Это была странная процессия - четверо спутников, бредущих в никуда.
      Впереди шел Ройял Мичер, мой единокровный брат. Его костлявые руки боролись с ветром, пытавшимся содрать с него сильно поношенную накидку. Отвязавшись ненадолго от брата, ветер наваливался на Туртона, нашего бедного старого Туртона, которому и без того тяжело приходилось - он тащил на себе Кандиду. Увы, ему в этом не могли помочь без толку болтавшиеся третья рука и нога - последствия ужасного воздействия радиации. Со своими дополнительными членами, торчавшими из-под черного плаща, он был похож на жука.
      Напитавшийся морской соленой влагой ветер теребил волосы Кандиды. Ее голова подпрыгивала в такт шагам Туртона, ее правый глаз бессмысленно пялился на меня.
      Я, младший брат Ройяла, Шеридан, замыкал шествие. Неподвижный глаз Кандиды, уставившийся на меня, рождал во мне ощущение какой-то неловкости и вины, он беспокоил меня сейчас больше, чем ветер и все остальное вместе взятое.
      Я надеялся, что глаз самопроизвольно закроется от тряски, но он не переставал таращиться. Кандида, четвертая жена Ройяда, даже теперь продолжала следить за мной. Мы двигались на север, навстречу ветру. Дорога была проложена по недавно возведенной дамбе. Параллельно ей шла другая, а где-то рядом были насыпаны еще, но мы не могли их видеть из-за сильного тумана, с которым не мог справиться даже ветер. Весь залив постепенно будет разбит на длинные полосы, а потом на квадраты. Море высохнет, останутся грязные лужи, грязь станет почвой, ее соки напитают овощи, а те, в свою очередь, будучи съедены, станут чьей-то кровью и плотью… Призраки будущих поколений витали над заливом… Во имя будущей жизни и проводились мелиорационные работы.
      Иногда я оглядывался назад, чтобы оценить расстояние, которое мы прошли, и каждый раз оказывалось, что путь пока пройден незначительный. Из поля зрения не исчезала очень долго труба кремационной печи, над которой курился прозрачный сероватый дым, подсвеченный снизу оранжевым пламенем. Правда, тошнотворный сладковатый залах горелого человеческого мяса не долетал уже до наших ноздрей - дым относил встречный ветер, и все равно забыть запах никак не удавалось.
      - Всю дорогу Ройял безостановочно говорил, говорил, говорил, обращаясь то к Богу, то к ветру, то к самому себе, то к кому-то из нас.
      - Нет, вы только подумайте, насколько расчетливы эти датчане. Больше никто пока не додумался до такого. Кремируют все трупы без исключения, и тех, кто погиб на войне, кто умер от лучевой болезни и утопленников, а золой удобряют поля. Все идет по утвержденному плану - четко, без перебоев вся эта работа организована просто превосходно. И ни у кого не возникает никаких вопросов или тени сомнения, что, возможно, что-то делается не так. Никто даже не вспоминает о моральной стороне дела. Обычное производство. Одна химическая реакция приходит на смену другой. Сорок тысяч погибших от радиации датчан гарантируют хорошие урожаи капусты. Не правда ли, Туртон?
      Туртон остановился, а Кандида, лежавшая у него на плече, по-идиотски качнула головой, словно соглашаясь с Ройялом.
      - Последние две войны помогли им вырастить много тюльпанов, особенно дело продвинулось, когда были поставлены печи, - сказал Туртон.
      Быстро темнело. Ветер стих, и туман сгустился еще сильней, а скованная дамбой неподвижная вода стала совсем черной. Впереди показались огни, и я с благодарностью произнес безобразное название - Нордостбургна-Лангедийке.
      - Гнилое местечко, - сказал Ройял, - мне кажется, что местных жителей должен больше волновать урожай трупов, чем тюльпанов или капусты. Вспомни своего любимого Брауни: «Пусть тела наши выроют из могил - из костей сделают трубки, а черепа превратят в чаши. Наслаждаясь жизнью, друзья, вспоминайте нас чаще». Как там у него еще сказано? ‹Скорбные истлевт шие останки, погруженные в горящие могилы…» С тех далеких пор, когда жил и страдал Брауни, все сильно упростилось. Мы не нуждаемся больше в могилах и колумбариях - нас превращают в золу и удобряют нами капусту…
      - В здешних местах выращивают тюльпаны - я это точно знаю, - настаивал старый Туртон, но Ройял не стал с ним спорить.
      Он умолк, а потом заговорил опять. Я не слушал его. Мне хотелось сейчас только одного: оказаться как можно скорей в каком-нибудь более теплом и уютном месте, чем то, где мы сейчас находились.
      Наконец мы достигли Нордостбурга-на-Лангедийке и, без труда разыскав единственное кафе, вошли в него. Туртон положил Кандиду на скамейку. Он с облегчением разогнул спину. К нам подошел хозяин кафе.
      - Мне очень жаль, что я не могу познакомить вас со своей женой. Она находится в трансе, - устало сказал Ройял. - С ней это случается время от времени. Она очень набожна.
      - Сэр, а эта леди случаем не мертва? - недоверчиво глядя на него, спросил хозяин.
      - Могу вас заверить, что она жива, но находится в трансе.
      - Она вся мокрая, - пробормотал хозяин.
      - Потеряв сознание, она грохнулась в канаву. Нам пришлось выуживать ее оттуда. Будьте добры, принесите нам три миски супа - только для мужчин, леди не примет участия в трапезе.
      Недовольно бурча себе что-то под нос, хозяин отправился на кухню.
      Туртон последовал за ним.
      - Леди очень-очень религиозна. Она падает в обмороки, когда молится. Мы нарочно приехали сюда из Эдинбурга, чтобы посмотреть на печи. Миссис Мичер была сильно расстроена. Жуткий запах. И шипение, будто жарится большая яичница… Леди кинулась бежать - мы не успели ее задержать. Оступилась - бултых…
      - Туртон, - позвал Ройял.
      - Я только хотел попросить полотенце, - сказал Туртон.
      Под скамейкой, на которой лежала Кандида, образовалась лужа. Постукивая ложками о глиняные миски, мы ели обжигающий рот рыбный суп.
      - А ты чего все время молчишь? - спросил Ройял. - Изреки что-нибудь, Шеридан.
      - Мне хотелось бы знать, разводят ли здесь рыбу? И что идет рыбе на корм?
      Брезгливо поморщившись, он отвернулся. Кафе наполнилось людьми. Все они прибыли вместе с нами из Эдинбурга, чтобы посмотреть на кремацию. Обстоятельства вынудили нас уйти пораньше, и мы не досмотрели представление до конца. Все кончилось очень быстро, и они догнали нас. Шумно обмениваясь впечатлениями, они ели суп - каждый получил по тарелке обжигающего варева. Больше в кафе ничего не было - только суп и пайковый шоколад.
      Я помог Туртону взгромоздить бесчувственное обмякшее тело Кандиды к нему на плечо, и мы вышли на улицу.
      Погодка продолжала радовать. Полил дождь, и пока мы доплелись до ракетобуса, мы основательно промокли - зато Кандида на дождь чихать хотела, она его не замечала.
      Ракетобус, принадлежавший государственной компании, был переделан из стратегической ракеты, а потому говорить о каких-то удобствах не приходилось. Впрочем, полет занимал не так уж много времени. Пролетели над угрюмым морем, пересекли Северную Англию, и вот мы уже в аэропорту Турнхауз, неподалеку от Эдинбурга. Гораздо дольше, чем летели, мы простояли на автобусной остановке. Одну «скотовозку» пришлось пропустить - в нее не все смогли сесть - было очень много народу. Мы втиснулись только в следующий автобус. Увы, теперь не возьмешь, как прежде, такси и не сядешь за руль собственного автомобиля. После последней войны, из-за нехватки топлива главным образом, весь частный транспорт был поставлен на прикол.
      После войны изменилось многое. Например, столицей Европы стал Эдинбург. Конкурентов у него практически не было. Другие крупные города были разрушены либо не годились для проживания из-за высокого уровня радиации.
      Представители некоторых старых шотландских родов гордились тем, что так возросло значение их города. Кому-то не нравилось, что население увеличилось во много раз и стало не протолкнуться на улицах и в транспорте. Но для большинства эдинбуржцев это был звездный час. Толпы беженцев, хлынувших отовсюду, готовы были арендовать любые помещения, даже не приспособленные для жилья, и цены достигли астрономических высот.
      Когда я вылез из переполненного автобуса в центре города, меня окружила со всех сторон разноязыкая толпа. Кто-то схватил меня за рукав, я выдернул руку, не оборачиваясь, и продолжил путь. Меня опять догнали, и на этот раз мне не удалось вырваться - чья-то сильная рука легла мне сзади на плечо, и я вынужден был остановиться, чтобы разобраться с наглецом. Оглянувшись, я встретился глазами с коренастым темноволосым человеком. У него было запоминающееся лицо - четко прорисованные линии рождали воспоминания о кафедральном соборе.
      - Вы Шеридан Мичер, преподаватель из Эдинбургского университета. Вы читаете лекции по истории. Все верно? - спросил он.
      Не люблю, когда ко мне вяжутся на улицах незнакомые люди. Пусть даже им известно что-то обо мне.
      - Допустим. Я читаю курс лекций по истории Европы.
      Я сделал шаг в сторону, и плотный людской поток сразу же выдавил меня с главной на боковую улицу.
      - Я хочу, чтобы вы пошли со мной, - сказал он.
      - Кто вы такой? - спросил я. - Если вы надеетесь чем-то поживиться, то я разочарую вас. У меня нет денег.
      Он как-то странно был одет. На нем было что-то длинное - сюртук не сюртук - черно-белое, напоминающее сутану.
      - Мистер Мичер, у меня к вам серьезное дело. Я живу здесь неподалеку, не больше чем в пяти минутах ходьбы. Я предлагаю зайти ко мне и все обсудить. Обещаю, что не причиню вам никакого вреда - на этот счет можете не беспокоиться.
      - Что у вас за дело ко мне? Вы черный маклер? Тогда отчаливайте.
      - Идемте. Я прошу вас.
      Я пожал плечами и последовал за ним. Мы направились в сторону Грассмаркета и, прошагав два квартала, оказались у цели. Мы вошли в обшарпанный, грязный подъезд, поднялись по винтовой лестнице… Он уверенно карабкался по крутой лестнице почти в полной темноте. Я осторожно нащупывал ногой ступеньки, стараясь не вляпаться во что-нибудь. На одной из площадок открылась дверь, высунулась какая-то карга - у нее за спиной горел свет, дверь снова захлопнулась. Мы опять погрузились в темноту. Нам нужно было подняться на последний этаж. Он подождал меня у дверей квартиры, достал из кармана ключ.
      - Я ошибался, считая, что дом изменился с тех пор, как Доктор Джонсон посетил Эдинбург, - сказал он. - Я говорю о Сэмуэле Джонсоне, - добавил он извиняющимся тоном. - Он ведь приезжал сюда, не так ли?
      - Доктор Джонсон приезжал сюда, чтобы повидаться со своим другом Босвеллом в тысяча семьсот девяносто третьем году, - подтвердил я.
      Отыскав ключом скважину, он вздохнул с облегчением:
      - Ну конечно, конечно. Примерно в это же время было закончено строительство дороги, соединившей Лондон и Эдинбург.
      Я не понял, что он имел в виду. Дорога была построена значительно раньше. Что за чушь он несет? Я строил различные предположения, пытаясь понять, кто он такой, но так и не смог угадать.
      Он открыл дверь, включил свет и ввел меня в свою квартиру.
      Квартира была маленькая, с совмещенным санузлом и совершенно пустая. В одном углу стоял ручной электрический генератор, на тот случай, если отключится городская сеть, в другом ширма и узкая кровать за ней. Подойдя к окну, он задернул занавеску, а затем повернулся ко мне.
      - Мне, наверное, следовало представиться раньше. Меня зовут Апостол Растел. Капитан Апостол Растел из Исследовательского Корпуса Параллельных Временных Структур.
      Я ждал, когда он продолжит свои объяснения. Каких только дурацких названий не услышишь в наши дни, но с подобным я еще не сталкивался. Название его конторы мне ни о чем не говорило. Я молча разглядывал человека, стоявшего напротив. Ему было не больше тридцати лет, он был крепкого телосложения, и у него было необычное готическое лицо. Что скрывалось за его фасадом?
      Он исчез за ширмой и появился с портативным дисплеем. Нажав кнопку, он включил его.
      - Вам, пожалуй, лучше посмотреть то, что я припас для вас, прежде чем мы начнем наш разговор.
      Я увидел на экране себя. Изображение было объемное. Я двигался среди незнакомых предметов - это было похоже на сон. Я не понимал, где могли меня так снять или смонтировать такой видеоклип. Я был тот же самый и одновременно другой, на себя не похожий. Но у меня не возникало сомнений, что вижу реальность, только странно искаженную. Мне стало не по себе.
      - Что это вы мне показали? Откуда это у вас?
      - Вы умный человек, мистер Мичер. Я не располагаю достаточным временем, чтобы пуститься в пространные объяснения. Существуют другие миры. Один из них вы только что видели. Я прибыл из него. Да, они существуют, мистер Мичер. Загадочные миры, в которые вы не верите. Я возвращаюсь обратно. Хотите прямо сейчас отправиться вместе со мной?
      Я старался не показать своей растерянности. Я верил ему и не верил.
      Он между тем продолжал:
      - Вам, наверное, известно, мистер Мичер, хотя вы человек не романтического, а практического склада ума, как важно услышать своевременно некий зов, не зазеваться, не проглядеть свою судьбу. Есть люди, которые долгие годы ждут тот единственный поворотный момент, когда в одну минуту меняется вся их жизнь. Мне кажется, вы именно такой человек, мистер Мичер. Вы слышите зов судьбы? Миг настал - и он больше не повторится. Жил такой писатель в прошлом веке, Жан Поль Сартр. В одной из его пьес один герой спрашивает у другого: «Вы хотите сказать, что иногда всю жизнь человека можно оценить по одному-единственному решительному поступку?» «Почему бы и нет?» - был ответ. Итак, я вас спрашиваю, мистер Мичер, вы идете со мной? Готовы вы к поступку?
      - А зачем мне это?
      - Спросите об этом себя самого - свой внутренний голос.
      Я непроизвольно качнул головой, снимая напряжение, стянувшее мышцы шеи. Он принял этот жест за согласие, хотя внутри меня, похоже, в самом деле родилось согласие.
      - Так вы решились? Браво! - воскликнул он.
      Я позволил ему подвести себя к прибору, внешне напоминавшему «черный ящик», какой присутствует в кабине любого самолета. Повторяю, сходство было чисто внешнее, как и с дисплеем, за который я принял эту штуковину вначале. Функции его были намного сложнее - это был космический телетранслятор и телетранспортатор одновременно. Сам Растел называл это устройство «небесными вратами» и утверждал, что с его помощью можно совершать переходы в другие миры.
      - Вселенная многомерна, мистер Мичер, и вы сами в этом скоро убедитесь. В конце концов мы с вами опять окажемся в привычном трехмерном мире, но при переходе мы выйдем за рамки трех измерений.
      - Я ничего не понимаю из того, о чем вы мне рассказываете.
      - Ваш разум оказывает сопротивление, что вполне естественно. Постичь многомерность вселенной обычным человеческим разумом невозможно. Представьте себе, что вы живете в двух измерениях. Как будет воспринят вами пузырь, пересекающий плоскость?- Точка… маленькая окружность - окружность побольше - большая окружность… точка… Наглядный пример, не правда ли? Мозг двухмерного существа свел бы трехмерный объект к системе последовательных плоскостных отображений.
      - Это мне понятно, но дело не только в разуме, а в трехмерности наших тел. До меня не доходит, как такой пузырь, как я, сможет стать многомерным.
      - Эта проблема давно решена теми мозгами, которые смогли это понять. От вас этого никто и не требует. Я вам сделаю инъекцию сейчас, мистер Мичер, которая даст нужный эффект. Ваш мозг перестанет сопротивляться.
      Это было похоже на настоящее безумие. Вероятно, он просто-напросто гипнотизировал меня.
      - Это ничего, что вы плохо подготовлены к переходу. Все пройдет как по маслу. Не бойтесь. Ощущения будут скорее приятные, чем наоборот.
      Он протянул ко мне руку, сделав вид, что хочет похлопать меня по плечу, и неожиданно вогнал иглу шприца, спрятанного у него в руке, в мое левое предплечье. Жгучая боль заставила меня вскрикнуть. Я нацелил кулак ему в скулу. Он отшатнулся, а меня вдруг качнуло.
      - Присядьте на кровать, мистер Мичер. Я вколол вам очень сильный наркотик. Ваши ноги не будут вас слушаться.
      Мне нужно было на чем-то сконцентрировать свое расплывающееся внимание, и я остановил туманящийся взгляд на лице Растела, уравновешенном во всех пропорциях и неподвижном. А колесо уже вращалось, все ускоряясь.
      Я почувствовал, что раздваиваюсь. Какая-то часть моего «я» сопротивлялась насильственным действиям. Другая часть, включившая в работу все мои мышцы, нервы, всю бурлящую кровь до последней клетки и атома, устремилась в космос. И откуда-то издалека доносился до меня голос Растела.
      - Да-да, это очень сильный наркотик, мистер Мичер, - продолжал говорить он издевательским тоном. - Вам, наверное, небезынтересно было бы узнать, что одной из составных производных этого средства, изобретенного еще в прошлом веке, является никотин. Тот самый сигаретный убийца. Ваше поколение не знает, что такое - вкус табака. Но вам, наверное, попадались на глаза рекламные картинки прошлого века. Какой романтический ореол окружал курильщика. В сущности говоря, никотин вам нужен для того же самого, для чего он был нужен вашим прадедушкам. Они с его помощью расслаблялись, и ваш мозг тоже сейчас в этом нуждается. Сознанию неподготовленного человека трудно переключаться при переходе в другой мир. Не напрягайте без нужды свои мозги. Расслабьтесь.
      - Вы меня жутко интригуете, - пробормотал я, сам не понимая смысла своих слов.
      - Вам не понадобился бы наркотик, если бы вы занимались йогой. Вы бы сами смогли переключить свое сознание. Все будет хорошо. Не беспокойтесь ни о чем.
      Я и не беспокоился. Время куда-то ушло - его больше не существовало. Я выпал из времени, в котором жил до сих пор. Остался один во всей вселенной, наедине с собой, но не было ни страха, ни тоски. Одиночество было спасением.
      Я не испытал страха и тогда, когда увидел, что у меня нет больше ноги - она распалась. Потом исчезла вторая нога. Я постепенно растворялся в тумане, окружавшем меня. На меня вдруг уставилась желтоватым зрачком медная пуговица, отлетевшая от моего пиджака. Она пристально разглядывала меня, словно не понимая, что происходит с бывшим хозяином. Я вспомнил строчки из стихотворения Римбауда: «… светящиеся в темноте пуговицы твоего пальто смотрят на нас из глубины спальни, словно глаза обиженной собаки…» Потом пуговица пропала, куда-то подевался Римбауд, и наконец не стало меня.
      Я провалился в пропасть. Но вот в том безвременье, в котором я находился, наступил момент, когда в моих медленно пробуждающихся мозгах что-то забрезжило. Вернулись чувства, я постепенно оживал, хотя был все еще очень слаб.
      Кончилось действие наркотика. Голова была совершенно ясной, я снова мог отдавать себе отчет во всех действиях. Так бывает, когда кончается любовь. Ты весь выплеснулся - в никуда, в пустоту, и остается только одно - ждать, когда жизнь вернется к тебе.
      Я обнаружил, что нахожусь в комнате, очень похожей на ту, куда затащил меня Растел. Тот же вид из окна, на котором не было занавесок, вроде бы убеждал, что комната та же самая, хотя вместе с занавесками исчезли обои, электрический генератор, ширма, кровать, светильники… Не было в комнате и Растела, но вместо него я увидел какого-то урода, одетого в грязную робу.
      Стоя у дверей, он удивленно рассматривал меня.
      Впрочем, Растел вскоре появился - одновременно материализовались он сам и его «черный ящик».
      - Как себя чувствуете? - спросил он. - Неважно? Ничего, скоро будете как огурчик. В первый раз - это всегда тяжело. Нам пора идти. Можете встать на ноги? Мне удалось поймать кеб - он ждет нас на улице.
      - Где мы находимся, Растел? Это Эдинбург? Но почему так изменилась обстановка? Если вы морочите мне голову…
      Он нетерпеливо щелкнул пальцами, но ответил спокойно:
      - Мы с вами оставили один Эдинбург и переместились в другой. В многомерной вселенной у них разные временные координаты. Они очень похожи один на другой, в чем вы убедитесь сами. Идемте.
      - Я по-прежнему не понимаю ни слова из ваших объяснений. Я могу встретиться со своим братом и его женой?
      - Почему бы и нет? Возможно, вы встретите здесь и себя - здесь, а также в каких-то еще параллельных временных структурах. Это свойство материи - она копирует себя, иногда с точностью до атома, а порой трансформируясь в какие-то совершенно несхожие образцы.
      Он говорил все это безразличным голосом, словно повторял урок, заученный в детстве, - всем давно известный и никому не интересный. Вынув из кармана ключ, Растел подошел к парню, терпеливо дожидавшемуся его у двери. Свободно передвигаться тот не мог. Два металлических браслета - на руке и на ноге - соединялись короткой цепочкой. Растел вставил ключ в замок - цепочка упала на пол. Узник или раб - мне было пока не ясно, кто он был такой, - подобрал с пола конец цепи и, потирая рукой лодыжку и прихрамывая, прошелся по комнате. Он не спускал с нас глаз, особенно с меня.
      - Кто этот человек? Для чего нужны кандалы? - спросил я.
      - Он обязательно улизнул бы, если бы я не ограничил свободу его перемещений. Удрал бы, не дождавшись моего возвращения. Кандалы - единственное средство. - Он достал бутылку из-под полы своего сюртука. - В этой структуре, Мичер, вам это, наверное, приятно будет узнать, существует виски. Глотните - вам это несомненно пойдет на пользу. Лучше будет работать голова.
      Я с удовольствием отпил из бутылки - виски был превосходный. По телу сразу разлилось тепло.
      - Голова у меня работает, Растел. Но то, что вы сказали о материи, копирующей себя… Вот это действительно в голове пока не укладывается. Сколько же их всего - параллельных временных структур?
      - У меня сейчас совсем нет времени, которое я мог бы потратить на то, чтобы повысить уровень вашей информированности. Вы получите ответы на все ваши вопросы, если будете терпеливы и проявите готовность к сотрудничеству. Могу только сказать, что наш Исследовательский Корпус Параллельных Временных Структур был создан в том же году, когда у вас разразилась Четвертая Мировая война. А в той структуре, где мы с вами сейчас находимся, войны не было.
      - В этом Эдинбурге не было войны? И вы так спокойно об этом говорите. Я не хочу вас больше слушать. Вы, наверное, сумасшедший или жулик. Устроили тут цирковое представление. Что это за иллюзион? - все сильней распалялся я. - «Черный ящик», раб в кандалах. Мне осточертели ваши трюки. Я не стану в этом участвовать.
      - Вы уже в этом участвуете, - возразил он. - Диббс, помоги мне.
      Диббс молча подчинился. Он помог Растелу надеть ранец, в который был упакован «черный ящик». Растел внезапно схватил меня за руку и потащил за собой.
      - Идемте. Я понимаю, что с вами происходит. Вы испытали психологический шок.
      Ничего, скоро оклемаетесь. Вы сильный человек. Я вырвал руку и оттолкнул его.
      - Вы правы, я сильный. Я никуда с вами не пойду до тех пор, пока вы не ответите. Сколько существует параллельных временных структур?
      - Ответ очень прост. Бесконечное количество. Но открыто на сегодняшний день не так уж много миров. Всего несколько десятков. Некоторые из них настолько схожи, что вам и в голову не придет, что это близнецы. Различаются они в незначительных деталях. Иначе пахнет хлеб, другой вкус у виски. Есть шарики, в точности как ваша планета - горы, океаны, облака и дожди, - вот только нет живых существ. А на другой планете растут гигантские папоротники и летают птеродактили. Лучше туда не соваться - обязательно кто-нибудь откусит голову. Вот так, Мичер.
      Он открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Я последовал за ним.
      Новая реальность открывалась передо мной. Меня возбуждала непредсказуемость незнакомого мира. Он бросил мне вызов, и я поднял перчатку.
      Был вечер, когда я входил в этот дом, хотя, по всей видимости, это был другой дом, но похожий на вчерашний эдинбургский. Сейчас было утро. Мутно-серые потоки света затопили улицы, словно воды холодной реки.
      У меня больше не было сомнений. Это был Аулд Рики. Однозначно - Аулд Рики, а не Эдинбург, в котором я родился. Существовало, правда, какое-то отдаленное сходство. Некоторые здания я узнавал - архитектурный стиль и рисунок оставались чаще всего неизменными, но всегда можно было обнаружить какие-то отличия в цвете стен, свежести штукатурки, в кованых или деревянных деталях оконных решеток и дверей. Конечно, я не всегда помнил, как это выглядело в моем родном городе, но что было важней всего - изменился общий облик улиц. Не то освещение, к которому я привык, не те вывески, не те люди. Вместо демократично одетой шумной толпы, в которой еще совсем недавно толкался я с Ройялом и Кандидой, одиночные прохожие или небольшие группки, состоящие из двух-трех человек.
      С первого взгляда можно было определить, что все население делится на два класса. К высшему классу принадлежали мужчины и женщины, неторопливо прогуливавшиеся с высоко поднятыми головами. Встречаясь, они кланялись друг другу и приветливо улыбались. Одеты они были в красивую и дорогую одежду. Мужчины носили короткие кожаные плащи, у некоторых из них на поясах висели шпаги. Женщины были одеты в длинные бархатные платья с белыми накрахмаленными воротниками. Этот класс захватил узкие тротуары, по которым, вероятно, не разрешалось ходить простолюдинам.
      Низший класс передвигался по дорогам. Они либо ковыляли неуклюже, держа в руке конец цепочки, закрепленной на лодыжке, либо мчались куда-то вприпрыжку. Им было не до улыбок и изящных поклонов. У них были угрюмые лица и тяжелый взгляд исподлобья. Одеты они были в грубые робы, на спинах отличительный знак - желтый квадрат.
      Я разглядывал горожан, сидя рядом с Растелом в кебе. Это средство передвижения, признаться, изумило меня. Оно было похоже на веломобиль и передвигалось с помощью ног. Но мне не пришлось крутить педалями. За нас с Растелом это делали рабы, прикованные цепями к заднему сиденью. Их было трое, когда мы садились, потом к ним присоединился Диббс.
      Помимо велокебов попадались навстречу всадники на лошадях, но в кареты, а тем более в телеги благородных животных здесь не запрягали. Меня удивило, что двигатель внутреннего сгорания нашел пока весьма ограниченное применение, хотя с этим изобретением здесь давно познакомились. Я видел неуклюжие и маломощные машины, работавшие на генераторном газе, полученном из угля. Они были приспособлены для перевозки грузов и нещадно чадили, а прилично одетые горожане шарахались от них, как от чумы или проказы.
      - У нас много дешевой мускульной энергии рабов, но мало угля. Нет никакого смысла расширять производство машин, - сказал Растел. - От них одна лишь грязь.
      - Если я правильно понял, ваша цивилизация существует дольше, чем наша. Маловато достижений, вам не кажется, Растел?
      - С какой стороны на это посмотреть. Если, конечно, оценивать прогресс по чисто материальным стандартам, то вы, безусловно, правы. Но уровень развития техники не говорит еще о высокой цивилизованности.
      - Я не оцениваю прогресс по материальным достижениям и уровню техники, хотя ваши педальные кебы и грузовики могут вызвать только смех… жуткий анахронизм, просто жуткий… Ладно уж, Бог с ним. Я как раз о другом. Для меня лично мерилом прогресса всегда была личная свобода… Ну а что касается вас… Вы живете в самом настоящем рабовладельческом государстве…
      - Мы живем в рабовладельческом государстве?! Вы меня удивляете. Вы, историк, мыслящий человек. Да, мы живем в рабовладельческом государстве. Но я не вижу в этом ничего ужасного. Скажите мне как историк, а какая нация, добившаяся могущества, смогла обойтись без рабского труда? Древний Рим и Античная Греция, которые так восхищают вас своим искусством, никогда не создали бы ни один великий памятник культуры без рабского труда. Возьмем более свежие примеры. Британская империя. Советский Союз. И потом у нас нет рабства в его классическом варианте. Мы терпимы и снисходительны к человеческим слабостям, мы умеем прощать, мы умеем любить. Те, кого вы называете рабами, в сущности не являются таковыми.
      - А что они сами думают об этом? Может, спросим их?
      - Замолчите, Мичер. Ради святой Церкви замолчите. Вы и так наговорили много лишнего.
      - Церковь-то тут при чем? - искренне удивился я.
      - Не богохульствуйте, Мичер. Церковь имеет отношение ко всему. И ко мне, который входит в ее лоно, и к вам, чужестранцу. «Со своим уставом в чужой монастырь не ходи» - так у вас говорят, Мичер? Пока вы будете здесь жить, вы должны будете подчиняться нашим законам. Вы должны сразу себе это уяснить, что у нас Церковь оказывает гораздо большее влияние на граждан, чем у вас.
      Я подавленно молчал. Мы с большим трудом вкатились на мост Георга IV. Двое рабов, прикованных к кебу длинными цепями, спрыгнули на землю и подталкивали коляску сзади. Миновав мост, мы покатились вниз по длинному склону холма, то тормозя, то снова ускоряясь, и рессорные подвески делали спуск довольно приятным. Я любовался Эдинбургским замком, неизменно красивым и величественным. Он был и будет к лицу любому Эдинбургу.
      Снизу послышался прерывистый свист, на который я сначала не обратил внимания. Но по тому, как напрягся Растел, я понял, что случилось что-то серьезное. Мой спутник вытащил из кармана пистолет и приподнялся на сиденье. У ступеней Зала Ассамблей потерпел аварию кеб. Он лежал на боку, а трое рабов, прикованных к нему, пытались оторвать свои цепи. Пассажир, сидевший внутри, не мог выбраться самостоятельно - ему зажало ноги тяжелой скамейкой. Высунувшись в окно, он свистел, призывая полицейских.
      - Эти собаки разбили еще один кеб. Снова авария и опять на том же месте, - скрипнув зубами, сказал Растел.
      - Это очень трудный спуск. Вряд ли можно их винить.
      Растел зло взглянул на меня и, приоткрыв дверцу, наставил пистолет на рабов.
      - Эй, вы, остановите немедленно. Я сойду, а вы ждите меня здесь. Ты, Диббс, оставайся с ними.
      Взвизгнули тормоза, и мы остановились.
      Растел спрыгнул на землю, я последовал его примеру. Было холодно, меня познабливало. Только сейчас я ощутил, как далеко я нахожусь от дома, - это расстояние невозможно было измерить в милях. Мысль эта угнетала меня.
      - Идемте со мной, Мичер, - позвал Растел.
      Срезая себе путь, он стал быстро спускаться по склону -: дорога делала в этом месте петлю, - а оказавшись внизу, побежал к разбитому кебу, размахивая пистолетом, но опоздал. Один из рабов оторвал цепь и набросил ее на шею пассажира. Свист оборвался. И в этот момент завыла сирена.
      Мимо нас пронеслась полицейская машина, на боковой двери которой было написано: ЦЕРКОВНАЯ ПОЛИЦИЯ. Обогнав Растела, машина подъехала к лежавшему на боку кебу. Из нее выскочило несколько полицейских, одетых в черно-белые сутаны. Раба, задушившего цепью пассажира, схватили и затолкали в машину. Все произошло очень быстро.
      Мне хорошо все было видно с того места, где я стоял. Прислонясь к колесу кеба, на котором мы ехали, я разглядывал полицейский автомобиль, не переставая удивляться тому, насколько безобразна техника этой страны в сравнении с той, к которой привык я. Неужели им самим не противно ездить на таких автомобилях? Мало того что они впрягли двигатель внутреннего сгорания в старую колымагу, похожую на фургон, в которых разъезжают бродячие актеры, но они еще по-идиотски раскрасили ее: перемежающиеся белые, голубые и желтые полосы - настоящая «канарейка».
      Переговорив с полицейскими, Растел выбрался из толпы зевак, окруживших потерпевший аварию кеб, и направился к нам.
      - Спектакль окончен, - сказал он, усаживаясь в кеб. - Вам понравилось? Поехали. Тут обойдутся без нас.
      Проезжая мимо разбитого кеба, мы сбавили скорость, чтобы не раздавить ненароком кого-нибудь. Толпа собралась довольно большая. Одни только представители высшего класса. Мне показалось, что в толпе мелькнуло лицо моего брата - он обожает подобные зрелища.
      Немного расшатались нервишки, сказал я себе, нужно взять себя в руки.
      - Чересчур много таких инцидентов в последнее время, - сказал Растел. - Волнения начались несколько лет назад. У них наверняка есть вожак.
      - У них, вероятно, есть какие-то основания… Что будет с человеком, убившим пассажира?
      - С тем человеком? - Он посмотрел на меня с усмешкой, искривившей его губы. - Что с ним будет? Он убил церковнослужителя. Я был не единственным свидетелем. Он будет повешен у замка на следующей неделе. Что с ним будет? Его похоронят - Церковь милостива.
      Мы въехали на Принцесс-стрит. Она мало изменилась, но как-то потускнела. За немытыми окнами витрин малопривлекательные товары, реклама которых была организована из рук. вон плохо. Транспорта в этом, районе было побольше. Взад и вперед сновали педальные кебы, небольшие автомобильчики с электродвигателями, выглядевшие поизящней, чем те, которые попадались мне на глаза до сих пор. Тротуары были забиты людьми. Некоторые были одеты побогаче, другие победней, но все они были свободными людьми. - встретить на этой улице раба было практически невозможно. Чувствовалось, что настроение у людей хорошее. Они улыбались, смеялись, громко разговаривали - жизнь их радовала. Некоторые болтались без дела, другие заходили в магазины и выходили с покупками. Мне нравилась и была привычной эта суета, я сам с удовольствием бы окунулся в уличную толчею. И мне совсем не хотелось выходить из кеба, остановившегося перед большим серым зданием. Мы сошли, и Растел кивком головы указал мне на дверь.
      - Приехали, - сказал он. - Нам сюда.
      - Выглядит как военное ведомство. Точь-в-точь наше Министерство обороны.
      - Как раз наоборот, - возразил он. - Здесь находится Комиссия по ядерному разоружению. Вы, я вижу, успели уже забыть, какая страшная война разразилась на вашей планете. А у нас ее не было.
      Внутренняя отделка здания напоминала интерьер отеля, выполненного в стиле ретро: конец девятнадцатого - начало двадцатого века. Пропыленные портьеры, неуклюжая и громоздкая мебель из красного дерева, тусклые светильники на бронзовых подставках.
      Растел прошел через вестибюль, подошел к доске бюллетеней и быстро пробежал их глазами.
      - У нас есть еще полчаса до брифинга. Мне кажется, вам полезно будет послушать. Я хочу познакомить вас с очень интересными людьми. Увидимся на брифинге. А сейчас вас проведут в вашу комнату - можете пока немного отдохнуть.
      Один из мелких служащих подошел к нему и помог снять со спины ранец. Растел чувствовал здесь себя как дома и распоряжался как хозяин. Подозвал жестом какую-то девушку, о которой мне трудно было составить четкое мнение, кто она такая, - служащая или рабыня. На ней не было формы, что было необычно в стенах этого учреждения, но и желтого квадрата - отличительного признака низшей касты - у нее на спине я тоже не увидел.
      - Эта девушка позаботится о вас. Вы можете распоряжаться ею по своему усмотрению.
      Я почувствовал некоторое беспокойство, когда он исчез, - он был той единственной тонкой ниточкой, которая связывала меня с моим миром.
      Девушка провела меня по коридору, затем мы поднялись по лестнице на следующий этаж. Она открыла дверь какой-то комнаты, вошла в нее, а когда я вслед за ней переступил порог, закрыла дверь на ключ и отдала ключ мне. Ее рабская покорность обезоруживала меня, ослабляла мою волю, я не в силах был бороться с соблазнами, словно дьявол нашептывал мне на ухо, дьявол, как две капли воды похожий на Растела. Во мне рождался всевластный господин.
      Девушка мне нравилась, хотя она и выглядела нелепо в своем ужасном балахоне и была очень бледна, но у нее было симпатичное лицо, а под платьем угадывалось чертовски соблазнительное юное тело.
      - Как тебя зовут? - спросил я.
      Она ткнула пальцем в металлическую бирку, прикрепленную на груди. На ней было выгравировано имя Анна.
      - Так ты Анна. Разве ты не умеешь говорить? Она отрицательно помотала головой. У меня мурашки побежали по спине. Я вспомнил, что не слышал ни разу, чтобы Диббс издал какой-либо звук, и все рабы, с которыми я сталкивался, тоже были безмолвны.
      - Открой рот, Анна.
      Она покорно раздвинула челюсти. Розовый язык был на месте и зубы тоже, хотя пара-тройка зубов зияли дуплами и нуждались в немедленном лечении.
      - Почему ты не можешь говорить, Анна?
      Она откинула голову назад, и я увидел у нее на шее перерезавший ее безобразный шов. У нее были повреждены голосовые связки. Гнев закипел во мне.
      - Это делается со всеми рабами?
      - Нет, - помотала она головой.
      - С некоторыми из них? Она кивнула утвердительно.
      - Это наказание?
      - Да, - кивнула она.
      - Тебе было больно? Мука исказила ее лицо.
      - Здесь есть еще люди, которые, как и я, прибыли из других миров?
      Ответом на этот раз был пустой взгляд.
      - Я говорю о чужестранцах. Они прибыли издалека и выглядят не так, как ваши люди.
      Утвердительный кивок.
      Я вернул ей ключ, она открыла дверь, и мы вышли в коридор. Она остановилась у дверей комнаты, расположенной напротив моей, вставила ключ в скважину - он подходил, очевидно, ко всем замкам на этом этаже. Дверь открылась.
      Я увидел рыжеволосого парня, сидевшего за столом и орудовавшего ложкой. Он не перестал есть и тогда, когда, подняв глаза от миски, увидел нас с Анной. Ее, взяв за руку, я тоже затащил в комнату.
      - Вы прибыли сюда из параллельной временной структуры? - спросил я.
      Он пробурчал что-то неразборчиво - звуки вязли у него во рту, плотно набитом тушеной рыбой.
      - Меня зовут Шеридан Мичер, - представился я. - Я историк. То, что я увидел в этой стране…
      Подождав немного и не услышав ответа, я продолжал:
      - Мы не можем поддерживать этот режим. Вся эта система, основанная на насилии, должна быть уничтожена. Я ищу людей, которые думают так же, как я.
      Он привстал, нависая над столом тяжелой мясистой тушей, ложку он так и не выпустил из руки.
      - Что это за система, основанная на насилии? - спросил он. - Ты о чем, парень?
      Я показал ему шрам на шее Анны и объяснил, откуда он взялся. Выслушав меня, он рассмеялся.
      - Тебе бы стоило побывать в моей стране. Не хочешь туда смотаться на денек? Берусь доставить. - Он похлопал меня тяжелой лапищей по плечу. - Как бы тебе понравилось, что вытворяют эти азиаты? Заполонили всю Европу - от них просто проходу нет. Скоро они нас совсем задушат.
      - Азиаты? - изумился я. - Они-то тут при чем?
      - Как это при чем? Вся эта красная сволочь, китаезы… Разве не они победили в Третьей мировой войне?
      Теперь пируют, изгаляются над белым человеком - за людей нас не держат… А ты говоришь, рабство…- Тут Церковь, культура, а у нас - узкоглазые…
      - Коммунистический Китай?! Выиграл Третью мировую?! Но китайцы в ней даже не участвовали… -
      - Ну тогда вам здорово повезло, Джек… На вашем месте я бы все-таки остерегался… Не особенно-то им доверяйте - с азиатами нужно держать ухо востро. - Он снова потянулся к миске.
      Когда мы с Анной вошли в следующую комнату, мы сильно напугали краснолицего лысоватого человечка, занимающегося любовью с подаренной ему рабыней.
      - Я из параллельного мира, - сказал я ему. - Я возмущен здешними порядками. Я надеюсь, что вы тоже отвергаете рабство.
      - Пожалуй, то, что я видел здесь, не самый плохой вариант. А что, собственно, не устраивает вас?
      - То, что они калечат своих рабов. Одного этого достаточно, чтобы начать борьбу с этой системой.
      Он почесал свою лысую голову, оценивая сказанное мной.
      - Ну, не знаю… Есть вещи похуже рабства… Это голод и нищета. Рабство по крайней мере гарантирует кусок хлеба. В нашей стране жизненный уровень упал настолько, что дальше падать просто некуда. Кое-кто начинает уже поговаривать, что коммунизм не решает всех проблем… Британия, говорят они, могла бы пойти своим особым путем и доказать всему миру, что альтернатива существует.
      - Коммунизм в Британии? О Боги!
      - Не понимаю, чему вы удивляетесь… В тысяча девятьсот двадцать девятом году к власти пришла коммунистическая партия под руководством мудрого вождя и учителя всех народов Гарри Поллита… Первая пятилетка. ..
      - Прошу вас, не продолжайте - мне больно вас слушать. Вы станете участвовать в борьбе против рабства?
      - Я не говорил, что отказываюсь от борьбы. Но я должен прежде созвать конференцию, обсудить с товарищами стратегию и тактику нашей борьбы, выбрать руководящие органы… Революционное движение масс и пролетарское самосознание…
      Я опрометью выскочил из комнаты и столкнулся с каким-то человеком, бежавшим по коридору. Мы вели себя не слишком-то вежливо, бесцеремонно разглядывая друг друга. Он был молод, одного роста со мной, и, как я оценил на глаз, в нем было столько же фунтов костей, мышц и требухи, сколько и во мне. У него было смуглое лицо, сросшиеся на переносице брови и жгуче-черные глаза. Мне показалось, что я смогу найти с ним общий язык.
      - Вы из параллельного мира?
      - Ну да, - сказал он и крепко пожал мою руку. - Марк Клауд Гей л, к вашим услугам. Я участвовал во многих мятежах у себя на родине и могу постоять за себя и других. В вас чувствуется военная выправка. Побывали на войне? Я так и думал. Вряд ли кто-нибудь из этих слизняков, попрятавшихся в комнатах, присоединится ко мне, но я объявляю войну сутанам…
      - Вы можете рассчитывать на меня. Меня зовут Шерри Мичер, я историк и по необходимости солдат. Нас уже двое, - обрадовался я. - Возможно, к нам присоединятся и другие… А если поднять рабов…
      Мы услышали переливистую трель звонка, и разговор наш прервался.
      - Брифинг начинается, - сказал Марк. - Нужно послушать, что они там будут молоть. Черт подери, жизнь становится интересной. Обожаю заварушки.
      Его последняя фраза смутила меня, не ради же приключений мы вступаем в опасную схватку с режимом. Но в конце концов, не это главное, гораздо важнее то, что у меня появился союзник. Мысль эта грела меня. Если и дальше дела пойдут так же успешно… Меня охватило возбуждение. Я услышал зов судьбы. Подлинную историю не пишут - ее делают. Марк Клауд Гейл и я переделаем этот мир, а потом позовем историков. Скажи мне кто-нибудь вчера утром, что завтра я займусь переустройством мира, я бы рассмеялся ему в лицо, но теперь мне было не до шуток.
      Двое полицейских провели нас в зал, у входа в который нас догнал коммунист из Британии, но он сделал вид, что не знаком со мной. Анна куда-то исчезла в тот момент, когда мы спускались по лестнице.
      Зал был похож на обычную студенческую аудиторию - длинные столы и жесткие скамьи, кафедра и стол на возвышении. В президиуме сидели представители церковной администрации и референты, с одним из них, Растелом, я уже достаточно хорошо успел познакомиться. За спинами у них стояли полицейские в черных сюртуках, похожих на сутаны. Я насчитал в зале пятьдесят человек, прибывших, судя по разнообразной одежде, из параллельных миров.
      На кафедру поднялся весьма респектабельного вида человек.
      - Джентльмены! Я обращаюсь к вам ко всем - и тем, кто глубоко чтит Господа нашего, и тем, кто пребывает в неверии, - со словами благодарности за то, что, откликнувшись на наш призыв, вы прибыли сюда, на нашу планету, согреваемую светом любви Отца нашего и оберегаемую матерью-Церковью. Мы приветствуем вас на этой святой земле. Вам выпала великая честь. Вы присутствуете на первом брифинге, посвященном истории и перспективам развития Параллельных Временных Структур. Мы ознакомим вас с историей нашей планеты - сравнивайте, делайте выводы. Нам интересно будет выслушать ваше мнение о возможных путях развития нашей системы. Мы очень рассчитываем на вашу помощь и с благодарностью выслушаем любые советы. Мне, члену Координационного Совета Объединенной Мировой Церкви, главе администрации города Эдинбурга, лейтенанту Исследовательского Корпуса Параллельных Временных Структур. Д икону Блигху, поручено открыть брифинг. А теперь перед вами выступит капитан Апостол Растел.
      Растел поблагодарил Блигха, склонив голову, и занял его место на кафедре. Доклад продолжался около двух часов - они пролетели незаметно. За это время ни один звук не нарушил тишины - все напряженно слушали. Мы узнавали историю мира, схожего иногда до мелочей, а иногда в корне отличного от тех, история которых была не просто нашим прошлым, но и сегодняшней болью. Конечно, в изложении Растела это не могло быть чистейшей правдой, основанной на строгих научных фактах, тенденциозность пронизывала каждую его фразу, но все равно было безумно интересно.
      Я не стану здесь приводить весь доклад, который мне удалось законспектировать. Приведу несколько выдержек.
      …В середине двадцатого века Церковь контролировала практически все сферы, не только духовную и общественно-политическую, но и сферу производства. Представители Церкви входили во все правительства, парламенты, в комитеты по безопасности и обороне, и везде их голос стал решающим. Объединение всех религий положило конец национальным распрям. Контроль над вооружением, включая ядерное, обеспечил стабильность… Но и торможение производства, вызванное сокращением военных заказов. Перестала развиваться космическая техника, потому что были сняты с производства ракеты, - Церковь наложила вето на любую технику, которая могла быть использована в войне. О полетах на ближайшие планеты, такие как Марс и Венера, никто и не помышлял. Представляю, каким потрясением для них стал бы мой рассказ о битве за Венеру в ходе Пятой мировой войны, в которой я принимал участие. В парламентах большинства стран планеты, о которой нам рассказывал Растел, по требованию церковных ханжей были приняты законы, запрещающие применение противозачаточных средств. Население планеты быстро возросло. Обнищание части населения, переизбыток дешевой рабочей силы должны были неизбежно породить и в самом деле породили такое позорное явление, как рабство. Ну а что касается положительных моментов… К ним можно отнести некоторые выдающиеся открытия ученых, одним из которых стали «небесные врата» , устройство, с помощью которого можно переместиться в параллельный мир. Да, роль церкви, как я понял, была здесь совсем не такой, как на моей родной планете. Церковь подмяла здесь под себя все властные структуры и стала монопольно управлять миром. Увы, результаты этого правления самые плачевные, для меня в этом не было никаких сомнений.
      Растел закончил свой доклад, и к сидящим в зале снова обратился председательствующий Блигх.
      - Джентльмены. Вы, вероятно, понимаете, какая ответственность лежит на вас… Вы должны дать правильную оценку и попытаться выработать какую-то общую точку зрения, если это возможно. Все это крайне важно для нас. Мы собрали здесь не случайных людей. Вы все историки или общественные деятели из разных миров, разных, я надеюсь, не настолько, чтобы не прийти к согласию. Буду до конца откровенен с вами, господа. Несмотря на то что планета уже сто лет не знает, что такое война, система наша, как это признается некоторыми из нас, находится на грани краха. Да, мы стоим на краю пропасти. Мы, которые всегда пеклись о благе ближнего, так и не сумели внушить простому человеку, что добродетель всегда будет вознаграждена в будущей жизни, что праведника ждет рай, что милость Божья одинаково распространяется на всех, независимо от их социальной роли. На том свете Бог спросит с имущих строже, чем с неимущих. Там у управляющего не будет никаких преимуществ перед его слугой. Все мы слуги Божьи. Перед Богом все равны. Но этот сброд, эта чернь не хотят нас слушать. Они бунтуют. Они уже захватили столицу, Лондон в руках восставших. Конечно, Церковь там не справилась с возложенными на нее задачами, виноваты в первую очередь центральные органы - их тоже поразил общий недуг… Ситуация осложняется тем, что руководство распалось на две группы… Одна часть за решительные действия и жесткие меры, самые жесткие, включая использование ядерного оружия. Должен признаться, что кое-какое оружие мы все-таки сохранили. Другие настаивают на переговорах… Вопрос ставится именно так, господа… Должны ли мы стереть с лица земли Лондон, воскресив тем самым призрак мученичества, в ореоле которого восставшие предстанут перед этим и всеми другими мирами? Или, организовав длительную блокаду, принудить их сдаться, а затем простить… Простить, выказав тем самым слабость… Они боятся, боятся нас, потому и прощают, скажет чернь, сильный должен отсекать гниющие части - иначе может погибнуть весь организм. Карающая рука - рука хирурга… Трудно, ох как трудно найти исчерпывающий ответ… И вот инициативная группа, которую возглавляю я, впервые в истории нашей планеты решила обратиться к чужому опыту… Ваше мнение, мнение экспертов из параллельных миров, может сыграть решающую роль… Мы вас выслушаем, господа, после перерыва. А сейчас отдохните. Мы вас покормим обедом - на голодный желудок голова соображает плохо, - покидая кафедру, добродушно улыбнулся он.
      На кухне, которая находилась рядом с залом, уже звенели тарелки, оттуда доносился запах подгоревшей каши и пряный аромат мяса, поджаренного с кореньями. Обслуга - рабы обоего пола - начали обносить участников брифинга тарелками с едой, переставляя дымящиеся блюда с подносов на столы.
      За наш стол пересел коммунист из Британии.
      - Вопрос, конечно, интересный, - поглаживая рукой лысину, сказал он. - Либерализм всегда производит впечатление на обывателя, если он хорошо инсценирован.
      - Но страх производит на обывателя еще большее впечатление, - сказал кто-то за соседним столом и засмеялся.
      - Эти крысы церковные, эти вонючки в сутанах, - зло блестя глазами, сказал Марк,. - да они просто-напросто ханжи и лицемеры. Вы, наверное, сами прибыли из таких дерьмовых мест, где свободы никто и не нюхал. Неужели вы можете им доверять? Они на нашу помощь, видите ли, рассчитывают. Пусть сами из дерьма вылезают, а я лично добавлю им головной боли. Ну а ты что скажешь, Шерри?
      - Это просто замечательно, что Лондон уже не принадлежит им. Здесь пятьдесят человек из параллельных миров. Большинство из них наверняка думает так же, как и мы с тобой. Нужно поговорить со всеми…
      - Нет, Шерри, - не согласился он со мной, - Не годится. У меня есть план.
      Он пододвинулся ко мне ближе и заговорил шепотом. Лысый коммунист вытянул шею, чтобы услышать наш разговор. Марк поймал двумя пальцами его нос и сдавил так, что у того на глазах выступили слезы.
      - Ну куда ты лезешь, стукачок? Слушай, лысый, ты свой нос девкам под юбки засовывай, а в серьезное дело не встревай - прищемят нос.
      Вырвавшись из железной руки Марка, коммунист отсел от нас подальше. Марк продолжал мне нашептывать на ухо:
      - У меня по этой части большой опыт. У себя на родине я был инструктором в одной из военных школ, а по совместительству преподавал историю. В одном я уверен, Церковь всегда имела дело только с рабами, она всегда ограничивает свободу. Вдвоем мы сумеем отсюда вырваться. А если придется из кого-нибудь вышибить дух, то тут нет ничего страшного.
      - Что ты собираешься делать?
      Я уже начинал жалеть, что связался с ним. У меня появилось предчувствие, что он может втянуть меня в какое-нибудь грязное дело.
      - Нужно попытаться достать оружие. Тебе ведь приходилось воевать, Шерри, Ты не новичок в этих делах.
      - Я участвовал в Пятой мировой войне. Сражался на Земле и на Венере.
      - Ох уж эти мировые войны. Чего в них хорошего? У нас только локальные конфликты, но горячих точек - уйма. Навоеваться можно от души. Если ремеслом этим владеешь хорошо - без куска хлеба не останешься. Нужно пробраться на кухню. На кухнях всегда есть что-нибудь режущее или колющее. Ну что, идем?
      Не дожидаясь моего ответа, он выскользнул из-за стола и направился в сторону кухни. Что мне оставалось делать? Я двинулся за ним.
      Кухня плавала в пару, который помешал нам вовремя увидеть надзирателя с кнутом, вынырнувшего откуда-то сбоку. Это был типичный прихлебатель, жирный кот эдинбургской породы. Он был тут главным начальником над сковородками, кастрюлями и примерно тридцатью рабами. У него был еще один помощник, который находился в это время за плитой. Начальник громко позвал его, и тот ответил.
      - Оставь этого парня мне, - шепнул я Марку. - Займись вторым.
      - Что вам угодно, джентльмены? - спросил надзиратель, с подозрением глядя на нас.
      Я взял со стола металлический поднос, повернулся к нему боком, словно собираясь уходить, и вдруг резко метнул поднос, когда-то я был чемпионом курса по метанью диска. Тяжелый снаряд врезался острым ребром надзирателю в переносицу - он упал как подкошенный. Я увидел, что на спине у него пришит желтый квадрат.
      Около стены стояло несколько швабр. Схватив одну из них, я подбежал к дверям, соединявшим кухню с залом, - они были двустворчатые и открывались наружу. Я просунул швабру в медные петлеобразные ручки. Потом для надежности придвинул еще и деревянный стол. То же самое я проделал с дверями, через которые можно было попасть во двор. На какое-то время это задержит наших врагов. Пока я бегал со швабрами и толкал столы, Марк успел расправиться с помощником надзирателя. Кухня была наша!
      Оставив работу, рабы сбились в одну большую кучу и с ужасом смотрели на нас с Марком. Вооружившись огромным мясницким ножом, я вскочил на скамейку и закричал:
      - Граждане! Вы можете обрести свободу! Вы можете стать свободными с этой самой минуты. Это ваше законное право. Человек рождается для жизни и свободы. Но за свои права нужно драться. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Пробил ваш час! Вооружайтесь! Вместе выступим против угнетателей. Наш героический пример вдохновит всех угнетенных. Да здравствует свобода!
      У Марка от удивления глаза стали совсем круглыми. Он, вероятно, решил, что я свихнулся. Рабы, скорее всего, думали обо мне то же самое. Как только они услышали, что в двери стучат, они кинулись к выходу, оттолкнули стол и попытались выдернуть швабру, но задние наваливались на передних, и они только мешали друг другу.
      Спрыгнув со скамейки, я врезался в гущу рабов - они были мягкие и податливые. Одного за другим я стал отшвыривать их от дверей.
      - Трусы! - орал я на них. - Мы пытаемся вам помочь. Мы это делаем для вас. Они же вас убьют, идиоты! Вы этого хотите? Отойдите от дверей!
      Марк схватил меня за руку и оттащил в сторону.
      - Шерри, ради всего святого, ты сумасшедший! Это же быдло! Дерьмо! Родились несвободными и сдохнут на коленях. Им не нужна свобода. К кому ты взываешь?! Оставь их в покое. Пусть их всех тут изрубят на котлеты. Собакам - собачья смерть… Нам нужно уносить ноги…
      - Марк, но мне казалось, что это наш долг - дать свободу этим несчастным…
      Он сжал кулак и потряс им в воздухе.
      - Я дерусь не за их свободу. Я объявил войну сутанам. Они мои заклятые враги. Но в союзники я не возьму себе рабов - только свободных людей. Я знаю, в чем заключается мой долг, и выполню его до конца. Ну что ты стоишь? Идем.
      - Но мы не можем оставить этих людей. Мы убили надзирателей.
      - Идиот! Интеллигент! Либерал хренов! Где ты увидел людей? Это дерьмо и быдло…
      Подбежав к оцинкованному столу, он схватил мясницкий тесак и издал грозный рык… Лицо у него стало красным от прихлынувшей к нему крови, на шее вздулись вены… Судя по нарастающему грохоту, полиция всерьез взялась за дело - скоро они выломают дверь. Сгрудившись снова в кучу, рабы тревожно посматривали то на нас, то на дверь, от которой теперь все отхлынули.
      Марк указал пальцем на маленькую железную дверцу - за ней находился грузовой подъемник. Мы с Марком, пригнув головы, забрались в грубо сработанный ящик, у которого не было боковых стенок, и я потянул за веревку, переброшенную через блок, - механизм был наипростейший, работал он на ручном приводе.
      - Стойте! Подождите меня! - услышали мы чей-то отчаянный вопль.
      К нам подбежал надзиратель, тот самый рыжий эдинбургский кот, которого я вырубил… Очухался все-таки-
      - Я с вами. Мне надоела эта скотская жизнь. Прошу вас, возьмите меня с собой. Я тоже неплохо умею драться.
      - Ну нет, - сказала. - Уж лучше бы ты был рабом, чем прислужником… Вот ты как раз и не можешь называться человеком, не достоин… Надсмотрщик… Рабы не растерзали тебя только потому, что они трусы.
      - Успокойся, - сказал Марк. - Это же хорошо, что он стоит на ступеньку выше, чем обычный раб. Он уже понимает разницу между человеком и скотиной. И потом он здесь знает все ходы и выходы. Давай, парень, залезай побыстрей…
      Эдинбуржец влез в ящик, мы с ним вдвоем ухватились за веревку, и ящик, поскрипывая, стал подниматься вверх.
      - Нам сейчас позарез нужна пара-тройка полицейских, - сказал Марк. - Тогда мы сможем незаметно выйти из здания.
      - Нет ничего проще, - пробурчал эдинбуржец. - Здесь этого сброда хватает. Можете положиться на меня-я вам быстро их организую. Кстати, меня зовут Энди Кембелл. Я чертовски рад, что повстречал таких славных парней.
      - Меня зовут Марк, а это Шерри… Он ничего не имел против тебя лично, когда метнул поднос…
      - Слушай, парень, будь у меня черепушка не такой дубовой, ты бы расколол ее на две части… Ну да ладно, простим друг другу, как прощает нас Господь Бог… Я столько нагрешил за сегодняшний день, что мне срочно нужен духовник… А вот и он… Молодец, не заставил себя ждать…
      Остановив наш лифт, мы вылезли на свет Божий на лестничной площадке одного из последних этажей. Какой-то человек в сутане спускался по лестнице. Увидев нас, он остолбенел. Размышлять было некогда - коротким ударом в челюсть я свалил его на ступеньки. Он оказался крепче, чем я думал. Побывав в нокдауне, быстро пришел в себя и заорал, как недорезанный хряк. Тут же на площадку выскочил полицейский офицер. Видели бы вы его лицо в ту минуту - он побелел от страха, увидев трех человек с мясницкими тесаками и священнослужителя, корчившегося от боли на ступеньках, - я еще добавил ему, погрузив носок тяжелого армейского ботинка в мягкий живот. Рука офицера потянулась к шпаге, висевшей у него на боку. Энди опередил его. Он спокойно воткнул в него свой нож, как, вероятно, поступал многократно, разделывая туши животных. Разрезав мундир, широкое лезвие легко вошло в грудь и в сердце полицейского. На груди у него расплылось красное пятно. Умер он сразу. Мне кажется, он даже боли не успел почувствовать.
      - Молодцы, парни, - похвалил нас Марк. - Сработано по высшему классу.
      Он открыл дверь ближайшей комнаты - она была не заперта, и мы затащили в нее тело мертвого полицейского офицера и священника, лепетавшего что-то бессвязное. Комнатка была довольно уютной и обжитой. На столе стоял горячий чайник и чистые чашки. Все говорило о том, что хозяин отлучился ненадолго и вот-вот должен вернуться.
      - У нас есть два комплекта одежды, - сказал я. - Переодевайтесь, а я выйду в коридор, посмотрю, что там делается. И давайте побыстрей, если не хотите, чтобы вас застукали со спущенными штанами.
      Я вышел в коридор и прислушался - кто-то поднимался по лестнице. Рядом с лестничной площадкой находился темный чулан, в котором пылились метлы, - он запирался на щеколду. Я быстро заскочил в него и затаился. Дверцу, чтобы она не отворилась, я придерживал изнутри. Шаги приближались… Человек, проходивший мимо чулана, внезапно остановился - что-то привлекло его внимание… Щеколда, догадался я. Я слышал его дыхание, а потом в широкой щели между дверью и косяком появился желтый глаз - он пристально вглядывался в темноту… Я распахнул дверь ударом ноги, и тот, кто стоял за нею, упал… Я кинулся на него и, придавив коленом грудь, стал его душить. И только тогда, когда он захрипел, я осознал, что мои пальцы сошлись на горле у Растела.
      - Марк! - громко позвал я. Услышав мой крик, он примчался и приставил нож к горлу Растела.
      - Не нужно его убивать, - сказал я. - Это мой знакомый.
      - Знакомый?! - изумился он. - Да понюхай, как от него воняет. Смесь ладана с дерьмом. Отрезать ему башку, и все дела. А сюртучок его сгодится - твой размер.
      - Из него получится хорошее жаркое, - сказал Энди, - подпахивает немного козлом, но это ничего. Насадим его на вертел и зажарим в камине.
      - Не трогайте его, - твердо сказал я. - Одежду мы с него, разумеется, снимем. Мы его свяжем и оставим здесь.
      - Тогда раздевай его побыстрей, - сказал Марк. Растел был сильно напуган, я видел это по его глазам.
      Он безропотно дал себя раздеть. Вид у него был жалкий.
      - Помнишь, Растел, что ты мне говорил? Иногда одна минута стоит целой жизни. Этот миг для тебя мог стать последним. И в твоей судьбе, возможно, наступит крутой поворот. Ты успел услышать голос судьбы?
      Он промолчал. Я натянул его брюки и сюртук. Они пришлись мне впору. Эта была какая-то другая одежда, не та, в которой он был утром. Вероятно, переоделся перед брифингом. Револьвера у него при себе тоже не было - я проверил карманы.
      - Вы уже придумали, что нам делать дальше? - спросил я, обращаясь к Марку.
      - Пока нет… Но отсюда нужно уходить. Полицейские могут нагрянуть сюда в любую минуту.
      - Будь они чуточку поумней, они выставили бы в зале усиленную охрану. У них не было никаких оснований считать, что мы будем лояльны. Но первая растерянность прошла, и сейчас они накинутся на нас всем скопом. Если бы нас было побольше…
      - Черт бы меня подрал. Кажется, нам повезло. Кто-то нам помогает - Бог или дьявол. Полицейская машина у подъезда, - выглянув в окно, сказал Энди. - Из вас двоих кто-нибудь умеет водить машину? Мы можем доехать до Лондона.
      - У меня никогда не было своей машины, - сказал я. - У нас вообще нет частного транспорта, а о профессии водителя автобуса я никогда не мечтал.
      - У нас вы не найдете человека, который не умел бы водить машину, - сказал Марк. -Экзамен по вождению сдает каждый выпускник средней школы. - Он посмотрел в окно. - Да уж, драндулет еще тот. Ничего, думаю, я быстро разберусь, как управляться с этой колымагой. Все будет о'кей. Но в Лондон мы на ней не поедем. Мы воспользуемся той же штуковиной, с помощью которой попали сюда, «небесными вратами». Я знаю, где их можно раздобыть. Полчаса езды отсюда. Смотаемся ко мне на родину - погостите чуток у меня дома. Там есть кое-что получше этих тесаков - сами увидите… Вооружимся до зубов - нам сам черт будет не страшен. Вернемся снова сюда - они у меня тогда попляшут, вонючки в сутанах… Повоюем на славу. И против того, чтобы лондонцам помочь, я тоже ничего не имею, - возбужденно говорил он. - Вы согласны?
      Идея в принципе мне понравилась. Сдернув с окна занавеску, я разодрал ее на ленты и связал Растела, в рот я воткнул ему клял. За стенкой послышалось гуденье.
      - Лифт, - закричал Энди. - Наверняка это полицейские.
      - Я видел в чулане брезентовые рукавицы, - сказал Марк. - Быстренько, Энди, притащи их сюда.
      Энди сбегал за рукавицами. Марк одел их, выхватил из камина чугунную корзину с пылавшими в ней дровами и выскочил с ней на лестничную площадку. Поковырявшись ножом, Энди почти мгновенно открыл дверь лифта. Марк швырнул в шахту горящие поленья. Перепрыгивая через ступеньки, мы кинулись вниз по лестнице. И почти сразу наткнулись на полицейских.
      - Пожар, - заорал я. - Немедленно приступайте к тушению. Мы постараемся задержать преступников. Никуда не денутся. Здание оцеплено. - На лестнице уже запахло дымом. - Поднимайтесь выше. Горит на третьем этаже.
      Полдюжины полицейских, тяжело топоча сапогами, промчались мимо.
      Мы выскочили во двор, где нас легко можно было увидеть из любого окна. Правда, начинало уже темнеть, что было нам на руку. Во дворе стояли две машины. Автофургон с мясом, который разгружали рабы, - он только что подъехал. И полицейская машина, которую мы видели из окна. За рулем сидел полицейский - он уткнулся в газету и ничего не замечал вокруг.
      Я подбежал к машине и рванул на себя дверцу. Увидев незнакомого человека, одетого в форму, полицейский заколебался, но пистолет на всякий случай выхватил из кобуры. Энди и Марк были уже в машине - они сели с другой стороны, и Энди обхватил полицейского сзади - ему никак не удавалось добраться до горла, полицейский извивался как уж… Мне не хотелось пускать в ход нож - уже достаточно было пролито крови, я стоял в растерянности, не зная, что предпринять. И вдруг грохнул выстрел. Пуля пролетела рядом с моим ухом. Я выбил из рук полицейского пистолет, и, стукнувшись о дверцу, он отлетел в канаву. Мы с Энди отпихнули наконец упрямца в сторону. Марк сел за руль и, проклиная все на свете, попытался завести машину. Он называл разными нехорошими словами тех, кто создал это чудо техники. Он страшно удивился, когда с пятнадцатой попытки мотор чихнул и завелся. Мы медленно откатились от подъезда.
      Двое полицейских, привлеченных выстрелом, бросились к нам. Они были вооружены только короткими штыками. Машина, на которой мы удирали, была похожа на старинный кабриолет - высокий кузов и широкие подножки по бокам. Полицейские,, не раздумывая, запрыгнули на подножки. В открытое окно просунулся штык - Энди схватил руку, державшую оружие. Но он не уберегся от удара, который нанес другой полицейский. Повезло - плоское лезвие скользнуло по плечу, не причинив ему вреда. Марк между тем закладывал один крутой вираж за другим. Сначала он прижался боком к автофургону с мясом и, раздавив полицейского, как клопа, сбросил его на мостовую. Потом он проделал этот трюк еще раз - размазал полицейского по каменному забору.
      Энди наконец-то справился и с упрямцем, но тот никак не хотел расставаться с жизнью. Энди придушил его, а он опять задышал. Энди с досадой сплюнул в окно и протянул мне фляжку, которую обнаружил в кармане у священника. Я отпил несколько глотков… Что они замечательно умели делать в этой стране - так это виски. Энди тоже приложился к фляжке и восхищенно зачмокал языком.
      - Проще водить вертолет, чем эту идиотскую машину, - пожаловался Марк, но мне нравилось, как он укрощает эту дикую зверюгу. Он вел машину как по ниточке, на той предельной скорости, на которой мы не привлекали к себе внимания, хотя он считал, что из мотора можно выжать и побольше.
      Машин на улицах было мало, и улицы были плохо освещены, у нас были все шансы доехать до места, ни у кого не вызвав подозрений. Меня удивило, что мы не встретили по дороге ни одного раба. Возможно, им запрещено с наступлением сумерек выходить на улицы, но, возможно, это связано с каким-то ритуалом, например общей молитвой. Я хотел спросить об этом у Энди, но он заговорил о другом.
      - Я знаю одно местечко, где мы сможем получить все необходимое. Сверни на следующем перекрестке направо, Марк, - сказал Энди. - В конце Ганновер-стрит есть универмаг. Простым смертным дорога туда закрыта, но я думаю, что для нас будет сделано исключение. У нас на кухне болтали, что там продают «небесные врата». Не любому, разумеется, а по особому списку. И я знаю парня, который это говорил, - ему можно верить.
      - Но Марк хотел отвезти нас в другое место. Ты говорил, Марк, что это рядом с мостом? Я прав?
      - А зачем нам это нужно - такой риск? - воскликнул Энди. - Там полицейских как собак нерезаных, кишмя кишат… Поехали в универмаг… Туда мы доберемся без приключений.
      - Поехали в универмаг, - согласился с ним Марк. - Какая мне разница, куда ехать.
      Огни Принцесс-стрит остались позади. Мы быстро отыскали универмаг - солидное здание, сооруженное из серого гранита. Надпись на вывеске гласила: МИРНЫЙ ВОИН. Это был гарнизонный универмаг.
      Вдруг Энди издал сдавленный стон. Полицейский, придушенный им, очухался… Он поднял с полу штык, валявшийся в машине, и вогнал Энди под ребра. На черта мы возили его с собой? Я посасывал в это время виски. Стеклянная фляга, которой я его ударил, разлетелась на мелкие осколки - у него был крепкий череп… Он выдержал удар, не сморгнув глазом… Впрочем, глаз я ему, кажется, все-таки выбил. Выдернув штык из Энди, он замахнулся им на меня. Перехватив его руку, я развернул штык и с силой надавил… Блеснувший в темноте стальной луч мягко вошел ему в шею и перерезал сонную артерию. Для него сразу наступила ночь. На самом деле был еще вечер, и нам нужно было успеть в универмаг до закрытия.
      Машина остановилась. Мы немного не доехали до освещенного подъезда.
      - Выходим, - сказал Марк, обернувшись ко мне. Он потрогал руку Энди, бессильно опущенную вдоль тела, потом тряхнул за плечо полицейского. - Оба мертвы, - констатировал он. - А ты молодец. Настоящий боец, - похвалил он.
      Мы вошли внутрь за несколько минут до закрытия. Народу в магазине практически не было. Продавцы убирали с прилавков товар. Нам помогло то, что мы были в формах. Нас приняли, вероятно, за обычный полицейский патруль, который всегда обходит магазины перед закрытием. Мы зашли в туалет, просидели там с полчаса и осторожно вышли в вестибюль. В эту минуту кто-то выключил свет, и здание погрузилось в темноту. Мы постояли неподвижно на месте, прислушиваясь, - все было тихо. Затем мы отправились на поиски нужного нам устройства. Снаружи через широкие окна проникал свет фонарей, освещающих площадь, и мы без особого труда нашли нужный нам отдел. ППВС - гласила надпись на указателе. Хорошо, что им известны светящиеся краски, подумал я. Мы спустились по лестнице и оказались в подвале. Я на ощупь нашел выключатель у входа и решил, что это будет не слишком рискованно - зажечь свет, в этом помещении не было окон, с улицы нас не увидят.
      Мы вдруг оказались в тропическом лесу. Здесь росли высокие пальмы. Аромат цветущих роз смешивался с тонким запахом орхидей. В центре зала был устроен бассейн, на темной поверхности которого дремали водяные лилии и розовые лотосы. Интерьер был продуман до мелочей, здесь во всем пытались угодить изысканным вкусам богатых покупателей. На небольшом возвышении кафе, построенное в форме бунгало… бамбуковые стволы оплетены лианами… удобные мягкие кресла приглашают к отдыху… из калориферов дует теплый и влажный ветерок… Высшему классу в этой стране живется совсем неплохо.
      На демонстрационном стенде мы нашли установки ППВС, за которыми сюда и явились. ППВС - Перемещения в Параллельных Временных Структурах - так расшифровывается эта аббревиатура.
      Я боялся сейчас только одного, что мы не сумеем воспользоваться установками. Но все оказалось проще, чем я думал. Имелись инструкции, написанные простым, четким языком. Любой дурак сумел бы разобраться в них.
      - Почему так странно устроен мир? - спросил я. - В стране с отвратительным социальным устройством, с низким уровнем цивилизации рождается вдруг гений, который указывает людям дорогу к звездам. Но опутанные рабством, они не могут идти по этому пути. Конечно, мир, в котором мы очутились волею судеб, может гордиться тем, что он не знал мировых войн, но им дорого это обошлось - они заплатили свободой.
      - У нас тоже не было мировых войн, - пожал плечами Марк.
      - И как же вы этого добились? - спросил я. - У вас, я надеюсь, нет рабства?
      - Шерри, ты помешался на этой теме. Не бывает так, чтобы всем было одинаково хорошо. Человечество делится на высших и низших, на господ и слуг, на людей и скотов - и это справедливо. Это в природе вещей.
      Отложив в сторону инструкцию, я изумленно воззрился на него:
      - Как ты можешь говорить так, Марк? Для чего же мы все это затевали? Кому нужны были все эти жертвы?
      Мы пролили кровь. Разве мы не с рабством боролись? Я готов умереть за то, чтобы сделать людей свободными.
      Он стиснул зубы, около рта залегли жесткие складки, и взгляд тоже стал жестким.
      - Мне никакого дела нет До рабов. Я воюю с сутанами. Нет в мире отвратительнее религии, чем та, которая проповедует любовь к ближнему и всепрощение. Я никогда не прощаю своих врагов. И мне омерзительны те, кто забивает этой дурью чьи-то глупые головы.
      - Знаепгь, те служители культа, которых я встречал здесь, в самом деле малосимпатичны.
      Они не похожи на духовных лиц. У нас совсем другая Церковь. Наши духовные отцы действительно заботятся о нас, помогая в дни испытаний, исцеляя словом, облегчая бремя тяжелой ноши… К сожалению, Церковь прощает такой тяжелый грех, как убийство на войне, но свет христианства. ..
      - Христианство?! - взорвался он. - Я ненавижу эту красивую, ложь. Христианство… Да оно хуже любой другой религии…
      Я готов был ударить его, и он тоже сжал кулаки. В эту минуту мы ненавидели друг друга.
      - Опомнись, Марк! Конечно, христианская Церковь не свободна от недостатков, и критика идет ей только на пользу, но нельзя вот так вот взять и вычеркнуть все то, что она сделала… Она сыграла огромную роль в истории человечества… Именно ей принадлежит заслуга в том, что человек научился любить и прощать ближнего, мы стали гуманнее…
      - Да это же вера рабов, о которых ты так печешься…
      - Ничего не понимаю… У вас все так к этому относятся или только ты?
      - Большинство. Подавляющее большинство.
      - Вы что, атеисты?!
      - Да нет, я бы не сказал.
      - А кто ж тогда? Язычники? Разве у вас христианство не распространилось по планете двадцать веков тому назад и не стало общепризнанной религией?
      - Конечно, нет. Хотя это достаточно древнее учение, но оно никогда не было у нас общепризнанным, тем более официальным. Любой христианин - мой заклятый враг. Я верю в истинного Бога. Это Бог простых и мужественных парней. С его именем на устах мы идем в бой. Это солдатский Бог - Митрас, а ты, как я вижу, и не слыхал о таком.
      Как же я был глуп, полагая, что нас с Марком объединяет не только единая цель, но и одинаковые взгляды. Человек, сражавшийся со мной бок о бок с нашими общими врагами, как выяснилось, тоже мой враг. Опасный и жестокий враг, который не остановится ни перед чем. Да, я ненавидел рабство, но явовсе не хотел, чтобы Церковь была полностью уничтожена и священнослужители истреблены здесь или где бы то ни было. Уничтожено должно быть рабство, а здешнюю Церковь нужно реформировать. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Марк попал на свою планету с таким бесценным трофеем, как «небесные врата». Марк вернется сюда, чтобы убивать и насаждать свой порядок. Вернется не один, а с легионерами, как и он свободными от всякой морали, отвергающими завет учителя нашего Иисуса Христа - не убий. Они,потопят в крови не только этот мир, но и другие, куда они смогут попасть при помощи «небесных врат». Вывод был один - Марк Клауд Гейл должен быть убит.
      Он прочитал приговор в моих глазах, когда я приблизился к нему. Мгновенно в его руке появился нож., Он был решителен и смел, этот парень, но я мало в чем ему уступал. Ударом ноги я выбил у него нож, и тот упал в бассейн. Он кинулся на меня и повалил на землю. Попытался разодрать пальцами мой рот, но я ударил его коленом в пах, и он отпустил меня. Я вскочил на ноги и пустился наутек. Стало понятно, что в силовом единоборстве мне не одолеть его, - силы были примерно равны.
      Я бежал по дорожке искусственного сада, и меня догнал какой-то тяжелый предмет, брошенный Марком… Меня больно ударила в плечо тяжелая коробка, кажется, это был автомобильный аккумулятор… Марк схватил его с витрины… Он почти догнал Меня, но я успел увернуться, раз и другой, потом я перепрыгнул через садовую скамейку и споткнулся о грабли, лежавшие на земле. Я их поднял, метнул, словно копье, рукояткой вперед и попал Марку в живот, но это не остановило его. Он только разъярился еще сильней.
      Мы оба были без оружия, но владели различными приемами борьбы и снова сошлись в поединке.
      Я схватил его за руки. Он нанес сильный удар головой снизу и разбил мне нос. Потом сделал подсечку - я упал, и он занес надо мной ногу, намереваясь ударить в печень. Увернувшись от удара, я схватил его за голень и резко дернул, а затем, не выпуская его ноги, применил болевой прием. Я уже был на ногах, а он со стоном упал на живот, повернувшись ко мне затылком… Я ударил его ребром ладони, но удар получился не очень сильный - не было во мне настоящей злости.
      Он откатился в сторону, вскочил и стал наступать на меня - сейчас последует удар ногой или кулаком. Грабли были далековато, я повернул голову в другую сторону и увидел воткнутую острым концом в ствол пальмы короткую кривую косу. Я схватил ее и стал размахивать перед собой, не давая Марку приблизиться. Я наступал на него, а он пятился. Я срезал золотой погон у него с плеча и, похоже, повредил ему сухожилие - рука бессильно повисла вдоль тела. Дальше отступать было некуда - у него за спиной был бассейн. Он прыгнул в воду, я кинулся за ним.
      Бассейн был не очень глубокий - ему и мне по грудь. Дно скользкое, быстро передвигаться мешали еще и лилии, которых росло тут множество. Вода была мутной и теплой - она расслабляла. Он медленно уходил от меня к другому берегу, и мне сейчас совсем не хотелось его убивать. Но перед тем как выйти из воды, он, обернувшись, посмотрел на меня - это был взгляд фанатика, смертельно ненавидевшего меня. Я швырнул косу, не очень-то рассчитывая попасть, но она воткнулась ему между лопаток. Он медленно осел, голова исчезла в воде, а там, где он только что стоял, всплыл большой розовый лотос.
      Словно в бреду, я вышел на берег - с меня ручьями стекала вода, но я не обращал на это внимания. Я сумел настроить «небесные врата» - к счастью, я хорошо запомнил номер моей системы - АА688. Сделал себе инъекцию и прислушиваясь к тому, что происходило внутри меня, и готовясь к переходу, слышал шум, свистки, крики и топот полицейских, но меня это больше не касалось - я уплывал.
      Провал в сознании. Непроницаемая тьма. Смерть. Радужный свет. Жизнь.
      Я обнаружил себя на грязном полу ночного клуба - приличные люди обходят подобные заведения стороной. Меня обступили завсегдатаи - мелкие жулики и вульгарно одетые и ярко размалеванные девицы, полуголые танцоры и танцорши. Запах пота, дешевого мыла ,и разврата. Слышу, совещаются, как со мной поступить. Решили, вероятно, что умер. Я шевельнулся, и девицы завизжали. Открыл глаза - голоса умолкли на короткое время, а потом все снова разом загалдели. От тошнотворных запахов и гвалта у меня заломило в висках. Они быстро пришли к единому мнению - и вышвырнули меня из зала. Распластавшись на тротуаре, прижимаясь к нему ослабевшим телом, я почувствовал токи, идущие от земли, - это была родная земля. Я вернулся домой.
      Я до мелочей помнил все, что со мной произошло, но все это никак не увязывалось с той жизнью, в которую я опять окунулся. Вероятно, я не смогу больше побывать в параллельном мире, да и не было в том особенной нужды. Тот мир, который я посетил благодаря Растелу, затерялся где-то в многомерной вселенной, и, вспоминая свое путешествие, я удивлялся себе самому. Как я мог посягать на порядок, установленный не мной? Гнусная вещь - рабство, без сомнения. Но разве на моей планете мало несвободы, не говоря уж о-других проблемах. Чего ради я полез в чужие дела?
      Я застал дома только Кандиду. Ройял и Туртон не вернулись еще с работы. Я рассказал Кандиде обо всем, что со мной случилось. Она слушала не перебивая. Наступил вечер. Мы не стали зажигать свет - сумерничали. Ее лицо белело на фоне черного окна. За то время, что я ее не видел, она еще больше побледнела и осунулась.
      Купание в ледяной воде канала в Нордостбурге-на-Лангедийке не пошло ей на пользу. Она переболела воспалением легких и только недавно пошла на поправку. Сама она, правда, придерживалась другой точки зрения. В моральном плане купание и болезнь сделали ее чище, ее нравственное здоровье еще больше укрепилось, а душа закалилась. Она еще на одну ступеньку поднялась и приблизилась к Богу.
      - Я чувствую себя уже достаточно хорошо, Шеридан, - сказала она. - И у меня хватит сил, чтобы побывать в храме и послушать мессу. Мне кажется, тебе нужно пойти со мной. Тебе нужно помолиться об отпущении грехов. Ты побывал в мире, погрязшем в грехе, и сам не был чист в делах и помыслах своих.
      Да, я знал, что на мне лежит тяжкий грех - убийство Марка, и я искренне раскаивался в нем.
      Мы вышли на улицу. Нас обтекали потоки людей. И много было таких, кто, как и мы, направлялся на вечернюю службу. Мы остановились у подножия холма: Кандиде нужно было перевести дух и набраться сил - ей нелегко будет подняться по крутому склону. Стояли молча, думая каждый о своем, и разглядывали величественную темную громаду эдинбургского собора. Я посмотрел вопросительно на Кандиду, она кивнула головой… Мы двинулись к собору. Я поглядывал через левое плечо на свою невестку, и у меня от жалости сердце разрывалось… Какая огромная духовная сила сокрыта была в маленьком хрупком теле… Все-таки ей нужно было посидеть дома еще пару недель. Будь дома Ройял, он ни за что не разрешил бы ей пойти в собор.
      Я услышал за спиной торопливые шаги - кто-то догонял нас. Я обернулся и увидел знакомое лицо. Когда я видел его в последний раз, оно было искажено страхом, но сейчас на меня смотрела в упор бесстрастная маска.
      - Капитан Апостол Растел? - холодно спросил я.
      - Я больше не капитан, - сказал он. - Я дезертир. Я драпанул и теперь в бегах и в розыске, впрочем, как и вы.
      Кандида разглядывала его с нескрываемым презрением.
      - Как я понимаю, твой друг, Шерри. Он прибыл с той самой нечестивой планеты, о которой ты мне рассказывал? Ты не хочешь представить нас друг другу?
      О Кандида… С ней всегда так… Правила поведения, нормы морали… Я представил их друг другу, и когда с этим было покончено, я спросил у Растела:
      - Что вы имели в виду, говоря о том, что я в розыске? Кто станет разыскивать меня здесь? Я у себя дома. Думаю, что здесь я в полной безопасности.
      - Вы в розыске, - упрямо повторил он. - Ни вы, ни я не можем чувствовать себя в безопасности. Мы можем где-нибудь обсудить наши проблемы с глазу на глаз?
      - Только не сейчас, - сказала Кандида. - Мы идем на службу. Если хотите, вы можете присоединиться к нам. Судя по тому, что я слышала о вашем образе жизни, вам нужно позаботиться о вашей душе. Поговорить с Шериданом вы сможете и после.
      - Ну что ж, - задумчиво проговорил Растел, - надеюсь, что в соборе я буду не в меньшей безопасности, чем в каком-то другом месте.
      Когда закончилась служба, Кандида заявила, что собор - это самое лучшее место для любых переговоров, незачем терять время и тащиться еще куда-то… Я понял, что она не хочет вести Растела домой и знакомить его с Ройялом. Растел согласился с ней, хотя, мне кажется, не Кандида убедила его. Растела подавил своей мощью собор… он был не слишком ярко освещен снаружи и внутри, но и такой свет сумел вырвать его из объятий тьмы. Возможно, Растел боялся также, что его могут заподозрить в близком родстве с тьмой, в которую погрузились холмы и город, Мы прошли в пустынный боковой придел храма и остановились у могилы Мюррея.
      - Восстание набирает силу, - сказал Растел, - но бесполезно искать зачинщиков мятежа среди тех, кого вы называете рабами. Мятеж в Эдинбурге подняли наши гости из других миров. Но первым были вы, мистер Мичер.
      - Вы сообщили мне очень хорошие новости, Растел.
      - Напрасно вы радуетесь. Ваши дела не так уж хороши. Вас разыскивает не только церковная полиция, за вами охотится и Корпус, в котором я служил. За участие в мятеже вы приговорены к смертной казни. За вашу поимку обещана награда. Парни из Корпуса прочесывают параллельные миры и непременно выйдут на ваш след. Это настоящие профессионалы, можете мне поверить.
      - Почему вы решили предупредить меня? Мы с вами никогда не были друзьями, скорей наоборот.
      - Это верно. Но вы пощадили меня - я обязан вам жизнью. Мне не хотелось бы остаться в долгу. И потом мы с вами сейчас в одинаковом положении. Меня тоже ищут и могут схватить в любую минуту. Меня обвиняют в пособничестве - ведь это я переместил вас в нашу систему, а также в трусости.
      Я размышлял, разглядывая диораму, изображавшую смерть храброго Мюррея. Показ сопровождался надгробной речью, произнесенной настоятелем собора в день похорон, - она была записана на пленку. Речь была исполнена суровой простоты и могла кого угодно убедить, что отдать жизнь за правое дело - наш святой долг. Любой был бы счастлив, если бы знал, что над его могилой прозвучат подобные слова, но те, кому не терпится услышать надгробные речи, в которых мне воздастся по заслугам, пусть подождут - с этим успеется.
      - Мы вам благодарны за то, что вы предупредили Шеридана о грозящей ему опасности, - сказала Кандида. - Но как ее избежать? У вас есть какие-то мысли по этому поводу?
      - Нам нужно держаться рядом и быть готовыми к тому, чтобы прийти на помощь друг другу. Самое лучшее, что мы можем сделать, переместиться в какой-нибудь мир, который находится очень далеко от наших собственных, и отсидеться там… Может быть, о нас забудут…
      - Понятно, - сказала Кандида таким ледяным тоном, что кто-нибудь менее приспособленный к холоду, чем Растел, сразу бы превратился в сосульку. - Если я правильно вас поняла, вы притащили сюда ваш «черный ящик» и собираетесь опять вовлечь моего зятя в какую-то авантюру.
      - Отдаю должное вашей проницательности, мадам, - смиренно сказал Растел.
      - Но вы не сделаете этого. Мы хоть и маленькая, но очень дружная семья. Мы очень преданы друг другу. И я не позволю вам переместить зятя в земли, населенные грешниками. Хватит с него. Попутешествовал. Он еще старые грехи не отмолил, а вы снова толкаете его на неправедную дорогу.
      - Но здесь ему грозит опасность. Уверяю вас, что все это очень серьезно.
      Она долго изучала его готическое лицо.
      - Там он тоже будет в опасности. Я боюсь за его душу.
      Они боролись за меня - никто из них не хотел уступать. Меня они ни о чем не спрашивали, мое мнение их не интересовало, они вели себя так, как будто меня здесь вообще не было. Наконец Кандида сказала:
      - Есть только один выход. Я отправляюсь с вами. Надеюсь, я выдержу переход.
      - Но, мадам…
      - Кто-то ведь должен укреплять вас в вере. Вы оба так слабы. Идемте, мистер Растел. Мы готовы.
      Мы вышли из собора, спустились с холма, и Растел предложил нам зайти в первый же попавшийся по пути отель. Я пытался отговорить Кандиду, но она была непреклонна.
      - Ты уже сумел проявить себя, но совсем не с той стороны, с какой бы следовало. Тебя не волнует, что миллионы людей в других мирах пребывают в грехе. И ты ничего не сделал для того, чтобы наставить их на истинный путь. Почему ты так безразличен, Шерри?
      - Ты считаешь, что на нашей планете все проблемы уже решены? И нам нечем с тобой больше заняться на этой грешной земле?
      - Конечно, работы и здесь хватает. Но, кроме нас с тобой, никто не принесет тем людям из далеких миров слово божье. Один из основных догматов христианства зиждется на том, что мы несем моральную ответственность за каждого человека. Понимаешь? За каждого. Если у тех людей есть души, которые они могут терять, тогда они мало чем отличаются от нас. Это наши братья, и мы должны их спасти. Неважно, в каком уголке вселенной они родились.
      - Но они живут своей жизнью, по законам, установленным не нами. У них свои жизненные принципы, своя мораль… Как мы можем навязывать им наши догмы?
      - Наши догмы?! Но это не мы их выдумали. Они дарованы нам свыше. Божьи заветы. Мы должны сами следовать им и проповедовать другим.
      Мы сидели в маленькой грязной комнатке. Растел настраивал свой «черный ящик», не вмешиваясь в наш спор. Подготовив установку и набрав в шприц наркотик, он сказал с плохо скрываемой иронией:
      - Тогда нам нужно переместиться в такой мир, где вообще никогда не слышали о Боге.
      Там мы сможем принести максимальную пользу. Чем Кандиду не прошибешь, так это иронией, я это хорошо знал. Она сказала страстно:
      - Это было бы самое лучшее. Если такая земля действительно существует, то мы немедленно отправляемся туда.
      Ее Растел отправил первой - она настояла на этом, потом переместился я, потом Растел.
      Вынырнув из небытия, я увидел, что первый человек, нуждающийся в спасении, - конечно же, моя невестка. Ее подмял под себя какой-то абориген. Это был типичный шотландец, одетый в какие-то лохмотья, обросший жесткими волосами, торчащими во все стороны, как перья. Кандида лупила его по голове тяжелой продуктовой сумкой, с которой она никогда не расставалась, а он, не обращая внимания на сыпавшиеся на него удары, сжимал ее в медвежьих объятиях.
      Он отцепился от нее лишь тогда, когда я подбежал к ним. Он отскочил в сторону и сделал непристойный жест - Кандида была в шоке. Она хватала ртом непривычно чистый воздух, как рыба, выброшенная на берег. Щеки у нее пылали.
      , Абориген кинулся наутек и быстро исчез за ближайшим холмом. Я осмотрелся. Эти холмы нельзя было спутать ни с чем. Когда-нибудь на них появится Аулд Рики, а потом Эдинбург, но произойдет это еще не скоро. Мы двинулись по тропе, которая когда-нибудь превратится в дорогу с выбитыми в каменистом, грунте колеями, потом ее замостят, потом она станет широкой автомагистралью. Но как долго нужно ждать.
      Мы проходили мимо убогих хижин, сложенных из камней. Рядом с ним валялись обглоданные кости, гниющие шкуры мелких животных, разный мусор… Отхожие места были устроены рядом со входами в жилища и ничем не огорожены.
      На том самом месте, где позже будет построен Эдинбургский собор, сейчас находилось языческое капище.
      Солнце стояло в зените, но было не очень жарко. И мягкая, сонно обволакивающая тишина. Полдень. Я решил, что до заката солнца мы обязательно должны отсюда убраться. Меня это место не слишком заинтересовало. Да и небезопасно здесь - не за себя я, разумеется, боялся, а за Кандиду. И я не понимал, чем сможем мы помочь аборигенам, да и не было у меня особого желания что-то делать для них. Почему мы должны взваливать на свои плечи бремя чужих забот. Судя по первым впечатлениям, сил у них более чем достаточно. А Бог? Им вполне хватает тех представлений о высших силах, до которых они добрели сами. Они живут простой жизнью, и незачем ее усложнять.
      - Итак, вот он каков, мир без веры, - воскликнула Кандида. - Но я не вижу здесь людей, которые нуждались бы в слове Божьем. Они его не услышат. Дикари! Язычники! Безбожники!
      Ее последние слова относились к парням, окружившим нас плотным кольцом. Они сбежались отовсюду, явно рассчитывая повеселиться. Трое из них вошли в круг и, вихляя бедрами и высокомерно посматривая на толпу, стали прогуливаться взад-вперед, передразнивая нас. Один из комиков был в длинной женской юбке. Аборигены встречали дружным хохотом все жесты и ужимки человекообразных обезьян. Они хлопали себя по бедрам, хватались за животы и падали на землю.
      - Снова какой-то иллюзион? - обернувшись к Растелу, раздраженно спросил я. - Зачем нам этот обезьяний питомник? Куда вы нас доставили? Это обман. Что нам делать на планете, заселенной неандертальцами? Проповедовать христианство? Но эти обезьяны не знают еще человеческой речи.
      - Я и не думал вас обманывать. Эта планета давно прошла доисторический период, и цивилизация насчитывает столько же веков, сколько и ваша. Но они пошли другим путем.
      - Путь этот не привел их к Богу, - сказала Кандида. - Если бы они понимали человеческую речь…
      Кто-то запустил в нее комком грязи, который попал ей в ухо, и другие обезьяны тоже стали швырять в нас комья грязи. Вероятно, представление показалось им не слишком веселым. Они рассердились на нас, смех утих. Вставив в беззубые рты пальцы, аборигены засвистели.
      Мы решили не обращать на них внимания и двинулись дальше по тропе, петлявшей между холмами. Аборигены расступились, пропуская нас. Проводив нас свистом, они разошлись по своим домам.
      Хижины остались позади, потянулись поля. Почва была обработана из рук вон плохо, поля были в ужасном состоянии. Здесь трудились сотни обезьян. Сейчас они были заняты вспашкой. Дюжина тщедушных самок тащила плуг, на котором сидел полуголый самец. Он размахивал кнутом, время от времени опуская его на спины несчастных животных. От коричневой и ароматной, как хлеб, земли к соломенным облакам поднимался теплый пар. Небо постепенно темнело, облака набухали и грозили пролиться дождем, который мог застать нас в открытом поле. Нужно было спешить. И не только из-за приближающейся грозы. Нас догоняла группа странных существ.
      - Мы не станем от них удирать, - сказал Растел. - Они не причинят нам зла.
      - Никто и не помышлял о бегстве, - возмутилась Кандида. - Нам нужно выучить их язык. Только вера в Бога сможет превратить этих животных в людей. Мы будем проповедовать христианство.
      - Вряд ли у них есть язык в общепринятом смысле этого слова, - сказал Растел.
      Существа, которые к нам приближались, были похожи на людей, но они были удивительно длинноноги. Мы увидели, что их длинные ноги - это обыкновенные ходули, и они передвигались на них достаточно уверенно, при этом руки у них оставались свободными. Они были одеты в одинаковые кожаные куртки, подобные тем, что носят наши рокеры. Существа эти, как я уже сказал, были очень похожи на людей, но еще больше они были похожи на горилл.
      Кстати, их кожаные куртки, как выяснилось позже, были сшиты из шкур, снятых с таких же звероподобных, как они сами, да-да, из шкур убитых ими врагов.
      Они перегородили нам тропу - их было шестеро, они вели себя нагло, и я ударил того, что был рядом, - он возвышался над моим плечом. Парень грохнулся на землю и немедленно нанес ответный удар своей ходулей. Он здорово саданул мне по ребрам, что было неожиданно и больно, а он тотчас же поднялся и через мгновение опять танцевал на своих ходулях.
      - Они не тронут нас, если мы будем вести себя мирно, - убеждал нас Растел.
      - Почему вы так уверены в этом? - спросила Кандида.
      - Животные всегда настроены менее враждебно, чем люди, но они более подозрительны, - сказал Растел.
      - Мне кажется, я не очень похожа на агрессора, - пробурчала Кандида.
      Они указали нам направление, в котором мы должны были двигаться. Мы не стали сопротивляться. Не все ли нам было равно, куда идти.
      Нас гнали, словно мы были овцами, отбившимися от стада. Пастухи на ходулях деловито покрикивали на нас, поглядывали на небо, затянувшееся тучами, обменивались друг с другом односложными репликами. Кандида напряженно вслушивалась, пытаясь запоминать слова и стараясь понять их значение.
      Нас привели к большой лачуге, сложенной из камней. Я узнал это место. Одно из самых красивых в моем родном Эдинбурге - там стоит прекрасная готическая церковь. Какой резкий контраст… Какой долгий путь предстоит еще пройти обезьянам, окружившим нас, прежде чем они узнают, что такое готика. Они еще и до букваря не добрались.
      Нас втолкнули в хижину. Внутри горел костер. Около него грелись старухи и молодые женщины с малышами на руках. Что меня удивило, все обезьяны были так или иначе одеты, женщины в платья из грубых тканей, но зады у них были оголены. Меня поразили также строгая иерархия, в которой старикам отводилось почетное место, и дисциплина.
      У них был вожак, которому они воздавали царские почести, его команды выполнялись беспрекословно. Мы очень быстро узнали его крутой нрав. Это был молодой упитанный самец. Его одежда, сшитая из кожи врагов, была украшена разноцветными перьями, а к лодыжкам привязаны две острые шпоры, сделанные из длинных клыков какого-то животного.
      Для нас освободили место на полу, двое охранников на ходулях возвышались над нами, а еще выше - на трапеции, привязанной к толстым деревянным балкам, - вожак… Он раскачивался взад-вперед, почти не держась ручками за веревки, грыз морковку и свирепо смотрел на нас.
      Когда мы предстали перед его взором, охранники, сопровождавшие нас, распластались на земле, выражая свои наиподданнейшие чувства, и ползали в пыли до тех пор, пока он не разрешил им встать. Забавно было смотреть на это со стороны. Но мне расхотелось смеяться, когда Растел предложил нам проделать то же самое.
      - Пожалуй, нам лучше встать перед ним на колени, - прошептал он, - в этом нет ничего унизительного. Мы покажем, что не посягаем на его авторитет и намерения у нас самые мирные. Это язык жестов - не более того.
      - Если мы хотим научить их смирению, то должны сами подать им пример, - согласилась с ним Кандида. - Встань на колени, Шерри, - добавила она тоном, не допускающим возражений.
      Мы опустились на колени, но взбешенный нашей медлительностью вожак швырнул в нас огрызок морковки и попал Растелу в глаз.
      - Ах ты, бабуин вонючий, - завопил Растел, немедленно забыв о смирении и благоразумии.
      Вскочив на ноги, он погрозил обезьяне кулаком. И прежде чем мы успели что-то сообразить, зверюга пролетела над нами на трапеции и, схватив Растела за шиворот, стала качаться вместе с ним.
      Вдруг вожак сделал резкое движение и вцепился зубами Растелу в ухо. Потом он отпустил строптивца, и тот упал рядом с нами. Из уха, надкушенного обезьяной, текла кровь.
      Вожак перестал раскачиваться и, остановив трапецию, ловко спрыгнул на пол. Рыча и брызгая слюной, он приближался к нам. Я понял, что драки избежать уже не удастся. Увидел, что один из охранников слез с ходулей и они лежали на полу недалеко от нас. Схватил ходулю - молодые обезьяны всем скопом кинулись на меня - я отчаянно отбивался. Молотил толстым древком по головам и спинам, но продолжалось это недолго. Их было много, и это были крепкие молодые самцы. Они скрутили меня и уложили на грязный пол лицом вниз. Мне удалось немного приподнять голову. Обезьяна, сидевшая у меня на спине, между лопаток, сползла на поясницу, и я увидел, что вожак стоит от меня в двух шагах, но между ним и мной - Растел. Он озирался, ища оружие, - его пистолет у него давно уже конфисковали. Кровь из разодранного уха стекала ему на шею и плечо. Повернув голову немного вбок, я увидел, что Кандиду два старых самца тащат в темный угол, а самки скачут рядом и плюют моей невестке в лицо.
      И вдруг Растел согнулся в низком поклоне, почти касаясь локтями пола и причмокивая губами, как обезьяна. Вожак сразу же успокоился и, сменив гнев на милость, ограничился затрещиной, которую Растел покорно вытерпел.
      Конфликт был исчерпан. Старикам было приказано отпустить Кандиду, а обезьяны, удерживавшие меня, слезли с моей спины и ног. Вожак снова уселся на трапецию и стал раскачиваться у нас над головами. К нам он потерял всякий интерес. Наши конвоиры жестами показали, что мы не пленники больше. Мы могли располагать собой и идти куда нам вздумается. Мы вышли на воздух. Прошел дождь - он так же внезапно кончился, как и начался, - и дышалось легко.
      Я хлопнул Растела по плечу, а потом поднял вверх большой палец правой руки.
      - Вы отлично выкрутились, Растел. Как это вы сообразили, что вам нужно делать? Мне понравилось, как вы изображали обезьяну. Ну что ж, вы спасли нас всех от расправы.
      - Это было отвратительное зрелище, - сказала Кандида. - Всему есть предел. Такое унижение… Так раболепствовать перед какой-то обезьяной…
      Растел рассмеялся ей в лицо.
      - А чем они хуже людей? Не понимаю, почему вы относитесь к ним с таким презрением. Да они превосходят нас во многих отношениях. Они не ведут таких жестоких войн, как люди.
      Конечно, им случается убивать, но чем? - камнем или палкой - одного-двух животных… Они не знают, что такое атомная бомба или химическая война. В принципе это незлобливые существа, и с ними легко подружиться.
      - Превосходят нас?! - задохнулась от негодования Кандида. - Эти дикари? Эти безбожники? Они не станут людьми до тех пор, пока не придут к Богу.
      - У нас с вами будет еще время, чтобы обсудить эти проблемы, миссис Мичер, - холодно сказал Растел. - А сейчас нам предстоит небольшая прогулка.
      Нас больше никто не остановил, и мы покинули городок. Правда, несколько молодых шалопаев проводили нас до околицы. Они бежали рядом, свистели и улюлюкали, но этим все и ограничилось. Меня уже не так тревожило наше будущее, а Растел, похоже, знал точно, что нас ждет в ближайшие часы. Он уверенно вел нас куда-то, а мы с Кандидой следовали за ним, не задавая никаких вопросов. У нас не было оснований не доверять ему - он только что выручил нас из беды.
      Мы двигались в западном направлении. Я следил за тем, как меняется пейзаж, и сопоставлял его с родным эдинбургским. Дома все радовало глаз, а здесь… Угрюмое разнообразие, наводящее тоску… Холмы, обнажения скалистых пород… Дикий, пустынный край… Безлюдье… На всей земле нас только трое человек, объединенных общей целью… Хотя… Нас с Растелом сблизила общая беда, а цели… Цели у нас разные, и наши дорожки рано или поздно разойдутся… Случай с Марком Клаудом Гей лом многому научил меня. Вчерашний союзник завтра может стать твоим врагом. Я стал более подозрителен.
      Интересно, куда нас все-таки ведет Растел? Он хорошо ориентируется на местности и, похоже, бывал здесь раньше. И странно, что вожак не отобрал у него ранец и вернул ему оружие. Растелу отдали конфискованный у него пистолет, и он вложил его в кобуру. Теперь у него есть оружие, а у меня нет. И если между нами возникнет ссора… Я надеялся, что до этого дело не дойдет.
      Тропа иногда становилась совсем узкой, и мы шли гуськом. Впереди Растел, за ним Кандида, наступавшая ему на пятки. Его холодность и безразличие к вопросам веры подогревали ее. Она пыталась переубедить его.
      - Все это гораздо хуже, чем я могла предположить. Нам придется нелегко, но это наш крест. Я очень рассчитываю на вашу помощь, мистер Растел. Вы ведь видный деятель Церкви на вашей планете, и вам не может быть безразлична судьба этих существ. Мы должны рассказать им о Боге.
      - Вряд ли это пойдет им на пользу. Пусть живут, как жили, - вяло возразил он.
      - Как вы можете так говорить, - горячилась она. - Это наш святой долг, никто, кроме нас, не сделает этого. Мы принесем им слово Божье, и свет христианства озарит этот мрачный мир.
      Растел повернул к ней бесстрастное лицо.
      - Обезьянам не нужен христианский Бог.
      - Не нужен Бог?
      - А зачем? Объясните мне.
      - Но ведь Бог вложил в нас душу. Этим мы и отличаемся от животных. Господь создал этот мир и нас. Все от него.
      - Бога придумал человек, и то, в каком мы живем мире, зависит от людей. Только от нас самих. Миром правят сила и страх.
      - Человек придумал не Бога, а идолов. Язычники почитают их за богов.
      - Начинается с идолов, а потом образ все усложняется и усложняется, миф захватывает воображение людей, и вот вам, пожалуйста, - Иегова, всемогущий Бог.
      Мы спустились в ущелье, по дну которого протекала одна из красивейших рек Шотландии, и в этом месте с берега на берег переброшен замечательный Телфордский мост, на моей родине, разумеется, а не здесь. На этой реке была устроена простейшая переправа, что-то вроде парома. Натянут стальной трос, и на воду спущена широкая плоскодонная лодка. Вот так вот. Пусть примитивное, но творение рук человеческих. Растел приготовил нам сюрприз.
      Кое-что мы увидели еще. На другом берегу. Забор из колючей проволоки.
      - Ну а вы? Сами-то вы верите в Бога? - тихо спросила Кандида, заглянув в глаза Растелу. Что-то она узрела в них такое, что заставило ее отшатнуться.
      - Оставим пока это, - сказал Растел. - Садитесь в лодку и, прошу вас - говорите потише, нас могут услышать.
      Ухватившись за корму, Растел подтянул лодку ближе к берегу. Я подошел к нему и сделал вид, что хочу помочь ему. Я ударил его согнутым локтем в живот, он охнул, а я попытался дотянуться до кобуры. Он отпихнул мою руку и повалил меня на землю. Мы покатились к воде. Я оказался сверху, он пытался высвободиться и уперся коленом мне в грудь - я не мог его больше удерживать.
      К нам подбежала Кандида и, вытащив из кобуры пистолет, приставила к уху Растела.
      - Лежите тихо, или я вышибу вам мозги, - прошипела она. Я не сомневался в том, что она способна убить такого человека, как Растел, и он тоже поверил в это. Он отпустил меня, я встал на ноги.
      Я пнул его ногой в бок и заставил перевернуться на живот. Потом я снял с его спины ранец, в котором находился «черный ящик». Он застонал.
      - Шеридан, - сказал он хрипло. - Клянусь, я не замышлял против вас ничего плохого.
      - Клянетесь? - Меня охватила злость. - Чем вы можете поклясться? Честью? Богом? Да вы же не верите ни во что, кроме силы. Что там, за забором? Говорите.
      Я схватил его левой рукой за ворот сутаны, подтянул к себе, а ребром правой ладони ударил по лицу. Теперь у него не только из уха текла кровь, но и губы тоже были разбиты.
      - Что за колючей проволокой?
      - Враги тех обезьян, с которыми повстречались вы. Их взяли в плен, - нехотя выговорил он.
      - Поняла? - спросил я, обернувшись к Кандиде. - Этот человек заключил союз с вожаком. Они держат за проволокой обезьян, обучают их и отправляют в ту страну, откуда прибыл Растел. Знаешь для чего? Они используют их для подавления мятежей. Верно, Растел?
      - А вы можете предложить что-то другое? - спросил он.
      Я взял пистолет у Кандиды. Растел хотел встать, но я снова ударил его носком ботинка в бок, и он остался лежать в грязи.
      - А для чего ему нужен был ты, Шеридан? - спросила Кандида.
      - Они доставляют сюда инструкторов. Кто-то должен ведь учить обезьян. Я прав, Растел? И .никакой он не дезертир, а циничный и подлый вербовщик.
      - Да, их нужно учить, и кто-то должен их охранять, но это поручается только тем, кому мы доверяем… Есть работы и погрязней - чистить отхожие места и подметать бараки… проще научить обезьян воевать, чем привить им любовь к чистоте…
      Он с трудом шевелил разбитыми губами.
      - Что ты собираешься делать с ним, Шерри? - спросила Кандида, глядя на него с отвращением, как будто это была раздавленная змея.
      - Мы ведь не можем оставить его в живых?
      - Нет, - твердо сказала она. - Он должен умереть. Но что-то мешало мне нажать на курок. Жалость?
      Нет. Не только. Я не мог судить его по законам своего мира. Его сделало таким общественное устройство, при котором свобода и человеческая жизнь не являются высшими ценностями. И он тоже был жертвой, как и те несчастные рабы, которых он считал людьми низшего сорта.
      Пошел дождь. Косые струи смыли кровь с его губ и подбородка и перекрасили белый воротник его сутаны в розовый цвет.
      Я отдал пистолет Кандиде, а сам прошелся по берегу, разглядывая забор из колючей проволоки на той стороне. Там не было никаких вышек и часовых, но в одном месте я увидел ворота, на которых висело что-то массивное, вероятно большой замок.
      Я вернулся к Растелу и Кандиде, не спускавшей с него глаз.
      - У вас должен быть ключ, Растел, - сказал я, склонившись над ним.
      Он не шевельнулся.
      - Хотите, чтобы я вас обыскал? Ну, я жду. Он вынул ключ из-под полы и кинул мне.
      - Возвращайтесь в деревню. Поживете с обезьянами. Я думаю, что за вами пришлют кого-нибудь с вашей планеты.
      Растел поднялся с земли, сложил вместе три пальца правой руки и осенил себя крестом. Я не знал, как оценить его жест… Потом он повернулся к нам спиной и медленно поплелся по тропинке, которая привела нас к переправе. Дождь полил еще сильней.
      Мы с Кандидой сели в лодку, переправились на другой берег, вскарабкались по скользкому склону и, открыв амбарный замок и распахнув ворота, оказались на территории зоны.
      Мы пересекли широкое поле и, обходя пригорок, заросший мелким кустарником, услышали топот сотен ног, а потом и увидели обезьян, марширующих, несмотря на дождь. За ними присматривали охранники, доставленные сюда из разных мест Растелом. Я почему-то был уверен, что они без энтузиазма выполняют порученную им работу. И они наверняка помогут нам - предоставят кров и хлеб.
      Но за пеленой дождя мы увидели не только скрюченные фигурки человекообразных обезьян и сторожей, выполняющих бесчеловечную работу…
      В том странном месте, в котором мы очутились, все перемешалось - человеческое и животное, высокое и низкое… И нам стало гораздо теплей, когда в просветах между стволами сосен, рядом с уродливыми серыми бараками, возвышаясь надо всем, возник символ веры.
      Гигантский железобетонный крест.
      Над ним небо.
      Крепкий столб и перекладину омывают чистые струи дождя.
      Он поставлен здесь на века.
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

15.12.2008