Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

      Не знаю, что помогло: то ли мои слова, то ли горький опыт, когда зверек сам объяснил собаке, как надо себя вести, только с тех пор мой пес старался не замечать нору под домом, где жил наш отважный хорек.
      А хорек преспокойно прожил у нас и лето, и почти всю осень, и только перед самой зимой почему-то оставил наш дом и ушел в лес вместе со своими подросшими детьми.
      ОНДАТРЫ
      Вы, конечно, знаете, что в нашей стране давно живут и неплохо себя чувствуют гости из Северной Америки - ондатры.
      Кое-кто называет ондатр водяными крысами, но это не совсем правильно. Водяная крыса куда меньше. Да и ведет она себя иначе, особенно зимой.
      Летом и водяные крысы, и ондатры живут около воды, роют в берегу глубокие норы и питаются всякой водной растительностью. А вот перед зимой водяные крысы уходят от воды, поселяются где-нибудь под стогом сена и частенько посещают овощехранилища и подполы в домах, где хранятся морковь, картошка.
      Ондатры же и на зиму остаются жить в своей старой норе. Эта нора длинным ходом всю зиму соединяется с водой, и зверьки даже в самые глухие зимы, даже в самые жестокие морозы преспокойно выбираются по ходу в воду и плавают в реке или в озере, разыскивая остатки растительности.
      Когда озеро мелкое и берега его пологие, когда нору устроить трудно, ондатры обычно строят себе хатки, как и бобры, посреди озера, в густых зарослях, но только не из веток деревьев, а из тростника, камыша, осоки, и живут в этих домиках-хатках и лето, и зиму.
      Так было и на нашем озере. То там, то здесь среди тростника встречал я летом хатки ондатр, видел и самих зверьков, когда они бесшумно выныривали из воды и плыли к своему домику, держа в зубах только что срезанные острыми зубами стебли осоки.
      Но потом что-то случилось, и ондатры покинули свои хатки и вроде бы совсем ушли из нашего озера. Такое с этими новоселами бывает часто. То ли их кто-то стал сильно беспокоить, то ли кончились запасы корма в озере, то ли какая-то ондатровая разведка доложила, что неподалеку есть более подходящее место для жизни. Так или иначе, только озеро наше опустело, хатки ондатр снесло по весне льдом, раскидало в осенние штормы волнами, и на нашем озере остались лишь водяные крысы.
      Эти крысы иногда селились по зиме под моей лодкой. Лодку на зиму я вытаскивал на сухой берег и переворачивал кверху днищем. Сверху лодку заносило снегом, а под самой лодкой оставалось свободное пространство, куда через снежный сугроб, наметенный вдоль борта, не забирались даже самые сильные морозы. Когда приходила весна и я переворачивал лодку, то всегда видел на земле много ходов, нарытых водяными крысами. Здесь крысы на зиму устраивали свои гнезда и отсюда отправлялись в разбойные походы по подвалам и погребам.
      Моя собака очень не любила крыс, и, когда мы с ней отправлялись в лес, она обязательно заглядывала к лодке и начинала копать снег и громко лаять. Пробраться под лодку она не могла. Я отводил собаку в сторону, долго уговаривал успокоиться, и мы шли дальше по своим делам.
      Но вот однажды во время такого зимнего похода моя собака вдруг подскочила к какому-то бугорку, еле видневшемуся из-под снега, и принялась раскидывать вокруг бугорка снег. Она работала так же азартно и лаяла так же зло, как только что возле моей лодки, где отыскала водяных крыс.
      Бугорок был от берега озера далеко, метрах в двадцати - двадцати пяти. Я подошел к собаке, оттянул ее в сторону, присел на корточки и стал внимательно разглядывать, что она здесь нашла.
      Под снегом собака успела немного покопать мерзлую землю, и я никак не мог отыскать поблизости никакого хода, который подсказал бы мне, чья именно это нора, - возможно, сам ход собака в азарте зарыла.
      Я закидал бугорок снегом, и мы пошли дальше. А назавтра я вернулся к бугорку и снова внимательно осмотрел все кругом. И снова нигде не нашел никаких ходов, никаких следов.
      Неужели моя собака ошиблась и принялась лаять просто так? Нет, этого не могло быть: моя охотничья собака-лайка никогда в таких случаях не ошибалась. Здесь кто-то живет...
      Я навещал теперь таинственный бугорок каждый день и снова нигде не встречал никаких следов таинственного зверя - этот подземный житель, казалось, ни разу не выходил наружу.
      Если бы такую таинственную нору я встретил в лесу, то мог бы еще подумать, что здесь спит енот или барсук, но это подземное жилище без входов и выходов было далеко от леса, почти рядом с озером, так что делать здесь лесным зверям было нечего.
      Сначала я подумал, что здесь поселилась водяная крыса и отсюда проложила в разные стороны свои подземные ходы. Я еще раз внимательно исследовал все вокруг, разрыл во многих местах снег, но нигде выхода подземных дорог водяных крыс не обнаружил.
      Не обнаружила здесь таких подземных дорог и моя собака. И мне пришлось ждать весны, ждать, когда оттает земля, и тогда еще раз проверить, что за подземный житель всю зиму волновал мою собаку и задавал мне так много загадок...
      Весна наконец наступила. Наше озеро разлилось, и вода подступила как раз к тому самому невысокому бугорку, который зимой упорно облаивала моя собака.
      Как-то вечером я осторожно подошел к знакомому месту и увидел на воде возле бугорка большую ондатру. Она лежала на воде и, видимо, отдыхала, но, заметив меня, быстро нырнула - и в прозрачной воде я хорошо видел, что она скрылась как раз там, где наш таинственный бугорок оступался в воду.
      Все стало ясно: зимой в этом бугорке жили ондатры. Они снова появились в наших краях, но почему-то не построили хатку, а вырыли себе нору на берегу. Но берега нашего озера пологие, вот и пришлось зверькам устраивать себе жилище подальше от воды, там, где был этот небольшой бугорок. Сейчас вода подступила к самому бугорку, и ондатры преспокойно выбираются из норы прямо в воду.
      Но как эти зверьки добирались до воды зимой - ведь вода к осени в озере падала и бугорок оставался на сухом месте? Эта загадка по-прежнему оставалась неразгаданной, ведь зимой никаких следов ондатр я не обнаружил. И мне снова пришлось ждать. На этот раз я ждал, когда вода в озере станет падать, уходить.
      К середине мая вода в озере стала убывать, и тогда у обнажившегося бугорка заметил я небольшой ход, который, скорей всего, и вел в нору к ондатрам. Но этот ход поднялся из воды, и зверьки перестали им пользоваться. Даже больше - через день они заделали его совсем.
      Этого хода не было и зимой - выходит, он появился только сейчас, когда вода в озере прибыла. Вода спала, и ход, показавшийся из воды, стал ненужным, ведь ондатры пользуются только подводными ходами. Но где же другой, главный выход, которым пользовались зверьки зимой и которым пользуются сейчас, когда уровень воды упал?
      Главный, тайный ход у норы все-таки был. Он был очень длинным, был вырыт намного ниже и соединял нору с водой в любое время года. Как-то в тихое, теплое утро я внимательно следил за ондатрами и в прозрачной озерной воде увидел, как зверьки, возвращавшиеся к своей норе, будто исчезали - проваливались недалеко от берега, оставив после себя легкое облачко мути на дне, где и начинался вырытый хозяевами норы тайный ход в их хозяйство...
      Вот так и открылась для меня еще одна тайна ондатр - они оказались искусными и расчетливыми строителями. Это искусство и помогло им устроить нору в отлогом берегу. Здесь зверьки перезимовали, здесь появились у них малыши. Скоро эти маленькие ондатры подрастут и станут расселяться по нашему озеру. Какой дом построят они для себя? Соорудят ли в зарослях тростника ондатровую хатку или по примеру родителей выроют себе глубокую, теплую нору в берегу и соединят ее с озером длинным, надежным ходом?
      ЛЯГУШЬЯ КАРА
      Было под окном моего дома озерко-болотце, которое все знали, как Лягушью кару. Лягушья кара да Лягушья кара... А что это такое, я так и не установил. Да и не в названии было дело - жили на этом озерке-болотце из года в год чайки.
      Ранней весной, когда по озерку-болотцу лежал последний кислый лед, на кочки, недавно вытаявшие из-под снега, опускались озерные чайки. В это время они всегда выглядели очень усталыми - ведь как-никак, а весенний перелет всегда отнимал много сил.
      В ту первую весну, когда поселился я возле Лягушьей кары, озерных чаек было здесь так много, что, казалось, поднимись все эти птицы сразу на крыло, не увидишь за белым облачком воды озерка.
      Прилетали чайки на свое родное озерко-болотце очень рано и терпеливо ждали, когда Лягушья кара очистится ото льда совсем, а потом устраивали на кочках посреди разлившейся весенней воды свои гнезда и выводили здесь птенцов. Птенцы подрастали, учились летать, и тогда озерные чайки оставляли озерко-болотце и переселялись на острова большого озера, что было по соседству. А с новой весной опять появлялись на Лягушьей каре.
      Любил я этих белых, безобидных, громких и смелых птиц. Хоть и галдели они у меня под окнами с утра до вечера, хоть и будили своим криком по весне и по лету в самую раннюю рань, но все равно не мог я без этих птиц, без этих озерных чаек.
      Когда чайки выводили птенцов и куда-то улетали, становилось мне очень грустно. И как радовался я, когда птицы появлялись вдруг на мостках, у лодок или рассаживались по жердям моего забора сплошной белой лентой.
      Познакомился я с этими чайками лет пять тому назад. Было их много. Шумно бросились они на меня, когда шагнул я в их сторону, и пришлось мне уважить птиц, отступить и больше не мешать им в их родительской заботе. Но стал я из года в год замечать, что моих чаек вроде бы становится все меньше и меньше. А потом отыскал и причину этого...
      Прочитал я все книги, которые были у меня и в которых рассказывалось хоть что-то об этих красивых и отважных птицах, и узнал, что в каждом гнезде, что устраивают озерные чайки на кочках Лягушьей кары, бывает всего три яйца. Из этих трех яиц и могут появиться три птенца, которые к концу лета подрастут и вместе с родителями отправятся в дальнюю дорогу на юг. Удастся уберечь в гнезде все яички, не утащат ни одного птенца хищники, не погибнет ни один птенец по каким-то другим причинам, подарит тогда каждая пара чаек своему родному озерку-болотцу трех молодых птиц. Было по весне в колонии, например, сто пар чаек, двести птиц - вырастет эта колония к осени, увеличится в числе, станет в ней уже не двести, а пятьсот чаек.
      Но не подарит каждая пара взрослых птиц своей колонии, своему озерку-болотцу трех птенцов... Денно и нощно дежурят у гнезд озерных чаек вороны, выжидая момент, чтобы утащить из гнезда яйцо. Денно и нощно следят за Лягушьей карой ястреб и болотный лунь, чтобы утащить зазевавшегося птенца, а то и взрослую птицу. Гибнут чайки и в пути на юг, гибнут и на зимовке, гибнут и в упрямой дороге к родным гнездам по весне. И хорошо еще, что держалось число белых красивых птиц на озерке-болотце, расположенном рядом с поселком, из года в год постоянным, что не убывала, не умирала колония... Но так было лишь до недавнего времени.
      Заметил я как-то по весне рядом с Лягушьей карой собаку, клочкастую, драную и, судя по всему, почти бездомную. Живот у собаки подведен, бока впали, и ищет она все время что-то лихорадочно среди прошлогодней травы сразу видно, что собака голодная.
      Взял я кусок хлеба, вышел на улицу, подошел к собаке поближе, окликнул ее. Она подняла голову, но не испугалась сразу, не убежала, как бродячая псина, а лишь чуть отступила и глубже втянула под себя хвост.
      Я протянул ей кусок хлеба, но ближе она не подошла. Кусок хлеба пришлось бросить. Собака чуть отстранилась, но потом все-таки подошла к куску, понюхала его и принялась жадно есть, роняя крошки, а потом собирая их из болотной грязи языком.
      Съев кусок, собака уставилась на меня просящими глазами. Я поманил ее к себе, она шагнула было навстречу, но снова остановилась. Как мог, я постарался объяснить ей, что сейчас схожу домой и принесу еще еды. Она, видимо, что-то поняла, дождалась меня там, где мы встретились, и, уже не опасаясь, подошла к миске с кашей и супом, которую я ей принес.
      Моя новая знакомая ела по-прежнему жадно. Бока ее уже стали раздуваться, но головы от миски она, видимо, не собиралась отрывать. Я присел рядом на корточки, тихо поглаживал заброшенную псину по голове, по спине и вслух раздумывал: "Откуда она взялась? Где провела зиму? И был ли у нее когда-нибудь хозяин?"
      Хозяин у собаки определенно был, иначе бы она не доверилась так быстро человеку. А вечером, поспрашивав по поселку своих знакомых мальчишек, я точно узнал, что эта собака вовсе и не бездомная. Просто ее хозяева уехали на время в гости и попросили соседей приглядеть за ней. Но соседи оказались людьми необязательными, о собаке забыли, и голодное животное отправилось разыскивать себе пропитание к Лягушьей каре...
      Если бы я вовремя не заметил собаку, то, очень может быть, случилась бы беда. Собака добралась бы до гнезд чаек и уничтожила бы не одну кладку, пока не утолила голод.
      Но это еще не вся беда, которую может принести чайкам на озерке-болотце бездомная собака. Возле озерка все время дежурили вороны. Они являлись на свои сторожевые посты каждый день с утра пораньше и торчали здесь до вечера, выжидая, когда можно будет незаметно подкрасться к гнезду и утащить яйцо. Другой раз за целый день дежурства воронам так и не удавалось совершить набег. Тогда они снимались со своих сторожевых постов и торопливо летели еще куда-нибудь, чтобы хоть немного подкрепиться перед ночным отдыхом.
      Но если воронам представлялся случай, набеги их на гнезда чаек были разорительны.
      А случай мог представиться самым неожиданным образом. Покажись вблизи озерка человек, забреди он в болото, и чайки тут же тревожно закричат и бросятся навстречу врагу, позабыв на время свои гнезда. Тут-то и не зевайте, вороны.
      Но по правде сказать, по весеннему времени людям нечего делать возле озерка-болотца - люди придут сюда позже, летом, когда настанет пора сенокоса. Тогда косы начнут гулять вокруг всей Лягушьей кары. Но к этому времени озерных чаек уже не будет здесь - они вместе с птенцами улетят отсюда. Другое дело - бродячие собаки.
      Уж как прознали собаки, что здесь, возле гнезд чаек, ждет их богатая пожива... И стоило сойти снегу, стоило прибыть чайкам и устроить свои гнезда, как собаки нет-нет да и показывались неподалеку от моего дома - и все эти бездомные охотники жадно тянули свои носы в ту сторону, где в гнездах уже были яйца чаек.
      Не всем собакам, разумеется, удавалось завершить задуманный набег. Были среди них и грабители потрусливей и послабей, которые вязли в болоте, а потому возвращались ни с чем обратно или отступали при первых же атаках чаек. Но так или иначе, все собачьи походы к Лягушьей каре приносили с собой беду - вороны довершали то, что не удалось довершить каждой собаке.
      Вот почему с такой тревогой отмечал я, что ворон возле озерка-болотца со странным названием ото дня ко дню становилось все больше и больше. Слишком умны и догадливы эти птицы, чтобы просто так собираться отрядами возле чужих гнезд. Нет, здесь что-то не совсем так. Они непременно ожидают какого-то события...
      Дня два спустя после того, как остановил я на пути к птичьим гнездам собаку, временно оставшуюся без хозяев, к Лягушьей каре направился рано поутру целый отряд четвероногих охотников. Этот отряд подошел к озерку незаметно для меня, но чайки все-таки успели вовремя заметить псов и подняли тревогу.
      Заслышав крики птиц, я выглянул в окно и обомлел: там, там и там казалось, повсюду - видел я возле Лягушьей кары самых разных собак. И над ними носились, крича и отважно пикируя на непрошеных гостей, встревоженные чайки.
      Я выскочил на улицу, схватил кол и бросился к озерку, размахивая на ходу своим оружием и громко крича.
      Собаки вскоре заметили меня и нехотя повернули обратно. Я бросил кол и отдышался. Собаки уходили к деревне, а от озерка-болотца в разные стороны разлетались вороватые вороны, унося в клювах только что награбленное.
      Нет, так дальше продолжаться не могло. Еще два-три подобных набега, и от гнезд на Лягушьей каре не останется ничего. И так уже птиц за эти несколько лет стало раза в два меньше.
      И я пошел к своим верным друзьям - мальчишкам. Они еще не приходили из школы. Я дождался, когда окончатся занятия, и собрал свою быструю на любое доброе дело гвардию.
      Я объяснил мальчишкам, что птицам возле поселка приходится очень плохо, что их допекают и люди и собаки и если мы с ними не позаботимся о чайках, то скоро Лягушья кара станет пустым грязным болотом, в котором не будет ничего живого.
      План созрел тут же. Во-первых, каждый из моих друзей-помощников клятвенно пообещал мне посадить свою собаку на цепь до тех пор, пока птенцы чаек не научатся летать. Так разбойным отрядам собак был нанесен первый и самый чувствительный удар. А во-вторых, мы решили каждый день с утра до вечера дежурить возле Лягушьей кары, чтобы напрочь пресечь любые набеги.
      Утреннюю вахту теперь нес я. А к обеду прибывали мои друзья-помощники. И уже во время своего первого дежурства я с удовлетворением отметил, что к гнездам чаек никто даже не сунулся.
      Я сидел в стороне от озерка и радовался: нет, не бродячие собаки, а самые обычные деревенские шарики и дозоры прознали дорогу к Лягушьей каре. Теперь все эти шарики и дозоры посажены мальчишками на цепь, и больше некому беспокоить птиц. Все решилось куда проще. Вот если бы к озерку проложили свои тропы настоящие бродячие собаки, то победа не далась бы нам так легко: попробуй поймай такую собаку...
      К обеду прибыли мои друзья-помощники. Я по форме отчитался им за все то, что произошло здесь, в пределах моего сторожевого поста, с утра до обеда, и сдал дежурство.
      Правда, мы сразу не расстались - я еще долго рассказывал этим удивительным мальчишкам о жизни птиц, о трудных дорогах пернатых на юг и обратно, к родным гнездам. А они внимательно слушали и были очень рады, что все мы вместе так быстро победили, так скоро прекратили все разбойные набеги на Лягушью кару.
      Наверное, мои друзья в тот первый день так и не догадались, что главными врагами белых, красивых птиц, которых все мы очень любили, были их собственные шарики и дозоры, оставленные без присмотра.
      А потом, когда чайки благополучно вывели и вырастили своих птенцов, я рассказал мальчишкам и об этом - я открыл им тайну, что никаких бродячих собак здесь никогда не было. Они, конечно, смутились, им действительно было стыдно за своих четвероногих друзей, которые чуть было не разорили колонию озерных чаек, разместившуюся рядом с нашим большим, шумным поселком.
      Небольшое озерко-болотце и сейчас светится под окнами моего дома, и сейчас с ранней весны до середины лета над этим озерком белым облачком вьются чудесные белые птицы, которых нам удалось сохранить. И счастлив я оттого, что удалось мне объяснить мальчишкам, как ранима, как беззащитна бывает природа и как доверчиво встречает она любую заботу со стороны человека.
      ВАСЬКА-БРАКОНЬЕР
      На озерке-болотце, что было недалеко от моего дома, из года в год гнездились кряковые утки. Эти утки появлялись над нашим озерком рано по весне, когда начинал таять лед и из-подо льда показывались первые языки весенней воды. А чуть позже, когда лед с озерка сходил совсем, утки уже подыскивали себе места для гнезд.
      Сколько утиных гнезд будет в этом году на нашем озерке, я узнавал заранее. И в этом помогали мне сами утки.
      Подыскав место для гнезда, каждая утка объявляла о своем решении вывести утят именно здесь, в этом месте, громким и хорошо слышным издалека криком. "Та-та-та-та-та", - кричала одна утка на озерке-болотце. "Та-та-та-та-та", - повторяла вторая, а может быть, и третья, и тогда я точно определял, что в этом году недалеко от моего дома может появиться на свет сразу три утиных выводка.
      Но обычно здесь, на небольшом озерке, задерживалась по весне только одна утка и только один утиный выводок появлялся на свет. Ведь наше озерко было совсем небольшим.
      К середине лета утята подрастали, и утка-мать уводила их из высыхающего болотца через сырой луг к реке. Когда именно совершались эти переселения утят и утки, в какое время суток? Скорей всего, ночью, так как днем и утка и утята все время были на виду и мне ни разу не приходилось видеть утиное семейство, отправившееся в ответственный поход.
      О том, что утята и утка благополучно перебрались в реку, я узнавал сразу. Во-первых, я тут же обнаруживал, что утиное семейство исчезло из своего родного озерка, совсем превратившегося к этому времени в болото, а во-вторых, перебравшиеся в реку путешественники далеко не уплывали от моего дома и почти все время вертелись около мостков, с которых я брал воду.
      Первое время утка, конечно, не доверяла мне и, заметив человека, вышедшего из дома, тут же подавала тревожный сигнал, а сама быстро-быстро плыла прочь. Утята же, заслышав сигнал тревоги, мгновенно ныряли, выныривали только в зарослях куги и здесь, затаившись, ждали, когда, наконец, прозвучит другой сигнал - сигнал отбоя тревоги.
      Когда я отступал, не шел дальше к мосткам и усаживался на крыльце, утка переставала беспокоиться, медленно направлялась к зарослям куги, где прятались ее малыши, и утята, завидев мать, один за другим выбирались из укромных мест и быстрыми бурыми шариками принимались крутиться среди ряски и листьев кувшинки.
      Шло время, я не беспокоил утиный выводок, и скоро утка и утята привыкли ко мне настолько, что спокойно выбирались на доски моего мостка, отдыхали здесь, приводили в порядок свои перышки и смело подбирали хлебные крошки, которые я оставлял на мостках специально для них.
      Когда наступали холода и приближалось время утиного перелета, мои утки становились осторожнее, реже выбирались на мостки и я чаще видел их уже не на воде, а в воздухе, когда, посвистывая крыльями, они пролетали над самым моим домом.
      Перед отлетом утки обязательно посещали наше озерко-болотце, вода в котором прибывала от осенних дождей. Здесь утята не так давно появились на свет, здесь они провели первые дни жизни, и теперь они, наверное, как-то по-своему прощались с родными местами. И, видя своих уток посреди озерка-болотца, я хорошо знал, что по весне они обязательно вернутся обратно, что кто-то из них на будущий год снова устроит здесь гнездо и выведет на свет новых утят. И я с нетерпением ждал эту новую, грядущую весну, чтобы снова услышать над весенней водой, только что расставшейся со льдом, громкий призывный крик утки: "та-та-та-та".
      Так бы и текла по давно заведенным правилам жизнь нашего озерка и наших уток, если бы однажды сюда не наведался один местный охотник.
      Правда, охотником этого человека я никогда не считал - я называл его просто браконьером и не раз советовал не попадаться мне на глаза.
      Был этот человек жадным и жестоким. Ему ничего не стоило убить собаку, которая ему вдруг надоедала или которая начала стариться и больше не годилась для охоты. Он мог перестрелять всех тетеревов, живших возле нашего леса. И когда я говорил ему: "Что ты делаешь?" - он отвечал мне, корча ехидную улыбку: "Не я, так другой весь выводок приберет..." Словом, это был очень непорядочный человек, и я не на шутку напугался, когда узнал, что он добирается до утиного гнезда, которое снова устроила кряковая утка на нашем озерке-болотце.
      О том, что Васька-охотник - так звали этого браконьера в поселке собирается взять утиные яйца, подложить их под домашнюю утку и вырастить себе таких утят, которых охотники называют подсадными, манными, услыхал я со стороны, но тут же отыскал Ваську-охотника и строго предупредил: "Если я замечу, что в гнезде пропадут яйца, тебе несдобровать".
      Подсадные утки Ваське-охотнику нужны были для охоты. Подсадных, манных уток привязывают за лапку и пускают плавать неподалеку от шалаша, где прячется сам охотник. Утка плавает, громко кричит, и на ее крик прилетают селезни, которых и стреляют.
      Охотятся с подсадными утками чаще всего весной, но в наших местах весенняя охота закрыта совсем, так что никакие подсадные настоящему охотнику вроде бы теперь и не нужны. Но Васька-охотник был браконьером, не признавал никаких законов, а потому и следил я за ним очень внимательно и считал его главным своим врагом.
      И все-таки Васька на этот раз обвел меня вокруг пальца. Как-то он улучил момент, когда меня не было дома, и пришел на наше озерко. Он забрал из гнезда дикой утки все ее яйца, а вместо них положил яйца своей домашней утки - он все-таки боялся, что я обнаружу пропажу. Но обо всем этом я узнал много позже...
      Шло время, заканчивалась весна, я ждал, когда у утки на нашем озерке появятся утята. Утята наконец появились, я видел их издали, маленьких, смешных, быстрых, и был спокоен: раз утята вывелись, значит, Васька побоялся меня и к гнезду не совался.
      Утята, появившиеся на свет на нашем озерке, подрастали. Наступало лето. Вода в озерке стала садиться, и утята вместе со своей матерью-уткой перебрались в реку. Путешествие закончилось благополучно, и здесь я не заподозрил никакой беды.
      И только к осени, к глубоким холодам, поселилось во мне беспокойство: видел я неподалеку от своих мостков, где каждый день брал воду, взрослых уток, и казалось мне, что они слишком доверчивы на этот раз, что ведут себя как-то иначе, чем дикие утки. Когда я подходил к самой воде, все остальные утки срывались с места и, быстро работая крыльями, улетали от меня, а эти только отплывали в сторону, даже не пытаясь подняться на крыло.
      Совсем близко были сильные морозы. По берегу реки уже протянулись полоски льда, лед с каждым днем выходил на воду все шире и шире. Давно улетели на юг чайки и другие утки, а эти странные птицы все так же плавали неподалеку от моих мостков...
      Вот тут-то и стал я догадываться, что именно произошло весной на нашем озерке-болотце. Отыскал я Ваську и потребовал от него ответа. Васька-браконьер сознался во всем и вместе со мной попробовал поймать этих странных уток, но не тут-то было. Хоть и не научились домашние утки от своей приемной матери летать, но были очень осторожными и человека близко никак не подпускали.
      Лед совсем укрыл реку. И я очень ждал, что утки выйдут на лед и придут ко мне, как приходят к людям попавшие в беду самые разные птицы. Но не дождался я этого. И здесь меня опередил Васька-браконьер. Васька снова улучил момент, явился к замерзающей реке с ружьем, перестрелял и собрал в мешок всех уток. И не смог я с ним ничего поделать: охота в это время на уток в наших местах была разрешена.
      Позже услышал я, что подсадные утки, ради которых и украл Васька яйца из утиного гнезда, у него не ужились. Стоило ударить морозам, как, забыв свою приемную мать, домашнюю утку, они поднялись на крыло и улетели на юг вслед за другими дикими утками. Так и остался браконьер без подсадных уток, но больше к нашему озерку-болотцу не подходил...
      А наше озерко-болотце опустело. Утки, что вывелись у Васьки дома, дороги на наше озерко не знали и по весне не прилетели сюда. Старая утка-мать, наверное, где-то отстала в пути и тоже не появилась у нас с весенней водой. Но может быть, какая-нибудь другая утка снова поверит нашему озерку-болотцу, поверит и моему дому, стоящему неподалеку, устроит здесь, среди болотных кочек, свое гнездо и подарит нам новый утиный выводок, новых утят, которые благополучно доживут здесь до осени и хорошо запомнят обратную дорогу в наши места.
      СИЗЫЕ ЧАЙКИ
      Скажите, вы любите чаек? И я их тоже очень люблю. Да разве можно как-то по-другому относиться к этим белокрылым и быстрокрылым птицам! Чаек любят и моряки, уходящие надолго в море, и городские жители, что катаются на пароходике по водохранилищу, любят чаек и рыбаки - словом, любят, наверное, все-все... Но однажды мне пришлось вести очень серьезный спор, и спорили со мной о чайках люди, живущие на берегу большого северного озера. Уж кому-кому, как не этим потомственным рыбакам, любить быстрых, доверчивых птиц. Но оказалось, что именно здесь, на этом озере, некоторые невзлюбили вдруг чаек.
      На нашем озере жили озерные и сизые чайки. Отличить этих птиц друг от друга очень просто. У озерных чаек темные головки, а у сизых головки светлые, да и сизые чайки побольше озерных. К тому же сизые чайки никогда не живут такими большими колониями, как озерные, сизые чайки больше ценят тишину и одиночество.
      Ну что еще к этому добавить, что еще рассказать об этих птицах? И озерные, и сизые чайки - птицы перелетные, появляются они в наших краях, когда покажется первая вешняя вода, а прощаются с нами, когда укроются льдом наши озера.
      Весной, пока еще лед не сошел с озер и болотинок, наши чайки держатся около полей и вместе с воронами успешно охотятся за мышами. Разойдется лед на озере, освободятся ото льда заливные озерки, и чайки вернутся к своим прошлогодним гнездам, но и тут не забудут про поля. И стоит появиться на поле трактору, как возле него скоро появятся наши чайки и, словно заправские грачи, примутся выискивать среди только что перевернутых пластов земли самых разных вредителей будущего урожая.
      Красиво, очень красиво вьется-клубится следом за трактором живое белое облачко. Но вот перевернуты новые пласты земли, и облачко тут же тает, птицы усаживаются на землю, и издали кажется тогда, что над только что вспаханной землей распустились большие белые цветы.
      Заканчивается работа на полях, исчезают с полей чайки, и теперь не так часто увидишь этих птиц. Вот если разойдется ветер над озером да раскачает как следует молодой тростник, тогда над тростником тут же появятся озерные чайки - большие они мастерицы ловить разных насекомых, которых выгнал из травы ветер.
      Ну а сизые чайки? А сизых чаек, пожалуй, и не увидишь за такой охотой. Не увидишь и задумаешься: не занимаются ли наши сизые чайки по летнему времени рыбной ловлей? Не переводят ли эти птицы рыбную молодь? Тут как раз и заметишь: вьются сизые чайки с криком у самого берега, где появилась рыбка-уклейка. Сизые чайки вьются над водой, садятся на воду, что-то высматривают в воде, иногда и ухватывают клювом небольшую рыбку. Правда, не часто приходит к птицам такая удача...
      Как-то наблюдал я за сизыми чайками, что принялись было за рыбную ловлю. И тут ко мне подошел местный рыбак и громко так произнес:
      - Ишь ты, опять рыбу переводят, подлые.
      Я удивился, с каких это пор стали обвинять наших чаек в грабежах и разбоях, да еще называть нехорошими словами. А подошедший ко мне человек сердито продолжал: