Они всегда были там, где пахло крупным выигрышем. С кем только ей не приходилось играть: с шулерами, коррумпированными профсоюзными деятелями, продажными полицейскими, продажными судьями, брокерами, которые тратили деньги своих вкладчиков на игру в покер, спекулянтами недвижимостью, которые ради возможности поиграть в карты продавали земли, которыми не владели, и со многими другими весьма сомнительными личностями. Все они отличались повышенной агрессивностью, решительным характером. Но для Эрики они были просто игроками в карты — и не более.

Другой игрок, с которым познакомили Эрику, был родом из Оклахомы. Звали его Окс Клиффорд и весил он не меньше трехсот фунтов. Лет ему было эдак под сорок пять, и, как выяснилось, он владел заводами по переработке тяжелой воды в уран. Колумбиец все же обратил внимание на Эрику до начала игры — южная кровь, что и говорить. Что же касается Окса Клиффорда, тот просто-напросто сразу же уткнулся в карты. Впрочем и Эрике было не до него — если человек-гора пришел сразиться в покер, то и она пришла сюда за тем же.

Прежде всего она купила фишек на значительную сумму — десять тысяч долларов. Каждая игра оценивалась примерно в тысячу — две, так она запаслась фишками, по крайней мере, на пять ставок. Это была ее вторая игра с тех пор, как из Японии вернулась Молли — и то это была уступка настояниям местных воротил, завсегдатаев «Карибов», которые, к радости менеджера казино, много и часто проигрывали. Эрика как-то видела одного торговца из Гонконга — маленького, неопределенного возраста человечка по имени Куок, который оставил за один вечер два миллиона и даже бровью не повел.

В этом году, когда они с Саймоном останавливались в отеле, грузный и невозмутимый Микки Касуги проиграл в гольф на площадке отеля «Карибы» около пятисот тысяч долларов. И Куок, и Касуги были, что называется, прирожденными игроками. И уж будьте уверены, они из-под земли могли достать то, что им было нужно. Они-то и настояли, чтобы Эрику пригласили в «Карибы», видя в ней серьезного противника. По подсчетам Эрики, они уже проиграли ей сумму, равную приблизительно двумстам тысячам долларов.

В крупной игре соперники никогда не сдавали карты сами. Администрация отеля нанимала специального служащего, который распечатывал колоду — всякий раз новую, тасовал карты и сдавал играющим. Это было необходимой мерой предосторожности, исключающей возможность использования крапленой колоды. Слева от сдающего обычно был положен серебряный доллар. С каждым коном доллар передвигался по часовой стрелке и оказывался всякий раз перед очередным партнером. Сдающий начинал раздачу карт именно с того партнера, перед кем и лежал доллар. Игорный зал в отеле «Карибы» не получал процентов от выигрыша, зато игроки платили по пятьдесят долларов в час за место за игорным столом, кроме того, они оплачивали работу сдающего карты, служащего, поваров, бармена и официанток.

Эрика стала профессиональным игроком с семнадцати лет. Она играла в покер в Америке, Европе, Англии, Южной Америке и везде, где только можно. Она впервые села за игорный стол вместе с отцом, также профессиональным игроком в покер; Эрике приходилось играть в самых разных местах: и в притонах, и дворцах, но нигде ей еще не доводилось видеть ничего подобного. Игорный зал занимал верхние этажи отеля и состоял из пяти комнат, окнами выходивших на океан. В комнатах были мраморные полы, хрустальные люстры, встроенная в ниши видеоаппаратура, телекс. К услугам посетителей были шесть ванных комнат, три балкона, сауна, обшитая изнутри красным деревом, и гигантских размеров гостиная с искусственным водопадом и садом камней. Короче говоря, чего здесь только не было. Колли Стайлер, отец Эрики, в жизни не играл в окружении подобной роскоши. Пределом мечтаний, вот как бы он это назвал.

К двенадцати тридцати дня, однако, игорный зал уже меньше ей нравился, чем вначале. Она проиграла 30 000 долларов, и большую часть — Оксу Клиффорду, сокращенно О. К., у которого дважды выходили три карты одной масти в дополнение к парным картинкам, а уж четыре одной масти выпадали чуть ли не каждый раз. Тот использовал метод ГС — «господин случай». Черт знает что! Семь игроков. И только Куок мог бы играть с ней на равных. Так почему же она в проигрыше? Да потому, что она забыла первую заповедь игрока в покер — всегда будь настороже. Внимательно следи, блефуют твои соперники или нет, не даешь ли ты сама им возможность обыграть тебя. Эрика готова была придушить Молли. Из-за этой крошки у нее все мозги набекрень. Старшая сестрица тоже подвела: недооценила партнеров, не продумала тактику игры. Как там говорил по поводу Молли отец? «Молли нежна, как взбитые сливки, но Господи, до чего же легко она может вывести из себя!»

Лозунгом Молли было: «Если ты что-нибудь делаешь, то делай это как следует». Вот она и наглоталась наркотиков как следует, прежде чем заявиться к Саймону. Чего у нее только не было! И фенциклидин, и «Тайландские курительные палочки» — смесь марихуаны и опиума, а также бензедрин, декседрин и кокаин. Кроме того, она выложила кругленькую сумму — деньги, кстати, принадлежали не ей, а Эрике — за поддельный медицинский рецепт, который позволял ей покупать в аптеках кодеин в чистом виде. А Эрика и не давала ей денег. Молли просто-напросто ее ограбила. Вытащила из ее сумки три с половиной тысячи. Затем подождала, пока Саймон не отправился в свой клуб, а Эрика — за деньгами, которые ей перевели из Лас-Вегаса, где она жила. Эти деньги — пятьдесят тысяч долларов — Эрика приготовила специально для игры в «Карибах». И вот, когда все разошлись, Молли и отправилась на поиски своего приятеля-кокаиниста, этого убогого она знала его еще до своего приезда в Лос-Анджелес в апреле.

В прошлом, когда Молли требовались наркотики, платила Эрика. Но ведь это были всего-навсего «колеса» — таблетки экванила, компазина и торазина — просто транквилизаторы, которые время от времени прописывались Молли врачами, чтобы снять повышенную возбудимость.

Теперь же она явно перешла все границы. Неудивительно, что Саймон рассвирепел. Вернувшись, он застал Молли в компании гомика-пуэрториканца и костлявого чернокожего юнца с розовой повязкой на голове и кольцом в носу. Все трое были явно не в себе и, включив телевизор на полную громкость, отплясывали под психоделический рок.

Мои друзья, представила их Молли. Танцоры из джаз-класса на Седьмой авеню, куда и Молли ходила в свое время. Саймон выключил телевизор и предложил молодым людям, друзьям Молли, станцевать вниз по лестнице из его дома. Эрика знала, Саймон никогда не повышал голос — но тон его себе представляла. Молли рассказала ей после, что юнцы буквально тряслись от страха, пытаясь, правда, сделать вид, что дрожат вовсе не от страха, а от озноба.

Саймон напомнил Молли, что в его доме наркотики не употребляют, что наркотики ведут к связям с преступным миром, где тебя всегда могут обмануть или даже убить. А кроме того, это привлекает повышенное внимание полиции. Молли не знала, что Саймон профессиональный вор, она считала его преуспевающим дельцом, владельцем двух оздоровительных клубов, человеком, который с большим умением вкладывает заработанные деньги. Эрика поддержала Саймона. Дальнейшие поступки Молли были продиктованы полным отчаянием: она швырнула в сестру пепельницу, но промахнулась и попала в новый проигрыватель компакт-дисков, существенно повредив его.

— Нельзя будет починить, — сказал Саймон. Он отвел Эрику в спальню, закрыл дверь и потребовал, чтобы Молли убралась из его дома сию же минуту.

У Саймона хватало собственных проблем. Джо Д'Агоста предложил ему поработать сегодня вечером. Эрика собиралась поехать в Атлантик-Сити на игру, которая могла продлиться от пяти часов до пяти дней. Таким образом, никто из них не мог больше нянчиться с младшей сестричкой. Значит, нужно найти няньку. Кого-нибудь вроде Дага. Но прежде надо выяснить, возьмется ли он за это дело. А потом и отпустить ее на все четыре стороны. Возможно, так будет лучше для всех. Саймон подошел к столику у кровати, взял в руку фотографию в серебряной рамке и долго на нее смотрел. Эрика ее видела и раньше. Это была фотография японки по имени Касуми и ее мужа, бывшего нациста, а ныне богатого и преуспевающего человека, жившего в Лос-Анджелесе. Эту фотографию мать Саймона выслала авиапочтой, сопроводив посылку довольно необычной просьбой. Она хотела, чтобы Саймон забрался в дом Фрэнки Одори в Манхэттене и оставил там эту фотографию, но так, чтобы Фрэнки ее с легкостью мог обнаружить. При этом оставить записку, что Касуми еще жива, но умирает. И приложить к записке адрес, где ее можно найти.

Эрика слушала, как Саймон подробно рассказывал, как будут дальше разворачиваться события: Фрэнки увидит фотографию, придет в неописуемое волнение и перешлет ее своему крестному отцу в Токио. Кажется, его крестный отец — один из главарей преступного мира Японии. А во время войны он считался одним из самых выдающихся разведчиков, работавших на стороне Японии. Он уничтожил нескольких друзей Алекс и едва не убил саму Алекс, о чем та всегда помнила. Самым же любопытным в этой истории было то, что крестный отец Одори был англичанином и что он в прошлом очень любил Касуми. И обещал ей еще в годы войны, что, если Касуми умрет далеко от родины, он возьмет с собой локон ее волос и отвезет его в Японию, чтобы захоронить там.

Алекс была убеждена, что, если англичанин узнает о том, что Касуми жива, он немедленно примчится в Лос-Анджелес, а здесь его уже будет поджидать Алекс, чтобы убить.

Эрике план понравился. К сожалению, с Алекс она не очень поладила. Мать Саймона никогда не примирилась бы с существованием другой женщины рядом с сыном. Это место было прочно занято самой Алекс — и только ею одной. Но это не мешало Эрике искренне восхищаться старушенцией и ее экстравагантными поступками. Что и говорить, человек, который способен устроить встречу двух возлюбленных, чтобы потом убить одного из них, поистине достоин уважения.

Саймон встал с кровати и поставил фотографию в рамке на прежнее место. Эрика спросила его, как он собирается выполнить просьбу матери.

Подробности он обсудит с Дагом, этим защитником слабого пола. Джо же считает, раз она — твоя мать и ты в долгу перед ней, сделай все, как она считает нужным. Джо также напомнил Саймону о Терико, японочке, которую Фрэнки распилил на куски электрической пилой. Алекс может кончить тем же, если то, что она рассказывает о гайджине — правда.

Саймон сказал Эрике:

— Джо знает меня, как свои пять пальцев. Он знает, как я отношусь к матери, поэтому он предложил мне убить двух зайцев сразу. Дом, в котором мне предложил поработать Джо, находится здесь же, в Манхэттене, всего в нескольких кварталах от дома Фрэнки. Мне даже не нужна машина. Я просто могу дойти пешком от одного к другому.

Эрика была испугана, но и в то же время приятно удивлена. Оказывается, Саймон может пойти на риск ради женщины! И все же она сказала:

— Он, хочет от тебя слишком многого. Два дела одновременно? Ведь это же двойной риск. О, Господи! Запомни, Саймон, — предостерегла его Эрика, — Фрэнки записывает свои телефонные переговоры. По крайней мере, некоторые из них. Я видела это своими глазами. При мне он всегда говорил по-японски, и я ничего не могла понять. Но предположим, эти пленки попадут к тебе?

— Что ж, заманчивое предложение. Но для чего они мне?

— Да, Бог мой, ты сможешь многое понять. Прежде всего, насколько Одори близок со своим крестным отцом и верно ли все то, что говорят о гайджине. Алекс говорит по-японски, Пол — тоже. Пусть они прослушают записи и сделают перевод. Попутно ты сможешь раз и навсегда выяснить, правду ли говорит твоя мать.

— Что ж, мне это по душе. Неплохо бы и в самом деле узнать, так ли уж гайджин опасен, или моя матушка на старости лет слегка сдвинулась. Да, хорошо придумано. Мне предстоит длинная ночь.

— Уверена, что ты не пожалеешь.

Он улыбнулся.

— А теперь давай-ка поговорим о Молли.

Саймон позвонил по телефону, и Джо Д'Агоста согласился приютить Молли на несколько дней. Она может расположиться в задней комнате его антикварного магазина. Домой же, к жене, он взять ее не может, поскольку, как он объяснил, еще не составил завещание. Его жена Рита, понимаете ли, ревнива, как черт, а ее грубостям позавидовал бы сам Чарлз Мэнсон. Он, конечно же, заедет за Молли в оздоровительный клуб, хотя он сам и не большой поклонник такого рода заведений... И еще он просил передать Эрике, что он, Джо — итальянец, и, будь на то господня воля, ее сестричка не останется без равиоли.

Молли тем не менее заявила, что не поедет в Куинз. Что там делать, чистить перышки и быть оторванной от всего мира. Да ни за что, и это ее окончательное решение. Саймон ответил, что ее мнение никто не спрашивает.

Они встретились с Джо Д'Агоста на Вест-Энд-авеню перед зданием, где находилось оздоровительное заведение Саймона. К тому времени Молли немного успокоилась и уже не разговаривала с Эрикой на повышенных тонах. Даже Саймону вроде бы простила то, что он спустил весь ее запас наркотиков в унитаз. Теперь Эрика и Молли сидели обнявшись, вспомнив о семейных узах и радуясь тому, что они все-таки сестры. Эрика вместе с Молли должны подумать о том, чтобы снова открыть салон-парикмахерскую. Молли прямо-таки талант, но Молли не согласилась и сказала, что все это глупости, что она хочет чего-то добиться в жизни, а не стоять целый день на ногах, в одной руке — фен, а в другой — флакон с краской для волос, что ничего, кроме варикозного расширения вен, старческой пигментации на коже, она не заработает.

Эрика взглянула сестре в глаза и увидела в них то, что ей хотелось увидеть — желание жить дальше. Молли явно была напугана. Имя и громкая слава не приходили, и она чувствовала, что у нее почва уходит из-под ног. Ее самолюбие было задето, и характер испортился. Ей казалось, что все сговорились и что весь мир против нее. Эрика невольно задавалась вопросом, сможет ли Молли когда-нибудь признаться себе, что у нее просто не хватает таланта, чтобы добиться успеха.

К счастью, Даг знал, что у них произошло. Перед отъездом он отозвал Эрику в сторону, и, как добрый дядюшка, пообещал заботиться о Молли, которая, по его словам, была славной девушкой. К сожалению, это было не совсем так, и Молли сама это понимала. Она старалась не вспоминать о журнале «Пипл», о том, как она выступила в «Мерв Гриффин Шоу», о том, что выпускались майки с ее изображением. Молли должна была, наконец, понять, чего же она сама хочет, и тогда, благослови ее Бог, она свое наверстает.

Даже в игорном зале отеля «Карибы» Эрика не могла не думать о Мелли, что, естественно, не могло не сказаться на ее игре: покер требовал полнейшей сосредоточенности. Без этого успеха не добьешься, особенно когда в прикупе — сто пятьдесят тысяч долларов. Садишься за стол — забудь обо всем, кроме игры. Профессиональный игрок должен каждый раз надевать себе ярмо на шею. Недаром отец говорил, что если игрока в покер укусит гремучка, то умереть придется змее.

Итак, уверенность в себе, холодная голова, выдержка — назовите это, как угодно, но настоящий игрок знает, что основа всего — стальные нервы. Стоит только сорваться — и ты конченный человек. Когда отец как-то разнервничался, это стоило ему жизни. За тридцать лет игры он в общей сложности выиграл и проиграл около тридцати миллионов долларов, а умер без гроша за душой, что, впрочем, и всегда подозревал. Игра в покер, говаривал отец, пострашнее, чем шторм в море. И — как в воду глядел. Шторм обрушился на него: у него сдали нервы. Коллисон Стайлер всегда боялся больших ставок, оттого-то он и сыграл кое-как в тот день, хотя карты ему шли как никогда. Он погиб, потому что у него сдали нервы. Эрика не сомневалась в этом.

Под конец он связался с шулерами, которые играли единой командой. Эрика несколько раз просила его покончить с этим, но он не соглашался. Отец понимал, что теперь только таким образом он и может выигрывать, а бросить игру ему было не по силам. Во время одного игорного сезона в Калифорнии шулерская банда подменила три карточных колоды своими — мечеными. Тогда они, помнится, распечатав картонные коробки, сняли целлофан и пометили каждую карту специальными чернилами, а затем снова запечатали коробки, восстановив все ярлычки и наклейки. Тогда все здорово нажились, включая и отца Эрики, но весть о меченых колодах каким-то образом распространилась по городу, и, по особому приказу дона нью-орлеанской мафии, каждого шулера выследили и пристрелили.

Отец Эрики числился в списке на последнем месте. Шесть лет назад, пытаясь завести мотор своего «плимута», он подорвался на взрывчатке, подложенной в его автомобиль. Мать Эрики, сидевшая рядом с мужем, тоже мгновенно погибла, оставив на ее попечении Молли Ноэль Стайлер, вздорную и глупую младшую сестру.

Да, нервы...

Эрика от рождения обладала крепкими нервами. Ее отец — человек мягкий и добросердечный, получивший в свое время степень магистра в области антропологии, обучил ее всем тонкостям игры. Но он даже не пытался научить ее смелости. Он считал, что человек или храбр, или нет — и с этим ничего не поделаешь. Эрика оказалась со временем агрессивным игроком, она не моргнув глазом шла на риск, независимо от ставки, и спокойно воспринимала проигрыши.

Нервы...

Эрика показала, что у нее стальные нервы, когда в двадцать два года стала сама зарабатывать на жизнь, став профессиональным игроком. Тогда же она отдалилась от отца и изменила стиль игры. Она перебралась в Лас-Вегас, где игра шла быстро и продолжалась двадцать четыре часа в сутки. Она продемонстрировала отменное хладнокровие, когда развелась с Клаудио, танцором, исполнявшим испанское фламенко в «Дезерт инн». В тот вечер они отмечали вторую годовщину свадьбы, и ее муж, прихватив с собой девицу из кордебалета, отправился за льдом, но вернулся только через три недели. Кроме того, она показала, на что способна, дважды стреляя в людей — первый раз в чернокожего юнца, одного из трех, которые пытались прикончить ее ножами на автомобильной стоянке в Чикаго, и во второй — в мексиканца, который, забравшись в ее номер мотеля «Феникс», пытался изнасиловать ее.

Если бы не ее врожденное мужество, равно как и мужество Саймона Бендора, они вряд ли бы познакомились. Саймон Бендор, человек с зелеными глазами, мужественный и стойкий, с присущим только ему чувством безграничной свободы. Его внутренняя свобода да и вся манера поведения возбуждала Эрику. Слава Творцу, что он не играл в карты, да и вообще в азартные игры, поскольку ни один профессиональный игрок не мог бы сравниться с ним в хладнокровии и выдержке. Когда они познакомились с Эрикой, Саймон поставил на карту все, но держался великолепно. Эрике, разумеется, тоже приходилось рисковать, но далеко не так, как Саймону. Она влюбилась сразу, как только его увидела. Влюбилась в человека, которого даже полицейские называли «волшебник». Она влюбилась в него и в его отчаянную смелость.

В октябре прошлого года в Нью-Йорке, встав из-за игорного стола, она отправилась в ванную комнату, чтобы слегка освежиться и продумать дальнейшее поведение, учитывая все то, что она узнала об остальных пяти партнерах по игре. Игра шла в роскошном казино на Пятой авеню, неподалеку от отеля «Плаза» и Центральною парка. Эрике нравился этот район Манхэттена, особенно осенью, когда листья в парке окрашивались в багрянец и золото, а в магазинах устраивались распродажи.

Находясь в ванной комнате на втором этаже заведения, Эрика взглянула на часы — они показывали два пятнадцать утра. К тому времени Эрика уже выигрывала двадцать тысяч с небольшим, что было не так уж плохо за шесть часов игры. Но зато она страшно устала и от самой игры, и от перелета из Лас-Вегаса, не говоря уже о беспрестанном курении и постоянном недосыпании. Там внизу ее поджидали отчаянные игроки, среди которых был и сам владелец казино, а также перезрелая красотка лет пятидесяти — в прошлом девица из кордебалета, а ныне богатая вдова владельца нескольких таксомоторных парков. Особенно опасной казалась пресловутая вдовушка, по-прежнему полная сил и боевого задора в то время, как все прочие уже широко зевали.

Эрика, глядя в зеркало, подкрашивала губы, как вдруг услышала странный шум за окном. Она не испугалась. На окнах были толстые стекла, и они были заперты изнутри. Кирпич, пожалуй, и мог бы оставить трещину на стекле, но пробить его уж никак не мог. Кроме того, ванная комната была на восьмом этаже, сверху же, от крыши, до ванной было не менее двенадцати пролетов. Стена была совершенно гладкая, никаких пожарных лестниц или водосточных труб. Эрика знала, что находится в полнейшей безопасности — по гладкой отвесной стене было невозможно ни подняться, ни спуститься. Но когда же она услышала странный скрежет по стеклу, она вскочила, едва не потеряв равновесие и даже выронив губную, помаду.

Взглянув в окно, она увидела очертания человеческой фигуры и услышала, как кто-то колотил по стеклу сначала кулаком, а затем ладонью. Стекло не поддавалось. Эрика достала из сумочки пистолет и, подойдя к окну, открыла его. Она направила ствол оружия на человека в маске, который держался лишь за узенький подоконник, и спросила его, что он здесь, черт возьми, делает на такой высоте. Он ответил, что просто висит, но ему чертовски неудобно, поэтому он был бы ей весьма признателен, если бы она позволила ему забраться внутрь.

Держа пистолет двумя руками, Эрика отошла назад, не опуская оружия, нацелив его прямо на широкую грудь мужчины. Ночной гость тем временем влез в окно. На таком коротком расстоянии Эрика не могла бы промахнуться, а пуля из «магнума», а именно этот пистолет был у Эрики, оставляла в человеке дыру, огромную, как апельсин. На человеке была маска, и он с ног до головы был одет в черное — эдакий полуночный Зорро. Эрика приказала ему сесть на унитаз и не двигаться. Тот подчинился. Тут она заметила, что руки у него в крови. Он внимательно огляделся вокруг, ничего не упуская из виду — ни автоматической сушки для рук, ни туалетного столика из бамбука, на котором стояло небольшое зеркало. Заодно он внимательно рассмотрел и Эрику. Та также не спускала глаз с ночного пришельца и заметила, что даже маска не могла скрыть его озабоченности и настороженности. Эрика невольно подалась назад и уперлась спиной в дверь ванной комнаты.

Вот и толкуй после этого о стальных нервах. Она видела, как человек оторвал несколько кусков от рулона бумажного полотенца, вытер окровавленные руки и выбросил бумагу в черный пластиковый мешок, висевший слева от него. Радиоприемник, висевший у него на поясе, неожиданно заговорил, обрушив на них шквал приказов и команд, торопливых переговоров, доносившихся, как оказалось, из полицейских машин. Судя по всему, полиция кого-то разыскивала поблизости. Эрике не составило большого труда догадаться, кого именно. Она заметила вдруг, что ночной гость расслабился, скрестив ноги и уставившись на нее сквозь отверстие в маске. Он выглядел на редкость хладнокровным и спокойным, тогда как Эрика была напугана до смерти. Странно было уже то, что пришелец не предпринимал никаких враждебных действий. Женщине показалось, что ему больше всего на свете хотелось бы просто выбраться отсюда без лишнего шума.

Эрика решила прервать затянувшееся молчание.

— Вы — вор, — медленно произнесла она.

— А вы? — отозвался незнакомец приятным голосом.

— Я играю в карты, чтобы заработать себе на жизнь. Вдруг он подумает, что она тоже из преступного мира. Ведь большинство преступников играет в карты. Так, или нет?

— Ясно. Профессиональный игрок, — сказал он. — И судя по всему, играете не без успеха.

Эрика едва не открыла от удивления рот.

Незнакомец пальцем указал на нее.

— Пистолет. У вас пистолет, чтобы в случае чего защитить крупный выигрыш. Да и часики у вас не из дешевых. Пике Алемар, модель «Роял оук». Восьмиугольной формы, очень плоские. Что ж, отменный дизайн, обычно часы украшаются бриллиантами. Должно быть, они обошлись вам тысяч в пятнадцать. Похоже, что ваше платье от Теда Лапидуса, а туфли... вот о туфлях сказать не могу ничего. Итальянские?

— От Гальвани.

Незнакомец кивнул, кажется, вполне удовлетворенный ее ответом.

— Вероятно изготовлены тут же, в Манхэттене. Ручная работа. Обошлись вам, полагаю, в восемьсот-девятьсот долларов за пару.

Эрика задумалась. Незнакомец сказал правду. Этого сукина сына не проведешь. Каждое слово — в точку. Она откашлялась и спросила, что он делал на отвесной стене дома в два часа ночи и кто он такой.

Незнакомец снова потянулся к рулону бумажных полотенец, оторвал кусок и сообщил Эрике, что ее вопрос весьма к месту. С ним же случилось вот что — одно дельце задержало его у дверей соседнего здания — клуба «Огастус», старейшего частного клуба Нью-Йорка. Группка политиканов и других облеченных властью людей облюбовали это заведение и сделали его своим пристанищем, хотя и не имели на это права. Зорро — так Эрика про себя назвала человека в черном — весьма приглянулось это заведение, в нем было что-то от времен Линкольна: стояли кресла, обитые кожей, с высокими спинками, старинные лифты, напоминающие удивительной работы клетки для птиц, была выставлена целая галерея портретов президентов клуба. Короче, не вдаваясь в подробности, он закончил работу и уже было собрался уходить, когда в помещение клуба ворвался, скажем так, конкурент...

Эрика не могла удержаться от смеха. Она громко и искренне расхохоталась.

— Вы имеете в виду, что появился еще один вор, который также решил ограбить клуб именно в тот момент, когда там находились вы?

Зорро поднял вверх окровавленные ладони.

— Вот она, Америка.

Конкурент, признаться, сразу же сплоховал, продолжал незнакомец — задев сигнальное устройство, которое и разбудило охранника. Охранник открыл стрельбу и убил конкурента наповал. Охранник работал на фирму, тщательно отбиравшую сотрудников. — Большинство моих коллег, — вставил Зорро, — старались избегать мест, находившихся под охраной сотрудников этой фирмы.

— Но не вы, — заметила Эрика.

Зорро пожал плечами. Во всяком случае, выстрелы разбудили членов клуба, которые сразу же ударились в панику, а поскольку все они были весьма влиятельными людьми, полиция не заставила себя долго ждать и прибыла в полной амуниции — с пулеметами, в бронежилетах, с баллонами со слезоточивым газом и мощными фонарями, лучи которых были способны ослепить человека. Прежде всего, они окружили здание и ворвались в него с заднего хода. И если Эрика выглянет из окна, она сможет увидеть не меньше четырех полицейских автомобилей, не считая фургонов с антитеррористическими подразделениями. И полицейские, и охранники принялись дюйм за дюймом прочесывать внутренние помещения клуба. Тогда настало время для импровизаций — именно так выразился Зорро. Он залез на крышу клуба, а оттуда поднимался вверх и добрался до того окна, за которым находилась Эрика.

— Но здесь не за что было уцепиться, — пробормотала она.

— Совершенно не за что.

— Как вам это удалось?

— Все благодаря чистоте помыслов и силе молитвы, — ответил незнакомец, взглянув на нее в упор. Он рассказал Эрике, как несколько раз натыкался на запертые окна или попадал в номера, которые оказывались занятыми, поэтому, не желая поднимать шума, он вынужден был ползти по стене дальше. Он даже не был вооружен. Одно только отчаяние заставило его постучаться в окно ее ванной комнаты. Его ладони были скользкими от крови. Если бы ему пришлось продолжать ползти дальше, он неминуемо сорвался бы и разбился насмерть.

Парень заслуживает уважения, кем бы он ни был, подумала Эрика. Он в буквальном смысле появился перед ней из стены. А ведь сколько раз его могли убить — и охранники, и полиция... Не говоря уже о том, что он мог бы сорваться. Тем не менее, ему удалось сохранять безмятежный вид. Зато уж Эрика переживала, что называется, за двоих. У нее даже руки затряслись при мысли о том, чем могло бы закончиться путешествие по стене.

Поэтому на его вопрос, сколько людей в комнате, где идет игра, она не колеблясь ответила, что там пятеро играющих и двое слуг. Кроме того, в комнате того же номера находилась дочь хозяйки номера и ее двое маленьких детей.

— Сколько всего комнат в номере?

— Десять или двенадцать. Номер сдвоенный. — Но почему это его это интересует?

— В номере должна быть кухня, — сказал он.

— На первом этаже номера, — ответила Эрика. — Как раз на первом все и играют. — Интересно знать, к чему он клонит, подумала Эрика. Пистолет в ее руках становился все тяжелее и тяжелее.

Наконец Зорро встал, засунув в черный мешок окровавленные бумажные полотенца, и сказал:

— Мне почему-то кажется, что вам не хочется в меня стрелять. Я даже готов заключить с вами пари, скажем, тысяч на двадцать долларов, что смогу выйти отсюда незамеченным.

Эрика подняла глаза вверх.

— Дайте мне подумать. — Затем она снова посмотрела на него. — Позвольте мне говорить прямо. Вы хотите, чтобы я позволила вам отсюда уйти. Но вы также хотите, чтобы я заплатила вам двадцать тысяч, когда вы отсюда уберетесь. Вам не кажется, мистер, что у вас что-то не в порядке с головой?

— Я, кажется, не просил вас ставить деньги.

— Разве? Какова же будет ставка с моей стороны?

Можете не отвечать...

— Если проиграете, вам придется со мной отобедать. Готов положиться целиком на ваше слово игрока.

— Хотелось бы знать, что получу я, если проиграете вы?

Тот похлопал по полотняной сумке, висевшей у него на плече.

— Здесь мои деньги, и вы их получите сполна.

— Ваши деньги. Уж не о деньгах ли клуба «Огастус» идет речь?

— Вы согласны на пари? Да или нет?

Что и говорить после всего о крепких нервах. Ее сердце содрогнулось при одной только мысли, что же на самом деле представлял из себя этот человек. Любой игрок на его месте просто погиб бы. Для него деньги были пустым звуком, зато само действие заменяло все. Эрика была заинтригована. К тому же душа игрока жаждала заключить пари по любому поводу — мух ли, летающих вокруг кусочка сахара, двух капель дождя, сползающих по стеклу вниз к краю рамы. А тут такая возможность побиться об заклад, которую предложил ей Зорро! Как говаривал ее отец — невероятно, но факт. Самое же невероятное — это то, что она чувствовала, как ее влечет к этому человеку.

Она опустила руки, все еще сжимая пистолет.

— Что ж, пари принимается. Но только при одном условии — вам придется снять маску.