Освободитель (№1) - Контракт на Фараоне

— Когда мы дойдем туда, куда направляемся? — спросила она.

Охранники не обратили никакого внимания на ее слова, и она стала подозревать, что они не понимают ее языка.

Она поражалась тому, как охранники находят дорогу по лабиринту. Тут было столько поворотов и развилок. Огромное количество и разнообразие существ, которых она видела, указывало на то, что рабские казармы кипели деятельностью. Но в коридорах она не видела никого, за исключением того момента, когда они остановились на пересечении трех коридоров, чтобы дать скованной цепи пленников и их охранникам пройти. Цепь состояла из дюжины или около того прекрасных женщин, великолепно подобранных по внешности, скованных цепью шея к шее. На них были только коротенькие юбочки из серебристых металлических чешуек и больше ничего. Женщины по виду принадлежали к человеческому роду. Их кожа была бледно-зеленого оттенка, молочного цвета волосы длинные и подобранные в сложные косы. Их широкие лавандового цвета глаза смотрели на Низу, словно она была каким-то уродом.

Низа остро почувствовала, как деморализует ее грязная рубаха из мешковины и влажные спутанные волосы, и она было потупилась от стыда, но она все-таки была дочерью Царя Царей — воскресший феникс — и ее подбородок гордо вздернулся. Она уставилась в глаза этих странных женщин, сложив губы в самую презрительную улыбку, которую смогла изобразить.

Через несколько минут женщины пропали в глубинах коридора, а Низа и ее охранники пошли дальше.

Наконец они подошли к длинной стене, снабженной множеством дверей. Когда они подошли, одна из дверей отошла в сторону, обнажив очень маленькую комнатку. Низа не могла себе представить никакого объяснения тому, что она должна войти туда вместе с Пунгами-охранниками, и она отпрянула на своей привязи, дергая за тонкую прозрачную нить рукой.

Охранник покрупнее снова показал ей свои кошмарные зубы в ухмылке и жестом приказал войти. Низа упрямо потрясла головой.

— Пожалуйста, — сказала она, — зачем нам туда входить?

Охранник тяжело и громогласно вздохнул и схватил ее за руку. Без малейшего усилия он впихнул ее внутрь. Когда туда же втиснулся и второй охранник, дверь захлопнулась.

Низа чуть не заскулила, но подавила в себе все звуки. Чужой запах охранников усилился в замкнутом помещении. Внезапно она почувствовала, будто падает, и тогда стон все-таки вырвался из ее стиснутых губ. Но она заметила, что охранники по-прежнему невозмутимы. Поэтому она решила, что немедленная смерть ей не угрожает.

Тут же лифт замедлил падение и остановился, и это ощущение было почти таким же неприятным.

Дверь отошла снова в сторону.

Ее первой мыслью было то, что каким-то волшебным образом ее перенесли в гарем ее дядюшки Шиманеха, место, где она побывала не раз, переодевшись посетительницей из провинции.

Потолок был низкий, словно он хотел сконцентрировать и собрать все запахи удовольствия. Низа вдыхала десятки тонких ароматов, сладкое вино, пряный дым, глубокий запах разгоряченных страстью человеческих тел. Комната была огромна. С каждой стороны она видела стены, но противоположная стена комнаты терялась во мраке.

Низа увидела похожие на гарем предметы роскоши: глубокие ковры из мягкой ткани, подсвеченные блеском драгоценных металлов и редких камней, все должно было радовать прикосновение так же, как и глаз. Мебель была самая странная: тут диван с ножками в виде раздвоенных копыт, там причудливая розетка в виде параграфа с подушками змеиной кожи. Она осмотрела стул со странными подлокотниками черного дерева — младенцы-вампирята, с растянутыми крохотными ртами, длинными клыками, видными в ухмылке. Низа передернулась и оглянулась.

Где-то вдали и очень тихо играла негармоничная музыка. Кроме этого, все было тихо.

Но, если в том месте была заметна атмосфера, такая знакомая и понятная, связанная с предназначением этой комнаты, были в ней и незнакомые вещи, которые потрясали ее какой-то зловещностью, чужеродностью, вещи, которые она едва могла воспринимать. Например, вместо эротических статуй, которые так любил Шиманех, в нишах извивались странно поблескивающие тени, бледно-голубые, прозрачные, сплетенные в почти застывшем сексуальном экстазе, но все-таки движущиеся замедленными движениями. Казалось, что в нишах вдоль стен занимаются любовью призраки.

И свет. На Фараоне самый яркий свет, единственный, кроме естественного пламени, исходил от газовых рожков, которыми освещался дворец ее отца и несколько храмов побогаче. Но здесь были источники света всех цветов и насыщенности, крохотные цветные огоньки везде были прикреплены к панелям, были огромные шары мягкого пастельного свечения, ослепительные пятна белого каления.

Она и Пунги казались единственными обитателями этой огромной комнаты.

Охранники подвели ее к высокому креслу, которое было обито бледно-коричневой кожей. Они прикрепили ее привязь к крепкому железному кольцу, которое было впаяно в подлокотник кресла, и оставили ее, вернувшись в маленькую комнатку. Тот, что покрупнее, помахал ей дружелюбно рукой, и она помахала ему в ответ. Она почти жалела о том, что они ушли.

Она сидела одна в этом кресле, как ей показалось, около часа. Страх ее постепенно заменился скукой. Она с интересом осматривала свое окружение. Глаза ее присматривались к узору тиснения на коже кресла. Чуть позже она сообразила, что это татуировки. В следующий миг она узнала узор, очень любимый горцами, которые жили на провинциальном плато к северу от столицы, и она сообразила, что за зверь дал свою шкуру для обивки этого кресла. Неожиданно прикосновение его стало для нее чем-то грязным и невыносимым, и она встала возле кресла, оставаясь привязанной к нему.

Наконец за ней пришла женщина. Она была колоссальная — высокая, толстая и мускулистая, с огромными торчащими грудями и широченными бедрами. На женщине было одеяние из прозрачного шелка и высокие до колен сапоги из кожи, сверкавшие отполированной чернотой. Единственное, что в этой женщине было маленьким — это ее лицо, черты ее были собраны вместе в маленький кружок в огромном пространстве жира. У нее была гримаса кокетливого и жеманного безумия, и она, грубо дернув за поводок, который был прикреплен к шее Низы, повела ее в глубь комнаты.

У противоположной стены, на кушетке, заваленной бархатными подушками, ждала Кореана. Она была обнажена до пояса, ее массировали два гладких существа неясного вида, о которых трудно было сказать, насколько они принадлежат к человеческой расе.

Чудовищное насекомое стояло возле нее, чуть позади, в темноте между двумя источниками света, неподвижно, словно статуя. Великанша отстегнула ее поводок, и Низа потерла уставшую шею.

— Подойди сюда, — сказала женщина голосом, как музыка.

Она улыбнулась, и Низа подошла поближе, как сомнамбула. Она остановилась так, что женщина могла ее коснуться.

Кореана похлопала по подушке с собой рядом, приглашая ее садиться. Существо справа от нее зашипело, и Низа увидела, что они были какими-то странными существами, полукошками-полулюдьми. Их лица были укорочены, носы казались черными пуговками, а зубы были белы и необыкновенно остры. Блестящий короткий белый мех покрывал их обнаженные, без какой-либо одежды тела, если не считать того, что шерсти не было на мордочках и розовых ладонях.

Озабоченное выражение появилось на лице Кореаны, и она сделала жест, желая прогнать существа. Немедленно два прислужника улизнули прочь, казалось, они просто стекли с кушетки. Низа услышала тихое рычание, когда одно из существ проползло возле нее, и увидела небрежную холодную ненависть в его глазах.

Низа упала на мягкие подушки, и Кореана подвинулась, освобождая ей место. При близком рассмотрении красота Кореаны показалась еще более ослепительной. Казалось, кожа у нее совсем без пор, у нее был шелковистый блеск, Низе даже захотелось дотронуться до нее, чтобы почувствовать на ощупь такое необыкновенное чудо.

— Низа, — сказала Кореана, — я даже не могу сказать тебе, как я счастлива тебя видеть. Ты знаешь, ты первый феникс, которого я вижу.

Низа ничего не могла ей ответить. Духи Кореаны были очень тонкими, словно теплый призрак запаха, такой притягательный, что Низе захотелось зарыться носом в плоть Кореаны, чтобы найти, где этот восхитительный запах был сильнее всего. Перестань, сказала она себе. Неужели ты так ничего и не поняла и ничему не научилась?

— Так вот, ты первый мой феникс. Я видела много разных трупп с фениксами, но ни один из них не оставался в живых и не воскресал. — Кореана снова улыбнулась, показывая маленькие острые зубы. — Но если бы они мне и встречались бы, они не понравились бы мне так, как ты. Фломель очень много говорит о тебе. Что ты была дочерью короля, или там царя. Что ты самый прекрасный феникс, с каким он когда-либо работал, такая величественная, такая прекрасная. Ты полна такого отважного смирения, которое так много значит для тех, кто понимает в пьесах с фениксами толк.

Казалось, Кореана произносит заранее тщательно подготовленную речь, хотя ее голос не поднимался выше доверительного мурлыканья.

Низа ответила только на один странный момент в этой речи.

— Я единственная — кто выжил? Почему же это? Вухийя говорит… — она запнулась, понимая, что вступает на скользкую почву.

Кореана наклонилась вперед, так что одна небольшая белая грудь коснулась руки Низы в тонкой ласке.

— Вухийя говорит?.. — подбодрила Кореана. — Продолжай, Низа.

— Вухийя — это тот человек, который заботился обо мне, когда я была больна, — уклончиво ответила она.

— Да?

— Так вот, он сказал, когда я спросила его, почему я жива, почему шрамы исчезают, он сказал, что, наверное, тут очень хорошие доктора. Это правда? — Низа стала спокойнее. — И еще, вы не могли бы сказать мне, где?

Кореана откинулась назад, гримаса раздражения исказила ее совершенные черты. Это длилось только секунду, но Низа уже не была в восторге от красоты Кореаны.

— Постой, на твои вопросы я буду отвечать по очереди, Низа. Да, у нас тут хорошие доктора, но большинство фениксов попадало к нам, когда они уже умерли. Может быть, бог оказал тебе особую милость. Может быть, так оно и есть. Или, может быть, у тебя была какая-то особая сила, или помощь, которой у них никогда не было, скажем, спрятавшийся где-то друг. Как ты думаешь?

— Я об этом стараюсь вообще не думать, если возможно, — честно сказала Низа.

Кореана рассмеялась тихим выученным смехом.

— Да? Ну вот, ответ на твой второй вопрос, это Суук, плато Баргерелл Квартиры Черной Слезы, мои апартаменты. — Пауза. — Моя кушетка, — сказала Кореана.

— О-о-о-о, — сказала Низа. Многое из того, что говорила Кореана, для нее вообще не имело смысла. — Я никогда не слышала про Суук. Это далеко от Фараона?

В детстве у Низы была постоянная спутница, старая женщина, которая ухаживала за ней, дула на ее ушибы, успокаивала, когда кто-нибудь ее обижал, рассказывала ей фантастические истории про волшебные земли, которые поднимались высоко над парами Ада, далеко над их обитаемым миром.

— Да, далеко. Теперь скажи мне: кто такой этот Вухийя? Что он за человек? — Кореана придвинулась поближе, и Низа почувствовала, что ее интерес еще более возрос. — У него есть какие-то предположения относительно тебя или меня?

— Он тебя не упоминал. Собственно говоря, он очень мало рассказывает, поэтому я не знаю, что я могу тебе рассказать, — Низа остановилась, посмотрела в глаза Кореаны и увидела там недоброе предостережение. Низа испугалась и заговорила дрожащим голосом: — Вухийя очень силен. Он изуродовал Касмина, надзирателя, очень страшно, когда Касмин хотел меня убить. А Касмина все считали очень сильным человеком. Говорят, на Кровавом Празднике он прошлой весной убил троих человек.

У Низы вдруг появилось страшное чувство, что она предала этого странного человека, который так страстно и чудесно любил ее в ванной.

— Но он не прикончил Касмина, хотя Касмин был совсем беспомощный.

— Ты считаешь, он милосердный? — спросила Кореана.

— Меня он пожалел, — ответила Низа.

— Это, как я думаю, только одно из многих чувств, которые он к тебе испытывает, — сказала Кореана. Она снова рассмеялась и пододвинулась еще ближе, пока не прижалась к Низе. Дыхание ее отдавало пряностями. — Тебе понравилось купаться? — спросила Кореана.

Низа не знала, что ей ответить, но почувствовала, как краска заливает ей лицо. Кореана взяла ее за подбородок и повернула голову Низы, пока Низа не смотрела прямо ей в глаза, которые били Низу в самое сердце, как голубой металл. Кореана поцеловала ее, губы ее были такими сочными и мягкими, поцелуй — легким жгучим прикосновением.

— Все же на тебе немного остался вкус смерти, Низа, — сказала Кореана. — Но это даже хорошо. Для меня это сладкий вкус.

Совершенное лицо Кореаны все еще было таким прекрасным, что от него захватывало дух, — и это, подумала Низа, было самым непонятным и страшным в ней.

Кореана отодвинулась и дала знак великанше.

— Забери мою гостью в приготовленные для нее апартаменты и дай ей раба, чтобы прислуживал ей во всем, в чем понадобится.

Великанша потянулась к нейронному кнуту, но Кореана нахмурилась и сказала:

— Ей это не понадобится.

У стены Руиз ждал в ночи, когда произойдет сбой в защитном поле. Он ждал и задумчиво крутил в пальцах крюк. Он невольно думал про Низу, которая уже причинила ему столько хлопот, и которая теперь, попав за пределы его досягаемости, продолжала по-прежнему так беспокоить его. Рассудочные существа — такие, как Руиз Ав, строили свои привязанности на рациональных мотивах: интеллект, общность интересов.

И вот он сидел и грезил о женщине с такой планеты, которая при невероятном везении и еще тысяче лет осторожного проникновения земной технологии могла бы претендовать на то, чтобы получить место среди наименее развитых планет пангалактической культуры. От этого становилось обидно.

В своих самых мрачных мыслях Руиз Ав начинал беспокоиться, что стал не лучше любого дурака-романтика.

Защитное поле сбилось и погасло, оборвав его фантазии и мысли, и Руиз встал. «Ну, пора!» — подумал он.

Он закинул крюк на стену, и тот плотно сел на ее вершину; с крюка, покачиваясь, свисала веревка. Он несколько раз дернул. Крюк сел крепко, и он быстро стал карабкаться по стене. Наверху он уселся на стену верхом и сорвал крюк. Пока отрывал крюк от стены, он на секунду оглянулся, и сердце его упало. Казармы были огромные, покрывали тысячи гектаров. И самое худшее было то, что внизу не было коридора, просто еще один загон в форме чаши, гораздо крупнее, чем загон фараонцев, а в центре его было озеро, сиявшее мягким голубым светом.

— А, ладно, — сказал он.

Он остро ощущал холод провода защитного поля между ног. Он решился, перекинул ногу на другую сторону, сорвал крюк со стены и свалился с нее в странный загон.

Это было долгое падение, но он погасил падение тем, что покатился по травянистому газону. Укрепленные кости его ног погасили силу падения. Когда он наконец остановил свое качение по траве, Руиз услышал шипение и треск вернувшегося защитного поля.

Он скорчился под низеньким кустом. Загон был зеленый и травянистый, в темноте вовсю пели ночные птицы. Куст, под которым он присел, был усыпан крохотными белыми цветочками, а когда он задел ветку, от цветов запахло корицей и яблоками. Он долго и терпеливо ждал, пока не уверился окончательно, что на его внезапное появление нет никакой враждебной реакции. Он посмотрел на защитные поля, которые окружали его новый загон, и к своему разочарованию убедился, что они были в полном порядке. Он только надеялся, что оттуда мог быть еще какой-нибудь выход.

Наконец он подобрал свою веревку и спрятал ее в душистом кусте. Затем пошел вниз по склону холма к центру загона.

Деревья, которые покрывали верх склонов, были похожи на парковые, они были тщательно ухожены и подстрижены, и среди них было легко идти даже в бледном звездном свете. У Суука не было лун, разве что можно было считать за луны бесчисленные крохотные блестки орбитальных станций шардов, платформ с оружием, которые поддерживали своеобразные законы Суука.

Руиз двигался аккуратно, осторожно, производя меньше шума, чем случайный легкий ветерок, который шевелил листву. У деревьев, как заметил Руиз, были листья с легким металлическим блеском, поэтому, шевелясь на ветру, они отбрасывали кругом множество звездных искорок. Это было очень красиво. Лесок производил на него успокоительное, усыпляющее действие, и Руиз полагал, что подземные генераторы гармонии слегка искажают его восприятие. Если технология системы безопасности соответствовала изощренности его конструкции, то Руиза уже, вероятно, обнаружили. Но Руиз крепился и двигался дальше. Казалось, Пунги вели тут неприхотливую и несложную работорговлю. Возможно, что эта неприхотливость распространялась на меры безопасности, которая была на их ответственности, а не на совести того, кто сдавал эти казармы в аренду.

Когда он подошел к озеру, деревья уступили место саду весьма не классического стиля, скорее, деревенскому. Однако он содержался безукоризненно. Тут он услышал голоса и как можно скорее спрятался за ближайшую статую, которая изображала обитателя Корвуса, вырезанного из какого-то черного камня. Крылья статуи опали в жесте покорности и поражения, дав Руизу прекрасное убежище для подглядывания и подслушивания.

Из темноты сада перед ним появились две фигуры. Они шептались друг с другом, гуляя по дорожке белого камня, и Руиз увидел, что это мужчина и женщина, переплетенные в любовном объятии. Мысленно Руиз подгонял их, чтобы они прошли мимо его укрытия. Как назло, они уселись на скамейке перед статуей, где спрятался Руиз.

— Честно говоря, — сказала молодая женщина, — твоя подруга — чудо Септы. К ней все питают такое сострадание!

— Почему сострадание? Она частичка души моей, — поддразнивал молодой человек. Голос его звучал легко и весело.

— Пародия, а не женщина. О чем только Септарх думал, когда назначил ее твоей парой? Она убога, волосы у нее торчат клочьями, как у морского ежа колючки, она пляшет фульгуру, как лягушка в сапогах.

Юноша рассмеялся.

— Твои высказывания такие красочные. Но в какой-то степени я вынужден согласиться. Наверняка ты гораздо лучше оценишь некоторые мои качества, чем она когда-либо сможет это сделать…

— Да…

В течение нескольких минут Руиз был вынужден слушать, как проходит кульминация их ухаживания. В какой-то момент они скатились со скамейки в траву, потом уснули.

Руиз задумался. Их одежда соблазнительно лежала, раскиданная на ближайших кустах. Его собственная грубая рубаха наверняка бы привлекла внимание в центре загона, который уже перестал казаться ему похожим на рабский. Он быстро стянул рубаху. Крадучись, он собрал одежду молодого человека и вскоре был вполне прилично одет, хотя куртка была тесна в плечах, а штаны коротковаты. Широкая бархатная шляпа покрывала его бритую голову, прикрывая тем самым и побледневшие татуировки Руиза.

Руиз глубоко вздохнул и двинулся к берегу озера.

Над ним, невидимый в мягкой тьме, следовал шарик-шпион Кореаны.

20

Кореана со всем вниманием устремила взгляд на экран монитора, куда шарик-шпион передавал сведения. Она смотрела, как Руиз собрал одежду храпящего любовника, и рассмеялась.

Возле нее пират-киборг Мармо покоился на своем летающем пузыре, и, казалось, не обращал ни на что внимания. Но когда Руиз, обряженный в свои краденые обновы, повернулся к озеру, он заговорил:

— Ты уверена, что это разумно? Ты же знаешь, как серьезно относится Лорд-Кормилец Преалл к своему маленькому мирку. Он очень расстроится, если твой неизвестный повредит что-нибудь.

Кореана неотрывно следила за тем, как Руиз шел по саду.

— Плевать я хотела на Преалла. Кроме того, Преалл меня боится, как и следует быть. Если даже твой неизвестный возьмет кувалду и разобьет Теру, отравит морские лужайки, поймает в сети лапочек Преалла и повесит их всех на крюках головой вниз, заберет голографии для своих домашних и напишет на всех стенах: «Это сделала Кореана!» — и то Преалл не скажет мне ни слова. А если и скажет, то я велю ему пожаловаться Пунгам. В конце концов, это они распоряжаются казармами. Это они следят за защитными полями.

— Да, ты права, — сказал Мармо. Его вокодер был настроен на шепот. Он выпятил губы.

На экране Руиз осторожно проскальзывал между прибрежными кустами у озера.

— Посмотри, Мармо. Правда же, он похож на элегантную змею? — улыбнулась Кореана.

— Он мне не нравится. Ты же знаешь, что он — тот самый человек, который спас феникса от этой деревенщины. Почему ты не расправилась с ним тогда? Заморозить его, отправить его куда-нибудь с Суука, туда, где никто и никогда не найдет его, это же всегда прежде срабатывало.

— Да, Мармо, но что, если он слишком быстро действует для нас? Что, если он сможет умереть, прежде чем мы его заморозим, и выслать сигнал? Что тогда? — она пожала плечами. — И, во всяком случае, забавно за ним наблюдать.

Последовало неловкое молчание. Кореана знала, что она пытается относиться к незнакомцу осторожно. Если он был Агентом Лиги, что казалось вполне вероятным, существовал весьма ощутимый шанс, что он был снабжен смертной сетью. Если она решила бы просто убить этого человека, результат мог бы оказаться фатальным для нее самой. В момент смерти поток данных затопил бы сферу тахиона, который немедленно бы активизировался под влиянием смертной травмы мозга. Взрыв данных немедленно бы донесся до Лиги, передав местоположение неизвестного и обстоятельства его смерти.

Но существовали и сомнения относительно того, что он был действительно агентом Лиги. То, что неизвестный действовал в стиле Дон-Кихота, было весьма странно. Или же неизвестный был наглым невеждой, склонным совершать грубые ошибки и не понимающим всю серьезность своего положения, или же он совсем не был невеждой, а просто был абсолютно уверен в себе, настолько, что мог позволить себе бросить в лицо своим похитителям факт воскресения феникса. По крайней мере, было неприятно сознавать, что неизвестный так долго сопротивлялся парализующему полю, что смог сперва прикрепить медицинскую прилипалу к шее феникса. Она всегда считала, что подобное невозможно. Разумеется, она заплатила очень дорого за технологию, по всем данным, самую новейшую, которая должна была пробить даже самые крепкие системы тренированных или специально укрепленных рефлексов. Эти сомнения заставляли Кореану воздержаться от поспешных действий, пока она не разберется в ситуации получше. Поэтому она расставила свои ловушки и теперь смотрела, ожидая, что неизвестный откроет, кто же он на самом деле.

Если дело обернется так, что он просто прекрасный хищник, тогда он был ей нужен. Она могла бы устроить ему прокачку мозгов, и в конце концов он перестал бы быть опасным для нее. А тогда она навсегда бы присоединила его к своей коллекции красивых вещей.

Руиз достиг берега. Посмотрев в воду озера, он увидел там сказочную страну, мечту любого поклонника моря, фантастический город под водой, который сиял из зеленовато-голубых глубин. Город был построен по причудливому плану, со сложными балконами и шпилями, сложен из какого-то прозрачного камня, в котором светился внутренний свет.

У этого города был какой-то неуловимо заманчивый и притягательный вид, что Руиз приписал генераторам гармонии. Руиз почувствовал сильнейшее желание присоединиться к оргиям, которые бушевали в павильонах, дворах и башнях погруженного в воду города. Человеческие фигуры плавали далеко внизу, лениво перелетая от одного сияющего здания к другому.

Руиз почувствовал волну оптимизма. Если можно было полагаться на внешние признаки, он случайно наткнулся на игровую площадку какого-то состоятельного лица, который специально держал ее на Сууке для развлечения своего и своих гостей. Побег отсюда был бы возможен, поскольку туда и обратно двигалось множество народу.

Руиз исследовал поверхность озера, у которого был вид плотный, скользкий, неводянистый. Он кивнул головой, встал, потянулся и упал лицом вниз в озеро.

Как он и ожидал, он не намок. Не было даже всплеска. Поверхностный слой состоял из полуживого протеина, который обтек его и прильнул к его коже и одежде, предотвращая проникновение жидкости, которая не была водой и была перенасыщена кислородом. Руиз вдыхал, и протеин пропускал к нему кислород. Верхний слой обеспечивал выживание, комфорт и даже светские приличия: бархатная шляпа Руиза осталась крепко сидеть у него на голове. Жидкость давала Руизу небольшой запас плавучести, хотя и делала его весьма легким. В результате Руиз медленно плыл вниз, к городу. Жидкость была ровно настолько прохладная, чтобы это было приятно, хотя ему пришлось потратить несколько минут, чтобы привыкнуть к ощущению жидкости возле его тела. Это было похоже на странное скольжение тальковой пудры по коже.

Сквозь жидкость он мог слышать музыку. Дюжина небольших оркестров тихо играла внизу, и шепот и крики множества голосов странно разнился сквозь жидкость. Руиз подплыл к крупному павильону, направляя свое движение небольшими взмахами рук. Крыша павильона была сделана так, чтобы напоминать морскую звезду, и каждый небольшой луч крыши был украшен ярким огоньком. Огоньки пульсировали, то загорались, то гасли в такт музыке, которая звучала внутри.

Руиз опустился как раз возле балюстрады, которая обрамляла павильон и его танцевальную веранду, где несколько кружевных кабинок давали возможность уединиться усталым танцорам.

Он немного отдохнул возле веранды, глядя на танцоров. Они танцевали сложный танец, вращаясь с медленной грацией. Мужчины, все, как один, были залихватски хороши, женщины настолько же прекрасны, насколько и высокомерны. У всех выражение лица было настолько манерным, что впечатление было неприятным от их одинаковости, словно Руиз наблюдал всего одну пару в зале, полном зеркал, а не три десятка человек, которые заполнили куполообразное помещение.

Руиз узнал в этом руку Клева Суукского, мастера в искусстве зрелой культуры. Этот пример работы Клева, хотя, вероятно, не самый оригинальный его проект, был бы продан за очень высокую цену в дильвермунской Яме. Руиз подумал, уж не краденый ли это проект, потому что это могло быть единственным объяснением присутствия этого образца зрелой культуры в богом забытых рабских казармах. Он покачал головой. Зрелые культуры всегда настораживали Руиза, потому что он никогда не мог представить их себе твердо и ясно. Возможно, это происходило в силу неизбывного ощущения, что среди обитателей такой культуры, в которой искусственно внушенное поведение и мысли были опасно нестойки и хрупки, неконтролируемые человеческие черты людей могут вылиться в самые непредсказуемые поступки.

По крайней мере, то, за чем теперь наблюдал Руиз, явно было частью программы, внушаемой как раз самой культурой. Двое молодых людей в центре танцевальной фигуры, оба стремящихся произвести впечатление экстравагантностью жестов, случайно столкнулись локтями. Немедленно они повернулись лицом друг к другу, прервав гладкое течение танца. Музыка неуверенно затихла. Двое резко заговорили друг с другом, хотя Руиз и не мог разобрать конкретные слова. Прочие танцоры образовали круг, а потом и шар возле спорщиков, и по жадным выражениям лиц зевак Руиз догадался, что должно произойти, хотя все произошло очень быстро.

Оба в одно и то же мгновение выхватили из рукавов кинжалы, похожие на ивовые узкие листья, словно ими управлял один и тот же мозг. Первый удар и оборона были словно продолжением танца. Жидкость, в которой они плавали, придавала их движениям грациозность даже в поединке. Но тут же все закончилось, и победитель вытащил кинжал из горла побежденного. Небольшое кровавое облако выплыло из глотки упавшего, прежде чем связующий слой смог образовать капсулу вокруг него… Мертвец тихо плавал посреди стремительно пустеющего павильона.

Множество пар стремились выплыть наверх, и на их лицах Руиз прочел выражение неприкрытой похоти. Природа связующего слоя была такова, что в нем было неудобно совершать основные человеческие потребности, включая половые отношения. Это объяснялось тем, что связующий слой не пропускал негазообразные вещества. Вне сомнения, в городе существовали и открытые пространства с воздухом, но Руиз не мог отрицать, что освещенные звездами сады были привлекательнее.

Рука дотронулась до его рукава, и он обернулся, как только мог быстро, в связывающей движения жидкости.

Толстенький человек с хитрым оценивающим лицом плавал перед ним, всматриваясь в Руиза крошечными глазками.

— Вы тоже гость Лорда Преалла, а? — спросил человек, выпуская пригоршню маленьких пузырьков изо рта. Глазки его расширились, когда он заметил татуировки Руиза.

Руиз собрался с мыслями.

— Разумеется, — сказал он самым уверенным и авторитетным тоном.

Человечек расслабился, видимо, убедившись, что ни один раскрашенный дикарь не станет разговаривать таким высокомерным и уверенным тоном.

— Позвольте представиться, — сказал толстяк. — Я высокий Фактор Фхуниак Болард, со станции Мувера.

Руиз воскресил свое предыдущее воплощение, то, которое он использовал на своей печально закончившейся миссии на тронкмир.

— Юхи Нольто Маккиа, потомок Крюгер-Маккиев, — Руиз холодно улыбнулся. — Должен вам сказать, что на Крюгере у нас более занятные развлечения.

Крюгериты были печально известны своей кровожадностью, эксцентричностью, это была раса, которая не выносила, если кто-то вставал поперек дороги их капризам. Руиз прямо-таки видел, как колесики вертятся в мозгах Боларда. Толстячок подумал, что приглашать такого гостя было поразительной глупостью со стороны Лорда Преалла — весьма негостеприимно в отношении прочих его гостей, если уж быть откровенным. Но потом Болард решил делать хорошую мину при плохой игре. В конце концов, это было единственно возможное решение.

— Танцы, убийства, — должен признать, неловко получилось, — сказал нервно Болард.

— Вы хотите сказать, что прочитали мои мысли? — осведомился Руиз ледяным тоном.

— Я? Господь с вами, ваша светлость.

— Это хорошо. К танцам я отношусь прохладно. Но убийство может быть необыкновенно занимательным, если только оно совершается с умением и блеском.