Определить истинные размеры подземного зала не представлялось возможным: стены и потолок терялись в густом тумане непроглядного мрака, и даже свет семи неугасимых факелов не мог пробиться сквозь эту преграду. Не мог пробиться сквозь занавес холодной тьмы, высокомерно дозволяющей факелам поиграться в тени. Свет в запечатанном зале был неуклюжим, робким, обреченным. Свет не пытался атаковать всепоглощающий мрак, не пытался дерзко заявить свои права, а послушно играл отведенную ему роль, лишь напоминая о своем существовании. И так же, как мрак, свет был мертвым: желтоватый огонь факелов не дарил тепло.
      Холод мрака, холод света, холод камня и холод ветра, врывающегося в зал через небольшие отверстия в стенах. Холодная тяжесть сотен тонн земли, нависающих над сводами помещения. И холодная тишина. Холод, господствующий в запечатанном зале, не обжигал. Но проникал в душу, сковывал ее крепчайшим панцирем. Не позволял проснуться…
      В самом центре подземного зала находилось невысокое мраморное возвышение, на котором было установлено широкое ложе, с необычайным искусством вырубленное из черного камня. Жесткое и очень холодное ложе. На нем, облокотившись на невысокую спинку у изголовья, полулежал крепкий, широкогрудый мужчина. Он был обнажен — только тонкая ткань прикрывала бедра. Тонкая и очень светлая ткань, почти слившаяся с необычайно белой кожей спящего. Длинные волосы мужчины рассыпались по плечам: Дыхание было едва различимо, и только изредка вздымающаяся грудь показывала, что он спит. А не умер.
      Мужчина спал давно, и холод мрачного подземелья стал его частью. Мертвый холод слился с его телом, с его душой. Мертвый холод полностью завладел спящим… и сохранял ему жизнь. Молочно-белая кожа была ледяной на ощупь и столь же твердой. Казалось, мужчина полностью слился с каменным ложем. Казалось, ничто на свете не способно потревожить его холодный сон. Казалось, огромное помещение служило не спальней, а склепом…
      Но это только казалось.
      Иногда мужчина просыпался. Очень редко. И его возвращение из глубин холодного сна всегда проходило чрезвычайно медленно.
      Он не пошевелился. Не вздрогнул. Не открыл глаза и не произнес ни звука. Он все еще пребывал в глубоком сне, но что-то изменилось. Из самой глубины души, оттуда, куда не добрался туман холодного мрака, пришел тонкий, едва уловимый зов… Неслышный, еле заметный знак, указывающий на то, что обитатель подземного зала вскоре пробудится. Это короткое, безмолвное восклицание было очень слабым, на грани восприятия. Его не смогла различить туманная тьма, его не услышал мертвый свет, на него не обратил внимания всезнающий ветер. Восклицание, пришедшее от единственной уцелевшей частички того, кем когда-то был мужчина, предназначалось очень близкому существу. Верному, преданному до мозга костей, добровольно разделившему с хозяином его участь. Существу, чья связь со спящим оставалась по-прежнему глубокой и крепкой.
      И зов был услышан. На каменном полу зашевелилась неясная груда, казавшаяся до сих пор сгустком мрака, порожденным пляшущим светом факелов. Черная тварь, похожая на крупную короткошерстную собаку, пробудилась ото сна, потянулась, широко зевнула и, даже не посмотрев на хозяина, бесшумно скользнула к одному из отверстий в стене.
      Тварь знала, что должна сделать.

* * *

      — Кстати, ты не задумывался, почему ни одна зеленая ведьма никогда, НИКОГДА, не красит волосы? Неужели им не хочется разнообразия?
      Развалившийся на диване брат Ляпсус пригубил пивка из кружечки, с удовольствием закусил семужьим брюшком и посмотрел на брата Курвуса, своего традиционного напарника по ночным дежурствам. Губы врача лоснились от жира.
      — Семейная гордость, — подумав, отозвался толстый санитар. — Чуды полируют железяки, шасы лелеют банковские счета, а зеленые трясут белобрысыми кудрями.
      Эрлийцы были почти счастливы: свежее пиво, достойная закуска и, самое главное, полное отсутствие клиентов привели дежурных приемного покоя Московской обители в состояние блаженного умиротворения, и они сполна наслаждались неспешным разговором ни о чем.
      — Разумный консерватизм всегда являлся основой стабильности. Вот и люды не желают будоражить Великий Дом путем перекрашивания себя… в разные масти, — закончил брат Курвус и вцепился зубами в бутерброд с копченым окороком.
      — Но это противоестественно, — протянул Ляпсус. — Нормальная женщина неспособна видеть в зеркале одно и то же лицо дольше двух-трех недель. — Эрлиец зевнул. — Мне кажется, в их нежелании периодически менять окрас есть нечто болезненное.
      — Хофофая фема фля фиферфации. — Курвусу удалось почти невозможное: учитывая, что его рот был плотно забит окороком и хлебом, он ухитрился не только поддержать беседу, но и улыбнуться.
      — Вот, например, возьмем красавицу под номером семь. — Ляпсус покосился на информационную строку, бегущую внизу телевизионного экрана. — Милорада. Мне кажется, ей бы вполне подошел черный цвет волос.
      — Скорее темный каштан, — не согласился толстяк. — И кудряшек побольше.
      — Нет, этой… Милораде только черный. А вот ее подружке справа да, темный каштан… Нет, пожалуй — темная медь.
      — Подружке справа надо одеваться скромнее, — пробормотал брат Курвус. — Телевизор из-за этих школьниц стало невозможно смотреть, клянусь рецептами Спящего.
      Потягивая пиво и болтая, эрлийцы изредка поглядывали на экран: «Тиградком» вел прямой репортаж с выпускного вечера школы Золотого Озера, и весь Тайный Город гадал, что выдумает ректор, чтобы переплюнуть помпезное мероприятие, проведенное неделю назад в школе Ласточкиной Горы. Первое отличие уже определилось: к радости мужской части населения, выпускающиеся «русалки» значительно опережали конкуренток по части смелых решений в одежде.
      — А мне нравится этот выпуск, — раскованно признал Ляпсус. — Живенькие девушки, а насчет их одежды…
      Что думал врач относительно модных фасонов юных фей, Курвус так и не узнал. Закрепленный на стене сигнальный артефакт выдал переливчатую трель, а на белой стене появилась тревожная надпись: «Надвигаются дела!»
      — Строят «дырку жизни». — Ляпсус поднялся на ноги и торопливо вытер губы стерильной салфеткой. — У нас пациенты.
      Курвус хлебнул еще пивка и включил кассовый аппарат. Правила Московской обители не менялись на протяжении тысячелетий: сначала оплата, затем спасение. Благотворительностью лучшие врачи Тайного Города не занимались принципиально.
      — Колото-резаная или магическая? — Ляпсус подбросил монетку. — Орел. Колото-резаная.
      В центре приемного покоя завертелся вихрь портала.
      — Спорю, что это люды, — пробормотал Курвус. — Поругались на выпускном балу из-за белобрысой вертихвостки и принялись выяснять отношения. Три к одному: молодой люд после дуэли…
      — Поддерживаю. — Врач быстро вытащил из бумажника десятку и швырнул ее на стол. — Это не люды.
      — А кто?
      Из вихря появились два невысоких, узкоплечих воина, с трудом тащивших тяжело раненного соплеменника. Серые волосы, серая одежда, вертикальный разрез зрачков, пучки дротиков за спиной… Осы.
      — Ты должен мне тридцатку, — буркнул Ляпсус. Курвус коротко выразил свое мнение на этот счет.
      Вихрь портала исчез. Осы стояли посреди приемного покоя.
      — Помоги, — проворчал маленький воин и протянул эрлийцу карточку «Тиградком». — Ему плохо.
      Ляпсус и Курвус ловко подхватили раненого и положили его на кушетку.
      — Я не ошибся, — пробормотал врач, разрезая окровавленную одежду. — Колото-резаная.
      Грудь оса была пробита дротиком, классическим оружием обитателей Лабиринта. Зазубренный наконечник остался внутри, и Ляпсус честно признал, что не понимает, как пациенту удалось дотянуть до госпиталя.
      — Вызови еше одну бригаду в операционную, — распорядился врач. — Одни мы не управимся.
      Брат Курвус рысью бросился к интеркому.
      — Ты поможешь? — осведомился ос у Ляпсуса. Непривычные к яркому свету зрачки воина съежились до тонкой вертикальной полоски. — Мы не хотим, чтобы он умер.
      — Помогу, помогу, — проворчал эрлиец. — Кто его так? Подрались?
      О междоусобицах среди обитателей Лабиринта никто в Тайном Городе не слышал, но раненый, судя по всему, схватился с соплеменником: опытный хирург отметил, что удар дротиком был нанесен по всем правилам воинского искусства Оси.
      — Не подрались.
      Воин ответил так высокомерно, что удивленный Ляпсус даже оторвался от раненого — обычно крысоловы вели себя куда проще.
      А второй ос гордо вскинул подбородок и важно добавил:
      — Ритуал.

* * *

      — А теперь — самое главное! Совет школы Золотого Озера единогласно признал лучшей выпускницей этого года… — Ведущий церемонию конец выдержал приличествующую моменту паузу. Камера медленно проехала по напряженным лицам молоденьких колдуний. Стройные, белокурые, свежие — они даже улыбались одинаково натянуто. — …лучшей выпускницей этого года…
      — Не томи, — буркнул Биджар Хамзи. — Девочки еле держатся.
      — Фею Белославу!
      Счастливая девушка, как и положено, радостно завизжала. Счастливые родители не смогли сдержать слез. Счастливый кавалер, он сидел рядом с родителями и также попал в кадр, надулся, как индюк. Проигравшие забег подружки принялись наперебой поздравлять королеву выпуска, изо всех сил делая вид, что безумно за нее рады. А Биджар сделал потише звук и широко зевнул. Можно было идти спать. Шоу, устроенное ректором школы, получилось на славу, девушки произвели самое благоприятное впечатление, а рекламные блоки Торговой Гильдии выглядели элегантно и к месту. Теоретически Хамзи должен был находиться в школе лично, улыбаться в камеры и ненавязчиво рассказывать, что украшения красавицам предоставила ювелирная фирма «Бриллианты Кумар», но Биджар целый день вел сложные переговоры, устал, а потому отправил на мероприятие помощника. И целый вечер провалялся на диване в компании бутылки отличного коньяка. В конце концов, нужно когда-нибудь отдыхать?
      Зеленоглазая победительница пыталась одновременно рыдать от счастья, надуваться спесью и произносить нужные слова. Судя по активно открывающемуся рту, она благодарила всех, включая Спящего, за то, что помогли ей вырасти такой умной и красивой.
      Из холла донесся негромкий глухой удар. Кто-то стукнул в дверь. Хамзи посмотрел на часы — половина первого ночи — и задумчиво почесал нос. На экране шевелила губами ректор Золотого Озера.
      Удар повторился.
      — Я никого не жду, — пробормотал шас и потянулся к бутылке коньяка.
      Слуги давно спали во флигеле, семейство — в спальнях на втором этаже, охранники располагались в будке у ворот, и брести открывать дверь самому Биджару не хотелось. Ночных гостей он не боялся, ему было просто лень. И еще было странно, что хозяина особняка не предупредили о приезде гостей.
      Еще один удар.
      Хамзи негромко выругался по-шасски, подумал, выдал примерно такую же идиому на навском, кряхтя, выбрался из кресла и, выйдя в холл, распахнул входную дверь.
      — Вы не думали, что я уже сплю?
      Перед дверью никого не было. Пару секунд Биджар таращился во тьму, после чего медленно опустил взгляд вниз и вздрогнул.
      Он сидел на освещенном крыльце. Черный, как сама тьма. Крупный, размером с большую собаку, но далеко не пес. Под очень короткой шерстью перекатывались сильные мышцы. Лапы мягкие, похожие на кошачьи, даже когти убраны в специальные подушечки. Вытянутая морда напоминала крысиную, если можно представить крысу с волчьей пастью, наполненной мощными клыками, из которой иногда выпрыгивал черный раздвоенный язык. Маленькие уши стояли торчком. И никаких глаз. Не было даже впадин. Слепые Волки прекрасно обходились без зрительного восприятия мира. Во тьме породившего их Лабиринта глаза были ненужным аксессуаром.
      Ошеломленный Биджар сглотнул и медленно, не веря в реальность происходящего, протянул к твари руку. Волк машинально дернулся, но остался на месте, позволив шасу прикоснуться к лобастой голове. Но едва Хамзи отдернул руку, тварь поднялась и сделала маленький шаг назад.
      — Я все понял, — хрипло произнес Биджар. — Время пришло. Я все сделаю.
      Волк склонил голову, будто благодаря шаса за его слова, и прыгнул с крыльца в ночь, молниеносно растворившись в непроглядной тьме.

* * *

      Оно было красиво.
      Оно притягивало взгляд. Завораживало.
      Одинокое засохшее дерево на небольшом пригорке. На высоком берегу Москвы-реки. Лишенные листвы ветви тянулись к облакам, безжизненные, но упрямые. Тянулись, словно пытались поцарапать прозрачную голубизну неба. Тянулись, не дотягивались, но не сдавались.
      Дерево было сухим, но необычайно крепким. Оно занимало открытый всем ветрам пригорок очень давно, но ни время, ни стихии не могли ничего с ним поделать. Дерево не было одиноким: рядом с ним возвышался огромный валун. И вместе они создавали картину удивительной красоты: мертвые ветви, мертвый камень, широкая река и небо. Бескрайнее небо. Не один фотограф, очарованный изумительным видом, запечатлел его на пленке. Не один человек, способный оценить прекрасное творение природы, останавливал машину на обочине проходящей неподалеку автострады и подходил ближе, наслаждаясь великолепным образом.
      Упрямое мертвое притягивало взгляды живых.
      И отталкивало.
      Когда проходила первая волна восхищения, что-то неуловимое, едва заметное начинало смущать людей. Появлялась нервозность. У кого-то начинала болеть голова, кто-то просто испытывал странное волнение. И только очень редкие люди не чувствовали ничего.
      Мертвые позволяли любоваться собой, но очень недолго. У всех мертвых есть свои тайны, в которые не следует пускать чужаков…
      А может, засохшие деревья хороши только издали?
      — Я же говорю: классное место! Смотри, какой вид!
      Он подогнал джип почти к самому дереву. Подогнал прямо по полю, оставив за собой глубокую черную колею развороченного дерна — утром прошел сильный дождь, и грубые покрышки тяжелой машины не пожалели траву.
      — Саша, не упрямься! — попытался урезонить заводилу приятель.
      — Мне здесь не нравится! — поддакнула его подруга.
      — Мне тоже.
      Вторая девушка приехала с Сашей, и ее протест прозвучал слабее. Заводила был высок, широк в плечах, громогласен и производил впечатление человека, не стесняющегося в общении с друзьями и уж тем более — с подругами. В его голосе отчетливо звучали хозяйские интонации, а глаза смотрели властно… почти агрессивно.
      И он уперся.
      — Мне здесь нравится! Очень нравится! — И плюнул под дерево. — Здесь шашлык сделаем!
      — Блин, Сашка, поехали лучше к лесу, в тенек, — почти просительно произнес приятель. — И дров там больше…
      — Дров здесь полно! — расхохотался заводила. — Глаза протри, братан, — целое дерево!
      — У меня голова болит, — пожаловалась девушка.
      — Выпьешь — пройдет. — Саша открыл бутылку пива, пробка улетела в траву под валуном, сделал большой глоток, рыгнул и притянул подругу к себе. — Не ной, Машка, здесь классно!
      — И от реки далеко, — наморщила носик вторая девица. — Место открытое…
      — В машине потрахаемся!
      — Сашенька, ну, пожалуйста, давай поедем в лес?
      — Действительно, Сашка, поехали. Никому здесь не нравится.
      — Много вы понимаете. — Заводила сделал внушительный глоток, опорожнив бутылку почти до конца, и оформил новую мысль: — А давайте эту березу сожжем?!
      — Это не береза, — неуверенно пробурчал приятель.
      — Сейчас? — захлопала в ладошки подруга заводилы. Девушка понимала, что на пепелище никто не останется и пикник автоматически продолжится в лесу. Это ее полностью устраивало — голова болела все сильнее, и сожженное дерево казалось вполне разумной платой за возможность покинуть неприятное место.
      — Береза, не береза — плевать! Вечером сожжем! Прикинь, братан, как красиво будет. — Саша с удовольствием причмокнул. — Тама луна поднимется, а тута огонь…
      — Круто! — одобрил приятель. — Поехали в лес, а вечером вернемся и спалим.
      — Да что вы пристали со своим лесом? — возмутился заводила. — Хрен с ним, с лесом! Здесь будем! Сначала шашлык соорудим, а потом устроим фейерверк с прибабахами! Такая красота будет! Спалим к чертовой матери…
      И, в подтверждение своих слов, разбил опустевшую бутылку о валун.
      — Ну, как?
      — Мысль неудачная.
      Люди резко обернулись.
      Они не заметили, как со стороны дороги, оставив у обочины длинную и явно очень дорогую спортивную машину, подошел высокий франт в элегантном белом костюме и стильном галстуке. Подошел, послушал, о чем спорят любители шашлыков, и решил принять участие в разговоре.
      — В чем проблема, братан? — с легкой угрозой осведомился Саша.
      Франт не ответил. Он медленно оглядел присутствующих, затем джип, затем с отвращением посмотрел на разорванную колесами траву и молча отвернулся к реке. Маша вдруг обратила внимание на уши незнакомца. Девушке показалось, что они какие-то… острые.
      — Мы сюда первыми приехали, и точка, — отрезал Саша. — Серега, доставай сумки.
      — Мне не понравилось, что вы хотите сжечь дерево, — ровным голосом произнес франт. — И не понравилось, что вы разбили бутылку. Это скверный поступок. — Он помолчал. — И скверные мысли. Вы должны немедленно покинуть это место.
      — Захотим — уедем!
      Заводила сделал шаг вперед и оказался лицом к лицу с франтом. Почти такой же высокий, но гораздо шире незнакомца в плечах. Тяжелее и куда сильнее на вид.
      — Ты понял? Вали…
      И замолчал, потому что черные глаза франта перехватили взгляд Саши и притянули к себе. Привязали. Несколько мгновений странный незнакомец молча смотрел на заводилу, и Маша могла бы поклясться, что уши франта заострились еще больше. А еще она вдруг подумала, что ее кавалер уже не выглядит сильным. Под тяжелым взглядом незнакомца массивная фигура Саши теряла блеск, терялась, таяла.
      — Мужики, не надо, а?
      Приятель ждал от Сашки чего угодно: яростной ругани, драки, и очень не хотел ввязываться в плохую историю. К тому же он успел оценить, что оставленная франтом машина стоила с десяток Сашкиных джипов, и вполне логично опасался, что незнакомец способен вызвать внушительную группу поддержки.
      — Мужики, чего вы, на самом деле…
      И удивленно замолчал, позабыв закрыть рот. Группы поддержки не потребовалось: франт справился сам.
      — Я выпил… немного… Лишнего выпил, — извиняющимся, почти заискивающим тоном произнес Сашка.
      — Я знаю, — с легкой брезгливостью ответил незнакомец.
      — Я… не хотел.
      — Я верю.
      Заводила медленно опустился на четвереньки и принялся старательно выбирать из травы осколки бутылки. Франт отвернулся к реке. Свидетели произошедшего ошарашенно молчали.
      — Мы уедем и больше никогда здесь не появимся, — пообещал Саша.
      — В двух милях отсюда есть очень хорошая поляна для пикника, — ровным голосом поведал незнакомец. — А рядом с ней — небольшая и очень уютная заводь.
      — Мы найдем, — пообещал Саша.
      — Не сомневаюсь.
      Маша обратила внимание, что уши франта стали менее острыми, чем в начале разговора. Да нет, не может быть… Показалось.
      Саша ухитрился собрать все до единого осколки и снова приступил к извинениям. Незнакомец слушал его невнимательно. И скандал, к громадному облегчению девушек, раздувать не стал. Джип очень медленно вернулся на дорогу — Саша старался ехать по старой колее — и помчался в сторону леса.
      А уже позабывший о челах Сантьяга неспешно обошел ствол и остановился у молодых побегов, которые дало старое дерево. Мертвое продолжало бороться. Цеплялось за жизнь. Упрямо пробивалось. Мертвое не сдавалось. Сантьяга грустно усмехнулся, сходил к машине, принес маленький перочинный ножик и аккуратно срезал молодую поросль под основание. Затем уселся на камень и стал любоваться приближающимся закатом.

* * *

      Более необычного заключения столь заурядного контракта в Тайном Городе еще не случалось. Странным было все. И выбор места для переговоров: заинтересованные лица были приглашены в одну из задних комнат клуба «Ящеррица», хотя обычно концы старались не иметь со столь скользкими мероприятиями ничего общего. И особенно количество заинтересованных лиц: заказчик постарался оповестить о своих планах как можно большее количество наемников. В результате в небольшом помещении собралась весьма разношерстная публика. Фет, лидер московских хванов, молча постукивал по столешнице пальцами нижней правой руки и изредка бросал презрительные взгляды на Кувалду, великого фюрера Красных Шапок. Грим, самый известный, после Кортеса, чел-наемник, с независимым видом поигрывал зажигалкой «Зиппо». Луис де Катто, покинувший гвардию Дракон, без восторга косился на светловолосого Радомира, плечистого люда. Публичность мероприятия — все-таки деликатные контракты требуют некой таинственности — немного смущала наемников. Их раздражало, что заказчик не выбрал кого-то одного из них, а обратился ко всем сразу. И даже более: в углу, в кресле, уткнувшись носом в карманный компьютер, сидел Виталик Громов по прозвищу Шизгара, главный редактор сайта «ГоловоРезка» — специализированного ресурса наемников Тайного Города. Его присутствие означало, что информация заказчика будет донесена до максимального количества охотников.
      Зачем? Неужели контракт настолько сложен?
      Заинтересованным лицам было непонятно.
      А еще их смущало то, что сам заказчик не почтил мероприятие своим присутствием. Он беседовал с охотниками по телефону, работающему в режиме громкой связи. Безликий мужской голос, явно измененный при помощи специальных устройств.
      — Господа, времени у нас очень мало, поэтому сразу к делу. Суть контракта предельно проста: мне нужна голова…
      — Суть контракта, может быть, и проста, но некоторые моменты мне не нравятся, — рассудительно произнес Фет.
      — Какие? — осведомились из телефонного динамика.
      — Кодекс гласит, что наемник должен знать заказчика. В противном случае…
      — В противном случае наемник берет всю ответственность по контракту на себя, — невозмутимо закончил за хвана голос. — Все правильно, уважаемый Фет. Я заинтересован в исполнении контракта, но хочу сохранить инкогнито. И поэтому готов щедро оплатить риск.
      — Насколько щедро?
      — Десять миллионов.
      В комнате стало очень тихо.
      — В какой валюте? — подал голос Кувалда. И облизнулся.
      — В любой, по вашему выбору. — Заказчик издал сухой смешок. — И в любой форме: хотите — наличные, хотите — золото, бриллианты, облигации… Мне все равно. Десять миллионов за одну-единственную голову.
      — Чья же это голова? — буркнул Луис. — Раз вы предлагаете такие условия?
      — Слишком серьезная цель? — Радомир поморщился. — Надеюсь, любезный, вы знаете, что мы не лезем в человскую политику? И если желаете грохнуть президента или еще какую-нибудь шишку, то вы обратились не по адресу.
      — Не волнуйтесь, я знаю правила. — Еще один смешок. — Цель — не человский президент. И даже не князь Темного Двора. Все гораздо проще.
      — Назовите имя, — проворчал Грим. — Хватит трепаться, вы сами говорили, что времени у нас мало.
      — Ее зовут Майла.
      На мониторе стоящего в углу компьютера появился портрет молодой темноволосой девушки. Веселой и беззаботной. У нее было круглое, очень приятное лицо, чуть вздернутый нос, большой рот и маленькая родинка под левым глазом. И замечательная, очень теплая улыбка. Портрет был качественно обработан, но внимательный взгляд сумел бы разглядеть, что изображение представляло собой тщательно отретушированную старую фотографию. Очень старую. Так снимали лет сто назад.
      — Кто она? — деловито спросил Грим.
      — Майла окажется в Тайном Городе в самое ближайшее время, — размеренно произнес заказчик. — Она будет плохо ориентироваться и, возможно, вызовет интерес челов. Я не знаю, где именно она появится. Поэтому и собрал всех вас. Я хочу накрыть город максимально плотной сетью. Я хочу, чтобы по улицам ездили патрули и каждый охотник Тайного Города знал, что эта голова стоит десять миллионов. Я хочу, чтобы…
      — Ее будут охранять? — прервал словесный поток Фет. — Телохранители? Друзья? Помощники?
      — Непосредственно — нет. — Заказчик помолчал. — Майла будет одна. Но…
      — Два часа назад пресс-служба Темного Двора распространила заявление, — сообщил Шизгара, глядя в маленький экранчик своего компьютера. — В нем говорится, что сегодня ночью в городе появится женщина, безопасность которой крайне важна для Нави. Судя по фотографии, речь идет о Майле.
      Лица наемников вытянулись.
      — Сантьяга лично заявил, что женщина находится под его защитой, — продолжил Виталик. — И гарки будут действовать по правилам военного времени.
      — Она будет избегать навов, — после паузы произнес заказчик. — Темные не смогут быть возле нее постоянно: Майла их не терпит. Если вы действительно так хороши, как о себе думаете, у вас будет время подобраться и нанести удар.
      — И встретиться с разъяренными навами?
      — И успеть удрать, — хладнокровно отрубил голос из телефона. — Вы наемники или девочки на выданье? Мне нужны бойцы, а не институтки. Шизгара, ты говорил, что соберешь лучших!
      — Я и собрал, — огрызнулся Виталик. — Только надо было предупредить, что придется играть против навов.
      — Играют дети в песочнице, а я предлагаю заработать большие деньги!
      Кувалда засопел. Фет задумчиво погладил подбородок. Грим морщился и щелкал зажигалкой. А вот Луис и Радомир, чуд и люд, понимающе переглянулись. Поддеть темных — это хорошо, это наверняка понравится лидерам других могущественных семей. Официально охотиться на Майлу Великие Дома не станут: глупо бросать открытый вызов Нави ради непонятной женщины, а вот щелкнуть темных по носу с помощью наемников… почему нет? Так что можно рискнуть: и Орден и Зеленый Дом прикроют наемников в случае неприятностей.
      — Чем так важна эта женщина? — неохотно спросил Грим.
      — Вас не должно это волновать.
      — И не волнует, — кивнул Луис. — Неважно. Я подписываюсь.
      — Я тоже, — немедленно добавил Радомир.
      Грим задумчиво покосился на чуда и люда, убрал зажигалку в карман и вновь обратился к телефону:
      — Кто еще будет помогать Майле?
      — Почему вы решили, что будет кто-то еще?
      — Если навы навязываются в охранники и даже вызывают у нее отвращение, значит, Майла идет не к ним, — пожал плечами Грим. — У нее есть другие друзья?
      Фет согласно кивнул и с уважением посмотрел на наемника: чел не зря имел среди охотников репутацию умника. Луис и Радомир снова переглянулись, увлеченные своими мыслями, они не подумали над тем, чтобы уточнить детали контракта. Кувалда же не слышал ничего: фюрер задумчиво загибал пальцы на левой руке, явно высчитывая, на что в первую очередь потратить премию за голову женщины.
      — Есть другие друзья. — Заказчик вновь помолчал. — Не дайте ей уйти в Лабиринт — осы будут защищать Майлу до последнего вздоха.

* * *

      Этот город был задуман как столица.
      Этот город был построен как столица.
      Этот город был столицей.
      Великой столицей великой империи, и каждый камень этого города дышал величием. Дышал гордостью и спесью, уверенностью и чванством, силой и жестокостью. Каждый камень этого города внушал уважение и страх.
      Уратай, столица империи Навь, темное сердце Земли.
      Город был велик. Раскинувшись на берегах полноводной реки, он кольцом охватывал огромное скальное плато, высящееся в самом его центре. Накатывался волнами крыш, течениями улиц и разбивался у подножия, не в силах подняться и на треть колоссальной горы даже самыми высокими своими башнями. Один вид массивного плато, непонятно каким образом оказавшегося посреди плодородных земель Южного Каамана, внушал уважение и трепет. По преданию, навы специально переместили эту чудовищную цельную скалу из дальних гор, чтобы продемонстрировать свое могущество. Показать истинную силу Тьмы, истинные возможности владыки мира. Плато и возведенная на нем Цитадель отбрасывали тень на весь Уратай, нависали над цветущим городом, уничтожая малейшие сомнения в вечности империи.
      В вечности Великого Дома Навь.
      Удел остальных — копошиться у ног властелинов.
      Да, именно так — у ног.
      Князь посмотрел на облака, неспешно ползущие чуть ниже широкого балкона, отошел от балюстрады и медленно опустился в простое деревянное кресло с неудобной прямой спинкой. Призрачная фигура в призрачном черном балахоне с большим капюшоном. На скромном троне сидел повелитель мира. И даже ветер, привольно чувствующий себя на такой высоте, не смел прикасаться к одежде любующегося на закат владыки.
      — Мы чувствуем оживление, — до советников, выстроившихся вдоль стены, долетел слегка шипящий голос. — В ритм города вплелись новые краски. Новое племя из Внешних миров?
      — Нет, повелитель. — Один из советников подошел ближе к трону. — Посланники вассальной семейки Ось нижайше умоляют уделить им несколько минут твоего драгоценного времени.
      — Мы не имеем желания прерывать размышления, — после короткой паузы ответил князь. — День Владыки наступит в следующем году, тогда осы и выразят восхищение нашим мудрым правлением.
      По заведенному в империи порядку в дни солнечных затмений, в Дни Владыки, вассальные племена направляли в Уратай пышные делегации. В день, когда Тьма демонстрировала свою власть над светом, рабы князя униженно подтверждали свою покорность и верность империи. Бесчисленные рабы. Ибо послов направляли не только жители благословенной Земли. Приходили процессии от флямов и мангладарцев, филианцев и барнагейцев, от всех обитателей Вселенной, готовых на все: дарить подарки, приносить унизительные клятвы, склонять головы… Готовых на все ради того, чтобы тьма великой Нави не покинула центр Всего и не вторглась в миры, презрительно именуемые Внешними.
      — Жалкие обитатели пещер проявляют упорство и умоляют выслушать их, — произнес советник.
      Умелый царедворец сумел вложить в свой голос и презрение к осмелившимся настаивать на своем осам, и легкий намек повелителю, что на этот вопрос действительно стоит обратить внимание.
      — Общаться с рабами вне Дня Владыки — удел наместника провинции… Где расселились осы?
      — В провинции Хон, повелитель.
      — Пусть их слушает Нга порта-Хон. — Князь помолчал. — И передайте наместнику, что я недоволен.
      — Осары настаивают на аудиенции, — неожиданно вступил в разговор комиссар Темного Двора. — Мне кажется, за их упорством скрывается нечто серьезное.
      Высокая фигура боевого лидера империи, закутанная в мрачный, черный с фиолетовым плащ, появилась рядом с советником. Все высшие иерархи Нави прятали лица под низко надвинутыми капюшонами и не имели имен: жесткий народ требовал от повелителей полного самоотречения.
      — Однажды они уже настаивали на своем, — буркнул князь.
      По балкону пролетели шипящие смешки.
      Первую Войну Подземелий Навь расценила как заурядный, не вызывающий особого интереса эпизод. То, что молодая раса, пришедшая на Землю из Внешних миров, бросила вызов темным владыкам, не удивило навов: с этого начинали почти все переселенцы. Молодая кровь, неустоявшиеся взгляды, чрезмерные амбиции и полное отсутствие мудрой осторожности толкали юную поросль на подвиги. Война с Осью оказалась скоротечной. Менее трех дней потребовалось гаркам, чтобы с доходчивой жестокостью объяснить любителям лабиринтов положение дел и вынудить их принести вассальную присягу Темному Двору. Причем собственно боевые действия продолжались только первые сутки и плавно перетекли в беспощадную карательную операцию. Полученного урока хватило осам на двести лет.
      Всего на двести? Князь был удивлен, но никак это не продемонстрировал — владыке не к лицу реагировать на мелкие недоработки подданных. Если комиссар был недостаточно жесток в прошлом, ничто не помешает ему исправиться и вырезать необходимое количество крысоловов.
      — Почему порта-Хон не сообщил нам о проблемах с вассалами?
      — Наместник Нга до сих пор не считает Ось достойной упоминания в докладах, — немедленно ответил советник.
      Именно этот царедворец отвечал за провинцию Хон и, понимая, что вина наместника косвенно падает и на него, старался представить ситуацию в не самом плохом свете.
      — Когда в последний раз гарки наместника проверяли Логова? — поинтересовался комиссар.
      В голосе советника прозвучало недовольство: в иерархии Великого Дома комиссар стоял на ступеньку ниже, и давать ему отчет царедворец не привык. Но обстоятельства требовали.
      — Жалкие осы вели себя с подобающей покорностью, и…
      — Когда?
      — Вскоре после прошлого Дня Владыки.
      — Несколько лет назад!
      Военный лидер Нави прекрасно понимал, что тоже ответственен за потерю бдительности, но, в отличие от советника, не собирался прятаться за потоком цветастых фраз. Если виноват, значит, виноват. Князь определит наказание. Но раз уж проблема появилась, ее необходимо решить.
      — Я думаю, комиссару найдется о чем побеседовать с Магой, комиссаром Хон, — проронил князь. Комиссар Нави склонил голову. — А мы приняли решение уделить время нашим рабам. Пусть недостойные явятся завтра в полдень.
      Советник поклонился. Комиссар вплотную подошел к повелителю.
      — В Зеркале Нави виден хаос. Мы ждали вторжения извне… Ужели ошибались?
      — Волны неспособны поколебать скалу, — медленно произнес князь. — Их удел накатываться и разбиваться вдребезги, оставляя после себя водяную пыль.

* * *

      Заказчик давно закончил свое выступление, и телефон замолчал. Присланный им портрет Майлы переместился на главную страницу сайта «ГоловоРезка», занял самое видное место и был снабжен коротенькой, но очень емкой подписью: «10 000 000.00». Добавлять что-либо еще Шизгара не стал — и так все понятно. Контракт объявлен.
      Но расходиться наемники не спешили. Опытные, уверенные, авторитетные, они некоторое время молча смотрели друг на друга, пытаясь понять, как лучше работать по столь необычному заказу: вместе или по отдельности? Все они, и Грим, и Луис, и Радомир, и Фет, и Кувалда, не были одиночками. За каждым из них стояли компаньоны, помощники, осведомители, целая семья, в конце концов, если говорить о Кувалде, и каждый из них должен был решить, что делать. Полагаться только на себя или…
      — Мне кажется, господа, кооперация необходима. — Шизгара, на правах организатора совещания, первым поднял непростую тему. — У нас есть фотография объекта и ограниченное количество времени. В условиях мегаполиса это означает, что у нас нет ничего. Упустим Майлу — не получим ни копейки, объединимся — повысим шансы на выполнение контракта. Разобьем город на сектора и каждой группе отведем район для патрулирования. Десять миллионов — приличная сумма…
      — Слишком приличная, чтобы отказаться от нее, — проворчал Грим. — Как будем делиться в случае удачи?
      Фет с интересом глянул на чела, но промолчал. Чуд и люд поморщились: им казалось, что приличный наемник должен в первую очередь думать собственно о контракте, а не о премии. Кувалда засопел.
      — Половину получит тот, кто выполнит контракт, вторую половину — поровну остальным. — Быстрый ответ Шизгары показывал, что Виталик давно обдумал этот тонкий вопрос. — Грим, согласись, ты не сможешь самостоятельно накрыть весь город. В любом случае, или тебе повезет, или нет. Если нет — ты не получишь ничего. А если ты согласишься работать в команде, то…
      — Если контракт будет исполнен, Темный Двор обязательно постарается наказать счастливчика, — веско произнес Грим. — А мне, как ни странно, очень не хочется в Цитадель.
      — Что ты имеешь в виду?
      — Если мы объединимся, слишком многие будут знать, кто именно выполнил контракт.
      Фет задумчиво кивнул. Кувалда почесал под банданой. Предложение Шизгары было разумным, но и в словах Грима заключалась своя правда.
      — Великие Дома не позволят навам наказывать наемника… — начал было Виталик.
      — Великие Дома даже не подумают защищать простого чела, — отрезал Грим. — Это первое. Второе: навы будут в своем праве. Кодекс гласит, что, если наемник не сдает заказчика, он принимает всю ответственность на себя. Вам это нравится? Мне — нет.
      — За это заказчик и платит такие деньги.
      — Правильно! Но я хочу успеть ими попользоваться. А это значит, что не следует кричать на каждом углу, что контракт выполнил именно я.
      — Но все будет сделано в тайне… — начал было Виталик.
      — Тайну хранят только мертвецы. — Чел развел руками. — Кто наниматель, мы не знаем. Почему он хочет оторвать голову Майле, мы не знаем. А платить Темному Двору по чужим счетам я не намерен.
      — То есть ты отказываешься?
      — Отказываюсь. — Грим поднялся на ноги. — Всего хорошего.
      — И не будешь работать контракт? — подозрительно прищурился Радомир.
      — А это тебя не касается, — поморщился чел. И быстро вышел из комнаты.
      — Ублюдок… — процедил люд.
      Но Грим сделал вид, что не расслышал оскорбления.
      — Печально, — пробормотал Шизгара. — У него пятеро челов в личном подчинении и неплохое количество осведомителей.
      — Плюс связи срефи уголовников, — поддакнул Кувалда.
      — Или он думает, что сможет выполнить контракт, — пробормотал Фет. — Грим не дурак и вошел бы в пул… Мне кажется, у него есть что-то в рукаве.
      — Амбиции, — скривился Луис. — Не могут простить Спящему, что он слепил их кое-как.
      — Кто еще предпочтет самостоятельность? — кисло осведомился Виталик.
      Было видно, что Шизгара расстроен: если у него не получится объединить наемников, о комиссионных можно забыть.
      — Я бы поработал в команде, — после короткой паузы произнес Луис.
      И посмотрел на Радомира. Мутно-зеленые глаза люда сверкнули, и он протянул чуду руку.
      — Согласен.
      Виталик повеселел.
      — Фет?
      Четырехрукий подумал и кивнул:
      — Лучше быть вместе.
      — Отлично! Кувалда?
      Боевые возможности Красных Шапок не вызывали у профессионалов уважения, но дикарей было много и с их помощью можно было накрыть город действительно плотной сетью. Взгляды устремились на фюрера. Кувалда неуверенно поерзал на стуле, оглядел наемников и почесал нос:
      — Если уж какой-то там чел считает, что сможет справиться с контрактом, то и мне фелиться неохота. Найфем февку и замочим. Не та проблема!
      Фет фыркнул. Луис поджал губы. Радомир поморщился и небрежно велел:
      — Тогда проваливай отсюда.

* * *

      В стремительно уходящие мгновения слияния света и тьмы, когда солнце еще не ушло и кроваво-красный диск из последних сил продолжает висеть над горизонтом, а луна уже поднялась, дабы потеснить истинное светило. В момент соприкосновения. В момент передачи власти. В момент, когда кажется, что может случиться невероятное и уходящая звезда волевым рывком вернется на небосвод, найдет силы прогнать чарующий Лик Тьмы… В этот момент вокруг засохшего дерева, одиноко стоящего на высоком берегу Москвы-реки, разбушевался ураганный ветер. Невероятный по силе, сбивающий с ног вихрь бешеными порывами налетал на крепкий ствол, рвал мертвые ветви, вгрызался в кору и даже пытался вырвать из земли огромный валун, лежащий рядом с деревом. Ветер бесился. Ветер сходил с ума. Ветер являл всю свою силу, всю мощь, атаковал и атаковал, завывал, понимая, что не может добиться желаемого, и снова атаковал, не собираясь признавать бесплодность попыток.
      Ибо что бы ни делал ветер, он не мог причинить вред мертвому, но еще крепкому дереву, не был способен пошевелить массивный камень и пасовал перед крепко стоящим на ногах магом.
      Ибо что бы ни думал о себе ветер, он был всего лишь порождением этого самого мага, побочным эффектом сплетенного им заклинания.
      — Сирвулак хн'дъяр оер ет! Ямер вотео кат.
      Сантьяга стоял точно посередине между деревом и камнем и не обращал внимания на ураган. Он не видел, как покидали небо птицы, издавая громкие недовольные крики, как раскачивались зеленые кроны деревьев, распугивая любителей пикников и прогулок вдоль реки, как со старого сарая сорвалась крыша и с грохотом влетела в окно респектабельного дома. Сантьяга не видел, как развлекался вызванный им ветер: все его внимание было приковано к мертвому дереву, медленно наполняющемуся энергией, и к мертвому камню, служившему надежным якорем для этого чудовищного потока. Менее сильный маг, оказавшийся в этот момент между деревом и камнем, давно бы сгорел, не выдержав колоссального напряжения, близкого к выбросу Источника. Комиссар держался, но даже ему, одному из сильнейших магов Тайного Города, приходилось очень и очень нелегко.
      — Ин ераш'нерм! Емл оим алох!
      Язык Нави, язык Тьмы, врезался в бушующий поток, направляя его мощь в нужное комиссару русло. Только древний язык, несущий в себе саму суть магии, мог управлять столь невероятными силами. Только на древнем языке можно было сложить аркан, который строил Сантьяга. Аркан странный. Аркан сильный. Аркан очень и очень нужный. Аркан, ради строительства которого князь направлял на одинокое сухое дерево едва ли не всю энергию Источника.
      — Анаб имы! Иц'раба иш заб!!
      Сантьяга не чувствовал созданный им ураган, зато прекрасно видел, как просыпается Нечто, сокрытое в мертвом дереве и мертвом камне. Как расплываются контуры сухого ствола, а на безжизненных ветвях распускаются листья, которым не суждено увидеть солнце. Призрачные, но такие живые листья. Сантьяга видел, как пробуждается душа в холодном камне. Как наполняется она теплым дыханием Земли, как весело играют в лунном свете крупинки слюды на его крепкой коже. Сантьяга видел подлинную суть мертвой пары, их скрытый образ, глубоко запрятанный образ, появляющийся очень редко и только благодаря энергетическому потоку невиданной мощности.
      — Яжин айте рам! Ятох леш охлог!!
      Ураган свалил две опоры «высоковольтки», не менее трех десятков деревьев и перевернул небольшую «Газель», неудачно подставившую мощному порыву широкий борт.
      Камень и дерево окутались серебряным сиянием, лучи которого устремились навстречу друг другу. Столкнулись. Образовали переливающийся шар, повисший в воздухе прямо перед комиссаром, рассыпались на сотни небольших шариков, завертевших хоровод вокруг Сантьяги, вновь собрались в единое целое. И остановились.
      Нав, пальцы которого подрагивали от чудовищного напряжения, достал из кармана маленький хрустальный флакон, медленно отвинтил крышку и вытряхнул на шар его содержимое — одну-единственную капельку тягучей черной жидкости. Единственное на Земле вещество, которое невозможно подделать ни с помощью магии, ни в самых лучших человских лабораториях. Кровь князя Темного Двора — идеальная, с точки зрения надежности, печать.
      И шар окутала тьма.
      И она соединила ожившее дерево и вернувший себе душу камень.
      И Сантьяга отступил в сторону, ибо теперь ему не было места в сложившемся союзе.
      В ту ночь она вышла из земли. С ее мерцающим вздохом. С ее пронзительным стоном. Вырвалась из ее тесных объятий и увидела звезды. И задрожала от холода. И почувствовала боль. И с силой сдавила ладонями виски.
      И тут же рассмеялась, подставив обнаженное тело ласковому ночному ветерку.
      И прикоснулась к полному сил дереву и уколола палец о кору. И боль пронзила тело, а на глазах выступили слезы.
      Но мудрая тяжесть камня заглушила боль и предложила подумать о чем-то более важном. Об очень важном. Она коснулась теплой кожи камня и почувствовала его душу. Она вздохнула вместе с ним, и ее дыхание наполнилось соком самой Земли.
      И что-то неуловимое напомнило, что дальше будет только лучше. И она поняла.
      — Он ждет меня! Он ждет!!
      Он зовет! Он ищет! Он разбудил ее, чтобы быть вместе. Он любит!
      Она была счастлива.
      — Ваш плащ, Майла.
      Тонкая ткань опустилась на безупречные плечи, прикрыла наготу, отгородила от прохладного ветра, а самое главное — рассказала, что ЭТОТ снова здесь. Он снова стоит за спиной, сдержанный и корректный. Она знала его. Знала его манеры и вежливость.
      И не терпела его.
      И его соплеменников.
      Но она не позволила отвращению овладеть собой, испортить великолепный вечер. ЭТОТ всегда бывает здесь, это неприятно, но нормально. Вреда от него нет. Или есть? На мгновение Майла задумалась, поймав себя на мысли, что не помнит, откуда взялась неприязнь к ЭТОМУ и его сородичам. Стойкая неприязнь, не имеющая, казалось бы, никаких причин. Или имеющая?
      Но Майла все еще держала ладонь на камне, и уже через мгновение, со следующим вздохом Земли, уловила биение родного сердца.
      — Он ждет меня!!
      — Ваши туфли, Майла.
      — Из тебя получился бы отличный камердинер.
      — Вполне возможно, Майла.
      ЭТОТ никогда не спорил. Но все равно вызывал отвращение… Она оторвала руку от камня, надела туфли, еще раз погладила ствол дерева и повернула голову в сторону, откуда доносился стук родного сердца.
      — Будет ли мне позволено сопровождать вас? Город сильно изменился со времени вашего последнего визита…
      Майла рассмеялась и легонько толкнула ЭТОГО ладонью.
      И растаяла.
      Ветер стих. Комиссар угрюмо посмотрел на нежно шуршащие призрачные листья, провел ладонью по теплому камню и вызвал вихрь портала.

* * *

      Нечасто величественная столица суровых навов видела столь пышные процессии, совсем нечасто. Владыки Тьмы недолюбливали роскошные церемонии, стремились продемонстрировать власть, а не богатство, а потому не баловали подданных яркостью красок. Четыре официальных праздника в году и семь мелких торжеств, отмечаемых вассальными семьями, — вот все, что украшало жизнь Beликого Дома Навь. И, разумеется, День Владыки — торжественное и помпезное выражение признательности вассальных племен за мудрое правление князя.
      Именно о Дне Владыки вспомнили горожане, увидев процессию семьи Ось, увидев растянувшихся вдоль улиц осов, одетых в серые с золотом камзолы и сжимающих в руках ритуальные дротики. Увидев герольдов, чьи длинные трубы пронзительно сообщали о прибытии посланников. Увидев подметальщиков, сдувающих пыль с камней, над которыми проплывал золотой паланкин. И увидев самих послов — загадочных осаров.
      Рядовые подданные князя плохо разбирались в иерархии семьи Ось (обитатели подземелий редко выбирались на поверхность), зато охотно пересказывали друг другу истории о кровавых ритуалах, практикуемых в глубоких пещерах, о тупости осов и об их странной власти над крысами. И еще рассказывали, что осары, элита подземной семьи, давно превзошли соплеменников в уме, силе и магии, низведя их до положения бессловесных слуг. Поговаривали даже, что сам князь не знает точно, откуда появились осары, были ли они ветвью Оси, подавившей семейное дерево, или пришли извне, искусно подмяв крысоловов. Как бы там ни было, правили Осью именно они.
      И только осары приходили послами в Уратай.
      И всегда приходили парами: мужчина и женщина.
      И всегда вызывали живейший интерес у зевак. Таинственные и загадочные.
      На этот раз золотой паланкин несли Кханг и Кия. Эти имена выкрикивали герольды и славили осы. Эти имена передавали зеваки друг другу. Странные имена странных пришельцев. Неподвижные, величественные, не замечающие толпу послы были похожи на идолов, вырезанных из белого мрамора, а их богатые одежды потрясали воображение даже жителей столицы мира. Если осы отличались низким ростом и худобой, то осары, напротив, были высоки и на удивление гармонично сложены. Их совершенные лица притягивали взгляды. Их выверенные позы призывали к уважению и… повиновению. Никто из послов вассальных племен не держался с таким достоинством, как посланцы Оси. Никто не смел закрывать глаза во время шествия по улицам столицы и не смотреть на невообразимо огромную Цитадель, затеняющую все камни города.
      И никто до сих пор не смел являться к князю без подношений.
      Кханг и Кия не желали выражать свою покорность богатыми дарами. Кханг и Кия прибыли, чтобы поговорить. Как равные.
      И смущенные зеваки насторожились, притихли, и любопытные взгляды стали пристальными, задумчивыми. И процессия ступила на серпантин плато почти в полной тишине, разрываемой лишь трубами герольдов и криками сопровождающих осов.
      — Осары и вся благородная Ось шлют тебе привет, Владыка Тьмы, и желают здравствовать вечно! — произнес Кханг.
      — Пусть крылья Мрака несут благодать твоим подданным! — добавила Кия.
      Они стояли рядом. Высокие; ослепительно красивые и гордые. Стояли, расправив плечи. Стояли, в упор глядя на замершего на деревянном троне князя. Стояли… хотя должны были стоять на коленях.
      Церемониал аудиенций не менялся тысячи лет: последние несколько шагов послы проползали на коленях, приближались к ногам повелителя Нави и, униженно глядя снизу вверх, с должным почтением, с обязательными запинаниями, свидетельствующими о безмерном волнении, произносили верноподданные речи. Осары не стали делать последние шаги. Они остановились за незримой чертой покорности, довольно далеко от трона, а чтобы князю было лучше слышно, говорили очень громко и внятно. И их прекрасные, глубокие голоса звучно наполняли темные своды зала приемов.
      Удивленные подобным поведением осаров советники не подавали признаков жизни. Князь также молчал. Не шевелился. И только комиссар Темного Двора неожиданно откинул капюшон, и его тяжелый взгляд устремился на послов. Два воина, стоявшие в церемониальном карауле у дверей зала, немедленно опустили глаза — никому не дозволялось видеть подлинные лица лидеров Нави. Непосвященным не должно знать, куда приводит погружение во Тьму.
      Пауза затягивалась, но осаров это не смутило: они были готовы к такому развитию событий. Они знали, что их послание вызовет гнев властелина мира, а потому сознательно выбрали наиболее смелую линию поведения. Они не дерзили, но буквально излучали чувство собственного достоинства.
      — Мы считаем невозможным дальнейшее существование вассальной присяги.
      — Вы покидаете Землю? — осведомился князь. Просто спросил. Негромкий вопрос вылетел из-под капюшона с обычной на первый взгляд интонацией, но советники поняли, что повелитель пребывает в состоянии дикого бешенства.
      — Навь и Ось достаточно сильны, чтобы жить в мире и уважении, — ответила Кия. — Мы хотим дружбы. Мы не рабы.
      Слово было произнесено. А ответом вновь стала холодная тишина.
      — Мы хотим получить автономию для семьи Ось в Шанарайских горах. Мы хотим, чтобы Логова были признаны городами и управлялись из автономии. Мы хотим, чтобы границы провинции Хон были пересмотрены и наместник не имел власти над Осью. Мы хотим подчиняться непосредственно владыке.
      — Мы хотим дружбы, — подчеркнула Кия. — Мы признаем главенство Тьмы и ее власть над миром. Мрак подземелий родственен Великой Тьме, и недостойно союзникам быть рабами.
      Черный туман, висевший до сих пор эфемерной дымкой вокруг трона, вдруг загустел, растекся, как растекается молоко из пролитой чашки, заструился по мраморному полу и остановился, едва не коснувшись осаров. Князь дал ответ, но не пожелал его произносить, не пожелал осквернять уста.
      — Повелитель Тьмы выслушал ваши жалкие речи, — объявил один из советников. — Его решение вы познаете на закате. На площади Глашатаев.
      Кия горделиво вскинула голову и презрительно улыбнулась: она все поняла.
      Так было установлено в империи Навь: кровь приговоренных проливалась, когда мрак захватывал мир, а потерпевший поражение свет уходил собираться с силами, теряя свою власть. Тьма любила пить кровь в лучах умирающего солнца, любила вытягивать жизни перед тем, как по-хозяйски утвердиться в мире. Сумрак приближающейся ночи жадно впивался в окровавленные тела осаров, вслушивался в крики боли, в предсмертные хрипы. Опытные палачи рвали несчастных посланников несколько часов, но финал наступил в тот самый момент, когда последний солнечный луч покинул площадь Глашатаев…
      А на рассвете, словно не выдержав светлой тяжести вернувшей свои права звезды, ушел под землю Тигазай, Центр провинции Хон, оплот Тьмы в Шанарайских горах. Ушел вместе со всеми жителями. Провалился, канул, погибнув в хаосе взбесившейся земли.
      Пропал.
      Так началась Вторая Война Подземелий.

* * *

      Магические способности — большая редкость среди челов. Даже в славном прошлом, во время ожесточенной войны с Орденом за власть над планетой, челы одолевали больше хитростью, чем мастерством. Числом, жаждой победы, яростью молодой расы. И одолели. Одолели, несмотря на то что по-настоящему сильных колдунов среди них было ничтожно мало. И уже тогда, тысячи лет назад, стало очевидно, что предрасположенность к магии у челов скорее исключение, чем правило. Что лишь немногие генетические линии способны к развитию, а не зайдут в тупик вырождения. Челы-колдуны были редкостью в прошлом, чего уж говорить о наших днях? Межклановые войны и Инквизиция, потеря Источников и враждебное отношение Великих Домов — все это привело к исчезновению большинства магических родов, к утрате знаний, привело к тому, что заурядный гипнотизер объявляется едва ли не мессией. И очень немногим челам удавалось познать истинный смысл детских сказок.
      Гриму повезло. Его способности к магии были минимальны: элементарный морок, ограниченный дар внушения, развитое чувство опасности, иногда — предвидение, в общем, ничего такого, что дало бы молодому челу пропуск в Тайный Город. Ничего, кроме нужных предков. Бабушка Грима была неплохой ведьмой, получившей классическое магическое образование в школе Зеленого Дома, и имела неплохую практику в тихом провинциальном Ставрополе. От прозорливой старушки не укрылась тоска, снедающая отслужившего в неспокойной Средней Азии внука, анализ будущего показал, что парень вряд ли найдет себя в нормальной жизни, сломается, сопьется или сядет, и ведьма, скрепя сердце, рассказала Гриму о Тайном Городе и отправила в Москву, снабдив рекомендательными письмами к нужным людям. И нелюдям. Кое-какой авторитет у старушки был, а потому, несмотря на весьма слабые способности, парня определили в школу, несколько семестров обучали хитрому искусству магии и даже предложили небольшую должность в одной из коммерческих фирм Зеленого Дома. Но от последнего предложения Грим вежливо отказался. Он прекрасно понимал, что не сможет прыгнуть выше головы, всегда будет чужим в окружении людов, а потому выбрал более сложную и непредсказуемую карьеру свободного наемника. Армейский опыт и расчетливая осторожность, умение идти на обдуманный риск и быстро появившиеся связи среди московских уголовников создали Гриму репутацию удачливого охотника, вполне способного потягаться с Кортесом за право называться лучшим. Во всяком случае, в рейтинге сайта «ГоловоРезка» Грим никогда не опускался ниже пятого места. Но, в отличие от разборчивого Кортеса, Грим брался практически за все контракты, которые ему предлагали.
      — Шрам новый… Опять подрался?
      Грим машинально коснулся пальцами правой брови, поморщился:
      — Эрлийцы обещают, что следы исчезнут через два дня.
      Он не дрался. Он подписался замочить Байрама, и только сверхчеловеческая реакция помогла ему увернуться от пули. Байрама Грим в итоге пристрелил, но сразу же помчался к эрлийцам и выложил кругленькую сумму за косметический ремонт фасада. Наемник — не та профессия, чтобы оставлять на лице бросающиеся в глаза приметы.
      — Жить торопишься, Грим, и жадничаешь. Посмотри на Кортеса, работает ведь, стервец, раз в десять меньше тебя, а деньги лопатой гребет. Потому как репутация.
      — Я жить тороплюсь, — не стал скрывать наемник. — Мне интересно.
      — Все играешь? — неодобрительно покачал головой старик. — Орел-решка?
      — Красное-черное. Монетки подбрасывали в годы вашей молодости, сейчас ходят в казино.
      — Да уж, в мое время мы монет не жалели.
      Старик закашлялся и шумно отхлебнул чаю из большой кружки.
      Небольшая двухкомнатная квартира, окна которой выходили на Цветной бульвар, не потрясала воображение роскошной обстановкой, но и назвать ее бедной язык не поворачивался. Она вполне бы подошла вышедшему на пенсию одинокому менеджеру среднего звена: светлая гостиная, уютная спальня, большая кухня. Мебель не обшарпанная, современный телевизор, DVD, мощный компьютер на специальном столике. И тут же — фотографии на стенах — пятидесятые, шестидесятые годы XX века. Крепкий мужчина смеется в камеру, обнимает кого-то, опять смеется. Узнать этого мужчину в старике можно было только при очень большом желании: время не пощадило хозяина квартиры. Редкие седые волосы неопрятными космами падали на плечи, лицо испещрено глубокими морщинами, руки сухие, кожа обтягивает старые кости. Но глаза живые, внимательные. Умные глаза и усталые донельзя.
      А мужчина на фотографиях был скорее похож на Грима: грива светлых волос, широкие плечи, открытый, уверенный взгляд и ощущение внутренней силы.
      — Зачем пришел? — поинтересовался старик, поставив кружку на стол. — Ужели просто навестить учителя?
      — А если так?
      Бесцветные губы разошлись в усмешке:
      — Да не похоже на тебя. Ты ведь в последний раз месяц назад приходил? И тоже по делу. А за это время даже не позвонил ни разу.
      — Зато я не забыл перевести на счет вашу долю, — склонил голову наемник.
      — Не забыл, — согласился хозяин квартиры. — Ты всегда был честен со мной.
      Когда-то старик продавал свою ловкость и силу, свое умение стрелять и находить выход из сложных ситуаций. Сейчас он продавал опыт, накопленный за проведенные в Тайном Городе годы, и молодые бойцы, по крайней мере, те из них, кто собирался дожить до столь же преклонных лет, охотно меняли золото на наставления старика.
      — Вы слышали о сегодняшнем контракте?
      — Десять миллионов за голову женщины?
      — Да.
      Иссохшая рука на мгновение задержалась в воздухе, а затем продолжила движение за кружкой с чаем.
      — Плохой контракт.
      — Странный, да… Но дорогой.
      — Не жадничай, Грим, — посоветовал старик. — Это не куш для умного человека. Это морковка, за которой бежит осел.
      — Подстава? — удивился молодой чел. — Не похоже.
      — Не подстава ни в коем случае, — уверенно ответил хозяин квартиры. — Кристально честный контракт. Но абсолютно невыполнимый.
      — Из-за навов?
      — И из-за них тоже, — усмехнулся старик. — Навы будут мешать и, если контракт удастся исполнить, обязательно станут мстить. Вот только контракт никому не по зубам. Кто бы ни пытался — все обламывались.
      — Я знал! — Грим сжал кулак. — Контракт уже объявлялся?
      — Да, этот контракт объявляется не в первый раз, — скупо ответил старый наемник и вновь вернулся к чаю.
      Грим удовлетворенно улыбнулся, но тут же посерьезнел и почесал кончик носа: предстоял трудный вопрос определения доли старика.
      — Все охотники Тайного Города пошли по следу, — медленно произнес молодой наемник. — Никто не знает, где появится цель, поэтому они хотят объединиться и патрулировать улицы.
      — Звучит неумно, — проронил старик.
      — Я тоже так думаю.
      И снова повисла пауза. Хозяин квартиры многозначительно посмотрел на опустевшую кружку. Грим кивнул, сходил на кухню и налил собеседнику чаю.
      — Вы говорили, что контракт заключается не в первый раз.
      Старик привычным жестом погладил фарфоровую кружку. Помолчал, прищурился, вспоминая о чем-то. Поднял на Грима выцветшие глаза:
      — Заказчик опять неизвестен?
      — Да.
      — Все, как в прошлый раз… — Старик ухмыльнулся. — Семьдесят семь лет назад… Не думаю, что в Тайном Городе осталось много наемников, помнящих о том контракте. Времена были сложные: человские войны, войны Великих Домов… А даже если остались и твои конкуренты пытаются сейчас вытянуть у них информацию, ни один из них не расскажет то, что знаю я. Во время прошлого контракта никому не удалось зайти так далеко, как мне и Балтике.
      Грим медленно кивнул: в своих рассказах старик не раз упоминал имя своего учителя, наемника по кличке Балтика, бывшего моряка, прославившегося в Тайном Городе лихостью и жестокостью. Но при этом хозяин квартиры никогда не рассказывал, как сей герой закончил свой земной путь.
      — Контракт оказался ему не по зубам?
      Старик невозмутимо хлебнул чаю.
      — Да.
      — Но есть информация, которая поможет мне избежать участи Балтики?
      — Да.
      — Сколько?
      Старый наемник жестко посмотрел в глаза молодого волка:
      — Четверть.
      Грим ответил, не раздумывая:
      — Согласен.
      И его ладонь оказалась в сухой, но все еще крепкой и цепкой руке старика.
      — В первую очередь забудь о поисках на поверхности. Теперь, после заключения соглашения, — голос хозяина квартиры стал сильным и деловым, — охотников будет много, они станут мешать друг другу, а навы не станут жалеть никого: любого, кто приблизится к Майле, темные убьют, не задумываясь.
      — Если успеют.
      — Они будут очень стараться успеть. Почему-то Майла не подпускает к себе навов, но это не значит, что они отпустят ее слишком далеко. Гарки будут рядом и убьют кого угодно.
      — Чем она так важна…
      Но старик повелительно взмахнул рукой: «потом» и продолжил:
      — Так вот, твоя задача — встретить Майлу в Лабиринте.
      — Но там осы.
      — Да, там осы, — подтвердил хозяин квартиры.
      — И я очень плохо ориентируюсь в их коридорах.
      — А тебе и не надо, — улыбнулся старик. — Дело в том, что я точно знаю, куда направляется Майла.

* * *

      Биджар знал, что зверь придет вновь. Тайно, не оставляя следов. Придет так, что его не отследят всевидящие маги Тайного Города. Придет, чтобы узнать, что семья Хамзи держит слово. Биджар ждал, и зверь пришел.
      На этот раз хватило одного характерного стука во входную дверь. Услышав его, Хамзи выбрался из кресла и, сделав глоток коньяка прямо из горлышка бутылки, пошатываясь, вышел в холл и распахнул дверь. И сразу посмотрел вниз, на крыльцо, на котором сидела черная тварь.
      — Я все сделал, — угрюмо произнес Биджар. — Охота началась. Лучшие убийцы Тайного Города с нетерпением ждут Майлу.
      Руки шаса дрожали.
      Слепой Волк склонил лобастую голову и одним прыжком покинул крыльцо.

* * *

      — Вы проверили сайт наемников?
      — Да, комиссар. — Тамир Кумар, один из личных аналитиков Сантьяги, немедленно открыл на мониторе заглавную страницу «ГоловоРезки» и продемонстрировал комиссару фотографию Майлы. — Нам снова объявили войну.
      — И опять неизвестно кто… — пробормотал Сантьяга. Пробормотал тихо, едва разборчиво, скорее для себя, но Кумар услышал и жизнерадостно подтвердил:
      — Опять неизвестно! Заказчик общался с охотниками по телефону.
      Комиссар задумчиво покосился на аналитика, но промолчал. Всякий раз, когда неизвестный объявлял контракт на голову Майлы, Сантьяга прилагал все усилия, чтобы найти его. Использовалась магия, жестоко допрашивались наемники, ищейки вынюхивали мельчайшие следы, но все напрасно. Таинственный игрок прятался очень умело и ни разу не допустил ошибки. Комиссар выжидал, но осторожность не покидала противника. Единственное, в чем был уверен Сантьяга, — это не было делом рук Великих Домов, противостояние с незнакомцем началось задолго до того, как у людов и чудов появились Источники. Действовал кто-то другой, но кто? И самое главное — с какой целью?
      — Какова цена на этот раз?
      — Десять миллионов.
      Сантьяга уважительно присвистнул.
      — Это заставит наемников рыть землю даже в огороде Нави.
      Структура заклинания, применяемого князем для Майлы, требовала, чтобы женщина просыпалась на значительном удалении от места, куда она должна была попасть. Аркан был многоплановым, сочетал слишком много элементов, и достаточно длинный маршрут, который следовало преодолеть Майле, был относительно невысокой платой… Вот только уже через три ее пробуждения навы столкнулись с попытками убийства женщины, и с тех пор плановое путешествие превратилось в увлекательное приключение с непредсказуемым финалом. Ортега, ближайший помощник комиссара, подготовил несколько мобильных групп гарок, готовых отправиться в любой уголок Москвы на защиту Майлы.
      — Комиссар, — протянул второй аналитик, нав-предсказатель, — может, имеет смысл объявить приз за охрану женщины…
      — Не начинайте заново, Доминга, — поморщился Сантьяга. — Сколько бы мы ни предложили, в Тайном Городе все равно найдутся желающие уколоть Навь. К тому же и чуды, и люды никогда не примут от нас деньги.
      — Но они должны помнить, чем заканчивались прошлые попытки.
      — Жизнь состоит из череды достижений, — пожал плечами комиссар. — Если не получилось раньше, это хороший повод попробовать еще раз. — Сантьяга помолчал. — Сколько энергии осталось в Майле?
      — Она почти ничего не тратила, — деловито ответил Тамир. — Сейчас в ней почти столько же, сколько мы в нее влили.
      — Столько, чтобы Майла сумела добраться до Логова, но не смогла вспомнить…
      — Мы почти не видим ее, — пожаловался Кумар. — Сигнал очень слабый.
      И это несмотря на безумное количество магической энергии, которое «ласвегасы» тратили на сканирование города.
      Успеют ли гарки прийти на помощь? Успеют ли наблюдатели вовремя понять, что у Майлы возникли проблемы? Сейчас все зависело от них. Сантьяге оставалось только ждать.
      — Мы просчитали варианты, — тихо проговорил Допинга. — Вероятность того, что Майла доберется до Логова, как обычно, высока. Но что будет там, в зоне? Я не понимаю: почему вы никогда не отправляете туда наемников?
      — И я всегда отвечаю вам одно и то же, — улыбнулся комиссар. — Потому что мы обязаны уважать чувства осов, даже если с практической точки зрения это полное безумие. В Ночь Осаннмма в Логово могут войти только они. Так было, и так будет.

* * *

      Челы снова изменились и снова изменили свой город. Брусчатку заместило ровное покрытие, имитирующее настоящий камень, дома устремились еще выше, а на улицах стало гораздо больше странных железных повозок. И совсем не осталось лошадей. Майла любила лошадей, ее очаровывала их грация, умные, все понимающие глаза, и ей не понравилось, что челы изгнали этих прекрасных животных из своего города. Зато в нем стало больше света, и тьма уже не чувствовала себя полновластной хозяйкой на ночных улицах. И челы, несмотря на позднее время, не спешили спать, наслаждаясь теплой прохладой летнего сумрака. В небольшом парке слышались голоса и смех, витала аура покоя и расслабленности, и безмятежность ласкала душу Майлы.
      Она чувствовала биение родного сердца, но не могла не задержаться под звездами. Новые образы, новые чувства наполняли ее. Майла жадно впитывала эмоции челов, проникала в душу их домов. Разговаривала с камнями старого города и улыбалась, слушая их..
      Майла не могла сразу отправиться к тому, кто звал ее. Она должна была наполниться чувствами, впечатлениями, любовью. Жаждой жизни. Должна была увидеть звезды…
      Она подошла к небольшому фонтану и, склонившись над невысоким бортиком, зачерпнула ладонью воду.
      — Что вы делаете?
      Вода была невкусной, с горькой примесью грязи, но Майла с наслаждением глотнула холодную жидкость, омыла руки и тряхнула кисти, отправив в стремительный полет веселые брызги.
      И рассмеялась.
      — Что же вы делаете? — удивленно повторил сидящий на бортике мужчина.
      — Вода! — Майла вновь опустила руки в фонтан и вновь встряхнула ими. — Свобода!
      — Но зачем вы ее пьете?
      — Она пришла из Земли. Она скована камнем. — Майла посмотрела на мужчину. — Она не может быть плохой.
      — Она грязная.
      — Ну и что?
      — Э… — Мужчина растерянно умолк, подбирая слова, и вдруг, сам того не ожидая, улыбнулся. Улыбнулся по-настоящему, по-доброму, как улыбаются близкому человеку. Улыбнулся в ответ на теплую волну искренней доброжелательности, идущую от этой красивой и удивительной женщины.
 
      — Вот ведь, мля, дурацкое задание, клянусь хоботом Спящего, — пробубнил Отвертка.
      — В чем дело, боец? — осведомился уйбуй Булыжник. — Служба не в охотку?
      — В натуре, я не ною, — мигом собрался дикарь. — Но мне интересно: как мы эту девку конкретно определим? Ваще, где это видано, мля, чтобы девку только по фотке определять? Ни имени, ни отчества? Всех подряд валить будем?
      Боец глубокомысленно оглядел редких прохожих.
      — А так бы ты у нее паспорт полез проверять? — хмыкнул Булыжник.
      — Да хотя бы! Конкретно подвалили бы, типа полицейские и, типа, давай, туда-сюда, документы на стол, шалава. Ага! Фамилия совпадает — пулю между глаз, и до свиданья.
      — Заказчик сказал, что девку мы так узнаем. Она адназначна будет выделяться.
      — Наголо побреется, как эта, ведьма человская? Не к ночи будь помянута.
      — Может, и побреется.
      — Выделяться она будет! — Отвертка, почувствовав молчаливую поддержку других рядовых бойцов, сидевших в джипе Булыжника, осмелел: — И ваще я не понял, почему бабло делить неправильно будем? Весь город говорит, что за девку десять «лимонов» обещано, тогда почему нам всего пять?
      — Не нам, а тому, кто убьет, — поправил подчиненного уйбуй.
      — А почему пять?
      — Потому что три пойдут в доход семьи, — несколько неуверенно ответил уйбуй. — А еще два поделят между всеми бойцами. Чтобы, типа, никому не было обидно адназначна. И чтобы нам не пришлось по Москве носиться, а у каждого был свой пост. Кому повезет, тому повезет.
      Но в голосе Булыжника не слышалось железной уверенности. Ему тоже не нравилась по-ли-ти-ка Кувалды, но одноглазый набрал такую силу, что спорить с ним никто из уйбуев не рисковал. Охота связываться! Да и Копыто, верная псина фюрера, не пойми как умудрившийся спастись во время выборов, лихо вычислял смутьянов и отправлял их на виселицу.
      — А я желаю все себе! И плевать…
      — Шустрый ты, боец, адназначна шустрый.
      — Да уж, — подбоченился Отвертка. — Я шустрый.
      — Такие тренерами не становятся, — заметил уйбуй.
      — Это почему? — Физиономия дикаря разочарованно вытянулась. Отвертка с детства думал, что только такие шустрые, как он, и становятся, по выражению Булыжника, тренерами. Или хотя бы уйбуями.
      — Потому что шустрые долго не живут, — наставительно поведал командир десятки. — Помнишь Напильника? Вот ведь, сукин сын, шустрый был, а где он сейчас? То-то. Через полгода забудем даже, как выглядел.
      — А я уже не помню, — признался боец Баллон.
      — И это правильно.
      Отвертка задумался:
      — А какие долго живут?
      — Осторожные.
      — А…
      Боец явно желал продолжить разговор, но Булыжник предупредительно поднял руку:
      — Замри, Отвертка. Это она!
      Майла заметила врагов сразу — распространяемая ими агрессивная аура не могла остаться незамеченной. Но женщина не сразу осознала, что их злоба направлена на нее. Не сразу поняла, что является объектом охоты. Ей, наполненной свободой, жизнью и любовью, не сразу удалось осознать, что в тихом, полном света городе может произойти нечто подлое, некрасивое.
      — Майла?
      — Да.
      Она ответила машинально.
      И так же машинально, не успев даже подумать, увернулась от выстрелов. Уступила дорогу маленьким кусочкам раскаленного железа, летящим с чудовищной скоростью.
      И сразу же растаяла в воздухе, испытывая невероятную горечь.
      — Внимание всем! Объект в городе! Повторяю, объект в городе! Красные Шапки засекли цель! Приметы: черный шелковый плащ. Волосы распущены. Способность к почти мгновенному уходу в портал!
      Благодаря неафишируемой помощи Ордена, Фету удалось раздобыть нужную аппаратуру и слушать переговоры Красных Шапок. Информация, переданная входящим в «кооператив» наемникам, была выужена из сбивчивого доклада Булыжника Кувалде.
      — Повторяю: черный плащ… — Фет замер, прислушиваясь к новому сообщению от дикарей.
      — Я ее нашел! Мля, Кувалда, я ее вижу!
      Еще один хитроумный прибор позволял быстро определить местонахождение звонящего телефона.
      — Чистые Пруды! Она на Чистых Прудах!!
      — Портал на Чистые Пруды! Убивать всех, кто посмеет подойти к Майле!
      Сантьяга не отрывал взгляд от электронной карты города. Вот осара, вот точки, обозначающие дикарей. Майла явно начинает уставать, она не прыгает, ждет. Красные Шапки приближаются. Черные пятна двух гарок…
      Коротышек было много, очень много. Казалось, они заполонили весь город: куда бы ни прыгнула Майла, она всюду чувствовала присутствие маленьких злых дикарей, охваченных желанием убить ее.
      За что?!!!
      Возле старых прудов осаре пришлось задержаться. Силы покидали ее — мгновенные порталы съедают очень много энергии. А она до сих пор не нашла дорогу к родному сердцу, бьющемуся где-то под ногами. Майла слышала его, призывно стучащее из глубины городских подземелий. Стремилась к нему всей душой, но еще не видела дороги.
      Возле старых прудов осара наконец-то получила возможность прикоснуться к чистой земле. Майла опустилась на колени, погрузила тонкие пальцы в черную плоть мира и закрыла глаза. Как найти дорогу среди человских камней?
      Обостренное восприятие подсказывало, что к ней торопятся коротышки. И снова густая злоба, примитивная и агрессивная. Надо прыгать, но путь еще не найден… И тут осару затопила волна отвращения. Настолько пронзительная, что Майла не выдержала, открыла глаза.
      Их было двое. Соплеменники ТОГО, что встретил ее. Такие же высокие, худощавые, черноволосые. И сильные. Они действовали слаженно, уверенно и очень прагматично. Ни одного лишнего жеста. Ни одного слова. Ни одной ненужной эмоции. Майла не поняла, что было у них в руках: мечи? ножи? ЭТИ двигались слишком быстро даже для осары. И безжалостно уничтожали уступающих им по всем статьям коротышек. Не обращали в бегство, не отгоняли, а истребляли. Поголовно.
      Это было страшно.
      Но это дало ей время найти путь к родному сердцу. Несмотря на отвращение, Майла сумела сосредоточиться и обнаружить дорогу. Дверь оказалась совсем недалеко. Дверей вообще было очень много, и за каждой из них ее ждали друзья.
      — Она снова прыгнула, — сообщил Тамир.
      — Вижу. — Сантьяга откинулся на спинку кресла. — Хорошо.
      — Майла здорово ослабла, — пробормотал Доминга. — Мы едва видим ее. Она постоянно теряется.
      Комиссар вздохнул, задумчиво посмотрел на предсказателя, на сидящего за компьютером Тамира, вновь перевел взгляд на карту и чуть улыбнулся:
      — Давай, девочка, уходи под землю. Тебя ждут.

* * *

      Комиссар Темного Двора шел по останкам того, что еще вчера было цветущим Зором, богатым и красивым городом шасов, славным своим Университетом и огромным, самым большим в империи рынком. Комиссар шел медленно. Очень медленно. Шел так, чтобы впитать всю боль Разрушенного города, чтобы услышать крики его жителей, уходящих под землю вместе с домами. Шел и дышал смешанной с кровью пылью.
      — Сколько жителей осталось в живых?
      Это спросил прибывший из Уратая советник Темного Двора. Князь не понимал, что мешает комиссару подавить мятеж и почему до сих пор уходят под землю города. Князь не понимал, и появление советника показывало, что положение комиссара стало очень шатким.
      Зор стал пятым городом, разрушенным осарами за две последние недели. Несмотря на все усилия гарок, подавить мятеж, даже локализовать его, не удавалось — осы наносили удары и за пределами Шанарайских гор. К тому же их выступление послужило толчком к волнениям на севере, и армия князя была вынуждена разрываться, наводя порядок во всех уголках империи. Некоторые силы отнимали и массовые казни на Жойском континенте. Особой необходимости в них не было, но расселившиеся там племена славились свободомыслием, и Темный Двор на всякий случай предпринял превентивные меры. После того как северные провинции были благополучно усмирены, князь ожидал, что комиссар не затянет войну с осами, но ошибся — города продолжали гибнуть, и арнаты гарок были направлены в Шанарайские горы. А впереди них — советник, чтобы сделать вывод о профессиональных достоинствах комиссара.
      — Как ты мог допустить потерю пяти городов?
      Они остановились на месте, которое раньше было площадью Сапожников. Гарки не приближались, давая возможность лидерам поговорить наедине. Две темные, призрачные фигуры над призраком города.
      — Осары нашли Источник, — негромко ответил комиссар. — Они больше не зависят от нашей энергии.
      — Это невозможно.
      — Может, не Источник, — пожал плечами военный. — Но у них есть что-то, позволяющее черпать энергию Земли. Возможно, специальное заклинание.
      — Осары не настолько умны, — высокомерно произнес советник.
      — Но и не настолько глупы, как это видится из Урагая, — резко ответил комиссар. И тут же сбавил тон: — Возможно, заклинание подбросили им асуры.
      Советник остался неподвижен, но военный почувствовал охватившее его напряжение.
      — Этот мир всего лишь сосуд для Тьмы, — после короткой паузы произнес посланец двора. — Князь недоволен. В Уратае складывается мнение, что ты не справляешься с великой честью быть комиссаром Темного Двора.
      — Мне нужны подкрепления, — угрюмо ответил военный. — Князю пора понять, что у меня не карательная экспедиция, а полномасштабная война. Мы сражаемся не с толпами крестьян, а с подготовленными воинами, которые остервенело идут в бой.
      — Гарки уступают тупым осам?
      — Их ведут осары. Их власть над крысоловами стала еще сильнее, чем раньше. В присутствии осаров осы становятся умными…
      — Ментальная связь?
      — Очень похоже, — кивнул комиссар. — Я еще не разобрался в их взаимоотношениях, но знаю, что они уже вышли за рамки: повелители-рабы. Осары сумели изменить осов так, что теперь крысоловы полностью зависят от их эмоций. Осы не отступают и не сдаются, бьются до конца в самых безнадежных ситуациях.
      — И гарки уступают? — холодно повторил советник.
      — У них сложилась цепочка, — невозмутимо продолжил военный. — Осары правят осами и Слепыми Волками, осы — своими крысами. Они чувствуют друг друга, питают друг друга. — Комиссар помолчал. — А когда мы берем рядового оса в плен, он превращается в тупое животное, способное только жрать и испражняться.
      — И гарки уступают? — в третий раз спросил посланник князя.
      Комиссар повел рукой, пробормотал короткое заклинание, и перед собеседниками возникло объемное изображение подземелий.
      — В десяти зунах отсюда находится Логово Ярх. Мы сумели вычислить большую часть коридоров и залов, но и только. Ударить сквозь землю мы не можем — заклинания осаров блокируют магию тьмы. Спускаться вниз…
      — Спуститься вниз и вырезать недостойных в открытом бою. Неужели это столь сложно для славного воина?
      Комиссар тяжело посмотрел на советника.
      — В самом начале войны…
      — Беспорядков, — величественно поправил его посланец двора.
      Комиссар сплюнул.
      — В самом начале войны я отправился под землю и потерял два арната гарок. Осы задавили нас числом.
      — И с тех пор ты не лезешь вниз?
      — С тех пор я стал более осторожен. Мы изучаем Логова, направляя туда големов. Узнаем схему коридоров и только после этого решаем, как поступить. Логово Уйнар мы затопили, направив в коридоры воду из ближайшего озера и подземных рек.
      — Князь был доволен.
      — Логово Снухт мы разрушили, воспользовавшись нестабильностью коры в тех местах.
      — Что тоже было хорошо, — скупо похвалил советник.
      — Этим мои победы исчерпываются.
      — Ты отказываешься штурмовать Логова? — Вопрос прозвучал очень жестко.
      — Хочу, чтобы ты посмотрел кое на что, — устало бросил комиссар.
      Гарки подтащили к лидерам клетку, в которой злобно рычала крупная черная тварь.
      — Слепой Волк? Гарки отступили перед крысами-переростками?
      — Теперь у них обсидиановые зубы, — усмехнулся комиссар.
      Советник машинально сделал маленький шаг назад.
      — И обсидиановые когти. И этих тварей внизу видимо-невидимо.
      Мощный удар потряс толстые прутья клетки. Волк завыл.
      — Тяжелое вооружение в подземелья не потащишь, — продолжил комиссар. — Нашу магию осары умеют блокировать. А в численности… Можно перебросить сюда все арнаты и разорвать крысоловов в клочья, но сколько будет стоить победа?
      Советник оглядел молчаливые ряды гарок. Даже он, нечасто покидавший столицу, понял, что лучшие воины Темного Двора недовольны. Гарки не умели не исполнять приказы и, разумеется, пойдут вниз. Пойдут и умрут, но разве правильно использовать самых преданных князю воинов таким образом?
      — Тебе не нужны новые арнаты?
      — Нужны, — не стал скрывать комиссар. — Но еще больше мне нужен инструмент, способный переломить ход войны… — Он многозначительно помолчал. — Чтобы не переломить при этом хребет армии. Осаров необходимо подавить не силой, а магией. Придумать нечто такое, чего они не смогут блокировать. Передай князю: мне нужно, чтобы сама Земля стала врагом крысоловов, выдавила их наверх, на наши мечи. Иначе Шанарайские горы станут кладбищем имперской армии.

* * *

      А вот на этот раз ей не повезло. Просто не повезло. Майла выпрыгнула у самой двери, у красивого, отделанного темными плитами фасада, над которым горела красная буква М. Выпрыгнула и наткнулась на идущего по тротуару чела. И его изумленный вскрик привлек внимание двух мужчин. Обыкновенных на первый взгляд и четырехруких, на более глубокий, пронзающий наведенный морок. Они сориентировались мгновенно: едва обернулись и сразу же открыли огонь. И маленький кусочек горячего железа рванул нежную кожу на плече осары.
      И Майла закричала.
      Город, еще совсем недавно дружелюбный и ласковый, хотел ее смерти. Город преследовал ее по пятам. Город посылал убийц и топтал то чистое и доброе, что она сумела взять у него. Майла закричала от обиды и растерянности. От страха. От одиночества. Она устала. Она почти не слышала биение родного сердца.
      Она боялась.
      Майла закричала и бросилась в стеклянные двери. На глазах удивленных челов перепрыгнула через железные ящики и, продолжая кричать, помчалась по странной, движущейся лестнице вниз, к сердцу города. Майла бежала, чувствуя, что страшные четырехрукие убийцы не отстают. Бежала, понимая, что отдала слишком много сил путешествию по коварному городу. Бежала, едва различая стук родного сердца. Бежала и кричала, стараясь донести до всех отчаянную мольбу о помощи. Ей была нужна поддержка. От кого угодно. Даже от тех, кто вызывает отвращение.
      Хваны продолжили стрелять и на эскалаторе. Охваченные азартом погони четырехрукие плевать хотели на нормы секретности и осторожность. Их не смущало, что напуганные работники метрополитена уже вызвали полицию, не беспокоило, что Майла может применить против них магию и это увидят редкие пассажиры. В конце концов, их не беспокоили и сами пассажиры, в ужасе падающие на пол и прижимающиеся к стенам. Хваны видели цель. И цель явно не была способна сопротивляться.
      Очередная пуля скользнула по шее Майлы в тот самый момент, когда женщина достигла платформы. Ранение снова было поверхностным, но эффектно брызнувшая кровь заставила закричать челов. Обессиленная осара прекратила кричать. Остановилась. И заплакала.
      И к ней пришли на помощь.
      Разгоряченные хваны, все внимание которых было сконцентрировано на Майле, пропустили появление быстрой черной твари. Крыса-переросток? Собака-мутант? Кошка? Она была похожа на всех их и ни на кого. Она бесшумно выскользнула из черноты тоннеля и молча взмыла в воздух, бросая свое тело на линию огня. И приняла предназначенные осаре пули. Удар отбросил тварь, но не убил. Оказавшись на полу, Слепой Волк сразу же вскочил на лапы и атаковал четырехруких. Молча. Зубами и когтями. Не ожидавшие нападения хваны дали твари всего одно мгновение, но его оказалось достаточно. Разорванное горло у одного, вспоротый живот у другого. Волк был слепым, но не незрячим. И очень живучим. И очень жестоким. Четырехрукие сполна заплатили за страх и унижение осары.
      — Она ушла в Лабиринт, — доложил Тамир.
      — Отлично! — Сантьяга не мог сдержать радость. — Господа, главные неприятности, надеюсь, позади. Все остальное сделают осы.
      Кумар облегченно отодвинулся от компьютера. Доминга же сосредоточенно нахмурился.
      — Что-нибудь не так? — Комиссар внимательно посмотрел на предсказателя.
      — Кажется, все в порядке, — медленно ответил Доминга. — Все должно получиться.

* * *

      «Ужасное происшествие в метро! Как только что стало известно нашему корреспонденту, два человека были разорваны огромной собакой на станции метро „Автозаводская“. Информация крайне противоречивая. Есть сведения, что была перестрелка, очевидно, между враждующими бандитскими группировками, и пес, принадлежащий одному из пассажиров…»
РБК

      Грим ориентировался в Лабиринте плохо. Разумеется, он знал основные коридоры, знал места, где можно было быстро найти осов, но и только. Даже несмотря на наличие купленной у чудов достаточно подробной электронной карты московских подземелий, наемник так и не стал знатоком Лабиринта. Низкие своды, темные ходы, хитросплетения старинных коридоров и тоннелей метро, потайные двери — Грим не страдал клаустрофобией, но ощущение несвободы не давало ему спокойно дышать во владениях крысоловов, и наемник старался не появляться в Лабиринте без особой нужды.
      И даже если была нужда — не появлялся, обходился, но ради выполнения контракта Грим пошел наперекор собственным принципам. Ради контракта он послушал совета престарелого наемника и не взял ни одного артефакта.
      «Они заметят, заметят обязательно! В ее присутствии у них резко обостряется чутье!»
      Минимум магической энергии, совсем чуть-чуть — только для улучшения реакции и координации, все остальное — самое обычное снаряжение: короткий пистолет-пулемет «хеклер-кох», два черных навских ножа, для ближнего боя и метательный, и карманный компьютер. Мобильный телефон отключен. Одежда, тело и снаряжение тщательно обработаны специальным раствором, сбивающим крыс со следа. Аккуратно разобранная снайперская винтовка ждет своего часа в рюкзаке.
      Грим взбодрил себя стимулятором, старался думать только о цели, но все равно нет-нет, да бросал косые взгляды на мрачные стены. Наемнику было неуютно в Лабиринте, но десять миллионов стоили кратковременного дискомфорта. А заработать эту огромную сумму можно было здесь, во тьме подземелий.
      «Она придет туда. Не сразу, но придет, — уверенно шептал старик. — В городе ее не взять, поверь. Навы убьют всех, а если не успеют — убьют того, кто убьет Майлу.
      Одержимость, с которой они защищают эту бабу, я видел только во время войны Великих Домов».
      — Да чем она так важна?
      — Спящий знает. Спящий и князь. Такое ощущение, что Темный Двор подписался охранять Майлу, поставив на карту все, что у него есть. Они мочат кого угодно. В прошлый контракт гарки вырезали десяток людов, а Зеленый Дом даже не пикнул.
      — Чертовы навы!
      — Так вот: наверху ловить нечего. К тому же, если не успеют навы, Майле помогут осы. Крысоловам достаточно лишь почувствовать ее появление — и все, кранты! Если навы убьют за нее, не задумываясь, то осы умрут, не задумываясь…
 
      — И последние новости с главного соревнования сегодняшнего вечера! «Навь против наемников!» Темный Двор пока выигрывает: нам только что сообщили, что два хвана, преследовавших загадочную женщину по пятам, были убиты на станции метро «Автозаводская». Фет отказался от интервью, а букмекеры понизили…
      Слух о необычном состязании привлек внимание «Тиградком», рейтинг у передачи оказался достаточно высоким, и репортеры наперебой сообщали в студию информацию о ходе охоты. В основном ставили на хванов и чудов, челы и люды котировались чуть ниже, и лишь ненормальные выкладывали деньги в надежде на то, что Майлу убьют Красные Шапки.
      Грим выключил приемник и вытащил наушник. Все, Майла в Лабиринте. И скоро они встретятся. Обязательно встретятся.
      Он убрал приемник в рюкзак, постоял немного — у него еще было время — и глубоко вздохнул. Следующий шаг приводил его в самое таинственное место Лабиринта, в самое запретное место Лабиринта, в место, которого избегали даже навы.
      Следующий шаг приводил его в Логово Ось.
      «Десять миллионов», — напомнил себе Грим.
      И сделал шаг. И замер, уловив едва слышный звук.
      Она пришла, и все стало по-другому. Она появилась, и мрак Лабиринта стал еще ближе, роднее. Она улыбнулась, и сама Земля проснулась, задышала полной грудью, вспомнила о своих детях. Обессиленная, усталая Майла прикоснулась к одному осу, но благословение почувствовала вся семья. И древняя кровь забурлила, быстрее побежала по жилам.
      И пришла осаннмма — восхитительное чувство Единения. Обретение Главного. Появился Смысл.
      Ее слабая улыбка сделала семью полноценной.
      И ставшие необычайно зоркими охотники узнали о Вторжении и помчались по тонкому следу. Настолько незаметному, что только осаннмма помогла увидеть его.
 
      — Все-таки хорошо, что мы договорились, — пробормотал Луис. — Наша карта не совсем точна в одних местах, ваша — в других, сложив их, мы без проблем вычислили местонахождение Логова.
      — Но не его коридоры, — проворчал Радомир. — Не думаю, что даже Спящий когда-нибудь видел эту помойку в своих снах.
      — Мы знаем, что мы ищем, мы знаем, где искать. Согласись, Рад, совсем неплохо для контракта, который начинался как «найдите иголку в стоге сена»?
      — Неплохо, — буркнул люд.
      Ему не очень нравилось слышать фамильярное «Рад» от чуда, но приходилось терпеть, именно рыцарь догадался, куда идет Майла и как найти это таинственное место, загадочное Логово Ось, святую для крысоловов территорию, куда был заказан вход чужакам.
      — Здесь наверняка полно осов, — вздохнул Радомир, поудобнее перехватывая тяжелый топор.
      — Я все-таки был гвардейцем, — покровительственно напомнил Луис. — «Дыхание дракона» легко объяснит осам, что не следует вставать на нашем пути. Ты имеешь что-нибудь против запаха жареных крыс?
      — Я не думал, что ты принесешь сюда артефакт, — после короткой паузы произнес люд.
      — Почему? — искренне удивился рыцарь. Радомир неопределенно пожал могучими плечами.
      — Кто знает, что творится в Логове. Не зря же навы…
      — Осы слишком тупы, — высокомерно сообщил Луис. — А темные не ходят в Логово исключительно из уважения.
      Грим прекрасно видел всю схватку.
      Осы взяли рыцаря и люда в небольшом зале, в который сходились три коридора. Взяли плотно, не вырвешься. Намертво взяли. Четверо охотников и около сотни крыс. Шансов у наемников не было. Чуд применил «Дыхание дракона» — узконаправленный огненный поток, способный прожечь бетонную стену в локоть толщиной, — но лишь осветил влажные своды Лабиринта. Лишь устроил последний салют в свою честь. Погиб охотник, погибли десятка полтора крыс, наполнив коридоры вонью паленой шерсти, но остальные добрались до рыжеволосого, вцепились с разных сторон, пасти рванули тело. Артефакт еще выдавал струю огня, обжигал горячим дыханием, а мертвеющий Луис уже оседал на землю, глядя, как безжалостные зубы срывают с костей куски его плоти.
      Радомир сумел отбиться. Тяжелый топор описывал замысловатые восьмерки, заставляя озверевших осов держаться на расстоянии. Люд, понимая, что пощады не будет, демонстрировал чудеса владения оружием: лезвие топора проходило совсем низко, срубая быстрых крыс и лишая их возможности атаковать. А прежде, чем охотники вспомнили о дротиках, Радомир швырнул топор в самую гущу крыс, могучим прыжком оторвался от стаи на четыре ярда и бросился бежать, надеясь добраться до спасительной поверхности.
      Люд выбрал коридор, в котором прятался Грим.
      Челу это не понравилось. В первую очередь Грим коротко обругал себя за то, что остановился понаблюдать за схваткой, вместо того чтобы преспокойно уйти в забытый даже осами вентиляционный лаз, ведущий к самому сердцу Логова. Потеряно время, и, самое главное, возникла реальная угроза безопасности.
      Радомир приближался. До Грима долетело его дыхание, очень ритмичное, хорошо поставленное — люд драпал сосредоточенно, без паники. Если он свернет в какой-нибудь боковой коридор, отставшая стая потеряет его из виду и начнет тотальное прочесывание всей зоны. Чела это не устраивало.
      Грим быстро присел на корточки, не сводя глаз с темной фигуры бегущего, нащупал замеченный чуть раньше обрезок арматуры и ловко бросил металлический прут в ноги люда.
      — Мля!!
      Радомир кубарем покатился по полу. Вскочил. Издал короткий стон, опершись на покалеченную при падении ногу, и его взгляд нашел стоящего в небольшой нише Грима.
      — Ты…
      Короткий дротик пробил плечо люда. Первая крыса вцепилась в бедро.
      Грим нырнул в лаз.
      — Отлично подрались, — резюмировал Бзик, с улыбкой глядя на набросившихся на Радомира крыс. — И стаю накормили.
      — Зуту жалко, — вздохнул Штыма. — Чуть-чуть ему не хватило от «Дыхания» увернуться. Я почуял, что рыцарь активизирует артефакт, крикнул, но опоздал.
      — Крыс его как поделим? Я бы взял пару.
      — Пусть сами разберутся, — махнул рукой Штыма. — К какой стае прибьются, с той и пойдут. К тому же Чуя многих потерял, ему нужнее.
      — А где он? Чуя! — Бзик огляделся и удивленно посмотрел на сидящего на корточках друга. — Что случилось?
      Чуя поморщился, поднял вверх указательный палец — «не мешай» — и продолжил настороженно вслушиваться в ауру потревоженного Логова. Обостренные осаннмма чувства охотника улавливали самые незаметные следы.
      — Время, Чуя, — напомнил Штыма. — Пора на Тропу.
      — Ты видишь еще кого-то? — Бзик был более внимателен.
      — Не знаю, — качнул головой Чуя. — Не понимаю…
      Есть след… Или нет?
      — С поверхности принесло!
      Охотник бросил на приятеля скептический взгляд, медленно подошел к небольшой нише и заглянул в черный зев лаза.
      — Кто помнит, куда он ведет?
      — Вентиляция, — хмыкнул Штыма.
      — Не тянет.
      — Значит, его завалило.
      Чуя потоптался на месте, с сомнением глядя то на крыс, то на друзей, а затем решительно выдохнул:
      — Пойду проверю.
      — Один справишься?
      — Если не справлюсь, вы услышите, — улыбнулся Чуя. — Осаннмма поможет услышать.
      Как и было обещано, лаз оказался заваленным.
      «Поэтому о нем забыли, — хрипел старый наемник. — В обычное время осам все равно: завалило коридор, пойдут вокруг. Завалило вентиляцию — есть другие шахты. Живут, как придется. Они руку поднесут, движение воздуха не почувствуют и мимо пройдут…»
      На самом же деле обвал, запечатавший этот лаз, открыл путь на следующий уровень, еще в один коридор, тоже заваленный. Причем с двух сторон.
      «Балтику Слепой Волк задрал. Страшная скотина. На черную собаку похожа. Без глаз. — Старик помолчал. — Я с тех пор собак ненавижу. Смотрю на этих тварей, и убивать их хочется… До тошноты хочется…»
      От некогда длинного прохода остался лишь небольшой кусок, ярдов двадцать длиной, и, примерно посреди этого коридора, в стене находился пролом, ведущий…
      «Я от страха в этот лаз провалился. Побежал, себя не помня. Почему Волк меня не заметил? Думаю, потому что не маг я, Грим. Совсем не маг. И артефакта с собой ни одного не было. Человский дух они слабее чуют. Наверное. — Престарелый наемник провел пальцем по столешнице. — А может, Балтика его задержал. На себя отвлек. Силой своей меня закрыл. Он ведь ко мне как к сыну относился. Я тогда на Майлу смотрел, едва не в голос рыдал, так ее порвать хотел. А оружия никакого не было. Сказали бы мне, что получится, зубами бы в тварь вцепился. Прыгнул бы и вцепился…»
      Щель была очень узкой. Для юноши вполне проходима, а вот Грим протиснулся с большим трудом. Щеку ободрал о камень, выругался негромко. Зато когда протиснулся — улыбнулся. И снова выругался, с восхищением. Ибо царский подарок ему старик сделал, поистине царский. Узкая щель привела наемника в небольшое низенькое помещение с каменными стенами и земляным полом. Гриму приходилось пригибаться: высота комнаты не превышала пяти футов, зато в одной из стен было проделано отверстие фута полтора диаметром, выглянув в которое наемник удовлетворенно усмехнулся.
      Тропа.
      «Они встанут вдоль стен, а она пойдет по центру Тропы. Пойдет очень медленно, чтобы каждый крысолов имел возможность прикоснуться к ней. У тебя будет минут пять, не меньше. А то и больше.
      — И как я из этого мешка уйду?
      — Как я.
      — Вы, если я правильно понял, Майлу и пальцем не тронули. А я собираюсь ей башку прострелить. Вы думаете, осам это понравится?
      — Я в той комнате сутки сидел, — медленно произнес старик. — Боялся высунуться. Потом полез обратно и в трубке, с двух сторон закупоренной, еще одну щель нашел. Когда идти страшно, каждую дырочку проверять станешь. В общем, есть там еще одна дорога, щель узкая, в шахту тебя бросит…
      — Я там протиснусь?
      — Протиснешься, — усмехнулся старый наемник. — Высоты не боишься?
      — Ну…
      — Лететь придется ярдов тридцать. Пузо обдерешь, обещаю, зато приземлишься с комфортом: прямо в воду. Там река подземная течет. Плавать-то умеешь?
      — А то!
      — Выплывешь за пределами Москвы… — Старик почесал затылок. — Да… Москва дотуда еще не достроилась. — И посмотрел на Грима: — Устраивает расклад?»
      Грим положил «хеклер-кох» справа, метательный нож слева, снял рюкзак и принялся извлекать аккуратно завернутые части снайперской винтовки.

* * *

      Как заставить Землю отказаться от своих детей? Как оборвать нерушимую связь? Как сломать устоявшееся? Вечное?
      Вызов был брошен, и князь принял его. Не мог не принять. И закрутилась кровавая дуэль между детьми Земли, чувствовавшими душу камней и тверди, и владыкой Тьмы. Осары разрушили еще два города. Комиссару Темного Двора ценой неимоверных усилий удалось потопить в крови Логово Чайрт. Свежие арнаты гарок врывались в Шанарайские горы и бесстрашно шли под землю, но война, как и предсказывал комиссар, заходила в тупик. Потери были слишком велики. Могущество князя было поставлено под сомнение, но повелитель не терял времени даром. Он демонстрировал спокойствие и уверенность. Он призвал послов всех вассальных племен и заставил их сутки провести на площади Глашатаев, наблюдая за казнями осов. Теперь кровь мятежников лилась не только на закате. Впечатление было произведено нужное, но требовалось другое — убедительная победа. И князь работал. Работал без перерывов на сон. Работал, как одержимый. Работал, питаемый уязвленной гордостью.
      И Тьма прорвалась в само основание мира.
      Заставила Землю преклониться перед холодом Мрака. Заставила отказаться от своих детей.
      «Слезы сердца Земли» — ужасный аркан Тьмы, заклинание, заставляющее мир рыдать раскаленной лавой, оплакивая чувствующих душу камня и уничтожая их. И так, как раньше уходили под землю города, так теперь уходили Логова. Не под землю, а в кипящее месиво расплавленной магмы. Тьма победила, отняв у непокорных их главное оружие, их главную надежду. Тьма победила, поставив осаров лицом к лицу с безжалостными гарками.
      Логова наполнялись лавой, безумными цветами распускались под ними многочисленные вулканы. А когда осы выбирались на верхние ярусы или на поверхность, их ловили и отправляли в Уратай, на площадь Глашатаев, на камнях которой не успевала высыхать кровь казненных. Последний же оплот мятежников, Логово Ось, было приказано захватить без применения «Слез сердца Земли». Повелитель требовал крови, показательного разгрома, и навы послушно исполняли его жестокую волю. Кровавые бои в подземных галереях, колонны големов, гибнущие под яростными ударами осов и крыс, наемники вассальных племен, которым платили лицензиями на мародерство и от которых требовали только одно: жестокость и еще раз жестокость. А самое главное — гарки. Гарки, прорывающиеся сквозь стаи Слепых Волков и в поисках осаров доходящие до самых дальних уголков подземелий. Теперь, когда Тьма научилась побеждать силы Земли, рейды элитных воинов князя стали по-настоящему страшными и эффективными.
      Последний урок должен был стать самым запоминающимся.
      Майранк, рассеянно поглаживая сидящего рядом с троном Слепого Волка, угрюмо смотрел на пленника. Смотрел и молчал. Его вертикальные зрачки то сжимались до тонкой линии, то увеличивались, заполняя собой большие глаза, но эти нервные движения были единственным показателем внутреннего состояния осара.
      Пленник же был абсолютно спокоен. Совар Хамзи, невысокий плотный шас, мелкий лавочник из неларайской ветки рода Хамзи, уже давно попрощался с жизнью и не собирался демонстрировать лидеру мятежной Оси свою слабость. Неларай был разрушен месяц назад. Слезы высохли, яростные слова высказаны, пусть и не в лицо врагу, а в темные своды подземной тюрьмы, но разве это важно? Эмоции ушли, и Совар просто ждал смерти. Молча и гордо.
      — Преданный ли ты вассал? — неожиданно поинтересовался Майранк, и его тяжелый голос наполнил зал.
      Шас дернул плечом, но промолчал.
      — Преданный ли ты вассал, Совар?
      — Моя семья давно забыла, как проливается кровь, осар, — откашлявшись, ответил Хамзи. — Звон мечей не услаждает наш слух, и мы… и я благодарен навам за то, что они сняли с нашей совести эту обузу.
      — Прилипалы, — буркнул Майранк.
      В глазах шаса мелькнуло бешенство, и он громко произнес:
      — Но если ты отпустишь меня, осар, то я вернусь к князю и буду помогать ему всем, чем смогу. И, если потребуется, охотно построю для тебя виселицу.
      — Почему?
      — Потому что ты разрушил мой город.
      — Твоя семья уцелела. Все твои родные живы.
      — Крысы еще не проголодались? — с сарказмом осведомился мелкий лавочник.
      — И я могу сделать так, что все члены твоей семьи останутся живы, — спокойно, словно не услышав реплики пленного, продолжил Майранк. — У тебя есть дети, Совар, шестеро.
      Хамзи отвернулся. Слепой Волк издал полувздох-полухрип. Или он хотел зарычать? По губам осара скользнула легкая улыбка.
      — Ты преданный вассал, Совар. Я не ошибся в тебе.
      Хамзи почувствовал, что его запал улетучивается, что руки, помимо воли, начинают дрожать. Шас готовился к смерти, а не к странным разговорам с осаром, и не мог понять, что надо от него Майранку.
      — Я смотрел в будущее, лавочник, — медленно проговорил осар. — Я видел кровь и смерть. Моя семья падет на колени перед Темным Двором. Священная кровь осаров прольется на площади Глашатаев на потеху рабам князя.
      — Жалеешь, что не заглянул в будущее раньше?
      — Раньше оно было не таким явным, — качнул головой Майранк. — Мы допустили слишком много ошибок.
      — Не могу сказать, что это меня расстроило.
      Дерзкие замечания мелкого лавочника наконец привлекли внимание осара.
      — Постарайся молча и внимательно выслушать то, что я говорю. Молча и внимательно. Если я разочаруюсь в тебе, то действительно отдам тебя и твоих детей крысам.
      Шас открыл было рот, но подавил рвущиеся наружу слова. Опустил плечи. Вздохнул.
      — Мне страшно, осар.
      — Я знаю, — тихо отозвался Майранк. — Я знаю.
      Слепой Волк потерся о колено подземного повелителя.
      — Две ночи назад навы разрушили Логово Горк и скоро будут здесь. Мы будем защищаться, потому что даже сдавшись не сможем спастись. Но навов не остановить. Все предопределено.
      И замолчал, потому что к горлу подкатил комок, а Майранк не хотел, чтобы мелкий лавочник услышал дрожь в голосе осара.
      В Логове Горк навы захватили Майлу. Майлу Прекрасную. Майлу Нежную. Майлу, принцессу Ось. Его Майлу. Она хотела погибнуть, но проклятый комиссар знал, что это Майла Прекрасная, Майла Нежная, Майла, принцесса Ось. Знал и не пожалел половины арната гарок ради того, чтобы взять ее живой.
      И теперь она в Цитадели… Эх, Спящий, зачем ты придумываешь такие кошмары?
      Слепой Волк почувствовал состояние хозяина и еще теснее прижался к его ноге.
      — Мы потеряли первую осару, — глухо произнес Майранк, справившись с волнением. — Темные отвезли ее в Уратай.
      — Вряд ли князь обменяет ее на меня.
      — Он не обменял бы ее даже на комиссара, — скривился осар. — Даже на советника.
      — Тогда зачем я тебе?
      Майранк улыбнулся.
      — Как сильно ты ненавидишь меня, шас?
      — Больше всего на свете.
      — Как сильно ты желаешь моей смерти?
      — Больше всего на свете.
      Осар подался вперед, и его тяжелый взгляд заставил окаменеть Совара.
      — Готов ли ты пойти наперекор князю во имя этой ненависти?
      Хамзи вздрогнул.
      — Что?
      Он не мог оторваться от страшных глаз Майранка. Не сразу понимал значение страшных слов Майранка.
      — Повелитель Нави сохранит жизнь Майле и мне. Так я увидел. Значит, так будет. Мы станем игрушкой в руках темных, и я спрашиваю тебя, преданный вассал: готов ли ты дать клятву мне, побежденному осару, что ты и твои потомки приложат все усилия, чтобы уничтожить Майлу?
      — Ты шутишь? — пораженный Совар сделал шаг вперед, навстречу страшному взгляду, навстречу ощерившемуся Слепому Волку.
      — За это я сохраню жизнь тебе и всем твоим родственникам. Верну имущество, возмещу все потери и дам подарки из сокровищницы Ось. Твой род станет одним из самых богатых в семье Шась, мелкий лавочник. Ты поднимешься очень высоко, и все, что ты должен будешь сделать, — это убить Майлу. Если не получится, пытаться снова и снова. Пытаться до тех пор, пока не прольется кровь моей любимой женщины.
      Хамзи ожидал чего угодно, но только не такого предложения. И не смог сдержать удивленный возглас:
      — Для чего?!
      — Ты согласен?

* * *

      След был почти неуловим, почти неразличим. Даже крысы недоуменно поглядывали на хозяина — крысы не чувствовали добычу. Крысы не понимали, зачем надо лезть в пустые коридоры, когда наступила осаннмма и переполненная радостью Ось должна выйти на Тропу. Крысы даже осмеливались попискивать, но Чуя упрямо гнал их в узкие, заваленные камнями и землей проходы, и крысы подчинялись.
      Искать! Хозяин велит искать! Крысы чувствовали, что хозяин нервничает, что хозяин страшится опоздать на Тропу, ужасается при одной мысли, что пропустит главный момент осаннмма… но продолжает идти вперед. Крысы чувствовали и торопливо прочесывали узкие коридоры. Хозяин не должен пропустить главный момент осаннмма, стая не простит себе, если это случится.
      — Осара! Осара!!
      Они становились на колени и старались прикоснуться к ее одежде, к ее ногам, ловили ее руки, целовали, прикладывали ко лбу.
      — Осара вернулась!!
      — Осара с нами!!
      Майла улыбалась. Майла смеялась, запрокидывая назад голову и наполняя мрачные своды Лабиринта звуками искренней радости. Боль и страх, которыми завершилась встреча с городом, ушли. Благословенная Земля затянула раны на душе и теле Майлы и придала сил Слепому Волку, трусившему по Тропе перед осарой. Благословенная Земля встречала дочь глазами невысоких охотников, приветствовала ее их криками.
      — Осара вернулась!
      Майла гладила серые волосы осов, позволяла целовать руки и края одежды, улыбалась и отвечала на каждый взгляд, на каждое слово, на каждый вздох. Она дарила свою любовь всем и каждому из них. Она нагибалась и прикасалась к крысам, и крысы ластились к ногам осары. Но Майла не останавливалась ни на минуту. Где-то впереди, уже совсем рядом, билось родное сердце. Стучало все более и более сильно, жадно, обещающе. И этот стук манил, туманил голову…
      — Осара, ты счастлива?
      — Я счастлива!
      — Осара счастлива!!
      — Осара вернулась к нам!!
      Но все знали, что по-настоящему счастлива Майла будет лишь там, за высокими дверями запечатанного зала, в тишине Логова Ось. Там, куда вело ее сердце. Она шла по Тропе и дарила счастье, а осы расступались, приветствуя богиню.
      — Осара вернулась!
      Грим поймал в прицел лицо прекрасной женщины. Лицо счастливой женщины. Расстояние выверено до дюйма. Цель как на ладони. Разрывные пули превратят ее голову в кровавое месиво костей и мозга. Путь отступления проверен…
      Но Грим медлил.
      «Десять миллионов, — напомнил он себе. — Десять миллионов!»
      Аура невероятной нежности разливалась по угрюмым коридорам Лабиринта. Ласковое дыхание любви и жизни окутывало подземелье, задевало в душе струны, которые Грим считал давным-давно оборванными.
      И он медлил. И указательный палец дрожал на спусковом крючке.
      «Десять миллионов, — беззвучно повторил наемник. — Десять, и ни копейкой меньше!»
      — Почему ты хочешь ее убить?
      Наемник не вздрогнул. Не пошевелился. Не оторвался от прицела. И палец не дернулся нервно, не надавил на мягкий спуск. Лишь струйка пота потекла по лбу.
      Грим продумал все, его план был хорош, но кто может соперничать с осами в подземельях московского Лабиринта? С осами, переживающими чарующий момент осаннмма? Наемник не видел, не чувствовал, но знал, что маленький охотник стоит на расстоянии удара. И его крысы, растерянные, огорченные тем, что их провели, только и ждут сигнала к атаке.
      — Почему ты хочешь ее убить?
      — Меня наняли.
      Майле оставалось пройти не более пятидесяти шагов. Пятьдесят шагов, и она выйдет из зоны поражения, скроется за высокими дверями запечатанного зала. Исчезнет там, куда звало ее сердце.
      — Если ты шевельнешься, я буду стрелять, — хрипло произнес Грим. — Я успею.
      — Ты не услышал, как я пришел, — негромко ответил Чуя. — Почему ты думаешь, что услышишь, как я подойду и перережу тебе горло?
      — Тогда я стреляю, — просто сказал наемник. — У меня нет выбора.
      Сорок шагов.
      — Ты совсем не хочешь жить?
      Еще одна струйка пота потекла по лбу. Лицо счастливой женщины стало расплываться, и лишь огромным усилием воли Грим заставил себя сосредоточиться.
      — Ты отпустишь меня?
      Ос молчал. Крысы не шевелились. Крысы понимали, что хозяин боится за Майлу, и не шевелились.
      — Кто она? — спросил наемник.
      — Осара, — ответил ос. — Богиня. Память Ось. Дух Ось. Она и есть Ось. Только когда она счастлива, наше семя наполняется силой, и женщины способны приносить потомство. Майла Прекрасная. Майла Нежная.
      — Сейчас она счастлива?
      — Скоро она будет счастлива.
      Тридцать шагов.
      — Ты не ответил на мой вопрос.
      — Уходи сейчас, — предложил Чуя. — Я не хочу тебя убивать. Не сегодня. Не в Ночь Осаннмма. Сейчас я должен быть со своей женщиной. Мы должны любить друг друга. Я хочу вырастить сына. И дочь. — Ос скрипнул зубами. — Уходи, чел, уходи сейчас.
      Двадцать шагов.
      — Дай слово, — попросил Грим.
      — Клянусь Ночью Осаннмма! — твердо произнес охотник. — Пусть она никогда не наступит вновь, если я трону тебя хоть пальцем.
      Справа от наемника бесшумно появилась крыса.
      — Она проводит тебя на поверхность. — Чуя помолчал. — Но если ты когда-нибудь окажешься в Лабиринте, тебя убьют. Убьют независимо от того, придешь ты с добром или злом.
      Десять шагов.
      Грим отложил винтовку и медленно поднялся на ноги.
      — Если бы я знал, кто такая Майла и что она значит для вас, я бы не подписался под контрактом.
      Чуя внимательно посмотрел на наемника.
      — Поэтому я и отпускаю тебя, чел. Но все, что я сказал, останется в силе. Отныне и навсегда семья Ось будет считать тебя врагом.

* * *

      Майла распахнула дверь, и холод окутал ее.
      Холод мрака. Холод света. Холод камня. Холод ветра.
      Окутал, но не смог проникнуть в душу. Окутал, но не смог остановить.
      Майла пришла на зов родного сердца. Майла пришла к нему. К первому осару. К мудрому и сильному. К любимому.
      Он еще спал.
      Но он ждал.
      Он звал.
      Майла сбросила туфли, тонкий плащ и, медленно ступая босыми ногами по каменным плитам, подошла к ложу. Остановилась, очарованная мужественной красотой избранника, улыбнулась, всем своим существом ощущая биение его сердца, и нежно запела, побеждая холодную Тьму дыханием любви.
      Чистый голос первой осары вырвался за пределы запечатанного зала, наполнил Лабиринт, постучался в душу каждого охотника. Чистый голос любящей женщины зажег звезды под мрачными сводами. Чистый голос подарил силу. Подарил жизнь. Осаннмма окутала подземелья. Осаннмма стучала в сердцах и бурлила в крови. Осаннмма открывала дорогу новому поколению Ось.
      Майла пела, всходя на ложе. Пела, прикасаясь к шелковистым волосам Майранка. Пела, лаская пальцами его плечи и грудь. Пела, нежно вбирая в себя его плоть, сливаясь с любимым в единое целое. Рождая осаннмма.
      И запечатанный зал ожил, вспомнил, что в камне есть душа, а не только холод. Вспомнил, что Тьма — это лишь отсутствие Света. Вспомнил, что жизнь побеждает все. Нежность первой осары разорвала путы холода. Жизнь снова победила!
      Их сердца бились в унисон, их кровь кипела, их тела сплелись. Мертвенный холод уходил. Майранк задышал полной грудью. Застонал. Его лицо порозовело. Его сильные руки скользнули по бедрам женщины. Он откинул голову…
      И Майла не смогла сдержать долгий, полный любви и нежности стон.
      — Осаннмма!
      Она закричала от переполнявшего ее счастья. От потока чувств и ощущений, от радости, от упоительного взрыва восхитительных эмоций.
      Майранк проснулся. Открыл глаза.
      Полные боли и тоски.
      И Майла закричала.
      От ужаса.
      Ибо вспомнила.

* * *

      Уратай вымер. Опустели кварталы шасов и районы флямов, опустели улицы и закоулки, опустели, словно вымерли, пивные и рынки. Все, абсолютно все жители столицы отправились на огромную площадь Глашатаев, запрудили прилегающие улицы, поднимались на крыши, гроздьями висели на балконах. Кузнецы и домохозяйки, старики и дети — все, абсолютно все. Торговцы безбоязненно оставляли свои лавки, поскольку знали, что воровать будет некому: все воры и проходимцы пришли на площадь Глашатаев, ибо такова была воля князя. Повелитель Тьмы хотел, чтобы все увидели, что станет с мятежниками. Чтобы каждый вассал знал, чем грозит неповиновение. Чтобы страшная весть достигла каждого Внешнего мира.
      В отличие от прошлых казней, палачи не подвели к эшафоту ни одного оса. Сегодня был день осаров. Праздник элиты семьи Ось, ее гордости, ее разума. Праздник тех, кто повел свой род против Тьмы, и князь желал, чтобы поверженные осары сполна вкусили плоды своего труда. Наелись до отвала.
      И молчаливые жители пристально вглядывались в выходящих цепочкой осаров. Внимательно всматривались в гордые лица, на которых уже лежала печать смерти. И все: зрители и осужденные, палачи и воины, все ждали заката, изредка поглядывая на гигантскую скалу Цитадели. На огромном балконе которой, едва не наступая на облака, в простом деревянном кресле с неудобной прямой спинкой сидел князь Темного Двора.
      Справа от владыки Тьмы на коленях стоял Майранк. Слева — Майла. Стояли, не в силах пошевелиться. Стояли, не в силах отвести взгляд от туманной дымки, в которой отражалась площадь Глашатаев.
      — Война — это не только слава и добыча, — свистящим шепотом произнес князь. — Это боль и страдания.
      Осары молчали. Черная дымка, окутывавшая фигуру владыки Тьмы, слегка задрожала.
      — Война — это достижение цели. Это труд, в котором нет места гордыне.
      Осары молчали. Майранк был холоден и спокоен. По щекам Майлы текли слезы. Солнце зашло, и на освещенной факелами площади пролилась первая кровь. Фрейс, высокий красавчик Фрейс, не смог сдержать крик, и толпа радостно заревела в ответ. И эхом отозвалась Фрейна, которую начали рвать на части одновременно с любимым. Палачи знали, как причинить осарам наиболее мучительную боль: пары надо терзать одновременно, чтобы прочные нити эмоциональной связи раскаленными иглами вонзались в мозг. Палачи знали, их инструктировал лично князь, сумевший глубоко проникнуть в сущность самой цветущей ветви семьи Ось. Среди владеющих первичной телепатией крысоловов не могли не появиться настоящие силачи, способные подчинять себе не только животных, но и разумных существ. И они появились. К несчастью для семьи. Немногочисленные силачи безжалостно ломали слабые головы обычных соплеменников, ставя их в полную зависимость от своих эмоций, своих желаний. Обычные осы служили своим повелителям глазами и руками, их воспитывали в духе полного подчинения и зависимости от богов, а при разрыве этой связи крысоловы превращались в мало что умеющих кретинов… И разве могли повелители отождествлять себя с подобным быдлом? И появилось новое имя — осара.
      — Ваши пальцы никогда не касались холодного железа. Ваши руки никогда не пачкала теплая кровь врага. Вы правили, оставаясь чистыми. Вы правили, посылая на смерть рабов. Вы были выше этого… Но это пришло к вам, — голос князя был скучным. — Это всегда было рядом, просто вы были выше.
      — Если бы можно было проклясть Тьму, я бы это сделал, — глухо прорычал Майранк.
      — Если бы ты умел хоть что-нибудь делать хорошо, на площади Глашатаев сейчас пытали бы гарок, — почти мягко ответил владыка Нави.
      — А что ты уготовил нам? — сорвалась Майла. — Что-нибудь особенное? Хочешь приберечь нашу кровь на День Владыки? Чтобы все видели, что бывает с теми, кто находит в себе силы…
      — Ты же знаешь, что в День Владыки не бывает казней, — напомнил князь. — Это праздник преклонения перед Тьмой.
      — Перед тобой!
      — Несмотря на мой титул, я всего лишь наместник Тьмы в этой Вселенной.
      Майранк с тоской посмотрел на свою женщину:
      — С нами поступят куда хуже, любимая. Нас…
      Но повелитель Нави легким взмахом руки оборвал осара. Князь собирался ответить Майле сам. Он тоже вкушал плоды своего труда.
      — Война — это не только грязь и труд, прекрасная осара. Война — это победа. Достичь ее тяжело, но воспользоваться ею правильно тяжело вдвойне. — Майла, забыв о гибнущих на площади братьях, не отрываясь, смотрела на владыку Тьмы. — Я долго думал о семье Ось. Я смотрел на крысоловов, которых приводили мне гарки, и не видел в их глазах ненависти. Я смотрел на крысоловов и не видел в их глазах жестокости. Я не видел в их глазах ничего… Даже разума. Лишь следы его. Лишь надежду, что когда-нибудь он будет. Они почти неспособны говорить. Они почти неспособны думать. Я смотрел на рабов. Куда больших рабов, чем те, что склоняют предо мной голову в День Владыки. Я смотрел на крысоловов и не мог ответить на вопрос: почему я должен их истребить? И никто из советников не смог ответить мне на этот вопрос. Хотя все они призывали уничтожить ваш род.
      — Клянусь всей злобой Спящего, ты не поступишь так с нами… — Майла поняла. Поняла и ужаснулась. — Нет!
      — Я хочу увидеть разум в их глазах. Хочу узнать, что могут они дать миру. Вряд ли их предназначение заключалось в том, чтобы создать вас, осаров. Возможно, ты обидишься, но я не считаю ваше появление столь уж значительным событием, чтобы в нем была заключена суть существования целой семьи. Я хочу узнать подлинное лицо семьи Ось. Тьма будет ждать… — Князь помолчал. — Тьме интересно.
      Возможно, он улыбнулся.
      — Убей нас! Убей!
      — К сожалению, ваша связь с осами еще слишком тесна, — и снова ужасающая мягкость в голосе. Владыка Нави не издевался, а устало объяснял свои мотивы. — Кому-то придется остаться.
      Следующим жестом он заставил замолчать и Майлу. И повернулся к отражению площади, внимательно наблюдая за действиями опытных палачей, заливающих старые камни кровью поверженных богов.

* * *

      — Я ничего не помнила! Я совершенно ничего не помнила! Я шла по зову сердца!
      Он не ждал от Майлы этих слов, не ждал оправданий. Он просто гладил ее плечи, целовал ее волосы, наслаждался ее чарующим обликом, стараясь снова запомнить каждую, давно известную и любимую черточку. Запомнить и унести с собой в дурман приближающегося сна.
      — Проклятые навы лишили меня памяти!
      Майла заплакала. Майранк поймал на палец соленую каплю, поднес к губам, слизнул. Горький вкус ее слезы показался ему сладким, любимым.
      — Я не хочу быть игрушкой в их руках! — Майла ткнулась лицом в грудь мужчины. На мгновение замерла. Отпрянула, посмотрела в его глаза. — Я не хочу быть послушной воле князя. Если бы я знала… я бы не стала сопротивляться тем, кто хотел убить меня!
      Майранку было больно слышать эти слова. Первая осара желала смерти. Первая осара молила о смерти. Но в запечатанном зале не было никого, кто мог бы помочь Майле. Осара не может лишить себя жизни. Осар не причинит вреда осаре. И даже безжалостный Слепой Волк скорее умрет, чем оцарапает священную кожу осары.
      — Навы хитры…
      Он едва выдохнув эти слова. Эхом отозвался на щемящую боль в глазах Майлы. Нежно провел ладонью по ее щеке.
      — Ты принесла им счастье…
      — Я ненавижу себя за это.
      — Ты снова дала им жизнь.
      — Их жизнь не стоит твоих страданий.
      — А чего стоит их жизнь? — Майранк приподнялся, выпрямил спину — единственное доступное ему действие, — нежно прижал к себе Майлу. — Я часто думаю об этом в своих снах. Тысячи лет мы воспитывали себе слуг, рабов. Тысячи лет мы привязывали их к себе, заставляя безропотно служить…
      — Не говори так, — жалобно попросила осара.
      — Тысячи лет… А теперь мы служим им. Тьма умеет шутить…
      — Не говори так!
      Он заглянул в ее глаза.
      — Я люблю тебя, Майла. Очень сильно люблю. Прости меня. Прости, что не смог одолеть Тьму… Прости, что не смог уберечь тебя от этого унижения…
      — Майранк!
      Первый осар вновь откинулся на спинку ложа, слабо улыбнулся. Закрыл глаза.
      — Майранк! — Первая осара поцеловала своего мужчину в лоб, уронила несколько слез на холодеющую грудь. — Я люблю тебя, Майранк, люблю.
      В запечатанном зале становилось холодно. Ледяной Мрак, отступивший под напором искренней страсти Майлы, возвращался в свои владения. Дыхание Майранка было едва различимым. Слепой Волк вновь превратился в неясную тень на каменном полу. Последний из бесчисленных стай черных тварей, сумевший когда-то пробраться в тюрьму и, благодаря тесной связи с хозяином, оставшийся незамеченным навами. Для холодного Мрака они были единым целым: первый осар и его Волк.
      Безжизненный огонь факелов отразился в помертвевших глазах Майлы:
      — Майранк, Майранк… Душа моя, счастье мое, боль моя…
      Первая осара поправила белую ткань на белой коже любимого, присела, потрепала по загривку спящего Волка и не спеша подошла к открывшимся дверям.
      — Ваш плащ, Майла.
      Тонкая ткань легла на безупречные плечи, прикрыла наготу, отгородила от холода Тьмы. Осы покинули Логово, и пришел ЭТОТ. Теперь она вспомнила его имя.
      — Я тебя ненавижу, Сантьяга.
      — Да, Майла. — Комиссар Темного Двора склонился в вежливом поклоне. — Прошу вас.
      В сумрачном коридоре завертелся вихрь портала.

* * *

      — Там! — Чуя прижался ухом к животу своей женщины! — Там! Я слышу!
      — Рано, — односложно ответила Схана.
      — Слышу! — упрямо отрезал Чуя. — Осаннмма дает слышать. Сын!
      — Дочь, — улыбнулась Схана. — Пусть ее зовут Майсата — Озаренная Майлой.
      — Дочь, — протянул охотник. — Сын.
      Он еще сильнее прижался к женщине. За дверью тихо шуршали крысы. Чуя был счастлив.

* * *

      Майла молчала все время, пока Сантьяга совершал приготовления к аркану. Сидела у камня, сжавшись в маленький комочек, и тоскливо смотрела на сереющее небо. Занималась заря. Еще одна ее заря.
      — Будьте вы прокляты!
      Комиссар сосредоточенно прислушался к шороху, издаваемому ветвями мертвого дерева. Поднял руку, словно ощупывая густеющий от потока магической энергии воздух.
      — Будь проклят ты и твой хозяин!
      — Когда-то давно вы выбрали себе неправильных врагов, осара, — с необычайной почтительностью произнес Сантьяга, не отвлекаясь от своего занятия. — Мне очень жаль.
      — Неправильных врагов?! — Глаза Майлы вспыхнули. — Тогда почему вы не поступили с нами, как с врагами? Почему не уничтожили всех?
      — Потому что осы не виноваты в том, что появились вы, — с холодной любезностью ответил комиссар. — Не виноваты в том, что не сумели побороть вашу силу.
      — И во что вы их превратили? В посмешище? В жалких идиотов, ползающих по Лабиринту? — Она замолчала. Резко отвернулась и тихо продолжила: — Почему вы не хотите оставить их в покое? Почему тащите за собой? Почему тратите столько сил, чтобы продолжать их род?
      — Вы не сумеете понять мой ответ, — вежливо произнес нав.
      — Почему?
      — Потому что они имеют право на жизнь.
      Майла осеклась. Но сразу же взяла себя в руки. Вскочила.
      — Вы просто издеваетесь! Вам нужны рабы, куклы, на фоне которых так хорошо подчеркивается блеск Нави! Вам нужны шуты! А осы… Они ничего не понимают! Они такие же, как тысячи лет назад…
      — Осы развиваются, — невозмутимо ответил Сантьяга. — Тысячи лет назад они были способны думать только тогда, когда рядом были осары. Сейчас они научились самостоятельно принимать решения. Пусть — простые решения, но свои собственные. Они учатся владеть магией. У них появилась склонность к творчеству. У них появилась культура, праздники. Свои собственные праздники. Рано или поздно у осов исчезнет последняя нить, связывающая их с прошлым. Рано или поздно они смогут зачать ребенка не только в Ночь Осаннмма, и тогда они окончательно освободятся.
      — И от вас? — зло спросила Майла.
      — Темный Двор никогда не имел над своими вассалами такой власти, какой обладали вы, осара, — улыбнулся комиссар. — И мы сделаем все, чтобы уничтожить даже малейшие следы вашего правления. Мы порвем нить, и осары окончательно превратятся в фольклорных персонажей.
      — Они забудут о нас… — Кажется, это напугало Майлу больше всего. — Они навсегда забудут о нас! — Она посмотрела на бесстрастного нава, скривилась: — Все правильно… теперь у них другие боги.
      — Да, — жестко ответил комиссар. — Теперь у них другие боги. Но, в отличие от вас, осара, мы рано или поздно оставим осов одних.
      Она была горда.
      Майла Прекрасная. Майла Нежная. Майла, принцесса Ось. Первая осара.
      Она высушила злые слезы. Она скинула плащ и, уверенно поведя плечами, встала на указанное навом место. Она почувствовала колоссальную мощь энергетического потока, но даже не вздрогнула. Зато вскинула подбородок и презрительно посмотрела в черные глаза Сантьяги.
      — Перхт'дуа оарта пэр.
      Если величественное поведение осары и произвело впечатление на комиссара, то он никак этого не показал, оставшись спокойным и сосредоточенным.
      — Кей'саа марана чурато!
      Меч появился в воздухе. Материализовался из стремительной реки магической энергии. Длинный, двуручный, блестящий. Меч палача. Осара закрыла глаза и не увидела, как первым движением Сантьяга мягко выдернул оружие из потока, а вторым, еще более плавным, ловко отрезал Майле голову. Очень ловко. Осара не шевельнулась, продолжала стоять на ногах, и только красная полоска на шее показывала, что тело Майлы только что разорвала холодная сталь.
      — Соаразар туэн соаразар!!
      Майла медленно растворялась в бушующем водовороте магической энергии. Сантьяга отбросил в сторону меч — он исчез, не достигнув земли, — вытащил хрустальный флакон и запечатал уходящую осару кровью властелина Тьмы.
      Ночь Осаннмма закончилась.
      Комиссар тяжело вздохнул, несколько минут постоял на месте, покачиваясь с мысков на пятки и щурясь на поднимающееся солнце, затем задумчиво провел рукой по холодному камню, медленно подошел к мертвому дереву и снова вздохнул, увидев у его корней маленькие зеленые побеги. Легкий порыв веселого утреннего ветра качнул мертвые ветви, зашуршала трава, повеяло холодом от камня. Сантьяга присел на корточки и аккуратно срезал перочинным ножом зеленую поросль.

      Ночная тьма плотно окутала землю. Стоило солнечному диску спрятаться за массивными горами, как непроглядный мрак молниеносно вступил в свои права, и небольшая вертолетная площадка оказалась освещенной лишь отблесками с заставы. Можно было бы включить посадочные огни, но майор не хотел торопить события: свет превращал площадку в яркую витрину, мечту любого снайпера, и огни вспыхнут в самый последний момент, когда идущая к заставе вертушка окажется совсем рядом. А до тех пор пилотам придется ориентироваться только на маяк и свою аппаратуру. Ориентироваться среди скалистого хаоса Бороды Дьявола в непроглядной тьме, проходя над камнями на минимально возможной высоте: помимо снайперов, в горах промышляли любители переносных зенитных комплексов. Другими словами, рискнуть отправиться на заставу ночью мог или профессионал, или самоубийца, но в вертушке — майор знал точно — самоубийц не было, а потому офицер поудобнее устроился на еще теплом камне и внимательно прислушивался к ночным звукам, пытаясь уловить ровное гудение двигателей.
      — Петрович, радист сказал, был позывной? — Подошедший к начальнику заставы сержант Лесков кашлянул и выдохнул порцию дыма. Курил он в кулак, полностью скрывая предательский красный огонек.
      — Был, — кивнул майор.
      — Давно? — Сержант пристроился рядом с командиром.
      — Двадцать минут назад.
      Возможно, в какой-нибудь другой воинской части подобные взаимоотношения между офицером и солдатом показались бы неуместными, но здесь, на Бороде Дьявола, царили свои законы. Законы войны.
      После распада Империи проблема наркотраффика из Афганистана встала очень остро. Вожди бывших колоний оказались неспособными защитить границы от агрессивных соседей, а то и вовсе участвовали в прибыльных операциях, справедливо полагая, что это куда интереснее выращивания хлопка. Волна дешевого героина покатилась на север, и только пограничники, оставшиеся на старых, еще имперских кордонах, противостояли караванам белой смерти. Борода Дьявола, официально непроходимая, а на деле испещренная десятками тайных троп, считалась одним из самых сложных районов погранотряда. Столкновения с басмачами вспыхивали здесь едва ли не каждую неделю, и поэтому не было ничего необычного в том, что начальник заставы и самый опытный его подчиненный общались куда свободнее, чем предписывал устав. Лесков служил на Бороде Дьявола уже пятнадцать лет, последние пять под командованием майора, и пользовался его безграничным доверием.
      — Должны уже быть. — Сержант затушил сигарету.
      — Сейчас появятся.
      И в подтверждение этих слов до пограничников донесся ровный гул двигателей.
      — Пришли.
      Сержант поежился — ночь принесла совсем не летнюю свежесть, и замер, прислушался: кто-то приближался к площадке со стороны заставы.
      — Утром дождь будет, — негромко произнес Лесков.
      — Два дня дождь будет, — буркнул майор. — Завтра и послезавтра.
      Им не нужны были сводки метеорологической службы: годы на Бороде приучили их чувствовать изменения погоды интуитивно.
      — Согласен.
      Гул вертолета стремительно нарастал. Пилоты продолжали идти очень быстро, планируя резко сбросить скорость перед самой площадкой.
      — Пижоны, — пробормотал майор.
      — Они всегда пижонят.
      — Кто они?
      Произнося последнюю фразу, Лесков знал, что последует подобный вопрос. Он догадался, кто подошел к площадке, и бросил реплику специально для них.
      — Кого встречаем?
      — Смежников, — медленно ответил майор.
      — Смежников? — слегка удивленно переспросил один из подошедших офицеров.
      — Армейский спецназ, — уточнил начальник заставы. Майор без восторга отнесся к появлению на заставе двух офицеров ФСБ. Они прибыли с вертушкой три дня назад, предъявили специальное распоряжение директора Пограничной службы об оказании полного содействия, но до сих пор ничего не предпринимали и не делились никакими планами. Чего-то ждали. Теперь Петрович догадался чего: ждали караван. Караван, о котором не знала разведка пограничников. Но раз появились армейцы, значит, караван идет, в Генштабе ошибались редко. Майор незаметно усмехнулся. Нюхачи не знали, что за караваном придут армейцы… Интересно, как его поделят эти две конторы?
      — Вояки?
      Фээсбэшники переглянулись.
      — Что они здесь забыли?
      — Прилетают иногда, — пожал плечами майор.
      — Почему нас не предупредили?
      — Они не предупреждают, — ответил сержант. — Дают позывной минут за двадцать до вертушки, и привет.
      В голосе Лескова присутствовала некая вальяжность, которую иногда позволяет себе старослужащий по отношению к необстрелянному офицеру, но фээсбэшники уже знали, что позволено сержанту, и не пытались поставить Лескова на место.
      И все же недовольно поморщились.
      — Зачем они прилетели?
      Вертолет завис над площадкой, и вопрос потонул в шуме двигателей.
      — Крутая игрушка, — протянул один из нюхачей, и его приятель, который с трудом расслышал реплику, согласно кивнул.
      Игрушка у армейцев действительно была отличная. Плавные, обтекаемые линии, абсолютно черное покрытие — даже стекла затемнены, — машина была не военная и не российская, но явно быстрая. Вооружение отсутствовало, а в салоне могло разместиться десять-пятнадцать человек.
      — Почему без опознавательных?! — крикнул фээсбэшник, но майор лишь пожал плечами.
      Едва машина коснулась земли, дверца по правому борту распахнулась и из вертолета ловко выпрыгнул невысокий плотный мужчина в черном комбинезоне без знаков различия.
      Он коротко махнул рукой — выкрикивать приветствия было бесполезно, — улыбнулся, вытащил из салона связанного барашка и, легко забросив его на плечи, направился к встречающим.
      — Привет, майор, как служба?
      — Твоими молитвами, — усмехнулся Петрович, но руки не подал — гость никогда не здоровался так.
      И еще он не терпел табачного дыма.
      — В моих молитвах тебе лучше не оказываться, — рассмеялся пришелец. — Здорово, сержант, дрова на заставе есть?
      — Для такого дела найдем.
      — Вот и отлично.
      — Может, вы представитесь? — нелюбезно предложил один из фээсбэшников.
      Армеец вопросительно посмотрел на начальника заставы, и тот, отвечая на взгляд, неохотно проворчал:
      — Капитан Чекряев и капитан Дорохов. ФСБ.
      — Ого. — Гость с веселым интересом оглядел офицеров. — Полковник Треми, Генеральный штаб.
      — Из поволжских немцев? — некстати поинтересовался Чекряев.
      Треми прищурился.
      — Из поволжских негров. Часика через два, господа, будет шашлычок. Милости прошу к столу. — И перевел взгляд на Лескова. — Сержант, дрова.
      — Так точно, господин полковник!
      Фээсбэшники машинально отметили, что с этим офицером старослужащий не позволял себе ни намека на вальяжность.

* * *

      — Район кошмарный, тропок полно, и по какой из них пойдет караван, проводник выбирает едва ли не в последний момент. Закрыть территорию наглухо нереально. Мы это знаем, басмачи это знают, и Треми это знает. Поэтому его вертушка обходит Бороду вот так, по широкой дуге. — Майор провел пальцем по карте. — Полковник бросает своих людей, и они начинают поиск. Обычно им требуется часа два на выход к цели. Затем выполнение задачи и отход по короткой тропе. Сбор на заставе. — Петрович зевнул. — Я уже предупредил дозоры, мешать ребятам никто не будет.
      — Откуда они получают информацию?
      Майор развел руками.
      — Понятия не имею. Но она всегда точна.
      — Та-ак, — угрюмо протянул Чекряев — А что значит: выполнение задачи?
      Петрович закурил и задумчиво выпустил под потолок облако дыма.
      — Вы ждете караван?
      — Да, — поколебавшись, кивнул фээсбэшник.
      — Можете больше не ждать.
      Ответить капитан не успел. В кабинет начальника заставы вошел Дорохов, молча склонился к сидящему за столом напарнику и быстро прошептал ему на ухо несколько слов.
      — Пусть он слышит, — дернулся Чекряев.
      Дорохов выпрямился и жестко посмотрел на майора.
      — В штабе базы ничего не известно о группе полковника Треми. Вояки не посылали на Бороду спецназ.
      В кабинете стало очень тихо.
      — Что происходит, Юрий Петрович? — негромко спросил Чекряев. — Кто эти люди?
      — Вы еще не поняли? — спокойно поинтересовался начальник заставы.
      — Мы хотим услышать ответ.
      Петрович невозмутимо стряхнул пепел.
      — О том, что на Бороду ходит спецназ военной разведки, мне рассказал предыдущий начальник заставы. Захар Треми впервые появился здесь через два месяца после моего назначения, а с ним пришли шифровки из Пограничной службы и из Генерального штаба. Оказывать полное содействие.
      — Почему о Треми не знают в штабе базы?
      — Это привычка к допросам или вы действительно не понимаете?
      — Отвечайте на вопрос!
      Петровичу очень хотелось вывести нюхачей из себя, взбесить, но еще больше он хотел увидеть их вытянувшиеся лица, а потому неспешно продолжил:
      — Захар и его люди — профессиональные убийцы из военной разведки. Не знаю, зачем они прилетают на Бороду: потренироваться или на экзамены, но цель у них простая… — Майор затушил сигарету. — Они приходят, бьют караван и уходят. Но бьют по-настоящему: всех, под корень. Только пару пленных с собой забирают, и все. Остальных басмачей мы находим с отрезанными головами.
      — Что за бред? — скривился Чекряев. — Почему о них неизвестно базе?
      — Потому что мне приказано ловить караваны и сдавать басмачей туземным властям, которые через неделю отпускают их на свободу, — объяснил Петрович. — А полковник прилетает с конкретной целью — убить. Законы и политическая обстановка его не волнуют, ему бойцов готовить надо. Он выбирает караван пожирнее, где охрана побольше, режет басмачей, сдает мне наркоту и уходит. А я потом записываю на заставу боевое столкновение.
      Майор посмотрел на нюхачей.
      — Теперь вы понимаете, почему никто не признает, что направил сюда группу Треми?

* * *

      Запах жареного мяса дурманил голову. Треми уже отправил первую порцию шашлыка на угли — за приготовлением приглядывал Лесков — и теперь заканчивал разделывать тушу.
      — Сегодня особый набор специй, — улыбнулся он подошедшему майору. — Ребята привезли из Южной Америки — пальчики оближешь.
      Руки полковника были густо перепачканы теплой кровью.
      — Я чувствую, — кивнул Петрович, втягивая дразнящие запахи.
      Он присел возле костра и налил себе красного. Полковник привозил не только мясо — около камня лежал рюкзак с десятком бутылок дорогого вина.
      — Как твои?
      — В порядке, — улыбнулся Треми и покосился на стоящую у ног включенную рацию. — Вышли на цель.
      — А летчики не придут? — спросил Чекряев.
      — Они не любят шашлык, — спокойно ответил полковник.
      Пилоты всегда оставались около вертолета, рассаживались с разных сторон от машины, клали на колени автоматы и терпеливо ждали возвращения группы. Как собаки. В самую первую встречу Петрович, слегка перебрав вина, хотел сходить, отнести им шашлык, но Захар отсоветовал. «Будут стрелять», — коротко сказал Треми, и желание угощать летчиков у майора пропало. Зато возросло уважение к плотному полковнику, установившему в своем подразделении поистине железную дисциплину.
      Фээсбэшники перестали бродить вокруг костра и присели рядом с Захаром.
      — Полковник…
      — Можно просто Захар.
      — Хорошо. Захар, ваши люди пошли на Бороду…
      — Да.
      Черный нож с легкостью рассекал парное мясо и даже некрупные кости. Слегка изогнутый черный нож. Чекряев впервые видел такую форму клинка, но решил не заострять на этом внимание.
      — С той стороны идет караван.
      — Это секретная информация, — усмехнулся Треми, не глядя на фээсбэшников. — Откуда вы знаете?
      — Там караван.
      — Там никого нет.
      — Вы должны отменить операцию.
      Захар бросил в ведро последний кусок мяса, воткнул нож в землю, медленно вытащил — Чекряев обратил внимание, что лезвие полностью очистилось от крови, — и покачал головой:
      — Поздно.
      — Вы обязаны это сделать! — не выдержал Дорохов.
      — Не обязан.
      — Неужели?
      Захар с улыбкой посмотрел на фээсбэшников.
      — Не обязан хотя бы потому, что сейчас на Бороде Дьявола нет подразделения армейского спецназа. Там только погранцы нашего уважаемого хозяина. Под утро они примут бой и победят. — Треми убрал нож. — Возможно, кто-то из них получит правительственную награду, а Петрович — благодарность за перехват крупной партии героина.
      Полковник подмигнул начальнику заставы. Майор криво ухмыльнулся.
      — Отзовите своих людей!
      — Вы что, никогда не принимали участия в боевых операциях? — негромко и неожиданно серьезно спросил Захар. — Даже если бы я захотел вам помочь, то не стал бы. Группа вышла на исходную. Передовое охранение каравана уничтожено. Максимум через десять минут начнется бой, отменить его — значит подвергнуть опасности бойцов.
      — Черт! — вырвалось у Дорохова. — Вот ведь идиотизм!
      Треми взял свой стакан с вином и сделал маленький глоток.
      — Я помешал?
      — С караваном идет наш осведомитель, — угрюмо произнес Чекряев. — Мы прилетели, чтобы встретиться с ним.
      Еще один глоток вина.
      — Мне жаль.
      — И все? Тебе просто жаль?!
      — Шашлык действительно удался, — мягко произнес Захар. — Угощайтесь, рекомендую.
      — Ты еще не понял, полковник?! — рявкнул Дорохов. — У тебя будут крупные неприятности!
      И охнул.
      Потому что ночную тишину разорвал вой. Чудовищный, невозможный вой. Была в нем тоска и ярость. Агрессия и жажда крови. Звериная жестокость и холодное, тщательно продуманное обещание смерти. Вой заставил похолодеть души военных, принес почти физическую боль: побледневший Дорохов сжал виски.
      — Что это было? — упавшим голосом спросил Чекряев.
      — Мороз по коже, да? — почти дружелюбно протянул сержант. — А теперь представь, капитан, каково этот вой басмачам слышать. Ночью. На Бороде Дьявола.
      И одним глотком осушил свой стакан. Начальник заставы последовал примеру Лескова.
      — Что это было? — Чекряев посмотрел на Треми.
      — Операция началась, — ответил Захар. Он явно был недоволен произведенным эффектом и, взяв в руки рацию, уменьшил громкость. — Это позывной моих бойцов.
      — Позывной?
      — Я этому крику в Африке научился, — буркнул полковник. — И своих научил. Для ночных операций очень неплохо.
      Он усмехнулся и тихонько завыл. Совсем негромко, гораздо тише и слабее, чем крик, пришедший из динамика ации, но внутри у офицеров вновь похолодело.
      — Прекратите!
      — Меня напугать сложно, — вздохнул Лесков, — но вам, господин полковник, это удалось. Я когда ваш фирменный позывной первый раз услышал, едва не обмочился, не к столу будь сказано.
      Начальник заставы посмотрел на фээсбэшников. Чекряев перехватил его взгляд и, поколебавшись, кивнул: все понятно. Людям, которые умеют ТАК кричать, ничего не объяснишь: они почувствовали запах крови и не остановятся ни за что.
      — Угощайтесь, — повторил Захар, протягивая капитану шампур.
      Шашлык был отличный, в меру прожаренный, остро пахнущий неведомыми южноамериканскими специями и дымом.

* * *

 
Вершины белые,
Но в легкой дымке кровь,
Что твой клинок оставил этой ночью…
 
      Они появились под утро. Примерно за час до рассвета. Заранее дали короткий сигнал на рацию Треми, и пилоты принялись готовить «вертушку» к полету.
      Цепочка одетых в черное спецназовцев была едва различима в предрассветном сумраке, но Захар, который, ко всему прочему, оказался отличным собеседником и неплохим поэтом, сумел разглядеть группу издали. Он удовлетворенно хмыкнул, поднялся на ноги, легко запрыгнул на высокий камень и замер, словно пересчитывая своих людей.
      — Хорошо идут, — сдержанно похвалил спецназовцев подошедший к камню Чекряев. — Быстро.
      Выпитое вино слегка улучшило настроение фээсбэшника.
      — Торопятся, — улыбнулся полковник и посмотрел на сереющее небо.
      Двигались люди Треми действительно быстро. Даже очень быстро, если учесть, что каждый из них нес на плечах увесистый мешок с героином. Чекряев пробежал взглядом по цепочке. Семнадцать человек. А с караваном должно было идти не менее сорока басмачей. Неплохая статистика. Как там выразился Петрович: «Профессиональные убийцы на экзаменах»? Похоже на то. Капитан вздохнул, собрался вернуться к костру, но замер, наконец разглядев, что двое из этих семнадцати не были спецназовцами: широкие штаны, длинные рубахи… Пленные!
      — Полковник, вы берете пленных?
      — Это мое дело, — с холодной любезностью ответил Треми.
      — Зачем они вам?
      — Что за дурацкий вопрос, капитан? Неужели вы думаете, что военной разведке не о чем побеседовать с басмачами?
      Мешки с героином спецназовцы бросили у края вертолетной площадки. Молча подбежали к спрыгнувшему с камня Треми и построились в шеренгу. Молча. Не произнеся ни слова. И ни намека хоть на какой-нибудь рапорт. Тяжело дышащих пленных молча заставили встать на колени в конце строя. Руки на затылке. Глаза опущены. Сами спецназовцы, как отметил Чекряев, дышали ровно и спокойно, словно не было позади бессонной ночи, боя и изнурительного марш-броска по Бороде Дьявола. И еще капитан заметил, что черные комбинезоны бойцов запачканы кровью. У всех.
      Треми медленно прошел вдоль строя, остановился у пленных, помолчал и коротко приказал:
      — Уходим. — И обернулся к начальнику заставы: — Майор, спасибо за гостеприимство…
      — Стоять!
      Чекряев подскочил к одному из пленных.
      — Мустафа!
      В глазах басмача на мгновение мелькнула надежда. И сразу же исчезла, уступив место обреченной покорности.
      — Мустафа! — Чекряев посмотрел на Захара. — Захар, это мой человек!
      — Это мой пленный, — сухо напомнил полковник.
      Дорохов подошел поближе и набычился, недружелюбно глядя на Треми. Чекряев искренне надеялся, что напарник не сорвется, — он рассчитывал договориться с Захаром.
      — Вы, наверное, не поняли, полковник, — тихо сказал Чекряев. — Этот человек мой осведомитель. Он работает на ФСБ. Он наш человек. Отдайте его.
      — Этот человек должен был умереть несколько часов назад, — ровным голосом произнес Треми. — То, что он до сих пор жив, ничего не меняет — это ненадолго. Мне бесконечно жаль, капитан, но я уже советовал вам забыть о караване.
      — Не надо, русский, — хрипло проронил Мустафа, поднимая глаза на Чекряева. — Они не отпустят… — Басмач каркнул: то ли кашлянул, то ли издал смешок. — Я ведь знаю, кто они…
      Стоящий рядом спецназовец молча ударил Мустафу в голову. Ногой. Коротко и очень ловко. Чекряев даже не сразу понял, что случилось, — неясное движение человека в черном, и потерявший сознание осведомитель начинает заваливаться на бок. А когда капитан понял, что произошло, то уже не смог сдерживаться. Он крикнул что-то грубое и бросился к Треми, на ходу вытаскивая из кобуры пистолет…
      Когда к Чекряеву вернулась способность здраво оценивать происходящее, он понял, что все закончилось не так уж и плохо: его не убили. Капитан лежал на спине, и острый камешек больно врезался в позвоночник. В щеку грубо упирался автоматный ствол, а перед глазами находился запыленный армейский ботинок: кто-то наступил фээсбэшнику на грудь и крепко придавил к земле.
      — Полковник, — позвал Чекряев. — Полковник.
      — Пусть он повернет голову, — разрешил Треми.
      Автоматный ствол чуть отодвинулся, и капитан получил возможность оглядеть всю сцену. Здоровяк Дорохов находился в точно таком же положении, что и он: распластан на земле, над ним человек в черном. Мустафы и второго басмача не было видно, видимо, спецназовцы затолкали пленных в вертолет.
      — Захар, вы только что совершили преступление, — процедил Чекряев. — Майор, вы обязаны оказывать мне полное содействие.
      — Вы хотите, чтобы я поднял заставу? — осведомился Петрович.
      — А если хочу?
      — Боюсь, я даже не смогу поднять руку без их разрешения, — улыбнулся майор. — Разве не видите?
      Спецназовцы не тронули пограничников, но рядом с начальником заставы стоял человек Треми. Стоял молча, не шевелясь и не проявляя никакой агрессии. Но Чекряев уже знал, как мало нужно времени людям полковника, чтобы начать убивать.
      — Я с ними воевать не собираюсь. Мне достаточно басмачей.
      — Мы уходим. — Захар слегка склонил голову. — Господа, мне жаль, что наша встреча закончилась подобным образом.
      Чекряев дернулся, почувствовав укол в шею, и тут же затих. Только успел подумать, что прикоснувшиеся к нему пальцы были необычайно холодны. Контролировавший капитана спецназовец деловито проверил пульс, задрал веко и кивнул:
      — Спит.
      Бойцы Треми черными тенями исчезали в вертушке. Полковник задумчиво прищурился на сереющее небо.
      — Майор, а ведь ты зря не подчинился нюхачам. Теперь проблемы будут.
      — Пошел ты… — беззлобно ругнулся пограничник. — Лучше неприятности по их линии, чем твой нож в сердце.
      Захар усмехнулся.
      — Я бы не стал тебя убивать, майор. Мы сюда басмачей бить приходим, а не своих.
      — А что ты со мной сделал бы? — заинтересовался пограничник.
      — Накостылял бы. А вот нюхачей бы шлепнул. Ты им жизнь спас, майор.
      — Я сюда басмачей бить поставлен, а не своих, — словно эхо откликнулся Петрович. — Удачи, Захар!
      — До встречи!
      Черная вертушка плавно поднялась с земли и устремилась вдоль Бороды Дьявола.

      Когда Тереза увидела его впервые, он уже был героем.