Чудовищно жестокие истязания рабов. И еще более жестокие расправы с восставшими. Длинная дорога крестов с распятыми воинами Спартака.
      Живые факелы Нерона.
      Зверства Тиверия, Гитлера и всяких других тиранов.
      Крестоносцы! Инквизиторы! Кортес! Походы европейских и азиатских властителей! Бесконечные междоусобицы всяких феодалов и удельных князей... Люди, люди, сотни тысяч, миллионы людей гибли и страдали от ран, эпидемий, голода...
      Варфоломеевская ночь!
      Чингисхан. Батый. Один из восточных завоевателей, приказавший соорудить пирамиду из живых пленных и гордо взошедший на эту гору агонизирующих тел.
      Истребительные войны между отдельными государствами. Мировые войны. Напалм, огнеметы, живые горящие человеческие тела. Майданек. Освенцим. Треблинка и многие-многие лагери уничтожения.
      Атомные бомбы, мгновенно сжегшие сотни тысяч жителей Хиросимы и Нагасаки!
      Еврейские погромы! Армянская резня! Жестокости куклуксклановцев, суды Линча! Разве можно перечислить хоть миллионную часть человеческих страданий, причиненных людьми же!
      Всё это капли в необозримом океане страданий, которым люди подвергали себе подобных.
      Только теперь, на вынужденном досуге, Пьер по-настоящему вник в историю. Не зная основательно историю человечества, невозможно знать как следует себя и своих современников.
      Человек! Такое хрупкое создание, сочетание миллиардов клеток, чудесно дифференцированных и организованных многими тысячелетиями эволюции. Тончайшие живые ткани с их сложнейшей симфонией взаимных связей, химизма, микротоков. Человек - его и теперь еще преследуют болезни, подстерегают опасности, рано или поздно ждет смерть. Как же его надо беречь! А в минувшие эпохи опасностей было в тысячи раз больше, и вообще жизнь была намного короче. И все же люди сами зверски мучили, истребляли других людей.
      Но во все времена существовали люди, которые любили людей всеми силами души. И победили в конце концов они, а не человеконенавистники. Почти четыреста лет назад великий человеколюбец Радищев написал: "Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвленна стала". Эти слова рядом с другими памятными изречениями выбиты на здании Пантеона Человечества. Победил Радищев, а не Нерон, не Гитлер.
      "А ведь сколько раз я читал эти слова и не прочувствовал их как следует! А должен был! - писал Мерсье. - Без любви к людям нет подлинной литературы и искусства. Без нее немыслимы были бы Шекспир, Гете, Чехов, Пушкин, Мопассан. "Последний день Помпеи" - картина Брюллова... Я так часто стоял перед ней. Что интересовало меня, геолога и вулканолога? Бешеное пробуждение Везувия. Ну да, я видел на этом полотне гибнущих людей. Но почувствовал ли я их трагедию?
      Теперь я понимаю, что эта картина вовсе не об извержении, а о людях. О том страшном потрясении, которое они испытали - и все вместе, и каждый в отдельности.
      А ведь эта картина напоминает о всех великих потрясениях, пережитых человечеством. Художник, живший за несколько столетий до нас, видел каждого из изображаемых им людей. И значит, он был душевно гораздо здоровее меня.
      А те, кто всходили на костер и эшафот, кто страдали на каторге и в ссылке за то, чтобы приблизить счастье человечества! Бруно, декабристы, Вера Фигнер, Морозов, Уриэль Акоста... Разве перечислишь! Знал я все это? Знал, конечно, как и все. Вспоминал? Очень редко. Дело - да, нужное человечеству дело заслоняло для меня эти мысли о них.
      Победили борцы за счастье людей, а не рабовладельцы, не деспоты и тираны.
      Сейчас по вине других людей страдают люди очень редко. Но катастрофы не исключены: достигнув одной огромной и трудной цели, человечество всегда будет ставить перед собой другую, еще более огромную и трудную. А пути в неведомое всегда трудны, опасны, могут грозить гибелью людей.
      Есть и теперь мучительные страдания неразделенной любви, горечь творческих неудач, страх неизбежной смерти и тяжкая, неутолимая боль от невозвратимой потери близких.
      А думал ли я о страдающих людях?
      Думал, конечно. Не думать невозможно. Но думал абстрактно. Не болел болью отдельного человека. И не радовался его радостью.
      Как хорошо работают моечные машины: взяли с транспортера посуду, в несколько мгновений привели ее в порядок. Сколько раз я любовался их работой. И радовался оттого, что не надо делать это руками, как когда-то. Их конструкторы с любовью думали о людях, которые будут ими пользоваться, оттого эти машины так совершенны. А вот представлял ли я себе наглядно мужчину, женщину, ребенка, которым легко, у которых отдыхают мозг, нервы, мышцы, не занятые скучным делом, чтобы сохранить силы для интересного? Нет, не представлял, это скользило мимо меня.
      Ну хорошо, надо, безусловно надо любить современников. А тех, которые отделены от нас столетиями и тысячелетиями прошлого и будущего? Ведь их еще или уже нет.
      Наверно, они есть. Человечество - единое целое в своем прошлом, настоящем и будущем. Современники наши - лишь звено в этой неразрывной цепи. В каждое мгновение настоящее превращается в прошлое, а будущее - в настоящее. Мы всегда работаем для будущего - как можно не любить тех, для кого работаешь? Потомки это мы в будущем.
      А те, которые были до нас, - ведь мы их живое продолжение. И неверно, что от них остались только атомы, вошедшие в общий круговорот материи. После них осталась преображенная ими Земля, весь накопленный объем знаний, произведения искусства и литературы - всё, что они сделали, чем мы живем и что продолжаем. Они - это мы в прошлом.
      Не любя предков и потомков, невозможно любить современников.
      Но разве можно любить целиком все прошлое человечество? Разве можно любить Торквемаду, Петлюру, палачей, садистов, деспотов - а их так много было!
      Нет, конечно, нельзя. Но противоречия никакого нет. Надо любить людей. Но те, кто по своему желанию причиняют страдания другим, - не люди".
      Далее Мерсье рассказал о том, что пришлось ему пережить после запрещения работать. На своем опыте он убедился в том, как тягостна вынужденная праздность. Она ничего общего не имеет с добровольной праздностью ради отдыха. Быть оторванным от всякой работы, да еще на неопределенный, быть может очень длительный, срок! Ничего не может быть страшнее и мучительнее. И только то доброе есть в этом угнетающем состоянии, что оно дало Пьеру возможность и время тщательно размыслить о своем тяжком недуге и хорошо понять его.
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      Каждый читатель пытался поставить себя на место Мерсье. И тогда ему казалось, что он попал в тесное замкнутое помещение, не ограниченное ни стенами, ни крышей, но из которого тем не менее нет выхода, и даже биться головой о стену нельзя, так как нет стены. А деваться тоже некуда.
      Но вот работа над книгой закончена. Пьер почувствовал себя опустошенным, погрузился в апатию. До него смутно, как из другого мира, доходили отклики на его исповедь. Словно в полусне, он разговаривал с женой и дочерью, подчас невпопад отвечал им. Анна, прочитав книгу в один присест, прилетела к родителям, возбужденная, полная желания сейчас же высказаться. Но, увидев отца, сразу поняла, что сейчас не следует говорить с ним об этом.
      Трудно сказать, сколько времени продолжалось бы такое самочувствие Пьера, если бы не произошло нечто совершенно неожиданное. Его вызвали по теле. Появился Олег Маслаков.
      - Пьер Мерсье, - назвал он по имени и фамилии, как было принято при официальных обращениях, - мне необходимо поговорить с тобой.
      Председатель Мирового Совета говорил очень сдержанно, но Пьер заметил в его взгляде уже знакомое отечески заботливое выражение.
      - Я слушаю тебя, - тихо сказал он.
      - Нет, это очень важный разговор. Если можешь, прилети, буду ждать.
      Глава 16
      По знакомой трассе
      Казалось бы, нынешние средства связи почти совершенны. Человек, находящийся даже на другом земном полушарии, во время разговора как бы присутствует возле тебя, ты видишь его во весь рост, объемно. Правда, не можешь пожать ему руку или обнять его. Но изобретатели работают над передачей осязательных ощущений. Первые опыты уже дали обнадеживающие результаты. Среди электромагнитных волн передатчика выделены такие, которые передают ощущение прикосновения. В приемнике заложены рецепторы, моделирующие кожные осязательные тельца. Прикасаясь к объемному изображению сколь угодно отдаленного предмета, вы ощущаете сопротивление. Но пока - только это. Рецепторы еще не дифференцированы настолько, чтобы различать ощущение прикосновения к неодушевленному предмету или к живому телу, к чему-либо твердому или жидкому. Они не различают ни характер, ни силу ощущения и к тому же ненадежны в работе - часто отказывают. Поэтому их еще не вводят в серийные приемники. Но изобретатели не сомневаются в конечном успехе: они знают, какими младенчески беспомощными были первые шаги телефона, радио, телевидения. А пока теле не может полностью заменить личное общение.
      Но какой же будет разговор?
      Пьер всю дорогу думал об этом. Он догадывался... Но гнал прочь неясную догадку, боясь ошибиться.
      И вот, опустив плечи, он сидит против Маслакова, смотрит в глубоко запавшие карие глаза.
      Время председателя Мирового Совета насыщено до предела. Он не может тратить его на подготовительные фразы. И, стараясь внешне безразличным тоном смягчить впечатление, говорит:
      - Пьер Мерсье, ты должен работать.
      Пьеру кажется, что он не совсем расслышал. И он задает ненужный, пожалуй, вопрос:
      - Ты прочел мою книгу?
      - Да.
      - У тебя для этого нашлось время?
      - Я теперь мало читаю. Но эту книгу невозможно не прочесть.
      После короткой паузы Пьер спросил:
      - Какого мнения другие члены Совета?
      - Такого же.
      - Но... как отнесутся все люди к такому решению Совета?
      - Подавляющее большинство одобрит.
      - Откуда ты знаешь?
      - Мы знаем общее настроение - иначе каким бы мы были Мировым Советом? Прости меня, Пьер (неофициальное обращение радостно взволновало Мерсье), я так занят. Где ты хотел бы работать?
      Не раздумывая, Мерсье ответил:
      - Там!
      - Думаю, ты прав.
      Пьер вышел выпрямившись, словно сбросив тяжкий груз.
      Вернувшись домой, он застал жену и рассказал ей о происшедшем. Ольга ни на минуту не усомнилась, что ему следует отправиться туда. За какую бы работу он ни взялся на Земле, все его помыслы будут там. Здесь, на Земле, теперь никакая работа не даст ему полного удовлетворения. Но... предстоит разлука, неопределенно долгая. И конечно, опасности.
      Нет, она вовсе не подумала отговаривать его. Но они так привязаны друг к другу...
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      Анна прилетела проститься с отцом. Зная ее порывистый характер, Пьер боялся сильных проявлений огорчения из-за его предстоящего отъезда. Но этого не было. Анна наполнила квартиру быстрыми движениями, веселым смехом, бравурными музыкальными импровизациями.
      Но в последние минуты перед расставанием она, несмотря на предостерегающие взгляды матери, упала головой на плечо отца и разразилась рыданиями, бурными, как весенний грозовой ливень перед тем как вспыхнет многоцветная радуга.
      Межпланетный корабль стартовал с искусственного спутника Земли. Сюда Пьера и несколько десятков молодых людей доставила ракета промежуточного сообщения.
      И вот Пьер и его спутники заняли места в просторной каюте, в креслах, мгновенно принявших форму их тел.
      Из всех пассажиров корабля до сих пор одному Пьеру доводилось совершать космические путешествия. Но и остальным не был незнаком вид каюты: они неоднократно проходили тренировку в ее макете. Все прониклись важностью момента: впервые они прощаются с Землей. И как прощаются! На неопределенный срок, может быть, и на очень долгий. А иные - кто знает? - возможно, и навсегда. Все они - энтузиасты освоения Венеры и намерены стать ее постоянными жителями. Когда-нибудь их назовут на Венере старожилами. Но у всех ли хватит выдержки устроить там для себя новую жизнь? Сил и энергии для преодоления трудностей и опасностей наверняка хватит, ведь это всё специально отобранные люди, сами решившие в корне изменить свою жизнь. Но преодолеют ли они властное влечение к милой, старой Земле, своей родине? И если справятся с этим влечением, то ценой каких душевных усилий...
      Так думал Мерсье о своих спутниках, молча вглядываясь в их лица - в каждое в отдельности.
      Уже через минуту после старта голубое небо стало угольно-черным. Звезды перестали мерцать, превратились в неподвижные слабые точки. Но их было много больше, чем видно с Земли сквозь толщу атмосферы.
      За всеми думами и переживаниями не так уж сильно дало знать о себе ускорение. Вторично пришлось почувствовать его при старте со спутника, когда большая венерианская ракета ринулась в пространство, оставив за собой кратковременный яркий огненный след.
      Пьер смотрел на покинутую Землю. Огромный зеленовато-голубой шар объемный, как в стереоскопе, - висит в пространстве. Медленно-медленно поворачивается он. Облака попеременно закрывают различные его части. Звездочкой блеснуло в их разрыве отраженное океаном Солнце. А вот смутные очертания Европы. Еще можно различить центральную ее часть. Пьеру кажется, он видит, как блестят снежные вершины. Вон там, наверно, Альпы, Монблан, Салев. И совсем близко оттуда Женевское озеро. Нет, сколько ни напрягай зрение, озера не различишь. Но каким-то другим, внутренним зрением Пьер видит и побережье, и тот маленький домик... Наверно, в этот момент сидят они там вдвоем - Ольга и Анна. Конечно, Анна в такой час не оставила мать одну. Они говорят о нем... А может быть, не говорят, сидят в молчании, сердцем чувствуя друг друга.
      Возможно, в первый раз в жизни он так отчетливо осознал, как ему дороги обе эти оставленные на Земле женщины, такие сходные и так непохожие одна на другую.
      И как долго он их не увидит? Кто знает, какие впереди неожиданности?
      Людям давно уже трудно представить себе, что значит такая разлука. Самое большее три-четыре часа нужно, чтобы перенестись в любой наиболее отдаленный пункт Земли. И нет такого места на Земле, с которым нельзя было бы связаться по теле.
      Но чтобы добраться с Земли на Венеру или обратно, требуется около тридцати земных суток. Пьеру приходилось и значительно дольше путешествовать в космосе, но для подавляющего большинства людей это неслыханно долгий срок пребывания в пути.
      К тому же корабли ходят не регулярно, а по мере надобности. Расписания рейсов еще нет. Если захочешь вернуться на Землю...
      Вернуться до окончания грандиозных работ на Венере? О нет, ни при каких условиях!
      Связь с Землей по теле впоследствии станет доступна всем. Но сейчас она существует только между Мировым Советом и Штабом освоения Венеры.
      Пьер полностью оторван от своих близких. Что же, так и должно быть.
      Как всегда, не очень приятны были первые минуты невесомости. Но затем непрерывное ускорение создало искусственную тяжесть. Условия жизни на корабле приблизились к земным.
      Путь оказался весьма полезным и приятным для молодежи. Как и было намечено, Мерсье знакомил молодых друзей с историей исследования планеты, с данными предварительных экспедиций. Они об этом читали, готовясь к отправлению. Но одно дело читать, даже видеть происходящее на Венере, записанное на пленку, а другое - слушать живой рассказ участника экспедиций. И какого участника! Одного из главных инициаторов и энтузиастов освоения планет. Самого Мерсье - их спутника и отныне будущего коллеги! Не удивительно, что беседы воспринимались слушателями с напряженным и восторженным вниманием. А для Пьера они были источником непрерывной радости. Никогда еще он не общался с людьми с таким ощущением взаимной дружбы. И он подмечал в себе нечто новое: ему не только было приятно делиться знаниями - это-то было всегда, - но еще приятнее было следить, как усваиваются знания каждым слушателем в отдельности. Эти молодые люди прибудут на Венеру, вооруженные не только предварительно полученной ими подготовкой, но и тем, чем он обогатил их в пути.
      Прошел положенный срок, и Земля превратилась в обычную звезду, только очень яркую, ровно сияющую в черной бездне... внизу или вверху? Не разберешь. Светло-голубой шар Венеры стал приближаться, увеличиваться с каждым часом, заслоняя соседние звезды. Наконец планета возникла в пространстве таким же объемным, медленно вращающимся шаром, каким раньше была Земля. Только сверкает она много ярче и не видно на ней никаких очертаний поверхности - они скрыты толщей облаков, отражающих яркий солнечный свет.
      Блеск планеты становился все сильнее, и вот уже она закрыла чуть не полнеба.
      Корабль вошел в неимоверно плотную атмосферу Венеры почти по горизонтали. Виток за витком, все более замедляя скорость, обходил он планету. Трение об атмосферу тормозило его. Наконец корабль медленно, плавно стал опускаться.
      Глава 17
      "Здесь будет вторая Земля!"
      О том, что с последней ракетой прибудет Мерсье, Штабу освоения Венеры не сообщили: ведь Пьер отправлялся на Венеру как рядовой работник экспедиции.
      Увидев прибывшего в его распоряжение Мерсье, дежурный член штаба, которым в эту смену оказался Сергей Костров, в первый момент смутился: он хорошо знал, что и его собственные и других членов штаба знания и опыт ничтожны по сравнению с теми, какими обладал Мерсье.
      Вторым чувством Сергея была огромная радость: Пьеру разрешено работать!
      И вот Мерсье сидит перед ним и спрашивает, за какую работу взяться. Но разве он, Сергей, должен указывать это? Или кто-нибудь другой? Если уж Мерсье оказался на Венере, то самым подходящим для него было бы стать во главе Штаба освоения.
      Однако Пьер отклонил эту мысль при первом же намеке: после всего, что ему пришлось пережить, он не чувствует себя способным к организационной деятельности. Ему сейчас трудно охватить гигантское начинание во всем масштабе. Он просит дать ему более ограниченный участок работы.
      Сергей до сих пор не встречался с Мерсье, но хорошо знал его по выступлениям. Он видел, как изменился Пьер: не было прежней бурной порывистости, движения, речь стали сдержаннее, ровнее.
      - Как обстоит дело с недрами планеты? - спросил Мерсье.
      - Ты хотел бы по этой части работать?
      - Это же моя основная специальность.
      - Да. Но там тебе почти нечего делать. Правда, искусственных вулканов придется заложить еще немало, но тут уже все налажено. Вот если б ты был вначале... Когда еще было множество неожиданностей. Но уже и тогда Жан Тэн и Герда Лагерлеф отлично справлялись.
      - Еще бы! Мои лучшие ученики!
      - Они уже давно не ученики, - сказал Сергей, - сами многих выучили.
      Что-то похожее на ревность шевельнулось в душе Мерсье. Ведь это он мог бы... И вместе с тем - радость, гордость за этих молодых людей.
      - Хочешь работать на воздухоочистительной станции? - предложил Сергей. Нужен сотрудник на первую такую станцию.
      - Почему бы и нет? - ответил Пьер. - Устройство этих станций входит в план покорения Венеры, разработанный на Земле... при моем участии.
      - Тогда ты знаешь, что таких станций постепенно будет построено много.
      Мерсье до сих пор видел только чертежи этих установок. Он нетерпеливо спросил:
      - Когда же мне можно туда отправиться?
      - Когда хочешь. Но ты бы сначала отдохнул с дороги.
      - От чего же отдыхать? - возразил Пьер. - От безделья на Земле плюс безделья в межпланетном корабле?
      Сергей пожалел, что невольно затронул больное место.
      - Ну, пожалуйста. Пилот хоть сейчас доставит тебя.
      - Зачем же пилот? Разве я сам не доведу машину?
      - Наверно, доведешь, хотя здесь условия, как ты знаешь, не похожи на земные. Но главное, машин у нас мало, самолет надо тотчас же вернуть.
      Надев скафандр и простившись с Сергеем, Мерсье вышел из помещения. За время их беседы давящие тучи еще сгустились и низко надвинулись, стало заметно темнее.
      Самолет шел невысоко над каменистой то желтовато-бурой, то красноватой пустыней, погруженной в безжизненную тишину: ни птицы, ни зверя. Над головой, в обратную движению самолета сторону, шли густые тучи.
      Внимание Пьера привлек ровный гул - сначала слабый, а затем все усиливающийся: очевидно, самолет приближался к источнику шума.
      - Что это?
      - Это и есть воздухоочистительная станция, - сказала девушка.
      Вскоре на горизонте появился ряд труб. По мере приближения трубы росли. Они оказались широкими и высокими. Оттуда и шел этот гул, он все усиливался и наконец превратился в мощный рев. Трубы-башни господствовали над равниной и своими точными геометрическими формами убедительно говорили о власти человека над слепой природой.
      Едва самолет опустился неподалеку от башен, к Пьеру подошел подтянутый, сухощавый молодой человек со смугло-желтым цветом лица и сердечно приветствовал его. Из-за гула разговаривать было трудно, Пьеру с непривычки пришлось сильно напрягать слух.
      - Меня зовут Шотиш Дотто, - представился юноша, - я заведующий этой станцией. Очень рад, что ты, Пьер Мерсье, будешь работать со мной. Меня известили, я ждал тебя. Хочешь отдохнуть?
      - Мне не от чего отдыхать, - сердито отозвался Мерсье.
      - Тогда пойдем, покажу станцию.
      Они подошли к башням. Пьер внимательно осмотрел ближайшую. Почти у самого основания к ней были подведены две широкие трубы, устья их входили в ее стену.
      Присмотревшись, Мерсье увидел, что башни спарены. Каждая пара стояла поодаль от других, а вверху обе башни соединялись рядом толстых труб.
      Вдруг стало тише: башня смолкла. Но другие продолжали гудеть, и разговаривать было трудно.
      - Войдем в помещение, - сказал Шотиш.
      Вблизи башен стояло на рессорах небольшое строение парусной формы, напомнившее Пьеру постройку на острове, где работала Анна.
      Приятно было, войдя в здание и миновав воздушный шлюз, снять скафандр, отдохнуть от рева. Внутренность помещения походила не столько на жилую комнату, сколько на походный шатер, какие Пьеру довелось видеть в Историческом музее: не было привычного земного комфорта, все просто, даже примитивно. Да, собственно говоря, и тут люди в трудном походе против стихий, с которыми предстоит долгая и тяжелая борьба.
      Мерсье охотно принял предложение Шотиша закусить с ним. На Венере, конечно, еще не было автоматической доставки готовой пищи. Поели синтетических консервов. По аромату и вкусу они показались бы человеку двадцатого века изысканным деликатесом. Но их нужно было достать из шкафа, вскрыть банки старинным консервным ножом, разложить на пленочной посуде одноразового пользования. На Земле уже давно отвыкли от всего этого.
      - Отчего же башни перестали работать, - спросил Пьер, - и вообще как они устроены?
      Шотиш усмехнулся, его белые зубы сверкнули на желтовато-смуглом фоне лица.
      - Ты задал только два вопроса, но чтобы ответить на них, надо напомнить весь принцип устройства станции. Но ведь ты участвовал в проектировании... Впрочем, я, конечно, готов рассказать: это приятно, хотя вряд ли скажу что-нибудь новое для тебя.
      - Ты забываешь, - возразил Мерсье, - что одному человеку трудно охватить всё. Да, я участвовал в разработке плана покорения Венеры, но каждый агрегат проектировали специалисты. Я знаю всё только в самых общих чертах.
      - Через одну из нижних труб, - начал Шотиш, - в башню подается водный раствор синтетической щелочи, жадно поглощающей углекислый газ. Когда раствора загружено достаточно, приводятся в действие насосы, создающие в башнях глубокий вакуум. И тогда окружающий воздух... или, точнее сказать, атмосфера... с огромной силой устремляется в трубу, тем более что атмосферное давление здесь во много раз выше, чем на Земле. По широким трубам она из первой башни идет в соседнюю. Там, при помощи очень сильного компрессора, охлаждается до минус сорока градусов. Вот из этой башни освобожденные от углекислого газа кислород и азот (его, правда, очень мало) выпускаются обратно в атмосферу.
      - Но ведь эта башня герметически закрыта.
      - Когда очередная порция атмосферы осушена, работа второй башни, а также подача холода и поступление новых порций атмосферы из первой автоматически прекращаются на тот короткий промежуток времени, который нужен для выпуска освобожденных кислорода и азота.
      - .А как же отделяется от них углекислый газ?
      - Как более тяжелый, он остается внизу, а другие газы...
      - Выходят самотеком? - с преувеличенной серьезностью спросил Мерсье.
      Шотиш опять улыбнулся:
      - Самотеком не пойдут. Наружная атмосфера, содержащая в избытке углекислоту, тяжелее кислорода. Но тут вступает в действие другой компрессор и выгоняет его наружу. В недалеком будущем появится много таких станций. С каждой новой станцией процесс очистки атмосферы будет ускоряться. И работа в целом пойдет непрерывно. А останавливается башня автоматически: как только она начинает засасывать снизу влагу сверх определенного максимума, точный измерительный прибор дает команду приспособлению, захлопывающему крышку.
      - А почему сейчас остановилась башня?
      - В ней израсходовался весь раствор щелочи, он превратился в растворимую угольную соль. Тотчас же скомандовал прибор, сработал автомат, соль пошла наружу по другой трубе - внизу башни. Этих труб две. По одной уходит соль, по другой подается свежий раствор. Все спаренные агрегаты работают последовательно: когда останавливается один, продолжают действовать другие.
      - В общем, - сказал Пьер, - все это так и устроено, как мы... - голос его дрогнул, - как мы намечали... тогда, на Земле, в нашей лаборатории... как предвидели... как чертили... как...
      Он сбился, замолчал. Горькая улыбка скользнула по его лицу.
      - Работа очистительных станций, - продолжал Мерсье, - будет способствовать тому, что атмосфера Венеры по своему составу приблизится к земной. Насчет азота тоже ясно: он будет добываться из азотнокислых солей различных минералов, геологи предварительных экспедиций нашли такие минералы на больших глубинах. Но ты ведь не думаешь, что одни очистительные установки могут в короткий срок довести количество кислорода в атмосфере Венеры до земной нормы?
      - А электролиз ювенильных вод? - воскликнул Шотиш. - Мы же их добываем не только для питья и других потребностей. Электролизных установок будет не меньше, чем очистительных. Из воды - кислород, водород. Комплекс!
      - Да, - воскликнул Мерсье, - все идет, как задумано: человек создает на Венере искусственный круговорот веществ. Здесь будет вторая Земля!
      Глава 18
      Атмосфера - дело рук человеческих
      Когда-то на Земле строители крупных плотин, электростанции, заводов, шахт были кочевыми людьми. Кончилась одна стройка, они - кто в одиночку, кто семьями - переезжали на другую, начинали всё сначала. Часто прибывали на совсем еще не освоенные места, и первая их задача была - создать хотя бы элементарные условия для своей жизни.
      Не то же ли самое происходит сейчас на Венере?
      Примерно, да не совсем.
      Главное различие не в том, что стройки здесь пограндиознее. На Земле люди и тогда, когда не было нынешних совершенных способов связи, могли общаться с оставленными друзьями и близкими по почте, телефону, телеграфу. У здешних строителей близкие на Земле, и связываться с ними пока почти невозможно. И как ни увлекателен нелегкий и опасный труд покорения планеты, нередко охватывает тоска... Поэтому особенно сильно привязываешься к друзьям, с кем свел совместный труд на очередном строительстве. И особенно грустно с ними расставаться.
      А разлучаться с новыми друзьями приходится часто, потому что здесь в первый период освоения то и дело надо менять места работы.
      Не так уж трудно оказалось для Мерсье освоиться с новой для него работой: все процессы были автоматизированы. Декада по земному времяисчислению прошла незаметно. А затем Шотишу было дано новое поручение: наладить первый электролизный завод. Пьер остался один управлять механизмами воздухоочистительной установки и связанного с ней химического завода. В одиночестве он сильнее почувствовал тоску по жене и дочери. Так хочется увидеть Ольгу, ее мягкое и вместе с тем энергичное лицо, почувствовать на плече ее ласковую, ободряющую руку. Увидеть Анну, ее стремительную походку, услышать ее быструю речь, бурную музыкальную импровизацию. Вся - порыв, ураган мыслей, чувств.
      Сколько она проявила углубленного внимания к отцу в тяжелое для него время. Правда, она гораздо реже стала бывать у родителей. Но какое это имело значение на Земле? Из любого места в любой момент с каждым человеком там можно разговаривать, видеть его рядом с собой. Пьеру теперь было досадно, что он ни разу как следует не побеседовал с дочерью в те лихорадочные дни, когда, запершись, исступленно работал над книгой.
      Теперь он расстался с Шотишем. Здесь быстрее и крепче привыкаешь к людям, чем на Земле, - ведь их тут так мало в опасном, трудном, но радостном деле. Ну что же: в конце-то концов, может быть, и не через такое уж долгое время, смогут они общаться теми же совершенными способами, что и на Земле. А пока... Пока он думает о том, как Шотишу будет работаться, житься на новом месте. Какие там будут у него помощники, друзья... Люди...
      А Пьер здесь один. Так ли огорчило бы его это раньше? Но ведь не надолго. Будет он среди людей.
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      Маленький самолет, на котором летел Шотиш, опустился на пустынное плато. Унылый пейзаж оживлялся сводчатым пленочным домом. Из него выбежали четверо молодых людей - новые помощники Шотиша. И ему стало весело. Чуждая планета, все близкие остались на Земле, связи с ними нет, тусклая равнина, мутная толща нескончаемых туч, а люди эти до краев полны радости.
      И как не радоваться? Первая из необитаемых планет Солнечной системы уже попала в руки человека, и он творит на ней дела, какие раньше лишь грезились фантастам.
      Он видел своих новых друзей в первый раз и вдруг услышал знакомый голос:
      - Добрый день, Шотиш!
      Перед ним стояла невысокая плотная девушка.
      - Герда! Ты здесь?