– Боже мой, эту книгу держал в руках Гоголь, – с благоговением произнёс Аркадий Семёнович.
      Марина смотрела спокойно на восторженного человека и улыбалась.
      – Вы, наверное думаете, что я сумасшедший, да?
      – Нет, почему же. Я сама люблю книги. У меня много букинистических книг, но эта самая, самая. И я никогда бы её не продавала, если бы не особые обстоятельства.
      – Да, да, я знаю. Мне говорил коллега Габинский. Скажу Вам,
      Марина, как не положено говорить покупателю продавцу: этой книжке цены нет, а её номинальная стоимость такая, что у меня нет таких денег, которые я смог бы за неё заплатить.
      – Мне деньги и не нужны. Мне нужно лекарство для дочки.
      – Да, да, я знаю. Давайте договоримся так: я узнаю по своим каналам сколько оно стоит и как его быстрее приобрести, а Вы узнайте по своим, чтобы у вас не возникли сомнения. Я постараюсь решить в течении недели, но звонить Вам не буду, вы понимаете почему. Я к Вам подойду. Но у меня просьба. В течении этого времени ни с кем не договариваться.
      – Хорошо, – ответила Марина.
      Аркадий Семёнович попрощался, пожелал здоровья дочери и Марине.
      Через пять дней он опять явился, достал из портфеля две маленьких упаковки с лекарством.
      – Марина, я взял это лекарство под честное слово. Я должен их вернуть сегодня или отдать деньги. Цена конечно, запредельная, но вряд ли где есть дешевле. Вашей дочери их хватит больше чем на полгода. Если Вас это устраивает, то прямо сейчас мы можем обменяться. Когда они у Вас закончатся, и Вы не сможете приобрести сами, обратитесь ко мне, я постараюсь помочь. И простите, ради Бога, что я, пользуясь Вашим нынешним положением, пошёл на сделку, – он запнулся и проговорил, – на сделку со своей совестью.
      – Спасибо Вам, Аркадий Семёнович. Дай-то Бог, чтобы лекарство помогло Светочке.
      Аннотация к лекарству, лежащая в упаковке, написанная на трёх языках: английском, немецком и французском разъясняла все вопросы, связанные с его применением. Марине пришлось посмотреть в специальный словарь, чтобы понять медицинские термины.
      Через месяц Марина пришла с ребёнком в поликлинику к Габинскому.
      Осмотрев ребёнка, он, довольный состоянием девочки, со свойственной ему мягкостью сказал.
      – Позвольте Вам сообщить, мадам, что лекарство оказывает положительное воздействие на организм, но злоупотреблять временем, оттягивая операцию, нельзя.
      – А сколько времени у нас есть?
      – Чем раньше, тем лучше, но я думаю, что два, а в крайнем случае три года ещё можно продержаться.
      – Дмитрий Вениаминович, я Вам очень благодарна. Я узнала, что у
      Вас сын учёный-славист, и я бы хотела подарить Вам для него вот эту болгарскую книжку 1856 года издания. Не отказывайтесь, пожалуйста.
      Мне и Светочке будет спокойней. Прошу Вас. И ваш сын будет доволен.
      – На этот раз я уступлю Вам, Марина. Звоните мне в любое время на работу и домой. Мне будет интересно наблюдать за девочкой. Вот вам моя визитная карточка.
      – Спасибо и до свидания, Дмитрий Вениаминович.
      Время шло быстро. Одна упаковка уже закончилась и Марина с ужасом думала, что будет, когда закончится вторая. Она работала и днём и ночью, спала по пять часов, а денег хватало только на жизнь. Спасибо матери, что несмотря на свою инвалидность и болезнь сердца, находила силы возиться с ребёнком и помогать по дому. Чтобы собрать денег на вторую покупку лекарств, Марина отнесла все свои книги в букинистический магазин, но этого хватало только на половину упаковки. Тогда пошли на продажу и те мелкие ювелирные изделия, что за время замужества ей подарил Михаил. Она сразу же меняла у барыг рубли на доллары, потому что рубль ежедневно падал. Купив одну упаковку, она не знала, что будет делать ещё через три месяца, когда она кончится.
      У Марины появилась новая клиентка по имени Зоя. Весёлая, разговорчивая, она всегда переплачивала за работу сверху той цены, что ей говорила Марине. Узнав о Марининых проблемах, Зоя защебетала:
      – Я вообще удивляюсь, как ты, такая красивая, молодая, с такой фигурой и ногами горбатишься за швейной машинкой. Да за одни твои глаза мужики выложат состояние.
      – Ты предлагаешь мне выйти на панель к "Украине"?
      – Что ты? Нужен один покровитель, который рад будет показать тебя в обществе. Ну конечно, придётся с ним спать. У него могут быть ещё любовницы, но какое это имеет значение?
      – Это называется стать блядью?
      – Да! Правильно. Я блядь и не стесняюсь этого. Но я же не горбачусь как ты, и денег получаю больше. А попадётся денежный мешок, который возьмёт меня в жёны, буду верной ему женой, целовать в лысину, обложу его детьми. И такой намечается. Мне только нужно подумать, как смотаться от моего нынешнего шефа.
      – Просто уйти и всё.
      – Они же. Мариночка, считают нас своей собственностью и просто так не отпускают. Хочешь, я тебя познакомлю со своим. Только после первого подарка или денег, от него просто не отделаешься. Нужно ему будет только сразу поставить условия, что ты только его. А то у них есть манера уступать своих баб друзьям или меняться с ними нами, шлюхами.
      – Не по мне это, Зоя.
      – Подумай, только не долго, а то я замену себе подыщу в другом месте.**И подумай о дочке, ей будет не легче без лекарств с гордой мамой.
      Через несколько дней после мучительных сомнений Марина сказала
      Зое, что она согласна на встречу с её шефом, как она его называла.
      После того, как Зоя ей назначила время и описала внешность шефа,
      Марина, одела лучшее своё платье и туфли на высокой шпильке, чуть нанесла на лицо макияж, посмотрела на себя в зеркало и кокетливо повела плечами. Она засмеялась и увидела, что сзади стоит Света и тоже смеётся.
      – А ты чего смеёшься? – спросила Марина дочку.
      – Ты такая, мама, класивая, как Балби.
      – Моя ты, лапочка.
      – А куда ты идёшь?
      – По делам.
      – А когда ты плидёшь?
      – Может быть, скоро.
      – Дай я тебя поцелую.
      Марина взяла дочь на руки, прижала дорогое тельце к себе, и пошла на назначенную встречу. Марина ехала трамваем и видела, как мужчины обращают на неё внимание и спиной чувствовала, как они оглядываются ей вслед или рассматривают сзади. В конце пути она взяла частное такси.
      – В гостиницу "Аркадия".
      – Вы не местная, – удивлённо спросил водитель.
      – По чём это видно?
      – Так вон гостиница, рядом.
      – Нога болит, а я заплачу.
      – Такую красивую женщину я подвезу без денег, – сказал водитель и подъехал к гостинице.
      – Спасибо, – поблагодарила Марина и стала выходить из машины.
      Краем глаза она увидела, что из вестибюля за ней наблюдает высокий мужчина в костюме тройка. Когда она подошла к стеклянной двери, ей элегантно открыл двери швейцар, а в вестибюле встретил тот самый мужчина, наблюдавший за ней при выходе из такси.
      – Марина? – и не дождавшись ответа, – будем знакомы, Юрий.
      Пройдёмте в ресторан, посидим.
      Они прошли в небольшую комнату, в которой стояло всего четыре стола и сели за один из них.
      – Какие вина Вы предпочитаете, белые, красные, сухие, сладкие?
      – Больше люблю белые, сухие, хотя могу выпить и красное, но не тёрпкое. И лучше сухое или полусухое.
      – Шампанское?
      – Можно и шампанское.
      Они выпили немного и Юрий, внимательно рассмотрев Марину, сказал ей:
      – Я знаю, что Вас привело ко мне. Вам нужны деньги, а их просто так никто не даёт. Платят только за определённую работу и только хорошо выполненную.
      – Я это понимаю, – глядя собеседнику прямо в глаза, ответила Марина.
      – Я вижу, Вы женщина с характером. Работая у меня, вы обязаны будете выполнять всё, что я Вам поручу или скажу. Заранее предупреждаю, что это не всегда может понравиться, но деньги, которые Вы будете получать, будут адекватны работе. Вы на это готовы?
      – В общем да.
      – Почему в общем?
      – Единственное условие, которое я ставлю, это то, что я не смогу, а значит и не буду ложиться под других мужчин, даже если Вы мне прикажете и не буду участвовать в групповом сексе. Если Вам это подходит, то я согласна.
      – И ещё, и это очень важно – всё, что Вы будете делать и всё, что будете видеть и знать, абсолютная тайна. За её разглашение можете Вы или Ваши близкие поплатится жизнью, – произнёс он спокойно и даже буднично угрозу, а Марина вздрогнула.
      – Я поняла.
      – Сколько Вам сейчас нужно денег? – спросил Юрий, нажимая на слове сейчас.
      – Тысячу долларов.
      – Вы понимаете насколько это большие деньги?
      – Понимаю.
      – Сейчас, при себе, у меня таких денег нет. Давайте поднимемся в номер, а там посмотрим.
      Они поднялись в 520-й номер, он завёл её в спальню.
      – Раздевайтесь, – приказал он и продолжал стоять.
      Марина специально медленно раздевалась, понимая, что возбуждает нетерпение у Юрия, потом подошла к нему и стала расстёгивать пуговицы на жилетке и рубашке. Он обхватил её, поцеловал в губы и положил на кровать.
      Когда он, уставший, откинулся на спину, она повернулась к нему и провела пальцами по его губам. Он, отдышавшись, сказал.
      – Видно, что ты в сексе не специалист, но это дело наживное.
      Обучишься.
      После того, как они оделись, он дал ей тысячу долларов.
      – Это аванс. Я могу вызвать тебя в любое время дня и ночи. Люди у меня разные. Веди себя с ними ровно. При них называй меня только на
      "Вы" и называй только "шеф", в глаза и за глаза. Пока, идём, составишь мне компанию за столом. Wir werden speisen (Пообедаем, нем.)
      – With pleasure (С удовольствием, англ.)
      – Ты знаешь английский?
      – И французский.
      – А немецкий?
      – Немного. Нужно бы подучить, но некогда. Он несколько грубоват, но это, наверное, только на слух, пока его хорошо не знаешь.
      После обеда она уехала домой. Так Марина стала работать в
      "Фирме", а точнее в банде возглавляемой*_шефом._*
 
      Когда шеф предложил Марине оформить фиктивный брак с Соколовым и выехать в работать в Германию, она спросила его, как ей быть с ребёнком.
      – Пока поедешь без дочки. Она уже сравнительно большая, можешь отдать в ясли, можешь няньку нанять (деньги у тебя для этого есть), а подсобираешь бабки на операцию, заберёшь её к себе. Но там всё видно будет.
      – Чем я должна буду там заниматься?
      – Я пока не знаю, но перед отъездом получишь все инструкции.
      – В какой город я должна ехать?
      – Раньше я думал, что в Берлин, но он забит уже нашими. А
      Франкфурт большой город и как чистый лист. Там будешь и начинать.
      Все необходимые документы Марина и Соколов собрали быстро. В
      Киеве Соколов за деньги с тамошней бандой решил все вопросы так, что сам даже не заходил в консульство.
      Марина наняла для Светы няньку. Анна с тяжёлым сердцем расставалась с дочерью, думая, что расстаётся навсегда.
      Ефим уезжал легко и беззаботно. Он зашёл к тётке сообщить об отъезде и та расплакалась. Для Фаины он остался единственным родным человеком, и она его считала сыном.
      – Фимочка, как же я теперь одна, без тебя буду?
      – Ничего, Фаня. Я буду приезжать, и может заберу тебя позже к себе, – сказал Ефим, чтобы подразнить тётку.
      – Ты с ума сошёл, Фимка! Что бы я когда-нибудь поехала к этим фашистам. Да я лучше сдохну здесь в Одессе от одиночества, как собака, чем поеду к убийцам. Я их давно прокляла.
      Ефим, громко смеялся, ему нравилось, что его предположение так завело тётку.
      Перед выездом за границу шеф вызвал Марину для инструктажа. Он объяснил ей, что хочет заняться бизнесом по поставке на запад девушек для работы в борделях.
      – Понимаешь, во всём мире славянки пользуются наибольшим успехом у мужиков. В тех европейских странах, где свирепствовала Инквизиция, мало осталось или почти не осталось красивых женщин. Из-за простой женской зависти, на красивую женщину делался донос, что она ведьма, и красота её сгорала на костре вместе с ней. А сейчас даже если женщина имеет правильные и даже красивые черты лица, то у неё отсутствует шарм, или говоря по-русски женственность, чего не скажешь о наших красавицах. Каждая вторая наша тёлка может претендовать на звание мисс-европа. Может я и утрирую, но сегодня на западе за нашу девушку до 29 лет дают от 10 до 20 тысяч немецких марок.
      – А много ли наших девчат захотят идти работать в бардаках?
      – Я думаю, что достаточно много. Но мы не собираемся афишировать, что отправляем их заниматься проституцией. Они будут знать, что едут работать в отелях, ресторанах, ночных клубах и т.д. Твоя задача будет состоять в том, чтобы встретить девушек, передать их заказчику, и главное – получить с него приличную сумму. Деньги будешь ложить в банк, и желательно не в Германии. Тебе важно не засветиться перед властями, иначе вряд ли ты сумеешь вылечить дочку.
      В лучшем случае депортация, а то и тюрьма. Правда, у них она не хуже, чем наш санаторий, – засмеялся шеф.
      Марина сидела молча и на его смех не отреагировала. Она понимала, что у неё нет другого выхода, вернее, она другого пути достать денег на операцию для Светы не знала. Ей нелегко досталась работа кидалы и сначала даже мучила совесть, но также, как человека обучают стрелять в другого человека, прикрываясь религиозными, патриотическими чувствами или просто чувством долга, она успокоилась и перестала искать себе оправдание. Сейчас она думала о том, что как только, соберёт необходимую сумму, постарается выйти из этой игры, заранее зная, что это невозможно.
      Шеф ещё многое ей говорил и видно было, что вопрос этот хорошо им продуман и достаточно отработан.
      – У меня уже готовы к отправке около полусотни тёлок. А человека на месте нет. Ты будешь там моим резидентом, как Штирлиц. И ещё.
      Дурака Фимку к тонкостям работы не допускай. Он ничего не должен знать. Может выполнять любую работу, какую ты ему поручишь, но ты сама понимаешь, что он может принести больше вреда чем пользы. Мне звонить будешь только когда и куда я разрешу. Говорить только иносказательно. Нам сейчас принесут еду. Я заказал лангуст и французского вина.
      – Юра, если ты разрешишь, то мне нужно уйти. Очень много работы осталось перед отъездом.
      – Составь мне компанию, я специально заказал с расчётом на тебя.
      Лангуст рыбаки доставляют контрабандой. И стоят лангусты, омары и другие черти немалых денег. После еды сразу уйдёшь, не буду задерживать.
 
      Семёну Котику первое время всё было в диковинку и всё удивляло.
      Он ещё в Одессе рассчитывал на то, что подучит язык и пойдёт работать по своей инженерной специальности, мастером на стройку. Он знал и понимал, что работать непосредственно на стройке во всём мире довольно сложно и тяжело, поэтому, как правило, несмотря на безработицу в капиталистическом мире, устроиться на работу опытному инженеру-строителю не составляло особой сложности.
      Проходя мимо стройки, Семён всегда останавливался и наблюдал за производственным процессом. То, что он видел, никак не укладывалось в рамки его представлений о строительстве, которое он изучал в институте и видел непосредственно при возведении объектов в Союзе.
      Во-первых, площадь застройки занимала минимум места, какое можно себе только представить. Забор, ограждающий котлован, устанавливался в полутора метрах, а иногда и вплотную к его краю и никогда не выносился на дорогу так, чтобы перекрыть движение, а над тротуаром делались козырьки, ограждающие пешеходов от возможного падения чего-либо сверху. И забор, и временный тротуар сделаны были из отборной сосновой доски и брусьев, тогда как в Одессе не хватало хвойных пород древесины для изготовления столярки – окон и дверей.
      Во-вторых, на территории строительства не складировали никакие материалы, а работа велась с колёс автомобилей. Он учил в институте, что работы ведутся по сетевым графикам, но и там необходимый материал завозился заранее.
      В-третьих, тяжёлого физического труда он не видел. На всех операциях применялись механизмы, о которых ранее Семён не имел понятия, а лопата бралась в руки только если нужно что-то немного подчистить.
      В-четвёртых, рабочие работали в касках и в чистой спецодежде, бытовые помещения и прорабская устанавливались из готовых блоков иногда прямо над котлованом.
      Всё, что видел Семён, убедило его в том, что ему, чтобы работать мастером, нужно ещё учиться, и, может быть, непосредственно на стройке. Семён был неплохим сварщиком, но он не видел, чтобы где-нибудь её применяли. Все конструкции из металла собиралась на резьбовых соединениях.
      Семён и Вера Котики зарегистрировались в "Арбайтсамте"
      (Arbeitsamt) – бирже труда, откуда Семён получил направление на курсы немецкого языка, которые находились рядом с вокзалом, всего в трёхстах метрах от гостиницы. Вера направления не получила, так как дочка оставалась пока без присмотра. Место в детском саду обещали только осенью, когда закончатся летние каникулы и отпуска, совпадающие в Германии со школьными. Курсы назывались "Бахшуле"
      (Bachschule), что по-русски переводилось, примерно, как школа-ручей.
      Курсы арендовали два этажа в многоэтажном здании. Несмотря на то, что курсы находились в пяти минутах ходьбы от гостиницы, Семён получил деньги на полугодовой проездной билет, чему он опять же удивился. Вообще, говорить что иммигранты из СССР чему-то удивляются, это значит всё время об этом только и говорить. Они приехали жить не просто в другую страну, отличающуюся какими-то деталями, они приехали на другую планету, на которой было всё, абсолютно всё, по-другому. Они между собой постоянно об этом говорили, и если молодёжь быстро к этому привыкала, то пожилые люди и старики на протяжении всей оставшейся жизни сравнивали ту и эту жизнь, хотя сами понимали, что сравнивать просто некорректно, как если бы сравнивать крокодила с медведем. Есть у них некоторое сходство, как у многих живых существ, – наличие ног, головы, глаз, зубов, но всё очень разное и неподдающееся сравнению. Каждое утро
      Семён проходил мимо гостиницы, служащий которой мыл шампунью тротуар возле входа, а потом стелил на тротуаре ковровую дорожку. Несколько кварталов возле вокзала назывались "Кварталами красных фонарей", потому что на них располагались бордели. Ходить мимо них первое время было неприятно, так как "девушки", стоявшие возле дверей своих заведений, в живописных позах и эротических одеждах, открывающих и подчёркивающих женские достоинства – ноги, груди, животы, зазывали к себе в гости, а были эти "девушки" далеко не первой свежести, и иногда Семёну казалось, что от некоторых из них исходит запах протухшей рыбы. С борделями были связаны воспоминания с поездкой в
      Амстердам которую Котики, как только приобрели машину, решили съездить.
      Езда по автобану была не утомительна, а наоборот. составляла удовольствие. Скорость в Нидерландах ограничивалась 120 километрами, но большинство машин и особенно с немецкими номерами, ехали гораздо быстрее. Семён не хотел нарушать правила, так как понимал, что штраф может быть больше, его месячного содержания. Амстердам, с его каналами, узкими набережными, массой машин, место для стоянки которым,, нужно искать, и если в Германии, платные стоянки только в центре города, то здесь таких улиц нет.
      Нашли место на улице в центре города, заплатили за несколько часов вперёд и пошли гулять. Амстердам – город смешанной архитектуры от барокко до мавританского стиля, от ампира до классицизма.
      – Почему такое разнообразие? – спросила Вера.
      – Город мореплавателей и должен отражать всю мировую архитектуру.
      – Ты прав, и народу здесь разного со всего мира.
      – Да это большинство туристов.
      В центре города на узких средневековых улочках разместились магазины, рестораны, автоматы с различными печёными, жаренными продуктами, бистро и всё чего душа пожелает. За вокзалом, похожим на готический дворец, находились улицы красных фонарей. Семён сказал
      Вере, что хотел бы посмотреть.
      – Что, я голых б…й не видела? И как мы объясним это безобразие
      Рите? И тебе там нечего делать, если давно не видел, сегодня покажу.
      Семён заупрямился:
      – Ну что ты всегда хочешь, чтобы я поступал по твоему разумению?
      Ты с Ритой пойди в музей мадам Тюссо, говорят, что он здесь не хуже чем в Лондоне, а я пойду прогуляюсь. Два часа вам хватит и мне с головой.
      – Хорошо, разошлись.
      Была средина дня, над окнами и дверями горели неоновые огни, изображающие сердца, обнажённые тела и просто гениталии. По улицам шло множество людей и одиночек, и групп с экскурсоводами, которые что-то разъясняли на всех языках мира. Семён подумал, что разъяснять здесь нечего и так всё ясно. В окнах, расположенных всего в пятидесяти сантиметрах над асфальтом сидели, как правило, по две обнажённые "девушки". Прикрыто было только срамное место, а у некоторых и об этом не позаботились. Груди, что не отвисали, не прикрывались, а у тех, кто постарше, подтягивались выше. Позами и жестами они зазывали мужчин. Одна "девушка" показывала непристойные движения большим пластиковым фаллосом. Иногда кое-кто из жаждущих заходил в дверь рядом с окном. Семён уже жалел, что не пошёл вместе со своими, но деваться уже было некуда, и он походил ещё вокруг кварталов с выставленным на продажу живым мясом. Женщины, которых жизнь толкнула на торговлю своим телом, представляли жалкое зрелище, а сама обстановка, напоминающая зоопарк, была отвратительна. Времени оставалось много и в довершение, Семён зашёл в "Музей секса".
      Несколько небольших комнат на четырёх этажах имели своими экспонатами набор всевозможных фаллосов и кое-каких эротических картин и скульптур. Посетителей в музее почти не было, и только одна пожилая пара, к удивлению Семёна, с интересом смотрела и обсуждала увиденное.
      "Ну ладно, я, придурок, сюда пошёл, а зачем этим старичкам это нужно? Вспомнить молодость? Наверное всё это направлено на то, чтобы возбудить у посетителей интерес к сексу, похоть. Зрелище это омерзительно и, наоборот, отталкивает от нормальных человеческих отношений, вызванных любовью", – думал Семён
      Настроение окончательно испортилось, и Семён пошёл на встречу с женой и дочерью. Они же, в отличие от него, захлёбывались от удовольствия, рассказывая об увиденном.
      – Ты знаешь, папа, – трещала Маргарита, – там они сделаны из воска, как живые. Я только закрыла глаза, когда дядька хотел тёте голову отрубить топором. Он такой ужасный. А дядя Пётр-первый, царь, корабль делал. А какая королева красивая. А что ты, папа, видел?
      – Ничего, Рита, интересного. Я попал на базар, где продаётся тухлое мясо и продают животных.
      – На Привозе,**да?
      – Да, на Привозе, – засмеялся Семён.
      – Я с мамой на привозе скумбрию покупала.
      – А здесь только тёлки продаются.
      – Сеня, переведи часы, – вмешалась Вера, – и пошли к машине, нам нужно ехать домой.
      – Куда домой, в Одессу? – спросила Маргарита.
      – Нет, Риточка, во Франкфурт. Теперь здесь наш дом, – объяснила
      Вера.
      – Я хочу в Одессу, к бабушке.
      – А что тебе здесь не нравится? Барби у тебя есть, конфеты, бананы, ананасы кушаешь. Что тебе надо ещё.
      – Хочу к бабушке и чтобы все понятно говорили. А чего они по-русски не научатся разговаривать? Это же так легко.
      Родители стали смеяться.
      – Через несколько лет и ты, наверное, будешь охотнее говорить по-немецки, чем по-русски.
      – Не забивай ребёнку голову, – сказала Вера, – вот уже и наша машина.
      Выехали назад уже к концу дня. Недалеко от границы с Германией мотор начал работать прерывисто. Приборы показывали, что бензина достаточно, значит, что-то с искрой. Свечи Семён недавно заменил, значит не в порядке электрогенератор. Только пересекли границу, на которой непривычно никто ничего не проверял, только была табличка, как дорожный знак, указывающий, что началась территория Федеративной республики Германия, и Семён свернул с автобана в карман, отведенный для временной стоянки автомобилей. На нём стояли столы, скамейки, ящики для мусора. Кругом была идеальная чистота и порядок. Перед стоянкой стоял указатель, что следующая стоянка c туалетом -
      "паркплатц" – через шесть километров. Вспомнив наши дороги и загаженные туалеты, Семён с Верой только переглянулись. Впереди вечер и ночь, на заднем сидении спит ребёнок и становилось немного неуютно оттого, что ситуация, понятная на Украине, происходит в незнакомой пока стране. Но по совету знакомых, Семён, сразу же после приобретения авто вступил в немецкое общество автолюбителей, "ADAC", которое обещало, оказывать помощь при поломках и авариях. По старой совковой памяти в это не очень верилось, но Вера, как лучше знавшая немецкий, подошла к здесь же находившемуся переговорному устройству, нажала на рычаг и услышала громкий голос, спрашивающий, что нужно?
      Она с трудом объяснила, что нуждаются в помощи, заглох мотор, марка машины "Форд фиеста", стоят в десяти километрах от границы, на автобане номер четыре. Услышали ответ, что скоро приедут, ждите.
      Через семнадцать! Минут, приехала машина покрашенная в жёлтый свет, с мигалками и надписью на борту: ADAC. Молодой мужчина, поздоровавшись, взял какой-то прибор, присоединил к клеммам аккумулятора, и сказал:
      – Alles klar (всё ясно).
      Запустив двигатель в своей машине, он стал заряжать аккумулятор.
      Через несколько минут он им объяснил, что они могут ехать, и что им этой интенсивной зарядки хватит до Франкфурта, если не пользоваться фарами. И уехал.
      Семён сел за руль, и они с Верой долго обсуждали и обыгрывали ситуацию, как всё это было бы на Украине.
      – Чудеса, да и только, – заключил Семён.
      До наступления темноты они приехали во Франкфурт. **До начала занятий на курсах все уже знали, в каких классах будет заниматься каждая группа и соответственно собрались в них.
      Пока не пришёл преподаватель, знакомились. Семён разговаривал с со своим тёзкой из Харькова и услышал, как кто-то хлопнул его по плечу и радостно воскликнул:
      – Guten Morgen, Herr (доброе утро, господин) Кот.
      Семён слышал знакомый голос, но не сразу сообразил чей он, и обернувшись увидел Ефима Соколова, того самого Фимку, с кем вырос в одном дворе, учился в одном классе, которого всегда защищал, хотя и недолюбливал за непорядочность, нахальство и особенно за последние события, связанные с рэкетом кооператива в котором работал. Но сейчас, в чужой стране и при отсутствии друзей и знакомых, Семён почувствовал в нём родную душу и также радостно ответил:
      – Фимка, привет! Как ты-то здесь очутился?
      – Я-то, потому что еврей, на законных основаниях, а ты, кажется русский, – ехидно заметил Ефим, зная, что у Семёна отец еврей, да ещё и погиб в армии.
      Но Семён не обратил внимания на ехидство.
      – Все мы Фима там были русскими, а теперь вот стали евреями.
      – Почему все, – спросил харьковчанин, стоявший рядом, – я никогда не был русским и не пытался им быть.
      Семён немного смутился и пытался объяснить:
      – Я имел ввиду, что мы все воспитаны на русской культуре, и…
      – Опять все. Я воспитывался и на еврейской культуре тоже.
      – Вот именно, тоже, – вмешался мужчина, как потом выяснилось, из
      Санкт-Петербурга, кандидат математических наук, – мы все родом из
      Советского Союза.
      – И этим гордимся, – съязвил харьковчанин.
      – Гордиться, конечно, нечем, но и стыдиться тоже не из-за чего.
      – Мужики, звонок, пора по местам.
      Зашёл преподаватель, представился. Назвал фамилию и сказал, что он отвечает за их группу, будет преподавать немецкую грамматику.
      – Моя фамилия HaibДr (Хайбер) – объяснил он – акулий медведь, так что я не такой добрый, как кажется с виду. **Небольшого роста, плотно сбитый, Хайбер оказался прекрасным преподавателем, не зная по-русски ни слова, кроме давай-давай, которые, иногда, смеясь говорил, он умел разъяснить смысл и содержание сказанных фраз, кое-когда пользуясь мелом и классной доской, рисуя изображения.
      Он сделал перекличку и спрашивал обучающихся, откуда они и кто каждый по профессии. Отвечать нужно было на немецком языке, и кто говорил неправильно, он поправлял. Во время переклички Семён услышал фамилию – Соколова. Он посмотрел на женщину, красоту которой отметил ещё до занятий и понял, что это жена Фимки. "С такими умными глазами и такого олуха себе отыскала. Хотя, могут быть разные причины", – думал Семён почти угадывая истину.
      В группе оказались кроме харьковчанина и Петербуржца Леонида их жёны, пожилая женщина, бывший преподаватель Днепропетровского строительного института, музыкант из Кишинёва Фима и его жена Люся, инженер-строитель из Кировограда Анатолий и его зять Лёша, художник из Томска – русский мужчина с женой немкой, две молодые русскоговорящие немки, одна из которых по имени Герда, высокая, симпатичная, но язвительная, не терпевшая ни евреев ни русских.
      Первых за то, что считала, что они слишком преувеличивают свои страдания перенесённые ими от немцев во время войны, а вторых, за страдания, которым обязаны "русские немцы". Это удивительно было ещё на фоне того, что её отец работал в Омске управляющим крупным строительным трестом и не пожелал выезжать в Германию. Всего группа насчитывала двадцать четыре человека из людей разных национальностей, причём не только иммигрантов, а приехавших специально изучать немецкий язык из разных стран. Это и высокая женщина итальянка, на третий день, которую видели гуляющей с одним из преподавателей, грек, торгующий автомобилями, кинооператор из
      Португалии, француз – владелец отеля из Ниццы.
      Интерес представлял собой и состав преподавателей. Один, проработавший недолго, высокий худощавый мужчина с громадными крестьянскими ладонями-лапами и с крестьянской фамилией Бауэр, объяснил, что несколько лет работал без отпуска, а на днях уезжает на полгода в Южную Америку, чтобы сплавляться по Амазонке. Кто-то из русских ребят сказал, что сын Рокфеллера тоже сплавлялся по
      Амазонке. Бауэр засмеялся и удивился, что эту историю знают и в