– И когда я увидела его в больнице...
– Ты говорила с ним! – Мюррей взревел так, что задрожали стекла моей маленькой машины. – Что он сказал? Ты едешь туда? На него напал Новик?
– Нет, я еду не туда. И не знаю, кто на него напал. Версия полиции такова, что это случайная квартирная кража. Новик работает на мафию, не думаю, что он занимается подобными делами, если, конечно, не имеет еще и собственного интереса. Не знаю...
Я рассказала о коллекции серебра и о том, как дядя Стефан любит угощать людей пирожными и шоколадом.
– Когда кто-то позвонил в дверь, он просто подумал, что это соседские дети, и впустил их. Может, это и были дети. Бедный старик... – Вдруг меня осенило. – Знаешь, тебе стоит поговорить с соседкой, миссис Сильверстейн. Она часто общалась с ним. Клянусь, она много чего порасскажет.
Мюррей сделал пометку.
– И все-таки я тебе не верю, Ви. Ай. Очень уж кстати ты там оказалась.
Я пожала плечами и остановилась перед ателье.
– Это все. Хочешь – ешь, а хочешь – плюй, и оставь меня в покое.
Так мы проделали весь этот путь ради этого ателье? Это твоя «крайняя необходимость»? Ты хоть бы подумала теперь, как доставить меня к окружной дороге.
– Эта «крайняя необходимость» самой мне не до конца понятна.
Я взяла сверток с тканью и вошла в маленький магазинчик. Ателье занимало часть магазина и представляло собой скопление беспорядочно разбросанных катушек и ниток, швейную машинку «Зингер», производства начала века, и массу обрывков и лоскутков.
В углу, положив ногу на ногу, сидел, склонившись над коричневым костюмом, мужчина – тоже, должно быть, образца 1900 года. Он покосился на меня и продолжал шить. Закончив свою работу, мужчина аккуратно сложил изделие, положил на заваленный тканью стол слева и, взглянув на меня, спросил:
– Да? – У него был сильный акцент.
– Могли бы вы сшить мне кое-что без выкройки?
– Конечно, юная леди. Не сомневайтесь. Когда я был молодой, я шил маршалу Филду и Чарлзу Стивенсу. Это было еще до вашего рождения, они заказывали одежду прямо здесь, в магазине. Я целыми днями кроил и все без выкроек. А вы что хотите?
Я показала ему свой набросок, развернула коричневую упаковку и показала ткань. Он с минуту изучал рисунок, потом воззрился на меня:
– Нет проблем. Никаких проблем.
– А могу я получить заказ к... понедельнику?
– К понедельнику? Юная леди торопится? – Он махнул рукой на горы ткани. – Посмотрите на все эти заказы. Их сделали заранее. Они принесли свою ткань за несколько недель до вас. Понедельник, моя дорогая леди!
Я уселась на стул и стала торговаться. Наконец он согласился выполнить заказ за двойную цену, уплаченную вперед:
– Сорок долларов. И не пенни меньше.
Я напустила на себя недоверчивый вид, будто сомневалась, не обманывают ли меня. Но я-то знала, что только ткань стоила в два раза больше. Наконец я вытащила из бумажника две двадцатки. Он велел заехать в понедельник в обед.
– Но в следующий раз не торопитесь, – напутствовал он меня.
Мюррей оставил под стеклом записку, что он поехал в центр на такси и я должна ему шестнадцать долларов. Я выбросила записку и поехала в сторону Скоки.
В тот день дядю Стефана перевели в обычную палату. Это означало, что мне не надо проходить нудную процедуру с медсестрами и Метцингером, чтобы встретиться с ним. Но убрали и полицейскую охрану – если его нападающие были обычными грабителями, то, по мнению полиции, опасаться ему нечего. Я закусила губу. Вот и попалась в сети собственной лжи. Пока я не расскажу все о фальшивых акциях и мафии, мне не удастся убедить полицию, что дяде Стефану нужна охрана.
Старик был рад меня видеть. Лотти заезжала к нему утром, но больше никто его не навещал. Я вытащила фотографии и показала их ему. Он спокойно кивнул:
– Прямо как в сериале «Полицейские с Хилл-стрит». Так ты спрашиваешь, узнаю ли я этого типа? – Он без колебания выбрал фотографию Новика. – Такое лицо нелегко забыть. Снимок не очень четкий, но у меня нет сомнений и нет вопросов. Это человек с ножом.
Я некоторое время поговорила с ним, мысленно прокручивая различные варианты его защиты. Можно просто передать полиции фотографию Новика... да, но если Паскуале не собирается выпускать его из своих рук, тогда он без всякого труда и без всяких сожалений уберет и меня и дядю Стефана.
Я резко прервала свои размышления.
– Извините, я не могу оставить вас здесь без охраны. В больницу может легко войти и выйти любой. Если я вызову сюда кого-нибудь из службы охраны, того, кому я доверяю, вы скажете доктору Метцингеру, что это ваше желание? Возможно, он подумает, что вы старый параноик, но охрану оставит, чего не сделает, если это будет исходить от меня.
Дядя Стефан изображал из себя героя до тех пор, пока я не сказала ему, что те же люди охотятся и за мной.
– Если они убьют меня и будете мертвы вы, то кто тогда обратится в полицию? Да и наше детективное агентство погибнет.
Словом, я взывала к его рыцарским чувствам, и моя идея прошла.
Я позвонила в службу под названием «Всю ночь все в порядке». Вообще-то в этой фирме работали непрофессионалы, что видно уже по ее названию. Трое огромных братьев и двое их друзей – вот и весь штат, и брались они только за ту работу, которая им нравилась. Однажды я воспользовалась их услугами, когда возвращала афганскому эмигранту партию редких монет.
К телефону подошел Тим Стритер. Когда я объяснила ему ситуацию, он согласился прислать через пару часов кого-нибудь из своих ребят.
– Сейчас мальчики перевозят мебель (один из их побочных заработков), когда вернутся, я отправлю к тебе Тома.
Дядя Стефан послушно позвонил ночной сестре и рассказал ей про свои опасения. Сначала она отнеслась к этому иронически, но я пробормотала что-то насчет безопасности больницы и разгулявшейся преступности, и она пообещала «сказать доктору.
Дядя Стефан одобрительно кивнул мне:
– Ну и деловая же вы, юная леди. Знай я вас тридцать лет назад, ФБР ни за что не схватило бы меня.
В сувенирном магазинчике в холле я купила игральные карты, и мы играли в покер до половины девятого, пока не появился Том Стритер. Это был, крупный, спокойный и вежливый мужчина. Увидев его, я поняла, что одну дыру залатала. По крайней мере, на ближайшее время.
Я поцеловала дядю Стефана, пожелала ему доброй ночи и ушла, внимательно осматривая по дороге каждый угол и смешавшись у выхода с большой семьей, покидающей больницу. Прежде, чем открыть дверцу машины, я проверила, не начини – ' ли ли ее динамитом. Кажется, все было в порядке.
По пути к Иденс я старалась разобраться: есть ли связь между О'Фаолином и поддельными акциями? Он нанимает у Паскуале Новика. Но откуда он знает Паскуале? Что между ними общего? Однако, как бы там ни было, он нанимает Новика, чтобы убрать меня из дела о подложных акциях. Но для чего? Может быть, это как-то объясняется его долгой дружбой с Пелли? Но тогда Пелли несет ответственность за подлог, а это уже лишено всякого смысла. Ответ должен быть в монастыре, надо только пережить воскресенье, и тогда я смогу все выяснить.
Вернувшись в Беллерофон, я воткнула телефон в розетку. Вроде бы работает. Автоответчик сообщил, что несколько раз звонил Феррант, а также детектив Финчли.
Сначала я позвонила Роджеру. Он был подавлен.
– Опасения насчет скачка акций оправдались. Хотя, возможно, это и к лучшему. Кто-то сообщил Комиссии по контролю за ценными бумагами, что приобрел пять процентов акций «Аякс».
По этому поводу он целый день вел переговоры с директорами «Аякса». Завтра прилетает еще один специалист из «Скап-перфилд и Плаудер». Роджер хотел бы поужинать со мной и выслушать мои соображения, если таковые имеются.
Я согласилась. Коль уж нет ничего другого, это займет мои мысли до понедельника.
Пока в ванну набиралась вода, я сделала еще один звонок. Детектив Финчли уже ушел, но Мэллори был на месте.
– Твой адвокат сказал, что ты готова сделать заявление на счет Стефана Хершеля, – пробурчал он.
Я предложила встретиться по этому делу в понедельник утром.
– А что хочет от меня детектив Финчли?
Я могу получить свой револьвер, недовольно проворчал Бобби. Полиция Скоки прислала им его. Они конфисковали только отмычки. Бобби было физически неприятно говорить со мной об оружии. Он не хотел, чтобы я его носила, не хотел, чтобы я была детективом, он представлял меня где-то в районе Бриджпорт или Мелроуз-парк с шестью детьми и, вероятно, мужем.
Глава 21
У Последней Черты
Роджер угрюмо тыкал вилкой в кусок говядины.
– Кстати, спасибо за записку, которую ты вчера оставила. Ну как обед у архиепископа?
– Архиепископов там было двое. Один лицемерный, другой отвратительный. Лучше расскажи об «Аяксе».
Я встретилась с ним в ресторане «Филигри». Вид у него был усталый, замученный. Он с трудом ворочал языком. Мы немного выпили перед ужином. Роджер устало потирал лоб.
– Я сбит с толку. Полностью и абсолютно. Размышляю над этим весь день и все равно не могу ничего понять... Дело вот в чем. Если ты держишь пять или более процентов акций компании, то обязан связаться с Комиссией по ценным бумагам и сообщить, как ты собираешься распорядиться этими акциями. Помнишь, примерно неделю тому назад ты спрашивала меня насчет компании «Вуд-Сейдж»? Так это они набрали пять процентов. И сообщили об этом только вчера вечером, чтобы не отвечать на многочисленные вопросы, не давать информацию в «Джорнэл» или куда там еще. Но, конечно, наши адвокаты докопались до сути. Все, как мы и ожидали. «Вуд-Сейдж» – это не корпорация, которая что-либо производит. Просто группа людей, которые покупают и продают акции ради взаимной выгоды; очевидно, они полагают, что, действуя сообща, выиграют больше, чем в одиночку, что не столь уж необычно. Они утверждают, что купили так много акций «Аякса» потому, что считают эту компанию наиболее преуспевающей. Проблема в том, что мы никак не можем дознаться, кто стоит за «Вуд-Сейдж».
Он провел рукой по волосам и отодвинул тарелку, не доев мясо.
– Разве в комиссию не должны сообщаться и имена владельцев компаний?
Он пожал плечами:
– Владельцы – это те же держатели акций. Там есть совет директоров, который, кажется, состоит из брокеров, включая Тилфорда и Саттона.
– Тогда у них должен быть список клиентов. – Я вспомнила свой обыск в офисе «Тилфорд и Саттон». – У меня нет списка всех их клиентов. И я не знаю, скажут ли тебе что-нибудь эти имена. Но есть тут одна странность – они все связаны с «Корпусом Кристи». Прошлой осенью «Корпус Кристи» купил не сколько миллионов акций. Очевидно, через «Вуд-Сейдж».
Роджер никогда не слышал о «Корпусе Кристи».
– И неудивительно. Эта организация не афиширует себя. – Я рассказала ему то, что узнала из «Джорнэл». – А так как они действуют скрытно, то, естественно, молчат и о том, что владеют такой компанией, как «Вуд-Сейдж»... Кэтрин Пасиорек – член организации. Это мне случайно сказал ее сын.
Роджер крутил в руках бокал.
– Я хочу тебя кое о чем попросить, – сказал он наконец. – Для меня это непросто, так как у нас с тобой возникли трудности из-за твоей работы и моего отношения к этому. Но, видишь ли, я хотел бы нанять тебя от имени фирмы «Скапперфилд и Плаудер». Мне бы хотелось, чтобы ты выяснила, кто стоит за «Вуд-Сейдж». А это дело с «Корпусом Кристи» и миссис Пасиорек не идет вразрез с твоим расследованием.
– Роджер, у комиссии и ФБР есть все средства Для такого рода расследований. У меня их нет. Во вторник или среду у них уже будет интересующая тебя информация. Вскоре она станет достоянием общественности.
– Возможно, но тогда будет уже слишком поздно. Мы делаем все, что можем: посылаем письма держателям акций с просьбами поддержать руководство, наши юристы работают не покладая рук. Но пока никаких результатов. – Он подался вперед и взял меня за руку, вид у него был очень серьезный. – Послушай, я знаю, что прошу о многом. Но ты знакома с миссис Пасиорек. Не могла бы ты поговорить с ней, выяснить, связан ли вообще «Корпус Кристи» с «Вуд-Сейдж»?
– Роджер, эта дамочка не желает со мной разговаривать. Я даже не знаю, как заставить ее принять меня.
Он печально взглянул на меня.
– Я прошу тебя не об одолжении. Я нанимаю тебя. Каков бы ни был твой обычный гонорар, «Скапперфилд и Плаудер» удваивает его. Я просто не могу пренебречь ничем, что может как-то прояснить ситуацию. Если бы мы знали, кто такие эти владельцы и почему они пытаются купить компанию, это увеличило бы наши шансы удержать «Аякс».
Я вспомнила о трех долларах в кошельке, о новой мебели, которую собиралась купить, о гонораре братьям Стритер за охрану дяди Стефана и... сдалась. По моей вине дядя Стефан лежит в больнице и нуждается в защите. После двух недель работы над делом о подлоге я ничего не добилась, разве что потеряла квартиру и все свое имущество. Лотти, моя подруга, не желает со мной разговаривать. Никогда еще, за все годы работы в качестве детектива, я не чувствовала себя такой подавленной. Я неловко попыталась выразить свои чувства. Роджер сжал мою руку.
– Я понимаю тебя. – Он улыбнулся. – Несколько недель назад я чувствовал себя этаким всезнайкой, приехавшим показать, как надо работать. Теперь фирма борется за выживание. Я понимаю, это не моя вина, но все равно чувствую себя беспомощным и загнанным в угол, и ничего не могу с этим поделать.
Я сморщилась, но не пожала его руку.
– Ну что, так мы и будем лелеять друг в друге чувство вины? На следующей неделе тебе придется пойти в ФБР и комиссию. Организуй для меня встречу с ними. В противном случае они не станут со мной разговаривать. А я, пока ты будешь заниматься этим малоперспективным делом, подумаю, как заставить Кэтрин Пасиорек встретиться со мной.
Он благодарно улыбнулся.
– Ты не представляешь, какое это для меня облегчение, Вик. Просто тот факт, что рядом со мной будет кто-то, кому я полностью доверяю. Ты можешь в понедельник встретиться с советом директоров? Юристы предоставят тебе всю известную им информацию. Трех часов, мне кажется, будет достаточно.
– Понедельник у меня забит. Давай во вторник.
Он согласился. В восемь утра. Я слегка опешила, но послушно записала время в ежедневник.
Мы ушли из ресторана в девять и пошли в кино. Оттуда я позвонила в больницу, чтобы справиться о дяде Стефане Там все было в порядке. Хорошо бы, кто-нибудь позаботился о моей безопасности и нанял парочку огромных телохранителей присматривать за мной. Конечно, крутой детектив никогда ничего не боится. Поэтому то, что я чувствую, – это не страх, а, возможно, нервное возбуждение – острая приправа к моей жизни. И все же, когда Роджер осторожно спросил, не согласилась бы я провести ночь у него в Хэнкок, я не раздумывая согласилась.
Утренние выпуски «Геральд стар» и «Трибюн» напечатали сообщение о «Вуд-Сейдж» в разделе воскресного-бизнеса. Никто из команды «Аякса» не мог прокомментировать ситуацию. Пэт Коллар, обозреватель «Геральд стар» по финансовым вопросам, объяснял, зачем кому-то может понадобиться завладеть страховой компанией. Больше о «Вуд-Сейдж» сказать было нечего.
Роджер мрачно читал газеты. Он ушел в два, чтобы встретить своего партнера, который прилетает самолетом.
– Он привезет «Файненшиал тайме» и «Гардиан», а я по дороге куплю еще «Нью-Йорк тайме». Так что у нас будет полное представление о том, какой печальный резонанс получили эти события. Хочешь остаться и познакомиться с ним?
Я покачала головой. Годфри Энсти будет спать во второй спальне. Двое – компания, но трое – что-то непонятное.
После того как Роджер ушел, я задержалась на несколько минут, чтобы позвонить в свой офис. Около полудня несколько раз звонила Филлис Лординг. Удивленная, я тут же набрала ее номер.
Высокий, несколько пискливый голос Филлис звучал более взволнованно, чем обычно.
– О Вик, привет. Ты не могла бы заглянуть ко мне сегодня днем?
– А в чем дело?
Она нервно засмеялась:
– Возможно, ни в чем. Хотя по телефону объяснить трудно.
Я пожала плечами и согласилась. Она встретила меня в дверях – еще более худая, чем всегда. Небрежно собранные каштановые волосы заколоты на затылке. Лебединая шея казалась ужасающе тонкой по сравнению с пышной гривой волос, черты лица обострились. В широкой рубашке и облегающих джинсах она выглядела необычайно хрупкой.
Она провела меня в гостиную, где по полу были разбросаны сегодняшние газеты. Как и Агнес, она много курила, в комнате висела голубоватая дымка. Я невольно чихнула.
Она предложила мне кофе из кофейника, стоявшего на полу рядом с переполненной пепельницей. Мне показалось, что у него солоноватый вкус, и я попросила сливок.
– Посмотри в холодильнике, – неуверенно сказала она, – не думаю, что у меня они есть.
В огромном холодильнике не было ничего, кроме нескольких приправ и бутылки пива. Я вернулась в гостиную.
– Филлис! Что ты ешь?
Она закурила.
– Я не голодна, Вик. Сначала я пыталась готовить, но мне делается плохо, когда я ем. Я просто не голодна.
Я села на корточки рядом с ней и взяла ее за руку.
– Так дело не пойдет, Фил. Это не лучший способ увековечивания памяти Агнес.
Она заморгала от попавшего в глаза дыма.
– Я чувствую себя такой одинокой, Вик. У нас с Агнес было мало общих друзей: мои знакомые – все из университета, а ее – брокеры и инвесторы. Семья Пасиореков не будет со мной общаться...
Ее голос задрожал, она обхватила свои худые плечи.
– Младшая сестра Агнес с удовольствием поговорит с тобой. Почему ты ей не позвонишь? Она на двадцать лет моложе Агнес и знала ее не очень хорошо, но искренне любила сестру и восхищалась ею. Она еще мала и стесняется позвонить первой, особенно после того, что устроила ее мать.
Она с минуту молчала. Затем натянуто улыбнулась и кивнула:
– О'кей. Я позвоню ей.
– И начнешь питаться? Она снова кивнула:
– Попробую, Вик.
Мы немного поговорили о ее занятиях. Я спросила, не мог бы кто-нибудь заменить ее на недельку, чтобы она съездила на юг и позагорала. Она обещала подумать и перешла к тому, ради чего позвонила мне.
– Видишь ли, мы с Агнес подписывались на «Нью-Йорк тайме». – Филлис болезненно улыбнулась и снова закурила – пятую сигарету со времени моего приезда, сорок минут назад. – Она сразу же углублялась в раздел бизнеса, а я просматривала литературные рецензии. Она... она еще подтрунивала надо мной из-за этого. Чувство юмора у меня развито плохо. А у Агнес оно было, и это меня немного задевало... Когда она умерла, я, я... – она закусила губу и отвернулась, чтобы скрыть слезы, бегущие по лицу, – я начала читать колонку бизнеса. Так... так мне кажется, что я все еще как-то с ней связана.
Последние слова она произнесла шепотом, и мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать их.
– Я не думаю, что это глупо, Фил. У меня такое чувство, что умри ты, Агнес с таким же рвением погрузилась бы в чтение Пруста
.
Она снова повернулась ко мне.
– В чем-то ты была ближе Агнес, чем я. Вы с ней очень похожи. Смешно. Я любила ее, любила отчаянно, но не очень хорошо понимала... И всегда немного ревновала к тебе, потому что ты понимала ее.
Я кивнула:
– Мы с Агнес были старыми друзьями. Но случалось иногда, что я ревновала ее к тебе.
Она отложила сигарету и, похоже, немного расслабилась. Плечи вернулись в нормальное положение.
– Как это великодушно с твоей стороны, Вик. Спасибо... Так вот, сегодня утром в «Тайме» я увидела статью насчет каких-то махинаций с «Аякс». Знаешь, большая страховая компания в центре города?
– Знаю. Агнес занималась этим вопросом перед смертью, и я тоже.
– Ее секретарша, Алисия Варгас, прислала мне ее личные бумаги. Все, что было написано от руки и не относилось к делам компании. Я просмотрела их. Особенно ее последнюю записную книжку. Она хранила их – как Джонатан Эдварде или Пруст.
Филлис встала и направилась к кофейному столику, где между книгами я увидела несколько тетрадей – в таких мы когда-то записывали лекции. Я подумала, что они принадлежат Филлис.
Она взяла верхнюю тетрадь, быстро пролистала ее, перегнула и показала мне страницу. Размашистый почерк Агнес с трудом поддавался расшифровке. Запись гласила: «1/12» и далее: «Р. Ф.», «Аякс». Понять это было нетрудно. Она впервые разговаривала с Феррантом об «Аяксе» 12 января. Остальные сокращения на той неделе, по-видимому, относились ко всяким делам, над которыми она работала или о которых думала. Одно из сокращений, например: пойти на лекцию Филлис о поэзии. Затем восемнадцатого – тот день, когда она умерла, – была сделана жирно обведенная запись: «12 миллионов долларов», «К. К.» для «Вуд-Сейдж».
Филлис пристально смотрела на меня.
– Понимаешь, сами по себе слова «Вуд-Сейдж» для меня ничего не значили. Но после того как я прочла сегодня в газете... И еще «К. К.»... Агнес рассказывала мне о «Корпусе Кристи».
Я не могла не подумать...
– И я тоже. Где, черт возьми, она достала эту информацию? Филлис пожала плечами:
– Она знала многих брокеров и юристов.
– Можно воспользоваться твоим телефоном? – резко спросила я.
Она подвела меня к телефону – фарфоровая копия первых аппаратов, инкрустирована золотом. Я набрала номер Пасиореков. Подошла Барбара. Она рада слышать меня и с удовольствием поговорит с Филлис. Да, мама дома. Через несколько секунд она вернулась и с очевидным смущением сказала, что миссис Пасиорек отказалась со мной разговаривать.
– Передай ей, я позвонила, чтобы сказать: на следующей неделе в «Геральд стар» появится статья о том, что «Корпус Кристи» является собственником «Вуд-Сейдж».
– Корпус Кристи? – переспросила она.
– Именно.
Прошло пять минут. Я прочитала в «Тайме» статью об «Аяксе» – слов больше, а сказано меньше, чем в чикагских газетах. Пробежала глазами болтовню о судебном процессе над компанией «Эй-Ти энд Ти». Заглянула в раздел: «Требуются». Возможно, найду себе работу получше. «У сезонных рабочих нет проблем». Это означает, что кто-то будет усердно работать за низкую плату. Ты-то какое отношение имеешь к сезонным рабочим?
Наконец миссис Пасиорек соизволила взять трубку.
– Барбара передала мне какое-то странное сообщение, – сдержанно сказала она.
– А сообщение вот какое, миссис Пасиорек: Комиссии по ценным бумагам известно, конечно, что «Вуд-Сейдж» приобрела пять процентов акций «Аякса». А вот чего она не знает, так это того, что большинство денег поступило от «Корпуса Кристи», а большинство денег «Корпуса Кристи» получено от вас. Вы передали им состояние Сэвиджей. Законодательство по ценным бумагам не моя специальность, но если «Корпус Кристи» вложил деньги в «Вуд-Сейдж», чтобы скупить акции «Аякса», комиссия, я думаю, не обрадуется, узнав, что вы это скрыли в своем отчете.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Вам придется хорошенько продумать свои ответы. Газетчиков на мякине не проведешь.
– Может, какая-то организация под названием «Корпус Кристи» и скупает акции «Аякса», мне об этом ничего не известно.
– Допустим, – заметила я, – но после смерти Агнес – вашей дочери, понимаете? – остались записи, касающиеся связи «Корпуса Кристи» с «Вуд-Сейдж». Если ФБР, с моей подачи, обратится к вашим адвокатам, уверена, оно может раскопать имя брокера, который управляет портфелем ценных бумаг «Корпуса Кристи». Очевидно, отсюда Агнес и получила свою информацию. Вдобавок – так, между прочим, – ФБР, вероятно, заинтересуется и ролью Престона Тилфорда в этой истории.
На другом конце воцарилась тишина – миссис Пасиорек? выстраивала линию защиты. Бесполезно рассчитывать на то, что такая волевая женщина от страха сболтнет, что-нибудь лишнее. Наконец она сказала:
– Я не сомневаюсь, что мои адвокаты сумеют отмести любые обвинения, даже самые чудовищные. Меня это не касается.
– Посмотрим. Не исключено также, что полиция захочет задать несколько вопросов и вам. Возможно, они захотят узнать, как далеко вы могли бы зайти, чтобы помешать Агнес обнародовать свою информацию насчет попытки «Корпуса Кристи» завладеть компанией «Аякс».
После долгой паузы она ответила:
– Виктория, ты, очевидно, не в себе. Но если ты думаешь, что знаешь что-то о смерти моей дочери, я, возможно, повидаюсь с тобой.
Я начала было что-то говорить, но потом задумалась. Она хочет поговорить со мной? Хорошо. Пока что больше мне от нее ничего не нужно. Сегодня она занята, но может встретиться со мной у себя дома завтра в восемь вечера.
Мои нервы опять взбунтовались, и мне не захотелось возвращаться в Беллерофон. Я рассказала Филлис о пожаре и моих трудностях, и она тут же предложила мне свою пустующую спальню. Потом она отвезла меня к дяде Стефану, который чувствовал себя настолько хорошо, что уже заскучал в больнице. К моему облегчению, доктора решили подержать его еще несколько дней – дома за ним некому присматривать.
Когда мы приехали, с ним был Роберт Стритер, младший брат. Он рассказал, что около полуночи кто-то пытался проникнуть в палату. Джим, бывший в это время на посту благоразумно не преследовал этого типа, так как тогда пришлось бы оставить дядю Стефана одного. К тому времени, когда он поднял больничную охрану, преступник успел скрыться.
Я беспомощно покачала головой. Еще одна проблема, с которой я не могу справиться. Когда мы уезжали, приехала Лотти. При виде Филлис ее густые темные брови поползли вверх.
– Вот как! Вик и тебя втянула в свою игру?
– Лотти, нам надо поговорить! – резко сказала я. Она оценивающе посмотрела на меня.
– Не возражаю... Вся эта канитель с охраной – твоя или его идея?
– Позвони, когда придешь в себя! – бросила я и вышла.
Филлис была слишком воспитанна, чтобы поинтересоваться, в чем дело. Мы говорили мало, но прежде, чем вернуться на Честнат-стрит, неплохо поужинали в маленьком ресторанчике на Ирвинг-парк-роуд.
Табачный дым пропитал постельное белье. Этот запах да еще нервное напряжение полностью лишили меня сна. В три я встала и начала читать, а потом обнаружила, что Филлис сидит в гостиной с биографией Маргарет Фуллер
в руках. Мы дружески проболтали несколько часов, после чего я заснула и спала до тех пор, пока не вошла Филлис, чтобы попрощаться со мной, – она отправлялась на занятия к половине девятого. Филлис пригласила меня снова остаться на ночь. Несмотря на спертый воздух, я с благодарностью согласилась.
Я подумала, что безопаснее будет взять машину напрокат, так как моя уже известна каждому чикагскому бандиту. По пути к полицейскому участку я заехала в прокат машин, где мне дали «тойоту», которой пользовалась, наверное, американская команда тяжелоатлетов при подготовке к Олимпийским играм. Мне сказали, что ничего более подходящего по размеру у них нет и потому либо я беру эту, либо оставляю их в покое. Я, ворча, согласилась – у меня не было времени возиться с машинами.
Когда я приехала на Рузвельт-роуд, лейтенанта Мэллори на месте не оказалось. Я сделала свое заявление детективу Финчли. Не обремененный, в отличие от Бобби, никакой предысторией наших отношений, он спокойно записал все, что я сообщила, и вернул револьвер. Фримэн Картер, сопровождавший меня, сказал, что официальное слушание дела состоится сегодня утром и что моя характеристика безупречна – ни одного акта насилия за последние три года.
В поддень я добралась до древнего портного на Монтроуз. Он закончил мое одеяние. Сидело оно великолепно: нормальные рукава, не жмет в плечах. Я горячо поблагодарила его, но он только проворчал что-то насчет молодых леди, которые ничего не могут планировать заранее, – из-за меня он работал все воскресенье.
Потом мне пришлось заехать в Беллерофон, чтобы забрать остальные аксессуары. Миссис Климзэк, задыхаясь, появилась из-за конторки с моими туфлями. Она бы никогда не взяла их, если бы знала, что ей придется нести за них ответственность в течение целых двух дней. И если я и дальше буду столь же безответственной, она не уверена, долго ли сможет терпеть мое присутствие. И уж конечно, она не позволит мне развлекать по ночам мужчин.
Я было повернулась, чтобы идти наверх, но последнее обвинение носило весьма конкретный характер и потому заинтересовало меня.
– Каких еще мужчин?
– О, не пытайтесь изобразить невинность, мисс Варшавски. Соседи услышали шум и позвонили ночному дежурному. Он вызвал полицию, и ваш приятель ушел. Не притворяйтесь, что не помните этого.
Не дослушав ее, я галопом понеслась вверх по лестнице. У меня еще не было времени привести в беспорядок мою маленькую обшарпанную квартиру. Кто-то сделал это за меня. К счастью, разбрасывать было особенно нечего. Никаких книг, кроме Библии. Никакой еды. Только одежда, спальный матрас «Мерфи» и кастрюли на кухне. У меня перехватило дыхание, когда я бросилась к венецианским бокалам. Но кто бы здесь ни побывал, он не был законченным вандалом! Бокалы стояли нетронутые на маленьком столике.
– О черт! – закричала я. – Оставьте меня, наконец, в покое!
Я кое-как привела в порядок свои вещи. И если говорить честно, дело не только в том, что у меня не было времени – просто мне не хотелось убираться. Что мне действительно хотелось, так это на неделю улечься в постель. Хотя постели у меня тоже не было, по крайней мере – своей.
Я втащила тяжелый матрас обратно на кровать и улеглась на него. Трещины на потолке образовывали сложные переплетения, точь-в-точь мои бессвязные мысли. С четверть часа я мрачно смотрела вверх, пытаясь справиться с жалостью к себе и обрести способность думать. Вероятнее всего искали документы, подтверждающие то, что я сказала вчера Кэтрин Пасиорек. Неудивительно, что она не хотела встретиться со мной в тот же день. Она приказала кому-то выследить меня и найти те бумаги, которые оставила Агнес. Очень хорошо. Это поможет мне заставить ее разговориться, когда я увижусь с ней сегодня вечером.
Я перестала думать о Кэтрин и обыске. Теперь, когда я снова начала мыслить, мне это удалось. Переодевшись в джинсы и ботинки, я положила свое одеяние в пакет с остальными маскарадными принадлежностями, которые обнаружила в разных углах комнаты.
