Ночной клуб «Apollo»

                 (апрель 2006-го)
 
       Разглядеть стрелка они не успели. Те, кто выжил, повторяли потом перед следователями и телека­мерами: звук выстрела в тот момент показался им просто хлопком петарды. Понять, что именно слу­чилось, никто из них не успел...
 
       1
      В четверг, 5 апреля 2006 года, в клубе «Apollo» проходила вечеринка для студентов Института связи имени Бонч-Бруевича. Расположен клуб ужасно не­удобно. Вроде бы почти центр города, но район при этом пустынный, неудобный, как подъехать к клу­бу, совершенно непонятно, так что посетителей там не бывало даже и по выходным. А уж в будние дни «Apollo» стоял просто пустой. Чтобы хоть как-то вы­жить, каждый четверг хозяева клуба навострились проводить вечеринки для иностранных студентов. Не ахти что, но все-таки...
      Негры и арабы считали место почти своим. Ски­дываясь, они покупали коктейли. Африканским сту­дентам напиваться допьяна в «Apollo» было не по карману. Мятые русские рубли они подолгу вертели в своих черных пальцах, а потом все-таки протяги­вали купюру бармену, и тот смешивал для них ка­кой-нибудь фирменный «аполловский» коктейль. От силы один за вечер. Вслед за неграми в клуб потя­нулись и некрасивые русские девушки из окрестных кварталов... а потом и не только из окрестных... екоторым девицам нравится встречаться с черны­ми парнями, вы же знаете, как это бывает... а кок­тейль девицы могли позволить себе купить сами. Ну и плюс плата за вход. В общем, четверг свою кассу делал.
      В тот четверг все было как обычно. Белый диджей крутил в руках свои черные виниловые пластинки. Черные парни кривлялись на танцполе и вскладчину покупали коктейли. Разбредаться навеселившиеся не­гры стали только под утро. Шестеро студентов Инсти­тута связи имени Бонч-Бруевича вышли из «Apollo» приблизительно в 5:30утра. Они закурили по сигаре­те, подняли воротники курток и, скрипя подошвами об апрельский снег, зашагали к метро.
      От клуба до станции «Технологический институт» идти минут двадцать. Район этот настолько тихий, что пешехода и днем-то встретишь нечасто. А маши­ны здесь и вообще почти не ездят. Негры шли прямо по проезжей части. Дойти они успели почти до пе­ресечения 5-й Красноармейской с улицей Егорова. Впереди уже виднелся ярко освещенный Москов­ский проспект.
      Потом все вместе они услышали хлопок. Мишель Тонобиан, уроженец Берега Слоновой Кости, обернул­ся и успел разглядеть в арке силуэт стрелка. Парень стоял на одном колене и держал в руках винтовку. Ми­шель рванулся с места первым. Остальные побежали за ним. Понять, что громкий хлопок это не петарда, а выстрел, успели не все. Но когда Мишель побежал, остальные побежали за ним.
      Они задыхались, рвались к спасительному углу и боялись оглянуться. Если добежать до угла, то там стрелок их уже не достанет... точно не достанет... пули не способны огибать углы... они всегда движут­ся только по прямой... но бежать до спасительного угла оставалось еще метров сто... то есть довольно далеко, а они были не готовы бежать... всю ночь они танцевали в клубе, устали и теперь шли домой отсы­паться... а вместо этого им пришлось сорваться с ме­ста и бежать. Выстрела не было... все громко дыша­ли, задыхались и сопели... но второго выстрела не было. Времени перезарядить винтовку и пальнуть им вслед стрелку бы хватило. Но стрелять второй раз он не стал.
      Парни забежали за угол и остановились. Согнув­шись, уперевшись ладонями в колени, они долго не могли отдышаться. Теперь их было всего пятеро. Кто-то один вернулся к перекрестку и заглянул за угол. Рас­кинув руки, будто распятый, на белом от снега асфаль­те лежал мертвый черный парень.
      Почти напротив арки, из которой хлопнул выстрел, находится большое офисное здание. С обеих сторон от входа там висят камеры наружного наблюдения. Нацелены они на входные двери, но небольшой отре­зок 5-й Красноармейской тоже попадал в кадр. Само­го стрелка разглядеть на пленке потом так и не уда­лось. Зато остальное было видно довольно четко.
      Пленку уже утром изъяла милиция. Никто не зна­ет, как из милиции она попала к телевизионщикам. Но каждый раз, когда симпатичные тетки из новостей будут говорить про апрельское убийство, на экране станет появляться именно эта картинка. Шесть смут­ных силуэтов на зимней улице. Хлопок выстрела. Все бросаются врассыпную, а один остается, раскинув ру­ки, лежать на асфальте.
       2
      Убитого звали Ланмпсар Самба. Для дикторов русских телеканалов имя оказалось почти непроиз­носимым. Правильно выговаривать его они научились только к концу недели. Двадцать восемь лет, уроже­нец Сенегала. В Петербург приехал в 1999-м. Плани­ровал получить здесь второе высшее образование. Поступил в Институт связи имени Бонч-Бруевича. Успел доучиться до четвертого курса. Пуля попала ему в затылок. Смерть наступила мгновенно. Он да­же не успел понять, что мертв, этот долговязый чер­ный парень.
      Самба был из хорошей семьи. В 1960-х его мама училась в Москве на филолога. Вернувшись в Сене­гал, основала там первую кафедру славистики во всей Западной Африке. На том, чтобы сын продолжил уче­бу в России, настояла именно она. Сам Ланмпсар по-русски говорил тоже неплохо.
      Сенегал — бывшая французская колония. Бедная, но не запредельно. Денег на обучение своих граж­дан в европейских вузах у правительства хватает.
      На счета в русских банках были переведены соот­ветствующие денежные суммы; Ланмпсар собрал необходимые справки и вылетел из Даккара в Моск­ву, а оттуда поездом отправился в Петербург. В Пе­тербурге он прожил почти шесть лет. До сессии ему оставалось всего два месяца, а потом — домой.
      Домой увезли его долговязое черное тело. Пуля вошла ровно в то место, где шея переходит в затылок. Пробив нижнюю стенку черепа, пуля застряла внутри головы, однако оставлять ее там милицейские экспер­ты не стали. Пулю выковыряли из черепа, отмыли от присохших кусочков органики, пинцетом положили в полиэтиленовый пакетик, привесили на пакетик кле­енчатую бирку с номером дела... Само уголовное де­ло по статье 105, часть 2, было возбуждено уже ран­ним утром 6 апреля 2006 года.
       3
      Выстрел грохнул около половины шестого утра. Ну, может быть, без двадцати шесть. Адмиралтей­ское РУВД от места происшествия находится в де­сяти минутах ходьбы. Заспанные дежурные мили­ционеры пешком дошли до лежащего на асфальте Самбы, выставили ограждение, начали обзванивать начальство. Приблизительно через час начальство начало подъезжать. В девятичасовых выпусках но­востей о выстреле на Красноармейской уже сообщили каналы «НТВ» и «Россия». А к полудню об убий­стве негра говорили уже все.
      Оружие преступления было найдено сразу же. Стрелок пальнул в сторону проходящих студентов из-под арки дома № 26 по 5-й Красноармейской. Мили­ционеры зашли во двор этого дома, и первое, что увидели, — лежащую прямо посреди двора винтов­ку. Аккуратно почищенный, смазанный и завернутый в тряпочку ствол, из дула которого густо пахло толь­ко что хлопнувшим выстрелом. На деревянном цевье были выцарапаны свастика и надпись «White Po­wer!» — «Власть белым!». В слове «white» писавший допустил грамматическую ошибку, но смысл надпи­си милицейскому начальству был все равно ясен. Когда почти в самом центре города из винтовок со свастиками отстреливают негров — это означает большие проблемы.
      Утром заявление сделал исполняющий обязанно­сти губернатора города Виктор Лобко. Госчиновника подняли с постели. Информации у него не было, да и какая может быть информация через три часа после выстрела? Единственное, что мог и. о., — успокоить горожан. Глядя прямо в камеру, он сказал, что адми­нистрация города ситуацию контролирует.
      «Уму непостижимо, чтобы оставлять оружие с такими надписями!» — несколько раз повторил Лобко.
      Как вести себя перед камерой и что вообще го­ворить, Лобко понимал не очень. Конечно, было бы лучше, если бы своим уверенным голосом ситуацию прокомментировала бы губернатор города. Да толь­ко не было в то утро на месте губернатора: как раз б апреля Валентина Матвиенко отмечала день рожде­ния. Ей исполнялось 57 лет. Дата не круглая, но гу­бернатор захотела отметить и ее. Вместе с несколь­кими близкими Валентина Ивановна на все выход­ные улетела в Грецию.
      Кто-то из журналистов попробовал позвонить гу­бернаторскому пресс-секретарю Наталье Кутабаевой. Пресс-секретарь была умница и красотка. Что имен­но она ответила звонившему, неизвестно, но информ­агентства передали ее слова так, будто из-за убито­го негра беспокоить губернатора в день рождения Наталья не станет. Потом целую неделю она только и делала, что объясняла: ее слова переврали. Ничего подобного сказать она не могла. Выглядело все это в любом случае глупо. В тот день все и у всех шло на­перекосяк.
      С этим губернаторским днем рождения получи­лось вообще непонятно. Те, кто убил негра, не ворва­лись ватагой в клуб, не попереворачивали столы и сбежали, а произвели один-единственный выстрел. И этого хватило, чтобы о них начали говорить все те­леканалы страны. Избить случайно встреченного где-нибудь на темной улице негра — неприятно, но такое случается. Увидеть серое от ужаса лицо, выпученные в страхе негритянские глаза... ощутить себя богом, карающим и мстящим... всем вместе накинуться, за­бить тяжелыми ботинками, сунуть шилом в горло, проломить ломом череп — это одно. Но раздобыть ствол, засесть в засаде... сжимая в ладонях карабин, несколько часов просидеть под аркой... ежась от ап­рельского холода, ждать, дождаться и всадить-таки пулю в затылок незнакомому чернокожему парню... это было что-то совсем из другой оперы. Да еще и подгадать, чтобы выстрел испортил день рожде­ния губернатора. Не просто убить, а рассчитать так, чтобы тупицам журналистам было заранее понятно, с чего начинать свои репортажики. Или с днем рож­дения совпало случайно? Все равно случай был из ряда вон.
      Через два часа брифинг в прокуратуре провел прокурор города Сергей Зайцев:
      «Примерно в шесть утра на 5-й Красноармейской улице в Петербурге неизвестный открыл огонь по группе иностранных студентов, возвращавшихся из ночного клуба, где они отмечали день факультета. Один африканский студент убит. В восьмидесяти мет­рах от места преступления обнаружена винтовка с процарапанными на ней свастикой и надписями расистского содержания. Возбуждено уголовное де­ло по статье „Убийство, совершенное по мотивам национальной нетерпимости". Впрочем, вполне воз­можно, что свастика — всего лишь отвлекающий ма­невр и причина убийства совсем в другом. Мы, — уве­рил Зайцев, — будем отрабатывать все версии слу­чившегося».
      Тем же вечером прокурора Зайцева пригласили на встречу с городским руководством партии «Единая Россия».
      Прокурору было указано на явно за­казной характер преступления:
      —   Убийство сенегальца — политическая про­вокация. Это дело рук противников развития Пе­тербурга. Виновные должны быть непременно най­дены!
      —   Кто ж с таким станет спорить? — морщился прокурор. Разумеется, найти стрелка теперь просто необходимо. Но кто бы хоть намекнул как? Вот мерт­вый парень из Сенегала. Вот пуля у него в затылке. Как хочешь, так и раскрывай. Это же не сериал про «Улицы разбитых фонарей». С какого боку тут под­ступишься?
      К обеду в новостях показали нескольких депутатов Госдумы. Все говорили, что случившееся в Петербур­ге возмутительно! То, что произошло в Северной столице, просто недопустимо! Петербургским влас­тям было отлично слышно: имеется в виду, что омер­зительно и недопустимо как раз то, что случилось это не где-нибудь, а в Петербурге. За Уралом китайцев уби­вают чуть ли не по одному в месяц — и кому это инте­ресно? Когда негров убивают в Москве, Воронеже или Владивостоке — это просто убийства. Но как только иностранец погибнет в Петербурге — тут же начина­ются разговоры, что Северная столица давно превра­тилась в столицу русского нацизма.
      Руководство ГУВД выступило с заявлением, что не стоит сгущать краски. Проблемы в работе с молоде­жью, конечно, есть, но они решаются. А все разговоры о петербургском экстремизме — это на восемьдесят процентов просто очернение города.
      Депутаты городского Законодательного собрания предложили обратиться напрямую к президенту страны. Координатор фракции «Партия Жизни» Олег Нилов заявил, что если присмотреться к происходя­щему внимательно, то становится ясно: все эти убий­ства — политические провокации. Десять лет под­ряд Северную столицу пытались представить крими­нальной столицей России. Когда стало ясно, что из этой затеи ничего не выйдет, столичные политтех-нологи придумали новый ярлык. Ясно, почему выст­рел на Красноармейской прозвучал именно сейчас. Летом Петербург должен стать столицей саммита «большой восьмерки», и вот кому-то хочется бро­сить на город тень. Кто-то противится расцвету лю­бимого города.
      Спикер Законодательного собрания Ленобласти Кирилл Поляков пошел еще дальше. Хмуря брови, он объяснял тележурналистам: случившееся — не более чем уродливое исключение. Но скоро и такие исклю­чения станут невозможны. «Любой, кто выкрикнет лозунг „Россия для русских!", должен понести за это уголовное наказание. И это наша принципиальная позиция!»
      Тележурналисты кивали и усмехались. Букваль­но на прошлой неделе социологи из «Левада-центра» опубликовали результаты опроса, из которого выхо­дило, что лозунг «Россия для русских!» поддерживают 69 % россиян. То есть двое из трех. А также 87 % сотрудников милиции. То есть трое из четырех. Нельзя же привлечь к уголовной ответственности две трети жителей страны, но даже если бы Кирилл Поляков и захотел это сделать, то как? Силами ми­лиции, которая считает, что именно для русских Рос­сия и существует?
       4
      К вечерним выпускам новостей выяснилось, что выстрел на 5-й Красноармейской получил и между­народный резонанс. Телеканалы демонстрировали: массовые митинги против нацизма прошли в Италии и Франции. Прямо на первой полосе о русских брито­головых написали газеты Великобритании и Герма­нии. Возмущались происходящим и иностранные дип­ломаты в России.
      Забирать тело Ланмпсара Самбы в Петербург приехал сенегальский посол Мунтага Диолло.
      — Ненависть к иностранцам, — сказал он, — это проблема в первую очередь самих русских. Убивают в России нас, но главные жертвы этой ненависти — вы сами. Люди, которые в атмосфере этой ненависти рождаются и живут всю жизнь...
      Индийский консул был категоричнее. Он заявил, что из-за нападений скинхедов граждане его страны уже давно не желают не только учиться в России, но даже и приезжать сюда с кратковременными визитами.
       —  Такой нацистской угрозы, как в России, нет ни­где в мире, — сказал он. — Нападения только на граждан Индии случаются по несколько раз в месяц. Апрель только начинается, и нет гарантии, что до кон­ца месяца не убьют кого-то еще.
      —  А при чем здесь апрель? — не понимали те­левизионщики.
      В апреле, объяснял индус, им живется особенно тя­жело. Двадцатого числа русские нацисты отмечают день рождения Гитлера. Посольства африканских и азиат­ских стран рассылают своим гражданам предупрежде­ния: день десантника и день рождения Гитлера — для иностранцев в России самые опасные дни в году. Луч­ше пересидеть. На улице не показываться. Потому что 20 апреля хоть один негр или уроженец Азии обязатель­но будет убит.
      —  Это правда? — интересовались телевизион­щики у милиционеров.
      —  Не совсем. Нападения на иностранцев каж­дый раз широко освещаются телевидением. Поэтому-то и создается впечатление, будто таких нападений много. Хотя на самом деле проблема эта во многом надуманная.
       5
      Кроме того, уже днем на 5-ю Красноармейскую пошли люди с цветами. За день пришло человек две­сти. К стене дома приклеили портрет убитого. Под портрет складывали цветы и ставили зажженные све­чи.
       Телевизионные новости в каждом выпуске показы­вали: на месте, откуда недавно увезли тело, в кружок встают несколько негров. Наклонив головы и закрыв глаза, они молятся за убитого друга. Черные ладони лодочкой сложены на уровне груди. Комментировали телевизионную картинку члены Общественной пала­ты при Президенте России:
      —   Мы возлагаем всю ответственность за это пре­ступление на фашиствующие элементы!
      —   Ну фашиствующие... ну элементы... мало ли кто там на кого возлагает, — пожимали плечами африкан­ские студенты. — Можно подумать, речь идет о неожи­данном иностранном вторжении. Эти «элементы» — граждане вашей собственной страны. Чем возлагать на них ответственность, лучше бы разобрались, что у вас тут происходит. Потому что мы приехали в Россию учиться, а уезжаем в гробах.
      Уезжать в гробах студентам не хотелось. На сле­дующий день в новостях показали, как иностран­ные студенты пакуют вещи и разъезжаются по домам. В первый же день после убийства Самбы документы из русских вузов забрали пятнадцать студентов. Еще через день — уже почти в два раза больше.
      —  Пока нас просто избивали и били ножами, мы
      терпели. Но если дело дошло до стрельбы — пора
      уезжать. У меня дома уже двадцать лет идет граждан­ская война. Однако шансов выжить там куда больше,чем здесь.
      Сверяясь с бумажкой, дикторы утверждали, что массовый отток студентов нанесет России экономиче­ский ущерб. Обучение иностранцев приносит стране до двухсот миллионов долларов в год. Какой-то иди­от застрелил негра, и теперь все мы можем недосчи­таться этих двухсот миллионов долларов. Не пора ли милиции действительно всерьез заняться проблемой?
      Милиция занялась проблемой сразу, да только ре­зультатов было немного. От милиции со всех сторон требовали результатов. Пусть это будет немножко как в кино: брейн-штурм, лихой захват, по телевизору по­казывают, как бойцы СОБР ногами вышибают двери, и вот уже злодей отправляется в тюрьму. Милиционе­ры объясняли: эффектные киношные развязки толь­ко в кино и случаются, а ведь здесь не кино. Но от них все равно требовали чуда, и милиция напряглась, что­бы чудо явить.
      Сразу же после возбуждения уголовного дела из Москвы в Петербург вылетела группа специалистов МВД. Им предстояло помочь петербургским колле­гам, которые не сумели удержать ситуацию под кон­тролем. Бригада была сформирована из сотрудников сразу трех департаментов: Департамента уголовного розыска, Управления по борьбе с организованной преступностью и Департамента охраны общественно­го порядка. Помимо официальных бумаг члены спец­бригады везли петербургским коллегам устное распо­ряжение: дело находится на личном контроле. С жи­вых теперь не слезут.
       Оперативник, работавший в 18-м («борьба с экс­тремизмом») отделе УБОП, позже рассказывал:
       «Думаю, последний раз такой переполох в Петер­бурге поднимался, когда в тысяча девятьсот три­дцать четвертом убили Кирова. По крайней мере на моей памяти такого еще не было. Сенегальца убили утром в пятницу, и уже тогда было ясно: пропали не только ближайшие выходные, но и вообще все вы­ходные до тех пор, пока не предъявим результат. Из Москвы приехали люди — и начался полный пиздец. Все на нервах, начальство орет, работаем с семи ут­ра до четырех ночи, нормально никто говорить во­обще не может... Дергаем всех, кто проходит по спи­скам скинхедов, всех, кто проходит по спискам на­цистов, всех, на кого хоть что-то есть, — и никаких результатов!»
      Проверялись все версии: может, стреляли свои?.. может, тут замешана девушка?.. или это заказное убийство?.. необходимо срочно проверить деловые и коммерческие связи погибшего!.. ах, у него не было деловых связей?.. ну хоть что-нибудь, помимо черной кожи, у этого парня было, а?
      За первые трое суток по данному делу было прове­рено несколько сотен граждан. Жильцы прилегающих домов были опрошены все до единого и по несколько раз. Одна из женщин сказала, что точно видела: стре­ляли чеченцы. Двое мужиков в камуфляже, с борода­ми и в вязаных шапочках, надвинутых на глаза. Другая вспомнила, как подозрительный парень что-то прятал на подвальном козырьке дома, возле которого застрелили сенегальца. Листья жести с козырька отодрали и передали экспертам.
           Машина работала на полных оборотах. Результат просто не мог не появиться. И он появился. Спустя все­го 48 часов общественности было доложено: у следст­вия появился первый подозреваемый.
 
 

 

Улица 5-я Красноармейская, дом 28

      (апрель 2006-го)
        В 2004 году потери российских войск в Чечне со­ставляли приблизительно пять человек в месяц. При этом только в Петербурге и только зарегистриро­ванных нападений на иностранцев случается до де­сяти в сутки.
       1
      В Петербурге пятьдесят семь станций метро. И вряд ли найдется хоть одна, где хотя бы раз в день негру, китайцу, армянину, узбеку или еврею не разбивали бы лицо. Окровавленные нерусские лица ежедневно по­являются в дверях пикета милиции и, шевеля разби­тыми губами, произносят одну и ту же фразу: «На ме­ня только что напали».
      Акценты у них разные, а фраза всегда одна и та же. Милиционеры нехотя отрываются от курения. Поднимают глаза на пришедших. И отвечают всегда тоже одинаково: «Ну и что ты теперь от меня хо­чешь?»
      Регистрировать эти нападения бессмысленно. Все равно найти никого не получится. Тем более что на фоне последних убийств все эти избиения действи­тельно кажутся детским лепетом.
      Выстрел на 5-й Красноармейской стал четвертым громким убийством за четыре месяца. Сперва, прямо в Рождество, 25 декабря 2005-го, убили камерунца Канхема Леона. Парень только-только приехал в го­род. Он еще даже не начал учиться — осваивал язык.
       Праздничным утром он встал пораньше, по­брился, надел чистую рубашку и вдвоем с приятелем вышел из общаги, чтобы поехать в церковь. Отойти они успели метров на сто: моментальная атака, мель­кающие в воздухе тяжелые ботинки, тяжелое сопе­ние со всех сторон... Приятель успел убежать обрат­но, к спасительным дверям, а Леон остался лежать мертвый: пять ножевых ударов в грудь и горло.
      В тот день христианский Бог родился, а черноко­жий парень умер. Новорожденный Бог так и не дож­дался парня у себя в храме... или, наоборот, — имен­но в этот день он его и дождался? Канхем Леон лежал в снегу и медленно остывал. А те, кто плевать хотел и на него, и на его Бога, стояли вокруг и улыбались улыб­ками здоровых и сильных людей.
      Всего через сорок минут из общежития рискнул выйти кениец Мванги Эдди Майна. Далеко он тоже не ушел: 26 ножевых ранений.
      Парень пытался убежать, но скинхеды повалили его на землю и, громко смеясь, били ножами в ягодицы. Посреди бела дня зарезать человека — кто угодно ис­пугается того, что натворил, и постарается убежать, скрыться. Но эти парни даже не думали прятаться. По­хоже было, что они не успокоятся, пока не перережут всех чернокожих в общаге. Серые от страха негры опять и опять звонили в милицию. В километре от об­щежития лежит труп, а убийцы до сих пор бродят под окнами.
      К полудню милиция все-таки подъехала. Вокруг общежития было выставлено оцепление. Чтобы не дразнить жителей, неграм запретили выходить из здания.  «Моя страна платит пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы я получил образование! — кричал один из студентов. — А вы содержите меня, как заключен­ного в тюрьме!»
      Милиционеры пожимали плечами. Приехал учить­ся — учись. А мы будем тебя охранять. Между про­чим, для вашего же блага стараемся.
      Ровно через два месяца, 24 февраля 2006 года, от множественных ножевых ударов скончалась граждан­ка Казахстана Айнур Булекбаева. Вместе с подружкой она шла по улице. У нее зазвонил мобильный телефон. Айнур сняла трубку и ответила по-казахски. Связь была не очень, она все повторяла: «Алё! Алё!», но рас­слышать ничего не могла. Она все громче выкрикива­ла свои непонятные казахские слова. Позже свидете­ли уверяли, что это и спровоцировало нападавших. Дальше все было так же, как и в случае с камерунцем: топот сзади... ты оборачиваешься и успеваешь уви­деть только черные куртки и белые, наголо бритые че­репа... а больше ты не успеваешь увидеть уже ничего. Подруга казашки отделалась неделей в больнице. Айнур Булекбаева скончалась на месте.
      Еще месяц спустя, 25 марта, девятилетняя девочка-мулатка Лилиан Сиссоко возвращалась с прогулки. Мама у Лилиан была русской, а папа — африканец. Девочка родилась в Петербурге, здесь же пошла в школу, любила гулять во дворе, к ней иногда заходи­ли в гости одноклассницы. В тот вечер вместе с ней в парадную зашли двое молодых людей. Первый из них ногой придавил дверь и стал внимательно смот­реть по сторонам. А второй нанес ребенку шесть ударов заточенной стамеской в шею и голову. Де­вочка не могла даже кричать: один из ударов снизу вверх прошел через мягкие ткани шеи и распорол ей язык.
      Нападавших ни в одном случае задержать не уда­лось. Зато уголовное дело во всех случаях было воз­буждено по статье, упоминающей национальную рознь. Остальные нападения на негров и азиатов либо не ре­гистрировались вовсе, либо проходили по статье «Ху­лиганство». Всего преступлений против иностранных граждан за 2005 год было совершено больше двух ты­сяч. То есть приблизительно по пять в день.
      За полтора месяца до убийства Ланмпсара Самбы в самом центре города, на набережной канала Грибо­едова, были избиты двое негров, студенты Архитек­турного института. Проломленные головы, выбитый глаз, несколько месяцев больницы... Еще через три дня железными палками был забит студент-китаец Чжан Паниэ. Множественные, в том числе открытые переломы, несколько месяцев больницы... Еще через неделю прямо напротив Александро-Невской лавры атакован студент-палестинец АлдоуХалед. Переломы ребер, проломленная голова, множественные ноже­вые ранения... Еще через четыре дня на станции ме­тро «Автово» забит кастетами и палками бизнесмен из Турции ГюльОрхан... Еще через десять дней — на­падение на двух корейцев. Пара получила одиннадцать ножевых ранений на двоих, в основном в горло и лицо... Еще через четыре дня пострадал студент Первого медицинского института Шанг Зайда Ах­мад — проломленная голова, переломанные ребра, несколько месяцев больницы... Уже после выстрела на Красноармейской, ровно на день рождения Гитле­ра, был зарезан индус Анджанги Кимшори Кумар. Он шел к себе в общежитие и даже почти успел дойти, но прямо на входе в общагу несколько неизвестных две­рью зажали ему голову и начали прицельно бить но­жами в горло и грудь.
      И так — каждую неделю. Причем надежды все это раскрыть не было никакой. Как раскроешь десять на­падений в сутки? Даже в ту ночь, когда застрелили негра, на другом конце города, возле клуба «Аризо­на», был до полусмерти избит вьетнамец. А на следу­ющий день — уже двое: китаец, студент Консервато­рии (закрытая черепно-мозговая травма), и парень из Анголы (несколько ножевых ранений). Невозмож­но приставить по милиционеру к каждому иностран­цу, выходящему в город... тем более что милиционе­рам все эти парни тоже не очень-то нравились.
       2
      Правда, в случае с пулей в затылке Ланмпсара Сам­бы с подозреваемым определились оперативно. Уже на третий день следствия милиция объявила: стрелок пойман.
       В ходе следствия было проверено несколько сотен человек. Связи Ланмпсара Самбы отслеживались по­минутно за весь последний год. Когда, где, с кем встре­чался? О чем говорил? Не было ли ссор? Может быть, ему кто-то угрожал? Между тем стрелок жил в парад­ной того самого дома, возле которого был застрелен негр... В начале 1990-х парень отсидел срок за неза­конное хранение огнестрельного оружия... Собствен­но, на этом улики и кончались. Судимость за оружие и проживание в доме возле места преступления. Дру­гих оснований для задержания не было, но милицио­неры надеялись, что если хорошенько поработать, то со временем они появятся.
      Задержанного звали Алексей Кутарев. Ему было двадцать восемь лет — столько же, сколько застре­ленному негру. И роста они были почти одинакового. Один белый двадцативосьмилетний парень долго пря­тался в черной арке, дождался, пока по улице пройдет второй двадцативосьмилетний парень... Бабах! — и черный негр падает на белый снег.
      Уже на следующий день после убийства в дверь Кутаревых позвонил участковый. Когда в районе про­исходит что-то серьезное, участковый всегда начина­ет звонить в двери.
      —   Нужно пройти в отделение. Стреляли прямо под
      твоими окнами, а ты судимый. Сходим поговорим?
      Кутарев оделся и ушел с участковым. Не было его долго. Потом, уже почти ночью, он позвонил:
      —   Папа, принеси какую-нибудь одежду. Мою всю
      заставили снять и увезли на экспертизу. Сижу в ка­мере в одних трусах.
       Родители переглянулись. Отец пошел собирать одежду. В этот момент в дверь позвонили: милицио­неры пришли с обыском. Изъяли почти всю одежду сына. Даже старую куртку, которая валялась в кладов­ке больше четырех лет.
      —  Что с сыном-то? — спрашивал отец. Уже не­сколько лет он сидел на пенсии, но до этого и сам был милиционером. Знал: когда начинается вот такая су­ета, как сегодня, дело может кончиться чем угодно.
      —  А что с ним? — пожимали плечами следовате­ли. — Пока сидит у нас. Выдадут ордер на арест — уедет на Литейный.
      Санкция на арест была выдана судом почти сразу. Всем очень хотелось как можно скорее закрыть это дело. Давление на следователей было таким, что кто-то непременно должен был сесть. По всему выходи­ло: сесть должен был Кутарев.
      Из Москвы приехал известный адвокат Анатолий Кучерена. Ознакомившись с подробностями рассле­дования, он успокоил горожан: убийство не было связано с фашистами. Причина чисто бытовая: жиль­цу дома не нравилась громкая музыка, доносящаяся из «Apollo». He выдержали нервы, вот и все! Скоро обвиняемый предстанет перед судом. Дело можно считать раскрытым. Горожане могут спать спокойно.
      Горожане особенно и не парились. Кое-кто, ко­нечно, приезжал на место убийства. Некоторые да­же сходили на небольшую демонстрацию солидар­ности с африканскими студентами. Но в принципе убийство негра было не настолько важным событием, чтобы горожане как-то особенно из-за этого пе­реживали.
      Почти сразу после Кучерены по телевизору высту­пил отец задержанного Кутарева.
      —   Происходит ужасная ошибка, — заикаясь от волнения, говорил он. — Мой сын невиновен, и если он сядет по этому делу, то ведь реальный-то убийца останется на свободе, вы понимаете? — От отчаяния пожилой человек хватался за любую соломинку: — Мой сын не мог быть убийцей. Голову он не бреет и не брил никогда. У него, между прочим, среди друзей есть двое негров — ну какой он скинхед?