– Рановато ты сегодня, Зэкери, – Коффи поглядел на часы в студии.
– Готовлю тут интервью с Рэнди. Я, кажется, упомянул об этом, лейтенант. Кстати, вы сейчас тоже в записи, через три часа сможете послушать себя в прямом эфире.
– Я думал, мы сейчас в прямом эфире, – перебил Рэнди.
– Ты время можешь определять? – Зэкери ткнул на часы.
– Сейчас шесть часов, – ответил Рэнди, ничуть не обидевшись. – Ну почти шесть часов.
– А когда начинается мое шоу?
– В девять.
– Значит, мы никак не можем быть сейчас в эфире, верно?
Рэнди задумался, потом радостно улыбнулся и закивал.
Зэкери пожал плечами, виновато переводя взгляд с одного полицейского на другого:
– Хотел бы я сказать вам, что это нетипичный представитель моей аудитории, но… Так что случилось? Мне нужен адвокат?
– Ну а как же? – произнес Джек Коффи. – Будь у нас всего пара безобидных вопросов, ты бы все равно посадил к себе на коленки адвоката, как же иначе? Говорили же тебе адвокаты: никуда без них не ходить, не разговаривать с полицейскими, а то вдруг ляпнешь что-нибудь не то. Без них никуда, верно, Зэкери? Они обращаются с тобой, как с идиотом, но так безопаснее. Если хочешь, – он достал из кармана какой-то документ, – можешь не звонить адвокату, и мы быстро все решим здесь или отвезем тебя в участок, и наше общение растянется на всю ночь. Выбирай, – Коффи положил листок на стол. – Здесь перечислены все твои конституционные права. Я знаю, ты с ними знаком. Просто подпиши документ.
Он отвернулся от Зэкери, словно ему и дела не было, какому варианту тот отдаст предпочтение. И, конечно, радиоведущий подписал.
Искренне улыбаясь, Коффи повернулся к гостю:
– Так значит, ты и есть знаменитый Рэнди? Это ты сдал беднягу Макферсона?
Парень довольно заулыбался и кивнул, кажется, он был просто счастлив находиться здесь с Иэном Зэкери и полицейскими.
– Мы живем в одном доме. Он на самом деле славный малый, помог мне починить радиатор.
Джек Коффи был немного обескуражен тем, что парень говорил о Макферсоне, последней жертве Косаря, в настоящем времени. Судьбу человека решили слова какого-то придурка. Лейтенант достал еще один листок:
– Это документ, в котором перечислены твои права. Такой же, как у Зэкери, – Коффи протянул листок парню. – Хочешь тоже подписать?
– С радостью, – Рэнди взял ручку у детектива Яноса и подписал документ, даже не потрудившись прочитать. Теперь Иэн Зэкери все же решил посмотреть, под чем же он поставил свою подпись.
Поздно.
Янос схватил листок, сложил его и убрал в карман, потом отобрал листок у Рэнди.
Коффи все еще внимательно изучал гостя.
– Рэнди, ты говоришь, что вы были друзьями с Макферсоном. Теперь, когда твой друг погиб, как ты относишься к своим призам?
– Ну поездку в Нью-Йорк я выиграть все равно не мог. Ведь я живу в Нью-Йорке. В СоХо. Но я провел ночь в шикарном отеле. Бар в номере просто классный, – Рэнди обратился к Зэкери. – Я же могу оставить у себя вещи? Ну конфетки и те маленькие бутылочки со спиртным?
– Ты заработал их, – ответил лейтенант Коффи вместо радиоведущего. – Значит, это стоило того? Ради бара?
– Ну конечно. Черт, но круче всего – это на радио побывать. Можно передать привет моим приятелям из автомойки?
– Когда ты сдал Макферсона, – Коффи обратился к нему с дружеской улыбкой, – произнес его имя в эфире, ты знал, что случится потом?
Прежде чем Рэнди успел ответить, Зэкери произнес:
– Не тратьте время впустую, лейтенант. Эти простофили не способны связать одно с другим.
Коффи проигнорировал это замечание. Он наклонился вперед, добродушно улыбаясь:
– Это ведь не так, Рэнди?
– Да бросьте вы, – повторил Зэкери.
Коффи развернулся на стуле и теперь оказался лицом к лицу с радиоведущим:
– Если я правильно понял, то Рэнди первый из победителей, кто побывал в прямом эфире непосредственно перед убийством.
– Небольшое отклонение от правил, – ответил Зэкери, почти зевая. – У Рэнди нет ничего такого, как электронная почта, даже телефона нет. В тот день у него оставалось всего несколько монет для таксофона.
– Поэтому ты не мог позволить себе потерять с ним контакт, понятно, – Коффи сомневался, что адвокатам Зэкери это было так же понятно, как ему. – Твой продюсер говорит, ты много времени проводишь в студии.
– Нидлмэн? Вы его
видели! – на секунду Зэкери отвел взгляд от лейтенанта и посмотрел куда-то мимо него.
– У нас с ним был долгий разговор по телефону, – Коффи повернулся в направлении, куда смотрел Зэкери, но не увидел ничего, кроме темного окна, похожего на окно звукооператорской кабины. – Нидлмэн говорит, ты сидишь тут по двенадцать часов в день. Еще он сказал мне, что эту студию для тебя спроектировали с учетом требований по тюремной безопасности. Что, боишься Косаря?
– Да нет, – произнес Зэкери, не отрывая взгляд от темного окна. – Косарь убивает только чайников. Мне-то зачем бояться?
– То же самое я сказал твоему продюсеру, – улыбнулся Коффи. – Я сказал: «Нидлмэн, эти два маньяка – партнеры, приятели, можно сказать». – Я прав?
– Ну в какой-то мере, – Зэкери откинулся на спинку кресла, довольный собой. – Думаю, можно сказать, что Косарь – мой самый преданный поклонник.
– Так значит, ты знал, что он будет слушать, – спросил Янос, – когда Рэнди сказал тебе, что живет с Макферсоном в одном доме?
– Да уж, – подхватил Джек Коффи, не давая Зэкери опомниться, – Это было очень ловко не произносить точного адреса, а попросить Рэнди назвать ресторанчик напротив. Просто блеск.
На самом деле это было довольно глупо. Ни один первокурсник юридического факультета не одобрил бы такую хитрость.
– А потом Макферсона убили. Косарь не смог бы сделать это без тебя. Я правильно понял, Зэкери? Или что-то упустил?
– Я бы сказал, вы попали прямо в яблочко.
– Значит, без тебя Косарь бы не справился, – Коффи повернулся к детективу Яносу. – Причина и следствие. Один есть.
– Что это, черт возьми, значит? – Зэкери вскочил со стула.
Джек Коффи не обратил на него никакого внимания, вместо этого он обратился к фанату:
– Ты так и не ответил на мой вопрос, Рэнди. Что, по-твоему, должно было случиться, когда ты выдал Макферсона?
– Я же сказал, – произнес Зэкери, – фанаты – идиоты. Они и понятия не имеют…
– Кончай базар, Зэкери! – рявкнул Коффи. Потом, вспомнив, что разговаривает с англичанином, который, возможно, плохо знает живую американскую лексику, он поправился: –
Заткнись,или я арестую тебя за попытку помешать следствию. Так достаточно ясно?
Лейтенант снова сосредоточил все свое внимание на глупом лице молодого человека.
– Рэнди, что, по-твоему, должно было случиться с Макферсоном после твоего звонка?
Без колебаний Рэнди поднял правую руку и провел указательным пальцем от одного уха до другого, показывая перерезанное горло. На его лице не было злобы, только радостная готовность помочь лейтенанту.
– Очень близко к истине, – произнес Коффи. Он взглянул на Яноса и произнес: – Уводи Зэкери.
– Ты обвиняешься в убийстве Джона Макферсона, – Янос подошел к стулу, на котором сидел Зэкери и достал наручники.
– Но это безумие! Это он пытался убить меня!
– Правда? Ты заявил об этом в полицию? – Коффи прочитал ответ на ошеломленном лице Зэкери. – Нет? Плохо. Вчера вечером тебя видели в баре с Макферсоном. Есть свидетели.
– Но он ушел раньше меня.
– Значит, спокойно выпивал с парнем, который пытался тебя пришить? – Янос надел на Зэкери наручники. – А потом просто дал ему уйти. Не заявил в полицию. Еще что придумаешь?
– Официантка говорит, что, когда другой посетитель расстегнул твою рубашку, под ней оказался бронежилет, – произнес Коффи. – Может, все было наоборот, и ты…
– Я всегда ношу бронежилет. Я получаю письма с угрозами. Черт, спросите ФБР!
– Очень кстати ты об этом сказал, – вставил Янос. – Нам звонил агент Хеннеси, сказал, что был приставлен охранять тебя, но ты почему-то решил отделаться от него вчера вечером, использовал переодетого двойника, а сам скрылся в неизвестном направлении.
Коффи пожал плечами и улыбнулся:
– Теперь ты понимаешь, почему ФБР тебе больше не помощник.
Щелкнул замок наручников.
– Спросите Рикера. Он был со мной.
– Но не тогда, когда убили Макферсона, – Коффи покачал головой. – Но даже если бы у тебя было надежное алиби, это бы не помогло. Видишь ли, Янос неправильно выразился, ты обвиняешься в преступном заговоре с целью убийства. Заговор с Косарем и своими фанатами, – он повернулся к Рэнди. – Вот с этим, к примеру.
– Вы не можете этого сделать! – завопил Зэкери, выпучив глаза. – У меня есть права, – он перевел дыхание и произнес уже спокойнее. – Спросите в Союзе гражданских свобод, черт возьми. Закон на моей стороне.
– Ну да, только это было в Чикаго, – возразил Коффи. – А в Нью-Йорке мы выдумываем свои законы по ходу дела. Ты и твои фанаты пособничали серийному убийце.
До сих пор Рэнди сидел смирно на стуле, восхищенно наблюдая за происходящим, очевидно, парень видел такое только по телевизору. Сейчас, услышав свое имя, он поднялся и, радостно улыбаясь, протянул руки детективу Яносу, ожидая, что его закуют в наручники подобно Зэкери.
– Нет, не ты, – сказал молодому человеку Коффи, – Дебилы освобождены от уголовной ответственности.
Рэнди закивал и снова улыбнулся.
– Шутка, – Джек Коффи отстегнул от пояса пару наручников и сам зачитал ему права. – Рэнди, помнишь бумагу, которую ты подписал? У тебя есть право на адвоката во время допроса. Если ты не можешь позволить себе адвоката… Рэнди? Будь внимателен, это серьезные вещи.
В квартире Чарльза Батлера была отдельная столовая, совершенно бесполезная комната, как он считал. Гости неизменно перемещались на кухню, которая представляла собой теплую просторную комнату с персикового цвета стенами и разнообразными полочками для утвари и специй, которые мог оценить только истинный гурман. Вивальди и скатерть в красную клетку создавали атмосферу уютного ресторанчика.
Мэллори стояла в дверях, внимательно наблюдая за Рикером и Джоанной Аполло в гостиной. Оставив соус закипать на плите, Чарльз вручил ей бокал красного вина.
– Значит, все идет не так, как ты планировала.
– Нет, – ответила Мэллори, – Рикер задает ей не те вопросы, которые нужно задавать.
– То есть не обращается с ней как с преступницей? Действительно, черт возьми, какая досада! – Сегодня вечером Рикер вел себя отнюдь не как детектив, он был больше похож на влюбленного. Чарльз узнавал такие симптомы. А Мэллори, очевидно, нет.
Она поставила бокал и взялась за тарелки: сегодня Чарльз решил доверить ей накрывать стол. Если бы за это взялся кто-нибудь другой, она бы все равно потом все переставила. Когда Мэллори расставила тарелки, салфетки и столовые приборы, Чарльз и без линейки знал, что каждый предмет находится ровно в двух сантиметрах от края стола.
Он вернулся к плите и принялся помешивать соус.
– Возможно, было ошибкой оставить Рикера одного разбираться с этим, – Едва ли Мэллори согласилась бы с этой мыслью.
– Может, ты и прав, – ответила Мэллори.
От неожиданности Чарльз уронил ложку в кастрюлю.
– Они слишком близки с этой женщиной, – Мэллори выровняла стулья и отошла в сторону оценить свою работу, как будто спинки стульев могли не быть идеально параллельными к столу. – Рикер боится задавать вопросы, которые могут прозвучать, как обвинение.
– В каком преступлении?
– Она что-то скрывает от меня.
Ах, вот в чем дело! В таком случае каждый, кого знала Мэллори, когда-либо совершал преступление против нее. Все не так уж серьезно, и у Чарльза еще оставалась надежда пережить этот ужин, не став свидетелем кровавой бойни. После того, как он выудил из кастрюли потерянную ложку, Чарльз открыл духовку, и комнату наполнил аромат запеченной в собственном соку дичи, который мгновенно смешался с запахом чесночного хлеба и винного соуса.
– Доктор с Рикером выглядят так, словно пережили долгий день. Может, отложим этот разговор?
– Тебя не удивляет, как такая умная женщина могла согласиться с таким абсурдным вердиктом? – Закончив накрывать на стол, Мэллори повернулась к нему, уперев руки в бок. – Ты читал стенограмму судебного процесса. Ты знаешь, что это был нечестный приговор.
– Но Рикер не читал стенограмму. Он доверяет ей.
– Доверяет? Я говорю о конкретных объективных фактах. Как, по-твоему…
– Мэллори, если бы Рикер поджег школьный автобус с детьми и монашками, а потом столкнул в пропасть, я бы сказал, что они этого заслужили. Вот это значит доверять.
Она на секунду задумалась, потом наконец нашлась, что ответить.
– Люди умирают, – произнесла Мэллори, словно об этом нужно было напоминать. – Я должна знать, общалась ли доктор Аполло с Макферсоном. Если да, тогда она, возможно, знает, где прячется другой присяжный.
– Нет ничего проще, – захватив открытую бутылку вина, Чарльз направился в гостиную, где Джоанна Аполло стояла возле стены, восхищаясь оригиналом Ротко,
в то время как Рикер восхищался ею.
Глядя со спины, Чарльз не заметил в осанке доктора никаких отклонений: дефект спины хорошо скрывала волна длинных темных волос. Когда же Джоанна повернулась боком, чтобы Чарльз наполнил ее бокал вином, горб стал значительно заметнее. Чарльз знал, что Рикер видит ее другими глазами: для него Джоанна была идеальной женщиной, лишенной изъянов. Она обладала умом, и ее огромные карие глаза, теплые и глубокие, проникали в душу. У Джоанны были глаза целителя. Чарльз приятно удивился, обнаружив у своего друга прекрасный вкус к женщинам. От вина пробудилась поэтическая сторона его души и, следуя ей, Чарльз сравнил Джоанну с букетом роз, хотя от нее исходил более сдержанный аромат. Находясь в комнате, Джоанна наполняла ее своим теплом и присутствием, как цветы – ароматом.
Появилась Мэллори – цветы дрогнули и закрылись.
– Примите соболезнования по поводу смерти вашего друга, мистера Макферсона, – произнес Чарльз. – Вы ведь общались с ним и после судебного процесса?
Доктор Аполло кивнула.
Чарльз посмотрел на Мэллори, оценившую его прямоту. Она залпом осушила бокал. Сегодня все сдерживающие рефлексы ей, похоже, отказали, и Мэллори превысила свой привычный лимит в один бокал. Рикер же, наоборот, едва притронулся к вину, что было на него не похоже. Очень странно. Вечер обещает быть интересным.
Доктор Аполло извинилась и направилась в кухню. В конце концов все переходили туда, но вряд ли в этом была причина на этот раз. Наблюдая за доктором, Чарльз отметил про себя, что Джоанна всегда старается уйти из помещения, в которое вошла Мэллори. Он подлил вина в бокал Рикера и вернулся на кухню, где и нашел доктора – она очищала листья салата. Его блаженная улыбка постоянно наполняла окружающих людей ощущением счастья, вот и сейчас Джоанна посмотрела на него и тоже улыбнулась.
Так они работали рука об руку в тишине, шинкуя овощи, пока Чарльз не решился снова поднять вопрос, так заботивший Рикера, – о безопасности ее гостиницы.
– Мой дом – ваш дом. У меня есть две комнаты для гостей, места полно, уверяю вас.
– Спасибо, но будет лучше, если я вернусь в «Челси».
– Здесь абсолютно тихо, – сказал Чарльз. – Тройные рамы, очень толстые стены. Можно стрелять из пушки, и соседи ничего не услышат. Поэтому, если вы любите смотреть допоздна телевизор или слушать музыку…
– Я мечтаю только о том, чтобы хорошенько выспаться.
– Мне сказали, у вас есть кот. Если вы беспокоитесь о нем, то все в порядке, я отлично лажу с животными.
– Нет, – ответила Джоанна, – Гам не любит чужих. Он предпочитает знакомую обстановку. Нам двоим будет лучше в гостинице.
– Она права, – Мэллори стояла на пороге. – Твои стены
слишкомтолстые. Если Косарь начнет шинковать доктора в комнате для гостей, ты не услышишь ничего. Я останусь с ней в гостинице сегодня.
Мэллори не предлагала, а объявляла о своих намерениях, и Джоанна не испытывала большого энтузиазма по этому поводу – улыбка исчезла с ее лица.
Мэллори стояла у полки со специями, с отсутствующим видом поправляя баночки, чтобы они стояли ровно, этикетка к этикетке. Доктор следила за ней с искренним интересом. Что она подумает об этой маниакальной склонности к аккуратности? Чарльзу вдруг захотелось защитить Мэллори, словно она стояла там, такая уязвимая, выставляя напоказ свои слабости. Интересно, что еще замечала доктор и насколько она была близка к опасной правде? А если она догадается, то как поступит?
В кухню вошел Рикер. Чарльз заметил, как блестят его глаза – вовсе не под влиянием вина.
– Я проголодался, – заявил он.
Ужин был подан без лишних церемоний, если не считать зажженной свечи посередине стола. Рикер, казалось, не замечал напряжения, возникшего между двумя женщинами; он занял место напротив Джоанны Аполло, словно она была единственной за столом. На лице Рикера читалась удовлетворенность – от обычного отрешенного выражения не осталось и следа. Впервые за многие месяцы он был по-настоящему счастлив. И причиной тому была Джоанна, за что Чарльз был ей глубоко признателен.
Свеча наполовину сгорела, и они уже доедали последнее блюдо, когда речь зашла об адвокатах.
– Это удивительная дилемма для Американского союза гражданских свобод, – сказал Чарльз.
Джоанна кивнула.
– Они словно всегда выбирают дела, которые порочат их доброе имя, но на этот раз переплюнули самих себя. Судебная система – это смысл их существования, но здесь они помогают Иэну Зэкери разрушить эту систему.
– Им можно только посочувствовать, – согласился Чарльз.
– Эй, – вмешался Рикер, – они же
адвокаты, – эта содержательная реплика, очевидно, должна была означать, что, в каком бы затруднительном положении ни находились адвокаты по правам человека, они это заслужили.
Чарльз занялся приготовлением десерта – бананов фламбе.
Его удивляло, почему Мэллори была единственной, кто не обращался к Джоанне Аполло по имени. Закончив с десертом и поставив пылающие бананы перед гостями, Чарльз решил, что она профессионально держится на расстоянии от этой женщины. Возможно, Мэллори сомневалась, что доктору удастся выжить. Однако было и еще одно объяснение, столь же правдоподобное: Мэллори не любила делить своих друзей с кем-либо. Чарльз остановился на последнем.
Тонкая мелодия мобильного телефона прервала его мысли. Убежденный луддит, Чарльз остался сидеть, тогда как остальные потянулись за своими сотовыми. Это был телефон Мэллори. Она поднялась из-за стола, чтобы поговорить без свидетелей в другой комнате.
– Звонил Иэн Зэкери, – сказала она, вернувшись. – Его выпустили под залог. Он хочет встретиться сегодня.
Рикеру явно пришлась не по душе эта новость, он посмотрел на часы:
– Они разрешат ему вернуться в эфир?
– Сегодня нет, – ответила Мэллори. – Он отстранен от эфира до завтрашнего слушанья. Это даст нам хоть какое-то время. Даже если он напал на след присяжного, он не сможет раскрыть его координаты, пока не вернется в эфир. Так что у нас двадцать четыре часа, чтобы найти самого Косаря или его жертву, – Мэллори склонилась над Джоанной. – Есть идеи, где нам начать искать?
Джоанна опустила голову и не проронила ни слова.
– Хорошо, доктор. Вернемся к этому позже, – Мэллори развернулась и направилась к двери. – Чарльз отвезет тебя в гостиницу, – уже взявшись за дверь, она добавила: – А потом подъеду я.
Последнее замечание прозвучало как угроза.
– Я поеду с тобой, – сказал Рикер.
Мэллори раздраженно обернулась, очевидно, желая сказать, что его услуги не требуются, и только тут заметила, что Рикер обращался не к ней. Он смотрел на Джоанну Аполло. Лишь на мгновение у Мэллори в глазах что-то промелькнуло, но она быстро овладела собой, и ее лицо приняло обычное надменное выражение. Этот момент уловил один Чарльз – Мэллори чувствовала себя брошенной.
– Нидлмэн – ненастоящее имя, – Мэллори тщательно осмотрела дверь в кабинет продюсера и новый замок, к которому, если верить рекламе, нельзя было подобрать ключи. Механизм был, конечно, сложный, но дверь в студию была оборудована запорами самой передовой технологии. – Адрес, который ты мне дал, ложный, так же, как и номер социального страхования. – Опережая его следующий вопрос, Мэллори добавила: – Но контракт с продюсером остается законным, пока нет попыток мошенничества. Ты, конечно, можешь доложить о фальшивом номере в Налоговое управление США в связи подозрениями на уход от налогов, но поверь мне, десять агентов финансовых органов не станут взламывать эту дверь.
– Ты должна что-нибудь сделать.
– Почему ты шепчешь?
Зэкери отвернулся и принялся шагать взад-вперед перед дверью продюсерской кабины, то и дело поглядывая на замок.
Мэллори вздохнула. Предстояла долгая ночь.
– Нидлмэн ведь никогда тебе не угрожал? В чем проблема?
– Он наблюдает за мной. Я знаю, – устыдившись своего шепота, Зэкери снова заговорил нормальным голосом. – От этого ублюдка у меня мурашки бегают по коже.
–
Нидлмэн.Да ты его даже не встречал.
Как еще дать ему понять, что он впустую тратит ее время?
– В его окне никогда нет света, – сказал Зэкери, – но я чувствую, как он смотрит на меня. Говорю тебе, этот парень ненормальный. Это, конечно, обязательное условие для всего моего персонала, но Нидлмэна нанял не я. У него контракт с радиостанцией.
– Но ведь директор радиостанции знаком с Нидлмэном, так?
– Да, но они встречались всего раз на собеседовании. Мой адвокат достал копию контракта с Нидлмэном. Там оговорено, что он не должен вести дела со мной лично.
– Так вот в чем проблема. Он тебе не подчиняется. Очень умно с его стороны, – если бы не выпитое вино, Мэллори, возможно, удержалась бы от сарказма. Хотя вряд ли. – Думаешь, Нидлмэн знает, что ты убил предыдущего продюсера? Ты же упоминаешь об этом каждый раз в эфире.
– Видишь этот замок? – Зэкери повернулся к двери в кабину. – Он совсем новый, и устанавливал его не я. По контракту мне необходима полнейшая безопасность. Этот замок поставил Нидлмэн, и только у него есть ключ. Ну и кто из нас параноик? Он единственный продюсер, запирающий эту проклятую кабину во время эфира.
Мэллори спокойно взялась за дверь, наблюдая, как нервничает Зэкери.
– Он может оказаться фанатом, – Мэллори улыбнулась. – Ты уже думал об этом, правда? Судя по звонкам в студию, я бы сказала, что твои фанаты все немного с приветом.
– А что если он ненайденный присяжный? Ты обещала найти его для меня, помнишь? Представь себе, сколько потрачено денег и времени, а все это время он находился прямо тут, под носом, в этом кабинете?
Решив немного пощекотать Зэкери нервы, Мэллори достала свой бархатный мешочек с отмычками. Она хотела показать ему, как подбирают ключи, пусть знает, что не зря он выписал огромный чек, который сотрудники «Хайленд Секьюрити» никогда не смогут обналичить.
– Воровские отмычки носить с собой запрещено, – сказала она. – Попробуешь проболтаться – пострадаешь. Понял?
Извращенный ублюдок, ему понравилась эта идея.
Замок поддался, и Мэллори легко повернула ручку. Потом, в доказательство высокого качества оплаченных им услуг «Хайленд Секьюрити», она достала из наплечной кобуры пистолет и толкнула дверь. В кабине никого не было, по размеру помещение напоминало кабину звукооператора на другой стороне.
Включив свет, Мэллори увидела такое же окно вдоль всей стены, в которое была видна студия. На панели управления она заметила лишь несколько микрофонов, наушники и еще какое-то мелкое оборудование. На задней стене на крючках висели пюпитры с расписанием передач. Корзина для мусора была набита доверху.
– Сколько человек пользуется этим кабинетом в течение дня?
– Продюсеры двух утренних шоу. Иногда приходят спонсоры посмотреть свои программы.
Мэллори провела пальцем по столу – пыли не было. Очевидно, уборщица проникала сюда без проблем.
– Это прогресс, – сказал Зэкери. – Можешь проверить кабинет на отпечатки.
– Не стану, потому что нет необходимости. – Тратить время на расшифровку сотни никому не нужных отпечатков явно не входило в планы Мэллори. – Только копы могут идентифицировать отпечатки, а чтобы использовать национальную базу данных, у них должна быть веская причина. В этом кабинете работает слишком много людей, здесь сотни отпечатков, а то и больше. Вот если ты
умрешь,тогда у них будет полно оснований проверить все отпечатки, а так…
– Так в чем проблема? Уж точно не в деньгах. Подкупи какого-нибудь полицейского, пускай он проверит.
– Проверка сотни отпечатков пальцев привлечет внимание, и этого полицейского уволят. В базе данных не будет и половины из них, уверяю тебя, – Иэн Зэкери утомил ее, и Мэллори положила руки на пояс, откровенно давая понять, что разговор окончен. – Сделаем проще.
Они вернулись в его студию и подошли к темному окну продюсерского кабинета.
– Завтра ночью берешь этот предмет, – Мэллори извлекла из кармана мини-фотоаппарат, размером не больше зажигалки, – и приклеиваешь к стеклу. Он маленький, но вспышка мощная. Не бойся, он не заметит. Когда у меня в руках будет фотография, я выслежу его для тебя. Доволен? – Мэллори протянула ему аппарат. – Включу это в твой счет.
– Отлично, – улыбнулся Зэкери, радуясь такому простому решению. – А что насчет доктора Аполло? Раздобыла мне какие-нибудь свежие сплетни?
– Предположим, я найду основание, которое заставит ее согласиться на интервью? Разве это не испортит игру Косаря? Кажется, она не попадает в его категорию слишком глупых для жизни.
– А что если она и есть Косарь? Подумай об этом, – сказал Зэкери. – Психиатры отлично разбираются в играх разума. Ты никогда не спрашивала себя, почему доктор Аполло проголосовала «невиновен» вместе со всеми? Она запросто могла заставить их изменить вердикт. И, кстати, она же горбунья, калека. Общаясь с нею, жертвы не могли ничего подозревать, пока она не перерезала им глотки.
– Но зачем?
Зэкери всплеснул руками.
– Это мне и нужно от тебя. Мотив. Это мог быть и другой присяжный, но я все-таки ставлю на доктора. Вот если бы заполучить ее в эфир хоть на десять минут…
– Ты думаешь, тебе она откроется.
– Да. Я бы добился.
– А что, если она не убивала?
– Это не помеха для хорошего шоу. Ну если мне с ней не повезет, то в запасе остается последний присяжный при условии, конечно, что ты его найдешь для меня.
Мэллори повернулась к темному стеклу продюсерской кабины.
– Нет, с нами ты не едешь, – Джоанна Аполло мягко оттолкнула Рикера. – У тебя глаза слипаются. Иди домой и выспись хорошенько.
Рикер не нашелся что ответить. Он был абсолютно трезв, только ноги подкашивались, и мозги не соображали. Он просто стоял на мостовой и бездумно смотрел вслед удаляющемуся «мерседесу».
Когда машина отъехала на почтительное расстояние, Чарльз беспокойно посмотрел в зеркало заднего вида: Рикер все еще стоял на мостовой, словно позабыв дорогу домой, хотя дверь находилась всего в двух шагах.
– Он так устал. Надеюсь, не заснет прямо на улице.
– Это моя вина, – ответила Джоанна. – Думаю, прошлой ночью он и глаз не сомкнул, – она взглянула на Чарльза и произнесла уже совсем другим тоном, почти заговорщицким: – На протяжении всего вечера у меня было такое чувство, что вы хотите поговорить со мной о чем-то наедине.
– По поводу Мэллори, – сказал Чарльз. – Она такая отчасти… Как бы лучше выразиться?
– Совершенно беспощадная?
– Я бы так не сказал.
– Нет, вы бы не сказали, потому что вы ее друг. Но это у нее в крови.
Чарльз попытался объяснить:
– В характере Мэллори есть своеобразная чистота.
– И, конечно, она социопат, – сказала Джоанна. – Но вы и без меня это знали.
Они проехали несколько кварталов молча, пока Чарльз пытался подыскать нужные слова.
– Приемные родители Мэллори были очень заботливыми.
– И хорошими людьми. Рикер рассказывал мне. Он часто говорит о Марковицах. Очень жаль, что они не взяли эту девочку раньше. Полагаю, Мэллори было лет десять-одиннадцать, когда она попала в их семью.
Чарльз понял, что она имеет в виду. Луи Марковиц пропустил те прекрасные годы, в которые у его приемной дочери должны были формироваться навыки общительности, должны были, но у нее не получилось.
– Я скажу вам, чем Мэллори отличается от социопатов, которых я лечила. Она даже не пытается быть любезной.
– Она не знает как, – Чарльз хотел произнести это в защиту Мэллори, но у него плохо получилось.
– Однако лжет она очень правдиво, – сказала доктор, – и гораздо лучше, чем большинство людей.
– В ее работе необходимо уметь лгать. – Не слишком ли прямолинейно он защищал Мэллори? Чарльз сосредоточился на дороге, и, когда заговорил, его замечание прозвучало уже мягче: – Вся эта ложь в благих целях. – Иногда так оно и было на самом деле. – Вы, возможно, упустили еще один момент: Мэллори никогда не лжет, чтобы подняться в чужих глазах. – И это была истинная правда. – Ей безразлично мнение общества.
– Но людям должно быть небезразлично мнение Мэллори, – произнесла Джоанна Аполло с легкой печалью в голосе. – Эта девушка живет быстро, рискованно – она опасна.
– Опасна, – повторил Чарльз. – Конечно, она опасна, она же представительница полиции. – И не только представительница полиции. – Мэллори очень талантлива. У нее необыкновенные способности к математике и компьютерам. Я знаю, я занимаюсь тем, что подбираю наиболее оптимальное направление деятельности для людей с повышенным интеллектом и необычными способностями, так что уверяю вас, Мэллори сделала бы состояние, уйди она из полиции.
– Но тогда она лишится оружия и власти, возможности запугивать людей. Думаете, она сможет обойтись?
Когда «мерседес» мягко остановился на светофоре, Чарльз повернулся к Джоанне. Ее взгляд не выражал ничего, кроме сострадания, но это не уменьшило решимости Чарльза. Он готов был защищать Мэллори до конца, потому что дружба имела для него огромное значение. Иногда он был готов пожертвовать даже своей неизменной логикой ради благих намерений.