В сводке политуправления войск НКВД о боевой деятельности и политико-моральном состоянии войск по охране тыла Юго-Западного фронта, находившихся во вражеском окружении в сентябре 1941 года, говорилось: "Выполняя приказ No 270 народного комиссара обороны, бойцы, командиры и политработники частей вели упорную борьбу в тылу противника и нанесли ему значительный урон. Личный состав войск НКВД, находясь в окружении, все время выполнял самые ответственные задачи. В борьбе с превосходящими силами врага многие бойцы, командиры и политработники проявили героизм, мужество и отвагу... Действуя небольшими группами, пограничники смело пробивались вперед, нанося врагу урон в живой силе и в материальной части. Политаппарат, партийные и комсомольские организации частей и подразделений, находясь в окружении, вели большую работу по укреплению политико-морального состояния, сплочению личного состава и мобилизации бойцов и командиров на выполнение поставленной задачи. В группе политрука Семашко и капитана Татьянина были созданы партийная и комсомольская организации. Непрерывно велась партийно-политическая работа. Батальонные комиссары Авдюхин, Ильин и Леонов, старшие политруки Тараканов, Дорошенко и другие со своими бойцами смело и неустанно дрались с противником. В результате каждый из них вывел из окружения группу пограничников с оружием и боеприпасами".
      Пробился с группой бойцов и командир полка майор Ф. И. Врублевский. Через много лет он написал, оценивая все, что пришлось пережить, выдержать бойцам и командирам 94-го погранотряда за первые девяносто дней Великой Отечественной войны: "Я думаю, это был настоящий массовый подвиг двух с половиной тысяч людей. Мне не было известно ни об одном факте трусости, малодушия, ни один из пограничников не сдался добровольно в плен врагу, не поднял рук, не капитулировал, в какой бы сложной обстановке ему ни довелось быть. Пусть же не забудется этот подвиг в сердцах людей..."
      За линию фронта
      В приказе НКВД Союза ССР от 25 сентября 1941 года говорится: "Ввиду тяжелых потерь с сего числа 94-й пограничный отряд прекратил свое существование". Да, так перестал существовать в сентябре 1941 года как самостоятельная боевая единица наш погранотряд. Но на этом не закончился его боевой путь и боевая история. Из оставшихся в живых и вышедших из окружения бойцов и командиров нашего отряда был сформирован 92-й пограничный полк. Командиром его был назначен майор Ф. И. Врублевский, комиссаром - батальонный комиссар Н. А. Авдюхин, начальником штаба - майор М. К. Кудряшов. Командирами батальонов также стали воины 94-го погранотряда капитан И. В. Бурцев и капитан А. К. Татьянин.
      С несколькими бойцами своей заставы я тоже ожидал назначения. Жили в одной из школ Белгорода. Это было большое трехэтажное здание, расположенное в центре города. За несколько дней, что мы провели здесь после выхода из окружения, нас переодели в новое обмундирование, подкормили. Пополнили и боезапас. Спали в классах на полу, положив под голову вещмешок, укрывшись шинелью. Тут же в школе была столовая. Раза два или три я ходил обедать в городскую столовую, которая была поблизости, в нескольких кварталах от нас. Однажды встретил там комиссара Богатикова.
      - Тебя не узнать, - сказал Богатиков, оглядев меня. - Ну, как дела?
      Я объяснил, что жду назначения.
      - Давай ко мне в 21-ю армию, - предложил он.
      Я покачал головой:
      - Нет, я пограничник и из своего полка никуда не пойду.
      Это была последняя встреча с Иваном Никифоровичем, заместителем начальника политотдела 21-й армии. С тех пор наши пути не пересекались. После войны я узнал, что он погиб в конце 1942 года под Сталинградом. В Москве живут двое его сыновей.
      Несколько раз в те дни довелось пройтись по улицам Белгорода. Город эвакуировался, но все было спокойно, не видно ни суеты, ни паники. В магазинах шла нормальная торговля. Работала электростанция. В городских репродукторах гремели марши. Была радиоточка и у нас в школе. Мы слушали последние известия, обсуждали положение на фронте. На нашем участке было затишье. И это обнадеживало. Поговаривали, что, возможно, скоро начнется контрнаступление.
      В конце сентября меня наконец вызвали в штаб полка. Явился туда, как говорят, в полной боевой готовности: с оружием, планшетом, в теплой куртке, с фляжкой на ремне.
      - Как самочувствие? - спросил Врублевский.
      - Все в порядке, надоело отлеживаться.
      - Сколько с вами вышло из окружения?
      - Семеро, - ответил я.
      - Вот вам предписание. Своих людей возьмите с собой. Направляетесь в первый батальон к капитану Татьянину.
      Выйдя от командира полка, я зашел в комнату, где меня ожидали мои подчиненные - пограничники Макаров, Ердаков, Волков, Колесников и остальные.
      - Ну, хлопцы, - сказал я, - собирайтесь, пошли.
      Бойцы быстро надели шинели, взяли винтовки, перекинули через плечо патронташи, подцепили к ремням подсумки и гранаты и вслед за мной покинули школу.
      На выходе из города в районе Микояновки стоял небольшой заводишко, в котором размещалась одна из рот нашего батальона. Разыскали командира лейтенанта Гаврикова и уточнили, как добраться до села Томаровки, где находился штаб батальона.
      Было погожее осеннее утро. На небе ни облачка. Небольшая рощица, что встретилась на пути, стояла притихшая в нежно-золотом убранстве. На дороге не видно ни машин, ни боевой техники. Только изредка попадались подводы, на которых колхозники везли картофель, зерно или ехали на них по какой-то иной надобности. Время от времени с обочин взлетали жаворонки. Вид беззаботных пичуг навевал мирные, спокойные мысли.
      Мы бодро шагали вдоль убранных полей, радуясь, что наконец снова будем при деле, что продолжает существовать наш пограничный отряд, только переименованный в пограничный полк, что в общем-то хоть и потеснили нас немцы, однако их "блицкриговские" планы, несмотря на кажущуюся значительность первых успехов, терпели провал.
      Давно минул август - последний месяц войны по гитлеровским прогнозам, а не пали ни Москва, ни Ленинград. Бои приобретали для немецких захватчиков невыгодный, затяжной характер. Вот уже два месяца оборонялась Одесса. Враг безуспешно штурмовал Крымский перешеек. Полтора месяца он не мог прорваться на Лужском направлении. Был остановлен на Крайнем Севере, на реках Свирь и Волхов. Чувствовалось - напор гитлеровских войск слабеет. Враг явно выдыхался, хотя и был еще силен.
      К вечеру мы остановились в одном из сел на пути к Томаровке. В доме, где жили одинокие старик со старухой, устроились ночевать. Оказалось, что два сына у них на фронте и дочь. А писем нет. В общем, разговорились. Мы рассказали, как идем от самой границы, в каких боях участвовали.
      - И ведь живы, соколики, остались, - причитала старая женщина. - Может, и наши живы?
      Старик достал фотографии:
      - Посмотри, командир, не встречал где этих?
      Я взглянул на снимки и покачал головой.
      Утром мы продолжали свой путь и во второй половине дня пришли в Томаровку. У входа в село нас встретили патрульные пограничники и придирчиво проверили документы у каждого. Приятно было наблюдать это. Никакой беспечности. Все строго, по-фронтовому, по-пограничному.
      У штаба батальона стоял часовой. Снова пришлось доставать и показывать удостоверение личности и предписание.
      Капитана Татьянина я видел впервые. Когда вошел в дом, он что-то обсуждал с другими штабными работниками. Прочитав предписание, комбат прищурился и, хитровато улыбнувшись, заметил:
      - Видно, вышло недоразумение, у меня все командиры рот есть.
      - Но ведь... - я показал на предписание.
      Командир батальона еще раз перечитал бумагу и пожал плечами:
      - Что-нибудь они там напутали. - И вдруг неожиданно сказал: - А вот командир взвода мне пригодился бы, в первой роте не хватает одного взводного.
      Я стоял, раздумывая над создавшимся вдруг положением. Конечно, не очень-то радовала перспектива получить вместо роты взвод. Все-таки я был начальником заставы, а это, если перевести на армейские ранги, командир роты. К тому же участвовал в боях. Видимо, из этого и исходили в штабе полка, вручая предписание. Да вышла какая-то неувязка. Что ж теперь делать? Не спорить же с капитаном Татьяниным, который был тут ни при чем, и не шагать обратно полсотни верст в штаб полка. Взвод так взвод. И махнув рукой, я сказал комбату полушутя-полусерьезно:
      - Не важно, в каком ранге быть, лишь бы немцев бить.
      Татьянин улыбнулся и сказал, чтобы я нашел младшего лейтенанта Василия Горбунова и доложил ему, что поступаю в его распоряжение. Он был командиром первой роты.
      С Василием Горбуновым мы были знакомы по совместной службе сначала в 20-м Славутском, а потом в 94-м Смоленском пограничных отрядах. Родом он был из Куйбышева и до призыва в пограничные войска работал учителем в школе. Буквально перед самой войной закончил трехмесячные курсы младших лейтенантов и уже вскоре стал начальником заставы. Теперь в ходе боевых действий его выдвинули командиром роты.
      Я представился Горбунову. Но он махнул рукой: какие уж тут формальности. Почти сразу признался, что командовать ротой и руководить оперативно-служебной деятельностью ему трудновато, и попросил помогать ему. Работали мы дружно. Горбунов был командиром боевым, энергичным, смелым, и это в известной мере возмещало нехватку знаний и опыта.
      Политруком в роте был старший политрук Лавренов, спокойный, уравновешенный человек, служивший раньше в 20-м Славутском пограничном отряде секретарем партбюро, а затем в 94-м политруком одной из застав. С ним мы тоже были знакомы. В первых боях Лавренов показал себя с самой лучшей стороны, проявил мужество и храбрость. И заместителем командира роты был также наш однополчанин, человек большой сметки и богатырской силы лейтенант Илья Васильченко, бывший в 94-м погранотряде помощником начальника оперативного поста. Он тоже побывал в боях под Попельней, Елисаветовкой и Лубнами. Командиры взводов были незнакомы мне. Лейтенанта Осаулова призвали из запаса, а лейтенант Рябцев раньше служил во внутренних войсках НКВД.
      Я был очень рад, что со мной во взводе продолжали находиться мои подчиненные, пограничники десятой заставы, другие бойцы нашего и соседних погранотрядов, прошедшие, как говорится, сквозь огонь и воду. Моим помощником во взводе был Константин Ильин - бывший старшина одной из застав 92-го Перемышльского отряда, сражавшийся в Перемышле, под Рогами, не раз поднимавшийся в контратаки на врага. Во взвод зачислили Макарова, Колесникова, Волкова, Ердакова. Этих людей я хорошо знал, испытал их в бою, верил в них безгранично. Верил в их бесстрашие, исключительную дисциплинированность, готовность выполнить любой приказ. Ведь все это время они выполняли самые трудные задачи. И в новой обстановке можно было положиться на них.
      И в других подразделениях полка продолжали служить бывшие пограничники десятой заставы - старшина Михаил Вершинин, сержант Василий Борисов, Петр Дмитриев и другие. Ни разу не пришлось краснеть за них. Все они самоотверженно выполняли возложенные на них обязанности, проявляли беззаветную преданность делу, а когда наступал трудный час, насмерть бились с врагом и погибали как герои.
      В конце сентября обстановка на фронте продолжала оставаться напряженной. Буквально вскоре после того, как мы оказались в Томаровке, стало известно о новом наступлении гитлеровцев, предпринятом на Москву. Оно началось 30 сентября 1941 года. Враг стремился любой ценой окружить и уничтожить наши войска, прикрывавшие столицу. 3 октября 1941 года в речи по радио Гитлер заявил: "48 часов тому назад начались операции гигантских размеров. Они будут способствовать уничтожению врага на востоке. Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил". Это хвастливое заявление не учитывало ни возможностей нашего государства, ни возможностей Красной Армии, которая, несмотря на потери, делала свое дело мужественно и стойко.
      Мы оказались в стороне от главного удара немецко-фашистских войск. После сформирования 92-й пограничный полк вошел во вновь созданный Юго-Западный фронт. В начале октября немцы в районе Томаровка - Грунь, который прикрывала 9-я кавалерийская дивизия, а ее тыловые рубежи - наш батальон, вели себя тихо. Эту передышку бойцы и командиры дивизии использовали для совершенствования обороны. Им уже пришлось побывать в боях. Именно эта кавалерийская дивизия обеспечивала выход из окружения наших войск в районе Сорочинцев и Савинцев. Она действовала и у Каневских переправ на Днепре, отличилась и в других боях.
      Обычно для поиска диверсантов, шпионов, агентов посылалось отделение, с которым шел я или мой помкомвзвода. Мы прочесывали местность, обыскивали леса и рощи, овраги и ложбины, заходили в села. Шли по определенному маршруту, намеченному в штабе батальона или командиром роты. Ночевали в сараях, пустующих домах: таких было немало, люди эвакуировались, уходили в тыл страны.
      Пока было все спокойно, мы пользовались телефонной и радиосетью гражданских узлов связи. С помощью этой сети роты и взводы поддерживали связь с своими штабами при выполнении боевых задач. По этим каналам мы слушали и голос столицы нашей Родины Москвы, который вселял в наши сердца уверенность в мощи нашей страны, непобедимости Красной Армии. Последних известий все ждали с нетерпением. Каждое новое сообщение о том, что происходит под Москвой, тотчас доводилось политработниками до бойцов. Тут же доставали географическую карту с передвижными красными бумажными флажками, отмечали линию фронта. Мы, кто первыми принял страшной силы удар врага, хорошо видели, что хотя противник и теснит наши войска, но слабеет с каждым днем.
      Однако враг все еще обладал достаточными силами, чтобы вести бои не только под Москвой, но и в других местах огромного советско-германского фронта. В конце октября гитлеровцы потеснили советские войска и на нашем участке. Части 21-й армии, тыл которой мы охраняли, ведя тяжелые кровопролитные бои, также отошли и закрепились западнее Белгорода.
      Стояла холодная дождливая погода. Дороги разбухли. 9-я кавалерийская дивизия совершала переход на новый оборонительный рубеж. Взаимодействуя с ней, прикрывая ее арьергарды, мы тоже снялись с места. Шли полями и перелесками. Размягченный чернозем прилипал к сапогам, кони едва волочили ноги по этой разжиженной земле.
      В один из вечеров наша рота оказалась в селе Сабынине, нас поразил цвет воды в Северском Донце. Она была какой-то серо-белой. Только приглядевшись, мы увидели на реке утиные и гусиные стаи, а потом услышали их могучий крик. Кто-то спросил политрука Лавренова, откуда в таком маленьком селе столько птицы.
      - Видно, это то, что эвакуируют колхозы, - высказал предположение старший политрук и с несколькими бойцами стал спускаться к реке.
      Так оно и оказалось. В Сабынине сосредоточились птицеводческие хозяйства из многих эвакуировавшихся колхозов. Колхозники угоняли птицу от врага.
      Как только мы оказались в селе, командир роты приказал мне разыскать представителей местных властей. Взяв с собой командира отделения сержанта Кишеневского, я направился в правление колхоза. Оно располагалось в небольшом доме на центральной площади. Когда мы зашли туда, то увидели много людей, что-то оживленно обсуждавших.
      - Здравствуйте, где тут найти председателя колхоза или сельского Совета? спросил я.
      Человек, сидевший за столом, ответил:
      - Я председатель колхоза, а вот он, - мужчина показал на своего соседа, председатель сельского Совета. Я подошел ближе.
      - А, пограничнички пришли, значит, завтра здесь будут немцы, - заметил сидевший рядом с председателями невысокий человек.
      - Ну, это не обязательно, - попробовал возразить я.
      Но мужчина добродушно улыбнулся и продолжал:
      - Не обижайтесь, поверьте, я-то знаю. От самой почти границы иду. Так что не в первый раз встречаюсь с пограничниками. За вами уж никого не бывает. Вон вчера днем конники через село проскакали, ушли за Северский Донец. Сегодня вы пришли, значит, завтра жди немца.
      В словах незнакомца была правда. Пограничники, как правило, отходили последними. Это видели жители многих городов и сел, руководители партийных и государственных органов. Видимо, мужчина, заговоривший со мной, был из западных районов страны, потому таким образом воспринял наше появление.
      Как бы подводя итог нашему разговору, я сказал:
      - Товарищи председатели колхоза и сельского Совета, вас просит подойти наше командование.
      Командир роты Горбунов и политрук Лавренов довели до сведения местных руководителей действительную обстановку и посоветовали все, что можно, эвакуировать за Северский Донец.
      - У нас в ставках много рыбы, как с ней быть? - спросил председатель колхоза.
      - Ночью спустите воду, а утром раздайте все колхозникам, - порекомендовал политрук Лавренов.
      На рассвете рота оставила село. По крутому западному берегу мы спустились к реке. И тут кто-то удивленно спросил:
      - Товарищи, а куда же делась река?
      Вместо широких плесов, что вчера еще были здесь, шелестели под ногами камыш и осока. Только чуть впереди среди множества небольших квадратных котлованов, как ниточка, вился шириной не более полуметра ручей. Кое-где на илистом дне в темных лужицах прыгали золотистые карпы. Это все, что осталось от рыбного хозяйства колхоза.
      Политрук Лавренов объяснил пограничникам, что произошло. А потом, обращаясь к командиру роты, заметил:
      - А председатель - молодец. Ни птицы, ни рыбы не оставил немцам.
      - Да, крепко поработал, - отозвался лейтенант Горбунов, - да так, что и мы не слышали. Действительно молодец.
      - На что ж рассчитывает Гитлер? - неожиданно сказал Лавренов. - Разве может он сломить такой народ? - И сам себе ответил: - Нет, не сможет.
      Командир роты согласно кивнул головой.
      Мы перешагнули через обмелевший Донец и вступили на разбитую, разбухшую от дождя, который шел и сейчас, полевую дорогу. Часа через два она затерялась среди полей, а потом и вовсе кончилась у почерневших стогов соломы. Дальше пошли полем. Размокший чернозем так лип к ногам, что казалось, к сапогам были подвешены свинцовые пластины. Промокшие до последней нитки и обессиленные, мы заночевали к вечеру в каком-то селе.
      К исходу следующего дня рота достигла реки Корочи. Однако и тут мы долго не задержались, поступил приказ отойти к реке Оскол. Где-то впереди нас следовали две роты и штаб нашего батальона. Все чаще на нашем пути встречались свежеотрытые окопы, траншеи, противотанковые рвы, во многих местах наполовину залитые водой. Чувствовалось, что все было подготовлено к обороне, но, видимо, в сложившейся обстановке занимать этот рубеж было невыгодно.
      Наш полк снова выходил на охрану тыла 21-й армии. Эта армия была сформирована в апреле 1941 года в Приволжском военном округе. За неделю до вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз войска ее стали передислоцироваться на территорию Западного особого военного округа. Война застала большую часть соединений в эшелонах, растянувшихся по железным дорогам от Волги до Днепра. 1 июля 1941 года армия развернулась вдоль Днепра от Могилева до Речицы. А 13 июля начала наступление в направлении Бобруйска. Гитлеровский генерал А. Филиппи в книге "Припятская проблема" писал: "Правое крыло группы армий "Центр" сильно отставало. Оно еще в середине июля задержалось на рубеже Кричев - Рогачев, не будучи в состоянии сломить усиливающееся сопротивление 21-й армии русских севернее Гомеля..." Теперь 21-я армия закреплялась на берегах Северского Донца.
      Штаб батальона и наша рота обосновались в райцентре Чернянка Курской области. Это был большой поселок городского типа с одноэтажными деревянными домами. В нем находились руководство Чернянского района, два правления колхозов и два сельских Совета. Приближались дни праздника 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Жители Чернянки готовились встретить праздник. Они приводили в порядок дома, белили их, подметали дворы, улицы.
      Для нас эти дни были наполнены заботами. Только что в штаб батальона поступили данные о том, что в селе Гнилуши появилась группа подозрительных людей. Наш взвод подняли по тревоге. Мы поспешили в указанное село. Опросили местных жителей, беседовали с председателем колхоза, все заявляли: да, были, забрали продукты и ушли, а куда - никто не знает.
      Четыре дня мотались мы по округе, пока наконец не напали на след этой группы. Диверсанты отстреливались, но в конце концов были вынуждены сдаться.
      Мы вернулись в Чернянку 6 ноября во второй половине дня. На многих домах висели красные флаги, а в центре города, на площади, виднелись лозунги. Бойцы и командиры роты располагались в здании одной из школ. Там остановились и мы. С нетерпением все ждали вечера. Взоры пограничников были устремлены на стену, где висел громоздкий черный репродуктор. Вот-вот местный радиоузел должен был начать трансляцию. Что-то скажет Москва? Наконец в громкоговорителе раздался легкий треск, а затем голос диктора объявил:
      - Внимание, говорит Москва.
      Все затаили дыхание. Начиналось торжественное заседание Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями Москвы. Еще несколько мгновений, и из динамика послышался знакомый глуховатый голос. Чеканя каждое слово, Сталин говорил об итогах первых четырех месяцев войны, о провале гитлеровского плана "молниеносной" победы, причинах временных военных неудач Красной Армии, задачах, которые встают перед армией и советским народом.
      "Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР, говорил Сталин. - Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат...
      В отличие от гитлеровской Германии Советский Союз и его союзники ведут войну освободительную, справедливую, рассчитанную на освобождение порабощенных народов Европы и СССР от гитлеровской тирании... Но чтобы осуществить эти цели, нужно сокрушить военную мощь немецких захватчиков... необходимо, чтобы наша армия и наш флот имели деятельную и активную поддержку со стороны всей нашей страны... чтобы вся наша страна и все народы СССР организовались в единый боевой лагерь, ведущий вместе с нашей армией и флотом великую освободительную войну за честь и свободу нашей Родины, за разгром немецких армий.
      В этом теперь задача.
      Мы можем и мы должны выполнить эту задачу..."
      Свой доклад Сталин закончил словами:
      - Наше дело правое, победа будет за нами!
      Мы аплодировали, кричали "ура!", чувствовали себя так, словно бы находились там, на торжественном заседании в Москве. Весь вечер были под впечатлением прослушанной речи. И кто-то вслух обронил мысль, которая потом долго обсуждалась между бойцами и командирами, - будет ли завтра традиционный парад войск на Красной площади? Большинство сходилось на том, что ввиду исключительности сложившейся под Москвой ситуации парада не будет, не до парадов, мол, сейчас, надо бить немцев.
      Каково же было наше удивление наутро, когда мы услышали потрясающую новость: парад войск на Красной площади состоялся! В полной боевой готовности проходили через Красную площадь мимо Мавзолея В. И. Ленина части и подразделения, чтобы отсюда сразу направиться на фронт. Мы слышали в репродукторе, у которого опять собрались все, мерную поступь полков, могучий рокот танковых моторов и внимали тому, что происходило в родной Москве, как предвестию грядущих побед.
      В Чернянке на площади тоже состоялся митинг, на котором выступил представитель райкома партии и кто-то из колхозников. На митинг собрались и все свободные от службы бойцы нашего батальона. На трибуне стоял капитан Татьянин. Настроение у нас было праздничное, приподнятое. Долго в этот день на центральной площади Чернянки играла музыка.
      В первых числах ноября наступление противника под Москвой было остановлено почти на всех направлениях, что заставило гитлеровцев вновь подтягивать резервы и готовить новый бросок к столице нашей Родины. Он начался в середине ноября и продолжался до первых чисел декабря. Стала окончательно очевидной безнадежность всех попыток врага овладеть советской столицей. Наступление на Московском направлении разбилось о неприступную стойкость советских воинов. Противник понес огромные потери.
      Части 21-й армии на берегах Северского Донца приостановили наступление противника. Фронт на этом участке стабилизировался. 1 декабря 1941 года командующий 21-й армией генерал-лейтенант В. Н. Гордов приказал командиру 92-го погранполка майору Ф. И. Врублевскому сформировать из бойцов и командиров полка истребительный отряд для действий в тылу врага. Командиром этого отряда был назначен капитан Татьянин, военкомом - старший политрук Тарасенков. Отряд состоял из 116 человек. В нем было 11 коммунистов и 71 комсомолец. Парторгом отряда назначили младшего сержанта Слейчукова. В каждом взводе находился комсомольский организатор. Командирами взводов стали старший лейтенант Чашкин, лейтенант Фоменко и лейтенант Горбунов. Из нашего взвода в истребительный отряд ушли два пограничника: пулеметчик Пятунин и его второй номер.
      4 декабря 1941 года в 4 часа отряд на автомашинах выехал в город Корочу, где дислоцировался штаб 21-й армии. В восемнадцать часов была получена задача от командарма: пройти незаметно в тыл врага, в Кисловский лес около села Гостищева, и устроить засаду на вероятных путях передвижения немецких войск. Срок операции - трое суток.
      Стояли тридцатиградусные морозы. Мела пурга. Чтобы автоматы и пулеметы не отказали в бою при таком холоде, бойцы наполнили фляги спиртом для промывки затворов и подвижных частей пулеметов. Ночью выпал густой снег. Истребительный отряд благополучно перешел через линию фронта и достиг Кисловского леса, где повзводно окопался на опушке в снегу. В одном из донесений командира полка говорится: "В 14.30 из села Гостишево показалась небольшая группа бойцов и командиров Красной Армии, выходившая из окружения. Эта группа с боем отошла в лес, где находился отряд пограничников. Горстку бойцов численностью в 20 человек преследовало около двух батальонов немцев. Противник прижал их к лесу, а затем окружил".
      Немцы были уверены, что в лесу находятся только эти бойцы. О том, что здесь сосредоточился истребительный отряд, гитлеровцы не подозревали. Когда окружение отходивших красноармейцев они посчитали законченным, один из немецких офицеров, приблизившись к лесу, крикнул: "Рус, сдавайся! Вы окружены. Комиссары и коммунисты, выходи вперед и вправо, остальные влево..." Первым же выстрелом незадачливый фашистский оратор был убит.
      Истребительный отряд, занимавший круговую оборону, стойко отразил шесть атак, предпринятых противником. Каждый раз пограничники встречали врага дружным прицельным огнем. Все попытки гитлеровцев сжать кольцо окружения и уничтожить находившихся в нем бойцов не удались. Личный состав истребительного отряда сражался отважно и умело. А затем капитан Татьянин и старший политрук Тарасенков подняли бойцов в атаку. Вражеское кольцо было прорвано. Противник в панике бежал. На поле боя осталось более 200 убитых и раненых фашистов. Истребительный отряд потерял пятерых бойцов, четверо были ранены. Всех раненых эвакуировали и направили в госпиталь.
      Обо всем этом я узнал от своего подчиненного Пятунина, благополучно вернувшегося во взвод. Отыскав меня, он доложил, что прибыл после выполнения специального задания в тылу врага. Я попросил Пятунина рассказать о действиях истребительного отряда всему взводу. Бойцы с интересом слушали его и высказывали пожелание в следующий раз тоже пойти во вражеский тыл в составе истребительного отряда.
      Высокую оценку действиям пограничников дал командующий 21-й армией. Он приказал всех участников боя представить к награде. Был награжден и пулеметчик Пятунин и его второй номер. В конце декабря всех представленных к награде вызвали в штаб полка. Из Корочи два наших пограничника вернулись с медалями "За отвагу".
      В начале декабря мы узнали о контрнаступлении под Москвой, а к середине месяца - о первых его итогах. Войска Калининского, Брянского, Западного и Юго-Западного фронтов успешно осуществляли первую в ходе Великой Отечественной войны крупную наступательную операцию, имевшую стратегическое значение и исторические последствия. В результате упорных боев советские войска освободили от немецко-фашистских захватчиков 11 тысяч населенных пунктов, в том числе города Калинин и Калугу, ликвидировали опасность окружения Тулы. Враг был отброшен от Москвы на 100-250 километров. Отпала непосредственная угроза столице нашей Родины. Гитлер потерпел первое крупное поражение во второй мировой войне. Миф о непобедимости немецких армий был окончательно развеян.
      В конце декабря 1941 года Военный совет 21-й армии решил послать в тыл врага еще один, более многочисленный истребительный отряд. В него вошло свыше ста пограничников и более двухсот бойцов Красной Армии во главе с капитаном Закатовым. Окрыленные победами под Москвой, бойцы с большим воодушевлением отправлялись на выполнение ответственного задания. Возглавил истребительный отряд капитан Николай Викторович Бурцев, о котором, как помнит читатель, упоминал в своем письме Саша Зайцев, юный разведчик, которого капитан Бурцев посылал в город Лубны.
      Н. В. Бурцев, уроженец города .Коврова, был призван в армию в 1932 году. Окончил пограничное училище. Служил начальником заставы. В 94-й пограничный отряд Николай Викторович прибыл в марте 1940 года после окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе. Грамотный, смелый, хорошо ориентирующийся в сложной обстановке, он быстро принимал продуманные, правильные решения. К началу войны Бурцев был комендантом второй комендатуры, которая дислоцировалась на станции Сянки. Он только вступил в должность, а через несколько дней в лесу у села Россохач появилась банда из 27 человек, пытавшаяся прорваться за границу. Капитан Бурцев принял непосредственное участие в операции. Банду окружили и ликвидировали. Исключительное мужество, выдержку и отвагу, умение в руководстве комендатурой проявил капитан Бурцев в Галиче и под Попельней. Особенно отличился его батальон при обороне города Лубны. Столь же мужественно вел он себя и при выходе из вражеского окружения, пробившись с пограничниками к Белгороду. Вот этому человеку и поручили возглавить новый рейд в тыл врага.
      В донесении штаба полка в управление охраны тыла Юго-Западного фронта говорится: "27 декабря 1941 года в 15.30 командующий 21-й армией отдал приказ истребительному отряду в ночь с 28 на 29 декабря просочиться через линию фронта, выйти в район урочища Становое, оседлать шоссе Харьков - Белгород Курск, уничтожать проходящие резервы противника на этой дороге. Срок операции в тылу врага - трое суток. По выполнении задачи истребительный отряд сосредоточивается в местечке Короча. Готовность отряда к 18 часам 28 декабря".