Но разговор не поддержали.
      Вскоре мы оказались в широкой лощине, где маячили на дороге три автомашины. Подойдя ближе, увидели на одной из них установленный в кузове спаренный станковый; пулемет для стрельбы по воздушным целям. В кабине сидел начальник штаба комендатуры капитан Гладких. Еще на двух машинах располагались пограничники одиннадцатой заставы вместе с лейтенантом Аникиным. Завидев нас, капитан Гладких выскочил из кабины и приказал развернуться:
      - Вы, Паджев, вправо, а вы, Титов, влево - занимайте оборону!
      Капитану Гладких шел в ту пору сороковой год. Он был несколько грузноват, медлителен, прибыл на границу из внутренних войск НКВД. Пограничная служба для него была делом новым; он мог иногда отдать распоряжение, которое начальникам застав казалось не лучшим. Но, старший есть старший. Так и на этот раз. Мы подчинились приказу, в котором не видели особого смысла.
      Мы развернули с Титовым свои заставы и заняли оборону. Повозки и коней спрятали в кустарнике. Время было полуденное. Солнце жгло немилосердно. После бессонной ночи многие не выдерживали и тут же засыпали Сон одолел и меня. Проснулся, когда жара уже спадала Пограничники вскрывали банки с консервами, курили Капитан Гладких приказал строить людей.
      Вечером вошли в город Сколе. Чистый, утопающий в зелени городок притих. Лесопильный завод не работал. Остановилась электростанция. В здании штаба отряда, обнесенном металлической изгородью, не было заметно признаков жизни. Ветер разносил по двору бумаги. Ударяясь о стены, глухо постукивали ставни.
      До станции Синевудско-Верхнее добрались поздним вечером. Близ железнодорожного туннеля дымил бронепоезд. Подразделения отряда располагались на высоте, поросшей сосняком. Здесь же стояли повозки, табунками паслись кони, повсюду сидели и лежали бойцы. Мы разыскали свою комендатуру. Никто не знал, надолго ли мы тут остановились. Будем отходить или наступать? Какова обстановка на фронте? Где немцы?
      Над лощиной лениво плыл туман. Затих людской гомон. Мрак сплошной пеленой окутал все вокруг. Лишь где-то вдали слышались затяжные вздохи бомбежки.
      Боевое крещение
      Вот уже сколько лет прошло со дня нашего боевого крещения, а память удерживает каждую подробность первого столкновения с противником. Не раз приходилось встречаться с теми, кто участвовал в том бою. И они вспоминали о первой схватке с врагом, словно она была только вчера. Удалось вновь побывать и на том месте, где все тогда произошло. Годы, конечно, сделали свое. Нет больше круглого, как блюдце, водохранилища. Исчезла электростанция. Пропала насыпь железной дороги, проходившей по берегу Оравы. И железнодорожного моста, что стоял у села Коростова, тоже нет. Неизменными остались только горы да поросший кустарником полуостров, где встречаются реки Орава и Опар.
      Наверное, лучше всего начать рассказ о том первом бое со строк документа: "В 1.00 от командира 13 стрелкового корпуса получен новый приказ: силами 2, 3 и 4 пограничных комендатур занять прежний участок границы". Сегодня это может вызвать удивление. Когда немецкие войска были уже у Львова и Минска, мы должны были вновь возвратиться на государственный рубеж. Но так было.
      Около двух часов ночи меня разыскал связной из штаба отряда.
      - Вас и политрука заставы срочно вызывает майор Врублевский.
      В штабной палатке уже находился наш комендант капитан Щербаков. Он стоял у входа, а за складным походным столом на небольшом зеленом ящике для штабных документов сидел Врублевский. Откуда-то сверху падал яркий свет электрического фонаря, отчего тени на лице начальника штаба отряда казались глубокими и резкими. С момента начала войны я впервые видел его. Изменился он мало. Та же черная бородка клинышком. Шрам на щеке под глазом - результат автомобильной аварии. Тот же суровый, проницательный взгляд. Неторопливые, выверенные движения. Серую коверкотовую гимнастерку, ладно облегавшую его широкую, почти квадратную грудь, украшали знак "Почетный чекист" и медаль "XX лет РККА". Мы доложили о прибытии.
      - Очень хорошо, - сказал Врублевский, - как настроение у пограничников?
      Я сказал, что бойцы заставы готовы выполнить любой приказ; единственное, что гнетет их, - это отход от границы без боя.
      - Ну вот и хорошо, - улыбнулся Врублевский и разгладил ладонью лежавшую перед ним карту, - получено сообщение, что части Красной Армии перешли в наступление. Нам приказано занять прежний участок государственной границы. Ваша застава пойдет первой. Двигаетесь через город Сколе и село Тухольку до места дислокации штаба комендатуры. Там ожидаете подхода остальных застав.
      Врублевский немного помедлил, скользнул взглядом по карте и обратился к капитану Щербакову:
      - Выделите в распоряжение лейтенанта Паджева три автомашины. Выступаете через тридцать минут.
      Полученный приказ пограничники заставы восприняли с нескрываемой радостью. Все расценили его как начало решительного наступления Красной Армии. Особенно бойцы гордились тем, что командование отряда доверило выступить первыми личному составу десятой заставы.
      - Ну вот и снова домой, - заметил пограничник Хретинин. - Зря, братцы, роптали. Наш оборонительный район еще сослужит нам добрую службу.
      Не мешкая, мы забрались в автомашины и двинулись! к границе. Рано утром уже были в Сколе. А затем, отъехав от города километров шесть, достигли окраины села Коростова. И тут где-то впереди глухо ударили горные пушки Видимо, они уже были пристрелены по дороге. Несколько разрывов один за другим ковырнули булыжник в сотне метров от головной машины. Мы дали задний ход и, свернув за выступ горы, остановились.
      Внезапный артиллерийский огонь обескуражил нас. До конечного пункта нашего пути села Сможе оставалось еще около двадцати пяти километров, а противник уже вынуждал нас приостановиться. Мы решили не лезть напролом, а получше осмотреться. Неожиданно услышали голоса, слова команд, но из-за шума воды сливающихся здесь рек не сразу поняли, свои это или чужие. Если свои, то почему нам ничего об этом не сказали. Если чужие, значит, мы угодили в ловушку.
      Прислушиваемся и начинаем разбирать:
      - Тре-мя... и-нами... беглый... огонь!
      Фыркают мины. Так бьют наши 82-миллиметровые минометы. Переглядываемся со Скляром и осторожно, кустами, начинаем пробираться туда, откуда доносились голоса. За узкоколейкой, неподалеку от электростанции, пятеро красноармейцев в касках суетятся у миномета. От противника их скрывает высотка, поросшая ельником.
      - Кто такие? - спросил я сержанта. - С кем ведете бой?
      - А вы кто? - вопросом на вопрос ответил он.
      Оказалось, бой против подразделения немецко-венгерских войск вела рота одного из полков 13-го стрелкового корпуса. Сержант направил нас к командиру.
      Лет тридцати старший лейтенант, раскрасневшийся от возбуждения, встретил поначалу настороженно, но, узнав, кто мы и как сюда попали, стал отвечать на вопросы дружелюбно и охотно. Его "командный пункт", если можно так назвать неглубокий свежевырытый окопчик, где он располагался полусидя, находился на скатах небольшой высотки. Объяснив, что нам необходимо выйти к границе, я поинтересовался, что из себя представляет противник, обстрелявший из пушек наши машины, а сейчас, как видно, ведущий огонь по боевым порядкам роты, есть ли у старшего лейтенанта с кем-нибудь связь и как вообще он тут оказался со своими людьми.
      Командир роты выслушал меня и сказал:
      - Вот что, пограничники, связи я ни с кем не имею. В эту катавасию попал случайно. Отходил с зимних квартир из села Славского, где рота несла караульную службу, да заночевал здесь, в Коростове. А с рассветом завязалась перестрелка. Вот уже около двух часов ведем бой, лишился почти всех командиров взводов и отделений, а что представляет собой противник, какими он располагает силами, по правде говоря, до сих пор не знаю. Вокруг лес. Заросли.
      Впереди узкая лощина. Ни черта не видно, откуда и кто стреляет.
      Стало ясно: противник, силы которого неизвестны, опередил нас. Мы предложили командиру роты, потерявшему управление из-за гибели почти всех командиров, прекратить бой и перейти в резерв. Застава тем временем выйдет на рубеж атаки. Пусть атаку поддержит минометный расчет. Вскоре пограничники сменили в окопах красноармейцев. С нашей стороны огонь прекратился. Стали наблюдать за противником, его огневыми точками.
      Впереди текла быстрая, но мелководная река Орава. Вдоль берегов ее высились горы, покрытые могучим хвойным лесом. Цепляясь за камни у самого берега, деревья как бы взбирались по склонам к вершинам, образуя глубокую узкую лощину. На правой стороне реки, пересекая ее в нескольких местах, проходила насыпь шоссейной дороги. Виднелись мосты, до ближайшего из которых было метров семьсот - восемьсот. Слева по лощине километрах в трех проглядывали редкие крыши домов какого-то селения. Оттуда и били артиллерия и минометы. Судя по звуку выстрелов, огонь вели три горные пушки и два миномета среднего калибра. Чуть ближе слышался стук тяжелого пулемета. Пулеметная трескотня раздавалась и от шоссе, но огневые точки там пока обнаружить не удалось. Беспорядочно бухали винтовки. Эхо так разносило по горам звуки выстрелов, что казалось, будто стрельба идет со всех направлений. Установили, что перед нами не менее пехотной роты противника, усиленной огневыми средствами.
      Показалось солнце. Пробившись сквозь туман, висевший над бурлящим потоком, его лучи скользнули по вершинам елей, окрасив все вокруг в теплые розовые тона. Мы изготовились к атаке, намереваясь под прикрытием тумана незаметно сблизиться с противником. По моей команде пограничники, как один, поднялись в рост и дружно с криками "ура!" ринулись вперед. Это было ошибкой. Надо было атаковать молча, до поры до времени не выдавая себя. Но так действовать нас учили в мирное время. Стремительный бросок заставы почти сразу был остановлен сильным ружейно-пулеметным огнем. Бойцы залегли. Правее меня за бугром торопливо устанавливали, ручной пулемет пограничники Фирсов и Макаров. Левее, в кустарнике, рассредоточивалось отделение сержанта Худякова.
      Заработали станковые пулеметы. Командиры пулеметных отделений сержанты Беляев и Смолянец сосредоточили огонь по мосту и шоссейной дороге, откуда слышалась наиболее частая стрельба. Постепенно наш огонь становился все организованнее. На пулеметные очереди и винтовочные выстрелы противника пограничники отвечали дружными залпами.
      Поблизости кто-то торопливо бил трассирующими. Оказалось, это снайпер Сергеев пулю за пулей посылал в сторону моста. Он указывал цель. Я тоже положил на ладонь самозарядную винтовку, сделал несколько выстрелов и только тут увидел, как прямо от воды натягивается и обрывается огненная нить. Так вот откуда палит по нас вражеский пулеметчик. Он лежит прямо в воде и снизу вверх обстреливает нашу цепь. Приказываю сосредоточить огонь по опоре, от которой замечена трасса. Вскоре пулемет замолк.
      Противник не выдерживает нашего интенсивного и меткого огня и отходит к селению. Подаю сигнал. Пограничники во главе со Скляром устремляются вперед. За ними поднимаются остальные. Нас хорошо поддерживают минометчики. И вдруг, перекрывая шум боя, раздается протяжный, полный мольбы крик:
      - Бра-а-ты, не стреляйте! Бра-аты-ы-ы...
      Лежа на перекате реки, к нам простирал руки раненый пулеметчик. Всего минуту назад этот солдат прижимал нас к земле, и только волею случая никто не был убит человеком, лишь сейчас, перед угрозой смерти, вспомнившим слово "брат".
      Мы замешкались, чем незамедлительно воспользовался противник. "Жвик-жвик-жвик!" - проносится близкая пулеметная очередь. Посвист пуль выводит нас из минутного оцепенения и бездействия. Чувства чувствами, а надо думать, как выбить врага и дать возможность подразделениям отряда выйти к границе.
      Укрываясь в лесу, за кучами щебня на дороге, в придорожных кюветах, противник стремится остановить нас. Кажется, простреливается каждый метр. Особенно сильный огонь справа, от бетонной водоотводной трубы, проложенной под шоссе. Оттуда кинжальным огнем во фланг бьет вражеский пулемет. Мы едва отбегаем в сторону, как длинная очередь врезается в камень и пули, отрикошетив, с визгом летят вверх.
      Сквозь кусты вижу, как ко мне пробирается политрук Скляр.
      - Разрешите фугануть в трубу пару гранат? - кричит он.
      Не успеваю сообразить, как Максим намерен это сделать, а он уже исчез. Слышен только его голос:
      - Лючев! Вьюгов! Ефимов!
      Вслед за политруком пограничники ползут к шоссейной дороге.
      - Стой! Стой! - кричу я, поняв, что Скляр решил возглавить группу. Но он уже не слышит меня.
      Бойцы ловко подползли к дороге и, перевалившись через небольшой бугорок, скрылись в кювете. Минометчики тоже перенесли огонь на дорогу. С сухим треском там рвутся мины. От разрывов в воздухе висит сумеречный туман. Кто-то вскакивает, перебегает ближе к шоссе. Не пойму, то ли Скляр, то ли кто-то из бойцов. Рядом с трубой взметнулась земля. Потом еще взрыв ручной гранаты. Горловину трубы заволакивает дымом. Пулемет замолкает.
      По лощине в одиночку и группами удирают вражеские солдаты. Мелькает в кустах знакомая фигура Максима. Он возбужден, его лицо мокро от пота, из-под фуражки на лоб спадает прядь волос. Пограничников все больше и больше охватывал азарт боя.
      На подступах к селу противник вновь остановил нас. На этот раз он засел в подвалах домов, закрепился на склонах прилегающих к селу высот. Принимаю решение частью сил обойти населенный пункт. Передаю командование заставой Скляру, а сам с группой бойцов углубляюсь в лес. Но что это? Там, где дорога, зажатая рекой, идет по крутому обрыву, движется целая вражеская колонна человек триста, впереди артиллерия. В упряжках четверки белых откормленных лошадей. Что делать? Нас в десять раз меньше. Приказываю установить станковый пулемет. Была не была. Рядом ложатся ручные пулеметчики, изготовились и стрелки.
      - С рассеиванием по фронту, прицел три - огонь!
      Захлебываясь, дробно стучит наш "максим". К его стуку добавляется треск легких пулеметов и винтовок. В колонне противника замешательство. Кто-то из бойцов кричит: "Бей гадов! Ни черта они нам не сделают!" Станкопулеметчики пропускают всю ленту. С визгом вскакивают на дыбы кони, мечутся люди. Услышав нашу стрельбу, минометчики тоже ударили по колонне. Внезапность налета и меткий огонь сделали свое дело. Бросив на дороге две пушки и убитых, противник в смятении бежал.
      Осталось выбить тех, кто засел в домах. Поднимаемся в атаку. Нас поддерживают пограничники во главе с политруком Скляром. Вскоре первые уже достигли утопающих в зелени хат. Слышатся отдельные выстрелы. Потом все затихает. Пограничники ведут пленных. Наперебой докладывают, кто взял офицера, кто капрала, кто солдат. Появляется Скляр. Его серый прорезиненный плащ забрызган грязью. На лице копоть, ссадины. Мы смотрим друг на друга, еще не веря, что выиграли бой, и устало валимся на землю. Шутка сказать, с момента, как по нас ударили вражеские пушки, прошло ни много ни мало семь часов.
      Подошел командир роты. Стали решать, что делать дальше. Продвигаться или ждать подхода остальных застав? Выяснилось: среди пограничников заставы нет даже раненых, зато боезапас на исходе. Посоветовавшись, решили обо всем донести в штаб отряда, а самим занять здесь оборону. Донесение вручили Андрею Ермакову, старшему из шоферов, и отправили машины в тыл.
      Противник нас больше не беспокоил. Пограничники лежали в цепи, обсуждая подробности минувшего столкновения. Кто-то мечтательно сказал:
      - Вот вернутся машины, привезут патроны и гранаты и часа через три на заставе обедать будем.
      - До заставы еще далековато, - вмешался командир отделения сержант Смолянец. - Пожалуй, и к ночи не доберемся.
      Все, однако, сходились в одном: к границе обязательно выйдем. Мы с Максимом тоже прикидывали, сумеем ли к вечеру оказаться на своей заставе. О другом думать не хотелось. Еще бы: выиграть бой и даже не иметь раненых!
      От приятных раздумий нас отвлек шум моторов. Из-за поворота показались автомашины с пограничниками. К нам прибыла поддержка. Появились начальник штаба комендатуры капитан Гладких, начальник оперативного поста старший лейтенант Стряпунин, начальник заставы лейтенант Аникин.
      - Ну как, орлы, настроение? - спросил капитан Гладких. - Дали жару? Только я не вижу, чтобы здесь шел бой.
      Он оглядел бойцов заставы и только тут заметил окровавленные бинты на раненых красноармейцах, стоявших чуть поодаль от пограничников. Вид раненых смутил капитана. Без прежней шутливости он сказал:
      - Получайте, лейтенант Паджев, боеприпасы, сейчас прибудут остальные заставы.
      Вскоре появились на корпусном броневичке майор Врублевский, батальонный комиссар Авдюхин и представитель штаба 13-го стрелкового корпуса. Внимательно оглядев пограничников и красноармейцев, представитель штаба корпуса спросил:
      - Кто здесь старший?
      Гладких посмотрел на меня: дескать, ты тут воевал, ты и докладывай, но потом, одернув гимнастерку, приложил руку к козырьку фуражки:
      - Начальник штаба третьей комендатуры капитан Гладких. Противник отбит. Есть пленные. Застава потерь не имеет.
      Следом за Гладких доложил командир армейской роты.
      Врублевский приказал привести пленных.
      Пока шел допрос, в район боя подошли остальные заставы. Командование решило: роту и часть застав оставить во втором эшелоне, а нашей заставе и заставе лейтенанта Аникина продолжать наступление. Мы с Аникиным построили людей. Развернуть заставы в цепь в узкой лощине не представлялось возможным. Кому-то нужно было идти по дороге.
      - Твои люди устали, - сказал Аникин, - вот и идите по дороге.
      Сначала противник не подавал никаких признаков жизни, но потом стал сдерживать нас на выгодных для него рубежах. Временами, однако, огонь прекращался, и тогда казалось, что это были последние выстрелы и уже ничто не сможет нарушить устоявшейся тишины. Возможно, это, а возможно, вера в удачу притупили нашу бдительность. К тому же очередная пауза и в самом деле затянулась. Мы шли неторопливо, спокойно поглядывая на густые заросли, плотной стеной тянувшиеся вдоль дороги. Впереди шли сержант Худяков, пулеметчик Фирсов и я. В ста метрах сзади держалось отделение Худякова. Дальше, поотстав, продвигались пограничники с политруком Скляром.
      Мы миновали уже не один поворот, как вдруг где-то впереди со склона горы раздалась автоматная очередь. Только тут мы увидели прямо перед собой за кучей щебня ствол вражеского пулемета. Неожиданная стрельба, по-видимому, отвлекла внимание пулеметчика, и эта заминка спасла нас. Сержант Худяков вырвал из сумки гранату и метнул ее в камни. Застучал пулемет Фирсова. Вражеский пулеметчик так и не ответил.
      Но тут из леса на дорогу между нами и остальными пограничниками выбежала группа вражеских солдат. Это было настолько неожиданно, что я на мгновение растерялся, не зная, что предпринять. Слышу стук кованых сапог, учащенное дыхание бегущих. Еще секунда, и они захватят нас. Мы с Худяковым бросаемся к обочине. А Фирсов, повернувшись лицом к солдатам, прямо с рук открыл по ним огонь из пулемета. Ошеломленные, солдаты бросились наутек.
      Неожиданно пулемет Фирсова умолк. В магазине кончились патроны. Пограничник резко отвел рукоятку назад, потом двинул вперед, нажал на спуск, но бесполезно - пулемет молчал. Поняв, что с пулеметом что-то случилось, вражеские солдаты бросились к Фирсову. Но он не растерялся и хладнокровно стрелял из нагана в одного, другого, третьего. Затем установил своего "Дегтярева" на дороге, снял пустой магазин, поставил заряженный, но не успел изготовиться к стрельбе, как раздалась длинная очередь...
      Вражеские солдаты опять показываются на дороге. Мы открываем огонь, нам вторят подоспевшие бойцы заставы. Вместе с Худяковым подползаем к Фирсову. Гимнастерка его вся в бурых пятнах. Мы поднимаем пограничника и выносим его из зоны огня.
      Гибель товарища заставила посуроветь лица бойцов. Противник пытался сбить нас с дороги, но это у него не получилось. Застава лейтенанта Аникина вышла во фланг вражескому подразделению. Группа пограничников, в числе которых был и заместитель политрука Аркадий Углицких, атаковала его с фронта. Потом врага преследовали пограничники оперативного поста старшего лейтенанта Стряпунина. Фашистские солдаты поспешно отошли к границе и бежали за Верецкий перевал.
      Так закончился этот бой. "Выполняя приказ, - говорится в одном из документов, - 10 и 11 заставы в районе села Коростова вступили в бой с пехотным батальоном противника. Бой длился с 4.00 до 18.00. Враг отступил, оставив свыше 40 убитых. Заставы захватили 3 орудия, 5 станковых и 6 ручных пулеметов, военное имущество. В плен взято 11 солдат противника. Потери десятой и одиннадцатой пограничных застав в этом бою: убит - 1, ранен - 1".
      Сегодня хорошо видно, как мало значил для судеб войны наш первый бой у села Коростова. Это был бой местного значения. Вокруг нас дрались целые армии. Именно там, севернее и южнее, разворачивались невиданные доселе напряженные и драматические сражения, в которых участвовали десятки и сотни тысяч людей. Но для пограничников заставы и отряда это было первое серьезное испытание, и они вышли из него с честью. Уже здесь, у границы, бойцы показали, что они умеют драться с врагом и побеждать его. Их преданность Родине, стремление во что бы то ни стало разбить вторгнувшихся в пределы Советской страны немецко-фашистских захватчиков были доказаны мужеством и храбростью. Не без гордости вспоминают об этом бое. Когда к концу войны мне вновь пришлось оказаться в этих местах, жители близлежащих сел вспоминали, как драпали отсюда фашисты через Верецкий перевал в июне 1941 года.
      ...Снова подошла автоколонна. Представитель штаба 13-го стрелкового корпуса распорядился посадить всех на машины и начать отход. Теперь мы уже знали: на остальных участках фронта дела складывались не в нашу пользу. К машинам подцепили трофейные пушки. Оставались у Коростова для прикрытия отхода отряда наша десятая и одиннадцатая заставы лейтенанта Аникина. Старшим группы был капитан Гладких.
      Через некоторое время подошли автомашины и за пограничниками заставы лейтенанта Аникина. Капитан Гладких сказал мне:
      - За вами транспорт подойдет позже.
      Темнело. Где-то за горным хребтом будоражили округу взрывы, и глухое эхо от них долетало сюда. У нас стояла первозданная тишина. В эту тишину как-то исподволь вкрался стук конских копыт. Это подходил наш обоз. На пароконных повозках сидели старшина Вершинин и учительницы Ковалева и Яковенко. Я приказал кормить бойцов. Пограничники устало брели к повозкам, где были установлены термосы с едой.
      Темнота стала гуще. По-прежнему лишь далекий, стертый расстоянием гул взрывов нарушал тишину. Машины не подходили. Освещая ракетами местность, дежурные пулеметчики изредка обстреливали дорогу. Им никто не отвечал.
      Сквозь полудремоту я почувствовал, как наступил рассвет. Открыл глаза. Багровый край солнца выплыл из-за горы и словно оплавил снизу обугленно-черные тучи. Верхняя кромка их еще сливалась с ночным небом. Послышался надсадный гул. Наконец из-за туч вывалились немецкие бомбардировщики. Самолеты шли клиньями прямо над нами. Вскоре небо озарилось огненными сполохами, донеслись громовые удары. Рокоча, они пришли и сюда, в горную лощину. Черные столбы дыма поднялись выше гор.
      - Бомбят Стрыйский аэродром, - сказал Скляр. - Что будем делать?
      - Отходить.
      Командиры отделений построили бойцов. Угрюмо опустив головы, пограничники проходили мимо влажной черной земли на могильном холме, под которым навсегда остался лежать пулеметчик Иван Фирсов. Нет, это не от усталости, не от полусуточного боя и не от бессонной ночи хмурились они. А оттого, что снова, несмотря на то что враг отброшен за линию границы, они идут в глубь страны. У повозок пограничники замедлили шаг. Максим Скляр стал перед строем.
      - Вы сделали все, что могли, товарищи. Вы разгромили вражеский батальон. Противник отброшен от границы. Но обстоятельства вынуждают нас отойти. Придет время, мы снова вернемся сюда.
      Целый день мы шли лесной горной дорогой. Уже темнело, когда застава оказалась у города Стрыя. Город горел. На аэродроме что-то рвалось, слышались редкие выстрелы. Выслали на разведку кавалеристов во главе со Скляром. Вскоре они вернулись.
      - Надо торопиться, на этой стороне наших войск нет. Мост сейчас взорвут саперы.
      Мы поднялись. Поднялось и наше тыловое охранение - отделение сержанта Худякова, находившееся в полукилометре от ядра заставы. Только мы перешли мост, как подъехал мотоцикл. Командир, сидевший в коляске, крикнул:
      - Скорее, взрываем!
      Мы стали объяснять, что на том берегу осталось еще одно отделение, но он махнул рукой:
      - Поздно!
      Почти тотчас раздался взрыв. Воздух наполнился запахом горелого тола.
      Почему-то в ту минуту не хотелось думать, что Худякову не удастся переправиться через реку. Все хорошо знали сержанта. Он был смекалистым и расторопным командиром. Никто так виртуозно не работал на спортивных снарядах, как он, никто не стрелял лучше него, никто не мог так сноровисто собраться по тревоге и без устали преследовать нарушителей границы. Пограничники уважали Худякова за сметку, решительность, смелость.
      "С Худяковым не пропадешь, - говорили о нем бойцы. - Он найдет выход из любого положения".
      Так думал тогда и я.
      Растянувшись цепочкой, пограничники брели по полю вдоль дороги. В июне рано наступают рассветы. И вскоре небо стало светлеть. Неожиданно путь нам преградил глубокий овраг. Свернули к дороге, по которой следовала одна из наших воинских частей. Мы вклинились в какое-то подразделение. Ритм движения нарушился.
      - Эй, кто такие, почему врезались в колонну? - услышал я.
      - Не волнуйтесь, обойдем овраги и сойдем с дороги.
      - Сделайте это побыстрее, - снова раздался голос командира. Он показался знакомым. Я замедлил шаг, ожидая человека, шумевшего на нас. Им оказался тот самый командир батальона, что перед началом войны находился в обороне на участке нашей заставы. Все бойцы и командиры батальона были одеты в новое обмундирование и снаряжение, словно шли на парад.
      - Здравствуйте, лейтенант, - суховато ответил командир батальона, все еще сердясь за то, что мы нарушили строй.
      - Вы меня не узнаете, товарищ капитан? Я начальник погранзаставы из Кривки.
      Он посмотрел на меня удивленно. Потом его взгляд скользнул по моему лицу, гимнастерке, и глаза комбата подобрели. Он улыбнулся, сказал приветливо:
      - Вот ведь какая встреча! Как вы здесь оказались?
      - Наверно, так же, как и вы, - обрадовался я неожиданной встрече, прикрываем отход частей корпуса.
      - Мы тоже, - заметил он, - три дня идем в арьергарде. Когда и где станем, не знаю. Пока шагаем без единого выстрела.
      Я рассказал, что и мы с границы отошли без боя, однако боевое крещение застава уже получила у села Коростова.
      - Ну и как? - с интересом спросил капитан.
      - Да вроде ничего, потрепали вражеский батальон.
      - Сколько потеряли своих?
      - Погиб ручной пулеметчик, да одного ранило.
      - И это все? - удивился комбат.
      - Да.
      - Для начала неплохо, - сказал капитан. - Когда мы были на участке вашей заставы, я убедился, что пограничники в боевом отношении подготовлены хорошо.
      Сказав это, капитан замолчал. Дальше шли молча. Какие-то думы тяготили комбата. Неожиданно впереди послышался смех. .Пограничники смешались с бойцами одной из рот. Тут и там мелькают зеленые фуражки.
      Неожиданно возле нас появился майор на коне.
      - Почему замедлили движение? - строго спросил он. - Откуда эти люди в фуражках?
      Командир батальона, поглощенный своими мыслями, не сразу понял, что эти слова обращены к нему.
      Я подал команду, и застава сошла с дороги. Майору пояснил, что, обходя овраг, был вынужден вклиниться в походную колонну батальона.
      В это время головные подразделения полка вошли в лес. Майор пришпорил коня и поскакал вперед. На опушке леса он снова преградил нам путь.
      - Вот что, лейтенант, здесь, на опушке, разверните свою заставу, прикроете нас.
      Попытка объяснить, что мы выполняем приказ своего командования, на майора не возымела действия.
      - Я здесь старший командир!
      Пришлось рассредоточить заставу по опушке леса. Мимо прошли пулеметная рота и полковая артиллерия на конной тяге. Колонна полка скрылась в лесу. Стало тихо-тихо. Только где-то далеко на северо-западе небо то и дело озаряли огненные вспышки. Там шел бой.
      Переждав несколько часов и не встретив противника, застава двинулась дальше. Поток людей, повозок, машин остался в стороне. Однако мы все время чувствовали близость этого людского водоворота, уходившего на восток.
      К старой границе
      К вечеру 1 июля штабы корпуса и отряда, а также часть подразделений вышли к Днестру и сосредоточились в лесу вблизи города Галича. Утром следующего дня туда прибыли все заставы. А к полудню и наша десятая. После боев и почти десятидневного марша под бомбежками пограничники отряда наконец обрели непродолжительный отдых. Лесная прохлада, тишина, аромат застоявшихся трав как-то сразу сняли усталость. Люди ожили. Впервые за время отхода от границы бойцы получили горячий обед, завтрак и ужин.
      Из политотдела принесли газеты. Последние вести с фронта вызвали оживленное обсуждение. Говорили в основном о том, долго ли еще придется отступать и где наконец дадут врагу решительный отпор. Многие считали, что это произойдет на старой границе. Ведь там, на линии рек Горыни, Збруча, городов Шепетовки, Мозыря, Проскурова, Каменец-Подольского, находятся мощные оборонительные сооружения - железобетонные доты, артиллерийские погреба с механизированной подачей боеприпасов, подземные электростанции, системы для подачи воды, казематы для отдыха. Мы все это видели своими глазами, когда служили на старой границе. Где же, как не здесь, лучше всего остановить наступление гитлеровцев?
      Наш отдых и размышления были прерваны автоматной стрельбой. Среди белого дня немцы выбросили парашютный десант. Сначала раздалась одна очередь, а затем, как бы вторя ей, затрещали десятки автоматов. Поначалу мы подумали, что это командование решило проверить нашу боеготовность, но пули со свистом пролетали над головами. Команда "К бою!" окончательно стряхнула благодушие.