Ситуация получилась весьма похожей на те, которые обязательно присутствовали в сказках, и она невольно стала вспоминать их и проникаться верой в счастливый конец. Возможно, именно поэтому ей было так важно писать дяде - если кто и мог спасти ее, то только он, а так как она считала себя реалисткой, то и обходилась без придыханий. Основной мотивацией, если смотреть беспристрастно, оставалось желание досадить матери. А все прочее как получится.
      Немного мешало то, что дядю Горгаса трудно было назвать принцем. Да, в некоторых отношениях он вполне соответствовал описанию: был правителем страны, в которой жил (хотя с формальной точки зрения это делало его вождем, а не принцем); но ведь существовало множество других, гадких слов для описания того, чем был дядя Горгас. И кем он был по отношению к остальным. Нормальным людям.
      Она услышала шаги на лестнице и тихонько выругалась. Попробуйте убрать письменные принадлежности покалеченной рукой: одно неверное движение, и рожок с чернилами опрокинется, оставив на полу предательское пятно, или упадет перо - существовало множество способов выдать себя, дать наконец матери повод, который она давно искала, чтобы затянуть цепи потуже. И в таком случае - никаких посетителей, никаких торговцев, а значит, никакой бумаги, чернил, книг.
      Она едва успела спрятать бумагу под кровать, когда в дверь постучали.
      - Подождите! - Что ж, по крайней мере не мать. Та никогда не утруждала себя стуком, прежде чем ворваться в комнату. - А теперь входите.
      Но вошел всего лишь слуга, крупный, вечно сонный мужчина, который, если не чистил ей туфли и не варил суп, сидел между ней и остальным миром. Он был достаточно безобиден и слишком глуп, чтобы обратить внимание на чернильницу или нож для заточки перьев, даже если они и попались бы ему на глаза.
      - Ну, в чем дело?
      - Там какой-то человек хочет видеть вас, - ответил слуга, и за его спиной она увидела одного из Них, Детей Неба, в причудливом темно-синем дорожном плаще с золотой булавкой, говорившей о его ранге, если, конечно, вы в этом разбираетесь.
      - Хорошо.
      Слуга отступил в сторону, а в комнату вошел посетитель. Он был стар, высок и худ, как и многие из Них, с седыми короткими волосами, словно приклеенными к голове. Гость огляделся, ничего не говоря, и уселся, не спрашивая разрешения.
      - Исъют Лордан?
      Она кивнула:
      - А вы?
      - Полковник Абраин. У меня поручение от префекта Ап-Эскатоя.
      Он, похоже, никуда не спешил, а потому и не объяснял ей цель своего визита.
      - Вы приехали издалека. Что нужно от меня префекту? - спросила Исъют.
      Гость снова посмотрел на девушку так, словно она представляла математическую проблему, некую сложную алгебраическую диаграмму.
      - У вас есть дядя, Бардас Лордан. Вы неоднократно угрожали убить его. Префекту хотелось бы узнать об этом побольше.
      Она нахмурилась:
      - Не думаю, что вы готовы объяснить мне причины такого интереса.
      - Я скажу вам, если вы пожелаете. Полагаю, вам известно о падении Ап-Эскатоя и той роли, которую сыграл в этом ваш дядя.
      - Конечно. Это всем известно. - Она ненадолго задумалась. - Посмотрим, дядя Бардас нынче герой войны, и вы не хотите, чтобы я убила его. Ну как? Тепло?
      Ей показалось, что идиома поставила гостя в тупик.
      - Префект не рассматривает вас в качестве угрозы, если вы это имеете в виду, - ответил он. - И хотя сержант Лордан действительно сумел отличиться...
      - Сержант Лордан?
      Полковник посмотрел на нее с некоторым раздражением.
      - Вот именно. Сейчас он носит именно такое звание. Вы, вероятно, привыкли думать о нем, как о полковнике Лордане. Скажу так, у нас, в провинции, звание заслуживают, оно не передается с места последней службы.
      - Что ж, вполне разумно. Тогда... что вы хотите знать о сержанте Лордане?
      Он переменил позу: причем ей показалось, что Абраина беспокоит больная нога. Возможно, он страдал из-за артрита, а возможно, от последствий полученного на войне ранения.
      - Префекту хотелось бы знать, какие отношения связывают вашего дядю Бардаса Лордана и правителя Перимадеи Темрая. Префект полагает, что их взаимная неприязнь друг к другу возникла еще до падения Города. Ему так же хотелось бы знать как можно больше о службе Бардаса Лордана у генерала Максена: весьма вероятно, что боевой опыт, полученный им в войне против равнинных племен, мог бы быть Ценным и для Империи в случае войны между нами и нами.
      Исъют пожала худенькими плечиками.
      - А почему вы спрашиваете об этом меня? Если считаете, что мы проводили долгие вечера в приятных беседах у камина, обмениваясь жизненными впечатлениями, то вы не туда попали. О том, что он мой дядя, я узнала лишь после того, как он сделал вот это.
      Она протянула изуродованную руку. Сын Неба посмотрел на нее и нахмурился.
      - Да, я знаю, что он воевал против племен, когда находился в армии Максена, - продолжала она. - Максен поступал с ними ужасно, отвратительно, поэтому-то вождь Темрай и ненавидит нас так сильно. Не исключено, что мой дядя Бардас знает, как убивать этих людей, лучше, чем кто-либо другой во всем мире. Но вам это было известно еще до того, как вы приехали сюда.
      Сын Неба кивнул:
      - Значит, вы не располагаете какой-нибудь дополнительной информацией и не можете поделиться с нами собственными выводами?
      - Извините.
      Он слегка шевельнул пальцами, показывая, что не винит ее ни в чем.
      - Понимаю, что вы в плохих отношениях с вашим дядей Бардасом. Но ведь с дядей Горгасом все намного лучше, да? Вы регулярно пишете ему.
      - Да. Откуда вам это известно?
      Он указал на ее правую руку:
      - Писать для вас тяжелое занятие, но вы не отступаете. Ясно, что вы близки с ним.
      Она улыбнулась. Большинство людей отворачивались, когда она улыбалась им, но только не полковник Абраин.
      - Можно и так сказать. Я ведь единственная его родственница. Моя мать предала его, а дядя Бардас убил его сына. Конечно, есть еще два брата, они живут в Месоге. Я уж и забыла о них. Они из тех, о ком легко забыть.
      - Расскажите мне о нем, - попросил полковник. Исъют покачала головой:
      - Нет, не хочу. По крайней мере до тех пор, пока вы не объясните, почему интересуетесь им.
      - Меня очень заинтересовала вся ваша семья, - сказал гость совершенно равнодушным голосом. - Я изучаю человеческие натуры.
      - Да уж.
      - В моем народе это что-то вроде всеобщего увлечения. - Он сложил пальцы шалашиком. - Есть и другая причина. Горгас предложил нам сформировать альянс против Темрая. Понятно, что мы хотели бы собрать о нем как можно больше информации, прежде чем принимать какое-то решение.
      Она ненадолго задумалась.
      - Хорошо. Не думаю, что мой рассказ нанесет ему вред. И вот что я вам скажу. Вы сообщите мне то, что уже знаете, а я дополню.
      Полковник едва заметно улыбнулся.
      - Как пожелаете. Нам известно, что еще будучи молодым человеком, он заставил заниматься проституцией свою сестру, а потом убил своего отца и зятя, когда те узнали, что он сделал. Он также попытался убить свою сестру, но потерпел в этом неудачу. Тогда же он убил вашего отца, не так ли?
      Исъют кивнула:
      - Все так. Просто удивительно, сколь многое известно посторонним людям.
      - Мы гордимся своим вниманием к деталям. Совершив эти убийства, он бежал из Месоги и некоторое время занимался пиратством и служил наемником. Потом, когда его сестра, ваша мать, учредила банк Сконы, он присоединился к ней, и они стали работать вместе. Будучи главой службы охраны банка, ваш дядя, насколько нам известно, открыл ворота Перимадеи перед войском вождя Темрая, в результате чего город был взят и сожжен до основания. Три года назад, когда обострились отношения между банком и Орденом Шастела, Горгас Лордан организовал блистательную оборону, хотя силы, которыми располагал банк, были несопоставимы с силами Ордена. Однако несмотря на замечательные победы в двух сражениях, Скона уступила и была захвачена. Ваш дядя сбежал с Острова перед самым его падением, прихватив с собой остатки армии. Отплыв непосредственно к Месоге, он взял власть там. Пройдя некоторую начальную стадию неустойчивости, его режим стабилизировался, хотя получение надежной информации из Месоги сейчас затруднено.
      Полковник положил руки на колени ладонями вниз.
      - В целом верно?
      - Вы меня поразили, - сказала Исъют. - Должна сказать, работать вы умеете. Что ж, вы лишь не упомянули о том, почему он сдал Скону войскам Ордена как раз перед тем, как разбить третью армию Шастела. До этого, как вы помните, он разгромил уже две. Дело в том, что дядя Бардас убил его сына, а моя мать сбежала, бросив его. Учитывая все это, дядя Горгас не видел смысла продолжать агонию. Полковник кивнул:
      - Спасибо. Что еще вы можете мне рассказать? Исъют снова задумалась, теперь уже надолго.
      - Наверное, можно сказать, что он представляет собой трудно контролируемую смесь идеализма и прагматизма. Идеализм заключается в его представлении о семье, хранимом глубоко внутри. Он убежден, что считает семью самой важной на свете вещью. Не думаю, что это так, то есть я хочу сказать, что, по-моему, он обманывает сам себя, когда так думает, но верит искренне.
      Она немного помолчала, прижав ладонь к губам.
      - Прагматизм - другая сторона той же монеты. Его философия такова: что сделано, то сделано, над пролитым молоком не плачут, главное - с наибольшей выгодой воспользоваться нынешней ситуацией и не позволять прошлому вставать на пути будущего. - Она усмехнулась. - Можно сказать, что эту философию он доводит до крайности. Но вообще Горгас и сам человек крайностей.
      Сын Неба снова сменил позу, возможно, у него просто затекла нога.
      - Как вы думаете, почему он захватил власть в Месоге? Исъют вздохнула:
      - Причин может быть много. - Она посмотрела в окно. - Увидел свой шанс и воспользовался им. Месога была его домом. После всего, что Горгас натворил там, он уже не мог вернуться в Месогу иначе, чем во главе армии. Вот он и прихватил с собой армию. Наверное, если вы спросите его об этом, он скажет, что заботился о благе своего народа, может быть, он даже и сам так считает. Такой уж у него талант - способен поверить всему, если так нужно.
      - Зачем ему нужна война с племенами? Ведь он помогал им разгромить Перимадею.
      Исъют кивнула:
      - Хороший вопрос, но если бы вы слушали меня внимательно, то уже сами дали бы ответ. Именно из-за предательства по отношению к Городу Бардас и возненавидел его. Вероятно, Горгас полагает, что если он начнет войну с племенами и убьет Темрая, то как бы поквитается с Бардасом. В то же время он угодит вам, а это необходимо, если он намерен остаться вождем Месоги. Ему нужны друзья. Например, такие, как вы. Но политика - это только внешняя канва. Все дело в Бардасе. Бардас - вот мотив, определяющий почти все, что делает Горгас, когда не исполняет приказы моей матери. Абраин нахмурился:
      - Объясните.
      - От Горгаса больше всего пострадали двое. Нет, скорее, трое. Моя мать, Бардас и я. Именно в таком порядке. С тех пор он всячески пытается загладить свою вину. Благодаря его помощи моя мать получила возможность разыгрывать из себя Господа Всемогущего в Сконе. Ради Бардаса он готов убить вождя Темрая. Ну а... мной он займется позже. - Она зевнула и потянулась как кошка. - В общем, если вас и впрямь интересует человеческая натура, то он хороший образчик для коллекции. Горгас либо плохой человек, старающийся принести добро своей семье, либо хороший человек, совершивший страшное злодеяние. Возможно, он и то и другое. Как я уже сказала, он чувствует себя в огромном долгу перед моей матерью, потому что именно она пострадала от него больше всех (не считая, конечно, убитых, но они мертвы, и здесь уже ничего не поправишь). Но на самом деле больше всего он старается ради Бардаса.
      - Даже при том, что Бардас убил его сына?
      Исъют пожала плечами:
      - Дядя Горгас обладает исключительной способностью прощать. Это не вполне совпадает с гипотезой о его злом начале, как и случаи с предательствами и убийствами не укладываются в представление о нем, как о добром по своей природе человеке. Видите ли, мы, Лорданы, та еще семейка. Отсюда и все проблемы.
      Сын Неба медленно поднялся, стараясь не опираться на больную ногу.
      - Спасибо. Вы мне очень помогли.
      - Не за что. - Исъют осталась на своем месте. - Но, если это в ваших силах, окажите мне любезность. Нельзя ли как-нибудь затруднить жизнь моей матери... валютными регуляциями, таможенными сборами, импортными лицензиями, чем-то в этом роде. Ее такие вещи просто бесят.
      - Очень жаль, - безжалостно отрезал полковник. - Но мы так не работаем.
      - Неужели? Ну ладно, забудьте. До свидания.
      Когда посетитель ушел, Исъют опустилась на пол, прислонилась спиной к стене, обхватила руками колени и стала думать о странном, повторяющемся сне, в котором Патриарх Алексий говорил ей, что если она пожелает, то он возьмет острый нож и отрежет от нее лордановскую половину. Каждый раз она просыпалась перед тем, как Алексий начинал резать. До сих пор ей так и не удалось решить для себя, кошмар это или нет.
      - Кто это был?
      Исъют подняла голову:
      - Крысолов. Я посылала за ним, здесь все кишит крысами.
      Ее мать нетерпеливо вздохнула:
      - Он ведь от префекта, да? Чего он хотел?
      - Если ты отвечаешь на собственные вопросы, то зачем спрашиваешь меня?
      Нисса Лордан подошла к дочери и пнула ее в ребра с такой силой, что девушка едва не упала.
      - Кто он? Что ему было нужно?
      Исъют взглянула на мать:
      - Хотел узнать, любишь ли ты грибы. Я сказала, что любишь.
      Нисса ударила ее еще раз, на этот раз сильнее, и убрала ногу раньше, чем дочь успела ухватиться за нее.
      - У меня нет времени возиться с тобой. Сейчас сюда придет Морц и заберет все твои книги, лампу и прочее. И не надейся, что получишь что-то съестное.
      - Вот и хорошо. Суп мне уже опротивел.
      Нисса наклонилась:
      - Исъют, не испытывай мое терпение. Скажи, чего хотел этот человек?
      Девушка вздохнула:
      - Он расспрашивал меня о дяде Горгасе и дяде Бардасе. Я рассказала ему... то, что он и без меня уже знал. Что еще я могла рассказать? Я же сама ничего не знаю.
      - Ладно. - Нисса выпрямилась. - Ты рассказала ему то, что он хотел знать. И что? Нам приходится сотрудничать с этими людьми, ведь мы зависим от их доброго расположения.
      Нисса кивнула.
      - Ты не грубила ему? Ну, конечно, грубила. И дерзила. Надеюсь, до драки дело не дошло? Ты не нападала на него? Не швыряла в него вещи?
      - Мама! - сердито воскликнула Исъют. - Ради всего святого! Послушать тебя, так я какая-то полоумная. Или ты думаешь, что я гоняла его по комнате, прыгая на четвереньках и кусая за ладони?
      Нисса подошла к двери.
      - Нам нужно с ними сотрудничать. С тех пор, как мы переехали сюда, дела идут трудно. Мне пришлось много работать. Я не хочу, чтобы ты все испортила. Понятно?
      - Конечно.
      Снова косой взгляд - страх, она обеспокоена. Мне нравится, когда она обеспокоена.
      - Исъют, когда-нибудь все, что я создала, что построила, что скопила, перейдет к тебе. Ты моя дочь, все, что осталось от семьи. Почему ты все делаешь во вред мне? Почему хочешь все испортить?
      Исъют рассмеялась:
      - Так ты собираешься умереть и оставить мне все свои деньги? Какой жирный кусок. Если бы я считала тебя смертной, то перегрызла бы тебе ночью горло.
      Нисса закрыла глаза, потом снова их открыла.
      - Ты говоришь мне такие вещи, а потом удивляешься тому, что тебя держат взаперти. Я знаю, что ты многое выдумываешь, хочешь шокировать меня. Очень жаль. Тебе бы следовало перерасти все это, когда тебе было десять лет.
      Глава 4
      Ничего такого плохого, от чего не избавило бы Саммиру землетрясение, в городе не осталось, если не считать запаха.
      На спуске с горы у кареты сломалось переднее колесо, и в город прибыли с опозданием, так что почтовая карета в Ап-Калик уже ушла. Следующая должна была быть ближе к вечеру, а до тех пор Бардасу предоставлялась возможность побродить по улицам, вдохнуть их атмосферу, уловить аромат.
      - Спасибо, - ответил он на предложение прогуляться, высказанное начальницей местной почтовой станции. - А могу я просто посидеть здесь и подождать?
      Начальница посмотрела на него:
      - Нет.
      - О! - Бардас прошелся взглядом по улице, туда и обратно. - Пожалуйста, позвольте мне выпить глоток воды?
      - Там, вниз по улице, есть колодец, - ответила женщина.
      Бардас нахмурился.
      - Мы же пьем.
      - Спасибо, но я лучше поищу молока или чего-нибудь еще.
      Она равнодушно пожала плечами.
      В Саммире хватало постоялых дворов и таверн. В большинстве случаев они представляли собой приспособленные для этих целей пещеры, как естественного, так и искусственного происхождения. На дверях почти каждого такого рода заведения имелась надпись "Не допускаются гуртовщики, коробейники и солдаты", а рядом стояли, прислонившись к двери, здоровяки, способные объяснить смысл надписи тем гуртовщикам, коробейникам и солдатам, которые не научились читать. В тавернах, под навесами, сидели старики на подушках, а в вагончиках, выстроенных по кругу на краю конской ярмарки, подавали выпивку, для чего желающий просовывал в вырезанное в стене окошечко деньги, а получал глиняный кувшин с какой-то жидкостью.
      После недолгих размышлений Лордан выбрал средний вариант и отправился под навес, расположенный между будкой точильщика ножей и закутком лекаря. У задней стены сидела старуха. Закрыв глаза, она пела что-то, но Бардас, недостаточно знавший саммирскую музыку и поэзию, не мог определить, привлекала она посетителей или отпугивала их. Речь в песне шла об орлах, стервятниках и возвращении весны, но многие слова сливались в неразборчивое бормотание. Бардас особенно и не прислушивался. Он уселся в противоположном углу: старики замерли при его появлении, уставились на незнакомца, потом отвернулись. Из-за спины Бардаса возник маленький, лысый мужчина с длинной черной бородой и осведомился, что он будет пить.
      - Не знаю. А что у вас есть?
      Старик нахмурился.
      - Эхин, - ответил он с таким видом, словно его спросили о цвете неба. Так вы будете пить или нет?
      Бардас кивнул:
      - Давайте. Сколько?
      - Не спрашивайте, - ответил старик. - Подставляйте чашку, фляжку или стакан. Решайте сами.
      - Извините, я имею в виду, сколько платить?
      - Что? А, полчетвертака за кувшин.
      - Тогда я возьму кувшин.
      Старик исчез, но быстро вернулся, ловко уклонившись как от искр из-под колеса точильщика, так и от капель крови, брызнувших из-под ножа лекаря.
      - Вот.
      Он поставил перед клиентом кувшин и небольшую деревянную чашку. Бардас отдал деньги, наполнил чашку наполовину и принюхался. Впрочем, жажда заставила его забыть об осторожности.
      Эхин оказался горячим, сладким, жидким и черным: травяной настой, приправленный медом, корицей и мускатным орехом, ослабил эффект действия и самогона, который сам по себе, в чистом виде, наверное, мог бы убить. Впрочем, с жаждой он именно это и сделал. Бардас выпил одну чашку и опустился на табуретку, подождать, пока голова перестанет кружиться. Старуха замолкла. Никто не сдвинулся с места, никто ничего не сказал. Она снова запела. Бардасу показалось, что это та же самая песня, но клясться в этом он не стал бы.
      Некоторое время спустя в палатку вошла большая группа людей, рассевшихся кружком в середине. Они были шумные, веселые, жизнерадостные, молодые и пожилые, от семнадцати до шестидесяти, не Сыновья Неба, но и не совсем непохожие на них, чисто выбритые, с длинными, заплетенными в косички волосами. Они носили длинные, почти до колен белые рубашки, но не утруждали себя обувью. Бардас предположил, что это и есть гуртовщики, объединенные в группу отверженных с коробейниками и солдатами, хотя никакого оружия он у них не заметил. Новые посетители пили эхин из большого котла, установленного в середине круга, не обращая внимания на поющую старуху.
      Бардасу они показались вполне безобидными.
      Потом - время здесь ползло медленно, но верно - появилась еще одна группа из пяти солдат. Эти тоже не были Сыновьями Неба; определить их принадлежность к тому или иному народу представлялось затруднительным: они носили выгоревшие серые комбинезоны под стандартными пехотными доспехами, казенные сапоги, отполированные до блеска пояса и маленькие шерстяные треуголки, на которые в боевых условиях надевался шлем. Четверо имели при себе мечи, пятый, капрал, старший этого полуотделения, был вооружен коротким палашом. Пройдя напрямик через круг сидевших гуртовщиков - которые уступили им дорогу, - солдаты направились в другую комнату, отделенную от первой пологом. Старуха перестала петь, открыла глаза и проворно удалилась.
      Рядом с Бардасом сидел старик с остывающим в крошечной чашечке эхином.
      - Проблемы? - спросил Бардас, наклоняясь к соседу. Тот пожал плечами:
      - Солдаты.
      - А...
      За пологом что-то разбилось. Послышался громкий смех. Сидевшие кружком гуртовщики на мгновение замолкли, подняли головы, но потом снова заговорили. Еще двое или трое посетителей поднялись со своих мест и не оглядываясь вышли из заведения.
      Из-за полога появились солдаты с кувшинами какого-то другого, не менее похожего на эхин напитка. Они остановились рядом с гуртовщиками, молча взирая на них сверху вниз. Разговор стих. Сосед Бардаса поспешил к выходу, а в комнату втиснулся человек, наливавший эхин. На его лице застыло трагическое выражение. Судя по всему, таверна вот-вот должна была превратиться в не самое лучшее для тихого времяпрепровождения место. Бардас, наверное, тоже ушел бы, но он еще не допил эхин.
      "И сказал Пророк: не затевайте драки в пивных. Не вмешивайтесь в чужие драки".
      В немногих словах большой смысл. Бардас всегда чтил свою веру. Когда потасовка началась, он поступил так, как поступал всегда: замер, осторожно, краем глаза наблюдая за происходящим, стараясь не поймать взгляд кого-либо из дерущихся. Заварушка, если рассматривать ее с точки зрения стороннего наблюдателя, была не лишена любопытных моментов. Гуртовщики имели численное преимущество, зато у солдат было оружие и здоровый дух, что тоже значило немало. Когда один из гуртовщиков упал и не поднялся, схватка прекратилась. Пятнадцать человек застыли с открытыми ртами, беспокойно поглядывая друг на друга и смущенно переминаясь с ноги на ногу. Какое-то время все молчали, потом капрал, который, собственно, и нанес смертельный удар, обвел комнату взглядом.
      - Что?
      Один из солдат неотрывно смотрел на Бардаса, точнее, на тускло поблескивающие бронзовые кружки на его воротнике. Их было четыре, что соответствовало званию старшего сержанта. Вообще-то плащ принадлежал не Бардасу, он подобрал его в шахтах (молодые такие небрежные). Но теперь все заметили металлические блестки и таращились на них с непонятным ему интересом.
      Коротышка, приносивший вино, подошел поближе.
      - Ну? - спросил он. - Что вы собираетесь делать?
      Бардас взглянул на него:
      - Я?
      - Ну да, вы же сержант. Что вы собираетесь делать?
      Конечно, он прав. Я же совсем забыл.
      - Не знаю. А что вы предлагаете?
      Коротышка посмотрел на него, как на сумасшедшего.
      - Арестуйте их. Что же еще? Арестуйте и отправьте к префекту. Они уже убили человека.
      И сказал Пророк: "Когда тебя просят арестовать пятерых вооруженных людей в пивной после драки, уходи сразу".
      - Ладно.
      Бардас медленно поднялся. Некоторое время он молча смотрел на солдат, потом перевел взгляд на капрала.
      - Имена?
      Солдаты назвали свои имена, которые он не запомнил и даже не расслышал, они были длинные, незнакомые и звучали на чужеземный лад.
      - Часть?
      Капрал ответил, что они из такого-то пехотного полка, такой-то роты и такого-то взвода.
      - Ваш командир?
      Капрал посмотрел на него с видом обреченного, потом вскрикнул и бросился на него с поднятым палашом. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бардас схватил его за локоть левой рукой и вогнал свой нож в углубление у основания шеи капрала. Он не помнил, как нож появился в его правой руке, не помнил даже, что оружие вообще было за поясом, но после трех лет, проведенных в шахте, такие действия становятся привычкой.
      Он заглянул в глаза умирающего капрала и отступил на полшага, позволив его телу свалиться на землю. Никто не шелохнулся. Похоже, в Саммире вообще собрались люди, наклонные к безмолвному созерцанию.
      - Спрашиваю еще раз, - услышал Бардас свой голос. - Кто ваш командир?
      Один из солдат назвал имя, также не зацепившееся в памяти Бардаса.
      - Вы. - Он повернулся к коротышке с бородой. - Бегите в префектуру и приведите стражу. Остальные - марш отсюда!
      В следующее мгновение таверна опустела, и Бардас остался наедине с четырьмя солдатами и двумя мертвецами. Различить их не составляло труда солдаты стояли.
      Прошла целая вечность, прежде чем в таверну вошли стражники под командой Сына Неба в высоком золоченом шлеме с длинным пером.
      - Драка?
      Бардас кивнул.
      - А этот, - Сын Неба дотронулся носком сапога до мертвого капрала, напал на вас?
      - Точно.
      Командир стражников вздохнул. Судя по медным блесткам на воротнике, он уступал Бардасу в звании.
      - Ладно. Ваше имя?
      - Бардас Лордан.
      Командир стражников нахмурился:
      - Я знаю, кто вы. Вы герой, верно?
      - Геннадий?
      Геннадий скорчил недовольную мину.
      - Не сейчас.
      - Геннадий? Ты очень слаб, я не могу...
      - О черт. - Геннадий открыл глаза. Алексий стоял над ним с озабоченным выражением на лице. - Не обижайся, но ты не против немного подвинуться? Я умираю и не хочу ничего пропускать.
      - Что? О да. Мой дорогой, мне ужасно жаль. Как это случилось?
      Геннадий пожал плечами:
      - Да как-то незаметно. Началось с обычной лихорадки, а уж потом пошло дальше. - Он помолчал. - Я умираю? Действительно умираю?
      Алексий задумчиво посмотрел на него:
      - Ну, я не доктор, но...
      - Я умираю.
      - Да.
      - Ох. - Геннадий попытался расслабиться. - А откуда ты знаешь, что я?..
      - Ну... просто поверь мне.
      Геннадий постарался снова закрыть глаза, но ничего не изменилось. Он подождал. Все оставалось по-прежнему.
      - Итак, что дальше? Хоть намекни.
      - Не обижайся, но я ничего не знаю. Может быть, тебя утешит, если я скажу, что все это абсолютно естественно.
      Алексий поскреб затылок, как бы подыскивая убедительную, но не слишком пугающую аналогию.
      - Это... как рождение ребенка.
      - Не очень-то оригинально.
      - Неужели? А по-моему, есть по крайней мере одно большое отличие.
      - Ты знаешь, что я имею в виду. Это больно?
      - Да, - сказал Алексий. - Чертовски больно. Но не очень. Практически совсем не больно.
      Геннадий вздохнул:
      - Что теперь? В чем тут смысл? Я должен что-то делать или просто лежать и ждать?
      - Сам скажи.
      - Да, я скажу, а ты записывай. Пригодится в следующий раз, извини, добавил он, - это недостойно.
      - Понимаю. На твоем месте...
      - Не думаю, что все будет вот так, Алексий, - оборвал его Геннадий. Мне это не нравится. Вообще, если тебе все равно, то я повторю попытку как-нибудь в другой раз. Почему-то кажется, что в это раз я все испорчу. В конце концов, такое бывает лишь раз в жизни...
      - Но нам-то откуда знать?
      Геннадий нахмурился:
      - Перестань, сейчас не время обсуждать то, чего нет.
      - Извини. Я лишь старался подыграть.
      - Не помогло. Алексий, ты можешь сделать кое-что?
      - Я... Что ты задумал?
      - Не знаю, - бросил Геннадий. - Ты же, черт возьми, маг, вот и придумай что-нибудь.
      - Так ничего не получится. Ты это знаешь не хуже меня.
      - Да, но... - У него почему-то не было сил злиться; впрочем, их не хватало даже для того, чтобы бояться. Не иметь сил бояться - это пугало. - Я хотел сказать, что ты же Патриарх Перимадеи, должно быть что-то такое, что ты знаешь, а все остальные не знают, какой-то секрет, в который посвящают только патриархов. Но это неправда, да?
      - Боюсь, что нет.
      - Я так и знал. Просто дело в том, что когда попадаешь в такое положение, как я сейчас, то полагаешься не на логику, а на надежду. Так, на всякий случай. Только не обижайся, старина.
      - Спасибо. Как ты себя чувствуешь?
      - Как-то странно, - признался Геннадий. - Все совсем иначе, чем я предполагал.
      - О, а как?
      Геннадий задумался.
      - Не знаю, - сказал он после паузы. - Я ожидал... хм, театра, наверное, мелодрамы. Чего-нибудь мистического: яркие огни, клубящийся туман, призрачные фигуры в белых облачениях. Ну, или страха и боли. Но все совсем по-другому и...
      У Геннадия вдруг открылись глаза. На этот раз по-настоящему.
      - Все в порядке. - Над ним стояла какая-то женщина. - Все в порядке.
      Геннадий попытался повернуть голову, чтобы оглядеться, но не смог. Он не знал, плохо это или хорошо. Раньше он мог двигаться гораздо свободнее.
      - Приходит в себя, - сказала женщина, обращаясь к кому-то другому. - Не знаю, что это было, но ему стало легче.
      - Тогда все действительно в порядке, - произнес мужской голос из-за плеча женщины. - Обычно такая доза убивает. Рад, что на этот раз сработало.
      У женщины был какой-то несчастный вид.
      - Хочешь сказать, что раньше ничего подобного не пробовал?
      - Я же сказал, что обычно это смертельная доза, - ответил невидимый мужчина. - Ждал несколько лет возможности испытать ее, но сегодня впервые обстоятельства сложились так, что проба уже не имела особого значения. Я хочу сказать, что он ведь уже был мертв, не так ли?
      Геннадий понял, что странного было в женщине. Точнее, не странного, а неожиданного. Женщина была жительницей равнин - глаза, цвет кожи, костная структура. В нем поднялась инстинктивная волна паники - помогите, я в руках врага! Женщина увидела, как Геннадий вздрогнул, попытался пошевелиться, и улыбнулась.