Глава 29

Сьюзен вернулась от Кэролайн Роджерс. Она вошла в бар, где нас с Хоуком молча обслуживала Вирджи. Мы пили пиво.

— Заказал шампанского, а мне принесли «Корбел», — улыбнулся Хоук.

— Такова судьба колонистов, — сказала Сьюзен.

Хоук пересел, и Сьюзен устроилась между нами. Вирджи прошла к нам вдоль почти пустого бара и посмотрела на нее.

— "Маргариту". Со льдом и с солью, — заказала Сьюзен.

— Ну, что скажешь? — спросил я ее.

— Я разговаривала с Вагнером. Он — ничего.

Не очень искушен в том, что касается эмоции, но знает об этом и рад получить помощь.

— Как Кэролайн?

— Она дома. Вагнер выписывал ее как раз в тот момент, когда я была там, и мы отвезли ее домой. Месяца три будет принимать транквилизаторы, а потом постепенно начнем уменьшать дозу.

— Иначе возникнут проблемы с сердцем, — раздался голос Хоука.

Мы со Сьюзен оба посмотрели на него.

— Верно, — сказала она.

Хоук раздвинул губы в улыбке.

— Когда ты так улыбаешься, ты похож на Мону Лизу, только жутковатую слегка, — сказала Сьюзен.

Улыбка Хоука стала еще шире.

— Как Кэролайн отреагировала на тебя?

— Противоречиво. К психотерапевтам она относится с подозрением. Ей бы больше понравилось, если бы пришел ты.

— Угу.

— У нее сложилось впечатление, что ты без разбега перепрыгиваешь через небоскребы.

— Ну, не небоскребы, конечно.

— Кому бы она ни отдавала предпочтение, она знает, что ей нужна помощь. И, кажется, верит хотя бы отчасти, что помочь ей можно.

— Это уже хорошо, — сказал я.

— Да. Когда человек не верит, ему помочь гораздо труднее.

— Вы договорились с ней о чем-нибудь?

— Завтра я зайду к ней, а там посмотрим. Обычно я не работаю по вызову на дом. И не уверена, что она захочет дважды в неделю проделывать путь в сорок миль туда и столько же обратно.

— Можешь порекомендовать ей кого-нибудь другого?

— Да, потом. А пока еще наблюдаются суицидальные настроения, и ты ей можешь помочь не меньше меня.

— Чем?

— Просто бывая у нее. Говори ей, что она может положиться на тебя. Ты для нее сейчас, когда все рухнуло, оказался самым близким человеком, и она хватается за тебя, как за спасительную соломинку.

— Да ведь я в какой-то мере и был причиной того, что все рухнуло.

— Это не имеет значения, — сказал Хоук.

— Хоук прав. Не имеет. Это как для вылупившихся инкубаторских цыплят — для них мать та, кто за ними ухаживает. Когда с людьми случаются такие трагедии, как с ней, прежний порядок жизни умирает, по крайней мере символически.

— Или, как в случае с Кэролайн, в действительности, — сказал я.

— Да. Так что Кэролайн, по сути, тот же только что вылупившийся цыпленок.

— А ты для нее как мама, старик, — подмигнул мне Хоук.

— Только потому, что рядом не было тебя, Мона, — отпарировал я.

— Очень даже может быть, — согласился Хоук.

— Но там не только горе, — задумавшись проговорила Сьюзен.

— Что еще? — спросил я.

— Чувство вины.

— В чем?

— Пока не знаю. Знаю только, что оно у нее есть.

— Многие чувствуют себя в чем-то виноватыми когда умирает кто-то из близких, — сказал я. — Что-то вроде «лучше бы я, чем он», или «если бы я была хоть чуточку внимательнее к нему»...

— И «что я теперь буду делать без денег и без мужчины в доме», — вставил Хоук.

— Может быть, это, может быть, что-нибудь другое, — сказала Сьюзен. — Но она уже начинает идеализировать своего мужа. И не идеализирует сына.

— Что означает...

— Я не знаю, что это означает. Я только знаю, что то, как она переживает свое горе, несколько отлично от того, с чем я сталкивалась до сих пор.

— Нетипично? — сказал я.

— Да, — ответила Сьюзен. — Нетипично. Человеческую психологию не изучишь, препарируя птиц. Если у тебя есть опыт и ты повидал многих людей, переживших большое потрясение, ты замечаешь шаблонность их поведения. И когда ты видишь кого-то, чье поведение не соответствует этим шаблонам, начинаешь задумываться.

— Поведение Кэролайн нешаблонно?

— Да. Разговаривай я с коллегой, ни за что не осмелилась бы так заявлять. Я бы говорила «возможно» и «дальнейшее обследование выявит», но тебе я говорю уверенно — присутствует чувство вины.

— Потому что я не твой коллега?

— Именно поэтому. Ты мой душка. — Сьюзен улыбнулась.

В бар вошел круглолицый коротышка и направился к нам.

— Спенсер? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Меня зовут Конвей. Я тот полицейский, что был в больнице возле регистратуры.

— Когда я спрашивал о раненом.

— Да.

— Вы, кажется, сказали, что никакого раненого там нет, — сказал я.

— Мы можем поговорить?

— Пожалуйста.

— Это конфиденциально.

— Один за всех и все за одного. Можете говорить, не бойтесь.

Конвей вздохнул и посмотрел на Вирджи. Она была в дальнем конце бара.

— Вы играете крапленой колодой, — чуть слышно произнес он.

Я внимательно посмотрел на него.

— Полиция не на вашей стороне, — так же тихо продолжал он.

— Уитонская полиция, — уточнил я.

— Да. Они все куплены Эстэвой.

— Я об этом уже догадался.

— Полицейские собираются нагрянуть сюда и устроить обыск в вашем номере. И найти кокаин.

— Который принесут с собой.

— Рассчитывают на то, что он у вас есть. Но даже если и нет, все равно найдут.

— И арестуют меня.

— За распространение.

— Ордер у них есть?

— Они его получат, если захотят. Вы не знаете этого города. Он принадлежит Эстэве. Мы все ему принадлежим.

— Бейли тоже был у него в кармане?

— Не знаю.

— Чего ради ты решил насвистеть на них? — спросил Хоук.

— Не собирался. Я вырос с ними. Я знаю их всю свою жизнь. Но я больше не могу.

— Из-за кого? — спросил я. — Из-за Бейли или из-за мальчика?

— Из-за обоих, — ответил Конвей. — После Бейли я решил выйти из игры. Потом убили парнишку. Семнадцатилетнего пацана.

— Вы не хотите рассказать все полиции штата?

— Нет. И с вами я говорю только потому, что не хочу больше никаких убийств.

— Вы думаете, нас убьют? За сопротивление при задержании?

— Рано или поздно, — сказал он. — Сначала они найдут у вас кокаин. Но как только вы окажетесь в их руках, они вас уже не выпустят. Никого из вас. — Он посмотрел на Сьюзен.

— А вы что собираетесь делать?

— Я сматываюсь отсюда, — сказал Конвей. — Я один. Собака в машине, на улице. Скопил тысячу баксов. Еду в Калифорнию.

— А работать хотите все так же в полиции?

— Да. Мне нравится, или привык. Но здесь деньги стало добывать слишком легко, а стучать на своих же парней я не хочу... Не смогу.

— В Лос-Анджелесе есть лейтенант в отделе расследования убийств, Сэмюелсен, — сказал я. — Если окажетесь там, он может помочь. Скажете что от меня.

— Сэмюелсен. Я запомню. Спасибо.

— Что с тем парнем, которого я подстрелил на дороге?

— Чакки? С ним все в порядке. Кость не задета.

— Кто их послал?

— Эстэва. Чакки с братцем подзарабатывают иногда у Эстэвы по мелочам.

— Мелкота?

— Мы так думали.

— Что-нибудь еще можете рассказать?

— Нет. Я сваливаю, — сказал он. — Мне пора.

— Спасибо, — сказала Сьюзен.

— Да, спасибо, — сказал я.

Хоук только кивнул. Для него это было самым щедрым выражением благодарности.

— Сэмюелсен, — повторил Конвей. — Я запомню.

— Удачи, — сказал я.

— Вам тоже, — ответил Конвей, повернулся и бодро зашагал прочь.

— Что будем делать? — спросила Сьюзен.

— Думаю, может, отвезти тебя обратно домой? — сказал Хоук.

— Нет, — ответила она. — Я приехала сюда помочь, и я помогу.

Хоук довольно ухмыльнулся:

— Спенсер здесь не единственный упрямец.

— Но это не значит, что я собираюсь сидеть и ждать, когда меня арестуют, — заявила Сьюзен.

— Нет, конечно, — сказал я. — Пошли в «ягуар». Покатаемся, подумаем.

— Два дела сразу, — сказал Хоук.

Он выложил на стойку двадцатник, и мы пошли.

Глава 30

На автостоянке Хоук вытащил из багажника дробовик двенадцатого калибра и коробку патронов к нему. Вложив четыре патрона в магазин, он отдал мне ружье и остальные патроны. Я забрался на заднее сиденье, Хоук со Сьюзен сели впереди.

— Мы не можем бросить Кэролайн одну, — сказала Сьюзен. — По какой-то причине ей кажется, что от Спенсера зависит ее спасение. Муж и сын, если можно так сказать, оставили ее. Если уедет Спенсер, это ее убьет.

— Не волнуйся, — сказал Хоук. — Но если мы останемся здесь, придется перестрелять много местных полицейских.

— Знаю.

— Даже если их с полсотни. Нет, столько не наберется.

— Не переживай. Им на помощь придут легавые со всего мира.

— Да, черт, может не хватить патронов, — пожалел Хоук.

— Она способна сейчас на самоубийство? — спросил я Сьюзен.

— Способна. И зациклена на мысли, что сможет избежать такого конца, только если ты будешь рядом.

Мы неслись, удаляясь от Уитона, в сторону водохранилища.

— В хорошенькое дельце ты нас впутал, Олли, — бросил Хоук, не отрывая взгляд от дороги.

Сьюзен сидела вполоборота, чтобы удобнее было разговаривать и со мной и с Хоуком, ее рука лежала на спинке кресла. Я прижимал дробовик к левому бедру, уперев приклад в днище машины.

Сьюзен повернулась ко мне:

— Она чувствует вину перед мужем.

Затем Сьюзен опустила голову, как делала всегда, когда задумывалась о чем-то. Мы мчались в ночи по тоннелю, прорезанному в темноте светом фар «ягуара».

— Она могла его убить? — спросил я.

— Да, могла. Не думаю, что убила, но могла.

Снова повалил снег, Хоук включил стеклоочистители. Он установил режим «интервал», но периодичность их взмахов по стеклу казалась неритмичной.

— Она чувствует себя виновной в его смерти, так ведь? — спросил я.

— У нее есть чувство вины перед мужем — это я знаю точно. Винит ли она себя в его смерти — этого с уверенностью я сказать не могу.

Щетки метнулись по стеклу, и пустынный тоннель дороги стал виден яснее. И снова сыпал снег, лобовое стекло медленно теряло прозрачность. Снежинки таяли и стекали по стеклу, оставляя извилистые дорожки. И снова взмах — и снова пустота тоннеля яснее.

— Может, кокаин здесь ни при чем? — высказал я предположение.

— Каким-то образом кокаин здесь все равно замешан. — Хоук говорил, не поворачивая головы, следя за дорогой через запорошенное стекло.

— Да, но, наверно, не во всё.

— Сердца, разрывающиеся от страсти, ревности, ненависти, и все такое, да?

— Может быть, — сказал я.

— Страсть правит миром! — заверил Хоук.

— Миром правит любовь.

— Одно и то же.

— Не всегда, — проговорила Сьюзен.

«Ягуар» несся, почти беззвучно разрывая пелену темноты и снега.

— Нам нужно поговорить с ней, — сказала Сьюзен. — Ей сейчас, конечно, тяжело, но...

— Но сейчас она способна сказать то, чего не сказала бы в другое время? — договорил я за Сьюзен.

— Да.

— А если она не вынесет такого разговора?

— Сейчас меня заботит не она. Сейчас меня заботишь ты — они собираются арестовать тебя по обвинению в хранении наркотиков.

— Собираются.

— И внешне все будет выглядеть вполне законно. Ты ведь действительно увел триста фунтов кокаина.

— Кило, — поправил я.

— Кило, фунты — какая разница...

— И два центнера твоих у Генри Чимоли в подвальчике, — заметил Хоук.

— Так что тебя могут арестовать не только здесь. Тебя не спасет, если уедешь из Уитона.

— Это верно, — согласился я.

— И уж, конечно, в Уитоне тебе покоя не видать.

— Тоже верно.

— Так что мы вынуждены поговорить с Кэролайн, — подытожила Сьюзен.

— А если этот разговор окончательно раздавит ее? Трагедия произошла совсем недавно.

— Как получится. Не думаю, что все так страшно. Не думаю, что у нее появится будущее, пока мы не распутаем клубок. Но если это ее убьет, значит так тому и быть. Я не позволю погубить тебя.

— Твоя машина у мотеля, — напомнил Хоук.

— Да, и моя одежда, и моя косметика. О Боже, да ведь вся моя красота в номере мотеля!

— В мотель дороги нет. Если они заполучат тебя, они заполучат и меня.

— Но мое лицо...

— Забудь о лице, — попросил я.

Мы немного помолчали. Щетки все елозили по стеклу в своем непредсказуемом ритме.

— Ладно, — сказала Сьюзен. — Но вы не будете смотреть на меня.

— На лицо не будем, только на тело, — пообещал я.

— Итак, мы едем к миссис Кэролайн? — спросил Хоук.

— Ничего другого, пожалуй, не остается, — ответил я.

Хоук сбросил скорость, легко развернул «ягуар» и спросил:

— Думаешь, все легавые осадили мотель?

— Надеюсь. Они не в курсе того, что мы знаем.

— Если только, конечно, этот парень, как его...

— Конвей, — подсказал я Сьюзен.

— Если только Конвей не лгал.

— Ради чего? — спросил я.

— А вот этого мы не знаем.

— Все возможно, — сказал я, — но уж как-то слишком закручено.

— Пожалуй, — согласилась Сьюзен.

— Когда я в чем-то сомневаюсь, выбираю самое простое.

— Для меня ты сделал исключение.

— В тебе я не сомневаюсь.

— Значит, действуем так, как если бы Конвей говорил правду.

— Эта информация хоть чего-то да стоит.

— Но если информация ложная?

— Нужно быть готовым ко всему, — сказал я.

Глава 31

Была еще только половина восьмого, но город уже буквально вымер. Все сидели у телевизоров, следя за передачей «Вечерние развлечения». Падающий снег создавал иллюзию сказочной тишины. По Мейн-стрит медленно двигался снегоочиститель, оставляя за собой полосу посыпанной песком дороги. Ни легавых, ни пробок на дороге, никаких «десять-четыре»[10] в микрофоне. Только два подростка в бордовых атласных курточках с ворсистой надписью «Уитон» на спинках пытались играть в снежки возле пиццерии, но снега было еще маловато.

Кэролайн, казалось, не удивилась, увидев нас Хоук поставил машину в двухместный гараж Роджерсов рядом с джипом и, закрыв его, вошел в дом, неся дробовик и коробку с патронами.

— Второй машины никогда не было, — пояснила Кэролайн, — Бейли всегда ездил на патрульной без опознавательных знаков. Теперь на ней ездит Генри.

Она уставилась на вошедшего Хоука и его дробовик, но ничего не сказала и вежливо обменялась с ним рукопожатием, когда я представил их друг другу. Хоук поставил коробку с патронами на кофейный столик.

— Кофе хотите? — предложила Кэролайн.

— Нет, спасибо, — отказался я. — Я после кофе не могу уснуть.

— Я надеюсь, вы меня извините, — сказал Хоук, обращаясь к Кэролайн, — мне необходимо осмотреть дом.

Она улыбнулась так же вежливо, как обменивалась рукопожатием:

— Конечно.

Хоук занялся обходом комнат. Я слышал, как он звякнул щеколдой с цепочкой на двери черного хода. Кэролайн опустилась на край дивана, подальше от столика, где лежали патроны. Сьюзен села рядом с ней. Я занял кресло напротив них, рядом с камином.

— Что-нибудь случилось? — спросила Кэролайн с напускным оживлением, таким же ненастоящим, как неоновый свет.

— Да. И поэтому нам нужно поговорить, — сказала Сьюзен.

— Что еще могло случиться? — На этот раз голос Кэролайн звучал устало, как после хлопотного, неудачного дня, когда и стиральная машина вдруг заглохла, а кошку вырвало на любимый ковер.

— Полицейские Уитона, скорее всего, в сговоре с Эстэвой. Они собираются убить Спенсера, — сказала Сьюзен.

— Полиция?

— Да.

— Что вы натворили?

— Он очень близок к раскрытию убийств и прервал торговлю кокаином.

Сьюзен явно преувеличивала мой прогресс в деле, но я ее не перебивал. Она наверняка знает, что делает. Вероятно, подсказывает чутье.

— Убийство моего мужа?

— Да.

— Вы думаете, полиция связана с Эстэвой? — переспросила Кэролайн.

— Да.

— Но только не мой муж.

Сьюзен слегка кивнула. Я видел, как постепенно включается в работу ее второе профессиональное я. Она сидела абсолютно спокойно и неподвижно, и ее кивок был недостаточно тверд для согласия, но и не включал в себя никакого отрицания. Им она подбадривала пациентку, говоря: «Я слушаю вас. Что дальше?»

— Мой муж никогда не изменял своему долгу, — сказала Кэролайн. — Мой муж был честным человеком.

Сьюзен слегка кивнула головой. В комнату молча вошел Хоук и прислонился к косяку рядом с моим креслом.

— Он не получал денег от Эстэвы? — спросила Сьюзен.

— Нет. Абсолютно нет. Он был... он был очень порядочен. Он был слишком порядочен, чтобы продать свою честь. Он дорожил своей работой, он дорожил своей семьей. Он был замечательным человеком.

— Вы знаете, кто продался Эстэве?

— Нет. Не знаю. Ни одного. — Она отвела глаза от Сьюзен. Снегопад за окном все усиливался. — Бейли был прекрасным отцом, — сказала Кэролайн, — замечательным мужем. Он бы нас никогда не предал.

Голос у нее дрогнул, и она замолчала. В комнате стало совсем тихо. Никто не двигался. Сьюзен наблюдала за ней спокойным беспристрастным взглядом. Я слышал дыхание Хоука за спиной, и свое тоже.

— Он так любил Брета, когда тот был маленьким, постоянно носил его на плечах. Он любил меня. Он готов был для меня через море переплыть. Он очень дорожил своей семьей. — Голос Кэролайн зазвучал уверенней, немного монотонно и тускло, но твердо.

— Но Эстэва взял на работу Брета.

— Нет. То есть, я хочу сказать, он взял его не из-за Бейли.

Сьюзен молчала.

— Он взял Брета... Брету нужна была работа. Брет был хорошим мальчиком. И он взял его. Я не знаю почему. Просто потому, что Брет был хорошим мальчиком. Как его отец.

Кэролайн витала где-то далеко от нас и говорила о людях, которых мы не знали, о Бейли и Брете, какими я их никогда не видел. Те, что я видел, были другими. Они оба были по уши в дерьме и увязали в нем все сильнее; пока всему не пришел неожиданный конец.

— Меня бы Бейли никогда не предал.

Снег, скопившийся на раме за окном, обрамлял стекло живописными треугольниками. Фа-ла-ла-ла-ла.

— Кого он предал? — спросила Сьюзен. Кэролайн покачала головой. По дороге мимо дома проехал снегоочиститель, дребезжа и скребя по асфальту ножом и грохоча цепями.

— Брет был очень сообразительным, — сказала Кэролайн и опустила глаза. — Он очень старался, но у него не получалось. Он никогда не смог бы стать таким, как Бейли, таким, каким Бейли хотел его видеть... Таким сыном, какого Бейли заслуживал. Мы старались, но...

— Трудно жить, пытаясь соответствовать чьим-то дефинициям.

Кэролайн подняла на нее глаза и сдвинула брови.

— Извините?

— Наверно, трудно жить, стараясь быть точно таким, каким ты должен быть по мнению кого-то другого.

— Да. Да, ужасно тяжело. Я пятнадцать лет старалась.

Сьюзен легким кивком пригласила ее продолжать.

— Очень старалась. Изо всех сил, — сказала Кэролайн и посмотрела на свои колени. На ней была серая фланелевая юбка и темно-синий свитер. На шее — зеленый шелковый шарфик, завязанный спереди мягким узлом. Густые волосы зачесаны назад и перехвачены зеленой шелковой лентой. — Он хотел... он хотел, чтобы все было правильно. Он был замечательным человеком, и он заслуживал лучшего. — Кэролайн затрясла головой, будто пыталась избавиться от каких-то мыслей. — Но... не получалось. Я была не в силах... Я не могла так больше жить.

— Да, это очень тяжело, — сказала Сьюзен.

По щекам Кэролайн Роджерс покатились две слезинки. Потом еще две, и еще... Плакала она молча.

— Извините, — сказала она, проведя под правым глазом костяшкой указательного пальца.

— Поплачьте, пусть все выйдет вместе со слезами, — посоветовала Сьюзен.

Кэролайн вытерла левый глаз и опустила руки на колени. Слезы покатились быстрее. Потом она закрыла лицо обеими руками и разразилась бурными рыданиями:

— Я просила... я умоляла его... подумать о нас... подумать... о Брете... если ему наплевать на меня... — Слова вылетали в промежутках между рыданиями, с глотками воздуха.