Турпоездка «All Inclusive» - Крылья Тура

У тебя вся ночь в распоряжении – сиди и отстраивай рации так, чтобы они не мешали, а помогали в бою. Ишь ты! Как говорится: связь в бою – святое дело! Когда надо, ее нет. Так больше не будет. Если я не смогу скомандовать или предупредить летчика – он либо не выполнит боевую задачу, либо погибнет. Ты что, хочешь, чтобы на тебя показывали пальцем: «Вон Колька идет. По его вине погиб летчик такой-то»? А? Не хочешь, молодец, садись и думай, что делать. Надо – к инженеру полка иди, ясно? Садись.

Где наш начальник «огня и дыма»? Я вам, товарищ сержант, уже говорил, чтобы вы подтянули тросы управления спуском пулеметов на «семерочке»? Говорил. Сделано? Нет! Так какого же… Так почему вы смотрите мне в глаза обиженным взглядом? Да ты понимаешь, сержант, что летчик будет жать и жать на гашетку, а стрельбы нет?! Я вас отдам под трибунал за такие шалости, ясно? Прогуляетесь на фронт, в штрафную роту, благо тут недалеко – во-о-н на той стороне Волги, и расскажете там другим рас… растыкам, что попали в штрафники за пособничество врагу. Что-о-о «нет»? Не «нет», а «да»! А ну, взял пассатижи и бегом на стоянку! Проверить тяги на спуск у всех самолетов эскадрильи! Бе-е-гом, марш, я сказал!

Несколько минут я стоял, молча отдуваясь и стравливая пар.

– По силовой установке я вам не советчик, необходимых знаний нет. Но у вас есть инженер эскадрильи, инженер полка. На тринадцать-то самолетов! Надо – теребите их до потери пульса, но потери мощности двигателя допускать нельзя! Свечи – чистить после каждого вылета! Масло – фильтровать. Следить за радиаторами охлаждения. Культуру производства повышайте, «темная сила». Кабины самолетов должны быть всегда чистыми, чтобы на виражах летчик не моргал от пыли и мусора. А то – не успеешь моргнуть, как в задницу очередь получишь. Да и ваши комбинезоны… Сейчас же – взять банки и замочить их в бензине. Завтра утром чтобы были во всем чистом, проверю. И вообще – обратите самое серьезное внимание на свои машины. Все задиры, неровности – зачистить шкуркой, щели, стыки – затереть и зашлифовать, подумайте, как герметизировать все смотровые лючки. Надо бороться за каждый лишний километр скорости истребителя. Скорость – основа жизни в бою. Ладно уж, идите отдыхать. Но помните – я с вас не слезу!

Народ, придавленный моим тоном и целой кучей вскрытых ошибок, которые, в общем-то, были у всех на виду, тихо рассосался. Невдалеке в полумраке осталась стоять какая-то фигура. Чиркнула спичка, и ее свет вырвал из темноты знакомое лицо. О-о-о, черт! Тебя только мне не хватало!

– Круто, Туровцев, народ строишь. Но, понимаешь, я тут послушал, послушал – ведь прав ты. Кругом прав. Изменился ты, Виктор, другим стал. А был тихий да скромный такой.

– Я и сейчас тихий и скромный, товарищ лейтенант государственной безопасности. А изменился я после того, как «мессера» меня по небу гоняли и убить хотели. А потом зажгли и чуть-чуть не убили…

– Зачем же ты, лейтенант, так. Я ведь по-хорошему хотел… – обиделся на мой тон наш особист. – Да и прав ты во многом, я так и сказал.

– Ну, извините. Погорячился. Этот… оружейник… меня из себя вывел. Не пойму – то ли он дурак непробиваемый, то ли лодырь, то ли еще что. Разозлил он меня, паразит. Гнать его, по-хорошему, надо от самолетов. Не на месте он.

– Да, – хохотнул особист, – из-за него-то я и подошел к вам. Иду, понимаешь, а он, как лось в период гона, мимо меня – фьють! Думаю, кто мужика так напугал-то? А тут ты, оказывается, производственное совещание проводишь. Молодец!

– Хорош подначивать…

– Да я серьезно… Ну пойдем, что ли? Тебе спать уж пора – завтра с рассветом на крыло. А сержанта этого я посмотрю…

* * *

Вот завтра, с рассвета, все и началось. В полк позвонили и дали срочное боевое задание. К переправе, часам к восьми, должна была подойти свежая пехотная часть. Ее и надо было плотно прикрыть, чтобы ни одна бомба и рядом не упала.

Комэск отвел меня в сторонку.

– Ну, академик, что делать будем? Сил-то уж больно мало. Пятнадцать летчиков на тринадцать самолетов. Как задачу выполнять?

– Я бы, товарищ комэск, попробовал себя на место немцев поставить. Как бы они спланировали удар по переправе? Время у них ограничено. Им нужно застать всю пехоту на берегу, пока она переправляться не начала. В лоб они пойдут. Пустят вперед группу расчистки воздуха с задачей связать и увести из зоны прикрытия наши истребители, а лаптежники подойдут минут на пять позже, тысяч с двух – двух с половиной нанесут удар и низом к себе, а?

– Ну, может, и так. Даже, скорее всего, так.

– От нашего аэродрома лету до переправы четыре с половиной минуты. Давайте сделаем так…

Так и сделали. Полетели двумя парами. Комэск со своим ведомым и я с лейтенантом Демченко. Парень здорово стрелял, пригодится. Остальные сидели в кабинах истребителей в готовности номер один. Их приведет комиссар по нашей команде. А мы должны станцевать с немецкой группой расчистки воздуха. И завести их под недавно поставленные зенитные батареи, в артиллерийскую засаду. С зенитчиками договоренность была.

Мне снова досталась машина с передатчиком, это, собственно, было и необходимо. Солнце стояло еще низко, и прятаться в его лучах не имело смысла. Пара комэска пряталась в высоте. А моя пара виляла задницей над районом переправы, как бы говоря – а вот и мы, лохи. Бейте нас, кому не жалко.

Я крутил головой, как китайский болванчик. Хорошо – в комбинезоне шею не натрешь. А в гимнастерке ведь до крови натирали. А для нас самое главное – вовремя увидеть немцев. Увидел – значит, не будет неожиданной атаки, значит, они не смогут сразу навязать нам свою волю, свой рисунок боя. Ну и был у меня еще один сюрприз для камрадов. Я приказал набить ленты для пулеметов исключительно зажигательными патронами, а для 20-мм пушки ШВАК зарядить осколочно-фугасные снаряды с полуготовыми осколками и почти семью граммами взрывчатки в каморе снаряда. Надо ли говорить, что перед тем, как патронные и снарядные ленты улеглись в свои короба, я ласково погладил их все рукой, наделяя их самым горячим приветом для ребят с крестами на крыльях. Вот и посмотрим, что из этого получится. В наушниках зашипело.

– Внимание, Тур, – раздался в шлемофоне голос Хвата. – Четыре, от солнца, на тысяче.

Вот они, консерваторы! Сказано им, атака со стороны солнца, значит, так и будут делать, несмотря на то что солнце еще низко. Значит, преимущество в высоте у Хвата. Это хорошо.

Как ни в чем не бывало я продолжил пологий вираж, в результате которого мы должны будем подставить задницу под атаку немцев. Только качнул крылом: «Внимание»! Демченко качнул крылом в ответ: «Понял»! Я снял оружие с предохранителя. Ждем.

Внизу, на полутемной земле, какой-то невыдержанный боец открыл пальбу из счетверенных «максимов». Рой светящихся пуль как бы напугал нас, и наша пара метнулась вниз и в сторону от переправы.

Довольные фрицы стрелой стали нас настигать. Еще немного, еще…

– Демыч, вниз! – Мы завели немцев в мешок. Резко спикировав, мы неслись в развороте над самыми верхушками деревьев, а позади захлопало, и воздух потемнел от черных разрывов 37-мм зенитных снарядов. Немцам не повезло. Сразу два «месса» были побиты осколками и, неуверенно разворачиваясь, стали уходить в сторону Сталинграда. Другая пара зафитилила вверх.

– Хват, лови гадов! Демыч, убиваем подранков!

Пара комэска, набрав скорость, фигуристо, по дуге, почему-то их вираж напомнил мне танцы на льду, настигла пару «мессов», потерявших скорость в наборе высоты. Смотреть, что там будет дальше, я уже не мог – нужно было искать свои цели. Да и что там может быть – две очереди в упор, и все. Ах, да! Еще два высоких водяных столба от упавших в Волгу самолетов. А вот где наши индюшечки? Ага, вот и они.

Битые-то они битые, но удирали фашисты дружно и слаженно. Но ничего, скоростенка-то уже не та!

– Демыч, твой – ведомый, бьем одновременно!

Я подвел самолет к немцу метров на семьдесят и дал короткую пулеметную очередь. Было несколько боязно – как поведут себя заряженные пули. А хорошо они себя повели, просто здорово! Немец полыхнул бледным пламенем и взорвался. Нужно будет потом сказать, что у него бензин тек из баков после мешка зенитчиков, а то уж больно эффективно я стрелял.

Демыч тоже не подвел. Ведомый немец, правда, дернулся от взрыва своего ведущего, и очередь Демыча прошлась не по фюзеляжу, а по крылу, но удачно прошлась. Отбила она ему консоль, и неуправляемый самолет, завертевшись в плоском штопоре, упал в воду.

– Тур, вверх, вверх! На подходе 87-е! – Это Хват. А где наши? Он их должен был вызвать, как увидит группу расчистки. Да и мало что-то в ней было немцев. А-а-а, вот оно что! Еще две пары гонялись за Хватом. Но помогать ему сейчас уже поздно. К переправе шли лапотники, их надо перехватить и не допустить бомбометания. На нашем берегу Волги уже вовсю хлопали зенитки, снаряды пятнали небо около пары Хвата. Не пойму, что зенитчики решили – помочь Хвату или сбить его, чтобы не мучился? Но «мессеры» метнулись от него вверх. Передышка.

И тут комиссар вывел прямо из дыма, пеленой укутывающего Сталинград, все десять оставшихся в полку истребителей. Половина из них была оборудована направляющими рейками для реактивных снарядов. Наши оказались сзади слева от строя немецких бомбардировщиков. Вся картина была у меня перед глазами. Пыхнули серые струи ракет, и три «Ю-87» разлетелись в куски. Черные шапки разрывов эрэсов накрыли строй немцев. Это для их нервов оказалось слишком волнительно. Хаотично маневрируя, бомберы стали бросать бомбы в Волгу и, рассыпавшись, кинулись восвояси. Но не все.

Три головных самолета, не попавших под атаку, держали строй и шли прямо на переправу и скопившиеся за ней войска.

– Демыч, убивай их! – заорал я, бросая истребитель в левый вираж. Надо сбить ведущего, тогда остальные наверняка откажутся от атаки.

Метров с трехсот я начал стрелять. Иначе может быть поздно. Дымные трассеры выстелились к головному самолету. Мимо, еще очередь – мимо. Еще – есть! Ведущий «Юнкерс» вспух клубком дыма и разлетелся на части. Видно было, как вращался и падал воздушный винт. Справа к немцам тянулись трассы ведомого. На фюзеляже и крыльях ближнего к нам самолета запрыгали, заплясали разрывы снарядов авиапушки, от лаптежника отлетели и посыпались вниз какие-то клочья, он клюнул носом и пошел вниз. Никто не выпрыгнул. Третий и последний «Юнкерс» свалился на крыло в отвесное пике. Рядом с ним летела его же бомба. Но тут его настигли трассы сразу двух наших истребителей из группы комиссара, и он, разрушаясь в воздухе, стал как-то неохотно падать, лежа на спине. Рядом повисли два парашютных купола.

Это был разгром, это была победа!

Демыч выскочил вперед и лихо крутанул бочку.

– Встань в строй, накажу! – Я высматривал немецкие истребители в высоте, но никого не видел.

Примечания

1

Т. Т. Хрюкин, в описываемое время – генерал-майор авиации, командующий 8-й воздушной армией.

2

ЗАП – запасной авиационный полк, часть, где летчиков переучивали, тренировали и готовили к боевым действиям в составе линейных авиаполков на фронте.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.