Пробирная палата (Фехтовальщик - 3)

      - Да, конечно, - согласился Бардас.
      - В том-то и дело, - сказал Анакс. - Я всегда все знаю.
      Теудас Морозин нашел-таки корабль, то есть поговорил с одним дельцом, занимающимся оптовыми поставками миндаля, который общался примерно неделю с каким-то капитаном, упомянувшим, что как только он найдет покупателя на свой груз, балясины из черного дерева для балюстрады (откуда у него взялись эти самые тридцатидюймовые балясины, он не знал, как не знал ни цены на них, ни того, есть ли вообще спрос на подобного рода товар), то сразу же купит 700 мешков прекрасных утиных перьев, заказ на которые ему сделал один человек в Ап-Хелидоне; только проблема заключалась в том, что за этими самыми перьями ему еще придется идти в Перимадею - точнее, туда, где когда-то была Перимадея.
      - Хотя, - сказал капитан, - возможно, дело не такое уж и выгодное, потому что никто не знает, насколько велик или мал этот мешок.
      Тот человек, с которым разговаривал Теудас, спросил, почему же никто не поинтересовался, насколько большие эти мешки, но капитан ответил, что это не имеет такого уж большого значения, поскольку даже если мешки окажутся на самом деле меньшими, чем обычно, то все равно перьев будет очень много.
      - Понятно, - сказал Геннадий, когда племянник объяснил ему все это. - И ты надеешься, что когда человек, занимающийся перьями, явится за своим грузом, то он заберет с собой нас.
      - Да, - сказал Теудас. - И тогда мы вернемся домой. А вы что думаете?
      Геннадий помолчал, обдумывая ответ.
      - Трудно сказать. Если мешки маленькие, то он, возможно, не станет их брать. А если большие, то нам может не хватить места на корабле. И кроме того, ты ведь сам сказал, что ему еще надо найти покупателя на черное дерево, на эти ступеньки или что там еще.
      - На балясины, - поправил Теудас. - Ну вот, а я-то думал, что вы обрадуетесь.
      Геннадий почесал нос.
      - Я лишь пытаюсь сказать, чтобы ты не питал больших надежд, вот и все. И потом... Ты, кажется, упомянул, что этот человек прибудет из Ап-Хелидона, да? Но никто не говорит, что он собирается везти перья на Остров, когда... если он их вообще заберет. Откровенно говоря, я не хочу отправляться в Ап-Хелидон, если только этого можно избежать. Если я не ошибаюсь, и Ап-Хелидон находится там, где я думаю, то это часть Империи. Лучше уж остаться здесь.
      - Нет, нет! - запротестовал юноша, складывая руки на груди и отводя глаза. - Куда угодно... только не оставаться здесь. Здесь - это нигде.
      По ту сторону палатки запели. Пел мужчина, а еще кто-то подыгрывал ему на дудке и некоем струнном инструменте. Слова песни были довольно незатейливы:
      На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, цыпленок кузнечика взял да и съел.
      А вот музыка, быстрая и веселая, радовала слух, да и исполнитель, похоже, получал от пения истинное удовольствие. Во всяком случае, эти бодрые звуки немного отвлекли Геннадия от других, куда менее приятных, гвоздем сидевших у него в голове.
      - Рано или поздно, - сонно пробормотал он, - какой-нибудь корабль будет. Надо лишь набраться терпения, вот и все. Не стоит принимать поспешных решений. Нам ни к чему приближаться к западному берегу. Активность ради активности - пустое занятие. А кроме того, если я умру, как ты объяснишь это Эйтли?
      Слова дяди вызвали у Теудаса вспышку раздражения.
      - Не понимаю, при чем тут это? И что за разговоры о смерти? Чушь! Вы не столько больны, сколько просто ленивы и не хотите ничего делать.
      Геннадий улыбнулся:
      - Наша сиделка не согласилась бы с твоим заявлением. Она утверждает, что мне нужен отдых. После всех испытаний, выпавших на нашу долю...
      - Вот как? И что же это за испытания такие? Назовите хоть одно. Что-то я не помню ничего ужасного. То есть я хочу сказать, что мы же все время были вместе, но я ведь не валяюсь и не жалуюсь.
      - Ладно, - смеясь, ответил Геннадий, - ладно. Если твой приятель с утиным пером все же появится, если нам будет с ним по пути и если у него на корабле найдется место для нас, то мы отправимся с ним. Думаю, и плавание будет не лишено приятности, мы уляжемся на эти мешки и...
      Теудас поднялся.
      - Пойду прогуляюсь, - сказал он. - Боюсь, с вами у меня не выдержат нервы.
      Было тепло, так тепло, что жизнь, казалось, замерла. Все, кому повезло отыскать хоть какое-то укрытие от солнца, лежали в тени. Трое музыкантов слава богам! - перестали терзать слух Теудаса своим ужасным пением и укрылись за большой деревянной рамой с большим кувшином, который передавали друг другу, и чашкой с орехами.
      - Эй, - окликнул Теудаса один из рабочих, - как чувствует себя твой друг?
      Юноша остановился.
      - У него все в порядке, - ответил он, не зная, что еще сказать.
      - Хорошо. - Незнакомец поманил его к себе. Проигнорировать призыв было трудно, но подойти еще труднее. Вспомнив совет Геннадия, Теудас заставил себя приблизиться и сесть рядом с тремя незнакомцами. - Это правда, что о нем говорят?
      Теудас напрягся.
      - Не знаю, - сказал он. - А что о нем говорят?
      Мужчина рассмеялся и передал юноше кувшин.
      - Говорят, что он колдун. Один из шастелских колдунов. Так что, это правда?
      Теудас кивнул:
      - Вообще-то никакие они не колдуны. Никаких колдунов нет и не бывает, они просто ученые.
      - Как ни называй. - Похоже, разница между колдунами и учеными не казалась незнакомцу такой уж значительной. - Должно быть, это все же правда. Я имею в виду то, что слышал. - Он немного помолчал. - Шастелские колдуны собираются помочь нам победить в войне.
      Теудас недоуменно нахмурился:
      - В какой войне?
      - В войне против Империи. Вождь Темрай договорился с шастелскими колдунами о союзе, так что, когда Империя нападет на кого-то, на них или на нас, то другой тоже вступит в войну. Пора бы уже. Я хочу сказать, смех смехом, но пора бы кому-нибудь взяться за это дело всерьез.
      Теудас нахмурился еще больше:
      - Я и не знал, что скоро будет война.
      - Конечно, будет. Обязательно, - вступил в разговор второй мужчина, тот, который играл на дудке. - Ведь они же захватили Ап-Эскатой. Теперь пойдут на нас. Мы - их следующая цель.
      - Мы или Шастел, - добавил третий.
      - Или Шастел, верно, - согласился дудочник. - Вот потому-то нам и нужен союз с колдунами. В конце концов, никто больше нам не поможет. Да никого уже и не осталось.
      Теудас вернул кувшин дудочнику, надеясь, что никто не заметил, что он так и не попробовал предложенного напитка. Наверное, сидр, решил юноша, тот самый ненавистный сидр, который он терпеть не мог еще с детства. В Перимадее ничего другого и не пили, а теперь и эти жители равнин тоже пристрастились к сидру.
      - А что вы тут делаете? - спросил он, надеясь сменить тему разговора.
      Мужчины переглянулись.
      - А, перестаньте, - сказал один из них. - Какая разница, узнает парень или нет. Кроме того, любой, кто в этом разбирается, легко поймет все с одного взгляда. Это требушет. Вроде тех, которыми пользовались при взятии города. Конструкция такая же. Тогда эти штуки поработали неплохо, будем надеяться, что и против Империи они тоже пригодятся.
      - Требушет, - повторил Теудас. Он помнил день, когда появились требушеты, день, когда полчища вождя Темрая подступили к стенам по ту сторону узкого пролива. Все видели, как на баржах врага собирали какие-то странные громоздкие орудия, но никто не знал, считать ли их реальной угрозой или средством устрашения. - И это все из-за Ап-Эскатоя, - задумчиво добавил он.
      Мужчина, игравший на гитаре, кивнул:
      - Да, все из-за того мерзавца Лордана. Это он все придумал.
      Теудас вскинул голову:
      - Лордан? Вы имеете в виду Бардаса Лордана?
      Гитарист кивнул:
      - Ну да. Всем известно, что это он все придумал, все спланировал. Перешел на сторону Империи и взял Ап-Эскатой. Из-за него теперь очередь дошла и до нас. Вот кого следует по-настоящему опасаться. О боги, как же он, должно быть, нас ненавидит.
      Воцарилось неловкое молчание. Потом человек, певший о кузнечике, сказал:
      - Что ж, справедливо. Это же мы сожгли его город, вот он и хочет поквитаться.
      - Но мы-то сожгли его город из-за того, что он сделал с нами, возразил дудочник. - Он и его дядя Максен. Поэтому Темраю ничего другого и не оставалось. И вот теперь Лордан снова против нас. Только на этот раз вместе с Империей. Не уймется, пока не перебьет нас всех, вот увидите.
      Теудас упорно смотрел в землю. Странно, но ему казалось, что они видят его лицо, знают. И еще он испытывал ужасное, острое до боли чувство вины. Люди, сидевшие рядом с ним, говорили о Бардасе страшные вещи, а ведь он совсем не такой. Они изображали его кем-то вроде ангела смерти, а он другой, спокойный, одинокий человек, желающий лишь одного - держаться подальше от неприятностей. Однако неприятности, беды и несчастья следовали за ним неотступно, подобно псу, обнюхивающему ноги торговца мясом. И все же Теудас знал, что меньше всего Бардас хочет поквитаться с кем-то, что во всем случившемся нет его вины.
      - Мне надо идти, - сказал он, поднимаясь. - Спасибо за угощение.
      - Не беспокойся, - крикнул ему вслед человек, игравший на банджо. - И не бойся. Он же еще не достал нас. И не достанет, можешь не сомневаться.
      - Знаю, - бросил через плечо Теудас и зашагал прочь.
      Глава 7
      - Ну, - сказал Горгас Лордан. - Что-то вы приумолкли. Как вам понравилось?
      Полиорцис задумчиво кивнул:
      - Прекрасно. Очень много зелени.
      - Зелень, - повторил Горгас. - Знаете, я как-то и не думал об этом раньше. Да, верно, очень много зелени.
      Дождь стихал, обычный летний дождик. Вполне естественный для этого времени года в Месоге. Струйки воды стекали с тростниковой крыши старой избушки, у стен которой они нашли убежище. Строение было старое, ветхое, простоявшее в таком виде, вероятно, уже не одну сотню лет. Грязный ручей нашел дорогу через открытую дверь внутрь домика, где вода собиралась в большую лужу у дальнего угла. Все внутри, от стен до потолка, покрылось мхом.
      - Вот так все и получилось, - продолжал Горгас. - Моя работа в Сконе закончилась, и я сделал все, что мог, но по-моему не вышло. Что ж, не сходить же из-за этого с ума, верно? И я вернулся домой.
      Полиорцис кивнул:
      - С армией. Вернулись и захватили власть. И стали... кем? Извините, я не хочу быть грубым, просто трудно найти подходящее слово. Королем? Нет, не подходит. Военачальником? Тоже не то, с этим понятием связаны такие ужасные ассоциации. Может быть, военный диктатор или...
      Горгас улыбнулся.
      - Князь, - сказал он. - По крайней мере мне нравится считать себя таковым. Князь Месоги. Вы правы, для королевства эта страна слишком мала. Я подумываю взять себе титул герцога, но ведь герцоги вроде подчиняются кому-то. - Он зевнул, потом откусил немного сыра. - А значит, у меня княжество. Масштаб вполне достаточный. Больше, чем графство, меньше королевства. В самый раз. Как вы полагаете?
      - Решайте сами, мне все равно, - ответил Полиорцис. Бочка, на которой он сидел, уже довольно давно была мокрая (как, впрочем, и все остальное в этом... княжестве). А теперь хочу спросить вас напрямик... есть одно обстоятельство, которого я никак не могу понять. Почему вы почти не встретили никакого сопротивления? Только, пожалуйста, поймите меня правильно...
      Горгас, похоже, уже отказался от связывающих его приличий дипломатического этикета.
      - Нет, все в порядке, - сказал он, не удосужившись прожевать.
      - Благодарю вас. Видите ли... ох, эти языковые тонкости! Весьма любопытно, как удалось простому авантюристу, вроде вас, имевшему в своем распоряжении лишь несколько сотен солдат, взять власть в стране, где никогда не было ни настоящего правителя, ни правительства. Впрочем, теперь, когда я посмотрел своими собственными глазами...
      Горгас кивнул:
      - Апатия. Можно назвать это фатализмом или деморализацией (хотя последнее предполагает, что когда-то было противоположное состояние, а его, насколько мне известно, никогда не существовало); короче, все дело в том, что им на все наплевать. Видите ли, - продолжал он, отрывая пальцами полоску сухого мяса, - вся эта земля, с того самого времени, когда ее только заселили, была поделена на поместья между богатыми семьями Города, перимадейцами. Сами эти землевладельцы здесь, разумеется, не жили, а бедные крестьяне, жившие тут и работавшие, были всего лишь арендаторами или наемными работниками, так что ни о какой традиции владения землей говорить не приходится. Функции управления принадлежали бейлифам, то есть они приезжали сюда, говорили, что вам нужно делать, и вы это делали. Впрочем, особым рвением они не отличались, иногда мы не видели их годами. Если не считать этих кратких и редких визитов, мы были предоставлены сами себе.
      - Понятно, - сказал Полиорцис. - И те государственные учреждения, как, например, суд или...
      Горгас рассмеялся:
      - Ничего подобного. Да и кому они были нужны? Имейте в виду, здесь нет городов, нет даже деревень, только крестьянские хозяйства. Каждое хозяйство - это семья. Если возникала потребность в какой-то власти, то ее применял сам крестьянин, глава семьи.
      - Ясно. - По комнате, выскочив из угла, пробежала крыса. У стола она остановилась, критически посмотрела на Полиорциса, как будто он был криво повешенной картиной, и исчезла за бочкой. - А споры между соседями? Распри? Месть? Драки?
      - Конечно, случается всякое,- согласился Горгас. - Обычно ничего серьезного, да и в любом случае это никого не касается. Кроме того, у большинства нет ни времени, ни энергии на посторонние забавы.
      Полиорцис покачал головой:
      - Итак, остается всего один вопрос. Зачем кому-то могло понадобиться такое вот место?
      - Это моя родина, - ответил без колебания Горгас, - мой дом. А после падения Города образовалась как бы пустота: ни помещиков, ни управляющих, ничего. Люди хотят знать, что их ожидает, каково их положение. Без этого жизнь становится невозможной.
      - Думаю, я видел достаточно, - сказал Полиорцис. - И дождь почти прекратился. Вернемся в Торнойс?
      - Я думал, что мы могли бы отправиться ко мне, - предложил Горгас. Здесь недалеко. Переночевали бы там, а уже утром возвратились бы в Торнойс.
      - Хорошо, - согласился Полиорцис. - А там есть, на что посмотреть?
      Горгас покачал головой:
      - Нет. Обычное крестьянское хозяйство. Когда я в отъезде, за всем приглядывают мои братья. Они ведь всегда жили здесь. На одном месте.
      В его голосе было что-то неуловимое, какая-то особенная нотка, но Полиорцис решил не докапываться до сути и оставить что-то на потом.
      Через полчаса они добрались до моста, точнее, до того, что осталось от него. Средний из трех пролетов отсутствовал.
      Горгас выругался:
      - Проклятие. Придется возвращаться к броду. - Он нахмурился. - Досадно. Наверное, кому-то понадобились камни, вот и разобрали мост. Я пришлю починить переправу, но, конечно, не сегодня.
      Возле брода стояла виселица с покачивающимся на веревке телом. Горгас воздержался от комментариев, а у Полиорциса не возникло желания задавать вопросы. Тело выглядело так, словно провисело пару недель.
      - Когда у меня появится время, - сказал Горгас, выезжая на берег, обязательно займусь дорогами. Ожидать, что люди сделают все сами, бессмысленно, они только переругаются из-за того, кто за что отвечает. Я знаю, что у вас, в Империи, есть специалисты по прокладке дорог, люди, которые ничем другим не занимаются, я бы с удовольствием нанял несколько человек.
      Примерно через час пути дорога свернула к усеянному ячменем полю, которое являло собой печальную картину. Дождь прибил колосья к земле. А кружившие стаи голубей и грачей не позволяли надеяться, что после них здесь останется хоть что-то. Горгас вздохнул и проехал напрямик к высокой и колючей "живой" изгороди. Старые, покосившиеся ворота заросли шиповником и терновником.
      - Давно не подъезжал с этой стороны, - сказал Горгас. - Теперь вы понимаете, почему здесь так нужны нормальные дороги.
      Он спрыгнул с лошади и принялся рубить кусты, но шиповник плохо поддавался мечу, который лишь скользил по упругим, пружинящим веткам.
      - Извините, придется объехать с другой стороны. Ну уж я выскажусь насчет этих ворот!
      Полиорцис устало вздохнул.
      - Как скажете, - пробормотал он. - По-моему, дождь снова собирается.
      К тому времени, когда они подъехали наконец к дому, было уже темно, и Полиорцис смог различить лишь силуэт крыши и неясную паутину ветвей на фоне неба. Он услышал, как зацокали по камню копыта, как крикнул что-то Горгас, дверь открылась, в узкую щель нехотя пролился бледный, желтоватый свет, какой дают обычно густой свиной жир и экономно наструганные лучины. Пахло здесь так, как и подобало пахнуть в крестьянском хозяйстве. Спешившись, Полиорцис угодил в лужу. Он вытер лицо успевшим промокнуть рукавом и последовал за Горгасом к свету.
      - Ничего особенного здесь, конечно, нет, - бодро сообщил Горгас.
      Горгас был прав: ничего особенного здесь не было. Не было вообще ничего: тусклый свет лампы, заправленной жиром, не давал возможности рассмотреть то, что лежало под ногами, но, вероятно, это были старые, сырые плетеные тростниковые коврики, издававшие далеко не самый приятный запах. В большой комнате, куда его привел хозяин, стоял большой, незатейливо сколоченный стол, уставленный деревянными и оловянными блюдами с какими-то корками. За столом сидели двое мужчин; перед каждым из них стояла большая кружка из рога. На Полиорциса они не обратили никакого внимания.
      - Мои братья, - объявил Горгас. - Слева - Клефас, а справа - Зонарас. Мужчины не шевельнулись, лишь немного повернули головы, посмотрели на гостя и снова уставились друг на друга. - Извините их и не обижайтесь, они устали после трудного дня. Сейчас у нас много работы: срезаем тростник у реки и делаем сыр для сидра.
      Не дождавшись никакой реакции от Клефаса и Зонараса, Полиорцис осторожно опустился на трехногую табуретку и опасливо положил руки на не менее грязный край стола. Горгас, забравшись на стул, искал что-то на стропилах.
      - Как дела с тростником? - спросил он, обращаясь к братьям.
      - Плохо, - ответил Зонарас. - Слишком сыро. Придется подождать неделю, может быть, вода спадет. Хотя может и дождь пойти. В общем, я бы особенно не рассчитывал...
      То, что искал под крышей Горгас, оказалось сеткой с большой головкой сыра, обмазанной чем-то серым.
      - Клефас, у нас есть свежий хлеб?
      - Нет, - ответил Клефас.
      - Вот как? Ну, ладно, обойдемся без него. А сидр в кувшине еще остался?
      - Нет.
      Горгас вздохнул.
      - Хорошо, я принесу из подвала, - сказал он, забирая кувшин. - Сейчас вернусь.
      За время его отсутствия - а оно показалось Полиорцису довольно долгим ни один из братьев не шелохнулся. Когда Горгас вернулся, в руках у него был не только кувшин с сидром, но и буханка твердого на вид хлеба.
      - Не мешало бы подбросить в огонь еще дровишек, - заметил Горгас, но никто не откликнулся.
      В доме было не только холодно, но и сыро.
      - В общем, - сказал Горгас, нарезая хлеб собственным ножом, - вы хотели увидеть Месогу, и это довольно типичная картина. Вот. - Он протянул гостю тарелку с хлебом и сыром. - Сейчас дам вам кружку и налью сидра.
      - Нет, спасибо, - запротестовал Полиорцис, но было уже поздно. Рассмотреть напиток как следует он не мог, но на поверхности плавало что-то, подозрительно похожее на солому.
      - Спать ляжете в моей комнате, а я как-нибудь устроюсь с Зонарасом.
      Зонарас хмыкнул.
      - Ну, вот. - Горгас сел наконец на стул и, отломив хлеба, обмакнул его в сидр. - Это и есть дом. Кому-то нравится, кому-то нет. Лично я считаю, что вам далеко до Месоги по части доброго, старомодного гостеприимства.
      Полиорцис напомнил себе, что он дипломат, и промолчал. За день он успел изрядно проголодаться, так что теперь даже отважился проглотить кусочек сыра, оказавшегося очень крепким, пахучим и отвратительным. Горгас спросил у братьев, осталось ли сало. Сала не осталось.
      - Надо бы посмотреть крышу сарая, - сказал Клефас. - Времени не будет, пока не заготовим сено. Если с тростником ничего не получится, придется покупать. Если будет у кого.
      - Хорошо, - сказал Горгас.
      - И яблоки надо убрать, - продолжал Клефас. - Становится сыро, как бы не потерять все. У меня на это времени нет, - добавил он.
      - Не смотри на меня, - пробурчал Зонарас. - Чем, по-твоему, я занимался всю неделю, задницу просиживал?
      Горгас вздохнул:
      - Не спорьте. Я пришлю кого-нибудь. Вам надо будет только сказать им, что делать, они сами всем займутся.
      - Что нам нужно, так это чтобы кто-нибудь прогнал грачей с ячменя, оживился Клефас. - На днях я насчитал сто четыре этих твари. Если и дальше так пойдет, то и убирать будет нечего.
      - В любом случае хорошего ждать не стоит, - указал Зонарас. - Слишком уж сыро. Требуется никак не меньше десяти ясных солнечных дней, чтобы хоть что-то поспело. Лучше бы посеяли горох, как я говорил.
      - Мы уже сеяли горох в прошлом году, - возразил Клефас. - Земля ослабла, без удобрений ничего не растет. Может, стоит запахать все, чтобы и не мучиться.
      Полиорцис с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, но Горгас Лордан, этот самопровозглашенный князь Месоги, лишь кивал с умным видом и делал серьезное лицо. Разыгрывает из себя крестьянина, решил Полиорцис, но получается не очень хорошо. Судя по всему, Горгас примерял на себя самые разные платья - крестьянина, князя, дипломата, профессионального, закаленного в боях солдата-ветерана, - но все получалось у него только наполовину, он не вникал в суть дела. Интересно, кто он в действительности? Возможно, Горгас Лордан и сам этого не знает.
      Комната Горгаса - спальня хозяина, где, как сообщил "князь", обычно спал отец после того, как умерла мать - обернулась чердаком, к которому вела короткая, в несколько ступенек, лестница. Полиорцис обнаружил кровать, матрац, набитый старым, истершимся в труху камышом, отсутствие подушки, одно древнее одеяло, заботливо отвернутое к тому времени, когда он начал бриться, - само одеяло сшила для матери Нисса Лордан, занимавшаяся рукоделием, прежде чем увлечься финансами. Полиорцис стянул мокрые сапоги, улегся на кровать и погасил лучину. По крыше кто-то пробежал. Дождь? Нет, не дождь, потому что расставленные по комнате в стратегических местах сковороды оставались пустыми, в них ничего не капало. Кошки? Белки, если они гуляют по ночам? А может быть, кролики, ведь крыша упирается одним скатом в холм. В общем, что бы это ни было, шуму получалось столько, что уснуть Полиорцис не мог, несмотря на давящую усталость.
      Союз между Империей и этими клоунами - смешно уже то, что он даже допускает такую возможность. В самом лучшем случае Горгас мог поставить... сколько? Тысячу человек? Возможно, меньше. А сколько понадобится - будем реалистичны - людей, чтобы оторвать этих крестьян от их участков и заставить подчиниться требованиям дисциплины? Что ж, вот оно, еще одно грустное доказательство его собственной доверчивости: потратить впустую столько времени и узнать то, что не имеет никакой ценности. Можно, пожалуй, утешать себя тем, что он познакомился с весьма любопытным племенем, Лорданами, взглянул на них в их естественной среде обитания. Интересно, как удалось этим людям оказать столь сильное влияние на дела и политику Империи? Ворочаясь на кочковатом матраце, прилаживаясь к его рельефу, он размышлял над странным феноменом, старался разобраться в его сути.
      Нисса Лордан, например, оказавшаяся нынче не у дел, была в свое время настолько опасной, что сумела дестабилизировать банк Шастела, а ничтожная крохотная армия, оплаченная ею и обученная Горгасом, уничтожила несколько тысяч алебардщиков Ордена. Сейчас эта женщина была вне игры, как, впрочем, и Горгас. Что ж, пусть эта кучка бандитов поддерживает Месогу в ее нынешнем состоянии, убогом и жалком, на протяжении грядущих лет, не дает ей, так сказать, скатиться в полную дикость, а там, возможно, власти провинции и сочтут необходимым прибрать ее к рукам. Надо признать, что Торнойс мог бы стать удобной базой для эскадры галер, если Империя когда-нибудь построит настоящий флот и перестанет называть Имперским Флотом неорганизованную кучку нанятых и захваченных кораблей. Горгас не контролировал Торнойс, а если бы и попытался играть мускулами, то подписал бы себе приговор.
      Оставался Бардас Лордан, некогда полковник, ныне сержант, герой Ап-Эскатоя, последний защитник Перимадеи. Ангел смерти, как называли его обитатели равнин. Лежа в темноте, Полиорцис нахмурился; когда-то он изучал основы теории случайности, но почти ничего в ней не понял. В конце концов пришлось сдаться: он дипломат, а в Империи достаточно метафизиков, чтобы обойтись без его вклада в этот предмет. Но даже ему, полагающемуся лишь на разрозненные, застрявшие в памяти обрывки лекций, прослушанных на двухнедельных курсах в военной академии Ап-Саммаса, было ясно, что здесь есть над чем поработать, прежде чем браться за долгосрочное стратегическое планирование, и информация, собранная им здесь, возможно, могла бы принести немалую пользу на данной стадии. Мысль об этом успокоила его. Наставник Полиорциса любил повторять одну максиму: первая и наиболее важная стадия в любой работе состоит в том, чтобы уяснить, какую именно работу ты выполняешь. Что ж, теперь он знал. Уяснил. Его задача - изучить патологию Бардаса Лордана. Так что все в порядке.
      В конце концов Полиорцис все же уснул, и если в ту ночь, на той кровати, в том доме ему снились плохие сны, то, по всей вероятности, лишь из-за съеденного сыра.
      Ветриз Аузелл сидела на крылечке своего дома, наблюдая за играющим на улице мальчиком. Собрав внушительную кучку камешков, он бросал их в декоративную "живую" изгородь у дома напротив. В доме давно уже никто не жил, несколько лет, и пустовал он лишь только потому, что его пытался купить Венарт. В свойственном ему стиле Венарт избирал самые контрпродуктивные, изощренные способы достижения цели, используя неких несуществующих посредников, которые якобы сбивали цену, срывали уже почти достигнутые договоренности и мешали друг другу. Вся эта игра стоила ему больших денег, но зато давала возможность чувствовать себя хитрым, в чем и состоял главный и единственный смысл. Чувствуя, что, швыряя камни, маленький мальчик поступает плохо, нарушая некие общепризнанные принципы и понимая, что у нее, как у взрослой и ответственной женщины, есть полное право остановить его, Ветриз никак не могла заставить себя сделать это. Она не понимала, что именно заставляет ребенка метать камни с такой необъяснимой целеустремленностью. В конце концов любопытство достигло уровня самоистязания, и она спустилась по ступенькам и спросила мальчика, во что он метит.
      - В пауков, - ответил он.
      - В пауков?
      - Да.
      Мальчик протянул руку, и точно, в кустах, в густом сплетении веток, Ветриз увидела настоящий квартал паучьей паутины: в центре каждой сети сидел здоровенный, жирный паук. Неподвижные и какие-то угрюмые, они напоминали Ветриз торговцев на рынке в "мертвый" день; хмуро застывшие у прилавков, они молча ждали возможных покупателей.
      - Ну и как, удачно? - спросила Ветриз.
      Она не переносила пауков. Когда-то, когда она была маленькой девочкой, ее чувства к ним не шли дальше пассивной неприязни, но теперь, у взрослой, они развились в нечто более воинственное.
      - Пока что на моем счету четыре, - с гордостью ответил мальчик. - Я считаю только убитых. Если они просто падают и уползают, я их не считаю.
      Это было уже чем-то вроде приглашения, даже вызова, а большего ей и не требовалось. Ветриз взяла из кучки камешек, прицелилась и метнула...
      Как требушеты в Перимадее. Похоже.
      - Мимо, - сказал мальчик, идеально выразив одним лишь тоном голоса то беспредельно-вечное презрение, которое питают мужчины к неспособности и непригодности женщин вести боевую стрельбу. - Моя очередь.
      Он поднял камешек, посмотрел на него, потом на выбранного им паука и запустил снаряд.
      - Мимо, - сказала Ветриз.
      - Я и не говорил, что это легко, - хмуро ответил ее соперник.
      На этот раз Ветриз применила научный подход. Она мысленно представила траекторию полета камня, ее завершающую дугу, определенную победой массы над приложенной силой. Когда вся картина отпечаталась в мозгу с такой четкостью, словно была выгравирована на внутренней стороне век, она подняла руку и... разжала пальцы.
      - Вообще-то нельзя этого делать, - раздраженно сказала Ветриз. - Пауки не сделали нам ничего плохого. Это жестоко.
      - Они ядовитые, - ответил мальчик. - Если укусят, ты распухнешь, почернеешь и умрешь.
      - Неужели? Никогда не слышала.
      - Правда, - уверил ее мальчик. - Мне друг рассказал.
      - Ну, если друг... - Ветриз подобрала еще один камешек. - Тогда это наш долг. - Она размахнулась. - Вот... прямое попадание.
      - Не считается. Очередь была моя.
      Ветриз улыбнулась:
      - А ты просто неудачник, не умеющий проигрывать. И хватит, пока я не рассказала твоей матери.
      Мальчик посмотрел на нее почти с ненавистью, его глаза обвиняли ее в предательстве первой степени. Потом он пнул по камням и медленно побрел прочь. Довольная собственной ловкостью, Ветриз вернулась на крыльцо, где якобы проверяла расходную книгу. Впрочем, уйти далеко ей не удалось - на страницу упала тень. Ветриз подняла глаза.
      - Ветриз Аузелл?
      Она кивнула и быстро отвела взгляд, чтобы не таращиться на незнакомца, но это было слишком трудно, выше ее сил. В конце концов, перед ней впервые стоял Сын Неба.
      - Я ищу вашего брата, Венарта, - сказал мужчина. - Он дома?
      Ветриз покачала головой:
      - Очень жаль, но он уехал. По делам. Я могу вам чем-нибудь помочь?
      Незнакомец улыбнулся, снисходительно, словно предложение исходило от шестилетней девочки.
      - Спасибо, но нет. У меня дело к нему.
      Все друзья Ветриз прекрасно знали, что так с ней обращаться нельзя.
      - Тогда вам нужна я, - с милой улыбкой произнесла она. - Пожалуйста, входите. Могу уделить вам четверть часа.