Мир Бабилона (№2) - Суть острова. Книга 2

– Это как? – Я по-прежнему помалкиваю, лишь глазами и мелкой жестикуляцией подтверждая свой большой интерес к разговору, весь вербальный диалог пока ведет Боб.

– Если управитесь в ближайшие трое суток, пока не определится дальнейшее направление следствия, по двадцать пять тысяч на брата сразу и недельный отпуск за счет фирмы на северах. Отпуск внеплановый дополнительный – попозже, зимой.

– А как и к какому сроку мы узнаем, что все обойдется? Если повяжут – сразу узнаем, а если все тихо будет? – Боб перестал валять дурака и занялся делом. Уважаю.

– Гм… Посмотрим. Не знаю. Примерно трое суток, плюс туда-сюда еще столько же, для верности. Но честью обещаю: не напарю и уворачиваться от сказанного не буду. Полагаю, через неделю все станет ясно. Ну?

– Я готов.

– Э-э… Если Рик согласен, то я тем более. А как же наши дела?

– Вот вам ручки, вот… по листку бумаги. Чистые, с обеих сторон? Пишите увольнение по собственному желанию. Датируйте сегодняшним числом, проставьте время. Поясняю, зачем это нужно: если что – я от вас откажусь с легким сердцем и покажу бумажки, а госпоже Шпильбаум даже не придется лжесвидетельствовать: пришел, поговорил и уволил. Если что в другую сторону – вы наотрез отказались от моих служебных распоряжений и написали заявления. Через недельку все порвем и сожжем на ваших глазах. Разумно?

– Не маленькие, не впервой. Разумно-то разумно… – Это опять Боб говорит, а я молчу. – А… деньги, средства?

– Деньги – вот, налом, по две с половиной тысячи, на мелкие расходы. Боб, всякие разные спецсредства… используй свои, не казенные. Есть у тебя? Аппаратура, смотреть, слушать…– Боб оттопыривает нижнюю губу, задирает белесенькие брови и с понтом дела задумывается…

– Найдутся.

– Кто бы сомневался. Парни, надеюсь на вас очень. Валите из офиса, я сам здесь подежурю. Никому больше, все работы вдвоем, не привлекая третьих и четвертых лиц. Моторы свои…

– … «моторы свои»! Нет, скажи, Рики! Как будто мы казенными хоть раз пользовались!

– Пользовались и не раз. Что предлагаешь, начальник?

– Ага! Я тебе говорил: не плюй в колодец! Я опять твой начальник, понял?

– Понял. Я уже сто раз на свободу выйду, а ты будешь лишний «командирский» пятерик тянуть.

– Тьфу на тебя!

– Пройдешь за паровоза. Меня, госпожу Шпильбаум и Гувера пристегнул втемную, за деньги, а сам – главарь, мозговой центр.

– Чтоб твоему языку горилле в жопу провалиться! Накаркаешь… Ну? Давай, предлагай. Все знают, что ты у нас умник с высшим образованием. Как думаешь?

– Я…

– Может, скажем ей, что опубликуем про нее подслушанные высказывания ее мужа? Типа, такая она в постели и рассякая?

– А он говорил?

– Нет, не зафиксировано.

– Тогда не пойдет, ненадежно. Что она дура – это понятно. А вообще как?

– Милая дамочка. С морщинками, но вполне боевая кобылка. Я, грешным делом, в свое время даже подумывал…

– Босс был прав.

– Насчет чего?

– Насчет осла. Однако, вернемся к делам и перестанем чесать волосы на теле. У меня дома народу полный комплект, совещаться негде, Шонна и дети, да еще ее подруга с дочкой, даже в кабинете не спрячемся. А у тебя? Где будем совет держать?

– У меня?.. Почему у меня, давай поедем в дальний оф… Запрещено же, черт. У меня свинарник, не прибрано со вчерашнего.

– Один хрен. Поехали, не в моторе же канцелярию раскладывать, и не в пивной.

Боб слегка прилгнул, утверждая, что «не прибрано со вчерашнего». Там конь месяц не валялся: всюду пыль, кухонное умывальное корыто по самый кран грязной посудой заросло, на столе полная пепельница окурков, даром что Боб не курит…

– Как ты сюда баб-то водишь? Не стыдно тебе?

– Да ну. Я же их не в музей вожу. Домработница уехала в деревню на похороны, вот и запущено. Послезавтра вернется, кляча старая, и все отдраит. Ну, чайку?

– Кофейку.

– Как скажешь. Давай думать, брат Рик, давай крепко думать…

Думали мы думали, чего-то там придумали.

Дома-то Шонна сразу учуяла, что я не в своей тарелке, давай меня пытать: что случилось да как, да где? Угу, так я сразу ей и выложил, что на грани вылета с работы и на пороге всяких иных забавных приключений с деньгами и свободой… Сказал, что кадровая болтанка, и что прибавка к жалованию проблематична, и что я на это надеялся… Отоврался, вроде бы, но подруга моя все же в сомнениях осталась… Все равно утешает, и одеяло под бочок подтыкает, как маленькому… Говорит, что я стонаю во сне… Стоню? Издаю стоны? Вполне возможно, думаю, это оттого, что мне рисовать некогда.

– Госпожа Моршан?

– Да, алло?

– Из бухгалтерии ЗАО «Сова» вам звонят… ЗАО «Сова». Вы, четвертого ноября, оплатили заказ 7/4/11 сего года на определенную сумму…

– Я? Так, и что?

– С вас по ошибке удержано более, чем полагалось. Вам предлагается на этой, либо следующей неделе, подъехать к нам в офис, чтобы мы могли принести вам извинения и вернуть эти деньги. Когда вы сможете заехать? Когда вам удобнее?

– Извинения? А какая сумма?

– Я всего лишь бухгалтер и передаю то, что велено. Мы не говорим по телефону о суммах, но поскольку деньги сравнительно небольшие… Триста сорок пять талеров. Либо, если хотите, пришлем к вам курьера прямо на дом, но тогда накладные расходы на вас.

– На дом? А сколько это будет стоить?

– Пятнадцать талеров ровно. Мы бы вам просто перечисли на счет, но деньги возвращаются по расходному ордеру, нам нужен корешок, квитанция.

– А всего сколько, триста сорок?

– Да, триста сорок пять. Вы заедете?

– Да. Нет… Пусть лучше курьер.

– Завтра, от двенадцати тридцати пополудни до тринадцати пополудни вам удобно?

– Завтра?.. Да, да, мне будет удобно, хорошо.

– Тогда до завтра. Извините за беспокойство, всего доброго, до свидания…

– До свидания…

Это Боб мамашу свою задействовал под бухгалтера, наврал ей что-то насчет огрехов… Она у него дрессированная. Все время его бабам врет, что он велит, отмазы всякие.

На следующий день, мы с Бобом, в костюмах, выбритые, благоухающие, подкатываем к их особнячку в указанное время. Скромненький такой, уютный двухэтажный домишко, миллиончика этак на четыре, с обширным двориком, с газонами… Эх, хороши оклады у простых чиновников, а в газетах пишут, что спартанские.

Госпожа Моршан выходит на порог, навстречу ей мы: Боб с улыбкой и конвертом в руках, я с крохотным букетом фиалок.

– Сударыня! Мы с коллегой Ричардом хоть и не курьеры, но были счастливы вильнуть по пути и завезти вам оговоренное. И принести извинения от лица фирмы. Глубочайшие и искренние извинения.

Госпожа Моршан почти не смотрится на свои сорок один, невысокая, вполне ухоженная, чуть шире в талии, чем ей наверное хотелось бы, но очень даже миленькая, я бы сказал уютная. Даже и не верится, что именно она заложила своего благоверного, отдала в лапы правосудия. Лицо у нее вовсе не глупое, но грустное, и это очень даже понятно, однако нам она улыбнулась.

– Ах, господа… Спасибо вам, конечно… Это мне? Какие чудные фиалки. Я… что должна сделать?

– Вы? Ничего. Проявить великодушие и принять наши извинения, принять и пересчитать деньги, поставить роспись на расходном ордере, корешок отдать нам, а мы его в конце рабочего дня забросим в бухгалтерию…

– Да, сейчас… Что же вы стоите, давайте пройдем в дом… Кофе?

– С удовольствием бы, но… Рабочий день, сами понимаете…

Госпожа Моршан приняла наши кровные представительские триста сорок пять талеров, расписалась в липовом ордере… Я смотрю на Боба, и он начинает.

– Ох, забыл представить: Ричард, светило юридической мысли, за ним и Карлом мы как за каменной стеной, они следят, чтобы рамки законности приносили нам спокойствие и выгоду.

– Очень приятно.

– Взаимно. Госпожа Моршан, мы с Робертом вас покидаем и поскольку мы с вами, наша фирма, все-таки, не совсем посторонние, позволю себе и сугубо от себя – подчеркиваю – некоторую доверительность, тем более, что я ничего такого не выбалтываю…

– Да, да? – Госпожа Моршан вежливо изобразила легкое любопытство, однако, волшебное слово «выбалтываю» и впрямь ее заинтересовало.

– Мы знаем о вашем несчастье и от всей души сочувствуем вам, вашему мужу и мы… Вернее я, я, как частное лицо, считаю долгом предупредить, что вас, возможно, захотят допросить люди из контрразведки, из службы безопасности. Имейте в виду.

– Меня? За что? Меня уже допрашивали. Сам этот… генерал… генерал… из внутренних дел… Не помню.

– Да. Но контрразведка – совсем другое ведомство, и вполне возможно дублирование вопросов.

– И что дальше?..

– Все. Просто имейте в виду и требуйте, чтобы они четко представлялись вам, кто они, какое ведомство представляют. Вы же сами знаете, какие они бывают жесткие, держите с ними ухо востро. На этом позвольте откланяться, думаю, что ничего тайного и предосудительного я не выболтал.

– Нет, нет, нет, подождите… Голова кругом… А что мне делать, что им говорить?

– Да ничего. Не волнуйтесь, они хоть и строгие господа, но их будет интересовать узкий аспект проблемы, связанный с безопасностью государства, а не с деньгами или адюльтером. Честному человеку тут совершенно нечего бояться, ибо именно они нас всех защищают от внешних и внутренних врагов. Вот если бы вы были шпионкой, или состояли в террористических и экстремистских организациях, тогда да… А так – вы для них неуязвимы. Просто знайте для себя, и только.

За двое суток подготовительной работы нам удалось вылущить из всякой разной прессы намеки, что в ранней юности госпожа Моршан была во Франции, в Париже, где успела поучаствовать в левацких молодежных волнениях, вместо того, чтобы мирно осматривать Лувр и Елисейские поля. Бедовую туристочку досрочно выпроводили из страны домой, где она получила пятно в биографию… Из очень благополучной и благонамеренной семьи была девчонка, поэтому более-менее обошлось… Вот на это пятнышко мы с Бобом понадеялись… если бы она не клюнула, пришлось бы вынимать из рукавов заготовленные другие, столь же дохленькие козыри…

– Ну как это… ничего не говорить… Они же спросят… А это обязательно? Что они придут?

– Вовсе не обязательно. Просто возможно. Да не бойтесь вы, это на самом деле не так уж и страшно. Если они встали на след – они звери, умные, но беспощадные. А если обычная служебная профилактическая беседа… Ерунда. Просто знайте, что этих господ лучше не искушать собственным страхом и долгими беседами. То есть, не бойтесь их, и не будьте с ними чересчур словоохотливы. Они спросят – вы отвечайте в самых необходимых пределах. Они вам только спасибо скажут за сдержанность, чтобы не грузить себя лишними пустыми раскопками. Вот и все. Это я вам как юрист говорю, чтобы вы имели возможность защищать себя и свои интересы в рамках закона, не нарушая закона.

– Я… Я не хочу ничего нарушать… А адвокат? Я могу пригласить на ту беседу адвоката мужа?

– Можете, имеете абсолютное право. Но эти парни не любят в доверительные беседы впускать посторонних лиц. Кроме того, адвокат мужа… Он… Ваши интересы защищает?

Госпожа Моршан замерла, пораженная ужасной мыслью: адвокат мужа, посаженного ею, получает деньги отнюдь не от нее… И наверняка зол на нее… А имущество… А конфискация…

– Господи, Боже мой, что же мне делать? – Госпожа Моршан вцепилась побелевшими пальцами в воротничок блузки, но что толку – и воротничок задрожал.

– Так. Спокойно, госпожа Моршан. Давайте-ка мы, действительно, выпьем по чашечке кофе и прикинем, что к чему. Абсолютно не о чем здесь волноваться. Мы с Робертом сейчас дадим вам кратенькую квалифицированную юридическую консультацию, естественно безо всякой оплаты, и все. И выкиньте в форточку все ваши переживания. Мы вам обещаем. Это же наша профессия: защищать интересы наших клиентов. Да.

Я улыбнулся, Боб улыбнулся, оба мы кивнули синхронно… Выпустила воротничок.

– Сейчас я велю принести… – Но тут Боб повел свою партию.

– Да ну… Ни к чему лишние уши прислуги, лучше отведите нас на кухню и мы сами справимся со своими чашечками. Или это будет чересчур интимно – показывать нам кухню, святая святых всякого порядочного бабилонского дома?

– Нет, отчего же, пойдемте, если вас не пугает… Мне даже проще… Извините заранее за беспорядок…

'Учись, Боб, учись, сукин ты сын: вот что такое «беспорядок» у чистоплотных людей» – захотелось мне сказать Бобу, когда мы на кухне оказались… Светлая, просторная, ни пылинки, ни пятнышка… Чашечки по три мы опрокинули, спины аж мокрые от напряженного труда. Ошибиться и сфальшивить никак нельзя…

–… совершенно верно! Господи, я всегда говорю: умная женщина – это дар небес! Или проклятье, – смотря кому достанется. Сами, да, вы сами, лично, собственными глазами их увидели вдвоем… Это не ложь, вы же видели фото… Это если спросят. А не спросят – ничего вы не видели. Здесь имеет место быть ваша с ним личная драма, а не потеха посторонним. Далее. Вот корешок… Где ваш корешок? Ага. Никто не мешает вам взять и выкинуть его в ведро, за окошко, в унитаз… Ну такой вы человек, безалаберный к ненужной канцелярщине… « У вас есть какие-нибудь бумаги, подтверждающие это? – У меня? У меня нет никаких бумаг!» И вы говорите чистейшую правду, поскольку все бумаги, все эти квитанции, все эти справки и отчеты, вы давно выбросили, утилизовали… Но если вас спросят: «А были ли?..» Вы легко и с чистым сердцем отвечаете утвердительно. И немедленно ссылаетесь на нас, потому что у нас вся документация, наши экземпляры, все в порядке, все до буковки и мы немедленно предъявим ее хоть Господину Президенту! Смело на нас ссылайтесь, мы подтвердим! Понимаете?

– Кажется, да, начинаю понимать… То есть, я как бы и не вру…

– Без «как бы». Вы вообще не врете. Но отвечаете именно на те вопросы, которые вам задали. Это как в суде: судья немедленно оборвет говоруна, если тот затеет вместо фактов строить предположения, пусть даже самые умные и ценные в мире.. Вот. Далее. Поскольку вы честно выполнили свой гражданский долг, а не мстили и не ревновали, то велика вероятность, ну никак не менее девяноста процентов (я врал насчет девяноста, но, как выяснилось позже, угадал результат), Господин Президент, даже в случае обвинительного вердикта суда, не позволит подвергнуть конфискации совместно нажитое имущество. Честный человек – не виноват в том, что он честный.

Ф-фу-ух… Я встаю из-за стола, делаю это естественно, потому как дважды уже вставал и прохаживался по кухне, возникла вдруг у меня такая привычка – прохаживаться. В кино детективы часто прохаживаются, так им думать легче…

– У вас есть возражения? – Это я вдруг, с чашечкой в руках, всем корпусом разворачиваюсь к слушателям и задаю очередной пустой вопрос. Слушателей двое: госпожа Моршан и Боб, так вышло, что они сидят бок о бок, и вопрос получается как бы общий для них. В какой-то мере он их и объединяет, для того и задан. Они переглядываются и пожимают плечами, и коротко смеются над синхронностью жестов. Да… Боб в своей области высокий профессионал, гроссмейстер. Лишь бы не напортачил от азарта, но – нет: левой рукой трет левый глаз, то есть – уверен, что все в полном порядке. Продолжаем тогда.

– Все! Госпожа Моршан, великодушнейше прошу меня извинить, но еще четыре минуты в этом раю – и я точно опоздаю на встречу. Вот, ставлю чашечку, кланяюсь, благодарю за снисходительность и великолепный кофе… Пора.

Боб спохватывается и начинает совершать беспорядочные движения корпусом и руками – вставать собрался, но я тотчас гашу его поползновения уехать вместе со мною.

– Роберт, дружище, а ты куда? Твоя задача, как хорошего и надежного юриста, еще раз внятно и по пунктам проконсультировать госпожу Моршан по всем вышеупомянутым ею темам, имущественным и иным. Чтобы госпожа Моршан… – делаю поклон в ее сторону – … могла четко ответить на все твои проверочные вопросы. Будь уж так добр. Потом возьмешь такси и в офис. Корешок – вот он, со мной, я взял.

Они вновь переглядываются, Боб как бы извиняется за навязчивость и спрашивает взглядом согласия. Госпожа Моршан, Марианна для друзей, такое согласие дает, пока только взглядом…

Ах, почему мне бывает так тошно от моей работы? Постоянное ощущение, что я неправильно живу, делаю не то, к чему предназначен от рождения…

Девять вечера, десятый. Я возвращаюсь с работы домой. В бумажнике у меня тоненькая «котлетка» из десяти тысячных купюр. Да на счет свалились пятнадцать, итого обещанные боссом двадцать пять тысяч гонорара. Плюс через три дня получка с плановой «новогодней» премией. Плюс в не очень далекой перспективе полностью оплаченная зимняя поездка на северные курорты, по типу «все включено», на неделю, на две персоны. Если мы затеем и детишек с собою взять, а видимо придется так сделать, то доплачивать будем из своих. Но это вполне по-божески, мы уже согласны. Сюрприз я решил разбить для Шонны на три части: днем, после факта награждения, позвонил и сообщил ей насчет зимнего дополнительного отпуска «все включено». Ну, Шонна в полном восторге, воплей на всю кухню… Тут же стала выспрашивать об условиях, количество звездочек в отеле, предусмотрены ли дети, транспорт воздушный или наземный… Одним словом, все по высшему классу, так что расходы на детей – предельно невелики: небольшая доплата за койко-места для них и более чем скромная доплата за питание. Перелет до курорта и обратно – бесплатно для детей их возраста, на руках у родителей, если посадочные места будут заняты… Вторая часть сюрприза у меня в бумажнике, десять тысяч, которые я ей и преподнесу торжественно, «на булавки» и в честь рождества. Завтра у нас короткий день, сочельник. Даже и лучше, что я сегодня высыпаю рог изобилия на домашний стол, потому что Рождество, и хотя христианин из меня никудышный, но – некрасиво деньги под елку класть. Иное дело – шкатулочка из индийской бирюзы, неслыханной красоты… Но это будет маленькая скромненькая и сугубо личная четвертая часть моего сюрприза. А третья – пятнадцать тысяч… Я думаю, про нее после ужина рассказать и спросить у Ши совета: хочу компьютер прикупить. Я присмотрел один «Макинтош», поглядел, как на нем с графикой обращаются… Вот это была бы игрушечка по мне!

И все деньги: там нужны деньги, там требуют денег, это стоит денег, и то… А работа – она и есть тот волшебный инструмент, посредством которого я обеспечиваю наш маленький мирок: Шонну, Элли, Жана и меня. И морскую свинку Тоби, которую Жан выпросил у мамы себе и Элли в подарок. Да, деньги. Работа. Работа… Какая же это работа – мытьем и катаньем заткнуть рот не очень практичной женщине, чтобы она не болтала о предыдущей нашей работе, которая заключалась в извлечении на свет чужого грязного белья?

«Рик, это самум в пустыне! – Да ты что? – Да. Африканский темперамент, жажда и полнейшая неосведомленность о сексуальной жизни современного общества! Если этот ее Моршан всегда таким был, а оно на то похоже, судя по ее рассказам, то не понимаю, на кой черт ему нужна была молоденькая? – Как честный человек ты теперь обязан жениться на ней. – Еще чего! Я срочно кинулся женатиком и строгим баптистом. Типа, мол, потерял голову от внеземной, внезапно вспыхнувшей страсти, которая как пожар… Ну и так далее… А теперь, типа, буду лить слезы, замаливать перед собою и супругой страшный смертный мой грех и лишь изредка позволять себе, как о величайшей драгоценности в моей жизни, вспоминать о встречах с НЕЮ… – Скотина ты. – Скотина. А деньги поровну получим…'

Тут он, Боб, меня конечно же, начисто умыл: действительно поровну, равные деньги и равная ответственность за содеянное. Все что нужно было совершить «в интересах дела», мы с ним выполнили. Документы, свидетельствующие о факте слежки за бывшим заместителем столичного мэра, она уничтожила, вернее, передала на уничтожение Бобу… И «Сова» уничтожила, оба комплекта, свой и заказчицы. Язык она завязала намертво, даже для подруг, древние страхи – они очень стойкие… Она, оказывается, всю жизнь помнит тот ужас, который навели на нее и на ее родителей дяденьки из государственной службы безопасности, а ведь те только вежливо, «профилактически», беседовали с юной бунтаркой, почти не запугивая… В общем, Боб и я задание выполнили и получили заслуженную награду. Господи помилуй, куда девать это поганый осадок, что упал на душу, чем его растворить? Коньяком? – Я даже и пробовать не собираюсь. Как вспомню своего папашу, нашу с ним тогдашнюю встречу в полицейском участке, так у меня пиво, не то что коньяк, колом в горле становится… Наркотики я никогда не пробовал и вряд ли буду. В молитвы и раскаяние не верю. Шонне бы я рассказал, но, боюсь упасть в ее глазах… Что делать-то? Нет, нет, никакая совесть меня не мучает, а просто… Неправильная у меня жизнь. То же и рисование возьмем… Зачем я рисую? Сто или двести миллионов рисовальщиков жили и живут, до меня и сегодня, все музеи, отхожие места, газеты, заборы и письменные столы битком забиты их творениями, а я что? Самоучка, мои каляки-маляки карандашом и шариковой ручкой – совсем не похожи на Монну Лизу. Когда тебе скоро под тридцатник – поздно учиться рисовать, с первых классов надо было навыки-то получать. Но тогда я презирал уроки пения и рисования, только и мечтал о футболе, да о боксе. Говорили потом, что я неплохо «баскетболил», но мои «шесть футов ровно» – маловато для чемпионских мечт, я и в детстве понимал, что не больно-то вырасту, до двух метров не дотяну… Рисую. Купил пастель, мелки, хорошие карандаши, гуашь, тушь… теоретически уже знаю как темперу готовить и холст грунтовать… Но Рафаэль был гением в мои годы, а я собаку как следует нарисовать не могу. То есть, могу, получается прикольно, как бы карикатурно, дети визжат от восторга и Шонна хвалит, но… по моему глубокому убеждению, художник, помимо великого множества всяких иных умений, должен мочь нарисовать желаемое. Скажем, затеял он нарисовать собаку. Рисует – получает на бумаге именно то, что хотел. А не так как я, скажем, у которого собака получается похожей на собаку, но лапы, хвост, рот, живот – все это вырисовывается как бы само, иначе, нежели я планировал. Рука водит мною, а не наоборот. Извините, нет, это не уровень. Получившийся рисунок может понравиться хоть тысяче зрителей и критиков, разбирающихся в этом деле и полных профанов, но я-то знаю, что хотел изобразить такую лапу, а не этакую, которая в результате получилась. Почему она задрана, когда должна быть согнута? Потому что мои мускулы рисовальческие жиденькие, потому что вильнул контур не туда, и я вижу, что этой задней ноге уже не быть упертой в землю, а быть ей задранною. Тогда уж и столбик пририсуем. Она и задранная не совсем того… Так мы ее чуть удлиним и утончим, либо утолщим, чтобы видно было, что гротеск… Вот, вот нам и рисунок: премиленькая собачка, которая не фокстерьер и не гризли, а просто собака. Дрянь рисунок, для простофиль. Мастер тоже может следовать за рукою, фантазировать на ходу, импровизировать; допускаю даже, в утешение себе, что подобного рода ослабление удил – необходимо для творчества, но не в обыденность, а для разнообразия, для разминки перед серьезным делом. Если же ты постоянно рисуешь что получится, а не то что построил в воображении, то не художник ты, а дилетант, будущий шарлатан. До этого я сам додумался. А бывают истины, которые для меня открытие, а для младшего подмастерья помощника художника-профессионала – всего лишь таблица умножения, которую он знает чуть ли ни с самого рождения.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.