Стоило Эрагону вспомнить события минувшего дня, и волна горечи снова затопила его душу, а глаза наполнились слезами. Пришлось даже смахнуть их рукой. Арья выбралась из тоннеля лишь поздней ночью, усталая, со сбитыми до крови ногами. Несмотря на все её усилия и магические чары, ургалам удалось от неё уйти.

— Я нашла вот это, — сказала она и вытащила пурпурную рубаху, принадлежавшую одному из Двойников, разорванную и окровавленную; затем — рубаху Муртага и обе его кожаные латные перчатки. — Вещи были разбросаны на краю чёрного провала, на дно которого не ведёт ни один из тоннелей. Ургалы, видимо, унесли с собой все их оружие и доспехи, а тела сбросили в этот колодец. Я искала и Муртага, и Двойников, но ничего не обнаружила на дне провала, только тьму. — Она посмотрела Эрагону прямо в глаза. — Прости, но они исчезли и, видимо, мертвы.

И теперь в глубине души Эрагон неустанно оплакивал Муртага, все сильнее чувствуя горечь утраты и страх. И страх этот усугублялся тем, что за последние месяцы он довольно близко успел с ним «познакомиться».

На руку ему упала слеза, и, глядя на эту маленькую блестящую каплю, Эрагон решил попробовать отыскать бесследно исчезнувших Двойников и Муртага с помощью магического кристалла. Он понимал, что это отчаянная и почти безнадёжная затея, но ему хотелось хотя бы убедиться в их гибели. Впрочем, он все же не до конца был уверен, что сможет обрести успех там, где это не удалось Арье, и хочет — даже если после этого у него и станет немного легче на душе, — хоть на мгновение увидеть искалеченное тело Муртага где-то на дне бездонной пропасти в недрах Фартхен Дура.

— Драумр копа! — прошептал он, и слезинка превратилась в крошечную каплю тьмы на серебристом пятне, ярко сиявшем у него на ладони. Внутри капли что-то мелькнуло — словно птица пролетела на фоне скрытой облаками луны, и… все исчезло.

К первой слезинке присоединилась вторая.

Эрагон судорожно вздохнул и откинулся назад, пытаясь успокоиться. Оправившись от нанесённой ему Дурзой страшной раны, он наконец осознал — хотя, возможно, и не до конца, — что до сих пор жив лишь благодаря чистому везению. «Столкнись я снова с шейдом, с раззаком или с самим Гальбаториксом, я должен быть сильнее их, если хочу победить». Он понимал, что Бром мог бы ещё многому научить его, просто не успел. А теперь выбора не оставалось: нужные знания ему дадут только эльфы!

Дыхание Сапфиры участилось, она открыла глаза и широко зевнула.

«Доброе утро, маленький брат». «Доброе ли? — Он посмотрел вниз и опёрся на руки, пробуя на ощупь матрас. — Оно ужасное, Сапфира! Муртаг и Аджихад погибли… Но почему же часовые в тоннелях не предупредили нас о появлении ургалов? Неужели ургалы шли за Аджихадом по пятам, никем не замеченные? Нет, Арья права: все это не имеет смысла». «Но мы, возможно, так никогда и не узнаем правды, — мягко сказала Сапфира. И встала, расправляя крылья и касаясь ими низкого потолка. — Для начала тебе надо поесть, а потом мы должны постараться выяснить, каковы дальнейшие планы варденов. Времени терять нельзя: новый предводитель может быть избран уже через несколько часов».

Эрагон понимал, что она права. Он вспомнил, как они вчера расстались с остальными: Орик опрометью бросился сообщать новости королю Хротгару; Джормундур и его люди понесли тело Аджихада туда, где оно будет покоиться до похорон, а Арья, стоя в сторонке, молча наблюдала за происходящим.

Эрагон быстро встал, опоясался мечом, взял лук и нагнулся, чтобы поднять валявшееся на полу седло Сноуфайра. И тут же острая боль пронзила всю верхнюю часть его туловища; он рухнул как подкошенный и, извиваясь, попытался достать рукой то место, что служило источником этой невыносимой боли. Ему казалось, будто его распиливают пополам. Сапфира заворчала, инстинктивно задрав хвост, словно собираясь с кем-то сражаться, и попыталась мысленно утешить его, но это ничуть не облегчило его боль.

Приступ длился, наверное, несколько минут. Когда стихли последние вспышки мучительной боли, Эрагон с трудом перевёл дыхание. Лицо его было покрыто крупными каплями пота, даже волосы намокли; глаза щипало. Он осторожно завёл руку за спину и коснулся верхней части свежего шрама. Шрам был горячим на ощупь, явно воспалённым и болезненным. Сапфира, опустив голову, коснулась носом его плеча.

«Ах, бедный малыш…»

«На этот раз действительно бедный», — мысленно сказал ей Эрагон, с трудом вставая на ноги.

Она поддержала его, пока он тряпицей вытирал пот с лица, а потом они осторожно двинулись к двери. Эрагон все время опирался о плечо драконихи.

«У тебя сил-то хватит?» — спросила Сапфира.

«Должно хватить. Нам, дракону и Всаднику, необходимо сказать своё слово насчёт того, кто сменит Аджихада на посту предводителя варденов. Возможно, мы сумеем даже повлиять на результат выборов. Ты и сама понимаешь: сейчас наши позиции довольно сильны; мы пользуемся авторитетом среди варденов. В ином случае Двойники точно все подгребли бы под себя. Может, оно и хорошо, что колдуны пропали. Пожалуй, нам это даже на руку».

«Ну что ж, — сказала Сапфира, — я с тобой согласна. И все-таки пусть этот Дурза тысячу лет мучится за то, что он с тобой сделал!»

«А ты постарайся все время быть со мной рядом», — невпопад откликнулся Эрагон.

Вместе они прошли через весь Тронжхайм, и каждый встречный непременно останавливался и низко кланялся им, шепча «Аргетлам» или «Губитель Шейдов». Им порой почтительно кланялись даже гномы, хотя и не так часто. Эрагона потрясло мрачное, какое-то загнанное выражение на лицах людей, их тёмные траурные одежды. Многие женщины были в чёрном с головы до ног, даже лица закрыли чёрными кружевами.

Наконец они добрались до столовой; Эрагон принёс из кухни полный поднос еды. Сапфира не сводила с него глаз, опасаясь повторения недавнего приступа. Несколько человек попытались подойти и заговорить с ним, но дракониха, чуть приподняв верхнюю губу, негромко рыкнула, и все испуганно кинулись врассыпную. Эрагон, сделав вид, что ничего не произошло, принялся за еду, тщетно пытаясь не думать о Муртаге. Наконец, не выдержав, он мысленно спросил Сапфиру:

«Как ты думаешь, кто сможет управлять варденами теперь, когда нет ни Аджихада, ни Двойников?»

Она колебалась:

«Вполне возможно, что Аджихад имел в виду тебя, если его последние слова рассматривать как благословение. Здесь тебе противостоять вряд ли кто-то сможет. Но мне кажется, это не самое мудрое решение. Я вижу, что на этом пути нас подстерегают одни неприятности».

«Я тоже так думаю, — согласился с ней Эрагон. — Да и Арья вряд ли одобрит подобное решение, а она может стать очень опасным врагом. Эльфы не могут лгать, пользуясь древним языком, но, когда они говорят по-нашему, этот запрет не действует. Арья, например, может заявить, что Аджихад никогда не произносил своих прощальных слов, если того потребуют её собственные тайные цели. Нет, какой из меня руководитель… А насчёт Джормундура что ты думаешь?»

«Аджихад называл его своей правой рукой. Но мы с тобой, к сожалению, очень мало знаем и о нем, и о других ближайших помощниках Аджихада. Мы здесь совсем недавно. Так что выводы делать нам придётся, основываясь исключительно на поверхностных ощущениях и собственной проницательности».

Эрагон возил кусок рыбы по тарелке вокруг комка каких-то разваренных и размятых клубней.

«Не забудь Хротгара и гномов с их кланами, — сказал он. — Они в такой момент тоже тихо сидеть не будут. Если не считать Арьи, эльфы тут права слова не имеют, да и решение будет принято прежде, чем они успеют хотя бы весть получить о случившемся. А вот гномов нельзя сбрасывать со счётов, впрочем, они этого и не позволят. Хротгар благоволит варденам, но если ему будет противостоять значительное число кланов, он может дрогнуть и поддержать того, кто совершенно не годится на роль предводителя».

«Кого, например?»

«Да любого, кем легко управлять». — Эрагон отодвинул тарелку и, закрыв глаза, прислонился спиной к стене.

Оба довольно долго молчали, обдумывая названные варианты. Затем Сапфира сказала:

«Эрагон, тут кое-кто очень хочет говорить с тобой. Я никак не могу его отогнать».

Очнувшись от своих размышлений, Эрагон открыл глаза и, моргая от яркого света, увидел, что у их стола стоит какой-то бледнолицый юнец и смотрит на Сапфиру такими глазами, словно боится, что она вот-вот его съест.

— В чем дело? — дружелюбно спросил его Эрагон. Мальчик вздрогнул, вспыхнул и поклонился.

— О, Аргетлам! Тебя призывают на Совет Старейшин.

— Кто призывает?

Этот вопрос ещё больше смутил парнишку.

— Совет… то есть люди, которых мы… вардены… выбрали, чтобы от нашего имени говорить с Аджихадом. Они были его доверенными лицами, советниками, и теперь хотят тебя видеть. Это большая честь! — Слабая улыбка мелькнула у него на лице.

— И ты должен отвести меня к ним? — Да.

Сапфира вопросительно посмотрела на Эрагона. Он пожал плечами и, оставив на столе недоеденный завтрак, жестом велел гонцу идти вперёд, но тот все время оглядывался, не сводя с меча Заррока восхищённых глаз, потом, заметив взгляд Эрагона, смущённо потупился.

— Как тебя звать? — спросил Эрагон.

— Джарша, господин мой.

— Хорошее имя. Ты молодец, Джарша, и прекрасно выполнил данное тебе поручение.

Джарша просиял и быстрее зашагал вперёд. Подойдя к толстенной каменной двери, он сильным толчком открыл её, и перед ними предстало помещение округлой формы со сводчатым потолком небесно-голубого цвета, украшенным созвездиями из самоцветов. В центре стоял круглый мраморный стол с инкрустированным в столешнице символом Дургримст Ингеитум — молотом в окружении двенадцати звёзд, означавших двенадцать основных кланов. За столом сидели Джормундур, затем двое незнакомых Эрагону мужчин — один худой и высокий, а второй низенький и широкоплечий; затем какая-то женщина с поджатыми губами и близко поставленными глазами. Эрагон заметил, что глаза у неё искусно подведены, а щеки сильно нарумянены. Далее расположилась вторая женщина с невероятно густыми седыми волосами, обрамлявшими лицо вполне почтённой женщины; однако в вырезе её корсажа меж пышных грудей виднелась рукоять кинжала, спрятанного в ножны.

— Ты можешь идти, — сказал Джормундур Джарше.

Тот быстро поклонился и вышел.

Сознавая, что за ним наблюдают, Эрагон поздоровался, осмотрелся и сел с той стороны стола, где был целый ряд пустых кресел. Теперь, чтобы посмотреть на него, членам Совета приходилось дружно поворачиваться. Сапфира, нахохлившись, пристроилась у него за спиной; он чувствовал на затылке её горячее дыхание.

Джормундур привстал и слегка поклонился Эрагону; затем снова сел и сказал:

— Спасибо, что пришёл, несмотря на полученное увечье. Это Умерт. — И он указал на высокого мужчину. — А это Фалберд. — Он указал на широкоплечего здоровяка. — А вот это Сабра и Элессари.

Эрагон поклонился и спросил:

— А как же Двойники? Разве они не были членами вашего Совета?

Сабра, сердито тряхнув головой, громко постучала по столу длинным ногтем и отчеканила:

— Эти слизняки не имели к нам ни малейшего отношения! Они действовали исключительно во благо собственных интересов. Служить варденам? Зачем это им? Таким в нашем Совете не место!

Эрагон, даже сидя довольно далеко от неё, чувствовал запах её духов, густой, маслянистый, — так пахнут умирающие, даже слегка подгнившие цветы. Он с трудом сдержал улыбку, когда это сравнение пришло ему на ум.

— Довольно. Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать Двойников, — резко сказал Джормундур. — Мы попали в сложное положение, и разрешить создавшуюся проблему нужно как можно быстрее. Если мы сами не сможем выбрать преемника Аджихада, это сделает кто-то другой. Хротгар уже передал нам свои соболезнования и был в высшей степени учтив, но нет сомнений — и он строит определённые планы, пока мы тут заседаем. Нельзя также сбрасывать со счётов и колдунов из тайного общества Дю Врангр Гата с их магией. Да, они в большинстве своём оставались верны варденам, но невозможно предугадать, каковы будут их действия теперь даже при самом благоприятном раскладе. Именно поэтому, Эрагон, нам нужна твоя помощь — дабы обеспечить законность власти того, кто будет избран предводителем варденов вместо Аджихада.

Фалберд грузно поднялся, опираясь мясистыми руками о столешницу.

— Мы пятеро уже знаем, кого нам поддерживать, и полагаем, что наш выбор верен. Однако, — он поднял толстый палец, — прежде чем мы назовём тебе имя этого человека, ты должен дать нам слово чести, что в любом случае, согласишься ты с нами или нет, ни одно слово, сказанное здесь, не выйдет за пределы этой комнаты.

«Зачем им это?» — мысленно спросил Эрагон у Сапфиры.

«Не знаю. — Она сердито всхрапнула. — Вполне возможно, это ловушка. Однако условия этой игры тебе так или иначе придётся принять. Но помни: меня они не просили клясться им ни в чем. И, если будет необходимо, я с полным правом смогу рассказать обо всем Арье. Очень глупо с их стороны — они забыли, что драконы умнее многих людей!»

Её слова успокоили Эрагона, и он сказал:

— Хорошо, я даю вам слово. Итак, кого вы видите во главе варденов?

— Насуаду.

Это решение страшно удивило Эрагона; он задумался. Кандидатура Насуады ему даже в голову не приходила — ведь она так молода, всего на несколько лет старше его самого. Разумеется, никакой реальной причины не согласиться с выбором Совета Старейшин он не находил, но все же не понимал, почему эти люди хотят поставить во главе варденов именно дочь Аджихада? Что сулит им подобный выбор? Вспомнив советы Брома, Эрагон попытался рассмотреть эту проблему со всех сторон, понимая, впрочем, что времени на раздумья у него очень мало.

«Насуада обладает твёрдым характером, — тут же услышал он голос Сапфиры. — У неё точно стальной стержень внутри. В этом она очень похожа на отца».

«Возможно, но неужели они выбрали её только по этой причине?»

Желая выиграть время, Эрагон спросил вслух:

— А почему бы тебе, Джормундур, не стать предводителем варденов? Аджихад называл тебя своей правой рукой. Разве это не означает, что именно ты должен теперь занять его место?

За столом послышался шум; члены Совета явно были в замешательстве. Сабра, выпрямившись, как штырь, нервно стиснула перед собой руки; Умерт и Фалберд мрачно переглядывались, а Элессари ласково улыбнулась Эрагону, и рукоять кинжала закачалась у неё на полной груди.

— Аджихад называл меня так в тех случаях, — Джормундур говорил медленно, старательно подбирая слова, — когда речь шла исключительно о делах военных. Кроме того, я член Совета Старейшин, а он обладает силой лишь в том случае, когда мы поддерживаем друг друга. Глупо и опасно кому-то одному из его членов подниматься надо всеми остальными. — После этих слов все явно вздохнули с облегчением, а Элессари даже похлопала Джормундура по руке.

«Ха! — мысленно воскликнула Сапфира. — Он бы с удовольствием взял власть в свои руки, если б сумел заставить остальных поддержать его. Ты только посмотри, как они на него смотрят! Он точно волк среди бараньего стада».

«Точнее, волк в стае шакалов», — откликнулся Эрагон, а вслух спросил:

— И вы считаете, что у Насуады достаточно опыта? Элессари налегла грудью на край столешницы, сильно и резко наклонившись вперёд, и сказала:

— Я прожила в Фартхен Дуре уже семь лет, когда к нам присоединился Аджихад. На моих глазах Насуада из очаровательной девочки превратилась в ту молодую женщину, какой мы её знаем теперь. Порой она, правда, все ещё бывает немного легкомысленной, но роль предводительницы варденов ей вполне по плечу. Да и люди её будут любить. И мы, — Элессари любовно погладила себя по груди, — всегда рядом; мы, конечно же, поможем ей в столь неспокойные времена. Она никогда не останется без подсказки, без доброго совета. Неопытность не должна стать для неё препятствием на пути к той власти, которая принадлежит ей по праву.

«Так им нужна марионетка!» — догадался Эрагон.

— Через два дня состоятся похороны Аджихада, — вступил в разговор Умерт. — Сразу же после этого мы собираемся назвать своим новым предводителем Насуаду. Сперва, конечно, нужно спросить у неё самой, но она наверняка согласится. Мы хотим, чтобы ты, Эрагон, присутствовал на церемонии её назначения — тогда никто, даже Хротгар, не сможет это решение обжаловать! — и принёс варденам клятву верности. Это вернёт людям уверенность в своих силах, отчасти уничтоженное смертью Аджихада, и помешает тем, кто хотел бы внести раскол в наши ряды.

Клятва верности!

Сапфира тут же мысленно заметила:

«Обрати внимание: они хотят, чтобы ты принёс клятву верности не Насуаде, а именно варденам!»

«Да, и хотят сами назначить её на этот пост, а это будет означать, что их слово в данном случае решающее. Они могли бы попросить Арью или нас назвать её имя, но тогда им пришлось бы признать, что мы как бы главнее их. Если же они объявят, что это решение было принято нами совместно, то не только достигнут превосходства над Насуадой, но и получат право командовать Всадником — благодаря данной мною клятве верности, — который публично поддержал Совет и Насуаду». Но вслух Эрагон продолжал задавать уклончивые вопросы, стараясь оттянуть время.

— А что будет, — спросил он, — если я не соглашусь с вашим предложением?

— Предложением? — переспросил Фалберд. Казалось, он был озадачен. — Ну, конечно же, ничего. Однако ты проявил бы неуважение ко всем, если б отказался присутствовать на церемонии избрания Насуады. Она может подумать, что герой битвы при Фартхен Дуре сознательно пренебрегает ею, а также, видимо, считает отныне служение варденам делом нестоящим. Вряд ли она будет способна пережить подобную обиду!

Вряд ли можно было высказаться яснее. Стараясь взять себя в руки, Эрагон незаметно стиснул рукоять меча; ему страшно хотелось вскочить и заорать во весь голос, что нет никакой необходимости силой принуждать его поддерживать варденов, что он и так полностью на их стороне. Но теперь получалось, что он же противится их воле, пытаясь избежать тех оков, которыми они хотят его сковать.

— Но раз вы полагаете, что мнение варденов обо мне столь высоко, — медленно промолвил он, — я, пожалуй, мог бы сказать, что наилучшим решением было бы мне, Всаднику, самому их и возглавить.

За столом воцарилась гнетущая тишина. Наконец Сабра решилась возразить.

— Это было бы далеко не самым мудрым решением, — тихо сказала она.

Эрагон молчал. Он судорожно искал выход из сложившейся ситуации.

«После смерти Аджихада, — услышал он голос Сапфиры, — видимо, уже невозможно то, чего придерживался он сам: оставаться независимым ото всех и всяческих группировок. Не стоит сердить варденов — особенно если после назначения Насуады ими станет командовать этот Совет. Нет, Эрагон, нам придётся до определённой степени им потакать. И учти: они до той же степени действуют в целях самосохранения, что и мы».

«Но что ещё они потребуют от нас, — спросил её Эрагон, — когда мы окажемся в их власти? Станут ли они уважать договор варденов с эльфами? Пошлют ли нас в Эллесмеру учиться или же решат совсем иначе? Джормундур кажется мне человеком вполне достойным, а вот остальные члены Совета… не знаю…»

Сапфира слегка коснулась нижней челюстью его макушки.

«Согласись, по крайней мере, присутствовать на церемонии назначения Насуады; уж это-то, мне кажется, мы сделать обязаны. Что же до клятвы верности, то посмотрим, нельзя ли как-то её избежать. Возможно, что-то ещё успеет перемениться… А может, решение нам подскажет Арья».

И Эрагон, согласившись с нею, громко сказал:

— Хорошо, как вам будет угодно. Я готов присутствовать на церемонии назначения Насуады.

Джормундур вздохнул с облегчением:

— Вот и прекрасно! В таком случае нам осталось обсудить ещё только один вопрос, и ты можешь быть свободен: одобрение кандидатуры Насуады. Нет причин откладывать решение этого вопроса, раз уж все мы собрались здесь. Я немедленно пошлю за Насуадой и за Арьей — нам необходимо получить также и одобрение эльфов, прежде чем объявить народу о принятом решении. Впрочем, вряд ли это вызовет какие-то трудности: Арья не может пойти против нашего Совета и тем более против тебя, Эрагон. Ей придётся согласиться с нашими доводами.

— Погоди, — суровым тоном остановила Джормундура Элессари, и глаза её блеснули сталью. — Скажи ты своё слово, Всадник! Принесёшь ли ты клятву верности во время церемонии избрания?

— Да, ты, разумеется, должен это сделать, — сказал Фалберд. — Это же позор для варденов, если Всадник откажется поддержать их. Или мы не сможем обеспечить ему полную безопасность.

«Нет, до чего хитро они загнали меня в угол!» — мысленно воскликнул Эрагон.

«Они рисковали, но риск того стоил, — заметила Сапфира. — Боюсь, выбора теперь у тебя не осталось».

«Они не осмелятся причинить нам зло, если я откажусь!»

«Да, не осмелятся. Но горя они могут причинить нам предостаточно. И я не ради себя самой, а ради тебя самого предлагаю: соглашайся. Есть множество опасностей, от которых я не в силах защитить тебя, Эрагон. А если Гальбаторикс выступит против нас, то тебе понадобятся союзники, а не враги. Тем более среди варденов. Начиная войну с Империей, мы не можем позволить себе вступать в противоречия с варденами».

Выслушав её, Эрагон сказал, обращаясь к Джормундуру:

— Хорошо, я принесу клятву верности.

Члены Совета, даже тощий Умерт, не стали скрывать своей радости, и Эрагон подумал:

«Они же боятся нас, Сапфира!»

«Они и должны нас бояться», — сердито буркнула она.

Джормундур кликнул Джаршу и велел ему немедленно разыскать и привести на Совет Насуаду и Арью. Разговор за столом совершенно увял, и вскоре воцарилась весьма неуютная тишина. Но Эрагон почти не обращал внимания на примолкших членов Совета, он мучительно искал выход из создавшегося положения, но пока не находил.

Наконец дверь отворилась, и все выжидающе повернулись к ней. Первой вошла Насуада — голова высоко поднята, взгляд совершенно спокоен. Она была в чёрном платье, расшитом нитками ещё более густого чёрного цвета — темнее даже, чем её кожа. Эту сплошную черноту нарушала лишь тонкая полоска королевского пурпура, протянувшаяся от плеча до бедра. Следом за Насуадой вошла Арья — лёгкой и грациозной кошачьей походкой; за ними маячил исполненный глубочайшего восхищения Джарша, которого тут же отпустили.

Джормундур лично усадил Насуаду на отведённое ей место. Эрагон поспешил сделать то же для Арьи, однако она не обратила внимания на услужливо отодвинутый им стул и осталась стоять на некотором расстоянии от стола.

«Сапфира, — попросил Эрагон, — ты уж сама расскажи Арье обо всем, что здесь произошло. По-моему, Совет и не подумает сообщать ей, как они вынудили меня дать все эти обещания».

— Арья! — Джормундур почтительно поклонился эльфийке и тут же полностью переключил все своё внимание на Насуаду. — Насуада, тебе, дочери Аджихада, приносит Совет Старейшин свои глубочайшие сожаления по поводу столь горькой утраты, затронувшей тебя более, чем любого из нас… хотя все мы скорбим с тобою вместе.

— Благодарю вас, — потупившись, прошептала Насуада. Сейчас она казалась такой юной, уязвимой и беззащитной, что Эрагону вдруг стало её безумно жаль. Она была совсем не похожа в эту минуту на ту чрезвычайно энергичную молодую женщину, что заходила к ним с Сапфирой перед самой битвой.

— Хотя сейчас ты, безусловно, оплакиваешь отца и тебе нет дела ни до чего другого, — продолжал Джормундур, — принять одно важное решение все же придётся, ибо этого требует насущная необходимость. Совет Старейшин не может руководить варденами, это ясно всем. Кто-то должен стать заменой твоему отцу, причём сразу же после похорон. Мы просим тебя занять этот пост, ведь он по праву принадлежит тебе как его наследнице. Да и все вардены, по-моему, ожидают, что теперь их возглавишь именно ты.

Глаза Насуады вспыхнули и тут же налились слезами, но она сдержалась и, низко наклонив голову, сказала достаточно твёрдо, хотя горечь утраты так и звенела в её голосе:

— Я никогда не думала, что именно мне придётся занять место моего отца. К тому же я, по-моему, слишком молода… И все же, если вы настаиваете, я исполню свой долг перед отцом и перед варденами… Я приму на себя эту святую обязанность.