Неприрожденные убийцы

      Вместе с двумя приятелями Бадави Абдулкадир си­дел на скамейке. Сирийцы ждали поезд. Но дождались только того, что их окружили сразу пятнадцать брито­головых парней в черных куртках и с «зенитовскими» шарфами. Удар прямо в лицо, и первый приятель падает на пол. Второй сириец вскакивает, пытает­ся бежать — и тоже падает. Несколько парней на­чинают прыгать на его спине. Бадави, прикрывая голову локтем, вскакивает, делает шаг в сторону... кто-то невидимый бьет его ногой в грудь... он дела­ет еще шаг, но бежать некуда... тесный мир напол­нен больными ударами... каждый из ударов наце­лен в его гудящую голову... он делает еще шаг, плат­форма кончается, и он летит вниз. На скорости сорок пять километров в час из тоннеля выезжает поезд. Тело сирийского студента перемолотило так, что экс­пертам потом было нечего исследовать. Непонятно даже — то ли парня сразу убило током, то ли (как уверяли некоторые свидетели) он все-таки вскочил и пытался выбраться назад на платформу. Скрип же­лезных колес о рельсы и грохот налетающих друг на друга вагонов были слышны даже на соседней стан­ции «Гостиный двор». А к месту драки со всех четы­рех эскалаторов уже бежали метрополитеновские охранники и милиция.
       4
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Я уже несколько лет ловил и сажал бритоголо­вых. Но до случая с сирийцем у меня было ощущение, будто все это— моя личная маленькая война. И никому, кроме меня, это неинтересно. А той вес­ной все наконец изменилось. Резонансу дела был по-настоящему громкий.
      Убийство сирийца стало первым из громких убийств того года. К лету убийства и нападения пошли чуть ли не еженедельно. Но раздавленный колесами поезда студент был первым.
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Этот парень оказался то ли сыном, то ли племян­ником какого-то важного дипломата. Шкуру тогда спустили со всех, кто занимался молодежным экстре­мизмом. Работа началась круглосуточная и без вы­ходных. Зато через какое-то время нам удалось найти свидетеля, который сообщил, что в избиении участ­вовали парни с кличками Комар и Лягуха. А непосред­ственно спихнул сирийца под поезд человек по кличке Вольтрон.
       Все трое были нам известны. Раньше парни состо­яли в «Шульц-88», но по тому делу приземлить их не удалось. Может быть, подумал я, получится что-нибудь сделать с ними хоть сейчас?
       Самый интересный из них— Вольтрон. С детст­ва он был футбольным фанатом и ездил на выезды. Где-то по пьяни попал под поезд, и ему отрезало ногу. Полез переходить пути не в том месте и не ус­пел отскочить. Говорят, скрип железных колес о рельсы и грохот налетающих друг на друга вагонов были слышны даже на соседней станции. Нормально? Двадцать лет, а уже без ноги! Сперва Вольтрон, ко­нечно, жестко забухал, но потом взялся за себя. По­степенно научился ходить с протезом. Занялся спор­том. Много тренировался и теперь мог не только за­светить своей колобахой кому-нибудь в лоб, но даже стал членом молодежной сборной страны по футбо­лу среди инвалидов.
       При этом он как носил свастики, так и продолжал их носить. Когда-то Вольтрон был членом бригады «Toten Kopf». Потом Муху, который был у них за лиде­ра, посадили и бригада развалилась. Вольтрон полно­стью сосредоточился на футболе и какое-то время в поле моего зрения не попадал. А теперь свидетель мне говорит:
      —  Я видел, как сирийца под поезд отправил Вольтрон.
      —  Ты точно видел? Своими глазами?
      —  Точно-точно! Вот этими самыми!
       Нам что? Есть показания— будем задер­живать. Едем, берем Вольтрона, но он сразу заяв­ляет:
      —  Никого я не толкал! Бить— да! Признаю— прыгнул. Но под поезд точно не толкал!
      —  Странно было бы, если б ты вдруг сам на се­бя стал вешать убийство!
 

 
      —  Да нет! Вы не понимаете! Тут ошибка какая-то! Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО его не толкал.
      —  Да? А вот оформлять тебя мы будем именно за это.
      —  Оформляйте. Но имейте в виду: это неспра­ведливо!
       Я тогда ему сказал:
      — Знаешь, Вольтрон, я не в курсе, ты его толкал или нет. Но не тебе говорить о справедливости. Доказать в суде оперативную информацию я, конеч­но, не смогу. Но косяков на тебе— целая куча! Я точно знаю, когда и сколько раз ты в метро бил негров. И не только негров. И не только в метро. Пусть там нет ни заявы, ни свидетелей— но эпи­зоды-то есть, понимаешь? Так что насчет справед­ливости— давай не будем. Если сейчас тебя свиде­тели оговаривают— может быть, это и незаконно. Но уж точно справедливо! Потому что когда-то ты ведь должен расплатиться и за свои старые грешки, доказать которые я никогда не смогу. По­нимаешь?
       Впрочем, скоро выяснилось, что толкнул сирий­ца все-таки совсем другой парень. Через два меся­ца Вольтрон вышел на свободу. Просить за него тогда приезжал президент их спортивного клуба. У меня все-таки была надежда Вольтрона призем­лить. Кроме сирийца на нем были еще кое-какие грабежи. Но пока я занимался другими делами, в од­ной из следственных бригад дело по грабежам просто потерялось.
       Я несколько раз к ним приезжал, про­сил: ну что вы делаете, а? Но— дело потерялось, следователь уволился, концов не найти. Не знаю, ко­му именно там заплатили, но жалко до сих пор. Мож­но было бы хоть за это его посадить.
       5
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       В метро я к тому времени уже давно не работал. Убийство сирийца интересовало меня постольку-поскольку. Там работало УВД метрополитена, и они с самого начала успели кого-то задержать. То есть расклад у них был. Поэтому я не стал мешаться в том деле, а занялся своими задержанными. Поми­мо Вольтрона оставались еще Лягуха и Комар.
       Лягуху мы сняли прямо с квартиры. А Комар хоть и не был объявлен в розыск, но дома все равно не жил, прятался по знакомым. Но не мог же он вообще нико­гда не появляться в собственной квартире, правиль­но? Мы дождались, пока Комар заскочил переодеть­ся, вошли к нему в адрес и тихо взяли. Он начал было упираться и что-то качать, но мы ему объяснили: ты зачем так разговариваешь? Хочешь, чтобы тебе вообще плохо было?
       Именно от этих двоих я впервые узнал о том, что в городе появилась новая бригада. Называется
 

 
       «Mad Crowd» («Бешеная толпа»), а главными там мои старые знакомые: Леша СВР и Дима Кислый.
       Когда я услышал эти имена, то даже заулыбался. Как все-таки приятно встретить давних друзей!
       Еще в самом начале двухтысячных, когда Шульц формировал самый первый состав своей бригады, у него было два ближайших кореша: СВР и Кислый. Я с этими ребятами впервые столкнулся на деле об избиении танзанийцев. Эти парни исповедовали очень жесткий национализм. Вернее, их взгляды да­же национализмом назвать сложно. Это была какая-то тотальная ненависть, которая в результате со­жгла им мозг.
       Чем занимаются обычные скинхеды? Мочат чер­ных и бегают от ментов. Кислому и СВР это было уже неинтересно. Они пошли куда дальше. Эти пар­ни считали, что черные (хоть негры, хоть хачи)— это не причина, а следствие. Дело вообще не в них! Дело в Системе. До тех пор, пока мы живем под вла­стью оккупационного режима, ничего не изменит­ся. Бороться надо не за чистоту улиц, а за измене­ние политической ситуации в стране.
       С Шульцем эти двое расстались еще несколько лет  назад. Когда стало ясно, что другим лидерам рядом с Шульцем места не будет, из бригады они ушли. Вме­сте с ними ушли и еще несколько серьезных ребят. Помыкавшись какое-то время, они прибились к компа­нии футбольных фанатов, которые назвали себя «Mad Crowd»— «Бешеная толпа».
       Первым на футбольных фанатов вышел Руслан Мельник. Раньше он тоже состоял в «Шульц-88». Вместе с Шульцем он пытался объединить все бри­гады города. А потом Шульца мы приземлили и бри­тые головы расползлись по маленьким кружкам и группировочкам.
      Мельник приходил то к одним, то к другим, а по­том наткнулся на фанатов. И стал перетаскивать ту­да старых знакомых из «Шульц-88». Первое время бить черных среди этой публики было не принято. Ребята в основном ходили на футбол, пили пиво и мочили фанатов других клубов. Но уже к 2004-му все изменилось. Постепенно сам Мельник занял в «Mad Crowd» место лидера, а Кислый и СВР стали кем-то вроде бригадных идеологов. И пока Мельник тре­нировал бойцов, эти двое наладили выпуск язычес­кого журнала «Гнев Перуна», в котором на простых примерах объясняли, зачем именно им всем нужны тренировки.
      Дело в том (объясняли читателю), что слабый вряд ли решится на ненависть. Ненависть — это ведь до­вольно опасное оружие. Пользоваться им может лишь тот, кто по-настоящему силен.
      В этом мире ты всегда получаешь то, что отдал. Именно потому слабаки и делятся любовью: надеют­ся, что и мир ответит им тем же самым. Но нам, языч­никам, распятый Бог слабаков не указ. Христианская любовь делает из человека скота — нашим оружием станет ненависть. Эту жизнь мы обустроим по соб­ственному усмотрению. Сами станем решать, что зло, а что благо.
      Сильный может с улыбкой бить миру прямо под дых. Мир, конечно же, попытается дать сдачи — да толь­ко что нам, сильным, его потуги? Будь сильным и бей сколько хочешь! Тому, кто бьет лучше других, ответный удар не страшен.
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       «Mad Crowd» очень быстро стала главной брига­дой города. Отметелить случайно встреченного чур­ку— это был уже не ее уровень. Бригада бралась за серьезные задачи: погромы рынков и кафе. Организа­ция массовых беспорядков. Позже появились и еще бо­лее серьезные проекты.
       Скоро о «Mad Crowd» мне говорили уже со всех сто­рон. Что-то больно уж резво начала новая бригада, подумал я. Пора искать там источник. Не скажу, что это было просто, но через какое-то время нашел-сятаки паренек, начавший давать по этой бригаде расклад.
       Когда он начал говорить, мы просто рты порас-крывали. И атака на Сытный рынок, и погром в «Мак-доналдсе» до сих пор висели глухарями. Ну то есть вообще никаких зацепок. А тут выясняется, что это— как раз их рук дело. Дан был расклад и еще по нескольким эпизодам. Но главное, источник сообщил: после концерта группы «Коловрат» где-то за горо­дом эти парни убили гастарбайтера.
       Убили? Не представляешь, как я обрадовался. Тут уж точно никто не скажет, будто это детские шало­сти. Если есть труп, значит, людей все-таки удаст­ся приземлить. И я начал искать труп.
 

7

Кафе «Три ступеньки»

      (август 2003-го)
 
       К концу 2003-го стало ясно: место «Шульц-88» за­няла новая, куда более резвая бригада. Теперь все только и говорили, что о «Mad Crowd».
       «Отправив все материалы по Шульцу в суд, — рассказывал оперативник, — за новую бригаду взялся и я. Рука была уже набита. Таких громких задержаний, как с „Шульц-88", на этот раз не было, да они были и не нужны. По мере накопления ма­териала мы по одному брали подозреваемых, сни­мали показания, проверяли полученную инфор­мацию, ездили на места преступлений, оформля­ли материалы, возбуждали дела... И постепенно картина с „Mad Crowd" становилась все более и более понятной».
       1
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Я хватался за любую информацию. Мне нужен был хоть какой-то эпизод, за который можно было бы зацепиться и довести «Mad Crowd» до суда.
      — Вспоминай!— тормошил я свидетелей.— Вспоминайвсе, что было! Любую информацию! Са­мые незначительные эпизоды!
       Свидетели вспоминали. Большинство случаев были бесперспективны. Но некоторые я фиксиро­вал, чтобы потом проверить. Например, несколько месяцев назад (сообщали мне) «Mad Crowd» провели нападение на кафе, где собираются азербайджан­цы. План там был разработан хитрый.
       Сперва в кафе влетел паренек с газовым писто­летом в руке.
      —  Ненавижу вас, суки черножопые!— крикнул он, выстрелил из пистолета в воздух, развернулся и убежал.
       Как могли среагировать азербайджанцы? Разуме­ется, они завелись, все побросали и гурьбой бросились в погоню. Они забежали за угол, а там с бейсбольны­ми битами в руках уже стояла вся остальная брига­да. Кто-то из азербайджанцев успел сбежать. А кто не успел— огреб по полной. Нападающие пинками за­гнали их назад в кафе и, прежде чем исчезнуть, даже успели что-то поджечь.
      —   Где конкретно это было? Место можешь по­казать?
      —   Не могу.
      —   Ну хоть в общих чертах?
      —   Кафе называется «Три ступеньки»... или не «Три ступеньки»?.. в общем, это неподалеку от стан­ции метро «Ломоносовская»... Там, короче, найдете...
       Я приезжаю на «Ломоносовскую». Выхожу из ме­тро, оглядываюсь: где искать это кафе? Ни по ка­ким базам и справочникам оно не числится. Куда идти— непонятно. Я стал спрашивать прохожих:
      —  Не подскажете, где здесь кафе «Три ступеньки»?
       Никто не знает. Сперва я просто обошел станцию по кругу. Потом взял радиус побольше. Иду и у людей через одного спрашиваю:
      —   Вы не знаете, где здесь кафе «Три ступеньки»? Люди пожимают плечами:
      —   Хрен его знает. Нет тут такого кафе. Наконец один парень вспомнил:
      — Это вроде на улице Седова. «Три ступеньки»?
       Ну да! На Седова! Идите вон туда, а там спросите:
       Я иду на улицу Седова. Снова у всех спрашиваю. А потом смотрю: действительно три ступенечки, а над ними вывеска: «Кафе». Захожу— и понимаю, по­чему прохожие не могли это заведение вспомнить. По­мещение метров пять в длину. В углу— два игровых автомата, а с другой стороны еще и продовольствен­ный магазинчик.
       Спрашиваю у продавцов:
      —  Это кафе «Три ступеньки»?
      —  Сейчас уже нет: название сменилось. Но рань­ше мы назывались именно так.
      —  Упф! Здорово! А вот такой-то здесь работает?
      —  Да вы что! Он давно на родину в Азербайд­жан уехал.
       -Да?
      —  Конечно! У нас у всех есть регистрация. Не­легальных мигрантов на работу мы не принимаем.
      —  Тогда мне нужен ваш хозяин.
       Мне дают его телефон. Я звоню. Там снимают трубку и с диким акцентом говорят: «Алё». Я объяс­няю, что приехал из милиции и нужно срочно встре­титься.
      — Какие проблемы? С участковым у нас все в по­рядке.
 

 
      —   Я не участковый. Я из отдела по борьбе с экс­тремизмом. Приезжай.
      —   Сейчас не могу, поверишь?
      —   Тебе по буквам повторить, где я работаю? Если не приедешь прямо сейчас, к тебе приеду я. И тебе не понравится.
      —   Мне квартиру ремонтируют. Прямо сейчас должны прийти, дверь новую поставить.
       Я понемногу начал злиться:
      —  Не вынуждай меня звонить в СОБР и к ебеням
       выносить твою новую дверь, хорошо? Просто при­езжай. Мне действительно нужно с тобой пого­ворить.
       В конце концов он приехал. Машина «лексус», улыб­ка в золотых зубах. Ясно, что местный авторитет, хоть и очень маленький.
      —   Что случилось? У меня все в порядке. С участ­ковым дружим.
      —   Мне пофиг, с кем ты дружишь. Я не с проверкой к тебе приехал.У тебя вот эти люди работали?
      —   Работали. Год назад уволились.
      —   Что же делать? Мне нужен терпила. Ты уж, будь добреньким, отыщи мне пострадавшего, ладно?
       Когда он наконец сообразил, чего от него хо­тят, то в общем сделал все, что мог. Долго качал головой и говорил, что скинхеды— это плохо. Что его братья очень от них страдают. Хотя было яс­но, что сам-то он, со своим «лексусом», ни от кого не страдает.
 

 
       2
      У милиционеров появился первый эпизод, в ко­тором был потерпевший. Не ахти что, но для начала годилось. В крайнем случае в суд можно было идти и с этим.
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Но первоочередной задачей тогда, конечно, было найти труп. Мы приезжаем в подразделение, на территории которого совершено преступление. Те говорят: концерт был, а трупа не было.
      —  Как это не было? Нам подсвечивают, что у вас
       тут черного завалили, а вы говорите: «Не было»!
       Материалы по тому вечеру искали долго. В конце концов нашли телефонограмму. Правда, там говори­лось совсем не об убийстве, но в целом случай был очень похож. Трупа действительно не было— пост­радавшего выписали из больницы уже через день.
       Ну хорошо— нет трупа, давайте зацепимся хо­тя бы за избиение. Продолжаю искать материалы, но материалов по избиению тоже нет. Есть исходя­щий номер: после проверки материалы направлены в соседнее территориальное подразделение.
       Еду к соседям. Снова роюсь в бумагах. А там, как выясняется, уже другим исходящим номером, мате­риалы направлены обратно.
      —  Черт возьми!— думаю я.— Да что ж это
       у них тут творится-то, а? Само преступление было совершенона пограничной территории— ровно по­середине между двумя территориальными отделе­ниями милиции.
       Вешать на себя глухарь ни тем, ни другим не хотелось. Поэтому дело футболили, сколь­ко могли.
       Пострадавшего вызывают в отдел, привозят на место и спрашивают:
      —   Тебя где били? Здесь?
      —   Ну, не знаю... Если вам надо, то давайте на­пишем, что здесь.
       Они оформляют материал, отправляют сосе­дям, а тем это тоже на хер не нужно. Они опять дергают этого черного:
      —   Ты чего, блин, понаписал? Вспоминай давай— били-то тебя скорее всего вот здесь, да?
      —   Ну, не знаю... Если вам надо, то давайте на­пишем, что здесь.
       С тех пор прошло уже несколько месяцев. Делом никто так и не занялся. А главное, теперь было со­вершенно непонятно, где искать самого потерпев­шего. Ясно, что он был незаконным мигрантом, у ко­торого ни регистрации, ни вида на жительство... Но я все-таки его нашел. Подключил диаспору, побе­гал, но нашел.
       К тому времени он уже ничего не хотел:
      —  Что вам сказать? Где меня били? Я уже устал
       объяснять! Где покажете, там и подпишу!
       Я перерыл все архивы в обоих отделениях, я сто­птал две пары ботинок, но все-таки отыскал ма­териалы. Причем по ходу я выяснил, что избитых в тот вечер было аж двое. Возвращаясь с концер­та, парни сперва отлупили одного кавказца, а по­том (уже на платформе)— второго.
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Происходило это на платформе Александровка не­подалеку от Царского Села. Там расположен неболь­шой концертный зальчик. В тот вечер там играли «Банды Москвы» и группа «Сварог». В городе кон­церт решили не светить, провести как можно даль­ше от людных мест. В тот вечер в Александрову съехались лучшие люди, а главными там были, разу­меется, «Mad Crowd».
       Когда концерт закончился, все гурьбой пошли к платформе. По дороге сперва жестко отрихтовали одного черного, а на платформе встретили второ­го. Его отпиздили так, что он не мог пошевелиться, и после этого запихали в дырку между электричкой и краем платформы. Буквально втиснули его в этот крошечный зазор, а потом еще и прыгали на его спи­не— вбивали поглубже.
       Не погиб он только потому, что машинист в зер­кало заднего вида обратил внимание на толпу и не стал давать газ. Если бы электричка сдвинулась бы сантиметров на десять, человека бы просто расплю­щило. Естественно, участвовали в этом не только люди из «Mad Crowd». Но затеяли все именно они.
 

 
       3
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Итого через несколько месяцев работы no «Mad Crowd» у нас уже было три эпизода. Во-первых, напа­дение на кафе, а во-вторых, двое избитых гастар-байтеров в Александровке. Теоретически предъявить можно было еще погромы в «Макдоналдсе» и на Сыт­ном рынке. То есть коллекция вроде бы неплохая, но только на первый взгляд. Проблема состояла в том, что ни по одному эпизоду у нас не было конкретного подозреваемого. Ни единой конкретной фамилии, ко­торая указывала на совершение того или иного пре­ступления.
      —  Кто конкретно пихал черного под поезд?— спрашивал я.
      —  Все пихали.
      —  Ну а был кто-то, кто особенно усердствовал?
      —  Да нет. Все усердствовали одинаково.
       Я снова и снова перечитывал материалы. Искал, за что бы тут зацепиться. Мне нужен был человек, который паровозиком потащил бы за собой осталь­ных. В конце концов сосредоточиться я решил на слу­чае, имевшем место еще в октябре 2002 года.
       Суть там была банальна: ребята прыгнули на двух китайских туристов. Те спустились в метро и шли по платформе. На них налетела толпа под­ростков. Китайцев жестко рихтуют, а одному еще и наносят удар шилом. Китайцы в больнице, подро­стки разбежались.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   Впервыеэто дело попало мне в руки, еще когда я работал в метро. Тогда это был полный глухарь. Опознать кого-либо из нападавших иностранцы ни­когда не могут. Тем более китайцы— для них мы все на одно лицо. Свидетелей из числа прохожих тоже, как правило, не находится. И тут (спустя год) нахо­дится человек, готовый все это дело подсветить.
      — На станции метро «Достоевская» мы прыг­нули на узкоглазых,— говорил он.— И Паша Псих ткнул одного из них шилом.
       С Пашей Психом я познакомился, еще занимаясь бригадой «Шульц-88». Но тогда он соскочил. В тот раз на него не было вообще никаких показаний. Я знал, что числится за ним многое, и мне очень хотелось его притянуть— но было не за что... А тут находится человек, который подробно рассказывает: да, Паша попырял китайца шилом. Вот сюда и вот сюда. Он воткнул в верещащего узкоглазого шило и потом всем подряд этим хвастался.
       Я сразу понял: это судьба! На этот раз Паша все-таки приплыл.
       4
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Оперативные материалы ложатся на стол сле­дователю. Выписываются ордера, и во время обыска
 

 
       мы изымаем интересную видеозапись. С тех пор ее успели покрутить уже по всем телеканалам. Но то­гда для нас это был просто бесценный подарок.
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Камеру в руках держал Руслан Мельник— лидер «Mad Crowd». Он настраивал резкость, давал от­машку, а сам снимал, как бойцы валтузят тех, на кого он укажет.
       Первый эпизод на пленке был снят в тот же день, когда «крауды» прыгнули на китайцев, но на несколько часов раньше этого. Видно: ребята выходят на улицу, идут, видят— впереди черный. Мельник командует:
      —  Приготовились!.. Погодите... тут что-то заело... А! Вот теперь нормально!.. Погнали!
       Они бегут, нагоняют этого черного, бьют— о тот оказывается русским.
       Парни смотрят на него, спрашивают:
      —  Ты чего, мужик, русский, что ли?
       Тот сопли вытирает, кивает— да, мол, русский. А вы что думали?
      —  Ну тогда извини, дружище. Ошибочка вышла.
       Дальше они с этой камерой спускаются в метро.
       Во время таких рейдов у них была определенная так­тика. Человек семь, наиболее крепких, должны были непосредственно пиздить жертву, а остальные их прикрывать. Мало ли— добропорядочные граждане встрянут. Или появится мент. Что делать в та­ких случаях, Мельник со своими бойцами детально отрабатывал и подолгу репетировал. Его бригада в этом смысле была, наверное, самая подготовлен­ная в городе.
       На станции метро «Маяковская» они прямо в ва­гоне отоваривают каких-то чурок. А потом доезжа­ют до «Достоевской» и там на платформе встре­чают китайцев. Все это Мельник снимает. Если бы запись сохранилась, то больше никаких доказательств мне и искать бы не пришлось: прокрутили бы пленку в суде, и все дела. Но этот эпизод Мельник успел за­тереть. Русский чувак, которому досталось по ошиб­ке, на кассете есть. И даже кусочек чурок в вагоне— тоже есть. А вот китайцы полностью стерты.
       Что мне остается делать? Я по одному вызы­ваю людей и начинаю показывать им сохранившие­ся фрагменты записи.
      —  Видели?— спрашиваю я.— Замечательная запись, не так ли? Дальше показывать или сами пом­ните, в какой день все это снято? Что было с ки­тайцами, тоже помните? Ну и прекрасно! Потому что китайцы на этой кассете сняты в полный рост и ваши лица там видны тоже неплохо. Кердык вам, братцы.
       Братцы начинают обильно потеть и понимают, что им и в самом деле кердык.
      —   Колоться будем?— спрашиваю я.
      —   Будем.
       Сперва колется один, потом второй... посте­пенно передо мной встает вся картина в деталях. Можно проводить задержания.
 
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       После нападения китайцы были допрошены и уехали на родину. Но материалы остались. И там был очень важный расклад: китайцы четко перечис­ляли, в какой последовательности все происходило.
       В протоколе значилось:
      —  Мой друг Сунь Хрен В-Чай пытался бежать. Но
       на него набросились сразу двое нападавших. Они уда­
       рили его по лицу, а когда Сунь Хрен упал, один из напа­
       давших нанес ему удар шилом в область почек.
       А теперь свидетели мне рассказывали:
      —  Мы прыгнули на узкоглазых. Один рыпнуся бе­
       жать, но Псих орет: «Куда, сука?!» Мы его ебнули, он
       упал мордой в пол. И Псих ткнул его шилом куда-то
       выше задницы.
       Сходится? Сходится! Даже в деталях! Значит, речь идет не о разных эпизодах, а об одном и том же. И можно обойтись без опознания. Все, Психа можно закрывать.
       5
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Я установил три адреса, где он мог отлеживать­ся: прописка, адрес одного его родственника и адрес бабушки. Туда приезжали сотрудники, провели обыски, но ничего не нашли.
        Позже выяснилось, что все это время Псих жил на квартире у своей бабы. Он ну­жен был мне в следственном изоляторе— на свобо­де колоть его было нереально. Но задержать его нам очень долго не удавалось.
       Тогда я решил поступить просто: прислал ему по­вестку. Я был уверен, что он поведется. В прошлый раз (по делу «Шульц-88») он умудрился соскочить и теперь наверняка надеялся, что все тоже обойдет­ся. Если ему и дадут срок, то условный. А до суда он планировал походить под подпиской.
       Он должен был прийти. И он пришел.
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Псих понимал, что если он не явится по повестке, то его могут закрыть. Так что в назначенное время он сидел у меня в кабинете. В аккуратном костюм­чике и с собственным адвокатом.
      —  А чего? Я никого не бил, ничего такого за мной
       нет. С Шульцем раньше мы были просто приятели.
       В деятельности его я не участвовал. А теперь и во­
       обще чист.
       Думаю: ладно-ладно. Посмотрим, насколько ты чист. Для начала следак закрывает его на двое суток.
       Адвокат ему советует:
      —  Все нормально. Поводов для беспокойства нет.
       Через двое суток ты выйдешь.
 

 
       Но после этих двух суток Пашу везут в суд. Ад­вокат опять успокаивает:
      — Не парься. Что они тебе предъявят? Разуме­ется, никакой санкции на арест судья не даст.
       А его хоп— и арестовывают. Адвокат немного сдулся, но все равно стоит на своем:
      — Максимум— полгода. Потом тебя все равно выпустят. Потому что преступление нетяжкое.
       Но проходит полгода, и мы вменяем ему тяжкую статью. Помимо хулиганства предъявляем ему ста­тью «Покушение на убийство». Понятно, что по боль­шому счету доказать это в суде мы бы не смогли. Но с другой стороны: он шилом китайца бил? Бил 1. Ку­да бил? В жизненно важные органы: в почки и в лег­кие 1. А что это, как не покушение на убийство?