Исъют покачала головой:
      - Нет. Тебе надо что-то маленькое, насыщенное, например, бриллианты. Скажи, как ты думаешь, долго еще продлится война? Ты же знаешь о кочевниках больше, чем все остальные.
      - Как сложатся обстоятельства. - Эйтли осторожно положила кулон на место. - Если все решится в одном крупном сражении, то недолго. А если Империя позволит себе углубиться на их территорию, то растянется на месяцы.
      - А этот... Лордан, - продолжала Исъют. - Что он собой представляет? Ты же хорошо с ним знакома, не так ли?
      Эйтли кивнула:
      - Да, я работала на него... когда-то. О боги, иногда мне кажется, что это было в другой жизни. Где-то дома у меня до сих пор хранится его меч. Даже не знаю... может быть, его уже давно следовало отослать хозяину.
      Исъют внимательно посмотрела на нее, как будто обдумывала очередное рискованное капиталовложение.
      - По-моему, ты совершенно запуталась. Впрочем, это не мое дело...
      - Вообще-то ты ошибаешься, но дело и впрямь не твое. Мне казалось, тебя интересует мнение о Лордане как о военном руководителе.
      - М-м. И что?
      Эйтли еще раз кивнула:
      - Он проделал огромную работу и добился поразительных результатов, учитывая, как к нему относились власти Города. Но не думаю, что Лордан мог бы спасти Город, даже если бы ему предоставили полную свободу действий. Чтобы стать первоклассным военачальником, нужна целеустремленность, а у него ее нет.
      Исъют помолчала, но недолго.
      - А что у него там вышло с этим... как его... ну, вождем. Слухи ходят всякие, но есть ли в них правда?
      Эйтли пожала плечами:
      - Что-то между ними было, я в этом не сомневаюсь. Но Бардас никогда мне не рассказывал, а я, конечно, не расспрашивала. Кроме того, как я понимаю, в нынешней войне он лишь подставная фигура: командуют офицеры армии провинции, а о них мне ничего не известно. Могу сказать только одно, это люди вполне компетентные. По меньшей мере. Так или иначе, они свою работу знают и сделают все как надо.
      По пути домой Эйтли невольно вспомнила о войне и своей крохотной роли в ней.
      Было ли когда-то такое, спрашивала она себя, чтобы я не делала деньги на смерти других людей?
      Этим она занималась, когда работала у Бардаса Лордана, этим же собиралась заняться теперь. И тем не менее она никогда не считала себя стервятником, кружащим высоко в небе над могильниками и полями сражений. Все, чего она добивалась, к чему стремилась, это, по существу, заработать приличную сумму и жить независимой жизнью. И тут ей удалось немало преуспеть, переходя от одного покровителя к другому. Жаль лишь, что так много людей погибло ради того, чтобы она могла продолжать жить так, как привыкла. Фактор Лордана - несмотря на все усилия и старания, она всего достигала в той или иной степени благодаря ему. Так было в Перимадее, где ее карьера началась с помощью Венарта и Ветриз, с которыми она познакомилась из-за Бардаса. И вот теперь война... Что же такое есть в этих проклятых Лорданах, что именно они все начинают и все заканчивают? Эйтли подумала об Алексии и его Законе; ей не хватало Патриарха.
      И, словно в тон размышлениям, Эйтли обнаружила дожидавшуюся ее Ветриз Аузелл, которой не терпелось узнать последние новости о войне.
      - Ты имеешь в виду, есть ли новости о Бардасе? - спросила она, чувствуя, что устала и сыта всем по горло. - Нет, извини. Если из Шастела будут какие-нибудь известия, я дам тебе знать.
      - О! - Ветриз улыбнулась. - Это настолько очевидно?
      - Вполне, - ответила Эйтли. - Если ты так волнуешься, то почему не написать бы ему письмо? Уверена, курьер передал бы его по назначению: между Шастелом и провинцией налажено дипломатическое сообщение, а в самой Империи почта, как всем известно, работает отлично.
      - Спасибо, - сказала Ветриз, - но мне в общем-то не о чем писать. Просто любопытно. Когда кто-то, кого ты знаешь, вовлечен в нечто важное, то, естественно, интересно узнать...
      Сидеть у кого-то на крыльце, ждать, когда кто-то придет, надеяться на какие-то новости... нет, это нечто большее, чем просто интерес. Впрочем, какая разница?
      - Зайдешь?
      - Почему бы и нет.
      Эйтли открыла дверь.
      - Вообще-то я действительно слышала кое-что, что может тебя заинтересовать, раз уж ты провела столько времени в гостях у других Лорданов. У Горгаса снова проблемы.
      Ветриз затаила дыхание.
      - Вот как? И почему это я не удивляюсь?
      - Лично я собираюсь выпить. Не хочешь? Судя по всему, Горгас обратился к префекту с предложением союза против Темрая. Префект ответил отказом.
      Эйтли улыбнулась:
      - Но ситуация-то изменилась к лучшему. Примерно через день или два после того, как Горгас получил письмо с отказом из Ап-Эскатоя, ему в руки попался человек по имени Партек...
      - Мне это имя кажется знакомым.
      - Так и должно быть. Власти Империи разыскивают его уже несколько лет. Он вроде как вождь каких-то повстанцев.
      Эйтли подала гостье чашку сладкого сидра, сдобренного на перимадейский лад медом и гвоздикой. Попробовав, Ветриз даже не поморщилась.
      - Неужели? Вот уж не думала, что в Империи были какие-то повстанцы.
      - Есть, - сказала Эйтли, опускаясь на диван и сбрасывая туфли. - Они, конечно, не хотят это признавать, а потому называют Партека то пиратом, то грабителем с большой дороги. Но всем известно - Империя готова сделать многое, чтобы поймать этого человека. - Она закрыла глаза. - Должна признаться, мне не очень нравится, когда людям вроде Горгаса так везет. Я имею в виду, что пользы от этого ему все равно не будет. Ни ему, ни кому-либо другому.
      Ветриз как-то странно затихла, глядя на стену над головой Эйтли, словно там было что-то написано. Заметив это, Эйтли решила переменить тему разговора.
      Но Ветриз уже не слушала.
      О черт! Я-то думала, что все это уже закончилось.
      Очевидно, нет - она стояла в помещении какой-то мастерской, и первое, что обращало на себя внимание, это шум. Люди били молотками по кускам металла. Свет, проникавший в помещение через высокие окна, ложился на пол серебристыми квадратами, отчего остальная часть мастерской казалась более темной и мрачной. В центре комнаты, в темной ее части, высилась груда чего-то, похожего на части человеческого тела: руки, ноги, куски туловища, все вперемешку. Люди, стоявшие у верстаков, били молотками по таким же рукам, ногам, торсам, а потом бросали их в кучу.
      Что они делают?- подумала Ветриз. Какой смысл колотить по уже оторванной руке или отрубленной ноге? А может быть, в этой мастерской делают механических кукол, вроде тех, о которых я читала в детских сказках?
      Угол падения света немного изменился, и Ветриз вдруг поняла, что люди всего лишь изготовляют доспехи...
      А вообще-то на что похожи доспехи? Совершенные стальные "люди", которых нельзя разбить, которые устойчивы к любому внешнему воздействию. Только вот будь эти "люди" чуточку умнее, может быть, они нашли бы способ обходиться без мягких, таких уязвимых и склонных к ошибкам сердцевин.
      ...И еще там был некто, кого она знала. Его как будто строили, складывая из кусочков, начиная с ног и продвигаясь выше, и когда на плечи поставили голову, у нее было его лицо - но внутри не было ничего. Когда-то там было что-то, ведь должно же быть что-то внутри. Может быть, в этом случае они сделали исключение...
      - Вет?
      - Извини... я немного отвлеклась. Что ты говорила?
      Сражение шло не так хорошо, как хотелось бы.
      Темрай отклонился назад, перенеся тяжесть тела на каблуки сапог, и, держа меч горизонтально, посмотрел на врага поверх клинка. Он чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, стараясь вспомнить позицию номер один, которой его учили лет пятнадцать назад на уроках фехтования. Темраю даже почти удалось вспомнить ее, когда лагерь подвергся нападению, и ему стало не до образования, по крайней мере не до научных основ фехтования.
      "Не смотри на меч, смотри на меня", - говорили ему. Говорили ободряюще, терпеливо, сердито, громко, до тех пор, пока он не заставил себя делать так, как требовалось. Сейчас полузабытый урок помогал ему держать меч, почти не чувствуя напряжения в запястье, и Темрай понимал, к чему его когда-то вели, но было слишком поздно спрашивать, что делать дальше.
      В глазах того, кто смотрел на него, Темрай видел напряженную целеустремленность, абсолютную сосредоточенность, нечто более тревожащее, чем просто ненависть. В какой-то момент ему показалось, что он видит за бесстрастным, стальным лицом линии, углы, геометрические проекции, словно там нет ничего, кроме сухих математических расчетов.
      Темрай даже вполне серьезно подумал о том, не бросить ли меч и не убежать куда глаза глядят, но в этот миг его противник пришел в движение. Это был замечательно скоординированный маневр, сочетавший в себе длинный шаг вперед правой ногой, мощный разворот туловища и быстрый, почти без замаха, режущий удар с поворотом кисти для придания ускорения. В ответ Темрай отпрыгнул назад, оттолкнувшись обеими ногами, и выставил меч под прямым углом к лицу противника, как бы понуждая его забрать оружие. Когда клинки столкнулись, он ощутил силу контакта, прошедшую через запястья к локтям. Боль, тупая, ломающая кости, была сродни той, которая возникает, когда бьешь себя молотком по пальцу.
      Все случилось так быстро: сначала на них обрушился град стрел, упавших прямо с неба: это напомнило Темраю один случай, когда он рубил папоротник для конюшни и по неосторожности задел серпом осиное гнездо - он испытал тогда такое же ошеломляющее ощущение внезапности. Туча стрел еще падала, когда из ближайшей рощицы, совсем недавно проверенной разведчиками, появилась тяжелая пехота. Первый контакт случился как раз в тот момент, когда стрелы застучали по телам и земле, будто голуби или грачи, набросившиеся на рассыпанный горох. Многие из кочевников еще только поднимались, затягивали ремни и на ощупь искали оружие, другие уже прыгали на коней. Темрай едва успел сообразить, что произошло, и откуда появился враг, когда в тыл наспех построившейся колонне ударили пикейщики. В следующий момент его сдернули с лошади, и он свалился на землю, как плохо закрепленный мешок с мукой. На какое-то время сражение утратило для Темрая всякий смысл, превратившись в калейдоскоп мелькающих копыт.
      Очевидно, ему удалось каким-то чудом парировать первый удар, но сделал он это неудачно, только усугубив и без того опасную ситуацию. Его противник одним точным движением убрал меч, легко повернулся и сделал выпад, слишком быстрый для Темрая. Острие меча, направленного в основание шеи, наткнулось на край нагрудника и, скользнув по стали, ушло в сторону, царапнуло плечо и проткнуло пустоту под мышкой. Не вполне представляя, что делает, Темрай обрушил свой меч на шлем противника. Его враг отступил, наткнулся на голову убитого, подвернул ногу и неуклюже упал на спину, раскинув руки. Ноги в тяжелых сапогах взлетели в воздух и наверняка раздробили бы челюсти вождю, если бы он не исхитрился отклонить голову.
      К несчастью, во всей этой суете Темрай каким-то образом выронил меч, а когда неуклюже выпрямился, подняв оружие из грязи, его противник уже сидел и не просто сидел, а тянулся к валявшемуся рядом мечу. Вождь успел опередить его, махнув наугад рукой. Клинок ударился о боковую пластину шлема и отскочил, рукоятка повернулась в скользких от грязи пальцах, и меч выскользнул из них, как первая в его жизни черепаха, которую он, тужась, вытащил из реки, но не осмелился прижать к груди или выбросить на берег. Солдат успел подняться на колени и размахивал мечом, стараясь хотя бы удержать Темрая на безопасном для себя расстоянии. Вождь попятился, что было ошибкой, потому что его собственное оружие валялось ярдах в пяти за спиной противника.
      Черт с ним, подумал Темрай и, перепрыгнув через описываемую клинком дугу, упал на грудь солдата и инстинктивно стиснул коленями его шею. Отталкиваясь от земли, он, вероятно, вывернул ногу, потому что острая боль пронзила колено. Руководствуясь уже не столько рассудком, сколько инстинктом, Темрай просунул руку под нижний край забрала и вцепился в теплую, потную плоть. Он чувствовал под собой извивающееся, напряженное тело старающегося вывернуться врага, слышал его хрип и сам кричал и стонал от разрастающейся боли. Вероятно, в какой-то момент сознание покинуло его, потому что когда вождь пришел в себя, солдат уже не двигался, задушенный ремешком подшлемника.
      Темрай вдруг понял, что не может не только подняться, но и убрать руку с лица мертвеца - вес тела перешел бы на поврежденное колено.
      - Помогите! - крикнул он, но, разумеется, его никто не услышал половина из тех, кто лежал поблизости, были враги и при этом мертвецы.
      Много от них пользы человеку с вывихнутым коленом.
      Удивительная это штука, доспехи, подумал Темрай - часть его мозга еще не была затоплена болью. Спасли меня, убили его. Жаль, что их нельзя научить сражаться друг с другом без посторонней помощи, тогда мы могли бы оставаться дома.
      Потом боль накатила и на остававшийся свободным уголок сознания, и Темрай закрыл глаза, стараясь удержать на месте соскальзывающие пальцы. Острое ребро шлема впилось в сустав и принялось неспешно, но методично резать кожу.
      Интересно, отстраненно подумал Темрай, если продержать так руку, например, неделю, разрежется ли кость?
      - Темрай? Ты?
      Он открыл глаза. Лица видно не было, и хотя голос казался знакомым, вспомнить имя заговорившего с ним человека не удавалось.
      - Да, конечно, я. Помоги, не могу подняться.
      - Похоже, у тебя... Да, вижу. Держись. Будет больно.
      - Не обращай...
      Он вскрикнул - раскаленный железный штырь проткнул ногу - и потерял сознание. Очнувшись, Темрай понял, что лежит на спине, на какой-то плоской поверхности. Боль не исчезла, но стала немного другой, менее пронзительной и острой.
      - Спасибо, - пробормотал он и открыл глаза.
      - Все в порядке, - сказал Дассаскай, шпион. - А теперь скажи, как, черт возьми, прикажешь вытаскивать тебя отсюда?
      Темрай сделал глубокий вдох, настолько глубокий, что легкие, как ему показалось, прилипли к ребрам.
      - Что случилось? Как дела?
      - Мы перешли в контратаку, - ответил Дассаскай. - Может быть, и не самый хитрый маневр, но у нас был численный перевес, так что мы просто смяли их. Остальное узнаешь потом, а пока с тебя хватит.
      - Почему это? А, ладно. Ты можешь оттащить меня куда-нибудь в сторону, а потом позвать Куррая или кого-нибудь еще?
      - Только не Куррая, - ответил Дассаскай. - От него сейчас никакого толку.
      - Хм. Черт возьми, не могу вспомнить, кто там следующий по старшинству. В общем, найди кого-нибудь. Мне необходимо знать, что происходит.
      - Всему свое время, - сказал шпион. - Я попробую оттащить тебя вон к тому дереву... ах да, ты же его не видишь. Придется потерпеть, будет больно.
      - Потерплю, - пообещал вождь и закрыл глаза, удерживая боль.
      Через какое-то время Дассаскай опустился на колени и спросил:
      - Мне пойти поискать кого-то или остаться с тобой? Насколько я понял, мы их отбросили, но они могут вернуться в любую минуту. Не хотелось бы, чтобы тебя нашли здесь.
      Темрай покачал головой:
      - Тебе надо пойти туда. А когда представится возможность, пришлешь кого-нибудь. И вот что еще... спасибо.
      Дассаскай кивнул:
      - Все в порядке.
      - Извини, хочу тебя спросить... ты действительно шпион?
      Дассаскай посмотрел на него, улыбнулся и покачал головой:
      - Нет. А теперь всё, лежи здесь. Я постараюсь вернуться поскорее.
      Темрай снова закрыл глаза, на него вдруг навалилась усталость. Хорошо бы сейчас просто уснуть и ни о чем не думать. Но вождю не положено спать в разгар сражения. Ему вспомнились слова Дассаская, "не самый хитрый маневр", "численный перевес". А вот теперь я и не сомневаюсь, что ты шпион, подумал он и опять потерял сознание.
      Когда он в очередной раз пришел в себя, над ним звучали голоса.
      - Никакая это не решающая битва, они просто испытывали наши силы, вот и все. Им лишь хотелось посмотреть, что мы собой представляем, и немного нас задержать. Да помогут нам боги, когда они возьмутся за нас по-настоящему.
      - Тихо. Он очнулся.
      Темрай открыл глаза. Поначалу вокруг было темно, словно в подземелье. Потом загорелась лампа: кто-то перенес ее через его голову и поставил рядом.
      - Темрай?
      Он узнал голос и лицо. Но имя потерялось, что показалось странным, потому что человек был хорошо ему знаком.
      - Темрай, все в порядке. Ты в лагере.
      Вождь попытался пошевелить губами, но во рту пересохло и онемело.
      - Мы победили?
      - Вроде того. По крайней мере заставили их отступить. Сейчас отходим к Перимадее.
      - Другими словами, - произнес второй голос, тоже знакомый и тоже безымянный, - нас отрезали от равнин и стараются запереть в дельте, прижав к морю. Судя по последним донесениям, у них сейчас три отдельные армии. Если мы попытаемся пойти на прорыв, нас зажмут с обеих сторон.
      - Понятно. - Темрай вспомнил о Тилден, своей жене, оставшейся в главном лагере. - Что с Курраем? Убит? Ранен?
      Говоривший вторым нахмурился:
      - Видно, тебе совсем плохо. Да? Или я уже кажусь тебе мертвецом?
      - А! - Темрай закрыл и сразу же открыл глаза. - Да, конечно. Извини, у меня все плывет в голове. Кто-то сказал, что ты погиб.
      - Так думали многие, - ответил Куррай. - Надеюсь, они не слишком разочарованы.
      - Какие потери? - спросил вождь.
      Раньше он не употреблял это слово, спрашивал: "сколько моих людей убито?" или "много ли у нас раненых?".
      - Немалые, - ответил тот, что стоял рядом с Курраем.
      Темраю пришлось напрячься, чтобы нахмуриться. Но из этого, похоже, все равно ничего не получилось.
      - Точнее. Что значит "немалые"? Сколько человек мы потеряли?
      Стоявшие над ним мужчины переглянулись.
      - Больше двух сотен, - признал Куррай. - На мой взгляд, примерно двести тридцать. Что-то около этого. Прибавь еще семьдесят с лишним раненых.
      Темрай кивнул:
      - Понятно, более половины колонны. И что нам теперь делать?
      Человек, которого вождь никак не мог узнать, пожал плечами.
      - Не знаю, как насчет остальных, но тебе нужно обязательно поспать. Считай это приказом врачей.
      - А ты врач?
      - Что ты хочешь этим сказать? Черт побери, Темрай, я был твоим врачом еще до того, как ты родился.
      Темрай слабо улыбнулся:
      - Просто шучу.
      - Да уж, шутишь, - ответил врач. - Или тебя огрели по голове чем-то тяжелым?
      - Не помню.
      - Что ж, возможно, ты и не помнишь. Моя вина, надо было осмотреть тебя более тщательно. Тошнит? Голова болит? Круги перед глазами?
      - Думаешь, я потерял память?
      - Немного. Так иногда бывает.
      Темрай улыбнулся, и улыбка растянулась в усмешку.
      - Хорошо бы, если так.
      Полиорцис поежился и вытер глаза тыльной стороной ладони.
      - Ну что, почти на месте? - спросил он.
      Возничий, не оглядываясь, хмыкнул. Дождь стекал с его широкополой кожаной шляпы мягкими, крупными каплями, но он, похоже, не замечал этого. Вполне возможно, по его меркам, день мог считаться солнечным.
      Обычно Полиорцис доверял своему чувству направления, ценному качеству для любого, кто проводит много времени, путешествуя по незнакомым местам. Однако в данном конкретном случае он совершенно потерял ориентацию. Маршрут, выбранный возничим, абсолютно отличался от того, которым вел его Горгас Лордан: возможно, Горгас просто хотел показать ему окрестности, хотя не исключено, что он не знал короткого пути. К тому же дипломат не знал, который час, что тоже было необычно. Для себя он объяснял этот эффект тем впечатлением, которое производил на него окружающий пейзаж. Полиорцису почему-то вспомнилось, как он купался в лагуне у Ап-Эскатоя, лежал на спине в почти неподвижной воде, постепенно теряя ощущение собственного тела, всего окружающего, пока не оставалось ничего, кроме сознания, вне всякого контекста. Чувство было странно непривычное, но приятное. Месога, на взгляд Полиорциса, не отличалась ничем приятным, ничем интересным и, конечно, ничем непривычным. Но вызывала похожее ощущение дезориентации.
      Полиорцис настолько увлекся своими ощущениями, что даже не стал репетировать предстоящую роль, те аргументы, которые собирался предъявить. Это было весьма некстати - им овладевало все большее беспокойство по поводу приближающейся встречи, беспокойство, не свойственное ему, человеку, проведшему десятки куда более важных переговоров, но чем сильнее он старался собраться и взять себя в руки, тем больше его мозг сопротивлялся этому. Если бы не дождь, Полиорцис закрыл бы глаза и попытался уснуть. Но ничто так не отгоняет сон и не способствует бодрствованию, как стекающие под воротник и ползущие по позвоночнику капли холодной дождевой воды. В конце концов дипломат просто перестал о чем-либо думать. Натянул поглубже то, что еще совсем недавно называлось шляпой, и угрюмо огляделся. Его окружала буйная, дикая зелень, кусты с блестящими от дождя листьями, с которых неспешно стекали струйки, наполненные мутной коричневой бурдой колеи, оставленные колесами телег, съежившиеся папоротники.
      - Человек в моем возрасте должен зарабатывать на жизнь чем-то полегче, - пробормотал он себе под нос.
      Смешно и унизительно для одного из самых опытных переговорщиков провинции тащиться по проселочной дороге в жалкой повозке. Да еще под дождем, рискуя схватить воспаление легких и плеврит - это в лучшем случае только ради того, чтобы урезонить какого-то безумца, не имеющего никакого официального статуса, не признанного властями Империи. И все из-за чего? Из-за кого? Просто высокие чиновники хотят заполучить какого-то мелкого негодяя, поднявшего смуту и превратившегося в героя для кучки недовольных, возможно, и не взглянувших бы на него при других обстоятельствах.
      Повозка дернулась и остановилась. Полиорцис поднял голову, но увидел лишь то, что и раньше, - дождь.
      Возничий сидел неподвижно и молчал.
      - Оставайтесь здесь, - сказал Полиорцис. - Потом отвезете меня в Торнойс.
      Он начал слезать с повозки, но возничий, проявив совершенно немыслимую и неожиданную ловкость и цепкость, повернулся и схватил своего пассажира за руку.
      - Два четвертака.
      Дипломат сдержанно вздохнул и опустил руку в глубокий карман.
      - Оставайтесь здесь и дождитесь меня, - повторил он, спуская ноги с повозки.
      Пусть и не Сын Неба, он был довольно-таки высок, но сейчас край одежды зацепился за что-то, и попытка нащупать землю закончилась неудачным и неуклюжим падением, в результате которого он упал на колени в раскисшую грязь.
      - Оставайтесь здесь, - приказал Полиорцис еще раз и, кое-как поднявшись - и испачкав при этом руки, - зашагал в сторону едва различимых за пеленой дождя ворот. Пока он возился с тяжелым ржавым засовом - возможно, братья Лорданы просто перелезали через забор; это объясняло, почему калитка, когда он попытался ее открыть, обреченно провисла на петлях и скособочилась, - за его спиной щелкнули поводья.
      Видимо, возничий все же предпочел не дожидаться клиента под дождем, заполучив деньги.
      Дверь в дом была открыта, но навстречу никто не вышел. Изнутри вообще не доносилось ни звука.
      - Есть тут кто-нибудь? - крикнул Полиорцис.
      Никто не ответил. Он еще немного постоял, глядя на стекающие с одежды струйки воды, и решил, что так не пойдет. В конце концов, не будучи Сыном Неба, он является представителем могущественной Империи, который не должен робко стоять у порога, дожидаясь приглашения. Сейчас он войдет, сядет и положит ноги на стол...
      В доме было по крайней мере сухо, а догорающий камин еще излучал тепло. Стул в углу оказался удобнее, чем можно было предположить, и Полиорцис, не снимая плаща, состоявшего теперь из трех четвертей воды и одной части ткани, устало опустился на него и закрыл глаза.
      Очнувшись, он увидел склонившегося к нему Горгаса Лордана, на лице которого застыло слегка презрительно-надменное выражение.
      - Вам следовало поставить нас в известность о своем приезде. Я бы послал за вами карету.
      - Теперь это уже не имеет ровным счетом никакого значения, - сказал Полиорцис, только теперь почувствовавший, что проснулся с жуткой головной болью. - Я здесь.
      - Вот и хорошо. - Горгас Лордан придвинул другой стул и сел так близко к гостю, что тому пришлось податься в сторону, дабы избежать физического контакта. - В таком случае давайте не будем отвлекаться на мелочи, а перейдем к сути дела. Насколько я могу понять, вы приехали, чтобы сделать мне какое-то предложение.
      - В общем-то да, - промямлил Полиорцис. - И в то же время - нет.
      В голове у него шумело и плыло, все аргументы, которые он заготавливал в последние дни, куда-то исчезли, а без них надеяться на успешный торг не приходилось.
      - Скорее, я сказал бы так: мы хотим знать, что вам нужно. Я готов рассмотреть любые разумные предложения.
      Горгас вздохнул и покачал головой:
      - Извините, но, должно быть, мы неверно поняли друг друга. У меня сложилось впечатление, что обе стороны желают урегулировать интересующую нас проблему конструктивно и к взаимной выгоде, а не собираются играть в игры. Что ж, прощайте.
      - Понятно. - Полиорцис не сдвинулся с места. - Я приехал издалека, а вы просто-напросто меня выгоняете.
      - Ну что вы! Я и не собирался оскорблять вас такой грубостью. Но ведь вам, похоже, нечего сказать, и, откровенно говоря, я не вижу смысла в вашем нахождении здесь. Кроме того, все наши достопримечательности вы уже видели, а здешний климат действует на вас далеко не благотворно...
      - Ладно. - У Полиорциса появилось неприятное чувство, что он утратил инициативу в переговорах еще до того, как они начались, и у него нет сил бороться за то, чтобы перехватить ее. - Я могу сделать вам совершенно конкретное предложение. Деньги. Сколько вы хотите получить за пленника?
      Горгас рассмеялся:
      - Давайте хотя бы сделаем вид, что уважаем друг друга. Вы же видели Месогу; зачем мне деньги в такой глуши? Их не на что употребить.
      За задней дверью залился лаем пес, и боль в голове Полиорциса ожила, словно кто-то принялся дергать струны, пронизывающие его мозг.
      - Хорошо, пусть вас не интересуют деньги, тогда что? Что еще? Возможно, у нас найдется то, что вам нужно. Какие-то инструменты? Оружие? Сырье?
      Его собеседник покачал головой:
      - Не надо со мной так шутить. И вообще вы действуете не слишком дипломатично. Скажите, вот вы лично и впрямь настолько сильно нас презираете? Неужели мы для вас не более чем кучка воров и разбойников, промышляющих на больших дорогах и крадущих вещи у добропорядочных жителей? Я думал, вы поняли нас лучше, когда посмотрели, как мы живем. Мы простые крестьяне, мирные люди, которым хочется дружить с соседями. Выкажите к нам всего лишь элементарное уважение, и я отдам вам этого злосчастного повстанца без всяких денег.
      - Вы говорите о союзе. - Полиорцис вздохнул. - Могу лишь сказать, что мне очень жаль, но власти провинции придерживаются мнения о невозможности союза между нами на данном этапе. Это признано нецелесообразным.
      - Вот как... нецелесообразным.
      У Полиорциса почему-то возникло ощущение, что он погружается в трясину.
      - Хочу лишь указать на следующее обстоятельство: то, о чем вы просите, совершенно беспрецедентно. Мы ни с кем не заключаем союзов. По крайней мере официальных: ни с Шастелом, ни с Островом, ни с Коллеоном. Пожалуйста, постарайтесь понять нашу обеспокоенность. Допустим, мы достигнем с вами некоей формальной договоренности, как они отнесутся к этому факту после того, как мы отвергли все их настойчивые предложения о подобном союзе? Короче говоря, так мы дела не ведем.
      - Хорошо. - Горгас зевнул. - Если я могу чем-то гордиться, так это собственной гибкостью, если это на пользу обеим сторонам. Итак, вы утверждаете, что ни с кем не вступаете ни в какие союзы. Уверен, вы не стали бы обманывать меня в таких вещах. Ну что ж, тогда давайте забудем всю эту чушь, а я скажу вам совершенно определенно, что у меня на уме. Независимо от того, союзники мы или нет, я хочу только одного: дайте мне возможность сделать то, что мне нужно.
      Подумайте об этом и скажите, как это можно осуществить. В конце концов, вы же дипломат. Я всего лишь солдат и крестьянин и ничего не понимаю в некоторых вещах. Мне нужно рассчитаться по одному старому долгу... Нет, не так. Мне необходимо поправить кое-что... видите ли, когда-то я совершил нечто по-настоящему плохое... позволил Темраю разграбить Перимадею. Вас это не удивляет?
      Полиорцис пожал плечами:
      - Я знаю.
      - О! - Горгас посмотрел на гостя. - И что вы об этом думаете?
      - Ничего, - ответил Полиорцис. - То есть мне известно, почему вы поступили так, как поступили; известны причины, побудившие вас. Ваша сестра наделала много долгов в Перимадее и знала, что не сможет расплатиться по ним. Вы приняли чисто деловое решение. Я могу лишь высказать собственное мнение относительно того, поступили вы правильно или нет с коммерческой точки зрения, но, боюсь, не смогу дать моральную оценку вашему поступку. Я не рассуждаю в таких категориях; спрашивать меня относительно добра и зла то же самое, что интересоваться у слепого об оттенках зеленого. Итак, продолжал он, - какое отношение это имеет к нам?
      Горгас вздохнул и потер подбородок.
      - Что ж, я сделал то, чего и сам не могу объяснить. Я не слепой и прекрасно вижу, что поступил плохо. Совершил великое зло. Я знал, что мой брат защищает Город Я сломал ему жизнь и едва не погубил его самого. Именно это я и хочу исправить. Я должен убить вождя Темрая и уничтожить его племена, сражаясь бок о бок с Бардасом. Мне необходимо вернуть долг. Вы понимаете это? Полагаю, здесь все ясно. Даже вам. Мне плевать на то, каким будет мое официальное положение, но я должен быть там и внести свою лепту. В противном случае я не смогу жить. Из-за меня погиб мой сын. И я в долгу перед ним, так что, как видите, все просто.