С особенным блеском аналитическое мастерство Мора-политика и писателя раскрывается в трактовке им таких основных эпизодов его "Истории", как внезапный арест и казнь по приказу Ричарда недавнего его союзника Гастингса с последующим демагогическим обоснованием произведенной расправы; выступление герцога Бэкингема перед горожанами Лондона с целью агитации в пользу якобы законных прав Ричарда Глостера на английскую корону; воскресная проповедь доктора Шея в соборе св. Павла с той же целью; и наконец лицемерная сцена народного избрания Ричарда на царство, так поразительно напоминающая аналогичную сцену пушкинской трагедии "Борис Годунов".
      Прослеживая несчастную судьбу лорда Гастингса, бывшего приближенного Эдуарда IV и на первых порах союзника Ричарда, Мор дает тонкий анализ политического механизма придворной борьбы за власть. Он убедительно показывает, что трагическая история гибели Гастингса - всего лишь эпизод на пути Ричарда к власти, часть широко задуманного плана захвата короны. Ричард и его союзник Бакингем вполне резонно полагали, что необходимым условием успешного осуществления этого плана является устранение любыми путями всех действительных и возможных противников передачи короны лорду-протектору, минуя прямых наследников - малолетних детей покойного короля Эдуарда IV.
      Сначала Ричард и Бэкингем воспользовались сочувствием и попустительством недальновидного Гастингса, который только радовался уничтожению своих политических противников - приближенных королевы Елизаветы. Когда же эта кровавая политическая акция Ричарда и Бакингема была завершена и предварительное прощупывание Гастингса выявило ненадежность его как союзника при осуществлении дальнейшей части, плана - захвата Ричардом королевской короны, - Гастингс был поспешно обвинен в государственной измене и без всякого суда обезглавлен во дворе Тауэра. В то же время в Лондоне было объявлено, что якобы Гастингс и его сторонники создали заговор с целью убить лорда-протектора Ричарда, захватить власть и "бесконтрольно грабить" подданных королевства.
      Автора "Истории Ричарда III" интересуют не только политические мотивы поведения участников исторических событий, но и их психология; и что особенно ценно - Мор умеет показать отражение политических событий в общественном сознании, главным образом в той социальной среде, к которой он сам принадлежал. Важнейшие события "Истории Ричарда III": даны как бы в двух планах: с точки зрения борющихся придворных группировок - Ричарда, Бэкингема, их сторонников и противников - Вудвиллей (королевы Елизаветы и ее родни), т. е. тех, кто делал большую политику, и с точки зрения пассивных участников событий - представителей третьего сословия, в частности горожан Лондона, позиция которых отнюдь, не была безразлична для борющихся за власть феодальных группировок.
      Общественное мнение, складывавшееся в этой лондонской городской среде, очень ярко отразилось в историческом повествовании Мора. Все это придает "Истории Ричарда III" особый, неповторимый колорит, не имеющий аналогий среди исторических сочинений того времени. Весьма показательно в этом отношении то, как Мор трактует массовые сцены, в которых участвуют горожане Лондона. Мы имеем в виду выступление Бэкингема перед лондонцами в Гильдхолле, а также воскресную проповедь ученого богослова - доктора Шея в соборе св. Павла. Оба эти выступления преследовали откровенную пропагандистскую цель подготовить мнение горожан Лондона к предстоящим политическим переменам, в результате которых предполагалось провозгласить королем вместо законного наследника - принца Эдуарда его дядю - протектора Ричарда Глостера.
      С блеском и большой драматической силой описана Мором лицемерная политическая комедия "выборов" короля Ричарда. Возгласы: "Король Ричард! Король Ричард!" завершают выборы. Толпа расходится. Каждый из присутствовавших, по словам Мора, по-разному судил о случившемся, как ему подсказывала его фантазия.
      Процедура выборов совершилась так, как будто бы ни одна сторона заранее не советовалась с другой, в то время как самим организаторам этой политической комедии было известно, что нет ни одного человека настолько глупого, чтобы поверить в непосредственность происходящего. Политическую игру Мор сравнивает с игрой на театральных подмостках. И здесь, и там есть определенные правила игры. И если на сцене сапожник играет короля и всем известно, что тот, кто изображает его величество, на самом деле всего лишь сапожник, - об этом помалкивают. А если кому-то вздумается нарушить правила игры и назвать того, кто представляет короля, его собственным именем, то один из палачей его величества может разбить голову виновнику за нарушение правил игры.
      Как замечает Мор, люди, присутствовавшие на выборах короля, понимали, что "эти дела... не что иное, как королевские игры, только играются они не на подмостках, а по большей части на эшафотах". Простые люди в них - только зрители. Приведенное рассуждение имело глубокий смысл для самого Мора и его последующей судьбы. По существу, Мор размышляет здесь о гражданской позиции человека своей социальной среды. Итог этих размышлений весьма пессимистичен; не надо вмешиваться в политику королей. Тема этих рассуждений о гражданском долге и реальных возможностях человека, действующего в обществе, где в любой момент он может стать жертвой политического произвола, по-видимому, никогда не покидала Мора. Характерно, что и в "Утопии", в знаменитом диалоге с Гитлодеем о королях и советниках, Мор снова возвращается к ней {Томас Мор. Утопия, стр. 52-55.}. И здесь его суждения достаточно пессимистичны.
      И несмотря на это, не меняя своей прежней скептической точки зрения о неблагодарной миссии - пытаться воздействовать на политику королей, автор "Истории Ричарда III" и "Утопии" сам вскоре поступает на королевскую службу и становится одним из советников Генриха VIII. Письма Мора к своим друзьям, написанные в этот период, а также воспоминания Уильяма Ропера, зятя Мора, убедительно свидетельствуют о том, что ни в момент поступления на службу к Генриху VIII, ни позже Мор не обольщался надеждами на особое к себе расположение короля, хотя внешние проявления королевской милости к автору "Утопии" легко могли бы вскружить голову, будь на его месте человек менее дальновидный {См. письмо Мора Джону Фишеру (1517-1518) в кн.: "The Correspondence" p. 111; W. Roper. The Life of Sir Thomas Moore, knighte. Oxford, 1958, p. 21.}. Поступая на королевскую службу, Мор по-прежнему оставался скептиком и не переоценивал своих возможностей воздействовать на политику короля. Но он был гуманистом - и притом с обостренным чувством гражданского долга - и поэтому стремился хоть в самой скромной степени, пускай даже ценой усилий, несоизмеримых с их реальными результатами, попытаться наилучшим образом исполнить свой гражданский долг гуманиста: честным советом и посильным участием в государственных делах служить общественному благу в том смысле, как это понимали его друзья и единомышленники Джон Колет и Эразм.
      В "Истории Ричарда III" отразился гуманистический подход Мора к проблеме личности, его интерес к человеческой индивидуальности. При всей тенденциозности в обрисовке характеров "доброго государя" Эдуарда IV и "властолюбивого тирана" Ричарда III Мору удается показать сложность и одновременно цельность этих людей. Их поступки оправданы не только политической ситуацией, в которой они действуют, но также и психологией каждого. Даже злодей Ричард, в моральном облике которого "все черно, как смола", незаурядная личность. Это сложный характер. Он смелый военачальник, ему нельзя отказать в политической мудрости, его не упрекнешь в недостатке мужества. Он обладает большой волей и настойчивостью в достижении поставленной цели. Он энергичен, скрытен, дипломат и лицемер. Словом, это великолепный актер, умеющий прекрасно использовать человеческие слабости. Непомерное честолюбие и жажда власти составляют основу характера Ричарда III {По второму изданию хроники Холиншеда (1587) с "Историей Ричарда III" познакомился В. Шекспир, создавший на основе сочинения Мора свою знаменитую драму "Ричард III". Великий драматург почти целиком заимствовал у Т. Мора не только сюжет своей драмы, но и трактовку характеров всех основных действующих лиц, включая и самого Ричарда. И, что особенно показательно для характеристики гуманистических взглядов Шекспира, он полностью разделяет политическую концепцию своего предшественника Т. Мора, заклеймившего политический произвол и тиранию Ричарда III.}.
      Полной противоположностью Ричарду, по мнению Мора, является его брат король Эдуард IV {См. "The Complete Works of St. Thomas More", v. 2, p. 7-8.}.
      При всех слабостях Эдуарда IV Мор высоко ценил этого короля за то, что к концу его правления Англия находилась в спокойном и процветающем состоянии, наступил период длительного и устойчивого мира. Король был милостив и внимателен к людям, и качества эти к концу его царствования продолжали в нем возрастать на удивление всем - в отличие от тех государей, которые благодаря долгому правлению впадают в гордость, забыв о любезном поведении, свойственном им в начале правления. Немаловажным достоинством внутренней политики Эдуарда IV Мор считает то, что в конце своего царствования король отказался от денежных поборов. Между тем, по мнению Мора, денежные поборы - это "единственная вещь, которая удаляет сердца англичан от их короля".
      Итогом царствования Эдуарда IV было то, что "народ к государю питал не вынужденный страх, а добровольное и любовное послушание. Общины между собой жили в добром мире..." {Ibid., p. 4.}
      В приведенной явно идеализированной характеристике Эдуарда IV весьма существенна не столько степень достоверности сообщаемой Мором информации, сколько его политические симпатии, гуманистический идеал доброго государя, чертами которого наделен король Эдуард. Противопоставляя два различных типа политических деятелей - Эдуарда и Ричарда, Мор с наибольшей полнотой смог выразить политическое кредо гуманиста.
      В "Истории Ричарда III" Мор воспринимает политику глазами человека эпохи Возрождения. Политика рассматривается в качестве самостоятельной, специфической категории, отделяемой от категории морали и религии. Когда Мор, анализируя политические события, срывает моральные и религиозные покровы, обнажая истинный смысл явления, сам его подход и метод рассмотрения политических событий напоминает трактовку политики у Макиавелли. Случайно ли, что два выдающихся мыслителя в одно и то же время, хотя и в разных концах Европы, размышляли над историческим смыслом политики, свободной от морали? Конечно, не случайно, ибо при всем различии исторических и политических судеб Англии и Италии начала XVI в. проблема тирании, равно как и проблема новых критериев при оценке политики, настоятельно выдвигалась самой жизнью, поскольку исторические условия для возникновения абсолютизма в Европе были уже налицо. В разных странах Европы уже происходил процесс развития абсолютизма; европейский политический опыт стал богаче, сложнее и требовал новых критериев оценки. Поэтому и в исследовании политической истории недавнего прошлого появилась возможность выйти за рамки традиционных оценок политики и взглянуть на политику глазами человека нового времени.
      Из самого текста неоконченной "Истории Ричарда III" со всей определенностью следует, что замысел автора был гораздо шире, чем удалось его реализовать. Сам же Мор сообщает о намерении продолжить свое повествование и "описать время покойного благородного государя славной памяти короля Генриха VII" {"The Complete Works of St. Thomas More", v. 2, p. 82-83. Весьма показательно в этом отношении утверждение анонимного биографа Т. Мора конца XVI в., известного под псевдонимом Ro:Ba:, о том, что "он (Мор. - И. О.) написал также книгу истории Генриха VII, либо эта книга была спрятана среди родственников, либо потеряна из-за несчастий того времени, но я не сомневаюсь, что она была подобна оставшемуся" (Ro:Ba: The Life of Sir Thomas More, Sometimes Lord Chancellour of England. London, 1957, p. 96).}. То есть, по существу, Мор был намерен создать политическую историю своего времени. Как бы он ее написал, мы можем судить с значительной долей достоверности, так как в нашем распоряжении есть еще и другие источники, в которых отразилась точка зрения Мора на политические события: это его латинские эпиграммы и "Утопия", где находим тот же круг проблем (политика короля и благо общества, совершенные формы правления и тирания), но только уже в непосредственной связи с политической историей времени царствования первых Тюдоров.
      О том, как Мор оценивал политический режим, существовавший в Англии при Генрихе VII, красноречиво свидетельствует наконец его поэма на коронацию Генриха VIII, в которой Мор заклеймил беззакония, имевшие место отнюдь не в лихую годину правления злодея и тирана Ричарда, но в правление "благородного государя славной памяти короля Генриха VII".
      Таким образом, выясняется, что и после гибели злосчастного тирана Ричарда III политический произвол и тирания в Англии не исчезли, и попробуй Мор продолжить свою неоконченную "Историю Ричарда III", попытайся он рассказать о времени правления Генриха VIII, - еще неизвестно, чем бы все это могло кончиться. Бесспорно одно, что и при Генрихе VIII печатать сочинение, подобное "Истории Ричарда III", столь недвусмысленно порицавшее не только и не столько злодея, тирана и узурпатора Ричарда, но в еще большей степени политический произвол, политическое лицемерие и демагогию, т. е. тиранию как систему политического правления, систему беззакония, прикрывающуюся видимостью соблюдения законов, - печатать такое сочинение было бы далеко небезопасно для его автора.
      Должность помощника шерифа способствовала контакту Мора с купеческими кругами Сити. В мае 1515 г. по предложению лондонских купцов Мор как представитель Сити был включен в состав королевского посольства во Фландрию. Посольству предстояло улаживать коммерческие и дипломатические конфликты, возникшие в связи с договорами о торговле шерстью и сукном между Англией и Нидерландами. История этого посольства во Фландрию впоследствии была описана самим Мором в первой книге "Утопии" {"Letters and Papers", v. II, N 422, 473, 480; W. Roper. Op. cit., p. 9; T. Mop. Утопия, стр. 45-46.}. Мор блестяще справился с возложенной на него миссией купеческого посредника и дипломата.
      Во время поездки Мора в 1515 г. произошла встреча и состоялось его знакомство с выдающимся нидерландским гуманистом Петром Эгидием, чье имя Мор увековечил в своей "Утопии". Петр Эгидий был знатным горожанином Антверпена, где он занимал пост главного секретаря и члена городской ратуши. Один из ближайших друзей Эразма {С Эразмом Эгидий был знаком начиная с 1504 г., а может быть, даже и раньше. См. "Opus epis toi arum Des. Erasmi Roterodami", v. I, p. 413.}, блестящий знаток античной литературы, греческого и латинского языков и права, автор переводов на латинский язык басен Эзопа и трактата об источниках кодекса Юстиниана, Эгидий был связан узами личной дружбы со многими выдающимися гуманистами Европы, среди которых, помимо Эразма, были Бюде, Лефевр д'Этапль, Вивес, художник Дюрер и др. Встрече и знакомству Эгидия с Т. Мором предшествовало рекомендательное письмо Эразма от 7 мая 1515 г., в котором он писал Эгидию о том, что "ныне в Брюгге находятся два умнейших человека Англии, это советник архиепископа Кентерберийского Кетберт Тенсталл и Томас Мор, которому я посвятил "Морию" (т. е. "Похвалу глупости". - И. О.). Оба большие мои друзья" {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. II, 1910, p. 332.}. Сразу же после первой встречи Мора с Эгидием между ними завязалась самая тесная дружба, отразившаяся в их обоюдной переписке {"The Correspondence", p. 76-81, 90-92.}, а главное - увековеченная в "Утопии" Мора.
      Рассказ Мора о поездке во Фландрию содержится в его письме к Эразму от 17 февраля 1516 г., в котором он признается, что должность "посла" его никогда особенно не привлекала. Мор сообщает, что самым приятным во время его путешествия на континент было знакомство и дружба, которые он приобрел со стороны таких выдающихся и ученейших людей, как Иероним Буслидиад и Петр Эгидий {"Opus epistolarum Dee. Erasmi Roterodami", v. II, p. 197.}.
      Тогда же, во время своей поездки 1515 г. во Фландрию, вдали от родины Мор начинает работу над самым известным произведением своей жизни "Утопией". Как писал Эразм, "сначала на досуге Мор написал вторую книгу, а потом присоединил к ней первую" {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. II, 1910, p. 339.}. Работу над "Утопией" Мор сумел закончить лишь по возвращении в Англию.
      3 сентября 1516 г. Мор послал Эразму из Лондона в Лувен рукопись только что законченной книги. "Я посылаю Вам мою Нигдею (Nusquamam)", - писал он и выражал уверенность, что книга окажется в надежных руках {Ibid.}. Мор сообщал Эразму, что вместо предисловия к будущей книге он дополнил рукопись "вступительным письмом к моему другу Петру", т. е. Петру Эгидию. Эразм сам только что возвратился из Англии, где в гостеприимном доме Мора он провел первую половину августа. По-видимому, Эразм был знаком с рукописью. "Нигдеи", а возможно, и обсуждал ее с Мором {Аналогичная гипотеза одного из новейших исследователей "Утопии" Хекстера представляется нам вполне обоснованной. Как доказал в своем текстологическом исследовании Хекстер, Мор начал писать "Утопию" не ранее 1514 г. и закончил ее не позднее сентября 1516 г. См.: J. Н. Hexter. The Composition of Utopia предисловие к кн.: "The Complete Works of St. Thomas More", v. 4, 1965, p. XVI.}. Стараниями друзей - Эразма и Эгидия - осенью 1516 г. в Лувене рукопись была опубликована под названием "Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии".
      "Утопия" начинается с рассказа о посольстве Мора во Фландрию и о том, как однажды, он встретил Петра Эгидия в сопровождении пожилого, бородатого незнакомца, с лицом, опаленным солнцем, и в плаще, небрежно наброшенном на плечи. Это был старый моряк и путешественник по имени Рафаил Гитдодей. Он участвовал почти во всех экспедициях знаменитого Америго Веспуччи, не раз пересекал океан, повидал многие народы и узнал много диковинного. Все трое Мор, Эгидий и Гитлодей - располагаются в саду и начинают свою увлекательную беседу. Первая часть беседы была посвящена Англии, судьба которой не могла не волновать гуманиста прежде всего потому, что "состояние" английского государства в то время было далеко не наилучшим. Начало XVI в. в истории Англии было временем глубоких изменений в хозяйственной и общественной жизни страны. В недрах феодального общества зарождался капитализм. Основная масса английских крестьян к концу XV в. была свободна от крепостничества, но находилась в поземельной зависимости от своих лордов, которые, отбирая у крестьян землю, огораживали ее и превращали в пастбища.
      Впоследствии Карл Маркс в главе "Капитала", специально посвященной истории зарождения капитализма в Англии, приводил свидетельство Мора об английских огораживаниях, об "овцах, поедающих людей". По мнению К. Маркса, "Утопия", наряду с другими свидетельствами современников огораживаний, убедительно доказывает, что раннее капиталистическое накопление, положившее начало капитализму, происходило не в результате "бережливости" будущих капиталистов, как это пытались утверждать буржуазные ученые, а в результате жестокого, насильственного ограбления крестьянства {См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 744-745.}.
      Страшную картину бедствий, обрушившихся на английских крестьян в связи с огораживаниями, обезлюдение деревень и толпы нищих, бредущих по дорогам страны, Мор рисует в первой книге, "... С тех пор как один обжора, ненасытная и жестокая язва отечества, уничтожает межи полей, окружает единым забором несколько тысяч акров", крестьяне-арендаторы, "опутанные обманом" или "подавленные насилием", оказываются выброшенными вон. Несчастным людям некуда деться, им негде искать средства к жизни - "никто ведь не нанимает их труд, хотя они самым пламенным образом предлагают его". Там, где некогда трудилась целая деревня хлебопашцев, теперь достаточно и одного пастуха. Что же остается этим обездоленным людям, "как не воровать и попадать на виселицу... или скитаться и нищенствовать?" {Утопия, стр. 63-64.}
      Рассказ Мора об огораживаниях - это страстный обличительный документ, направленный не только против огораживателей-лордов, но и против всего феодально-абсолютистского государства, которое выступило на защиту интересов лордов-огораживателей и обрушило на несчастных и ограбленных крестьян и разорившихся ремесленников жестокие "кровавые законы" против бродяг, нищих и воров. Собеседник Мора - Гитлодей, проживший в Англии несколько месяцев, был просто поражен неслыханной жестокостью "кровавых" законов. По этим законам бродяг предписывалось сечь "до тех пор, пока кровь не заструится по телу", а за самую мелкую кражу полагалась смертная казнь. Во времена Мора, при Генрихе VII, ежегодно вешали в среднем до 2 тысяч человек, а при Генрихе VIII, как сообщают исторические хроники XVI в. (Холиншед), было повешено 72 тысячи бродяг и нищих.
      "Вышвырните эти губительные язвы, постановите, чтобы разрушители ферм и деревень или восстановили их, или уступили желающим восстановить и строить. Обуздайте скупки, производимые богачами, их своеволие... Кормите меньше дармоедов. Верните земледелие, возобновите обработку шерсти, да станет она почетным делом! Пусть с пользой занимается им эта праздная толпа: те, кого до сих пор бедность делала ворами или же кто является теперь бродягами... Если вы не уврачуете этих бедствий, то напрасно станете хвастаться вашим испытанным в наказаниях воровства правосудием, скорее с виду внушительным, чем справедливым и полезным" {Там же, стр. 66-67.}, - писал Мор.
      Величайшей заслугой Мора было то, что он не ограничился простым описанием народных бедствий, а решился поставить более глубокий вопрос: в чем причина негодности существующего общественного строя европейских государств? Почему так происходит, что трудящиеся - "люди скромные и простые", приносящие своим повседневным трудом "больше пользы обществу, чем себе лично", - постоянно бедствуют, - "а хищные и бесчестные паразиты, живущие трудом простых людей, процветают? И так ведь не только в Англии, но и в других государствах Европы! По мнению Мора, нельзя назвать справедливым общество, которое "не выказывает ни малейшей заботы о земледельцах, угольщиках, поденщиках, ломовых извозчиках и рабочих, без которых не было бы вообще никакого общества" {Там же, стр. 217-218.}.
      Устами своего собеседника Гитлодея Мор дал исчерпывающий ответ на вопрос о том, в чем главная причина бедствий народа: в частной собственности. В обществе, "где... есть частная собственность, где все мерят на деньги... вряд ли когда-нибудь возможно правильное и успешное течение государственных дел..." Признать общество, где господствует частная собственность, справедливым и правильным, по мнению Мора, значит "считать правильным, что все лучшее достается самым дурным... когда остальные решительно бедствуют" {Там же, стр. 95, 97.}.
      И сегодня, спустя более 450 лет после выхода "Утопии", вызывает изумление и восхищение гениальная проницательность Мора, который еще на заре капитализма сумел глубоко постичь эксплуататорскую сущность государства в классовом обществе: "При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах" {Там же, стр. 218.}.
      Во второй части "Утопии" Мор попытался нарисовать картину идеального, с его точки зрения, устройства общества и государства.
      Во время своих морских странствий в Западном полушарии Гитлодей случайно попал на один из отдаленных островов, поразивших его своим общественным устройством. Это был остров Утопия {В переводе с греческого слово "утопия" означает место, которого не существует.}. Рассказу Гитлодея об этом замечательном острове и посвящена вторая часть книги Мора.
      Жизнь на острове представляет полную противоположность европейской действительности. Труд в Утопии не является обременительным, рабочий день продолжается всего лишь 6 часов, зато в остальное время каждый занимается чем хочет: науками, искусствами и прочими любимыми делами. Все богатства острова принадлежат всем его гражданам, и каждый пользуется ими по своим потребностям. Таким образом, общественное устройство Утопии основано на принципах социализма и справедливости. Более того, в Утопии действует коммунистический принцип - распределение по потребностям.
      Мор подчеркивает скромные потребности граждан Утопии. Взять, к примеру, их одежду: во время работы они покрываются шкурами, которых хватает на семь лет, после же работы облачаются в грубые шерстяные одежды одинакового цвета. Такой примитивный подход Мора к проблеме удовлетворения потребностей, даже в условиях идеального общественного строя, не случаен. Воображение гениального мыслителя было ограничено рамками его века. Ведь уровень развития ремесла и земледелия в XVI в. не давал возможности даже мечтать о том изобилии материальных и духовных благ, которые приносит прогресс техники.
      Мор выразил в "Утопии" свое гуманистическое убеждение, что человек рожден для счастья. Даже цель своего повседневного труда утопийцы видят в том, чтобы "обеспечить, насколько это возможно... всем гражданам наибольшее количество времени после телесного рабства для духовной свободы и образования. В этом, по их мнению, заключается счастье жизни" {Томас Mop. Утопия, стр. 126.}.
      Вся книга Мора пронизана пафосом любви к людям и ненавистью к эксплуатации, угнетению человека.
      Утопийцы ликвидировали частную собственность, вывели из употребления деньги. Тем самым они уничтожили самый корень преступлений - воровства, убийства, предательства, т. е. все то, что сопутствует власти золота и денег и с чем так безуспешно пытаются бороться в других государствах путем жестоких законов.
      "Я убежден, - говорил Гитлодей, заканчивая свой рассказ об Утопии, что нигде нет такого превосходного народа и более счастливого государства".
      Поблагодарив Гитлодея за интересный рассказ, Мор заметил, что в Утопии действительно много такого, что он хотел бы видеть осуществленным на практике "в наших государствах". Но тут же грустно добавил: "Я ... более желаю этого, нежели ожидаю" {Там же, стр. 222.}. Иными словами, сам Мор, подробно описавший в "Утопии" проект переустройства общества на социалистических началах, мало верил в возможность его осуществления в условиях феодальной Европы. Но социалистические идеи Мора не пропали даром. Под влиянием этих идей были написаны десятки книг, посвященных проблеме переустройства общества на началах равенства и социальной справедливости. Мор стал родоначальником целого направления в истории социализма, получившего название утопического социализма. Вместе с тем словом "утопия" стали обозначать всякий несбыточный проект, всякую несбыточную мечту. И это не случайно: социалисты-утописты, мечтавшие об установлении на земле справедливого общественного строя, не знали, как это сделать, не знал этого и сам родоначальник утопического социализма Томас Мор. И тем не менее историческая заслуга утопического социализма огромна. Идеи социалистов-утопистов впоследствии послужили одной из важнейших исторических основ учения Карла Маркса о социализме.
      * * *
      Насколько серьезным был интерес гуманистов к "Утопии", можно судить по той оценке, которую она получила в переписке Эразма и его друзей. "Прочтя "Утопию" Мора, ты подумаешь, что перенесен в другой мир; до того там все ново", - писал Эразм одному из своих корреспондентов в феврале 1517 г. {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. II, p. 459.} "Если ты еще не читал "Утопии"... постарайся ее достать, если хочешь... увидеть те источники, откуда проистекает почти все зло в государстве", - советовал Эразм другому своему корреспонденту в письме от 24 февраля 1517 г. {Ibid., p. 483.}
      "Утопию" читали и перечитывали, некоторые даже пытались выучить ее наизусть. Нашлись и такие, которые, не поняв остроумной литературной мистификации Мора, всерьез готовы были отправиться на поиски Утопии. Важно, что современники Мора, особенно гуманисты, серьезно отнеслись к социально-политическим идеям "Утопии". В частности, восторженно отзывались об авторе "Утопии" нидерландский гуманист Иероним Буслидиад и французский гуманист Гийом Бюде. Последний писал в июле 1517 г. своему другу Т. Лапсету: "Я люблю и высоко почитаю его (Мора. - И. О.) за все то, что он написал об этом острове Нового Света. Наш век и будущие века будут иметь в этой истории драгоценный источник практически пригодного законодательства для всех, кто хотел бы воспользоваться им и применить его в своих государствах" {"The Complete Works of St. Thomas More", v. 4, p. 14-15.}.
      Наконец и сам Мор в переписке с друзьями со всей прямотой выразил собственное отношение к республике утопийцев как государству, которое справедливым общественным устройством превосходит все известные ему государства.
      Эразм, принимавший самое горячее участие в судьбе "Утопии", объяснял в письме к Гуттену от 23 июля 1519 г., что свою книгу Мор издал "с намерением показать, по каким причинам приходят в упадок государства; но главным образом он имел в виду Британию, которую глубоко изучил и знал" {"Opus Epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. IV, p. 21.}.
      По мнению Эгидия, Мор обнаружил в своей "Утопии" такую огромную эрудицию, ум и столь богатый опыт в мирских делах, что с ним не может сравниться даже знаменитый путешественник Улисс, а что касается Америго Веспуччи, то по сравнению с Мором он, можно сказать, не видел ровно ничего {"The Complete Works of St. Thomas More", v. 4, p. 20-21.}.
      Итак, из переписки Мора и его друзей видно, какое серьезное значение придавали гуманисты идейному содержанию "Утопии". Они вовсе не рассматривали ее как шутку, "пустячок" (jeu d'esprit) {См. D. Nhard. Etudes sur la Renaissance. Paris, 1856, p. 183; T. E. Bridgett. Life end Writings of Sir Thomas More. London, 1891, p, 105; R. L. Smith. John Fisher and Thomas More: Two English Saints. London, 1935, p. 72; E. M. C. Routh. Sir Thomas More and his Friends. N. Y., 1963, p. 74; D. Sargent. Thomas More. N. Y., 1948, p. 65. Последний выразил эту точку зрения наиболее прямолинейно. По мнению Сарджента, Мор написал "Утопию", чтобы "развлечь маленький кружок гуманистов, которым нравился его латинский язык и которые слишком высоко парили над миром, чтобы чувствовать интерес к пошлым мирским треволнениям".}, написанный лишь ради забавы, как это пытались иногда представить некоторые ученые в XIX и XX вв.