр, – медленно повторила Катрин. – Буду следить за твоими успехами! Послушай, а ведь жарко! Я хочу чего-нибудь выпить. Тебе что захватить?
      – Кока-колу, пожалуйста.
      Когда она шла в бар, у нее появилось предчувствие, что пребывание в Палм-Бич будет даже более интересным, чем в Нью-Йорке.
 
      Миновали две недели. Две недели долгих, жарких, ленивых дней, переходящих в полные истомы, душистые, звездные ночи. Катрин передвигалась медленно и смотрела вокруг чуть изумленно, ее чувства были обострены, а тело испытывало незнакомые, странные ощущения. Оливер стал своего рода стержнем ее жизни, и когда его не было рядом, она испытывала тоскливое чувство и какое-то нервное напряжение, что служило причиной бессонницы. Они оба испытывали какие-то сладостно-горестные чувства, когда встречались и расставались. Катрин должна была какое-то время проводить с Сарой, а Оливеру, продлившему свое пребывание у Розенталей, приходилось исполнять роль вежливого и благодарного гостя. Однако при первой же возможности они оказывались вместе, плавали или совершали прогулки либо просто сидели на берегу океана и тихо разговаривали под шум прибоя и шелест пальм.
      Было так радостно узнавать, что в том или ином их интересы сходятся. Беседа между ними текла легко и непринужденно. Робко держа друг друга за руки, они говорили о любимых музыкальных произведениях, фильмах и книгах, обнаруживая такое удивительное сходство во вкусах, что это вряд ли можно было назвать случайностью.
      – Только не говори, что ты без ума от Джона Донна! – воскликнула Катрин, когда они шли однажды по пляжу. – Он определенно мой любимый поэт, хотя в школе его терпеть не могли!
      Оливер улыбнулся и процитировал:
 
Дважды и трижды тебя я любил
Еще до того, как увидел тебя
И узнал твое имя…
 
      Неожиданно он густо покраснел и устремил взор вдаль.
      – Это из стихотворения «Воздух и ангелы», да? – подхватила разговор Катрин. – А дальше идет:
 
Голосом и бесформенным пламенем
Ангелы действуют на нас
И заставляют поклоняться…
 
      Оливер кивнул и сжал руку Катрин. Она искоса посмотрела на него, и ей вдруг отчаянно захотелось поцеловать его в загорелую щеку. Оливер обнял ее за талию и притянул к себе, их бедра соприкоснулись. Жаркое пламя разлилось по венам Катрин, и до боли сильно заколотилось в груди сердце.
      В этот вечер она разговаривала по телефону с Дианой.
      – Я мечтаю о том, чтобы ты познакомилась с ним, – сказала она матери. – Ты не можешь представить, какой он замечательный.
      – А ты расскажи мне о нем, девочка моя, – попросила Диана, испытывая легкую тревогу. Ей тоже было восемнадцать лет, когда она влюбилась в Гая.
      – Его зовут Оливер Пауэр, он актер, а не какой-нибудь там безнадежный неудачник. Я думаю, что его семья богата. Ему двадцать два года.
      – А что у него за семья?
      – Семья Пауэр, наверное! – хихикнула Катрин. – Мама, я надеюсь, ты не будешь вести себя как сноб.
      – Разумеется, нет, – возмутилась Диана. – Я просто проявляю естественный интерес. Значит, ты еще одну неделю пробудешь с бабушкой и после этого отправишься в Нью-Йорк?
      – Может быть… Но я хочу спросить бабушку, не смогу ли я остаться чуть подольше, пока Оливер здесь. Ему не нужно ехать в Голливуд раньше чем через две недели.
      – Если ты считаешь, что не злоупотребляешь гостеприимством, то все в порядке.
      – Спасибо, мама. Я вскоре позвоню тебе.
      – До свидания, девочка. – Диана в задумчивости повесила трубку. Как быстро растут дети, с грустью подумала она, вспомнив Катрин совсем маленькой. Скоро она и Майлз навсегда покинут дом. И на миг Диане стало жаль, что дни их невинности и юности подходят к концу.
      Поздним вечером, когда Оливер и Катрин медленно прогуливались по пляжу, девушка почувствовала, что в их отношениях друг к другу появилась какая-то особая деликатная нежность. И еще между ними впервые возникла некая напряженность, какая-то непонятная тяжесть. Катрин ощущала дискомфорт в теле, была взвинчена, груди ее ныли. Дойдя до укромной части пляжа, они остановились под кроной развесистого дерева. Они стояли рядом и смотрели на отражение месяца на спокойной глади моря.
      Оливер наклонился и поцеловал Катрин. Она не успела повернуться, и поцелуй пришелся в угол рта. Поцелуй поначалу был деликатный и нежный, затем язык Оливера проник в глубину ее рта, встретился с ее языком, и она ответила ему тем же. Их обвевал бриз, они оставались в этой позе долго, пока Катрин не начала дрожать от все возрастающего желания.
      – Катрин, – вырвался хриплый стон из груди Оливера. Он продолжал крепко ее обнимать.
      – О, Оливер… Оливер… – Ее голос напоминал ропот моря, которое тихо плескалось о берег.
      – Я люблю тебя, я очень тебя люблю! – порывисто проговорил он.
      Вместо ответа Катрин спрятала лицо у Оливера на груди и стала гладить волосы, которые курчавились у него на затылке. Ее переполняли неведомые чувства и желания, у нее взмокло между ног, ей страшно хотелось, чтобы Оливер прикоснулся рукой к этому ноющему месту. Она чувствовала, как твердое естество его прижималось к ее животу, чувствовала, что он тоже дрожит. Переполнявшее Катрин желание одолело ее застенчивость и смущение.
      – Может быть, мы ляжем? – хриплым голосом проговорила она.
      Не говоря ни слова, Оливер осторожно опустил ее на колени. Они стояли друг перед другом в мягком песке. Он медленно стянул с плеч бретельки ее платья. Робкие деликатные пальцы дотронулись до остроконечных грудок Катрин и стали их ощупывать, словно это было редчайшее произведение искусства. Он гладил и ласкал нежную девичью плоть и соски, лишая Катрин последних сил. Затем он медленно опустил ее на песок, накрыв своим телом. Ее бедра были податливы и раздвинулись при первом прикосновении к ним его руки. На какое-то время Оливер замер, словно не решаясь сделать окончательный шаг, который соединит их в одно целое. Катрин подняла голову, чтобы увидеть его лицо.
      – Я хочу тебя, – сказала она, и в ее голосе прозвучало нетерпение.
      – О Господи, я тоже хочу, только… ты уверена?
      – Я уверена, – шепотом ответила Катрин.
      Луна спряталась за одинокое облачко, словно желая скрыть любовников и дать им возможность обрести уверенность. Рука Оливера раздвинула влажные горячие складки – и он вошел в нее быстрым движением, поцелуем заглушив вскрик боли. Его руки крепко обняли Катрин, помогая приспособиться к ритму его движений, которые в конце концов завершились прерывистым стоном и судорогой тел. Продолжая находиться сверху, он замер.
      Спустя некоторое время Оливер спросил:
      – У тебя все в порядке, сладкая моя девочка?
      Катрин прижала голову к его плечу.
      – У меня все чудесно, – пробормотала она и после паузы добавила: – Мне хочется, чтобы мы всю ночь были вместе… всю ночь напролет…
      – Когда-нибудь так и будет, – пообещал он. – Нас ничто не может разлучить, Катрин. Мы всегда будем вместе.
      В эту ночь Катрин приснилось, что огромный черный дракон слетел с неба, схватил Оливера и унес с собой.
 
      Франческа работала в своем кабинете допоздна, пытаясь управиться с делами перед отлетом в Париж, где в Музее изящных искусств должна была состояться широко разрекламированная выставка ювелирных изделий. Планировалось выставить около сотни произведений ювелирного искусства, которые должны отразить шестидесятилетнюю историю «Калински джуэлри». Перед ней лежали богато иллюстрированные каталоги на английском и французском языках. Выставка должна быть впечатляющей. Несколько лет пришлось потратить на приобретение на различных аукционах оригинальных изделий. Удалось даже обнаружить самую первую драгоценность, изготовленную компанией, – золотую пряжку, украшенную дымчато-зеленым хризопразом, светлым лунным камнем и рубинами, заказанную последним русским царем. Кроме того, будут выставлены элегантные украшения для волос в стиле Эдуарда VII, отделанные драгоценностями, ожерелья в духе нового искусства, свободно свисающие серьги из нефрита и блестящего агата и стилизованные бриллиантовые клипсы, столь любимые и модные в пятидесятые годы. Семидесятые годы были представлены изысканными образцами изделий Сержа – ожерельями, браслетами, брошками, выглядевшими настолько естественно, что казались частью природы.
      Журналы всего мира, имеющие отношение к искусству, опубликовали материалы, посвященные предстоящему событию, которое должно иметь продолжение в Лондоне, прежде чем выставка триумфально возвратится в Нью-Йорк. Отдел рекламы «Калински джуэлри» не жалел денег и усилий на рекламирование и раскрутку выставки, и Франческа была удовлетворена результатами. Картье, Ван Клиф и Арпельс могут рыдать и пребывать в тоске, думала Франческа, снова и снова просматривая каталоги. Эта выставка фактически делала «Калински джуэлри» лидером ювелирного дела. В настоящее время компания имела филиалы в девятнадцати странах – от Токио до Монте-Карло, Сан-Франциско и Марбеллы. У них работало по всему миру более двух тысяч служащих, и только на рекламу тратилось свыше трех миллионов долларов.
      Франческа удовлетворенно покачивалась в кожаном вращающемся кресле, оглядывая кабинет, который некогда принадлежал Саре, а теперь был ее. Из кабинета были вынесены письменный стол в духе Людовика XV, непрочные французские стулья, тяжелые шторы и хрупкие статуэтки. Вместо них появились привезенные из Рима письменный стол, пристенный и кофейный столики, колонны с каннелюрами, хрустальные и позолоченные лампы в форме миниатюрных пальм, голубой ковер. Обитые белым шелком стены, украшенные произведениями выдающихся представителей модерна, как нельзя лучше гармонировали с мебелью.
      Франческа еще раз просмотрела подписанные письма и документы, методично проверила содержимое своего элегантного портфеля, на месте ли паспорт и билеты на самолет, заказанные секретаршей. Она улетает завтра рейсом № 847 компании «Пан-Америкэн» из аэропорта Кеннеди в 14 часов ровно, назначение – Париж, место 3Д, первый класс. Франческа поблагодарила Бога за то, что у нее такая расторопная секретарша. Теперь до отъезда оставалось сделать лишь одну вещь.
      – Свяжите меня с миссис Эндрюс в Палм-Бич, – сказала она девушке на коммутаторе. До этого ей звонила Диана и спрашивала, что представляет собой молодой человек, с которым встречается Катрин. Поскольку Франческа ничего о нем не знала, она ответила, что спросит об этом Сару, хотя и полагала, что ее невестка поднимает шум из-за пустяков. У Катрин появился приятель, ну и что? Не станет же Диана вести себя так, как старая графиня Саттонская, которая, по мнению Франчески, вела себя как настоящий сноб.
      – Привет, мама, – бодро поздоровалась Франческа, когда ее соединили с Сарой. – Как дела?
      – Отлично. – Голос Сары звучал как обычно, холодно и отчужденно.
      – А как Катрин?
      – Она, похоже, хорошо проводит время, я вижу ее очень мало, но это типично для молодых, – нехотя ответила мать.
      – Как у нее дела с молодым человеком, о котором я слышала? Ты о нем что-нибудь знаешь? Диана спрашивала меня о нем, но я ничего не могла сказать.
      Сара не скрывала негодования:
      – Я не думаю, что следует беспокоиться из-за Оливера Пауэра. В конце концов, он остановился у моих друзей Розенталей, а они не из числа тех, кто принимает сомнительных молодых людей.
      – Нет, я имею в виду вовсе не это. Я думаю, Диана хотела узнать, что у него за семья.
      – Вероятно, ее интересует, чего стоит его семья, – поправила дочь Сара. – Он очень славный, вежливый молодой человек, и можешь сказать Диане, что Катрин ничто не угрожает, пока она находится под моей крышей.
      – Разумеется. – Франческа вдруг почувствовала себя слишком уставшей, чтобы затевать бой. – Я завтра утром вылетаю в Париж, – примирительно сказала она.
      – Я так и поняла, судя по тому, что читала. Надеюсь, ты не слишком много денег истратила на рекламу.
      – Это не… – начала Франческа и затем оборвала себя. К чему все это? Она позвонила, чтобы спросить о Катрин – и только. – Я позвоню тебе, когда вернусь на следующей неделе, мама. Береги себя.
      – До свидания, Франческа.
      Собирая сумку, она поняла, что в их отношениях ничего не изменилось.

* * *

      В Дакоте Карлотта Рейвен в последний раз осмотрела свой багаж, радуясь, что скоро выберется из города. Марк уже целых десять дней находился на борту «Санни II», совершающей круиз по Средиземному морю, пока она следила за переоборудованием их апартаментов. Сейчас она спешила присоединиться к нему. Он был не прочь бросить взгляд на женщину, но на борту яхты это было исключено. Команда была подобрана весьма тщательно, имела указания сообщать о каждой женщине, которая может быть приглашена на борт, и Марк знал об этом. И если не считать нескольких мелких грешков, ей удалось уберечь Марка от серьезных романов после того знаменательного круиза с леди Дианой Эндрюс.
      Сейчас, когда Карлосу было двадцать два года и он переехал в Голливуд, Карлотта могла жить собственными интересами, а именно – крепко держаться за Марка и тратить его деньги. Марк называл ее магазиноголичкой. Карлотта же считала, что покупает лишь самое необходимое. Он говорил, что она никогда не может удовольствоваться тем, что у нее есть. Она утверждала, что он зануда и педант и что она обязана хорошо одеваться ради него же. Марк говорил, что она рабыня дома и вещей. Она решительно отвергала это обвинение и заявляла, что в их положении они должны иметь солидный дом.
      Карлотта иногда приходила в бешенство. Марк должен был бы ее благодарить за то, что она сделала для него, однако, кроме негодования, она от него ничего не слышала. Ну что ж, завтра она будет в Париже, чтобы обновить свой гардероб у Ива Сен-Лорана, Диора и Шанель, и ничего с этим поделать ему не удастся. Если бы не она, он бы давно уже вышел в тираж и все про него забыли.
      Положив футляр с драгоценностями рядом с багажом, чтобы не забыть его утром, Карлотта села на застеленную атласным покрывалом кровать и проверила билеты. Из Нью-Йорка в Париж. Среда, 18 июня. Рейс № 847 компании «Пан-Америкэн». Отправление в 14 часов ровно. Место в салоне первого класса, 4Д.
      Карлотта устало потянулась и стала думать, удастся ли ей купить новую приличную меховую шубу. В конце концов, если ты летишь в Париж специально с этой целью, то должен сделать все должным образом.
 
      Катрин проснулась рано и решила до завтрака искупаться.
      Бледное утреннее солнце висело совсем низко, тени от деревьев были длинные, воздух свежий и вкусный. Катрин проплыла отрезок, дыша глубоко и наслаждаясь тем, как вода омывает ее тело. Затем она вылезла на украшенный мозаикой бордюр и села, болтая в воде ногами. Этой ночью она снова видела кошмарный сон и до сих пор не могла успокоиться. На сей раз огромный черный дракон, слетев с неба, схватил длинными острыми когтями ее и понес высоко над садом бабушки. Катрин попыталась закричать и внизу, на земле, увидела Оливера, который кричал ей, чтобы она возвращалась назад. Но она не могла ответить, слова не шли из ее груди, а дракон поднимался все выше и выше, Оливер становился все меньше и меньше, пока не превратился в маленькую точку.
      Катрин закрыла глаза – она все еще была под впечатлением этого явственного сна. Что он может означать? Как правило, она спала без сновидений, и не было никаких причин для подобных кошмаров. На самом деле она никогда в своей жизни не чувствовала себя более счастливой. После завтрака придет Оливер, и они снова отправятся на яхте. А вечером оба встретятся на приеме, который устраивают Розентали.
      Пружинисто поднявшись на ноги и запахнув халат, Катрин направилась домой. С кухни долетал пьянящий аромат кофе, который смешивался с запахом лилий, росших в огромных горшках. Жизнь была хороша, самочувствие отличное, и Катрин, вместо того чтобы идти шагом, бегом преодолела пространство зала. И вдруг, ахнув, остановилась как вкопанная. Сара сидела на лестнице, прислонясь к перилам, с бледным как полотно лицом.
      – Бабушка! – Катрин бросилась к ней и, наклонясь, с ужасом увидела, что у бабушки не только лицо, но и руки были неестественно белыми, с голубым оттенком. Похоже, ей трудно было дышать, в ее глазах светился страх. – Бабушка… О Боже! Дороти, Дороти, быстрее сюда! – закричала Катрин, и через минуту по лестнице к Саре бежала горничная.
      – Мадам! – крикнула перепуганная горничная. Сара закрыла глаза и завалилась набок.

      Первой мыслью, которая обожгла Франческу, было то, что она летит в Париж без Сержа. Большие путешествия они всегда совершали вместе, совмещая приятное с полезным. На сей же раз она летела одна.
      Ее охватило тоскливое чувство. Париж без Сержа будет совершенно иным, подумала она, вставая с постели и накидывая белый атласный халат. Обычно они снимали люкс в «Ритце» и умудрялись находить время, чтобы пообедать в нескольких шикарных ресторанах и посетить Лувр, когда выдавался свободный час.
      Когда Франческа принимала душ, чувство беспокойства и уныния лишь возросло. Чего это она вдруг так испугалась? «За последние несколько месяцев я привыкла обходиться без Сержа», – сердито сказала себе Франческа, намыливая ноги мочалкой из люффы. Если разобраться, жизнь ее складывалась так, как она и хотела. Она превратила «Калински джуэлри» в компанию, оборот которой составляет миллиард долларов. Она стала ее президентом. У нее великолепный дом, вышколенная прислуга, изумительные наряды и меха и, разумеется, самые изысканные драгоценности. Она была самой уважаемой деловой женщиной, на нее именно так все и смотрели, и она работала в поте лица своего, чтобы достичь подобного положения. А сейчас она отправляется в Париж, чтобы открыть потрясающую, умопомрачительную выставку, которая еще больше укрепит репутацию ее компании. «Так какого черта я расхлюпалась? – пробормотала себе под нос Франческа, энергично растирая тело полотенцем. – Какого черта распустила нюни и дрожу, словно мне двадцать лет и я в первый раз отправляюсь одна в летний лагерь?»
      В десять часов пришел парикмахер, чтобы сделать ей прическу. Горничная закончила паковать вещи и сложила их у двери комнаты к одиннадцати часам. В полдень подъехала машина и повезла ее в аэропорт Кеннеди.
      Двадцать минут первого раздался телефонный звонок, и горничная Франчески взяла трубку.
      – Могу я поговорить с Франческой Эндрюс? – раздался возбужденный женский голос.
      – Она уже уехала в аэропорт, мадам.
      – О Боже… – На другом конце провода женщина, похоже, всхлипнула от отчаяния. – Я должна связаться с ней! Это вопрос жизни и смерти!
      – Возможно, в ее офисе с ней смогут связаться в аэропорту, мадам. Я даже не знаю, каким рейсом она летит.
      – О’кей, я попробую. Если она вдруг позвонит, не могли бы вы сказать ей, что звонила ее племянница, Катрин. Скажите ей, чтобы она связалась со своей матерью в Палм-Бич… Там произошло ужасное…
 
      Карлотта вошла в VIP-зал в аэропорту Кеннеди и заказала себе водки с тоником. Полеты на самолете всегда нервировали ее. А из Нью-Йорка в Париж лететь было довольно долго. Она бросила взгляд на свои золотые часы от Картье. Двенадцать часов тридцать пять минут. Она приехала слишком рано, но если она посидит здесь спокойно, полистает новый номер «Таунд энд кантри» и выпьет пару порций водки, а может, и примет транквилизатор, то сможет успокоиться к тому моменту, когда нужно будет садиться в самолет.
      Ее мысли были нарушены объявлением по радио, произнесенным загробным женским голосом:
      – Вызываем мисс Франческу Эндрюс! Вызываем мисс Франческу Эндрюс! Просим мисс Эндрюс немедленно обратиться в справочное бюро «Пан-Америкэн»!
      Карлотта несколько мгновений прислушивалась к объявлению, затем пожала плечами. Она не видела Франческу более двадцати лет, и у нее не было ни малейшего желания увидеть ее снова.
 
      – Я пытаюсь связаться с Франческой! – Лицо Катрин покрылось красными пятнами. – Ах, Оливер, я в панике! Если бы я знала, что мне делать!
      Оливер обнял ее и притянул к себе.
      – Все будет в порядке, милая. Ее перехватят в аэропорту. Ты сделала все что могла.
      Приехали врачи, Сару уложили на носилки, подключили к кислородному баллону, сделали несколько уколов и осторожно внесли в поджидающую машину «скорой помощи».
      – Не беспокойтесь, – обнадежил Катрин доктор. – Мы отвезем ее в больницу, и она пройдет там курс лечения. У нее инфаркт.
      Включив сирену, машина «скорой помощи» уехала.
      Даже спустя два часа Катрин все еще так и не получила никаких вестей от Франчески.
      – Наверное, мне следует связаться с папой, – вдруг решила она. – Он может прилететь сюда уже завтра, и если бабушка… – Катрин не смогла закончить предложения.
      – Ну вот, у множества людей случаются приступы сердечной недостаточности, но потом все проходит, – сказал Оливер, гладя ее по плечам. – Она поправится, девочка моя.
      – Если бы Франческа была здесь…
      – Не переживай. Она приедет. Кстати, почему бы тебе не позвонить своим родителям?
      Катрин вытерла глаза.
      – Правильно. Я позвоню сейчас маме и скажу, чтобы она связалась с отцом.
      – А не лучше ли тебе самой позвонить отцу?
      Катрин покачала головой:
      – Я не очень-то лажу с отцом. Уж лучше я скажу маме.
      Когда Катрин шла к телефону, он отчаянно зазвонил сам, здорово напугав ее.
      «Господи, только бы звонили не из больницы, только бы не сказали, что бабушка умерла!» – подумала она.
      Катрин схватила телефонную трубку и, чувствуя, как гулко колотится сердце, прижала ее к уху. Через несколько секунд величайшая радость отразилась на ее лице, и она облегченно вздохнула.
      – Ой, слава Богу, что с вами успели связаться до вылета, Франческа! Вы можете приехать сюда как можно скорее? Бабушка заболела. У нее что-то с сердцем, – выпалила Катрин.
      – Где она? – напряженным голосом спросила Франческа.
      – Ее увезли в больницу Бэртона. Я думаю, это где-то близко.
      – Я знаю. Я вылетаю в Палм-Бич сейчас же. Ты можешь с шофером Сары встретить меня в аэропорту, чтобы я сразу же отправилась в больницу?
      – О’кей. Я так рада, что мы вовремя дозвонились до вас… пока вы не улетели в Париж, – лихорадочно повторяла Катрин.
      – Я тоже, дорогая девочка. Я позвоню тебе из больницы, после того как навещу маму. Ты там одна?
      – Оливер здесь. – Катрин почувствовала, что у нее отлегло от сердца. Франческа появится здесь и будет контролировать ситуацию, а Оливер держит ее за руку и ни за что не отпустит.
      Когда Катрин положила трубку, Оливер обнял ее и привлек к себе.
      – Ну вот, я же говорил, что все образуется. Разве нет? – мягко проговорил он.
      Катрин кивнула:
      – Сейчас, когда прилетает Франческа, я чувствую себя гораздо спокойнее. Думаю, что теперь все будет в порядке.
      Однако этот долгий день был еще далек от завершения.
 
      Карлотта поняла, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Минутой позже привычная рутина на борту «Боинга-747» была нарушена шумом мужских голосов и женским криком. Карлотта и одиннадцать других пассажиров первого класса повернули головы, пытаясь разглядеть, что происходит позади, в салоне для туристов, однако стюардесса блокировала проход, стоя непоколебимо, как стена. Хриплые мужские голоса стали слышнее, выкрики раздавались на языке, непонятном Карлотте. А затем она увидела, как стюардессу грубо оттолкнули в сторону, и в проходе появился мужчина со зловеще сверкающими черными глазами. Он был одет в элегантный хлопчатобумажный костюм и бледно-голубую рубашку с распахнутым воротом. В одной руке он держал револьвер, другой рукой с деланным спокойствием поигрывал ручной гранатой.
      – Вы остаться свое место! – на ломаном английском языке приказал он.
      Карлотта расправила плечи, приподняла подбородок и вызывающе взглянула на него.
      – Ты, женщина! – крикнул бандит. – Наклоняться вперед, руки на щиколотка… Остаться так!
      Онемевшие от ужаса пассажиры тупо смотрели на мужчину. Но Карлотта уже все поняла, и волна леденящего страха пробежала по ее телу и сдавила горло. Не было сомнений, что этот мужчина – террорист, угонщик самолетов.
      Террорист быстро сунул гранату в левый карман пиджака и схватил сидевшую в первом ряду пожилую женщину за волосы.
      – Вниз! – завопил он, пытаясь пригнуть ей голову к коленям.
      Один за другим пассажиры наклонялись вперед, опуская руки к ногам. До смерти перепуганные, они не способны были даже пикнуть. Превозмогая свое нежелание, Карлотта сделала то же самое.
      – Ты! – Теперь террорист обратил свое внимание на стюардессу, которая стояла, бледная и растрепанная, у входа. – Кто есть Франческа Эндрюс?
 
      Диана в тот вечер оставалась за письменным столом допоздна, проверяя и перепроверяя то, что она подготовила к следующему дню. Она занималась организацией спонсорского матча в поло в «Гардс-клубе» в Виндзоре, куда должны были прийти не менее тысячи людей. Играл принц Чарльз, и ожидалось, что его игру придут посмотреть несколько членов королевской семьи. Матчу предшествовал завтрак в шатре, а после окончания будет чаепитие и прием с шампанским. По такому случаю выпустили значки, оборудовали стоянки для машин. Были задействованы поставщики продуктов, приглашены флористы, фотографы, духовой оркестр, напечатаны десятки и сотни визитных карточек. Сейчас Диана молила Бога об одном – чтобы выдался ясный день. Но если все-таки погода подведет, то на этот случай она организовала прокат пятисот зонтиков.
      Диана посмотрела на часы и включила телевизор, чтобы послушать прогноз погоды на следующий день. А через минуту она ссутулившись сидела на диване, приложив ладонь ко рту, и в ужасе смотрела на экран.
      Принадлежащий компании «Пан-Америкэн» «Боинг-747», направлявшийся в Париж из Нью-Йорка, был захвачен в воздухе террористами, которые предположительно являются членами Фронта арабского освобождения, известного своей антиамериканской направленностью. В течение двух часов террористы, среди которых четыре мужчины и одна женщина, держат под дулами револьверов триста пятьдесят пассажиров и экипаж в количестве тринадцати человек.
      Диктор Би-би-си, глядя в свои заметки, продолжал:
      – Капитан Дон Килрой, с которым была установлена радиосвязь, подтверждает, что террористы требуют, чтобы самолет изменил курс и приземлился на острове Мальта, хотя есть опасность, что на борту недостаточно горючего. Среди пассажиров находится Франческа Эндрюс, президент компании «Калински джуэлри, Инк.». Считают, что она главный заложник, и мы слышали из арабских источников, что террористы требуют пять миллионов долларов в обмен на благополучную доставку мисс Эндрюс и других пассажиров. Состояние находящихся на борту людей пока неизвестно, но они находятся в воздухе уже четыре часа и будут лететь еще несколько часов, пока не достигнут пункта назначения. Как сообщают, среди пассажиров шесть граждан Англии. Мы станем оперативно сообщать все новости, которыми будем располагать.
      Диана не могла больше слушать. Дрожащими руками она схватила трубку и стала набирать номер телефона дома Сары в Палм-Бич.
 
      – Боюсь, что положение вашей матери достаточно серьезное, – сказал доктор Франческе. – Мы все время наблюдаем за ней, конечно же, она под непрерывным контролем, но пройдет по крайней мере несколько дней, пока можно будет говорить об улучшении.
      – Я могу ее увидеть?
      – Только на минуту. И пусть вас не пугают все эти трубки и капельницы – это обычное дело.
      Желудок у Франчески судорожно сжимался, когда она шла по коридору в палату матери. Больничные запахи всегда вызывали у нее чувства, близкие к ужасу, и сейчас она со страхом подходила к палате.
      «Мама такая маленькая!» – это была первая мысль Франчески, когда она увидела Сару. Крошечное хрупкое тело, опутанное проводами и трубками, с кислородной маской на бледном, цвета слоновой кости, лице. Она казалась маленькой и беспомощной – и тем не менее именно эта женщина деспотически управляла гигантской компанией всего лишь около года назад. Франческа испытала острое чувство жалости. «Калински джуэлри» была всей жизнью ее матери, как теперь – ее жизнью. Казалось бы, должны были существовать взаимные привязанности и взаимная любовь, однако же между ними не было ничего, кроме враждебности и глубокой ревности. Глаза Франчески наполнились горючими слезами, и ей страшно захотелось верить, что мать оправится от этой болезни и что в один прекрасный день они смогут понять друг друга.
      – Ей сейчас нужен отдых, – сочувственно шепнула сестра.
      Франческа кивнула, не имея сил что-либо сказать.
      Когда она подошла к ожидающей ее машине, шофер слушал негромкую музыку по радио. Внезапно мелодия оборвалась, и раздался голос диктора:
      – Передаем важное сообщение.
      Через минуту Франческа побледнела, и у нее закружилась голова. Она не могла до конца поверить в то, что услышала. Поглощенная мыслями о болезни матери, она была не в курсе событий, которые произошли за последние несколько часов.
      Сообщалось о том, что Франческа Эндрюс стала заложницей на захваченном воздушными террористами самолете, летящем в Париж, но, как только что выяснилось, она в последнюю минуту аннулировала заказ на этот рейс.
      Сообщалось также, что террористы в настоящий момент держат в заложницах Карлотту Рейвен, жену богатого и знаменитого писателя, которая теперь стала главным заложником.
 
      Вонь в салоне самолета становилась все сильнее. Карлотта сдвинулась на своем сиденье в сторону, устав от позы, в которой пребывала, пытаясь как-то справиться с овладевающим ужасом. Она скоро умрет. Это всего лишь вопрос времени. Когда террористы поняли, что Франчески в самолете нет, они обратили все внимание на нее.
      – Ты жена Марка Рейвена? – спросила молодая террористка Рива, охранявшая пассажиров первого класса. У нее были длинные прямые жирные волосы, лицо фанатички и пистолет, который она крепко сжимала в костлявой руке. Она повернулась к одному из вооруженных мужчин, и те в течение нескольких минут о чем-то тараторили на своем языке. Карлотта со все возрастающим страхом украдкой наблюдала за ними. Ей не нужно было понимать их язык, чтобы сообразить, что они собираются использовать ее в той роли, в какой планировали использовать Франческу.
      Молодая женщина снова повернулась к Карлотте.
      – Твой муж сильно много деньги! – выкрикнула она. – Он дает деньги нашему делу! – Глаза Ривы сверкали, и в этот момент Карлотта подумала, что обречена, поскольку Марк не даст денег на ее освобождение. Он проигнорирует ее просьбы, и ирония заключается в том, что американское правительство принудит его это сделать, поскольку никогда не уступает требованиям подобного рода. Наверняка он будет рад наконец-то избавиться от нее.
      Ирония номер два заключалась в том, что она заменяла собой женщину, которая некогда была ее подругой. Кажется, как много времени прошло с того момента, когда она отняла у нее Марка. «Что ж, – думала Карлотта со все возрастающей паникой, – я хотела денег и респектабельности, положения и власти, и я много чего получила, хотя для этого мне пришлось перешагнуть через подругу и с помощью шантажа принудить Марка дать мне то, что я хотела».
      Сдавленные рыдания вырвались из ее груди. «Я не хочу умирать. Я хочу увидеть своего дорогого Карлоса снова. Я хочу поехать к маме и папе в Испанию!» – кричало все у нее внутри.
      Самолет приземлился, и пока один из террористов оставался в кабине с экипажем, пытаясь обговорить условия по радио, другие охраняли выходы. Напряжение все возрастало. Время от времени террористы выкрикивали какие-то команды. Затем раздался выстрел, за ним последовал пронзительный крик, и один из пассажиров упал в проход. Из его головы текла кровь.
      Террористы начали выполнять свою угрозу – расстреливать одного пассажира каждый час до тех пор, пока их требования не будут удовлетворены.
 
      На следующее утро, перед тем как отправиться на матч по поло, Диана включила радио в своей спальне. Правда, теперь она знала, что Франческа не летела этим рейсом, но ее интересовали последние новости, связанные с ужасной трагедией – захватом террористами «Боинга-747».
      Голос диктора был сдержанным и суровым: «…захваченный террористами самолет вынужден был рано утром приземлиться на Мальте. Террористы, которые, как полагают, хорошо вооружены, удерживают триста пятьдесят пассажиров в качестве заложников. Условия, в которых они находятся, по всей видимости, весьма тяжелые. Как сообщила служба безопасности на земле, пилот просигналил из своей кабины, что никто не должен подходить к самолету. Были слышны несколько выстрелов внутри самолета, террористы выдвигают новые требования. Согласно их первоначальному плану, они собирались удерживать Франческу Эндрюс, президента компании «Калински джуэлри», оборот которой составляет много миллионов долларов, с целью получения выкупа. Когда было обнаружено, что Франческа Эндрюс не летит этим рейсом, они переключили свое внимание на другую пассажирку – миссис Карлотту Рейвен, жену знаменитого писателя, автора бестселлеров Марка Рейвена, чье состояние, по оценкам специалистов, составляет двадцать миллионов долларов. Террористы осуществили свою угрозу – расстреливать одного пассажира каждый час, пока их требования не будут выполнены, и к настоящему времени несколько тел уже было выброшено из самолета на бетонное поле. Понятно, что…»
      Сидящая перед туалетным столиком Диана оцепенела, услышав о новом повороте событий.
 
      «Санни II» плавно скользила по подернутой рябью поверхности Средиземного моря. Марк лежал на палубе, подставив тело солнцу. Утро прошло плохо. Он проснулся после похмелья с головной болью и, когда сел за машинку, чтобы завершить последнюю главу «Голубой луны», был не в состоянии связать даже двух слов. Раздраженный и отчаявшийся, он поднялся на палубу и заказал себе виски с содовой. Может, это немного успокоит его и улучшит настроение. Карлотта присоединится к нему на Капри через пару дней, и он подозревал, что это и было причиной его внезапной депрессии. По крайней мере она не звонила ему без конца по телефону с того момента, как покинула Нью-Йорк. Этот телефон – словно пуповина, удерживающая их вместе, с раздражением и злостью подумал Марк. Он ненавидел то, как она отслеживала и прятала его под крыло, и он никак не мог выбраться наружу, заполучить глоток свободы.
      Марк не заметил, как задремал, и очнулся оттого, что чья-то рука легонько похлопала его по плечу. Подняв голову, он увидел стоявшего над ним капитана.
      – Боюсь, что у меня плохие новости для вас, – без каких-либо эмоций сказал капитан. – Ваша жена взята заложницей арабскими террористами на борту самолета на Мальте. Они требуют, чтобы вы внесли пять миллионов долларов за ее освобождение.
      – Господи Иисусе! – Марк вскочил на ноги и недоверчиво уставился на капитана. – Не верю. Что все-таки произошло, черт возьми?
      – Я знаю лишь то, что сказало мне руководство аэропорта на Мальте, сэр. Триста пятьдесят пассажиров удерживаются на борту самолета, который стоит на бетонной полосе, и террористы не выпустят ни вашу жену, ни других пассажиров, пока вы не дадите им денег.
      Продолжая смотреть на капитана, Марк медленно покачал головой:
      – У меня нет выбора, не так ли? Сообщите по радио, что я согласен, и спросите, когда и как они хотят получить деньги. И смените курс. Нам лучше поспешить в сторону Мальты.
      – Да, сэр.
      Триста пятьдесят пассажиров… включая Карлотту! Марк опустился на стул и сделал глубокий вдох. Лишь сейчас до него дошла вся трагичность ситуации. Одновременно он осознал, что американское правительство не позволит ему оказать помощь. Оно не пойдет навстречу требованиям террористов, но, во всяком случае, его согласие заплатить пять миллионов долларов даст возможность выиграть время для организации операции спасения.
 
      Катрин и Оливер, обняв друг друга, медленным шагом возвращались домой с теннисного корта.
      – Давай искупаемся перед завтраком, – предложил Оливер.
      – Хорошая идея. – Катрин чувствовала себя размягченной и счастливой. Новости о здоровье Сары были в это утро гораздо более обнадеживающими, и Франческа пообещала, что они позавтракают возле бассейна, как только она вернется из больницы после посещения матери.
      – Хотелось бы знать последние новости о захваченном «Боинге». Какое чудо, что Франческа не полетела этим рейсом! Это было бы так ужасно для всех!
      – Да. – Катрин покачала головой, представив себе, какой это ужас – находиться под дулом автомата много часов в душном переполненном самолете.
      – Может, мы быстренько посмотрим последние новости по телевизору?
      – Давай.
      Они вошли в прохладный вестибюль красивого здания и включили стоявший в углу гостиной телевизор.
      Показывали какое-то шоу, участники истерически аплодировали и подпрыгивали, словно группа дрессированных тюленей.
      – Я переключу канал, – сказала Катрин.
      Прежняя картинка исчезла – и вот он, «Боинг-747», безжизненно стоящий на горячей бетонной полосе. Вокруг не было заметно никаких признаков жизни, и если бы не виднеющееся вдалеке здание аэропорта, можно было бы подумать, что дело происходит в жаркой пустыне Сахаре. Телевизионные камеры, должно быть, находятся очень далеко, подумала Катрин. От этого зрелища становилось как-то не по себе. А что это за темные свертки на земле недалеко от колес? Едва Катрин успела об этом подумать, как ровный голос диктора нарушил тишину гостиной:
      – Террористы приводят в исполнение свою угрозу убивать каждый час по одному пассажиру до тех пор, пока не согласятся на их требования. К настоящему времени из самолета уже выброшены три тела, и вы можете их увидеть в левой части кадра. Террористы заявляют, что расстреляют каждого, кто приблизится к самолету, чтобы убрать трупы.
      – Господи Иисусе! – пробормотал Оливер.
      – Как можно вести себя таким образом! – охнула Катрин. – Наверняка они могли бы действовать иначе…
      – Тс-с-с! – вдруг перебил ее Оливер, напрягая слух.
      – Террористы требуют пять миллионов долларов за освобождение их главного заложника – Карлотты Рейвен, жены Марка Рейвена…
      – О Боже! – вскричал Оливер, вскакивая на ноги. Он выпучил глаза, вокруг его рта появилась белая пена.
      – Что случилось? – ошеломленно спросила Катрин.
      Оливер ткнул дрожащим пальцем в телевизор, где в кадре все еще находился «Боинг-747».
      – Карлотта Рейвен! – задыхаясь, проговорил он. – Это моя мать!
 
      Власти аэропорта на Мальте устроили в главном здании срочное совещание. По телефону поддерживалась связь с Белым домом в Вашингтоне и министерством иностранных дел в Лондоне. Решался вопрос, какие предпринять шаги. Марк Рейвен связался с руководством и сказал, что готов заплатить выкуп, однако ему ответили, что правительство не может соглашаться с требованиями террористов – это противоречит его принципам.
      – Мы должны дождаться темноты и затем организовать штурм самолета, – сказал старший представитель власти. – В Валлетте стоят корабли британского флота, у них есть специально обученные люди для борьбы с террористами. Они уже предложили свои услуги. Это единственный способ.
      Среди участников совещания возникло замешательство.
      – Это может вылиться в кровавую бойню, – сказал один.
      – Не выльется, если нам удастся обмануть террористов, – сказал другой. – Мы скажем им, что согласились на их требования. Мы можем через пилота связать их по радио лично с Марком Рейвеном. Он пока что еще на яхте, но направляется сюда. Мы пока не сказали, что ему не разрешено отдать террористам денежный выкуп. Это может их удовлетворить, если они решат, что деньги на пути к ним.
      – А если все пойдет не так, как нужно?
      – Все и без того уже идет не так, как нужно. Они застрелили троих.
      На том и порешили. В десять часов вечера антитеррористическая группа Британского Королевского флота должна будет ворваться в самолет и разоружить террористов.
 
      – Что ты имеешь в виду, говоря, что это твоя мать?
      Оливер пытался связаться с Марком. Он уже заказал себе билет на самолет в Европу, надеясь, что тот приземлится в Гозо, а оттуда на вертолете или на теплоходе он доберется до Мальты. Оливер в смятении схватил Катрин за руку.
      – Мои родители – Марк и Карлотта Рейвен. Мое настоящее имя – Карлос Рейвен, но я не хотел пробиваться в кино с помощью имени отца, – торопливо объяснил он. – Я всегда находился в тени его имени. Сменить имя был единственный способ выйти из-под его тени.
      – Почему ты не сказал мне об этом раньше? – Катрин была по-настоящему заинтригована. Во время учебы в школе она прочитала множество книг Марка Рейвена, и, хотя учителя это не слишком одобряли, она считала, что его романы с описанием скандалов и приключений весьма увлекательны.
      – Я не думал, что это столь важно, хотя в свое время я бы тебе сказал об этом… Например, в том случае, если бы попросил твоей руки, – застенчиво закончил он.
      – Ой, Оливер! – Щеки Катрин стали пунцовыми от удовольствия.
      Оливер поцеловал ее.
      – Я попрошу тебя об этом по всей форме, когда этот кошмар закончится. Сейчас мне нужно пробиться к моей матери. Господи, надеюсь, все закончится благополучно. Знаешь, любимая, я должен спешить, иначе не успею на пересадку в Нью-Йорке. Ты можешь связаться вместо меня с моим отцом? Я дам тебе номер яхты. Скажи ему, что я уже в пути.
      Она ощущала его нежность и одновременно его тревогу и даже ужас.
      – Конечно, любимый.
      Оливер бросился в дом Розенталей, упаковал небольшой чемодан, объяснил хозяевам, что произошло, и вернулся к Катрин, чтобы попрощаться. Все произошло настолько быстро, что вся драма казалась какой-то неестественной. Он поцеловал Катрин и исчез раньше, чем она успела сообразить, что может не увидеть его снова в течение многих дней.
      Поскольку Франческа еще находилась в больнице у Сары, Катрин устроилась перед телевизором и стала наблюдать за дальнейшим развитием событий, которые ввергли в ужас все Соединенные Штаты. И подумать только, это оказалась мать Оливера… Или ей следует теперь называть его Карлосом? Его мать в качестве главного заложника!
      По телевизору стали показывать мыльную оперу, и Катрин от скуки решила позвонить Диане в Англию. Мама наверняка будет поражена, когда узнает, что друг ее дочери – сын одного из самых знаменитых во всем мире писателей!
 
      Хрупкая, похожая на птицу Сара пребывала в глубоком сне. Врачи сказали Франческе, что, если все пойдет должным образом, Сара выздоровеет, хотя для этого понадобится длительное время, а в будущем ей нужно будет проявлять чрезвычайную осторожность.
      Сидя у изголовья постели, Франческа смотрела на спящую мать. Ей хотелось поговорить с ней, установить близкий контакт. Но глаза матери оставались закрытыми, лицо – отрешенным.
      – Ей нужен покой, – говорил врач. – Никаких разговоров. Но я уверен, ей покойно, когда вы здесь, даже если она большую часть времени спит.
      Франческа надеялась, что это так и есть. Дважды в день она приходила в больницу и сидела у постели Сары, слушая, как приборы методично отмеряют ритм.
      Приближалось время, когда ей нужно будет уходить. Франческа потянулась – у нее побаливала спина от неудобного больничного стула, и вообще она испытывала сильную усталость. Два последних дня принесли большие потрясения. Вначале это было связано с неожиданной болезнью Сары, а затем – с осознанием того факта, что если бы она полетела этим рейсом в Париж, то сейчас находилась бы под дулами автоматов озверевших террористов. Франческа чувствовала себя страшно опустошенной и с трудом могла поверить в то, что ее место заняла Карлотта. Франческа не решалась признаться в этом себе, но все выглядело так, будто судьба нарочно подстроила этот невероятный кровавый инцидент.
      Внезапно тень упала на приборы над кроватью Сары. Полагая, что это сестра или врач, Франческа подняла голову – у нее отчаянно заколотилось сердце при виде знакомого, дорогого, любимого лица.
      – Серж! – шепотом сказала она.
      – Привет, Франческа. – Он положил сильную, крепкую руку ей на плечо, и голубые глаза его встретились с ее глазами. – Как у тебя дела?
      – Ой, Серж! – Она поднялась и бросилась ему в объятия, выплеснув все скопившиеся за два дня тревоги и переживания. Она беззвучно плакала, уткнувшись ему в плечо, осознав, как скучала по нему все эти месяцы. – Я… я думала, что больше никогда тебя не увижу.
      – Я ожидал тебя в Париже, – негромко сказал Серж, гладя ее по волосам. – Я собирался сказать, что не могу жить без тебя и что я был дураком, уйдя от тебя.
      – Нет, нет, дорогой! Ты не был никаким дураком! Это я была дурой, позволив тебе уйти! – Франческа прильнула к нему, чувствуя, как привычно, знакомо обнимают ее его руки, испытывая удивительный комфорт от его присутствия.
      – Сожалею, что такое случилось с Сарой. Как она сейчас? – Он посмотрел на хрупкую фигурку и понизил голос: – Я думаю, она одолеет болезнь.
      – Надеюсь.
      – Послушай, а этот захват самолета! Я чуть с ума не сошел, когда услышал вначале, что ты летишь этим рейсом.
      – Я знаю. Эти последние дни – какой-то кошмар! Пойдем, Серж. Время посещения истекло. – Франческа быстро вытерла слезы и собрала свои вещи. – Ты знаешь, у меня остановилась Катрин. Она была в гостях у матери, когда все это произошло.
      – Да, я слышал об этом. В газетах подробно описано все, что произошло в твоей семье за последние несколько дней.
      – Разве? Я и не знала. Сейчас такое горячее время, что я не слежу ни за чем.
      Они вышли из больницы и сели в машину. На пути к дому Сары они молчали. Это было доброе молчание, когда слова не требуются. Они снова были вместе, и, когда Саре станет лучше, они вернутся в Нью-Йорк, будут жить, любить друг друга и вместе работать. Франческа задумалась, поднимет ли Серж снова вопрос о браке. В глубине души она надеялась, что он не станет его поднимать. Ей до сих пор нравилось нынешнее положение дел. Она положила руку на бедро Сержа. Он повернул голову и ласково улыбнулся. Франческа ответила ему такой же улыбкой.
      На этот момент было достаточно уже того, что он вернулся.
 
      Катрин услышала шум подъезжающей машины Франчески и выбежала из дома, чтобы поприветствовать ее и срочно поделиться новостями. Увидев Сержа, она резко остановилась, и на ее лице появилась радостная улыбка.
      – Привет! – весело крикнула она.
      – Привет, дорогая! – Франческа вышла из машины, и Катрин определила, что она выглядит довольной. – Как дела? Где Оливер? – Она огляделась вокруг, рассчитывая увидеть Оливера где-то неподалеку от Катрин.
      Лицо Катрин помрачнело, в глазах появилась тревога.
      – Произошла совершенно невероятная вещь, – выпалила она.
      Они двинулись в дом, при этом Серж не выпускал руку Франчески, а Катрин в это время пыталась им объяснить, что Оливер на самом деле Карлос Рейвен и что его мать была главным заложником в самолете.
      – Господи Боже мой! – Франческа от неожиданности села на стул. Именно по причине того, что должен был появиться на свет Карлос, Марк вынужден был бросить ее и жениться на Карлотте, а сейчас его сын – вполне взрослый человек и влюблен в ее племянницу. Серж обеспокоенно посмотрел на Франческу – он был в курсе всей истории. – Просто невероятно! – наконец проговорила она.
      – Да, действительно! – простодушно согласилась Катрин. – Представляете, он был здесь со мной, а в это время его мать взяли вместо вас в заложники. – Она покачала головой, затем нахмурилась. – Но кроме этого, произошла и другая неприятная и непонятная вещь.
      – Что именно? – спросила Франческа.
      – Вы же знаете, что мама всегда хочет знать, кто есть кто. И сейчас, когда у меня появился новый друг, она первым делом стала спрашивать, из какой он семьи. Лично я считаю, что это немного отдает снобизмом. Ну, так или иначе она и бабушку, и меня несколько раз спрашивала, кто такой Оливер. И сегодня, когда он сказал мне, что он сын Марка Рейвена, я подумала, что маме будет приятно это узнать. Я позвонила в Лондон, чтобы сказать ей об этом.
      – И что же? – Франческа выглядела несколько озадаченной. Какое это могло иметь значение! Диана не имела понятия о ее романе с Марком. Поначалу об этом было больно говорить, а позже это потеряло актуальность.
      – Она просто пришла в ужас! – воскликнула Катрин. – Она словно обезумела! Сказала, что я должна немедленно ехать домой и что я еще слишком молода, чтобы крутить романы.
      Франческа непонимающе смотрела на Катрин. У Дианы не должно быть оснований для того, чтобы запрещать Катрин общаться с сыном такого богатого и знаменитого человека!
      – Честное слово, я не понимаю, – сказала наконец Франческа. – Оливер по-настоящему приятный молодой человек.
      – Вы могли бы с ней поговорить, Франческа? – умоляющим тоном попросила расстроенная Катрин. – Скажите ей, какой он приятный. И она должна была слышать о его отце. Все знают Марка Рейвена.
      – Посмотрю, что мне удастся сделать, – пообещала Франческа. – А какие последние новости о захвате самолета? – Она повернулась к телевизору, который оставался включенным.
      – Террористы продолжают удерживать заложников. Самолет находится на поле уже тридцать шесть часов, – сказала Катрин. – Уже убили пятерых.

* * *

      Внутри самолета было совершенно темно, и лишь отдаленные огни здания аэровокзала чуть-чуть очерчивали силуэты согнувшихся пассажиров. Воздух был пропитан запахами пота, мочи и фекалий. Абсолютная тишина была, казалось, начинена напряжением. Днем в самолет проникли мухи, привлеченные запахом подсыхающей крови, и сейчас они злобно гудели в темноте. Легкое дуновение воздуха долетело от выходной двери в передней части самолета. Измученные пассажиры потянули носами и приоткрыли рты, пытаясь вдохнуть благотворный свежий воздух, который совсем не ценили раньше.
      Пассажиры первого класса были согнаны в туристический класс. Здесь все, как привилегированные, так и лишенные привилегий, находились под прицелами автоматов, спаянные в единое целое общим желанием выжить.
      В то время как один из террористов оставался в кабине, где находились капитан и экипаж, и пытался вести переговоры по радио, требуя пять миллионов долларов, трое других наблюдали за пассажирами и стюардессами.
      Держа наготове автоматы, они не спускали глаз с людей. Только Рива, единственная девушка среди террористов, кажется, была вполне довольна ситуацией. Она стояла с автоматом в темно-коричневых тонких руках, надменно подняв голову, фанатично сверкая черными глазами. С полным сознанием своей правоты. Только великая цель могла иметь значение, и она, Рива, готова за нее умереть. Пассажиров она считала мусором, отбросами, особенно Карлотту, которая заслуживает того, чтобы умереть. Всякий, кто живет как паразит, заслуживает смерти. Рива смотрела на драгоценности и дорогой костюм Карлотты с презрением и ненавистью. Она с радостью убьет ее собственноручно, даже если ее муж-капиталист придет с деньгами.
      Карлотта, зажатая в ряду между тучным бизнесменом из Чикаго и старой девой средних лет, всячески избегала взгляда Ривы, потому что в этой молодой женщине она угадывала собственные черты – жестокость и безжалостность, способность выжать из жизни все что можно. Правда, у Ривы была идея, в которую она верила, которой она служила и за которую готова была умереть. С неким угрызением совести Карлотта вдруг подумала, какая она эгоистка. Она хотела, чтобы мир был у ее ног. И сейчас Марк отнюдь не намерен торопиться спасать ее. Он собирается бросить ее вместе со всеми другими подыхать в этой вонючей металлической коробке.
      Карлотта закрыла глаза, чувствуя, что ею овладевает отчаяние. Она не хотела видеть даже темные силуэты других пассажиров. Внезапно она услышала, как кто-то позади нее тихонько ругается. Напряжение, страх и неопределенность ввергли большинство людей в оцепенение. Некоторые же пытались одолеть панику злостью.
      Один из террористов, услышав шепот, не на шутку разволновался. Нервно сглотнув слюну, он закричал, не обращаясь ни к кому персонально:
      – Молчать!
      И стал закуривать сигарету. Руки его дрожали, глаза запали от бессонницы. Другой террорист с проклятием бросился на него, выхватил горящую сигарету изо рта и затоптал ее пяткой на полу. Они отчаянно заспорили.
      Хорошо бы они поубивали друг друга, подумала Карлотта.
      На окраину аэродрома под прикрытием черной средиземноморской ночи подтягивались пожарные машины и машины «скорой помощи». Все разговаривали шепотом, боясь, что их слова могут долететь до захваченного самолета через пустынное поле. Не было никаких прожекторов или фонарей. Моторы были сразу же выключены, едва машины заняли намеченную позицию.
      Антитеррористическая группа с присущей военным точностью готова была начать штурм.
      По одному, на животе коммандос подползали к самолету сзади, откуда их нельзя было увидеть с борта. На их лицах были черные маски. Руки выкрашены в черный цвет. Они ползли медленно, внимательно наблюдая за тем, нет ли каких-либо признаков движения на борту погруженного в молчание самолета. Фут за футом они приближались к самолету, пока наконец не оказались под серебристым хвостовым стабилизатором, который возвышался над ними наподобие гигантской рыбы. Затем они достигли лопасти винта под брюхом самолета. Каждое их движение было отработано до мелочей и производилось совершенно бесшумно.
      У коммандос были канаты, бомбы с нервно-паралитическим газом, а также ножи и револьверы. Они подползли к тому месту, откуда были видны открытые двери. План заключался в том, чтобы очень точно бросить бомбы в двери, которые охраняли два террориста. Террористы будут сбиты с ног взрывами и на две минуты оглушены. За это время коммандос должны подняться по канатам, которые они набросят на крылья, ворваться внутрь самолета и одолеть пятерых террористов.
      План не идеальный, но должен был сработать.
      Карлотта вздрогнула и проснулась. Она на какой-то момент задремала, сморенная усталостью и духотой, но внезапно очнулась. Рядом что-то происходило. Осторожно приоткрыв глаза, она посмотрела вокруг. В салоне было все так же темно и тихо. Однако эта тишина чем-то отличалась от прежней. Эта тишина предвещала беду. Карлотта почувствовала, что ею овладевает страх. Бросив взгляд на Риву, которая приподняла автомат, она по повороту ее головы поняла, что террористка также учуяла неизвестную опасность, как ее чует животное. А через секунду в самолете ярко вспыхнули огни, ослепив всех, кто находился внутри.
      Карлотта заморгала, пытаясь приучить глаза к яркому свету, но в этот момент раздалась автоматная очередь. Дым и пламя наполнили салон – в него были заброшены бомбы с нервно-паралитическим газом. Кричали обезумевшие от страха и раненые пассажиры. Некоторые повалились на пол, другие, наоборот, в панике бросились к выходу.
      Карлотта услышала, как завыли сирены, и звуки их приближались, становились все громче, но затем стаккато выстрелов в салоне совершенно ее оглушило. Группа пассажиров пыталась пробиться к выходу, но была скошена градом пуль. Карлотта увидела, как пуля попала мужчине в шею. Брызнул фонтан крови и разлетелся тысячью рубиновых капель по сторонам, забрызгав Карлотте лицо, руки и платье. Женщины визжали, перепрыгивая через тело лежащей у выхода стюардессы. Сзади напирали, группа пассажиров, пытавшаяся освободить запасной трап, не успела это сделать, и люди посыпались вниз с высоты двадцать футов на бетонную дорожку. Их стоны и крики заглушили все остальные шумы.
      Рива с решительным и сосредоточенным выражением лица, которое, казалось, было высечено из мрамора, нажимала на спусковой крючок более расчетливо, нежели ее соотечественники. Она выбирала шикарно одетых, богатых, привилегированных. Среди всего этого хаоса и дыма она поймала взгляд Карлотты – и они несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Черные глаза встретились с черными глазами. В глазах Ривы светилась ненависть. Подняв автомат, она выстрелила.
      Карлотта почувствовала, что ей обожгло грудь, посмотрела вниз и увидела, что из ее груди хлынул поток крови.

* * *

      Весь мир был в шоке, услышав об исходе операции, связанной с освобождением захваченного «Боинга». Были спасены двести пассажиров и сто пятьдесят убиты в бойне, которая произошла на борту самолета, когда террорист в кабине внезапно запаниковал. Ему показалось, что он заметил какое-то движение на земле со стороны здания аэровокзала, и тогда он приказал капитану включить все огни. Эта иллюзия была вызвана долгими часами, проведенными без отдыха и сна. Так или иначе, другие террористы запаниковали и стали расстреливать пассажиров до того, как коммандос смогли начать запланированный штурм.
      Все террористы погибли, а вместе с ними и их главный заложник – Карлотта Рейвен.

      На сей раз Диана и Гай были единодушны – Катрин должна немедленно вернуться в Лондон.
      – Однако мы не должны сообщать ей настоящую причину, – высокопарно заявил Гай. – Мы все окажемся в дерьме, если она узнает, что ее святая мать – на самом деле ординарная проститутка.
      – Не смей говорить подобные слова! – с холодной яростью проговорила Диана. – Я любила Марка. Это не было какой-то грязной интрижкой, как у тебя. Со сколькими мужчинами ты переспал за эти годы? С двумястами? С пятьюстами? С тысячью? Не говоря уж о моем брате Джоне, который по какой-то идиотской причине, кажется, продолжает тебя любить! – Она вся тряслась, и не только от гнева на Гая, но и от ужаса из-за романа Катрин с сыном Марка – ее единокровным братом.
      – По крайней мере я не плодил детей по всему свету! – огрызнулся Гай. – Быть геем – узаконенный образ жизни, и никто не вправе осуждать его в наши дни.
      – Я не думаю, что подробности твоей интимной жизни будут способствовать твоей политической карьере, – саркастически заметила Диана.
      – Тем больше оснований не распространяться о том, что Катрин не моя дочь. И не надо мне этих нравоучений, Диана. В том, что мы оказались в такой переделке, – твоя вина, а не моя.
      – Если бы ты был настоящим мужем, я, возможно, даже не посмотрела бы на Марка Рейвена, – ответила Диана. Эта реплика оказалась решающей.
      – Диана, так мы ни о чем не договоримся. – Чувствовалось, что Гай признал свое поражение. Для него важнейшее значение имел имидж респектабельного члена парламента и министра государственных предприятий. До настоящего времени, несмотря на то что они жили порознь, никакого скандала не разразилось, и Гай хотел, чтобы все так и оставалось.
      – Мы должны обдумать, что мы собираемся сказать Катрин, – сказала Диана, перебивая ход его мыслей. – Никто из нас не безупречен, но какую причину мы выдвинем, когда запретим ей встречаться с Карлосом?
      Гай пожал плечами. Майлз и Катрин были заботой Дианы. Она отвечала за их воспитание, так что пусть сама выпутывается из этой ситуации. Лишь бы он не пострадал!
      – Я думаю, мы должны сказать, что она слишком молода для того, чтобы крутить романы, – продолжала Диана. – И, откровенно говоря, так оно и есть. Ей только восемнадцать лет, пусть немного узнает жизнь. Я подумаю, чем ее занять.
      – Как насчет того, чтобы вывести ее в свет? Почему бы тебе не дать бал в ее честь в Уилмингтон-Холле?
      Диана видела, что его ум, как всегда, работал только в одном направлении – лишь бы он сам извлек из этого выгоду. Светский бал в честь дебютирующей дочери привлечет внимание средств массовой информации и даст Гаю возможность показать себя не только как облеченного большой властью политика, но и как любящего отца.
      – Я подумаю об этом, – коротко ответила Диана. – А сейчас главное – срочно связаться с Франческой и сказать ей, чтобы она отправила Катрин домой ближайшим рейсом.
 
      – Сожалею, дорогая девочка, но и твоя мать, и даже Гай непреклонны и требуют твоего возвращения домой, – сказала Франческа, полная сочувствия к племяннице.
      Катрин выглядела совершенно убитой. Она хотела остаться, чтобы дождаться возвращения Карлоса. Он звонил ей и сообщил, что они с Марком собираются доставить тело матери в Испанию и похоронить в Линаресе на семейном кладбище, а после этого он намерен вернуться в Палм-Бич, чтобы повидаться с ней. Чувствовалось, что он глубоко потрясен смертью матери, и Катрин было очень жаль его. Она пообещала, что дождется его приезда, зная, что Франческа не будет возражать, если она задержится подольше.
      Никто не мог предположить, что Гай и Диана запретят им продолжать знакомство.
      – Послушай, Катрин, – мягко сказал Серж, ибо понимал, что творится сейчас в ее душе, и считал поведение Дианы неразумным. – Почему бы тебе не слетать домой и не поговорить со своими родителями? Эти звонки через океан не помогут. Объясни им, что ты чувствуешь, расскажи, что не собираешься делать никаких опрометчивых шагов и не намерена сию минуту выходить замуж за Карлоса, и, возможно, они тебя поймут. После этого они, может быть, позволят тебе вернуться сюда.
      – Мне так хотелось быть здесь, когда Карлос вернется.
      – Я хорошо тебя понимаю, девочка, но Карлос вполне разумный молодой человек. Он все поймет. В сущности, это вполне естественно, когда мать и отец хотят тебя защитить. Тебе всего восемнадцать, и ты влюбилась в молодого человека, которого они никогда не видели. Они просто обязаны обеспокоиться, во всяком случае, до того момента, пока не увидят его и не узнают, что он собой представляет.
      Франческа бросила на Сержа благодарный взгляд и улыбнулась про себя. Она относилась к Катрин так же по-доброму и тактично, как к ней относился Генри Лэнгхэм, когда ей было столько же лет.
      – Наверное, вы правы, – неохотно согласилась Катрин. – Хотя это так не похоже на маму. Я не могу даже предположить, что именно она имеет против Карлоса.
      В душе Франческа была с ней согласна. Но Диана не знала отца Карлоса так, как знала она. «Вероятно, – подумала Франческа, – я должна позвонить Диане и рассказать, что значил для меня Марк, когда я была девушкой». Однако затем она передумала. Это только осложнит дело, к тому же Диана станет задаваться вопросом, почему она никогда не говорила об этом раньше. Лучше всего, если Гай и Диана сами придут к выводу, что не стоит бояться отношений Катрин и Карлоса.
      Опечаленная Катрин вечером паковала вещи и гадала, когда она снова увидит Карлоса. Сцены бойни на захваченном самолете еще были свежи в памяти. И Катрин испытывала чувство жалости к Карлосу и его отцу. Телевизионные репортеры сообщили, что Марк Рейвен был готов отдать пять миллионов долларов, которые требовали террористы за освобождение его жены и других заложников, но увы! На экранах появлялись фотографии улыбающейся Карлотты, сделанные на одном из приемов год назад. А затем Катрин посмотрела клип о Марке Рейвене, которого интервьюировали на яхте на следующий день после трагедии. Она обратила внимание, каким мрачным был взгляд и как хрипло звучал его голос, словно он был страшно рассержен. Затем рядом появился Карлос со скорбно опущенной головой. Голос его был напряжен, словно он задыхался.
      В этот момент Катрин хотелось лишь одного – быть рядом с Карлосом. Его ссутулившиеся плечи, крепко стиснутые челюсти свидетельствовали о глубокой скорби. И в то же время можно было сказать, что держался он с достоинством. Да, Катрин утром улетает в Англию, но ничто и никто не сможет надолго разлучить ее с Карлосом.
 
      Марк налил себе виски из судового графина с широким основанием и бросил взгляд в сторону салона, где в глубоком кресле сидел, вытянув длинные ноги, Карлос. За бортом плескалось Средиземное море, поблескивающее в иллюминаторах «Санни».
      – Выпить не хочешь?
      – Нет, спасибо, папа.
      Марк медленно подошел к креслу напротив и тяжело в него опустился, размышляя о том, что следует рассказать Карлосу и нужно ли вообще что-то рассказывать. Они никогда не были особенно близки, и когда Карлосу исполнилось восемнадцать, он ушел из дому, сменил имя и фамилию, став Оливером Пауэром, и отправился в Голливуд искать счастья в кино. Неведение – великое счастье, думал Марк, потягивая виски, так почему Карлосу не остаться в этом неведении? Прошлое умерло вместе с Карлоттой. Нет никаких причин его ворошить.
      Пауза затягивалась, каждый из них был погружен в свои собственные мысли. Они бросили якорь у северного побережья Мальты и завтра с телом Карлотты улетают в Испанию. Затем Марк снова вернется на «Санни» и продолжит свой круиз еще в течение нескольких недель, а Карлос, очевидно, вернется в Штаты.
      – Что мы теперь, без мамы, будем делать? – с затаенной болью спросил вдруг Карлос.
      Марк некоторое время пристально смотрел на сына. Вопрос был как соль на рану, хотя вовсе не по той причине, о какой мог думать Карлос.
      – Сейчас мне нужно закончить новую книгу «Голубая луна», – ответил Марк. – Ну а там посмотрим. Я, вероятно, совершу круиз на юг Франции, сделаю перерыв в работе, приглашу на борт яхты нескольких своих друзей.
      Голос Марка звучал устало. Он вдруг подумал, что его новообретенная свобода будет висеть на нем неким непривычным бременем, пока он к этому не привыкнет. Он был на побегушках у Карлотты двадцать три года, и внезапно обретенная свобода была тем блюдом, к которому он не знал, как приступить. Марк вздохнул, и Карлос принял это за свидетельство печали.
      – Мне очень жаль, отец, – сказал Карлос. – Тебе хуже, чем мне. Мама была для тебя всей жизнью. У меня по крайней мере есть своя карьера, свое место, есть друзья. Я понимаю, как тебе будет ее не хватать. – Он с сочувствием посмотрел на отца.
      Марк отвернул лицо, чувствуя себя отъявленным лицемером. В эту минуту он понял, что никогда не откроет Карлосу правды.
      – Ты собираешься снова в Штаты после похорон, насколько я понимаю? – негромко спросил он.
      – Да. Мой агент предлагает мне участие в двух фильмах. И потом там девушка. Я хочу повидать ее.
      Марк бросил взгляд на Карлоса. Он был рад, что у сына есть девушка. Он вспомнил собственную юность и улыбнулся. Юношеская любовь – дело весьма сокровенное, и Марк решил не задавать Карлосу вопросов. Он внезапно почувствовал себя чрезвычайно старым. Сможет ли он когда-нибудь ощутить душевный подъем, который приносит любовь? Весьма сомнительно. Женщина, которую он ненавидел, но в которой нуждался, умерла в кровавой бойне два дня назад. Из-за нее он дважды был ограблен и лишен любви. И тем не менее она дала ему взамен нечто такое, что для него значило очень много.
      Но стоило ли это тех жертв?
 
      Диана решила, что Стэнтон-Корт будет наилучшим местом для проведения семейного совета. С момента возвращения в Лондон Катрин замкнулась в себе, ходила несчастная и потерянная, неспособная понять точку зрения матери и не желающая ни в чем принимать участие. Впервые за многие годы Диана стала в тупик. Между ней и дочерью возникла все углубляющаяся трещина. Катрин нельзя было рассказать правду. Если она узнает, что имела связь с единокровным братом, то получит моральную травму, даже более тяжелую, чем в том случае, если ей станет известно, что Гай не является ее отцом. Единственный способ положить конец нежелательным отношениям – это не дать ей снова увидеть Карлоса. Но Диана чувствовала, что для этого она должна заручиться советом и поддержкой Чарли и Софи.
      Как только они приехали в пятницу в середине дня в Стэнтон-Корт, достопочтенный Филипп Стэнтон, леди Шарлотта и леди Люси Стэнтон утащили Катрин играть в теннис, оставив Диану наедине с Чарльзом и Софи.
      – Что стряслось, сестра? – спросил Чарльз, увидев расстроенное лицо Дианы. – Опять Гай выкинул какой-то номер?
      За эти годы Чарльз стал шаркать еще больше. Его волосы поредели, морщинки на обветренном лице еще больше углубились. Одежда на нем, какой бы дорогой ни была, всегда выглядела мешковатой и, как правило, на ней видны были следы штопки и латки.
      – Я собираюсь вам кое-что рассказать и попросить вашего совета. Думаю, вам это вряд ли понравится, – мрачно сказала Диана.
      Софи предложила Диане и Чарльзу пройти в гостиную. Чарльз закрыл дверь, чувствуя, что речь пойдет о вещах, которые не предназначены для посторонних ушей.
      – Ты как-то говорила, что Катрин в кого-то влюбилась в Америке, – начала Софи. – Не слишком ли она молода для этого?
      И хотя на душе у Дианы скребли кошки, она улыбнулась. Как Софи может так деловито и прозаично говорить об этом?! Тем не менее подобная позиция Софи в какой-то степени успокоила Диану.
      – Это как раз то, во что мы должны заставить ее поверить, – ответила Диана. – Что она еще слишком юна для любовных романов. Беда в том, что все не так просто. Я надеюсь, что вы не станете возражать: я пригласила Гая сюда в этот уик-энд, чтобы он тоже с ней переговорил.
      – При чем здесь Гай? – без обиняков высказалась Софи. – Он всегда был гадким отцом для обоих детей и демонстрировал свою любовь к ним лишь для того, чтобы делать карьеру. И я не думаю, что Катрин станет прислушиваться к его словам.
      – Мы должны испробовать все, – в отчаянии проговорила Диана. – Ситуация гораздо более серьезная, чем вы думаете. – И после этого она медленно и четко ровным тоном рассказала им все, не взывая к их сочувствию, да и не ожидая его. Чарльз слушал широко раскрыв голубые глаза и, кажется, не веря тому, что слышал. Ошеломленная Софи лишь молча втягивала в себя воздух.
      – Таким образом мы решили записать ее как ребенка Гая, – заключила Диана. – Он грозился тем, что развод втянет нас в грандиозный скандал. Это было еще до того, как я поняла, что он гомосексуалист. Если бы все всплыло, для Майлза и Катрин это было бы еще хуже. Помните, что гомосексуализм был легализован несколькими годами позже. – Диана пожала плечами. А Чарльз и Софи не могли поверить, что выдержанная, хладнокровная Диана, которую они знали много лет, могла страстно любить, глубоко страдать и хранить все это в себе долгие годы.
      – Из всех молодых людей на земле, в которых можно влюбиться, Катрин выбрала именно его… – Чарльз сокрушенно и даже несколько недоверчиво покачал головой.
      – Именно, – с несчастным видом подтвердила Диана. – Когда она говорила мне об Оливере Пауэре, у меня и в мыслях не было, что это сын Марка. Не знали об этом ни Сара, ни Франческа. Похоже, парень хочет сам пробиться в кино и по этой причине изменил имя.
      – Ты права в одном, – поддержала ее Софи. – Катрин не должна больше видеться с ним, даже если для этого нам придется выдумать причину.
      Глядя сейчас на Диану, Чарльз вспомнил, как она когда-то влюбилась в Гая и как все они пытались отговорить ее от этого брака. Если Катрин пошла упрямством в мать, то, может быть, в конце концов ей придется сказать правду. Дай Бог, чтобы этого удалось избежать. Ради Дианы.
      – Так когда приедет Гай? – спросила Софи.
      – Завтра утром.
      – Что из всего этого мы скажем матери, если вообще должны что-то сказать? – спросил Чарльз.
      Диана надолго задумалась. Мэри Саттон сильно сдала за последнее время, в проблемы особенно не вникала, ухаживала за розами и наслаждалась обществом внуков. Вряд ли имеет смысл разрушать те иллюзии, которые у нее остались.
      – Я не думаю, что есть резон говорить ей обо всем в подробностях, – сказала Диана. – Просто скажем, что Катрин в кого-то влюбилась, но, поскольку ей только восемнадцать, мы хотим удержать ее от поспешных действий.
      – Твоя мать вышла замуж в восемнадцать, так же как и ты, – заметила Софи. – Так что вряд ли это убедительно.
      – Тем больше оснований для того, чтобы удержать Катрин, – вспыхнула Диана.
      Гай приехал на следующий день к завтраку. Выглядел он неважно и, очевидно, испытывал раздражение по поводу того, что не может провести уик-энд в Уилмингтон-Холле.
      – Я не понимаю, зачем мы все здесь собрались, – не очень любезно сказал он, когда Чарльз подал ему бокал хереса перед завтраком. – Диана по своему обыкновению все излишне драматизирует, – добавил он так, как если бы ее вообще не было сейчас в комнате.
      – Дело весьма серьезное, – пробормотал Чарльз. – Мы должны подумать о том, как его нейтрализовать, пока еще не поздно.
      – Надо направить Катрин в школу в Швейцарию, – сказал Гай.
      – Я думала об этом, – отозвалась Диана, – но можем ли мы быть уверены в том, что она тайно не будет с ним встречаться?
      – Ты же не можешь запереть ее в своей комнате и сторожить день и ночь, – огрызнулся Гай. – Ради Бога, Диана, будь благоразумной. Мы просто должны запретить ей видеться с ним! И она обязана нам повиноваться!
      Все с сожалением посмотрели на него и стали потягивать херес.
      – У меня есть идея! – сказала Софи, и лицо у нее просветлело. – Очевидно, этот мальчик – как его зовут? – Карлос не имеет понятия, что Катрин – его единокровная сестра. Что, если нам связаться с Марком Рейвеном и сказать ему, что произошло? Может, он сам сумеет поговорить с Карлосом, расскажет ему правду – и тот наверняка не станет встречаться с Катрин.
      – Может, сейчас не время втягивать его в это дело, когда убита его жена и произошла такая трагедия? – усомнился Чарльз.
      Софи вдруг повернулась к Диане:
      – Надеюсь, Марк Рейвен знает, что Катрин – его дочь?
      – Он не имеет об этом понятия. Мы расстались еще до того, как я поняла, что беременна, – с явной горечью проговорила Диана, досадуя, что вынуждена говорить о своих отношениях с Марком. Это было самое красивое и самое сокровенное в ее жизни, и она хранила в себе воспоминания о проведенном вместе с ним времени. А сейчас то благословенное время становилось как бы общественным достоянием!
      Гай насмешливо хмыкнул.
      – Диана, ты все опять норовишь усложнить! – воскликнул он. – Ты ни одного пустяка не можешь решить без осложнений! Говорю тебе опять и опять: это дело с Катрин ни в коем случае не должно привести к скандалу! Нам нужно все замять, а если понадобится – отправить Катрин за границу. Если пресса разнюхает эту историю, это повредит мне. – Он обвел всех присутствующих взглядом, как бы ища сочувствия. – Я по крайней мере всегда был осторожен, – с вызовом добавил он, – чего не могу сказать о тебе.
      – Ближе к делу! – взорвался Чарльз, и лицо его побагровело.
      Лицо Дианы закаменело, когда она услышала слова Гая. Его откровенное лицемерие лишний раз напомнило, до какой степени он ей противен. Броский шикарный костюм, тщательно уложенные волосы – крашеные, как полагала она, – высокопарная речь и напыщенные манеры – он воплощал в себе все то, что Диана ненавидела в мужчинах.
      – Ты думаешь только о себе, – холодно сказала она. – Мы говорим о двух молодых людях, жизни которых могут быть загублены, если мы не предотвратим их встречи. Карлос до сих пор пишет Катрин, и я подозреваю, что и она ему пишет. Мы хотим, чтобы они прекратили общение, не посвящая их в истинное положение дел.
      – Ну так, ради Бога, давай делать все тихо, – нетерпеливо сказал Гай. – Просто скажи ей, что она больше не должна его видеть. Кстати говоря, где она сейчас? Я приехал, чтобы поговорить с ней и вбить ей в голову несколько разумных мыслей, а вовсе не для того, чтобы разглагольствовать с тобой до бесконечности.
      Чарльз бросил на Гая сердитый взгляд, Софи поджала губы. Лишь Диана осталась, как всегда, сдержанной и холодной, и во взгляде ее читались насмешливость и презрение.
      – В таком случае давай приступим к этому, – сказала она спокойно.
      В этот момент в комнату ворвалась младшая дочь Чарльза и Софи одиннадцатилетняя леди Шарлотта. Лицо ее горело от возбуждения.
      – Вы можете себе представить?! – воскликнула она.
      Софи любовно провела рукой по длинным белокурым волосам девочки, которые удерживались сзади с помощью синей бархатной ленты.
      – Что, дорогая?
      – Катрин только что звонили из самого Голливуда! Представляете? И знаете еще что? Там сейчас середина ночи! Вот здорово! Как ей везет! – По голосу девочки чувствовалось, что она завидует кузине, которой выпало такое счастье. – Я хочу, чтобы мне тоже кто-нибудь позвонил из Голливуда, – мечтательно добавила она.
      – Я думаю, что следующий звонок позовет нас всех на завтрак, – быстро отреагировала Софи. – Давайте завтракать. Шарлотта, девочка моя, позови Катрин, Филиппа и Люси.
      – Хорошо! – Шарлотта убежала, и за дверью послышался ее голос – она всех поименно звала в столовую.
      – Мы должны поговорить с Катрин сегодня вечером, – сказала Диана, когда они шли через зал в столовую.
      – Не беспокойся. Я все улажу, – небрежным тоном проговорил Гай. – Нужно лишь быть построже с девочкой.
      Диана бросила на него уничтожающий взгляд.
      – Как же, у тебя богатый опыт общения с женщинами, – заметила она.
      Завтрак проходил в напряженной атмосфере. Катрин сидела между своими кузенами – Филиппом и Люси, глаза ее были опущены, щеки пылали. Звонок Карлоса ее основательно приободрил. Это было так чудесно – слушать слова о том, как он ее любит. Однако она ощущала явное неудовольствие со стороны членов семьи, и это добавляло горечи в ту безмерную радость, которую она испытывала всего лишь несколько минут назад. Все было страшно несправедливо. Катрин бросила взгляд на Гая, который с важным видом распространялся о росте количества разводов в стране.
      – Люди вступают в брак, поддаваясь какой-то прихоти, поэтому неудивительно, что так много браков разрушаются.
      Катрин обвела глазами всех сидящих за столом и поняла, что Гай подводит разговор к ней и Карлосу. Она глотнула белого вина и в этот момент поймала взгляд Дианы. Секунду мать смотрела на нее сочувственно, вспомнив, что она сама чувствовала за этим же столом, когда много лет назад Чарльз и Софи пытались отговорить ее от брака с Гаем. Но затем на ее лице появилось выражение муки, и она поспешила отвернуться. Сердце Катрин упало. Все были против нее. Абсолютно все, даже мать.
      Гай продолжал излагать причины, порождающие рост разводов, словно находился в палате общин, а Чарльз кивал и часто мигал глазами. Софи выглядела суровой, что-то бормотала о важности воспитания молодых людей, а Диана с рассеянным видом отщипывала кусочки от булки.
      Горькое чувство Катрин постепенно уступило место нарастающему гневу. «Я непременно снова увижу Карлоса, – сказала она себе. – Я позвоню ему сразу же, как только после этого противного уик-энда приеду в Лондон. Я никому не позволю нас разлучить и постараюсь как можно скорее улететь в Штаты, чтобы снова быть с ним. Франческа мне поможет. Она не такая чопорная и не сноб, как мать и отец». Гнев Катрин все возрастал, поскольку она видела несправедливость подобного отношения семьи к Карлосу. Мало-помалу у нее в голове стал складываться план действий.
 
      Франческа и Серж и после отъезда Катрин оставались в доме Сары в Палм-Бич. Сара все еще находилась в больнице, но ее самочувствие улучшилось до такой степени, что врачи разрешили через пару недель отправить ее в Нью-Йорк. Вернувшись к себе, Франческа сможет нанять медсестер для присмотра за Сарой, а сама будет навещать ее вечерами после работы.
      Сейчас, лежа у бассейна вместе с Сержем, Франческа пыталась расслабиться и восстановить силы перед возвращением на работу. Однако сделать это оказалось труднее, чем она полагала. Франческа еще не успела освободиться от напряжения и потрясения, связанного с захватом террористами самолета. Загорая на солнце и глядя на ясное, василькового цвета небо, она вдруг подумала, что не должна была встретить этот день. Ее должны были убить, как убили Карлотту, жизнь ее оборвалась бы в той кровавой бойне, которая потрясла весь мир. Испытывая благодарность за то, что осталась жива, чувствуя, как легкий бриз ласкает ее загорелые ноги, ощущая аромат цветов и тепло солнечных лучей, Франческа повернулась к Сержу. В ее глазах блестели слезы. Если бы она умерла, то никогда больше не увидела бы Сержа, и это было бы самой большой из потерь. Проходили годы, наполненные работой, амбициозными планами и кружащим голову успехом, и она никогда ни на минуту не усомнилась в том, что жизнь удивительна и прекрасна. Она забыла, как красиво восходит солнце над океаном; не слышала пения птиц; сменялись времена года, наступал Новый год, и зима переходила в весну, весна – в лето, чтобы затем смениться золотой осенью, – а она перестала это замечать. Или же замечала лишь применительно к тому, что нужно покупать соответствующую сезону одежду.
      Размышляя обо всем этом, Франческа исподволь наблюдала за читающим книгу Сержем. Она переводила глаза с его бородатого лица, оживляемого проницательными голубыми глазами, на тонкие артистические руки. Она была так благодарна ему за все и в то же время всегда относилась к нему слишком буднично. И сейчас в ней проснулось чувство вины за это. Она отказывалась выйти за него замуж и иметь от него детей. Не соглашалась отдать ему предпочтение перед «Калински джуэлри». Серж заслуживал гораздо большего. Она хотела этого, – видит Бог, хотела! – но что-то ее сдерживало. Страх? Да, разного рода страхи: страх, что ей вновь будет нанесен удар, как это сделал Марк; страх, что замужество и дети станут на пути ее карьеры, осуществления ее планов и целей. Внезапно до нее дошло, что, если бы ее убили террористы, ей нечего было бы предъявить в качестве итога своей жизни, кроме компании, сердце которой было столь же холодным, как и бриллианты, которыми она торговала. Наверное, в жизни должно быть что-то, кроме работы? И тут еще это соперничество между нею и Сарой, которое нависало над ней, словно черная тень. Возможно, если бы Сара была более благожелательна к ней, помогала бы ей реализовать свои амбиции, она не стала бы такой своекорыстной и безжалостной, имела бы больше времени для личной жизни, для любви, для того, чтобы выйти замуж. «Если бы у меня была дочь, – размышляла Франческа, зная, что этого уже никогда не будет, – я бы относилась к ней совсем иначе». Конечно, была Катрин. Франческе пришлась по душе эта девушка, она была в восторге, когда та проявила такой интерес к ювелирному делу. У Франчески даже родилась мысль, что было бы хорошо обучить Катрин, чтобы в будущем она стала во главе компании и продолжила дело Эндрюсов.
      Франческа резко села, и Серж оторвался от книги.
      – Что такое, родная? – нежно спросил он.
      Франческа напряженно улыбнулась:
      – Я размышляла кое о чем… и вдруг поняла, что я такая же плохая, как и моя мать.
      Серж комично вздернул брови:
      – Это практически невозможно! Но о чем ты все-таки думала?
      – Я думала о том, как было бы здорово, если бы Катрин приехала жить в Америку и стала бы работать в «Калински джуэлри». Она просто в восторге от ювелирного дела. Я бы могла обучить ее, и поскольку у меня нет наследника… – Голос ее прервался, она быстро отвернулась и перевела дыхание. – И тогда я поняла, что я такая же плохая, как Сара. Планирую чью-то чужую жизнь и пытаюсь ее вписать в свою собственную. Это то же самое, что она хотела сделать с Гаем… Ты знаешь, что из всего этого получилось.
      Серж пожал плечами:
      – Проблема с Гаем заключалась в том, что его не интересовало это дело. Если же Катрин проявляет искренний интерес, то это, я думаю, очень неплохая идея.
      – Не уверена. – Франческа озабоченно свела брови. – Знаешь, я только сейчас поняла кое-что о своих страхах. Самый большой мой страх заключается в том, что я в чем-то очень сильно похожа на мать. – Она повернулась к Сержу, широко раскрыв глаза. – Я никогда раньше не думала об этом, Серж. Это очень пугает меня… Как ты считаешь, я похожа на Сару?
      Уголки рта Сержа изумленно-насмешливо приподнялись.
      – Лишь в том плане, что вы обе умные, трудолюбивые женщины. На этом сходство кончается. Ты деликатна там, где Сара резка. Ты способна проявить сочувствие там, где она безжалостна.
      – Я была безжалостна, выжив ее из компании, – с горечью возразила Франческа.
      – Она сама напрашивалась на это, – спокойно сказал Серж. – Именно так. Если бы у нее было больше воображения и если бы она поддерживала тебя в течение многих лет, этого не потребовалось бы.
      – Надеюсь, что ты прав. – Франческа нервно вырвала пучок травы, пробивающейся между плиток, которыми была выложена площадка возле бассейна. – Я прихожу в ужас при мысли, что всю жизнь пыталась быть не такой, как мать, но в конце концов оказалось, что ничем от нее не отличаюсь.
      – У тебя нет никаких оснований так считать, дорогая, – твердо заявил Серж и, потянувшись к ней, погладил ее загорелое плечо. – Могу сказать, что я никоим образом не смог бы жить с твоей матерью целых шестнадцать лет, в этот нет никаких сомнений.
      Франческа улыбнулась, его твердая уверенность успокоила ее. «Что бы я делала без Сержа?» – подумала она, снова порадовавшись тому, что он вернулся к ней.
      День был солнечный, жаркий, и Франческа поднялась рано, искупалась в бассейне до завтрака. Чуть позже она планировала навестить Сару, а после обеда они с Сержем собирались отдохнуть на яхте.
      В семь часов зазвонил телефон. Это была Сара. Она говорила взволнованно, и в первый момент у Франчески возникло опасение, не обострилась ли болезнь.
      – Со мной все в порядке, – раздраженно оборвала Сара Франческу. – Приезжай сюда. Я хочу заказать разговор с ним.
      – Да что может случиться с Гаем? Или ты что-нибудь слышала о нем? Он что, заболел?
      – Я не знаю. У меня какое-то дурное предчувствие… вроде того, что я больше никогда его не увижу. – Голос Сары дрогнул, и Франческа поняла, что мать близка к истерике.
      – О’кей, мама, – покорно сказала Франческа. – Я сейчас оденусь и сразу же выезжаю.
      Серж еще нежился в постели, когда Франческа вошла в спальню, чтобы одеться.
      – Прости, дорогой. Я должна ехать в больницу. Мать хочет меня срочно видеть, – объяснила она, надевая белое кружевное белье и белое полотняное платье.
      Приподнявшись на локте, Серж с любовью во взгляде наблюдал за ней.
      – Какие-нибудь проблемы?
      – Она забрала себе в голову, что с Гаем что-то произошло, и хочет, чтобы я с ним связалась. Говорит, у нее такое предчувствие, будто она никогда больше его не увидит.
      Серж нахмурился:
      – А может быть, она просто-напросто боится, что с ней самой что-нибудь случится и по этой причине она не сможет увидеть Гая? После инфаркта люди очень опасаются за свою жизнь. Может, она боится умереть?
      Франческа обулась в белые босоножки на высоких каблуках и застегнула на шее золотое колье.
      – Возможно, ты прав. Не могу себе даже представить, что может случиться с Гаем. К тому же мать не относится к числу тех людей, которые верят в предчувствия.
      Однако чем ближе Франческа подъезжала к больнице, тем большее беспокойство испытывала. А что, если у Сары случится новый инфаркт?
      Солнце источало жар с безоблачного неба, воздух струился от зноя. «Господи, – подумала Франческа, – до чего же я не люблю Палм-Бич! Как мне опротивело это кошмарное лето!» А все началось с того, что от нее ушел Серж, потом заболела Сара, потом был захват террористами самолета, а когда все уже вроде стало входить в нормальное русло, Диана так странно прореагировала на роман Катрин с Карлосом Рейвеном.
      Добравшись до больницы, Франческа застала Сару сидящей в кровати. На впавших щеках ее полыхали красные пятна, руки нервно вздрагивали.
      – Почему ты так долго не шла? – нелюбезно спросила она. – Который сейчас час в Англии?
      Франческа бросила взгляд на элегантные фирменные часы и быстро прикинула.
      – Сейчас там около семи вечера. Вероятно, у них сейчас коктейль.
      – Свяжи меня с ним немедленно. Я знаю, там что-то случилось. Я должна поговорить с ним.
      – Должно быть, он сейчас в Уилмингтон-Холле, поскольку сегодня воскресенье. – Франческа открыла адресную книгу, чтобы посмотреть номер телефона. – Не беспокойся, мама. С Гаем наверняка все в полном порядке. Он никогда в жизни ничем не болел, и я уверена, что ты зря поддаешься страхам.
      – Франческа, я знаю, что там что-то произошло! – строптиво повысила голос Сара, и Франческа обеспокоенно посмотрела на мать. Так и до рецидива недалеко.
      Слуга в Уилмингтон-Холле, ответивший на звонок, сообщил, что мистер Гай Эндрюс в этот уик-энд находится в Стэнтон-Корте у графа и графини Саттонских.
      – Благодарю вас. – Франческа несколько удивленно повесила трубку и стала листать адресную книгу в поисках телефона Чарльза. – Кажется, Гай у Саттонов, – сообщила она Саре и принялась снова набирать номер.
      – О Господи! Я так и знала, что с ним что-то случилось! – простонала Сара.
      – Мама, перестань! Эдак ты снова заболеешь! Ты говоришь вздор. С какой стати с Гаем должно что-то случиться? – Кончив набирать номер Стэнтон-Корта, Франческа нажала на кнопку вызова сестры. Сара металась по подушке и тихонько хныкала, словно испытывая физическую боль.
      Франческе не удалось связаться с Саттонами. Линия была занята.
      Она решила повторить звонок через несколько минут.
 
      Утро воскресного дня в Оксфордшире выдалось серым и туманным. Газоны Стэнтон-Корта были мокрыми от росы, и расцветшие растрепавшиеся розы опустили головки, усеяв траву лепестками.
      Чарльз вышел из дома, как всегда, рано, посетил ферму, осмотрел заболевшего теленка. Он был рад уйти из дома хоть на несколько часов. Он ненавидел скандалы, а вчера вечером было много препирательств, в основном между Катрин и ее родителями, но естественно, и он и Софи так или иначе оказались в это втянутыми. Чарльз покачал головой, снимая соломинку с шеи теленка. Сегодня, судя по всему, атмосфера в доме может только еще больше накалиться, в этом не было никаких сомнений, и он ломал голову, какой предлог выдумать, чтобы уйти из дома после обеда. Слава Богу, Гай собирался отбыть вечером в Лондон, но оставались Диана и Катрин, которые смотрели друг на друга волками и не разговаривали. Даже его дети определились, чью сторону занять, и считали, что Катрин может дружить с Карлосом, если ей так хочется. Чарльз прислонился к двери коровника и любовно разглядывал теленка. Насколько животные симпатичнее людей, подумал он.
      Диана проснулась с головной болью и искренне пожалела, что попросила Гая приехать в Стэнтон-Корт на уик-энд. Никакой пользы от его приезда не было, он только еще больше настроил Катрин против них. Испытывая усталость и тревогу, Диана обеспокоенно подумала, как ей удастся пережить этот день.
      Гай в своей комнате, которая находилась дальше по коридору, лежа в постели, сочинял речь, которую планировал произнести в палате общин через три дня. Он собирался предложить внести изменения в закон о нарушениях правил пьяными водителями и знал, что может рассчитывать на поддержку премьер-министра. Гай потянулся в постели и мысленно горделиво ухмыльнулся. Через несколько месяцев, в этом нет сомнений, его пригласят в кабинет министров. Наконец-то он занял свое место в обществе. Для этого ему понадобилась почти вся взрослая жизнь, но сейчас он знает, что добился того, чего хотел. Надежное место в политике, уважение со стороны друзей, к тому же с помощью Дианы он сумел создать и поддерживать имидж весьма респектабельного человека. И никто до сего времени не заподозрил, с какой целью он порой исчезал на несколько часов, никто не догадывался, какие желания он удовлетворял. Поистине странно и смешно устроен мир!
      Затем он встал с кровати и пошел принимать ванну.
      О проблеме взаимоотношений Катрин и Карлоса он в это утро даже не вспомнил.
 
      Катрин сидела за небольшим письменным столом в своей комнате, которая некогда была комнатой ее матери, и писала письмо Карлосу.
      «Мой любимый Карлос…» – так начиналось это письмо. Как-нибудь она найдет способ увидеться с ним. Вчера он был таким любящим, когда говорил с ней по телефону. Несмотря на свое горе, вызванное смертью Карлотты, его голос просто звенел от любви к ней. Сердце Катрин готово было выпрыгнуть из груди, когда он сказал, как он нуждается в ней. Сейчас, когда Катрин писала Карлосу, ее сердце переполняла любовь к нему. «Я должна снова быть с ним, – думала она в отчаянии. – Должна видеть его лицо, слышать его голос, чувствовать, как он обнимает меня. Мы подходим, мы принадлежим друг другу».
      Она услышала, как тетя Софи разговаривает с собаками, с ее кузенами Филиппом, Люси и Шарлоттой и спорит по поводу того, на каких лошадях они поедут кататься после завтрака.
      Это было начало очень долгого воскресного дня.
      Все семейство собралось к завтраку точно в час дня. Мэри Саттон приехала из своего дома, чтобы присоединиться к ним, и Чарльз усадил ее справа, откуда она наблюдала за всеми сидящими за круглым столом и дипломатично помалкивала. Разговор шел на общие темы – никто не хотел повторения горячих споров вчерашнего вечера. Так или иначе Гай через несколько часов уезжает в Лондон, так что они могут в течение этого времени говорить и вести себя цивилизованно, что всегда и рекомендовала делать Мэри. Скандалы в семье болезненны и бесполезны, во время скандалов часто говорят такие вещи, о которых впоследствии сожалеют, наставляла она.
      Катрин же казалось, будто все приняли как само собой разумеющееся, что она никогда впредь не станет встречаться с Карлосом. Она будет умненькой и послушной девочкой и начнет посещать курсы стенографии и машинописи в школе Констанции Спрай в Уинкфильде, неподалеку от Эскота, а затем Диана организует ее первый бал и выезд в свет. А Карлос тем временем будет забыт, и она выйдет замуж за сына одного из друзей матери, у которого симпатичный особняк в деревне и небольшая сумма денег. И весь остаток жизни она будет носить твидовые костюмы, выгуливать собак и выращивать розы.
      Катрин содрогнулась. Это совсем не та жизнь, о которой она мечтала. В ней не было того, чего ей хотелось. А хотела она снова поехать в Америку, работать в «Калински джуэлри» и быть вместе с Карлосом. Из-под густых ресниц Катрин враждебным взглядом поглядывала на сидящих за столом.
      – То ли со мной что-то творится, то ли здесь душно? – вдруг спросила Софи, обмахиваясь салфеткой.
      – Я открою окно, здесь душновато, – сказал Чарльз и направился к застекленной двери, которая выходила на террасу, окружавшую три стороны дома.
      – Думаю, собирается гроза. Я обратила внимание, когда шла сюда, что атмосфера становится гнетущей, – заметила Мэри Саттон.
      – Саду скорее всего не помешает небольшой дождь, – бодро подхватила Диана.
      – С запада движутся свинцовые тучи, – сказал Чарльз, возвращаясь к столу. – Буря может быть нешуточной.
      Когда обсуждение погоды закончилось, за столом установилась тягостная тишина. Все молчали. Было такое впечатление, что каждый к чему-то прислушивался.
      Чарльз взглянул на свои часы.
      – Ну вот! Двадцать минут третьего. Ангел пролетает над домом. Правда, мама? – Он улыбнулся Мэри.
      – Да, так говорят. Ангелы пролетают через двадцать минут после начала часа и за двадцать минут до его окончания. Я всегда замечала, что в это время на минуту устанавливается тишина, даже если вместе собрались несколько человек.
      – Что за дурацкие старушечьи сказки, – пробормотал Гай.
      Диана вздрогнула. Ей скорее показалось, что над домом пролетел демон зла.
      Когда завтрак наконец кое-как завершился, Софи предложила попить кофе на террасе. Все еще было жарко, не было даже малейшего дуновения ветра, однако буря, похоже, отступила. У Люси, Филиппа и Шарлотты появились свои идеи.
      – Пойдем поплаваем, я сварилась вкрутую, – сказала Люси.
      – Ты не можешь плавать сразу после завтрака, – наставительно сказала Софи.
      – Не беспокойся, мы сперва просто посидим возле бассейна. Пошли, Катрин?
      Катрин покачала головой:
      – Не сейчас. Может, чуть позже. Мне нужно написать несколько писем.
      – А как насчет стрельбы по глиняным голубям? – предложил Чарльз. – Это хорошая практика перед началом сезона.
      – Отличная идея, – отозвался Гай. – Жалко, что я не захватил с собой ружье.
      – Я могу тебе одолжить. Пошли в комнату для хранения ружей. Там есть несколько штук, и ты можешь выбрать по своему вкусу.
      Мужчины отправились, чтобы заняться спортом: Чарльз – потому что был в этом духе воспитан, а Гай – потому что знал, что это модное времяпрепровождение в деревне.
      Софи, Мэри и Диана расположились на террасе, довольные тем, что на какое-то время их оставили в покое.
      Они не слышали телефонного звонка. Чарльз высунул голову из окна библиотеки и сказал, что ему звонили с фермы и сообщили, что заболевшему теленку стало хуже, поэтому он отправится взглянуть на него.
      Они не знали, что Катрин присоединилась к Гаю в комнате, где хранились охотничьи ружья. Но до террасы долетали разгоряченные голоса, и у Дианы упало сердце. Гай и Катрин снова затеяли перепалку.
      – Я запрещаю тебе с ним встречаться, разве я неясно сказал?! – услышала она крик Гая.
      Рокот грома вдали заглушил ответ Катрин, но затем до Дианы долетел ее возбужденный, на грани истерики, голос:
      – Если бы ты хоть кого-нибудь в жизни любил, то понял бы это! Ты даже понятия не имеешь, что такое любовь…
      И новый, уже более близкий рокот грома заглушил дальнейшие слова.
      Диана вскочила, но Софи удержала ее за руку:
      – Оставь их, Диана.
      – Я должна их остановить, это не доведет до добра…
      Ей не дал договорить новый удар грома, который был настолько оглушительным, что, кажется, задрожала терраса, и все на какой-то момент оглохли. Диана ошеломленно посмотрела на Мэри, которая медленно встала.
      – Кажется, нам лучше войти в помещение, – сказала, поежившись, Мэри.
      В этот момент все услышали душераздирающий вопль, долетевший из зала. Захлопали двери, затем снова раздался продолжительный раскат грома, заглушивший все и вся. За ним последовали напоминающие выстрелы хлопки. Создавалось такое впечатление, что буря разразилась прямо над домом. И тут же отчаянно забарабанили по террасе крупные капли дождя. Укрывшись в библиотеке, три женщины наблюдали за тем, как поток дождевой воды захлестнул террасу и устремился на газоны. Молнии одна за другой раскалывали небо, удары грома сотрясали стекла в окнах.
      По крайней мере, подумала Диана, ураган вынудил Гая и Катрин прекратить перепалку.
      Во всяком случае, внутри дома больше ничего не было слышно. Все источники шума находились за его пределами.
      Гроза утихла через полчаса, пройдясь разрушительным катком по газонам и розарию. Именно тогда они нашли Гая. Он лежал на полу в комнате для хранения охотничьих ружей в луже крови, лицо его было искажено от ужаса.
      Катрин исчезла. Как и машина Дианы.
 
      Франческа целый час тщетно пыталась связаться со Стэнтон-Кортом. В Англии был вечер, и она не могла понять, почему линия все время занята. Может быть, кто-то не положил трубку? Франческа не стала бы беспокоиться по этому поводу, но Сара закатила такую истерику, что доктору пришлось сделать ей успокоительный укол, и сейчас мать пребывала в легкой дреме. Очнувшись от дремы, она задавала один и тот же вопрос:
      – Ты еще не связалась с Гаем?
      Франческа досадливо вздохнула. Черт возьми, что вселилось в мать? Она никогда еще такой не была. Однако Франческа знала, что Сара не успокоится до тех пор, пока не удостоверится, что с Гаем все в порядке.
      Подошло время завтрака, и Франческа покинула больницу, твердо пообещав Саре, что немедленно сообщит ей, как только свяжется с Гаем. Серж ждал ее дома. Один лишь взгляд на его лицо сказал ей, что произошло нечто неприятное.
      – Что случилось, любимый? – Франческа остановилась, глядя ему в глаза.
      – Боюсь, плохие новости, – сдержанно ответил Серж. – Звонила Диана. Гай убит.
      – Гай… что?! О Господи! – Франческа ошеломленно смотрела на Сержа, не в силах что-либо сказать.
      – Но есть и еще более плохие новости, гораздо худшие, – проговорил Серж.
      Франческа почувствовала, что у нее закружилась голова, мысли смешались и превратились в какие-то клочки.
      – Гораздо худшие? – хрипло переспросила она.
      – Да. – Серж положил руки ей на плечи, словно пытаясь поддержать ее, нанося окончательный удар. – Катрин обвиняется в убийстве.

      Сара была безутешна. Гай мертв, и она не знала, как ей пережить эту боль. В какую-то долю секунды пуля вошла в его тело, и она потеряла человека, которого любила больше всех на свете. Гай был ее жизнью. Все, что она делала, она делала ради него. Трагедия заключалась в том, что ничего из этого он не хотел. Кроме денег.
      Слезы катились по ее морщинистым щекам, губы дрожали. Ей хотелось быть благодарной за то, что у нее была возможность сорок пять лет так горячо любить его, однако она способна была думать лишь о том, что темные силы навсегда забрали у нее сына.
      По крайней мере она заставила Франческу пообещать, что тело Гая будет отправлено самолетом в Штаты сразу же, как только английские власти это позволят, и она сможет увидеть величественные похороны. Он будет похоронен рядом с ее отцом на семейном участке Вудлоунского кладбища.
      Пришел врач, чтобы сделать ей очередной укол. Саре хотелось послать всех к чертям, хотелось, чтобы ее оставили в покое. И вообще ей тоже хотелось умереть.
 
      Франческа встала после второй бессонной ночи. Ужас от случившегося все не проходил. Она не могла, не хотела верить в то, что Гая убила Катрин. Катрин мягкая, деликатная девушка, в ней совершенно не было злобы. А тут было дикое убийство, выстрел из ружья с близкого расстояния, который свалил Гая и едва не разнес его надвое. Утром она и Серж собирались вылететь в Англию, чтобы выяснить на месте, что произошло, и предложить помощь Диане, которая пребывала в полном смятении. Катрин, как ей сказали, взяли под стражу.
      Состояние Сары также вызывало беспокойство. Врачи предупреждали, что перенесенное ею горе может стать причиной нового инфаркта. В первое время Франческа старалась постоянно быть при ней, но затем стала понимать, что ее присутствие вряд ли поможет. Сара не хотела ее видеть. Во время ее первого посещения после случившегося Сара сказала сквозь рыдания:
      – Ну почему это должно было произойти с Гаем? Он мой самый любимый ребенок… Я любила его больше, чем это можно себе представить.
      Франческа была глубоко уязвлена и тихонько удалилась.
      Вернувшись домой, она позвонила Генри Лэнгхэму.
      – Мне очень неловко вас просить об этом, дядя Генри, – без предисловий сказала она, – но не могли бы вы приехать в Палм-Бич и побыть с матерью? Я должна лететь в Англию, чтобы забрать тело Гая, и, хотя уход за ней самый лучший, я боюсь оставлять ее одну.
      – Считай, что дело сделано, золотко.
      Генри разговаривал с ней накануне и знал, какую драму пережила Франческа. Дело было даже не в смерти брата и не в шоке от чудовищного обвинения, предъявленного Катрин; дело было в том, что Франческа окончательно прозрела относительно того, насколько Сара любила Гая и насколько неприязненно относилась к ней. Генри хорошо понимал болезненные повороты мыслей Сары. Она злилась из-за того, что Франческа осталась жить, а Гай умер.
      – Чем еще могу тебе помочь? – спросил Генри.
      – Не могли бы вы поддерживать постоянную связь с офисом в Нью-Йорке? Насколько я знаю, там все под контролем, но я могу сейчас в чем-то и ошибаться. И вообще, если что-то понадобится…
      – Нет проблем. Предоставь это мне. Я с удовольствием прерву на какое-то время свой отдых. И не беспокойся о Саре. Она стреляный воробей. Выкарабкается непременно.
      – Хочу надеяться, – не без сомнений проговорила Франческа.
 
      – Нет сомнений в том, что она виновна, – сказал Артур Килгур, главный суперинтендант полиции, изучив дело в своем офисе на Нью-Скотленд-Ярд. – Дело совершенно ясное.
      Это был суровый мужчина сорока с лишним лет, который вышел из низов и питал глубокую неприязнь к высшему обществу.
      – Правда, как завершится это дело – вопрос совсем другой, – загадочно добавил он.
      – Как это понимать? – Один из его коллег, Боб Бриджес, также изучивший заявления всех свидетелей по делу мистера Гая Эндрюса, члена парламента от Восточного Уэссекса, выглядел озадаченным. – Поблизости больше не было никого, кто мог бы его убить.
      Артур Килгур искоса взглянул на Боба Бриджеса, чуть приподняв песочного цвета брови.
      – Вы когда-нибудь имели дело с людьми вроде семейства Саттон? – спросил он.
      Боб Бриджес напряг память и в конце концов признал:
      – Нет… Пожалуй, что нет.
      Артур Килгур сухо пояснил:
      – Должен сказать, что эти люди держатся друг за друга прочнее, чем ракушки за скалу. Они ни перед чем не остановятся, чтобы защитить своих. Очень уж они ранимы.
      – Ранимы? – Боб Бриджес выглядел искренне удивленным. – С чего им быть ранимыми? У них огромный клан, мешки денег, высокое положение.
      – В том-то и дело! Эти привилегированные семьи представляют собой вымирающую породу. Они из последних сил держатся за свой образ жизни. Вы обратили внимание, пресса сделала из них котлету за последние несколько дней? Они не могут позволить себе подобной огласки. Позвольте мне кое-что вам сказать. – Артур Килгур стукнул кулаками по столу. – Они думают, что могут спрятаться за свои титулы, частные привилегированные школы и чертовски роскошные дома. Черта с два! Время этих лордов и леди кончилось! Но вы знаете, что может произойти? Вам сказать, чем все может обернуться? Они наймут самого дорогого адвоката и не дадут просочиться информации, которая доказывает виновность этой испорченной девчонки. Поверьте, Боб, она виновна, как тысяча чертей! До этого момента они не сумели даже придумать какую-нибудь крышу. Но они придумают. Готов биться об заклад.
      Боб Бриджес выслушал диатрибу Артура Килгура и улыбнулся про себя. Все объясняется его обычной допотопной ревностью, подумал он и пожал плечами. К чему пускаться в споры. Повышение по службе более важно.
      – Стало быть, что нам следует делать? – ровным тоном спросил он.
      – Мы должны добиться, чтобы это доказательство было представлено в суде, вот что нам следует сделать во что бы то ни стало, – отрезал суперинтендант.
 
      Диана сидела в обитом дубовыми панелями офисе своего адвоката мистера Джорджа Селвина и обсуждала план защиты. Мистер Селвин был одним из наиболее респектабельных и успешно практикующих королевских адвокатов. Чарльз сказал, что лучшей кандидатуры для защиты по этому делу просто нет.
      – Мы должны доказать, что отец спровоцировал Катрин на выстрел в него, – заявил он, изучив материалы, разложенные перед ним на столе.
      – Но она не делала этого! – воскликнула Диана. – Провокация, как и убийство из ревности, здесь совершенно не подходит! – Она сжала лежащие на коленях руки в кулаки, отчаявшись в том, что Джордж Селвин способен ее понять. Никто и ни при каких обстоятельствах не убедит ее в том, что Катрин взяла ружье и застрелила Гая.
      Мистер Селвин тяжело вздохнул. Ему нравилась леди Диана, и он ей сочувствовал. Ему было жаль и ее дочь, но показания, которые дали независимо друг от друга свидетели, находившиеся в тот день в Стэнтон-Корте, были однозначно изобличающими.
      Адвокат еще раз просмотрел их. Вот они, факты. Выводы очевидны. Больше не было никого, кто мог бы стрелять в Гая.
      Джордж Селвин снова проанализировал каждое из свидетельских показаний, пытаясь найти хоть какую-то зацепку или лазейку. Но таковой не находилось.
      Мэри Саттон, Софи и Диана были вместе на террасе и пили кофе; Чарльз оставил Гая одного в комнате для хранения охотничьих ружей, чтобы ответить на телефонный звонок, и тут же ушел на ферму, чтобы осмотреть заболевшего теленка. Люси, Филипп и Шарлотта находились возле бассейна и, когда начался дождь, ушли в купальню и стали играть в слова. Все слуги были на кухне и завтракали, после того как закончило завтракать семейство Саттон, и слышали ссору между Гаем и Катрин. У всех рабочих, садовников и работников фермы было алиби, подтверждающее их пребывание либо в своей семье, либо в местной гостинице.
      Никто из них не видел ничего необычного.
      Не было замечено, чтобы кто-то карабкался по двенадцатифутовой стене, окружающей усадьбу, хотя дождь мог смыть возможные следы. Никто не мог войти через ворота фермы, потому что Чарльз и управляющий фермы ковырялись во дворе. Факты однозначно свидетельствовали против Катрин.
      Катрин, должно быть, пришла в комнату для хранения ружей после того, как Чарльз отправился на ферму, в пылу отчаянной ссоры из-за своего возлюбленного схватила ружье, выстрелила в отца, затем бросила его и выбежала из дома. Отпечатки ее пальцев были ясно видны на ружье.
      Наконец полиция рассмотрела версию о возможном самоубийстве. Человек не мог выстрелить себе в живот, если длина его руки меньше шести футов.
      – Видите ли, – мягко сказал, обращаясь к Диане, Джордж Селвин, – как прямые, так и косвенные улики однозначны и неопровержимы. Присяжные, без всякого сомнения, вынесут вердикт о виновности. Но если мы станем говорить, что она действовала под влиянием гнева, поскольку Гай Эндрюс запретил ей встречаться с возлюбленным, в состоянии аффекта схватила ружье и выстрелила, не соображая, что делает, то у нас есть хороший шанс, что ее осудят за убийство по неосторожности. А это означает, леди Эндрюс, гораздо более короткий срок осуждения.
      – На чьей вы стороне? – не в силах сдержать гнев, спросила Диана. – Стало быть, вы верите, что это сделала она? Верите, что моя дочь убила его? – Лицо Дианы побагровело, глаза гневно сверкали.
      – Я работаю с фактами. Голые факты, логика, никаких эмоций. Разумеется, вы верите, что она невиновна. Если бы она была моей дочерью, я тоже верил бы в ее невиновность. Но судья и присяжные не будут разбираться, кто верит и кто не верит. Они станут опираться на свидетельства и доказательства и в соответствии с этим принимать решение. Поверьте, леди Диана, если мы не представим доказательств того, что не Катрин убила отца, лучше говорить о непредумышленном убийстве или о том, что она в тот момент находилась в состоянии аффекта. Было бы, пожалуй, неплохо, если с ней поговорят психиатры.
      Диана вскочила, трясущимися руками схватила сумочку и перчатки.
      – Я больше не намерена все это выслушивать! – воскликнула она. – Мы наняли вас, чтобы доказать ее невиновность! Если вы не готовы приняться за это дело, я найду кого-нибудь другого, кто сможет это сделать. – Повернувшись, Диана быстро вышла из кабинета.
      На улице она почувствовала, что ее колотит дрожь, а ноги подламываются. Диана на минуту привалилась к чугунному ограждению, сделала пару глубоких вдохов и выпрямилась. Даже если ей придется бороться в одиночку, она намерена доказать невиновность Катрин.
 
      Когда на следующее утро Франческа и Серж появились в доме Дианы, в ее кабинете они увидели Майлза. Диана выглядела суровой и решительной, что касается Майлза, то он казался усталым и, похоже, пребывал в смятении.
      – Привет, Франческа, Серж, – вяло поприветствовал он.
      Франческа положила руки ему на плечи и притянула к себе. Было ясно, что он тяжело переживает смерть отца, а обвинение Катрин в убийстве окончательно доконало его.
      – Вам обоим нужен хороший отдых, – сказала Франческа, увидев у Дианы темные круги под глазами и резкую складку у рта.
      – Об этом не может быть и речи, мы должны найти способ доказать, что Катрин не убивала Гая, – заявила Диана.
      – А мы знаем, что она не убивала, – поддержал ее Майлз. – Но кто, черт возьми, это сделал? Мы ломаем голову все эти дни и ничего не можем придумать. – Он понурился, сжимая и разжимая кулаки.
      Серж сел на диван рядом – этакая сильная, несущая покой и уверенность фигура.
      – Мы найдем ответ, Майлз. Он должен быть. – Серж повернулся к Диане. – Ты рассказала нам общепринятую версию того, что случилось в воскресенье. Но что говорит обо всем этом сама Катрин?
      Диана в отчаянии махнула рукой.
      – Все очень элементарно, – ответила она. – Катрин признает, что у нее с Гаем произошла ужасная ссора в комнате для хранения ружей. Она отправилась туда, чтобы попросить у него денег. Я думаю, что они понадобились ей для того, чтобы тайком от нас улететь в Америку и встретиться там с Карлосом. Очевидно, такой же вывод сделал и Гай. Катрин говорит, что он пришел в страшную ярость, угрожал, что как несовершеннолетняя она будет находиться под опекой и что он практически запрет ее в Уилмингтон-Холле. Она признает, что, пока он кричал и угрожал, она положила руку на ружье Чарли, которое находилось на столе, и рассеянно трогала его, не имея намерений брать его в руки или тем более воспользоваться им. В общем-то Катрин умеет обращаться с ружьями. Вместе с кузенами она ездила охотиться на кроликов с двенадцати лет. Ее обучал обращению с ружьем сам Чарли. Ружье это не тот предмет, которого она может испугаться. Вы понимаете, что я имею в виду? О Господи, лучше бы она его не трогала, потому что на нем есть ее отпечатки вместе с отпечатками многих других людей, потому что Чарли часто одалживает его гостям или членам семьи. – Переведя дыхание, Диана продолжила рассказ. – Гай возился с другим ружьем, и перепалка становилась все горячей. Он грубо обозвал ее, Катрин разрыдалась, выбежала из дома и решила на моей машине уехать в Лондон. Она решила взять паспорт, занять у подруги денег и улететь в Нью-Йорк, где надеялась увидеть Карлоса. Она паковала вещи, когда в квартире на Итон-террас появилась полиция и арестовала ее.
      Последние слова Диана произносила уже шепотом. Круги под глазами стали сейчас еще заметнее.
      – Ты не думала о том, чтобы нанять частного детектива? – спросила Франческа.
      – Пока нет. Я разговаривала с Чарли. Он не очень одобряет эту идею, говорит, что это ухудшит наши отношения с полицией, – ответила Диана. – Знаете, они могут обозлиться из-за того, что мы усомнились в их способностях, и все обернется против Катрин.
      – Вздор! – сказал Серж. – Если ваша полиция такая же, как наша, кому нужны дружеские отношения с ней? Найми перво-наперво частного сыщика, Диана. Мы должны докопаться до сути этого дела ради Катрин. Где она сейчас?
      – Они держат ее в Холлоуэе. – Диана передернула плечами. – Я навещала ее вчера. Вы не представляете, какое ужасное это место! Тюрьма переполнена, впечатление самое мрачное, бедные дети в кошмарном состоянии. Я надеюсь вызволить Катрин оттуда завтра.
      Майлз, внимательно слушавший мать, наклонился и положил ладонь ей на плечо, как бы пытаясь защитить ее.
      – Не переживай, мама, все образуется. Мы вызволим Катрин, – сказал он.
      Диана улыбнулась ему в ответ, оба понимающе посмотрели друг на друга. Затем она отвела взгляд. У нее не было сил сказать ему, что накануне вечером звонил Карлос Рейвен, тем самым добавив новых забот. Диана сказала Карлосу, чтобы он навсегда исчез с глаз. Воспоминание об этом рождало в ней чувство вины. Вины Карлоса ни в чем не было, но Диана не хотела лишних осложнений. Жизненно необходимо, чтобы он и Катрин больше никогда не встретились. Она не может объяснить ему, почему именно. Диана вынуждена будет лгать и Катрин, если она спросит о Карлосе.
      Клубок обмана и лжи, который она и Гай намотали за многие годы, становился все туже и запутаннее и грозил погубить их всех.

      – Прошу тишины. Встать для приветствия судьи, – произнес замогильный голос.
      Судья Эдвард Хьюз-Литтон вошел в зал суда с достоинством человека, который знает свое место в обществе. Он величественно наклонил голову в парике, защитник обвиняемой и секретарь суда поднялись и уважительно ему поклонились. В суде номер один лондонского Олд-Бейли начинался один из самых скандальных процессов за всю историю – процесс над Катрин Эндрюс, обвиняемой в убийстве отца. Господин судья Хьюз-Литтон расположился на возвышении, разложил перед собой бумаги. Складки алой с черным мантии и белоснежное жабо скрывали его фигуру и угловатые плечи. Было десять часов утра, и он хотел обговорить в приватном порядке некоторые детали, прежде чем запускать в действие неотвратимые механизмы процедуры. Скоро просторный, отделанный дубовыми панелями зал со стеклянным потолком, через который лился дневной свет, и стульями с высокими спинками, на которых изображен герб Лондона, заполнится людьми, жаждущими не пропустить ни одного слова, сказанного обвиняемой или свидетелями. Справа от судьи располагалось жюри в составе двенадцати присяжных заседателей, занимающих два ряда мест на возвышении, место для дачи свидетельских показаний располагалось между ними и судьей. На противоположном конце зала, вверху, находились места для публики, которая стояла за ограждением с шести часов, горя желанием следить за всем происходящим в зале. Разного рода клерки, барристеры, адвокаты и полицейские, не говоря уж о представителях прессы, заполнят места, увеличив тем самым напряженность атмосферы, сопутствующую этому делу на протяжении последних нескольких недель.
      Четырьмя часами ранее Катрин привели в Олд-Бейли, и сейчас она ожидала в отделанной белыми плитками камере под охраной трех полицейских – двух мужчин и одной женщины – того момента, когда будет вызвана. Лицо ее было похудевшим и бледным, время от времени дрожь волнения пробегала по ее телу, пока она сидела, сцепив руки перед собой. На ней было простенькое голубое платье с белым воротничком, длинные черные волосы зачесаны назад и перетянуты синей лентой.
      В обширных коридорах этого внушительного здания, вмещавшего почти тридцать самостоятельных залов суда, беспокойно ожидали начала действа свидетели защиты. Их возглавляла Диана, которую много фотографировали, когда она появилась в Олд-Бейли. С ней были ее мать, Чарльз и Софи и их сын Филипп. Управляющий фермы и несколько слуг Саттонов также были вызваны в качестве свидетелей. От обвинения готовы были давать показания несколько полицейских и врач-психиатр, хотя время дачи показаний наступит еще очень нескоро.
      Когда закончилось обсуждение между господином судьей Хьюз-Литтоном и защитником обвиняемой, они обратились к своим документам и справочникам, разложенным перед ними на длинных столах, кивая друг другу головами в париках, а их черные мантии еще больше усиливали впечатление того, что действие происходит в средние века. Секретарь суда, тоже в черной мантии и в парике, поднялся из-за стола, и по его сигналу восемнадцать потенциальных присяжных заседателей вошли в зал суда и заняли места сзади.
      При полном молчании Катрин вывели из камеры, свели по ступенькам вниз и подвели к скамье подсудимых, где показали на жесткое деревянное сиденье в центре.
      Открыв деревянную шкатулку, стоящую на столе, секретарь суда вынул наугад двенадцать из находящихся там восемнадцати карточек. На каждой карточке значилась фамилия потенциального присяжного.
      Затем, когда присяжные заседатели были приведены к присяге, секретарь суда поднялся и зачитал предъявленное Катрин обвинение.
      Судебный процесс Корона против Катрин Эндрюс наконец-то начался, спустя шесть месяцев после того фатального воскресенья, когда был убит Гай.
 
      Марк Рейвен сидел на палубе своей 157-футовой яхты «Санни II» и потягивал свой любимый аперитив «булшот». Охлажденный мясной бульон и водка успокаивающе действовали на желудок, еще не оправившийся от выпитого накануне в неумеренном количестве бренди, и Марк слегка расслабился. Считалось, что он в отпуске, заслуженно отдыхает после написания сценария по одному из его романов – «Никогда не оглядывайся». На самом деле благодаря друзьям, которых он пригласил на борт для компании на время круиза по Средиземноморью, все превратилось в марафон, состоящий из еды, питья, развлечений и секса. Минувшей ночью он не спал ни минуты. Об этом позаботилась миниатюрная блондинка, разбросавшая руки и ноги на тиковой палубе рядом с ним. А в предыдущую ночь эту роль исполняла обольстительная Лиза, талия которой была украшена красивой золотой цепочкой с крохотными бриллиантами. Ей предшествовала Элли – жгучая брюнетка с мускулами, как у грузчика. А еще раньше была… О Господи, он устал! Марк попросил стюарда принести еще один «булшот».
      Несмотря на наличие у него домов в разных концах мира, Марк смотрел на «Санни II» как на свой приют. Он называл яхту «кораблем спасения». «Когда случается катаклизм, – говаривал он друзьям, – нет более надежного места, чем «Санни». Марк не пояснял, какой именно катаклизм имел в виду – ядерную войну или внутренние бюджетные поступления. Главное заключалось в том, что он был свободен от Карлотты и намерен поразвлечься.
      Сегодня они бросили якорь в Пуэрто-Банус. Марку нравилось здесь. Хосе Банус, дальновидный человек и старинный приятель Марка, спроектировал и построил небольшой порт всего шестнадцать лет назад, но сейчас сотни ослепительно белых зданий окружали бухту и красовались на фоне южных испанских гор. Удобство заключалось в том, что аэропорт Малаш находился всего в часе езды, а если ему нужно было повидать старых друзей, Марабелла находилась еще ближе. И еще лучше то, что здесь было полно ресторанов, шикарных магазинов женской одежды и лавок, а вечерами можно было пить вместе с молодыми в шикарных барах. Его яхта была одной из сотен, но она, без сомнения, была самой большой, лучше всех оснащенной и самой мощной. И это давало Марку чувство удовлетворения. В былые времена он предпочел бы отправиться в Сен-Тропез, но сейчас этот город превратился в один из самых шумных курортов. Можно не сомневаться, что рано или поздно то же самое произойдет и с Пуэрто-Банусом. Зато сейчас можно было лениво блуждать взглядом по водной глади, где парусные корабли бороздили море. Праздные мысли Марка были нарушены появлением двух стюардов со свежей спаржей, большой вазой икры, помещенной в измельченный лед, и горкой розовых лангустиков. Все это было поставлено на столик, защищенный от стоящего над головой солнца бело-желтым тентом. За этим последовали миски с экзотическим салатом и фруктами, после чего шеф-повар принес свою гордость – торт «Наполеон», тонкие слои которого были переложены клубничным кремом и взбитыми сливками. Он осторожно водрузил его на стол, проверил остальные блюда и посмотрел на шампанское, охлаждающееся в серебряном ведерке со льдом.
      – Ты проголодался, милый? – послышался голос миниатюрной блондинки. – Угостить тебя чем-нибудь? – Ее рука скользнула по обнаженному бедру Марка.
      – Попозже, – коротко ответил он. При виде ритуала, которым обставлялся предстоящий завтрак, им овладели раздражение и отвращение. Одно и то же каждый день. И хотя лица вокруг него менялись часто, в сущности, это были одни и те же люди. Глупые, льстивые, неискренние. Эти люди ничего не знали о нем. Не знали о его чувствах. Для них он был человеком, о котором они читали в журналах, – богатым, сексуальным сочинителем романов, который мог купить все и всех. И они дрались за тепленькое местечко. Что стоило этим девицам хотя бы недолго побыть с Марком Рейвеном, совершить с ним приятное путешествие на яхте и затем расстаться, унося какую-нибудь дорогую безделушку от Картье? Марк сделал еще глоток «булшота». Во всем он сам виновен. Но он работал как вол последние двадцать пять лет, выпуская книгу за книгой, по большинству из которых ставились фильмы, которые получали призы и награды. Он загребал миллионы долларов, пройдя огромный путь от своего полуголодного детства в Куинсе. Однако сейчас Марк не был уверен, что все это продолжает ему нравиться. Сейчас он был похож на богатого пожилого ловеласа. От этой мысли Марку стало тошно. Депрессия – старая, знакомая ему с детства спутница – вселилась в его душу, шевелится под ложечкой, заполняет голову черными мыслями! Он видел, как гости суетливо рассаживаются вокруг стола, словно они не ели по крайней мере неделю. Лиза и Митци – обняв друг друга (он нередко задавался вопросом относительно них); Элли Нэнси и Мери-Лу – выставляя свои коричневые титьки в ничтожно миниатюрных бикини; и Вик и Боб – относительно них у него не было никаких сомнений. И еще был одинокий Тони, бывший актер, если он вообще таковым был, готовый пойти на все из-за еды, который был весьма нечист на руку при игре в покер. Сплошное отребье и хлам. Господи, и это награда за мировую славу и то количество денег, которое он и потратить-то был не в состоянии? Марк мрачно заказал еще один «булшот», позволив себе впасть в еще более глубокую депрессию. Это было то, что никогда его не подводило, – ползучее отчаяние, которое, как некоторые говорили, и сделало его великим писателем и одновременно, в силу изученности, приносило определенный комфорт.
      – Кто-нибудь слушал сегодня утром программу Би-би-си? – поставленным актерским голосом спросил Тони, стараясь четко произносить каждый слог, словно у него во рту находилась слива.
      – Нет, а что там? – без особого интереса спросил Марк.
      – Дорогие мои, вам непременно следует обратить внимание на это сенсационное дело об убийстве! Племянница герцога застрелила отца! – Тони выглядел настолько шокированным, словно Марк пропустил по крайней мере президентские выборы. – Все только и говорят об этом! Ее отец был наследником компании «Калински джуэлри». Должно быть, он владел миллионами. Ее мать – леди Диана Эндрюс – считалась первой красавицей в свое время. Неужели вы не следите за этим делом? Оно произвело настоящий фурор в Англии.
      Марк выпрямился в кресле, потрясенный тем, что снова услышал имя Дианы. Прошло очень много времени с тех пор, но память об их романе не поблекла. Разумеется, за эти девятнадцать лет он ни разу ее не видел и даже ничего не слышал о ней. С тех пор как ее обнаружила Карлотта. Он и понятия не имел, что у нее есть дочь. Марк пожал плечами – все было настолько давно, что она скорее всего даже забыла о нем.
 
      Господин судья Хьюз-Литтон начал заключительную речь, и в зале стало так тихо, что даже жужжание мухи показалось бы более громким, чем гудение самолета.
      Сидящая на скамье подсудимых одетая в простой кремовый костюм Катрин смотрела прямо перед собой, не замечая высокого черноволосого молодого человека, который слушал речь судьи, озабоченно сведя к переносице красивые брови. Карлос Рейвен прилетел на суд несколько дней назад, надеясь, что само его присутствие способно помочь девушке на скамье подсудимых. Он узнал Франческу, сидевшую на одном из мест, предназначенных для свидетелей, которые уже дали показания. Рядом с ней была белокурая женщина, которую он определил как мать Катрин, и тут же находился, должно быть, Майлз – тихий и встревоженный. Не следовало бы прощать эту высокомерную леди Диану Эндрюс за то, что она запретила ему видеться с Катрин, однако он решил, что как только суд завершится…
      Господин Хьюз-Литтон обращался к присяжным заседателям, выражая свое понимание и сочувствие по поводу того, что они попали в весьма затруднительное положение. Кто бы мог подумать, сказал он самому себе, что эта красивая, внешне совершенно невинная молоденькая девушка, каковой была Катрин, могла убить собственного отца? И тем не менее он боялся, что это именно так. За время его многолетней работы в качестве судьи он не встречал подобного дела: с одной стороны, ясного, но с другой – чрезвычайно трудного. Свидетельские показания лишь уточняли частности, но если жюри вынесет вердикт «невиновна», он будет удивлен. Его обязанность – наставить их, сказать, чтобы они обращали внимание на факты, а не поддавались эмоциям, и в этом был смысл его заключительной речи.
 
      Тридцать шесть часов понадобилось присяжным для того, чтобы принять решение. Ожидать вердикта оставались лишь Франческа, Диана и Майлз. Диана настояла на том, чтобы мать вместе с Чарльзом и Софи возвратились с Стэнтон-Корт. Их постоянно осаждали фоторепортеры, газеты посвящали целые развороты Катрин Эндрюс и ее родственникам. Напряженность становилась поистине невыносимой. Казалось, весь мир ожидает исхода этого суда.
      Наконец присяжные стали медленно возвращаться на свои места. Кошмар подходил к завершению, и через несколько минут станет известна участь Катрин.
      Диана, которую подпирали с одной стороны Франческа, а с другой – Майлз, посмотрев на лица присяжных, почувствовала, что ею овладевает паника. На лицах членов жюри не было ни улыбок, ни сочувствия.
      – Признаете вы обвиняемую виновной или невиновной в убийстве Гая Эндрюса? – спросил секретарь суда.
      – Виновна, господин судья.
      Услышав ответ, Диана покачнулась, словно от удара, из ее груди вырвался крик протеста, в который она вложила весь свой гнев и всю свою муку.
      Сидевший на галерее Карлос Рейвен закрыл лицо руками, и по его щекам покатились слезы.
 
      – О Господи! – Софи тяжело вздохнула. – Бедняжка Катрин! Это ужасно, Чарльз! Чем мы можем помочь? Что говорит Диана?
      Чарльз уныло покачал головой:
      – Диана, разумеется, в полном отчаянии. Когда она звонила мне из Олд-Бейли, она так рыдала, что я с трудом понял ее. – Он тяжело опустился в кресло. – А каково Катрин? О Боже, это ужасно. Наверное, я зря послушался Диану. Лучше бы мне сейчас находиться в Лондоне.
      – Она просила нас уехать после того, как мы дали показания. Ничего больше мы сделать не могли. Диана боялась, что твое пребывание там привлечет слишком большое внимание прессы. Ты же знаешь, как она не любит, когда полощут имя семьи. – Софи говорила негромко и сочувственно, понимая, чего стоило Чарльзу оставаться в тени.
      – Я знаю. – Он устало провел рукой по глазам. Если бы их фамилия была Смит или Джоунз, всей истории в газетах уделили бы пару колонок и очень скоро забыли бы. Но ведь это был граф Саттонский! Саттонов ни разу за всю четырехвековую историю семьи не затрагивали скандалы. До настоящего времени.
      В этот момент в комнату медленно вошла Мэри Саттон. Можно сказать, что на ней не было лица. Вслед за ней появился Джон, который после смерти Гая вновь жил в ее доме.
      Чарльз сразу же понял, что им все известно. Подхватив мать под локоть, он подвел ее к стулу и помог сесть.
      Мэри заговорила первой, и, как ни странно, голос ее звучал спокойно и уверенно:
      – Мы не можем с этим смириться, Чарльз. Мы должны немедленно подать на пересмотр дела. Это возмутительно и аморально, что Катрин будет наказана за то, чего она не совершала.
      – Разумеется, ты права, мама. Диана мне уже сказала, что она разговаривала с адвокатом о подаче апелляции. Они встречаются утром, и это будет сделано.
      – Бедная девочка. – Губы у Мэри дрогнули. – Я чувствую себя такой беспомощной.
      – Мы тоже, – сказала Софи. – Мы все оказались в большой беде.
      – Это точно, – глухим голосом провозгласил Джон.
 
      Франческа и Диана сидели в гостиной на Итон-террас и молча смотрели друг на друга. Обе они еще не оправились от шока, чтобы говорить. Они вернулись из Олд-Бейли час назад и все еще не могли прийти в себя от вердикта присяжных.
      – Я просто не в состоянии поверить, что все это происходит на самом деле, – сказала наконец Диана. За последнее время она основательно похудела, и некогда элегантное платье смотрелось на ней мешковато.
      – Если бы нам удалось узнать, кто все-таки убил Гая! – в сотый раз повторила Франческа. – Я так понимаю, что самоубийство исключено.
      – Совершенно исключено. И потом, с какой стати ему стреляться? Гай наслаждался каждой минутой своей грешной жизни. Полиция считает – и это, кстати, обернулось против Катрин, – что в Гая стрелял кто-то, кого он хорошо знал, потому что не было никаких следов борьбы.
      – Но кто? – воскликнула Франческа. – Это какой-то кошмар! Ведь там никого не было!
      Они обсуждали это, наверное, в тысячный раз. Искали ключ к разгадке, которой не было, ответа на вопрос, которого также не было. И тем не менее они обе были убеждены в невиновности Катрин.
      – Знаешь, – сказала Франческа, наливая себе вина из графина, стоящего на серебряном подносе, – самое ужасное, что Гай всегда сам себе вредил. Первоначально у него все шло отлично, но в нем было нечто такое, что способно все испортить. Он словно сам пытался разорвать себя в клочья. У меня такое ощущение, что его смерть связана с тем, что он сам делал. Вопрос лишь в том, что именно и как. Я никогда не могла понять, почему ты лишь разъехалась с ним, а не добилась развода. Ты только посмотри, как гадко он с тобой обращался! Почему ты не послала его ко всем чертям?
      – Ну, видишь ли, были дети… – Диана замолкла. Слишком о многом Франческа не знала. Она до сих пор продолжает хранить все в тайне ради блага Катрин и Майлза, а также ради своего собственного блага.
      Самое важное сейчас – подать на пересмотр дела. Диана потянулась за адресной книгой. Существовал некий телефонный номер, по которому она хотела позвонить, и надеялась, что он у нее сохранился.
 
      Когда рано утром в его каюте зазвонил телефон, Марк лениво взял трубку. Но уже через несколько мгновений он сидел на койке и, потрясенный, пытался понять, что от него хотят.
      Оператор береговой связи подключил «Санни II» к радиотелефону, и Марк обнаружил, что разговаривает с Дианой.
      – Разумеется, я понимаю, о чем ты говоришь, но какое это имеет отношение ко мне? – без обиняков спросил он.
      Возникла пауза, Марк провел рукой по взъерошенным волосам.
      – Ну хорошо, если это так срочно… Но почему ты не можешь мне объяснить, в чем тут дело?
      Последовала еще более длительная пауза, после чего Марк услышал свой голос:
      – О’кей. Я выезжаю немедленно.
      Марк соскочил с койки и стал одеваться.
      – Скажи капитану, чтобы он немедленно взял курс на Лондон. Мне нужна машина до Малаги, попроси его, чтобы он заказал мне билет на ближайший рейс.
      – Слушаюсь, сэр.
      Когда Марк вышел на палубу, то увидел, что его гости уже завтракают либо загорают. Он с неприязнью посмотрел на них. Это был букет дармоедов и прихлебателей, от которых он до чертиков устал.
      – Прошу прощения, мальчики и девочки, но сегодня вы должны сойти на берег, – бодрым голосом проговорил Марк и увидел, как вытянулись их лица. – Я должен лететь в Лондон. Бал закончен. Благодарю, что почтили меня своим присутствием.
      Через минуту он уже спускался по трапу на берег, где его поджидала машина. Внезапно его депрессию и тоску как рукой сняло, хотя где-то в глубине души таилась тревога. Уж не раскопала ли Диана темную тайну его жизни? Такое могло случиться лишь в том случае, если с ней поговорила Карлотта, но это маловероятно. И тем не менее с какой стати Диана пытается втянуть его в любовные дела своей дочери? Совершенно непонятно. Хотелось лишь надеяться, что он не попадет в какую-нибудь невероятную западню.
 
      Катрин проснулась на заре своего второго дня в тюрьме от сильного запаха дыма и воплей в коридоре.
      – Пожар! – завопил кто-то, но этот голос был тут же заглушен ругательствами. – Вонючие свиньи!
      – Заткнись, ты, сука!
      Две надзирательницы пытались погасить тлеющую кровать в соседней камере.
      Перепуганная Катрин села на кровати, сердце у нее отчаянно колотилось. Она посмотрела на Дженни и Тину – двух молоденьких сокамерниц, к которым ее подселили накануне.
      – Там пожар! – закричала Катрин, спрыгнув с кровати и пытаясь разбудить девушек.
      – Ну и что? – пробормотала двадцатилетняя Дженни. Она отбывала срок за то, что пырнула своего дружка ножом. Девушка отвернулась и мгновенно заснула.
      – Да ведь пожар! – в отчаянии крикнула Катрин. Не хватало только поджариться живьем в этой вонючей камере.
      – Эти две засранки постоянно устраивают пожар, – сквозь сон сказала Тина. – Это уже третий за неделю.
      Катрин бессильно опустилась на кровать. Она никогда не сможет привыкнуть к царящему здесь насилию. Хуже могла быть разве что психбольница. Она уже знала, что на Дженни набрасывались с ножом. Тина пыталась перерезать себе вены разбитой электрической лампочкой. Одна девчонка повесилась на шпингалете высоко расположенного окна, воспользовавшись полоской материи от юбки. Кто-то пальцами выдавил себе глаза в припадке ярости и отчаяния. Перечень ужасов постепенно возрастал, но о пожарах Катрин узнала впервые.
      – Нам не разрешают держать спички, – обратилась Катрин к Дженни днем, – как же они устраивают пожар? Если кто-то хотел закурить сигарету, то зажигала-то ее надзирательница.
      Дженни пожала плечами:
      – Вещи так или иначе сюда попадают. Нам не положено иметь ножницы, но у кого-то они оказались, и она набросилась с ними на свою лучшую подружку на прошлой неделе.
      Катрин понимала, что отбыть здесь срок – это не только находиться вдали от Карлоса и семьи. Это еще и пятнадцать лет выживания, когда на тебя могут наброситься твои же сокамерницы. Тлеющее недовольство может в считанные секунды превратиться в вспышку ярости и истерии. Надзирательницы, женщины, в общем, дюжие и крепкие, постоянно подвергались нападениям и получали немало синяков и шишек. В любое время дня и ночи могли раздасться крики и возникнуть потасовки. И причина могла быть любая, самая ничтожная. Катрин запирали в камере вместе с Дженни и Тиной на много часов, потому что не хватало надзирательниц, чтобы следить за всеми. Катрин сидела на кровати, стараясь не обращать внимания на непристойные выходки, сквернословие и грубость. Иногда заключенные с криками начинали биться головами о стену, и это приводило Катрин в ужас. Казалось, они сошли с ума. Катрин с опаской наблюдала за своими сокамерницами, прикидывая, когда они могут внезапно наброситься на нее. И еще эти кошмарные запахи. Запах мочи, экскрементов, немытых тел, на которые накладывались запахи дезинфицирующих веществ. Запахи впитывались в одежду, раздражали горло и были настоящим бичом для Катрин.
      В этот день надзирательница с резкими чертами лица, одетая в синюю юбку и белую блузку с синими погонами, со связкой висящих у пояса ключей, сказала Катрин, что к ней пришел посетитель.
      Катрин заправила рубашку в джинсы, провела ладонями по длинным волосам, с благодарностью подумав о том, что заключенным позволяют хотя бы носить собственную одежду. Если вдруг посетителем окажется Карлос, она хотела бы выглядеть поприличнее.
      Ее повели по коридору, желтые стены которого были подсвечены флюоресцентными лампами. Линолеум на полу во многих местах покоробился и выглядел весьма изношенным. Катрин шла, а в глазки на нее смотрели заключенные из разных камер, обозленные тем, что посетитель пришел к ней, а не к ним. Катрин было известно, что на девушку, к которой в прошлый раз пришел посетитель, по возвращении набросились и избили разбитой чашкой. Ей после этого наложили двадцать шесть швов на шею.
      Комната для посетителей была длинной, пустой и напоминала некую лавку, столы и стулья были прикреплены к полу и стояли в ряд. Катрин быстро огляделась, полная надежды и в то же время опасаясь, что ее вдруг в последний момент уведут отсюда.
      Хорошо одетая женщина с густыми каштановыми волосами и приветливыми глазами поднялась ее поприветствовать.
      – Франческа!
      Они на мгновение обнялись под бдительным взглядом надзирательницы, затем уселись по разные стороны стола.
      – Как ты здесь, дорогая? – мягко спросила Франческа. Лицо Катрин казалось бледным, почти белым, в больших глазах стоял едва сдерживаемый ужас.
      – Я не могу вам передать, как здесь все плохо, – шепотом сказала Катрин. – Я думала, что плохо было раньше, когда я находилась в камере под арестом. Но здесь… – Она оглянулась, боясь, что ее могут услышать.
      – Мы делаем все возможное, чтобы вызволить тебя отсюда, – быстро сказала Франческа. – Твоя мать и Чарли, словом, все мы подаем прошение о пересмотре дела. Попытайся держаться, дорогая. Я уверена, что-нибудь можно сделать.
      – Я знаю, – сказала с отчаянием Катрин, – что в случае хорошего поведения с учетом времени, проведенного под стражей во время расследования, мне могут уменьшить срок. Но на сколько? До пяти лет? До десяти? Как я могу продержаться здесь десять лет? – Это был не вопрос, а отчаянная мольба о помощи.
      До Франчески сейчас в полной мере дошла вся трагичность ситуации, и она снова почувствовала собственное бессилие. Никакие деньги, никакое влияние не могут освободить ее племянницу, хотя вплоть до нынешнего времени именно эти факторы доминировали в ее жизни.
      Франческа схватила протянутую через стол руку Катрин и пристально посмотрела ей в глаза:
      – Твоя мама завтра придет тебя навестить. Сегодня она весь день занята с адвокатами, они готовят обжалование приговора. Катрин, мы непременно вызволим тебя отсюда! Поверь мне! Это ужасная ошибка правосудия, и мы сделаем все, чтобы найти настоящего убийцу.
      – Спасибо, – бесцветным голосом сказала Катрин, хотя глаза ее слегка повеселели. – Франческа, я даже не знаю, как вас просить об этом… Вы могли бы выполнить мою просьбу?
      – Все, о чем ты попросишь.
      – Вы могли бы выяснить, где находится Карлос? Как вы думаете, он знает, что произошло? Уже несколько месяцев, как я ничего о нем не слышала, но, может, сейчас, когда все это случилось… – Голос ее дрогнул, она замолчала, а у Франчески сжалось сердце от боли и сочувствия к ней.
      – Я сделаю все что смогу, дорогая девочка, – пообещала Франческа. – У меня нет никаких вестей о нем, но я и не ожидала. Твоя мама не изменила своего отношения к вашим встречам?
      – Мы пока не говорили об этом. Я собиралась поговорить с ней, когда меня отпустят домой после суда… – Голос Катрин снова дрогнул, она судорожно сцепила лежащие на столе руки.
      – Мы непременно найдем способ тебя вызволить, – твердо сказала Франческа. – Мы делаем все возможное. Не падай духом, Катрин. Мы вытащим тебя отсюда и сделаем это как можно скорее. А тем временем я поговорю с твоей матерью о Карлосе. Когда-то давно я знала его отца, – неожиданно призналась она.
      Катрин широко раскрыла глаза, и на какое-то мгновение выражение счастья появилось на ее лице.
      – Правда?!
      – Он был очень хорошим человеком, Катрин, я уверена, что Карлос такой же. – Франческа решила пока что больше не распространяться на эту тему. Рассказать все Катрин – означало лишь еще больше запутать дело. Опять же, она ни с кем не говорила о Марке в течение двадцати лет.
      – Время вышло, – услышала Франческа неприветливый, резкий голос. Подняв глаза, она увидела, что надзирательница презрительно ощупывает их глазами.
      Свидание закончилось. Катрин отправили в камеру.
      Франческа чувствовала себя потрясенной и угнетенной, когда отъезжала от старого викторианского здания из красного кирпича и пробиралась на своей машине через трущобы северного Лондона к Итон-террас.
      Что будет, если жалоба не сработает?
 
      Когда Франческа вернулась из тюрьмы, у дома Дианы крутилось несколько репортеров, нацеленных на то, чтобы получить еще хоть какую-то информацию, пока скандал не успел заглохнуть. Они набрасывались на каждого входящего, а в это время фоторепортеры непрестанно щелкали своими камерами.
      – Посещали тюрьму? – без предисловия спросил один из них, едва Франческа вышла из машины.
      – Простите, – сказала она, пытаясь обойти его и направляясь к входной двери.
      – Как Катрин держится? У нее все в порядке? – с сочувствием в голосе спросил другой.
      Франческе был знаком подобный тип репортеров. Они начинали разговор мягко и сочувственно, чтобы усыпить бдительность и в конечном итоге выведать все, что им нужно.
      – Не ваше дело, – огрызнулась она. – Пожалуйста, отойдите. – Вспышка блица почти ослепила ее. В этот момент Бентли распахнул входную дверь, и Франческа ворвалась в дом.
      – Господи, сколько тут болтается этих типов! – прокомментировала она.
      – Ее светлость спустится через минуту, – ровным голосом сказал Бентли, проигнорировав ее реплику. – У нее посетитель в гостиной. Вы хотите подождать ее там, мадам?
      Франческа миновала вестибюль и коридор и вошла в гостиную. Бентли опустил тяжелые шторы, и комната осталась освещенной мягким светом нескольких настольных ламп.
      С кресла поднялся мужчина, фигура которого показалась Франческе смутно знакомой, некоторое время они изумленно смотрели друг на друга.
      – Марк! – ахнула Франческа.
      – Франческа… Дьявольщина, Франческа, что ты здесь делаешь? – Он был в не меньшем смятении.
      – Как… я… – пробормотала она. Марк выглядел таким же, как и тогда, лишь седины прибавилось в черных волосах. Он оставался таким же крепким, мускулистым, и, несмотря на приобретенную импозантность, взгляд у него был по-прежнему живой и привлекательный.
      – Вы знаете друг друга? – раздался голос в дверях, и в комнату вошла Диана, поправляя застежку одного из браслетов. Она переводила взгляд с Марка на Франческу, на лице ее было написано изумление.
      – Мы знали друг друга много лет назад, – пробормотала Франческа, недоумевая, не связано ли появление Марка с тем, что террористы взяли Карлотту в качестве главного заложника вместо нее.
      – О, я и не подозревала! – Диана, похоже, была заинтригована. – Просто удивительно! Что вам подать выпить?
      Франческа попросила минеральной воды, Марк – виски со льдом. Более чем когда-либо раньше он был убежден, что попал в западню. Почему Диана ничего не сказала о Франческе? Да она вообще не сказала, зачем его пригласила. Они разговаривали всего несколько минут, разговор как-то не клеился, оба чувствовали себя неловко, а потом ее позвали к телефону. Спустя пять минут после этого в гостиную вошла Франческа.
      – Что все это значит, Диана? – решил прояснить ситуацию Марк.
      Франческа также посмотрела на Диану, ей тоже хотелось это знать.
      Похоже, несколько мгновений Диана колебалась, как бы собираясь с силами, затем заговорила:
      – Вероятно, ты слышал, что мою дочь осудили за убийство Гая? – медленно сказала она.
      Марк кивнул.
      – Мне нужна твоя помощь, Марк. Она невиновна. Это самая ужасная ошибка правосудия, и мне нужна помощь, чтобы доказать ее невиновность. Возможно, ты ничего не сможешь сделать, но я полагаю, что ты имеешь право знать, что происходит. Сюда также примешивается вопрос о романе Катрин с твоим сыном Карлосом.
      Марк удивленно смотрел на нее, не вполне понимая, о чем идет речь.
      – Погоди минутку, – перебил он Диану. – Какое отношение имеет к этому Карлос?
      И тут в разговор вмешалась Франческа:
      – Диана, я думаю, что ты должна позволить Катрин поговорить с Карлосом, если она этого желает. Она вспоминала о нем сегодня, и я обещала поговорить с тобой. Почему ты запрещаешь им видеться?
      Диана колебалась, и Марк повернулся к ней.
      – Твоя дочь – подружка Карлоса? – медленно спросил Марк. – Как-то сын говорил об этом, но не назвал имя.
      – Да, и мы должны положить конец их связи. Даже сейчас, когда она в тюрьме, ему нельзя ее видеть.
      Марк оторопел при виде такой решительности Дианы и вдруг рассердился.
      – Но почему, черт возьми? – раздраженно спросил он.
      – Действительно, Диана, ради Бога, из-за чего все это? – спросила Франческа.
      Диана подняла глаза на Марка, набрала воздуха в легкие и выдохнула:
      – Потому что так получилось, что Катрин – твоя дочь, Марк!
      – Она – д-дочь? – вытаращил глаза пораженный Марк.
      – Она ч-что? – ахнула Франческа.
      Диана повернулась к побледневшей Франческе:
      – Я никогда не говорила тебе об этом, потому что не могла подумать, что это может обнаружиться, но у нас с Марком был роман почти девятнадцать лет назад. Если бы я знала, что вы знакомы, то могла бы тебе довериться. В общем, все это пришлось сохранять в тайне.
      Диана приложила руку ко лбу и снова повернулась к Марку.
      – Я не могла рассказать тебе об этом, Марк. Я пыталась много раз связаться с тобой, но Карлотта… Ну, ты знаешь… Короче, это оказалось невозможным. К тому же ты сказал мне, что, если я попытаюсь с тобой связаться снова, это может тебя погубить… И вот Катрин родилась. Когда Гай понял, что она не может быть его дочерью, потому что мы не спали вместе около двух лет, то пригрозил затаскать меня по судам, если я скажу об этом. Скандал в те дни погубил бы и меня, и мою семью. Гай сказал, что готов считать Катрин своей дочерью, если я, в свою очередь, помогу ему сохранить имидж нормального мужчины. – Чувствовалось, чего стоили Диане все эти признания.
      Марк не спуская глаз смотрел на Диану, веря всему, что она говорит, и одновременно не в силах смириться с услышанным.
      Франческа выглядела потрясенной, у нее голова шла кругом при мысли о том, что Катрин спала со своим единокровным братом. А затем она посмотрела на Диану – и ее накрыла волна гнева и ревности. Да она в свое время отдала бы все, чтобы родить ребенка от Марка! И все это время Диана хранила свою тайну, чтобы защитить себя и Гая. Если бы правда вышла наружу, Катрин не оказалась бы в нынешнем положении. В ее жизни не осталось бы места Карлосу, и она не стала бы спорить о нем с Гаем. И в таком случае Гай, вполне возможно, не был бы убит. И Катрин не сидела бы в тюрьме по обвинению в его убийстве.
      – Как ты могла? – набросилась Франческа на Диану. – Как могла допустить, чтобы заварилась вся эта каша? Почему ты не сказала правду хотя бы Катрин, когда она стала достаточно взрослой, чтобы многое понять? Это ужасно! После всего, что она перенесла, ей еще предстоит пережить и то, что она имела связь с единокровным братом!
      – Был один шанс на миллион, что она может встретить сына Марка, – холодно ответила Диана. – За это мы должны благодарить твою мать.
      Некоторое время две женщины смотрели друг на друга, затем Франческа резко повернулась к Марку:
      – Посмотрим фактам в лицо. Что касается женщин, Марк, то ты несешь им только дурные новости…
      – Перестань! – резко перебил ее Марк. – Помолчи, пока не сказала чего-нибудь такого, о чем будешь сожалеть. Я могу налить себе еще виски, Диана?
      Диана кивнула, и он подошел к подносу и налил себе изрядную порцию виски со льдом.
      – Я думаю, что обязан дать вам обеим объяснение, – медленно проговорил он, снова возвращаясь на свое место.
      – Думаю, что именно так, – подтвердила Франческа.
      Диана перевела взгляд с Марка на Франческу. У нее явно зародились кое-какие подозрения.
      – Марк не имел понятия, что я забеременела, когда мы расстались, – сказала Диана, пытаясь как-то защитить его. – Я и сама об этом не подозревала. И все, что мы должны сделать сейчас, это предотвратить дальнейшие встречи Катрин и Карлоса.
      – В этом нет никакой необходимости, – возразил Марк.
      – Как это нет необходимости, что ты мелешь?! – выкрикнула Франческа. – Ведь это инцест, кровосмешение!
      – Нет никакой необходимости, потому что Карлос не мой сын.
      Обе женщины посмотрели на Марка как на сумасшедшего. Первой пришла в себя Франческа:
      – О Боже мой! Ты бросил меня из-за того, что сделал Карлотту беременной!
      – Бросил тебя? – ошеломленно повторила Диана.
      Марк поднялся и стал спиной к камину. Лицо у него было суровым, глаза метали гневные искры. Франческа очень хорошо помнила это выражение лица Марка.
      – Я должен рассказать вам всю историю, начиная с самого начала. – Казалось, голос его исходит из самой глубины груди, в тоне ощущалась горечь. – Если это выйдет наружу, если вы об этом кому-нибудь расскажете, я буду полностью дискредитирован в глазах моих читателей. Но поскольку я скорее всего не смогу больше написать ни одной книги, то это в общем-то и не имеет значения.
      Слушая Марка, Диана все время мысленно повторяла: слава Богу, что Катрин и Карлос – не родственники. В этот момент для нее не было ничего более важного.
      Франческа выжидающе наклонилась вперед. После долгих лет, в течение которых она задавала себе один и тот же вопрос, что же все-таки случилось в ту ночь на рождественском вечере у Сары, она, похоже, наконец-то получит ответ. И для нее очень важно было узнать правду.
      – Ты помнишь, моя первая книга «Нечестивый призрак» имела феноменальный успех, – начал Марк. – Это сделало меня знаменитым, и меня стали называть великим писателем, своего рода новым Эрнестом Хемингуэем.
      – Я помню, – откликнулась Франческа.
      – Правда заключается в том, что я не писал этой книги. – Марк сделал паузу. По-видимому, ему было больно продолжать свой рассказ. – Ты должна вспомнить, Франческа, что одно время я снимал комнату вместе с группой писателей и артистов в деревне Гринвич. Среди них был умнейший молодой человек по имени Лэрри Фишер. Он обладал замечательным талантом. Таким талантом, которого никогда не было у меня. Во всяком случае, почти не было. Я немного помог ему в написании книги и нашел машинистку, чтобы перепечатать ее. Мне очень нравилась эта книга. Это был роман, о написании которого я всегда мечтал. Но Лэрри жил в вымышленном мире и всецело погрузился в следующую книгу. Когда я понял, что первая книга пролежала в ящике стола несколько месяцев, то сам отправил ее по почте в издательство. – Марк снова замолчал и сделал глоток виски. – Но я поставил на титуле свое имя. Возможно, я не думал, что книгу напечатают. Но я получил письмо, в котором сообщалось, что книга принята, что издатели в восторге от нее и предлагают мне кучу денег. Я внезапно оказался на вершине успеха, и они хотели получить от меня новую книгу!
      – И что же сказал на это Лэрри Фишер? – спросила Франческа, внимательно глядя на Марка.
      Марк с шумом втянул в себя воздух и на секунду закрыл глаза. Когда он их открыл, его лицо выражало муку.
      – Он совершил самоубийство.
      – О Господи! – пробормотала в шоке Диана.
      – Он был потрясен, узнав о случившемся, и тот день, когда он покончил с собой, стал кошмаром всей моей жизни, – прерывающимся голосом сказал Марк. – Но дело уже было сделано. У меня не оставалось другого выбора, кроме как продолжать писать. Ты помнишь, Франческа, какие муки я испытывал, когда писал вторую книгу?
      Она кивнула, затем ее осенила догадка, и она спросила:
      – И никто не понял, что именно произошло?
      – Кое-кто. Это была девушка, с которой встречался Лэрри. Иначе говоря – Карлотта.
      – Карлотта! Значит, ты уже знал ее, когда…
      – Нет. Впервые я увидел ее в квартире твоей матери, – ответил Марк.
      – Тогда я не понимаю, – произнесла Франческа.
      Марк стал нервно ходить по гостиной. Создалось впечатление, что комната вдруг уменьшилась, когда он заговорил, а все столы, стулья и безделушки как бы давили на него.
      – Она уже была беременна, когда мы познакомились.
      Диана с облегчением вздохнула. Значит, все правда. Карлос действительно не его ребенок. Марк сделал еще глоток виски и продолжил:
      – Как ты знаешь, Франческа, Карлотта жила со своей тетей в невзрачной обветшалой квартире. Она была воспитана в строгом духе, и ее семья не могла бы вынести такого позора, чтобы их дочь оказалась с ребенком, без мужа, без денег. Карлотта знала, что именно Лэрри написал «Нечестивый призрак», поскольку она даже кое-что подсказала ему по части сюжета. Очевидно, он говорил ей и обо мне, а перед самоубийством рассказал, что я украл у него книгу. После его смерти она стала встречаться с одним художником, который сделал ей ребенка и вскоре бросил. Именно тогда и появились в кадре мы с тобой, Франческа. Когда Карлотта узнала, что мы знакомы, она встретилась с тобой на выставке живописи и подружилась. Очень скоро ты познакомила нас, и Карлотта получила возможность привести свой план в действие. Она знала о моем успехе, знала, что я вскоре разбогатею, а также понимала, что застанет меня врасплох, если предъявит ультиматум публично. Она рассчитывала на то, что я не захочу устраивать сцену на вечере твоей матери.
      – Значит, это был шантаж? – спросила Франческа.
      – Да. Она сказала, что, если я сбегу с ней в ту же ночь, женюсь на ней на следующий день в Лас-Вегасе и буду считать ее ребенка своим, она никому не скажет, что истинным автором книги «Нечестивый призрак» был Лэрри.
      – О Господи! – Франческа откинулась назад, вспомнив ту кошмарную ночь многолетней давности. Можно было сделать весьма важные выводы из рассказанного Марком. Оказывается, он не был любовником Карлотты! Это означает, что он вовсе не бросал ее ради первой встречной. Он оказался жертвой шантажа из-за страха разрушить свою карьеру. Ни один издатель впредь не стал бы иметь с ним дело. Пресса, читающая публика ополчились бы против него. Кажется, впервые искорка понимания блеснула в глазах Франчески.
      – Но если бы ты только сказал мне об этом! – вырвалось у нее. – Ты не можешь себе представить, через какие муки я прошла, пытаясь понять, что же произошло. Я обзвонила все больницы… Я сходила с ума, пытаясь понять, почему ты ушел так внезапно.
      – Франческа, я всегда испытывал чувство стыда за то, как поступил с тобой. – Марк снова сел. – Мне страшно хотелось дозвониться до тебя, но эта сучка не выпускала меня из поля зрения. Мы улетели к ней в Испанию в день нашего бракосочетания. Стоило ей заметить, что я подхожу к телефону, как она начинала угрожать, что сию минуту позвонит в агентство новостей и расскажет о том, что я совершил. И кроме того, – Марк улыбнулся грустной улыбкой, – мне совсем не хотелось признаваться тебе, что не я автор «Нечестивого призрака». Ты всегда мной восхищалась, и это давало мне возможность полюбоваться собой. Я предпочел, чтобы ты считала меня последним дерьмом, чем узнала, что я обманул весь мир и заставил его поверить в свои способности.
      Франческа улыбнулась ему. Она понимала, литература означала для Марка не меньше, чем для нее – «Калински джуэлри». Правда, кое-что оставалось непонятным.
      – Но если не ты написал первую книгу, то как ты смог написать после этого дюжину отличных книг? Может быть, твоя доля в написании «Нечестивого призрака» больше, чем ты сам думаешь? – спросила Франческа.
      – Что самое стоящее, самое ценное в этой книге?
      Франческа колебалась лишь мгновение. Она вспомнила свое впечатление после прочтения первой книги.
      – Сюжет, пожалуй, – медленно проговорила она. – Там в конце просто фантастический поворот событий.
      – Совершенно верно. А ты знаешь, чья это была идея? Карлотты. Конечно, в то время Лэрри говорил мне, что это он придумал. У Карлотты очень богатое воображение. У нее от природы изощренный ум. Если сложить нас двоих вместе, то и получится лауреат. Все последующие книги я писал сам, но замыслы принадлежали ей.
      – И что же ты будешь делать теперь?
      Марк пожал плечами:
      – Вообще брошу писать либо стану переделывать чужие книги в сценарии. Кто знает?
      Пока Франческа и Марк разговаривали, Диана сидела молча, потрясенная тем, как многое в прошлом их связывало, а также открывшейся правдой о его женитьбе на Карлотте. Она смотрела на Марка, вспоминая свои отношения с ним и то, что ей пришлось пережить, когда он вернулся к Карлотте. Но было такое впечатление, что все это происходило с другим человеком в какой-то другой жизни. Даже трудно было вспомнить, как они занимались любовью.
      Тем не менее Катрин была его дочерью, и именно по этой причине она попросила его прийти.
      Все трое сидели в тот вечер допоздна, обсуждая дело Катрин, вновь и вновь возвращаясь к свидетельским показаниям. Кто-то убил Гая, и этот кто-то находился на свободе. Кто-то, у кого был мотив для убийства. Возможно, кто-то из тех, кто занимается политикой. Может быть, Гая убили из-за того, что он узнал нечто относящееся к разряду государственных секретов?
      – Нельзя ли нам съездить в Стэнтон-Корт? – поинтересовался в конце концов Марк. – Мне хотелось бы увидеть место, где все произошло.
      – Можно, разумеется. Я позвоню Чарли утром. Но что конкретно ты ожидаешь там найти?
      Марк пожал плечами:
      – Кто знает? Свежий глаз иногда в состоянии что-нибудь заметить. И еще я сведу тебя с блестящим адвокатом, который может взяться за пересмотр дела. Могу я сделать для своей дочери хотя бы это, – добавил он с кривой улыбкой.
 
      В ту ночь никто из них толком не спал. Франческа лежала глядя в темноту, думала об исповеди Марка и испытывала удивительное облегчение. Марк не бросил ее ради другой женщины или по какой-то прихоти. Он не устраивал за ее спиной никаких игр. Впервые за долгое время она почувствовала, что способна простить, и чувство горечи таяло, отступало. И еще она чувствовала, что снова способна доверять. Доверять по-настоящему. Мысли ее вернулись к Сержу, и ей захотелось, чтобы он был сейчас с ней. Это было ее бедой, она никогда по-настоящему не верила, что он не уйдет от нее без всяких объяснений, не бросит, как это сделал Марк. Она оставалась незамужней, и это было для нее своего рода щитом, который делал ее неуязвимой. Возможно, когда все это останется позади… Мысли ее поплыли, и Франческа задремала.
 
      Марк лежал без сна и думал о Катрин. Он всегда любил Карлоса, но то, что у него есть собственный ребенок, стало для него великим откровением. Ему всегда хотелось иметь детей, но Карлотта отказывала ему и в этом, как и во многом другом. Интересно, скажет ли теперь Диана правду Катрин?

* * *

      Диана провела эту ночь, как и многие другие, вспоминая и перебирая подробности того фатального воскресенья. Она пыталась отыскать хоть какую-нибудь деталь, которая поможет найти настоящего убийцу, но все было тщетно.
      Как при жизни, Гай и после смерти создал вокруг себя трясину зла и несчастья. И, как всегда, платить дорогую цену должны были другие.
 
      Стэнтон-Корт был едва виден за густой пеленой дождя, когда Диана утром следующего дня въехала на своем «ягуаре» на подъездную аллею. С ней были Франческа и Марк. Странное трио, подумала она. С нависших веток на ветровое стекло посыпались крупные капли, когда налетел резкий порыв ветра.
      «Двадцать лет назад мы не могли бы сидеть вместе в одной машине, – размышляла Диана. – Двадцать лет назад мы с Франческой скорее всего вцепились бы друг другу в горло, потому что каждая хотела, чтобы этот мужчина сидел рядом с ней, и каждая пылала бы ревностью. Это свидетельствует о том, что время способно заглушить страсти, заставить взглянуть на обстоятельства по-новому». Диана бросила взгляд на профиль Марка, который смотрел прямо перед собой, и, к своему удивлению, не почувствовала к нему ничего, кроме дружелюбия. Она была уверена, что то же самое испытывает и Франческа. Вчера вечером Диана наблюдала, как Франческа от настороженности и опаски переходила к пониманию. Конечно, у Франчески был Серж, а у нее не было никого. Причем не было никого очень долго, но Диана, занятая детьми и своим делом, почти не замечала этой пустоты. Инстинкт подсказывал ей, что лучше не иметь никого, чем иметь не того, кто действительно нужен. Именно так все и было. Она не испытывала чувственного влечения к Марку, хотя он и был свободен. Диана любила жизнь такой, какой она была.

* * *

      Весь день шел сильный дождь, но часов в пять облака вдруг поредели, и в их разрывах проглянуло бледное солнце, слегка подсветив ландшафт.
      С утра Диана прокатила Франческу и Марка на машине, сейчас же они прогуливались по поместью пешком. Марк расспрашивал Диану, какая тропа к какому выходу ведет, какие ворота всегда держат открытыми и какие – на запоре. Он расспрашивал ее буквально о каждом из слуг в отчаянной надежде найти какой-нибудь ключ, который выведет их на убийцу.
      К семи часам они вынуждены были расписаться в полном своем бессилии. На их лицах можно было прочитать то, на чем изначально настаивала полиция: никто, кроме Катрин, не мог совершить это преступление.
      Обед происходил в мрачной обстановке. Если Чарльз и Софи, сидевшие на разных концах длинного стола, изо всех сил пытались поддержать беседу, то Франческа, Диана и Марк, похоже, были всецело погружены в свои мысли. Мэри Саттон собиралась приехать, но в последний момент отговорилась усталостью, и Джон остался вместе с ней.
      В конце концов долгий вечер подошел к своему завершению, и все с удрученным видом отправились спать. Они нисколько не приблизились к разгадке задачи.
      Среди ночи, мучаясь от бессонницы, Франческа решила пойти в библиотеку и чего-нибудь выпить. Она пила не слишком много, но иногда стаканчик спиртного на ночь помогал заснуть, а это, она чувствовала, было менее вредно, чем снотворное.
      Тихонько спустившись по длинной изогнутой лестнице, Франческа подошла к библиотеке и собиралась уже открыть дверь, как вдруг услышала леденящий душу плач. Приложив ухо к двери, она тут же отпрянула назад, чувствуя, как у нее пошел мороз по коже. Из комнаты доносились стенания и вопли, словно скулил раненый зверь. Или же обиженный судьбой призрак. Но кто там мог находиться среди ночи?

      Франческа на дюйм приотворила тяжелую дверь и заглянула в библиотеку. На письменном столе возле окна горела одна лампа, бросавшая слабый свет на стеллажи вдоль стен и тяжелую дубовую мебель. Поначалу комната показалась пустой, и душераздирающие звуки прекратились, но затем они возобновились с новой силой. Осторожно шагнув вперед, Франческа увидела мужчину, лежащего на кожаном диване.
      В то же мгновение, словно почувствовав ее присутствие, мужчина вскочил на ноги и повернулся к ней лицом.
      Франческа, оцепенев, уставилась на него. Он настолько изменился, что его трудно было узнать. Некогда красивое лицо подурнело и покрылось красными пятнами, опухшие глаза лихорадочно блестели. Он выглядел сильно похудевшим, а судя по тому, как он покачивался, был изрядно пьян.
      – Джон! – воскликнула она.
      Он посмотрел на нее так, словно никогда в жизни не видел, затем, качаясь, подошел к письменному столу и взял несколько листков бумаги. Издали было видно, что они исписаны корявым почерком. Джон дрожащими руками разорвал листки на четыре части.
      – Джон, с тобой все в порядке? Прости меня, если я побеспокоила тебя… – Заикаясь, не находя нужных слов и шокированная тем, что он снова стал рыдать, Франческа торопливо подошла к столику со спиртным в дальнем углу библиотеки и налила себе виски.
      От грохота брошенного стула она вздрогнула и резко повернулась. Она не очень хорошо знала младшего брата Дианы. Возможно, он становится буйным, когда много выпьет. Франческа решила побыстрее выскочить из библиотеки и бежать к себе, когда Джон нетвердой походкой направился в ее сторону. Ноги его подкашивались, и казалось, могут в любую минуту подломиться. Франческа сделала шаг в сторону, Джон почти упал на столик со спиртным. Каким-то чудом ему удалось схватить графин с виски и наполнить стакан. Проделывая этот сложнейший трюк, он бубнил:
      – Педераст хренов! Почему Гай был таким сраным педерастом? – Джон зарыдал. – Но я все равно тоскую по нему…
      На момент Франческа забыла, что Джон в течение многих лет был личным секретарем Гая, так что вполне естественно, если он скучает, однако эта пьяная тоска озадачила Франческу, и ей стало не по себе.
      – Ты лучше сядь, – негромко сказала она.
      – Педераст хренов! – повторил Джон в промежутках между рыданиями. – Я любил его. С самого начала. Он был моей жизнью. – Джон снова бросился на диван. Ошеломленная Франческа молча наблюдала за ним. – Я отдал ему всю свою жизнь… Даже живопись забросил ради него! Он был для меня… всем…
      Франческа опустилась в кресло, слова Джона били по ней, словно удары молота. Гай и Джон! Она никогда этого не понимала! Ей лишь сейчас до конца стали понятны печаль и боль Джона. Она попыталась успокоиться и переварить эти новые для нее впечатления.
      Через несколько минут Джон, кажется, стал понемногу успокаиваться, но было такое ощущение, что он не догадывается о ее присутствии. Невидящим взором он смотрел на огонь догорающего камина.
      – Я здесь все написал, – внезапно пробормотал Джон и бросил взгляд на письменный стол.
      – Ты написал? – переспросила Франческа, полагая, что он описал историю их отношений.
      – Все. Я должен был. Другого выхода нет. – Он сделал еще глоток виски.
      – Это поможет?
      – Поможет? – Джон посмотрел на Франческу с таким видом, словно лишь сейчас заметил ее присутствие. – Мне это не может помочь, – с горечью проговорил он.
      – Я знаю, ничто не может его вернуть. Сара, моя мать, тоже тяжело это переживает. Но жизнь продолжается, Джон.
      Он вскочил на ноги, словно ее слова внезапно разозлили его.
      – А, сестра хренова, вот ты кто! Я только сейчас понял!
      Его лицо исказилось от боли, и, похоже, он с огромным трудом произнес следующие слова:
      – Он заслужил смерть!
      На мгновение Франческа не на шутку испугалась. Кажется, он в самом деле не в себе, подумала она.
      – Он заслужил смерть? – шепотом переспросила она.
      – Да! Поэтому я его и убил.
 
      Бледная и измученная Франческа на следующее утро вместе с другими сидела в гостиной и ожидала прихода полиции, чтобы сделать заявление. Она знала, что никогда больше, ни за что на свете не зайдет в библиотеку.
      Все уже слышали ее рассказ о событиях минувшей кошмарной ночи, но ей предстояло повторить все это полиции. Отсутствовала лишь Мэри Саттон. Рано утром, когда она узнала о том, что произошло, к ней был вызван местный врач, и сейчас, напичканная успокоительными снадобьями, она лежала под присмотром срочно нанятой сиделки.
      Диана, сидевшая на диване рядом с Софи, продолжала пребывать в состоянии шока. Чарльз, ссутулившись в глубоком кресле, рассеянно играл ниткой чехла. Только Марк оставался внешне невозмутимым, и Франческа, у которой на миг пробудилось чувство юмора, подумала, уж не считает ли он, что все произошедшее может стать сюжетом для новой книги?
      Никто не разговаривал. Наконец слуга объявил о приходе инспектора полиции Алана Тимпкинса. Его сопровождали двое полицейских, у одного из которых в руках были блокнот и карандаш. Они кратко опросили других членов семьи. Но по-настоящему их интересовала Франческа, которую они намерены были допросить, так что ей предстояло еще раз пережить тот кошмар деградации и угрызений совести, свидетельницей которых она была.
      Крепко обняв руками стиснутые колени, Франческа негромким голосом начала свой рассказ.
      То, что ей поведал Джон, как раз и явилось недостающим звеном, которое они искали много месяцев.
      В тот фатальный уик-энд Джон страшно рассердился, когда Гай настоял, что поедет в Стэнтон-Корт один, ссылаясь на то, что ему нужно поговорить с Дианой по личному вопросу. И Джон решил самостоятельно отправиться в воскресенье в Стэнтон-Корт, чтобы выяснить, в чем дело. Он приехал домой к матери к завтраку, надеясь что-нибудь у нее узнать, но не застал ее, и это навело его на размышления. Джон решил, что Гай что-то задумал, а поскольку он уже выпил, то воображение его разыгралось. Джон был уверен, что Гай хочет от него отделаться. За последний год их отношения становились все более прохладными, и Гай почти каждый вечер уезжал без него. Джон был убежден, что Гай отправился в Стэнтон-Корт для того, чтобы убедить членов семьи, будто для Джона лучше будет отказаться от работы в Лондоне, вернуться домой и снова заняться живописью.
      Основания для возникновения этих подозрений, рассказывала Франческа, у Джона были. Не так давно он обнаружил, что у Гая есть романы на стороне. Гай даже платил молодым парням, чтобы они приезжали к нему, на его квартиру в Вестминстере. При этом предварительно под благовидными предлогами он отсылал Джона в Уилмингтон-Холл.
      – Кажется, – продолжала Франческа, – Джон сохранял верность Гаю все эти годы, что весьма необычно для геев. Джон обнаружил, что у Гая буквально сотни любовников, а когда до него дошло, что Гай намерен от него отделаться, это стало последней каплей.
      Полицейский с бесстрастным выражением лица все время записывал за Франческой.
      – Я спросила его, как ему удалось проникнуть в этот дом, убить Гая, а затем уйти незамеченным, – продолжала рассказ Франческа.
      Прошлой ночью Джон рассказал ей, как просто все было сделано. Он уже раньше планировал застрелить Гая во время прогулки и затем сказать, что произошел несчастный случай. Джон появился в этом доме пройдя через сад и сумел незаметно проникнуть через французское окно в библиотеку. Все завтракали в столовой, слуги находились на кухне. Согласно плану, он должен был попасть в комнату для хранения ружей, взять ружье и патроны и тем же путем удалиться. Едва он зарядил ружье, как услышал доносящиеся из столовой голоса. Чарльз предлагал Гаю идти стрелять глиняных голубей. Это Джона вспугнуло, он поставил заряженное ружье на место, юркнул в маленькую гардеробную, которая находилась рядом, и там заперся. Он рассчитывал, что как только Гай и Чарли уйдут, он схватит ружье и последует за ними. Тот факт, что они собирались стрелять голубей, еще в большей степени позволит ему представить все как несчастный случай.
      Но после этого все пошло не так, как планировалось. Чарльза позвали к телефону, и он отправился на ферму. А после этого Джон услышал, как Гай и Катрин стали орать друг на друга, да притом так громко, что ему было слышно каждое слово.
      – Ты никогда никого не любил, кроме себя, ты не имеешь понятия, что такое любовь! – выкрикнула Катрин, и эти слова поразили Джона своей удивительной точностью. Он услышал оскорбительные слова, произнесенные в адрес Катрин, ее рыдания и топот ее ног, когда она через зал побежала к входной двери. Дальше все произошло в считанные секунды. Джон выскочил из гардеробной, вбежал в комнату для хранения ружей, схватил лежащее на столе ружье и выстрелил в Гая. В его воспаленном мозгу билась лишь одна мысль: Катрин была права – Гай не любил никого, кроме самого себя, а значит, заслужил смерть за причиненную другим боль.
      Затем Джон выскользнул через окно столовой, которого не было видно с того места на террасе, где пили кофе, и садом добежал до дома матери, насквозь промокнув под страшным дождем. Вскочив в свою машину, он помчался в Лондон. Пятью минутами раньше его той же самой дорогой в город уехала Катрин.
      – И ты позволил, чтобы Катрин обвинили в убийстве Гая? – спросила Франческа, когда Джон закончил свой рассказ и, глотнув виски, зарыдал.
      – Я думал, что ее освободят, – промямлил он. – Но в этом нет никакого смысла. Пусть Гай обращался со мной плохо, но я не могу жить без него. Жизнь для меня сейчас ничего не значит. Катрин могут выпустить, но я не выйду на свободу до конца жизни.
      Франческа почувствовала острую жалость к этому человеку, пусть слабому и беспутному. Еще одна жертва Гая, страдающая в течение многих лет из-за беспредельного эгоизма ее брата.
      – Он написал целую исповедь, – напомнила Франческа инспектору. – Он только что закончил ее писать, когда я вошла ночью в библиотеку.
      – Могу я ее увидеть?
      – Вот она. – Чарльз поднялся с кресла, где до этого, сгорбившись, сидел и размышлял, как он мог быть таким слепым, и передал инспектору листы, украшенные гербом Саттонов и исписанные крупным неровным почерком Джона. Это был самый ужасный день в жизни Чарльза, и Софи, понимая это, подошла и положила руку ему на плечо.
      Инспектор бегло прочитал написанное и кивнул.
      – Есть подпись и дата. Очень хорошо, – заметил он.
      В комнате воцарилась вязкая, гнетущая тишина. Инспектор поднялся и посмотрел на Чарльза.
      – Лорд Саттон, – сурово спросил он, – где находится тело?
      – Все еще в библиотеке, – угрюмо ответил Чарльз.
      Франческа закрыла лицо руками, как бы пытаясь заслониться от того зрелища, которое запечатлелось в ее мозгу и сохранится в памяти на всю жизнь.
      Когда Джон наконец закончил свой рассказ, он передал ей свою исповедь. Лицо его было бледным, словно окаменевшим.
      – Ну вот, – с неожиданным спокойствием сказал он. Подойдя к окну, Джон отодвинул бархатную штору. Он долго смотрел в темноту ночи, погруженный в свои мысли, и на какой-то момент Франческа решила, что буря миновала. Затем, без предупреждения, Джон достал из-под пачки бумаги на столе револьвер, поднял дуло к открытому рту и выстрелил.
      Выстрел прозвучал громко, отразился эхом от уставленных стеллажами стен и потолка. Оцепеневшая от ужаса Франческа видела, как пуля словно бы подбросила Джона вверх. Затем он рухнул на пол.
      Франческа в шоке опустилась на колени, зажимая рот рукой, чувствуя, как подкатывает тошнота.
      Отныне она никогда не сможет простить Гая.
 
      Когда Франческа двумя неделями позже появилась в Нью-Йорке, у нее было такое ощущение, будто она отсутствовала лет десять. Серж встретил ее в аэропорту Кеннеди с ласковой, доброй улыбкой на лице и крепко обнял.
      – Господи, я так рада, что приехала домой, – прошептала Франческа.
      – Я счастлив, что ты вернулась, – целуя ее, сказал Серж. – Такое впечатление, что ты прошла через ад, а сейчас все позади.
      Улыбнувшись, Франческа кивнула.
      – Как мать?
      Серж поднял брови, и лицо его изобразило удивление.
      – Знаешь, это кажется невероятным. Она стала прямо-таки другим человеком. – Он недоуменно пожал плечами. – В прошлый уик-энд я летал в Палм-Бич, чтобы дать бедняжке Генри передохнуть, и, если честно, не понял, что произошло с твоей матерью.
      – В каком смысле? – встревожилась Франческа. – Она что, впала в старческий маразм?
      – Наоборот, она рассуждает более здраво и разумно, чем раньше. Она хочет, чтобы ты приехала к ней как можно скорее. Генри, разумеется, все еще с ней, но она уже вышла из больницы и находится дома.
      – Она, конечно, слышала о Джоне?
      – Да.
      Франческа забралась в поджидающий их лимузин и устало опустилась на бледно-серое сиденье, пока Серж командовал погрузкой ее багажа. Когда он присоединился к ней, Франческа сунула руку в его ладонь, и ей стало тепло и комфортно.
      – Мне нужно так много тебе рассказать, Серж. Столько событий произошло! – В голосе Франчески звучало волнение, чувствовалось, что события последних двух недель здорово ее потрясли.
      Серж сжал ее руку:
      – Всему свое время, любовь моя. Сейчас тебе прежде всего требуется отдых.
      – По крайней мере Катрин выпустили из тюрьмы, – сказала Франческа. – Ты не можешь себе представить, какое мы испытали облегчение. Бедная девочка пережила страшное время в тюрьме, а когда ей сказали, что отпускают, она не поверила! Она думала, что это какой-то трюк. Понадобится немало времени, пока она придет в норму.
      – Могу себе представить! А как дела с Карлосом? Диана стала добрее в этом плане, позволила Катрин с ним видеться?
      Франческа улыбнулась и рассказала Сержу всю историю.
      – Диана решила сказать Катрин, что настоящим ее отцом является Марк. Она сочла это своим долгом. Ну а поскольку Катрин и Карлос, как выяснилось, не родственники, отпали все причины для запретов. Почему бы им и не встречаться?
      – Кто бы мог подумать, что Диана способна на такую страсть, – задумчиво проговорил Серж. – Глядя на нее, этого не скажешь.
      – Типичная английская сдержанность, – заметила Франческа. – Я уверена, что на эту тему у Генри найдется какое-нибудь присловье.
      – В тихом омуте черти водятся? – предположил Серж, подмигнув.
      – Ах, родной, как здорово снова вернуться домой! – смеясь, сказала Франческа, прижимаясь к его руке.
      Позже, когда они спокойно обедали дома, Франческа рассказала ему о Джоне.
      – Был вынесен вердикт о его самоубийстве по причине умственного расстройства, – сказала она. – Хотя на самом деле, я думаю, Джон четко понимал, что делает, в особенности в самом конце.
      – Кажется, это к лучшему.
      – Без сомнения. Я не думаю, что он мог бы жить, зная, как страдает Катрин, а также без Гая.
      – Можно сожалеть лишь о том, что он не сделал этого раньше. Это избавило бы всех от многих страданий.
      Они с минуту молчали, а затем Франческа, словно для того, чтобы вытравить память о Джоне, попросила:
      – Так расскажи мне про мать.
      Серж таинственно улыбнулся.
      – Навестишь ее – и увидишь все сама, – сказал он и не стал больше распространяться на эту тему.
      На следующее утро, заглянув на пару часов в офис, Франческа вылетела в Палм-Бич.
 
      Карлос прилетел в Англию спустя два дня после освобождения Катрин из тюрьмы. Марк встретил его в аэропорту, и на пути в Лондон он рассказал Карлосу правду о его рождении.
      – Твой отец был художником, – пояснил Марк. – Я его не знал, но верю, что он был очень талантлив.
      Карлос долго молчал, пытаясь переварить услышанное. Затем повернулся к Марку, в глазах его светилась благодарность.
      – Значит, ты женился на маме и воспитал меня как родного сына, – тихо сказал он.
      – Не делай из меня героя, Карлос. Существует много такого, чего ты не знаешь, а пока что пришло время объяснить тебе несколько вещей. Когда ты родился, я полюбил тебя, но так было не с самого начала, – сказал Марк.
      И медленно, испытывая муку и боль, не щадя себя, Марк рассказал Карлосу историю своей жизни.
      – Ты рассказываешь мне это теперь, потому что мать умерла?
      – Вероятно, рано или поздно я рассказал бы тебе все, но пока Карлотта была жива, это было строго охраняемой тайной. Боюсь, что даже от тебя. Этого хотела она.
      – Если мать снабжала тебя сюжетами для твоих книг, как ты будешь выходить из положения теперь?
      Марк пожал плечами:
      – Что-нибудь придумаю… Карлос, у меня есть еще одна причина рассказать тебе все. И она может повергнуть тебя в шок.
      – Что за причина? – Карлос заметно распрямил плечи и сжал челюсти.
      – Не могу сказать, что это такая уж плохая новость, сын, – сказал Марк, автоматически переходя на привычный для него любовно-ласковый тон. В конце концов, Карлос всегда останется для него сыном, что бы там ни случилось. – Ты ведь влюблен в Катрин, не так ли?
      – Да. – Карлос с подозрением взглянул на Марка. – А что? Может, ее мать вдруг подобрела ко мне?
      – Она считала, что у нее весьма веские основания держать тебя подальше от Катрин. Если бы Диана и я не были так безобразно стыдливы и нашли бы смелость сказать всю правду, ничего не случилось бы! Но мы оба слишком пеклись о самих себе, ну и отчасти о людях, с которыми состояли в браке, и это чуть не привело к разрыву между Катрин и тобой.
      – Я не понимаю… Какое отношение ко всему этому имеет Катрин?
      И второй раз за это утро Марк раскрыл правду, которую сам узнал лишь неделю назад.
      – Ты хочешь сказать… Это значит… О черт! – воскликнул Карлос. – Значит, Катрин моя… единокровная сестра? – Он побледнел, капельки пота выступили на его лице.
      – Это значит, что вы не родственники, – твердо проговорил Марк. – Твоя мать – Карлотта, а твой отец – художник. Диана – мать Катрин, а я ее отец. Вам ничто не мешает быть вместе.
      – Боже мой! – Карлос покачал головой, которая пошла у него кругом от всего услышанного. – И значит, Диана думала… Господи, неудивительно, что она хотела нашего разрыва!.. А Катрин знает обо всем этом?
      Марк улыбнулся, вспомнив тот вечер, когда они с Дианой все рассказали Катрин.
      – Да. Разумеется, она была в шоке, но когда до нее дошло, что Гай не был ее отцом, она, похоже, даже испытала облегчение. У Катрин всегда были с ним прохладные отношения, и когда после самоубийства Джона стало общеизвестно, что Гай и Джон в течение многих лет состояли в интимной связи и что Гая убил Джон, она была потрясена. Слава Богу, сейчас с нее снято обвинение в убийстве, но потрясение пока не прошло. Но узнав, что я ее настоящий отец, она в некоторой степени успокоилась. Она также поняла, почему Диана препятствовала вашим встречам. – Марк замолчал и посмотрел на Карлоса.
      – Бедная девочка! Она прошла через дьявольские испытания! Пожелает ли она снова видеть меня? Я хочу сказать, прошло столько месяцев с тех пор, как мы с ней разговаривали последний раз, – сказал Карлос.
      – Уверен, что пожелает. – Машина достигла Челси. Через несколько минут они окажутся на Итон-террас. – А ты сам-то все так же к ней относишься?
      Карлос выглядел расстроенным.
      – Я не уверен, – с несчастным видом проговорил он. – Ведь она твоя дочь… а я тоже всегда буду считать тебя своим отцом… В общем, какие-то странные чувства. – В черных глазах Карлоса появились признаки паники. – Послушай, папа, нельзя ли прокатиться вокруг этого квартала?
      – Пожалуйста. – Марк повернул налево, и они поехали по Слоан-сквер, а затем по Слоан-стрит. – Как насчет того, чтобы выпить?
      Карлос издал вздох облегчения.
      – Было бы здорово. Мне надо немного прийти в себя… А как же твои отношения с матерью Катрин? Ведь вы теперь оба свободны. Ты не собираешься жениться на ней?
      – Это сложный вопрос, – сухо сказал Марк, загоняя «мерседес» в промежуток между машинами у отеля «Гайд-парк». – Мне тоже нужно прийти в себя.
      Они вошли в вестибюль отеля и направились в бар. Марк заказал себе виски с содовой и перно для Карлоса.
      – Диана сейчас изменилась, – размышлял вслух Марк, когда они потягивали напитки. – Тебе она понравится, Карлос. Она очень эффектная леди, хотя и совсем не та Диана, которую я знал.
      – Девятнадцать лет – большой срок, – заметил Карлос.
      – Боюсь, что слишком большой. Сейчас она сильная и совсем другая. Ты, конечно, не знал Гая, но пережить брак с ним – все равно что подвиг совершить. Он вынудил ее сохранить видимость брака, чтобы она стала для него ширмой респектабельности, и это сделало ее мужественной и независимой. У нее есть свое дело, которое процветает. Она устраивает всякие вечера и мероприятия.
      – Катрин говорила мне.
      – Мы не говорили о том, чтобы быть вместе, и я думаю, что повременю с подобным разговором. Диана пережила такую травму, в том числе связанную с ее братом Джоном. Думаю, что сейчас ей нужен просто друг.
      – Хотел бы я знать, что нужно Катрин. – Голос Карлоса прозвучал неуверенно и смущенно, когда он подумал о предстоящей встрече с ней при столь изменившихся обстоятельствах.
      Марк понимающе улыбнулся:
      – То же самое, что и ее матери: доброта, дружелюбие, немного нежности. Все будет хорошо, сын. Допивай свое перно, и мы скоро их увидим.
      – Я немного нервничаю, – сказал Карлос и, допив вино, поднялся.
      – Мы вместе встретимся с ними? – Марк положил руку на плечо Карлоса.
      – Конечно, отец.
      Когда они приехали, Бентли открыл дверь и впустил Марка и Карлоса. Марк сразу понял, что Диана, привыкшая организовывать общественные мероприятия, и сейчас устроила небольшое представление. Она быстро вошла в зал с вытянутыми вперед руками и приветливой улыбкой на лице.
      – Карлос, я так рада познакомиться с тобой!
      – Здравствуйте. – Диана понравилась ему с первого взгляда. – Мне тоже очень приятно познакомиться с вами.
      Диана вопросительно посмотрела на Марка, и он едва заметно кивнул.
      – Ты найдешь Катрин в гостиной, это по коридору направо, – сказала Диана. – Она жаждет снова увидеться с тобой.
      – О’кей. – Карлос нервно улыбнулся.
      – Как все прошло? – тихо спросила Диана Марка, когда Карлос скрылся.
      Марк с нежностью посмотрел на нее. Одна из самых привлекательных черт Дианы заключалась в том, что она всегда была готова посочувствовать другим.
      – Кажется, он был слишком ошеломлен и нервничал из-за предстоящей встречи с Катрин, но, я думаю, все будет хорошо. – В глазах Марка сверкнула лукавая искорка. – Оставим их на некоторое время одних?
      – Думаю, что это лучше всего. – Глаза Дианы сияли радостью, несмотря на сохраняющееся облачко беспокойства на ее лице. И Марк вдруг снова увидел тонкую красоту и прелесть той Дианы, какую давно знал. Как Марк уже сказал Карлосу, он не собирался пороть горячку. Тем не менее будущее виделось гораздо более привлекательным, чем все эти годы. Легким шагом Марк последовал в уютный кабинет Дианы и закрыл за собой дверь.
 
      Сердце Катрин, сидевшей в гостиной, отчаянно заколотилось, когда она услышала в коридоре шаги Карлоса. Об этой минуте она мечтала даже в бессонные ночи в тюрьме, когда вокруг царило лишь насилие, грубость, сквернословие, а будущее рисовалось ей сплошным черным цветом.
      – Карлос… – Она произнесла это шепотом.
      На какую-то секунду ей показалось, что он уловил неуверенность в ее глазах, и у него появилось сомнение. Но уже в следующую секунду она оказалась в его объятиях. Сначала он поцеловал ее легко и нежно, затем принялся целовать, не выпуская из объятий, со все возрастающей страстью.
      – Любимая… Моя любимая Катрин… Моя Кейт, – бормотал он, вдыхая душистый аромат ее волос, прижимаясь щекой к атласной коже. – Я боялся, что больше никогда не увижу тебя.
      – Я тоже боялась… Я думала, что потеряла тебя навсегда… Не могу даже поверить, что ты здесь. – Катрин еще крепче прижалась к Карлосу, чтобы удостовериться, что все происходит наяву.
      – Я в самом деле здесь, и мы больше никогда не расстанемся, – тихо прошептал Карлос.
      Карлос подвел Катрин к дивану, не выпуская ее из объятий, и с этого момента лишь поцелуи и шепот нарушали тишину гостиной.
      – Знаешь, я собираюсь жить в Америке, – сообщила наконец Катрин, радостно сверкнув глазами. – Франческа говорит, что я могу получить работу в «Калински джуэлри». Это то, о чем я мечтала, и это означает, что я буду близко от тебя.
      – Даже ближе, чем ты можешь себе представить, радость моя! Ведь я тоже буду в Нью-Йорке. Я только что подписал контракт с телевизионной студией.
      Катрин вскочила на ноги и потащила его за собой.
      – Но ведь это просто здорово! – крикнула она. – Ой, Карлос, все складывается как нельзя лучше, правда же? А твой отец… то есть я имею в виду… – Она смущенно запнулась, затем рассмеялась. – Короче говоря, Марк знает?
      Также засмеявшись, Карлос покачал головой:
      – Нет еще! Может, пойдем и все скажем ему и твоей маме?
      – Почему бы и нет? – Схватив Карлоса за руку, она потянула его за собой. – Вот только где они?
      Придя в опустевший вестибюль, они услышали сквозь закрытую дверь кабинета бархатный смех Марка.
      Карлос и Катрин вопросительно посмотрели друг на друга.
      – Может, не станем их сейчас беспокоить? – весело спросил он.
      Катрин на мгновение заколебалась, а затем улыбнулась.
      – Возможно, так будет лучше. Им есть о чем поговорить, – сказала она.
      – Так же как и нам, любовь моя, так же как и нам, – сказал Карлос, снова заключая ее в объятия.
 
      Франческа застала Сару сидящей в тени деревьев в саду возле дома. На ней был пляжный хлопчатобумажный халат, волосы аккуратно причесаны, на лицо нанесен макияж. Рядом с ней сидел Генри, пил мятный чай и читал «Уолл-стрит джорнэл».
      – Привет, мама! – Франческа чмокнула ее в щеку, удивляясь, насколько хорошо мать выглядит. – Глядя на тебя, я даже не могу поверить, что ты перенесла инфаркт, – пошутила она. – Можно подумать, что ты сделала себе подтяжку лица!
      Сара засмеялась:
      – Может, сделаю в следующем году. Когда долго лежишь в постели, все обвисает.
      – Ты очень здорово смотришься. Привет, дядя Генри! Рада вас видеть.
      Франческа села в один из шезлонгов напротив матери и вытянула ноги.
      – Серж не с тобой?
      – Он не смог вырваться. У него сейчас масса работы. Я сама приехала только на время уик-энда, мама. Дел накопилось много.
      – Что ж, я очень рада, что ты приехала, дорогая. Я собираюсь в Нью-Йорк на следующей неделе. Здесь становится скучно, несмотря на компанию Генри. – Сара дружелюбно улыбнулась Генри и, наклонившись, погладила его по руке.
      Беседа текла непринужденно и весело, пока слуги сервировали завтрак под светло-желтым навесом. Имя Гая не упоминалось вообще, как не говорилось и о самоубийстве Джона. Сара приветствовала сообщение о том, что Катрин через месяц начнет работу в «Калински джуэлри». Словно последних трех месяцев не было вообще. Должно быть, именно это имел в виду Серж, когда говорил, что Сара изменилась. Она словно отгородилась щитом, отсекла от себя всю неприятную информацию. Реплики ее были остроумными и непринужденными.
      Франческа наблюдала за матерью, испытывая некоторое беспокойство и то и дело хмуря брови. Может быть, Сара становится настолько старой, что впадает в детство и живет лишь повседневными мелочами, не заглядывая в будущее?
      После завтрака, когда они пили кофе возле бассейна, Генри поднялся, потянулся и заявил, что намерен устроить себе сиесту.
      – А ты не хочешь отдохнуть, мама? – спросила Франческа.
      – Пока что нет. Может быть, попозже, дорогая, – сказала Сара, обменявшись понимающим взглядом с Генри.
      Он ушел, забрав с собой газету, провожаемый дружелюбным взглядом Сары.
      – Ты не нальешь мне еще немного кофе, Франческа? – попросила она, подставляя чашку.
      – Ты уверена, что это тебе будет полезно?
      – Всего лишь разок. Завтра я буду вести себя как положено, – с шаловливой улыбкой сказала Сара.
      Франческа наполнила матери и себе чашки, откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Ей очень хотелось поговорить с Генри, выяснить, как идут дела и что говорят врачи, но мать явно намеревалась поговорить с ней наедине. Возникла неловкая пауза, и Франческа лихорадочно соображала, о чем бы завести разговор. Тишину нарушило позвякивание чашки о блюдце – это Сара допила свой кофе. И тут же заговорила:
      – Я бы хотела доверительно поговорить с тобой, Франческа.
      Франческа открыла глаза и выпрямилась. Сара смотрела на нее прямо, и этот взгляд развеял все сомнения относительно того, что мать впала в старческий маразм. Перед ней была прежняя Сара, и Франческа приготовилась выслушать лавину обидных слов и обвинений.
      – Да, мама? – настороженно сказала она.
      – Когда я лежала в больнице и думала, что вот-вот умру, то поняла, насколько несправедлива была к тебе все эти годы, постоянно ставя на первое место Гая. – Она разгладила складки своего халата, при этом руки ее дрожали.
      Франческа ошеломленно подняла на Сару глаза.
      – Это было большой ошибкой с моей стороны – делать из Гая идола, – продолжила Сара, – но он был моим сыном, и я любила его. – Ее голос упал почти до шепота. – Но я всегда любила и тебя, моя девочка, и хочу, чтобы ты знала, насколько я ценю то, что ты сделала для компании.
      Слезы подступили к глазам Франчески, от нахлынувших чувств у нее перехватило горло.
      – Ой, мама, – только и смогла прошептать она.
      – Ты знаешь, как много значила для меня во все времена компания, но сейчас я понимаю, что была совершенно не права в своем желании видеть преемником Гая. Боюсь, что его сердце никогда к ней не лежало, и мне следовало принять этот факт много лет назад. – Сара тяжело вздохнула и дрожащими губами закончила: – Мне не следовало отталкивать тебя ради него.
      На мгновение Франческа снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая ждет материнских слов, ищет похвалы и любви.
      – «Калински джуэлри» для меня значит не меньше, чем для тебя. Я всегда хотела быть ее составной частью.
      – Я помню. – Сара коротко улыбнулась. – Ты определилась начиная с шестилетнего возраста. Что ж, ты сделала что хотела, и сделала очень хорошо. Я составила новое завещание, и теперь ты моя наследница. Вот то, что я хотела сказать тебе, Франческа. Я горжусь тобой и надеюсь, что в будущем мы будем ближе, чем раньше.
      Франческа почувствовала, что потеряла дар речи. Всхлипнув, она дотянулась до матери и пожала ей руку.
      – Мне очень по душе твои слова, мама. Я всегда мечтала о твоем одобрении моей работы. А в детстве я мечтала быть такой, как ты.
      – Надеюсь, не совсем такой. Я плохо обращалась с твоим отцом и наделала много ошибок как мать. Я превыше всего ставила компанию, и это плохо. Твой отец заслуживал большего, он был славным человеком. Знаешь, о чем я мечтаю сейчас? Чтобы ты вышла замуж за Сержа. Что тебя останавливает?
      Франческа медленно встала и вытерла слезы. Она больше не та маленькая девчонка, ищущая внимания матери, которая старается оттолкнуть брата, чтобы получить свой шанс. Она зрелая женщина, мать воздала ей должное, и теперь она понимает, что значит быть любимой.
      – Ты права, я должна выйти замуж за Сержа, и отныне я этого больше не боюсь. В прошлом я всегда чувствовала потребность покрепче держаться за дело. Вероятно, я боялась, что однажды Гай вернется домой и вырвет все из моих рук, боялась быть обиженной.
      Франческа сделала несколько шагов и остановилась у самой кромки бассейна, устремив взор в его мерцающую глубину. Когда она обернулась и посмотрела на Сару, на ее лице сияла улыбка.
      – А мать невесты достаточно здорова, чтобы организовать летом свадьбу для дочери? – спросила она.
      – Франческа! – Лицо Сары светилось радостью, и она простерла вперед руки. – Никакие другие слова не сделали бы меня более счастливой! Девочка моя, я устрою тебе самую шикарную свадьбу и буду самой гордой матерью во всем Нью-Йорке!
      Когда спустя некоторое время Генри вернулся, он увидел, что Франческа и Сара, сидя рядом, оживленно беседуют. Никогда раньше он не видел их такими счастливыми. Сев напротив, он широко улыбнулся.
      – Верно говорят, – философски заметил он. – Все хорошо, что хорошо кончается.
      – Генри, ты как всегда в своем репертуаре, – сказала Сара, и обе женщины рассмеялись.
 
      Марк закрыл последний чемодан и обвел взглядом номер отеля, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. Проверив, на месте ли паспорт и билеты, он позвонил в приемную и попросил отнести багаж. Его самолет вылетал из аэропорта в Сан-Франциско пятнадцать минут второго. Пора было выходить.
      Спустившись в фойе, Марк заплатил по счету, купил «Геральд трибюн» и «Таймс», а также пачку «Мальборо». Затем, поддавшись внезапному импульсу, подошел к телефонной будке, звеня мелочью в кармане. Едва он набрал номер, как на другом конце ему ответили.
      – Привет, Диана, – негромко сказал он. – Через несколько минут я уезжаю и решил поинтересоваться, не изменила ли ты свое решение?
      Она ответила после довольно длительной паузы, но голос ее звучал тепло и мягко:
      – Я не изменила своего решения, дорогой. Я все объяснила тебе вчера вечером. Я очень далеко ушла от той молодой женщины, которую ты знал. Ты сам это отметил. Не воспринимай это с обидой, Марк, прошу тебя. Я в самом деле хочу независимости, и сейчас, когда Майлз учится вдали от меня, в университете, а Катрин собирается в Соединенные Штаты, я намерена превратить свою компанию в нечто весьма значительное. Ты меня понимаешь, я надеюсь?
      – Ты не боишься остаться одинокой?
      Диана негромко засмеялась:
      – Я привыкла к этому за долгие годы и думаю, что для меня это предпочтительнее. Дело не в тебе, дорогой, дело в том, что я вообще не желаю выходить замуж. Сейчас, без Гая, я чувствую такую свободу! Это удивительное ощущение. Мы не в силах перевести часы назад, Марк, даже если бы пожелали. Время и все, что произошло, слишком изменили нас.
      – Что ж, дорогая, – с неохотой проговорил Марк. – Но если тебя когда-нибудь посетят другие мысли… Словом, я всегда готов откликнуться на твой зов и, разумеется, Катрин. Мне бы очень хотелось узнать ее получше.
      – Спасибо, Марк. Очень приятно чувствовать, что мы навсегда останемся по крайней мере друзьями.
      – Мне уже надо идти, иначе я опоздаю на самолет. Береги себя, Диана.
      – Хорошо, – пообещала она.
      Он положил трубку и вышел из отеля к ожидающей его машине. Если Марк и ощущал какую-то грусть, она была разбавлена неким чувством облегчения. Разве он был уверен в том, что хочет снова жениться и потерять недавно обретенную свободу?
 
      Серж ожидал возвращения Франчески из Палм-Бич, преисполненный всевозможных предчувствий. Он знал, что Сара намеревалась поговорить с Франческой, ибо в прошлый уик-энд сама сообщила ему об этом, рассказав о своем чувстве вины, своих сожалениях и опасениях за будущее Франчески, об ужасе, который вызывает у нее прошлое Гая. Она обнажила перед ним душу, и Серж был потрясен тем, что Сара, обычно сдержанная и полная чувства собственного достоинства, позволила себе быть с ним столь откровенной. Похоже, что все ее иллюзии рассеялись после того, как она узнала, что Джон убил себя из-за Гая, и она оказалась перед неприглядной реальностью. По собственному признанию, Сара опасалась, что Франческа не простит ее и не пожелает принять ее извинений, но Серж знал Франческу лучше. Она не из тех, что затаивает обиду или гнев. Он был уверен, что Франческа пойдет на примирение с матерью. Сидя в вестибюле аэропорта, Серж посмотрел на часы. Ее самолет уже приземлился. Он нервно похлопал себя по карману. Серж успел сжиться с новыми надеждами и не хотел снова пережить разочарование.
      Франческа увидела его едва войдя в вестибюль, и сердце ее радостно забилось.
      – Серж! – крикнула она, бросаясь к нему. – Какой приятный сюрприз! Я думала, что ты будешь занят и не сумеешь встретить меня.
      Он нежно и горячо поцеловал Франческу. Его руки крепко обняли ее.
      – Я готов бросить все дела, чтобы встретить тебя. Как ты себя чувствуешь, любимая?
      – Великолепно! – ответила она, с нежностью глядя ему в лицо.
      В этот момент Франческе стало ясно, что мать права. Она должна выйти замуж за Сержа. Он был неотъемлемой частью ее жизни так долго, что сейчас можно лишь удивляться, почему она боялась этого замужества. Вероятно, встреча с Марком, его объяснения развеяли последние ее сомнения. Вероятно, отсутствие необходимости доказывать Саре, что ее дочь не менее твердая и деловая женщина, отбросило прочь все опасения. А может быть, она просто наконец-то повзрослела. Так или иначе, независимо от причин сомнения исчезли. И она надеялась, что еще не поздно.
      Серж подвел ее к машине, рассказывая о всяких пустяках. И лишь когда они сели, он взглянул на нее вопрошающим взглядом. По выражению ее лица он понял, что этот уик-энд прошел так, как он и надеялся, и Серж тихонько сжал Франческе руку.
      – Ты ведь знаешь, что я всегда ношу с собой образцы ювелирных изделий? – будничным тоном спросил он. Франческа, засмеявшись, кивнула. Временами Серж напоминал фокусника, вынимая откуда-то серьги, браслеты, порой еще недоделанные, без камней и кое-каких деталей. Ему словно было жаль расстаться с новым украшением, над которым он продолжал работать.
      – Не иначе как ты сунул в какой-нибудь карман алмаз «Звезда Востока», – пошутила Франческа.
      – Если ты залезешь в мой карман, то найдешь там мою последнюю работу, – ответил Серж. – Если понравится, она твоя.
      – Моя? – Франческа постоянно носила различные ювелирные украшения, но это делалось исключительно для рекламы «Калински джуэлри». Через несколько дней они возвращались в фонд компании. И лишь несколько золотых цепочек да часы, украшенные бриллиантами, принадлежали ей лично. Заинтригованная, она пошарила в кармане, на который указал Серж, и извлекла оттуда небольшой кожаный футляр с хорошо знакомой буквой «К» на крышке. При нажатии на защелку крышка открылась. На синей бархатной подкладке покоилось кольцо с большим квадратным бриллиантом. Высота его была не меньше ширины. Он так играл и переливался, когда Франческа взяла кольцо в руки, что она не смогла сдержать вздоха восхищения. Все оказалось иллюзией. Это был не один камень, он состоял из восемнадцати бриллиантов, вырезанных и подогнанных столь точно, что взору представлялся совершенный куб. Технически сделано безупречно, поскольку линий соединения не было видно. Это вновь поставит «Калински джуэлри» впереди всех конкурентов. Изделие было новаторским и неподражаемо оригинальным. Но Франческа могла оценить не только эту сторону дела. Серж сотворил это произведение ювелирного искусства, вложив в него всю любовь и умение. Оно символизировало гармоничное соединение многих элементов – яркости, прочности, огня и чистоты. Оно было символом их любви.
      – Возьмешь это себе? – спросил Серж, и Франческа услышала дрожь в его голосе.
      – Да, но при одном условии, – шепотом ответила она.
      – При каком? – Его голос прозвучал чуть хрипло.
      – Если ты подаришь мне золотую без узора ленту, на которой я буду его носить.