Горгас хмуро посмотрел на племянницу:
      - Очень смешно. Если я правильно понял, ты его не видела, да? Ладно, если увидишь, скажи, что я в кабинете.
      Кабинетом Горгас называл маленькую комнатку в задней части дома, где когда-то размещалась коптильня, над тлеющими дубовыми лучинами висели окорока, а на угли капал растопленный жир. Зонарасу и Клефасу не было никакого дела до копченого мяса, а потому они превратили помещение в хранилище самого разнообразного хлама. Горгас убрал мусор, поставил новую дверь и вырезал окно. Что касается коптильни, то планы построить новую уже существовали; Горгас поместил ее на четвертое место в списке приоритетов, вслед за починкой забора, ремонтом сарая и навеса для дров, но, конечно, график постоянно сдвигался.
      У него имелся письменный стол, весьма неплохой, с наклонной крышкой на уровне груди - Горгас, будучи поборником традиций, предпочитал писать стоя, - лампа, которую можно было поворачивать - она крепилась к рычагу, весь набор необходимых письменных принадлежностей, включавший чернильницу, подставку для перочинных ножей, воска, точильного камня, пресс-папье и прочие редко применяемые мелочи, иметь которые под рукой привыкают люди, отдающие письму значительную часть времени. Под крышкой находился выдвижной ящик со счетной доской и фишками. Нет нужды говорить, что изготовлено все это было в Перимадее около сотни лет назад; дерево потемнело от возраста, но все еще хранило в себе тепло пчелиного воска. На верхней стороне доски неизвестный мастер вырезал девиз "ПРИЛЕЖАНИЕ - ТЕРПЕНИЕ - УПОРСТВО". Исходя из этого, можно было предположить, что заказчиком являлся некий член Ордена Шастела. Горгас помнил этот стол еще с детства, но как он достался отцу - не имел ни малейшего представления. Помимо прямого назначения, столик использовался для нарезки перьев для стрел, о чем убедительно свидетельствовали сотни мелких царапин на крышке. Обнаружив данный раритет в груде хлама, Горгас поначалу вознамерился обить крышку кожей или шпоном из коллеонского дуба, но потом оставил все как есть, чтобы иметь перед глазами следы трудов отца.
      Свежее перо Горгас приготовил еще не так давно. Оно не требовало заточки, но он тем не менее заточил его еще раз, пользуясь коротким ножом с истончившимся за десятилетия до толщины листа бумаги лезвием. Нож этот тоже хранился в доме с незапамятных времен, хотя мать использовала его главным образом на кухне. Потом Горгас открыл рожок-чернильницу - ее он вырезал сам, но Бардас сделал крышечку на латунных петлях, изъятых из найденных в реке ножен; оковка позеленела и проржавела, но не рассыпалась, - окунул перо в чернила и начал писать. Письмо получилось короткое и уместилось на крошечном кусочке пергамента; Горгас промокнул написанное, свернул пергамент в трубочку и вложил ее - она была тоньше древка стрелы - в латунный цилиндр. Потом привстал на цыпочки и достал с полки стрелу.
      Это была самая обычная стрела имперского стандарта, ничем не отличающаяся от тысяч других. Горгас без особых усилий стащил наконечник и всунул в него цилиндр. Потом взял со стола кожаный мешочек, развязал его и высыпал на ладонь несколько коричневых кристаллов. На подставке, помимо письменных принадлежностей, обнаружилась еще и медная чашечка от весов (сами весы были давным-давно утеряны). Положив кристаллы в чашечку, взял перочинный нож и осторожно, но уверенно резанул себя по руке, наклонив ее так, чтобы кровь капала на кристаллы. Когда ее набралось достаточно, Горгас перевязал руку полоской льняной ткани и осторожно сплюнул в чашечку, заботясь, по-видимому, о том, чтобы крови и слюны было примерно одинаково. В заключение процедуры добавил к смеси щепотку опилок, лежавших завернутыми в тряпочку за манжетой рубашки.
      Затем Горгас подержал чашечку над пламенем лампы, помешивая содержимое лезвием ножа и дожидаясь, пока кристаллы полностью растворятся - это был клеевой экстракт, добытый из свежей, невыделанной шкуры быка. Получив нужную консистенцию, Горгас удовлетворительно хмыкнул, капнул одну капельку на подушечку мизинца и тщательно натер тот край древка, на котором должен был быть наконечник. После того как и сам наконечник стал на место, Горгас перемотал его для верности шпагатом из стебля крапивы и еще раз промазал клеем края.
      Оставалось лишь пометить стрелу. Он обмакнул перо и, прикусив нижнюю губу, тщательно вывел на древке, поближе к оперению, всего три буквы, образовавшие слово "эта". Облегченно вздохнув, Горгас положил стрелу на подоконник для просушки.
      Ему нужно было написать еще два письма, и именно этим он занимался, когда в комнату вошел - как обычно, не постучав - Зонарас.
      - Ну? - спросил он. Горгас поднял голову: - А, это ты. Сделай мне одолжение, съезди в Торнойс и...
      - Что? Сегодня? В Торнойс?
      - Да, сегодня. В Торнойс. Зайдешь в "Милосердие и Воздержание" - тебе ведь не нужно объяснять, где это, верно? - и спросишь капитана Малло, отправляющегося в Ап-Эскатой. Отдашь ему вот эти письма и вот эту стрелу...
      - Зачем ему всего одна стрела? Что...
      - Твое дело - передать ему эту стрелу, - проговорил Горгас таким тоном, что Зонарас застыл с открытым ртом. - Он знает, что с ней делать. Когда освободишься, - добавил он, опуская руку в карман, - и ни при каких обстоятельствах не раньше, можешь выпить за мой счет. - Он протянул брату пару серебряных монет, которые Зонарас поспешно сунул в карман, не говоря при этом ни слова. - Ты все понял?
      Зонарас кивнул:
      - У мерина отвалилась подкова.
      - Что? Когда?
      Зонарас пожал плечами:
      - Позавчера.
      Горгас вздохнул:
      - Ладно, возьми моего коня, только не съезжай с дороги. О мерине потолкуем, когда вернешься.
      Зонарас нахмурился:
      - У меня и так дел невпроворот, а тут...
      - Хорошо, я сам его подкую. А теперь шевелись. Запомни, капитан Малло, идет в Ап-Эскатой, "Милосердие и Воздержание". Запомнил?
      - Хм.
      После того как брат ушел, Горгас задумчиво уставился в окно. Если кто и способен все перепутать и не справиться с самым простым поручением, так это Зонарас. С другой стороны, тот факт, что именно Зонарас отправился в Торнойс и упьется до бесчувствия в "Милосердии и Воздержании", ни у кого не вызовет подозрения, потому что такое случалось с завидной регулярностью на протяжении последних двадцати лет. То, что знакомо, не привлекает внимания, а следовательно, остается как бы невидимым.
      Прежде чем покинуть кабинет, Горгас задержался у двери - как обычно - и посмотрел на прекрасный и могучий лук, висевший на стене на двух крючьях. Лук сделал для него Бардас, как и крышечку для чернильницы, и пресс-папье, и складную линейку из самшита, которую Горгас всегда носил с собой. Она сломалась в Перимадее, но он хранил кусочки, и через много лет мастер снова склеил их с помощью отличного клея из рыбьего пузыря и скрепил крошечными серебряными гвоздиками, почти незаметными для постороннего глаза; тот же мастер изготовил для линейки пенал из серебра с золотом, чтобы вещица уже никогда не сломалась.
      Глава 19
      Рассчитывая принудить Темрая к неосторожному шагу, Бардас распорядился продолжать бомбардировку еще три дня. На расспросы своих офицеров он отвечал, что это называется "рихтовкой неприятеля". Они не поняли, о чем идет речь, но уже увидели, в чем смысл операции. Главным препятствием на пути к победе по-прежнему оставался численный перевес противника, и в случае необдуманной вылазки кочевников появлялся шанс устранить диспаритет. Это вполне соответствовало имперскому образу мышления и было встречено с одобрением.
      Тем не менее армии приходилось нелегко. Треть алебардщиков и пикейщиков постоянно находилась в охранении, на случай, если Темрай организует очередной ночной рейд; еще одна треть занималась тем, что добывала и перевозила камни для требушетов - их запас таял гораздо быстрее, чем того хотелось бы Бардасу; два эскадрона кавалерии пришлось направить в помощь артиллеристам, что вызвало недовольство и первых, и вторых. Одни жаловались на унизительное понижение их статуса, другие - на неловкость новоявленных помощников, от которых вреда было больше, чем пользы. Сами орудия от длительного и непрерывного использования расшатались, а достать запасные канаты и дерево было негде. В качестве крайней меры Бардас пошел на то, чтобы разобрать несколько осадных башен, перспективы применения которых были крайне туманны.
      Помогало то, что рядом был Теудас, без которого нехватка опытных писарей и счетоводов превратилась бы в серьезную проблему. Бардас не любил заниматься писаниной, а вот юноша брался за любое поручение и, похоже, даже находил удовольствие в составлении отчетов, графиков, расписаний и накладных.
      - Обо мне не беспокойтесь, - говорил Теудас. - Меня вполне устроит, если я помогу убить Темрая счетной доской или чернильницей.
      Он легко решал возникающие споры из-за горсти гвоздей или нескольких досок, определял очередность выделения материалов и никогда ни в чем не путался.
      - Сделай это, хорошо, - просил Бардас, сталкиваясь с очередной задачей.
      - Легко, - бодро отвечал Теудас и принимался за дело. Обычно Бардас улыбался и, кивая, говорил:
      - Приятно видеть, что ты нашел занятие по душе, делая то, что нужно. Надо сказать, что с луками у тебя выходило намного хуже.
      - Правда? - Теудас пожимал плечами. - Что ж, каждому свое.
      Двое мужчин встретились на окраине Ап-Эскатоя, у громадного склада имперской армии. Было темно. Они не знали друг друга.
      Некоторое время они изучающе смотрели друг на друга, словно два кота, потом один сунул руку под плащ и извлек сверток, обмотанный куском мокрой ткани и перевязанный бечевкой.
      - Срочная доставка? - спросил он.
      - Да, это я. - Второй протянул руку к свертку. - Надеюсь, вам известно, куда это отвезти, потому что я ничего не знаю.
      - Здесь все написано. - Первый указал на клочок бумаги, засунутый под бечевку.
      - Ладно, - ответил второй, - и что тут говорится?
      Первый пожал плечами.
      - Не знаю, я не умею читать.
      Второй вздохнул.
      - Давайте сюда. - Он осторожно взял сверток. - Похоже, какая-то палка. Как вы думаете, что здесь?
      Второй покачал головой:
      - Не знаю.
      - Вам нравится ваша работа, да?
      - Что?
      - Ничего.
      На следующее утро второй обманом получил лошадь из конюшни службы курьерской связи, предъявив подложный документ. Немногочисленные свидетели сообщили, что неизвестный ускакал в направлении, прямо противоположном тому, которое было указано в подсунутой им бумажке. В погоню никого не послали из-за нехватки людей, а донесение о происшедшем подшили к журналу, в котором фиксировались все возможные происшествия, чтобы заняться этим делом позднее.
      Темрай привык держать глаза закрытыми. В последние дни - как долго, он не ведал - толку держать их открытыми все равно не было. Видеть можно было только пыль, которая вдобавок лезла в глаза, а ориентироваться помогали другие чувства. На первое место вышел слух; уши превратились в тончайший инструмент, позволявший не только определять, откуда исходит звук и каково расстояние до источника, но и куда упадет очередной снаряд. Правда, абсолютной гарантии слух все же не давал, что и подтвердилось однажды, когда посланный вражеским требушетом валун ударился о дорогу в нескольких футах от Темрая, и вождя засыпало землей и щебнем.
      Странно, я думал, что сначала нужно умереть.
      Он открыл глаза, но ничего не увидел. Ни рук, ни ног, ни туловища. Дышать стало трудно, и вдох занимал столько времени, что на выдох его уже не оставалось.
      Ничего, подумал Темрай, сейчас кто-нибудь придет и откопает меня; надо лишь немного подождать.
      Правда, лишь при условии, что кто-то знает, где он и что его завалило. Шансы на то, что вождя заметили до обвала, были невелики: если кто-то в крепости и держал глаза открытыми, то все равно не видел ничего дальше собственной вытянутой руки.
      Сколько ж времени им понадобится, задавал вопрос себе вождь, чтобы догадаться, что меня нет?
      И даже если его уже хватились, то вряд ли кому-то придет в голову отправляться на поиски, организовывать раскопки. Ему вспомнилось, сколько раз он кого-нибудь начинал искать, долго не находил, а потом, доведенный до злости, просто отказывался от безнадежной затеи, принимая как объяснение то, что если кого-то нельзя найти, то, значит, этот кто-то не желает, чтоб его нашли.
      - Все в порядке, - раздался рядом голос. - Нас найдут, надо только набраться терпения и постараться сохранить спокойствие.
      Темрай удивился, но и обрадовался. Он не мог вспомнить, чтобы кто-то находился возле него, когда сверху хлынула лавина мусора - впрочем, из-за пыли он бы все равно никого не увидел.
      - А ты как? - спросил он. - Все хорошо? Незнакомец рассмеялся:
      - Лучше не бывает. Что может быть веселее, чем быть погребенным под тоннами грязи. Это даже помогает думать.
      Голос был знакомый, даже очень знакомый, но кому он принадлежал? Неловко спрашивать у знакомого: "Извините, а вы кто?", не правда ли?
      - Ты можешь двигаться?
      - Нет. А ты?
      - Тоже нет.
      Странно, подумал Темрай, что их голоса звучат так ясно, как будто два человека сидят на травке перед палаткой. Может быть, все дело в пыли, которая способна передавать звуки без всяких изменений? Впрочем, такие вещи никогда его не интересовали, а потому оснований для собственного мнения по данному вопросу он не имел.
      - Ты не думаешь, что нам стоит покричать, постараться как-то привлечь их внимание?
      - Побереги воздух, - посоветовал голос, - а то нечем будет дышать. Кто-нибудь придет и откопает нас. Так всегда бывает.
      Последнее замечание показалось Темраю несколько странным, но он был слишком занят другими мыслями, чтобы обращать внимание на мелочи.
      - А как по-твоему, откуда поступает воздух?
      - Сам бы хотел знать. Хорошо, хоть откуда-то поступает. И радуйся, что не подвержен страху перед замкнутым пространством. Некоторые называют такой страх безотчетным или безрассудным, хотя что безрассудного в страхе перед замкнутым пространством или, например, высотой? Не понимаю. Однажды меня присыпало в подземном тоннеле, и я наткнулся там на человека, который провел в галереях несколько лет, но тем не менее сохранил рассудок и самообладание. Потом на нас рухнул потолок, и бедняга умер. Понимаешь, он так испугался, что у него остановилось сердце. Извини, история довольно грустная, но в ней есть смысл - надо сохранять спокойствие. Кстати, что это за запах? Ты чувствуешь?
      - Что? Нет. То есть... ничего особенного. А что чувствуешь ты?
      - Чеснок, - ответил голос. - Наверное, просто игра воображения. О черт, у меня ноги отнимаются. Все эти тонны мусора так давят, что останавливают кровообращение.
      Темрай и сам чувствовал, как устали мышцы груди сдерживать напор огромной массы земли.
      - Послушай, может, нам все-таки стоит попробовать покричать? Я бы предпочел рискнуть; ну не лежать же здесь вечно!
      - Конечно, если хочешь, - любезно ответил голос. - В конце концов, может, что-то и получится. Извини, но я тебе в этом не помощник. Пытаюсь сосредоточиться на дыхании и не хочу терять ритм.
      Темрай постарался крикнуть, но результат получился плачевный, что-то вроде писка кошки, которой наступили на хвост. К тому же пыль попала в рот.
      - Я бы на твоем месте передохнул, - посоветовал голос. - Либо нас найдут, либо не найдут. Осознай это как данность и смирись с тем, что ты никак не можешь повлиять на ситуацию. Расслабься, попробуй медитировать.
      - Медитировать?
      - Серьезно. Один знакомый философ учил меня, как это следует делать. Суть в том, чтобы не обращать внимания на тело, забыть о его существовании. Конечно, философ предполагал, что при этом сознание должно слиться с течением Закона, но ты, если не хочешь, можешь не забивать голову подобной ерундой. Я, например, часто прибегаю к этому способу, когда надо уснуть, но мешает какое-то неприятное беспокойство.
      - Ладно, - неуверенно сказал Темрай. - Хотя я и не думаю, что сейчас заснуть - это лучший вариант. Во сне ведь можно забыть о дыхании или что-то в этом роде.
      - Тебе вовсе не обязательно засыпать, это лишь один из способов расслабиться. Между прочим, таким же образом можно бороться с болью. Например, когда лежишь со сломанной ногой.
      - Ладно, - повторил Темрай. - Объясни, как ты это делаешь?
      Голос рассмеялся:
      - Объяснить нелегко. То есть все легко, когда знаешь, как, но облечь это в слова трудно. Нужно убедить себя, что твое тело находится вовсе не здесь; попробуй постепенно. Я обычно начинаю с ноги, потом иду дальше.
      Что такое думать, Темрай еще помнил. Нет, такой чепухой я заниматься не стану, сказал себе он и тут же ощутил, что его захлестывает волна паники, которая, впрочем, накатив, так же быстро схлынула, когда он осознал, что, похоже, и впрямь лишится тела. Впрочем, ощущение было приятное и даже восхитительное: он мог дышать, но не чувствовал веса земли и боли в груди. Ушло тяжелое ощущение замкнутости в каком-то одном месте - как это, оказывается, скучно, быть все время в одном месте; он помнил об этом, о своих ощущениях, но как-то неясно. И как только ему удавалось терпеть такое все эти года...
      - Ну как, лучше?
      - Намного, - ответил Темрай. - Хорошо бы не забыть, как это делается, когда мы выберемся отсюда.
      - Как ты себя чувствуешь?
      - Как голова... голова без тела. Но все хорошо. Так даже лучше. Спасибо.
      - Не за что, - ответил голос. - Это лишь одна из полезных вещиц, которым я научился за свою в общем-то богатую на приключения жизнь.
      - Вот как? - Темрай никак не мог определить, открыты у него глаза или закрыты. - Пожалуй, мне нравится быть только головой. Наверное, к этому можно привыкнуть.
      Голос снова рассмеялся. Он был так знаком, что Темрай даже забеспокоился.
      - Будь осторожен в своих желаниях. Неизвестно, кто тебя может услышать. Так любил поговаривать мой отец. Он был довольно-таки суеверный человек в некоторых отношениях. Хотя пользы, конечно, от этого оказалось мало. Впрочем, это уже другая история.
      У Темрая появилось неприятное чувство, что он знает, кому принадлежит голос, только... такое невозможно. По крайней мере маловероятно.
      - Извини, что спрашиваю, но кто...
      И тут он услышал что-то у себя над головой и снова почувствовал свое тело - большое и неуклюжее, - он словно свалился в него, как озорник-мальчишка с дерева. Издалека доносились приглушенные голоса, скрежет металла о камни, глухие удары. Темрай попытался крикнуть, но пыль набилась в рот прежде, чем оттуда вырвался голос.
      - Темрай? - спросит кто-то. - Да, это он. Вон там. Думаю, он мертв. Задохнулся.
      - Вот и посмотрим. Черт, от этой пыли никуда не спрячешься.
      Они работали медленно и осторожно, чтобы не перерубить горло и не сломать кость лопатой или киркой. Долгое время Темрай ничего не видел, хотя и знал, что глаза открыты. Голова болела, как никогда в жизни.
      - Все в порядке, он жив, - крикнул кто-то, и в этот момент где-то рядом упал снаряд. Земля содрогнулась. - Осторожнее, у него могут быть переломы. Темрай, ты меня слышишь?
      - Да, - сказал Темрай, выплевывая слова вместе с пылью. - И, пожалуйста, не кричите, у меня раскалывается голова.
      Его вытащили и положили на доски; руки и ноги совершенно не воспринимали команд мозга и болтались, как у куклы.
      - С тобой был кто-нибудь? - спросили его. Темрай попытался улыбнуться:
      - Не думаю.
      Но он ошибался; еще до того, как его унесли, Темрай услышал крики: "сюда!", "скорее!", "он еще жив".
      - Кто это?
      Один из несущих обернулся и повторил вопрос.
      - Это шпион. Как его там? Да, Дассаскай. Ну, ты знаешь, племянник повара.
      Темрай нахмурился:
      - Что он сказал?
      - Дассаскай, - ответил носильщик. - Ну, тот...
      - Да, шпион, - смущенно сказал Темрай. - Вообще-то, если бы не он... странно, я мог бы поклясться, что там был кто-то другой.
      - Ты же вроде сказал, что с тобой никого не было.
      - Ошибся, - солгал вождь. - Послушай, скажи, чтобы о нем позаботились, хорошо?
      О нем позаботились так, как и полагается заботиться о человеке, по всей очевидности, спасшем жизнь главы государства - хотя как он это сделал, было еще не ясно. Его откопали и перенесли в палатку вождя; переломов не обнаружено, через пару часов будет как новенький. Все заметили, но никто не придал значения одному странному факту: когда Дассаская вытащили, у него в руках была стрела - обычная стрела имперского образца, - в которую он вцепился так, словно от этого зависела его жизнь.
      Всего один корабль - не армада, не флотилия, не эскадра, паруса которой заслонили бы горизонт, - небольшой шлюп с примитивным квадратным парусом, кренясь на левый борт после сражения с сезонным шквалом, медленно вполз в гавань Друца с посланником губернатора провинции на борту.
      На берегу его встречали значительно превосходящие силы: взвод недавно сформированной гражданской гвардии, взвод только созданной Ассоциации национальной безопасности, находящейся под опекой "Судовладельцев", толпа головорезов, воров и грабителей, присланная Гильдией. Три группы, представляющие три враждующие фракции внезапно расколовшегося общества, стояли в полной тишине, с недоверием и откровенной неприязнью посматривая то друг на друга, то на приближающийся корабль.
      Что касается главы государства, Первого Гражданина Венарта Аузелла- в длинной, до земли, мантии из красного бархата и широкополой красной шляпе; он наотрез отказался носить сделанное специально для него нечто, отдаленно напоминающее корону, из золотой проволоки с клочками трофейного меха кролика, - то он нервно дергал нитки из обтрепавшегося манжета, спрашивая себя, что тут вообще происходит.
      По обе стороны от него стояли Ранваут Вотц (от "Судовладельцев") и некий Эжесли Пардут (от Гильдии); два заклятых врага упрямо смотрели вперед, кося глаза друг на друга и делая вид, что третьего здесь нет. И, наконец, здесь же находился оркестр, точнее, два флейтиста, скрипач, трубач и девушка с барабаном. Венарт придумать не мог, откуда они свалились, но музыканты выглядели такими взволнованными, что у него не хватало мужества приказать им убраться.
      Корабль подошел к пирсу, и какой-то испуганного вида парень швырнул канат и тут же убежал на корму; судя по тому, с какой скоростью он это сделал, силы, собранные для встречи посланника, произвели на него впечатление. Возможно, даже слишком сильное. Заметив это, Венарт решил приободрить гостей и, повернувшись к скрипачу, пробормотал:
      - Сыграйте что-нибудь.
      Музыканты закивали и разразились "Никогда-никогда я уже не увижу ее" (выбор большинства) и "Псом колбасника" (любимая вещь скрипача и девушки с барабаном). Общий результат мог бы восхитить ценителя, но вряд ли придал бы бодрости чужеземцу.
      - О черт! - громко пробормотал Вотц, подкрепляя таким образом подозрения Венарта, что присутствие музыкантов - дело рук Гильдии. Скажите, чтоб они прекратили, пока никто не счел эти завывания за объявление войны.
      Хотя Венарт не хотел поддерживать ни одну из сторон, он все же оформил просьбу в приказ, сопроводив его выразительным жестом. Когда музыка утихла, на палубу шлюпа вышел необычайно высокий Сын Неба. Подойдя к носу, он остановился, нетерпеливо постукивая рукой по борту.
      - Сходни, быстро, - прошипел Венарт.
      Кто-то принес сходни, точнее, длинную доску, на которой разделывали рыбу, ничего другого под рукой не оказалось, - и посланник сошел на берег.
      - Я полковник Тежар, - объявил он, едва заметно кивнув Венарту. Прибыл сюда по поручению и от имени префекта Ап-Эскатоя. Я хотел бы поговорить с тем, кто здесь главный.
      Венарт не сразу сообразил, что главный здесь он сам. Ему доводилось видеть Сынов Неба и даже разговаривать с некоторыми из них, но этот... этот подавлял ростом, массивностью и официальностью.
      - Это я, - пискнул Венарт, проклиная себя за то, что надел эту дурацкую красную шляпу, именно в самый неподходящий момент сползшую на левый глаз.
      Сын Неба посмотрел на него:
      - Благодарю за то, что встречаете меня здесь. Мы можем начать? Нам нужно многое обсудить.
      - Конечно, - ответил Венарт и не успел опомниться, как уже семенил рядом с посланником наподобие собачки колбасника.
      К счастью, Сын Неба в отличие от Венарта, похоже, знал, куда идти.
      - Вы выступаете от имени Ассоциации судовладельцев? - спросил посланник через плечо.
      - Да, разумеется, - уверил его Венарт, делая усилие, чтобы не отставать. Такие длинные ноги он тоже видел впервые.
      - И от имени Гильдии купцов-мореходов?
      - М-м-да, конечно.
      - Хорошо, - сказал посланник. - Тогда я не вижу необходимости в присутствии их представителей на переговорах. Полагаю, они это понимают.
      - Что? О да, - пропыхтел Венарт и передал обращение заинтересованным сторонам.
      К счастью, ноги у них были еще короче, чем у него, а потому Венарту не пришлось выслушивать их реакцию.
      Он по-прежнему не знал, куда они идут, но никак не мог изобрести повод, чтобы поинтересоваться этим. Венарту было слегка не по себе оттого, что враг лучше ориентируется на Острове, чем Первый Гражданин, но он понимал, что самое разумное в данной ситуации - запомнить урок так, чтобы у него не появилось соблазна недооценивать этих людей.
      Они остановились, точнее, остановился посланник, у входа в "Четыре доблести добродетели", в которой Венарт не был со времен своей молодости, сейчас ему вспомнилось, что когда-то его отлучили от этого заведения навсегда... или это случилось в "Незапятнанной добродетели"? - ожидая отставшего спутника.
      - Я позволил себе снять комнату, - сообщил посланник. - Разумеется, через посредника. Надеюсь, вы сочтете ее приемлемой.
      - Прекрасно, - задыхаясь произнес Венарт. - После вас.
      Появление Сына Неба в таверне "Четыре доблести" вызвало заметное волнение и уныние у завсегдатаев, и даже присутствие Первого Гражданина не улучшило общей атмосферы. Но полковник Тежар хорошо знал дорогу: он пересек таверну, поднялся по узкой лестнице, миновал площадку и зашагал по коридору. Дверь была открыта, на столе стоял поднос с закуской и кувшин вина.
      Впечатляет, признал Венарт, но в тактическом плане ошибка. Зачем демонстрировать свою силу, если не хочешь ее преувеличить?
      - Отлично, - сказал он, усаживаясь на тот из двух стульев, который показался ему удобнее.
      - Итак, - полковник Тежар взгромоздился на второй стул и достал из рукава табличку для письма, - желаете сделать заявление, или о чем-то спросить, или перейти непосредственно к нашим предложениям?
      - Давайте ваши предложения, - ответил Венарт.
      Возможно, он затеял все это только для того, чтобы избавиться от тех двоих, потому что знает, что может перехитрить меня, а вот насчет Вотца и Гильдии уверен не был. Что ж, я знаю, а следовательно...
      - Я позволил себе написать проект договора, - продолжал полковник, доставая из другого рукава латунную трубочку. - Если вы уделите немного времени этому документу...
      Какой прекрасный у них почерк, какой прекрасный у них почерк, подумал Венарт, даже какой-то проект представляет собой произведение искусства: заглавные буквы, раскрашено тремя цветами...
      - Итак?
      Пункт 1. Остров подлежит включению в состав Империи в качестве протектората.
      Пункт 2. Верховная власть принадлежит Имперскому Протектору, постоянно находящемуся на Острове.
      Пункт 3. В распоряжении Протектора находится постоянная почетная гвардия, численностью не более 300 солдат.
      Пункт 4. Расходы по содержанию Протектора и его штата делятся пополам между губернатором провинции и Островом.
      Пункт 5...
      - Простите, - сказал Венарт, - а что такое Протектор?
      Полковник посмотрел на него сверху вниз.
      - Официальный представитель Империи, постоянно находящийся на территории протектората, - объяснил он.
      - Ага. Спасибо.
      Пункт 5. Все аспекты, касающиеся деятельности Ассоциации или Гильдии, а также взаимоотношений Острова с Империей, подлежат рассмотрению с участием Протектора.
      Пункт 6. В случае возникновения разногласий между сторонами по какому-либо вопросу, подлежащему одобрению Протектора, создается согласительная комиссия из представителей Империи и властей Острова.
      Пункт 7. Империя и Остров заключают пакт по совместной обороне и поддержке наступательных военных усилий друг друга.
      Пункт 8. В коммерческих сделках используются только меры, принятые на территории Империи.
      Пункт 9. Остров и Империя заключают договор о полной экстрадиции...
      В общем, как ни крути, но проект договора - это акт о полной капитуляции, пусть и почетной. Империя даже прибирает к рукам флот. О чем тут спрашивать?
      - Извините...
      - Да?
      - Небольшое уточнение, - сказал Венарт. - Здесь не указано, что экстрадиция не имеет обратной силы. Вы сами внесете это дополнение, или это сделаю я?
      Полковник нахмурился:
      - В стандартных формах Империи нет такого положения.
      Что ж, не надо большого ума, чтобы догадаться, кого вы экстрадируете в первую очередь, подумал Венарт.
      - А вот у нас есть, - солгал он.
      - Неужели? Я и не знал, что на Острове существуют какие-либо соглашения об экстрадиции.
      Конечно, он прав.
      - Существуют, - снова солгал Венарт. - Это обычная практика, складывавшаяся на протяжении многих лет. Прецедентное право... ну, вы понимаете.
      Если он попросит меня привести хотя бы одного человека, выданного нами за последние 600 лет, мне придется признаться, что таких случаев не было.
      - Понимаю. - Лицо полковника ничего не выражало. - Возможно, нам следует отложить детальное обсуждение условий договора на более поздний срок, чтобы не злоупотреблять вашим временем. Жаль, если взаимному стремлению к согласию помешают мелкие детали, недостойные столь пристального внимания. В конце концов, - добавил он, глядя поверх головы Венарта, - нам вовсе не обязательно закреплять сейчас окончательную форму.
      - Конечно. - Венарт прочитал документ до конца, но так и не понял некоторых положений. Впрочем, все и так ясно: им не остается никакого выбора. - Еще одно, - сказал он, сворачивая бумагу в трубочку, - думаю, этот вопрос еще не рассматривался, но все же хочу спросить, вы не знаете, кандидатура на должность Протектора уже определена? Возможно, мы знаем этого человека, слышали о нем, и люди не так волновались бы, если...