Всеволод Бобров – гений прорыва

Боброву в тот миг голос тренера показался до обидного спокойным, а потому захотелось в ответ попросить выпустить его в другой раз. Это не был испуг перед первым в жизни выходом на поле, на котором играют мастера. Душевный, мягкий человек опасался, как бы из-за его появления не поломалась бы так хорошо сложившаяся игра.

Но Боброву повезло. И в том, что он попал под опеку мудрого тренера, и в том, что он оказался среди удивительно симпатичных больших мастеров, умевших поддержать толкового новичка. Раз-другой Бобров, выйдя на поле, ошибся. Но партнеры сделали вид, что ничего не произошло. Более Того. Вскоре новенькому последовал пас от Федотова, затем две прекрасные передачи сделал ему Николаев, заботливо перемещался рядом по полю Демин.

Бобров понял, что партнеры повели игру на него. Это было то, что надо, ведь прорыв всегда был его стихией. И новичок начал таранить оборону «Локомотива». С момента его выхода на поле прошло всего пять минут, когда он забил гол с великолепной подачи Федотова.

В то время футбол был немыслим без персональной опеки. Правые защитники, например, играли против левых крайних нападающих соперника, левые полузащитники против правых инсайдов и т. д., иначе говоря, каждый игрок имел своего персонального «опекуна». К Щербатенко железнодорожники прикрепили Николая Эпштейна, известного затем по работе с хоккеистами Воскресенского «Химика». Пожалуй, это был единственный игрок в «Локомотиве», к которому в тот день невозможны были претензии. С «опекой» Щербатенко, футболиста несколько медлительного, правда обладавшего сильным ударом с левой ноги, Эпштейн вполне справился. Поэтому, когда на поле вышел Бобров, «Локомотив» никаких перестановок не сделал.

Между тем Эпштейн сразу почувствовал, что незнакомый парень намного подвижней Щербатенко. Но это обстоятельство поначалу никого в «Локомотиве» не насторожило. Велик ли прок из того, что новичок стремительно перемещается по полю?! Ведь и внешне видно, что он моложе 25-летнего Эпштейна, да и вышел со свежими силами. Побегает, побегает и устанет. Лишь когда Бобров забил гол, «Локомотив» забеспокоился и выделил Эпштейну подмогу. Но куда там! Бобров, теперь уже с подачи Николаева, снова отличился, ухитрившись перед этим на скорости обвести одного за другим трех соперников. Эпштейн посчитал гол на своей совести.

Могли ли соперники армейцев в той игре, зрители, работники уютного стадиона в березовой роще, симпатии к которому Бобров сохранил на всю жизнь, предполагать, что они – первые свидетели дебюта в большом спорте самого, наверное, талантливого советского футболиста и хоккеиста. Шла вторая неделя после салюта Победы…

«Сталинец» считался в ту пору далеким от центра стадионом, ибо от него было рукой подать до тогдашней границы Москвы. Болельщики, отправляясь на этот стадион, ехали на метро до «Сокольников», потом на трамвае их путь лежал по Стромынке, далее через Преображенскую площадь по Большой Черкизовской улице, посередине которой лежала полоса чахлого сквера. Потом трамвай сворачивал влево, а болельщики шли по Большой Черкизовской дальше, через небольшую плотину, мимо заболоченных прудов, на месте которых со временем появилось искусственное озеро с кинотеатром «Севастополь» на берегу.

Несмотря на отдаленность от центра, стадион в Черкизове любили и футболисты, и зрители. Его трибуны вплотную подходили к футбольному полю. «Сталинец» открывал сезон раньше динамовцев, которым поручалось проведение более значительных матчей.

Хотя машин в первое послевоенное время в Москве было мало, но на улице Горького и Ленинградском шоссе всякий раз возникали пробки, когда на стадионе «Динамо» предстоял футбольный матч. Плотным потоком растекались болельщики из двух вестибюлей станции метро «Динамо», а сотни людей, которым не достался билет, терпеливо стояли у ограды динамовского комплекса, прислушиваясь к шуму переполненных трибун и словно переживая заодно с владельцами билетов.

А какие тогда болельщики приходили на трибуны «Динамо»! Генералы, руководившие взятием Берлина, офицеры, начинавшие войну рядовыми, бывшие солдаты в застиранных гимнастерках с орденами Славы и медалями «За отвагу» или «За боевые заслуги». А сколько зрителей было на костылях!

Люди, прошедшие войну, познавшие за неполных четыре года столько, что хватило бы в иное время на долю нескольких поколений, приходя на стадион, символ мирной жизни, любовались молодостью, порывом, жизнелюбием. Пожалуй, никогда еще у нас в спорте, в том числе и в футболе, не появлялось столько ослепительных самородков, как в первое послевоенное лето, словно восполняя тяжелые людские потери. В сезоне победного года впервые заиграли у московских динамовцев Хомич и Карцев.

Впервые появился Бобров, установив рекорд, державшийся несколько лет, – в чемпионате СССР 1945 года он забил 24 мяча. В каждом из двух матчей второго круга дебютант поражал ворота соперников один-два раза. Затем начался розыгрыш Кубка СССР и Бобров в пяти играх отличился шесть раз (с «Зенитом» четырежды).

Вчерашние фронтовики с восхищением смотрели на неудержимые прорывы Боброва. Защитники нещадно лупили его по ногам, хватали за футболку, а он все же убегал от них, чтобы забить мяч. Этот дерзкий нападающий со своими 30 голами в сезоне, в глазах зрителей, олицетворял отвагу русских парней, которые шли с гранатой на танк, закрывали амбразуру вражеского дота, выносили под свист фашистских пуль немецкого ребенка, оказавшегося на нейтральной полосе, поднимали красный стяг над рейхстагом.

Боброва трибуны сразу полюбили, он вызывал симпатии не только игрой. Нравилась его внешность: высокий, плечистый русский парень, курносый, со стрижкой под «бокс», популярной у бывших воинов. Он никогда не грубил, и это тоже нравилось. Единственный раз Боброва удалили с поля 3 июня 45-го года во встрече с «Зенитом». Видимо, тогда он что-то сказал арбитру Николаю Латышеву, который потом всегда категорично заявлял: «Я никогда не удалял Боброва». Но вот однажды, во время встречи ветеранов футбола с болельщиками в киноконцертном зале «София», Всеволод, слушая выступление Латышева, тихо произнес соседу: «Выгнал ведь, такой-сякой меня однажды с поля».

Был еще один секрет популярности Боброва – он играл за команду, представлявшую Красную Армию. Тогда, в 45-м, была особая любовь к Вооруженным Силам.

Днем 9 мая 1945 года я был на Красной площади, от края до края заполненной народом. Есть снимок, сделанный там, ставший едва ли не хрестоматийным: над толпой ликующих москвичей взлетает военный. Отчетливо помню, как в разных местах Красной площади качали офицеров. А вот наград у них не помню. Быть может, их вообще не было, или они были, но очень скромные, неприметные, а потому мне не запомнившиеся. Наверняка, в тот день на Красной площади не оказалось ни одной знаменитости из участников войны, а откуда им было взяться, если с момента объявления об окончании войны прошло всего несколько часов. Еще кое-где в Европе гремели пушки – Красная Армия добивала гитлеровцев, не желавших признавать капитуляцию Германии, спешила в Прагу на помощь жителям восставшего города.

Но москвичам было совершенно безразлично, кто в этот день в военной форме оказался на Красной площади. В любом человеке с погонами они видели участника самой тяжелой в истории войны, одного из славных победителей.

Команда ЦДКА, за которую стал играть Бобров, тоже относилась к победителям. Правда, ее игроки, за редким исключением, не были на переднем крае, но в самые тяжелые месяцы 41-го они охраняли наркомат обороны, Генеральный штаб. Футболистов ЦДКА на трибунах окрестили «командой лейтенантов». После окончания войны лишь Федотов имел звание капитана, остальные были младшими лейтенантами, как, например, Бобров, лейтенантами или старшими лейтенантами. Они играли в красных футболках со звездочкой, что нравилось вчерашнему воину.

Писатель Василий Аксенов вспоминал: «Самым, конечно, любимым был лейтенант Сева Бобров, который на футболе мог метров с двадцати, перевернувшись через себя, вбить «дулю» в «девяточку», ну, а на хоккее, заложив неповторимый вираж за воротами, влеплял шайбу вратарю прямо «под очко». Да и внешностью молодой человек обладал располагающей: бритый затылок, чубчик на лбу, квадратная, наша, русская ряшка, застенчиво-нахальная улыбочка: Сева такой!».

А когда закончился сезон, Боброва из «команды лейтенантов», завоевавшей Кубок СССР, откомандировали в команду московского «Динамо» – чемпионы СССР отправлялись на родину футбола.

Самый модный цвет в футболе

Духовный подъем победителей обязывал динамовцев выступить с честью. Но никто ничего конкретного не знал о будущих соперниках. Таинственным в то время представлялся весь зарубежный футбол, не только английский. Правда, первые контакты наших и зарубежных спортсменов начались уже в первые годы существования советского государства, но до войны мы встречались лишь с рабочими клубами. Иных соперников у нас и не могло быть, поскольку советских спортсменов не признавала ни одна из международных федераций. Любому спортсмену или клубу, который осмелился бы встретиться с нами, грозило строгое наказание вплоть до пожизненной дисквалификации.

То, что англичане первыми прорвали блокаду вокруг нашего спорта и пригласили советских футболистов провести четыре игры еще до принятия тогдашней секции футбола СССР в международную федерацию, было неслучайно. В первую очередь, сказались всемирно-исторические победы Красной Армии, разгромившей фашизм и освободившей народы Европы, включая английский, от нацистского порабощения.

В Англии преклонялись перед Советскими Вооруженными Силами. Сталинград, жителям которого в свое время король Георг VI подарил большой двуручный меч с инкрустированными ножнами, выкованный самыми опытными, потомственными английскими оружейниками, стал на Британских островах символом стойкости, мужества. В Англии с удовлетворением отмечали, что фельдмаршал Монтгомери после окончания войны был награжден советским полководческим орденом Победы. Первые демобилизованные из британской Рейнской армии тепло рассказывали о своих встречах с советскими воинами.

Англия, одна из стран антигитлеровской коалиции, стремилась играть активную роль в устройстве послевоенного мира. Английские дипломаты вместе с представителями Советского Союза, США и Китая на конференции в Думбартон-Оксе в 1944 году участвовали в разработке Устава ООН, который вступил в силу 24 октября 1945 года.

Правительство консерваторов и сменивших их летом 1945 года лейбористов не могло не считаться с преобладавшим не только в Англии, но и во всем мире настроением навсегда искоренить фашизм. С Лондоном связаны два события в истории международного молодежного движения. Здесь в 1942 году был образован Всемирный совет молодежи, а 7 ноября 1945 года Всемирная конференция (окончание ее работы совпало с прибытием московских динамовцев) провозгласила создание Всемирной федерации демократической молодежи.

Тогда в английской столице собрались 437 делегатов и 148 обозревателей, представлявших студенческие, скаутские, а также спортивные, религиозные, кооперативные, профсоюзные, политические и культурные организации молодежи 63 стран, включая 60 посланцев Советского Союза во главе с секретарем ЦК ВЛКСМ Николаем Михайловым.

Никто не испытал трудностей с получением въездных виз. Не возражали в английском правительстве и против прибытия советских футболистов. На Британских островах после победоносного окончания войны мечтали завоевать авторитет не только за столом международных переговоров или в залах конгрессов.

Если прежде контакты с советскими футболистами могли закончиться для их соперников дисквалификацией со стороны Международной федерации футбола, то в 1945 году англичанам уже не угрожало никакое наказание. Европа была разрушена войной, спортивная жизнь только начинала возрождаться, международные федерации, в том числе футбольная, существовали, скорее, на бумаге – за шесть военных лет кто-то из функционеров умер, кто-то погиб на фронте или под бомбежкой, в фашистских концлагерях или застенках.

Англичане приглашали играть в футбол союзников по войне – представителей страны, имевшей ставшую легендарной Красную Армию. Вот почему стало реальным невозможное еще несколько лет назад: футболисты, не входившие в ФИФА, ехали играть на родину футбола.

Наверное, никогда футбол не был у нас таким явлением национального человеческого духа, как в 45-м. Подобно тому, как родители заботливо собирают ребенка в первый класс, а потом внимательно осматривают, ладно ли сидит одежда, все ли необходимое взято в школу, хорошо ли прилажен ранец, красив ли букет цветов, так и динамовцев отправляли в дорогу, стараясь все предусмотреть и ничего не забыть.

Поначалу отъезжающих беспокоил внешний вид – какой костюм надеть, чтобы не посрамить соотечественников? Сейчас такой вопрос может вызвать удивление, а тогда он был вполне уместен, если учитывать жизнь в стране, только приступившей к залечиванию ран, оставленных войной. Всех нарядили в добротные одинаковые пальто и костюмы одного и того же цвета. Все надели модные шляпы. А потом долгие годы не только спортсмены, но и выезжавшие за рубеж в командировки деятели искусства, науки, а позднее – на учебу и студенты (в их числе со временем оказался и автор этих строк), могли за счет государства одеваться нарядно, красиво. Вдумаемся в тот факт: еще лежали руины после самой тяжелой в истории человечества войны, а страна проявляла заботу о том, чтобы ее сыновья и дочери, оказавшись за границей, не чувствовали себя бедными родственниками.

В своих костюмах динамовцы хорошо смотрелись, выглядели среди англичан, пожалуй, даже респектабельно. Постепенно наши футболисты настолько привыкли носить шляпы, что им порой казалось неловко появиться на улице без головных уборов. На снимке, которому редакция журнала «Смена» отвела почти разворот, были запечатлены динамовцы, кормящие голубей на Трафальгар-сквере. На головах у всех – шляпы. По внешнему виду, если не знать, кто изображен на фото, можно сказать, что это – дипломаты, вышедшие на прогулку в центре Лондона.

Из-за тяжелого продовольственного положения, сложившегося в Англии после войны, решили все заботы о завтраках, обедах и ужинах динамовцев возложить на повара советского посольства Сергея Горева. Для делегации почти в 30 человек, гостившей в Англии около месяца, потребовалось немало продуктов, которые регулярно доставлялись теми же двумя советскими самолетами, на которых москвичи перелетели из заснеженной Москвы в теплую лондонскую осень с посадкой в Берлине. Поэтому московские футболисты никогда не испытывали трудностей с потреблением мяса, овощей, фруктов.

В этой связи вспоминается случай, о котором мне рассказал Константин Андрианов, возглавлявший нашу футбольную делегацию в Англии. Во время одного из приемов мэр Лондона, когда подали кофе, полез в карманчик для часов и к удивлению гостей достал пакетик с сахарином, отсыпал немного в поданный несладкий напиток и тщательно убрал остаток. Видимо, для следующего приема. Для простых англичан кофе, да еще с сахарином, считался роскошью…

Динамовцы, собравшиеся, как тогда было в обычае, улетать с Центрального аэродрома, расположенного недалеко от их стадиона, несколько удивились, когда им сказали, что они полетят из Внукова. Тамошний аэродром тогда был мало известен. Это сюда в 61-м прибудет Юрий Гагарин. Прежде чем проследовать на Красную площадь на торжественную встречу с москвичами, он по ковровой дорожке внуковского аэродрома направится к первым лицам государства, чтобы доложить об успешном полете в космос, первом в истории.

Мелочей при сборах динамовцев в дорогу не было. Вроде не имело особого значения, кто поведет воздушный отряд, которому предстояло перебросить динамовцев в Англию, но тем не менее возглавить полет поручили опытнейшему летчику – Алексею Семенкову гвардии полковнику, кавалеру 14 государственных наград, командиру подразделения международных воздушных линий, в будущем первому заместителю министра гражданской авиации СССР, Герою России. На редкость скромный человек, он мало рассказывал динамовцам о себе, все больше говорил о своих летчиках. Каждый из них к тому времени преодолел расстояние, равное 50 рейсам на Луну и обратно. Алексей Иванович умолчал, что в 45-м году это он доставил в Москву Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

Тренер Михаил Якушин, дотошный до всего что касалось команды, интересовался, как она доберется до аэродрома. «Это недалеко от Москвы, – рассказывал Семенков. – Дорога из города хорошая, ровная, только в одном месте она резко пойдет вниз, не успеете прийти в себя, как так же быстро она поднимется вверх. Словно на самолете, потом направо повернете, а там до летного поля рукой подать».

Динамовцам по пути в Лондон и обратно запомнились посадки в Берлине. Город был полностью разрушен. В Клейст-парке чудом сохранилось здание, в котором год назад судили участников покушения на Гитлера, а теперь три раза в неделю собирался Контрольный совет с участием представителей четырех союзных держав.

На Александер-плац не было ни одного целого здания. По Унтер-ден-Линден мимо здания советского посольства, в которое возвратятся наши дипломаты в октябре 1949 года после провозглашения ГДР, шла узкоколейка. По ней берлинцы тащили вагонетки с щебнем, мусором, остатками зданий. Двигались велосипеды, бесконечные тележки. На окраине города было не так оживленно.

В городе уже работала «подземка». Конечно, ни о каком сравнении с московским метро не могло быть и речи. Из-за многочисленных разрушений поезда ходили редко, местами они бежали под открытым небом: перекрытия уничтожила война.

…Англия встретила советских футболистов с повышенным интересом. Предлагая при встрече традиционный крепкий чай с молоком, англичане с интересом присматривались к гостям. Что за игроков прислали русские, союзники в недавней войне?

Узнав, что Хомич – токарь, Бесков – слесарь, Семичастный – техник-строитель, а Блинков – инструктор физкультуры, обозреватель газеты «Санди экспресс» Поль Ирвин писал: «Все, что я хочу – это просить знатоков футбола не ожидать от русских слишком многого, когда они встретятся с «Челси». Московское «Динамо» возносят слишком высоко. Игроки этой команды просто неплохие любители, рабочие, которые ездят на игру ночью, используя свободное время».

После встречи в аэропорту москвичи неожиданно столкнулись с первыми трудностями на британской земле. Организаторы турне не удосужились заблаговременно заказать номера в одной из лондонских гостиниц. Отели были переполнены: гостиничному хозяйству фашистские бомбардировки нанесли большой урон. Находились небольшие номера в маленьких гостиницах, но разместить всю делегацию в одном месте англичане на первых порах не смогли. Наконец, гостям предложили огромные комнаты.

– Это были самые настоящие казармы, – вспоминал позднее Якушин. – Пока искали ключи, я заглянул в большую замочную скважину. Вижу – в ряд стоят железные койки. Мне сразу стало ясно, что жить в таком помещении мы не можем. Об этом я тут же сказал сопровождавшим нас после встречи в аэропорту. Им ничего не оставалось, как предложить поехать дальше. В конце концов динамовцы разместились в «Империал-отеле», но до этого им пришлось изрядно помотаться по Лондону в поисках крыши над головой.

За каждым шагом московских футболистов внимательно следили газеты. Одна из них – «Ивнинг ньюс» – сразу отреагировала репликой по поводу мытарств динамовцев: «28 русских спрашивают Лондон: „Где мы будем сегодня спать?" Едва вышла газета, как в наше посольство стали звонить рядовые лондонцы. Извиняясь за руководителей национальной федерации, не сумевших организовать размещение гостей, они предлагали принять московских футболистов у себя дома.

Нашлись газеты, которые после прибытия футболистов «Динамо» стремились найти факты, рассчитанные привлечь внимание неискушенных в футболе людей, потчевали читателей развесистой «клюквой». «Дейли мейл» однажды сообщила: «Сегодня у советских динамовцев перерыв для водки и икры. Молчаливые русские футболисты будут петь под дикие, надоедливые звуки балалайки и кричать «ура!» или другие слова, выражая свой восторг». Эта газета попалась москвичам на глаза, когда они уходили в один из лондонских театров…

Руководители «Челси» незадолго до приезда динамовцев пригласили трех игроков, включая Лаутона из «Эвертона», которого тогда в Англии называли иногда лучшим в стране нападающим. Вместо двух футболистов, получивших травмы в недавнем матче с «Бирмингемом», играли двое из «Фулхэма». Один из них, Бакуцци, ухитрился сыграть против москвичей дважды – сначала он предстал в футболке «Челси», а затем как игрок «Арсенала». Всего же в составе «Челси» против динамовцев на поле вышли игроки, еще недавно выступавшие за четыре других клуба. Переходы футболистов в команды, с которыми динамовцы собирались помериться силами, сопровождались контрактами на невиданные прежде суммы. Так, приглашение только одного Лаутона обошлось хозяевам «Челси» в 14 тысяч фунтов стерлингов.

На родине футбола еще никогда не видели, как русские играют в национальную игру англичан. Но все трезво мыслящие на Британских островах понимали, что русские не должны, не смогут в год окончания войны, в год триумфа их военного искусства прислать слабую футбольную команду.

За сутки до игры «Челси» – «Динамо» все места для сидения ценой в полфунта стерлингов на стадионе «Стамфорд-бридж» были распроданы, а в день матча стоимость билета на черном рынке подскочила до 30 фунтов. Уже с 9 часов утра, хотя матч начинался в 14.30, трибуны стали заполняться. Некоторые зрители перелезли через барьер, чтобы расположиться прямо на траве, позади ворот, вдоль лицевых линий, из-за чего по ходу игры, когда дело доходило до угловых, полисменам приходилось расчищать площадку у угловой отметки.

Давно лондонское метро не работало с такой нагрузкой, как в день матча «Челси» – «Динамо». В вагонах из-за тесноты вполне можно было задохнуться. Пассажирам, которым предстояло выйти, не доезжая до стадиона, не удавалось это сделать – настолько плотной была масса болельщиков. В ответ на возмущение застрявших раздавалось: «Кому не нужно на футбол, просим нам не мешать!»

Машин, автобусов, велосипедов, доставивших зрителей на матч, оказалось так много, что все обширные стоянки оказались переполненными. Тогда владельцы домов, расположенных вблизи стадиона, за плату стали принимать на хранение велосипеды или разрешали, тоже за плату, оставлять машины в палисадниках.

В Англии до прибытия москвичей никто не появлялся на матче с цветами, но динамовцы нарушили традицию и на матч с «Челси» вышли с большими букетами. Поначалу зрители с недоумением смотрели на гостей, но когда москвичи протянули цветы соперникам, на стадионе возникла овация. А перед следующей игрой с «Кардифф-Сити» по ходу предматчевого короткого церемониала в центральном круге вовсю замелькали цветы, которыми обменялись соперники. А местные футболисты дополнительно преподнесли каждому динамовцу шахтерскую лампочку.

В Англии динамовцы получили в целом восторженную прессу, восхищение искушенных в футболе болельщиков, но, думается, завоевывать симпатии англичан они начали еще до первого удара по мячу. Прежде всего не остались без внимания цветы соперникам-футболистам «Челси».

В наше время спортсмены начинают путешествовать, встречаться с зарубежными соперниками очень рано, в составах детских, юношеских, юниорских команд, о чем тогдашние поколения наших соотечественников и мечтать не могли. К зрелому возрасту за плечами нынешних спортсменов насчитывается немало выступлений в ответственных турнирах в чужих странах, проделан путь в тысячи и тысячи километров.

Сейчас спортсмены рано познают вкус заморских яств, они умеют держаться на приемах у королей и миллионеров, им не страшен град вопросов на пресс-конференциях со стороны самых задиристых, а порой и бестактных журналистов. Словом, посланцы нашего спорта не робеют, оказавшись на соревнованиях за рубежом. Все вроде заранее учтено, взвешено, предусмотрено ратью научных работников, психологов, методистов, тренеров для успешного выступления наших посланцев на международной арене. Но увы! Сколько раз наши спортсмены терпели и терпят досадные поражения.

Чем только ни объясняются неудачи – непривычной обстановкой, трудными климатическими условиями, невозможностью проводить в гостях полноценный тренировочный процесс, а чаще всего предвзятым, необъективным судейством. Послушаешь, прочитаешь иной рассказ о поездке и диву даешься, сколько же существует факторов, которые могут привести к поражению!

По-человечески нетрудно понять людей, которые были руководителями какой-либо спортивной делегации, неудачно выступавшей за рубежом. Хочется верить в искренность их рассказов, даже посочувствовать. А каково было тем, кто впервые представлял нашу страну на чемпионатах мира или Европы в первые послевоенные годы, скажем, легкоатлетам, штангистам, участникам футбольных турне. Вот уж кому, действительно, было трудно. В 1945 году почти все игроки московского «Динамо» впервые попали за рубеж. И сразу – на родину футбола.

Первый матч проходил в непривычной для динамовцев обстановке. Треск трещоток, начавшийся едва ли не с первым свистком судьи, продолжался все 90 минут. Необычно было слышать в сопровождении гвардейского оркестра исполнение гимна «Правь, Британия, морями!», своеобразным хором из нескольких десятков тысяч человек. Пели не только зрители на трибунах, но и поклонники футбола, разместившиеся на крышах близлежащих домов, расположившиеся, привязавшись ремнями, на рекламных щитах и фонарных столбах.

В первом тайме динамовцы показали игру, про которую англичане говорят – «плохая удача». Они вроде бы ни в чем не уступали соперникам – ни в розыгрыше комбинаций, ни в борьбе за мяч, более того, они имели шансов для взятия ворот не меньше, чем футболисты «Челси». Не случайно корреспондент Ассошиэйтед Пресс по ходу первого тайма при счете 2:0 в пользу англичан передавал, что динамовцы, несмотря на пропущенные мячи, выглядели равными большинству первоклассных команд Англии.

Восторгу зрителей, казалось, не было предела. Один болельщик на радостях после первого мяча, забитого москвичам, провалился через стеклянную крышу, повисшую над одной из трибун, правда, благополучно (оказалось, что это был фронтовик, не раз в войну прыгавший с большой высоты), а вот 13 болельщиков в тот день в давке пострадали.

Бобров поначалу не мог найти свою игру. Он не использовал хорошую передачу от Архангельского, специально приглашенного москвичами из Ленинграда, – в выгодном положении позволил одному из соперников выбить мяч из-под ноги. В другом эпизоде остался один на один с вратарем Вудли. Сколько раз он умел до этого выманивать голкипера навстречу и посылать мимо него мяч в ворота, а тут он примерно с восьми метров ударил выше планки.

И как это бывает, один-другой промах лидера расстраивает его партнеров. Леонид Соловьев, всегда считавшийся отменным пенальтистом «Динамо», если не считать его промаха за месяц до этого в финальном матче на Кубок СССР против ЦДКА, когда он не использовал порученный ему 11-метровый удар, промахивается теперь и в Лондоне. Как и в октябрьском поединке с армейцами, он в матче с «Челси» попадает в штангу.

На 67-й минуте Карцев наконец забил первый ответный мяч; через четыре минуты Архангельский сравнял счет. После этого на поле устремился какой-то зритель в длиннополом желтом пальто. Он решительно догнал Карцева, пожал ему руку, а потом, весь сияя, удалился на трибуну, с которой выбежал, в гущу болельщиков. В то же время в одном из секторов появился советский флаг, которым начала размахивать группа англичан.

При счете 2:2 трибуны начали скандировать: «Лау-тон! Лау-тон!», «Фор-тен-тау-зенд, фор-тен-тау-зенд», напоминая знаменитости, сколько фунтов стерлингов заплатил клуб «Челси» «Эвертону» за то, чтобы Лаутон сменил одну футболку на другую.

Надо отдать должное известному нападающему – он честно отрабатывал хлеб у новых хозяев. За восемь минут до финального свистка англичанина Клерка, кстати, отлично проведшего матч, Лаутон головой забил третий гол.

Подобно тому, как в суровую военную пору, едва раздавались позывные московского радио, все в нашей стране стремились услышать сообщение Советского информбюро или приказ Верховного Главнокомандующего, так в ноябре 1945 года приникали к черным тарелкам репродукторов, чтобы не прозевать очередную передачу из Англии.

Репортажи вел Вадим Синявский. Его популярность в первое послевоенное время была потрясающей. Но мало кто знал, что он – участник битвы за Москву и обороны Севастополя, во время которой получил ранение в глаз. Его голос звучал из Сталинграда и с Курской дуги, из освобожденных от гитлеровцев городов Прибалтики и от белорусских партизан. Он рассказывал о знаменитом параде на Красной площади 7 ноября 1941 года, присутствовал при капитуляции Паулюса, в составе большой группы писателей и журналистов участвовал в трансляции Парада Победы, рассказывая о том моменте, когда на брусчатку Красной площади к Мавзолею Ленина падали знамена поверженного врага.

Константин Ваншенкин, глубокой осенью 45-го года несший воинскую службу в Венгрии, однажды написал о Синявском такие строки:

Может быть, я слыхал его прежде,

Но забыл, и в другой уже срок,

В сорок пятом году в Будапеште,

Я расслышал его говорок.

По ходу неудачно складывавшегося для нас матча с «Челси» глуховатый, временами задыхающийся голос Синявского всех уверял, что еще не все потеряно. И как после бодрящих слов комментатора хотелось верить, что динамовцы проявят присущую нашему народу выносливость, неукротимую волю к победе! А потом голос Синявского стал прерывающимся от радостного волнения. Он полетел, по словам того же Ваншенкина, через атмосферные разряды Европы ликующим. За шесть минут до конца игры Бобров сравнял счет. В оставшееся время результат 3:3 не изменился.