Люблю ее в такие минуты еще больше.
      * * *
      Вчера была у меня, читали стихи (Пушкина, Маяковского, Сашу Черного, "Конька-горбунка"). Понимает далеко не все, но слушает внимательно. Трудности понимания - главным образом в языке. Ведь для современного ребенка, да еще такого маленького, язык, каким написан "Конек-горбунок", это почти что церковнославянский. Как же она понимает? И что понимает? Понимает, в общем, довольно много. А как? Да так же, как и вообще понимает, постигает все то новое, что обрушивается на нее каждый божий день. Талантом берет, этой особой способностью ребенка - умением учиться, набираться ума-разума.
      * * *
      Началось это с такого диалога.
      - Ну, я ложусь спать, - говорю я.
      - Давай вместе спать?!!
      - Нет, ничего у нас, матушка, не выйдет со сном.
      С восторгом и надеждой:
      - Пусть не выйдет!..
      * * *
      На днях Машка рассказывала маме сказку собственного сочинения. Мама эту сказку записала, а я переписываю:
      "Жила-была курица. У нее были маленькие дитятки. Сколько? Сейчас посчитаю. (Загибает пальцы.) Один... два... три! Они были очень богатые. Они болели, мамочка их лечила, птичьего доктора вызывала, клизму делала, трубку делала. Доктор сказал маме: "Надо деткам горчичники ставить". Самый маленький птенчик нечаянно простудился. Папа уехал куда-то по делам... в какой-то куриный город. Он уехал подарки покупать маленьким дитяткам своим. Потом дети поправились, а мама и папа уехали опять - отдыхать".
      - А с кем же они детей оставили, Маша?
      - Они одни - в саду играли.
      - Хорошо, Маша, мы с папой тоже уедем и тебя в саду оставим.
      - Но я же не курица. Они не боятся одни, а я боюсь.
      "Скоро папа и мама приехали, а за ними гости. Свинья приехала, маленькие мишутки приехали, коза приехала, козел, маленькие орляточки, маленькие тигряточки..."
      (Продолжение следует.)
      Мама (наша мама, а не курица) уехала на рынок, а без ее помощи мне не обойтись, не расшифровать эти беглые заметки...
      7.9.60.
      (Продолжение)
      "У-на, у-на, веселились,
      У-на, у-на, веселились!..
      Елочку поставили, танцуем и танцуем... Верблюд фрукты и конфеты принес, зайчик морковку и капусту, медведь принес шоколад, а котик принес мясо и молочко - в бутылочке... а мясо - в бумажке. И все удивлялись: что он такое принес? Когда они уходили, папа их провожал, а маленького куренка уже укачивали. А гости ушли и промокли. Бегемот нечаянно пришел... Он опоздал прийти... Куренок маленький уже спал. Но папа накормил его все-таки".
      - А что он ел, Маша, - бегемот?
      - Кажется, кисель, мясо и чай. И лиса нечаянно опоздала.
      - А что лиса ела в доме у курицы?
      - Она добрая лиса была. Она только петухов ела.
      - Как, Маша? Петухов?!! Значит, она и папу съела?
      - Ну что ты, мама! Петуха она понюхала, а съела тесто.
      - Какое еще тесто?
      - На кухне. Честное слово, тесто съела. Потом все гости вернулись и стали есть. Опять все ели, ели... Ничего не оставили, все съели.
      * * *
      Другая сказка. Эту сказку Маша "читает" (будто бы читает):
      - Книга называется "Никогда". Никогда не жили петух и курица. Никогда они не дрались. Никогда петух не мучил курочку. И петуха никогда не мучили. Маленьких цыплят тоже никогда не мучили. И никогда не ели кашу. Потом петух стал художником, он рисовал: апельсин, лисичку и своего цыпленка, потом яблоко, банан и грушу.
      Художник рисовал длинное какое-то здание. Забор рисовал, грибы-счастливчики и ягоды...
      (Поставленную перед собой "формальную задачу" уже забыла.)
      * * *
      Мама целовала Машу, и Маша сказала:
      - Я какая-то обласканная.
      8.9.60.
      Ходили по грибы. Необыкновенный урожай маслят. В сосновом молоднячке за шоссейной дорогой набрали часа за полтора-два штук двести пятьдесят аппетитных крепеньких грибочков в коричневых клеенчатых шапочках.
      Приволокли еще несколько больших хворостин. Вечером топили плиту, варили, жарили и мариновали грибы. Машка получила еще одно удовольствие: чистила грибы. Правда, очень скоро ее погнали спать, но спать она не могла.
      - Ты что не спишь?
      - Не могу. Я думаю все.
      - О чем ты думаешь?
      - Как я буду чистить грибы...
      * * *
      - Ой, мама, хорошо, что ты пришла! Погрей мне, пожалуйста, животик. А то у меня обострение.
      Слыхала, как говорили: "У нее с горлышком обострение", "У меня с ногой обострение".
      * * *
      Беспокоимся: давно нет писем от бабушки и от тети Ляли.
      Сидим дома. За окном беспросветный дождь.
      Ходит пастух с маленьким дамским зонтиком. Коровы почему-то все черные.
      9.9.60.
      Трудно объяснить, почему мы здесь живем, не уезжаем в Питер. И ночью, и днем без передышки льет дождь. Холодно. Вчера вечером тетя Минзамал перебралась из своего бельведера вниз, в столовую. Умываемся в комнатах. Гимнастики уже много дней не делали.
      Кашляем и чихаем.
      Но живем все-таки, не уезжаем. Главное, что работается мне хорошо. Да и надежда нас не оставляет, что будет еще и на нашем небе солнце.
      * * *
      Утром сидит за столом завтракает. Съела сыр, слизала масло с бутерброда, а хлеб оставила.
      - Маша! Кто же так ест?! Разве так хлеб и сыр едят?
      Прихожу через минуту. Съела и второй кусок сыра.
      - Ты что же это?
      И мама:
      - Ай! Ай! Разве так едят?
      - А я по-грузинскому.
      Кто-то в ее присутствии действительно говорил, что в Грузии едят сыр куском, заедая его хлебом.
      10.9.60. Суббота.
      Вчера весь день просидели дома. Только папа под вечер вышел во двор нарубить дров.
      Вечером занимались с Машей азбукой, складывали из черных вырезных букв слова.
      * * *
      Мама читала Машке рассказ Куприна, напечатанный в "Огоньке". Там речь идет о петухе, которого загрызли соседские собаки. Маша слушала внимательно, потом перебила маму и говорит:
      - Нет, ты неправильно прочла этот рассказ.
      - Как неправильно?
      - Я его не так поняла.
      - А как ты поняла?
      - Я поняла по-обыкновенному. Просто петух убежал, и его спасли хорошие собаки.
      * * *
      Как-то на этих днях мама спрашивает:
      - Машенька, у тебя что-нибудь болит?
      - Да, болит.
      - Что же у тебя болит?
      - Головка болит. Потом ручки, животик, ушко...
      - Ах, вот как! Ушко болит?!
      Подчеркивая эти слова, мама хочет сказать: ах, вот как? Тогда надо принять меры.
      Но Машка понимает грозный тон этих слов по-своему.
      - Нет, нет! - кричит она. - Не ушко! Ухо болит!
      Дело в том, что я не рекомендую ей говорить: "Возьми меня за ручку", "Дай мне кусочек", "Я промочила ножки" и тому подобное.
      И в самом деле - терпеть не могу эти сладенькие уменьшительные и ласкательные, которыми так неумеренно пользуются у нас в разговорной речи.
      Куприн называл этот язык "языком богаделок и приживалок".
      * * *
      Ужинает. Есть не хочется. Давит ложкой творог на тарелке.
      - Смотри, мама, какие я размазняки делаю.
      * * *
      Выпятила средний палец, остальные прижала к ладошке.
      - Смотрите! Смотрите! Средний палец на такси едет.
      * * *
      Погода немного разгулялась. Правда, небо свинцово-сизое, но в просветах иногда появляется солнышко.
      Машку облачили в пальто, поверх пальто напялили плащик и в этом костюме космонавта выпустили в сад.
      Играет одна. Мама уехала в Лугу, тетя Минзамал мыслями уже в Питере, куда сегодня уезжает, а папа работает.
      Несколько раз за окном раздавалось:
      - Папычка-а-а! Ты что делаешь?
      Получив очень знакомый ей стереотипный ответ, понуро удаляется.
      Позже, когда папа кончит свой "урок", пойдем в лес.
      * * *
      Пришли два письма от тети Ляли. Одно письмо, представьте себе, написано на горчичниках! Это - Маше подарок (здесь горчичников купить мы не могли).
      - Нет, нет! - кричит Машка. - Не надо мне этого подарочка! Я боюсь!
      11.9.60.
      Вчера ходили втроем в наш лесочек, в тот молодой соснячок, где растет так много маслят. Опять набрали около трех сотен этих аппетитных грибков. Больше половины отдали тете Минзамал, которая уехала вчера на три дня в Ленинград.
      Машка отличная грибница. Мы с мамой, старые опытные волки, зубры, набрали на каждого по сто с небольшим грибов, а Машка - четырехлетняя собрала 57 штук.
      А утром мы с нею ходили еще и за дровами. Собирать хворост и всякие деревянные колобашки - это почти так же интересно, как собирать грибы.
      И уже поздно вечером опять ходили с мешком. На этот раз у нас была двойная цель: искали еще ножичек, который потеряла Маша, когда мы возвращались из похода за маслятами. Ножа не нашли.
      * * *
      - Мама, ты знала, что у тебя девочка родится?
      - Нет, не знала.
      - А когда я в животике была - ты тоже не знала?
      - Нет, тоже не знала.
      - А кого ты хотела - мальчика или девочку?
      - Папа хотел мальчика. Он говорил: "Если будет мальчик, назовем его Ваня".
      - А ты?
      - А я хотела девочку. Я говорила: "Если родится девочка, назовем ее Машенькой".
      Маша - с улыбкой, с довольным и даже торжествующим видом:
      - Хорошо, что я родилась!!!
      * * *
      - Бедная девочка! - говорит мама.
      Почему же это она бедная?
      Выхожу во двор и тоже испытываю жалость к нашей Маруське.
      - Папа! Папа! Смотри! Театр!..
      Посадила на скамейку своих маленьких кукол, мишку и кота в сапогах и изощряется - прыгает, поет, танцует перед ними.
      Ах, как не хватает ей братика, сестрички или "подрлуги".
      * * *
      Вчера день был преотличный, не жаркий, даже не очень теплый, но солнечный.
      Сегодня - похуже. Дождя нет, но и солнца не видно. После завтрака ходили с Машей кормить хозяйских цыплят.
      Машка несла миску, куда мама вылила гущу от вчерашнего супа, и накрошила хлеб - белый и черный. Машка идет, смотрит на хлеб и говорит:
      - Я белый хлеб больше люблю... Я грузинка, потому?
      - Нет, Маша, ты русская. Это у тебя мама грузинка.
      - А цыплята? Они - грузины?
      14.9.60.
      Играет в саду. Готовит, лечит кукол, ходит в гости, ездит в автобусах и на поездах... И все - одна. Как она цепляется за тебя, когда выйдешь на минуту в сад:
      - Папочка, давай поиграем?!
      Чувствуешь себя извергом, палачом, зверем, когда говоришь "некогда".
      Проводишь с нею, в общем, не так уж мало времени, даже очень много, а ей - мало. Ей нужен коллектив, товарищи и подруги. Зимой об этом нужно будет непременно и серьезно подумать.
      * * *
      Вчера вечером мама причесывала Машу. Говорит:
      - Какая ты лохматая, Маша. Что это такое? Что ты за папуас?
      Маша, искоса взглянув на нее:
      - А ты знакома с папуасами?
      - Да... знакома.
      - Я тоже знакома.
      - Где же ты их видела?
      Дочка наша за словом в карман не лазает.
      - Все мои друзья - папуасы, - говорит она.
      Откуда вдруг это?
      15.9.60.
      Как-то раз, когда Машка просила меня "не ляботать", а поиграть с нею, я имел неосторожность, если не глупость, объяснить ей, что, если я не буду работать, у нас не будет денег.
      - Ничего, возьмем где-нибудь, - сказала она.
      - Деньги, Маша, не берут где-нибудь, а зарабатывают.
      - Ну и не надо их, - сказала она. И я стал ей растолковывать, что без денег не будет у нас ни хлеба, ни мяса, ни конфет. И платье ей не на что будет купить, и башмаки, и чулочки... А я вот, мол, напишу рассказ, рассказ напечатают, мне за него пришлют денег и так далее и тому подобное.
      Мама уже тогда сказала мне, что я "спускаю ребенка с небес на землю". Не в том беда, что на землю, а в том, что ударение делается на деньгах. Ведь на самом-то деле не так.
      Вчера утром вышел в сад. Машутка играет. Я принял участие в игре, но через пять минут должен был заявить, что пора за стол, надо работать.
      - Не работай немножко! Поиграй! - взмолилась Машка.
      - Нет, Маша, надо идти работать.
      - Не надо. Мы можем сегодня не покупать. У нас мясо, кажется, есть. Денег не надо.
      Пришлось растолковывать (именно растолковывать, а это не ахти как действует на ребенка), что работает человек - и писатель, и булочник, и столяр, и рабочий у станка, и продавец в магазине - не потому, что платят деньги, а потому, что работа доставляет человеку радость.
      Не уверен, что она это поняла. А кроме того, первое впечатление всегда ярче и первое объяснение - убедительнее.
      * * *
      Рассказывал Маше про цирк.
      - А там львы есть?
      - Да, - говорю, - бывают.
      И рассказал, как укротительница кладет свою голову льву в пасть.
      - В Ленинград, - говорю, - приедем, - возьмем тебя в цирк.
      - Давай пойдем, - соглашается Маша. - Только я сама не буду совать голову. Хорошо?
      Это условие я принимаю.
      17.9.60.
      Вечером топили плиту, мама жарила пирожки, обещала и Машке дать теста. Машка смотрела на нее с таким жадным нетерпением, что сама призналась:
      - Я вся дрожу.
      Делала маленькие пирожки с каким-то черносмородиновым джемом.
      * * *
      А третьего дня вечером мы с Машей (позже к нам присоединилась и мама) вырезали и склеивали звериную карусель - очень приятно нарисованную, но не очень ловко подогнанную самоделку Т.Глебовой. Машка намазывала фотоклеем там, где я ей показывал, и опять вся дрожала:
      - Я сама... сама!..
      * * *
      Говорили о разных профессиях.
      - А я кем буду? - спрашивала Машка.
      - Кем хочешь, - говорю. - Ты можешь сама выбрать себе занятие. Можешь стать доктором, учительницей, почтальоном, столяром, писателем.
      - Буду писателем. - Но сразу же спохватилась: - Нет, доктором.
      Потом говорит:
      - Я буду доктором, но буду только подрлуг своих лечить. Я чужих дядей боюсь лечить.
      * * *
      Ночью сегодня было холодно. Когда я после работы, в 1 час 30 минут, выходил в сад, стоял густейший, какой-то зловеще-беспросветный туман. Может быть, и заморозки были. Когда занимались гимнастикой, все вокруг блестело.
      День солнечный. На небе ни облачка.
      Но - прохладно.
      Сейчас 11 часов. Мама и Маша ушли в лес за брусникой, но быстро вернулись. На траве лежит такая роса, что Машка тотчас промочила ноги. Вернулась, переобулись, опять пошли. Обещал после работы и я прийти...
      18.9.60.
      Очень ей хотелось еще раз пойти в лес.
      Я ее разбудил, говорю:
      - Пойдем в лес?
      - Пойдем!
      - Давай одевайся!..
      И она сразу же, по-солдатски, по-пожарницки стала одеваться: стянула с себя ночную сорочку, влезла в рубашку, натянула чулки, штанишки... Но оказалось, что уже поздно, и в лес мы не пошли.
      Мама сушила грибы. Машу к плите мы не подпускаем, но папа дал ей несколько палочек-шампури, нарезал из черной, белой и красной бумаги кружочков и рассыпал их по всем комнатам. Машка "собирала грибы", нанизывала их на палочки, сушила...
      * * *
      Утром сегодня говорит матери:
      - Ты что мне каждый день говоришь: "Привереда! Привереда!" Что, тебе так нравится это слово?
      * * *
      Вернулось лето! Поют петухи, жужжат (шумно и весело жужжат) мухи... Только огород за моим окном являет собой картину самой несомненной осени: все жухнет, никнет, желтеет и сереет.
      Разве что морковка и укроп по-прежнему зелены, но и к ним подбирается седина-желтизна.
      19.9.60.
      Вчера в лесу мама рассердилась на Машу.
      - Ты где пропадаешь? Ты что не откликаешься, не кричишь "ау"? Ты что, заблудиться хочешь?
      - Я была на своих полянках.
      - На каких своих полянках?
      - У меня здесь есть две любимые полянки.
      Привела, показала маме - одну и другую. Мама говорит, что и в самом деле, очень милые, уютные полянки.
      Самое удивительное, что Машка ей сказала:
      - Я, мамочка, люблю здесь одна бывать...
      * * *
      Машка, по словам мамы, пока не найдет первый белый гриб, слоняется по лесу мрачная, хнычет, скулит, сердится... Иногда мама из жалости "подстраивает" ей грибы. Найдет беляка, не срежет его, а зовет Машу:
      - Машенька, иди сюда, здесь, по-моему, грибами пахнет.
      Машка прибегает, и обе начинают нюхать воздух. В конце концов Машка натыкается на белый гриб.
      - Ой, ой, белый! Белый нашла!
      Но мама уверяет - и я согласен с нею, - что Машка "все отлично понимает".
      Вчера в лесу она зовет маму:
      - Ой, мама, мама, иди сюда, грибами пахнет!
      Мама приходит:
      - Где? Да... пахнет...
      - Ищи, - говорит Машка. И смотрит на сосенку. А там - два хорошеньких масленыша.
      А когда считают дома грибы, подводят итоги, она говорит:
      - Это я сама, без запаха нашла!..
      То есть без подсказки.
      21.9.60.
      Вчера хозяйка зарезала одну из куриц, выкормленных нами. Мы с мамой, очень не хотели, чтобы Машка об этом узнала. Сентиментальность? Нет, просто рано еще...
      * * *
      А сегодня - огорчительное происшествие.
      Все утро Маша провела с хозяйкой. Та снимает помидоры, копает картошку, и Машка все время с нею.
      Потом мы ездили встречать маму. Я вел навьюченный велосипед, мама и Машка шли по тропинке следом. На картофельном поле, которое уже почти полностью обобрано, Машка - и мы ей в помощь - собирали завалявшиеся маленькие светленькие картофелинки.
      Была весела. Во всяком случае, я ничего не заметил. А ее, оказывается, что-то грызло.
      У калитки нашего сада она задержала мать и, краснея, сбиваясь, захлебываясь, стала что-то бормотать:
      - Мамочка... меня... тетя Женя... кормила...
      - Чем кормила?
      - Курицей... или петухом...
      - И ты ела?
      - Да... ела.
      - А почему же ты не сказала ей, что тебе нельзя?
      - Я сказала... я сказала, что мне не позволяют. А потом все-таки съела.
      И тут мама спросила (меня рядом уже не было):
      - А почему ты папе об этом не сказала?
      - Я боялась.
      Позже, в лесу, я заговорил с Машкой на эту тему.
      - Почему же ты, доча, мне не сказала, что ела петуха?
      - Я боялась.
      - Чего ты боялась? Разве мы с тобой не друзья?
      - Дрлузья.
      - Ты всегда мне говори правду. За правду я тебя никогда не накажу и никогда не поругаю.
      Потом я вспомнил, как утром мы с мамой боялись, что Машка узнает о печальной участи выкормленных ею кур и петуха. И спросил у Машки:
      - А тебе петуха не жалко было есть?
      - Он меня клюнул, - ответила Машка (он ее на днях действительно клюнул за палец, когда она его кормила хлебом). Чудовищно? Жестоко? Нет. Это, конечно, первое пришедшее на язык объяснение, а никакое не проявление жестокости. А может быть, и не первое, может быть, она уже думала, искала оправдание - не перед нами, а перед собственной совестью.
      23.9.60.
      Сегодня опять сказочное утро. На солнце в 9 часов утра +21°.
      * * *
      Одевая ее после гимнастики, мама говорила, что вот Маша вырастет, станет спортсменкой, чемпионом СССР, поедет в Рим на олимпиаду, получит медаль...
      Машка радовалась, расспрашивала и переспрашивала:
      - Какой Рим? Какая медаль? Из чего она сделана?
      И вдруг слышу - плачет.
      - Ты что? Машенька!
      - Бою-у-усь!
      - Чего боишься? - спрашивает мама.
      - Боюсь! Поезжай со мной.
      - Куда поезжай?
      - В Рим.
      - Зачем?
      - Медаль получа-а-ать... Я одна бою-у-усь!..
      * * *
      Растолковали ей, что такое зима, весна, лето, осень. Слушала, расспрашивала. Дело было в лесу. Вдруг вижу - остановилась, задумалась.
      - Маша, ты что?
      - Я думаю.
      - О чем ты думаешь?
      - Я думаю: когда бабушка приедет - зимой или летом?
      26.9.60.
      Записываю, против обыкновения, вечером. Утром ездили с Машей в Лугу провожали маму. Мама уехала автобусом в Ленинград встречать бабушку.
      Двадцать минут Машка не отрываясь смотрела на стекло, за которым восседала ее ненаглядная мамсиночка. Стоило маме отвернуться, даже отвести взгляд в сторону, как Машка начинала кричать:
      - Мама, смотри все врем я!
      Мама сквозь толстое стекло не слышала. Пришлось мне написать эти слова на бумажке и показать ей.
      На рынке зашли в фотографию. Машка сфотографировалась. Не знаю, что получится. Машка сидела скорчившись, улыбалась самым нелепым образом, а когда я пытался вмешаться и придать ей позу более естественную, фотохудожник разгневался и попросил меня выйти из "ателье". Я вышел.
      * * *
      За ужином. Ест жареную картошку с колбасой.
      - Из чего колбаса сделана? Я знаю: из свинины?
      - Да. И из телятины тоже делают. И из говядины, из коровы.
      - Почему из коровы делают? Она же не кусается и не бодается?!
      - Свиньи, - говорю, - Маша, тоже не бодаются...
      27.9.60.
      В семь часов утра выхожу на кухню, слышу за дверью Машкин голос:
      - Папа! Папочка!
      Прихожу - сидит в кроватке.
      - Ты что, со мной спал? Ты где спал?
      - Нет, Машенька, я у себя спал.
      - А я с кем?
      - А ты одна спала.
      Удивилась, испугалась, а потом - обрадовалась: все-таки, значит, уже большая, если одна спала.
      * * *
      Вчера за обедом привередничала: того не люблю, этого не хочу. Я рассердился, накричал на нее, наговорил много жалких слов, которые на нее, кажется, никак не подействовали.
      - Ты знаешь, что я ел, когда был маленький? Кашу с тюленьим жиром!
      - А это какой - тюлений?
      - Противный. Ты бы его ни за какие коврижки не стала есть.
      - А почему ты ел?
      - Потому что ничего другого не было. Да и такой каши нам вот по этакой ложечке давали.
      Довольна, что отвлек ее от малоприятной обязанности есть фаршированный кабачок.
      - Говори еще, какой ты был маленький, что ты еще ел!
      - Хлеба нам давали вот по такому кусочку. Чай без сахара...
      - А почему без сахара?
      - Потому что не было сахара.
      - А почему вы не купили?
      - А потому, что не на что было купить.
      Говорю и сам чувствую глупость и неубедительность, ненужность и бесполезность этой "армии спасения".
      В самом деле, ведь не думал же я, не рассчитывал, что она выслушает мои воспоминания о детдомовских временах, покраснеет, вспыхнет, спохватится: "Ой, и верно, какая я нехорошая, неблагодарная! Надо ценить мое золотое, безоблачное, сытое детство! Надо скорей, скорей спешить есть кабачок!"
      28.9.60.
      Вчера мама вернулась из Ленинграда и привезла бабушку.
      Как и следовало ожидать, бабушкин приезд сказался на Машкином поведении. Грубит, ломается, хнычет. Это она - сознательно или бессознательно - испытывает, экзаменует бабушку - на выдержку, на строгость, на стойкость. Такое уже бывало.
      * * *
      Сегодня с утра моросит дождь. Папа занимался гимнастикой в саду, а Маша кое-как в комнатах.
      Это "кое-как" объясняется отчасти тем, что мама натерла в Ленинграде ногу (даже ноги) и с трудом двигается. Но для Маши очень нехорошо, что в первый же день возникло это "кое-как". У нее это может связаться с приездом бабушки. Приехала - и вот сразу появились поблажки.
      30.9.60.
      Маша все с бабушкой. Со мной первую половину дня была суха и даже груба, а вечером, когда я лежал и читал, пришла и стала ласкаться.
      Впервые, кажется, за все лето мы с мамой ходили вчера в лес вдвоем. Маша спала с бабушкой.
      Бабушка, как и следовало ожидать, балует Машку, и Машка уже почувствовала, откуда дует ветер, и уже пробует командовать бабушкой:
      - Бабушка, дай мне инжирного варенья! Бабушка, застегни лифчик!..
      А бабушка рада и лифчик застегнуть, и варенья с горкой на блюдечко положить и даже замечать не желает грубости этих обращений.
      * * *
      Третьего дня, когда мама с папой возвращались из кино, к ним пристал маленький котеночек, очень похожий по расцветке на нашего Кисоню. Мы не заметили, как он пришел к нам на дачу.
      1.10.60.
      Удивительно развязная, нестеснительная наша Машка. В ее возрасте я даже со знакомым человеком стеснялся заговорить, а она, кого ни увидит, бежит: "Здравствуйте!" И пошло-поехало.
      Вчера у наших хозяев полдня работал старик плотник. Стоит на лесенке, прилаживает кусок вагонки. Маша вернулась с прогулки и - сразу к нему:
      - У нас новый котеночек!
      Высокий, похожий на сенбернара старик - с лесенки:
      - Ну?.. Вот это да! Котеночек?
      - Нет, нет, не родился. Он просто пришел. Они с нашим котиком на улице спали. Не спали, а просто были на улице...
      И тараторит - без конца.
      Когда она ушла, слышу, старик говорит хозяйке:
      - Нынешние ребята - уж такие трескуны, такие трескуны. Прежние-то - те стеснялись, что ли... А теперь, поглядишь, в автобусе или в трамвае - трещит и трещит. И о политике, и о чем хочешь.
      * * *
      Сейчас выходил во двор. Играет с бабушкой в магазин. Продает материю. Вертит ручку электрической кассы, трыкает, получает деньги. Поиграл и я с нею минуты две.
      Бабушка стоит рядом, смеется, задыхается от смеха.
      - Что это, - я говорю, - у вас тетя такая в магазине смешливая?
      Бабушка обнимает меня, объясняет:
      - Не могу! Очень уж вы серьезно. Как будто в настоящем магазине.
      А как же по-другому играть?
      Элико едет в Лугу - покупать билеты на автобус. Собираемся отбывать во вторник, 4 октября. Лето кончилось. До свиданья, Луга!
      * * *
      Это еще до приезда бабушки было.
      Ела простоквашу. Запачкалась. Я говорю:
      - Вытри, пожалуйста, подбородок.
      Она - раз! - рукавом.
      - Что такое?! Это кто тебя научил?
      Гордо:
      - Никто! Я сама придумала.
      4.10.60. Ленинград.
      Встали сегодня чуть свет. Укладывались. Только Машка, уложив свои небогатые пожитки, беспечно играла в саду.
      Автобусом 13. 10 мы четверо (все, кроме Элико) уехали в Ленинград. В автобусе Машка льнула к бабушке. А в Ленинграде, очутившись в знакомой, милой обстановке, не выходила из моей комнаты, тянулась ко мне.
      А мне было не до нее. Не успели приехать, не успел я войти в свою комнату, позвонил незнакомый человек и сообщил, что в субботу погиб, попал под трамвай, Викниксор, Виктор Николаевич Сорока-Росинский, мой старый учитель, основатель и руководитель Шкиды.
      Подробно записывать сейчас не могу...
      5.10.60.
      Ездил сегодня хоронить Виктора Николаевича... Машка об этом не знает.
      - Ты куда уходишь?
      - Иду по делам.
      Дела бывают всякие.
      * * *
      Накануне нашего отъезда из Луги я вынес из своей комнаты два чемодана. Вечером пришла ко мне Машка:
      - Ой, что это у тебя за новый угол?!
      Я объяснил ей, что угол тот же, только он опустел.
      Присела, осмотрелась:
      - Неинтересный какой-то угол.
      * * *
      Рассказывала одну из своих бесконечных сказок:
      - Что такое? А! А! А! - Это кто? Это авы (то есть буквы "а") идут... авторы... авторы идут!..
      8.10.60.
      За обедом я вспомнил, как в Луге Машка спрашивала: "А цыплята грузины?" Все засмеялись. И Машка, чувствуя на себе всеобщее внимание, решила, что надо его поддержать чем-нибудь.
      - Наш кот - грузин, у него глаза черные, - заявляет она.
      Это уже "слон". Так мы называем состояние, в которое приходит Маша, когда слишком много в ее присутствии о ней говорят, восторгаются, смеются над ее остротами и словечками. Это по бунинскому рассказу "Слон". Там девочка:
      - Нет, правда, мама, почему у слона ноги распухли?!
      * * *
      Сегодня солнечный день. Солнце так и ломится в мое окно.
      Маша с бабушкой только что отправились в Зоопарк.
      - Смотри только, - сказал я, - чтобы вас там не скушали.
      Она не засмеялась. Наверно, сказал я это слишком серьезно.
      - Они же в клетках, - тоже очень серьезно ответила она.
      9.10.60.
      Была с бабушкой в Зоопарке. Там у львицы (или у тигра, как сказала мне по ошибке Маша) появились маленькие. Машка больше часа простояла у их клетки, и оттащить ее, по словам бабушки, было невозможно. Бабушка катала Машку на каруселях, на осликах, покупала ей раскидаев и вообще в субботний осенний день устроила первомайский базар. Мне кажется, что делать этого не нужно было. Вообще карусель в Зоопарке - это почти то же, что джаз-оркестр в девственном лесу. Общение с природой, с животными - и вдруг завывание патефона и кружение в деревянной лодочке или на деревянной лошадке. Разумеется, я не против лодочек и лошадок, но для этого существуют ЦПКиО и прочие луна-парки. А кроме того - это огромная физическая и психическая перегрузка: ведь впечатлений и без того хватает.
      * * *
      После ужина полчаса позанимались азбукой. Я похвалил Машку, она узнаёт (не читает, а узнаёт) некоторые слова: "папа", "мама", "Шура", "мак"...
      Вообще-то освоение грамоты идет туговато. Но ведь человеку всего два месяца на пятый год! Кроме того, сегодня мне пришла в голову мысль: хорошо ли я делаю, что занимаюсь с нею по вечерам, перед сном? Как успокоительное, снотворное - это средство, может быть, неплохое: оно не возбуждает, а усыпляет. Но, чтобы усвоить что-нибудь, и хорошо усвоить, надо заниматься в утренние часы. Может быть, удастся мне выкроить минут двадцать - полчаса утром, когда бабушка завтракает, перед Машиной прогулкой.
      * * *
      Утром Машка заявила, что видела страшный сон:
      - Будто мы летели на вертолете: я, бабушка, тетя Гетта и Павлик. Мы в Лугу летели. Прилетели прямо в лес. А там - одни корешки, а шляпки у грибов кто-то срезал!
      Действительно, сон страшный.
      Я спросил, какой вертолет, как там внутри.
      - Там окошечки, - сказала она.
      Бабушке она рассказывала этот сон, уже расцвеченный выдумкой. Рассказывала так долго, что бабушка сбежала.
      10.10.60.
      Ходили в парк Ленина. Там сейчас стало тесновато: отгородили дощатым забором большую территорию, строится метро. Мы с Машей смотрели в щелочку.