- Ура, летчик! Ура!
      Ребята прыгали, подбрасывали вверх книги и толкали друг дружку.
      - Летчик! Возьмите раненого! - кричал Одинцов. - Сашку Булгакова!
      - Нет, Одинцова, Одинцова! У него нос разбился!
      - Трубачева возьмите! Дядя летчик! Вот он! Вот! Хромает!
      Самолет скрылся в облаках.
      Скоро совсем стемнело. Стал накрапывать дождик. Серое здание депо все еще не показывалось.
      - Эх, не туда заехали! - с досадой сказал Васек. - Завезли нас к черту на кулички!
      - А ты куда билет брал? - натягивая на голову куртку, осведомился Одинцов.
      - Он думал - его прямо с доставкой на дом! - рассмеялся Саша.
      Наконец показались первые строения.
      Прощаясь на Вокзальной улице, мальчики советовались.
      - Может, нам к твоему отцу всем вместе идти? - спрашивали Васька товарищи.
      - Нет, чего там! Влетит, так за дело.
      Павел Васильевич уже давно был дома. Выслушав рассказ сына, он молча вынул из портфеля конверт и сел писать письмо сестре.
      Глава 5.
      ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ
      Иван Васильевич прихлебнул с блюдечка чай и выглянул в окно.
      - Так и есть, - сказал он, нахлобучивая на голову меховую шапку и снимая с гвоздя ключ. - Хоть бы одни каникулы отдохнуть дали! И все этот Митя всех мутит! - ворчал он, открывая тяжелую школьную дверь.
      У крыльца действительно стоял Митя в синем лыжном костюме, за ним Саша Булгаков и Коля Одинцов. Все трое тащили на плечах лыжи.
      - Опять ноги разрабатывать! Вчера на коньках, сегодня на лыжах, пропуская их, ворчал сторож.
      - У нас в плане лыжная экскурсия сегодня, - стряхивая с шапки снег, сказал Митя. - Не все, понимаете, освоили это дело. За каникулы надо подтянуться, - объяснил он, подбирая парные лыжи. - Да вы идите отдыхайте, Иван Васильевич. Мы только соберемся - и айда!
      - "Отдыхайте"! - усмехнулся Иван Васильевич. - С вами отдохнешь, пожалуй...
      На крыльце затопали, и в дверь вбежали школьники.
      - Здравствуйте, Иван Васильевич! - с опаской поглядывая на сторожа, здоровались они.
      Иван Васильевич недаром получил от ребят прозвище "Грозный".
      Опираясь на толстую, суковатую палку, во всякую погоду стоял он на крыльце, встречая и провожая школьников. На прозвище "Грозный" старик нисколько не обижался.
      - Я для вашего брата и есть грозный, потому что безобразия в школе допускать не могу, - сурово говорил он.
      Увидев перелезавшего через забор школьника, старик звонко стучал об асфальт палкой:
      - Куда лезешь? Где тебе ходить приказано?
      - Дорогу потерял! - кричал озорник.
      - У меня живо найдешь! Носом калитку откроешь!
      Школьник с хохотом скатывался с забора и осторожно проходил мимо сторожа:
      - Здравствуйте, Иван Васильевич!
      - То-то "здравствуйте"! Дурная твоя голова вихрастая! На плечах ходуном ходит, всякое соображение растеряла! - ворчал Грозный, закрывая за мальчиком дверь.
      И вдруг лицо его расплывалось в улыбке, около губ собирались добрые морщинки, и он, похлопывая по плечу какого-нибудь отличника, говорил:
      - Инженер! Одно удовольствие от твоего житья-бытья получается. Матери поклон от Ивана Васильевича передай!
      Или, грозно сдвинув брови и выпятив грудь, приглашал группу школьников:
      - Проходите! Проходите!
      Школьники замедляли шаг.
      - Артисты! Одно слово - артисты! На собраниях про вас высказываются. Вам в школу, как в театр, на своей машине выезжать надо, а вы пешочком, а?
      - Да ладно... уже ругали нас, - подходя ближе, нерешительно мямлил кто-нибудь из ребят.
      - Сам! Самолично присутствовал! - ударяя себя в грудь, торжествующе говорил Грозный. - Все собрание тебя обсуждало. А кто ты есть, ежели на тебя посмотреть? - Грозный прищуривался и, оглядев с ног до головы ученика, презрительно говорил: - Сучок! Голый сучок, ничего не значащий! А тобой люди занимаются, выдолбить человека из тебя хотят.
      - Да чего вы еще! - пробираясь к двери, бормотали оробевшие школьники. - Не будем мы больше, обещали ведь...
      - И не будешь! Ни в каком разе не будешь! Мне и обещаниев твоих не нужно. Я сам к тебе подход подберу.
      - Вот леший! И зачем только его на собрания пускают! Ведь он потом прохода не дает, - возмущались злополучные ребята. - На всех собраниях сидит! Отвернет ладонью ухо и слушает, - смеялись они.
      Но сегодня Грозный ворчал для виду. У него было то особое, праздничное настроение, которое не хочется омрачать ни себе, ни другим. Открыв Мите пионерскую комнату, он вышел на крыльцо.
      На дворе лежали горы снега. С улицы шли и бежали школьники. Лыжные костюмы ярко выделялись на белизне снега, поднятые лыжи торчали вверх, как молодые сосенки. Грозный улыбался, ласково кивал головой, то и дело приподнимая свою мохнатую шапку.
      - С праздником, Иван Васильевич!
      - И вас также!
      Крепкий морозец стягивал шнурочком брови, красил щеки ребят и белил ресницы.
      - Стой, стой! Где же это ты мелом испачкался? И щеки клюквой вымазал, - шутил Грозный с каким-нибудь мальчуганом.
      Васек Трубачев торопился - во дворе уже никого не было.
      - Иван Васильевич, прошли наши ребята?
      - Прошли, прошли! А ты что же эдаким мотоциклетом пролетаешь? И "здравствуйте" тебе сказать некогда. Васек поспешно сорвал с головы вязаную шапку:
      - Здравствуйте!
      - Ишь ты, Мухомор! - любовно сказал сторож. Васек был одним из его любимцев. Еще в первом классе Грозный прозвал его Мухомором за темно-рыжий оттенок волос и веснушки на носу.
      - Прошли, прошли твои товарищи!
      Васек, прыгая через три ступеньки и волоча за собой лыжи, помчался на второй этаж.
      В пионерской комнате толпились ребята. Митя, поминутно откидывая со лба непослушную прядь льняных волос, оживленно объяснял:
      - Все зависит от правильности хода...
      - Трубачев! - крикнул Саша Булгаков. - Сюда! Сейчас строиться будем. Мое звено в полном порядке.
      - У меня Малютина нет, - сказал Коля Одинцов.
      - А Зорина где? - спросил Васек.
      Лида Зорина, запыхавшись, вбежала в комнату. Она была в красном пушистом костюме, черные косички выбивались из-под шапки.
      - Я здесь! Девочки все пришли!
      - Звеньевая, а опаздываешь! - строго сказал Васек.
      - Я не опаздываю, я за Нюрой Синицыной заходила, - оправдывалась Лида.
      Школьники выстроились в две шеренги перед крыльцом. На перекличке не оказалось Севы Малютина.
      - Ему нельзя, - сказал Саша, староста класса. - Он больной.
      - Больной-притворной, - пошутил кто-то из ребят.
      - У Малютина порок сердца, - строго сказал Митя. - Смеяться тут нечему... Ну, пошли! - крикнул он, взмахнув лыжной палкой. - За мной!
      * * *
      Грозный стоит на крыльце, прикрыв ладонью глаза. За воротами, на снежной улице, одна за другой исчезают синие, зеленые фигурки лыжников, красным флажком мелькает между ними Лида Зорина...
      Скрип лыж, голоса и смех затихают...
      - Ну вот, значит... - говорит Грозный, направляясь к своей каморке.
      Но несколько пар крепких кулачков барабанят в дверь:
      - Откройте! Откройте!
      - А, первачки! Промерзли?.. Ну, грейтесь, грейтесь! - ласково говорит сторож.
      Закутанные в теплые платки, толстые и смешные, неуклюжие, как медвежата, размахивая лопатками, вваливаются первачки. За ними, смеясь, поднимается их учительница.
      - Мы, Иван Васильевич, только погреться. А вы идите отдыхайте, говорит она. - Мы во дворе будем.
      Клубится снежная пыль. Красные от натуги малыши носят лопатками снег, лезут в сугробы.
      Позвякивая ключами, сторож проходит в пионерскую комнату.
      На стене возле праздничной стенгазеты висят плакаты и объявления.
      Грозный надевает на нос очки:
      - Где тут у них планы? На каникулы... Ага... Первые классы... так... Четвертые - экскурсия... так... Шестые - кружок фото... так... Восьмые международный доклад... так... Шахматисты... - Он машет рукой и прячет очки. - Свято место пусто не бывает.
      Глава 6.
      НА ПРУДУ
      К вечеру мороз утих. Небо было чистое, с редкими звездами. Васек Трубачев, Саша Булгаков и Коля Одинцов возвращались с лыжной прогулки втроем.
      Они нарочно отстали от ребят, чтобы зайти на пруд.
      - Пойдем? - предложил товарищам Васек. - Не хочется домой еще.
      - Пойдем! На пруду, наверно, красиво сейчас. Я тоже не хочу домой... - согласился Одинцов. - Саша, пойдешь?
      - Куда вы - туда и я!
      Мальчики прошли парк и начали спускаться к пруду. Пушистые берега с занесенными снегом деревьями возвышались, как непроходимые горы.
      Старые ели, глубоко зарывшись в сугробы, распластали на снегу свои густые, мохнатые ветви. Метель намела на пруду высокие снежные холмы. Вокруг было так тихо и пустынно, что мальчики говорили шепотом.
      - Не пройдем, пожалуй, - провалимся, - пробуя наст, сказал Саша.
      - Идите по моему следу. Айда... лесенкой. - Васек поднялся на горку и, пригнувшись, съехал вниз. Потом снял лыжи и бросил в сугроб. - Сюда! Одинцов! Саша! Мягко, как в кресле!
      Мальчики уселись рядом. Все трое, запрокинув головы, смотрели в темное, глубокое небо.
      - Смотрите, смотрите! Луна!
      Из-за парка показалась огромная желтая луна.
      - Ни на чем держится! - удивленно сказал Саша. - Вот-вот упадет.
      - Вот если б упала!
      - Хорошо бы! Мы бы ее сейчас в школу притащили, прямо в пионерскую комнату.
      Саша обвел глазами белые застывшие холмы.
      - А что, ребята, тут, наверно, зимой ни одна человеческая нога не ступала? - таинственным шепотом сказал он. Васек посмотрел на чистый, ровный снег:
      - Следов нет.
      - Тут один Дед Мороз живет... - пошутил Одинцов и осекся.
      В лесу раздался треск сучьев. Тихий шум, похожий на завывание ветра, пронесся по берегам. И в тот же миг неподалеку от мальчиков что-то белое вдруг отделилось от сугроба и медленно съехало вниз.
      - Трубачев! - прошептал Саша.
      - Видали? - испуганно спросил Одинцов.
      - Это снежный обвал, - равнодушно сказал Васек, на всякий случай подвигая к себе лыжные палки. Саша засмеялся.
      - А меня мороз по коже пробрал, - откровенно сознался он.
      - И меня... Идем лучше отсюда, - сказал Одинцов. - Не люблю я, когда снег... ползет.
      - Ну, бояться еще! Мы, в случае чего, прямо голову оторвем! - Васек лихо сдвинул на затылок шапку.
      - А кому отрывать? - усмехнулся Одинцов.
      - Кто нападет! - сказал Васек, приглядываясь к белому холмику, который как-то странно покачивался в неровном свете луны. - Да никто не нападет. Я думаю, это показалось, - прибавил он.
      Одинцов зажмурился:
      - Ну да, бывает... привидится что-нибудь от снега.
      - А вот на севере... - пугливо оглядываясь, добавил Саша. - Мне рассказывали...
      Сзади снова раздался треск сучьев и тонкий протяжный вой. Мальчики переглянулись. Васек молча показал на белый холмик. Медленно покачиваясь на гладкой поверхности пруда, холмик полз к берегу.
      - Стойте здесь... я проверю, - вдруг решился Васек. Саша схватил его за руку:
      - Я с тобой.
      - Вместе пойдем, - прошептал Одинцов.
      - На лыжи! Становись! - громко скомандовал Васек. Ребята вскочили. Тихий вой, разрастаясь в грозное рычание, пронесся над прудом. В ответ ему из сугробов вырвались звуки, похожие не то на кошачье мяуканье, не то на собачий лай.
      - Волки! - с ужасом прошептал Саша.
      - Держите палки наготове, - стиснув зубы, сказал Васек. - Мы их сейчас...
      - Нет! - испуганно остановил его Одинцов. - Куда ты? Надо домой!
      - Домой, домой, - заторопился Саша. - Слышишь? Вой разрастался. Теперь уже казалось, что со всех сторон подкрадываются к мальчикам какие-то непонятные и страшные звери.
      - Ничего, как-нибудь дорогу пробьем! - задыхаясь от волнения, сказал Васек. - За мной, ребята!
      Зорко вглядываясь в каждый бугорок, мальчики благополучно миновали сугробы и вышли в парк.
      - Стойте! - Васек поднял руку.
      На пруду снова было таинственно и тихо.
      - Тьфу! Что за чертовщина такая! Ребята, сознайтесь: кто испугался?
      - Я, - улыбнулся Саша, зябко поводя плечами.
      - И я, - сказал Одинцов.
      - Ну и я, - сознался Васек, - потому что не волк, не человек...
      - А может, просто кошки? - предположил Одинцов.
      Все трое засмеялись.
      А на пруду, когда затихли голоса, под ветвями ели тихо вдвинулась туго накрахмаленная морозом простыня, блеснул огонек, освещая глубину темной землянки, и высунулась голова Мазина. Белый холмик быстро-быстро пополз к старой ели.
      - Ушли? - шепотом спросил Мазин.
      - Ушли, - ответил Петя Русаков, сбрасывая с себя белый халат.
      Глава 7.
      НОВОСТИ
      Встряхивая золотистым чубом, Васек, разгоряченный впечатлениями дня, рассказывал отцу:
      - Мы с Митей в лес ездили, далеко-далеко... А потом еще с ребятами на пруд ходили.
      - То-то я тебя еле дождался. Хотел разыскивать.
      - А на пруду, папа, такая луна, громадная, и свет от нее... Нам даже показалось, что снег движется. Да еще как завоет кто-то, - засмеялся Васек, - мы даже испугались немножко.
      - Вот и хорошо, что испугались. Не будете лазить где не надо, - хмуро сказал отец. Он был чем-то озабочен.
      - Да ты что, папа, чудной какой-то сегодня? - удивился Васек.
      - Чудной не чудной, а... - Павел Васильевич замялся, постучал пальцами по столу и строго сказал: - К нам тетя Дуня едет.
      - Едет? - переспросил Васек, не зная, радоваться ему или печалиться.
      Тетю Дуню - сестру отца - он никогда не видел. Она жила под Москвой на какой-то маленькой станции.
      Павел Васильевич ожидал, что сын будет протестовать против приезда тетки, и приготовился к серьезному отпору, но Васек только спросил:
      - А веселая она?
      - Да как тебе сказать... особенного веселья я что-то у нее не замечал. Женщина старая, одинокая, хозяйка. А мы с тобой, можно сказать, холостяки. Где зашить, где пришить требуется, а то и сготовить чего.
      - Каша у тебя пригорелая получается, - задумчиво сказал Васек.
      - Вот-вот, - обрадовался отец, - самое теткино дело - кашу варить.
      - Не хочу я тетки. Нам и вдвоем хорошо, - вдруг решительно заявил Васек.
      - Хорошо-то хорошо, а с хозяйством мне все равно не сладить... Да, еще вот какая новость у меня, сынок...
      Павел Васильевич почувствовал себя совершенно несчастным: ему предстояло еще раз огорчить Васька.
      - Я, Рыжик, недельки на три в Харьков уеду. В тамошнее депо командируют меня. - Он тяжело вздохнул. - Значит, тут без тетки никак не обойтись, сынок.
      Васек молчал. Ему было уже не до тетки.
      - А когда ты уедешь? - тихо спросил он.
      - Когда уеду? Ну, это еще не так скоро. Ты об этом не думай сейчас.
      Васек тряхнул головой.
      - Не скоро? Ну и ладно! А тетка пускай живет. Мне до нее никакого дела нет, - решил он.
      Утром к Ваську забежал Одинцов. Павел Васильевич ушел на работу. Васек завтракал, густо намазывая маслом белый хлеб.
      - Новость! - закричал с порога Одинцов. - У нас новый учитель будет после каникул. Мария Михайловна совсем ушла.
      Мария Михайловна, прежняя учительница, давно уже не посещала класс, и четвертый "Б" около двух месяцев находился на попечении учителей других классов.
      - Собственный учитель? - обрадовался Васек. - А Мария Михайловна что же?
      Одинцов махнул рукой:
      - Да она с нами состарилась совсем... Не с нами, а вообще... Ей шестьдесят лет скоро будет, а потом, после болезни еще...
      - Жалко ее, - сказал Васек, - привыкли мы к ней.
      - Жалко, конечно, - согласился Одинцов, - а все-таки учителю я рад. Бежим к Булгакову, расскажем ему!
      - Да погоди. Я еще не позавтракал. Вот ешь лучше. - Васек пододвинул товарищу хлеб и масло. Оба с аппетитом принялись за еду.
      - Все новости да новости, - сказал Васек. - А откуда ты узнал про учителя?
      - Мне Грозный сказал. Я у него для Саши лыжи брал. Приношу сегодня, а он говорит: "После каникул держись, брат! Отменного учителя вам директор нашел".
      - Так и сказал - отменного?
      - Так и сказал. Уж он не соврет. Говорит, будто учитель на выставке был вчера. Все вещи смотрел. Хорошо, что Мазин свой пугач унес!
      - Унес? - с живостью спросил Васек и досадливо сдвинул брови. - Так и не сказал, что за буквы... Ну, пошли к Саше.
      На улице было людно. В сквере играли дети, на скамейках отдыхали взрослые. С деревьев, покрытых белым инеем, осыпалась снежная пыль.
      Саша Булгаков жил недалеко. Пройдя широкий двор, мальчики постучали в низенькую дверь первого этажа длинного серого флигеля.
      Им открыла женщина с приветливым лицом:
      - Сашенька, к тебе!
      В светлой кухоньке было много ребят. Они, видимо, гуляли и только что пришли со двора. Саша и его сестренка Нюта раздевали их. Маленькая девочка в одних, чулках бегала из комнаты в кухню с мокрым ботинком в руках. Толстый малыш, с такими же, как у Саши, круглыми черными глазами, хныкал, упираясь головой в Сашин живот, - он потерял варежку.
      - Куда ты ее дел? - сердился на него Саша. - Найди сейчас же!
      Увидев товарищей, он кивнул им головой:
      - Раздевайтесь, ребята!
      Коля Одинцов пробрался к Сашиной кровати и осторожно присел на краешек, с интересом наблюдая, как Саша справляется с детворой.
      - Васек, - крикнул он, - иди сюда! Смотри, сколько детей у них. - Он притянул к себе товарища и зашептал ему в ухо: - У них чуть ли не двенадцать детей.
      - Семь, - спокойно поправил его Саша, поднимаясь с колен и отряхивая пыль. - Вон седьмой. На кровати сидит.
      Одинцов подпрыгнул и с испугом оглянулся: сзади него, обложенное со всех сторон подушками, копошилось маленькое существо с тремя светлыми волосками на макушке.
      - Витюшка, грудной, - пояснил Саша.
      - Да они, наверно, орут целый день! - засмеялся Васек.
      - Бывает... - Саша поймал за штанишки толстого черноглазого малыша и крикнул: - Нютка, пришей ему пуговицу! Мне некогда.
      Он отвернул борт курточки - там торчала иголка с туго накрученной ниткой.
      - Я пришью, - сказала мать. - Иди. Товарищи небось заждались тебя. С малышами никогда дела не переделаешь, - улыбнулась она.
      - Ну, зашей. - Саша быстро закрутил свою нитку обратно.
      - Что это ты иголку с собой носишь? - спросил Васек.
      - Ношу. Все время пригождается, - деловито ответил Саша.
      Васек пожал плечами.
      - Брось! Девчачье это дело, - презрительно сказал он. Саша не расслышал.
      - Пойдем в комнату, - сказал он товарищам. В соседней комнате было тихо и просторно. Как только Саша закрыл за собой дверь, Одинцов сообщил:
      - У нас новость!.. Трубачев, расскажи.
      Васек с жаром начал рассказывать:
      - После каникул у нас будет новый учитель. Отменный учитель! Сам Грозный сказал.
      - Да что ты! - обрадовался Саша. - Вот хорошо! А то мы...
      За дверью вдруг что-то с грохотом упало и началась невероятная возня. Саша тревожно прислушался:
      - Кажется, мать ушла. - Он бросился к двери: - Я сейчас! Через секунду он вернулся.
      - Ничего. Это они в колхоз играют. Перевернули стулья и везут сдавать зерно, - с улыбкой пояснил он, закрывая за собой дверь. - Ну, Трубачев, рассказывай про учителя.
      - Да ну тебя! - с досадой сказал Васек. - Что тебе рассказывать, если ты все время бегаешь!
      - Да нет, это я так... думал - мама ушла. Ну, рассказывай, - умоляюще сказал Саша.
      - Ну ладно! Так вот, этот учитель только для нашего класса, понимаешь? Это во-первых. А во-вторых...
      Саша вдруг рванулся и снова исчез за дверью. На этот раз из соседней комнаты послышался отчаянный визг и плач.
      Васек и Одинцов, толкая друг друга, выскочили вслед за Сашей. Оказалось, что толстый карапуз Валерка просунул голову между прутьями кровати и никак не мог вытащить ее обратно.
      - Стой! Стой! - кричал ему Саша. - Поверни голову набок...
      С помощью Коли и Васька он наконец вытащил братишку. Но товарищи уже собрались уходить.
      - Куда же вы? Расскажите хоть про учителя.
      - В школе расскажем! - крикнул Одинцов.
      Васек только махнул рукой...
      Вечером, забравшись к отцу на кровать, он с удовольствием делился с ним своей новостью:
      - После каникул у нас будет новый учитель. Мария Михайловна совсем ушла. Ей восемьдесят лет уже.
      - Восемьдесят лет! - удивился отец. - Ого-го! Совсем, верно, старушка с вами замучилась! Ты у меня один, и то я с тобой голову себе скрутил.
      - Ну тебя! - недовольно сказал Васек, приподнимаясь на локте и заглядывая в лицо отцу. - Я небось председатель совета отряда... а ты говоришь!
      - Вот-вот, мне и нужно, чтобы мой сын первый сорт был!
      - "Первый сорт"... - протянул Васек. - Я еще не выучился, - он навертел на палец отцовский ус, - а ты нападаешь.
      - Я не нападаю, - засмеялся Павел Васильевич. - Не трожь усы, всю красоту испортишь... Да спи уже, а то завтра тебя пушками не поднимешь. - Он обхватил сына за шею. - Спи.
      Васек, лежа с открытыми глазами, думал о Саше, об Одинцове и о Севе Малютине.
      - Хорошая, папа, картина у Малютина, но сам Севка какой-то тщедушный, - с сожалением сказал он.
      Отец не ответил.
      - Слышишь, папа?
      - Слышу.
      - А что ты слышишь?
      - Тще-душный, - промычал, всхрапывая, Павел Васильевич.
      Глава 8.
      МАЗИН И РУСАКОВ
      Мазин скучал. В землянке под старой елью было темно и тихо. У входа, завешенного белой простыней, валялась убитая из рогатки ворона. Снаружи крупными хлопьями валил снег. Иногда, отодвинув край простыни, Мазин зорко и настороженно оглядывал берег. Он ждал Русакова. Они не виделись с того памятного вечера, когда в их владениях побывал Трубачев со своими товарищами.
      "Отец дома. Держит Петьку при себе", - соображал Мазин. Мазин и Русаков жили на одной улице, в одном доме. Дружба их началась с первого класса и навсегда укрепилась после одного случая. А случай, который сделал их закадычными друзьями, был такой. Однажды, стреляя в цель из рогатки, Русаков разбил цветное стекло в угловой даче. Испуганный, он прибежал к Мазину.
      - Пропал я, Колька! Отец узнает - за ремень схватится!
      Отец Пети рано овдовел и, сдав сына на попечение соседок, с головой ушел в работу. Весь день проводил он на обувной фабрике, где считался одним из лучших работников. Возвращаясь домой, он бегло интересовался здоровьем сына и, найдя в дневнике плохую отметку, сразу закипал гневом:
      - Я с восьми лет сам на себя зарабатывал и дорогу пробивал себе тяжелым трудом, а тебе все даром дается! Отец для таких, как ты, целый день работает. Да разве один я? Вся страна не покладая рук трудится, чтоб из вас люди вышли! А вы что делаете? Безобразие! Распущенность! На тебя все соседи жалуются! Вот подожди, я когда-нибудь возьму ремень да поучу тебя так, как меня в свое время учили!
      Петька со страхом смотрел на отца. Этот большой, сильный человек с черной густой шевелюрой и сросшимися бровями, под которыми трудно было угадать цвет его глаз, был чужим и непонятным мальчику.
      Иногда отец вдруг останавливался посреди комнаты и, глядя на сына усталыми, хмурыми глазами, говорил:
      - Ты пойми... Человек должен понимать слова, а не палку! Что у тебя, самолюбия нет, что ли?
      Петька съеживался и молчал.
      Разбитое стекло в угловой даче беспокоило Петю. Он сидел у товарища, с тревогой поглядывая на дверь.
      - Да, может, отец не узнает, - утешал его Мазин.
      Петя безнадежно махал рукой:
      - Хозяева видели, как я побежал.
      Мазину было жалко товарища. Он что-то соображал про себя, пыхтел, надувая толстые щеки, и, когда Петя Русаков, просидев у него целый час, собрался уходить, сказал:
      - Пойдем вместе. Я скажу на себя, а ты будто в канавке сидел.
      - В какой канавке?
      - Ну за домом... Кораблики пускал.
      Случай этот происходил весной.
      - Кораблики... - протянул Русаков. - А чего же я побежал тогда?
      - Мало ли чего! Побежал, чтобы на тебя не подумали, - вот и все. Понятно?
      Русаков просветлел:
      - И правда, может, обойдется?
      - Обязательно обойдется. Верти кораблики. Сейчас намочим их во дворе - и айда к твоему отцу!
      Петя сделал из газеты два кораблика, во дворе товарищи прополоскали их в грязной луже и храбро направились к дому Русакова.
      - Постой, а вдруг твоя мать узнает? - тревожно спросил Петя. - И голова у нее заболит от этого. Жалко ее. Он остановился.
      - Не ной, - мрачно сказал Мазин. - Пойдем лучше!
      Отец Русакова уже все знал. Он встретил сына на пороге, красный от гнева.
      - Опять мне на тебя люди жалуются!
      - Я, пап... - дрожащим голосом начал Петя.
      Мазин толстым грибком вырос перед разгневанным родителем и вытащил из кармана рогатку:
      - Петя ни при чем. Он кораблики пускал.
      - Я, папа, кораблики...
      - Какие еще кораблики? - загремел Русаков-отец. - Ко мне взрослые люди приходят, на моего сына жалуются!
      - Это из угловой дачи к вам приходят? - осведомился Мазин. - Так я у них стекло разбил. Я нечаянно... в воробья метил, а попал в стекло. А Петя испугался и побежал. Вот они на него и сказали. Не разобрались как следует и напали... А еще взрослые! - объяснял Коля Мазин, глядя прямо в глаза Русакову и закрывая Петю своей крепкой, приземистой фигурой.
      - Не разобрались, - мямлил Петя, выглядывая из-за плеча товарища.
      - "Не разобрались"! - передразнил его отец, уже смягченный признанием Мазина. - Лазите черт знает где!.. А ты тоже хорош! У тебя мать труженица, больная женщина, а ты ей сюрпризы устраиваешь, - напал он на Колю.
      - Я не сюрпризы, я нечаянно.
      - "Нечаянно"! И Петьку моего сбиваешь на всякие дурацкие шалости... Ты где был, когда твой приятель в стекло камнем запустил? - обратился он к сыну.
      - Я в канавке кораблики пускал, - шмыгнул носом Петя и вытащил из кармана размокшие бумажные кораблики.
      - Чтобы я больше не видел всей этой гадости! - закричал отец. Выбрось эту дрянь в помойное ведро сейчас же! А рогатку я сам... - Он обеими руками сдавил рогатку. Она не поддавалась. - В печку!
      - Лучше в помойную яму или в пруд. Давай, папа, мы выбросим! - с готовностью предложил свои услуги Петя.
      - Молчи! И ступай сам с этими людьми объясняться. Скажи... приятеля хорошего имеешь, вот что!
      Когда мальчики вышли, Мазин сказал:
      - Сбегай в аптеку за порошком от мигрени, а я пойду в угловую дачу сознаваться.
      Вечером Мазин ходил за своей матерью и говорил:
      - Ты, мама, приляг... И не волнуйся. Ни один человек не проживет так, чтобы стекла не разбить.
      Мать Коли Мазина работала в швейной мастерской. Коля никогда не видел свою мать здоровой. Она постоянно жаловалась, что от шума швейных машинок у нее болит голова. Малейшая неприятность также вызывала у нее мигрень, и тогда она тихо стонала, уткнувшись в подушку головой, обвязанной мокрым полотенцем, а Коля готовил ей чай, размешивал ложечкой сахар и бегал по аптекам, спрашивая везде, не изобретено ли какое-нибудь новое средство от мигрени. Дома, пока мать была на работе, Коля успевал приготовить обед, наколоть дров, сбегать за хлебом. Поэтому, когда мать жаловалась соседкам: "Не знаю, хватит ли моих сил воспитать сына", соседки украдкой переглядывались. "Хватит ли у него-то сил ухаживать за такой больной матерью?" - думали они про себя, жалея мальчика.
      После случая со стеклом ребята выработали особую систему самозащиты.
      Теперь, что бы ни случилось, перед отцом Русакова виновным всегда выступал Мазин, а перед матерью Мазина - Петя.
      - Вы, гражданка Мазина, обратите внимание на своего сына. Он и моего вконец испортить может, - внушительно говорил Русаков-отец матери Мазина.
      - Подумайте! - возмущалась та. - Да как он может мне такие вещи говорить! Ведь чего только его Петя не выделывает! Он добьется того, что я не позволю своему сыну играть с Петей.
      В конце концов родители, к большому огорчению мальчиков, категорически запретили им встречаться.
      Мать Мазина пообещала Коле, что она окончательно потеряет голову, если он будет продолжать дружбу с Петей, а Русаков-отец посулил своему сыну спустить с него три шкуры, если еще раз увидит его вместе с Мазиным.
      Петя, который вечно дрожал за одну свою шкуру, не мог даже представить себе, что значит спустить три. Мазин тоже забеспокоился:
      - Конечно, в школе нас никто не проверит.
      - А после школы я один буду? - шмыгнул носом Петя.
      - Не хнычь! - сердито сказал Мазин. - И заруби себе на носу, Петька: нет такой беды, из которой нельзя вылезти. Я это проверил.
      Выход действительно нашелся.
      Через два дня после этого разговора на берегу заросшего, затянутого зеленой ряской пруда, где тучами кружились комары и мошки, а по вечерам, надуваясь, кричали лягушки, Мазин и Русаков уже рыли себе землянку под разлапистыми ветвями старой ели. Они приходили сюда поодиночке, работали изо всех сил и, уходя, оставляли друг другу короткие записки:
      Двинулся на полметра в ширину. МЗС.
      Углубился вход. РЗС.
      К началу занятий в школе землянка была готова. На пруду редко бывали люди: в густом кустарнике, заросшем крапивой, не было тропинок. Землянка, тщательно замаскированная дерном, была почти незаметна.
      Мазин и Русаков ликовали:
      - Поди ищи нас теперь!
      - А в случае нападения можно и отстреляться, - говорил Мазин.
      Недостатка в стрелах, пугачах и рогатках не было. Мальчики усердно тренировались в стрельбе. Около землянки на дереве висели белые кружочки, пробитые стрелами.
      - Петька, целься в правый кружок, а я в левый! Следопыту надо бить без промаха! - поучал Мазин.
      С наступлением осенних дождей Мазин притащил из дома клеенку, а Русаков - дождевой плащ. В землянке и в проливной дождь было тепло и сухо.
      Мазин достал где-то азбуку следопыта и требовал от Петьки, чтобы он срисовал ее и выучил наизусть. Зимой товарищи ходили на лыжах в лес. Ставили силки, но зайцев в этих местах не было.