Наша Маша (Книга для родителей)

      Очень испугалась, когда за окном вдруг появилась вчерашняя докторша. Мама сидела на крылечке, чистила ягоды, и доктор, проходя, остановилась спросить, как Машкино здоровье.
      А у Машки уже слезы на глазах. Смотрит на меня с мольбой и надеждой:
      - Плидет? Доктор плидет? Будет меня смотреть? Не будет? Не надо!..
      И сердечко бьется, как будто волк за окном, а не добрая пожилая женщина в сереньком платье.
      1.8.59.
      Третьего дня ездил в Сестрорецк, купил Машке к дню рождения трехколесный велосипед. Долго раздумывали и колебались - и вот купил все-таки. В минуту, когда Машке было особенно дурно, я сказал, что, кажется, ей четвертого августа подарят велосипед и что, кажется, его купили уже. Но в этом возрасте слова забываются быстро. "Мало ли что говорят!" Говорят, например, что волки в лесу, что существуют пряничные домики, что в цветочной чашечке живет Дюймовочка! Во все это ребенок и верит и не верит.
      Но вчера, когда Маша "гуляла" (у мамы на руках) в саду и мама поднесла ее к моему окошку, я показал ей на одну секунду велосипедный руль. (Велосипед у меня разобран и тщательно замаскирован, прикрыт старыми газетами.) Ох, что было! Новенький руль блеснул, и глаза у Машки блеснули... И опять не знает: верить или не верить...
      * * *
      По утрам приношу Маше яблоки-падалицу. У нее уже целая сумка набрана этих восхитительно пахнущих яблочек. Сегодня принес полуживую, вялую, сонную гусеницу. Машка не испугалась, но и особой нежности к этой особе не проявила.
      Бедная - сидит, скучает. Уходил от нее - кричала на весь дом:
      - Папа! Не уходи, останься!..
      Не остался. Ушел. И не только потому, что спешил к поезду, а потому, что знаю: детей, которые часто хворают и которых поэтому особенно жалеют, легче всего избаловать. Нужно всегда, постоянно помнить об этом.
      * * *
      Папа и мама видели сегодня сны, которые рассказывали за утренним кофеем.
      Мама видела, что она - Золушка, видела себя девушкой и видела какого-то красавца Мирза-пашу...
      А папа видел, что он продает букинисту книги. И очень ему горько было продавать. Потом он видел фальшивые бриллианты.
      Машка сидела и слушала.
      Мама посмотрела на нее, засмеялась и сказала:
      - Так у человека появляется "жизненный опыт".
      * * *
      Вечером перед сном пришел прощаться. Сидит в ночной рубашечке у мамы на коленях, болтает. Великолепно изображала, как убаюкивают своих детенышей разные звери.
      Лев: Бау-бау. Бау-бау.
      Лисичка: Бяу-бяу. Бяу-бяу.
      Киска: Мяв-мяв-мяв-мяв-мяв-мяв.
      Попугай: Кинув-кинув... Кинув-кинув...
      И так далее. Всех диких и домашних животных перебрала. И все это - на мотив колыбельной.
      3 ГОДА
      4.8.59.
      Спала Маша, спасаясь от жары, на веранде.
      Утром у нее много радости. Подарки!
      Мама подарила ей немецкую куклу Катарину и мебель: платяной шкаф, кровать, стол и прочее.
      От папы Машка получила трехколесный велосипед. К сожалению, велосипед немножко велик. Но она уже пробовала кататься - на веранде.
      А ей еще предстоят новые радости. По слухам, тетя Ляля приобрела в подарок любимой племяннице какой-то огромный деревянный разборный дом...
      5.8.59.
      Трехлетняя Маша принимала вчера гостей. Было их не так много и, к сожалению, не было никого, кто бы мог сесть с Машей за ее столик, то есть не было сверстников. Одни взрослые.
      Первой приехала тетя Неля. Она привезла Маше несколько книжек, кукольный гамак и маленькую кукольную мебель.
      Потом появилась тетя Нина Колышкина. От нее Маша получила металлофон с молоточком и кукольные салазки.
      Затем Маша встречала тетю Лелю и дядю Петю Морозов. От них она получила мебель для столовой. Это был уже третий гарнитур, полученный ею в этот день.
      Тетю Лялю мы не считаем. Она не гость, а свой человек. Но подарки ее мы заприходуем. От нее Маша получила громадный и тяжеленный бревенчатый дом, при одном взгляде на который Машины родители закачались. Утешились они, когда подумали, что могло быть хуже, что мысль подарить Маше этот кондовый сруб могла прийти в голову не одной тете Ляле.
      Попозже приехала тетя Клава Бурсова. Перевязанная шпагатом коробка вызвала у всех присутствующих единодушный вопль:
      - Мебель! Мебель! Еще мебель привезли.
      Но в коробке оказалась не мебель, а чайный сервиз на шесть персон. Кукольный.
      И наконец, под занавес появился дядя Прокофий. Под мышкой он держал перевязанную бечевкой картонку. В коробке оказалась мебель: кровать, платяной шкаф и тому подобное.
      Таким образом, мебелью Маша обеспечена до совершеннолетия.
      6.8.59.
      Решили ехать к шалашу Ленина. Думали - автобусом, но долго было ждать, пошли к пароходной пристани. Там тоже пришлось минут сорок дожидаться катера...
      Машка впервые на воде. Не боялась, не волновалась. Сидели мы в носовой, открытой части. Несколько раз я ставил Машку на лавку, чтобы она могла смотреть и на водичку и на берега, мимо которых бежал наш катер (представляющий из себя не что иное, как трактор ХТЗ, вставленный в большую, человек на 80-100, шлюпку. Даже высокое сиденье рулевого - от трактора). Но всякий раз, как я ставил Машку, она тотчас же садилась. По-видимому, интереснее было смотреть не на водичку, а на людей, которые сидели напротив. А кроме того - и подражание. Все сидят - и она хочет сидеть. Тем более что сидит не на коленях у родителей, а, как большая, собственным задиком на лавке. А это ведь еще не так часто случается.
      ...У шалаша было шумно и многолюдно. Показали Машке шалаш (настоящий шалаш, а не каменный, не памятник), объяснили, что в этом домике дядя Ленин жил. Ничего не поняла:
      - Где? Кто? Папа, где? Покажи! Где Ленин?
      Ведь и шалаш-то для нее - новое, необычное, странное. Похоже на будочку, где собачки живут, и вдруг - дядя Ленин!
      Домой ехали автобусом.
      * * *
      Неподалеку от нашей дачи, у автоматического шлагбаума, есть домик, постоянно привлекающий Машкино внимание. В этом домике, кроме людей, живут: два котенка, две маленькие козочки и два довольно больших розовых поросенка. Но почти всегда, когда мы проходим мимо, ни козочек, ни поросят в саду не видно. Чаще всего в поле нашего зрения попадают котята, но это хоть и милый народ, а все-таки не такой уже редкостный.
      А вчера Маша едет на моем велосипеде и вдруг:
      - Мама, мама, вон поросятки! Папа, гляди, поросятки!
      - Да... поросятки.
      Но там, за забором, не поросятки, а всего один поросенок. Маша это замечает и спрашивает:
      - А где другой поросяток?
      (Это как "десятки" - "десяток".)
      Поправили, сказали: "Не поросяток, а поросенок", и этого было достаточно...
      * * *
      Как уже сообщалось, отец подарил Маше трехколесный велосипед. Велосипед этот был великоват Маше - ноги не дотягивали до педалей. Но все-таки она кое-как ездила на нем. И была надежда, что ножки у нее подрастут и она будет ездить как следует.
      Но...
      Представьте себе, да, и в Машкиной жизни уже возникают эти "но".
      Вчера папа решил дать Машке урок настоящей велосипедной езды. Взял велосипед под мышку, а Машу - за руку и потащил их на Вторую Поперечную улицу, где, по его представлениям, кататься на велосипеде гораздо удобнее, потому что там не песок, а асфальт.
      Удобно или неудобно - не знаю, выяснить не удалось.
      Села Маша на велосипед, пробует работать педалями, пыхтит, охает, кое-как передвигается. И вдруг навстречу нам едет довольно большой, четырехлетний, а может быть и пятилетний, мальчик на очень маленьком трехколесном велосипедике. Сидеть ему на этом велосипеде очень неловко, сидит раскорякой, но все-таки едет быстро, ножки на педалях так и мелькают. А рядом идут родители этого счастливца - папа-грузин и блондинка-мама.
      Машин папа посмотрел на мальчика и говорит:
      - Маловата машина.
      - Да, - говорят, - а вашей великовата.
      И пошли дальше. А папа им вслед:
      - Давайте меняться?
      Люди не поверили. Остановились:
      - Вы что - серьезно?
      - Почему же не серьезно? Серьезно!..
      Таким образом в самом центре поселка Разлив, среди бела дня, на оживленной Второй Поперечной улице, на виду у многочисленных прохожих, произошел этот добровольный обмен-грабеж.
      Не веря своему счастью, мальчик вскочил на новенькую голубую машину и заработал педалями. Родители его, поминутно оглядываясь, тоже прибавили шагу. А мы с Машей остались стоять и с волнением смотрели на облезлую, грязную, обшарпанную и перевязанную в нескольких местах электропроводом машину, счастливыми обладателями которой мы так неожиданно оказались.
      Машка пробовала плакать, я прикрикнул на нее:
      - Глупая! Это же вон какая удобная, маленькая машина!
      - Не хочу маленькую! Хочу другую!
      Шли домой в предчувствии грозы. Как и следовало ожидать, гроза разразилась. Маше не очень досталось, она еще маленькая, зато папу корили и пилили на все корки. И он чувствовал себя Иванушкой-дурачком, который променял корову на дудочку. Самое обидное, что Маша и на этом, удобном велосипеде не может ездить.
      * * *
      Уже вторую неделю Машка не расстается с корзиночкой, где у нее всегда имеется изрядный запасец всяких "Тузиков", "Петродворцов" и "Золотых ключиков". С этой корзинкой она тащится и на рынок, и на вокзал провожать кого-нибудь, и на пляж. И не было случая, чтобы она съела конфету без разрешения и в неурочное время.
      Это мы хорошо, неплохо придумали. Это лучше, чем конфеты под замком. И еще: доверие делает чудеса.
      * * *
      Недавно она поменяла всех нас ролями. Я стал Алешей, она - мамой...
      Третьего дня, обнимая меня и целуя, сказала:
      - Алешенька... любименький!
      И сказала это как-то особенно нежно. Когда я выступаю в роли отца, она меня так не ласкает. А тут - честное слово - мне самому начинает казаться, что я - маленький!
      * * *
      Разбирали и собирали тети Лялин складной дом. Машка сама не умеет, но с удовольствием суетится и помогает.
      Вообще помогать очень любит. Любит делать что-нибудь основательное, систематическое, если, конечно, это по силам ей. Например, чистит ягоды, наматывает на клубок нитки.
      Впрочем, это, кажется, все дети любят.
      * * *
      Последнее время пристрастилась к "математике", оперирует цифрами и числами.
      На вопрос: "Сколько времени?" - отвечает неизменно:
      - Четверть восьмого.
      Спросишь: "Сколько стоит?" - говорит:
      - Три.
      Или:
      - Восемь.
      А последние два дня чаще говорит почему-то:
      - Одиннадцать.
      9.8.59.
      Вчера под вечер ходили вдвоем с Машей к сараю Ленина и дальше...
      Видели белых уток, которые спали, уложив на своих белоснежных спинках головы - клювиками к хвосту.
      Обратно шли по Первой Поперечной - через дюны. Навстречу дул ветер, в лицо нам мело песком, шли мы согнувшись в три погибели (у отца под мышкой Машин велосипед). И Машка вдруг сказала:
      - Идем, как котята.
      Это из "Кошкина дома" - племяннички-котята под дождем так идут.
      * * *
      Дома Маша каталась немножко на велосипеде. Он у нас стал не такой паршивенький, стал более или менее красивенький: мама вымыла его, вычистила - не узнать.
      * * *
      Играли с Машей в такси. Я - шофер.
      - Куда ехать? - спрашиваю. - Какая улица?
      - Какая улица? Правая.
      * * *
      Я по-прежнему Алешенька. Оказывается, у меня есть сестричка Машенька. Это - бывшая мама.
      Сегодня утром Машка спрашивает у мамы:
      - Машенька, ты не знаешь, где мой сын Алеша?
      * * *
      И вот уже полное перевоплощение. Утром же сегодня, увидев, что мать подкрашивает губы:
      - Маша, ты - маленькая и губы, пожалуйста, не мажь!
      * * *
      Дома у нас новость. Не совсем уже свежая. Забыл записать. Еще третьего дня тетя Ляля принесла Маше крохотную живую рыбку. Что это за рыбка, какого она рода-племени, папа, к сожалению, не знает.
      Минут пять рыбка Машу забавляла, а потом всякий интерес начисто иссяк. Да и что там смотреть - плавает и плавает, вертится и вертится, как спица в колесе. Но у папы прибавилось забот. Он дважды в день меняет в банке воду и - будучи человеком необразованным, не имея понятия, что такое рыба и какими запросами она живет, - тем не менее кормит эту рыбку, полагаясь на интуицию и собственный вкус: дает своей воспитаннице белый хлеб, сахар, минную и гречневую крупу. Кажется, ест, вы знаете! А двух мух, которых папа подкинул рыбешке, она пальцем не тронула. И мухи были извлечены из воды.
      Между прочим, услышав из разговора взрослых, что рыбы питаются мухами, Машка во время прогулки стала приставать ко мне:
      - Папа, пойдем в магазин. Купим для рыбки мук!
      * * *
      Вечером вчера каталась (и уже неплохо) на велосипеде, играла, подметала в папиной комнате пол.
      А утром сегодня поссорились.
      Когда я вышел из своей комнаты, Машка уже сидела за столом, завтракала. Рядом стояли мама и тетя Минзамал. Папа сказал всем:
      - Здравствуйте!
      Взрослые ответили, а Маша - как это довольно часто с ней бывает - стала глупо и растерянно улыбаться, качать ногой, крутить глазами.
      Я сел и стал завтракать. Я знал, что настроение испорчено не только у меня, но и у Машки.
      Позже слышал, как она ходила в сенях у дверей моей комнаты. Слышал, как громко вздыхала. Наконец решилась:
      - Можна?
      - Кто там?
      - Папа, прости!
      - Что?!
      - Папа, прости!
      - Ах, вот как? Думаешь, это каждый день так будет? Сначала набезобразничаешь, а потом "прости"?!
      И вдруг нагнулся, подставил губы:
      - Ну, здравствуй!
      Она (шепотом). Здравствуй.
      И помчалась к матери. Слышу радостный, почти ликующий вопль:
      - Я сказала!.. Я сказала папе "пьёсти". Мама, я сказала папе "пьёсти"!..
      Это я слышал. Но не слышал, как она сказала матери на ухо:
      - Папочка меня полуцевал (то есть поцеловал).
      * * *
      - Машенька, поспи еще! Нельзя так. Ты же спала всего пять минут.
      - Нет. Я три года спала.
      * * *
      Утром папа обнаружил, что рыбка, которая три дня жила у нас на веранде в полулитровой консервной банке, уснула. Вчера вечером я забыл переменить воду.
      Потихоньку от Маши выбросил рыбку, убрал банку. Но Маша, как и следовало ожидать, о рыбке не вспомнила.
      12.8.59.
      Вечером была у меня. Я читал газету. В газете - карикатура на Аденауэра: длиннющий нос, оскаленная пасть, с носа свисают ледяные сосульки.
      - Это кто?
      - Это дядя. Его зовут Аденауэр.
      - А это что? Рыбки?
      В руках у дяди, увы, не рыбки, а черные атомные бомбы. И на животе у дяди написано: "Холодная война".
      Машка разглядывает картинку и вдруг говорит:
      - Я боюсь! Он меня съест. Я боюсь! Папа, боюсь!
      И вижу - краснеет, глазенки слезами наполнились.
      Бежит к двери.
      - Открой! Папа, открой дверь!
      - Глупая, что ты?!
      Открыл все-таки. И вот - чудо какое! Бежит, стучит каблуками и, слышу, кричит матери:
      - Мама, папа мне конфету дал!..
      А конфета ей действительно была выдана - минут за пять до этого.
      * * *
      Вечером лежала в темноте в кроватке. Я сидел один в столовой, ужинал. Дверь приоткрыта. Слышу громкий шепот:
      - Алеша!.. Алешенька! Ты что делаешь?
      - Спи, Маша!
      - Я не Маша.
      - Спи, мамочка! А то я - знаешь?..
      - Дверь закроешь?
      - Может быть, и закрою.
      - А может быть, не закроешь?
      13.8.59.
      ...Давно хотел отметить такую черту Машкиного характера, как склонность к юмору.
      Любит и понимает шутку, любит, когда другие острят, каламбурят, и сама не прочь попытать силы в острячестве.
      Когда ей очень смешно - не хохочет, а регочет.
      Как-то на днях, когда мама отправилась в очередную поездку "покупать", я спросил у Маши:
      - Машенька, куда мама уехала? В Сестрорецк?
      - Нет.
      - А куда?
      - Домой. В Ленинград.
      - А на чем она поехала? На поезде?
      Маше надоело, по-видимому, держать этот скучный экзамен, она говорит:
      - Нет, не на поезде.
      - А на чем?
      - На карусели...
      И сама заливается, хохочет...
      * * *
      Играли в автобус. Маша очень смешно изображает кондукторшу - очень похоже "отрывает билет". При этом она всякий раз произносит что-то вроде:
      - Тррк!..
      * * *
      Читал вчера Маше рукопись рассказа, над которым сейчас работаю. Признаться, волновался больше, чем волнуюсь обычно, когда читаю вслух незавершенную рукопись. Рассказ - не на ее возраст, постарше. Но все-таки многое поняла. Смеялась. И смеялась там, где юмор более или менее тонкий. Впрочем, под конец устала, потребовала:
      - Давай лучше "Кошкин дом" читать...
      Автор немножко обиделся, но потом вспомнил, что подобное случалось не только с ним, но и с Г.-Х. Андерсеном, и с С.Я.Маршаком, и с Л.Н.Толстым... Как бы то ни было, чтение это пошло автору на пользу.
      * * *
      Я сказал Маше, что скоро (недели через две) приедет бабушка. Сказал, что мы поедем ее встречать.
      - Хочешь? - говорю.
      - Хочу. Давай сейчас!
      - Что сейчас?
      - Поедем встречать бабушку!
      * * *
      Сидели в гамаке втроем: мама, Маша и я. Маша голенькая, в одних трусах.
      Пошел дождик.
      Но что это за дождь? И откуда он? На небе ни тучки, ни облака, - так, какая-то легкая серая пленочка. Поплевал, побрызгал минуту-две - Машка даже не заметила.
      Я говорю:
      - Дождь идет!
      - Где?
      И тельце у нее сухое. Такие микроскопически крошечные капельки, что сразу же высыхают на ее разгоряченных ручках, ножках, животике и спинке.
      * * *
      Я сделал вчера Маше кондукторскую билетную катушку, чтобы она могла не только понарошку трыкать, но и отрывать билеты.
      Сегодня, когда я завтракал, она подошла и говорит:
      - Давай играть? Что вам угодно?
      Потом говорит:
      - Ты будешь гражданка.
      Я не сразу понял. А потом вспомнил: когда мы играем с нею в автобус и я изображаю кондуктора, я спрашиваю:
      - Что вам угодно, гражданка?
      19.8.59.
      ...Дул довольно сильный ветер, где-то очень далеко погромыхивал гром, но дождя за весь день не пролилось ни капельки.
      Маша, как всегда, когда она не выспится, была до вечера в возбужденном состоянии. Тянуло ее на всякие штучки и выходки. Была у меня в комнате, взяла зеленую гребенку и кинула на пол. Сняла туфли и забросила их куда-то под кровать.
      Впрочем, бес непослушания и анархии вселился в нее еще рано утром. После завтрака мать поймала ее на том, что она ходит с набитым ртом и жует что-то. Оказалось - рот набит конфетами. Эксперимент с "коммунистическим отношением" к конфетам дает иногда осечку.
      * * *
      Сегодня рано утром мама и тетя Ляля уехали в город. Я сквозь полудрему слышал их голоса, хлопанье калитки. А через полчаса выхожу в большую комнату. Вижу - Машка стоит в углу за занавеской.
      Спрашиваю:
      - Ты что там делаешь?
      - В пьятки играю.
      Одна! В прятки! И опять сердце сжимается от жалости к ней.
      22.8.59.
      Трогательно и забавно, когда Машка ведет на поводке Синдбада. Так она немножко побаивается его, а на поводке ведет бесстрашно. И все, конечно, оглядываются, останавливаются, удивляются, улыбаются...
      23.8.59.
      Папа ждал вчера гостей. Маша ходила с тетей Лялей встречать их, и гости мерещились ей в каждом встречном, в каждом незнакомце. У хлебного ларька стоит группа дачников. И Машка уже спрашивает:
      - Тетя Ляля, это гости?
      * * *
      Третьего дня, когда играли "в магазин", я для разнообразия и для того, чтобы несколько облагородить характер игры, послал Машу не в продовольственный и не в промтоварный, а в книжный магазин. Бегала она туда несколько раз и всякий раз спрашивала:
      - Какие книги купить?
      И я заказывал:
      - Купи "Красную Шапочку", купи Маршака, купи "Мойдодыра", купи "Дюймовочку", купи стихи Пушкина, Жуковского, Михалкова, Барто...
      И она возвращалась, приносила щепочки и отчитывалась:
      - Вот "Мойдодыл". Вот "Красная Шапочка". Вот стихи Пушкина. Вот Жуковский...
      24.8.59.
      Были в лесу.
      Тетя Ляля и дядя Прокофий нашли несколько грибов и устроили инсценировку - "посадили" все пять или шесть подберезовиков и моховичков под одной маленькой сосенкой. А потом заставили Машку "искать" эти грибы, говорили, что "пахнет грибами". Я был против этой инсценировки. Во мне протестовал - отец, педагог и грибник. Отец считал, что это жестоко - так издеваться и потешаться над маленьким несмышленышем. Педагогу не нравилось, что перед ребенком убираются трудности, плоды подаются, так сказать, на золотом блюде. А заядлому грибнику казалось, что у ребенка отбивается "грибной нюх".
      Позже ходили по грибы уже по-настоящему. Нашли несколько подберезовиков, причем один - совершенно самостоятельно - нашла Машка! По словам мамы, которая присутствовала при этом, Машка с азартом охотничьей собаки накинулась на этот маленький, белобрысый, наполовину съеденный улитками грибок.
      Собирали еще бруснику и клюкву (ходили по высохшему болоту. В этом году все болота стали проходимыми). Мы с Машкой заблудились и довольно долго разыскивали наших.
      В лесу видели лося. Совсем близко - в двадцати шагах. Лиловато-серый красавец стоял к нам в профиль и с интересом озирал нас одним глазом...
      Домой вернулись в девятом часу.
      Машка весь вечер возилась со своими грибами. Огорчила меня, когда не захотела отдать их тете Ляле. Пристыженная, принесла, отдала, но позже выяснилось, что сердце ее не выдержало и перед самым уходом тети Ляли она снова похитила грибы.
      Грибами она, по словам матери, бредила ночью.
      А перед этим мы с ней немножко поссорились, и я с ней не разговаривал.
      25.8.59.
      Мама считает, что отец поступает неправильно, что лучше уж, мол, побить ребенка, чем несколько часов не разговаривать с ним. Нет, согласиться с этим я не могу. Согласен с одним: нужно знать меру. Если молчание взрослых (то есть их бойкот по отношению к ребенку) затягивается, становится мучительным для ребенка, ранит и ожесточает его - да, это не годится. Это не лучше порки. Все дело в том, что надо чувствовать, в какой момент пора идти на мировую. Если этот момент правильно выбран, провинившийся ребенок охотно и по первому зову кинется извиняться или объясняться. Самое удачное - ни на минуту раньше, ни на минуту позже.
      И еще одно должен себе напомнить: ведь далеко не во всяком "конфликте" бывает виноват ребенок: очень часто и взрослые виноваты.
      Нужно уметь извиниться перед ребенком, покаяться...
      Не в угол себя, конечно, ставить, а так, чтобы ребенок понял твою справедливость.
      Вчера у нас с Машей объяснений не было. Обошлись без них. За обедом я увидел, что она с трудом справляется с супом, подсел к ней и стал ее кормить. Она обрадовалась и, как показалось отцу, взглянула на него с признательностью...
      * * *
      Кажется, впервые за все лето отец выспался и встал сегодня более или менее бодрый и веселый. Занимался с Машей гимнастикой. Маша все время напоминала ему, что он не папа, а Алеша. А папа - тот у себя сидит, "ляботает", книжки пишет. Занимались мы сегодня под его окном. При этом кричали:
      - Папа, смотри! Папа, ты видишь?
      26.8.59.
      Мама ходила на рынок и вернулась оттуда огорченная. В связи с холодом и разъездом дачников на рынке ничего нет.
      Мама говорит тете Минзамал:
      - Без творога и сметаны мы погибнем.
      Машка смотрит на нее, таращит глазенки, пытается что-то понять, потом спрашивает:
      - Я тоже погибну?
      27.8.59.
      Весь день вчера просидели дома. На дворе творилось такое, чего не только Машка, но и более пожилые члены нашего семейства не видывали еще. Ураганный ветер такой силы, что на ногах трудно было держаться. Говорят, повалило много деревьев. У нас в садике лежит огромный, искореженный кусок толя, - ветер сорвал его с крыши молочного магазина. Не горит электричество. В Ленинграде, говорят, в реках и каналах поднимается вода.
      И - холодно. Не верится, что еще совсем недавно мы изнывали от жары.
      И все-таки мы с Машкой вчера вечером отправились на прогулку. Оделись потеплее (Маша в зеленом своем фрицевском пальтеце, в берете, на ногах длинные чулочки) и потопали в лес. По пути зашли на почту, опустили каждый по письму.
      Наслаждались безлюдьем, осенними запахами, влажной пахучей свежестью. В лесу тихо, только над головами у нас шумит и поет, а там, где просеку наискось пересекают телеграфные провода, - там уже не поет, а завывает и плачет (это Маша остановилась и спросила у меня: "Кто это плачет?").
      Бродили довольно долго, но нашли всего два гриба: подберезовик и моховичок. Утром и днем кто-то основательно прочесал лес. Впрочем, нам и некуда было бы складывать грибы - корзинок мы взять с собой не догадались. Не такой и лес, чтобы запасаться корзинами...
      * * *
      Спать вчера легли рано - не было электричества.
      Между прочим, Машка впервые увидела свечу. Маме в магазине подарили огарок, и она принесла его и стала зажигать.
      - Это что? - спросила Машка.
      Ей объяснили:
      - Это называется свеча.
      А Машкин папа когда-то, не очень, казалось бы, давно, спросил у своей мамы:
      - Это что?
      И ему объяснили:
      - А это, Лешенька, называется электричество.
      * * *
      Совсем запуталась Машка. Где мама? Кто Маша? Кто папа? Кто Алеша?
      Вчера вечером заходила ко мне. Просит конфетку. Я дал.
      - А теперь, - говорит, - Маше дай.
      И себя пальчиком в грудку. Хитрюга!
      Я говорю:
      - Ах, вот как? Ты - Маша?
      - Нет, нет, я - мама!
      Достаю конфету. Говорю:
      - Это - Машеньке.
      Не берет.
      - Ты что ж не берешь конфету? Я ж сказал: это Маше.
      Качает головой. Стойко держится. Для нее очень существенна почему-то эта метаморфоза с именами. Не знаю, так ли уж хорошо, что мы соглашаемся участвовать в этой затянувшейся игре. Что ж, она меня так всю жизнь и будет Алешей называть?!
      Впрочем, педагогический смысл в этой игре есть. Алеша и Маша должны играть роль хороших детей. А маленькой "маме" мы имеем право в нужном случае сказать: "Какая же ты мама, если вести себя не умеешь?!"
      А причина все та же: то, что Машка - единственная, что у нее нет братика и сестрички. Не хватает общества, коллектива.
      Все-таки надо найти меру даже в игре.
      Сегодня утром Машка завтракала. Кормит ее Минзамал. Я у нее спрашиваю:
      - Куда ушла Елена Семеновна?
      Минзамал не успела ответить, как ее перебивает Машка:
      - Нет. Я - мама!
      - А разве я сказал "мама"? Я говорю: Елена Семеновна.
      Что же это, братцы, такое: значит, мы и между собой должны именовать себя "Машей" и "Алешей"? А Минзамал я должен говорить: "Где Машенька?", подразумевая под этим: "где Элико Семеновна?"
      Нет, дружочек Маша, не выйдет!
      Надо утвердить правило: делу время, потехе час.
      28.8.59.
      Перед завтраком слышу - горько плачет. В чем дело? Оказывается, мама стригла ей ногти и нечаянно отрезала кусочек того белого пятнышка, которое, как известно, предвещает получение подарка.
      Рыдает и кричит:
      - Где подаик? Подаик где?
      Завтракая, тоже то и дело разглядывала свои ногти.
      Показывает палец:
      - Алеша, это что?
      - Это пальчик.
      - Нет, а что в пальчике?
      * * *
      Погода ненастная. Ветер. Дождь.
      Но все-таки уже не так мрачно, как было все эти дни. Ветер повоет, повоет и отдыхает несколько минут. Небо посветлее стало.
      Сегодня наша энергичная мамсинька ездила в Сестрорецк, хлопотала, чтобы починили электричество. Оказывается, в районе больше двухсот повреждений электрической сети: ураган рвал толстые провода как паутинку.
      Все-таки холодно. В большой комнате топили сегодня печку.
      29.8.59.
      У Машки небольшая температура. Гулять ее не выпускали. Почти весь вечер играл с нею. Ездили на поезде в Москву. С нею и с ее двумя "понарошными" дочками. С вокзала на такси проехали к тете Вере Смирновой{69} и к дяде Ване Халтурину{69}. Позже приехал из Ленинграда папа (он тоже был воображаемый, "понарошный", так сказать папа-невидимка). Всей компанией мы собирались ехать в Московский зоопарк, но тут - о ужас! - Машу не понарошку, а по-настоящему позвали ужинать. Конечно, ей очень не хотелось идти ужинать. Но еще больше ей не хотелось вызвать сейчас мое недовольство. Поэтому она почти без возражений направилась к своему столику.
      Я постарался как-то украсить этот вынужденный антракт в нашей игре. Сказал, что Маша пошла в буфет. Но когда нужно по-настоящему запихивать в рот сухарную запеканку, жевать ее и запивать кипяченым молоком, - трудно вообразить, что это буфет в Зоопарке. Буфет - это поэзия, а тут - серая проза. Однако в предвкушении соблазнительной поездки в Московский зоопарк Маша уплетала пудинг за обе щеки, давилась, но ела. И только под конец стала шалить, стала выталкивать языком жеваные сухари (наверно, уже не в силах была есть, не лезло).
      Я сказал ей:
      - Не надо так делать.
      Она опять. Предупредил еще раз. Нет, расшалилась и уже не может остановиться.
      - Ну что ж, - говорю, - в Зоопарк не поедем. До свидания.
      И пошел к себе. Она опомнилась, спохватилась.
      - Алеша! Алеша!
      Но - уже поздно.
      Пришел к себе, взял газету, прилег. Слышу на кухне голос Элико:
      - Ты куда?
      - Я к Алеше!
      - Нельзя к Алеше.
      - Пустите! Я - к Алеше!
      - Нельзя, тебе говорят! Алеша работает.
      А минуту спустя слышу за стеной душераздирающее:
      - Але-о-о-оша-а-а!!!
      Не только пожалел ее, но понял, что был неправ, что наказание несоразмерно с "преступлением", что ушел я скорее всего потому, что надоело играть, просто придрался к случаю.