5

Руиз провалился в мутные туманы ненаселенных низин, в ста километрах от края большого плато, на котором сумела выжить фараонская культура. Фараонцы называли земли, лежащие ниже туманов, Адом, и Руиз мог понять, почему. Температура в глубинах была чуть ниже точки кипения воды, воздухом невозможно было дышать, а животные, которые жили в Аду, были крепки, опасны и так страшны, как самые наиболее живо придуманные демоны.

Он провел «Вигию» сквозь корродирующие туманы, пока не завис в ста метрах ниже края плато, где его не могли увидеть фараонские жрецы, которые держали обсерватории вдоль крепостной стены.

Тогда он стал обдумывать события последних часов. Была сделана попытка стереть его с лица земли, прежде чем он сможет начать свою миссию. Следовательно, браконьеры находились в сговоре с персоналом на орбитальной платформе Лиги. Но кто? Фактор? Дильвермун был самым первым кандидатом в подозреваемые у Руиза, и это был самый очевидный выбор. Но очевидный выбор далеко не всегда был самым правильным. В такой широкой организации, как Лига, к сожалению, мошенничество внутри подразделений и соперничество между ними были неизбежны. Могли существовать десятки групп, которые боролись за ведущую позицию на платформе, которая — как, впрочем, и любой стратегический отдаленный пункт, кипела интригами. Это могли быть действия одного человека — простого техника, которому дали указание следить, не появятся ли агенты Лиги, а потом устраивать смертельные несчастные случаи. Или… Он вдруг пожалел о том, что был таким искренним с Аулисс Монсипор. Или, действительно, это мог быть и фактор, в этом случае Руиз находился по-прежнему в страшной опасности.

Он посвятил этому вопросу какое-то время и мысли, пока «Вигия» висела в парном тумане, потом он отдал приказ, и корабль начал двигаться. Пока «Вигия» продвигалась вдоль периметра плато, она ставила радиорепитеры на разном расстоянии друг от друга. Репитеры занимали места в облаках.

Четырьмя часами позже «Вигия» окончила свой объезд плато. Руиз коснулся видеоэкрана, набрал личный код фактора. Сигнал прошел по системе репитеров, устремился вверх, когда он находил случайную выбранную точку, потом прыгал к следующей. Принфилик немедленно ответил:

— Алло? Руиз Ав? Это вы?

Фактор казался слегка помятым и взъерошенным, словно часы с момента отбытия Руиза оказались обильными неприятными событиями.

Руиз позволил видеоэкрану передать его образ.

— Да, говорит Руиз Ав.

— Откуда вы говорите? Я что-то не могу никак зафиксировать ваше положение.

— И очень хорошо. Это просто предосторожность. Вы нашли мертвого убийцу?

Глаза Принфилика слегка забегали.

— Да, — сказал он. — Убийцу, вы говорите?

— Разве вы не нашли блок взрывчатки?

Странное гладкое лицо Принфилика слегка побледнело.

— Взрывчатку? Какую взрывчатку?

Руиз внимательно смотрел на женомужа. Либо Принфилик был великолепным актером, — в этом не было ничего невероятного, — либо фактор не до конца владел ситуацией на платформе.

— Кристаллическую взрывчатку, которую я вытащил из задницы у «Вигии» и оставил возле тела. Она исчезла?

Принфилик сделал глубокий вдох, и на его щеке запрыгала мышца.

— Она исчезла.

Руиз улыбнулся.

— Тогда и у вас проблемы, так мне думается. В любом случае, я был вынужден принять политику разделения на секторы. Вероятно, элементы, враждебные Лиге, оперируют в вашей организации. Вы согласны со мной?

Фактор злобно смотрел с экрана, глаза его стали дикими. Но секунду спустя он кивнул своей элегантной головой.

— Похоже на то.

— Вот как я должен действовать, фактор. Я пошлю беспилотный кораблик с сообщением на Дильвермун, на случай того, что этот враждебный элемент взорвет кристалл прежде, чем вы сможете его найти. В то же самое время я собираюсь начать свои исследования здесь, на поверхности. Вы со своей стороны должны немедленно ввести полное запрещение, разрыв связи между орбитой и поверхностью планеты. Вы понимаете необходимость такого шага?

Теперь фактор был, очевидно, близок к истерике.

— Но, мои квоты…

Руиз оборвал его.

— Это не подлежит обсуждению. Если каналы останутся открытыми, кто знает, какие опасные инструкции могут достичь тех врагов, с которыми мне предстоит сражаться там, внизу? «Вигия» будет контролировать спектр радиоволн и выпустит еще один беспилотный кораблик, если кто-нибудь на платформе нарушит этот приказ. Дайте мне понять, что вы поняли меня.

На какую-то секунду Руиз думал, что Принфилик выступит против него, но потом фактор кивнул, лицо его неожиданно стало мрачным.

Руиз прекратил передачу.

Несколько часов Руиз спал, ожидая темноты, потом приготовил свой камуфляж с тщательностью и заботой. Он наложил на голову депилятор длительного действия. Он дал команду медицинской аппаратуре наложить на него татуировки, временные, которые он выбрал за время перелета на Фараон, потом стоически перенес ощущение иголочек с чернилами, которые прошлись по его голове. Потом он посмотрел в зеркало и увидел там чужого варвара. Татуировки кружились по его голове и лицу извилистыми пятилинейными узорами ясного красного цвета и темно-зеленого, они извивались вниз вдоль бровей, подчеркивая сильно выступающие скулы, лезвие носа. Узкие глаза злобно смотрели на него из зеркала, посверкивая металлом жесткости. Он пытался улыбнуться сам себе, но усилие вышло неубедительным, и улыбка не пошла дальше оскала рта. Через минуту она превратилась в свирепый оскал.

Руиз встряхнулся и обернулся прочь от зеркала. Он переоделся в причудливые одежды продавца змеиного масла, многоцветные слои разрезанных на полоски и заплетенных в косички тканей, поскольку он исходил из принципа, что самый дикий наряд иногда бывает самым лучшим камуфляжем. Он обнаружил, что глаз бескритично скользит по деталям диковатого зрелища. Он был уверен, что никто не опознает в нем чужака из другого мира. Он поздравил себя с тем, что его татуировки очень искусны, что его собственные медная кожа и черные глаза очень походили на природные цвета фараонцев. Он надел на пальцы полдюжины дешевого вида серебряных колец. Это были микроприборы, с помощью которых он мог бы творить небольшие иллюзии, которые были частью обязательных социальных ритуалов на Фараоне. Он подвел глаза сурьмой, наклеил мушку на щеку и прикрепил серьги из серебра и агата. Среди своего тряпья он спрятал многочисленное оружие и инструменты, все они были камуфлированы под фараонские религиозные объекты — амулеты, фетиши, иконы.

Когда Руиз наконец был готов, он взял специальный жезл, который он спроектировал и сам смастерил в мастерской «Вигии», положил в сумку у пояса маленький пистолет, стреляющий занозами — камуфлированный под волшебную палочку — и потом натянул на спину мешок, в котором находился приличный запас наркотиков, добытых из яда рептилий, именно они составят его запас товаров. Он пробрался сквозь «Вигию» к воздушному шлюзу. Стоя в шлюзе, он отдал кораблю последние распоряжения. Он в последний раз втянул в ноздри запах пангалактической цивилизации: металл-пластик-озон, машинное масло и дезинфицирующая жидкость.

Он взял одноразовый респиратор и набор горных крюков-кошек из шкафчика.

— О'кей, — сказал он, — давай наверх. Зависни как раз под линией туч.

Руиз почувствовал, как потянуло его ускорение, когда «Вигия» резко взмыла вверх. Он пристегнул респиратор на лицо и кошки на ноги.

Потом «Вигия» остановилась, и люк открылся, его трап чуть коснулся скалы. Отравляющие туманы Ада ввалились в шлюз, и Руиз выскочил наружу, соскакивая на скалу, кошки звякнули. Кошки выпускали стальные прутья в легко крошащуюся скалу и тем самым поддерживали его вес. Он повернулся, чтобы посмотреть на «Вигию», но она уже втянула трап и упала вниз, в скрывающий ее туман, чтобы ожидать его возвращения.

Он продвинулся выше к облакам на несколько метров и переждал. Он осторожно поднял голову над туманами, в ясную фараонскую ночь. Две из трех маленьких лун Фараона плыли высоко в небе, давая достаточно света, чтобы Руиз легко мог увидеть над головой Стены Мира и ближайшую сторожевую башню от демонов, в ста метрах слева от него, которая выступала консолью из стены.

Никакого огонька не виднелось на башне. Охранники держали свои обходные галереи темными, чтобы их ночное зрение оставалось острым. Он упал обратно в туман, чтобы подумать над ситуацией. У него не было никакого желания оставаться на скале. Чудовищные хищники могли собираться в темноте и карабкаться снизу на скалу, терзаемые голодом. С другой стороны, ему не хотелось, чтобы он столкнулся с патрулем охранников от демонов, которые поджидали его на крепостной стене, хотя это было меньшим из двух зол. Поэтому он несколько раз глубоко втянул воздух из респиратора, отбросил его прочь в темноту. Потом он вырвался из тумана и заскользил вверх по скале, а потом по стене Мира, пробираясь по темному камню не хуже, чем перепуганная ящерица.

Он добрался до вершины Стены Мира без происшествий и поздравлял себя с тем, что он так чисто прибыл на место, когда втянулся на парапет. Но, стоило ему отстегнуть кошки с ног, как он услышал позади себя быстрое шарканье шагов. Он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как высокий тощий человек в мундире охранников побежал на него со страшного вида трезубцем. Как только человек открыл рот, чтобы прокричать предупреждение остальным охранникам, Руиз отпрянул от удара и тем же самым движением ударил его только что снятыми кошками. Кошки впились человеку в глотку, и крик превратился в неприятный булькающий звук. Руиз подхватил трезубец, прежде чем он звякнул о камень. Несчастный охранник упал со Стены Мира и беззвучно исчез в Аду.

Руиз присел у парапета, надеясь, что не подняли тревогу.

Прошло несколько минут, но все оставалось тихо. Пока он ждал, у Руиза было время горько сожалеть о том, что он убил охранника, который всего-навсего только исполнял свой долг. Он пытался проследить, чтобы монстры из Ада не бродили по краям плато и чтобы боги Ада оставались внизу. Руиз чувствовал глубокую печаль, ощущение, от которого он страдал всякий раз, когда его работа заставляла его наносить вред неповинным существам. В такие времена он думал, почему он по-прежнему делал то, что он делал, и не мог придумать никакого удовлетворительного для себя ответа. Была ли у охранника семья? Будут ли они поджидать его после его ночной вахты на стене? Перед глазами Руиза разыгралась небольшая драма. Он увидел детей с широко раскрытыми глазами, которые глядели из окна хижины. Увидел перепуганную женщину, которая притворялась не обеспокоенной ради детей. Он увидел плач и горькую скорбь — и все это, все это его вина.

Чуть позже он заставил себя оттолкнуть эти мысли. Он соскользнул по ступенькам, вделанным во внутреннюю сторону стены, и скрылся в ночи Фараона.

К тому времени, как забрезжил дневной свет, Руиз уже шагал по пыльной дороге, которая тянулась прямая, как струна, сквозь огромные плантации кошачьих яблонь. По мере того, как всходило солнце, крестьяне выходили из маленьких хижин, поставленных под пружинистыми ветками, и начинали ухаживать за деревьями, которые были увешаны трубками и ведрами, чтобы собирать жидкий сок. Крестьяне, приземистые и круглолицые мужчины и женщины, загорелые почти дочерна под фараонским солнцем, смотрели на Руиза узкими подозрительными глазами и отказывались говорить с ним, даже когда он облокачивался на каменную стену, которая тянулась по обе стороны дороги, и приветственно махал им. Он вспомнил, что, за исключением редких и выдающихся праздников, крестьянство не могло себе позволить наркотики удовольствий, которые продавали торговцы змеиным маслом, и, совершенно естественно, они завидовали беззаботному, как у кузнечика, существованию продавца змеиных масел.

Он пожал плечами и пошел дальше, пока не вышел на открытое пространство, где люди, на которых были надеты ножные кандалы, работали над тем, чтобы выкорчевать мертвые пни кошачьих яблонь из сухой земли. Множество надсмотрщиков в полосатых красно-белых юбках стояли вокруг, касаясь самых ленивых заключенных короткими плетками.

Руиз снова остановился и подозвал одного из надсмотрщиков, высокого костлявого человека с проваленными щеками и зигзагообразными татуировками надзирателя второго класса. Надсмотрщик уставился на него без всякого выражения, долгое время смотрел на него, а потом подошел к стене и стоял, шлепая рукояткой плетки по руке. Он ничего не говорил.

Руиз улыбнулся и униженно склонил голову.

— Благородный надзиратель, могу я побеспокоить тебя просьбой о глотке воды?

Надсмотрщик изучал его, потом резко сказал:

— Покажи мне твои документы.

Руиз послушно кивнул и стал копаться в поисках небольшого бруска блестящего фарфора, в котором была впечатана фальшивая печать, на которой черным лаком была выведена строка красивых курсивных письмен. Все фараонцы, которые путешествовали за пределами своего родного номарха, должны были носить с собой такие бруски, которые описывали их личность и что им разрешено делать.

— Сейчас, сейчас… все в порядке.

Надзиратель выхватил у него брусок, внимательно его осмотрел. Минуту спустя он хрюкнул и вернул его.

— Заплатить можешь? Тут милостыню не подают. Мерка будет тебе стоить целый медный нинт.

Показно копаясь в своем тряпье, Руиз вынул маленькую потертую шестиугольную монетку и протянул ее надзирателю. Надзиратель сунул ее в карман и повернулся к своим подопечным, которые слегка замедлили скорость работы. Надсмотрщик взбешено закричал на своих подчиненных, они старательно стали работать плетками.

На дальнем краю расчищенного поля стоял потрепанный паровой фургон под драным тентом. В маленьком кусочке тени стояла тренога, которая поддерживала большую глиняную красную цистерну. В цистерне была вода. Руиз перескочил через стену и прошел мимо заключенных, которые искоса смотрели на него покрасневшими глазами.

Когда он подошел к фургону, маленький хмурый человечек с полоской жирной сажи через весь лоб появился из фургона, держа в руках большой гаечный ключ. По его грубой коричневой робе, точно такой же, как и у заключенных, Руиз решил, что это староста заключенных, который завоевал доверие начальства. Как и все остальные свободнорожденные заключенные, он носил татуировки, но они плохо были видны из-за блестящих розовых шрамов. Однако вполне достаточно было видно, чтобы понять, что однажды староста тоже был продавцом змеиного масла. Руиз подавил дрожь предчувствия.

— Ах, добрый сэр, — сказал Руиз, широко улыбаясь. — Может быть, вы поможете мне…

— Маловероятно, — сказал человечек, не меняя выражение лица.

Руиз сохранил улыбку.

— Ваш благородный надзиратель был так добр, что согласился продать мне мерку воды.

Староста рассмеялся коротким, взрывчатым смехом без веселья.

— Воистину, «благородный надсмотрщик». Ты друг Ронтлесеса?

— Нет-нет. Я продаю мечты, я просто бродячий торговец.

— В таком случае, я тебе помогу.

Староста положил гаечный ключ и заковылял к цистерне. Руиз увидел, что ноги его были сломаны, а потом срослись, но никто не накладывал ему шины.

— Сколько он с тебя содрал, благородный Ронтлесес? Пусть миллискорпионы поселятся у него в паху.

Староста протянул грязную руку.

— Давай свой мех, торговец.

— Медный нинт, — ответил Руиз и протянул свой мех, который был совсем пуст. Староста снова горько рассмеялся, выудил из кармашки ключ и отомкнул цистерну. Он повернул кран, и мутноватая вода полилась в мех Руиза.

— Вода-то вонючая, знаешь ли, — сказал спокойно староста. — Наверняка зеленым дерьмом от нее заболеешь.

Руиз взял свой наполненный мех, надеясь, что его иммунизация была достаточно хорошей.

— Спасибо, добрый сэр, — сказал он и сделал глоток. Как и было ему обещано, вода была мерзкой. Он подавил желание вытошнить ее обратно. Потом он закупорил мех и повесил его себе на шею.

Староста пожал плечами и замкнул цистерну снова.

— Не благодари меня. И не проклинай меня, когда твои кишки превратятся в слизь. Я бы тебе дал водички из личных запасов надсмотрщика, если бы только посмел. Но я не хочу, чтобы мне снова переломали ноги. В следующий раз я могу не научиться так же хорошо ходить.

Руиз объявил, что он всем доволен, на что староста так поглядел на него, словно бы его диагноз «сумасшествие» подтвердился.

— Ну что, если человек должен быть дураком, пусть, по крайней мере, будет счастливым дураком, а не кислым, — сказал староста.

— Хорошо сказано. Может, ты мне дашь совет?

— Почему нет, пока Ронтлесес не замечает, что я не в брюхе этой кучи металлолома.

— Что ты мне можешь сказать про Стегатум? Это веселый город?

Стегатум был столицей местной номархии, центр дистилляции сока кошачьих яблонь и прочей сельскохозяйственной продукции. Он лежал в пяти километрах дальше по этой же дороге, и там агент Лиги держал трактир.

Староста сделал безнадежный жест и махнул рукой.

— Стегатум? Дыра как всякая другая дыра в заднице. Фермеры не проявят интереса к твоим товарам, но несколько торговцев и ремесленников в этом городе сводят концы с концами, и, конечно, там есть и свои осколки блистательной аристократии с навозной кучи.

Руиз почесал подбородок, словно задумавшись.

— Можешь посоветовать там хороший трактир?

Староста раскатисто рассмеялся от души, так, что привлек внимание надзирателя. Староста немедленно посерьезнел, снова подобрал свой гаечный ключ и растаял в дебрях фургона.

Руиз пошел дальше, отвесив почтительный поклон надзирателю, когда проходил мимо. Он подумал про себя, какое такое преступление совершил староста, чтобы его присоединили к одному из штрафных батальонов номарха. Продавцам змеиного масла полагалось несколько больше поблажек, чем обычным людям, чем остальным мелким торговцам, хоть они и пользовались меньшим почтением. Их, как правило, считали безумными, из-за того, что они по необходимости и по доброй воле постоянно пробовали собственный товар, галлюциногены, которыми торговали, поэтому их эксцентричность принимали снисходительно, в некоторых местах ими даже восхищались. Принимая во внимание все это, Руиз был доволен тем камуфляжем, который он выбрал, но состояние старосты с переломанными ногами указывало на то, что все же это не было безупречной легендой.

Дорога миновала последние плантации кошачьих яблонь и поднялась на еще более сухую возвышенность, территорию серых небольших камней, скупо разбросанных на плоской серой гальке и красном кварце. Руиз часами шел по этой дороге и не видел ничего, кроме случайных паровых фургонов. Эти грузовые фургоны водили исхудавшие женщины в выцветших голубых одеждах, ни одна из них не удостоила Руиза даже взглядом. Он быстро научился уходить с дороги, завидев первое же облачко пыли. Дважды мимо него проезжали люди верхом на верховых животных — высокие, двуногие, рептильного вида существа, они были покрыты тонкой чешуей и двигались аккуратной скользящей походкой. Одно животное было черное, второе — цвета старой бронзы, на обоих были отделанные серебром седла и украшенные драгоценными камнями удила. Ни один всадник не ответил на приветствие Руиза, хотя он вежливо кланялся.

В середине пополуденного времени Руиз спускался по ухабистой боковой дороге в менее бесплодную долину, в которой цвели обширные сады и, вдалеке, где долина была поглубже, кучка одно— и двухэтажных глиняных хатенок стояла в тени пушистых ветвей старых деревьев димвельт. На плоском возвышении как раз над деревней была публичная площадь, так называемое Место Искусных страданий, обычное место для каждой деревни и города на Фараоне. Выше снова начиналась бесплодная земля.

В долине воздух был чуть прохладнее и немного влажнее, и у Руиза возникло приятное чувство конца пути.

Полдюжины маленьких мальчиков появились у дороги, чтобы уставиться на него большими глазами. Они растянулись в ряд, от самого высокого до самого маленького, и в руках у них были различные предметы, самодельные и примитивные: обручи на палочке, самозапутывающие веревки, импровизированные монетницы, с которыми они, вероятно, играли в фокусников. Руиз улыбнулся им. Они слегка отодвинулись прочь, но ничего не сказали.

— Привет вам, юные благородные джентльмены, — сказал Руиз.

— Мы не такие, — дерзко ответил самый смелый из них.

Руиз развел руками жестом недоверия.

— Как же я мог знать, поскольку я совершенно не знаком с обычаями вашего прелестного района?

— Смешно как разговаривает, — сказал еще один пацан.

— Да уж ему-то должно быть понятно, что мы не сэры. От сэров не воняет дубленой ящеричьей шкурой, и они не носят мешковину. Сэры себе ездят на верховых зверюгах.

Это произнес самый маленький из мальчишек, который говорил, осторожно подбирая аргументы. Остальные закатили глаза, затем тот, кто говорил первым, натянул драную шапчонку на лицо малыша.

— Он молодой еще, — объяснил тот, кто говорил первым.

— Понимаю, — сказал Руиз, пытаясь спрятать улыбку. — Ну что же, может, вы поможете мне, поскольку вы столь хорошо осведомлены. Есть ли тут в Стегатуме приличная гостиница, потому что я слышал, что именно Стегатум называется ваша деревня?

Самый смелый парень потер свой острый подбородок.

— Все зависит от того, что вы называете приличным. Насколько у вас воображальные идеи?

— Не до невозможностей. Постель без представителей дикой природы, приличная еда удовлетворят самые смелые мои надежды.

— Тогда Приют Денклара ближе к вам, чем Придорожная Гостиница Пугрибальта. Вы ночь ночевать будете?

— Да вот, собираюсь.

— И правильно. Слышали про беспорядки на Стене Мира? Прошлой ночью, не дальше тридцати километров отсюда, демон поднялся на край плато и съел стражника целиком. Сегодня он наверняка будет шастать в глубине страны, ища себе еще один бесплатный обед. Сегодня как раз хорошая ночь для того, чтобы храпеть за крепкой дверью, а у Денклара на этот счет тоже получше прочих. Хотя и стоить будет — ого-го.

Самый смелый парнишка произнес свою речь со спокойным удовольствием.

— Благодарю вас. Не премину воспользоваться вашим советом, — Руиз поддернул свой мешок и пошел бы дальше, но мальчики смотрели на него с большим ожиданием, что могло быть просто вызвано его диковинным одеянием. Он вспомнил, что они, должно быть, ждут новых фокусов от путника, который был дружелюбно настроен, поэтому он вздохнул и кивнул.

Темные лица озарились белозубыми ухмылками.

— Теперь смотрите на мои руки, — приказал им Руиз и показал им свою правую руку со всех сторон, а потом медленно сжал ее в кулак. Они смотрели со странным для своих лет напряжением.

Один из перстней Руиза превратился в бутон внутри его кулака, небольшой кристалл памяти, который быстро превратился в подобие алого граната размером с наперсток.

Он открыл кулак и показал камень. Мальчики еще не достаточно удивились, хотя они были достаточно вежливы, чтобы дождаться чего-то более примечательного.

— Это не может быть настоящим, — сказал с сомнением маленький, за что получил шлепок по плечу.

Руиз рассмеялся.

— Нет, разумеется, это не настоящий гранат. Собственно говоря, это редкая и прелестная куколка сказочной рубиновокрылой бабочки.

— Ну, раз ты так говоришь… — сказал самый маленький, не потеряв дерзости. Но он выглядел таким же заинтригованным, как и все остальные.

— Смотрите снова, — приказал им Руиз. Он прикрыл гранат второй рукой, потом крепко сжал руки вместе. Кристалл распался в сияющую пыль, беззвучно, невидимый зрителям. Его кольцо выдавило на поверхность еще один кристалл, и Руиз почувствовал, как он зашевелился на ладони, имитируя жизнь. Через секунду он раскрыл руки, и крохотный крылатый жучок расправил свои сверкающие крылья. Он секунду сидел на его руках, а потом вспорхнул и рванулся вверх. Он будет лететь к солнцу, пока не истощится его крохотная батарейка, а потом он распадется на летучий порошок.

Руиз бросил сияющую пыль от раздавленного кристалла в мальчиков, которые засмеявшись, показывая свой восторг.

— Неплохо, — сказал самый маленький.

Руиз низко поклонился и продолжал идти по дороге в деревню.

6

Низа, любимая дочь короля, раскинулась на диване. Голубой шелк из Ада покрывал подушки. Глядя вниз, она восхищалась контрастом между этим ярким цветом и гладкой плотью ее обнаженного тела.

— Как хорошо, — сказала она, вздохнув.

Ее любимая рабыня Делия растирала ее ноги, медленные, теплые движения, которые посылали приятные волны по всем ногам Низы. Аллабаб, ее любимый раб, втирал душистое масло ей в плечи. Руки его были сильны и осторожны, и Низа вся отдалась наслаждению этого момента.

Аллабаб тихо заговорил:

— Сегодня будут уроки, Принцесса?

Низа повернула голову, чтобы видеть прохладную зелень царских садов, которые виднелись в низкое окно. Окно было открыто, и звук бегущей воды стал вдруг ласкать ее уши, и вдруг она решила, что быть принцессой — очень хорошо.

— Может быть, — сказала она. — Может быть, мы проведем урок в саду.

Руки Аллабаба напряглись, стали чуть более неуклюжи, чуть менее искусны. Но через секунду он вернулся к своим обязанностям и стал внимательнее.

— Это может оказаться небезопасно, Принцесса. В саду есть неприязненные уши. Временами.

Низа чуть рассмеялась.

— Я любимая дочь. Кто посмеет подслушивать?

— Как ты скажешь, Принцесса, — голос его потеплел от предвкушения, и его руки продвинулись вниз по ее телу — так же, как руки Делии вверх, чтобы встретиться в сладостном сотрудничестве.