И нетерпеливо:
      - Ну скажи!!
      - Что сказать?
      - Скажи: как? Как называется!
      - Что?
      - Который Тбилиси показывает. Термос?
      - Какой термос?
      - Нет... не термос. Ну, как его? Ну, скажи (то есть подскажи)... Который вот так делает (показывает, как вертится и колеблется стрелка).
      Тогда я пожалел ее и понял:
      - Компас?
      - Да, да, компас? Брал с собой?
      - Сегодня брал, а вчера без компаса ходил.
      * * *
      О том, что такое дождь, уже давно забыли.
      14.8.60.
      Время летит на реактивном самолете. Давно ли Машке не было четырех, а вот уже пошел десятый день на пятый год!
      * * *
      Вечером уложили в девять, но до половины одиннадцатого она не могла уснуть.
      Плакала. Даже вспотела вся. Пришлось мне прилечь рядом. Поговорили немножко шепотом. Держал ее за потную ручку и рассказывал какую-то ерунду.
      Она прислушивалась к голосам мамы и тети Минзамал, которые работали на веранде и очень громко говорили. Я прикрыл дверь и сказал:
      - Не кричите, пожалуйста!
      - Нет, нет, - встрепенулась Машка. - Пусть кричат!
      15.8.60.
      Ходили вчера по-над берегом Луги в сторону Киевского шоссе.
      Перед уходом мы с Машей сорвали с грядки огурец, взяли несколько кусочков хлеба и все это заначили в карманы. Я сказал ей:
      - В лесу мамочка захочет есть, скажет: "Эх, хорошо бы сейчас огурчика съесть и хлебцем закусить..." А ты скажешь: "Тук-тук-тук. Пожалуйста!" А мама: "Ах!".
      Машка несколько раз просила повторить эту сценку. Но условий игры не поняла. Еще в саду стала вынимать из кармана пакет с хлебом.
      - Можно? - спрашивает у меня.
      Пришлось сказать:
      - Рано, рано.
      В лесу я давал наставления уже не ей, а маме. Попросил ее громко сказать:
      - А неплохо бы сейчас закусить, хлебца поесть или огурчика!..
      Мама, надо признаться, тоже не сразу поняла условия игры. Но потом все пошло как по маслу. И когда мама сказала: "Ах, откуда здесь огурец?! И хлеб!!!" - Машка возликовала.
      Закусывали, сидя на свежем пахучем сене. Потом лежали недолго.
      Потом, уже в виду Киевского шоссе, по которому бежали маленькие машины и автобусы, встретилось неожиданное препятствие: заболоченный ручей, впадающий в Лугу, и заболоченные берега его. В кустах на берегу этого ручья нашли очень красивые белые цветы: маленькие на высоких стеблях.
      Перебрались через ручей и болото в другом месте. Промочили башмаки, дальше всем семейством шли босиком. Хотели переходить Лугу вброд, но пошли берегом.
      Машка чувствовала себя весь день неважно, а тут еще трахнулась, ушибла ногу. В виде исключения из правила я нес ее недолго на плечах.
      * * *
      А правило у нас такое: никогда, ни при каких обстоятельствах не брать Машку на руки, на плечи, закорки. Я помню племянницу Иринку, которую любящая мать до шести лет таскала во время прогулок на плечах. "Эгоистку растишь", говорил я. И вот, следуя своему "учению", сам никогда не сажаю Машу на плечи. И она не тянется, не просится.
      * * *
      Запишу здесь, кстати, несколько наших "заповедей", несколько правил, которых мы с Аленой свято держимся вот уже без малого четыре года.
      Только что я написал, что мы никогда не берем Машку на руки. Это неверно. Берем. В трамвае. В автобусе. В метро. Зато, если в вагоне стоят, она никогда и ни за что не сядет - даже на места "для детей и инвалидов".
      Так учили меня. Так следует, по моим представлениям, учить ребенка, если он здоров и если уже вышел из грудного возраста.
      Да, правда, нам уже не один раз влетало от чадолюбивых наших ближних в том же метро и в том же автобусе:
      - Смотрите-ка! А? Отец с матерью расселись, а ребенок стоит!
      Элико в этих случаях любезно, без раздражения, с улыбкой объясняет окружающим нашу позицию:
      - Да, стоит. Она у нас, вы знаете, уже большая. Ей уже почти четыре года!
      - Вы только подумайте! Четыре года ребенку, а его стоять заставляют! Садись девочка...
      И добрая женщина демонстративно поднимается и уступает Маше место.
      Машка смущенно улыбается, качает головой, говорит "спасибо" и остается стоять.
      Многие поддерживают Машку, хвалят ее. Но чаще все-таки удивляются и возмущаются.
      Удивляется и балбес лет четырнадцати, сидящий напротив. Не удивляются, потому что занимают места в другом конце вагона, два молодых человека лет по семнадцать-восемнадцать. Они сидят, вытянув ноги в узеньких брючках, а лицом к лицу с ними болтается из стороны в сторону, повиснув рукой на ременной петле, сморщенная и сгорбленная старуха с узлом.
      Молодых людей тоже ругают. И ругают не менее пылко, чем нас:
      - Молодежь пошла! Стыд! Срам! Никакого уважения к старому человеку...
      Правильно. Верно. Никакого уважения. А кто виноват в этом? Да прежде всего мы сами, уважаемые товарищи! Не потому, что не требуем от них сейчас, а потому, что не научили их, когда они были маленькие.
      Может быть, четырехлетнюю девочку, если она устала, можно и посадить не на отдельное место, так хотя бы к себе на колени. Может быть, четырехлетнему даже и уступить место не грех. Но ведь как бывает? Раздвинулись дверки, в вагон хлынула толпа. Полная дама со следами сердечной болезни на лице испуганно кричит:
      - Вова, садись!..
      И розовощекий двенадцатилетний мальчик, поискав глазами, плюхается на единственное свободное место.
      Вагон пошел. Он сидит. Мать стоит рядом.
      Стыдно ей? Больно? Думаю, что и стыдно и больно. Но сказать сыну: "Уступи мне место" - ей и в голову не придет. Почему? Да ни почему, а просто он так воспитан. С тех пор как этот мальчик помнит себя, и мать, и отец, и бабушка стояли, а он сидел. "Закон природы!" Сидел и в пять лет, и в восемь, и вот сидит в двенадцать. Будет сидеть и в тринадцать, и в четырнадцать, и в шестнадцать... И когда ему в вагоне чужие люди делают замечание, он смотрит на них с удивлением: это кажется ему какой-то дикостью, каким-то старомодным предрассудком.
      * * *
      Вчера мама вывесила в саду проветриваться одеяла и покрывала. Мы с Машкой устроили себе очень уютное жилище: раздвинули нижние полы покрывала, прижали их к земле камнями, получилась палатка.
      Делая во время работы передышку, я выходил в сад, и мы минуток по пять играли.
      Она все-таки глупенькая, жизненный опыт у нее такой куцый.
      Я объяснил ей, что мы путешествуем, ловим рыбу, охотимся.
      - А как охотимся? Зачем охотимся?
      Потом говорит:
      - Я пойду ловить рыбу.
      Приносит на тарелочке несколько щепок.
      - Вот, поймала! Смотри, какая рыба!
      - Ого! Это какая же рыба?
      - Жареная. Пойду ее чистить.
      * * *
      Вечером, перед сном, ходили в лесок, где по утрам занимаемся гимнастикой. За нами увязался и наш Кисоня. Машка играла с ним, кидала шишки, а он ловил их. Я стоял в стороне и любовался, как дружно играют, забавляются два звереныша.
      * * *
      Ходили на Дальний колодец, поливали огурцы, помидоры и прочее. Ждали дождя, но он так и не пролился.
      Закапал дождь нынче утром, когда мои еще спали, а я вышел в сад делать гимнастику.
      Было начало девятого. Вот тут-то и припустил настоящий, шумный, веселый летний дожжок.
      16.8.60.
      Маша прихварывает, лежит.
      Заходил к ней сейчас. Вся, до глубины души, увлечена рисованием. Нарисовала мячик, "как у меня", то есть синий и красный. Нарисовала красный гриб на тоненькой ножке. Наконец нарисовала девочку, у которой один глаз как глаз, а другой - огромный и сплошь синий.
      Я посоветовал сделать девочке очки - темные, от солнца.
      * * *
      Перечитал свою вчерашнюю запись о "сидящих детях"... Да, мы часто сами не понимаем, насколько важны и существенны эти мелочи. И как опасно в вопросах воспитания откладывать что-нибудь "на потом"...
      Тут, как и во многих других случаях, возникает вопрос: хорошо, но в какой же именно момент, когда, в каком возрасте мальчик или девочка должны впервые уступить место старшему? На этот вопрос я уже ответил: по-видимому, в том возрасте, с той минуты, когда здоровый ребенок может стоять. Если это его немножко и утомит - не страшно. Но именно в этом самом цыплячьем возрасте для ребенка должно стать законом: если ты где-нибудь сидишь, и появился взрослый, и другого свободного места нет, тебе следует сразу же подняться и уступить место.
      Так воспитывали меня.
      В годы моей юности это уже называлось "буржуазным воспитанием". В то время в широких кругах нашего общества "буржуазным" и "чужеродным" именовалось все, или почти все, что досталось нам в наследство от старорежимного прошлого. И стихи Пушкина. И галстуки. И шляпы. И "хорошие манеры". И уважительное отношение к женщине...
      В свое время "хорошее воспитание" и в самом деле было уделом привилегированных. У "простых" людей не было для этого ни времени, ни лишних денег. Не было и соответствующих традиций.
      А классовый, сословный характер этого воспитания не мог, разумеется, не наложить на него своего отпечатка.
      Помню, с каким нетерпением, даже азартом ждал я в детстве появления в вагоне трамвая взрослого. Особенно приятно было вскочить и уступить место военному. И особенно - раненому. Не моя вина, что эти раненые были офицеры. Нижним чинам сидеть в трамвае вообще не полагалось. Им было позволено только стоять и только на площадке!..
      Может быть, отсюда (отчасти несомненно отсюда) и возникло когда-то в нашем советском обществе отношение к этим правильным, человечным нормам поведения как к чужеродному, как к какому-то глупому буржуазному предрассудку.
      Вообще сколько на моей памяти избаловали, испортили своих детей люди, вышедшие из народных "низов".
      Одинаково нелепым и вредным было в их поведении и брезгливое отталкивание от всего "буржуазного", и, наоборот, некритическое подражание этому буржуазному.
      - Сама, бывало, недоем, недопью, а дочку растила принцессой, - не раз говорила мне NN, человек, казалось бы, неглупый, интеллигентный. И объясняла, оправдывая свою позицию: - Достаточно, что мы с братьями хватили в детстве лиха. В одних башмаках по очереди бегали в церковноприходскую...
      И вот - сколько слез, сколько бессонных ночей и преждевременных седин от этой изящной, "воспитанной", играющей на рояле, говорящей по-французски "принцессы".
      Боже избави усвоить хоть что-нибудь от этого внешнего "воспитания", от этой глупой животной любви, когда все уходит на служение чреву, на вкусную еду, на лакомства, на игрушки, на башмачки и бантики, и совсем не думается о душе, о воспитании человека, о воспитании в высоком смысле, без кавычек.
      Как я рад, что у нас с Аленой в этом вопросе никогда не было хоть сколько-нибудь серьезных разногласий.
      Да, мы очень часто допускаем ляпсусы, ошибаемся, но у нас есть верный критерий, и это помогает нам если не исправить обнаруженную ошибку, то хотя бы заметить ее и не повторить.
      * * *
      Конечно, маленькому ребенку надо отдавать все лучшее (да и как могут любящие отец и мать не отдать лучший кусок своему ребятенку?). Но, думая о насыщении ребенка, о его росте, весе, обмене веществ и прочем, нужно думать и о его духовном росте. Нет, это не громкие слова. Если ты отмечаешь на косяке двери метры и сантиметры твоего Пети или Вовы, найди способ следить и за его внутренним мужанием. Если ты растишь эгоиста, себялюбца, грош цена всем твоим заботам и твоим жертвам!..
      Отдавай с радостью лучший кусок сыну или дочери, но постарайся сделать так, чтобы и для него (для нее) стало радостью этот лучший кусок протянуть тебе!..
      * * *
      Отдавай лучший кусок, но делай это по возможности незаметно!.. Не акцентируй!
      Вот появилась первая клубника. Ее мало, она дорога. Купили совсем немного - главным образом для Машки.
      И все-таки мама делит эти триста граммов на четыре части: тете Минзамал, папе, маме и Маше.
      Незаметно для Машки папа и мама свое могут и не съесть, оставить, спрятать. Могут угостить Машку, показав добрый пример. Но никогда, никогда не бывает такого:
      - Это клубника только для Маши!
      Нет, никакой исключительности. Никаких принцесс и никаких шахинь в нашем доме!
      17.8.60.
      Сегодня одно явление заставило меня крепко почесать в затылке. Маше четыре года, у нее хорошая память и вообще голова не пустая. Тогда чем же объяснить такое вот?
      Я предложил маме и Маше поехать в Лугу, на знаменитые Заречные улицы.
      - Я не хочу на Заречные, - заявляет Машка.
      - Почему? - удивилась мама.
      - Мы лучше из Ленинграда туда поедем.
      В чем дело? Не отвечает. Молчит. Смущается. Потом что-то говорит маме на ухо.
      - Представь себе, - говорит мама. - Она жучка боится.
      Потом я вспомнил, что когда мы на днях предприняли неудачную попытку побывать на Заречной стороне и возвращались от остановки домой, я нашел на тропинке навозного жука, хотел показать его Машке, но она дико заревела и завопила:
      - Не хочу! Боюсь! Бою-у-усь!
      Эта тропинка, идущая через картофельное поле, Маше очень хорошо знакома. Десятки раз она ходила и бегала по ней. Сегодня утром мы ходили по этой тропинке в булочную. И никакого жука она не боялась. А тут одно упоминание о Заречных улицах вызвало у нее эти страшные ассоциации. От глупости это или от сложности?
      Поедем ли - не знаю. Зависит от Машки. Если она будет нюнить и хныкать, ничем хорошим эта поездка не кончится. Лучше не начинать, отменить, разумеется, под предлогом более благовидным и солидным.
      17.8.60.
      Перед ужином ходили вдвоем в лес. Набрали четверть корзинки грибов (сыроежек и немного лисичек), чуть-чуть брусники и - главное - нашли в лесу на мусорной куче цветущий куст картофеля. Выдернули, а там - две маленькие, совершенно игрушечные картошечки.
      Машка их бережно несла в потной ладошке, мечтала, как положит их на ночь в воду, потом сварит и будет угощать меня - с хлебом, с луком, со сметаной, с укропцем...
      А вообще-то ест последнее время (особенно после возвращения из Ленинграда) очень неважно и, по наблюдениям мамы, даже похудела.
      * * *
      Любит употреблять "взрослые выражения". Последнее время пристрастилась к слову "по-моему".
      - По-моему, круглая корзиночка была здесь. По-моему, да. Куда же она девалась? Интересно!..
      * * *
      Мама рассердилась на Машку. Говорит с нею в повышенном тоне.
      Машка (плаксиво). Не кричи ты на меня... Я люблю, когда мы дружно живем.
      * * *
      Сегодня мои дамы встали поздно. Я уже отзанимался гимнастикой, когда они только градусник под мышку совали.
      Наблюдал, как Маша под маминым руководством занималась гимнастикой.
      Сплошная игра.
      Едут в Тбилиси к бабушке.
      Сначала на поезде.
      Потом - на самолете.
      Потом - пароходом.
      Потом - опять поездом.
      В Ленинграде, по пути на вокзал заходят в Зоопарк. Там видят разных зверей. И всех их изображает Машка:
      ходит обезьяньим шагом;
      стоит, поднимая и опуская хобот, как слон;
      ходит на четвереньках (это медведь), подбирая огурцы, предварительно разложенные мамой... И так далее.
      Единственный минус этих занятий в том, что движения слишком вольные. Впрочем, если составлять программу занятий обдуманно, можно найти достаточно и активных упражнений, то есть таких, которые требуют мускульных усилий, независимо от воли и желания маленького гимнаста (таких, как "медведь, ходящий на четырех лапах" и тому подобное).
      19.8.60.
      Сварила вчера (по-настоящему, в маленькой кукольной кастрюлечке, на электрической плитке) найденные нами крохотные картофелинки и с помощью мамы приготовила настоящий винегрет. Прибежала ко мне:
      - Иди! Иди! Винегрет приготовили! С подсолнухом мясом!..
      Бедное подсолнечное масло! Во что оно превратилось в ее ликующей скороговорке.
      * * *
      На днях показывал ей головоломку: два железных крючка, две металлические петли, вдетые одна в другую. Требуется их разомкнуть.
      - Дай мне! - говорит Машка и протягивает руку. Конечно, ничего у нее не получается.
      - Нет, - говорю я, - тут головой поработать надо.
      И она, нисколько не удивившись такому наставлению, с очень серьезным видом начинает бить головой по головоломке.
      23.8.60.
      Третьего дня ходили с Машуткой вечером за хворостом (впрочем, это было не третьего дня, а раньше). Я спросил у нее, что она мне подарит на день рождения.
      Лукаво улыбнувшись, она сказала:
      - Это - сервиз.
      - Что?! Как ты сказала?
      - Сервиз.
      Не сразу понял, что в "сервиз" превратилось слово "сюрприз" (так же как на днях слово компас в Машкиных устах превратилось в термос).
      * * *
      У нас гости.
      Вчера днем ездили (тетя Ляля, тетя Ира, Машка и я) в Лугу встречать Иру-маленькую и дядю Игоря.
      Машка очень любит Игоря, он тоже любит детей (в том числе Машу), но обращаться с ними не умеет, умеет только играть и баловать. И это уже сказалось на Машке. Она развинтилась, капризничает, в голосе ее появились командирские нотки:
      - Принесите мне то-то. Этого не хочу. - И так далее.
      Утром сегодня пришлось при всем честном народе выставить ее с веранды.
      * * *
      Вечером вчера ходили в лес, собрали довольно много брусники. Машка, впрочем, не собирала, сидела на спине у дяди Игоря, который изображал волка и полтора часа ходил на четвереньках.
      24.8.60.
      С упоением занимается всякой работой: собирает валежник, укладывает дрова в поленницу, поливает огурцы, помидоры и прочий овощ, развешивает и снимает с веревок белье, чистит ягоды... Мама научила ее штопать и уверяет, что Машка самостоятельно и очень будто бы неплохо заштопала мой носок. Не знаю; за что купил, за то и продаю.
      * * *
      Вчера мама и тетя Ира уехали в Лугу на рынок. В положенное время мы втроем (Ира-маленькая, Машка и я) отправились их встречать на Лангину гору. Пропустили шесть или семь автобусов - их не было. Игорь ездил ни велосипеде в Лугу, искал пропавших. Все мы очень беспокоились. Только одни Машка ни на минутку даже не нахмурилась. И я, глупый человек, сердился на нее, забыв, что в ее возрасте даже предположения о худом не может возникнуть. Вот если бы в Луге волки были!..
      25.8.60.
      Вчера в Машиной жизни было несколько событий. Во-первых, она ездила на лодке. Взрослые решили перебраться через Лугу и побывать в том заманчивом, волшебном лесу, который давно уже манил их своей сказочной дремучестью.
      На воде Машка вела себя очень даже храбро. Впрочем, ей уже приходилось "пересекать водную гладь" - она каталась и на пароходиках и на катерах - в Ленинграде и в Разливе.
      Лес действительно необыкновенный. В хорошее лето там должно водиться очень много грибов. Даже сейчас там больше, чем в других местах, всякой мелочи: сыроежек, горькушек, свинух... Много сочной брусники.
      Провели в лесу часа три с половиной. Устраивали привал, завтракали, ели хлеб, сыр, помидоры.
      * * *
      Перед ужином зашла ко мне. Теперь, когда у нас гости, это бывает не часто.
      Не помню, в связи с чем, стал считать ее пальцы:
      - Один, два, три, четыре, пять...
      - Нет, - говорит, - не пять, а три.
      - Пять!
      - Нет, три!!!
      Пришла мама, сказала, что пора спать. И я тоже говорю:
      - Да, да, спать, спать, Маша!
      И вдруг заревела.
      - Не хач-чу!!!
      А через пять минут, когда мама разоблачала ее, сказала:
      - Мамочка, я спать хочу! Я очень хочу спать.
      26.8.60.
      Вчера вечером уехал дядя Игорь.
      Сегодня прохладный, грустноватый осенний день. Небо в серо-лиловых облаках. Солнце пробивается изредка. Грустновато гудит где-то очень высоко самолет: то провалится, то вынырнет. Покаркивают вороны.
      Машка играет с двумя тетями Ирами на куче песка у недорытого колодца.
      Обе тети сегодня собираются в Питер.
      28.8.60.
      В лес вчера не ходили. Папа и Маша ездили в Лугу; папе нужно было на почту, а Маше он обещал съездить с нею на рынок. Попали туда поздно, однако оба получили удовольствие. Очень уж хорошо пахнет в это время года и в такую прохладную, осенне-летнюю или раннеосеннюю погоду рынок. Виноград, яблоки, сливы, овощи, грибы, сено, конский навоз - все это смешивается в такую прелестную "гамму", и все это не стоит на месте, а бродит, колышется, вливается в тебя вместе с другими запахами осени - прелым листом, дымом.
      * * *
      Спала Машка после обеда, без преувеличения, как убитая. Будил ее минут двадцать, щекотал, сажал, ставил на ноги, она падала бессловесным тючком на подушку и продолжала спать. Больше трех часов спала, а если бы не разбудил спала бы и еще...
      ...На рынке мы купили китайских яблочек, репы, ревеня, редиски (оба мы ее очень любим!), салата и прочее. Репу Машка в этом году ест впервые и ест с удовольствием.
      * * *
      Когда садились ужинать, появились две Машины подруги - Оля и Таня. Мама усадила их пить чай с вареньем. Я уходил на родник за водой и не слышал, но мама говорит, что между девочками шел очень смешной разговор. Семилетняя Таня поступает нынче в английскую школу. Ездила в Ленинград, держала вступительные испытания.
      - Учительница мне сказала: "бест". Я, правда, не знаю, что такое "бест"... Но зато я знаю по-английски "гуд бай", "гуд мони"...
      Машка этого бахвальства не выдержала:
      - А я знаю по-грузински: "Генацвале, иди ко мне!"
      29.8.60.
      Дачная хозяйка купила и оставила нам на откорм четырех цыплят. Ежедневно - после завтрака, обеда и ужина - мы ходим с Машей кормить их. Конечно, для нее это большая радость.
      Закрывая на ключ сарайчик, где помещаются цыплята, я объяснил, зачем это делают (ответил на ее вопрос: "А зачем ты закрываешь?"):
      - Кошка может залезть или даже лиса.
      - Ой, я боюсь!
      - А чего тебе бояться?
      - А девочек она ест?
      * * *
      Все эти дни приходит к Маше, играет с ней восьмилетняя Оля, внучка нашей молочницы. Играли они вчера в больницу, в сестер и докторов. В конце концов девочки поссорились и Оля ушла.
      Мама спрашивает у Маши:
      - Почему Оля ушла?
      - Мы поссорились.
      - Из-за чего же вы поссорились?
      - Из-за чего?
      Морщит лобик, задумывается. Всегда это меня умиляет: что делается там, за этой смуглой кожицей, за этой тонкой косточкой? Никогда, насколько я помню, не было, чтобы она ответила: "Не знаю".
      Но тут пауза затягивается, и мне приходится повторить вопрос:
      - Из-за чего же вы, - я говорю, - поссорились?
      - А я сама не знаю.
      Я вышел в сад, вижу - Машка играет одна. Издали кричит мне:
      - У меня больница здесь!
      Подхожу, вижу - режет себе палкой руку.
      - Ты что делаешь?
      - Я ободрацию делаю.
      * * *
      День тихий, даже благостно тихий. Тепло. Но небо серое, осеннее.
      А у нас захворала мамочка. Еще вчера, в Луге, кашляла и чихала.
      А сегодня проснулась совсем больная. И все-таки готовила нам завтрак, хотела заниматься с Машей гимнастикой, но не была к этому допущена.
      30.8.60.
      Мама все еще хворает.
      Машка спит рядом с ней в своей деревянной кроватке. Я объяснил ей, что мамочка больна, что можно от нее заразиться и чтобы она не лезла к ней целоваться.
      Расстроилась.
      - А ты ей ручку декалоном потри, чтобы я могла полуцевать ее.
      Некоторые слова до сих пор не может научиться произносить правильно. ("Галавлю" вместо "говорю", "луцевать" вместо "целовать" и так далее.)
      День был кисленький, но до вечера серьезного дождя не было.
      Приходили две Тани - маленькая и большая, - принесли ежа. Машка его гладила. Потом вынесли ежа в лес и отпустили. Он долго сидел, не двигался, потом решился и побежал.
      С девочками занимался акробатикой и гимнастикой, потом сидели на полянке, рассказывали сказки.
      В лес не ходили.
      Топил плиту, Машка мне помогала.
      Вечером и всю ночь шел дождь.
      31.8.60.
      Ездили в Лугу. Были в аптеке, я поднял Машку над прилавком, она с интересом смотрела, как тетя в белом халате выписывала квитанцию, щелкала на счетах. Я подумал, что позже Машка непременно будет играть в аптеку. Так оно и случилось. Перед обедом выхожу в сад:
      - Ты что делаешь?
      - Я в аптеку играю. Приходи лекарство покупать.
      Поиграл немножко. Покупал горчичники, йод, клизму, витамины...
      Из аптеки прошли (вчера, а не сегодня, не по-нарошному, а по-настоящему) на рынок, покупали виноград, груши, редис, ревень и прочее.
      Для Машки самое интересное в этом путешествии - не на рынке, не в городе, не в магазинах, а по пути к автобусу или от автобуса, когда мы идем по узенькой тропиночке картофельным полем. На этой тропинке попадаются теперь, когда идет уборка картофеля, малюсенькие, иногда величиной с горошину, картошечки... А в леске, по пути к автобусу, мы нашли вчера настоящий белый гриб. Да, первый за весь месяц! И в таком проходном месте!
      1.9.60.
      Вчера опять ездили в Лугу, в аптеку.
      Взбираясь с Машкой на руках с передней площадки в автобус, папа подумал о том, что он, не признаваясь себе в этом, всю жизнь немножко завидовал людям, входящим в автобусы и в трамваи с передней площадки. И вот дождался!
      * * *
      Мама у нас все еще хворает, кашляет... Сегодня она самочинно встала, но обещала не выходить.
      Мы с Машкой собираемся в лес по грибы. Если нам там что-нибудь оставили. Мимо окна только что прошел дядька с корзинкой за спиной. Идет из леса. Корзина - полная.
      2.9.60.
      Ходили по грибы. Получили оба много удовольствия. Беляков и прочих вельможных и сановитых не нашли, но очень много принесли маслят, а они тоже вкусняцкий народец.
      Ужин был на славу. Топили плиту, для чего мы с Машкой несколько раз ходили в лес за хворостом. Впрочем, на этот раз Машка ленилась, собирала только совсем маленькие хворостинки - "для кукол".
      На даче стало скучнее: Машкины подруги или разъехались, или пошли в школу. Подруг ее возраста у нее, кажется, никогда не было (если не считать Каринэ, с которой она видится не часто).
      Сегодня ночью было очень холодно: заморозки или на грани этого.
      3.9.60.
      Вчера мы совершили вздорный поступок. Мамочка у нас еще больна, Машка чихает, а со вчерашнего дня еще и покашливает. Я тоже хрипел, грудь заложена.
      И вот мы - все трое - взяли корзинки и отправились в лес по грибы. Грибов набрали немного, зато попали под дождик, а попав под дождик, домой сразу не пошли, а собирали хворост. Дома топили плиту, а я еще рубил дрова, Машка таскала их. В результате - Маша и я сегодня лежим. Еще не совсем поправившаяся мама за нами ухаживает. Обычная картина дачной осени в семье Пантелеевых.
      * * *
      Вчера был град. Машка лежала, готовилась к дневному сну. Ее подняли, поднесли к окошку, показали.
      Града она никогда раньше не видела.
      Потом опять уложили. Она не заснула, но лежала тихо.
      Я зашел посмотреть: как она?
      - Папочка!
      - Что?
      - Когда мы в Ленинград приедем, ты мне град купишь?
      - Как купишь? Какой град?
      - Игрушечный купишь?
      - Его не продают, Маша.
      - Ну, сделаешь? А?
      * * *
      Хвораем. Лежим в разных комнатах. Утром приходит ко мне мама и рассказывает:
      - Маша очень есть хочет. Я к ней сейчас прихожу, она спрашивает: "Кого ты первым кормить будешь?" - "Конечно, папу". - "Ой, как я каши хочу!"
      Я сказал:
      - Покорми ее первой. Я подожду. Она - маленькая.
      Мама идет к Маше:
      - Папа просит покормить тебя первой. Потому что ты маленькая. А ты как думаешь?
      Мама ждет с Машиной стороны взрыва благородства: "Нет, нет, что вы! Пусть папа первый ест!.."
      Но Машка отвечает честно и прямо:
      - Я тоже так думаю.
      4 ГОДА 1 МЕСЯЦ
      5.9.60.
      Вчера, несмотря на недомогание, ходили с Машей в лесок за хворостом. Набрали полный мешок. Машка трудилась не за страх, а за совесть и все спрашивала:
      - Я хорошо помогаю? Я хорошо работаю? Я ужин заслужила?
      Позже отправились (пешком) на автобусную остановку встречать маму. Забрели на территорию пионерского лагеря, уже опустевшего, покинутого ребятами. Машка расспрашивала, что такое пионер, что такое лагерь. Я старался рассказывать поинтереснее, поувлекательнее, хотя, говоря наедине с самим собой, должен признаться, что увлекательного в этой теме вижу очень мало...
      Сейчас я подумал, что раньше, когда не было Машки, этот вопрос волновал меня как-то меньше. Увы, своя рубашка действительно к телу ближе. Теперь я гораздо пристальнее смотрю и на школу и на пионерскую организацию...
      В чем корень зла? Где причины увядания, очерствения, оказенивания нашего детского движения?
      Причин много. Например, массовость организации, стопроцентный охват пионерским движением всей нашей многомиллионной детворы. Когда пионерское движение возникало (в годы нэпа), стать юным ленинцем мог не каждый - это было привилегией. Теперь это почти обязанность: наступает день, и весь класс - и не один класс, а все такие-то классы всех школ во всех городах всего Советского Союза становятся пионерскими. Отсюда и другое: нехватка талантливых, живых, увлеченных людей, стоящих во главе движения. Вожатым (как и учителем) сплошь и рядом становятся не по призванию, а волею случая или по назначению.
      И главное: застывший статут. Стандарт. Умерщвлена, в зародыше убита всякая инициатива.
      * * *
      Перед обедом мы с Машкой рубили, носили и складывали в поленницу дрова. Поддаваться болезни не хотим.
      После обеда Машка недолго спала, потом рисовала, писала письма... Потом ее привели ко мне. Я читал ей "Дюймовочку". Впервые удалось дочитать эту сказку до конца.
      На том месте, где спасенная Дюймовочкой ласточка оставляет девочку на произвол крота и старухи полевой мыши, Машка громко зарыдала. С трудом мне удалось успокоить ее, пообещав благополучное завершение рассказа.
      Это с ней часто бывает - обливается слезами над чужим вымыслом. Впечатлительна, нервна, душевно отзывчива.