'Эль Гуахиро' - шахматист (книга 1)

      Луис очнулся и сразу же почувствовал сильную тупую боль в затылке. Первой его мыслью было: "Легко отделался - черепок, должно быть, вспух, но не раскололся. Значит, пока все идет как надо". Лежа ничком, он попытался пошевелить ногами. Но они, как и руки за спиной, были связаны. Мерно стучал мотор, и лодка легко скользила по небольшой волне. "Если не выбросил за борт, значит, боится остаться один. Не уверен, Ночью в море одному страшно. Подлец! Скорее всего польстился на тысячу долларов. Стало жалко. А может... Кто его знает, что думает этот гад" Волна пошла крупнее, Гарсия с трудом открыл глаза и определил по равномерно вспыхивавшим отблескам на борту, что они уже находятся в зоне действия маяка "Мэгано". Значит, выходят из пролива. Перевернуться на спину стоило огромных усилий. Голова раскалывалась.
      - За что? - спросил Луис и испугался своего собственного голоса. "Что думает сейчас обо мне Педро? Стакан бы холодного пива..." - За что?
      - Не скули! Еще будешь рад, - ответил Кинтана. - Посмотри лучше, правильно ли идем. Я на море, как рыба в пустыне.
      - Денег пожалел, мерзавец! За все, что я сделал, так платишь? Отпусти хоть сейчас. Я не хочу туда. Мне туда нельзя, - умолял Луис.
      - Если поможешь, слово даю: деньги отдам! Да еще расскажешь по радио, как пять дней паршивую справку получить не мог и про все другое, и про кока-колу, которую пить нельзя...
      - Развяжи! Говорю тебе в последний раз. Отпусти, пока берег рядом. Доплыву...
      - Идиот, акулы сожрут!
      - Не твое дело Отпусти... Потом пожалеешь.
      - Заткнись! Еще угрожать вздумал, - грубо прикрикнул Кинтана.
      Гарсия видел, что лодка шла верным курсом - строго на Полярную звезду, поэтому замолчал. Предвкушая удачный исход, он думал: "Погоди, таракан, в золу запрячешься, когда куры пировать станут. Погляжу я на тебя тогда".
      К вечеру следующего дня "Манглес" заметили рыбаки с острова Кай-Саль, взяли на буксир, повели в порт.
      Как только они подошли к причалу, Кинтана отправился в селение. Возвратился он менее чем через час в веселом настроении. От него попахивало джином, он был чисто выбрит, одет во все новенькое. Вместе с ним в полицейский участок пришел представитель "Рефужи"1, предъявил удостоверение, и Гарсию выпустили.
      1 Центр кубинских беженцев в Майами.
      В отдельном коттедже, где, Луис был уверен, под видом организации помощи беженцам размещалась резидентура ЦРУ, Гарсия наотрез отказался что-либо говорить. Он потребовал встречи с представителями властей США. Его отправили в Майами. Там офицеру иммиграционной службы он заявил, что он вовсе не Гарсия, а Рамиро Фернандес, что не желает встречи с прессой, что ни один фотограф не должен его видеть и что о нем немедленно следует сообщить руководству "Альфы-66".
      Узнав об этом, Кинтана заволновался. Дело принимало для него явно неприятный оборот. Из-за тысячи долларов портить отношения с руководством "Альфы"... Нет, это не входило в его планы, и он, не задумываясь, заявил американцам и своим из "MRR"1, членом которой был, что притащил Гарсию с собой, так как тот связан с "Х-2"2. "Уж очень у этого типа все складно получалось", - настаивал он в подтверждение. Руководство "Альфы" не поверило выдумке Кинтаны. В нее не поверили и работники ЦРУ, с которыми Рамиро Фернандес был связан. Однако железный закон подозрительности и недоверия, царящий в ЦРУ, действовал неумолимо. Для Рамиро наступили тяжелые дни.
      1 "Движение за возрождение революции" - одна из контрреволюционных организаций, возглавляемая Маноло Реем.
      2 Бывшее название отдела контрразведки повстанческих сил Фиделя Кастро.
      Встречу с представителями "Альфы" ему не устроили. Вместо этого передали в руки Федерального бюро расследований, где начались допросы на "детекторе лжи".
      Все это было Рамиро хорошо знакомо - и отвратительное ощущение прикосновения к телу холодных присосок, и яркий, ослепляющий свет в глаза, и специальные таблетки, и бессонные ночи. Но тогда в душе, в сознании его было иное. А что если сейчас их аппарат сработает? Что если их методы раскроют его истинное намерение? "Клянусь я в бой идти без страха, пусть дыба ждет меня и плаха!"3 - вспомнил он слова Педро Родригеса, сказанные на прощание, и Рамиро впервые за много лет почувствовал, что нет у него в душе этого прежнего обреченного: "А, все равно!" Теперь хотелось победить.
      3 Из поэмы "Клятва" кубинского поэта Пласидо (1809 - 1844).
      Еще на Кубе, когда они с Родригесом прорабатывали вариант "детектора лжи", Педро советовал во время допросов мысленно читать стихи. Поэтому но первый "сеанс" Рамиро Фернандес пошел, повторяя про себя четверостишие Хосе Марти.
      Моя Куба - как лес, одетый
      Сумеречной вуалью печали.
      Но я вижу, как черные дали
      Светлеют в преддверье зари.
      Допрос длился уже час, когда офицер ФБР неожиданно спросил:
      - Вы агент Кастро?
      - Я агент ЦРУ.
      - Кто вербовал вас на Кубе?
      "Чтоб жизнь была достойной, мы должны оправдывать ее борьбой и смертью".
      - Я завербован в шестидесятом в Майами Эверфельдом.
      - Кем еще? На Кубе!
      - В Нью-Йорке мистером Громаном и мистером Фримэном.
      - Мы знаем - вас перевербовали!
      "Пусть я умру в борьбе - прекрасна смерть за родину и за свободу..."
      Вслух Рамиро выпалил самую отборную ругань, которую знал.
      - Говорю, меня силой привез Кинтана. Кретины!!!
      Рамиро догадывался, что выигрывает. Он был абсолютно уверен в себе. Даже в самых глубинах сознания не было ни малейшего ощущения страха.
      На очередной "сеанс" Рамиро шел, твердо зная, что выстоит.
      На пятые сутки его посадили в новенький "бьюик" и повезли в направлении парка Эверглейдс к озеру Окичоби.
      За высоким забором виллы тянулся тщательно подстриженный кустарник вдоль лабиринта аккуратно посыпанных желтым песком дорожек. То здесь, то там среди пышной зелени виднелись легкие строения. Тишина и безлюдие не вводили Рамиро в заблуждение. Он превосходно знал, что за каждой стеной этих "люкс-камер" находились на свободе опаснейшие из преступников, они разрабатывали планы, усваивали задания, готовились к действию...
      Сопровождавший Рамиро мулат остановился у колонн парадного входа в сверкавшее белизной каменное трехэтажное здание. Дальше Рамиро повела миловидная рыжая девушка в очках. В комнате, куда он вошел, развалясь в креслах, сидели и курили Насарио Сархен, генеральный секретарь "Альфы-66", инструктор Сонни, давнишний работник ЦРУ кубинец Фернандо и еще двое неизвестных Рамиро американцев. Тот, кто сидел за столом, очевидно, был старшим по положению.
      Рамиро поздоровался, вяло пожал протянутую руку представителя "Альфы", ругнулся крепким словцом и сел, не ожидая приглашения. Он еще не знал, что его показания были тщательно сверены с донесением Кинтаны. Анализ вскрыл, что Кинтана, сообщая те же факты, преподносил их явно тенденциозно.
      - Извини, Рамиро, - первым заговорил Фернандо, - пока мы узнали...
      Рамиро сжал зубы и пристально, с пренебрежением взглянул в сторону говорившего. Тот осекся.
      - Чико, ты же знаешь, как я к тебе отношусь, - закартавил по-испански инструктор Сонни, встал, подошел к Рамиро и похлопал по плечу.
      - Я не мальчик. Все понимаю. Но, пока не увижу Кинтану, нам не о чем говорить, - решительно ответил Рамиро по-английски.
      - Гуд! Вот это мы и собираемся сделать, - сказал тот, кого Рамиро счел за старшего. - Надо все уладить. В таком деле всякое случается. Не надо горячиться раньше времени. - Он нажал на кнопку, вделанную в ручку кресла.
      Почти сразу же в комнату вошел Кинтана и, кисло улыбаясь, протянул руку Рамиро, но тот в ответ, не вставая, резким движением левой нанес ему удар в живот. Кинтана согнулся и от второго удара в лицо полетел на пол.
      К Рамиро бросились со всех сторон, а он спокойно откинулся на спинку кресла и сказал:
      - И это еще не все! Не советую тебе повстречать меня на улицах Майами, кретин! Я же тебя предупреждал... там, в лодке. Не поверил - умей рассчитываться!
      Сонни стоял и улыбался, явно довольный. Насарио Сархен, видевший в Кинтане представителя соперничающей организации, тоже в душе наверняка оправдывал действия Рамиро. Но тот, кто был за старшего, побагровел и гневно спросил:
      - Фернандес, зачем вы помогали Кинтане? Вы, Кинтана, идите, идите! И, когда тот, утирая разбитый нос, закрыл за собой дверь, шеф еще строже переспросил: - Зачем вы помогали Кинтане? У вас на этот счет не было наших инструкций!
      - Перед ним я себя не расшифровал. Я видел, что это свой. Он оказался в беде! Вы бы бросили своего?.. - Почувствовав, что выигрывает, Рамиро продолжил: - Уверен, мистер, что и вы помогли бы своему. Но главное, я думал: этот подонок все, как положено, честно расскажет, когда доберется сюда. А он? Возомнил себя Джеймсом Бондом, навыдумывал басен. Я полагал, был уверен - вам станет известно от него, и вы поймете, что меня пора вводить в дело. Поймете, что мне тошно там сидеть сложа руки. Два года! Вы шутите! Зачем? Я для этого не гожусь...
      - Хорошо, об этом позже. Но вы ведь рисковали в операции с лейтенантом. На это у вас тоже не было инструкций!
      - Он у меня в руках. Любит деньги. Я его обработал, как надо...
      - Но это не входило в ваше задание! - Шеф явно стремился прижать Рамиро к стене.
      - Не надо было выбрасывать меня без связи... Вы знаете, что я не могу без дела...
      - Рамиро Фернандес! Задание вы не выполнили, и это отразится на вашем счете в банке! - Шеф сердито стукнул ладонью по лакированной поверхности стола.
      - Мистер... не знаю, как вас там, - довольно грубо ответил Рамиро, когда вы, наконец, поймете, что есть кубинцы, которые делают это не из-за ваших долларов? Плевал я на них! Я хочу действовать, чтобы наше "возвратимся через два месяца" не превратилось в "о возвращении забудь". А с заданием я справился. Надо было осесть? Я стал лучшим на заводе. Какого человека приобрел! Вы знаете, чего он стоит? Может быть, у вас много "окон"? Здесь меня знают - если я работаю, то действую наверняка! - Рамиро помолчал, собираясь с мыслями. - Чем считать мои деньги в банке, вы бы лучше быстрее распорядились отогнать "Манглес" к кубинским берегам. Пусть там думают, что с нами что-то случилось. А лейтенант еще пригодится...
      Шеф встал, вышел из-за стола, вплотную приблизился к креслу, в котором сидел Рамиро, уставился ему в глаза, ожидая, чтобы тот поднялся. Рамиро продолжал сидеть, как изваяние.
      - Ну, хорошо, Рамиро Фернандес! Мы подумаем. Сейчас идите, отдыхайте, приведите нервы в порядок. Потом поговорим и о новом задании. - Шеф достал из кармана тонкий золотой портсигар, щелкнул затвором, предложил сигарету.
      Рамиро закурил и молча направился к выходу. Следом за ним вышел Фернандо.
      - Ладно, чико, все утряслось. На вот, держи. - И он протянул пакет с деньгами и брелок с ключами. - Это от зеленого "шевроле", что стоит рядом с "бьюиком". Пользуйся! Поселяйся в "Гранаде" на Меридиан-авеню. Там мало кого встретишь. Номер будет оплачен. Рад тебя видеть! Потом посидим, пропустим, расскажешь, как там. Уверен, все будет о'кей! А сегодня не откладывай, сходи послушай Ольгу Гильот. Она возвращается в Мексику. Да смотри, чико, кто спросит - скажи, что живешь в Чикаго, - учтиво, с явным уважением, как бы советуя, говорил Фернандо.
      К вечеру Рамиро Фернандес обзавелся всем необходимым и снял не очень дорогой, но вполне приличный номер в отеле "Гранада". За окнами виднелся Фламинго-Парк, чуть дальше просматривались пляжи Майами-Бич.
      К концертному залу, где выступала знаменитая кубинская певица, жившая в иммиграции, он пришел пешком и, не понимая еще причины, почувствовал, что за два года его отсутствия Майами как-то потускнел. Даже в сверкании тех же реклам не ощущалось прежнего блеска. На улицах было меньше "кадиллаков", "паккардов", "линкольнов".
      Рамиро приобрел билет с рук за тройную цену у перекупщика-кубинца. Среди публики, занявшей все места и проходы, почти не было американцев. Аплодисменты гремели после каждой песни, но как-то очень быстро обрывались. Когда Ольга Гильот спела "Кубинскую ночь", треть зала захлюпала носами. А после "Ностальгии по моей Гаване" плакали уже все. Рамиро не выдержал этого зрелища и ушел. Но, приехав в отель, он подумал, что следует отправиться в бар и там напиться, "подавляя страдания", хотя ему так хотелось, не медля ни минуты, ехать к Марте. "Нет, нужно выждать еще несколько дней. Лучше пусть они не знают о Марте!"
      На следующее утро Рамиро поднялся только к ленчу. Побаливала голова, настроение было плохое, причину он хорошо знал - напился без всякого желания, в то время как ему безудержно хотелось видеть Марту. Проглотив две таблетки аспирина и выпив чашечку крепкого черного кофе, он вышел из отеля и незаметно для себя оказался на Флаглер - главной улице делового центра. Она была, как и прежде, торговой, прямой, шумной и однообразной. Те же роскошные магазины Вулворта, Бардина, Уайт-Кастел. Но продавцы почему-то не столь предупредительны. Вскоре Рамиро понял: магазины полны кубинцев-иммигрантов, которые кочуют от прилавка к стенду, от стенда к прилавку, берут в руки товар, вертят его и кладут на место. Уходя из магазина, оставляют там не более 99 центов.
      Рамиро вышел на Восьмую улицу юго-запада и здесь особенно почувствовал, что к прежним запахам прибавились запахи жареной поросятины, подгоревшего масла и самых дешевых в Майами сигар. Тут он не встретил ни одного американца.
      Завернув за угол, Рамиро не поверил своим глазам: сеньор Эдельберто де Каррера, бывший хозяин более десятка гаванских кинотеатров, которого так любил принимать у себя в "Делисиас" дон Карлос, перекладывал овощи на лотке, вынесенном на улицу из небольшой лавочки. Редких покупателей он неизменно встречал деланной слащавой улыбкой. Плечи его сгорбились. Достойно выглядел лишь белоснежный фартук, надетый поверх изрядно помятой гуаяберы1 и фланелевых брюк.
      1 Длинный жакет из легкой материи.
      Рамиро остановился чуть в стороне. Сбор информации о разложении кубинской иммиграции не входил в его задание, но Рамиро было интересно узнать новые факты. Он достал кожаный портсигар, вынул сигару "Партагас" за доллар тридцать центов. И сразу его окружили появившиеся словно из-под земли худющий продавец лотерейных билетов, коротышка, тянувший к сигаре зажигалку, - он тут же предложил услуги гида; третий пригласил сыграть в "сило"2, четвертый пытался засунуть в карман Рамиро визитную карточку игорного дома, пятый пообещал хороших девочек. Рамиро, не произнеся ни слова, резко повернулся и почти столкнулся с человеком, лицо которого за последние три года тирании Батисты не сходило со страниц кубинских газет и журналов. Имя его чаще произносили шепотом, а у большинства кубинцев от мысли попасть в руки Караталы, одного из главных батистовских полицейских, по телу пробегали мурашки.
      2 Азартная игра в кости, очень распространенная на Кубе до революции.
      Теперь Караталу трудно было узнать. Не спеша он подошел к лотку бывшего владельца кинотеатров, заискивающе, как клиент перед торговцем, которому задолжал, поздоровался с ним и стал набирать в сумку два фунта картофеля, фунт фасоли, полфунта моркови, столько же чеснока и петрушки.
      Сердце Рамиро учащенно забилось, и он впервые в жизни испытал незнакомое ему доселе чувство злорадства. Он дал волю новому для него ощущению и почти бегом бросился к своему отелю, где оставил машину. Дверцу перед ним распахнул высокий седой человек в поношенной, но чистой гуаябере. Гарсия сунул ему в длинные, тщательно вымытые руки доллар, а когда сел за руль и услышал сбивающиеся на хрипоту слова благодарности: "Gracias, mister! Senor, thank you", - достал из портсигара оставшиеся там четыре сигары и отдал их ошалевшему от удачи старику.
      "Неужели все это произошло за два года? Нет! Просто раньше я этого не замечал", - думал Рамиро, вылетая на Флаглер.
      Опять же, не отдавая отчета в том, зачем он это делает, Рамиро повел "шевроле" в самый богатый район города - Вест-Палм-Бич. По дороге почувствовал голод и заехал в ресторан "Ла Карета".
      До обеда было еще далеко, и официант, расставив перед одиноким посетителем закуски, заговорил с ним. Рамиро сказал, что он мексиканец, и в ответ получил комплимент по поводу его английской, почти без акцента речи и признание:
      - А, знаете, я поначалу принял вас за кубинца. Они любят у нас бывать. - И официант стал перечислять хорошо известные Рамиро имена.
      Все это были так называемые "вожди" отдельных организаций, групп и группировок "гусанос", крупные предприимчивые дельцы, большинство из которых сумели еще до революции разместить свои капиталы в США. Два года назад таких групп в Майами было более сотни.
      - Странно только, - продолжал официант, - раскланиваются друг с другом издали, вежливо, но никогда между собой не говорят...
      "Еще бы! - подумал Рамиро, всаживая в холодного лангуста тупой рыбный нож. - Каждый из этих мечтает возвратиться на Кубу президентом... при помощи Сонни, полковника Фрэнка, Мак Куоринга... После обеда непременно поеду к Марте... Похоже, что не следят... Да и она лучше других расскажет... Каналья, и тебе не стыдно? Разве ради этого ты хочешь ее видеть?.."
      До революции Марта была звездой телевидения в Гаване. Рамиро не пропускал ни одной передачи с ее участием. Вздыхал, подшучивал над собой иногда зло. В его мечтах она была недосягаемой королевой. В Майами, выйдя из тюрьмы, где просидел полтора года за ограбление игорного дома, он встретил Марту у Мирты де Пералес, активной контрреволюционерки, содержавшей дамский салон. Но Марта не приняла его ухаживаний. Лишь несколько дней спустя случай положил начало их дружбе. Молодая женщина, переходя улицу, оступилась и подвернула ногу. Рядом, да еще с машиной, оказался Рамиро. Он подвез Марту к врачу, а затем и домой. По дороге Марта с удовольствием обнаружила, что Рамиро умеет слушать и во многом разделяет ее взгляды на жизнь и на то, что кругом творится.
      Днем Марта помогала хозяйке салона принимать клиенток, а вечерами у нее не было другого занятия, как без конца до самых мельчайших подробностей, порой казавшихся Рамиро смешными, вспоминать прежнюю жизнь в Гаване.
      Марта не любила Мирту де Пералес, экзальтированную, взбалмошную, надменную, не любила еще и за ее дикую ненависть к тому, что происходило на Кубе. Молодая женщина тихо тосковала по оставленной родине, тяжело переживала разлуку с родными. Рамиро не посвящал Марту в свои дела. Ему было с ней уютно, тепло, особенно когда они оставались одни - будь то дома, в зале кинотеатра, на пляже, в парке. С ней он отдыхал душой, был к Марте предельно внимателен и вскоре почувствовал, что ей хочется иметь семью, стать матерью. Рамиро всякий раз уходил от разговоров на эту тему, заводимых Мартой робко, стыдливо, с опаской.
      Разыскивая сейчас Марту, Рамиро с затаенным трепетом думал о том, что с ней, как она его встретит.
      Дом на углу Одиннадцатой и Двадцать четвертой улиц юго-запада по-прежнему был занят дамским салоном, но уже не принадлежал Мирте де Пералес. Эта "сеньорита" однажды по неизвестной, никем не установленной причине исчезла с горизонта своих клиенток и знакомых, и старая вывеска была заменена новой. Рамиро все-таки узнал одну из прежних маникюрш, и та поведала ему, что Марта ушла за полгода до таинственного исчезновения хозяйки, рассорившись с ней и не получив даже расчета.
      Миновала неделя, прежде чем Рамиро напал на след Марты. Еще три дня он шел по нему, мечась по городу из одного частного дома в другой, пока наконец не нашел ее. Встреча была радостной.
      Марта в легком розовом платьице, плотно облегавшем ее стройное тело, кружевном передничке и таком же накрахмаленном чепчике-венце на голове, казалось, готовилась к выходу на сцену. Но, увы, теперь она была всего лишь служанкой в доме богатого промышленника, чьи химические предприятия находились в Джексонвилле и Атланте.
      - Рамиро, ты? Какое счастье! Не может быть! Входи, Рамиро! Я так рада! Я думала, ты пропал, забыл меня. Входи же, дорогой. - Марта бросилась ему на шею. - Мне впервые хорошо здесь! А было плохо, плохо - и без тебя очень... - торопливо произнося слова, она вела его в маленькую комнатку для прислуги.
      - О'кей, Марта! Я с тобой. Мне приятно, что ты рада. - Он, охваченный столь редким теперь у мужчин чувством благодарности за память, постоянство и верность, обнял ее. "Новизна волнует, но ей не сравниться с тем, когда ждут!" - подумал он и еще нежнее прижал к груди Марту. Губы его потянулись к ее уху, к родинке за ним.
      Женщина, усадив гостя в удобное кресло рядом с торшером, схватила с туалетного столика платок и поднесла к глазам.
      - Думала, встретил другую... Плакала, Рамиро. Но потом, потом вдруг сразу поняла, что ты иначе жить не можешь. Иначе тебе не одолеть эту жизнь. Ты делал то, что должен был делать...
      Рамиро молчал. Слова - сразу все - рвались наружу, и ни одно не могло опередить другое. И прошлая жизнь, былые свидания с Мартой, и два года на Кубе, встреча с Педро Родригесом, и злобная радость, испытанная им при виде Караталы, и сознание, что он очищается от грязи, и перехватывающая дыхание боль в груди при мысли, что было бы, не встреть он сейчас, потеряй Марту, все перемешалось в одном судорожном вздохе. Он сидел, молча смотрел немигающим взглядом на любимую.
      - Рамиро! Я так рада! Но как ты нашел меня? Хочешь что-нибудь выпить? Сейчас принесу, - не умолкала Марта. - Пиво, виски, оранжад?
      - Почему ты ушла из салона? - неожиданно для самого себя спросил Рамиро.
      - Там... там, знаешь, стали появляться,,. клиенты. - И Марта опустила глаза, покраснела.
      - А здесь...
      - Нет, Рамиро! Потому мне здесь и спокойно! В других домах было иначе, и я уходила... Ты же знаешь...
      Рамиро спохватился, почувствовал прилив стыда, рывком привлек к себе Марту, усадил на колени. Но в это время над дверью загорелась лампочка Марту вызывали.
      Встретившись в субботу, они весь вечер потратили в поисках места, где можно было потолковать наедине. Но в какой ресторан, кафе или бар города они ни заходили, тут же встречали кубинцев. Те, гоняя на витроле пластинки Бени Море, Фахардо, Лучо Гатики и "Пяти латинос", после рюмки дешевых виски непременно начинали плакать и набрасывались на нового человека с одними и теми же вопросами: "Что нового там? Вы что-нибудь слышали новое?"
      Рамиро предложил Марте поехать в районы дорогих отелей, стоявших у шикарных пляжей, и там найти местечко поуютней. Она было сочла себя недостаточно хорошо одетой, чтобы появиться там в ночное время, но потом решила:
      - Теперь здесь все равно!
      Из того, что Рамиро слышал за эти дни от других, и из рассказов Марты он мог сделать прежде всего один, безошибочный вывод: положение с кубинскими беженцами серьезно волнует американские власти.
      Кубинцы не желали добровольно расселяться в другие районы страны, В Майами их скопилось больше трехсот тысяч. Жизнь города изменилась. Курорт, его хозяйство, приносившее прежде высокие прибыли жителям, приходили в упадок. Богатые туристы устремились в Калифорнию и Мексику. Многие американские семьи покинули Майами, Так называемая кампания "релокализейшен", придуманная иммиграционной службой США и проводившаяся при сильном нажиме - беженцам решительно отказывали во всякой помощи, если они не хотели переселяться в другие города, - не принесла желаемых результатов. На севере страны кубинцы не могли жить из-за холода. В Калифорнии негры и "брасерос" - сезонные мексиканские рабочие - встречали кубинцев буквально в кулаки. В индустриальных районах непрофессиональные руки беженцев не могли быть использованы. Многие, чтобы как-то прокормить себя и свои семьи, брались за самую черную работу, которую прежде выполняли негры и пуэрториканцы. Это вызывало к кубинцам неприязнь. И, по этой причине тоже, они стремились возвратиться туда, где их хоть понимали и как-то могли защитить земляки.
      - Более или менее благополучно решили свою судьбу инженеры и учителя, - говорила в машине Марта, когда они свернули с авениды Флаглер к морю. - А еще лучше устроились врачи. Ты меня слушаешь, Рамиро? Тебе скучно со мной?
      - И да и нет! - Он положил свободную руку ей на колено.
      - Что "да" и что "нет"?
      - Да - слушаю! Нет - не скучаю, милая. Я думаю, где бы нам повкуснее да побыстрее поесть и завалиться ко мне. Я страдаю от того, что так медленно переключаются светофоры. Говори, говори, мое сердце!
      - Так вот, поначалу нашим врачам несладко было - учить английский, пересдавать экзамены... Но худо-бедно они устроились. Правда, те, у кого там были клиники, работают просто хирургами. Но что такое две с половиной тысячи из трехсот пятидесяти? Остальные грызут галеты "Эль госо" на стипендию "Рефужи" и пережевывают без конца и без толку новости. Ты знаешь, почти никто не слушает местные передачи на испанском. А когда говорит Фидель... О! Все сидят у приемников. Ругают его последними словами, но слушают и плачут...
      - Многие улицы теперь просто похожи на гаванские, - подхватил Рамиро, - на каждом углу, куда ни посмотришь, лотки с прохладительными напитками, "фритас"1. Все играют в "сило", "ла чину", "кастильо" 2!
      1 Жаренная в масле, прямо на улице, всякая съедобная всячина.
      2 Игровые тотализаторы старой Гаваны.
      - Да! А подпольные игорные дома? Их развелось... Дома терпимости, продажа наркотиков...
      - Каждый зарабатывает, как может, - сказал Рамиро, чувствуя, что едва сдерживает желание открыться Марте
      - Женщинам труднее... Многие за крышу вынуждены платить собой... Марта внимательно заглянула в глаза Рамиро.
      Они выехали на широкую авеню, тянувшуюся параллельно берегу моря, и как бы в подтверждение их разговора на панелях у баров, прилегающих к пляжам, на каждом шагу они встречали кубинок. Кубинцев мужчин почти не было видно.
      - Посмотри, и здесь... - сказал Рамиро. Марте стало обидно, и она возразила:
      - Будто в Майами этим занимаются только они...
      - Но их нетрудно отличить. Американки, так те всё: платья, кофты, блузки, юбки, даже обувь - носят на один номер свободнее, кубинки наоборот.
      Марта что-то хотела сказать, но Рамиро остановил машину. Две женщины, стоявшие у входа в ресторан, узнали Марту и поздоровались. Эти сеньоры, бывшие клиентки сеньориты Мирты, смотрели на нее, пришедшую с мужчиной, с нескрываемой завистью. Рамиро почувствовал это и особенно нежно взял под руку Марту, а она прошептала:
      - В Гаване они сочли бы неприличным здороваться со мной, артисткой телевидения, а здесь... Скажи, Рамиро, - Марта внезапно переменила тему разговора, но вопрос ее был совершенно логичен, - скажи, ты ведь не ездил в Европу, как собирался... Ты был там? Был на острове?..
      "Вот бы сейчас на мне висели эти чертовы присоски "детектора лжи"! подумал Рамиро. - Я бы погорел... Обидно! У меня нет родней человека. Но нельзя! Ей я мог бы все рассказать, открыть себя, обнажить до последнего нерва... Увезу на Кубу, там расскажу..." А вслух предложил:
      - Дорогая, давай поговорим об этом завтра. Утром, Пойдем на пляж. А сейчас, сейчас будем есть и веселиться...
      Поднялись они рано и прямо до завтрака отправились к морю. Выходя из номера, Рамиро увидел в коридоре черной кошкой проскользнувшего к лифту "Эл Маго"3. Хотел было поздороваться, но тот даже не остановился.
      3 Маг, волшебник (исп). Кличка доктора Робреньо - одного из ближайших помощников Манулля Артиме, наиболее активного руководителя кубинских контрреволюционеров.
      Трудно объяснить, как срабатывает у людей интуиция, но, когда они вошли в воду, Рамиро - он собирался рассказать, как на Кубе хорошо, произнес:
      - Марта, действительно, все это время я был там. Все эти два последних года Это ужасно тяжело! Там все плохо. Прежней Кубы нет! Я рад, что выбрался оттуда. Сидел там и ничего не делал. Ни на что глаза мои смотреть не хотели. Так что, понимаешь, рассказывать не о чем. Все в руках Фиделя! Никто ничего там не может, да и здесь... Здесь все делают только вид, а... чтобы его сбросить, одни разговоры. - И, в сердцах махнув рукой, побежал навстречу волнам легкого прибоя, увлекая за собой Марту. Свежий, набежавший вдруг порыв ветра и соленые волны были свидетелями того, как гулко стучало сердце Рамиро.
      Лишь полгода спустя он узнал, что в то утро выиграл, как иной боксер нокаутом, важный для себя бой. С чердака отеля, стоявшего напротив пляжа, аппаратурой особой конструкции их разговор был записан и заснят на пленку. О том, что собирались именно на этот пляж, Рамиро и Марта говорили в машине, в ресторане и в номере отеля. А за Рамиро Фернандесом все эти дни велась тщательная слежка,
      Рамиро заметил, как еще на пляже резко изменилось настроение Марты, хотя она и не сказала ему ни слова. В душе он радовался этому, но пока решил не подавать виду. В тот вечер на прощание он, однако, нежно взяв за подбородок Марту и поцеловав ее в родинку за ухом, заявил:
      - Дорогая, запомни, прошу тебя, - это очень важно для меня и для нас обоих, - как бы неожиданно я ни исчезал, жди меня! Я обязательно вернусь! Я люблю тебя, девочка!
      Марта схватила руку Рамиро и прижала к губам его ладонь.
      Глава III.
      ЭНДШПИЛЬ
      Через пару дней рано утром в отель к Рамиро приехал Фернандо, и они вместе отправились в усадьбу к озеру Окичоби. Там в присутствии американца, которого Рамиро видел впервые, инструктор Сонни изложил суть задания. Рамиро Фернандесу предстояло вскоре отправиться на Кубу. По тому, как был построен план операции, Рамиро понял, что ее успеху придают серьезное значение. Он внимательно слушал, переспрашивал, уточнял. Когда речь зашла о способе высадки, он высказал соображение, что для этого можно использовать надувную лодку.
      - Мы думали об этом, но... ты же хороший пловец и не боишься акул, ответил Сонни. А незнакомец, худой и плоский, словно по нему проехал дорожный каток, с налетом некоторого раздражения добавил:
      - Вы ведь сами не уверены, Фер-р-р-нандес, будет ли с вами работать тот лейтенант. Зачем давать им в руки лишнюю улику? А?