– Он напугал тебя, ведь так? Рикер застал тебя врасплох той ночью, но на неготы бы не рискнул броситься с ножом. Поэтому ты схватил первое, что попалось тебе под руку – пистолет Мака, заряженный холостыми. Ты этого не планировал, Зэкери, это было очередной твоей ошибкой.

Джоанна подняла на него глаза, как раз вовремя, чтобы заметить, как с его лица сошла самодовольная улыбка. Она посмотрела на кровь Рикера у себя на руке.

– Но у тебя еще есть шанс уйти, – произнесла Джоанна. – Мои отпечатки найдут на бутылке, которой его оглушили.

– Он видел, как я целился в него.

– Это не проблема. От удара в памяти пропадают последние десять-двадцать минут, а Рикер видел тебя всего лишь секунду. Но даже если он вспомнит, что из этого? Он знает, что это я украла его пистолет. Ты можешь сказать, что отнял оружие у меня и спас Рикера от Косаря, то есть от меня.Разве непонятно? Чтобы закрыть дело, не нужна еще одна смерть. Просто возьми телефон и набери 911. Они быстрее поверят в эту историю, если позвонишь ты.

– Браво, доктор. Ты права, твой маленький план может сработать. Но тогда остается Виктор Пэтчок. С ним как быть?

– Если он выступит в качестве свидетеля на процессе, ему никто не поверит.

Но Зэкери ее больше не слушал. Его глаза загорелись какой-то новой идеей.

– Теперь у тебя есть альтернатива куда поинтересней, – он направил пистолет на Рикера. – Я убью его, или ты приведешь сюда Виктора Пэтчока. Выбирай, – Зэкери водил пистолетом то в одну, то в другую сторону. – Кто останется жив? Кто умрет? Тебе решать.

– Я подумаю об этом, – кивнула Джоанна, словно жизнь Рикера ничего для нее не значила. Она поднялась с пола, все еще сжимая в руке бутылку. – Но сначала я пойду вымою руки, а потом налью себе чего-нибудь выпить, – Джоанна направилась к ванной, изо всех сил борясь с желанием обернуться, взглянуть на Рикера, посмотреть, куда сейчас направлено дуло пистолета.

– Стоп! Это я буду говорить, что ты будешь делать и когда.

– Тогда застрели меня, – Джоанна развернулась и посмотрела ему в глаза. – Не можешь, да? Пистолет – это ведь не в стиле Косаря, – она сделала шаг навстречу Зэкери и подняла бутылку, словно напоминая ему, что только что уложила мужчину крупнее и гораздо опытнее его. – Как ты расцениваешь свои шансы с твоим крошечным ножом теперь? Как я уже сказала, Зэкери, у тебя не получается импровизировать. Вот еще одно упущение в твоем идеальном плане – помнишь визитку, которую ты мне показал? Так вот, записку писала мой секретарь, – солгала Джоанна. – Я не видела эту женщину после того, как убили Тимоти. Ты все еще хочешь, чтобы полиция нашла у тебя эту карточку? Не думаю. Так вот, пока ты будешь сжигать эту улику, я вымою руки, – крепко сжимая бутылку в руке, Джоанна оставила его стоять в гостиной, а сама исчезла в ванной и закрыла дверь.

– Нет, вы не поняли, я сказала, что Зэк может быть там, – Чумовая уставилась на открытую дверь в кабинет продюсера. – Он очень хотел туда попасть.

– Но ты залила замки клеем, – сказала Мэллори.

– Ну да, на случай, если он окажется там. Он ведь сумасшедший, знаете ли…

– И ты не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что сегодня шоу ведешь ты, – Мэллори исследовала кабинет и, указав на белую простыню, спросила: – Твоя работа?

– Как, если кабинет всегда заперт?

– Но у тебя ведь есть ключ, верно?

На лице девушки появилась туманная улыбка, она попятилась к двери в студию:

– Рекламная пауза закончилась, мне нужно возвращаться в эфир. Теперь это мое шоу.

– Минуточку, – Джек Коффи преградил ей путь. – Где нам найти Нидлмэна?

– Скорее всего дома, в кровати. Завтра в школу.

Мэллори склонилась над девушкой, смерив ее таким взглядом, который бы любой истолковал как – или объяснись сейчас же, или быть беде.

Чумовая поспешила объяснить, что Нидлмэн – это племянник директора радиостанции.

– Ему всего четырнадцать.

– Мошенничество, – произнесла Мэллори. – Значит, директор получает двойную зарплату.

– Чур, я вам этого не говорила.

– Скажи лучше, как ты узнала, – спросил Коффи.

– Ну директор радиостанции уходит домой в шесть. Мне поручили отпирать кабинет после ухода Зэка, потому что утром туда приходят настоящие продюсеры. Мне сказали, это шутка, просто так, чтобы пощекотать недоумку нервы. Меня это устраивало, но я не поверила. Если все и правда было так, почему бы тогда просто не дать остальным продюсерам ключи от кабинета?

Лейтенант Коффи повернулся к Мэллори. Он выглядел несколько самодовольным, когда произнес:

– Отличная логика. Я мог бы взять девушку на работу вместотебя. – Чумовая уловила в его голосе интерес, и теперь его рука похлопывала ее по плечу. – Продолжай, детка. Расскажи нам, как ты обнаружила, что директор жульничает.

– Пришлось нажать на бухгалтера, бедняге скоро стукнет лет двести. Директор отстегивает ему немного от своей доли. В общем, он сознался.

Мэллори не видела разочарования на лице лейтенанта, ее отвлекла женщина-полицейский, которая сообщила ей новость. Через секунду Мэллори уже неслась вниз по коридору. Лейтенант Коффи повернулся к офицеру:

– Что вы ей сказали?

– Передала сообщение от детектива Яноса, – ответила женщина-полицейский. – Ее машину угнали. Пожарники запомнили номер автомобиля, врезавшегося в их пожарную машину. Они видели, как угонщик помчался на юг.

Джоанна стояла над раковиной, глядя на крошечный цветок, который Рикер нарисовал у нее на ладони, очный цвет. Она смыла его вместе с его кровью.

Выйдя из ванной, Джоанна направилась на кухню, достала бокал и открыла ящик. Зэкери поспешил на шум. Когда она наконец нащупала штопор, Зэкери уже стоял возле нее.

Хотя дуло пистолета смотрело прямо ей в затылок, Джоанна оставалась на удивление спокойной.

– Извини, – произнесла она ровным голосом, – выглядит немного опасно, да? – она повертела в руках штопор, изучая его изогнутую спираль. – Такой острый, – Джоанна прошла мимо Зэкери, словно и не было никакого пистолета. Присев на кресло, она принялась вытаскивать пробку из бутылки. – Твой план разваливается, – штопор легко вошел в пробку, Джоанна вкручивала его глубже. – Ты, наверное, спрашиваешь себя, что еще сделал не так?

Только сейчас Джоанна заметила, что ее рабочая сумка лежит открытая возле дивана.

Зэкери надел перчатку на одну руку, достал тряпку и протер пистолет Рикера.

– А как тебе мой новыйплан, моя импровизация? Сначала я застрелю тебя в голову. Видишь, я довольно легко подстраиваюсь под обстоятельства. Потом я всуну пистолет в твою мертвую руку и застрелю беднягу Рикера прямо в сердце, – Зэкери помахал рукой в перчатке. – Когда приедет полиция, на оружии найдут только твои отпечатки. Убийство и самоубийство – ясно как день. Все отлично сходится, учитывая твое чувство вины из-за убитых присяжных.

– Ты все усложняешь, – ответила Джоанна, вытаскивая штопор. – И снова делаешь ошибки, – она извлекла пробку. – Я смыла кровь Рикера с бутылки. Надеюсь, ты не возражаешь, что я так распоряжаюсь твоими уликами.

Зэкери потянулся через весь стол и выхватил бутылку у нее из рук.

– Не переживай, на этикетке еще осталась кровь, думаю, этого будет достаточно, чтобы полиция пошла в нужном направлении. Интересно, насколько они тупы? Кстати, доктор, у тебя хороший вкус. Последний раз, когда я видел эту марку вина…

– Ты видел эту марку в тот раз, когда встретился с Тимоти в магазине. Ты решил, что он узнал в тебе Косаря. И поэтому ты его убил, – Джоанна мягко улыбнулась. – Этого твой идеальный план уж точно не предусматривал. Ты убил его, потому что запаниковал. Совершая еще одно преступление, ты идешь на риск. И так уже столько всего запорол.

– Лучше не зли меня, – Зэкери направил пушку ей в лицо.

– И не собиралась. Это симптом психологического состояния под названием стокгольмский синдром.

– Заложники помогают похитителям, – он кивнул. – Только не вижу…

– Заложники не просто помогают, они сотрудничают с похитителями. Понимаешь, в их интересах помочь похитителю получить то, что он хочет, чтобы остаться в живых. Именно поэтому я собираюсь помочь тебе устранить твои ошибки вроде той, с визиткой.

– Нет, ты просто пытаешься выиграть время. Ждешь подкрепления? Неужели ты действительно считаешь, что Рикер сказал остальным копам, что какая-то женщина украла у него пушку? Бред. Никто не спешит к тебе на помощь. Пришло время принять решение, доктор Аполло, – Зэкери пошел на кухню и взял бокал. Возвращаясь в гостиную, он остановился возле тела Рикера и легонько толкнул его, потом налил вина в бокал Джоанны и свой.

– Ты уверен, что хочешь пить это?

– С ума сошла? – Зэкери поднял вверх бутылку. – Урожай этого года сейчас уже нигде не найти.

Что ж, вполне возможно. После того, как Джоанна собрала свою коллекцию, такого вина могло больше и не остаться.

– А что, если вино отравлено?

Его бокал застыл в воздухе, лицо окаменело.

– Ты не уверен, да? Потерял контроль над ситуацией? – Джоанна отпила из своего бокала и выдавила из себя улыбку, надеясь, что она получится в стиле Мэллори.

Как ни странно, Зэкери нашел это убедительным, он с жадностью припал к бокалу.

– Все еще надеешься уговорить меня?

Джоанна кивнула и сделала глоток вина. Он тоже отпил.

– Как я и запомнил его – фантастический вкус, – Зэкери бросил взгляд на Рикера. – Не повезло. На самом деле этот человек мне нравился.

– Он жив, – сказала Джоанна.

– Но скоро умрет, доктор. И все из-за тебя. Вообще все эти убийства из-за тебя. Если бы только ты склонила тогда присяжных на свою сторону, у тебя был шанс. Если бы ты проголосовала «виновен», моему плану не суждено было бы осуществиться. Теперь ты это понимаешь, верно? Ты во всем виновата. А теперь бедняжке Рикеру придется умереть.

– Ты все слишком усложняешь. Из-за этого тебя и схватят.

– Все равно ты этого не узнаешь, доктор. Потому что будешь мертва. Или… один звоночек Виктору Пэтчоку, и, так и быть, я подарю тебе жизнь, – Зэкери внимательно разглядывал этикетку на бутылке. – Так это Тимоти Кид сказал тебе про вино? В ту ночь, в магазине, он следил за мной?

Джоанна отхлебнула немного вина.

– Эти вопросы сводили тебя с ума, не так ли? Как Тимоти Кид мог узнать тебя? Что ты сделал не так?

– Он нашел меня недалеко от места преступления.

– Вот и нет. Тогда тело еще не нашли. Нет, самое странное было в том, что тыузнал его.Все так просто: после ты приходил на место своего преступления, это было частью маленького шоу, да? Снующие туда-сюда полицейские, обезумевшие от жажды сенсаций телевизионщики. Поэтому ты знал, что Тимоти Кид из ФБР. Извини, я отклонилась от темы. Конечно, он тебя узнал. Твое лицо каждый день показывали в новостях. Но удивило его другое: почему ты, человек, которого он видел впервые в жизни, был так взволнован встречей с ним, а через несколько секунд вдруг испарился. Для любого параноика такие действия говорят сами за себя. В тот вечер Тимоти лишь что-то заподозрил, но когда на следующий день убили еще одного присяжного, он…

– Все еще тянешь время? Ты что, думаешь, что за тобой приедет спасательная бригада? Очень странно, похоже, что в своем желании спасти весь мир ты одинока, – Зэкери зевнул. – Давай поскорей закончим с этим, ладно? – Он направил пистолет ей в лицо.

– На самом деле я как раз собиралась сделать тебе комплимент.

Джоанна знала, что Зэкери опустит пистолет.

– Идея была блестящая, – сказала она. – И ты почти осуществил ее – тебе чуть не удалось развалить судебную систему.

– Надо признать, не без помощи Союза гражданских свобод.

– Да, очень мило, – Джоанна смотрела, как поднимается и опускается грудь Рикера – это ее успокаивало.

– Не обязательно убивать его, доктор. Выбирай: Рикер или Виктор, – Зэкери понадобилась свободная рука, и он некоторое время колебался, какую освободить: ту, что держала пистолет или бокал. Наконец, решившись, Зэкери положил пистолет на диван и налил себе еще вина. – Может, я зря тебя тороплю. Из всех моих жертв только с тобой интересно беседовать.

– А как же мой друг Тимоти?

– О, скука смертная. Хотя, честно сказать, когда ты сидишь с перерезанной глоткой и истекаешь кровью, тут уж не до бесед, – Зэкери поднял стакан и вдруг выпустил его из рук. На его лице было написано удивление: пальцы не хотели подчиняться. Вино вылилось на диван и расползлось огромным красным пятном.

Это напомнило Джоанне ее приемную и кресло, насквозь пропитанное кровью Тимоти.

– Кажется, я набрался, – глупо улыбнулся Зэкери.

– Нет, это не от этого, – Джоанна покачала головой и посмотрела на свой бокал. – Такое плохое вино. Ни ты, ни Тимоти совсем не разбираетесь в вине – в этом вы с ним похожи. Думаю, мои химикаты даже несколько улучшили вкус.

Зэкери с трудом мог держать глаза открытыми. На его щеках появился румянец, было трудно сфокусировать взгляд. Только сейчас он понемногу начал осознавать, что она сделала. Зэкери сделал неловкую попытку подняться. Паника только все усугубляла.

– Ты всыпала что-то в вино и опоила меня, – его рука потянулась к пистолету, но поднять его не могла. – Ты дала мне снотворное.

– Я размышляла над таким способом, – произнесла Джоанна. – Я уже давно принимаю снотворные и привыкла к ним, но твоя масса тела крупнее. Поэтому я не могла рассчитывать на то, что продержусь дольше тебя. Ты мог проснуться первым. Нет, я не усыпила тебя… Я убила тебя. Впрыснула в бутылку яд шприцем через пробку. Простые планы срабатывают лучше всего.

– Но ты ведь тоже пила…

– Я убила нас обоих. Другого выхода не было, – Джоанна сидела тихо, смиряясь с последними минутами жизни Тимоти Кида, переживая их вместе с ним. Еще какое-то время она могла дышать, жить.

Чем больше Иэн Зэкери дергался, тем быстрее умирал. Красное пятно от вина расползалось по дивану, точно кровь Тимоти. Она не готовила подобную картину осуществления правосудия. Так далеко она не задумывалась, иначе упала бы в обморок, когда воткнула шприц с ядом в пробку.

Голова Зэкери склонилась набок, и он уставился на Джоанну с немым вопросом на лице. От мышечного спазма, предвестника и ее смерти, тело Зэкери внезапно напряглось. Затем его несколько раз тряхнуло, и он замер. Его не стало.

Джоанна осталась одна.

Когда она почувствовала, как земля уплывает из-под ног, вместо ожидаемой эйфории пришла паника. Джоанна Аполло, склонная к суициду, жалела о потерянной жизни, неотвратимо погружаясь в неизвестность. Словно прыжок с обрыва – ты знаешь, что уже не вернуться на кручу и просто отдаешься свободному полету. Как жесток этот долгий спуск из благодати, столько времени для сожаления!

Наступил последний спазм, и бокал выпал у нее из рук. Тело приготовилось к смерти, и только, из последних сил цепляясь за уходящую жизнь, не хотело умирать сожаление.

Из раны на затылке Рикера шла кровь – признак, того, что он был жив. Мэллори держала руку на его пульсе, пока звонила 911:

– Полицейский ранен, – сообщила она, зная, что тогда они приведут лучших врачей.

Отпустив его руку, которая тут же беспомощно упала на пол, Мэллори поднялась с пола и прошлась по комнате, осматривая новое место преступления, которое принадлежало ей одной. Кровь Рикера на бутылке вина, его украденный пистолет в руке Зэкери. Значит, доктор проиграла ему пистолет, не успев даже выстрелить, что ж, вполне предсказуемо. Перочинный нож, орудие Косаря, лежал у ног Зэкери – одно дело закрыто. Что еще? Пятно от пролитого вина, разбитое стекло возле кресла доктора. Никаких видимых ранений, все понятно – яд. Убийство и самоубийство.

Нет, не все так просто. Было несколько деталей, которые бросались в глаза.

И вдруг вся сцена предстала перед Мэллори в истинном свете. Ее уверенность вдребезги разбилась о правду и собственную ошибку: она недооценила чувства, которые доктор испытывала к Рикеру.

Рикер застонал, и Мэллори обернулась к нему. Все свидетельствовало о том, что он скоро очнется: едва уловимые сокращения мышц лица, подергивание конечностей. Чтобы предотвратить ужасную сцену, Мэллори поспешила выключить свет; когда Рикер откроет глаза, он не должен увидеть перед собой бледное застывшее лицо Джоанны Аполло.

Вытащив его тело в коридор, детектив вернулась разобраться с местом преступления: кое-что надо было изменить. Мэллори собиралась совершить то, что согласно ее внутренним законам полицейского, считалось предательством.

Она не могла удалить с места преступления украденный пистолет Рикера: Джек Коффи знал, кто его взял, он захочет увидеть его в списке предметов, найденных в гостиничном номере. Тогда Мэллори решила спрятать оружие в шкафу. Теперь стало менее очевидно, что самоубийство было второй альтернативой доктора Аполло. Затем одной рукой Мэллори вытерла лицо женщины, определенно любившей жизнь и оставившей неопровержимое доказательство этому – мокрое от слез лицо.

Мэллори стерла все следы слез.

Рикер никогда не узнает и не станет винить себя.

Когда приехала скорая, Мэллори стояла на коленях возле Рикера, поддерживая его голову, обнимая.

– Все отлично, все просто замечательно, – говорила она, врала ему прямо в глаза.