В сторону Руиз отложил коллекцию трубок для тех, кто не мог дождаться и обязательно хотел тут же попробовать товар. Была тут маленькая водяная трубка зеленоватого фарфора, украшенная стилизованным рельефом лироязычной ящерицы. Была тут и трубка, похожая на стеклянный дутый пузырек, с причудливым переплетением ствола из отдельных трубок, по которым дым проплывает фантастическими узорами… Была тут и простая медная трубка, ее длинный ствол был оправлен в цветную кожу, а еще короткая трубка из красного камня, которая изображала вставшего на дыбы верхового зверя.
Во всех этих вещах была определенная красота, связанная с тем, как любовно употребляли эти вещи, как вдумчиво ими пользовались, и Руизу доставляло определенное удовольствие держать их в руках, восхищаться старательной работой ремесленника, которая отмечала каждую вещь. Он вынул и лампу курильщика. Высокая серебряная подставка изображала стройную обнаженную женщину, которая танцевала в пламени — пламя при ближайшем рассмотрении оказывалось змеиным гнездом. Фитиль виднелся из тамбурина, который она держала высоко над головой. Руиз посмотрел на маленькое личико, и ему показалось, что женщина безумно хохочет. Он стер пятно паутины и наполнил лампу, а потом зажег. Она горела дымным желтым пламенем, которое и должно было быть у лампы без стекла, но масло, которое ее питало, было с очень приятной мускусной отдушкой. Руиз откинулся назад, пока что он с удовольствием будет ждать.
Его первый клиент появился в трактире как раз перед полуднем. Коротышка с задиристым выражением лица, на котором была татуировка гильдии операторов паровых каров, вошел в бар и минуту стоял у дверей, видимо, давая глазам привыкнуть к сумеречной комнате. Немного погодя его взгляд остановился на Руизе, и его мрачные черты лица озарились заинтересованной улыбкой, словно зрелище Руиза, его флаконов, трубок и ламп было непревзойденно прекрасно.
— А-а-а, — сказал он восхищенным голосом, — новый продавец змеиного масла.
Он быстрым шагом подошел к Руизу и уселся. Он, прищурясь, смотрел на флаконы, его лицо приобретало все более жадное выражение.
— Я вижу, вы знаток, — Руиз уселся попрямее, изобразив на лице маску дружелюбного ожидания.
Оператор откинулся на спинку стула и вдруг нахмурился.
— Но я тебя не знаю.
Руиз пожал плечами.
— Фараон — большой край. Такой ничтожный человечек, как я, может приобрести известность только в очень небольшой его части.
Его клиент кисло усмехнулся.
— Ей-богу, правда. Ну что ж, мы тут вдалеке от караванных путей, поэтому у нас не было своего постоянного продавца змеиного масла с тех пор, как Ефрем разгневал Лорда, и Ронтлесес поломал ему ноги. Я могу у тебя купить, если только ты мне докажешь, что тебе можно доверять.
— А почему бы тебе мне не доверять? — Руиз вытащил брусок фарфора, и мужчина тщательно его рассмотрел. Наконец он кивнул.
— Вроде как все в порядке. Но я не такой храбрый, чтобы рисковать пробовать дрянное масло. Не хочу, чтобы потом у меня изо рта пена пошла и я грыз бы собственное мясо на руках. Ты со мной покуришь?
Руиз сделал великолепный жест согласия.
— Если я должен таким образом завоевать твое доверие и кошелек… Но сперва — деньги!
После четверти часа оживленного спора они пришли к взаимно приемлемой цене за розовый флакон.
Деньги перешли из рук в руки, и покупатель взял очень бережно розовый флакон.
— Кстати, — сказал он, — меня зовут Ниджинтс.
Руиз кивнул.
— Вухийя, к вашим услугам.
Он взял медную трубку и открыл небольшой каменный ларчик-кисет, из которого он взял щепотку растертых водорослей. Он набил ими крохотную чашечку трубки и подождал, пока Ниджинтс выбирал фарфоровую и приготавливал ее.
На широком красном лице Ниджинтса было выражение приятного предвкушения, и он, казалось, не торопился. Он любовно держал флакон, рассматривая его на свет, который пробивался сквозь соломенную крышу. Наконец он вздохнул и постучал горлышком флакона по краю стола, пока горлышко не отвалилось. Он выпустил только самую маленькую капельку в трубку Руиза.
Руиз изобразил на лице выражение подходящего к случаю предвкушения удовольствия и наклонил трубку к огоньку лампы. Он втянул сладкий дым глубоко в легкие, и Ниджинтс расплылся в солнечной улыбке.
— Ты куришь решительно и без страха, — сказал Ниджинтс и капнул каплю масла куда поболее в собственную трубку.
Змеиное масло наполнило сознание Руиза замечательной остротой восприятия. Ряды флаконов на секунду показались пылающими звездами в черноте космоса.
— Звездный свет — это самый опасный наркотик, — пробормотал он.
Лицо Ниджинтса казалось почти прекрасным в его неприкрытой напряженной жадности.
Релия-потаскушка мела общий зал, и на секунду Руиза покорила ее замызганная прелесть. Потом, слегка запаниковав, он пригасил свои сенсорные восприятия, пользуясь дорого обошедшимися ему мозговыми рефлексами, и сцена общего зала трактира приобрела свои нормальные очертания.
Ниджинтс зажег свою собственную трубку и блаженно затягивался… На миг глаза его закрылись, и он, казалось, был готов заснуть, но потом он широко открыл глаза и посмотрел вокруг с новым, напряженным интересом. Он увидел Релию, она стояла, вытирая стол, наклонившись вперед, и ее гладкие округлые бедра виднелись из-под сорочки. Лицо Ниджинтса озарилось новой целью, расцвело от радости. Он заткнул флакон кусочком свернутой кожи и положил выкуренную трубку в сторону.
— Извини, пожалуйста, я пойду, — сказал вежливо Ниджинтс, и Руиз задумчиво кивнул ему.
Ниджинтс трусцой подбежал к Релии и стал с ней договариваться. Секундой позже они оба исчезли в задних комнатах трактира.
Руиз разжал хватку рефлексов и позволил маслу снова позолотить его мировосприятие — пока не появится следующий клиент.
9
Два дня прошли очень приятно. Время от времени придирчивый и подозрительный покупатель требовал от Руиза, чтобы тот пробовал его собственный товар, но постепенно жители Стегатума решили, что он достоин доверия, и стали покупать у него без осторожности. Руиз общался с самыми различными горожанами и стал чувствовать себя более уверенно в своей роли.
Однако немногие из местных могли позволить себе ту цену, которую он назначал, поэтому на третий день дела пошли значительно медленнее. Руиз сидел в одиночестве два часа после обеда, ожидая следующего покупателя. Никто не приходил, и Руиз решил, что, возможно, настало время переходить в следующий город, побольше, когда он услышал лязг и шипенье подъехавшей паровой кареты. Секунду спустя посыльный от Лорда Бринслевоса, топая, вошел в общий зал, одетый в черную ливрею слуги Лорда.
Посыльный был крохотный человечек; почти карлик. Но перед столом Руиза он вытянулся так, как только позволяло его тело.
— Лорд требует твоего присутствия во Владении Бринслевоса.
Руиз поднял бровь.
— А? А почему это, если ты будешь столь любезен объяснить подробнее?
Человечку некогда было удовлетворять любопытство Руиза.
— Требование Лорда — достаточное объяснение. Вне сомнения, Лорд вознаградит тебя за ловкую и скромную службу — или накажет тебя, если ты того заслуживаешь.
— Несомненно, — мрачно сказал Руиз.
Он стал собирать свой товар и заталкивать его в мешок. Ему казалось, что перед ним несколько возможностей. Он мог ударить человечка по голове и пропасть в пустыне, только для того, чтобы рискнуть быть выслеженным взбешенным от его непослушания Лордом. И его охотниками, которые верхом на животных и с помощью вынюхивающей своры могли без малейшего труда поймать его.
Он мог трахнуть посыльного по голове и украсть его паровую карету. Это могло бы дать ему возможность убежать от местного Лорда, но недостаток плана был в том, что это навсегда налагало бы на него пятно великого мошенника, поскольку только у Лордов были личные паровые экипажи, и они серьезно относились к этой привилегии. Каждый законопослушный человек на Фараоне будет против него.
Или же он мог спокойно пойти по вызову, понравиться Лорду и спокойно пойти дальше через несколько дней. Кто знает, может быть, он узнает что-нибудь полезное во владениях Лорда. В конце концов именно на деньги Лордов устраивались Искупления — магические представления — которые были главной формой искусства на планете.
Руиз вздохнул. Ему вспомнилось безумное лицо Лорда Бринслевоса… Воспоминание вряд ли располагало к тому, чтобы желать скорее познакомиться с Лордом.
И все же, был ли еще какой-то разумный выбор?
— Мне надо уплатить свой долг трактирщику, — сказал Руиз, когда закончил упаковывать свои флаконы.
Посыльный равнодушно кивнул.
Руиз нашел Денклара в кладовой, где он проверял счета.
— Меня вызывает Лорд, — сказал мрачным тоном Руиз.
Денклар не выказал удивления.
— Тогда придется тебе идти. Хочешь моего совета?
— Разумеется.
— Тогда слушай. Семейная линия Бринслевоса очень древняя. Первый Бринслевос был фокусником во Второй Эпохе, почти шестьсот лет назад. Его потомки становились с веками все страннее и страннее. Нынешний Бринслевос скор на обиду, а его каталог того, что может считаться оскорблением, постоянно пополняется и расширяется. Ну вот пример: не критикуй ничего, что ты увидишь во Владениях, ни слуг, ни живности, ни кухню. А она почти невыносима, должен предупредить тебя. Я думаю, что Бринслевос специально распаляет себя такой кухней, чтобы тем более наслаждаться своими приездами сюда. Не будь ни в коей мере дерзок. В то же самое время избегай даже дуновения неискренней покорности. У Бринслевоса нос замечательно тонкого нюха на неискренность, невзирая на то, что он сумасшедший. И прежде всего, не гляди с восхищением на его жен.
— Я постараюсь сохранить в памяти все это. Пока что не отдавай мою комнату никому другому. Я вернусь назад через день-другой. Вот, сохрани мой жезл, пока меня нет… Лорд, несомненно, не даст мне пронести в замок ничего, что напоминало бы оружие.
Денклар взял посох-ружье осторожно и аккуратно.
— Не даст, это точно.
Денклар ничего больше не сказал, но Руизу показалось, что он увидел проблеск жалости в жестких глазах Денклара, что показалось ему дурным предзнаменованием.
Снаружи немного ржавая паровая карета ждала его. Она была низкая, удлиненной формы, словно удлиненный пушечный снаряд на четырех унизанных спицами колесах, с небольшой кабиной спереди и прицепом-углевозом сзади. Посыльный жестом пригласил Руиза в кабину. Руиз уселся на вытертое сиденье и оглянулся вокруг с большим интересом, поскольку это должна была быть его первая поездка в фараонской машине. Инженерное решение казалось фундаментально разумным, пусть даже несколько пышным и своеобразным. Крепления были приукрашены изысканными резными узорами, главным образом, цветущими лозами с острыми шипами. Обивка некогда была роскошной красной ящеричьей кожи. Остались следы первоначального цвета. Даже головки болтов были выполнены в виде маленьких ехидно смеющихся лиц. Их широкие улыбки образовывали шлицы для отвертки. На петлях были стилизованные солнечные вспышки. Тысячи мелких деталей показывали, что машина была сделана с художественным вкусом и старанием, но уровень ее содержания оставлял желать лучшего.
Посыльный влез на водительское сиденье, которое было усеяно подушками, чтобы дать ему возможность видеть сквозь заматовевшее стекло. Он бросил пылающий взгляд на Руиза, словно желая посмотреть, осмелится ли он сделать какое-либо замечание насчет подушек. Руиз спокойно улыбнулся. Посыльный снял машину с тормоза и толкнул вперед рычаг включения, чтобы энергия передалась высоким железным колесам.
Машина слегка закачалась, издала протестующее шипенье, а потом зачухала прочь от «Приюта Денклара». Руиз оглянулся на выбеленное здание, чувствуя странное сожаление. Его пребывание тут было приятным и нетревожным, если принять во внимание все обстоятельства.
Крохотный человечек вел машину с небрежной грацией, медленно набирая скорость, пока их трясло на ухабах дороги и они выбирались на лучшие места. Когда они свернули на главную дорогу, он передвинул рычаг до упора, и карета, казалось, заскакала по дороге, больше напоминавшей стиральную доску. Амортизаторы-рессоры были не очень-то эффективны, и, прежде чем они проехали километр, у Руиза начали болеть почки. Он подумал, не занимал ли уж посыльный свою теперешнюю должность с самого раннего детства и уж не мучения ли, с ней связанные, замедлили его рост. Пятнадцать минут спустя, когда уже подножие плато, на котором стояло Владение Бринслевоса, было перед ними, Руизу представлялось, что он стал на несколько сантиметров короче, чем когда они выехали из Стегатума.
Посыльный резко замедлил ход, чтобы машина могла взобраться на холм. Дорога туда, казалось, была в еще худшем состоянии, чем та, что вела вниз, в Стегатум, и Руиз постоянно сидел в готовности немедленно выброситься из машины, если только осыпающаяся дорога начнет сползать под весом кареты. Но они благополучно добрались до бронированной подъемной решетки, которая была утоплена в скалу. Дорога вела сквозь двадцатиметровый тоннель, прорезанный сквозь скалу основания плато, а потом в главный двор, где карета остановилась среди выхлопов дыма, которые заслонили вид Владения Бринслевоса.
Когда пар и дым рассеялись, Руиз мрачно огляделся, не в силах устоять от приступа самого черного пессимизма. Множество железных клеток висели на крепостных стенах, а в них скрючились иссохшие трупы. В центре двора из маленькой часовенки торчали высокие острые колья. Самый их вид предполагал весьма скверное назначение их, что усугублялось их непосредственной близостью к виселице с тремя петлями. Руиза передернуло. Денклар претендовал на то, что ему удается усмирять поведение Лорда — интересно, как это, подумал Руиз…
— Приехали, — сказал посыльный с видом мрачной категоричности. Его маленькое личико не отражало никакой радости по случаю приезда, и Руиз догадался, что Бринслевоса не очень-то любили его верные слуги.
— Так я и понял, — ответил Руиз.
— Ну, тогда вылезай. Вон тот управляющий проведет тебя в твою комнату, а Лорд призовет тебя, когда захочет.
Посыльный указал на маленькую дверцу во внутренней западной стене, где его поджидал пожилой горбун, чьи бугристые черты лица освещало выражение дружелюбного идиотизма.
Руиз вылез из кареты и дружелюбно кивнул посыльному:
— Одно удовольствие с вами ездить, — сказал он искренне, — у вас замечательная машина.
Лицо посыльного слегка потеплело.
— Да, этого у нее не отнимешь. Хотя она заслуживает лучшего ухода, чем сейчас.
Но потом он покраснел, словно сказал опасную вещь и тем сделал глупость. Лицо его снова стало замкнутым. Карета пропыхтела к гаражу, который, очевидно, находился за виселицами, под низкой широкой аркой.
Руиз пожал плечами и понес свой мешок к дверям — вероятно, это был вход для прислуги.
— Привет, — сказал он горбуну.
Горбун наклонил голову, широко открыл дверь и жестом приказал Руизу следовать за собой. Руиз подумал, что горбун не умеет говорить.
Они прошли через темный холл к узкой лестнице. Управляющий зажег свечу и пошел впереди Руиза по лестнице, которая изгибалась и извивалась самым причудливым образом. Они прошли множество крохотных лестничных площадок. Окон нигде не было. Наконец они пришли на тот этаж, где предстояло разместиться Руизу, и управляющий отомкнул и дверь на лестничную площадку, и дверь в комнату Руиза, которая оказалась маленькой и промозглой. Внутрь Руиз зашел весьма неохотно. Вероятно, Лорд Бринслевос держал своих гостей в вертикальной тюремной башне. Высоко в стене узенькое окошечко-щелка пропускало солнечный луч. Простенькая кровать с веревочным матрасом, ночной горшок, умывальник и потрепанное клетчатое одеяло составляли убранство комнаты. Руиз вздохнул. Денклар и его «Приют Денклара» показались ему задним числом убежищем комфорта и безопасности. По крайней мере, подумал Руиз, комната относительно сухая, и никаких крупных грызунов или насекомых видно пока не было.
Горбун беззубо ухмыльнулся и, поклонившись, вышел. Он закрыл дверь, и секундой позже Руиз услышал лязг ключа в замке. За ним последовал еще один звук, потише, когда управляющий запирал дверь на лестницу. Замки были своеобразным утешением. Они недолго устоят против орудий Руиза, если ему понадобится выйти отсюда, но они успокоили его относительно его собственной безопасности, по крайней мере, на время.
Он устало опустился на веревочный матрас и стал оценивать свое положение. Он не мог стряхнуть с себя дурные предчувствия, хотя, думал он, это вполне понятно, при таких-то условиях. Он был в руках человека, который, очевидно, не знал границ своим капризам, никакого ограничения своей власти, — а это никогда не бывает здравой ситуацией. Вдобавок, Руиз все еще чувствовал себя не в своей тарелке, из-за того, что Фараон был чужим миром, а он лично не совсем уверенно вжился в свою роль.
Он улегся на койку, сосредоточив внимание на грубом камне потолка. Он надеялся, что Бринслевос соблюдал местные фараонские обычаи, которые признавали за продавцами змеиного масла большие права на эксцентричное поведение, чем за остальными низшими кастами. Он надеялся достаточно развлечь Бринслевоса, чтобы избежать его неудовольствия, но в то же самое время ему нельзя стать настолько притягательным для Лорда, чтобы тот предложил бы ему постоянное место в своем владении. Мысль о том, что придется оставаться здесь долгое время, наполняла унынием, поэтому он отбросил ее в сторону и вместо этого сосредоточился на том, как ему поймать браконьеров.
По всему Фараону труппы фокусников соревновались в поисках славы и ради «вознесения в землю Вознаграждения». Вознесение — это была фараонская интерпретация того, что происходило, когда бригада по сбору урожая забирала труппу, готовую к тому, чтобы ее забрали. Об этом обычно докладывали наблюдатели Лиги, следящие, когда появится такая труппа. Избранной труппе обычно позволялось дать одно последнее представление, которое почти всегда принимало форму одной из гигантских религиозных мистерий, называемых Искуплениями, во время которых жертва, обычно — осужденный преступник, отдавалась в распоряжение искусных фокусников-палачей. Немедленно по окончании пьесы лодка-ловушка, принадлежащая Лиге, — ее делали невидимой с помощью пангалактической технологии — вступала в действие и забирала труппу. С точки зрения зрителей происходило чудо.
Религия процветала на Фараоне, как и на большей части низко развитых миров — поставщиков рабов, которые принадлежали Лиге. Лига считала эффективным и легким эксплуатировать религиозные импульсы рабских миров, воистину, нет лучшего способа скрыть следы своей сомнительной деятельности. На Кардуне, откуда Лига экспортировала поразительно прекрасных женщин, самые красивые выбирались на крупных религиозных праздниках, а потом их приносили в жертву богам. Этот процесс состоял в том, что их грузили в лодки и посылали их по подземной реке. Персонал Лиги выхватывал жертвы из их лодок как раз в тот момент, когда река исчезала в огромном подземном сифоне.
На Мортадиндере, знаменитом качеством своих гладиаторов, мужчины и женщины соревновались между собой за милость богов, играя во множество разнообразных смертельных игр. А выжившие становились святыми — а потом продуктом, товаром, отправляемым на рынки пангалактических миров, которые разрешили у себя такие кровавые развлечения.
На Скарфе ученые пытались превзойти друг друга в интеллектуальных занятиях, ради славы богов. Самые совершенные отправлялись в монастыри на высоких скалах, из которых никто не возвращался, поскольку монастыри были базами для занесения ученых в каталог, а затем переправки на рынок.
На Фараоне гораздо большее, нежели религия, заставляло фокусников подниматься на вершины своего искусства. Те фокусники, которые не были настолько блистательными, чтобы завоевать вознесение в Землю наград, но все же были способны на постоянное разнообразие и высокий уровень своих представлений, могли подняться вверх сквозь весьма жесткую в остальных случаях кастовую систему, они могли даже получить статус аристократов. Любой человек, даже крестьянин, мог пробовать себя в ремесле фокусника и стараться добиться успеха.
Проблема, над которой бился Руиз, состояла в отборе. Если учесть, что на Фараоне каждую неделю бывает до дюжины представлений высокого класса, как ему было найти одно, то, которое выберут браконьеры? Предположительно, у браконьеров были какие-то возможности выбирать самые лучшие труппы, которые пока еще не были предназначены к захвату. Лодка-ловушка Лиги никогда еще не вступала в конфликт с лодкой браконьеров. Вероятно, структура Лиги на местах была пронизана людьми, которые охотно сотрудничали с браконьерами.
Руиза это очень беспокоило, поскольку он не мот прийти ни к какому решению, пока веки его не отяжелели, а мысли не расплылись в отрывочные спекуляции. Наконец он уснул.
К тому времени, когда Руиз проснулся, солнце ушло из высокого окна. Позже горбун принес ему еду, которая была заметно менее приемлема, чем еда в «Приюте Денклара». Руиз стоически ел. Много позже он снова провалился в неспокойный сон.
Еще один человек в пышном и ярком наряде продавца змеиного масла прибыл в Стегатум на закате и пришпоривал свое верховое животное по песчаным улицам. Усталый зверь шел спотыкающейся рысью. Он остановил свое животное возле «Приюта Денклара» и воплем позвал мальчишку-конюха. Мальчик появился почти немедленно и увел зверя в сарай.
Человек протолкался в дверь общего зала, задев плечом пару выходящих крестьян, которые злобно уставились ему в спину. Человек же подошел к бару и заказал Денклару кружку пива. Денклар услуживал ему с необыкновенной готовностью и радостью, потом оглянулся, чтобы проверить, не стоит ли кто возле бара.
— Что привело тебя в Стегатум так скоро, Анстевик? — спросил Денклар тихим голосом. — Я уж и не ждал увидеть тебя раньше, чем через три месяца.
Анстевик ответил Денклару испытующим взглядом, что заставило трактирщика слегка отпрянуть.
— Дела.
Он опрокинул кружку, выливая пиво себе в глотку, а потом громко рыгнул. Он наклонился вперед и обратился к Денклару доверительным шепотом:
— Я займу свою обычную комнату, если есть такая возможность. Ты придешь повидаться со мной попозже, когда никто не свяжет твое отсутствие со мной.
Денклар кивнул, и секундой позже человек ушел, оставив после себя вонь немытого тела и вспотевшего верхового зверя.
Спустя час, когда самый спрос на ужин несколько прошел, Денклар вернулся в самое старое крыло трактира, где его поджидал Анстевик.
Он сидел на кровати, курил трубку нерафинированного серого масла, которое относилось к самым дешевым и грубым сортам. Его узкие глаза бегали и поблескивали от видений, и Денклар слегка испугался. Анстевик всегда казался ему самым непредсказуемым из всех агентов-внедренцев, которые приезжали с визитами, чтобы собрать сведения у местных резидентов.
— Ты сказал, дела? — спросил Денклар, стараясь убрать из своего голоса всяческие следы насмешки.
— Да, — медленно ответил Анстевик.
Глаза его сосредоточились на Денкларе в первый раз, и Денклару стало еще страшнее. Что Анстевик собирался делать, если на его лице застыло такое странное выражение? Это было лицо человека, который рассматривает мертвую рептилию, которая вызвала его любопытство. На какое-то головокружительное мгновение Денклару почудилось, что агент пихнет его палкой, чтобы увидеть рану, убившую гада.
Денклар встряхнулся. Сумасшедшие мысли! Анстевик был человек грубый, пристрастившийся к змеиному маслу, и, вероятно, к еще более пагубным порокам, но, невзирая на все это, он был из пангалактики и служил в Лиге. У Денклара не было ни одной насущной причины подозревать его в бесконтрольной агрессии.
— Чего ты хочешь? — спросил Денклар, его беспокойство заставило его говорить резко.
Странные глаза Анстевика затуманились, и он посмотрел в сторону.
— Я охочусь за человеком.
Взгляд его метнулся назад, на Денклара, и он уставился на трактирщика с горящим напряжением во взгляде.
Денклар немедленно подумал про Вухийю, Сверхфактора, который нынче утром отправился во Владения Бринслевоса. Однако он быстро прогнал эти мысли, вспомнив, как Сверхфактор настаивал на секретности.
— Вот как? И за кем же?
Анстевик улыбнулся со странно двусмысленным выражением на лице, а потом снова отвел глаза.
— Не стоит тебе забивать этим голову.
Денклар услышал эти слова с глубочайшим облегчением и немедленно в них поверил.
— Ну что же, если я смогу помочь…
— Разумеется. Но на сегодняшний вечер и ночь, единственное, о чем я тебя попрошу — это держать от меня подальше твоих деревенских дурачков, — Анстевик провел рукой по своему гладко выбритому черепу и хихикнул. — Я должен ехать быстро, и поэтому у меня нет времени продавать змеиное масло. Если кто будет спрашивать, скажи, что я еду не продавать, а покупать.
— Да, с этим не будет сложностей, — сказал Денклар, заставляя свой голос звучать уверенно и радостно. — Нам с этим повезло. Еще один продавец змеиного масла проезжал тут и пробыл пару дней. Он уже обчистил все денежки, прежде чем Бринслевос вызвал его во Владения.
Анстевик встал и похлопал Денклара по плечу.
— Что, жалко несчастного головастика? Когда он отправился во Владение?
Денклар нервно рассмеялся.
— Как раз сегодня утром.
Он сам удивился, что вообще упомянул Сверхфактора. Видимо, он очень хотел проявить дружелюбие к Анстевику, подумал он. Ему снова стало не по себе. Но он стал убеждать себя, что, если Анстевик и вправду искал Сверхфактора, то про то, куда он делся, ему мог сказать любой любитель выпить, который приходил в бар. Даже хорошо, что так получилось. Анстевик не сможет его упрекнуть в том, что Денклар не хотел с ним сотрудничать — просто Денклар вел себя тактично и осторожно. Чтобы сменить тему, он сказал:
— Насколько я помню, у тебя с Бринслевосом никогда не было никаких проблем.
Анстевик дружески стиснул его за плечи, отчего кости в плечах Денклара болезненно затрещали.
— Ты прав. Бринслевос и я всегда замечательно ладили. Это потому, что мы два сапога пара. Тебе не кажется?
На этот вопрос, казалось, не было нейтрального ответа, поэтому Денклар мотнул головой и уклончиво хихикнул.
— Ладно, теперь мне обязательно нужно немного отдохнуть, — сказал Анстевик. — Но у меня и для тебя кой-чего есть.
Отпустив Денклара, он подошел к своему седельному мешку, который висел на гвозде. Он немного покопался там и вытащил маленький пакетик.
— На, вот тебе, — сказал он, протягивая его Денклару.
Денклар развернул его, обнаружил там черную информационную полоску, одну из тех, которые Лига запрещала своим локальным агентам иметь при себе. Сенсорная порнография, закодированная на полоске, была единственным пороком Денклара, от которого он не мог отказаться, и он благодарно улыбнулся Анстевику, который был его единственным поставщиком свежего материала. Анстевик много лет назад подарил Денклару контрабандно привезенный проигрыватель-сенсор. Денклар сам считал свой порок единственной вещью, которая делала его пребывание на Фараоне сносным.
— Самый последний и крутой фильм с Дильвермуна, — сказал Анстевик. — Теперь дай мне отдохнуть. Мне надо быть в пути через час-два, хотя не исключено, что ты снова меня скоро увидишь… А может, и нет.
Убийца Анстевик снова наполнил свою трубку, когда толстый трактирщик ушел. Положение вряд ли могло быть больше ему по вкусу, чем сейчас. Бринслевос был печально знаменит своей вспыльчивостью. Кто станет подозревать Анстевика в том, что он замешан в смерти Сверхфактора? Как-нибудь он накажет трактирщика за то, что тот небрежен и не помог ему как следует, но не сегодня.
Денклар, к сожалению, должен будет еще пожить на этом свете. Когда Сверхфактор встретит свою кончину, будущие следователи не должны будут найти никаких дополнительных насильственных смертей, чтобы они не смогли связать их с гибелью важного агента. Они могут расспрашивать Денклара, но трактирщик постарается скрыть визит Анстевика, чтобы, не дай бог, следователи не пронюхали про контрабанду. А через несколько месяцев Анстевик вернется в Стегатум и срежет вот эту оставшуюся нить, которая может привести к нему.
Масло показывало ему приятнейшие видения — ножи раздирали нежную плоть животов, гарроты врезались в мягкие шеи, почерневшее лицо трактирщика застывало в ужасе и изумлении. Он наслаждался этой весьма приятной картиной несколько минут, пока его трубка не погасла и не остыла.
Потом он собрал свои пожитки и пошел в конюшни.