Большое спасибо Диане Бёрк, талантливому исследователю, за ее громадную техническую поддержку; Биллу Ламберту из Аризоны, страстному поклоннику огнестрельного оружия; Ричарду Хьюзу – за особое понимание психических расстройств; сотрудникам американских радиостанций; гостинице «Челси»; Институту огнестрельного оружия ФБР и отдельное спасибо Федеральному бюро расследований: там работают отличные парни. Я ни разу не получала от них гневных писем за то, как с ними обходилась в своих предыдущих романах. На этот раз, справедливости ради, мишенью своих насмешек я выбрала СМИ и Американский союз гражданских свобод. Будучи почетным членом Союза, я сочту за честь получить от них гневное письмо. Однако я рассчитываю на их понимание обличительной сатиры.

Книга посвящается всем испытавшим боль душевную и физическую, полицейским и простым людям, а также тем, кто приехал издалека, чтобы помочь нам. Хотя Нью-Йорк постоянно находится в центре моих романов, события 11 сентября 2001 года не упоминаются на этих страницах даже косвенно. Некоторым читателям это покажется странным, ведь катастрофа изменила лицо города… Но едва ли требуется то и дело возвращаться к трагедии, живущей в наших сердцах. Жители Нью-Йорка до сих пор поднимают глаза к небу, когда слышат рев летящего самолета, но потом шагают дальше по своим делам. Жизнь продолжается. Нью-Йорк – сильный город, и его невозможно сломить.

Пролог

Джоанна слышала, как кот отчаянно колотит лапами по двери ванной изнутри. Он кричал и плакал, как человек, словно был ужасно напуган. Или просто голоден? Джоанна помнила, что кормила его, но когда? Неважно. Крики животного понемногу утихали, словно передняя в гостиничном номере, где находилась Джоанна, оторвалась от земли и поплыла в небо.

Время? Время потеряло всякое значение.

Целый день Джоанна, завернувшись в халат, просидела на кромке деревянного стула, как на жердочке. За окном незаметно садилось солнце, день подходил к концу. В комнате удлинились тени; ее силуэт на стене, следуя за солнцем, растянулся и скривился, выставив пугающую гримасу.

В голове вертелся припев рок-н-ролльной песенки прошлого века «Дай мне укрытие». Это были «Роллинг Стоунз», но Джоанна не возлагала напрасных надежд на песню: она знала, что укрытия не найти.

Прошел еще час, может быть, три. Наступила ночь. Джоанна расслабила сжатые в нервном напряжении руки, и ее взгляд упал на скомканное письмо, словно в кромешной темноте она могла разглядеть приписку, постскриптум: «Играть в эту игру способно только чудовище.»

Глава 1

Фургон был абсолютно черным, без рекламных надписей на бортах. Поэтому его пребывание здесь в этот ноябрьский полдень так и осталось загадкой. Вдоль улицы в ряд стояли высокие кирпичные особняки, на окнах то и дело колыхались шторы, и любопытные взгляды впивались в девушку, сидевшую за рулем фургона. Даже по меркам Нью-Йорка она казалась довольно странной.

От природы Джоанна Аполло была светлокожей – черта, унаследованная от шведских предков со стороны матери. И тем не менее издали она, облаченная в джинсовую одежду, была похожа на огромного темного паука, когда выкарабкалась из фургона и неуклюже спрыгнула на землю. На ней были коричневые перчатки и того же цвета сапоги, длинные каштановые волосы разметались по круто согнутой спине. Ее склонившееся над землей тело неуловимо напоминало знак вопроса, голова была низко опущена, поэтому жители окрестных домов не могли из окон видеть ни лица, ни огромных темных глаз животной красоты. Сейчас все взгляды были прикованы к ней, внимательно следя за ее движением вниз по улице. Под ее стройными, длинными, словно у паука, ногами, разлетаясь, шуршали сухие желтые листья. Женщина передвигалась на редкость грациозно, с каким-то внутренним изяществом. Именно эта грация так удивила местных жителей, ведь она совсем не соответствовала внешности женщины. Она шла, танцуя, рассказывали потом они.

Тем временем, не замеченная никем, словно крадущийся хищник, на 84-ю улицу выехала маленькая светло-бежевая машина. Она остановилась на углу, где, опередив ее, другой автомобиль занял единственное свободное место парковки.

Молодая женщина остановила свой бежевый «седан» посреди дороги и, оставив двигатель включенным, вышла из машины. Ничто в ней не говорило, что она является государственной служащей;модельные джинсы, сделанные на заказ, и черное кожаное пальто показывали, что деньгиу нее есть. Бесшумно ступая в дорогих кроссовках, она приблизилась к припарковавшемуся автомобилю, наклонилась и постучала в боковое стекло. Пухлый мужчина за рулем просиял, увидев высокую ослепительную блондинку, и поторопился опустить окно. Женщины такого типа никогда бы не согласились встречаться с ним.

– Добрый день!

– Мне нужно это парковочное место, – сказала она деловито, без лишних церемоний.

Улыбка водителя немного потускнела. Это шутка? Ни один мужчина не уступит парковочное место никогда,ни на одной улице Манхэттена, даже обнаженнойженщине. Она в своем уме?

– Конечно, барышня, только через мой труп, – произнес он, будучи истинным нью-йоркцем.

Женщина вопросительно подняла бровь, обдумывая предложенное решение. Взгляд ее неестественно зеленых глаз обдавал холодом. Она опустила молочной белизны руку на дверцу его машины, нетерпеливо постукивая длинными кроваво-красными ногтями, – звук напоминал часовой механизм бомбы. Ему подумалось, что такие ногти вовсе небезопасны.

О, черт!

Ее рука скользнула на бедро – под пиджаком обнаружилась плечевая кобура.

– Кати отсюда, – сказала женщина.

И он укатил.

Имея золотой значок детектива, Кэти Мэллори редко его использовала, чтобы добиться чего-то от простых граждан. Гневные тирады о злоупотреблении служебным положением слишком долго выслушивать, страх в данной ситуации действовал эффективнее. Она только что заняла быстро освободившееся парковочное место. Мэллори выключила мотор и вышла из машины, даже не взглянув на черный фургон.

Сегодня у нее был выходной, и слежка, которой она сейчас занималась, больше всего напоминала положенный ей сегодня отдых и развлечение.

Действия водителя фургона были вполне предсказуемы, Мэллори мысленно приготовилась к длительному ожиданию, как вдруг из-за угла вынырнул огромный белый «линкольн». Судя по номерам, автомобиль был взят напрокат. Водитель «линкольна» оказался не так предприимчив, как Мэллори: он припарковал машину прямо напротив той, что до этого момента интересовала Мэллори. После того, как мужчина, наклонившись, проверил номера черного фургона, он стал новой целью Мэллори. Водитель изучил улицу, его взгляд остановился на изогнутой фигуре Джоанны Аполло: та шла по тротуару в сторону авеню Колумба.

Мэллори улыбнулась. Этот человек только что продемонстрировал свое участие в игре.

Комбинезон компании лежал у Джоанны Аполло в спортивной сумке вместе с остальной экипировкой. Встречаясь с клиентами, она никогда его не надевала, комбинезон приводил людей в еще большее замешательство, чем внезапное появление горбуньи в дверях.

На крыльце одного из особняков, построенных в XIX веке, Джоанну поджидал мужчина примерно ее же возраста – лет тридцати шести. Несмотря на то, что поверх пижамы на нем был надет всего лишь легкий халат, а ноги были босыми, мужчина, казалось, не чувствовал холода. Подняв глаза, Джоанна прочитала в его взгляде неподдельную тревогу, потом что-то вроде улыбки скользнуло по его лицу. Она почти слышала его мысли. «Слава богу», – думал он, внимательно ее изучая. Мужчина надел очки, чтобы лучше видеть ее мягкие карие глаза; он успокоился еще до того, как она произнесла:

– Я закончу через час, потом можете продолжать жить, как раньше.

Только этого он и ждал. Мужчина облегченно вздохнул и кивнул, радуясь, что не придется вести с незнакомкой светских бесед и выслушивать от нее фальшивые слова сочувствия.

Джоанна вошла за ним в дом, затем проследовала через еще одну дверь в гостиную. Комната была обставлена стильной мебелью, заляпанной кровавыми отпечатками взломщика. Она увидела на стене капли крови – след от удара ножом. На ковре мелом было очерчено положение тела жертвы, которая умерла моментально, хотя ее кровь находилась повсюду в комнате. Создавалось впечатление, что нападение продолжалось вечно. Интересно, сказал ли кто-нибудь этому человеку, что его жена мучилась недолго. Джоанна повернулась к мужчине, который стоял позади нее с траурным видом. Ей всегда удавалось успокаивать людей – неизменным помощником в таких случаях был чай.

– Вам не обязательно находиться здесь. Может, подождете на кухне? – Она вытащила из кармана упаковку травяного чая. – Это очень успокаивает.

Ее клиент взял чай, уставившись на упаковку, словно не мог понять, что с ним делать. Он махнул рукой, показывая, что сегодня не в себе.

– Чаем обычно занимается жена… – ответил он, пугаясь собственных слов, и опустил глаза.

Жена обычно улаживала все дрязги их жизни. Как он мог забыть, что ее больше нет? Мужчина крепко сжал руки, Джоанна знала, что мысленно он ругает себя за такое странное нарушение этикета.

Убийство было совершено недавно, она могла догадаться и без отчета. Судя по щетине на лице мужчины, с момента смерти его жены прошло лишь несколько дней. Небритый, давно не бывший в душе, вдовец словно бродил среди старых декораций, которые в одночасье потеряли всякий смысл. Именно это роднит людей, лишившихся близкого человека, и людей, прикованных к постели. Мужчина понуро побрел в направлении коридора. Открывая дверь на другом конце комнаты, он с надеждой поднял глаза, полагая, очевидно, что сейчас встретит умершую жену на кухне и она приготовит чай.

Джоанна присела на корточки и открыла спортивную сумку. Нащупав рукой респиратор и капюшон, она решила, что сегодня они не пригодятся. Она достала защитную одежду и перчатки, специально для работы с кровью. В век СПИДа она работала в перчатках даже с кровью детей, монашек и других праведников. Ее наниматель научил ее основным профессиональным терминам: жидкости, твердые телаи вредные отходы.Но Джоанне еще не приходилось видеть мешанины из вытекших мозгов, раскрошенных костей, мочи и кала, разве что просто человеческие останки. Ей также было рекомендовано убирать фотографии жертв перед началом работы, это был еще один прием дегуманизации процесса. Но Джоанна так и не сняла со стены свадебную фотографию невесты, с застенчивой улыбкой глядевшей на залитую кровью комнату и меловое очертание собственного тела.

Джоанна промокнула капли крови на кремового цвета стене и перешла на другое место, следуя за движениями вора. Она знала, где тот находился, когда ворвался полицейский с пистолетом. Из стены уже извлекли пулю, но след остался. Должно быть, вор держал в руке нож, а полицейский наверняка был молод, неопытен и нервничал.

Она залепила отверстие растворимой штукатуркой, затем маленькой кисточкой искусно замазала краской, которая слилась со стеной. Чуть пониже этой заплатки были видны красные капли вредных отходовубийцы. Джоанна стерла их влажной тряпкой и, хотя об этом никто не узнает, поместила ее в другой пакет, чтобы его кровь не смешалась с кровью невинной женщины. Затем она собрала с пола содержимое выпотрошенных ящиков, починила порванный абажур изолентой, достала фен и высушила очищенную от крови поверхность ковра, дивана и штор. Иногда она выходила даже за рамки своих обязанностей, но она хотела, чтобы вдовец не нашел никаких следов преступления, ни одного пятна, которое могло вызвать гнетущие воспоминания.

Как она и обещала, все было закончено менее чем через час, сейчас клиент осматривал работу. Джоанна проследила за его взглядом: мужчина в страхе искал отверстие от пули на стене, от которого сейчас не осталось и следа. По его удивленному выражению лица она поняла, что вдовец уже не помнит, где в точности пуля оставила отметину и где, обведенное мелом, лежало мертвое тело. Комната выглядела абсолютно нормальной, словно не было преступления и его жена не умирала – вот как поняла Джоанна улыбку на лице вдовца, когда тот выписывал чек.

Четыре месяца назад в другом городе ей пришлось потратить меньше сил на свое первое место преступления. В тот раз она работала бесплатно: была клиентом и исполнителем в одном лице. Кресло впитало в себя почти всю кровь агента ФБР, поэтому Джоанна должна была всего-навсего избавиться от кресла после того, как оттерла пол и стены от крови. В той комнате смерть была долгой. В какой-то момент Тимоти Кид перестал сопротивляться. Он сидел, истекая кровью, глядя в лицо смерти.

Но это событие случилось в прошлой жизни, словно с другим человеком, хотя погибший навсегда остался в ее душе, как призрак. Когда Джоанна вышла из особняка, то совсем не удивилась неприятному напоминанию о смерти Тимоти. В этом, казалось, не было никакой случайности.

На тротуаре ее поджидал Марвин Аргус. Полы его дождевика развевались на ветру, под плащом виднелся помятый темно-серый костюм. Джоанна догадалась, что он прилетел в Нью-Йорк ночным рейсом из Чикаго. Видимо, у него не было времени переодеться, или он начинал забывать о своих щегольских привычках. Возможно, что-то срочное было в том, что он выследил ее сегодня.

Нет, дело было не в этом.

Аргус нашел время привести в порядок прическу. Редкие каштановые волосы были аккуратно уложены гелем, на лоб свисала нелепая челка. Такой стиль больше подходил подростку и очень контрастировал с его сорокалетней внешностью.

– Здравствуй, Джоанна, – он улыбнулся, обнажив ряд красивых зубов.

Аргус вел себя так, словно их встреча была счастливой случайностью, а не подстроенной засадой, нарушающей постановление суда о необходимости держаться от нее на расстоянии.

Она ошибалась, или Аргус действительно нервничал, находился почти на грани нервного тика? Джоанна направилась обратно к машине, не обращая на него внимания.

Аргус шел рядом, стараясь вести себя как ни в чем не бывало и не выдать волнение в голосе.

– Ты хорошо выглядишь, – сказал он.

– Все еще жива, ты хотел сказать. Это тебя удивляет?

– Да нет же, серьезно. Думаю, физический труд пошел тебе на пользу, – сказал Аргус. – За эту новую работу ты взялась, чтобы наказать себя?

В последнем неуклюжем замечании звучал явный намек, который вызывал в воображении какую-то безнадежную ситуацию. Благодаря своей скорченной спине Джоанна стала «исследователем» обуви. И сейчас по виду его ботинок она узнала больше, чем из его слов. Черная кожа, как всегда, была до блеска начищена, однако оба шнурка порвались и были небрежно связаны. Аргус терял форму.

Тем лучше.

Она подняла на него глаза, не пытаясь скрыть презрения.

– Неважно выглядишь, Аргус. Похоже, тебя сегодня немного трясет. Нервы? – Джоанна надеялась, что это задело его. – Похудел.

Он лишь махнул рукой:

– Много работы.

Аргус расправил плечи, пытаясь казаться крупнее, он вовсе не хотел быть похожим на испуганного кролика. Он скрестил руки, изобразив на лице снисходительность; весь его вид говорил о высокомерии, словно он приглашал любого встречного помериться силами.

– Сегодня я виделся с твоим боссом, – Аргус выдержал паузу. – Мы долго с ним беседовали о тебе.

– Правда?

Это было маловероятно, ведь Рикер всегда отличался немногословностью. Значит, в этой лжи была скрытая угроза. Да, Аргус хотел, чтобы она забеспокоилась, ведь ему было чем поделиться с ее боссом. Джоанна взглянула на него, размышляя: «Насколько тебе страшно?»

– Этот парень, Рикер, он ведь много пьет? – спросил Аргус. – Нельзя не заметить, достаточно посмотреть на его глаза, на красные вены. – Он говорил в повышенном тоне, полагая, что у него есть какие-то козыри. Но после долгой паузы, последовавшей за его словами, ему вдруг пришло в голову, что Джоанна вовсе не напугана и тем более не настроена на дружескую беседу. Не в силах больше выносить ее пристального взгляда, Аргус отвел глаза.

– Он пытался выведать у меня о твоем прошлом, – в его голосе звучала привычная напыщенность. – Можно запросто определить, что Рикер – бывший коп, он задает вопросы, как дознаватель. Эта манера сохраняется на всю жизнь, верно? Ни на работе, ни дома с такими людьми уже невозможно нормально разговаривать. Думаю, он о тебе ничего не знает, Джоанна, но догадывается, что ты ему солгала, – Аргус улыбнулся, ожидая похвалы за свою проницательность. Не дождавшись никакого ответа, он начал деловито отряхивать пальто.

– Конечно, я не сказал ему, кто я и что…

– Так значит, ты ему соврал. Думаешь, Рикер не догадался? – Джоанна забралась в машину и погрузилась в мягкое водительское кресло, скрывшее ее горб. Она смотрела в лобовое стекло.

– Твой босс знает… – начал Марвин Аргус.

– Я сказала Рикеру, что мое прошлое его не касается, – Джоанна захлопнула дверь и завела двигатель.

Аргус схватился за дверную ручку, словно это могло удержать Джоанну.

– Джоанна! Насчет Тимоти! Тыему верила, когда он был жив! – крикнул он.

Не отдерни Аргус руку, он бы точно ее лишился. Джоанна резко вырулила на дорогу. Она до упора утопила педаль газа и помчалась к широкому авеню, на которое выходила улица. Ее фургон проскочил на красный свет, вызвав визжание тормозов и проклятия водителей.

Фигура Марвина Аргуса стала маленькой точкой в зеркале заднего вида, которая пропала, когда Джоанна завернула за угол.

Пригнувшись, молодая женщина-детектив взглядом проследила за промчавшимся мимо черным фургоном. Ее подслушивающее устройство зафиксировало все, о чем говорили водитель фургона, радиодиспетчер из «Компании Нэда» по очистке места преступления и водитель взятого напрокат автомобиля. Фургон направлялся на автостоянку компании в Гринвич-виллидж.

Мэллори потянулась за маленьким серебристым фотоаппаратом на приборном щитке. Она полностью запечатлела встречу горбуньи и водителя белого «линкольна». Загрузив новые снимки в ноутбук, Мэллори с удовлетворением отметила их качество. Ни на одной анкетной фотографии Джоанна Аполло не выглядела столь похожей на себя. Мэллори считала, что та нарочно дергала головой, когда фотографировалась на водительские права, поэтому изображение вышло расплывчатым. Внимательное изучение школьных альбомов и общих снимков из колледжа тоже ничего не дали, потому что стеснительная горбунья не приходила на мероприятия, когда делали групповые снимки.

Последняя фотография была, по мнению Мэллори, лучшей: ветер разметал волосы Джоанны, и на снимке четко вырисовывался ее горб, изуродовавший спину. Из-за него голова женщины постоянно была наклонена. Кроваво-красным ногтем Мэллори очертила страшный изгиб спины, внимательно изучила лицо. У Джоанны Аполло было красивое лицо.

Мэллори улыбнулась.

Пробежав пальцами по клавиатуре, она открыла другой файл с фотографией мужчины из белого «линкольна». Сведения о номерных знаках взятой напрокат машины, а также документы на нее не удовлетворили любопытство Мэллори, поэтому она потратила еще час на поиски досье Марвина Аргуса из Чикаго, и теперь его фотография широко улыбалась ей с экрана ноутбука. Надо лбом торчала нелепая челка, однако Мэллори оценила его двубортный блейзер и галстук.

Аргус был связующим звеном, которое она так долго искала; он был живым доказательством.

Закрыв ноутбук, детектив положила его на сиденье, где обычно сидел ее напарник. Рикер постоянно присутствовал в ее жизни, с тех пор как ей исполнилось десять. Это теперь он не отвечал на ее звонки. Каждый раз, когда Мэллори заходила к нему домой поговорить, его, как правило, не было. Но все изменится, как только он прочтет ее рапорт о горбунье. Кэти Мэллори было глубоко безразлично, что это дело федеральной полиции, что оно выходит за рамки компетенции простого нью-йоркского полицейского. Это было национальным соревнованием, и любой мог участвовать в игре. Передача по радио выходила по ночам пять раз в неделю.

Марвин Аргус сел за руль и тронулся с места. Машина детектива Мэллори осторожно выехала на улицу, затем затерялась в потоке транспорта на Сентрал-Парк-Вест, направляясь на юг. Она по пятам следовала за человеком из ФБР.

Большие серые глаза Рикера были постоянно прищурены. Казалось, он подозревает всех и вся. Его внешность, поведение, походка – все, казалось, говорило: «Я знаю, что вы мне врете, но какого черта?»

Человека, возглавлявшего «Компанию Нэда» по очистке места преступления, звали вовсе не Нэд. Нэд был его братом. У Рикера было имя и звание – сержант полиции, хотя за последние полгода, с тех пор как он получил шрамы от четырех пуль, никто не называл его так. Большую часть положенного отпуска он провел, занимаясь делами «Компании Нэда». Его брат с женой и дочерью гостили на родине. По правде сказать, их поездка несколько затянулась: дальние родственники держали маленькую семью чуть ли не в заложниках, таская их на прогулки по Рейну, по музеям и другим достопримечательностям Германии. Бедняга Нэд. Рикера оставили тут заниматься делами и обдумывать предложение брата о партнерстве.

Он не мог представить себе, как будет увольняться из полицейского департамента Нью-Йорка. Хотя в возрасте пятидесяти пяти это было совершенно естественно для полицейского. Его младший брат ушел из правоохранительных органов три года назад – может быть, настало время последовать его примеру? Правда это или нет, но Рикеру показалось, что после выписки из больницы у него прибавилось седины. Его беспокоил и еще один намек на то, что былые времена прошли – раны всегда ныли перед дождем. Точно так же и у отца в плохую погоду болели суставы – давал о себе знать артрит.

Стол, за которым сидел Рикер, был завален бумагами, они обрушились лавиной, когда Рикер на него облокотился. В окно кабинета виднелись серые кирпичные дома, клочок неба и автостоянка, огороженная цепью – неужели он сможет глядеть на это изо дня в день? Годится ли ему такая работа?

По крайней мере, не надо носить пиджак с галстуком. Это уже кое-что.

Сейчас на нем джинсы и фланелевая рубашка – форма для работы, хотя он больше не выезжает вместе с бригадой очистки на место преступления. Последний раз, поехав с новичком, он чуть было не разбил фургон. В тот день он как раз обнаружил остаточное явление, жалкий маленький секрет, который предпочел скрыть от докторов.

Большую часть времени Рикер проводил в офисе, где каждый день на него наваливались циркуляры на федеральном уровне, на уровне штата, на местном уровне, по распоряжению вредными отходами,извещения о ежеквартальных налогах, ведомости по удержанию из жалования и прочая бумажная дребедень, от которой болела голова. И все это время он продолжал слушать полицейскую волну, якобы чтобы узнать о новых преступлениях и записать адреса потенциальных клиентов. В полдень, следуя традиции брата, он покупал ленч для полицейских из отдела убийств, который и являлся настоящим источником бизнеса его брата. Сегодня Рикер съел уже два ленча – один в отделе в Бруклине, другой в Бронксе, поэтому он пропустил момент, когда горбунья пришла на работу. Вообще, он скучал по Джо, когда ее не было рядом.

Услышав звук ревущего мотора, Рикер подошел к окну. Машина Джо казалась самой ужасной из тех, что были в их распоряжении. Рикер оперся руками о подоконник и поморщился, наблюдая за тем, как фургон с проколотой шиной медленно тащится на стоянку.

Женщина, которую он знал как Джозефину Ричардс, выключила мотор и вылезла из машины.

Ах, барышня, какие же у вас длинные ноги!

В офисе частенько обсуждали неимоверную длину этих ног. Когда Рикер впервые увидел ее (Джо пришла устраиваться на работу), в его воображении смешались два образа: образ танцовщицы из Вегаса и карнавального уродца. Теперь, четыре месяца спустя, он уже привык к ее внешности, особенно к лицу. Самым необычным в Джо были ее огромные карие глаза, теплые и бархатные. Они-то и привлекали мужчин. Еще у нее были притягательные губы. Кому-то ее рот, возможно, казался слишком большим или крупным, а Рикер назвал бы его великошироким. Из всех служащих, как это ни странно, только на Джо было легко смотреть. Не думай Рикер хоть изредка об этих стройных ногах под голубыми джинсами, он не был бы настоящим мужчиной. По крайней мере один раз за смену в его воображении они грациозно приходили к нему в полной наготе.

Джо пересекла стоянку, согнувшись, опустив голову. Она выглядела очень усталой.

Он мог бы разгрузить ее рабочий день, давать самые легкие задания, но Рикер не собирался считаться с ее физическим дефектом. Сочувствие могло бы повредить новому мифу, которым он был овеян – о нем рассказывали, что этого вредного человека поразить способна только серебряная пуля, а свинцовая ему не страшна. Ходили слухи, что во время семичасовой операции у него в груди хирурги обнаружили вместо сердца твердый маленький узел, похожий на косточку чернослива. Более того, еще рассказывали, что однажды он швырнул Гама, кота Джоанны, через всю комнату и затем готов был выбросить бедное животное в окно, но кот успел улизнуть.

Рикер сам придумывал эти слухи, но мало кто им верил. Все почему-то непременно считали его приятным порядочным человеком, а не убийцей котов. На самом деле он всего лишь потянулся, чтобы погладить животное, а кот просто взбесился и в ответ на дружеское приветствие исцарапал ему руку. Рикер ничего ему не сделал. Каждый раз, как Джо входила в офис, он любезно осведомлялся о здоровье ее кота. Вот и сейчас он крикнул:

– Как там твой безмозглый собиратель блох? Не сдох еще?

– Еще нет! – ответила Джо.

Она только что вошла в холл, задев дверной колокольчик. Минуту спустя она уже стояла на пороге его кабинета.

– Гам в порядке.

Рикер устроился в кресле и с сожалением покачал головой.

– У меня тут записка есть, – сказал он, роясь в бумагах, – имя и номер телефона. Сегодня приходил какой-то парень. Настоящий псих.

– Марвин Аргус? – спросила Джо, услышав описание человека. – Мне не нужен его телефон.

Она кинула на стол ключи от машины.

– Нужно заменить шину.

Конечно, она сказала это с иронией. Они оба знали, что новая шина этой развалюхе уже не поможет. Джо посмотрела на часы: была половина шестого. Она записала время и свое имя в журнал и протянула Рикеру два чека на общую сумму в тысячу долларов.

– Совсем неплохо за полдня, Джо. Ты можешь приписать себе дополнительные часы.

– Давай обойдемся без шуток, – произнесла Джо. Она сосредоточенно заполняла журнал: перечислила использованные материалы, количество вредных отходов, найденных на месте преступления. Склонившаяся над записями, она казалась совершенно нормальной. Рикер почти ждал, что она сейчас выпрямит свою горбатую спину.

– Да ладно тебе, Джо, попробуй так поработать хотя бы недельку. Хуже не будет.

«Я уже устала обсуждать это»– было написано на ее лице, когда она подняла на Рикера глаза. Вслух же она сказала:

– Я обойдусь без приписок.

Джо работала только с убийствами. Она никогда не выезжала к владельцам квартир, чей квартиросъемщик умер естественной смертью, оставив после себя такой зловонный запах, что даже по меркам обычной бригады по очистке это было слишком. Очень часто Рикер спрашивал себя, почему именно убийства? Но попытки выяснить это не увенчались успехом. Разве мог он знать, сколько мучительных допросов уже пришлось пережить Джо. Рикера также удивляло, что она платит такие суммы за гостиницу вместо того, чтобы найти себе какую-нибудь постоянную квартиру, что было бы гораздо дешевле. Проверить ее прошлое было делом одного часа, но для чего?

– Посиди со мной, – улыбнулся Рикер, указывая на кресло напротив рабочего стола.

Когда Джо сидела с ним вот так в конце рабочего дня, у него иногда возникало чувство, что она его проверяет. Он готов был поклясться, что ее карие глаза проникают глубоко внутрь, ощупывая его внутренности, тело и мозг, словно проверяя, все ли на месте и нормально ли работает. Джо улыбнулась и сказала: «ладно».Глядя ей в глаза, Рикер чувствовал себя в безопасности. Когда у Джо был выходной, весь его рабочий день шел насмарку.

Она присела на стул и чуть наклонилась вперед, положив руки на колени. Когда Джо сидела в таком положении, горб не был заметен, и она казалось просто уставшей. Неожиданно Рикер достал из ящика бутылку дешевого виски вместо привычного пива. Это было что-то новенькое. Джо озадаченно покосилась на Рикера. Чистые кофейные чашки тоже казались подозрительными, ведь мисс Бёрд, работавшая в приемной и одновременно выполнявшая обязанности посудомойки, бывала здесь только по утрам. А вот еще и главное блюдо – козий сыр! Единственное, что было общего между ними за пределами офиса – удивительная любовь к сыру, очевидно, унаследованная от нордических матерей. Угощение выглядело так, будто Рикер хочет ее чем-то подкупить.

– Ты еще раз подумала насчет радиошоу? – Он протянул ей чашку и умолк, ожидая ответа.

Уже несколько раз Рикер предлагал Джо рекламировать бизнес его брата в популярнейшей американской радиопередаче. Он уже забыл об этой рекламе, но звездный ведущий программы связался с ним лично и поднял несколько интересных вопросов.

– Я знаю, что этому парню, Зэкери, палец в рот не клади. Может, ябы и не выдержал его интервью, – Рикер расплылся в улыбке, – но ты же умнее меня!

Приняла ли она его лесть за чистую монету?

Конечно, ведь на самом деле так оно и было.

Он плеснул ей виски.

– Все что нужно – просто произнести несколько раз название нашей Компании по очистке места преступления и немного поболтать. Что может быть проще?

Рикер открыл упаковку и пододвинул сыр Джо – все для нее. Такого щедрого босса не найти в целом мире…

– Нет, – Джоанна отрезала ломтик ножом для бумаги, который использовали время от времени в качестве обычного ножа. – Подыщи кого-нибудь другого.

– Я пытался. Сказал продюсеру, что у меня есть пять подходящих человек. Потом мне позвонил сам Ян Зэкери и просил только тебя.Я тоже считаю это странным.

Может, ведущего ток-шоу прельстил образ горбуньи, все-таки это казалось чем-то новеньким. Но ведь программа шла по радио, а не по телевизору.

– Этому парню нужна именно женщина,очищающая место преступления. Пока они не обращались к нашим конкурентам, а у них, как ты знаешь, в штате больше баб. Я, например, никогда не слышал эту программу. А ты?

– Слушаю каждый вечер, – ответила Джо.

Рикера удивило это признание, но, с другой стороны, он всегда знал о прямолинейности Джо. Она говорила правду в глаза, хотя Рикер был почти уверен, что в ее резюме половина была ложью. Но это только придавало очарование загадке Джо, дразнило его полицейское чутье. А работа полицейского всегда значила для него больше, чем все остальное.

Прохладное дуновение ветерка с улицы разметало бумаги на столе. Каждый мускул на теле Рикера напрягся, а рука машинально потянулась к плечевой кобуре, которую он когда-то носил. На этот раз паника, охватившая Рикера, была оправданной: человек, вошедший только что в приемную, специально не задел дверного колокольчика, звеневшего всякий раз, когда открывалась дверь.

Паника передается – Джо тоже уставилась на дверь.

На пороге появилась Кэти Мэллори, одетая в длинный черный плащ в стиле старого Запада. Она напоминала гангстера с подпиской на журнал «Вог».

Малышка, вечно ты появляешься, как привидение.

Рикер улыбнулся. Он всегда был рад видеть напарницу в те редкие моменты, когда они неожиданно встречались и понимали, что им нечего больше сказать друг другу. Он так по ней скучал и каждый раз молил Бога, чтобы она больше не возвращалась.

Бедняга Джо, она даже пролила виски от неожиданности. Мэллори, великолепная, высокая и стройная, всегда вызывала в Джо противоречивые чувства. Случайно или нарочно, но его напарница всегда приходила в офис, когда здесь находилась Джо. Обидно. Для нее пребывание в одной комнате с Мэллори было почти оскорбительным.

Джо поднялась, бормоча какие-то извинения. Она даже не дожевала сыр, но ни минуты не хотела оставаться в обществе красавицы Мэллори. Может, на нее подействовал взгляд, который та на нее бросила – взгляд голодной хищницы. Джо быстро исчезла за дверью кабинета. Мэллори дождалась звона колокольчика, оповестившего об окончательном уходе Джо, и повернулась к Рикеру.

– Привет, Кэти!

На его приветствие Мэллори ответила ледяным взглядом, словно напомнила правила: нет никакой Кэти с тех пор как она пришла в нью-йоркский полицейский департамент. Как будто он мог стереть все воспоминания о ее детстве, о том, как она росла. Хотя приемная дочь его старого друга никогда, казалось, не была ребенком. Детство кончилось, когда маленькая бездомная девочка начала жить на улице и питаться отбросами. Рикер позаботился о том, чтобы она больше никогда не голодала. Его самое любимое воспоминание о детстве Кэти – когда он привел ее на бейсбольный матч; ей было тогда одиннадцать, и он накупил ей хот-догов и газировки. Кэти так объелась, что ее вырвало.

Еда означала любовь.

Рикер пододвинул Кэти остатки козьего сыра – все, что он мог предложить ей сейчас.

– Мэллори, – спросил он, желая исправить свою оплошность многолетней давности, – ты не голодна?

Наклонившись, она бросила на стол компьютерную распечатку. Листок приземлился на гору счетов, бланков, папок и счетов-фактур, которые вперемешку громоздились на столе. Даже не взглянув на листок, Рикер догадался, что она исполнила свою угрозу: это досье на Джо.

– Ее зовут не Джозефина Ричардс, – сказала Мэллори. – Это вымышленное имя.

– Да, да, ты меня очень удивила, – Рикер взял листок и смял его, даже не прочитав. – Может, ты не заметила, – он бросил комок в корзину, – в бумаге у меня недостатка нет. Но все равно спасибо.

Мэллори бросила взгляд на кипу бумаг на столе и еще одну кучу, которая съехала на пол. Он ощущал себя заживо погребенным под кипами бумаг. Рикер чувствовал, как она мечтала навести здесь порядок: сложить бумаги и конверты в аккуратные стопки, собрать в одно место карандаши и скрепки. Мэллори помешана на аккуратности – это самая мягкая черта ее характера.

Незаметно меняя стратегию, Мэллори устроилась в кресле. Она слегка наклонила голову и прищурила глаза – они превратились в ленивые, сонные зеленые щелки. Рикер видел, как это делал Гам, кот Джоанны, он знал, что это всего лишь уловка, чтобы усыпить его бдительность перед атакой.

– Ты не открываешь свою почту, – сказала она. – Как, ты думаешь, я об этом узнала?

Рикер не любил повторять объяснения, поэтому на этот раз он просто махнул рукой, что означало: Ладно, ладно.Письма из департамента полиции уже несколько месяцев потихоньку скапливались в его новой квартире в СоХо. Он не распечатывал их, хотя можно было легко догадаться, что они заслуживают его особого внимания: «ОТКРЫТЬ НЕМЕДЛЕННО», – гласили надписи на конвертах. Недавно под дверь подсунули конверт самых внушительных размеров, на нем аккуратным почерком Мэллори была выведена надпись поточнее: «Открой НЕМЕДЛЕННО, негодяй!»

– Что делать, я не очень люблю читать, – сказал Рикер. – За полгода не открыл ни одной газеты, – он предпочитал мирно проводить время за стойкой бара. – Но кое-какуюпочту я просматриваю, – он вытянул руки. – Видишь? Порезы от бумаги.

Вот чем заканчивалась его возня с опасными счетами за коммунальные услуги. По вечерам отключали свет за неуплату, а Рикер не платил, потому что ему было наплевать.

Его напарницу это отнюдь не забавляло, и он не винил ее в этом. Мэллори заслуживала лучшего объяснения, почему он так с ней поступал. Когда ее бросали, независимо от обстоятельств, она принимала это слишком близко к сердцу. Мэллори все еще не простила своих приемных родителей за то, что они умерли. Хелен Марковиц увезли в операционную, откуда она не вернулась. Несправедливо. А Лу Марковица, старого друга Рикера, убили при исполнении. Кэти Мэллори не собиралась больше никого терять.

– Твой отпуск давно истек, – ее голос показался Рикеру раздраженным, с подобным раздражением кот Джоанны, бывало, бил хвостом. – Но ты не явился ни на медицинское обследование, ни на аттестацию психиатра, – это прозвучало, как обвинение. – Тебя уволили из отдела по состоянию здоровья, – Мэллори наклонилась вперед – атака началась. – Если бы ты соизволил посмотреть свою чертову почту, ты бы знал, что тебя отправили на пенсию, – она резко ударила рукой по столу. Несколько бумажек слетело на пол. – Этого ты хотел?

Рикер пожал плечами, словно ему все равно. На самом деле это было исключительно важно.

Мэллори протянула ему конверт, по его объему Рикер догадался, что такой же лежит у него на кухонном столе.

– Вот прошение об обжаловании твоего увольнения. Подпись лейтенанта Коффи есть, теперь мне нужна твоя.

Мэллори достала бумаги и указала красную галочку в документе. Ее было трудно не заметить. Даже без очков, которые Рикер никогда не надевал прилюдно, он бы нашел место, где нужно расписаться. Мэллори часто говорила ему, что человеку в неопрятной одежде, грязных ботинках и с отвратительной прической было совершенно абсурдно отказываться носить очки только из соображений престижа. Она хотела как лучше.

Мэллори протянула ему толстый документ.

– Подпиши, – приказалаона. – Потом я договорюсь о новой дате для обследования.

– Я прочту сегодня вечером, хорошо? – Рикер не мог притронуться к документу.

Видимо, Мэллори такой вариант не устраивал, но она лишь бросила документ на стол, а потом наклонилась за скомканным листком информации о Джо.

– А теперь вернемся к твоей горбунье, Джоанне Аполло.

Так вот как ее зовут!

Мэллори метнула ему скомканный листок, который Рикер поймал одной рукой. Что это? Она проверяла его реакцию? Хотела посмотреть, пройдет ли он медицинское обследование? Или она догадалась, что больше всего он боится психиатрической аттестации?

– Ты меня слушаешь?

– Да, я тебя слышу, – сказал Рикер.

Мэллори поднялась и, опершись руками о стол, наклонилась к нему, требуя полнейшего внимания.

– Но ты никогда не слушаешь радио, так, Рикер?

Глава 2

Джоанна Аполло, не поднимая глаз, пересекла проспект, направляясь к ряду однообразных итальянских домиков на Сент-Люкс-Плейс. Она не любила поднимать голову, чтобы не встречаться с любопытными взглядами прохожих. Вместо этого она изучала их туфли и ботинки и, основываясь лишь на собственной обувной теории, делала заключения о стройных или кривых ногах, а также о других качествах сограждан. Впереди остановилось такси, откуда показалась пара блестящих кожаных штиблет, видимо, принадлежавших модному бездельнику-бизнесмену. Они ступили на тротуар, где частенько топали пыльные сапоги рабочих, которые не могли позволить себе аренду в районе Гринвич-виллидж. В своей прошлой жизни Джоанна часто думала о том, чтобы завести знакомство с людьми, не равнодушными к обуви, с фетишистами: с ними Джоанна нашла бы общий язык.

Джоанна услышала дробный цокот каблуков позади себя. Какая-то женщина, замешкавшись, очевидно, решала, стоит ли ей обгонять горбунью, которая передвигалась слишком медленно. Но тротуар был совсем узкий: слева и справа выстроились мусорные баки, поэтому женщина колебалась. Наконец, решившись, она быстро проскочила мимо Джоанны, на ходу ускоряя шаг. «Молодая девушка», – подумала про себя Джоанна, не поднимая головы. Перед ней промелькнули высоченные шпильки особы, явно охотившейся на мужчин, искавшей развлечения или спасения в сексе. Яркие модные туфельки явно не были рассчитаны на такую гонку, но девушка очень спешила. Неожиданно из мусорных мешков, разорванных острыми когтями, выскочили две крысы. Девушка дернулась в сторону и к собственному удивлению врезалась в мусорный бак, перевернув его.

– Поверни за угол, – сказала Джоанна, подняв на нее глаза. – Эти паразиты – не главная опасность, – она кивком указала на человека в обносках со всклокоченными волосами. Он стоял посреди тротуара в нескольких метрах от них.

Теперь у попрошайки были зрители – он поднял руки и начал ими размахивать как сумасшедший. Это был Заяц. По крайней мере, он так называл себя. Джоанна же знала все его клички: Бродяга, Балда и Шизняк Психованный. Он ждал вознаграждения, но сначала нужно было немного повеселиться.

Девушка послушно свернула за угол, следуя к метро другой дорогой. Джоанна же пошла прямо. Подходя ближе к бездомному, она еще раз подняла на него глаза и вздохнула, подчиняясь неизбежному.

За клоками спутанных волос виднелся мальчишеский курносый нос и эдакая невинная ухмылка. Говорят, что бездомные всегда выглядят старше своих лет, но лицо Зайца опровергало это распространенное мнение. Хотя ему было лет тридцать пять, он всегда казался Джоанне ребенком. Она посмотрела на его почерневшую щиколотку: спасти ногу было уже нельзя. Скоро кожа слезет, и Заяц умрет от общего заражения крови. Его ботинки рассказывали больше: туда беспрепятственно проникал холодный ветер, постепенно забирая его жизнь, подошва отклеивалась, обнажая голые пальцы, пораженные гангреной. Судя по этим ботинкам, Джоанна могла сказать, что их обладатель был повержен в обеих схватках: человека с природой и человека с самим собой. От него исходил отталкивающий запах болезни и грязного белья.

Заяц резко замахнулся и рассек рукой воздух в сантиметре от лица Джоанны. Она избежала первого удара и хотела уклониться от второго, но почувствовала, что падает, поскользнувшись на стеклянных горошинах, которые Заяц рассыпал на тротуаре. Она тяжело упала на асфальт и тут же почувствовала жгучую боль в локте. Бродяга стоял над ней, возбужденно махая руками, но он едва ли мог напугать ее. Много зим, одну за другой, Заяц ходил без перчаток, от мороза его руки обветрились и напоминали скорее щупальца. Он даже не мог сжать кулак, а если бы напал на кого-нибудь, то причинил бы больше вреда себе. Тем не менее Джоанна побежденно подняла руки.

– У меня есть деньги, – сказала она. Он благосклонно застыл на месте, как обычно в таких случаях.

Она осторожно поднялась на ноги, стараясь больше не наступать на стеклянные горошины. Теперь она должна успокоить Зайца, не то он сам поскользнется и переломает кости. При его состоянии здоровья и в данных обстоятельствах это бы означало неминуемую смерть. Джоанна протянула ему десятидолларовую банкноту. Именно в такую сумму ей обходилась каждая их встреча.

– У тебя теперь новая забава, да, Заяц? Стеклянные шарики. Очень умно.

Наконец, он нашел способ останавливать людей, постоянно убегающих при виде сумасшедшего. Но Джоанна знала: Заяц не смог бы додуматься до этого сам. Это была чья-то дурная шутка: потерянные стеклянные шарики символизировали потерянный разум. Но кто так над ним подшутил? Может, какой-нибудь мальчишка из соседних домов научил Зайца новому фокусу? В любом случае, это не имело значения. Заяц забудет об этом через несколько часов. Хорошая память ему явно не была свойственна.

– Ты быстрая. Так говорит он, – Заяц с умным видом почесал затылок, переводя взгляд на рассыпанные стеклянные горошины. На его лице появилась хитрая улыбка. – Он дал их мне. Сказал, что нужно быть ловким, чтобы словить – ох-ох-ох, – он засмеялся. В невероятном возбуждении Заяц переминался с ноги на ногу. – Я должен кое-что тебе передать, – он зажмурился и сосредоточился. Наконец вспомнил и просиял. – Сообщение от Тимоти Кида. Он говорит, что в аду адский холод. Разве не удивительно?

Губы Джоанны скривились в немое «нет».

– Где ты услышал это имя? – Неужели в ее голосе был испуг? Да, но Заяц все равно не поймет, он не мог воспринимать чувства других. – Где ты услышал это имя? Скажи мне!

– Здесь, – Заяц постучал по голове. – Он живет со мной.

Бесполезно продолжать расспрашивать его, Заяц не отличает реальных людей от вымышленных. Но Джоанна ни минуты не сомневалась, что человек, передавший Зайцу это сообщение, был реальным. Нужно провести немало времени с бездомным, чтобы заставить его удержать в голове эту фразу. Возможно, потребовалось даже несколько дней. Ведь в голове у Зайца всегда ералаш, и он постоянно слышит разные голоса.

Достав из мусорного бака газету, Джоанна смела оставшиеся шарики с тротуара, чтобы Заяц не поскользнулся и не повредил себе что-нибудь. Может, вызвать полицию? И что она им скажет? С их точки зрения в защите нуждался вовсе не Заяц, а добропорядочные граждане, которых он преследовал. Джоанна покачала головой, отбросив идею поручить Зайца полиции. С этого дня она будет ходить домой другой дорогой, возможно, это оградит беднягу от неприятностей. Ушибленный локоть заболел с новой силой. Джоанна горько усмехнулась: это было только начало, на другом конце города ей еще предстояла схватка с котом.

На станции «Четвертая западная улица» Джоанна спустилась в метро, набитое в этот час до отказа. Как всегда, пассажиры расступились, чтобы она могла зайти в вагон. Ей всегда уступали место все: мужчины, женщины и, что самое унизительное, дети. По пути домой Джоанна наблюдала привычную картину: кроссовки, туфли, ботинки из натуральной кожи, из искусственной…

Выйдя из метро, уставшая и совершенно разбитая, Джоанна направилась по 23-й улице к гостинице «Челси». Внушительного вида здание гостиницы больше походило на замок в смешанном викторианском и готическом стиле: длинные ряды кованых железных балкончиков, высокие дымовые трубы и слуховые окна, врезанные в крутую серую крышу. Если это здание было и не самым высоким в округе, то уж точно отличалось от других богатством и пышностью.

Великолепие закончилось, как только Джоанна вошла внутрь.

Холл освещали прожектора в стиле шестидесятых, они окружали большую хрустальную люстру, еще более древнего происхождения. Еще к потолку была подвешена статуя толстой розовощекой девочки, качающейся на качелях. На мраморном полу возле античных и современных образцов мебели располагались небольшие скульптуры, изображающие нечто абстрактное, а стены были увешаны огромными полотнами, отчего холл превращался в подобие художественной выставки. Освещение было настолько ярким, что казалось, всё,даже живой слон, будет смотреться здесь уместно. Но главной достопримечательностью гостиницы считались все же жильцы, постоянные или приезжие. «Челси» была пристанищем творческих людей, например, художников и прочих виртуозов. Гостиница рекламировалась как место, где живы истории об убийствах и самоубийцах. За четыре месяца пребывания здесь Джоанна не встретила ни одного призрака, кроме тех десяти, которых привезла с собой. Тимоти Кид был в их числе.

Джоанна прошла по темному ковру, рассматривая многочисленные чемоданы на колесах и ботинки их владельцев, новых постояльцев гостиницы. Только одна пара обуви показалась ей знакомой: черные сверкающие ботинки с порванными шнурками, связанными в узелок. Еще несколько шагов, и она поравняется с ними. Джоанна подняла голову и увидела, как агент ФБР Марвин Аргус подходит к портье. Она замахала портье, знаками показывая не выдавать ее, быстро завернула за угол и нажала кнопку лифта. Двери открылись, и она проскочила внутрь.

Бродить по «Челси» было сродни путешествию во времени и пространстве. Джоанна поднималась наверх в лифтовой кабине, оформленной в стиле заправочной станции середины прошлого века. Когда двери открылись на седьмом этаже, Джоанна очутилась в фойе с витиеватой, богато украшенной лестницей, при виде которой в ее памяти живо всплывали воспоминания о своей поездке в Париж по студенческому обмену. Джоанна повернула налево и, отворив защитную противопожарную дверь из дерева и стекла, оказалась в пустынном коридоре, залитом лучами закатного солнца. Ее номер с высокими окнами и ставнями в стиле построек на южных плантациях находился в задней части здания. Как только Джоанна открыла дверь, белая пушистая лапа с выпущенными когтями полоснула воздух, готовая в кровь исцарапать каждого, кто появится на пороге.

Это был единственный кот в Нью-Йорке, нападающий на людей.

Должно быть, сегодня горничная пришла поздно, потому что Гам все еще злился и был настроен на драку. Горничная всегда брала с собой водяной пистолет, чтобы держать кота на расстоянии. У Джоанны не было подобного оружия – от острых, как бритва, когтей ее защищала только плотная джинсовая ткань. Она быстро проскользнула мимо кота. Гам последовал за ней по коридору в просторную гостиную, где напротив камина так заманчиво стояло мягкое кресло. Но Джоанна, не раздеваясь, проследовала на кухню: кот был голоден, и еда могла ненадолго уберечь ее от приставания животного. В дни, когда Джоанна чувствовала себя особенно подавленно, она запирала Гама в ванной, но большую часть времени он свободно бродил по номеру, терся об ее ноги, мурлыкал и царапался, когда касался спиной твердых предметов. Спинной нерв кота был поврежден задолго до того, как она его нашла, и любой физический контакт причинял ему мучительную боль. И все же Гам требовал ласки каждый раз, как она входила в комнату.

Пока кот был занят миской с едой, Джоанна осмотрела дверки огромного шкафа с облицовкой из клена – один из немногих предметов интерьера, сделанных на заказ и перевезенных сюда из Чикаго. Кошачьи волоски в дверном замке были не тронуты во время ее отсутствия. Она повернула ключ в замке, и перед ней возникли ряды полок, ящиков и встроенный стол, на котором в беспорядке валялись газетные вырезки о тех, кто был жестоко и беспощадно убит, и о тех, кто все еще был в игре. Ее дневник был открыт на чистой странице, куда она записала недавнее послание Зайцу от Тимоти Кида. Затем она привела в порядок стол, отложив в сторону бумаги, относившиеся к присяжным, которые остались в живых. Материалы об убитых присяжных она рассовала по ящикам стола. Дело Тимоти Кида лежало в отдельном ящике.

Сегодня она словно чувствовала его. На нее напала та же паранойя. Джоанна медленно повернулась и взглядом пробежала по комнате. Везде царил порядок. На первый взгляд, все вещи были на месте, никаких следов проникновения. Только почта была разбросана по полу, но Джоанна знала – Гам злится из-за горничной и ее водяного пистолета. Все так, как должно быть, и, тем не менее, ее не покидало ощущение напряжения, висевшего в воздухе. Даже за такими толстыми стенами в полной тишине покой был практически недостижим. Каждый день проходил в ожидании, в постоянной готовности к чему-то.

Гам расправился с кормом, потянулся и направился к корзинке, где, сделав свои обычные три оборота, свернулся на красной подушке для послеобеденного сна. Выражение на морде говорило о полном удовлетворении – это заставляло незнакомых людей ошибочно полагать, что его можно погладить. По телевизору шли новости. Джоанна откинулась на спинку стула, посасывая болеутоляющую таблетку.

Все главные телеканалы превратили сообщения о кровавых убийствах в своего рода мини-сериал, который сопровождался зловещей музыкой, как только речь заходила о Косаре. Серийный убийца словно не доверял репортерам, сам поддерживал свою славу и заставлял говорить о себе, оставляя на месте преступления знак косы, начертанный кровью на стене. Он также вел счет убитым присяжным, отмечая кровавыми черточками их число. В его последнем послании было девять черточек…

– …Осталось трое, – заявил ведущий, сверкая белозубой улыбкой.

Сегодня в качестве гостя программы выступал бывший федеральный судья, который открыто обвинял ФБР в неспособности остановить издевательство над американской судебной системой: «Если мы не можем гарантировать безопасность каждого присяжного, закон теряет свою силу».

Ведущий слушал с насмешливым сочувствием, затем вдруг перебил поток речи судьи, выразив сожаление по поводу того, что «почти месяц прошел с момента последнего убийства…»

Его рассказ не содержал ничего нового или интересного для Джоанны. Это походило на скучное повторение уже рассказанного: те же интервью с друзьями и родственниками погибших. Некоторые из этих людей стали случайными игроками, по неосторожности выдав местонахождение скрывающегося присяжного, другие брали деньги за эту информацию. Некоторые члены семей выбрали славу вместо денег, приобретя за последние полгода невероятную популярность. Когда других новостей не было, всегда можно было взять интервью хотя бы у этих людей.

Джоанна закрыла глаза, желая немного вздремнуть. Сон – это роскошь, которую многие недооценивают в этой жизни. Скоро волнение и боль уйдут. Понятие рая ассоциировалось у нее не с местом вечного покоя, а с маленьким окном во времени, несколькими безмятежными моментами между бодрствованием и сном, блаженным сном.

Каждый вечер на автостоянке Нэда собиралась небольшая компания поговорить о том, о сем. Вот и сейчас, проходя мимо с подарком от Мэллори подмышкой, Рикер заметил их. Четверо стариков сидели кружком на складных стульях с бутылкой вина, которой согревались в вечерней прохладе. Они поприветствовали Рикера и громче включили радио. Воздух наполнила какая-то испанская мелодия, и они стали покачиваться на стульях в такт музыке. С каждым шагом тело Рикера становилось все легче, легче и наконец полностью растворилось в воспоминаниях о прошлом.

В то далекое лето ему исполнилось семнадцать, он оставил дом отца и уехал прочь за две тысячи миль. Рикер проделал этот путь до Мексики мимо приграничных туристических стоянок дальше, на юг, по дорогам, где не было названий и направлений, только песок под колесами ржавого старенького «фольксвагена», купленного им почти за бесценок. В те дни машина была ему необходима, ведь куда бы Рикер ни отправился, он везде брал с собой огромные усилители для своей электрогитары. Каждые десять миль ему приходилось останавливаться, чтобы выкопать колеса отважной машины из песка, каждые десять миль до Чолла-Бэй. Он нашел это место под небом, усеянным миллиардами звезд. До этого Рикер не знал, что так бывает, ведь в городе звезды казались расплывчатыми, одинокими точками. Тем летом загорелый, босой паренек из Бруклина узнал новые слова и новую музыку, которая проникла в его кровь и навсегда осталась в сердце, ожидая такого дня, как сегодня.

Большую часть жизни Рикер провел в попытках забыть это место – или время? – когда он был счастлив. Сейчас, погрузившись в воспоминания о Мексике, он знал, что никогда не вернется в Чолла-Бэй. Решив стать копом, Рикер отказался от своего счастья.

Сможет ли он когда-нибудь вернуться в полицию?

Звуки радио теперь доносились далеко позади. Рикер посмотрел на небо.

Звезд не было.

Он свернул налево, решив пойти домой другой дорогой, той, что проходила мимо бара. Там он мог курить и пить всю ночь, чтобы избавиться от этой музыки в голове.

Когда Джоанна открыла глаза, ей показалось, что она проспала всего несколько минут. Гам сидел у нее на коленях, довольно урча, и лизал шершавым языком ее лицо. Джоанна окинула комнату взглядом, задержав его на каминных часах. Сколько времени потеряно! Согнав Гама с колен, она поднялась и выключила телевизор. Кот был явно недоволен таким обращением. Задрав хвост, он гордо направился к своей корзине с красной подушкой.

Джоанна включила радио и настроила его на знакомый голос Иэна Зэкери. Этот человек, главный в игре, распоряжался человеческими жизнями, словно они ничего не значили. Трое присяжных уже были убиты в Чикаго, оставшиеся в живых предпочли уехать из города, где вынесенный ими вердикт оказался так непопулярен. Многие отказались от телохранителей, предоставленных полицией после того, как убили четвертого заседателя, находившегося под защитой ФБР. Пятое убийство произошло на заброшенной ферме в Канзасе. Другие присяжные прятались с семьями в маленьких городках. Сейчас в живых осталось только трое. Один из участников игры, позвонивший на радио, признался, что располагает информацией еще об одном заседателе, который скрывается в Сан-Франциско. Но, не имея доказательств, он не получил приза за предоставленные сведения. У игры строгие правила.

– Кто следующий? – вопрошал Иэн Зэкери. Фанаты звали его просто Зэк. У него был глубокий голос, приятный, завораживающий. – Ну давайте, тугодумы, безмозглые кретины, поговоритесо мной. Папочка любит вас.

Рикер открыл дверь своей квартиры и щелкнул выключателем. Под ногами валялись записки и письма от друзей, знакомых, которые не могли застать его ни дома, ни в его любимом полицейском баре. С недавнего времени нежелание встречаться с кем-либо из Специального криминалистического отдела каждый вечер приводило Рикера в бар по соседству, где не было знакомых лиц. Он узнал почерк на одном из посланий – это было приглашение от Чарльза Батлера. Его старый друг и новый владелец дома, где находилась квартира Рикера, никак не мог понять, почему тот избегает его. Может быть, это и несправедливо по отношению к Чарльзу, но Рикер просто хотел побыть один.

У Рикера была большая квартира в СоХо – крупнее, чем он мог себе позволить. Чарльз добился снижения арендной платы более, чем вдвое. Рикер знал, что квартира слишком хороша для него, и поспешил перевернуть все вверх дном, забыв, что такое уборка. Грязная одежда была в беспорядке разбросана по комнатам, пепельницы переполнены окурками.

Он вошел в просторную кухню, где лежали горы непрочитанных писем. Эта часть квартиры скорее служила ему дополнительным местом хранения коробок из-под китайской еды, пиццы, пустых пивных банок и бутылок. Рикер поставил радиоприемник (подарок Мэллори) на стол, предварительно смахнув оттуда стопки писем. Мэллори правильно угадала, что его приемник давно сломался и он даже не пытается его починить. Телевизор тоже был сломан, по крайней мере, так думал Рикер. Трудно было ожидать чего-то другого от аппарата, в экран которого попала пуля. В любом случае, ящик остался на старой квартире в Бруклине, где свежи были воспоминания о том, как Рикер лежал, дрожа и истекая кровью, слыша где-то вдалеке звуки сирены и думая, что умрет. Он и сейчас так думал, несмотря на то, что раны давно зарубцевались.

Он бродил по комнатам, включая везде свет.

Еще не было полуночи, до конца шоу Иэна Зэкери оставалось двадцать минут. Вернувшись на кухню, Рикер поднял антенну на радио, чтобы было лучше слышно, как посоветовала Мэллори. Она даже частоту настроила и, чтобы он не смог ее сбить, залепила колесико лентой. Вот чертовка! Мэллори обожала сложные аппараты, но этот, как ни странно, имел всего несколько кнопок. С ним мог обращаться ребенок… или пьяный. Мэллори хорошо все продумала. Рикер некоторое время повозился с радио, его качало, и он никак не мог воткнуть вилку в розетку. Наконец все было готово. Он включил радио и сразу же узнал голос ведущего, англичанина, переехавшего в Америку, и теперь каждая его английская фраза обязательно была приправлена жаргонным американским словечком. Это он звонил ему шесть раз по поводу интервью с Джо.

– Да нет же, чайник! – Кричал ведущий. – Косарь совсем не больной, сбежавший из психушки. Он убивает только по выходным. Это означает, что у него есть постоянная работа, а в конце недели он занимается тем, что вершит правосудие.

– То есть убивает, – второй голос прозвучал с акцентом. Его обладатель, вероятно, был родом из Бронкса. – Говорю тебе, этот парень просто псих. Думаю…

– Косарь несумасшедший, – возразил Иэн Зэкери. – Он взял на себя миссию очистить судебную систему от недоумков. А за свое мнение ты не получишь никаких призов, дурак. Мне нужна точная информация: факты, доказательства.

Зэкери нажал кнопку, отключив звонившего из эфира..

– Ладно, это моя вина, – уже более спокойным голосом обратился он к слушателям. – Слишком много хвастовства. Нужно еще раз напомнить вам правила. Сейчас мы прервемся на рекламу, а вы тем временем вооружитесь бумагой и карандашами, чтобы записывать, черт вас возьми.

Зэкери посмотрел в окно, отделяющее его студию от хорошо освещенной кабины звукооператора. Молодая девушка подала ему знак, что пошла реклама, и он больше не в эфире.

Он перевел взгляд на другое окно, где никогда не бывало света. Ему постоянно казалось, что за ним кто-то есть. Еще ни разу Зэкери не видел своего продюсера. Жалкий трус! Но это не значит, что тот не заглядывает сюда, хоть изредка, посмотреть, как проходит шоу. Зэкери взглянул на свое отражение в темном стекле – отбросил назад непослушные пряди длинных черных волос, на секунду обнажив залысины на лбу – знак черной магии, по словам его бабушки. Уши у него были слишком узкие, практически без мочек, что также воспринималось бабушкой как знак того, что он плохо кончит. Тем не менее, он сумел стать богом или почти богом. Зэкери слышал это каждый день от директора радиостанции, который отвечал на все звонки словами: «О, господи, это ты, о, господи, боже мой.»

Но женщинам он нравился.

Его полные губы и хищная улыбка сулили опасное приключение. Женщин привлекали его карие глаза, менявшие цвет в зависимости от освещения и настроения: от темного, почти черного, когда он злился, зеленовато-коричневого, когда язвил, до светлого, с проблесками голубого, на солнце. Он вставал около полудня и сразу отправлялся на собрания, встречи, интервью. Но по-настоящему любил Иэн Зэкери темное время суток, как вампир. И, как у вампира, его кожа имела бледный оттенок, обычно появляющийся у людей, мало бывающих на солнце. Опустившись в глубокое кресло, он вытянул ноги в ковбойских сапогах. Черная рубашка и джинсы дорогого покроя тесно облегали тело. Это был человек новой породы – крутой хулиган.

Напротив, за панелью управления, сидела чудаковатая девушка. Создавалось впечатление, что волосы она стригла сама, у себя дома над раковиной, а ее безразмерная одежда больше подходила для той глуши, откуда была родом. Эта невзрачная молодая особа с толстыми лодыжками и поджатыми тонкими губами была его новым звукооператором, личным ассистентом и девочкой для битья. Она также принимала звонки слушателей. Зэкери выбрал именно ее из толпы менее уродливых и более опытных дурех. Ее неустойчивая личность показалось ему довольно… привлекательной.

Его новая игрушка сидела в клетке из стекла и стали, вокруг нее красными огоньками мигали кнопки вызовов. Каждый красный огонек показывал, что в студию дозвонился очередной идиот, который полагал, что у него есть шанс попасть в эфир. В конце концов в эфир попадал только один счастливчик из сотен. В кабинете, где находился он сам, царила кромешная тьма, словно в пещере. Ее нарушал только свет панели управления и мерцание экрана ноутбука. В другой комнате сидела оператор, сгорбившись над мигающими кнопками. Ее веснушки тускнели с каждым днем, а здоровый цвет кожи, характерный для провинциалок, постепенно сменялся бледностью. Каждый раз в прямом эфире из нее делали посмешище. Ее глаза давно потеряли задорный блеск, а от услужливой улыбки, с которой она пришла в свой первый рабочий день, не осталось и следа.

Зэкери посмотрел на цифровую панель, где отсчитывались оставшиеся до прямого эфира секунды. Реклама заканчивалась.

– Детка? – Так Зэкери называл всех сотрудников независимо от пола. Что толку запоминать имена, если большая часть этих людей не задерживались тут надолго. – Приготовь следующий звонок. Давай того шепелявого придурка.

Девушка взглянула на контрольную панель и в ужасе подняла глаза на Зэкери. Лампочка не мигала. Зэкери поднялся со стула и поспешил к ее окну.

– Нет, детка. Не говори мне, что ты его упустила.

Конечно, она его упустила. Чего еще можно было ожидать от психически нездоровой сотрудницы. Вернувшись к пульту управления, Зэкери проверил, у кого из позвонивших фанатов были хоть какие-нибудь примечательные особенности.

– Ладно, детка. Возьмем следующего, который пищит, как девка.

Если парень не будет пищать, как обещано, Зэкери собрался завершить сегодняшнее шоу увольнением своего оператора.

Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на нее. Наконец девушка показала, что звонивший на шестой линии. Рекламная пауза завершилась. Зэкери нажал на кнопку:

– Итак, вы Рэнди из СоХо.

– Привет, – тонкий, еле слышный голосок почти затерялся в темноте. – Я хочу поговорить с Зэком.

– Разинь уши, недогон ушатый! Если слышишь мой голос, значит, ты в эфире. Моя бестолковая операторша разве не объяснила? – на другом конце провода раздался глубокий вздох, потом – тишина.

– Не бойся, – начал Зэкери. – Папочка любит тебя, бесполезного чайника. У тебя есть что-нибудь интересненькое для меня? Это должно быть что-то очень стоящее. Если ты окажешься таким же неубедительным, как твой предшественник, мне придется уволить моего оператора, миленькую безобидную девчушку. – Зэкери представил себе, как вспотевшие руки звонившего еще крепче стискивают телефонную трубку. – Правильно, придурок. Все теперь зависит от тебя. Рэнди, парень, ты еще здесь? Да, я слышу твое дыхание. А теперь мы вместе со слушателями будем медленно считать до одного, пока я описываю реакцию моего бедного оператора на эту неожиданную новость. Если Рэнди не поднапряжет мозги и не успеет, ее карьере конец. Десять.Я уже говорил, что она очень молода? О да, прямо с пылу-жару из провинциального городка, маленькая потерянная девочка вдали от дома. Девять.На ней новенькие блестящие туфельки и наряд, который она купила для своей первой поездки в Нью-Йорк. Должно быть, она думала, мы тут все одеваемся, как воспитанники католической церкви.

Зэкери повернулся к окну, чтобы лучше ее видеть.

– Она сидит такая бледная, беззащитная, почти не дышит. Вы ее видите? Каждый прыщик, каждую складку целлюлита? Ах да, еще и этот маленький островок волос на коленке! Должно быть, она неаккуратно побрила ноги сегодня утром. Восемь!Она кажетсяспокойной. Но я знаю,что внутри она вся трепещет, мечется, как пойманный в капкан кролик и вопит!

Ее плечи вздрогнули, и она затихла. Они все так делали. Бедняжка наверняка сейчас гадала, что делать – смеяться? Не смеяться? А что, если он не шутит? Зэкери почти видел, как эти мысли проносятся у нее в голове.

– Должен признаться, люди, пока это меня не веселит. Она сидит тут, как труп.

Тупая, скучная корова.

–  Семь.Рэнди? Думаешь, ее родители слушают сегодняшнее шоу? Конечно, слушают. Шесть.Готов поспорить, она попросила всех друзей и родственников включить сегодня радио, ведь это ее дебют в шоу-бизнесе. Осталось пять секунд. Успеет ли наш герой? Четыре.Неужели эта бедная девочка потеряет работу и сегодня же отправится назад, в свою глушь?

Она вздрогнула.

Наконец-то.

– Ого, оказывается, мы еще живы. Она начинает крутиться на стуле, глаза наполняются слезами, она смотрит в потолок. Ищешь ангелов, крошка? Вижу, кручение на стуле приостановилось, тело замерло, голова немного наклонилась вбок. Ох, ну и зрелище! Клянусь, люди, это просто сцена из фильма ужасов. Глаза навыкате, она смотрит на меня. Поднимает кулачок и показывает средний палец – это должно означать половой акт с самим собой. Должен тебя огорчить, детка, но это физически невозможно. Подождите-ка.Еще кое-что. Этого скромного жеста, который понятно выразил ее мысли, было бы достаточно, но нет. Она только что произнесла общеизвестное разговорное словечко, означающее анальное отверстие. Думаю, это теперь моя новая кличка, не так ли, детка?

– Чтоб ты сдох, ублюдок, – еле слышно произнесла она.

Ему это понравилось, очень понравилось. Ну вот, теперь слезы. Она начала в клочья рвать все свои записи, сделанные еще утром аккуратным почерком, как у прилежной ученицы. Затем она со злостью метнула их в воздух.

– Э-э, Зэк? – к Рэнди наконец вернулся его робкий голос. – У меня есть фотография одного присяжного тут, в Манхэттене. И… что я выиграл?

Глава 3

Шагая в направлении Бликер-стрит, Джоанна Аполло подставила лицо нежным солнечным лучам. Теперь она рано выходила на работу и выбирала другую дорогу, чтобы избежать встречи с Зайцем. Он жил на улицах соседнего квартала и бродил по ним в основном ночью. Джоанна ничуть не жалела о том, что пришлось изменить своим привычкам, даже несмотря на промозглый холод по утрам. Тот, кто рано приезжал в Компанию, мог выбрать приличную машину, у которой с колесами все в порядке.

Все торговые палатки в Гринвич-виллидж были еще закрыты, работала только булочная, куда Джоанна и направилась за кофе. Из кофейного аппарата на работе она категорически ничего не пила, полагая, что в целях экономии вместо фильтров там используют старые носки Рикера. Выйдя из булочной с бумажным стаканом дымящегося кофе, Джоанна последовала на Бликер-стрит. Она миновала несколько домов, и вдруг ее внимание привлек ботинок, валяющийся на тротуаре, – это был ботинок Зайца. Никакой ошибки: дряхлый изорванный ботинок мог принадлежать только ему. Мимо Джоанны прошагал человек, который, как коренной житель Нью-Йорка, сделал вид, что не заметил следов насилия – кровавых отпечатков голой стопы, подошвы и капель на тротуаре. Джоанна последовала за отпечатками, которые тянулись по асфальту – человек потерял много крови. Она побежала. Все быстрее и быстрее, отбросив по пути стаканчик с кофе. Запыхавшаяся, она резко остановилась перед открытой калиткой детской площадки. То, что она увидела, потрясло ее.

Заяц сидел на детских качелях спиной к ней. Издалека его можно было принять за человека, присевшего отдохнуть. Медленно Джоанна подошла к нему и на мгновение замерла, увидев его застывшее, белое, как полотно, лицо. Цепочка качелей зацепилась за рукав пальто и не давала телу упасть. Его горло было перерезано, и кровь из зияющего отверстия медленно стекала на грудь.

Как он мог добраться сюда с такой страшной раной?

Какой силы воли это стоило ему, какой выдержки. Джоанна не представляла, что он способен на такое. Мухи, жужжа, садились на липкую кровь, ползали по закрытым глазам. Руки со сцепленными пальцами покоились на коленях.

Заяц, ты молился?

Что привело его сюда? Джоанна знала, что его болезнь началась еще в юности. Возможно, детская площадка была связана с последним радостным воспоминанием, ассоциировалась со временем, когда мать еще любила его. Джоанна много раз беседовала с матерью Зайца. На воспитание ребенка, так рано лишившегося разума, казалось, ушли все силы этой женщины. Даже голос ее стал сухим и бесцветным.

Самая ужасная рана Зайца – почерневшая от болезни нога – была обнажена, ботинок потерялся. У Джоанны возникло такое чувство, словно она вновь находится на месте убийства Тимоти Кида. Вне всяких сомнений, Заяц умер потому, что встретил посланника, который приложил все усилия, чтобы имя Тимоти Кида крепко засело в его безумной голове. Джоанна осторожно убрала с его лба спутавшиеся пряди волос. Несколько жирных мух, возмущенно жужжа, поднялись в воздух. У Джоанны на лице выступила испарина, ее тошнило. Она упала на колени.

Эта смерть была личным посланием. Больше причин для убийства этого безобидного бродяги Джоанна придумать не могла. Даже если бы Заяц остался жив и ему пришлось опознавать подозреваемого, он не смог бы отличить человека от столба, просто бесполезная трата времени. Убийца едва ли надеялся, что именно Джоанна найдет тело, но после стольких стычек с Зайцем на улице, которые наверняка не прошли незамеченными, Джоанна не удивилась бы визиту полиции. Описание горбуньи дали бы все соседи.

Взгляд Джоанны привлек металлический предмет у ног убитого. Этот окровавленный нож, заточенный, как бритва, уронил явно не Заяц. Из-за артрита он не смог бы даже удержать нож в руках. Только теперь, после смерти, его пальцы станут гибкими и податливыми. Должно быть, убийца шел за ним до самой площадки, держась сбоку, чтобы не испачкаться в крови.

Какие слова он говорил бедному Зайцу?

Может, пытался запугать бродягу, пока тот, еле волоча ноги, шел на детскую площадку? Что заставило его прийти именно сюда? Искал ли он мать, которая давно бросила его? В его душе еще сохранились воспоминания о том, как она ласково называла его «сладким зайчиком».Верил ли он, что эта женщина излечит его зияющую рану и успокоит его колотящееся сердце материнской любовью? Как же он был разочарован, не найдя ее здесь.

Ты плакал, Заяц?

– Я сожалею, – прошептала Джоанна, глядя ему в лицо.

Она сожалела о том, что его жизнь на земле оказалась адом, о том, что он умер, страдая, и только жестокий убийца был рядом в ту минуту. Джоанна сожалела, что не смогла защитить его. Она стояла на коленях, потеряв счет времени, и шептала извинения тому, кого уже нельзя было вернуть. Звук легких шажков малышей и более тяжелой поступи мам отвлек Джоанну от мыслей о Зайце. Она услышала хихиканье и веселые, звонкие голоса, которые становились все громче. На площадку шли дети.

Рикер не любил вспоминать свои сны, предпочитая прятать глубоко в себе страшные картины, увиденные ночью. Сегодня утром его ожидало мнимое пробуждение, сон во сне. Открыв глаза, он увидел перед собой того парня с сумасшедшими глазами, который сидел верхом на его груди, не давая ему пошевелиться, почти пригвоздив к постели. Потом пришло чувство легкости: он потерял много крови. Травма была физической и душевной.

Казалось, смерть была уже близко… Тут Рикер проснулся.

Единственный телефон в доме находился в гостиной, но в это утро он звонил настолько пронзительно, что Рикеру казалось, звонок раздавался над самым его ухом, играя на расшатанных нервах. Раньше на столике у кровати тоже стоял телефон, но Рикер позаботился о том, чтобы аппарат никогда больше не работал, размозжив его о стену. Он открыл глаза. Наверняка это мисс Бёрд, секретарь из офиса, звонила, чтобы его разбудить. Слава богу, она имела привычку звонить всего два раза. Рикер уже приготовился перевернуться на другой бок и снова заснуть, но звонки продолжались. Он насчитал уже пять гудков.

Явно не мисс Бёрд.

Самым настойчивым человеком из всех его знакомых была Мэллори. Она всегда ждала ровно двадцать гудков, чтобы наказать Рикера за то, что он не берет трубку. С неохотой Рикер стащил с себя одеяло и сел на кровати, свесив ноги. На нем были вчерашние носки и один ботинок. У Рикера постоянно возникали проблемы со шнурками, которые имели обыкновение завязываться в узлы. А в похмелье или, того хуже, в нетрезвом состоянии справиться с ними было практически невозможно. Иногда проходила целая неделя, прежде чем он решался снять ботинки, и то лишь для того, чтобы сходить в душ.

Поочередно заправляясь сигаретным дымом и черным кофе, Рикер с облегчением отсчитал двадцатый звонок. Слава богу, тишина. Он подождал, пока никотин и кофеин сделают свое дело: сердце забилось чаще. Механизм был заведен. День начался.

Снова зазвонил телефон.

Одним ударом Рикер смахнул его со стола. Телефон ударился о стену, но из трубки донесся громкий взволнованный голос, словно брошенный аппарат попал в голову звонившего. Это была не Мэллори.

– Что происходит? Рикер! Скажи что-нибудь!

Рикер поднял трубку.

– Все в порядке? – прозвучал вопрос.

Нет.Нет, не все было в порядке.

Самой старшей служащей в «Компании Нэда» по очистке места преступления была бывшая учительница. Школа, где она раньше преподавала, больше походила на тюрьму со строгими правилами и жесткой дисциплиной. Все в офисе называли ее исключительно мисс Бёрд и никогда – Фрэнсис. Никто не осмеливался нарушить эту грань уважения, возможно, потому, что в каждом с детства живет страх, по крайней мере, перед одной такой деспотичной теткой, как мисс Бёрд.

Глядя на открытую входную дверь, мисс Бёрд удивленно вздернула седые брови. Это еще раз доказывало то, как Рикер относился к своим обязанностям. Ей никогда не приходило в голову, что он может прийти на работу в такую рань: брат Нэда не имел привычки рано вставать. Она давно подозревала, что Рикер пьет на работе, и вот, пожалуйста, на этот раз он даже не удосужился запереть дверь. Войдя в приемную, она сразу же проверила, все ли на своих местах. Компьютеры, картины, мебель – все так, как должно быть, никаких следов незваных гостей, к счастью Рикера. Его кабинет был незаперт. Решив проверить все до конца, мисс Бёрд направилась к двери, распахнула ее и замерла на пороге.

Нет, вы только посмотрите! Просто возмутительно!

За столом Рикера сидела его молодая подружка из полицейского департамента. Ее мисс Бёрд запомнила хорошо; это был единственный человек, который мог войти в кабинет Рикера без приглашения, не обращая внимания на протесты мисс Бёрд. Этой девушке – палец в рот не клади! Она была бы вполне милой, если бы не ледяной взгляд ее неестественно зеленых глаз. Никакого почтения к старшим!

У мисс Бёрд был своеобразный способ ставить людей на место, для этого она использовала имена, прибавляя к ним уменьшительно-ласкательные суффиксы, как в детском саду. Рикер, конечно, подвел ее в этом отношении, ведь во всех документах вместо имени у него стояла буква П. Имя же этой девицы мисс Бёрд знала отлично, ведь о ней судачил весь офис.

– Кэти! Что вы здесь делаете? – Тон ее вопроса подразумевал, что девушка должна исчезнуть немедленно. – Кэти, вы меня слышите?

– Я бы предпочла Мэллори, – поправила молодая девушка. – ДетективМэллори.

Она смерила мисс Бёрд подозрительным взглядом.

– По-моему, вам переплачивают, Фрэнсис, – произнесла она после некоторой паузы.

У мисс Бёрд перехватило дыхание; непривычно было слышать, как кто-то произносит твое имя. Она мимоходом взглянула на стол и тут только заметила, какой идеальный порядок там царил. Вчерашние горы бумаг Мэллори аккуратно разложила стопками по краю стола, а книга учета лежала открытая посередине.

Мэллори пробежала кроваво-красным ногтем по колонке с цифрами.

– Рикер полагает, что вы устроились сюда на неполный рабочий день. Таквы ему докладывали, Фрэнсис? Но до того, как его брат уехал в Европу, вы работали, как все, по восемь часов в день. А теперь выходит, что вы получаете ту же зарплату, но за полдня. Весьма занятно, – Мэллори жестом указала на стул. – Садитесь, Фрэнсис.

И мисс Бёрд – села.

Детектив неторопливо перебирала стопки с ведомостями, декларациями о доходах, счетами и письмами, растягивая время, а старший сотрудник сидела напротив нее, затаив дыхание.

– Странно, но Рикер считает вас обычным секретарем, – наконец произнесла Мэллори. – Никто не сказал ему, что вы – менеджер Компании. Он думает, что всю эту бумажную работу должен выполнять сам, – Мэллори резко захлопнула книгу, заставив мисс Бёрд подпрыгнуть от испуга. – Мошенничество с платежными ведомостями – это серьезное преступление, Фрэнсис, – спокойным голосом сказала Мэллори.

У мисс Бёрд пересохло во рту. Она даже не беспокоилась, что кто-то из сотрудников мог выдать ее маленькую хитрость с рабочими часами, ведь она знала подноготную каждого. Однако она уже не чувствовала себя в безопасности.

– Вы собираетесь сказать Рикеру, да? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Ну, все зависит от вас, Фрэнсис. Его брат возвращается в понедельник, поэтому времени на то, чтобы со всем этим разобраться остается не так много. Думаю, вам придется приносить ленч с собой. И обед, пожалуй, тоже. Вы тут долго просидите, – Мэллори отодвинула в сторону бумаги, и перед взглядом мисс Бёрд предстала металлическая коробочка, которая хранилась в запертом ящике ее стола. – И еще одно странное обстоятельство. Рикер не знал о деньгах на мелкие расходы, покупал ленч для полицейских из отдела убийств на свои. Скорее всего, вы захотите исправить это недоразумение, когда будете рассчитывать его.

Женщина неуверенно склонила голову, что можно было принять за утвердительный ответ. Детектив подтолкнула к ней книгу учета.

– Вам придется заниматься этим восемь часов в день, каждый день, всю неделю, причем бесплатно.Я проведаю вас как-нибудь, и, когда я приду, все цифры должны быть в порядке. Я хочу, чтобы они соответствовали банковским счетам и…

– Я не украла ни цента. Я всегда была честной с…

– С его братом? Да, я знаю. Я просмотрела всесчета. Но Рикер совершенно не разбирается в бумагах. Поэтому вам надо исправить всю его работу. Банковские счета не соответствуют взносам, платежные ведомости составлены неправильно, просто горыошибок. Рикер их все испортил. Вот вам еще бумажная работа. Я сказала, восемь часов? Возможно, вам придется тут ночевать. А днем вы будете заниматься распределением заданий и возьмете на себя обязанности диспетчера.

– Но это Рикер…

– Правильно, Фрэнсис. Вы будете заведовать тут всем, выполняя свою работу иработу Рикера. А он пока займется полицейскими делами. У вас ведь нет никаких возражений, я права, Фрэнсис? Ну вот и отлично. И уберитесь здесь, в конце концов. Такой бардак!

Как только за Мэллори закрылась дверь, из груди мисс Бёрд вырвался хриплый вздох, она словно обмякла. Но в ту же секунду чья-то рука легла на плечо мисс Бёрд. Цепкие, неестественно холодные пальцы сжали плечо тисками. Это была Мэллори. Сердце мисс Бёрд чуть не выпрыгнуло из груди.

Другую руку детектив протянула к окну и провела по грязному стеклу пальцем.

– Вы не могли бы вымыть еще и окна?

– Да.

Флинн, детектив из полицейского участка Гринвич-виллидж, опрашивал патрульного и заодно делал заметки в блокноте. Это был высокий темнокожий полицейский, сын своей матери, афро-американки. Только несколько веснушек на носу выдавали его наполовину ирландское происхождение. Он расплылся в улыбке, глядя, как его приятель, теперь редко расстающийся с бутылкой, неуклюже пробирается к нему через толпу.

– Отлично выглядишь, старина!

Это вряд ли. Сегодня утром Рикер не успел побриться и даже не удосужился выбрать из груды фланелевых рубашек и потертых джинсов наименее грязные. Его кожаный пиджак был распахнут, а рубашка под ним – вся в пятнах. Голова раскалывалась от похмелья. Рикер остановился поблагодарить Флинна за телефонный звонок, ведь это он сообщил ему, что кое-кому из его сотрудников может понадобиться дружеское плечо.

Только потом он направился к детской площадке в конце квартала. Этот район не входил в юрисдикцию его отдела, но проблем с полицейским, дежурившим у входа, не возникло. Тот посторонился и даже отдал честь. Конечно, Рикер стал местной знаменитостью, ведь его чуть не убили. Очевидно, никто еще не знал, что из-за вороха нераспечатанной почты его уволили из нью-йоркского полицейского департамента. Даже медэксперты, проходя мимо, останавливались, чтобы похлопать его по плечу. Труп Рикер не видел, его уже завернули в мешок, но он точно знал, что речь шла не о самоубийстве. Иначе здесь не было бы специалистов по месту преступления. Он заметил, как следователь перевернул мусорный бак и теперь копался в его содержимом, другие бродили по площадке в поисках чего-то, то и дело останавливаясь, чтобы подобрать какой-то предмет, после чего отмечали его местоположение в блокноте.

Джо сидела на скамейке возле песочницы, наклонившись вперед, длинные волосы закрывали ее лицо. Рикер присел рядом и осторожно обнял ее за плечи. До сих пор ее горб оставался необъяснимой загадкой для Рикера; у него мелькнула мысль, что, обнимая слишком крепко, он может сделать ей больно. Джо подняла на него красные, припухшие глаза: она плакала, но сейчас держалась на удивление спокойно. Наверняка для нее это было ужасным потрясением. Через некоторое время подошел детектив. Флинн – первоклассный полицейский и весьма тактичный. Рикер был уверен, что он постарается быть мягким с Джо.

Детектив присел с другой стороны и наклонился, чтобы поймать взгляд Джо.

– Мадам? Я понимаю, вы хорошо знали жертву.

– Все знали этого чудака, – вмешался Рикер. – Он шатается в квартале уже…

– Позволь ответить леди, – Флинн повернулся к Джо, пытаясь вовлечь ее в разговор. – Мадам? Что вы можете рассказать мне об этом парне?

– Его мать живет в Вермонте, – ответила Джо, – но они не виделись уже много лет.

Рикер ошеломленно посмотрел на нее: только что Джо по памяти продиктовала номер телефона женщины, живущей за сотни километров отсюда, матери этого бездомного бродяги. А сейчас уже называла другой номер, местного адвоката, который мог предоставить более подробную информацию.

Ручка детектива безостановочно скользила по бумаге.

– Адвокат? У Бродяги?

– «Заяц судится с городскими властями Нью-Йорка из-за своей ноги», – пояснила Джо. Это был заголовок статьи в одной из газет, эта же вырезка висела в офисе его брата – что-то вроде дани уважения местной знаменитости.

– Я помню это дело, – кивнул Флинн.

Даже Рикер знал, о чем речь, хоть давно отказался от газет. Из сплетен в офисе он узнавал все, что было нужно, даже больше. Судачили о том, что адвокат Бродяги из Американского союза гражданских свобод скорее защищал право Зайца умереть на улице, чем потерять ногу при операции, таким образом, получалось, что госпитализация для бедняги была опаснее уличной жизни, и это весьма устраивало местные власти. Суд, уставший от апелляций Американского союза, решил предоставить Зайцу официальное право умереть на улице, медленно и мучительно. Но этому плану не суждено было сбыться.

– Кое-что я хотел бы прояснить, – произнес детектив Флинн, листая блокнот. – Мы расспросили людей из квартала, где обитал этот бездомный. Они утверждают, что видели некую даму, с которой он неоднократно вступал в стычки на улице. Вы очень подходите под описание. Получается, что этот полоумный откровенно на вас нападает, а вы даже не пытаетесь его обойти? Вы можете это объяснить, мадам?

Джо закрыла глаза. Нет, очевидно, не могла.

Флинн подвинулся ближе, пытаясь найти контакт с Джо.

– Когда этот ублюдок бил вас, какая рука была сильней, правая или левая?

– Он правша, – ответила Джо. – И он никогда меня не бил.

– Я знаю. Он вам угрожал, – произнес Флинн, – запугивал,и вы давали ему деньги. Так утверждают очевидцы. Мадам, вы левша?

– Стоп, – прервал Рикер. – Я могу найти тебе дюжину людей, которые с радостью бы избавили квартал от этого чокнутого – навсегда. Просто пройди по улице и посчитай дома. В участке на него куча жалоб от местных жителей.

– Да перестань, – Флинн махнул рукой, давая понять, что леди не является подозреваемой и, может, Рикер все-таки не будет соваться в это дело, и они спокойно продолжат беседу.

– Посторонись, – сказал Рикер. – Ее адвокат – тот же парень, что защищал бродягу, – он выдумывал на ходу. – Теперь, когда ты знаешь, что у дамы есть адвокат, ты не имеешь права ее допрашивать.

– Она свидетель, а не подозреваемый, – возразил Флинн. – Я могу допрашивать ее хоть целый день, черт возьми.

– Нет. Она стала подозреваемой, как только ты спросил, в какой руке она держала орудие убийства. Думаю, судья согласится со мной. Ты же не хочешь, чтобы твою задницу поджарили в суде? Нет, – Рикер помог подняться Джо, она послушно встала. – А теперь, если, конечно, ты не собираешься задержать ее, чтобы выведать другие подробности, я отвезу даму домой.

Флинн удивленно посмотрел на Рикера и поднял глаза к небу. Рикер, полицейский четвертого поколения, стал поддерживать неправую сторону, и, хотя солнце, как обычно, сияло в небе, сегодня в мире что-то явно не ладилось. Выйдя за ворота детской площадки, Рикер обернулся: детектив, склонившись над скамейкой, наблюдал, как снимают отпечатки – отпечатки Джо.

Джоанна Аполло сидела на солнце у окна, не чувствуя тепла. Рикер давно ушел, и она осталась одна в своем номере в гостинице. Ее внимание привлек маленький паук на окне, несколько часов назад начавший неторопливо плести паутину. Теперь конструкция была завершена и представляла собой смертельную западню. В витиеватом, загадочном рисунке паутины попадались уродливые узелки и огромные дыры – там, где должны были тянуться аккуратные шелковые нити. В середине работы паук вдруг бросил попытки добиться симметрии. Джоанна подумала, что маленький хищник сошел с ума. Она взглянула на кота, свернувшегося на своей красной подушке: не виноват ли он в безумии паука? Но Гам был на редкость спокоен, он лениво наблюдал за ней в полудреме. Сегодня утром он казался совершенно нормальным.

Или был уже полдень?

Джоанна снова стала размышлять о причинах, побудивших паука сплести хаотичную паутину. Она где-то слышала, что нечаянный наблюдатель может подсознательно повлиять на чью-то работу.

Зазвонил телефон. Звук, казалось бы, такой обычный, был пронзительным и режущим. Когда включился автоответчик, Джоанна услышала голос ветеринарного врача – он звонил напомнить, что осмотр Гама перенесен на другое время. Словно услышав, что речь шла о нем, кот спрыгнул с подушки и засеменил к ней. Странно, но сегодня он даже не пытается к ней прикоснуться. Может, чувствует тревогу, витающую в воздухе?

Джоанна больше не обращала внимания на паутину. Она поднялась и только сейчас почувствовала, как затекли ноги. Полдня прошло впустую. Джо направилась в ванную за пластмассовой клеткой для перевозки кошек и еще не успела взять ее в руки, как Гам злобно зашипел: «Нет! Ни за что! Не пойду в клетку!»

Доехав на такси до 60-й улицы, Джоанна с истошно вопящим Гамом вошла в ветеринарную клинику. В приемной дежурила совсем молоденькая девушка. Увидев, как трясется клетка-контейнер, она вся напряглась. Кот яростно визгнул изнутри: «Замочу вас всех, ммрразь!»

Глава 4

Конференц-зал радиовещательной компании представлял собой большую комнату со стенами из прозрачного стекла. Только деньги могли создать такую сказку. На взгляд Иэна Зэкери здесь было слишком много света, от которого он постоянно прятался за темными, почти черными очками. Он сел во главе длинного стола, где по идее должны были сидеть еще тридцать директоров компании. Сегодня он был один.

Продюсер радиошоу снова не приехал. Вообще Нидлмэн никогда не появлялся на собраниях, которые Зэкери, напротив, посещал каждую неделю, чтобы наконец познакомиться с невидимкой-продюсером. Чрезвычайная стеснительность была пока что его единственным недостатком – так, по крайней мере, казалось Зэкери. Иэн Зэкери был одним из лучших, он приглашал на радио гостей, обещал, что их репутации ничто не угрожает, и никогда не выполнял обещания. Лишь одного человека ему пока не удалось затащить в студию – Джоанну Аполло.

В зал вошла личная помощница Зэкери, его новенькая жертва в длинной череде сотрудников-однодневок. Девушка поставила перед ним поднос и блаженно улыбнулась – тревожный знак. Волосы были явно не расчесаны, но что самое интересное, она пришла босиком, босиком через деловой центр города. Где она потеряла туфли и неужели это та же одежда, что и вчера? Да. Зэкери лучезарно улыбнулся: несомненно, девушка была его лучшей находкой за много месяцев. Жаль, что дольше она не продержится. Он мог с легкостью определить, когда психика подчиненного начинала страдать – в этом был его талант. Зэкери распознал нутро этой девушки еще на собеседовании, он всё прочел в ее глазах, слишком больших, слишком блестящих. Начальник отдела кадров, менее проницательный, принял ее безумную болтовню за энтузиазм.

На ее лице появилась мерзкая улыбка.

– Мистер Нидлмэн сказал, что это – ваше любимое блюдо, – она приподняла крышку с серебряного подноса, и взору Зэкери предстала щедрая порция отбивной с соусом «тартар».

– Мой продюсер? Ты с ним говорила?

– Ага, он звонил мне сегодня утром, – девушка села за стол и наклонила голову к подносу, так что ее нос оказался всего в нескольких сантиметров от еды. Она сосредоточенно вглядывалась в его тарелку.

– А мнеэтот ублюдок никогда не звонит, – произнес Зэкери и тоже уставился на свой ленч. – Что ты сделала с моей отбивной? Полила ее своей мочой? – Девушка разочарованно подняла глаза. – Извини, – он отодвинул поднос в сторону, – я испортил тебе развлечение.

Девушка оживилась.

– Мистер Нидлмэн сказал, что вчера вечером было множество звонков! – торжествующе улыбнулась она. – Слушатели были в восторге.

Очевидно, продюсер рассказал ей, что звонили в основном из-за нее. Фанаты хотели знать, уволили ее или нет, ведь шоу закончилось внезапно, когда последний звонивший сообщил о присяжном в Манхэттене. Господи, благослови этого Рэнди из СоХо. Когда список убитых присяжных долго не пополнялся, Зэкери очень переживал, что зрители заскучают и радиошоу потеряет высокий рейтинг. Иногда приходилось выезжать за счет собственного таланта, и тогда он использовал подручные средства, например, эту девушку, звукооператора. Она приобрела большой успех у аудитории как его новый объект для издевок.

– Значит, теперь ты думаешь, что в безопасности, так, детка? – он покачал головой. – Ну уж нет.

Если бы захотел, он мог убить ее одним словом. К концу сегодняшнего шоу она бы уже загнулась. А может, и нет.

– Придурок, – она взяла вилку и принялась есть мясо, на которое, очевидно, никто все-таки не мочился.

– Чумовая, – так любовно называл ее теперь Зэкери.

Девушка подняла на него глаза, словно откликнулась на собственное имя, и ухмыльнулась.

– А стекло в моей кабине пуленепробиваемое? Хоть тамя в безопасности? – поинтересовалась она.

– Пуленепробиваемое, абсолютно, – серьезно ответил Зэкери. Он лично настоял на этом, подписывая договор с крупнейшей радиовещательной компанией Нью-Йорка. В кабинетах стекла должны быть как можно толще – обязательная мера предосторожности, которой его научил случай в Чикаго. Раньше радиошоу транслировалось оттуда. Однажды вечером какая-то сумасшедшая разбила окно, чтобы добраться до него. Она порезалась, истекала кровью, чуть было не умерла, неуклюжая дура. Все это время под аккомпанемент барабанящих в дверь охранников Зэкери комментировал происходящее в прямом эфире. Шоу достигло кульминации, когда приехала бригада скорой помощи, которая привязала истекающую кровью женщину к носилкам и отправила в психиатрическую лечебницу. Затем врачи с легким сердцем попросили у Зэкери автограф.

Его теперешняя Чумовая сидела за столом, руками запихивая в рот еду. Очевидно, такое понятие, как столовый прибор, было ей чуждо.

– Может, я стану ведущей этого шоу, – сказала она, – когда тебя снимут с эфира.

– Кто меня снимет? Федеральная комиссия связи? – он пожал плечами. – Пусть попробует.

На самом деле он и сам удивлялся, почему комиссия ничего не предпринимает. Зэкери почти скучал по ежедневным визитам недовольных бюрократов, которым никак не удается закрыть ему рот. Может быть, они боятся более опытных адвокатов? Или просто устали постоянно проигрывать Американскому союзу гражданских свобод?

– Вещательная компания когда-нибудь избавится от тебя, – сказала девушка. – Рано или поздно кто-то должен подать на тебя в суд за…

– На меня постоянно подают в суд, – Зэкери удобнее устроился на стуле, закинул руки за голову. Это была его любимая тема для разговора. – Обычно возмущенные родственники убитого присяжного просто хотят отсудить немного наличных. Бухгалтеры компании приуменьшают цифры. Если собрать выручку от рекламы по всему побережью, дешевле будет расплатиться с семьями.

– Тогда до тебя доберется Косарь.

– А вот это вряд ли. Он не смог бы найти присяжных без меня и моих верных фанатов. Возможно, он один из моих самых преданных слушателей.

– А если он оставил тебя на десерт?

Зэкери кивнул, словно обдумывая этот вариант. На самом деле он спрашивал себя, почему ее способность к логическому мышлению до сих пор не пострадала. Над этим стоило поработать.

– Если ты умрешь, я могла бы заменить тебя. У меня бы вышло лучше.

–  Мечтать не вредно, – Зэк улыбнулся новой жертве своих психологических экспериментов. Надо отдать должное выносливости девушки. Она единственная осталась с ним после того, как ее ум пошатнулся. – Чумовая.

Джоанна Аполло чуть не выронила из рук кошачий контейнер. Встретить Кэти Мэллори никогда не было для нее приятным сюрпризом, но это явно уж слишком. Незваная гостья стояла на другом конце коридора и, казалось, была раздражена появлением Джо в ее же собственном гостиничном номере.

– Привет, Джо, – Рикер появился из-за плеча Мэллори.

Джоанна вошла в гостиную и поставила кошачий контейнер на пол.

– Как вы двое сюда попали?

– Точно так же, как попали в твой шкаф, – Рикер кивнул на открытый стенной шкаф, а затем перевел взгляд на Мэллори. – Она отлично обращается с замками.

Мэллори решительно направилась к дверям, не оставляя Джоанне выбора, кроме как посторониться. Выйдя в холл, она бросила взгляд на стеклянную дверь, в которую был виден лифт.

– Поторопитесь, – не оглядываясь, кинула она. – У нас от силы несколько минут.

– Иди, – закричал Рикер.

– Я позвоню из фойе, – Мэллори кинула ему мобильный и исчезла за дверью.

Положив телефон в карман, Рикер вернулся к шкафу, из которого выпотрошили практически все содержимое. Джоанна ошарашенно уставилась на опустевшие полки и ящики. Ее красный чемодан, раскрытый, лежал на полу, доверху наполненный папками и бумагами. Это явный грабеж.

– У меня не было времени тебя ждать, Джо. Мы всего на один шаг опережаем копов.

– Но ведь Мэллори – коп. И тытоже.

– Больше нет. Меня отправили на пенсию, – Рикер выдвинул очередной ящик и, перевернув его, высыпал содержимое в чемодан. – А Мэллори здесь и вовсе не было. Запомни это, Джо, когда придет Флинн.

Он вставил ящик на место и, со всей силы задвинув его, принялся за следующий. Джоанна заметила эту странную особенность с первого дня их знакомства: Рикер постоянно хлопал дверьми и словно со злости захлопывал ящики. Немного странно для такого спокойного человека, как он. Сколько же злости, должно быть, накопилось у него внутри, и как он заблуждался, думая, что хорошо ее скрывает.

– Если у тебя есть что-то компрометирующее, – сказал он, – то лучше избавиться от этого сейчас, пока…

– Компрометирующее? Ты же не поверил, что я…

– Джо, если бы я был копом, я бы задержал тебя сейчас же! – Он склонился над ящиком, рассматривая бутылки с вином – все одного года и одной марки. Это был ящик Тимоти Кида. – Горничная, что, таскает у тебя бутылки? – Рикер вопросительно посмотрел на Джо.

– Что-то вроде этого.

Ничего подобного, конечно, но когда Джоанна поняла свою ошибку, было уже поздно.

Рикер перевел взгляд на знакомую ему винную полку в конце комнаты. Джоанна никогда не снимала с бутылок ценники, и Рикер как-то завел беседу о дорогом вине, которое она предпочитала. А сейчас он рассматривал этикетки этих бутылок, которые были намного дешевле, и, тем не менее, спрятаны в ящик, подальше от горничной и от посторонних взглядов. Будучи истинным джентльменом, Рикер никак не отреагировал на ее маленькую ложь. Он просто захлопнул ящик с вином и кинул в чемодан файл с делом Тимоти.

– У полиции есть ордер на обыск твоего номера в гостинице.

– С каких это пор простого свидетеля…

– Они считают тебя подозреваемой, – закрыв чемодан, Рикер поднялся и внимательно посмотрел ей в глаза, желая, возможно, найти хоть какие-то признаки вины. – В Чикаго ты уничтожила все улики на месте преступления до прибытия полиции – та же причина смерти, то же оружие, что нашли сегодня на площадке. Этого хватило, чтобы судья подписал ордер, – он уставился на содержимое чемодана. – Такое ощущение, что убийства – твое хобби, – Рикер наклонился и поднял с пола газетную вырезку об очередной жертве Косаря. – Если бы это увидел Флинн, он бы немедленно арестовал тебя. И, кстати, он знает, что с адвокатом Зайца вы не очень ладите, но это я соврал, не ты. Так что говори поменьше. Не давай им повода задержать тебя, – он повернулся к пустому шкафу. – Можешь его чем-нибудь заполнить?

Джо поняла. Ее комнаты не должны выглядеть, словно из них только что вынесли все улики. Через минуту она уже помогала Рикеру набивать шкаф бумагами и вещами с кухни и из спальни. Когда все было сделано, в шкафу царил обыкновенный житейский беспорядок, ничего подозрительного.

– Есть что-нибудь еще? То, что не должен видеть Флинн? – Рикер внимательно посмотрел на Джоанну, и на миг ей показалось, будто он знает, что она что-то недоговаривает. По лицу Рикера невозможно было догадаться. Он всегда оставался подозрительным, словно его лицо не знало другого выражения.

– Джо, от полицейского обыска ничего не спрячешь. Бачок унитаза, осветительная арматура, все прикрепленное клейкой лентой к внутренним панелям в шкафу, – они все найдут!

Джоанна бросила взгляд на кошачий контейнер: это потайное место хорошо защищено, только когда кот свободно разгуливает по квартире.

– Нет, – соврала она. – Больше ничего нет.

Рикер посмотрел на контейнер для кошек, из которого раздавалось зловещее шипение.

– Лучше не выпускай Гама, а то Флинн выйдет из себя и пристрелит его чего доброго, – в кармане Рикера зазвонил сотовый телефон. – Это Мэллори. Они здесь, Джо. Сделай глубокий вдох и постарайся выглядеть удивленной, хорошо? – Он взял в руки красный чемодан и торопливо направился двери.

Джоанна поспешила схватиться за ручку, чтобы он снова не захлопнул дверь.

– Рикер? Зачем ты рискуешь? Если тебя схватят с… – Но он уже закрыл за собой защитную противопожарную дверь, ведущую к лестнице и лифтам. Рикер просто верил ей, вопреки полицейским принципам.

В ту же секунду открылись двери лифта, Джоанна быстро вернулась в номер и выпустила Гама, затем, подбежав к его контейнеру, достала из красной подушки несколько конвертов и сунула их в карман пиджака.

– Откройте, полиция! – раздался мужской голос.

Дверь содрогнулась под тяжелым ударом кулака.

Гам занял боевую позицию перед дверью и нетерпеливо царапал коврик, предвкушая появление незваных гостей. Кот требовал крови, сегодня у него выдался денек не из приятных, и любой, кто посмеет войти в комнату, должен будет поплатиться за это. Джоанна приоткрыла дверь, Гам тут же метнулся к щели, просунул туда лапу, пытаясь ухватить первого попавшегося.

– Можете сделать что-нибудь с котом? – детектив Флинн опасливо покосился на взбешенное животное.

– Мне нужно надеть перчатки, – сказала Джоанна, в это время Гам яростно пытался увеличить проем и нанести первый удар. – Но если хотите…

– Давайте, только быстро.

Она прикрыла дверь и достала из кармана перчатки, затем взяла кота на руки, стараясь не касаться его спины, чтобы не причинять ему боль.

– Можете входить.

Флинн распахнул дверь настежь, Гам зарычал.

– Подождите, я сейчас запру его в контейнере, – сказала Джоанна.

– Это подождет, доктор, – Флинн вошел в комнату, за ним еще три человека и женщина в форме.

Детектив протянул ей фотографию, где она была изображена на площадке в окружении полиции.

– В социальной службе узнали вашу фотографию, – сказал Флинн. – Оказывается вы тот самый психиатр,который посоветовал поместить Зайца в больницу и сделать операцию. Странно, но вы не упоминали об этом, когда отвечали на мои вопросы тогда, на детской площадке.

– Я была расстроена. Я не…

– Социальный работник говорит, вы представились тем же именем, что используете и сейчас – Джозефина Ричардс. Но нам так и не удалось найти психиатров под таким именем. Поэтому пришлось использовать ваши отпечатки, которые мы взяли со скамейки. Так мы узнали про Чикаго. Тамошние полицейские отлично вас помнят, доктор, вас и того убитого агента ФБР. Только называют вас они Джоанной Аполло, – в конце тирады Флинн протянул ей ордер на обыск.

Джоанна уставилась на документ, знакомый ей еще со времен Чикаго.

– Могу я убрать кота до того, как вы начнете?

– Не так быстро, – Флинн кивнул другому мужчине. – Проверь там.

Мужчина помладше подошел к контейнеру и перевернул его вверх дном.

– Чисто, – сказал он, тщательно осмотрев контейнер. – Двойного дна нет.

Гам выскочил из рук Джоанны, но атаковать не стал. Возможно, его смутило количество потенциальных жертв: слишком много в одном месте. Кот стоял позади нее, подозрительно глядя, как полицейские расхаживали по комнате, открывали ящики, переворачивали диванные подушки. Его уши были плотно прижаты, и он шипел, демонстрируя ряд острых, как бритва, клыков.

– Все нормально, Гам, – успокоила его Джоанна. Она прочитала ордер на обыск, который, слава богу, не касался ее личных вещей, в том числе и ее пиджака, в кармане которого лежали письма.

– Гам, – спросила женщина-полицейский, – так зовут кота?

– Да, – Джоанна повернулась на голос. Перед ней стояли две черные туфельки, аккуратно зашнурованные под отворотами брюк. – Это уменьшительное имя, а полное – Хагер-Магер, – она подняла глаза и увидела перед собой молодую женщину в фуражке.

Женщина в полицейской форме наклонилась, чтобы лучше рассмотреть животное, не обращая внимания на злобное шипение и вздыбленную шерсть. Она явно умела обращаться с кошками: смотрела коту в глаза, подражая замедленному кошачьему морганию. Кот, урча, направился к ней. – Хагер-Магер… Классная кличка!

– Просто хочу предупредить. Не…

– Все нормально. Кошки меня любят, – женщина присела на корточки.

Гам прошел мимо, потершись об ее ногу, затем развернулся и до крови укусил за руку.

– Ах, простите! – Джоанна схватила кота, пока тот не бросился на покусанную жертву вторично.

– Что за черт. Что с ним? – Женщина уставилась на свою руку – из ранок сочилась кровь.

– У него поврежден нерв, старая рана, – Джоанна поспешила засунуть Гама в контейнер, орудуя двумя руками в перчатках. Тот яростно размахивал лапами с выпущенными когтями, царапался и кусался, в общем, делал все, чтобы не дать двери контейнера закрыться. Наконец его маленькая мордочка появилось в решетчатом окне темницы. Гам рычал громче любой собаки.

Джоанна глянула на окровавленную руку полицейского.

– Пойдемте, я вам помогу, – сказала она и направилась в ванную. – Это быстро.

В ванной Джоанна прислушалась к звукам, доносящимся из гостиной. Открывались ящики, какие-то предметы падали на пол, кот истошно орал, шипел и рычал. Открыв ящик под раковиной, она нашла аптечку первой помощи и достала антисептическое средство.

– Будет щипать, – Джоанна взяла руку женщины в свою и обработала ранки. – Укусы неглубокие, поэтому шрамов не останется.

Джоанна перевязала ей руку и пошла за своим врачебным кожаным саквояжем. Оттуда она извлекла несколько листов бумаги, с медицинской печатью напротив имени врача – ее собственного имени.

– Я пропишу вам антибиотик для местной терапии и еще один в виде таблеток. Укусы животных могут быть инфекционными. – Заполнив рецепты, Джоанна вырвала листки и протянула женщине.

Та удивленно на нее уставилась.

– Я думала, вы психиатр, – произнесла она, видимо, сомневаясь, легально ли все это.

– Я была психиатром, – ответила Джоанна, – поэтому у меня есть еще и медицинская степень. – Извините за кота, я пыталась вас предупредить о…

– А с ним нельзя ничего сделать? Операцию, например?

– Ему делали операцию. Ветеринар удалил нерв, чтобы Гам больше не чувствовал боли, но он слишком долго с этим жил еще до того, как я его нашла. Теперь он ощущает лишь воображаемый нерв, но боль остается реальной. Кот немного ненормальный. Подходящее животное для психиатра, как вы считаете?

– И вы все равно его взяли? – Восхищение этой любительницы кошек казалось искренним.

– Да, я его взяла. Никому другому он не нужен, поверьте, – Джоанна направилась к двери.

– Постойте, доктор Аполло, – женщина протянула ей второй ордер на личный досмотр. – Прошу прощения, – сказала женщина, натягивая медицинские перчатки.

Значит, этот досмотр будет оченьличным. Джоанна даже знала унизительный порядок: сначала оральный, затем вагинальный и анальный.

– Вам придется снять одежду, – женщина дотронулась до воротничка ее джинсового пиджака. – Я помню его, – затем опустила глаза. – Эти джинсы были на вас сегодня утром, да?

Джоанна кивнула. Она сняла пиджак, затем стянула через голову рубашку, мельком увидев себя в зеркале. Без одежды ее тело приобретало еще более ужасающий вид: спину покрывали кубики мускулов, врезающихся в уродливый горб. Молодая женщина в полицейской форме отвернулась, явно не в восторге от увиденного. Джоанна, не поднимая глаз, сняла джинсы. Расстегнув лифчик, она почувствовала, как от унижения краска залила лицо. Ее бросило в жар.

– Можете оставить белье, – женщина сняла перчатки, сжалившись над Джоанной. Сегодня унизительного осмотра не будет.

– Спасибо, – произнесла Джоанна.

Женщина кивнула.

– Но если кто-нибудь спросит…

– Я поняла. Скажу, что осмотр был доскональным.

– Я даже не знаю, зачем детектив приказал его сделать. Флинн говорит, мы ищем только документы. Письма, записи и все такое.

Джоанна кивнула. Эти вещи она уничтожила в день, когда убили Тимоти Кида.

Женщина проверила карманы пиджака, в одном из них лишь недавно лежало несколько писем. Но все, что она нашла, был жетон на метро и немного наличности. Все это она вручила Джоанне.

– Мы забираем вашу одежду, вы потом получите квитанцию. А пока можете надеть вот это, – она кивнула на банный халат, висевший на двери.

Джоанна завернулась в халат, глядя, как ее носки и ботинки исчезают в пластиковом пакете. Босиком она проследовала за женщиной обратно в гостиную, где Гам все еще шипел, а полицейские проверяли диванные подушки на наличие подозрительных уплотнений. Все ящики были выпотрошены на пол. Один полицейский забрался на стол, чтобы отвинтить настенное бра. Полировку стола уже вряд ли можно было спасти.

Детектив Флинн стоял возле шкафа, в который Джоанна с Рикером набили различные финансовые бумаги, чтобы не оставлять подозрительно пустым. Он тихо присвистнул, очевидно, обнаружив ее счет ценных бумаг и годовой доход. Теперь начнутся вопросы по поводу ее нынешнего места работы и нездорового интереса к местам преступлений. Ведь у нее есть средства, нет необходимости зарабатывать себе на жизнь. Кроме того, она живет в гостинице, а все, что эти люди могут себе позволить на зарплату государственных служащих, – это снимать маленькие тесные квартирки.

Да, ей придется ответить на множество вопросов.

Женщина указала ей на деревянный стул, который словно специально принесли сюда с кухни, чтобы она не чувствовала себя комфортно. Джоанна присела на жесткое сиденье и плотнее завернулась в халат. Сыщики сновали вокруг нее, избегая смотреть ей в глаза. Они вели себя так, словно она какая-нибудь лампа или стол, попавшийся им на пути. Детектив Флинн принес еще один стул, на этот раз с мягкой расшитой обшивкой. Он повернул его спинкой к Джоанне и сел верхом, положив руки на спинку. Ему, кажется, было очень удобно, а Джоанна, наоборот, вся съежилась. Она поняла, зачем детектив потребовал полного личного осмотра, осмотра всего ее тела. Такое испытание сводит на нет самооценку любого подозреваемого. Никаких личных обид,теперь она поняла и это.

На этот раз допрос будет отличаться от тех, к которым она привыкла в Чикаго. Детектив не собирался забирать ее в участок, гостиничный номер подходил идеально: здесь не было назойливых адвокатов, которые бы опротестовали подобное обращение с ней и с ее личными вещами, письмами и…

Женщина в полицейской форме стояла в коридоре, который вел в ванную комнату, держа в руках пару балетных тапочек из черной лакированной кожи с металлическими вставками на носках и пятках. Образ горбуньи-танцовщицы никак не укладывался в ее голове, и она пыталась поймать взгляд Джоанны, чтобы та объяснила ей смысл этих вещей.

Джоанна только пожала плечами, словно говоря: «Старые мечты. У кого их нет».

В одиннадцать лет деформация грудной клетки стала настолько очевидной, что появляющийся горб больше нельзя было списать на плохую осанку. Танцевальные занятия остались в прошлом, в тугом тяжелом корсете невозможно было, как прежде, порхать по классу, уставленному зеркалами. В своей кольчуге она не могла больше делать упражнения.

Женщина в полицейской форме закрыла коробку с детской мечтой Джоанны и, вернувшись в гостиную, возобновила обыск.

Джоанна повернулась к детективу Флинну. Все в этом человеке: осанка, взгляд – свидетельствовало о безграничности его власти. Своим видом он, казалось, говорил: «Сдавайся, ты проиграла, теперь ты в моей власти».Джоанна поежилась, она чувствовала себя такой маленькой здесь, в своем номере, здесь больше не было ничего, что принадлежало ей, теперь они были хозяевами, а она – лишь гостем.

Глядя, как один из полицейских открыл ящик с вином, Джоанна затаила дыхание. В ванной кто-то копался в ее медицинском ящичке. Они найдут все ее обезболивающие средства, таблетки, помогающие ей заснуть, и другие, наоборот, бодрящие. Как они отнесутся к такому количеству транквилизаторов для животных? Они запишут, какой пастой она пользуется, найдут нижнее белье с каплями крови, покопаются в корзине с грязным бельем, затем найдут тампон в мусорке. Прекрасный образец ДНК. Возьмут ли они его в качестве улики?

И что напишут на пакетике? У леди менструация?

Джоанна спрятала голые ноги под стул.

– Что вам нужно?

Флинн смотрел мимо нее, словно заинтересовавшись картинами на стене.

– Мало кто из рядовых граждан бывает на месте преступления хотя бы раз в жизни, – он посмотрел на Джоанну. – Но вы, леди,нашли уже два трупа! – его голос сорвался на крик. – Тело агента ФБР в Чикаго и теперь вот этого бездомного идиота сегодня утром, – он резко наклонился к ней, заставив Джоанну отшатнуться. – Этого бы мне вполне хватило, но у обоих трупов еще и перерезано горло. Копы из Чикаго признались мне, что перед тем, как позвонить 911, вы устроили в корзине для бумаг небольшой пожар, уничтожили все записи о пациенте. И все это время в соседней комнате от потери крови умирал человек.

– Он был мертв, когда я нашла его.

– Вам прекрасно удается сохранять спокойствие, даже когда на вас оказывают давление, верно, доктор?

Нет, сейчас она была более уязвима.

– Итак, доктор Аполло, может, хватит пудрить нам мозги и…

– Сэр, – один из полицейских подождал, пока детектив обратит на него внимание, затем продолжил, – придется остановить допрос. Какой-то человек в холле говорит, что…

– Стоп! – Флинн поднял руку наподобие уличного патрульного и полицейский замолчал. Флинн повернулся к Джоанне. – Черт, вы позвонили адвокату, так? Вы знали,что мы придем. Кто вам сообщил, доктор? Рикер? – не дожидаясь ответа, он снова повернулся к полицейскому, – Найди этого ублюдка, Рикера, и приведи сюда. Быстро!

– Постойте, – произнесла Джоанна. – По поводу этого человека в холле, – она достала из кармана халата деньги, которые переложила сюда из джинсов. – Здесь около пятидесяти долларов. Я готова на них поспорить, что это не адвокат. Делайте вашу ставку или заткнитесь, детектив.

Но Флинн уже убедился, что никто не сболтнул Джоанне о предстоящем визите полиции, человек из холла стоял теперь в дверях, демонстрируя всем значок ФБР.

– Привет, Джоанна, – сказал специальный агент Марвин Аргус и любезно кивнул полицейским, снисходительно улыбаясь.

Ему понадобилась всего одна ночь, чтобы выспаться, и вот былое высокомерие опять при нем, как и самоуверенность, которая всегда раздражала Джоанну. По природе Джоанна была пацифисткой, но каждый раз, когда она видела этого человека, у нее возникало желание свернуть ему шею. Похоже, на этот раз она была не одинока в своем желании. Аргус работал в чикагском бюро, поэтому все эти люди были ему незнакомы, но в каждом лице, повернутом в его сторону, читалась явная враждебность и замешательство. Видимо, они впервые столкнулись с женоподобным натуралом.

– Так кто из вас Флинн? – он ухмыльнулся на злобный взгляд детектива, сидящего с Джоанной. – Вы? В общем, это дело теперь мое. Если хотите, можете проверить у начальства, я не обижусь. Но в любом случае, допрос окончен. И все вещественные доказательства теперь мои.

Джоанна, не замеченная никем, поднялась со стула и направилась к контейнеру. Именно там, запирая Гама, она ловко спрятала письма из рукава своего пиджака. Не было ни малейшего повода опасаться, что эту вещественную улику обнаружат. Джоанна открыла дверь контейнера, откуда стремительно выскочил Гам. Нет, скорее он выскочил пулей,чуть ли не пролетев по комнате, словно она нарочно нацеливала его на специального агента Марвина Аргуса.

Всего несколько минут спустя Джоанна снова стала хозяйкой в своем номере, ее саму и ее вещи наконец оставили в покое. Закрыв дверь за непрошеными гостями, она посмотрела на Гама, который спокойно обнюхивал разбросанные по полу бумаги и одежду. В сердцах полицейских кот стал просто героем, а бедному окровавленному агенту ФБР даже не предложили первой медицинской помощи.

Странно, но этот визит оказался даже полезным – обнадеживающим и информативным. Детектив из Нью-Йорка мог оказаться довольно грозным оппонентом, но теперь Флинн официально был снят с расследования. Чикагская полиция не удосужилась поделиться с ним информацией, он привесил ей всего два убийства. Очень скромно.

Глава 5

С несчастным видом Рикер вошел в ресторан Гринвич-виллидж. Сюда его привело настойчивое приглашение звезды нью-йоркского полицейского департамента, всеми уважаемого капитана в отставке. До сих пор старик пытался контролировать жизнь своих детей, держал их в ежовых рукавицах и отмечал каждый их проступок. Брат Рикера, Нэд, всегда был примерным сыном, он редко заслуживал такого пристального внимания со стороны отца, а вот Рикер в его глазах обладал сомнительной репутацией.

Старик до сих пор не простил Рикеру его мальчишеский побег в Мексику. Последний отсутствовал целое лето, наслаждался свободой от бесконечных претензий отца, а потом наконец вернулся домой, в Бруклин, грязный, в изорванной одежде, с длинными волосами и первой мальчишеской бородкой – довольно дерзко с его стороны, зная вспыльчивый нрав отца. Однако тот встретил его в дверях гробовым молчанием и ни слова не проронил за весь день. Много лет спустя Рикер нечаянно обнаружил незапертый ящик в столе отца, что его чрезвычайно удивило, ведь тот хранил там самые дорогие его сердцу вещи – полицейский значок и оружие. Но на этот раз там оказался еще один предмет – открытка, которую Рикер послал домой из Мексики, единственное доказательство того, что отец скучал по нему и, возможно, даже любил его.

Отставной капитан сидел за угловым столиком, над которым суетливо порхал бармен, собственноручно разливая виски. Видимо, он не рискнул доверить такого важного гостя официантке. В свои семьдесят с лишним отец сохранил офицерскую выправку, волосы на голове остались такими же густыми, но побелели. В черном костюме и галстуке он выглядел почти сурово, как и в шелковой одежде, которую носил, будучи полицейским детективом. Подойдя ближе, Рикер заметил, как шевелятся его губы, очевидно, он репетировал очередную нравоучительную лекцию. Как правило, лекция состояла из пары-тройки слов. Отец сопровождал их разочарованным взглядом, передающим главную мысль.

Рикер знал, что отец не простит ему то, что его подстрелили, как жалкого котенка, и то, что он не стал оспаривать свой принудительный уход на пенсию. Для этой встречи могла быть и еще одна причина, если бы он узнал, что кое-кто из его сыновей совершил сегодня преступление. Это было вполне вероятно, зная его информационные каналы. Судорожно соображая, как выпутать Мэллори из истории с обыском, Рикер свернул за стойку и только теперь увидел, что отец не один. Напротив сидел человек, также в костюме: одна штанина была разорвана.

Неужели Гам? Ну конечно!

У Рикера дома тоже где-то валялись джинсы с такими вот отметинами от когтей. Однако перевязанная рука человека гораздо красноречивей говорила о его недавнем визите в гостиницу «Челси». Черт, Джоанна.Он же предупреждал ее, никаких фокусов с полицией. Человек сидел спиной к Рикеру, но, скорее всего, он был из отдела Флинна.

– Сэр? – вот все, что сказал Рикер отцу в качестве приветствия, зная нелюбовь старика к лишним фразам. Иногда было достаточно просто кивнуть.

Отец представил Рикера своему гостю без лишних слов, назвал имя и звание, затем наступила очередь гостя:

– Специальный агент Марвин Аргус, ФБР.

Тот самый человек, который приходил вчера к Джо. Рикер ни за что бы не принял его за федерального агента. Никогда еще ему не приходилось видеть федерала с девичьей челкой.

Агент ФБР подвинулся, чтобы освободить Рикеру место рядом с собой.

– Так, значит, это вы – герой-полицейский. Слышал, что вы ушли из правоохранительных органов.

– Это не окончательно, – поспешил вставить отец, решив таким образом положить конец пустой болтовне. Он наклонился немного вперед, давая понять, что теперь можно перейти к делу.Наблюдая за напряженным лицом старика, Рикер понял, что и тот находится здесь против воли. Что-то с этой встречей было нечисто. Этот агент из федерального бюро расследований явно не вызывал у отца симпатии. Рикер спрашивал себя, сколько же старых долгов пришлось припомнить, чтобы заставить отца сыграть роль приманки для этой встречи.

– Речь пойдет о вашей сотруднице, Джоанне Аполло, – произнес агент Аргус. – Вернее, простите, вам она больше известна под именем Джозефины Ричардс. Кстати, я так и не узнал вашего имени.

Проигнорировав вопрос и вежливо пройдя мимо предложенного места, Рикер уселся рядом с отцом на другой стороне стола. Теперь, когда позиции были четко обозначены, Рикер видел, как агент мысленно отступает, пересматривая свою тактику.

Отец почти улыбнулся. Почти.

Улыбка Аргуса показалась Рикеру немного натянутой.

– Если вы думаете, что я здесь из-за сегодняшнего инцидента на детской площадке, – произнес он, – то вы ошибаетесь. – Ожидая хоть малейшего интереса со стороны собеседников, Аргус теребил запонку. Отец Рикера терпеливо постукивал костяшками пальцев по столу. – Я расследую убийство агента ФБР Тимоти Кида, – наконец выпалил он. – Джоанна имеет отношение к этому делу. Хотя вы, наверное, уже знаете об этом.

Ты гадаешь.

– Я не знаю подробностей ее жизни, – покачал головой Рикер. – Дама очень скрытная. Так, значит, она пришила федерала, да? – спросил он более легким тоном и повернулся к отцу, чтобы не упустить его улыбку.

Сядь прямо,говорили холодные серые глаза старика. Еще одна такая шуточка и…

И Рикер действительно выпрямился – привычка, выработанная еще с детства, когда каждый день за столом ему делали замечания по поводу его осанки. За долгие годы он научился понимать каждый взгляд, брошенный в его сторону отцом. Уже с более серьезным видом Рикер повернулся к человеку из ФБР.

– Чего вы хотите? – спросил он.

– Немного вашего времени, – Аргус откинулся на красную кожаную спинку сиденья. – Позвольте, я расскажу вам об этом убитом агенте, хороший парень был. Но только между нами, ладно? – Он помедлил, блеснув улыбкой. Как будто он все еще пытался установить доверительные отношения. – Тимми всегда казался мне немного странным, но под конец у него определенно снесло крышу. Но думаю, он бы вам понравился. Отличным был следователем, лучше всех, наверное.

Постепенно Рикер узнал, что у покойного Тимоти Кида было чрезвычайно тонкое чутье, он мог определить, виновен человек или нет; за произнесенными словами постоянно чувствовал недосказанность, находил логические связи в кажущейся сумятице и скрытых мыслях других людей. В последние несколько недель до смерти Кид был подвержен психозу, или паранойе, подозревал всех и вся.

– Ах, Тимми, – произнес агент Аргус, – ненормальный идиот. Предупреждения об опасности он угадывал в воздухе. И был очень ловок, сукин сын, ловко скрывал от нас симптомы паранойи. Психиатрическую проверку прошел запросто. Но потом его рапорты стали немного походить на фантастические рассказы. Его начальник не докладывал об этом: не хотел потерять отличного сотрудника, отдав его на растерзание психиатрам. Что ж, пришлось уволить начальника за некомпетентность, а потом мы попробовали помочь Тимми с его… проблемой. Если бы только мы узнали раньше, возможно, он был бы сейчас жив.

Рикер понял, что рассказ о таких очевидных промахах, допущенных ФБР, должен был, по мнению Аргуса, их сблизить, как полицейского с полицейским, так сказать. Но Рикер слишком ценил в себе мужское начало, чтобы испытывать симпатию к человеку с такой прической.

После этих откровенных речей авторитет Аргуса в глазах отца совсем упал. Теперь старик смотрел на него с откровенным презрением, как на человека, не имеющего никаких принципов. Выносить сор из избы – недостойное занятие для служителя закона, в этом отец Рикера был твердо убежден.

– В общем, – произнес агент, – мы подыскали для Тимми психиатра с интеллектуальным уровнем выше, чем у него самого, чтобы он не смог ничего больше скрыть. Доктор Джоанна Аполло считалась лучшим и самым высокооплачиваемым психиатром в Чикаго, а теперь она вдруг стала уборщицей на местах преступлений, – Аргус самодовольно хмыкнул. – Да уж, это должно показаться вам интересным. Она назвала Тима одаренным параноиком; разумеется, уже послетого, как его убили. Мы считаем, что она утаивает какие-то сведения.

– И вы хотите, чтобы я за ней шпионил, – заключил Рикер, выжидающе глядя на Аргуса. Такое предложение было вполне предсказуемым. Тридцать сребреников, и я ваш? Не дождетесь.

– Да перестаньте, – Аргус махнул рукой. – Мне просто нужна ваша помощь. Тим, конечно, непревзойденный полицейский, но вы и сами были неплохим копом. Я читал отзывы о вас в специальном криминалистическом отделе. Вы отлично работали. Просто стыдно списывать такие таланты. Вы нужны ФБР в этом деле, – он заискивающе улыбнулся, как мужчина мужчине. – Я, конечно, не прошу вас лечь в постель с горбуньей.

Рикер сжал кулаки – предупреждение, что Аргус перешел черту и может потерять остатки расположения.

Улыбка агента мгновенно исчезла. Он замолчал, видимо, почувствовав перемену настроения.

– Я хочу, чтобы вы поняли, – уже более серьезным тоном начал он, – маньяк затеял игру, которая плачевно закончилась для Тимми. Он может захотеть сыграть с вами, и уверяю вас, счет будет не в вашу пользу, вы можете откинуть копыта.

Рикер кивнул, отлично все понимая. Агент хотел выставить его трусом в глазах отца, посмей он отклонить предложение. Аргус совершенно точно был безнадежен в своих суждениях о людях. Отец сидел молча, напряженно сжимая и разжимая кулаки. В одном сейчас их мнения совпадали: врезать бы этому придурку да по первое число.

– А что касается убитого бродяги, – сказал Аргус, – того, что нашли сегодня утром. Я так понял, что у Джоанны были с ним постоянные стычки. И хотя она могла выбрать себе другой маршрут и благополучно обойти бродягу, она этого не делала. Должно быть, это показалось вам любопытным. Тогда вы раскопали ее досье и нашли похожее убийство, убийство Тимоти Кида, правильно?

Снова предположения или тонкий намек на работу Кэти Мэллори?

– Сегодня утром, – произнес агент Аргус, словно угадав его мысли, – нашу базу данных пытались взломать дважды, из разныхмест. Сначала это был детектив Флинн, главный по делу об убийстве бродяги, но у него ничего не вышло, он использовал вымышленное имя Джоанны, и это привело к панике в ФБР. А вот второй развзломщик не использовал ни ее вымышленного имени, ни даже пароля. Этот хакер просто проник в базу данных и узнал все, что было нужно. Отличная работа, Рикер. Я впечатлен. Наверное, вы проделали это в своей старой квартире, в СоХо; очень удобно – за пустым столом с компьютером.

Теперь стало очевидно, что Аргус и не думал выходить на след Мэллори, которая вообще редко оставляла следы. Для своих утренних рейдов она никогда не использовала компьютер в участке. Бедняга Аргус и не догадывался, сколько раз в неделю Мэллори копалась в их базе данных.

– Ну да, это был я, – пожал плечами новоиспеченный компьютерный гений Рикер. – Один ноль в вашу пользу, Аргус, – произнес он и повернулся к отцу посмотреть на его реакцию. Тот явно одобрительно отнесся к этому незаконному взлому, означавшему, что его сын все еще рассуждает как полицейский.

Постучав по столу, Аргус попытался снова привлечь внимание Рикера.

– Так вы поняли, Рикер? Три раза в неделю Джоанна сталкивается с этим бездомным идиотом на улице, пытается избежать ударов, привыкая к тому, что на нее нападают. И зачем? Потому что она не знает, когда убийца нашего агента придет за ней. Тим не знал. А вчера вечером бродяга снова поджидал ее на тротуаре, раскидал какую-то дрянь на асфальте, и Джоанна поскользнулась.

Ни в каких свидетельских показаниях об этом не говорилось. Если бы детектив Флинн был в курсе, он непременно упомянул бы об этом во время допроса на площадке. Рикер знал его тактику: открыто высказывать все подозреваемому, ни на минуту не ослабляя нажима. Тогда как Аргус узнал о падении Джоанны? Следил за ней, используя в качестве наживки для серийного убийцы? Аргус еще ни словом не обмолвился о Косаре. Это тоже было любопытно.

– Значит, вы подозреваете кого-то из пациентов доктора? – поинтересовался Рикер. – И думаете, что он хочет убить Джо до того, как она скажет его имя? – это могло быть очевидной причиной, почему ФБР следит за ней.

Марвин Аргус улыбнулся, словно говоря: «Теперь ты улавливаешь суть».И по этой улыбке Рикер понял, что все как раз наоборот – его провели.

– Значит так, – Аргус легонько хлопнул по столу ладонью, – нам нужен свой парень, кому бы Джоанна полностью доверяла. Если вы с ней действительно в дружеских отношениях, она может нечаянно проговориться, сказать что-нибудь важное.

«Осведомитель – низшее существо на земле»– говорил взгляд отца. Старик ждал ответа. Сможет ли его сын опуститься до этого, превратиться из первоклассного детектива в шестерку?

– Это ради ее же блага, – произнес Аргус. – Доктор Аполло покинула программу по защите свидетелей.

– Вот где вы облажались, – сказал Рикер. – Убийца следит за вами, пока вы следите за ней. Бьюсь об заклад, он потешается над вами каждый день. Только зря потратили время на слежку за ней. Так его не поймать.

– Никакой слежки за Джоанной не было. Мы даже не знали, где она, пока кто-то не взломал базу данных.

– Да ладно, Аргус. Сами только что сказали, что федералы следили за ней вечером накануне убийства Зайца, – Рикер надеялся, что агенту долго придется ломать голову над тем, где именно он допустил промах.

Поднявшись из-за стола, Рикер кивнул отцу, который не переносил любого проявления семейных чувств, в том числе эмоциональные приветствия и прощания. Потом он повернулся к агенту ФБР:

– Поищите кого-нибудь другого, здесь я вам не помощник.

Уже у дверей Рикер обернулся и увидел, как по лицу старика скользнула тень улыбки – наконец-то.

Дверь за ним захлопнулась, и он снова оказался на тротуаре. Мимо проехал старенький «седан», бабахнув выхлопной трубой. И хотя Рикер вполне мог отличить этот звук от выстрела, его охватила внезапная паника. Ноги онемели, каждый мускул напрягся, в груди стало тесно, словно не хватало воздуха. Рикер начал задыхаться. Мимо по тротуару проходили люди, но он не мог ни раскрыть рта, ни сдвинуться с места, руки налились свинцом и беспомощно висели. Прохожие не замечали ничего странного: просто стоит человек посреди улицы, на лбу испарина, хоть и день довольно прохладный. Только в его глазах застыл ужас и безмолвная мольба: «Помогите».Но никто не заметил, что его грудь не расширяется и не сокращается при дыхании, что он умирает.

Внезапно паралич прошел. Легкие наполнились кислородом, ноги снова стали послушными, и он зашагал по тротуару уверенной походкой, которая противоречила его собственному представлению о себе как о калеке.

Уже в холле Рикер встретил Чарльза Батлера, как всегда, одетого с иголочки. Однако вместо пиджака сегодня на нем был жилет – такую небрежность в одежде он мог позволить себе только в неофициальной обстановке. Пряди светлых волос ниспадали до плеч, и, хотя Чарльз обладал феноменальной памятью, он частенько забывал о том, что записан на прием к парикмахеру. Но это не самая примечательная его особенность. Чарльз сам однажды описал себя, как внебрачного сына Сирано и пучеглазой лягушки. Хотя у него были довольно большие веки, голубая радужная оболочка почти сливалась с глазными белками, отчего его взгляд всегда казался удивленным, словно любое сказанное слово приводило его в восторг. Да, и еще носнапоминал огромный клюв. Чарльз сел за стол, выполненный под старину, как, впрочем, вся мебель в «Батлер и Компания», кроме, может быть, дивана, сделанного на заказ специально для такого верзилы, как Чарльз: сто девяносто пять сантиметров роста – это все-таки не шутка. Сейчас Чарльз еще глубже опустился в кресло, потому что, даже сидя, он заметно возвышался над человеком обычного роста, а это, по его мнению, противоречило правилам этикета. Другие его особенности включали необыкновенно высокий интеллектуальный уровень и удивительную щедрость.

Будучи домовладельцем, Чарльз сократил для Рикера арендную плату за квартиру, мотивировав это тем, что в доме нужен полицейский и что сам он будет чувствовать себя в большей безопасности, когда в доме живет представитель закона. Рикер никогда не верил в эту басню, прекрасно зная своего друга, к тому же Чарльз мог сам уложить кого угодно с первого удара. Но это не соответствовало его характеру. Среди великанов он был самым мирным. Зато в доме жил еще один полицейский, бывший патрульный, теперь управляющий дома. Частенько появлялась там и молчаливая напарница Чарльза, Мэллори, с ее завидными познаниями в охранных сигнализациях и самых современных замках. Наверное, этот дом был самым безопасным зданием во всем Нью-Йорке. Дешевая арендная плата была щедрым подарком под мифом о необходимости в доме полицейского. И все это выдумал Чарльз, человек настолько честный, что, когда ему приходилось говорить неправду, он неизменно краснел.

Но Рикеру больше некуда было пойти.

О возвращении в старую бруклинскую квартиру не могло быть и речи, она слишком часто грезилась ему в ночных кошмарах. Поэтому еще в больнице он вручил ключи от квартиры первому встречному с просьбой взять оттуда все, что понравится, все, кроме запаса хорошего виски на черный день. И этот день пришел.

– Мэллори заходила?

– Сегодня нет, – ответил Чарльз. – Она в последнее время что-то занята.

– Хочешь сказать, на основнойработе?

– Ну да. Если и забегает, то поздно вечером – издержки работы в двух местах.

Дополнительный источник доходов Кэти Мэллори был незаконным, так как полицейским запрещалось использовать свои навыки в частных расследованиях. Рикер отлично понимал, зачем Мэллори нужна квартира в этом доме – чтобы устроить там частный офис, где можно без опасений хранить любимые игрушки. Чтобы пользоваться или даже иметь хотя бы одну из этих дорогостоящих новинок техники, требовался специальный ордер. К счастью, Чарльз являлся ярым луддитом, он не доверял новым электронным чудесам техники, а полагался на старые проверенные методы, и он, конечно, думал, что Мэллори использует свои штучки в благородных целях – чтобы собирать информацию на подозрительных клиентов Компании.

Начальник Мэллори в специальном криминалистическом отделе также заблуждался на ее счет. Лейтенант Коффи продолжал делать вид, будто Мэллори подчинилась его прямому приказу и разорвала все отношения с фирмой «Батлер и Компания». Вместо этого она превратилась в теневого партнера и таким образом завуалировала свой финансовый интерес к этой небольшой фирме элитных охотников за талантливыми мозгами. Офис был надежно защищен от проверок. Лучшего места, чтобы спрятать чемодан, Джо и не найти. Если бы Флинн что-то заподозрил, он бы перевернул весь город, чтобы найти пропавшие улики, и начал бы с квартиры Рикера. Но больше это не представляло угрозы. Как и предполагала Мэллори, дело об убийстве Зайца досталось ФБР, а федералы не отличались таким упорством, как Флинн.

– Думаю, ты захочешь забрать кое-что, – Чарльз подошел к шкафу и достал с верхней полки красный чемодан, подняв его, словно тот ничего не весил. Было бы естественным спросить, почему, вместо того, чтобы оставить чемодан у себя в квартире, Рикер отдал его на хранение Чарльзу, но постоянное общение с Мэллори научило Чарльза не задавать лишних вопросов. Вместо этого он сказал:

– Миссис Ортега расстроится, что не застала тебя. Она все время о тебе спрашивает.

Очень трогательно, но Рикер недоумевал: горничная Чарльза, миссис Ортега, предпочла бы скорее умереть, чем признаться, что беспокоится за Рикера, ведь он был ее любимой мишенью для язвительных замечаний.

– Скажи, что я передавал ей привет.

– Ладно, – произнес Чарльз. – Тебя почти не видно в последнее время, хоть мы и живем в одном доме. Все в порядке с отоплением, горячей водой?

– Нет, все отлично, – Рикер поднялся, собираясь уйти. У него возникло такое чувство, что его старый друг изучает его, пытаясь найти тревожные признаки неадекватности или плохого самочувствия, вызванного ранениями. Потом Рикеру пришла в голову мысль, что человек со степенью доктора психологии может оказаться весьма полезным. – Знаешь, может быть, ты помог бы мне с одним дельцем, если у тебя есть несколько минут.

– Конечно, – Чарльз расплылся в улыбке, отчего лицо его приобрело довольно глупое выражение, но он весь светился счастьем. – Я в твоем распоряжении.

Рикер снова опустился в кресло.

– Это насчет паранойи, – он заметил беспокойство в глазах друга и поспешил добавить: – Я не о себе. Речь пойдет об одном человеке. Ведь ты ищешь людей со своеобразными умственными способностями, а как насчет паранойи? Развитая форма, последняя степень. Могут ли при таком заболевании проявляться полезные таланты?

Слава богу, Чарльз имел обыкновение воспринимать всерьез даже самые глупые идеи.

– Ну попытаюсь объяснить это с точки зрения психиатрии, – произнес он после некоторых раздумий. – Было бы неэтично поощрять склонность к паранойе. На рынке труда вряд ли найдется место для психически нездоровых сотрудников, – своих клиентов Чарльз считал немного эксцентричными, только и всего.

Рикер придерживался другого мнения. Претенденты на рабочие места от фирмы «Батлер и Компания» обладали редкими талантами и высоким интеллектуальным уровнем, по достоинству оцененным научно-исследовательскими центрами и правительственными организациями. Эти люди часто были без пяти минут сумасшедшими, что четко свидетельствовало о глубоком понимании этим человеком анормальной психологии.

Склонив голову набок, Чарльз, видимо, еще раз обдумывал вопрос друга, а может, просто не хотел его разочаровывать.

– Ну какое-топрименение эти склонности могли получить. Например, если этот человек работал в опасном окружении, чрезмерная паранойя могла помочь ему выжить.

Рикер ожидал чего-то подобного. Жители Нью-Йорка, не выказывающие признаков беспокойства или нервозности, в конце концов, оказывались в полицейских списках убитых и раненых. Любое проявление паранойи считалось здоровым признаком, ведь это заставляло людей остерегаться незнакомцев и избегать опасных улиц. Но у агента Тимоти Кида также были налицо признаки паранойи. Увы, они не помогли ему выжить в Чикаго, городе с довольно низким уровнем преступности.

– Ладно, предположим, этот человек – агент ФБР, выслеживающий серийного убийцу. Паранойя могла бы помочь ему при допросах подозреваемых?

– Вероятность мала, – ответил Чарльз. – Но это возможно,если паранойя отражается на его поведении, что обычно и случается. Его подозрительность могла повлиять на человека, которого он допрашивал, подозреваемый, например, стал бы невольно проявлять признаки беспокойства – это показывало бы, что он врет. Человек, страдающий паранойей, сразу бы это заметил, может быть, даже на подсознательном уровне. Однако здесь необходимо учесть и еще кое-что. Восприятие действительности у параноика в корне отличается, к примеру, от нашего с тобой. Он воспринимает всерьез информацию, которой мы не придали бы значения. Это минус в твоей теории. Такие люди иногда видят то, чего не существует.

– Значит, паранойя не смогла бы ему помочь при поискепреступника?

– Думаю, нет. Для него все люди – потенциальные подозреваемые, это только рассеивает внимание и усложняет дело.

Тогда зачем Марвин Аргус трудился, выдумывая талантливого параноика?

Рикер поднялся со стула и взял красный чемодан Джо. По крайней мере, у него был исчерпывающий ответ на вопрос, который действительно имел значение: Мэллори действительно не приходила сегодня в офис, а значит, содержимое чемодана все еще оставалось нетронутым. В отличие от Марвина Аргуса, Чарльз Батлер не смог, да и не стал бы ему врать. Мэллори упустила шанс порыться в бумагах Джо за его спиной – такой промах был не в ее стиле, и это еще больше убедило Рикера в том, что она с ним играет.

Глава 6

Прощайте, все современные охранные системы, которыми оборудована его новая квартира. Как только Рикер открыл дверь, он сразу понял, что у него в доме незваные гости. Грязная одежда больше не валялась по углам, а была аккуратно уложена в плетеную корзину. У окна, спиной к нему, стояла миниатюрная женщина, энергично протирая окна.

– Что ты тут делаешь?

– Не видишь разве? – ответила миссис Ортега. – Занимаюсь грабежом. – Она повернулась и посмотрела на Рикера, возмущенная таким глупым вопросом. Взгляд темных глаз испанки ясно дал понять, что она занята делом, а незваный гость – это он.

– Тебя Чарльз впустил или Мэллори?

– Я попросила управляющего открыть мне дверь, – ответила миссис Ортега, – сказала, что я твоя горничная. – Она опустила глаза на свой фартук с десятком кармашков, из которых торчали щетки, мочалки, пластмассовые бутылочки и другие чистящие средства. – Как я его провела, а?

Она бросила влажную тряпку на подоконник и подошла к плетеной корзине.

– Рикер, скажи мне одну вещь. Просто хочу узнать, правильно ли я поняла твой принцип. Каждый вечер ты бросаешь носки по разным углам и потом через какое-то время заново надеваешь грязную одежду вместо того, чтобы ее стирать? Правильно? – она бросила взгляд на красный чемодан у него в руках. – А теперь ты бежишь из дома. Понятно. Конечно, проще собрать пожитки и уехать, чем жить в такой грязи, – миссис Ортега обвела рукой гостиную, указывая на заляпанные стены и мусор, разбросанный по всей комнате.

– Больше никакой уборки, – Рикер поставил чемодан возле двери. – На сегодня хватит, – он хотел поскорей открыть чемодан Джоанны, поэтому не было времени беседовать с миссис Ортегой. Ну если только недолго. – У меня в холодильнике есть холодное пиво. Хочешь?

– Пожалуй, – миссис Ортега последовала за Рикером на кухню, где на полу грудами валялись нераспечатанные конверты. Она смела несколько штук со стула и села. – Может, стоит сжечь все это и начать сначала? – Миссис Ортега приняла из рук Рикера пиво и подозрительно уставилась на банку. Прежде чем открыть, она протерла ее чистой тряпкой.

– Да ладно, на кухне не так уж и плохо, – сказал Рикер.

– Ты так считаешь? – миссис Ортега пнула ногой открытую коробку из-под пиццы – оставшийся кусок настолько зарос плесенью, что мог по праву считаться домашним растением. – Рикер, знаешь, почему у тебя нет тараканов? Да потому что эти умные твари знают, что питаться здесь небезопасно.

– Ну теперь ты поняла, что я не собирался и не собираюсь нанимать горничную. Зачем тебе все это?

– У меня своя философия, – ответила она. – Хочу даже написать книгу – «Дзэн и искусство чистоты в доме» – вот так она будет называться. Приведешь в порядок дом – приведешь в порядок и свою жизнь. Все это тянет тебя вниз, Рикер. Все равно что ты носишь это на спине: грязь, мусор, беспорядок, сломанную кофеварку, которая не работает уже, наверное, лет сто. Но это даже не самое страшное.

Рикер посмотрел в направлении, указанном миссис Ортегой. В гостиной пыль, превратившись в комки, свободно перекатывалась по полу. Одно окно она успела помыть, другие же оставались в желтой никотиновой дымке, а все остальное было погребено под серым слоем пыли.

– Вот что творится у тебя в голове, Рикер, – сказала миссис Ортега. – Жуткое зрелище, правда?

Своим сарказмом эта миниатюрная, ловкая женщина задела его за живое. Он понимал, что она хотела помочь ему, привести все в норму, вычистив весь этот бедлам. Но даже миссис Ортеге это было не под силу. Разве могла она заставить Рикера забыть, как худой малолетний подросток с безумным горящим взглядом сидел на его окровавленной груди, как он прижимал дуло пистолета к виску Рикера, как наконец спустил курок и обнаружил, что кончились пули. Он всадил каждую из них в распростертое на полу тело Рикера. Даже теперь при каждом резком звуке дыхание замирало, и он снова и снова переживал свою смерть.

– Откуда все это? – миссис Ортега наклонилась и стала перебирать конверты, пропуская рекламу, счета, особенно заинтересовавшись письмами из полицейского департамента. Выудив одно, она подняла его к свету. – В этом конверте чек. Я точно знаю. Их специально кладут в такие непрозрачные конверты, чтобы не было видно содержимого.

– Да нет, – Рикер покачал головой, – раньше мне перечисляли деньги прямо на счет.

Потом однажды выплаты прекратились, а он не удосужился поднять трубку и узнать почему.

– А я говорю, что это чек, – миссис Ортега бросила на стол пятидолларовую банкноту. – Я никогда не ошибаюсь.

– Хорошо, спорим, – Рикер отсчитал пять долларов и положил купюры рядом с ее банкнотой.

Миссис Ортега разорвала конверт и помахала перед его глазами чеком.

– Пожалуйста, муниципальное пособие по нетрудоспособности, – она покопалась в конвертах под ногами. – Вот еще, и еще. Господи, да ты богатый человек!

– Это какая-то ошибка, – Рикер покачал головой, глядя, как миссис Ортега разрывает конверты и выкладывает в стопку чеки. – Они что-то напутали, надо отправить все обратно.

– Почему это?

– Потому что я трудоспособен.

– Да ладно? Может, еще раз поспорим?

Когда миссис Ортега вышла из дома Рикера, толкая перед собой тележку с разнообразными чистящими средствами, она услышала звяканье монет. Напротив двери стоял попрошайка с бумажным стаканчикам в руках и, потрясая им, протягивал руку. Миссис Ортега видела его полчаса назад, когда шла к Рикеру. Сейчас по звуку монет она с легкостью могла определить, что денег за последние полчаса в стаканчике не прибавилось – уже одно это могло показаться подозрительным. Зная местных жителей, этих чертовых идиотов либералов, по выражению миссис Ортеги, нужно было ухитриться,чтобы не получить подаяния в этом районе.

Может, она и презирала попрошайничество из принципа, однако некомпетентность раздражала ее еще больше. Раз уж Рикер не позволил ей вмешаться в его идеальный беспорядок, миссис Ортега решила, что у нее еще осталось время на благотворительность.

Кто-то из местных жителей остановился дать бродяге милостыню, но передумал и пошел дальше. Теперь-то миссис Ортега знала, в чем дело и как помочь молодому человеку в темных очках и рыжем парике.

– Все еще здесь? – она заглянула в стакан и посчитала монеты – два пятака и четыре цента. Негусто. – Что, парень, плохо сегодня идет? Признаться, я не удивлена, – миссис Ортега обошла вокруг попрошайки, критически осматривая его с ног до головы. – Вот что я тебе скажу, ты все делаешь неправильно. Тот человек уже собирался дать тебе доллар, а ты взял и улыбнулся. Посмотрел на банкноту и улыбнулся. Естественно, он передумал. Совет на будущее, – миссис Ортега постучала по дощечке у него в руках, на которой было написано о его недуге, – ты же слепой,вот и веди себя как слепой, дурак! – она повысила голос, словно со слухом у него тоже было не все в порядке.

Попрошайка вжался в стену и поднял свою белую трость, словно защищаясь от удара. Это привело миссис Ортегу в замешательство, ведь разговор происходил в нормальном повышенном тоне, обычном для уличной разборки в Нью-Йорке, она даже не угрожала ему. И тем не менее, этот полоумный дрожал, как осиновый лист.

Поддавшись минутной слабости, или, если хотите, в порыве милосердия миссис Ортега решила сделать ему комплимент.

– Хорошая у тебя вещица, эта белая трость.

Она отступила на шаг, чтобы попрошайка немного успокоился. И зачем он нацепил этот нелепый рыжий парик? Господи, да раз уж на то пошло, то парик вообще больше походил на девчачий. Откуда взялся этот чудак? Миссис Ортега никогда не испытывала особой любви к иностранцам, сейчас же она решила, что попрошайка не может происходить из ееНью-Йорка. Она уже собиралась сказать, что вместо таблички «слепой», ему бы подошла табличка «сумасшедший» или «тупой», но передумала. На сегодня она выполнила свою норму по социальным услугам. Миссис Ортега развернулась и, не оборачиваясь, зашагала прочь, толкая перед собой тележку. Она не увидела, как попрошайка поднял голову и уставился на окно Рикера на третьем этаже.

Повсюду в гостиной валялись бумаги. Даже грязный ковер перестал бросаться в глаза, отчего комната мгновенно приобрела более опрятный вид. Углубившись в записи доктора Джоанны Аполло, Рикер незаметно уплетал сэндвич с грудинкой.

Среди бумаг Рикер нашел журнал, где Джо описывала ее встречи с Зайцем, бродягой, которого убили сегодня утром. Она отмечала симптомы ухудшения его физического и психического состояния. Последняя запись касалась послания якобы от Тимоти Кида, очевидно, серийный убийца использовал несчастного бездомного в качестве своего посланника. Рикер поставил карандашом галочку и отложил журнал в сторону. Когда-нибудь это может пригодиться в суде.

Затем он нашел описание нескольких допросов, которые чикагская полиция проводила с Джо – она записала все, что смогла вспомнить. Ее допрашивали очень жестко, основное обвинение – в сокрытии информации. Другие допросы проводили агенты ФБР, это больше походило на разбор полетов. Что самое любопытное, они ни разу не упомянули об убийстве их человека, говорили только о его догадках относительно серийного убийцы. Оказывается, агент Кид встречал его. По словам Джо, он видел Косаря в винном отделе супермаркета. И тут же, отвечая на вопрос перебившего ее агента, Джо должна была признать, что «да, Тимоти был подвержен паранойе».

Рикер оторвался от чтения, отметив про себя, что Джо называла убитого агента по имени, Тимоти, для федералов же, проводивших допрос, он оставался исключительно агентом Кидом.

Рикер продолжил чтение: «Тимоти вошел в магазин, откуда выходил покупатель с бутылкой вина. Этого человека Тимоти никогда не встречал, однако было очевидно, что мужчина очень удивился, увидев там агента, с которым не был знаком. Выждав пару секунд, Тимоти последовал за ним, но мужчины и след простыл. За это время ни одна машина со стоянки не выезжала. Чтобы так быстро исчезнуть, человек должен был бежать со всех ног».

Агент вернулся в магазин, чтобы расспросить продавца. Все, что ему удалось узнать, – покупатель очень обрадовался, увидев одну марку вина в магазине. По словам продавца «этот человек думал, ее больше не производят». Позже, в разговоре с Джо, Кид сказал, что «это было весьма своеобразное вино, упоминание о котором не найти ни в одной колонке гурмана, несмотря на то, что вино действительно на удивление хорошее». На следующий день в этом районе нашли тело очередного присяжного.

Рикер поднял глаза. Если агент Кид знал, что это за вино, он должен был разыскать, где еще продается эта редкая марка. Хотя в записях Джо вино не упоминалось, Рикер мог назвать марку, даже год урожая. Десять бутылок одинакового вина хранились в нижнем ящике шкафа в номере Джо, отличались они только ценами и названиями магазинов, где их приобрели. Он просмотрел пачку чеков из винных магазинов в разных штатах – Джо приходилось платить по сто долларов сверх розничной цены. Значит, она тоже собирала эту марку, а агентам ФБР сказала, что скорее всего тот человек в магазине был простым покупателем.

Рикер положил квитанции в другую стопку. Сжечь или не сжечь?

На последнем допросе Джо даже поблагодарили за сотрудничество, а после внесли в программу защиты свидетелей. По мнению Джо, федералы не придали значения тому, что Тимоти Кид якобы видел Косаря. Да и кто мог поверить в этот абсурд?

Рикер поверил бы: трудно было найти человека более склонного к паранойе, чем коп с четырьмя шрамами от пуль. Он изучил карту Чикаго. Красными кругами Джо отметила районы, где нашли трупы убитых присяжных. Одно место преступления находилось всего лишь в четырех кварталах от магазина. Рикер поднял глаза к потолку и попытался представить себе ход мыслей убитого агента. Тимоти Кид входит в магазин, его появление вызывает странную реакцию у одного из покупателей, совершенно незнакомого человека. Понятно, что любой житель Чикаго будет незнакомцем для агента из Вашингтона. Кид спрашивает себя, откуда этот человек знает его. Из допроса Джо следует, что агент присутствовал всего лишь на одном месте преступления в Чикаго, когда нашли вторую жертву Косаря. Сумасшедшие иногда возвращаются на место, где они совершили преступления, чтобы посмотреть на происходящее: полицейские машины, мигалки «скорой помощи», фотокамеры. Кто иной, если не человек, побывавший в тот день на месте преступления, узнал бы в Киде полицейского? И кто, если не убийца, стал бы впадать в панику и убегать?

Конечно, для установления личности главного подозреваемого это мало помогало, но если в тот вечер в магазине находился именно Косарь, единственная его ошибка заключалась в том, что он как будто узнал агента ФБР, также знаменитого параноика.

Отличная работа, Тимоти. Один-ноль в пользу неврастеников.

Рикер был уверен, что ФБР сделало такие же выводы. Тогда почему серийный убийца все еще на свободе? Нигде в записях Джо Рикер не нашел ни имени подозреваемого, ни даже его описания. Хотя это вовсе не удивительно: ни один хороший полицейский, даже федерал, не доверил бы такой информации гражданскому лицу. И тем не менее, агент Кид сказал Джо марку вина.

Рикер был так погружен в чтение, что не заметил наступление ночи. Газетные вырезки, новости, заметки, листы, исписанные аккуратным почерком Джо… Он даже не помнил, как включил свет. От мыслей о Косаре и его преступлений Рикера отвлек пронзительный звон будильника – пришло время для шоу Иэна Зэкери.

Рикер включил радио, очередной раунд игры начался.

– Эй, Чумовая!

– Выбирай выражения, придурок, – звукооператор оторвала глаза от монитора, – а то я сотру все звонки.

Интересно, девчонка знала, что они в эфире? Да, несомненно, знала. Этот выпад впечатлил Иэна Зэкери, и уже более спокойным тоном он обратился к радиослушателям:

– Пара слов о нашем спонсоре, и после этого Чумовая примет наш следующий звонок.

Зэкери нажал на кнопку, щелкнул замок, и в кабинет зашел посыльный. Так-так, подарочек от Рэнди из СоХо, преданного фаната. После ухода посыльного Зэкери снова нервно покосился на темное окно продюсерского кабинета, он пытался заметить там хоть какое-то движение. Мог Нидлмэн наблюдать за ним сейчас? Порой Зэкери приходила мысль, что продюсер вовсе не застенчивый человек, а наоборот, чертовски хитрый, что он специально играет у него на нервах, ведет свою игру в его игре. Еще одна теория, согласно которой Нидлмэн – шпион Федеральной комиссии по связи, тоже казалась вполне правдоподобной, ведь Федеральный суд все никак не мог решить, то ли радиопередача Зэкери была просто развлекательной, то ли злым умыслом, чтобы с помощью простых людей выследить и убить ни в чем неповинных присяжных. Газеты и ведущие телеканалы еще больше усложняли ситуацию, пристально следя за эфирами Иэна Зэкери, пересказывая каждую безумную теорию и разыскивая вместе с ним оставшихся в живых заседателей. Адвокаты защиты заявляли, что у Косаря свои источники информации, поэтому он может узнать все что захочет и без помощи Иэна Зэкери. Используя этот аргумент, они надеялись завуалировать вопрос о причине и следствии.

Разорвав конверт, Зэкери обнаружил, что человек, звонивший прошлой ночью, и в самом деле прислал фотографию присяжного, оставшегося в живых. Он посмотрел на часы и нажал кнопку связи со звукооператором.

– Чумовая?

Она показала ему средний палец, что должно было означать его возвращение в эфир.

– Люди, – Зэкери обратился к слушателям, – у нас появился победитель в конкурсе на лучшее фото. Это Рэнди из СоХо, который, надеюсь, слушает нас сегодня ночью. Чумовая, расскажи нашему победителю о его призах.

Зэк поспешил отключить ее микрофон, откуда уже начали раздаваться непристойности.

– Да, девочка явно теряет форму. Поэтому я предлагаю новый конкурс – отгадайте, когда у нее окончательно съедет крыша. Надеюсь, это будет что-нибудь эффектное, например, бессвязные речи или религиозный экстаз, выдергивание волос, ее или моих – делайте ваши ставки. Пятьсот зеленых. Чумовая примет звонки первых десяти дозвонившихся. Боюсь, что на большее количество у нас просто нет времени. Сегодняшняя ночь решающая, я это чувствую.

О, черт. Не мог подождать еще час?

Зэкери взял управление в свои руки и включил рекламу на пять минут раньше. В ее кабине потух свет, и теперь Зэкери оказался лицом к лицу с двумя черными окнами. Она взяла пример с Нидлмэна и спряталась в темноте.

Ненадолго, детка.

Пришло время вышвырнуть ее отсюда, эту идиотку, все равно она уже свихнулась.

Веселье кончилось.

Зэкери включил в студии освещение на самую малость. Это была продуманная степень освещенности для человека, любившего затемненную обстановку. Чуть-чуть прибавив свет, он едва мог различить силуэт девушки. Он пошел навстречу своему собственному отражению в темном стекле, словно плывущему по воздуху.

– Эфир! – Чумовая заорала в микрофон, включенный на полную мощность.

Зэкери сорвал с себя наушники. Черт, как больно.

– Ты свихнулась! – закричал Зэк. – Ты хочешь, чтобы у меня лопнули барабанные перепонки? – еще один глупый вопрос; Конечно, она хотела сделать ему больно, и следующей ее целью были глаза. Внезапно в ее кабине включился свет, она развернула все лампы, так что он оказался в центре иллюминации. Зэкери зажмурился. Боль быстро прошла, но в глазах оставались желтые вспышки света, и он все еще сжимал в руках наушники. Когда она заговорила, ее голос прозвучал уже на нормальных частотах:

– Эй, придурок!

Зэкери поднял микрофон и прошептал:

– Чумовая!

Вместо ответа девушка показала ему средний палец.

– На третьей линии первый дозвонившийся, – мило произнесла она, – который утверждает, что он один из присяжных, тех, что пока живы.

– Умница, – выпалил Зэк, его тон сразу переменился. Даже если это был розыгрыш, какая разница, все равно его слабоумные фанаты поверят во что угодно. Он бросился к пульту управления. – Папочка любит тебя, – произнес Зэкери. На этот раз он и сам почти поверил в это. – Поговори со мной.

– Идиот! – раздался сердитый голос.

– Кажется, этот парень немного сбит с толку, – сказал Зэк. – Для тех, кто только что настроился на нашу волну, я повторю, что этот человек был среди присяжных, среди этих ничтожных людишек, которые оправдали подсудимого, несмотря на очевидные доказательства вины. Что поделаешь, так действует на человека популярность. Если бы подсудимый не был так известен, кто знает, что бы они решили. Отпечатки пальцев, образцы ДНК,показания свидетелей – ничто не заставило их изменить решение. Из трехсот миллионов американцев только эти двенадцать человек допустили мысль, что подсудимый может быть невиновен. Какая глупость. Неудивительно, что Косарь хочет убить их, не он один. Итак, дорогие слушатели, неужели серийный убийца прав? Неужели настало время очистить генофонд человечества?

–  Прекрати! – закричали в трубке. – Ты не можешь…

– Или, как выразился бы наш герой Косарь, этот присяжный «слишком глуп для жизни». А сейчас самый главный вопрос, который будет дорого стоить. Когда умрет этот! – Зэк взглянул на фотографию у себя в руке: удачный снимок, сходство стопроцентное. – Я не расслышал твое имя. Кто ты?

– Я Макферсон, ты отлично знаешь, кто я!

Конечно, дурачина.

Зэкери вынужден был придерживаться определенных правил, на которых настаивали его адвокаты, но теперь, когда присяжный сам назвал себя в прямом эфире, все было по-честному.

– Макферсон? Ты еще тут? – О да, Зэкери слышал, как тот задержал дыхание. Теперь сомнений быть не могло: в прямом эфире с ним говорил действительно Макферсон. – Скажешь что-нибудь… напоследок?

– Как ты можешьтак со мной поступать? – его голос сорвался.

Лучше и лучше с каждой минутой.

– Вы со своими фанатами, – продолжил Макферсон, – помогаете маньяку разыскать меня, осталось только показать ему на карте дом, где я живу! – его голос становился громче. – Ради чеготы все это делаешь, черт тебя возьми?! Я же был одним из присяжных, которые выпустили тебя на свободу!

– Да, – ответил Иэн Зэкери. – И что?

Глава 7

Стиль кабинета его делового партнера разительно отличался от предпочтений самого Чарльза Батлера, страстного коллекционера антиквариата. Здесь все дышало современностью, из материалов преобладала сталь, что делало эту комнату прохладнее, чем все остальные в фирме «Батлер и K°». Вдоль стен тянулись полки с разнообразными пособиями по электронике и технике, а посередине стояли три компьютера. Единственное, что осталось от прошлого интерьера, – сводчатые окна восемнадцатого века, но и на те уже нацепили белые металлические жалюзи. Чарльз мог смотреть без сожаления лишь на пробковую стену справа, куда Мэллори кнопками прикрепляла важную информацию. Сегодня утром здесь царил необычный для Мэллори беспорядок. Казалось, будто Рикер вытащил из чемодана Джоанны Аполло все бумаги и как попало налепил их на стену, а потом, поразмыслив, закрепил их кнопками. Каждый косо прикрепленный клочок бумаги выражал протест против патологической аккуратности Мэллори.

Чарльз не представлял, как она отреагирует, поэтому замешкался на пороге. Улыбка Мэллори не предвещала ничего хорошего. Полицейский детектив ходила вдоль стены, лишь изредка останавливаясь, чтобы прочитать ту или иную газетную вырезку. Джинсы, футболка и блейзер составляли обычный гардероб Мэллори, лишь иногда она варьировала цвет одежды и ткань, и сегодня на ней был дымчато-серый кашемир. Чарльз усматривал в этом признак хороших мозгов: Мэллори просто не забивала себе голову заботами о тряпках. Длинное черное пальто висело у нее на руке – она еще не решила, остаться или уйти.

Пожалуйста, останься.

Им нужно было поговорить о том, что она сделала с Рикером.

Пока Мэллори разглядывала вырезки, Чарльз раздумывал, что сказать по этому поводу. Он сразу же отбросил слова возмутительно, безответственностьи все в таком духе. Потом он решил, что ему нечего сказать и опустил глаза. Как ее друг и самый ярый защитник, Чарльз всегда оправдывал поведение Мэллори, даже весьма сомнительное. Он знал о ее детстве, проведенном на улице. Что-то он услышал от друзей, а они, в свою очередь, еще от кого-то, что-то додумал сам. Каждый день он дорого платил за это знание: иногда по ночам он не мог заснуть. Еще не достигнув сознательного возраста, Мэллори потеряла все, что имело значение для маленькой девочки; эта психологическая травма превратила ее в женщину своеобразной породы. О таких женщинах писал Йейтс еще задолго до рождения Мэллори: «Все изменилось безвозвратно, явилась злая красота».

– Так… Началось, – пробормотала Мэллори. Как он ненавидел эту фразу.

Чарльз подошел к пробковой стене и уставился на сотни приколотых бумажек.

– Рикер закончил примерно час назад. Не думаю, что он уже лег спать.

– Отлично, – ответила Мэллори. – Он у меня на крючке.

Еще вчера Чарльз готов был на руках ходить, только бы она улыбнулась, но сегодня утром он хотел только одного: чтобы Мэллори прекратила эту сумасшедшую игру. Он поплелся за ней, пытаясь достучаться до ее совести.

– Знаешь, это совсем не разумно, – мягко произнес он. – Психопат подстрелил Рикера, а теперь ты наводишь его на след серийного убийцы, очередногосумасшедшего.

– В этом вся прелесть. Опять понабрали в присяжные идиотов, – Мэллори отступила назад, чтобы охватить взглядом всю стену. – Это дело как раз напоминает то, которое и сломило Рикера.

Дела действительно были похожи: то же обвинение, тот же вердикт присяжных. Если бы несовершеннолетнего убийцу признали виновным, что казалось очевидным при таком количестве доказательств, то главному свидетелю обвинения, Рикеру, не устроили бы засаду в его собственном доме. И теперь к такому же абсурдному приговору пришли другие присяжные на процессе по обвинению Иэна Зэкери, и закончилось это так же плачевно, только на этот раз массовыми убийствами.

– Однако, – возразил Чарльз, – этот убийца намного опытнее и опаснее, чем мальчишка, стрелявший в Рикера, – в его памяти всплыла фотография с места убийства агента ФБР – еще одна параллель, ведь на счету Косаря также имелось убийство сотрудника правоохранительных органов – очень странное отступление от общей схемы убийств присяжных. – А что если этот маньяк решит, что Рикер тоже в игре? Ты подумала об этом? – даже не глядя на Мэллори, Чарльз чувствовал на себе ее взгляд. Наверное, в этот момент она жалела, что рассказала ему о своих планах.

– У тебя есть другой план, как поставить его на ноги? – Мэллори уперла руку в бок, это выглядело, как предупреждение.

– Нет, – к сожалению, у него не было никакого плана. И хотя одна из его диссертаций посвящалась психологии, он применял свои знания, только оценивая стабильность состояния своих одаренных клиентов и определяя для них подходящую сферу деятельности. У Чарльза никогда не было собственных пациентов, он и не думал о такого рода практике. А Мэллори, не имея подобных навыков, применяла шоковую терапию, чтобы поставить на ноги человека, еще не отошедшего от предыдущего шока. Чарльз в ужасе смотрел на сотни бумажек, приколотых к стене. – Ты сказала, что хотела знакомить его с делом постепенно. – То есть она собиралась давать ему лекарство (информацию об убийствах) по чайной ложке, вот что она задумала. – Но это слишком!

– Ты прав, – ответила Мэллори. – Но откуда мне было знать, что у доктора Аполло столько информации, я обнаружила это, только когда мы уже были в ее номере. В любом случае, какая разница? Сможет ли Рикер, опираясь на ее бумажки, выстроить полную картину?

– Очевидно, он знает про агента Кида. Но в какой роли доктор Аполло выступает в этой игре, ему пока неизвестно.

– А сама она не спешит ему рассказывать, – Мэллори села за компьютер.

Чарльз наблюдал за тем, как она загрузила фотографии из фотокамеры. На экране монитора появилось множество новых изображений, все – фотографии Джоанны Аполло. Иногда Чарльз спрашивал себя, зачем Мэллори столько снимков этой женщины. На большинстве из них длинные темные волосы закрывали спину Джоанны, так что лишь легкий наклон ее туловища говорил о дефекте спины. Чарльзу больше всего нравился снимок крупным планом, на котором было хорошо видно ее лицо. Теплый взгляд карих глаз завораживал. Недавняя фотография запечатлела Джоанну в полный рост: ветер разметал волосы, и на спине четко вырисовывался горб. Что-то подсказывало Чарльзу, что это будет последним снимком доктора Аполло, сделанным Мэллори. Наконец-то ей удалось поймать момент, когда уязвимость Джоанны больше всего бросалась в глаза. Неожиданно Чарльзу захотелось защитить эту женщину, с которой ему еще предстояло познакомиться.

– Тебе она не нравится, я прав, Мэллори? Пожалуйста, только не говори, что она подозреваемая.

– Только с мертвых игроков можно снять подозрение.

– Ты мне никогда не рассказывала, как ты сама втянулась в игру? Когда ты впервые…

– Когда встретила горбунью у Рикера, – ответила Мэллори. – Я проверила ее, но уж очень все было чисто, подозрительно чисто. Такое обычно бывает у тех, кто проходит по программе защиты свидетелей, – взгляд Мэллори стал стеклянным, на секунду Чарльзу показалось, что она немного расстроена. Мэллори поднялась и снова подошла к пробковой стене – на одной из бумажек Мэллори заметила убористый почерк Рикера.

– Вино Джо, – прочитала она вслух. – Этоеще что? – тщательно изучив другие записи, она не нашла никакого объяснения. – Чертов Рикер. Все время что-то от меня скрывает.

Джоанна Аполло перекинула через плечо спортивную сумку, на что Гам отреагировал протяжным завыванием. В его глазах был написан укор, ведь она снова его бросала. Ее не будет здесь, когда придет горничная с водяным пистолетом и никто его не защитит. Джоанна не могла ничего поделать – должна же горничная хоть как-то обезопасить себя от острых когтей. Впрочем Джоанна всегда щедро вознаграждала персонал за такое самопожертвование. Самое отчаянное сопротивление Гам оказывал, когда его хотели поместить в контейнер. Замкнутое пространство сводило его с ума. Джоанна наклонилась, чтобы погладить его, не прикасаясь к кошачьей спине, хранившей воспоминания о поврежденном нерве. Кот положил голову ей на руку и снова жалобно мяукнул. На этот раз в голосе кота Джоанне послышалось отчаянье, словно Гам жаловался, что у него сегодня выдался плохой день и, если она уйдет, он будет страдать от одиночества.

Джоанна вошла в ванную и достала коробку с транквилизаторами для животных. Она не любила давать Гаму успокоительные, но сегодня сжалилась над ним. Когда придет горничная, Гам, полусонный, будет мирно лежать в своей корзине, ей не придется отстреливаться от него водяным пистолетом. Открыв капсулу, Джоанна вылила половину в кошачью миску с водой.

Затем, на случай, если Марвину Аргусу вздумается вернуться с еще одним ордером на обыск, Джоанна отперла шкаф и достала пачку писем, которую свернула и положила в карман джинсовой куртки. Перед тем как уйти, она сосчитала бутылки вина – нервная привычка, достойная Тимоти Кида.

Мэллори поправляла листки, небрежно приколотые Рикером к стене. Каждая бумажка висела теперь совершенно прямо. Взглянув на проделанную ею работу еще раз, Чарльз отметил про себя, что у Мэллори было удивительное чувство симметрии.

– Так, значит, ты был тут с Рикером, – произнесла Мэллори. – Заметил какие-нибудь изменения? Что-нибудь странное?

– Нет, все как обычно. Нервного тика нет, не вздрагивает от каждого шума. Но он стал хлопать дверьми, очень не похоже на него. Это началось у него с тех пор, как…

– Он злится.

– Нет, – возразил Чарльз. – Он показался мне вполне миролюбивым.

– Он злится на меня, – Мэллори неопределенно покачала головой, словно говоря, что не знает почему, но это так.

Чарльз понял ее ход мыслей. Мэллори убеждала себя, что он злится, объясняя этой злобой затворничество Рикера с тех пор, как его выписали из больницы.

– Ну возможно, он злится не на тебя,наверняка, ничего личного, – Чарльз вовремя спохватился: Мэллори не любила, когда ее слова подвергали сомнению. Она скрестила на груди руки, и взгляд ее прищуренных глаз напомнил ему, что она всегдаправа.

– И почему я не направил его к психиатру, – сказал Чарльз. – Терапия – вот что ему нужно.

– Целыми днями выговариваться психиатрам? Времени на это у меня нет, – она поправилась, – у Рикера нет на это времени. Его квартира превратилась в помойную яму. Миссис Ортега говорит: это безнадежный случай.

– Ну это потому, что она не видела его старую квартиру в Бруклине. Уверен, хуже, чем там, быть не может. – Черт, Чарльз сделал еще одну ошибку, подобрал логическое объяснение, которое расходилось с ее выводами. Он отвел глаза в сторону, чтобы не видеть ее испепеляющего взгляда.

– Здесь все гораздо хуже, – повторила Мэллори. – Так, значит, ты еще не заходил к нему?

– Нет, – его и не приглашали. Только сейчас Чарльз понял, что Мэллори частенько бывала у Рикера и явно без приглашения. Она легко справлялась с замками, ей привычно было вламываться, вторгаться. Мэллори не понимала, что Рикеру именно сейчас нужно было уединение, безопасность. Как втолковать ей это? Попытаться вызвать сочувствие? Бесполезно, она была начисто лишена его.

– С рефлексами у него все в порядке, – произнесла она. – Как считаешь?

– Я не заметил никаких физических нарушений, – Чарльз на одном дыхании перечислил все признаки, которые отметил про себя, незаметно наблюдая за Рикером. – Моторика, движение глаз, речь, логический ход мысли – все в порядке. – Чарльз знал, что Мэллори досадовала на отсутствие технического пособия по восстановлению Рикера.

– Тогда надо опасаться психиатрической аттестации?

– Поэтому я и говорю, что его нужно сводить к психиатру. Чем раньше мы начнем лечение…

– Нет времени, – раздраженно перебила Мэллори: она не любила повторять. – Они собираются урезать бюджет, поэтому комиссар Билз сокращает штат. У этого ублюдка душонка бухгалтера, он с радостью отделается от старшего детектива, тем более с таким окладом, как у Рикера, – она повернулась к монитору и снова заговорила об игре. – Доктор Аполло видела два места преступления. Агент Кид делился с ней всей информацией.

Чарльз понял, к чему она клонит.

– Подумай, может, делать из нее подозреваемую ошибочно? Ты говоришь, что Рикер нанял ее три месяца назад. Именно тогда он снова начал бриться и подстригся впервые после выхода из больницы – все совпадает. А что, если эта женщина действительно ему дорога?

В глазах Мэллори было написано глубокое удовлетворение.

– Значит, все так и есть. И ты зналаоб этом. – Ну конечно, знала, и о чем он только думал? Доктор Аполло была заложницей Мэллори. – Так вот как ты ввязала в это Рикера. Скажи мне, что ты сделала? Выдумала какую-нибудь страшную историю? Что ты сказала ему? Я сам догадаюсь. Что-то вроде «кстати, Рикер, эта женщина, этот лучик света в твоей жалкой никчемной жизни подвергается смертельной опасности. Она может умереть». Так? – Почувствовав вдруг ужасную усталость, Чарльз облокотился о стену. – Но ты забыла упомянуть, что доктор Аполло твоясамая главная подозреваемая? Тогда бы ему пришлось выбирать, верно, Мэллори? И этот выбор мог быть не в твою пользу.

Мэллори повернулась к нему спиной – ей не понравились его слова.

Да, слова были резкими.

Мэллори всегда носила оружие, а Чарльз дорожил своей жизнью, но в этот момент он не задумывался над тем, что делает, схватил ее за плечи и развернул к себе. От удивления Мэллори вытаращила глаза.

– Значит, я прав, – произнес он. – Ты внушила ему, что ей грозит опасность. Бедный Рикер! С тем же успехом ты могла бы приставить пистолет к виску Джоанны Аполло. А ты подумала, как это может повлиять на него? Ты об этом подумала? – Чарльз разозлился, он почти кричал. – Да какого черта! Ты что, не понимаешь, что делаешь?

Она определенно знала, что делает.

Теперь Чарльз понял все. Кошачья ухмылка снова заиграла у нее на губах, давая ему понять, что он тоже втянут в ее игру. Его собственные страхи и волнения за Рикера, ее второго заложника, были выгодны Мэллори, и теперь он связан с ней до конца игры. Чарльз бессильно опустил руки. Его двухминутный мятеж закончился.

Забыв недомолвки, словно она и не думала принимать его слова всерьез, Мэллори повернулась к компьютеру и принялась печатать.

– Если Рикер боится психиатрической аттестации, он может ее не пройти, – она открыла файл с анкетой, – тест состоит из двух частей – письменной и устной.

Чарльз узнал в изображении на экране титульный лист многостраничной анкеты. В такой анкете некоторые вопросы, как правило, повторялись или были переписаны другими словами, как ловушки для того, кто хотел соврать. Мэллори разделила экран пополам и вывела на другой стороне лист с рекомендуемыми ответами.

– Все, что ему нужно сделать, – сказала она, – это запомнить ответы. Приобретать новые тесты у руководства считается ненужной роскошью. Все очень просто. Ты еще потренируешь его с устной частью, и его возьмут обратно.

– Это ему не поможет, Мэллори. Все не так просто, – Чарльз встретил ее взгляд, выражавший явное недовольство. Неподчинение старшим по званию – серьезное нарушение дисциплины. – Вернуть ему работу и вернуть егона работу – это разные вещи.

– Он уже вернулся, – ответила Мэллори. – Он вынес из номера Аполло все эти документы, чтобы она не досталась федералам.

– Нет, он просто защищал свою подругу Джоанну… – Чарльз хотел что-то добавить, но потерял мысль. Он задумчиво смотрел на экран, где сейчас появились результаты ее собственной психиатрической экспертизы, которую она должна была пройти в обязательном порядке после того, как застрелила подозреваемого. Его всегда удивляло, как Мэллори справлялась с тестами, как ей удавалось обходить ловушки, созданные для того, чтобы поймать ее на индивидуальной своеобразности мышления. И ответы на психологический тест, которые она незаконно добыла, только убеждали его в том, что она отнюдь не невинная ястребица. Мэллори в точности знала, что собой представляет. В глазах Чарльза на Мэллори уже пало двойное подозрение, ведь Мэллори еще придется осознать, что никогда она не будет…

– Ты слушаешь радио, Чарльз?

– Если ты о передаче Зэкери, то нет, – он предпочитал все новости о Косаре узнавать из газет и не смотреть телевизор и не слушать радио, поэтому Чарльз считал, что обладает менее пристрастным взглядом.

Мэллори подвинулась к другому компьютеру, и застучала по клавишам. Через некоторое время раздался голос, оповещающий о начале передачи Иэна Зэкери.

– У меня они все записаны в звуковом файле. Это шокирующий радиоканал.

Она оставила Чарльза одного, и через некоторое время он уже знал, в чем заключается суть игры, и понял, какой персонаж ее ведет – еще одинсоциопат, человек, находящийся в разладе с обществом.

Когда Джоанна вернулась с очередного объекта очистки, Гам все еще дремал. Он медленно поплелся за ней в ванную, но не нашел сил, чтобы потереться об ногу хозяйки и заплатить за любовь приступом адской боли.

Кровь с места преступления, где Джоанна работала лишь час назад, не попала ей на руки, но она все равно вымыла их, поборов в себе желание вымыть руки повторно, и еще раз, и еще. Хотя кто видит? Только кот был бы свидетелем такого импульсивного поведения. Джоанна не могла сказать, когда это началось. Возможно, когда она заподозрила паранойю у Тимоти, то тоже стала заложницей душевного недуга. Джоанна посмотрела на себя в зеркало, затем ее взгляд скользнул по занавеске душевой кабины, и, хотя ничто не указывало на то, что за ней кто-то прячется, она резко отдернула ее.

Никого. Конечно, никого. И в шкафах тоже. Она уже все проверила.

Переодевшись, Джоанна набросила на плечи изящную шаль, обернула ее несколько раз, сделав таким образом небольшой капюшон на спине. Он очень естественно скрывал горб. На этот раз Гам не сразу понял, что она снова уходит. Благодаря успокоительному средству в его глазах не было паники. Он проводил ее до двери, не издав не единого звука. Кот лишь с любопытством наблюдал за тем, как она снова бросает его.

Глава 8

В тесном кафе стояло четыре крошечных столика, и все посетители быстро убегали, забрав с собой завернутую в фольгу еду. Все, кроме Рикера. Он собирался пробыть здесь как можно дольше, поэтому еще не притрагивался к еде. Продавец снова ушел на кухню и сейчас неторопливо совещался с поваром о том, как сделать вегетарианский чизбургер, ведь кафе специализировалось на приготовлении исключительно здоровой пищи. Лично Рикер не собирался пробовать их стряпню, а ленч он заказал только для того, чтобы беспрепятственно наблюдать за гостиницей через дорогу. Так и не дождавшись кофе, он открыл холодильник и, перебрав все полезные для здоровья соки, остановился, в конце концов, на бутылке минеральной воды.

Рикер не отрывал взгляд от дверей гостиницы. Когда Джо возвращалась с работы, за ней шли двое строго одетых мужчин. Федеральные агенты? Но так открыто? Это противоречило понятию Рикера о скрытом наблюдении за объектом. На телохранителей эти люди тоже не походили, ведь они следовали за Джо на приличном расстоянии. А вот появился и Марвин Аргус, ублюдок, похоже, он нервничал. Ходил взад-вперед, вертел головой. Наконец его взгляд остановился на окне кафе.

Рикер поднял бутылку воды, приветствуя его.

Специальный агент Марвин Аргус быстро пересек улицу и направился к Рикеру. В его взгляде читалось подозрение, вполне естественное для такой странной встречи. За столиком оставалось единственное свободное место – спиной к окну, и Аргусу пришлось занять именно его.

– Проходил мимо?

– Я знал, что найду тебя здесь, – Рикер сказал почти правду. – Подумал, что вы в любом случае установите наблюдение за гостиницей Джо.

Аргус улыбнулся, готовый поверить, что Рикер действительно пришел к нему.

– Так ты подумал над моим предложением? – Он широко улыбнулся. – И что же?

Рикер не собирался играть по его правилам, он выдержал долгую паузу, неторопливо попивая воду. Аргус нервно теребил в руках салфетку. Рикер медленно поставил бутылку на стол и только тогда обратился к нему:

– Называл ли Тимоти Кид подлинное имя Косаря? Конечно, я не надеюсь, что ты скажешь мне имя. Я только хочу узнать, был ли у Кида хотя бы один серьезный подозреваемый? Был ли он близок к разгадке? – Аргус вздрогнул. Он отвел взгляд, очевидно, выдумывая новую басню. В этот момент, пока Аргус не смотрел на него, Рикер украдкой взглянул на двери гостиницы. Агент все еще хранил молчание, когда в дверях появился официант – им все-таки удалось сделать что-то похожее на чизбургер. Рикер подозрительно понюхал бутерброд и поморщился.

– Попробуйте еще разок. Совсем не похоже.

Официант вернулся на кухню с отвергнутым чизбургером, и дискуссия с поваром возобновилась. Это означало, что еще минут пятнадцать их никто не побеспокоит. Рикер кашлянул, напоминая Аргусу, что хочет услышать, что же тот выдумал на этот раз.

– У Тимми был один подозреваемый, – Аргус внимательно разглядывал холодильник, словно его содержимое вдруг его заинтересовало. – Но он ошибся. Бедолага, к тому времени он уже был немного не в себе – воображал всякую чушь, – Аргус повернулся к Рикеру, глядя ему прямо в глаза. – Я готов предоставить тебе любые сведения, но сначала ты должен кое-что для меня сделать. Небольшое…

– Почему вы решили, что он ошибся?

– Потому что у его подозреваемого было надежное алиби: следующего присяжного убили в три часа ночи, мы с ребятами следили за подозреваемым Тима двадцать четыре часа в сутки, перекрыли все входы и выходы из его дома. Он не мог проскользнуть.

– Сколько человек у тебя было?

– Что? Четыре агента. Днем и ночью. Я же говорю, алиби было – не подкопаешься.

Рикер раздумывал: четыре агента, двое ночью, двое днем, по одному у входа. Никто не мог контролировать, может, кто-то отлучился, может, уснул. Сумерки, кофе нет, нельзя…

Агент Аргус отвернулся от Рикера, очевидно, желая посмотреть, что происходит на улице. В этот момент из гостиницы вышла Джо и направилась вниз по тротуару.

– Я знаю, кто Косарь, – быстро произнес Рикер. Аргус молниеносно повернулся обратно, не успев увидеть ее. – Готов поспорить, это и есть подозреваемый Кида. Просто кто-нибудь из ваших ребят заснул на работе, – Рикер поднялся из-за стола, надеясь, что Аргус поймет намек: разговор окончен. – Все это время у вас было имя и адрес этого человека, – он бросил на стол деньги, рассчитавшись за несъеденный ленч, и поспешил к выходу, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть на реакцию Аргуса.

Только благодаря толстой резиновой обивке, дверь за ним не хлопнула. Рикер стоял на тротуаре, наблюдая за Джоанной. Переодевшись, она совершенно преобразилась, ее было не узнать. Но Рикер отлично помнил эти длинные ноги, ее походку. Слишком часто они будили в его воображении жаркие фантазии, а сегодня – пуще прежнего: Джо надела короткую юбку.

Не было необходимости подходить ближе, Рикер последовал за ней к Седьмой Авеню, потом в метро и на поезд в южном направлении. Он отлично знал, куда она едет. Ему также было известно, что леди всегда замечает своих преследователей и ей всегда удается скрыться. Даже Мэллори иногда теряла ее след. Но никто никогда еще не уходил от Рикера, никогда – за все те годы, что он прослужил в правоохранительных силах.

Несмотря на довольно прохладный день, Виктор Пэтчок вспотел от жары. Он решил, что это все из-за дешевого рыжего парика и давки в подземке. Виктор не боялся, что его арестует полицейский в коричневом кожаном пиджаке. Рикер был так увлечен собственной слежкой, что не оглядывался назад и не замечал собственного преследователя, маленького человека, затерявшегося в толпе.

Поезд остановился на станции «Франклин-стрит» в районе ТрайБеКа. Внезапно детектив исчез из поля зрения Виктора, он лихорадочно принялся тереть глаза, смахивая с лица капли пота. Белая трость выскользнула из его липких пальцев. Он наклонился, чтобы поднять ее и обронил черные очки, которые тут же растоптали другие пассажиры. Виктор поднял очки, трость и прижал вещи к себе. Теперь его глаза застилал не пот, а слезы. Рыдая, он повернулся к человеку справа, тот медленноотступил назад, выполняя общеизвестные рекомендации нью-йоркской полиции: никаких резких движений при встрече с психами.

Пробираясь к выходу, Виктор, притворявшийся слепым, действительно на мгновение потерял зрение, он мчался навстречу заходящим в поезд пассажирам с заплаканными глазами, с открытым от ужаса ртом и размахивал белой тростью. Толпа, как по волшебству, расступалась перед ним. Наконец Виктор выбрался из вагона на платформу, которая показалась ему темной и пустынной, он направился в сторону, где, по его мнению, находился выход, посмотрел наверх и увидел яркий свет.

Виктор мигом поднялся по ступеням, спотыкаясь, тяжело дыша и выбежав на улицу, зажмурился от яркого света. Он разжал кулак, в котором оказались лишь погнутые дужки солнечных очков, но Виктор все равно надел их. Он представил себя бесстрашным невидимкой, но вдруг, заметив Рикера, пришел в ужас.

Рикер шел по улицам района ТрайБеКа, с любопытством озираясь по сторонам, словно турист, осматривающий достопримечательности. Он любил этот город, одновременно ужасный и прекрасный. Поворачивая за угол, он каждый раз переживал новые чувства. Да, он всегда мечтал о Мексике, но никогда бы не решился покинуть этот великий город, которым дорожил. Вокруг не было толкотни, характерной для финансового центра, ТрайБеКа, казалось, не выделялся ничем особенным и в то же время имел собственное достоинство, отличавшее его от всех других районов Нью-Йорка. Глядя на архитектуру и застройки, невозможно было дать четкое определение этому району. За стенами убегающих вдаль домишек и винных погребков могло происходить что угодно.

Рикер обернулся, проверяя, не идет ли кто-нибудь за ним. На мгновение он встревожился, заметив неясные очертания человека, поспешившего скрыться за углом. Рикер не был уверен наверняка: на таком расстоянии зрение могло подвести его, и все-таки он упорно отказывался надевать очки на людях. Ему лишь показалось, что он заметил что-то ярко-рыжее и какую-то белую полосу на черном фоне. Кто это? Очередной из его преследователей, следующих за ним изо дня в день?

Нет, это все нервы, просто нервы. Успокаивая себя этими словами, Рикер направился к новенькому зданию, где располагались офисы различных коммерческих предприятий. На одном из окон висела реклама курсов по самозащите. Если федералам все-таки удалось выследить Джо, эта реклама могла подсказать им первую догадку, чем она занималась по этому адресу. Рикер вошел внутрь и, следуя указаниям Мэллори, остановил лифт на третьем этаже. В конце коридора на двери, ведущей к пожарной лестнице, висела табличка, которую даже Рикер смог бы прочитать с любого расстояния. Огромными буквами было написано, что прохода со стороны лестницы нет. Джо выбрала отличное место, очень умно. Ни один преследователь не рискнул бы воспользоваться лифтом, боясь столкнуться с ней лицом к лицу в коридоре.

Согласно информации, добытой Мэллори, некоторые офисы занимали неизвестные фирмы, не афиширующие свою деятельность. Они снимали помещение на время и платили наличными – явный признак криминальной деятельности. Вполне естественно, что ни арендаторы, ни владелец этого здания, наверняка уклоняющийся от налогов, не докладывали в полицию.

Если бы высокая блондинка с запоминающимися зелеными глазами стала открыто задавать вопросы, Джо немедленно бы узнала об этом и насторожилась. Мэллори пришлось постараться, чтобы добыть информацию тайно, наверняка она была в ярости.

Проходя через холл, Рикер заглянул в зал, где женщины обучались карате: они изображали жертв и нападающих, валили друг друга на коврик и, поклонившись друг другу с утрированной учтивостью, начинали снова. Глупые, они не понимали, что эти тренировки помогут лишь в случае, если настоящий маньяк согласится атаковать по изученным ими правилам. Тогда ему придется дожидаться, пока женщина не двинет ему в нужное место. Вполне возможно, время смилостивится над ними и предоставит шанс ударить в пах еще раз, если они промазали с первого.

Рикер пошел дальше и наконец заметил двух человек – престарелого швейцара и еще одного мужчину, помоложе. Парочка стояла напротив двери, куда направлялся сам Рикер.

– Вы опоздали. Они уже начали, – говорил старик. В руках он держал связку ключей. Не желая мешать встрече, которая уже началась за дверью, швейцар не стал звонить, а отпер дверь ключом из связки. Без колебаний Рикер последовал за молодым человеком, словно и сам был приглашен на встречу. Проходя мимо швейцара, он виновато улыбнулся, словно извиняясь за опоздание.

Перед Рикером возникло несколько десятков дверей, одна из которых вела в офис, арендованный Джо. Бедняжка Мэллори, наверняка ей пришлось прилепить к каждой двери незаконные подслушивающие устройства. Он бы не посмел ее об этом просить, но это был самый надежный способ.

Оказавшись в маленькой приемной, Рикер услышал голос Джо: она поприветствовала вновь прибывшего. Вместо того, чтобы последовать за молодым человеком в следующую комнату, Рикер схватил со стола первый попавшийся журнал и устроился в обшарпанном кресле возле двери, притворившись, что читает. В приемную вошли еще несколько человек. Рикер узнал двоих. Да, Мэллори не ошиблась насчет посетителей Джо.

Маленькая девочка потянула мать за рукав и остановилась возле Рикера.

– Я знаю тебя, – сказала она.

– Мистер Рикер! – радостно воскликнула ее мать. К счастью, голос женщины прозвучал тихо, вряд ли его можно было расслышать в соседней комнате. Женщина схватила его руку и, широко улыбаясь, принялась лихорадочно трясти.

– Спасибо. Огромное вам спасибо, – она погладила девочку по голове. – Уже не та маленькая девочка, которую вы встретили в ту ночь, в ту…

В ту ночь, когда твой муж изуродовал тебе лицо? В ту ночь, когда ты убила ублюдка кухонным ножом?

На носу и подбородке все еще виднелись следы переломов. Рикер хорошо помнил ее раны, потому что чуть ли не первым приехал на место преступления. На кухонном полу были свежие лужи крови, на стенах – кровавые брызги. Убийство признали самозащитой и жену убитого, сразу взявшую ответственность на себя, объявили невиновной. Бригаду по очистке из «Компании Нэда» вызвали на место преступления в ту же ночь, так как матери и ее ребенку больше некуда было идти.

Рикер отлично знал это чувство.

Тогда с этим делом ему помогала Джо, будучи еще стажером. Помнил Рикер и эту маленькую девочку, ставшую невольной свидетельницей избиения матери и смерти отца. Как она изменилась! В ту ночь от ее взгляда все перевернулась у него внутри: она напомнила ему маленькую Кэти Мэллори.

Еще в те дни, когда Рикер мог называть своего партнера по имени, Кэти, так рано потерявшая семью и оставшаяся без крыши над головой, предпочитала справляться со своими душевными ранами одна, считая, что ее прошлое касается только ее. Она никогда не плакала, не жаловалась, даже будучи ребенком. Кэти не смогла пережить это без последствий, девочка же, которая стояла сейчас перед Рикером, понемногу возвращалась в мир людей. Из ее взгляда исчезла подозрительность и недетская серьезность, она весело улыбалась. Джо отлично поработала. Как жаль, что не было тогда такого талантливого доктора, чтобы возвратить к нормальной жизни маленькую Кэти.

Пока Рикер восхищенно наблюдал за исцеленной девочкой, ее мать рассыпалась в благодарности за то, что Компания по очистке места преступления так любезно организовала для них группу терапии. Еще несколько недель назад Мэллори выяснила, чем они занимались в этом офисе, Рикер же узнал об этом только сейчас. Одной загадкой стало меньше: Джо работала с убийствами, чтобы иметь возможность помогать родственникам жертвы или невольным свидетелям, получившим психологическую травму.

Как же разочарована была Мэллори, не найдя в действиях Джо погони за незаконной наживой. Джо предоставляла свои услуги совершенно бесплатно, и это исключало всякую возможность денежной выгоды. Но даже благотворительности Мэллори могла найти свое зловещее объяснение. Она была уверена, что это – самопожертвование, расплата за грехи. Рикер вдруг понял смысл недавнего ядовитого замечания Мэллори: скоро Джоанна Аполло станет мыть ноги прокаженным – спрашивается, искупая какую вину?

Мать с ребенком исчезли за дверью, откуда раздавалась убаюкивающая речь Джо. Казалось, ее голос способен излечивать раны. Рикер закрыл глаза, он хотел остаться наедине с этим проникновенным голосом.

Мэллори спрятала шпильку в задний карман джинсов и толкнула дверь в квартиру Рикера. Ее первым желанием было открыть окно, но Рикер мог почувствовать отсутствие спертого запаха табачного дыма и остатков испорченной еды. Сильнее этого желания Мэллори испытала отвращение и почти жизненную необходимость навести порядок в этом адском бардаке. Но следуя интуиции, которая подсказывала не доверять Рикеру, Мэллори направилась к камину, где и нашла улики против своего напарника. Среди золы она увидела обугленные клочки бумаги.

Записи доктора Аполло? Может, какие-то из этих страниц смогли бы объяснить непонятную приписку Рикера насчет вина.

Занятно, но это не вписывалось в планы, в еепланы. Похоже, Рикер играл в другую игру. Как еще объяснить клочки сожженной бумаги в камине? Это было похоже на нечестную игру в шахматы, которые Рикер обожал… когда-то. За время своих частых вторжений в эту квартиру Мэллори перерыла все вещи, но так и не нашла шахматной доски. Она еще хранила воспоминания о той, которую он выбросил, и ей было интересно, появилась ли у него новая. Видимо, с тех давних пор Рикер так ни разу и не играл в шахматы, и Мэллори иногда задавала себе вопрос, не из-за нее ли.

Поскольку Хелен и инспектор Луи Марковиц служили в полиции, большинство сиделок их приемной дочери тоже были полицейскими. Эксперименты с милыми старушками и молодыми нянями оканчивались плачевно: никто не мог справиться с несносной десятилетней разбойницей, в прошлом маленькой уличной воровкой, все детство скитавшейся по улицам. Из всех полицейских, которые сидели с ней, в памяти Мэллори остался один – Рикер. Именно он научил ее сидеть смирно часами, научил ее играть в шахматы. Маленькая Кэти обожала эту игру, но ненавидела проигрывать. Она разрабатывала целые планы, чтобы отвлечь его и обмануть. Однажды вечером его рука оказалась быстрее, он поймал ее маленький кулачок, в котором она не успела спрятать украденную пешку, только что помешавшую ей съесть ферзя Рикера.

– Тебе это нравится, да, малышка? – Рикер больше не заговорил с ней в тот вечер. Он взял нож для писем и нацарапал на дешевой пластиковой пешке букву «К», которая должна была означать «Кэти». Он поставил эту пешку на каминную полку, а остальные выбросил в помойку вместе с доской. Больше они об этом не говорили. Не было ни наказания, ни нравоучений, ничего, только молчание. И никогда Рикер не сказал об этом ее приемным родителям.

Тайны имеют собственную силу.

В течение недели, перед тем как уснуть, Кэти постоянно думала об этой пешке на каминной полке Рикера. Нет, она не чувствовала вины за собой, была не способна, просто его поступок озадачил ее. Она не переставала теряться в догадках. Наконец маленькая Кэти купила новую шахматную доску. Не украла, а честно заплатила. Каждый день после школы она шла в участок, расставляла фигуры и ждала. Через три дня Рикер наконец вышел к ней.

В тот день она проиграла, потом еще раз и еще. Целую неделю она проигрывала каждую партию, пока наконец не победила. А потом, пока Рикер был на работе, она залезла к нему в квартиру и украла пешку. До сих пор она хранилась у Мэллори где-то в маленькой коробочке в самом дальнем углу шкафа вместе с остальными сокровищами ее детства – бейсбольными карточками и вещицами, украденными из магазинов.

За время ее полицейской службы голос Рикера, словно голос совести, не раз звучал в ее голове:

– Тебе это нравится, да, малышка?

Да.Да, ей это нравилось. Она обожала выигрывать и никогда не прятала улики, которые противоречили ее теориям. Она выигрывала, потому что хорошоумела играть и потому что не считала преступлением вламываться в чужие дома, незаконно проникать в базы данных и врать, врать, как сумасшедшая. Но она никогда не уничтожала улики.

Мэллори еще раз бросила взгляд на обугленные клочки бумаги в камине.

Все это вполне объяснимо, ведь Рикер сейчас немного не в себе, и во всем виновата эта Аполло. Да, это ее вина. Мэллори уверенно кивнула головой, упрямо отгоняя мысль, что она обманывает себя, желая оправдать Рикера.

Через час, дождавшись, пока выйдет последний пациент, Рикер вошел в комнату, чтобы застать психиатра врасплох. На столах стояли бумажные стаканчики из-под кофе, пепельницы, валялись бумажные носовые платки. Джо предстала перед ним в совершенно другом качестве. Пока он шел за ней, его внимание поглощали неимоверной длины тонкие капроновые чулки под короткой юбкой и эти волнующие высокие шпильки. Сейчас он смотрел на ее лицо, на темную бордовую помаду. Помада смутила его: раньше он никогда не видел Джо накрашенной.

– Привет, Джо.

Она задвигала металлические стулья, но услышав его голос, обернулась. В ее взгляде читалось чувство вины. Джоанна опустила голову и сложила руки, словно в молитве, словно прося прощения за свои грехи. Напарнику Рикера понравилась бы эта сцена, но не ему. Рикера раздирали противоречия. Находиться с Джо в одной комнате всегда было счастьем, но сегодня в его душу закралось подозрение – ядовитое влияние Мэллори.

Леди, что же ты натворила?

Он хранил молчание, ожидая, когда заговорит Джо. Его полицейское чутье интуитивно обострилось, готовое напасть, выведать все секреты и поймать на лжи. Рикер почти знал, что она скажет.

– Значит, ты все прочитал, – начала она. – И теперь пришел за объяснением, – Джо медленно опустилась на стул, наклонила голову, готовая к очередному допросу.

Сколько раз она проходила через это?

Рикер с мрачным видом подошел ближе.

– Тебе известно, кто Косарь.

Джо покачала головой.

– Это не вопрос, леди. Агент Кид сказал тебе. Это и привело тебя в Нью-Йорк. Косарь здесь, да?

– Тимоти никогда не говорил мне.

– Значит, ты догадалась сама.

– Надо быть таким же параноиком, как Тимоти, чтобы…

– Согласен, – кивнул Рикер. – Косарь – это тот человек, которого он встретил в магазине. Я поверил в его рассказ, – теперь он увидел в ее глазах удивление, смешанное с… чувством вины? Да, он кивнул, словно говоря: «Я знаю, о чем ты думаешь, черт возьми».Вслух же он произнес:

– Но ты ему не поверила, так, Джо? Ты не верила в эту историю, пока его не убили.

– Теперь ты знаешь все мои секреты, – полушутя сказала она. – Я подвела его. Очень сильно.

– А как насчет этого бедняги Зайца? Он тебе зачем был нужен? В качестве партнера для тренировки? Так это начиналось? Решила немного попрактиковаться перед решающим боем?

– Это несправедливо.

– О да, жизнь – дерьмо, случается и такое, – Рикер склонился над ней, словно заглядывая в душу. Джоанне пришлось поднять на него глаза. – А Гам? С ним ты всегда настороже. Трудно сказать, когда ему вздумается атаковать, да? Отличная практика на случай чрезвычайной ситуации. Или Гам у тебя вместо охранной сигнализации? Ты думаешь, с ним трудно справиться?

– А иногда кот – это просто кот. Я люблю Гама, честно.

– Тогда зачем ты рискуешь, Джо? Лучше жить долго. Потому что, если ты умрешь, ты знаешь, что будет с этим котом. Его никто не защитит, кроме тебя, и первый же полицейский, на кого он накинется, пнет его под зад. Никто не станет возиться с ним, тащить к ветеринару, чтобы усыпить спокойно и безболезненно. Кто первый наткнется на него, сотрет его в порошок. А может, Гам сумеет отделаться парой выбитых зубов и переломанных ребер.

Она поднялась со стула, собрала несколько пластиковых стаканчиков и салфеток, ясно давая понять, что разговор окончен.

Не так скоро, Джо, еще нет.

– Я больше не приду на работу, – она избегала смотреть ему в глаза, ее тон стал более официальным, словно Рикер был чужим, просто еще одним полицейским, с которым она вынуждена разговаривать. – Я оставила заявление у мисс Бёрд.

– Да, я слышал. Тебе, наверное, понадобится твой чемодан.

– Да, – она ходила по комнате, подбирала с пола упавшие салфетки и вытряхивала пепельницы. – Если не трудно, мог бы ты завезти его ко мне в гостиницу?

– Нет, не мог бы, – ровным тоном произнес Рикер, вытащив одну из визиток «Компании Нэда» по очистке. – Тебе придется прийти и забрать его самой, – он написал на обратной стороне карточки свой адрес и положил ее на стул. – У меня в семь. Я приготовлю обед. А ты приноси вино.

Походка Джо отличалась грациозностью, но услышав это, она чуть не споткнулась. Зная его любовь к дешевому виски и пиву, Джо дала бы руку на отсечение, что у него в доме и штопора-то нет. А сейчас она, должно быть, подумала о вине в нижнем ящике шкафа.

Рикер неторопливо пересек комнату, замешкался у двери и обернулся. Все его инстинкты копа на мгновение исчезли, и он превратился в обычного человека, которого так просто было убить. И она могла это сделать – несколькими резкими словами или взглядом. Рикер хотел сказать ей что-то очень личное, но покачав головой, улыбнулся своей глупой невысказанной мысли. Еще секунду он смотрел на нее, затем отвернулся. В последнее время двери за ним захлопывались с оглушительным звуком, не таким громким, как выстрел, от которого в жилах стынет кровь, а просто достаточно шумно, чтобы дрожали стекла.

Глава 9

Рикер и сам не мог понять, как оказался на севере города, в этом богатом квартале. Ноги по привычке сами несли его сюда по метро, по тротуарам и узеньким улочкам к жилому дому на Парк-авеню. Портье в ливрее, как обычно, радушно поприветствовал его, и, как обычно, пятидолларовая бумажка опустилась к нему в карман. Даже в таком роскошном районе предательство стоило дешево. Но на этот раз новостей не было.

Рикер отошел в сторону и поднял глаза на одно из освещенных окон. В окне мелькнул силуэт бледной женщины, матери того парня, который набросился на Рикера и чуть его не убил. То же лицо, те же глаза, только не было в них сумасшедшего блеска, который отчетливо помнил Рикер. В глазах женщины был написан только страх: она боялась его. С улицы это невозможно было увидеть, но где-то глубоко внутри Рикер знал, что это так.

И женщина тоже знала.

Если ее сын вернется домой, Рикер убьет его.

Словно прочитав его мысли, женщина отпрянула от окна, в то же мгновение Рикер опустил голову. Он чувствовал себя как незадачливый террорист, который подсунул бомбу не в тот дом. Он пошел прочь от невинной женщины, шагая по широкой аллее, не в силах больше вынести такое напряжение.

Маленькая бежевая машина Мэллори вырулила на Парк-авеню. Богатые владельцы дома, семейная пара, завидев ее, поспешили ретироваться в фойе. Сейчас их единственной связью с внешним миром являлся портье. За последние полгода они стали очень пугливыми, опасаясь, что где-нибудь их вновь подстерегут репортеры. Они начали бояться полиции, почти перестали бывать на улице, отчего их лица приобрели землистый оттенок.

Мэллори вышла из машины и направилась к портье. Семейная парочка наблюдала за ней из фойе, о чем-то тихо переговариваясь. Заметив, что она смотрит на них, мужчина и женщина стремительно направились к лифту. Интересно, они знали, сколько зарабатывает их портье и с какой легкостью он продает секреты их частной жизни?

– Мэллори, – портье пошел ей навстречу, стараясь, чтобы никто не заметил, как в его карман опустится очередная взятка. – Ты сказала, что Рикер больше не вернется, – он изобразил на лице скорбь. – Бедные люди. Думаю, они этого больше не вынесут.

– Я сказала, что позабочусь об этом, – Мэллори протянула ему деньги. Суммы были в несколько раз больше тех, что совал портье Рикер, потому что дружбу и верность нужно было поддерживать постоянно. Он сунул деньги в карман и широко улыбнулся, словно говоря: «Скряги – эти бедные люди. Чем могу служить вам сегодня?»

– Зачем приходил Рикер?

– Как обычно. Спросил, не выходили ли они из дома за последние несколько дней. И еще, не приходил ли к ним кто-нибудь.

– И ты что сказал?

– Они никуда не ходят, никого не принимают, – он обернулся удостовериться, что в фойе никого нет. – Мадам очень жалеет Рикера. А мистер просто вне себя.

– Никаких угроз, так? Они не подавали жалоб?

– Да нет, больше не хотят проблем с полицией. Сказать по правде, Мэллори, они больше боялись собственного сына, чем Рикера. Бедняга. Я всегда говорил, что парень немного не в себе, но все же не так опасен для общества, как этот сукин… – Он запнулся, понимая, что если продолжит, ему не жить.

– Он не сумасшедший, – ответила Мэллори. – Не смей внушать им это.

Мэллори не испытывала ни малейшего сострадания к родителям малолетнего негодяя, который напал на Рикера. Эти бедныелюди потратили миллион долларов на освобождение своего сына, чтобы потом этот ублюдок напал на полицейского.

– Передай им, что я не желаю видеть в управлении никаких жалоб от них. Я не шучу, и они должны это понять.

Это прозвучало достаточно угрожающе? Да, портье в страхе отступил назад.

Она хотела, чтобы он вспомнил свой страх, когда будет передавать сообщение этим чертовым миллионерам с их психически нездоровой наследственностью и хорошими адвокатами. Его страх должен передаться им. Эти люди всегда знали, какого монстра вырастили, и ничего не сделали, чтобы обезопасить от него общество. Поэтому сейчас у них не было права жаловаться на человека, жизнь которого они разрушили и который иногда появлялся на Парк-авеню, как призрак.

В честь визита Джоанны грязная одежда была в срочном порядке эвакуирована в ванную, где вчерашние носки присоединились к тем, что валялись по углам в гостиной. Пока Рикер ждал, он начал видеть свою квартиру глазами миссис Ортеги. Ее маленькие следы на грязном полу были ему немым укором за то, что он выставил горничную, не дав ей даже начать наводить тут порядок. Возле двери громоздились несколько огромных пластиковых мешков для мусора. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз выносил их? Неделя? Месяц?

Рикер взглянул на часы, но тут же отбросил мысль о том, чтобы срочно вызвать миссис Ортегу. Он закрыл двери в ванную и на кухню, решив таким образом сразу две проблемы. Затем кое-как разгреб оставшийся хлам в гостиной. Леди будет настолько удивлена, обнаружив, что квартира Рикера больше напоминает помойную яму, что не заметит, как он нанесет первый удар.

Стены толстые. Если даже она закричит, никто не услышит.

Мэллори вошла в общую комнату Специального криминалистического отдела. Просторное помещение с высокими грязными окнами, выходившими на узенькую улочку в СоХо, было заставлено письменными столами. Шесть человек работали сегодня сверхурочно, заполняя пробел, образованный принудительным уходом Рикера и ее самовольным отсутствием на работе. На столах громоздились папки с делами, горы бумаг, стаканчики с кофе, и среди этого беспорядка работали детективы. Постоянно слышны были разговоры: отдавали приказы, разговаривали по телефону, устраивали дружеские перебранки.

Когда вошла Мэллори, наступила тишина.

Мужчины, как по команде, подняли головы и стали похожи на девочек из церковного хора, только с наплечными кобурами. Все взгляды были прикованы к единственной представительнице женского пола в участке, пока она направлялась к своему столу, аккуратно расположенному вдоль стены. Еще три дня назад ее рабочее место казалось самым чистым в конторском мире, но все изменилось. Замки ящиков были бесцеремонно сорваны, от взлома на металле остались царапины, содержимое валялось на полу и на столе, папки и раскрытые блокноты лежали посередине стола. И, наконец, словно в доказательство ее любви к чистоте, ящик с чистящими принадлежностями был выдвинут и выставлен всем на обозрение.

Но Мэллори не устроила сцены.

В глазах, устремленных на нее, угасла последняя надежда стать свидетелями грандиозного шоу, которое все с нетерпением ждали. Понемногу все снова пришло в движение: возобновились разговоры, телефонные звонки, шуршание бумаги.

Мэллори повернулась к детективу Яносу, крупному полицейскому с резкими чертами лица, который походил на огромный говорящий шкаф, иногда даже цитировавший Мильтона. Его взгляд отличался суровостью, которую особенно ценили в нем инспекторы условно-досрочного освобождения. Они частенько прибегали к его помощи, чтобы напустить страху на своих подопечных. Как ни странно, сегодня он был, наверное, единственным в участке, кто сочувствовал Мэллори. Но она не нуждалась в сочувствии.

Он поднялся и неторопливо направился к ней, удрученно качая головой, словно говоря: «Какой стыд! И куда катится мир!»

– Знаю, выглядит ужасно, – произнес он мягким голосом, так несоответствующим его грубой внешности, – но все твои вещи остались на месте, – он наклонился и выудил из-под стола металлическую баночку полироли.

– Это работа Коффи, – сказала Мэллори. С таким же успехом лейтенант Коффи мог вырезать на металлической поверхности свое имя, рядом со всеми этими царапинами. Больше никто не посмел бы испортить рабочее место Мэллори.

Янос перевел взгляд на окно в кабинете лейтенанта: жалюзи были опущены, дверь закрыта.

– На твоем месте я бы не ходил туда сейчас. Босс только что отделался от двух стервятников из министерства внутренних дел. Они выяснили, что Рикер работал на полную ставку у своего брата.

– Он там больше не работает. Я об этом позаботилась.

– Но работалже, – Янос, как истинный джентльмен, собрал с пола разбросанные бумаги. – И все это время Рикер получал пособие по нетрудоспособности.

– Он не обналичил ни один из этих чеков, – Мэллори выхватила из рук Яноса бумаги, пока тот не сунул их не в тот ящик. – Тем более Рикер согласился на работу, только когда отдел прекратил выплаты.

– Да, лейтенант это знает, – произнес Янос и сгреб своей ручищей карандаши и скрепки. – То же самое лейтенант сказал людям из министерства. Потом добавил, что Рикера отправили на пенсию, показал им соответствующие документы и говорит: «Когда вы, такие-сякие, оставите наконец в покое заслуженного копа, получившего столько ранений!Четыре огнестрельных ранения! Вы считать умеете?» После этого они быстренько убрались. Дело закрыто.

Мэллори перевела взгляд на свой выпотрошенный стол.

– Но какое отношение это имеет к тому, что Коффи взломал замки в моем столе?

– Я как раз клоню к этому.

Янос кинул мелкие письменные принадлежности в верхний ящик, не обращая внимания на то, что для этих вещей существовал специальный органайзер. Мэллори удержалась от комментариев и принялась аккуратно раскладывать карандаши, ручки и скрепки в отведенные для них ячейки.

– Окружной прокурор прислал к тебе одного из своих прихвостней, хотел забрать то, что ты ему обещала. Судебный процесс уже завтра, и он, кажется, немного нервничает по этому поводу.

Мэллори должна была собрать доказательства для судебного процесса. Но она сделала это еще три дня назад, просто не сообщила.

– Коффи пытался тебя найти, – детектив поднялся с пола, осторожно держа двумя пальцами метелку для пыли. – Но ты не отвечаешь на звонки.

– У меня отгул, – Мэллори выхватила из его рук метелку и положила ее на место, затем постаралась задвинуть ящик как можно спокойнее, чтобы не доставлять удовольствие сидящим вокруг полицейским.

– Но, Мэллори, ты же никогда не занималась бумажной работой, чтобы тебе отгул давали.

Она все-таки захлопнула ящик. Все взгляды устремились на нее.

– Если бы я претендовала на награду за все часы, что я провозилась тут сверхурочно с тех пор, как ушел Рикер… – начала Мэллори, не заботясь о том, чтобы сбавить тон.

– Городские власти не расплатились бы с тобой за всю жизнь. Знаю.Но представь, босс думает, что эти три дня ты работаешь с окружным прокурором, а потом оказывается, что тебя там и в помине нет.

– Значит, ты сидел тут и смотрел, как вскрывают мой стол?

– А что я мог сделать? Я сказал им, что не видел тебя на этой неделе. Как бы я объяснил, если бы они нашли твоиматериалы в моемстоле? Поэтому я послал патрульного в город с твоей папкой. Мигалки, сирены, все как надо, он домчался за пару секунд. Помощник окружного прокурора был все еще в участке, когда ему позвонили из офиса и сообщили, что все в порядке. Парню пришлось извиняться перед лейтенантом Коффи. Боссу это понравилось.Поэтому здесь один ноль в твою пользу.

– Но он же не из-за этого посрывал все мои замки?

– Думаю… нет, – Янос махнул рукой, словно хотел найти в воздухе нужные слова, и нахмурился, подготавливая ее к самому худшему. Это была его манера рассказывать плохие новости – медленно, с убийственным спокойствием.

– Видишь ли, как раз перед тем, как пришел помощник прокурора, боссу позвонили. Знаешь Ролинза? Ну бывшего копа. Сейчас он работает в «Хайленд Секьюрити». Может, лейтенант считает, что ты подрабатываешь на стороне?

– Ему лучше знать, – ответила Мэллори. Джек Коффи понял, что она нелегально работает в «Батлер и Компания». – Что еще?

– Что-то связанное с этим чудиком, ведущим радиошоу, Иэном Зэкери, – Янос развел руками. – Вот и все, что мне известно, – он вздохнул. – Ну почти все. Этот сукин сын Ролинз сказал боссу что-то, что его очень сильно разозлило.

«Сильно разозлило»означало в глазах Мэллори разъяренного Джека Коффи с монтировкой. Она представила, с каким наслаждением он взламывал ее стол, дав выход своей злости.

– Все очень серьезно, – произнес Янос, кивнув в сторону кабинета Коффи. – Поэтому будь там повежливей. Не зли его лишний раз, ладно?

Ладно, постараюсь.

Рикер раздвинул шторы и выглянул на улицу. Джо шла со стороны метро, ее преследователей видно не было. Мэллори права. Если захочет, Джо может запросто отделаться от слежки. Потому-то она и предпочитает подземку, хотя может позволить себе такси и лимузины. В метро, где много входов-выходов, где толпы людей, уйти от погони значительно легче.

Зазвонил домофон.

Рикер нажал на кнопку.

– Привет, Джо, – воскликнул он, не дожидаясь, пока она что-нибудь скажет. – Поднимайся, – он нажал на другую кнопку, чтобы впустить ее в дом, затем со скрипом открыл входную дверь и прислушался к мотору лифта. Вскоре двери лифта открылись, и показалась Джо. Вечер был прохладный, на ней был длинный темно-синий пиджак, доходивший почти до колен, и голубые джинсы. Форма пиджака чем-то напомнила Рикеру ручную гранату. Менее чем через пятнадцать минут он вспомнит эту мысль как предупреждение.

Рикер открыл дверь шире и облокотился о стену. Джо вошла медленно, подозрительно глядя по сторонам, но так и не обернулась. Рикер отошел от стены и вдруг сильно ударил ее в плечо.

– Ну как, Джо, больно было?

– Что? – она резко обернулась, обхватив рукой пострадавшее плечо. – Ты знаешь, что больно. Зачем…

– Отлично. Каждый человек должен хоть раз в жизни получить удар, чтобы в следующий раз не медлил, ожидая, что противник ударит первым, – он приблизился на шаг, Джо отступила. – Давай я возьму твой пиджак, – произнес Рикер, – без этих тряпок будет еще больнее.

– Ничтожество.

– Я слышал это от многих женщин. – (Что на самом деле было правдой) – Так до каких пор ты будешь терпеть, Джо?

– Терпеть что?

– Если я ударю тебя в спину, интересно, ты останешься калекой на всю жизнь? – он поднял кулаки. В глазах Джо стоял ужас, но на этот раз она не двинулась с места. – Давай, Джо, защищайся. Всегда будь настороже. На! – его кулак скользнул всего в сантиметре от ее лица. – Почувствовала? А теперь представь себе развороченный нос.

– Зачем, Рикер? – Она стояла перед ним такая уязвимая, даже не пытаясь защитить себя. Джо обезоружила его одним лишь полным абсолютного доверия взглядом больших карих глаз. – Ты же никогда в жизни не поднимал руку на женщину. Ты не такой человек.

– А какой человек ты, Джо? Ты под программой защиты свидетелей, но прячешься от людей, которые пытаются тебя защитить, – больше он выдержать не мог, и она знала это. Его руки опустились, и голос потерял твердость.

– Я лишь хочу, чтобы у тебя был шанс остаться в живых, – почти умоляюще произнес Рикер.

Кто еще научит ее, как сломать человеку нос одним ударом? Или как вырвать нападающему глаз одним пальцем? К нему вернулась решимость: только так она сможет выжить. Рикер снова поднял кулаки.

– Я не сделаю этого, Рикер. Я не сделаю этого с тобой.

– У тебя нет выбора, Джо. Но я упрощу тебе задачу, – он развел руки, раскрывая грудь для удара. – Твоя очередь. Бей изо всех сил. Я жду.

Она подошла к нему – медленно, но решительно, улыбаясь, словно все уже было забыто. И вдруг…

Лейтенант Коффи, среднего роста, светловолосый, с карими глазами, был слишком молод для такой высокой должности. Ему было всего тридцать шесть. Однако он выглядел старше своих лет: хмурые складки на добродушном лице придавали ему облик решительности.

Коффи взглянул на часы. Шел уже восьмой час, но он не надеялся скоро попасть домой. Двоих из его лучших людей не было на месте. Их отсутствие можно восполнить, но для этого нужно заставить остальных работать сверхурочно, а это обязательно отразится на бюджете. В верхнем ящике стола лежало письмо комиссара с просьбой немедленно найти замену сержанту полиции Рикеру. Как долго он еще сможет игнорировать этот приказ? Когда наконец Рикер подпишет апелляцию? Наверняка, министерство все так не оставит. А «Хайленд Секьюрити»? Промолчат ли они о недавнем провале? Черт, когда же закончится этот ужасный день!

Дверь в кабинет открылась настежь. Его всегда раздражало, когда входили без стука. Хотя сегодня вряд ли что-то могло еще больше испортить ему настроение. Отлично, его удостоила визитом единственная женщина в участке. Если бы не Мэллори, он мог бы выглядеть моложе. Если уволить ее сегодня, можно было сохранить остаток волос вокруг уже довольно заметной лысины на затылке. Вместе с Мэллори исчезли бы постоянные головные боли.

Она стояла на пороге, сложив руки на груди.

– Мне нужен новый стол, – сказала она, глядя ему в глаза. – Совершенноновый стол.

Лейтенант не смог сдержать улыбки. С места в карьер? Значит, она понимает, что у нее серьезные неприятности.

– Присядь, – он указал ей на стул.

Мэллори не двинулась с места. Что ж, этого стоило ожидать. Она немного помедлила, устремив взгляд на стол и читая вверх ногами его бумаги, – нарушение личного пространства. Что это, маленькая месть за ее взломанный стол? Только теперьона села. У Мэллори всегда была одна и только одна тактика – наступательная.

– Сегодня я получил очень занятный телефонный звонок, – Коффи нервно постукивал карандашом по столу – единственный признак того, что он злится. Голос же оставался совершенно спокойным. – От бывшего копа, который заведует всем в «Хайленд Секьюрити», Ролинза. Знаешь его?

– Я говорила с ним, – произнесла Мэллори. Естественно, она скажет правду, какой смысл отпираться. Мэллори всегда верила в то, что правда в небольшом количестве способна оправдать человека за ранее сказанную ложь.

Закончив с пустой болтовней, Коффи бросил карандаш.

– Ролинз хотел поговорить с детективом, работающим на секретных операциях. Я сказал, что у нас таких нет и в специальном криминалистическом отделе их не жалуют. «Ах, черт!»– говорит мне тогда Ролинз. – Джек Коффи наклонился вперед: – Почему-то в этот момент я подумал о тебе, – он помедлил немного, чтобы сказанное дошло до Мэллори. – «Должно быть, ты имеешь в виду Мэллори», – сказал я ему. – Ну да, именно тебя он как будто имел в виду. Ролинз сомневается, что авантюра, в которую ты его втянула, на самом деле легальна. Затем он заявляет мне, что знаменитый радиоведущий прислал его компании огромный гонорар. И теперь он хочет узнать, что же им делать с чеком, ведь благодаря тебе они ничего не сделали, чтобы получить его. Я обещал связаться с ним.

– Я скажу ему не обналичивать чек.

– И это все! – если Коффи хотел заставить ее объясняться, он крупно ошибся, но Мэллори еще не знала, что его главный удар впереди. – Я действительно беспокоюсь за тебя, Мэллори. Раньше ты не оставляла следов. А теперь допускаешь такие грубые промахи. – (Заметила ли она это замечание? Похоже, что нет). Тем не менее, Коффи продолжал наступать. – Два дня назад Иэн Зэкери звонит в «Хайленд Секьюрити» и назначает встречу. Пять минут спустя ты перезваниваешь Ролинзу и говоришь, что берешь все в свои руки и чтобы он держал язык за зубами. Пять минут спустя.Надо было подождать подольше, Мэллори. Я так понимаю, ты перехватила звонок Зэкери. Что-то не припомню, чтобы я просил судью об ордере на прослушку телефона радиостудии. Но у тебя, конечно, свое объяснение.

– У меня есть информатор на радио, – ответила Мэллори. – Так я узнала о звонке в охранное агентство, – она произнесла это таким тоном, словно ей было глубоко плевать, поверит ей Коффи или нет.

Конечно, это была ложь, но и такого объяснения вполне достаточно на случай, если представители министерства внутренних дел снова заинтересуются тем, что происходит в специальном криминалистическом отделе.

– Мне кажется, или это все как-то связано с Рикером? – спросил Коффи, переведя дух.

Он видел, что Мэллори не собирается отвечать на вопрос, но другого объяснения быть не могло. Мэллори была отличным копом, чертовски хорошим, даже лучше, чем Лу Марковиц в свое время. Не в ее стиле делать такие промахи, видимо, тут замешано что-то личное.

– Давай, вытаскивай свой блокнот, черт подери. Это приказ.Есть несколько поручений, которыми ты должна заняться и сделать все чисто.

«Непременно», – читалось в ее взгляде. Тем не менее, она достала блокнот с таким видом, будто делала ему большое одолжение.

– У меня сейчас отгул. С этим придется подождать несколько…

– Больше у тебя отгулов нет – это первое.

– У меня еще примерно пятьдесят часов…

– Я сказал: нет отгулов, – видя, что она собирается еще что-то возразить, Коффи поднял руку, показывая тем самым, что тема исчерпана. – Ты использовала свой значок, чтобы повлиять на «Хайленд Секьюрити». Теперь придется заметать следы. Открой дело на Иэна Зэкери. Думаю, он беспокоится о своей безопасности из-за Косаря. Эти убийства относятся к компетенции федералов, поэтому сделай бумажную работу для этого знаменитого охотника. Добавь некоторые факты, полученные из анонимных источников. И не забудь подписать задним числом, – он ударил кулаком по столу. – Я хочу, чтобы ты записала это, Мэллори.

Она склонила голову и начала писать в блокноте. Что ж, это была маленькая победа.

– Дальше, – произнес Коффи, – если телефон на радиостанции все еще прослушивается, я хочу, чтобы ты разобралась с этим. Запомни, если ты втянешь сюда мой участок, ты живо уберешься отсюда. И еще одна маленькая деталь: Зэкери считает, что заплатил за свою безопасность, поэтому будь добра позаботиться о том, чтобы этого сукина сына не пришили. Официально это твое новое задание.

– Он думает, что я его частный сыщик, а не нянька.

– Моли Бога, чтобы он не умер, пока ты будешь за ним присматривать. А теперь выметайся из моего кабинета.

Уже несколько месяцев Рикер избегал появляться в барах по соседству с его бывшим участком, и сейчас, завидев его, местный бармен широко ему улыбнулся.

– Давно не виделись, – произнес он, подав два стакана: пшеничное виски с водой для Рикера и ржаное – для Джо.

Рикер помнил, как в этом же баре в СоХо с ним порвала его очередная подружка, с которой они встречались время от времени. В Нью-Йорке было много таких памятных мест. За двадцать лет после развода ни одна из его связей не длилась больше нескольких месяцев. Одни женщины бросали его в ресторанах, другие устраивали сцены прямо на улице. Только теперь Рикер осознал, как глубоко заблуждался, растрачиваясь на эти ничего не значащие пустые встречи. Он боялся, что Джо уйдет от него еще до того, как у них что-нибудь начнется.

– Я обещал тебе ужин, – сказал Рикер. – Здесь за углом есть милый ресторанчик. – (Как раз здесь его бросила женщина по имени Донна). – Любишь итальянскую кухню?

– Нет, спасибо, может, как-нибудь в другой раз, – она посмотрела на часы. – Мне уже пора.

– Еще рано, – возразил он, совсем забыв про позднее время. – Не уходи, – Рикер нервно стучал ногами под столом, у него вспотели руки, но ни один из этих симптомов не был связан с травмой, которую недавно нанесла ему эта женщина.

Джо закатала рукав рубашки, обнажив свежий синяк на правой руке. Она перевела взгляд на его промежность.

– Еще больно?

– Да нет, не волнуйся. Я же видел, куда ты била.

– Ты хотел сказать, не видел.Совет моего отца – бей мужику в мягкое место и беги со всех ног.

– Я рад, что ты не убежала, Джо. Мужественный поступок. Не многим женщинам хватило бы духу перенести такое зрелище – я так орал.

Час назад она со всей силы ударила его в пах, а затем, с ужасом глядя, как он корчится от боли, достала из сумки бутылку с каким-то раствором, который оказался сильным болеутоляющим. Очевидно, Джо знала, что такое боль. Леди правильно его назвала – он действительнобыл ничтожеством. А она великолепна. Это Джо предложила прогулку по СоХо в качестве медицинской реабилитации.

– Ну вот, лицо уже не такое бледное, – произнесла она. – Ты очень хороший пациент.

– Лучше, чем Тимоти Кид? Ты же его лечила, да?

Вот теперьДжо опешила. Если бы Рикер подумал об этом раньше, он использовал бы для нападения слова, а не кулаки, и, возможно, это бы избавило его от такой адской боли. Между ними повисла неловкая пауза. Она жалела, что согласилась пойти с ним? Внезапно Рикер почувствовал духи Джо. Хотя на работе они частенько выпивали вместе в конце дня, он никогда еще не сидел с ней так близко, почти касаясь плеч. Рикер вдохнул глубже и посмотрел на следы от помады на ее стакане. Помада Джо завораживала и тешила его надеждой, что ради него она накрасилась и подушилась сегодня вечером, даже несмотря на то, что, как обычно, была облачена в рубашку и джинсы.

– Ты разговаривал с Марвином Аргусом, – произнесла она. – Он сказал тебе, что Тимоти был моим пациентом? Что ж, он солгал. Похоже, это вошло у него в привычку, – Джо сняла пиджак со спинки стула, очевидно, намереваясь закончить этот разговор и этот вечер.

– Подожди, Джо. Значит, это что-то другое? Я понял, что вы были близки. Любовники?

– Так трудно в это поверить, Рикер?

Он покачал головой, не сводя глаз с Джо. Видимо, этот взгляд красноречиво передал его мысли: его не удивило, что любой мужчина мог хотеть ее – он хотел ее. Джо снова села.

– Извини, – улыбнулась она. – Тимоти был моим другом.

В бездонных глазах Джо можно было утонуть, и, глядя в них, Рикер иногда забывал, о чем он говорит. Ему вдруг захотелось узнать, красила ли она губы для того убитого агента ФБР, но вместо этого он спросил:

– Как вы с ним познакомились?

– Он пришел ко мне за помощью в одном деле.

– В деле Косаря?

Джо покачала головой. Этот жест означал скорее удивление, чем отрицание, ведь она, как и многие люди, полагала, что полиции известно все. И теперь ее поразила его неосведомленность. Но как же он мог ошибиться?

– Косарь убил федерала. Логическая связь, верно? И, Джо, как ты сказала, Аргус много врет. Тогда помоги мне разобраться. – Итак, врал не только федеральный агент Аргус. У Рикера возникло непреодолимое желание найти Мэллори и вытрясти из нее все, что она утаила. Но об этом потом. – Так значит, с агентом Кидом вы встретились раньше? Не когда убийства…

– Нет, мы познакомились еще до того, как был убит первый присяжный. Ни о каком Косаре речи не шло. А Марвин Аргус встретился с Тимоти после второго убийства.

– Разве они не вместе работали?

– Нет. Тимоти работал в Вашингтоне, Аргус – в Чикаго, но и он тоже не расследовал дело Косаря. Аргус отвечал только за то, чтобы найти присяжных и внести их в программу защиты свидетелей. Возможно, он подумал, что Тимоти появился в городе, чтобы проконтролировать его. Второй присяжный умер, находясь под защитой Аргуса.

– Так, Джо, с профессиональной точки зрения кто из них больший параноик?

Она улыбнулась.

– Тимоти. Бесспорно. Он культивировал свою паранойю, считал, что она способствует его проницательности. Может, действительно все так и было. После двух минут общения с человеком он мог рассказать всю его жизнь, и как, по его мнению, она закончится. Я покажу тебе, как он это делал. Только учти, это не мойстиль. На мои прогнозы требуется больше времени.

– Вот отличный экземпляр для экспериментов Тимоти, – Джо кивнула на одного из посетителей, одиноко сидящего у стойки.

Молодой человек носил прямой пробор, сальные волосы были коротко острижены возле ушей. Он улыбался какой-то рассказанной самому себе шутке и тихо отбивал пухлыми пальцами ритм песни, которую только сам мог слышать. Рубашка была застегнута на все пуговицы – до самой верхней на воротнике. Рикер заметил торчащие из кармана ручки и карандаши. Даже не заглядывая под стол, можно было догадаться, что брюки у него черные с протертыми коленками.

Остальное досказала Джо:

– Я видела, как он вошел. Этот человек носит тяжелые ортопедические ботинки, хотя у него с ногами все в порядке. Поверь, я бы увидела по походке. Возможно, он носит их с детства. Явный признак влияния деспотичной матери. Он живет с ней, именно поэтому все еще носит такие ботинки. И не парикмахер делал ему эту прическу – его стрижет мать, она же выбирает для него одежду. Именно поэтому он всегда отличался от своих сверстников. Всю жизнь она не давала ни одному другу его возраста встать между ними. Он жалеет, что не убил ее, достигнув сознательного возраста – лет девяти, десяти. Именно тогда к нему впервые пришла эта мысль. Когда он наконец решится на убийство своей мамочки, его найдут на месте преступления, возможно, на кухне, с ножом в руке. Он будет с радостью сотрудничать с полицией, гордясь своим поступком.

Рикера не впечатлило то, чему ее научил Тимоти. По сравнению с беспощадной кровавой бойней, с которой каждый день приходилось сталкиваться специальному криминалистическому отделу, это казалось нелепой игрой. Такие штучки с определением психологического портрета преступника никогда не решали дела, самым важным по-прежнему оставалась грамотная работа полицейского. К тому же, как и сказала Джо, это был не ее стиль.

– Удивляюсь, зачем ты делаешь это, Джо, – произнес он, осторожно выбирая слова. – Хотя сработано хорошо. Готов поспорить, ты практиковалась с тех пор, как умер Кид.

Рикер поймал ее взгляд.

– Это просто игра, – ответила она, отводя глаза.

– Да уж. Именно поэтому твой друг и не работал в специальном отделе. Я был детективом получше.

Джо подняла голову, и, хотя она бы никогда не произнесла это вслух, Рикер понял ее взгляд: оценка таланта и умственных способностей его и Кида была явно не в его пользу.

– Я не сказал, что был умнее, Джо. Я был лучше. Никаких игр, уловок. Я был настоящим представителем полицейской породы, копом. Мне не нужно видеть твои волосы, одежду, чтобы сказать, где ты была и куда направляешься. Мне только нужно было прочитать твои записи об агенте Киде и винном магазине.

Она начала подниматься. Рикер взял ее за руку, чтобы остановить.

– Ты думаешь, ты была настолько близка этому убитому бедняге, что могла копаться у него в мозгах? Ты собираешь любимое вино Косаря, потому что именно так поступил бы полоумный Тимоти Кид. И поэтому ты работала только с убийствами. Ты думала, что так будешь ближе к его работе, к его жизни. На самом деле ты охотишься на психа, который убил его. Ты не прячешься. Твоя гостиница – всего лишь приманка для золотой рыбки. Наверное, федералам чертовски трудно тебя защищать, дежурить у входов и выходов день и ночь. А ты можешь отделаться от них, когда пожелаешь. Ты и этому натренировалась. Считаешь, что сможешь закончить работу Тимоти за него? Я прав, Джо? Думаю, да, потому что ты даже не смотришь на меня.

Теперь разговор был точно закончен. Джо не намеревалась больше его выслушивать. Она поднялась со стула и направилась к двери, на ходу надевая пиджак. Своей длинноногой походкой она вышла на улицу и пошла прочь.

У Рикера внутри все опустилось. До встречи с Джо он и не предполагал, что, когда женщина уходит, бывает так больно. Сегодня он ощущал почти физическую боль. Вечер закончился не так, как он планировал. Будь Рикер помешан на Джо еще больше, он бы, кажется, прострелил ей ногу, чтобы она не покидала его сегодня.

Как только дверь за Джоанной Аполло закрылась, бар вдруг показался Рикеру каким-то пустынным. Потом к нему пришла мысль, что для встречи с ним Джо накрасила губы и надушилась. Эта мысль согревала его все дорогу, пока он провожал ее от бара. Так они шли за двадцать метров друг от друга, направляясь к сверкающей зеленой вывеске метро. В метро он ехал в соседнем вагоне, не сводя с нее глаз, затем поднимался за ней по лестнице. Джо не знала, что он здесь, что смотрит на нее. Вскоре показалась гостиница, у входа которой взад-вперед ходил один из агентов ФБР. А потом, в последний раз печально посмотрев ей вслед, Рикер развернулся и исчез. На сегодня его работа была выполнена: он проводил леди домой.

Глава 10

Иэн Зэкери был невероятно доволен своим новым частным сыщиком из «Хайленд Секьюрити». Высокая блондинка, полная спокойствия и невозмутимости, в солнечных очках от «Армани» независимо от времени суток. Зэкери иногда спрашивал себя, что это, способ показать или, наоборот, скрыть себя? Его адвокаты давно предупреждали, что он нарушил тонкую грань между свободой слова и развлечением, попахивающим уголовной ответственностью. Поэтому власти всегда будут где-то рядом, ожидая, что он споткнется, нарушит правила Федеральной комиссии по связи или федеральные законы.

Однако эту женщину не могли подослать бюрократы. На полицейского, работающего под прикрытием, она тоже не была похожа. Они познакомились несколько дней назад. На Зэкери она произвела впечатление надменностью и безразличием, с которым вошла в кабинет. Осанкой и взглядом она говорила ему: «Ты всего лишь таракан. Ты знаешь это, и я знаю это». Зэкери моментально проникся доверием к этой женщине, а ее роскошное длинное пальто из черной кожи завершило дело. В глазах Зэкери блондинка в кожаном пальто была выше всех представителей ее прогрессии, которые неизменно покупали одежду на распродажах. Его новая частная сыщица словно соскочила с обложки глянцевого журнала. Глядя на необычную выпуклость под ее кашемировым блейзером, можно было догадаться, что она носит очень крупную пушку. В своих эротических фантазиях Зэкери рисовал эту женщину в наручниках, хотя при такой партнерше наручники скорее подошли бы ему.

Не желая доверять эту работу своей безумной звукооператорше, Зэкери сам проверял заранее записанное для эфира интервью. Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошла частный детектив. Зэкери наклонился к микрофону:

– Чумовая, перерыв, – это обеспечит им несколько минут спокойствия.

Он повернулся к блондинке из «Хайленд Секьюрити». Без всяких церемоний она протянула ему толстый конверт, на котором было написано имя работодателя Джоанны Аполло, бывшего детектива специального криминалистического отдела.

За последние несколько месяцев, еще до появления блондинки, Зэкери сменил много частных детективов, но ни один из них не мог найти ничего компрометирующего ни в привычках Рикера, ни в его прошлом. Перелистывая собранную ею информацию, Зэкери довольно улыбнулся: оказывается, этот человек жил не по средствам, это и могло послужить причиной, почему нью-йоркский полицейский департамент решил отделаться от сержанта полиции Рикера.

– У меня есть для тебя еще работа. Можешь задержаться на пару минут?

Блондинка лишь слегка наклонила голову. Видимо, это означало «да».

– Господи, он платит такие деньги за аренду? – Зэкери перевернул страницу. – Должно быть, Рикер живет во дворце. А что насчет его имени?

– У него нет имени, – ответила она. – Я проверила свидетельство о рождении. Вместо имени буква «П». Пятьсот долларов за то, что я искала его документы. Еще что-нибудь?

– Нет, этого достаточно, – в каждом ее слове слышалось презрение, и Зэкери это нравилось.

Блондинка бросила равнодушный взгляд на экран его ноутбука.

– Так это и естьтвоя база данных? – Даже эта фраза прозвучала оскорбительно.

– Да, – ответил он. – Без этого не было бы никакой игры. Ты умеешь обращаться с компьютерами?

Не удостоив его ответом, блондинка уселась за пульт управления и принялась щелкать по клавиатуре. Она разделила экран пополам, чтобы смотреть два файла одновременно. Зэкери наблюдал за тем, как сменялись картинки, записи, которые она выуживала из базы. Там хранились и данные, предоставленные его верными фанатами, и личная информация о двенадцати присяжных, живых и мертвых.

– Убили самых легкодоступных, – произнес Зэкери. – Чайников, которые выступали по телевизору, давали интервью. Поэтому у моих фанатов были их имена и даже фотографии.

– Уверена, что твои адвокаты располагали исчерпывающей информацией о присяжных. Включая адреса. Почему же ты не сказал фанатам…

– Я не мог, – Зэкери запнулся, испугавшись, что только что признался в преступлении. По закону он не имел права это знать. – Мои адвокаты запретили. Это своего рода формальность, – он посмотрел на экран, где только что открылся файл, посвященный убийству агента Тимоти Кида. Потом она открыла файл, содержащий информацию о национальной охоте за главным игроком. Адрес гостиницы «Челси», единственный, был выделен из сотни других адресов на экране.

Детектив подняла на него глаза.

– Значит, твои фанаты отследили и доктора Аполло, но ты никогда не упоминал ее имя в эфире.

– Она в программе по защите свидетелей. Федеральный судья приказал ФБР молчать о ней. Если произнесу ее имя, меня четвертуют, а радиостанция лишится лицензии. Поэтому приходится сбрасывать все звонки, касающиеся горбуньи.

– Поэтому ты хочешь, чтобы она дала тебе интервью? Думаешь, доктор Аполло сама раскроет себя, выступив по национальному радио? – Слова «ну и дурак же ты»остались непроизнесенными.

– Ты меня недооцениваешь, – возразил он.

«Едва ли», – говорило ее лицо.

– Вот твоя следующая работа, – Зэкери вручил ей несколько бумаг с именем, последним известным адресом присяжного из числа оставшихся в живых и карандашные наброски его лица. – Я купил их у художника из зала суда. Ты должна узнать все об этом человеке. Только не разглашай, что получила рисунки от меня.

– Это может не понравиться твоим адвокатам, да? Причина и следствие, а следы ведут к тебе.

– Просто маленькое отступление от игрового формата, – пожал плечами Зэкери. – Фанаты так медлительны, важных сведений от них не дождешься. Я хочу получить от тебя отчет в виде анонимного электронного письма. И ради Бога не посылай мне его с компьютера «Хайленд секьюрити».

С его адвокатами случился бы сердечный приступ, если бы они узнали, что Зэкери в нарушение правил собирает собственные данные.

Блондинка положила листы в карман, не отрывая взгляд от экрана, где высветились последние сведения фанатов о местонахождении свежих жертв.

– Как же глупы твои фанаты. Ты думаешь, они знают, что делают?

– Они всего лишь следуют общей схеме, – сказал Зэкери. – Выслеживают беззащитного человека, чтобы перерезать ему глотку. Но не думаю, что мои фанаты задумываются об этом. Они предоставляют информацию – умирает присяжный. Они даже не могут связать эти два события. Это же просто игра, верно? Вот здесь наши мнения с Косарем расходятся. Он ненавидит дебилов, но не меня. Без дебилов не было бы шоу. Но игра становится чересчур объемной: слишком много информации об игроках. Иногда я с трудом могу отличить стоящую информацию от фальшивки.

– Ты ведь не разбираешься в компьютерах? – блондинка повернулась к нему, но ее черные очки были совершенно непроницаемыми, Зэкери не мог точно сказать, куда она смотрит.

– Я могу открывать почту, – ответил он. – Что еще мне нужно?

– Более современное программное обеспечение, – она закрыла его ноутбук. – Если отсортировать сообщения фанатов по месту, дате и времени, можно выйти на этого присяжного. Но сначала мне нужно установить мои программы, – блондинка направилась к двери с его ноутбуком подмышкой.

– Подожди! Ты можешь установить их здесь.

Она развернулась, терпеливо ожидая, пока до него дойдет, что они сделают все, как она говорит. За темными очками невозможно было прочитать ее взгляд.

Девушка шла босиком, грязными ногами ступая по новому паркету. Сначала Рикер принял эту странную девушку в запачканной одежде с всклокоченными волосами за одну из бездомных сумасшедших. От нее разило потом и грязным бельем. Тем не менее, девушка представилась звукооператором и личным помощником самого крутого в Америке радиоведущего. Рикер последовал за ней через запутанный лабиринт узких коридоров.

– Все называют меня «Чумовой», – призналась она по пути.

Эта девушка, известная жертва грубых издевок и унизительных насмешек, была первой знаменитостью, которую когда-либо в своей жизни встречал Рикер.

– Ты правда злишься? – спросила она. – Зэкери сказал, что ты будешь очень зол.

– Он меня недооценил.

Внезапно Чумовая прислонилась к стене, и Рикер увидел впереди высокую блондинку в солнечных очках, которая уверенно шагала по узкому коридору. Рикер последовал примеру своей провожатой и припал к стене – Кэти Мэллори ни на секунду не замедлила шаг. Как правило, люди перед ней всегда расступались, словно опасались, что она их затопчет. Рикер иногда прибегал к ее помощи в качестве ледокола и скромно следовал за ней в местах большого скопления народа. Сейчас Мэллори прошла мимо, даже не взглянув на него, словно они не были знакомы.

– Она из «Хайленд Секьюрити», – сказала Чумовая. – Они работают со знаменитостями, – девушка-звукооператор еще некоторое время вела его по коридору, затем отступила и жестом показала ему на дверь. – Это мой кабинет, – затем кивнула на соседнюю дверь с внушительного вида замком. – А здесь студия. Передача только что закончилась. Он примет тебя, как только выйдет посыльный из столовой.

Рикер вошел за ней в кабинет, крохотную кабинку с компьютерным оборудованием и панелью управления, на которой то и дело загорались лампочки телефонных вызовов. По другую сторону окна сидел Иэн Зэкери. Его рабочий стол представлял собой пульт с разнообразными кнопками и рычажками и также мигающими лампочками. Расчистив себе немного места, Зэкери склонился над едой. На тарелке лежало что-то непонятное, совершенно далекое от привычного для обычного человека ужина – отбивной с картошкой – какие-то склизкие шарики, политые белым соусом, с гарниром из чужестранных овощей. Рядом стоял винный бокал с минеральной водой. Только глядя на это, Рикер мог бы составить негативное впечатление о радиоведущем, но у него были и другие причины невзлюбить этого человека – голос Иэна Зэкери у него на автоответчике: Интересно, приятно ли спать с горбуньей?

Зэкери широко улыбнулся, увидев званого гостя в окне звукооператорской кабины. Рикер спрашивал себя, неужели этот человек знал его в лицо или просто предвидел такую быструю реакцию на свой телефонный звонок? Радиоведущий нажал кнопку на пульте – замок щелкнул, открываясь. Войдя в кабинет, Рикер с силой захлопнул за собой дверь, отчего Зэкери подпрыгнул на месте, очевидно, решив, что Рикер сделал это со злости. Он не знал, что в последнее время Рикер постоянно захлопывал за собой двери.

– Присаживайся, дружок. Чувствуй себя как дома.

Рикер не двинулся с места. Он полагал, что его сжатые кулаки красноречиво свидетельствуют о желании сломать шею англичанину.

Но ему пришлось разочароваться: Зэкери улыбнулся, не обращая внимания на его грозный вид.

– Так мы договорились? По поводу бесплатной рекламы?

– Плевать я хотел на твою рекламу. Сам соси своего петуха.

– Если бы он мог дотянуться до своей птицы, – произнесла Чумовая откуда-то из-за спины Рикера, – давно бы это сделал. Это его голубая мечта.

– Как ты вошла? Я тебя не впускал, – Иэн Зэкери в ужасе уставился на девушку.

– Что, уже не чувствуешь себя в безопасности? – Она облокотилась на поднос с едой и взяла нож, который годился только для того, чтобы резать масло. – Слишком тупой, – вздохнула она, повертев нож в руках. Тогда девушка потянулась за вилкой и, одобрительно кивнув головой, протянула ее Рикеру. – Вилкой. Прямо в кадык.

– Кажется, я начинаю влюбляться, – произнес Рикер. – Вы замужем?

– Мы установили, что она лесбиянка, – сказал Зэкери.

– Мне это не помешает, – пожал плечами Рикер.

Чумовая склонилась над тарелкой и плюнула на нее.

– Ну тогда тебе придется поучить ее хорошим манерам, – Зэкери, не глядя, отодвинул тарелку. – Ее в приличное место не пустят, – он посмотрел, как звукооператор направляется к двери, шлепая по полу босыми ногами. – Совсем сбрендила. Как ей удалось открыть замок?

– Какая разница, – Рикер видел, как девушка вставила в замок зубочистку, когда вышел посыльный из столовой, но решил ничего не говорить. – Если она захочет что-нибудь с тобой сделать, ничто ее не остановит. Просто свыкнись с этой мыслью. Но я хочу быть первым.

– У меня к тебе деловое предложение. Если горбунья не придет в…

– Она никогда не придет к тебе на студию.

– Да, я понял это. Теперь мне нужен ты,Рикер. Ты можешь работать со мной над кровавыми делами Косаря, чтобы поддерживать интерес слушателей. Ты, наверное, удивляешься, почему я помогаю этому полоумному выслеживать людей, выпустивших меня на свободу? Ты думаешь, что я неблагодарный ублюдок? Что ж, ты прав.

– Нет, я думаю, что ты проклятый псих.

Очевидно, Зэкери нравилось, когда его оскорбляют. Он расплылся в улыбке и протянул Рикеру конверт, на котором аккуратным почерком Мэллори было выведено его имя.

– Я многое о тебе узнал из этого досье. Ты не простая кокарда: я понял, что в специальный криминалистический отдел берут только лучших. А фанаты обожают героев-полицейских с множеством боевых ранений. Думаю, у нас получится работать вместе. Я поделюсь с тобой всей информацией о Косаре, всей, что у меня есть, и, поверь, дружок, у меня ее немало. Мои фанаты могут достать для меня все, что я пожелаю.

– Твои фанаты – просто пустоголовые чайники, – сказал Рикер. – А у тебя нет ничего, – он выхватил из рук Зэкери бумаги. – И будет большой ошибкой с твоей стороны еще раз назвать меня дружком.

Досье было полностью сфабриковано. Якобы Рикер имел огромные долги и закладную на круглую сумму за летний домик где-то на отдаленном острове – Рикер там никогда не бывал. На следующей странице Мэллори приписала ему невероятную арендную плату за квартиру – явный намек на то, что полицейский не гнушается взятками. Таким образом, создавался облик полицейского с сомнительной репутацией, продажного и жадного «крючка». Рикер свернул бумаги трубочкой.

– Удивляюсь, почему федералы до сих пор не заткнули тебе рот.

– Они пытались. Федеральная комиссия по связи даже не давала мне выходить в эфир несколько дней. Потом адвокаты из Американского союза гражданских свобод начали возмущаться по поводу нарушения свободы слова. И что самое смешное, какой-то идиот судья отменил мое временное отстранение от эфира еще до того, как прошло слушание. Готов поспорить, мое дело не успеет попасть в суд, а Косарь уже замочит последнего присяжного. Да здравствуют шизы! Но вернемся к моему деловому предложению. Плюс к бесплатной рекламе ты получишь пачку…

– Нет.

– Не так быстро, Рикер. Я знаю, как трудно зарабатывать на жизнь в наше время. Ты работаешь в «Компании Нэда» по очистке места преступления. Ну просто смех… А ведь я знаю, что тебе нужны деньги, – Зэкери кивнул на досье. – У меня хорошие источники.

– У меня тоже. Вердикт присяжных – просто фарс. Полицейские в Чикаго уверены, что ты совершил это преступление. Все улики против тебя. Свидетели. Это было жестокое убийство.

– А вот этого они не могли тебе сказать, потому что не видели, – Зэкери нажал на кнопку. – Послушай. Эту запись никогда не крутили в эфире. – Раздался звон разбитого стекла, женский вопль и грязные ругательства. – Я записал это в моей старой студии, в Чикаго. Еще в тот раз, когда она впервые попыталась меня убить. Она выбила окно, чтобы добраться до меня.

Рикер слушал записанный голос радиоведущего, который подробно описывал женщину, сбрендившую и приближавшуюся к нему с огромным осколком стекла в руках. Он даже описывал, как она царапает ему грудь этим осколком. Зэкери остановил пленку, затем расстегнул рубашку, демонстрируя шрам.

– Шрам страшный, но на самом деле рана была неглубокая. Управляющий радиостанцией вызвал врача, которому я наплел про то, как упал или что-то в этом роде. Женщине даже не предъявили обвинения, так что не надо, я давал ей шанс. Ее просто увезли в лечебницу. Через десять дней выпустили. Вот тогда-то она и начала меня преследовать. За тобой когда-нибудь следили?

Рикер кивнул. Сегодня выдался редкий день, когда за ним не было хвоста, хотя иногда это было всего лишь неясное ощущение в его голове.

– Ну вот. В тот день она тоже преследовала меня. Я скрылся в каком-то здании, она побежала за мной. Так мы оказались на крыше дома, в котором производились строительные работы – вокруг было полно рабочих. Думаю, нож, который оказался у нее в руках, как раз принадлежал кому-то из них. Страшный нож. Она приперла меня к стене и набросилась на меня. Что мне оставалось делать? Я сбросил ее с крыши. Просто увернулся в сторону и толкнул ее. Нож полетел следом, но полиция так его и не нашла. А рабочие не видели, как она держала его в руках.

– И об этом не сообщили на процессе?

– Я не дал моим адвокатам использовать пленку. Совершенно случайно у прокурора оказалась история болезни этой психички, тяжелый случай, она провела несколько лет в лечебнице для душевнобольных. Но окружной прокурор предпочел не упоминать об этом адвокатам защиты, потому что иначе дело бы закрыли. Она пыталась убить не только меня. Поэтому у меня были основания подать на апелляцию, если бы присяжные признали меня виновным.

– Если это правда, – в чем Рикер немного сомневался, – почему ты не сказал, что это была самозащита?

– Скажи мне, Рикер, – Зэкери наклонился к нему с таинственной улыбкой, – что круче: радиоведущий, который убил женщину, чтобы спасти свою задницу, или человек, который избежал наказания за жестокое убийство? – Его улыбка стала зловещей. – Понял? Вот и отлично. После освобождения я вернулся в эфир, и мои рейтинги поднялись на небывалую высоту. Такого никогда не случалось в истории чикагского радио. Потом меня стали приглашать крупнейшие радиовещательные компании. О таком успехе можно было только мечтать.

– А теперь ты помогаешь Косарю убивать твоих присяжных. И сноваостаешься безнаказанным.

– Только потому, что мы в Америке. Обожаюэту страну. Если хочешь прославиться и сделать это быстро – нужно кого-нибудь убить. Это философия Америки.

– Все, я ухожу, – сказал Рикер.

– Подожди! Просто выслушай меня, ладно? Ты мог бы сам поймать Косаря.

– Я больше не полицейский, – Рикер развернулся и направился к двери.

– Подожди! Три минуты, только три, – Зэкери повысил голос. – И я не расскажу слушателям о горбунье, главной подозреваемой в убийстве агента ФБР. Три минуты. Это мое условие.

Зэкери откинулся на стуле, заложив руки за голову, – прекрасная мишень для удара. Рикер приблизился к нему, и Зэкери резко выпрямился, ожидая получить по морде. Но Рикер наклонился к пульту и нажал на кнопку, чтобы дослушать пленку с чикагской студии. Вопли сумасшедшей женщины скоро сменили рыдания: ее привязывали к носилкам и увозили. Пленка кончилась.

– Ты довел эту девушку до сумасшествия, – Рикер кивнул на окно, за которым в своей кабинке сидела звукооператор, его новая жертва. – Я знаю твою манеру, проклятый психопат.

– Ну я отнюдь не психопат. Во время процесса судебный психоаналитик определил, что я социопат, то есть крыша у меня не совсем съехала. А еще я самый главный эксперт по делу Косаря. Так что давай работать вместе. Я предоставлю тебе любую информацию. Хочешь, покажу фотографии вскрытия одной из его жертв? – Зэкери порылся в ящике и извлек глянцевую фотографию. Он протянул ее Рикеру. – Это мне прислал один фанат, работающий в чикагском морге. И вот что я думаю. Один из присяжных находится в Нью-Йорке…

– Я слушал вчера твою передачу, – сказал Рикер. – Оставь беднягу в покое.

– Ты должен кое-что знать об этом присяжном, Макферсоне.

– Твои три минуты истекли. И не смей приближаться к Джо ни в эфире, ни вне эфира. – Рикер указал пальцем на сумасшедшую девушку за окном. – Если она справляется с твоим замком, то я– тем более справлюсь.

Выйдя из кабинета Зэкери, Рикер задержался у окна звукооператорской кабины, чтобы поговорить с девушкой. На ее лице Рикер заметил веснушки, и это еще больше ранило его.

– Ты должна бросить эту работу, – сказал он ей. – Просто уходи отсюда.

– Я не могу, – ее взгляд одновременно выражал благодарность и удивление. В последнее время мало кто был с ней добр. Она напомнила Рикеру ребенка, который вот-вот расплачется.

– Я хочу стать знаменитой, – ответила она и вдруг лучезарно улыбнулась.

Рикер кивнул. «Тогда нужно кого-нибудь убить», – пронеслись в голове слова Иэна Зэкери.

Глава 11

Когда Рикер вышел из здания радиостанции, его окружила толпа возбужденных фанатов, которые протягивали ему ручки и бумагу для автографов. Однако, убедившись, что он не представляет ни малейшего интереса, они тотчас оставили его и вернулись к дверям ожидать кого-то более достойного, какую-нибудь знаменитость.

Среди машин, припаркованных у обочины, Рикер не нашел бежевый «седан» Мэллори, но его взгляд привлек другой автомобиль в отдалении. Отличался он тем, что в нем сидел водитель в костюме с галстуком, возможно, это был сотрудник правоохранительных органов. После полуночи в здешних краях редко попадались люди в смокингах. Рикер незаметно приблизился к машине, рванул переднюю дверь и уселся рядом с агентом ФБР, подпрыгнувшим от испуга.

– Мне нужно видеть Марвина Аргуса. Здесь и сейчас!

В ожидании Аргуса Рикер непринужденно беседовал с местным агентом ФБР, который тридцать лет назад служил в армии, но до сих пор носил армейскую стрижку и сохранил офицерскую выправку. Агент Хеннеси не любил выпивать, предпочитал ранние утренние часы вечерним, но им все же удалось найти общую тему для разговора: оба ненавидели адвокатов бракоразводных процессов.

Скорее по привычке Рикер поддерживал любые связи с нью-йоркским отделом ФБР. Наладить контакт удалось очень легко, отчасти благодаря газетным заголовкам и статьям, в которых рассказывалось о нападении на него психически неуравновешенного подростка. Вполне понятно, что речь зашла об опасности быть подстреленным на службе. У агента Хеннеси тоже было огнестрельное ранение. Он заверил Рикера, что летом на пляже эти шрамы, как магнит, притягивают молодых красоток в бикини, обожающих полицейских. Потом они выяснили, что оба – заядлые курильщики, что только способствовало укреплению отношений. Два сигаретных огонька, словно тлеющие угольки, светились в темноте, пока Хеннеси рассказывал Рикеру о своем бюро. С тех пор как специальный агент Марвин Аргус примчался из Чикаго со своей бригадой, никому не было житья. Потом оказалось, что Хеннеси ни разу не встречался с Аргусом.

– Тебе еще предстоит насладиться его обществом, – сказал Рикер. – Когда он улыбается, хочется дать ему в рожу, а почему – не знаю. Разговаривая с ним, всегда держу руки в карманах, чтобы не сорваться случайно.

Наконец явился Марвин Аргус собственной персоной, его огромный белый «седан» остановился всего в нескольких сантиметрах от автомобиля нового знакомого Рикера, агента из нью-йоркского бюро. Тот недовольно покачал головой: Аргус загородил ему весь обзор своим огромным белым монстром и поставил под угрозу прикрытие. Агент из Чикаго, широко улыбаясь, подошел к машине.

– Ну что, Рикер тебя вычислил, да? – Аргус наклонился к открытому окну со стороны водителя. – Ладно, не бери в голову, Хеннеси. Ничего страшного.

Хеннеси криво усмехнулся, показывая, что думает о чужаке, явившемся командовать в его родной город, но не имеющем над ним никакой власти.

Рикер попрощался с новым знакомым и вышел из машины.

– Следуй за мной, Аргус, – бросил агенту Рикер, но видя, что Аргус, кажется, не понял прямого приказа, заорал: – Шевели ногами! Давай!

Они отошли от машины. Хеннеси с одобрительным видом поднял большой палец: Рикер только что снискал уважение местного федерала.

– Так что, – спросил Аргус, – у тебя есть что-то интересное для меня?

– Помолчи, – Рикер оглянулся на толпу безумных фанатов, оседавших выход из здания радиостанции. Когда они отошли на достаточное расстояние, Рикер повернулся к нему. – Ты соврал насчет агента Кида. Он никогда не был пациентом Джоанны.

– Это она тебе сказала? Тим ходил к ней регулярно – четыре раза в неделю в рабочее время. Разве это не говорит о том, что он ходил к ней на прием?

– Это говорит лишь о том, что вы следили за Кидом, своим же собственным агентом.

– У него была неустойчивая психика, – сказал Аргус. – Все знали…

– А ты как бы себя чувствовал, если бы свои устроили за тобой слежку?

Аргус отвел взгляд, очевидно, изобретая новую ложь, но потом посмотрел Рикеру прямо в глаза.

– После убийства Тимоти Кида я много раз допрашивал эту женщину. Пять, шесть допросов часами, но она так и не призналась мне, о чем они разговаривали с Кидом во время этих визитов. Она хранила врачебную тайну.

– Она так сказала?

– Нет, но я уверен, что она лечила Тима.

История Джо казалась более правдоподобной. Для нее агент Кид, даже будучи другом, всегда оставался Тимоти, а не Тимом или Тимми, как для Марвина Аргуса, который был едва знаком с убитым.

– Эти психиатры, – сказал агент, – никогда не дадут тебе прямого ответа на вопрос о пациенте, даже умершем. Что еще тебе поведала Джоанна?

Рикер покачал головой: он хотел получить новые сведения, но не собирался раскрывать те, которыми располагал.

– Кид работал в Вашингтоне. Если бы ему понадобился психиатр, он мог бы найти кого-нибудь ближе к дому. Больше никакого вранья, понял? Ты по-прежнему не знаешь, зачем агент Кид приехал в Чикаго?

– Он не докладывал об этом мне, по крайней мере, напрямую, – Аргус пожал плечами.

Вообще не докладывал.

– Джо никогда не была подозреваемой, – произнес Рикер.

– Неправда. Полицейские из Чикаго могут подтвердить. Она была главной подозреваемой в убийстве Тимми. Если бы я не включил ее в программу по защите свидетелей, она бы до сих пор находилась под стражей. Черт возьми, все копы знали, что Тим свихнулся. Это ясно как день: только собственный психиатр, доктор Аполло, могла настолько приблизиться к сумасшедшему параноику, чтобы перерезать ему глотку. Сейчас немного паранойи тебе тоже не помешает. Ты же не мог вести себя тихо, как я просил. Нет, надо обязательно изображать из себя копа. Ты больше не работаешь в полиции, так что следи за теми, с кем общаешься, – он сунул свою визитку Рикеру в карман кожаного пиджака. – И если Джоанна что-то скажет тебе, сообщи мне.

– Непременно, – поспешил заверить Рикер.

Мимо проехал черный лимузин и остановился напротив входа на студию. Через некоторое время в дверях появилась тощая фигура в пиджаке с капюшоном. Человека тут же окружила толпа поклонников. Несколько минут он раздавал автографы, затем исчез на заднем сиденье лимузина, и длинный черный автомобиль тронулся. За ним на почтительном расстоянии последовала и машина агента Хеннеси. Марвин Аргус помчался к своему автомобилю, видимо, намереваясь замкнуть процессию. Фанаты быстро разбрелись, и Рикер остался один. Ну не совсем один.

Он уставился на асфальт, наблюдая, как чья-то тень приближается к нему сзади.

– Тебе переплачивают, Мэллори, – произнес он, не оборачиваясь. Как только она поравнялась с ним, Рикер вытащил из кармана смятые бумаги – его сфабрикованное досье. – Я нашел тут несколько ошибок.

– Так Зэкери сделал тебе предложение? Ты согласился?

– Нет, но это была хорошая попытка с его стороны. Могла бы предупредить, прежде чем подставлять меня, – он посмотрел вслед удаляющейся процессии. – ФБР ненавидит Иэна Зэкери. Так откуда у него вдруг возникла охрана?

– Я устроила, – ответила Мэллори. – Послала несколько анонимных угроз в его адрес, чтобы они присмотрели за ним вместо меня.

– Мэллори, ты не можешь…

– Я не могу быть везде одновременно, – перебила она. – До этого момента я вела эту игру в одиночестве.

Этот упрек должен был напомнить Рикеру, что он бросил ее совсем одну в мире копов. И если ей пришлось немного преступить закон, то по еговине. Нелогично, но складно. В конце концов она всегда оказывалась невиноватой. Рикер не мог сдержать улыбки: это напомнило ему его маленькую Кэти. Ее тактика не изменилась с тех пор, как ей исполнилось десять.

– Теперь твоя очередь, – сказала она. – Дождись Зэкери и проследи за ним. Встретимся в баре на Грин-стрит.

Рикер поднял руку, указывая направление, куда уехал лимузин Зэкери. Его рука зависла в воздухе, затем неловко опустилась. Рикер повернулся к Мэллори:

– Его не было в лимузине.

– Точно, – ответила Мэллори. – Это подсадная утка. Вот видишь, к тебе возвращается чутье. Если был полицейским, навсегда им останешься.

Она зашагала прочь по улице. Несколько минут прошло, прежде чем Рикер до конца понял, что произошло. Мэллори заставила федералов следить за Иэном Зэкери, потом подсунула двойника. Прежде чем он успел спросить, зачем она это сделала, Мэллори повернула за угол и исчезла.

Ко входу подъехал грузовичок бригады по обслуживанию зданий и уборке помещений. Оттуда показались пять человек в оранжевых комбинезонах, которые начали выгружать швабры, пылесосы и коробки с чистящими средствами. Рикер спрятался за угол. Он успел выкурить сигарету и только тут заметил, как из здания вышел человек и зашагал по улице, заметно прихрамывая. Он был одет в оранжевую форму, как и все уборщики, только сутулился, отчего выглядел заметно старше. Низко сидящая шляпа мешала разглядеть лицо.

Рикер последовал за ним, держась на расстоянии. Перед бетонированным спуском в подземный гараж человек неожиданно выпрямился и перестал прихрамывать. Рикер помедлил немного, давая ему время спуститься, затем сам последовал вниз по дороге, отмеченной знаками одностороннего движения. Он направлялся к освещенному окну пустой билетной кассы. В конце пандуса вместо контролера стоял билетный автомат с деревянным шлагбаумом, опущенным над проезжей частью. Рикеру пришлось посторониться, чтобы пропустить синий «седан». Водитель автомобиля опустил стекло и вытащил билет из пропускного автомата – шлагбаум поднялся, и машина проехала на стоянку. За шлагбаумом Рикеру были видны парковочные места с электрическим освещением.

Внезапно из глубины стоянки раздался оглушительный выстрел. И сразу – скрежет тормозов синего «седана». Затем – эхо от выстрела.

Рикер покачнулся и потерял равновесие. Его тело напряглось, грудь сдавило, и он начал падать, как манекен. Следуя рефлексу, он выставил руки вперед, смягчая удар при падении, но руки тотчас обмякли. Рикер не мог пошевелить ими, не мог дышать. Мелькнула мысль, что легкие сейчас разорвутся. Его охватила паника, сердце бешено колотилось.

Водитель синего «седана» тоже запаниковал, дал задний ход, наехал на ограждение, стремясь как можно скорее убраться отсюда. Рикер слышал, как деревянный барьер треснул от удара, потом послышались торопливые шаги и какой-то стук. Лежа лицом на земле, Рикер разглядел только темное пальто и конец белой трости, как у слепого. Помощи ждать было не от кого.

Раздался еще один выстрел. И еще.

Синий «седан» торопливо отъехал вперед. Рикер знал, что сейчас произойдет. Перепуганный водитель хотел развернуться, врезался задом в деревянный шлагбаум и застрял. В состоянии паники водитель едва ли станет внимательно глядеть в зеркало заднего вида – не лежит ли кто на пандусе.

Рикер был уверен, что умирает. Он слышал, как завизжали тормоза, взревел мотор, машина выломала остатки шлагбаума и теперь неслась на него – вот-вот он будет раздавлен. Неожиданно чье-то теплое дыхание обожгло ему шею, кто-то навалился на него и откатился вместе с ним к стене, в безопасность. Синий «седан» промчался мимо. Уже теряя сознание, Рикер почувствовал, что кто-то опустился рядом с ним на колени, почувствовал руки Джо у себя на груди, на лице и потом ее губы, крепко прижатые к его губам, пока она дышала, дышала за него, наполняя его легкие кислородом. Паника прошла, страх уступил место невероятной легкости, словно он парил в воздухе.

– Послушай меня, – заговорила Джо. – То же самое было с тобой, когда ты чуть не разбил фургон. Ты не умрешь. Если ты потеряешь сознание, напряжение пройдет. Не бойся, – прошептала она.

Рикер не боялся.

Паралич прошел, и поцелуй во имя жизни превратился просто в поцелуй. Опьяненный неожиданным приливом кислорода, разум отказался анализировать поступки, и Рикер привлек Джо к себе, обнимая за плечи и прижимая ближе. Его пальцы бродили в ее волосах. Джо была его жизнью, дыханием и еще чем-то очень важным.

Она отпрянула.

Рикер попытался подняться, но Джо положила руку ему на грудь.

– Оставайся здесь. Я позову на помощь.

Вместе с дыханием к Рикеру вернулось сознание.

– Уходи отсюда, Джо, – он оттолкнул ее руку. – Уходи сейчас же. Мне нужно подкрепление. Найди телефон, – Рикер уже был на ногах и бежал туда, откуда раздались выстрелы, которых он боялся больше всего на свете. Но он не мог поступить по-другому. Бежать на выстрелы – работа полицейского. Рикер миновал развороченный шлагбаум и свернул за колонну. Перед ним возникли два человека, стоявшие под тусклым фонарем.

Иэн Зэкери потерял головной убор от своего карнавального костюма рабочего по обслуживанию зданий и уборке и теперь пятился прочь от человека, направлявшего на него пистолет.

– Да что с тобой, Макферсон, – дразнил Зэкери. – Тринадцатилетняя девчонка бы и то попала.

Щупленький мужчина снова поднял револьвер и выстрелил в Зэкери три раза прямо в грудь.

На этот раз Рикер остался стоять, пытаясь побороть в себе подступающий страх и панику, которая вновь заставила его тело напрячься. Он не задохнется и не умрет. Все пройдет, он знал это, потому что верил Джо. Рикер остро ощущал все, что происходит: бешеный стук сердца, капли пота на верхней губе. Он видел, что пули не причинили Зэкери ни малейшего вреда. Стрелявший не мог промахнуться, и тем не менее на оранжевой спецодежде не было ни единой дырки, рикошетов Рикер тоже не слышал.

Холостые?

Зэкери, разинув рот, уставился на Рикера, очевидно, удивляясь, почему тот стоит как ни в чем не бывало, словно прирос к земле. На этот раз паралич прошел значительно быстрее и через минуту Рикер уже стоял в своей обычной позе, с легким интересом глядя на незнакомца с пистолетом. Почувствовав, что силы вернулись к нему, Рикер неторопливо направился к стрелявшему. Всем своим видом он демонстрировал полноту власти, сосредоточенную в его руках, руках полицейского.

– Так значит, ты и есть Макферсон, – как бы невзначай заметил Рикер, забирая пистолет из его дрожащих рук. Он вынул магазин и проверил пули. – Патроны кончились. Не повезло, приятель.

Рикер перевел взгляд на Иэна Зэкери и только сейчас заметил, что под оранжевой спецодеждой было еще что-то. Неужели бронежилет? Конечно. Отсюда и вся его бравада, наивная надежда, что бронежилет полностью защищает от пуль. Но когда тебе стреляют в грудь, надо сразу же обратиться в больницу – неважно, был на тебе защитный жилет или нет.

– У меня есть разрешение, – дрожащим голосом произнес Макферсон, подняв на Рикера затравленный взгляд. Он, очевидно, полагал, что Рикер – полицейский, и теперь протягивал ему разрешение на ношение оружия, словно это могло оправдать его нападение на безоружного человека.

Рикер прочитал мелкий шрифт, держа документ на расстоянии вытянутой руки. Да, это действительно был Макферсон, один из трех присяжных заседателей, которые еще остались в живых. Ему дали разрешение на ношение оружия для самообороны. Рикер вернул ему документ.

– Ладно, а лицензия на отстрел этого человека у тебя тоже есть?

Макферсон не находил ничего смешного в этой ситуации, но очевидно обрадовался, что ему ничего не угрожает. Рикер стянул с него пальто и нашел на ремне запасной магазин. Он высыпал на ладонь гильзы – вместо пуль они были запечатаны воском.

–  Ещехолостые патроны? – Рикер, один из немногих, реагировал на дураков спокойно, иногда находя их даже забавными. – Так ты думал перезарядить пистолет… дополнительными холостыми патронами?

Макферсон кивнул и выдавил из себя улыбку: он видел, что Рикер тоже ему улыбается.

– Придурок, – Иэн Зэкери стоял около старенькой рабочей машины, дополняющий его оранжевый костюм уборщика, и качал головой. Он был похож на обычного, вечно спешащего ньюйоркца, неожиданно утратившего вкус к жизни после того, как его пытались убить. Зэкери повернулся к Рикеру: – Ты его арестуешь?

– Да нет же, черт возьми. Сколько раз можно повторять, – Рикер отчеканил последние слова, словно разговаривал с непонятливым ребенком, – я больше не полицейский.

– Ты можешь произвести гражданский арест.

– Ну уж нет. Лучше куплю бедняге пива, у него выдался трудный денек, – Рикер похлопал Макферсона по плечу. – Ладно, пошли отсюда. Расскажешь мне наконец, что же произошло в комнате присяжных.

Сирен еще не было слышно. Рикер понимал, что нужно спешить, Джо наверняка уже добралась до телефона. Что-то подсказывало ему, что она не назовет себя, когда будет вызывать полицию. Пока они вместе с незадачливым стрелком, Макферсоном, молча поднимались на улицу, Рикер размышлял. За кем сегодня следила Джо? Может быть, она винила себя в смерти Зайца и теперь боялась, что потеряет еще одного друга? Или леди преследовала Иэна Зэкери? Рикер взглянул на мертвенно-бледное лицо Макферсона и решил включить его в список людей, которыми по непонятным причинам интересовалась Джоанна Аполло.

– Можно мне с вами? Я заплачу, – раздался сзади крик Иэна Зэкери.

Рикер откинулся на стуле, с наслаждением потягивая свое любимое виски, за которое только что расплатился Иэн Зэкери. Он повернулся к худенькому низенькому человечку, сидевшему между ними.

– Ты в абсолютной безопасности, – сказал он ему. – Это полицейскийбар.

Макферсон снова не понял шутки. Кажется, ему и в голову не приходило, что полицейские иногда арестовывают людей, размахивающих пистолетом с угрожающим видом. Может быть, в теории Косаря о глупости присяжных и было зерно истины. Но потом Рикер решил, что Макферсон просто потерял ясность мысли: он провел слишком много времени в изоляции от людей, прячась от маньяка, который хотел его убить. Рикер сочувствовал Макферсону, хотя сам никогда ни от кого не прятался. Это было не в его характере. Никогда в жизни он не позволил бы себе так дрожать от страха на людях.

Войдя в этот бар, один из многих в районе СоХо, Рикер, как обычно, осмотрелся: не было ли в глазах молодых людей безумного блеска или спрятанного оружия за поясом? Сейчас его взгляд остановился на белой трости, прислоненной к стулу у барной стойки, на котором сидел человек в длинном темном пальто. Прищурившись, чтобы лучше видеть, Рикер отметил про себя, что человек в нелепом парике был молод, впрочем, из-за длинных рыжих кудрей и огромных черных очков, скрывавших лицо, невозможно было сказать наверняка. Слепой опустил руку в карман и Рикер замер, ожидая, что тот достанет пистолет. Человек вытащил бумажник и положил на стойку несколько купюр. Рикер перевел дыхание. Вряд ли именно эту белую трость он видел в подземном гараже за несколько кварталов отсюда, и тем не менее хотелось бы заглянуть этому незнакомцу в глаза.

Они выпили уже несколько рюмок, а Рикер все еще не узнал, что же заставило Макферсона и остальных присяжных вынести оправдательный приговор. Но одно он знал точно: что-то бесчестное произошло в комнате присяжных – это можно было прочесть во взгляде Макферсона. Кроме того, Макферсон уклонялся от ответов на ряд вопросов.

– Ведь кто такой присяжный, – рассуждал Иэн Зэкери, разговаривая скорее сам с собой, потому что Рикер не слушал, а Макферсон пребывал в состоянии легкого шока. – Присяжный – это по сути глупый человек, который не в состоянии отказаться от долга присяжного. Возьмем, к примеру, этого человека, ученого, учителя математики.

– Я былучителем математики, – поправил его Макферсон надтреснутым голосом. – Но у меня еще есть жена, – он посмотрел на свои костлявые руки на коленях. – Когда я звоню домой, она все время плачет, – он и сам чуть не плакал: алкоголь его не успокоил. – Присяжные не были идиотами. Бедняги, их просто…

– Да ладно тебе, я ведь тоже там был, – перебил Зэкери. – Помнишь меня? Я обвиняемый. Когда прокурор дал слово присяжным, все как один сказали «невиновен».А ты что делаешь? Пытаешься убить меня холостыми патронами, дурачина.

– Я просто хотел, чтобы ты почувствовал себя на моем месте.

– У тебя даже не хватило смелости пристрелить меня. Трус.

– Нет, он не трус, – произнес Рикер. – Он ведь не сбежал? Хотя ты и твои фанаты выследили его, приперли к стенке, даже сказали Косарю его адрес. Может, этот маньяк уже поджидает его у дверей. Нет, Макферсон – мужественный человек.

И тем не менее Макферсон был идиотом.

Рикер написал что-то на салфетке, затем достал из кармана визитку Марвина Аргуса.

– Самое время подумать о безопасности, приятель. Ты теперь без прикрытия, – Рикер незаметно сунул в его руку записку и визитку.

– Это уже не имеет значения, – произнес Макферсон. – Я просто хочу, чтобы все поскорей закончилось, – он прочитал записку, затем поднялся из-за стола. – Извините, я в туалет, – он развернулся и направился к туалетным указателям в конце бара.

– Напуганный кролик, – сказал Зэкери. – А может, и наоборот, – он придвинулся к Рикеру. – Вот будет номер, если это просто игра. Вдруг он и окажется Косарем?

– Ну конечно, – внимание Рикера было сосредоточено на слепом за стойкой и Макферсоне, который в нерешительности стоял у телефона, очевидно, убеждая себя в необходимости позвонить в ФБР.

Англичанин продолжал болтать, наслаждаясь звуком собственного голоса.

– Нет, он все-таки не настолько умен, чтобы замочить всех этих присяжных и не попасться. А потом еще этот агент в Чикаго. Ты знал, что он тоже занимается делом Косаря? В газетах об этом не упоминалось. Полиция Чикаго отказывалась от комментариев. Но ты помнишь, ведь один из моих фанатов работает в морге.

Неожиданно слепой обернулся и посмотрел на Рикера, но тут же отвернулся и стал считать сдачу, которую ему дал бармен. Не слепой? Липовый попрошайка в полицейскомбаре?

Глядя мимо Зэкери, в окно, Рикер неторопливо потягивал виски. Уже минут десять радиоведущий упоенно рассказывал ему свои безумные теории о Косаре, Рикер не перебивал, он хотел дать Макферсону время уйти.

Наконец Зэкери встрепенулся.

– Да что там с ним случилось? Может, вены себе режет в туалете?

– Он уже давно ушел, – сказал Рикер, хотя всего минута прошла с того момента, как белый автомобиль Аргуса забрал присяжного у выхода из бара.

– Он сбежал? Ты так просто дал ему уйти?

Рикер закатил глаза к потолку:

– Я больше не полицейский…

– Да знаю я, – перебил Зэкери. – Но если он умрет сегодня ночью, это будет на твоей совести.

Нет, хотя бы эту ночь Макферсон переживет. Федералы больше не могли позволить себе промахов в деле Косаря. Тем более от Рикера сейчас было мало толку – он не смог бы защитить и себя. Какого черта носить оружие, если от одного звука выстрела у него останавливалось сердце? Еще одно доказательство, что с карьерой копа покончено.

– Может, это тебе нужна защита? – Рикер рванул молнию на оранжевой спецовке Зэкери и обнаружил под курткой бронежилет получше, чем они использовали в полиции. – На твоем месте я не стал бы так слепо доверять такой экипировке. В следующий раз этот бедняга применит боевые патроны и выстрелит в голову.

– Вряд ли. Ты же его видел, – сказал Зэкери, не обратив внимания на сломанную молнию. – Он абсолютно безобиден. Но я по-прежнему думаю, что Косарь – это кто-то из присяжных. И вероятнее всего, старшина присяжных, горбунья.

– Джоанна Аполло? – Нет, это было невозможно. Рикер закрыл глаза. Просто сон, страшный сон.Если бы Джо была среди присяжных на процессе Зэкери, Мэллори бы…

– Ты что, правда, не знал?

Рикер открыл глаза. Он был совершенно подавлен. Зэкери придвинулся ближе.

– А что, очень подходит, – улыбнулся Зэкери. – Из нее отличный подозреваемый. Только подумай, Рикер – единогласный оправдательный вердикт. Неужели присяжные действительно настолько глупы, или кто-то на них повлиял? Только психоаналитик мог такое сделать – все голоса вдруг в мою пользу. Вот почему я потом каждый день посылал ей красные розы на протяжении месяца. Я подумал, что она одна из моих поклонниц.

– Заткнись, псих.

Что еще Мэллори скрыла от него? Только пожелав, чтобы она оказалась на расстоянии вытянутой руки, чтобы он мог собственными руками ее задушить, Рикер увидел высокую блондинку в глубине бара. Все ее внимание было сосредоточено на псевдослепом в рыжем парике. Мэллори соскользнула со стула и последовала за ним из бара. А Рикеру еще предстояло благополучно доставить Иэна Зэкери домой.

Глава 12

Псевдослепой привык к тому, что его преследуют. Мэллори поняла это, сменив вместе с ним три поезда и следуя за ним в соседнем вагоне. Иногда в толпе его яркий рыжий парик исчезал, но потом появлялся снова. Наконец выйдя на станции «Гранд-Сентрал-Терминал», почти безлюдной в этот час, он исчез в мужском туалете, что показалось Мэллори очень подозрительным. Это общественное место слыло известной грязной дырой, куда не брезговали зайти лишь бродяги, но этот парень был явно не из их числа. Его дорогое темное пальто говорило само за себя, хоть он и нацепил парик из дешевого нейлона, слишком неестественного рыжего цвета. Должно быть, он хотел, чтобы его заметили. Но зачем?

Мэллори терпеливо ждала, наблюдая за дверью в туалет. Прежде чем выйти, он наверняка переоденется и снимет свой глупый парик.

Прошло десять минут, потом еще десять. За это время лишь один человек вышел из туалета, но это был не тот, кого ждала Мэллори. Она была уверена, что седой старик, весь в морщинах и печеночных пятнах, не мог быть тем самым псевдослепым молодым человеком в рыжем парике.

Не желая признавать, что какой-то жалкий дилетант в нелепом парике обвел ее вокруг пальца, Мэллори сама решила проверить туалет. Одну за одной она открыла все дверцы, иногда наталкиваясь на воняющих мочой, спящих бродяг с изможденными лицами. Слепого нигде не было. Как же она пропустила? Разозлившись, Мэллори перевернула мусорную корзину, но не нашла там ни рыжего парика, ни белой трости. Здесь был только один вход, соответственно и один выход. Молодой человек вошел сюда и испарился.

Мэллори решила не рассказывать о своем унизительном промахе Рикеру.

– Да, Виктор, я уверен, что эта женщина из полиции, – произнес пожилой адвокат, вешая на спинку стула свое темное пальто, из складок которого выпала белая трость. Его собеседник вздрогнул. В последнее время Виктор Пэтчок вздрагивал от малейшего шороха. Поскольку молодой человек продолжал хранить молчание, старик заговорил снова:

– Она преследовала меня до самой двери туалета. Преследовала рыжий парик. Похвальный план, мой мальчик, – наконец-то он оценил эксцентричную логику беглеца, намеренно привлекающего к себе внимание.

Адвокат подошел к единственному незанавешенному окну и выглянул на улицу. Восточный район был в принципе неплохим местом обитания, но жить в такой крошечной темной комнатушке… На любые предложения подыскать что-нибудь получше Виктор отвечал категорическим отказом. Молодой человек сделал комнату еще менее уютной, выломав двери в туалет и ванную и избавившись от громоздкой мебели: за ней мог кто-то прятаться. Со своего места около окна адвокату была видна ванная и бритва на краю раковины. Виктор всегда имел мальчишескую внешность, но теперь, побрившись наголо, он и вовсе стал похож на ребенка, если бы только ребенок умел презрительно улыбаться и сходить с ума от злости.

– Уже поздно. Мне нужно отдохнуть, – престарелый адвокат снял с вешалки пальто из верблюжьей шерсти. Ему понравилась сегодняшняя гонка и симпатичная блондинка, которая его преследовала. Он вспомнил молодые годы и проникся еще большим сочувствием к молодому человеку, ведь тот не мог вернуться домой. Но и у сочувствия бывает предел.

– Я не могу достать тебе новый пистолет. Извини, – произнес он с мягким укором, словно отказывал ребенку в новой игрушке.

Гам осторожно полз к двери, оскалив клыки. Его уши были плотно прижаты, шерсть на спине встала дыбом. Что бы ни скрывалось там, за дверью, он хотел быстро с этим разделаться, застав врасплох. Кот поднял на Джоанну морду, очевидно, прося помочь ему в этой охоте: он ведь так и не научился открывать входную дверь. Гам сердито зашипел: Джоанна открыла дверь туалета, не тудверь.

Джоанна взяла пиджак и достала из кармана небольшой серебряный пистолет. Босиком она осторожно подошла к двери и посмотрела в глазок.

Никого не было.

Может, просто мышь? Джоанна открыла дверь.

Рикер сидел на коврике, прислонившись спиной к двери, и теперь ввалился в комнату, прямо навстречу Гаму.

– Здорово, Гам, старина.

Кот разочарованно засеменил к своей корзине и свернулся калачиком на красной подушке.

– Привет, Джо, – сказал Рикер, лежа на спине и глядя на нее.

Джоанна спрятала пистолет за спиной.

– Рикер, за мной присматривают двое агентов ФБР. Так что спасибо, но на сегодня мне охраны хватит.

– Агенты Аргуса? – Рикер поднялся на ноги. – Растяпы! Я не заметил ни одного из них, пока к тебе шел.

Она пригласила его войти и, пока он не видел, сунула пистолет в карман.

– Что ты здесь делаешь?

– Я только что узнал, что ты была присяжной на процессе Зэкери. Несколько удивился, если можно так выразиться.

– Но у тебя же было столько информации…

– Твои записи? В них ни разу не упоминалось, что ты старшина присяжных.

Рикер не спросил, как она могла позволить этому ублюдку избежать наказания. Признаться, она ожидала подобный вопрос и теперь была удивлена, что он не задает его.

Последующие полчаса они провели в неторопливой беседе. Головка козьего сыра и бутылка отличного красного вина, которую Джоанна достала из шкафчика на стене, пришлись очень кстати. Джоанна и Рикер сидели бок о бок на диване, положив ноги на журнальный столик. В жизни Джоанны это был один из редких моментов счастливой идиллии. Затем она сама вернулась к теме Иэна Зэкери.

– Я даже не пыталась отказаться от обязанностей присяжной, – она вылила остатки вина Рикеру в стакан. – Как раз заканчивала частную практику и подыскивала моим пациентам других психиатров. Хотела передать их в хорошие руки. Я почти закончила, поэтому у меня появилось много свободного времени. Я даже подумать не могла, что адвокаты защиты позволят включить психиатра в состав присяжных, но они не возражали, не задали ни единого вопроса. Две другие женщины их тоже мало интересовали. Через некоторое время я поняла, в чем дело. Они делали все возможное, чтобы напихать в жюри людей, похожих на аудиторию Иэна Зэкери. Тогда его шоу транслировалось только в пределах Чикаго, так, местная программка. Ты же знаешь, какая у него аудитория – молодые незрелые парни, без образования, без будущего. Семь присяжных подходят под эту характеристику.

– Вот почему защиту не волновало твое участие. Им нужен был состав присяжных, который не сможет прийти к единому мнению. Для этого достаточно было одного придурка. Так что произошло в комнате для присяжных? Как получилось, что решение было единогласным?

– Не могу сказать, Рикер. Не хочу врать, но и втягивать тебя в это тоже не хочу.

Он наклонился и поднял с пола кожаный пиджак, вытащил из кармана пистолет в несколько раз крупнее того, что Джоанна спрятала под подушку. Зная о его приступах, хоть и не совсем еще понимая их причину, Джоанна покачала головой. Со стороны Рикера было безумием носить оружие.

– Джо, у меня в руках пистолет. Так кому из нас двоих тут нужна защита? – Рикер покрутил оружие в руках. – Я отнял его у Макферсона сегодня. Ты за ним следила?

– Где он?

– Марвин Аргус увез его с собой. Это же его работа – защищать присяжных, так? Может, поэтому он отозвал агентов отсюда? Я ненадолго останусь сегодня здесь, поблизости.

– Твой доктор знает, отчего с тобой случаются припадки? – Джоанна понимала, что задевает за живое, но нужно было отвлечь его от вопросов о Макферсоне и присяжных. – Какое-то физическое нарушение? – Она давно догадалась, что его патология была связана с давней историей, когда на него напали в собственной квартире и нанесли травму. Но мужчины обычно отвергали версии, связанные с задетой психикой.

– Припадки, – Рикер повторил слово, как будто слышал его впервые. – У меня не бывает припадков. Я склонен думать, что это был сердечный приступ, – конечно, Рикер предпочитал такое объяснение, оно звучало солиднее и представляло больше опасности для жизни. Это у женщинслучаются припадки, а у мужчин – сердечные приступы.

– Рикер, ты же знаешь, я видела, что это случалось раньше. Тогда ты потерял управление фургоном.

Рикер покачал головой. Нет, он не терял управления, с ним было все в порядке, он процедил это сквозь зубы и отвернулся. Сколько раз Джоанна наблюдала подобную реакцию. Ох, уж эти мужчины, самые тщеславные существа на земле! Очевидно, он думал, что сумел удачно замять тему.

В тот день, первый день Джоанны на новой работе, он чуть не разбил служебный фургон. На дороге произошла авария: одна машина врезалась в другую с оглушительным треском, словно где-то поблизости разорвался снаряд. Фургон не задело: неуправляемый, он выехал на тротуар, но Джоанна успела рвануть ручной тормоз. Она выбежала из машины посмотреть, как себя чувствуют водители столкнувшихся машин. Оказалось, что их состояние было получше, чем у Рикера. Джоанна помнила свои чувства, когда повернулась и увидела его неподвижно сидящего за рулем. Его губы посинели от нехватки кислорода, на шее отчетливо стала видна каждая связка, натянутая, как струна. Приступ прошел до того, как она успела залезть обратно в фургон. Рикер уже дышал, хватая ртом воздух, и отмахивался от ее вопросов, говоря, что с ним все в порядке.С тех пор Рикер больше не водил фургон, и они не заговаривали об этом происшествии.

Сегодня разговор был тоже окончен. Рикер начал укладывать диванные подушки перед дверью, готовый защитить ее своим телом от любого, кто попытается проникнуть в номер.

Джоанна посмотрела на пистолет, который он оставил на столике в прихожей. Магазин был пуст. Вот еще одно доказательство ее теории: приступы связаны с его психикой. Ну конечно, пистолет не заряжен, ведь звук выстрела парализовал бы его. Рикер пришел защищать ее с незаряженным пистолетом, с блефом. Джоанна взглянула на бесполезное оружие с нежностью и страхом.

Специальный агент Марвин Аргус наблюдал за спящим в гостиничном номере человеком. Он утомил Макферсона разговорами о программе по защите свидетелей и необходимости вступить в нее. Или, возможно, скрывающийся присяжный только притворялся спящим, не желая с ним больше разговаривать. По непонятной причине Макферсон, кажется, невзлюбил его с первой минуты.

Взяв из своей квартиры некоторые вещи, Макферсон согласился поехать в гостиницу под присмотром ФБР, но наотрез отказался покидать город. Аргус проклинал доктора Аполло, которая дала опору этому хрупкому человечку.

Охрана доктора состояла из двух человек: один находился на лестничной клетке между этажами, другой дежурил в единственном работающем сегодня лифте. Аргус знал, что этого мало, но вовлечь больше людей значило вызвать ненужные вопросы. В нью-йоркском отделе он просить не будет, местные агенты не должны узнать о появлении Макферсона, пока Косаря не возьмут живым или мертвым.

Агент не решался закурить в комнате: Макферсон пожаловался, что у него аллергия на табачный дым. Наверняка соврал, маленький самодовольный педант. Однако будущее Аргуса зависело от того, чтобы оставаться в хороших отношениях с этим присяжным еще некоторое время.

Аргус убавил звук радио, отодвинул занавеску и уставился на небо. Уже светало. До восхода солнца оставались считанные часы. Господи, как хотелось курить и спать. Когда в последний раз он высыпался? Прошлой ночью ему удалось лишь немного вздремнуть. За последний час Аргус влил в себя пять кружек кофе – этого было мало, он заказал еще. Сколько времени потребуется официанту, чтобы принести кофе в номер? Десять минут. Еще десять минут.

Никотин может помочь побороть сон, никотин и свежий воздух. Агент открыл окно и вышел на пожарную лестницу. Устроившись на металлической решетке, Аргус развернул сигару. Он облокотился о стену и с наслаждением выпустил облако синего дыма. Глаза смыкались. Помотав головой, он посмотрел на часы, словно это могло поторопить официанта.

Аргус неслучайно выбрал сегодня гостиницу «Челси», теперь он был точно уверен: Косарь близко подобрался к доктору Аполло. Смерть бродяги – еще одно тому доказательство.

Аргус пытался слушать новости, которые передавали по радио, но голова невольно склонилась набок, казалось, он закрыл глаза только на секунду. Не больше чем на минуту. Окно сзади с грохотом захлопнулось, Аргус открыл глаза: сигара в его руке все еще дымила.

Черт тебя подери, Макферсон, тебя и твою аллергию.

Радио больше не было слышно: двойное стекло не пропускало ни звука. Теперь до него доносился лишь уличный гул машин, иногда проезжающих внизу. Аргус достал рацию проверить, что его люди начеку. Сначала он вызвал агента на лестничной площадке, потом агента, дежурившего в лифте. Тот сообщил ему две приятные новости: Рикер поднялся на этаж Джоанны Аполло – одним поводом для беспокойства меньше – и принесли наконец кофе. Отбой, больше вызовов не будет, они должны сидеть тихо, ожидая, пока убийца не попадется к ним в лапы. Аргус отключил рацию, его взгляд медленно опустился к проспекту у него под ногами. Изо всех сил пытаясь не закрывать глаза, Аргус убрал рацию в карман.

Какая усталость!

Он бессмысленно уставился на высотку напротив гостиницы, твердо решив не закрывать глаза. Аргус не видел на портьере, позади себя, тень, отчаянно взметнувшую руки. Не видел, как на ткань брызнула кровь. Его глаза закрылись до того, как были сорваны с карниза портьеры, за которые уцепились руки в предсмертной хватке.

Только три часа спустя, в девять утра, горничная нашла труп и вызвала полицию.

Глава 13

С ключом в руках Чарльз стоял у входа в фойе. В третий раз за три дня он с удивлением встречался со своим новым постояльцем, который раньше не показывался. Вот и сейчас он наблюдал, как Рикер направляется через холл в заднюю часть дома, где располагались офисы фирмы «Батлер и Компания». А в это время еще одна редкая для такого раннего часа посетительница, Мэллори, торопливо устремилась к выходу, не обращая внимания на стоящего в дверях Чарльза, загораживавшего выход.

– Минуточку, – произнес он, пытаясь обратить на себя ее внимание. Мэллори была раздосадована тем, что Чарльз оказался у нее на пути. Очень некстати. – Я полагаю, Рикер еще не видел твоих добавлений к оформлению стены?

– Нет, – ответила она, не замедляя шага.

В том-то и дело, потому-то она и хотела поскорее отсюда выбраться. Мэллори надеялась, что Чарльз отступит в сторону, но он столько раз наблюдал за ее хитростями, что не собирался отходить. Он смотрел на Мэллори сверху вниз, на ее хорошенькое личико, определенно лишенное выражения радости.

– Значит, Рикер застал тебя врасплох, – произнес Чарльз. – Ты знаешь, что он хочет поговорить с тобой о твоих делах.

Мэллори обошла его кругом и, уже закрывая за собой дверь, ответила:

– Пусть лучше поговорит с тобой.

Ну конечно.

Чарльз решил направить усилия на устранение последствий инцидента, прошел через холл и остановился у открытой двери в кабинет партнера. Рикер стоял напротив разукрашенной стены, разглядывая область, над которой поработала Мэллори. Фотографии чередовались с листами напечатанного текста, образуя идеальные параллели и вертикали. Все это напоминало шахматную доску. Верхний ряд составляли фотографии присяжных, которые еще были живы, когда их фотографировали. Между снимками находились электронные адреса и письма фанатов Иэна Зэкери. Во втором ряду висели фотографии тех же людей, но уже с закрытыми глазами и кровавым месивом вместо лица – эти снимки были сделаны в морге. Раньше здесь висела фотография убитого агента ФБР Тимоти Кида, которую Рикер нашел в чемодане доктора Аполло.

– Доброе утро, – произнес Чарльз, стараясь звучать бодро, хотя, судя по всему, день начинал складываться не лучшим образом… От него не ускользнули бледность Рикера и плохо скрываемое раздражение. Без всяких сомнений Мэллори доставила ему неприятности.

– Где она достала эти фотографии?

– В основном из компьютера Иэна Зэкери, – сказал Чарльз. – Мэллори взломала его. Очевидно, фанаты Зэкери не брезгуют красть записи из морга, чтобы ублажить его. Ну и, конечно, выиграть приз.

Детектив рассматривал последний ряд фотографий, полностью посвященный еще живому присяжному, доктору Джоанне Аполло. Она единственная была представлена на фотографиях во всех ракурсах. На последнем снимке отчетливо виднелся ее горб, а лицо, обращенное прямо в объектив, казалось немного размытым.

– Фанаты не присылали Зэкери фотографий Джо, – сказал Рикер. – Их сделала Мэллори.

– С чего ты взял?

– Столько раз видел снимки подозреваемых, сделанные ею. Мэллори – ужасный фотограф.

– Центральный фокус? Да, слишком много пустого места вокруг объекта. Она не чувствует пропорций, согласен? – Чарльз перевел взгляд на верхний ряд фотографий, на девять присяжных, которых уже не было в живых. – Честно сказать, все фотографии неудачные.

– Да, но снимки Мэллори всегда абсолютнонеудачные, – Рикер сорвал одну фотографию, кнопка отскочила на пол. – Если нарисовать здесь мишень, голова Джо окажется прямо в яблочке.

Чарльз понял, к чему клонит Рикер, он хотел знать о намерениях Мэллори по отношению к этой женщине. И ему удалось найти ответ на вспыхнувшем лице Чарльза Батлера, в его виноватом взгляде, который тот упорно отводил.

Сорвав со стены все фотографии Джоанны Аполло, Рикер вышел из комнаты и со злостью захлопнул за собой входную дверь.

Главный судмедэксперт Эдвард Слоуп сидел за рабочим столом и перебирал документы. Прежде чем приняться за первый на сегодня труп, он решил разобраться с бумажной работой. Без своей обычной рабочей одежды, белого медицинского халата, заляпанного кровью, он скорее походил на престарелого седеющего генерала: выражение собственного достоинства на каменном лице, твердая уверенная походка, даже когда он полагал, что на него никто не смотрит. Патологоанатом поднял глаза от работы, но лишь на секунду в них отразилось приятное удивление.

Уже с порога Рикер почувствовал на себе изучающий взгляд – в который раз его проверяли на остаточные явления после ранения.

Доктор Слоуп не преминул оценить его короткий жакет, фланелевую рубашку и джинсы.

– Выглядишь ужасно, – произнес он вместо приветствия. – И я не только об одежде. У тебя что, новое прикрытие? Теперь ты работаешь лесорубом и недосыпаешь из-за нагрузок, – Слоуп всегда гордился своим чувством юмора. – Понадобилась консультация?

Очевидно, никто не сказал ему, что Рикера вышибли из полиции, и этим можно было воспользоваться.

– Это по службе, док, – он кинул на стол дюжину фотографий. – Что ты можешь сказать об этой женщине?

Медэксперт едва удостоил снимки Джоанны Аполло взглядом.

– Раз она еще не мертва и при этом не является одной из моихклиентов, я полагаю, ты просто хочешь узнать, что с ней. Есть рентген или история болезни? Нет. Я так и думал. Тогда я скажу тебе то же, что сказал Мэллори: я не могу поставить диагноз без должного…

– Мэллори показывала тебе этифотографии?

– Да, два-три месяца назад. У нее, по крайней мере, была какая-то теория. Она навела справки и решила, что у этой женщины кифотическая деформация позвоночника, а ко мне пришла за подтверждением. Мэллори, похоже, хорошо подкована в этой сфере. Может, вам стоит чаще друг с другом разговаривать? Или обмениваться информацией? Вы же все еще напарники?

Рикер тяжело опустился в кресло напротив письменного стола доктора. Ночь, проведенная под дверью Джо, давала о себе знать: глаза покраснели от недосыпа, ему почти не удалось поспать в эту ночь, все тело ныло. Но злость постепенно вытесняла усталость. Мэллори снова солгала ему. Какой сюрприз! Очевидно, она заинтересовалась Джо уже давно, еще во время их первой встречи в «Компании Нэда». Присовокупив этот факт к длинному списку предательских поступков Мэллори, Рикер повернулся к доктору Слоупу:

– Мне нужна информация об этой женщине. Все, что ты…

– У нее серьезная деформация спины – это все, что я могу сказать тебе по одной чертовой фотографии.

– Этого мало, док. Раньше ты мог распинаться в течение двадцати минут по поводу неопознанного трупа, имея фотографию одной татуировки, черт подери.

–  А такжетруп на столе для вскрытий.

– Спасибо, ты очень помог, – Рикер собрал фотографии и собрался уйти, но передумал и бросил фотографии обратно на стол. – Оставь себе в качестве сувенира. Если в ближайшие несколько дней она окажется на твоем столе для вскрытий, вспомни этот разговор.

– Подожди, – доктор взял в руки одну фотографию и принялся разглядывать. – Кажется, вот эту я не видел. На ней патология видна более четко.

Рикер снова сел в кресло.

– Возможно, Мэллори была права, – произнес Слоуп. – Вероятнее всего, это кифотическая деформация Шермана, или горб, если по-дилетантски. У нее тяжелый случай, так что я думаю, были и другие факторы, например, остеопороз или сколиоз в детстве, – он показал на спортивную сумку, которую Джо держала на фотографии. – Ты не знаешь, сумка тяжелая?

– Да, это ее рабочая сумка. Там все инструменты для очистки места преступления, ее комбинезон, респиратор…

– Значит, помимо того, что она поднимает такие тяжести, носит на спине респиратор, ей еще приходится и постоянно нагибаться?

– Конечно, этого требует работа. Но она работает только три дня в неделю.

– Тогда я могу тебя заверить, что остальные четыре дня она приходит в себя. Эта женщина – мазохистка, или у нее очень сильный характер. Сколько она уже этим занимается?

– Около трех месяцев.

– Тогда сейчас она должна уже использовать очень сильные болеутоляющие, которые вызывают привыкание. Сначала она могла снимать боль аспирином, но сейчас это ей уже не помогает. Сомневаюсь, что она в состоянии заснуть ночью без таблеток, так что можешь вписать в список еще какие-нибудь сильные снотворные. Успокоительные, противовоспалительные препараты, стимулянты, чтобы подняться утром. Скорее всего, она находится под наблюдением врача, потому что такие препараты невозможно достать без рецепта врача.

– Она самаврач, психиатр.

Слоуп поднял бровь – самое эмоциональное выражение, на которое было способно его каменное лицо.

– С каких это пор психиатрызанимаются физическим трудом? Полагаю, ты не собираешься объяснять мне, почему это…

– Нет.

– Ну что ж. Психиатр – это меняет дело. Тогда у нее есть медицинская степень. Она, наверняка, сама прописывает себе лекарства. Для себя врачи обычно делают самые опасные смеси, которые они бы никогда не дали пациентам, поэтому выписывать рецепты самому себе считается незаконным. Но закон так легко…

– Погоди-ка, док. Так что там насчет мазохизма?

– Что? Боль ради боли. Часто психиатрами становятся люди, сами когда-то пережившие эмоциональное потрясение, – Слоуп взглянул на фотографию. – Очень возможно, это наш случай. В детстве у нее была нормальная внешность. Потом, примерно в возрасте от десяти до пятнадцати, она начала меняться, причем кардинально меняться. Любопытные взгляды, неуклюжие замечания – трудно представить себе ее жизнь. Но зная, что подростки – не самая благоразумная группа населения, можно сказать, что юность этой женщины больше походила на…

– Сущий ад.

Слоуп кивнул.

– Пара сотен колкостей – это еще удачный день.

– Ее отец тоже был психиатром.

– Тогда я полагаю, эта женщина прошла долгую терапию. Отец, наверняка, водил ее к детскому психиатру.

– Ты говоришь, что эта работа усиливает боль, – уточнил Рикер. – А что если она наказывает себя за что-то? Как тебе такой вариант?

– Епитимья? Что ж, вполне возможно. А вот тебе еще один вариант: ее интерес к работе исключительно с убийствами помогает ей смириться со смертью. Возможно, она склонна к суициду.

Последнее предположение никак не выходило у Рикера из головы, пока он ехал обратно в СоХо. Эта идея мучила его, пока он шел по улицам, направляясь к знакомому кафе, где договорился встретиться с Мэллори. Сегодня ей предстоит многое объяснить. Рикер собирался быстро закончить эту встречу, может быть, их последнюю дружескуювстречу. Помимо других предательств, которые Мэллори совершила, ей еще предстояло рассказать о слежке за псевдослепым в рыжем парике, хотя ранее сегодня утром у нее был такой шанс.

Вернувшись через пять минут после того, как ушел разозленный Рикер, Мэллори сразу же села за компьютер. Она не давала Чарльзу Батлеру ни малейшей возможности поговорить с ней: ее взгляд был прикован к монитору, пальцы быстро бегали по клавиатуре. Мэллори будто не слышала, что он ей говорил, пока Чарльз наконец не выдернул из розетки шнур и ее экран не погас.

Отличная идея.

Мэллори опустила руки, но все еще не смотрела на него, когда произнесла:

– Будет лучше, если Рикер все узнает сейчас, все сразу.

– Ну конечно, по-твоему, это все объясняет, да? – Чарльз знал, что этим она оправдывает себя за то, что сегодня оставила его одного разговаривать с Рикером, одного против подозрений и сомнений друга.

– Он сказал тебе, куда идет?

– Нет, – ответил Чарльз. – Сомневаюсь, что он вообще захочет со мной общаться после этого. Рикер, наверное, думает, что я участвую в этом с самого начала.

– Ты же не сказал ему, сколько…

– Он же детектив, Мэллори. Думаю, Рикер уже догадался. Это тебе просто предупреждение, – хоть она его и не заслуживала.

– Мы завтракаем вместе сегодня. Я все улажу, ладно?

– Нет, не ладно. Вся эта ложь – еще полбеды. Он видит в тебе угрозу Джоанне Аполло.

– Он так сказал?

– Ему и говорить не надо, это было…

– Теперь, когда Рикер знает, что она одна из присяжных, он сделает все, чтобы спасти ее, – и словно это было ответом на все возможные вопросы, Мэллори спокойно вставила вилку в розетку и принялась печатать. – Так лучше.

Ну конечно. Ведь в конце концов это и было ее целью – создать угрозу для Джоанны Аполло. И Мэллори сделала это так искусно, так намеренно в каждой фотографии.

– Тебе следовало быть честной с Рикером, – произнес Чарльз, – с самого начала. Почему ты не можешь просто сесть с ним и поговорить, как… – он хотел сказать нормальный человек,сочетание неприемлемое ни для Мэллори, ни для него самого.

Чарльз Батлер рос в научной среде. В десять лет поступил в Гарвард и навсегда стал аутсайдером среди своих сверстников, чудаковатым переростком. Мэллори оказалась на улице даже раньше и тоже научилась выживать одна, не общаясь с другими детьми. Благодаря своему элитному, великолепному образованию, Чарльз знал наизусть строфы из поэмы «Потерянный Рай», но не мог произнести на память для Мэллори ни одной строчки из тех любовных стихов, что пишут в поздравительных открытках на Валентинов день, опасаясь за дружбу между ними. Со своей стороны, Мэллори прошла все круги ада на земле еще в юности, но не имела понятия, что такое человеческое сердце. Вот так существовали они бок о бок, каждый в своей собственной клетке, деловые партнеры и заключенные, иногда встречались за обедом и ужином, общались, но никогда не заглядывали в душу.

Теперь Чарльз чувствовал себя дураком.

Почему его должно удивлять, что Мэллори, не имевшая понятия о семье, не могла просто сесть с Рикером и сказать ему, что все эти муки она создала для него из любви. Чарльз решил впредь выражаться осторожнее, у него оставались кое-какие подозрения.

– Рикер еще не знает всей правды, так ведь, Мэллори?

Она посмотрела на часы. Мэллори всегда знала точное время, вплоть до секунды, – еще одна причуда ее своеобразного мозга. Возможно, она различала и другие единицы времени, недоступные восприятию заурядного человека, – кто знает? Чарльз наблюдал за тем, как Мэллори поспешно собрала ключи и подхватила пальто, словно опаздывала на встречу. Зная ее патологическую пунктуальность, Чарльз в это едва ли поверил. Он стойко провожал ее взглядом. А что он мог? Он, оказавшийся в числе заложников Мэллори?

Рикер вошел в кафе, где его окружил гомон голосов и звон посуды. На этот раз он не стал изучать лица посетителей, всматриваться в их глаза и складки одежды, под которыми могло быть спрятано оружие. Здесь была безопасная зона, большинство завсегдатаев ходили с пушками. Прочие посетители были законопослушными туристами в майках с надписью «Я люблю Нью-Йорк» и сувенирными значками.

Раньше Рикер каждый день завтракал в этом кафе, в районе СоХо. Но, когда вышел в свой продленный отпуск из нью-йоркского полицейского департамента, перестал заходить сюда, не желая видеть знакомых из участка, и очень скучал по этому месту. Обычай завтракать в этом кафе начался двадцать лет назад. Сначала Рикер приходил сюда со своим старым другом, потом с его приемной дочерью, его напарницей, вернее, бывшей напарницей, Кэти Мэллори. Было девять утра, народу – полно, но маленький столик у окна был, как ни странно, свободен; казалось, будто на третьем стуле привычно сидит бывший инспектор Луи Марковиц.

Рикер взялся за стул, на который обычно садился, и у него возникло чувство возвращения домой. Он кивнул худощавой седой женщине с грубым лицом. Она стояла за пять столиков от него, словно жонглер, держа в каждой руке по несколько подносов и раздавая их, как карты. Туристов удивляло, что эта женщина никогда не спрашивает, кто что заказал, но всегда верно приносит любое блюдо – первое, второе, напиток. Герт была прирожденной официанткой, не какой-нибудь актрисой или художницей на подработках. Она занималась этим всю жизнь, знала всех постоянных клиентов и их обычные заказы. Еще никогда никто не жаловался.

– Что-то ты сегодня рано, – закричала Герт через все кафе, словно вместо полугода он отсутствовал всего один день. – Собираешься удивить малышку?

Все эти долгие годы официантка называла Кэти Мэллори только так, памятуя, как когда-то Луи Марковиц привел к ней свою приемную дочь, новоиспеченного полицейского, и с гордостью произнес:

– Это моя малышка.

Повод для гордости действительно был – Кэти стала полицейским в четвертом колене в семье Марковиц. С тех пор Мэллори всегда была для Герт просто «малышкой». А сегодня Рикер действительно хотел удивить Мэллори, которая, будучи необыкновенно пунктуальной, всегда входила в кафе ровно в положенный час. Рикер же всегда опаздывал – но не сегодня.

И Мэллори ожидало еще несколько сюрпризов.

Герт едва успела поставить перед Рикером кружку с кофе, как в дверях появилась Мэллори, что могло означать лишь одно: маленькая стрелка на часах показывала ровно девять. На лице Мэллори редко можно было увидеть удивление. Направляясь к Рикеру, она откинула полу черного кожаного пальто и посмотрела на старые карманные часы Луи, которые теперь висели на поясе ее джинсов. Убедившись, что внутренние часы не подвели ее, несмотря на преждевременное появление Рикера, Мэллори скинула с плеч пальто, повесила его на спинку стула, на котором обычно сидел ее отец, и заняла свое обычное место за столом.

Для нее это кафе тоже было чем-то вроде райского уголка, ведь она так не любила перемены. Луи Марковица могло не быть, но его стул оставался здесь. И хотя Мэллори не общалась с Герт, официантка тоже давно стала неотъемлемой частью ее жизни. Внезапно Рикер ясно представил себе, как Мэллори сидела тут каждое утро во время его долгого отсутствия, уткнувшись носом в тарелку, и ела свой завтрак совсем одна. Эта мысль причинила ему неожиданную боль. Другие полицейские, люди, с которыми она работала, тоже каждый день приходили в это кафе, но они никогда бы не осмелились сесть за ее столик, а она бы никогда их не пригласила. Потому что не знала как.

Рикеру стало жаль Мэллори, он чувствовал себя виноватым, и все обвинения, которые он так тщательно готовил, отпали сами собой.

В это утро Джоанна сделала специальному агенту Марвину Аргусу небольшое одолжение, открыв дверь только на длину цепочки. Так Гам не мог дотянуться до него своими когтями, если бы только Аргус не захотел силой войти внутрь.

– У тебя есть ордер?

– Нет, – наученный горьким опытом, агент ФБР отодвинулся подальше от выпущенных когтей. Он казался подавленным, на бледном лице не было ни тени его обычной глупой улыбки. – Мне нужна твоя помощь, Джоанна. Убили человека. Человека, которого ты знала.

Она схватилась за дверную ручку, чувствуя, как все плывет перед глазами, и замотала головой. Шок был настолько велик, что она почти не слышала последних слов Аргуса. В следующую секунду глаза агента расширились от удивления – он увидел на лице Джоанны странную улыбку – она только что услышала имя убитого, и это был не Рикер.

Через несколько минут после прихода Мэллори принесли завтрак. Герт уже давно не пользовалась меню, потому что они всегда заказывали одно и то же. Минувшие полгода растворились в воздухе, и все стало как обычно: двое напарников, два яйца всмятку, две кружки черного кофе.

Когда завтрак был съеден, а кружки наполнила вторая порция кофе, Мэллори бросила на стол толстую пачку бумаг.

– Подпиши, – сказала она.

Рикер посмотрел на знакомый документ, в котором требовалось повторное рассмотрение его отставки из полицейского департамента Нью-Йорка.

– Сколько же у тебя этих документов?

– Я могу распечатывать их хоть целый день. Раз ты можешь выдерживать, я тоже могу.

Рикер отодвинул бумаги в сторону.

– Что сказал лейтенант Коффи?

– Он отдал комиссару Билзу твой рапорт.

– Какой рапорт?

– Я написала за тебя. В нем говорится, что именно специальный криминалистический отдел нашел Макферсона и передал его под надзор Аргуса.

– А как насчет другого федерала, из Нью-Йорка, ты выставила его дураком? Получается, что он потерял Иэна Зэкери прошлой ночью. Таков был твой план?

– Ты имеешь в виду Хеннеси? Я говорила с ним сегодня утром, рассказала, что случилось с Зэкери на подземной стоянке, и намекнула, что не собираюсь упоминать об этом, – Мэллори протянула ему свернутый листок бумаги. – Прочти.

Рикер прочитал рапорт, держа его на расстоянии вытянутой руки и немного прищурив глаза. Там не упоминалось ни о местном федеральном агенте, ни о потерянной слежке, ни о перестрелке на подземной стоянке. Получалось, что агент Хеннеси был теперь у Мэллори в долгу. Малышка, где твои манеры.Она не умела заводить друзей, но знала, как воспользоваться ситуацией, в этом с ней не мог сравниться даже ее старик. Рикер свернул рапорт и протянул его обратно Мэллори. Слава богу, он недооценил ее… Ну может, и не совсем.

Ситуация с агентом Хеннеси все-таки попахивала шантажом.

– Он сказал что-нибудь про Макферсона?

– Нет, – ответила Мэллори. – Он спросил меня, кто стрелял. Занятно, правда?

– Аргус не делится информацией с нью-йоркским бюро.

– Ага, – улыбнулась она. – Пусть местные федералы сами все выясняют.

– Ты хочешь развязать войну между чикагским и нью-йоркским бюро? – Да, Мэллори только это и было нужно – разделить их, ослабить. Без сомнения, она планировала отобрать у них дело. – А что будет, когда Зэкери заявит о том, что в него стреляли?

– Он этого не сделает, – произнесла Мэллори. – Я позаботилась об этом, когда он позвонил мне вчера вечером. Убедила Зэкери, что он будет выглядеть полнейшим идиотом, если подаст заявление. Тем более, единственный свидетель, будучи явно не из его поклонников, вряд ли подтвердит его показания.

– А что насчет Джо?

–  Онабыла там?

Только теперь Рикер понял, что Мэллори не осталась до конца шоу, хотя где-то в глубине души он не сомневался, что она знала конец. Неужели Мэллори подстроила все для того, чтобы он взял Макферсона? Бред. Он явно переоценивал ее усилия.

– Нет, – ответил Рикер. – Джо там не было. Просто хотел спросить, Коффи знает, что ей нужна защита?

– Она и так под надзором федералов двадцать четыре часа в сутки, – возразила Мэллори.

Рикер покачал головой.

– Аргус отозвал их вчера вечером. Наверное, приставил всех к Макферсону.

Следующим пунктом на повестке дня был псевдослепой в рыжем парике, за которым Мэллори следила вчера ночью, но все вопросы отпали, когда Рикер повернулся к окну, привлеченный какой-то суматохой на улице. Детективы спешно выбегали из здания, залезали в машины и отъезжали. Только Джек Коффи торопливо шел по направлению к кафе.

Беда.

– Есть предположения? – Рикер повернулся к Мэллори.

Прежде чем она успела ответить, лейтенант Коффи открыл дверь и зашагал прямиком к их столику.

– Здорово, босс, – поприветствовал Рикер, забыв на мгновение, что больше не работает в участке. – Кто стягивает резервы?

– Яносу нужно подкрепление на месте преступления, – Джек Коффи посмотрел счет и кинул на стол наличные. – Вы нужны мне оба. Быстро!

– Но я больше не полицейский.

– Тогда не надо было составлять рапорты, Рикер. Макферсон мертв, а ты один из последних, кто видел его живым, – Коффи показал на дверь. – Шевелите задницами.

Мэллори уже выскочила за дверь и бежала к машине, намереваясь догнать отъехавших полицейских.

Глава 14

Это было настоящее противостояние.

Номер, где произошло убийство, находился этажом ниже номера Джоанны Аполло, как раз под ним, поэтому она прекрасно знала расположение комнат. Единственное, что отличало этот номер от ее – меблировка и заляпанные кровью портьеры. Напряжение росло с каждым прибывающим человеком, и в зависимости от того, был ли этот человек в форме или костюме, он занимал соответствующую сторону. Детектив Янос, огромный полицейский с лицом головореза, и двое патрульных по бокам вступили в молчаливое единоборство взглядами с тремя местными федеральными агентами. Полицейский детектив то и дело поглядывал на часы, очевидно, с минуты на минуту ожидая подкрепления,решила про себя Джоанна. Тело на полу было сродни добыче, за которую вот-вот разразится собачья склока, разве что никто еще не решился пометить стену, чтобы первым заявить свои права. Атмосфера была накалена до предела, и каждый прибывающий вносил свой заряд энергии. В коридоре за дверью, наоборот, слышались оживленные разговоры, там стояли криминалисты, мужчины и женщины, которым нечего было делать в гостиной, пока не решится этот главный вопрос.

Напряжение удвоилось, когда в комнату вошел четвертый агент, Марвин Аргус. Между ним и судебным представителем из полицейского департамента Нью-Йорка только что произошла стычка в коридоре. И тут агент из Чикаго совершил тактическую ошибку: он склонился над телом, которое еще не принадлежало ему,еще нет. Когда Джоанна вошла сюда в компании Аргуса некоторое время назад, она заметила, что агенты из Нью-Йорка были явно недовольны его присутствием. Даже собственные люди Аргуса, казалось, считали его здесь лишним, а он как ни в чем не бывало напустил на себя властный вид, чем только усугубил ситуацию, потому что никто не собирался ему подчиняться. Сейчас местные федеральные агенты были даже готовы сотрудничать с полицией, только не с ним.

В дверях, на нейтральной территории, Джоанна заметила статного седого мужчину, своим благородным видом походившего на военного. Он неотрывно смотрел на нее. Судя по дорогой одежде и медицинской сумке у него в руках, Джоанна догадалась, что это не какая-нибудь «мелкая сошка», а главный судмедэксперт. Рядом с ним стояли два человека, пониже ростом, в пиджаках с эмблемами центра судебной экспертизы. Они называли его доктор Слоуп. Хотя они не были знакомы, доктор поприветствовал ее кивком головы. На его лице, раньше абсолютно непроницаемом, появилось выражение добродушия, но Джоанна не назвала бы его интерес к ней простым любопытством. Нет, тут что-то еще. Прислушавшись к своей интуиции, Джоанна решила, что его взгляд выражал глубокую печаль, но далеко не жалость к ее недугу, скорее, дружеское участие. Впервые после того, как она вошла в гостиную, Джоанна почувствовала, что не одна. Она улыбнулась этому доброму доктору, который растрачивал себя на мертвых.

В комнату, сверкая значками, набились еще детективы, все они, как один, встали по обеим сторонам Яноса, образовав стену из полицейских. Мэллори, единственная женщина среди них, стояла бок о бок с мужчинами. Несмотря на то, что ни у кого в руках не было оружия, атмосфера была наэлектризована, словно все разом спустили курки. Что-то висело в воздухе. Последним в гостиную вошел Рикер, он прорвался сквозь стену полицейских и устремился на Марвина Аргуса. Никто бы не успел его остановить, даже если бы у кого-то возникло вдруг такое желание. Рикер уложил его одним ударом. Несчастный агент повалился на пол, у него из носа хлынула кровь.

Джоанна не была сторонницей физического насилия, но на этот раз она испытала удивительное удовлетворение, которое, кажется, разделял с ней каждый человек, находящийся в этой гостиной. Логично было ожидать, что агенты из Нью-Йорка сомкнут ряды вокруг одного из своих, но они лишь молча стояли в стороне, засунув руки в карманы, словно боялись забыться и начать аплодировать.

– Безмозглый ублюдок, – заорал Рикер, стоя над распростертом на полу Аргусом. – Я отдал этого беднягу тебе! Ты должен был оставаться с ним ночью, всюночь быть с ним! Ты что, заснул на работе? – он показал на тело, лежащее возле окна и наполовину скрытое упавшими окровавленными портьерами. – И зачем ты притащил его в эту чертову гостиницу? Ты же знал,что Косарь охотится за Джоанной. Ты знал, что он наблюдает за этим местом. Ты подумал, прежде чем пригласить этого маньяка спокойно прикончить Макферсона?

Очевидно, это было новостью для агентов из нью-йоркского бюро, потому что их старший окликнул одного из полицейских по имени:

– Лейтенант Коффи? На пару слов.

Через некоторое время двое мужчин вернулись, уладив все территориальные вопросы. Труп передавался той стороне, у которой было численное превосходство.

Очень мудро.

Или полицейский детектив получил это дело в обмен на молчание о явной некомпетентности федеральной полиции?

Три нью-йоркских агента направились к двери, затем неожиданно о чем-то вспомнив, вернулись и подхватили под руки незадачливого Аргуса, спеша вытащить его из комнаты, пока его кровь не смешалась с кровью Макферсона и не испортила улики.

– Ребята, – кивком головы лейтенант Коффи удалил из комнаты еще несколько человек. – Смотрите под ноги, хотя это мало поможет. Господи! Криминалисты хоть успели тут поработать?

– Да, – ответил Янос. – Все было сфотографировано и записано до того, как явились федералы, – детектив взял у полицейского прозрачный пластиковый пакет и поднял его повыше, чтобы лейтенант мог рассмотреть темную одежду внутри. – Вещи вместе с кепкой принадлежали официанту, которого мы нашли полуголым в мусорном бачке. Это лежало сверху. Он еще дышит, но от него сейчас мало проку. Полагаю, Косарь нанес удар сзади и воспользовался его одеждой, чтобы не испачкаться в крови.

– Может, нам повезет с образцами волос и кожных покровов на одежде, – Коффи повернулся к Джоанне. – Доктор Аполло, вы были на месте убийства агента Кида. Может, заметили какие-нибудь отличия?

– Надпись на стене, – Джоанна повернулась к единственной строчке на стене, начертанной кровавыми заглавными буквами: «10 – ПИШЕМ, 2 – В УМЕ». Под этой надписью тоже кровью был изображен знак, о котором писали в газетах: красная коса. – На месте убийства Тимоти не было ни надписи, ни рисунка, – она посмотрела, как медэксперт перевернул тело на спину. – Думаю, вы обнаружите перерезанную трахею. Вот еще одно отличие. Мак захлебнулся в собственной крови, – Джоанна повернулась к пятнам крови на стене возле окна. – Видите отпечатки кулаков? Это означает панику и крик о помощи. Он не мог кричать, поэтому барабанил в стену, но его никто не слышал.

Коффи взглянул на медэксперта, тот утвердительно кивнул. Тогда лейтенант снова повернулся к Джоанне:

– Можете еще что-нибудь сказать?

Она указала на участок стены возле двери:

– Видите, здесь нет крови. Убийца набросился на него не сразу, возможно, они успели поговорить, – Джоанна прошла десять шагов вдоль стены и остановилась напротив того участка, где были видны брызги крови, прямо на картине в деревянной раме. – Это следы ножа. Мак стоял здесь, когда ему перерезали горло, – это всего лишь один из уроков, которым она научилась, работая в «Компании Нэда». Она посмотрела на другие следы кровавых брызг: – По крайней мере, одна сонная артерия была задета, об этом говорят эти брызги крови на стене. Если задеть яремную вену, кровь не брызгает, а вытекает, как в случае с Тимоти Кидом. Мак умер быстрее.

Она указала на угол комнаты, где крови совсем не было:

– Здесь стоял убийца, наблюдая за тем, как умирает Мак, – Джоанна наклонила голову, изучая лужицы крови и капли на полу. – Мак двигался кругами, чего стоило ожидать. Он терял много крови – очень быстро. Выраженного скопления крови нет, он просто беспорядочно двигался, теряя кровь и умирая от шока и ужаса, – она повернулась к лейтенанту. – Извините. Я рассказываю вещи, о которых вам, очевидно, известно. Я не хотела…

– Не извиняйтесь, – ответил Коффи. – Говорите то, что считаете нужным, – он подошел к стене, туда, где было поменьше крови, и осмотрел комнату с места, где находился убийца. – Почему вы думаете, что Косарь остался наблюдать, как умирает жертва?

– Дама права на этот счет, – сказал медэксперт. В руках он держал маленький пластиковый пакет с запиской. – Убийца вложил записку в рот жертвы, когда смерть уже наступила. Иначе на пакете было бы больше крови.

Криминалист в перчатках взял у медэксперта пакет и при помощи пинцета извлек записку.

– «Я слишком глуп для жизни», – прочитал он вслух. – Вот и все, что тут есть.

– Я думал, что Косарь всегда писал эти слова на стене кровью жертвы, – произнес Коффи.

– Нет, никогда, – возразила Джоанна. – Это была версия газетчиков. Записка во рту жертвы – единственная деталь, которую ФБР скрыло от прессы и фанатов Иэна Зэкери.

– Значит, агент Кид все-таки делился с тобой служебной информацией, – сказала Мэллори, словно обвиняя Джоанну. Она выступила вперед и теперь неотрывно смотрела на Джоанну. – Или, может, ты…

Поймав взгляд Рикера, Мэллори запнулась. Между ними словно произошел безмолвный разговор, и Мэллори молча вернулась в круг полицейских.

– Тимоти подумал, что я смогу помочь, если буду знать о ритуальных обрядах убийцы, – Джоанна сплела руки и опустила голову.

– Доктор Аполло, – лейтенант Коффи легонько тронул ее за плечо, – что-нибудь еще напоминает вам место убийства агента ФБР?

– У Тимоти во рту не было записки, – произнесла она. – У Зайца тоже. Ритуальные обряды касались только присяжных. Еще Тимоти не паниковал и не бегал по комнате. Единственная полоса крови на стене в моей приемной и брызги от удара ножом. Основная масса крови была сосредоточена в одном участке. Когда ему перерезали горло, он сел в кресло и тихо умер. – Полицейские стали недоуменно переглядываться. Джоанна знала, что ей не поверили.

– Агент ФБР даже не пытался сопротивляться? – недоверчиво уточнил лейтенант Коффи.

– На его теле не было ран, это значит, что он не защищался, – ответила Джоанна, – если вы это имеете в виду. Он просто сел и умер. Так можно было дольше продержаться: чем меньше движений, тем меньше потери крови. В этом смерть Тимоти больше напоминает смерть Зайца. Еще они оба подозрительно относились к окружающим. У обоих задета яремная вена, что значительно менее опасно, чем поврежденная сонная артерия. Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить. Да, этих двоих можно было спасти, остановив кровь и оказав необходимую медицинскую помощь. Учитывая повышенный уровень нервозности или паранойи у обоих, думаю, что Косарь не успел сделать свою работу так же тщательно. Заяц мог кричать, хотя я сомневаюсь, что на это кто-нибудь обратил бы внимание.

Джоанна услышала звук застегивающейся молнии: медэксперты упаковали тело и вывезли из гостиной. Все это время Джоанна смотрела в пол. Она ожидала, что теперь за дело примутся криминалисты, но вместо этого увидела, что в комнате снова появились ботинки детективов, которые теперь окружили ее. Джоанна глубоко вздохнула и приготовилась к новой атаке.

– Так что насчет агента Кида? – Ботинки Коффи находились лишь в нескольких сантиметрах от нее. – Вы говорите, что он тоже мог закричать? И вы полагаете, что он сидел в вашей приемной, терпеливо ожидая помощи, и молчал? – последнее слово отчетливо выразило его недоверие. – Он ждал вас, доктор?

– Ты была в соседней комнате, так, доктор Аполло? – Кроссовки Мэллори выступили вперед.

– Да.

– И вы ничего не слышали, – слева показались огромные ботинки Яноса. – Ни криков, ни шума – ничего.

Детективы разом обрушились на нее, засыпая вопросами, окружая ее тесным кругом. Один из внешних кругов ада Данте? Нет, Джоанна давно решила, что ад – вовсе не место, а бесконечное, неумолимое течение времени, которое уносит ее все дальше, не давая выбраться на берег.

Джоанна закрыла глаза.

Кто-то осторожно прикоснулся к ней и сплел пальцы своей руки с ее пальцами. Затем наступила тишина. Она открыла глаза и увидела рядом с собой Рикера. Остальные полицейские почтительно отступили под его гневным взглядом.

Виктор Пэтчок положил рыжий парик на шкаф и обвел взглядом свои владения: комната, ванная, голые стены. В ванной и туалете не было дверей: он снял дверцы даже с кухонного шкафа, чтобы там никто не спрятался. Он не мог сделать только одного – раздвинуть стены, чтобы добраться до самых крохотных нарушителей покоя, мышей. Их было слышно день и ночь, под маленькими цепкими лапками отскакивали кусочки штукатурки. Виктор постоянно слышал, как они шныряли над головой, под ногами, вокруг постоянно, каждую минуту, и от любого звука сердце колотилось. Мыши приходили к нему во сне, он и сейчас грезил о них, широко открыв глаза и уставившись на кусочек неба – все, что он мог видеть в решетчатом вентиляционном окошке. Иногда этого вида было катастрофически мало для него, ведь он постоянно сидел взаперти. С улицы окна были забиты досками, чтобы он случайно не выдал себя, выглянув в окно.

Его прошлая жизнь казалось такой далекой, словно была чужой. Больше всего на свете Виктор хотел вернуться домой, но не мог. К тому же он очень изменился – никто бы его не узнал теперь. Он провел рукой по волосам и вдруг с ужасом обнаружил, что их нет. Он сам обезобразил себя, сбрив недавно все волосы.

Виктор подошел к заколоченному окну и прижал лицо к узкой щели между досками. По улице шли редкие прохожие, но он знал, что скоро закончится рабочий день и люди вернутся домой, заполнят пространство над ним, под ним, слева, справа, словно рой пчел, каждое утро вылетающих на работу и под вечер возвращающихся домой. А мыши присутствовали всегда.

Виктор схватил одну из четырех белых тросточек и с размаху ударил по стене. Невидимая армия грызунов в панике бросилась врассыпную. Взбешенный, что не может достать их, Виктор колотил по стене все сильнее и сильнее, оставляя царапины и выбоины, пока его трость не сломалась, и вместе с ней, казалось, что-то надломилось у него в голове. Он вернулся к заколоченному окну и поднял глаза вверх, навстречу кусочку дневного света. Постепенно небо темнело, и стены вокруг исчезали. Только так он угадывал, что время все еще движется, хотя давно перестал осознавать и чувствовать его.

И вдруг появился новый звук: тонкая, еле слышная мелодия проникала сквозь стены. У мышей было радио.

Лейтенант Коффи стоял перед девушкой-звукооператором, которую звали Чумовой. Девушка так представилась сама, словно у нее не было другого имени. Поскольку в операторской кабине было мало места, детектив Янос остался ждать в коридоре. Джек Коффи мгновенно решил про себя, что девушка давно не мылась и не меняла одежду. Ее внешний вид оставлял желать лучшего: грязные ноги, спутанные волосы. Тем не менее, говорилаона вполне разумно, когда в микрофон известила своего босса о приходе полицейского лейтенанта.

Хотя до эфира оставалось много времени, Иэн Зэкери брал интервью у какого-то парня с мальчишеским лицом, в порванных джинсах и новенькой майке с обозначением радиочастоты его канала. Если это был тот фанат из СоХо, то информация Мэллори действительно достоверна. Коффи спрашивал себя, неужели у нее и в самом деле был тут информатор, или Мэллори нелегально поставила в студии жучок? До пенсии ему еще далеко, поэтому лучше уж не копаться в этом.

Радиоведущий выставил указательный палец, показывая лейтенанту, что ему придется немного подождать.

Не пришлось.Джек Коффи аккуратно стянул наушники с грязных волос девушки-оператора и рявкнул в микрофон:

– Живо!

Зэкери подскочил от боли, и тут же лейтенант услышал звук отпираемой двери. Когда Коффи и Янос вошли в студию, англичанин поднялся пожать им руки.

– Здравствуйте, джентльмены. Присаживайтесь.

Джек Коффи сел, Янос остался стоять, с угрожающим видом глядя с высоты своего роста на низкорослых граждан, таких, как это парень в рваных джинсах, которого представили как Рэнди из СоХо. Тот сидел, бессмысленно озираясь по сторонам. «Или парень накачался наркотиками, или у него вообще такое глупое выражение лица», – подумал про себя лейтенант.

– Рановато ты сегодня, Зэкери, – Коффи поглядел на часы в студии.

– Готовлю тут интервью с Рэнди. Я, кажется, упомянул об этом, лейтенант. Кстати, вы сейчас тоже в записи, через три часа сможете послушать себя в прямом эфире.

– Я думал, мы сейчас в прямом эфире, – перебил Рэнди.

– Ты время можешь определять? – Зэкери ткнул на часы.

– Сейчас шесть часов, – ответил Рэнди, ничуть не обидевшись. – Ну почти шесть часов.

– А когда начинается мое шоу?

– В девять.

– Значит, мы никак не можем быть сейчас в эфире, верно?

Рэнди задумался, потом радостно улыбнулся и закивал.

Зэкери пожал плечами, виновато переводя взгляд с одного полицейского на другого:

– Хотел бы я сказать вам, что это нетипичный представитель моей аудитории, но… Так что случилось? Мне нужен адвокат?

– Ну а как же? – произнес Джек Коффи. – Будь у нас всего пара безобидных вопросов, ты бы все равно посадил к себе на коленки адвоката, как же иначе? Говорили же тебе адвокаты: никуда без них не ходить, не разговаривать с полицейскими, а то вдруг ляпнешь что-нибудь не то. Без них никуда, верно, Зэкери? Они обращаются с тобой, как с идиотом, но так безопаснее. Если хочешь, – он достал из кармана какой-то документ, – можешь не звонить адвокату, и мы быстро все решим здесь или отвезем тебя в участок, и наше общение растянется на всю ночь. Выбирай, – Коффи положил листок на стол. – Здесь перечислены все твои конституционные права. Я знаю, ты с ними знаком. Просто подпиши документ.

Он отвернулся от Зэкери, словно ему и дела не было, какому варианту тот отдаст предпочтение. И, конечно, радиоведущий подписал.

Искренне улыбаясь, Коффи повернулся к гостю:

– Так значит, ты и есть знаменитый Рэнди? Это ты сдал беднягу Макферсона?

Парень довольно заулыбался и кивнул, кажется, он был просто счастлив находиться здесь с Иэном Зэкери и полицейскими.

– Мы живем в одном доме. Он на самом деле славный малый, помог мне починить радиатор.

Джек Коффи был немного обескуражен тем, что парень говорил о Макферсоне, последней жертве Косаря, в настоящем времени. Судьбу человека решили слова какого-то придурка. Лейтенант достал еще один листок:

– Это документ, в котором перечислены твои права. Такой же, как у Зэкери, – Коффи протянул листок парню. – Хочешь тоже подписать?

– С радостью, – Рэнди взял ручку у детектива Яноса и подписал документ, даже не потрудившись прочитать. Теперь Иэн Зэкери все же решил посмотреть, под чем же он поставил свою подпись.

Поздно.

Янос схватил листок, сложил его и убрал в карман, потом отобрал листок у Рэнди.

Коффи все еще внимательно изучал гостя.

– Рэнди, ты говоришь, что вы были друзьями с Макферсоном. Теперь, когда твой друг погиб, как ты относишься к своим призам?

– Ну поездку в Нью-Йорк я выиграть все равно не мог. Ведь я живу в Нью-Йорке. В СоХо. Но я провел ночь в шикарном отеле. Бар в номере просто классный, – Рэнди обратился к Зэкери. – Я же могу оставить у себя вещи? Ну конфетки и те маленькие бутылочки со спиртным?

– Ты заработал их, – ответил лейтенант Коффи вместо радиоведущего. – Значит, это стоило того? Ради бара?

– Ну конечно. Черт, но круче всего – это на радио побывать. Можно передать привет моим приятелям из автомойки?

– Когда ты сдал Макферсона, – Коффи обратился к нему с дружеской улыбкой, – произнес его имя в эфире, ты знал, что случится потом?

Прежде чем Рэнди успел ответить, Зэкери произнес:

– Не тратьте время впустую, лейтенант. Эти простофили не способны связать одно с другим.

Коффи проигнорировал это замечание. Он наклонился вперед, добродушно улыбаясь:

– Это ведь не так, Рэнди?

– Да бросьте вы, – повторил Зэкери.

Коффи развернулся на стуле и теперь оказался лицом к лицу с радиоведущим:

– Если я правильно понял, то Рэнди первый из победителей, кто побывал в прямом эфире непосредственно перед убийством.

– Небольшое отклонение от правил, – ответил Зэкери, почти зевая. – У Рэнди нет ничего такого, как электронная почта, даже телефона нет. В тот день у него оставалось всего несколько монет для таксофона.

– Поэтому ты не мог позволить себе потерять с ним контакт, понятно, – Коффи сомневался, что адвокатам Зэкери это было так же понятно, как ему. – Твой продюсер говорит, ты много времени проводишь в студии.

– Нидлмэн? Вы его видели! – на секунду Зэкери отвел взгляд от лейтенанта и посмотрел куда-то мимо него.

– У нас с ним был долгий разговор по телефону, – Коффи повернулся в направлении, куда смотрел Зэкери, но не увидел ничего, кроме темного окна, похожего на окно звукооператорской кабины. – Нидлмэн говорит, ты сидишь тут по двенадцать часов в день. Еще он сказал мне, что эту студию для тебя спроектировали с учетом требований по тюремной безопасности. Что, боишься Косаря?

– Да нет, – произнес Зэкери, не отрывая взгляд от темного окна. – Косарь убивает только чайников. Мне-то зачем бояться?

– То же самое я сказал твоему продюсеру, – улыбнулся Коффи. – Я сказал: «Нидлмэн, эти два маньяка – партнеры, приятели, можно сказать». – Я прав?

– Ну в какой-то мере, – Зэкери откинулся на спинку кресла, довольный собой. – Думаю, можно сказать, что Косарь – мой самый преданный поклонник.

– Так значит, ты знал, что он будет слушать, – спросил Янос, – когда Рэнди сказал тебе, что живет с Макферсоном в одном доме?

– Да уж, – подхватил Джек Коффи, не давая Зэкери опомниться, – Это было очень ловко не произносить точного адреса, а попросить Рэнди назвать ресторанчик напротив. Просто блеск.

На самом деле это было довольно глупо. Ни один первокурсник юридического факультета не одобрил бы такую хитрость.

– А потом Макферсона убили. Косарь не смог бы сделать это без тебя. Я правильно понял, Зэкери? Или что-то упустил?

– Я бы сказал, вы попали прямо в яблочко.

– Значит, без тебя Косарь бы не справился, – Коффи повернулся к детективу Яносу. – Причина и следствие. Один есть.

– Что это, черт возьми, значит? – Зэкери вскочил со стула.

Джек Коффи не обратил на него никакого внимания, вместо этого он обратился к фанату:

– Ты так и не ответил на мой вопрос, Рэнди. Что, по-твоему, должно было случиться, когда ты выдал Макферсона?

– Я же сказал, – произнес Зэкери, – фанаты – идиоты. Они и понятия не имеют…

– Кончай базар, Зэкери! – рявкнул Коффи. Потом, вспомнив, что разговаривает с англичанином, который, возможно, плохо знает живую американскую лексику, он поправился: – Заткнись,или я арестую тебя за попытку помешать следствию. Так достаточно ясно?

Лейтенант снова сосредоточил все свое внимание на глупом лице молодого человека.

– Рэнди, что, по-твоему, должно было случиться с Макферсоном после твоего звонка?

Без колебаний Рэнди поднял правую руку и провел указательным пальцем от одного уха до другого, показывая перерезанное горло. На его лице не было злобы, только радостная готовность помочь лейтенанту.

– Очень близко к истине, – произнес Коффи. Он взглянул на Яноса и произнес: – Уводи Зэкери.

– Ты обвиняешься в убийстве Джона Макферсона, – Янос подошел к стулу, на котором сидел Зэкери и достал наручники.

– Но это безумие! Это он пытался убить меня!

– Правда? Ты заявил об этом в полицию? – Коффи прочитал ответ на ошеломленном лице Зэкери. – Нет? Плохо. Вчера вечером тебя видели в баре с Макферсоном. Есть свидетели.

– Но он ушел раньше меня.

– Значит, спокойно выпивал с парнем, который пытался тебя пришить? – Янос надел на Зэкери наручники. – А потом просто дал ему уйти. Не заявил в полицию. Еще что придумаешь?

– Официантка говорит, что, когда другой посетитель расстегнул твою рубашку, под ней оказался бронежилет, – произнес Коффи. – Может, все было наоборот, и ты…

– Я всегда ношу бронежилет. Я получаю письма с угрозами. Черт, спросите ФБР!

– Очень кстати ты об этом сказал, – вставил Янос. – Нам звонил агент Хеннеси, сказал, что был приставлен охранять тебя, но ты почему-то решил отделаться от него вчера вечером, использовал переодетого двойника, а сам скрылся в неизвестном направлении.

Коффи пожал плечами и улыбнулся:

– Теперь ты понимаешь, почему ФБР тебе больше не помощник.

Щелкнул замок наручников.

– Спросите Рикера. Он был со мной.

– Но не тогда, когда убили Макферсона, – Коффи покачал головой. – Но даже если бы у тебя было надежное алиби, это бы не помогло. Видишь ли, Янос неправильно выразился, ты обвиняешься в преступном заговоре с целью убийства. Заговор с Косарем и своими фанатами, – он повернулся к Рэнди. – Вот с этим, к примеру.

– Вы не можете этого сделать! – завопил Зэкери, выпучив глаза. – У меня есть права, – он перевел дыхание и произнес уже спокойнее. – Спросите в Союзе гражданских свобод, черт возьми. Закон на моей стороне.

– Ну да, только это было в Чикаго, – возразил Коффи. – А в Нью-Йорке мы выдумываем свои законы по ходу дела. Ты и твои фанаты пособничали серийному убийце.

До сих пор Рэнди сидел смирно на стуле, восхищенно наблюдая за происходящим, очевидно, парень видел такое только по телевизору. Сейчас, услышав свое имя, он поднялся и, радостно улыбаясь, протянул руки детективу Яносу, ожидая, что его закуют в наручники подобно Зэкери.

– Нет, не ты, – сказал молодому человеку Коффи, – Дебилы освобождены от уголовной ответственности.

Рэнди закивал и снова улыбнулся.

– Шутка, – Джек Коффи отстегнул от пояса пару наручников и сам зачитал ему права. – Рэнди, помнишь бумагу, которую ты подписал? У тебя есть право на адвоката во время допроса. Если ты не можешь позволить себе адвоката… Рэнди? Будь внимателен, это серьезные вещи.

В квартире Чарльза Батлера была отдельная столовая, совершенно бесполезная комната, как он считал. Гости неизменно перемещались на кухню, которая представляла собой теплую просторную комнату с персикового цвета стенами и разнообразными полочками для утвари и специй, которые мог оценить только истинный гурман. Вивальди и скатерть в красную клетку создавали атмосферу уютного ресторанчика.

Мэллори стояла в дверях, внимательно наблюдая за Рикером и Джоанной Аполло в гостиной. Оставив соус закипать на плите, Чарльз вручил ей бокал красного вина.

– Значит, все идет не так, как ты планировала.

– Нет, – ответила Мэллори, – Рикер задает ей не те вопросы, которые нужно задавать.

– То есть не обращается с ней как с преступницей? Действительно, черт возьми, какая досада! – Сегодня вечером Рикер вел себя отнюдь не как детектив, он был больше похож на влюбленного. Чарльз узнавал такие симптомы. А Мэллори, очевидно, нет.

Она поставила бокал и взялась за тарелки: сегодня Чарльз решил доверить ей накрывать стол. Если бы за это взялся кто-нибудь другой, она бы все равно потом все переставила. Когда Мэллори расставила тарелки, салфетки и столовые приборы, Чарльз и без линейки знал, что каждый предмет находится ровно в двух сантиметрах от края стола.

Он вернулся к плите и принялся помешивать соус.

– Возможно, было ошибкой оставить Рикера одного разбираться с этим, – Едва ли Мэллори согласилась бы с этой мыслью.

– Может, ты и прав, – ответила Мэллори.

От неожиданности Чарльз уронил ложку в кастрюлю.

– Они слишком близки с этой женщиной, – Мэллори выровняла стулья и отошла в сторону оценить свою работу, как будто спинки стульев могли не быть идеально параллельными к столу. – Рикер боится задавать вопросы, которые могут прозвучать, как обвинение.

– В каком преступлении?

– Она что-то скрывает от меня.

Ах, вот в чем дело! В таком случае каждый, кого знала Мэллори, когда-либо совершал преступление против нее. Все не так уж серьезно, и у Чарльза еще оставалась надежда пережить этот ужин, не став свидетелем кровавой бойни. После того, как он выудил из кастрюли потерянную ложку, Чарльз открыл духовку, и комнату наполнил аромат запеченной в собственном соку дичи, который мгновенно смешался с запахом чесночного хлеба и винного соуса.

– Доктор с Рикером выглядят так, словно пережили долгий день. Может, отложим этот разговор?

– Тебя не удивляет, как такая умная женщина могла согласиться с таким абсурдным вердиктом? – Закончив накрывать на стол, Мэллори повернулась к нему, уперев руки в бок. – Ты читал стенограмму судебного процесса. Ты знаешь, что это был нечестный приговор.

– Но Рикер не читал стенограмму. Он доверяет ей.

– Доверяет? Я говорю о конкретных объективных фактах. Как, по-твоему…

– Мэллори, если бы Рикер поджег школьный автобус с детьми и монашками, а потом столкнул в пропасть, я бы сказал, что они этого заслужили. Вот это значит доверять.

Она на секунду задумалась, потом наконец нашлась, что ответить.

– Люди умирают, – произнесла Мэллори, словно об этом нужно было напоминать. – Я должна знать, общалась ли доктор Аполло с Макферсоном. Если да, тогда она, возможно, знает, где прячется другой присяжный.

– Нет ничего проще, – захватив открытую бутылку вина, Чарльз направился в гостиную, где Джоанна Аполло стояла возле стены, восхищаясь оригиналом Ротко, в то время как Рикер восхищался ею.

Глядя со спины, Чарльз не заметил в осанке доктора никаких отклонений: дефект спины хорошо скрывала волна длинных темных волос. Когда же Джоанна повернулась боком, чтобы Чарльз наполнил ее бокал вином, горб стал значительно заметнее. Чарльз знал, что Рикер видит ее другими глазами: для него Джоанна была идеальной женщиной, лишенной изъянов. Она обладала умом, и ее огромные карие глаза, теплые и глубокие, проникали в душу. У Джоанны были глаза целителя. Чарльз приятно удивился, обнаружив у своего друга прекрасный вкус к женщинам. От вина пробудилась поэтическая сторона его души и, следуя ей, Чарльз сравнил Джоанну с букетом роз, хотя от нее исходил более сдержанный аромат. Находясь в комнате, Джоанна наполняла ее своим теплом и присутствием, как цветы – ароматом.

Появилась Мэллори – цветы дрогнули и закрылись.

– Примите соболезнования по поводу смерти вашего друга, мистера Макферсона, – произнес Чарльз. – Вы ведь общались с ним и после судебного процесса?

Доктор Аполло кивнула.

Чарльз посмотрел на Мэллори, оценившую его прямоту. Она залпом осушила бокал. Сегодня все сдерживающие рефлексы ей, похоже, отказали, и Мэллори превысила свой привычный лимит в один бокал. Рикер же, наоборот, едва притронулся к вину, что было на него не похоже. Очень странно. Вечер обещает быть интересным.

Доктор Аполло извинилась и направилась в кухню. В конце концов все переходили туда, но вряд ли в этом была причина на этот раз. Наблюдая за доктором, Чарльз отметил про себя, что Джоанна всегда старается уйти из помещения, в которое вошла Мэллори. Он подлил вина в бокал Рикера и вернулся на кухню, где и нашел доктора – она очищала листья салата. Его блаженная улыбка постоянно наполняла окружающих людей ощущением счастья, вот и сейчас Джоанна посмотрела на него и тоже улыбнулась.

Так они работали рука об руку в тишине, шинкуя овощи, пока Чарльз не решился снова поднять вопрос, так заботивший Рикера, – о безопасности ее гостиницы.

– Мой дом – ваш дом. У меня есть две комнаты для гостей, места полно, уверяю вас.

– Спасибо, но будет лучше, если я вернусь в «Челси».

– Здесь абсолютно тихо, – сказал Чарльз. – Тройные рамы, очень толстые стены. Можно стрелять из пушки, и соседи ничего не услышат. Поэтому, если вы любите смотреть допоздна телевизор или слушать музыку…

– Я мечтаю только о том, чтобы хорошенько выспаться.

– Мне сказали, у вас есть кот. Если вы беспокоитесь о нем, то все в порядке, я отлично лажу с животными.

– Нет, – ответила Джоанна, – Гам не любит чужих. Он предпочитает знакомую обстановку. Нам двоим будет лучше в гостинице.

– Она права, – Мэллори стояла на пороге. – Твои стены слишкомтолстые. Если Косарь начнет шинковать доктора в комнате для гостей, ты не услышишь ничего. Я останусь с ней в гостинице сегодня.

Мэллори не предлагала, а объявляла о своих намерениях, и Джоанна не испытывала большого энтузиазма по этому поводу – улыбка исчезла с ее лица.

Мэллори стояла у полки со специями, с отсутствующим видом поправляя баночки, чтобы они стояли ровно, этикетка к этикетке. Доктор следила за ней с искренним интересом. Что она подумает об этой маниакальной склонности к аккуратности? Чарльзу вдруг захотелось защитить Мэллори, словно она стояла там, такая уязвимая, выставляя напоказ свои слабости. Интересно, что еще замечала доктор и насколько она была близка к опасной правде? А если она догадается, то как поступит?

В кухню вошел Рикер. Чарльз заметил, как блестят его глаза – вовсе не под влиянием вина.

– Я проголодался, – заявил он.

Ужин был подан без лишних церемоний, если не считать зажженной свечи посередине стола. Рикер, казалось, не замечал напряжения, возникшего между двумя женщинами; он занял место напротив Джоанны Аполло, словно она была единственной за столом. На лице Рикера читалась удовлетворенность – от обычного отрешенного выражения не осталось и следа. Впервые за многие месяцы он был по-настоящему счастлив. И причиной тому была Джоанна, за что Чарльз был ей глубоко признателен.

Свеча наполовину сгорела, и они уже доедали последнее блюдо, когда речь зашла об адвокатах.

– Это удивительная дилемма для Американского союза гражданских свобод, – сказал Чарльз.

Джоанна кивнула.

– Они словно всегда выбирают дела, которые порочат их доброе имя, но на этот раз переплюнули самих себя. Судебная система – это смысл их существования, но здесь они помогают Иэну Зэкери разрушить эту систему.

– Им можно только посочувствовать, – согласился Чарльз.

– Эй, – вмешался Рикер, – они же адвокаты, – эта содержательная реплика, очевидно, должна была означать, что, в каком бы затруднительном положении ни находились адвокаты по правам человека, они это заслужили.

Чарльз занялся приготовлением десерта – бананов фламбе. Его удивляло, почему Мэллори была единственной, кто не обращался к Джоанне Аполло по имени. Закончив с десертом и поставив пылающие бананы перед гостями, Чарльз решил, что она профессионально держится на расстоянии от этой женщины. Возможно, Мэллори сомневалась, что доктору удастся выжить. Однако было и еще одно объяснение, столь же правдоподобное: Мэллори не любила делить своих друзей с кем-либо. Чарльз остановился на последнем.

Тонкая мелодия мобильного телефона прервала его мысли. Убежденный луддит, Чарльз остался сидеть, тогда как остальные потянулись за своими сотовыми. Это был телефон Мэллори. Она поднялась из-за стола, чтобы поговорить без свидетелей в другой комнате.

– Звонил Иэн Зэкери, – сказала она, вернувшись. – Его выпустили под залог. Он хочет встретиться сегодня.

Рикеру явно пришлась не по душе эта новость, он посмотрел на часы:

– Они разрешат ему вернуться в эфир?

– Сегодня нет, – ответила Мэллори. – Он отстранен от эфира до завтрашнего слушанья. Это даст нам хоть какое-то время. Даже если он напал на след присяжного, он не сможет раскрыть его координаты, пока не вернется в эфир. Так что у нас двадцать четыре часа, чтобы найти самого Косаря или его жертву, – Мэллори склонилась над Джоанной. – Есть идеи, где нам начать искать?

Джоанна опустила голову и не проронила ни слова.

– Хорошо, доктор. Вернемся к этому позже, – Мэллори развернулась и направилась к двери. – Чарльз отвезет тебя в гостиницу, – уже взявшись за дверь, она добавила: – А потом подъеду я.

Последнее замечание прозвучало как угроза.

– Я поеду с тобой, – сказал Рикер.

Мэллори раздраженно обернулась, очевидно, желая сказать, что его услуги не требуются, и только тут заметила, что Рикер обращался не к ней. Он смотрел на Джоанну Аполло. Лишь на мгновение у Мэллори в глазах что-то промелькнуло, но она быстро овладела собой, и ее лицо приняло обычное надменное выражение. Этот момент уловил один Чарльз – Мэллори чувствовала себя брошенной.

– Нидлмэн – ненастоящее имя, – Мэллори тщательно осмотрела дверь в кабинет продюсера и новый замок, к которому, если верить рекламе, нельзя было подобрать ключи. Механизм был, конечно, сложный, но дверь в студию была оборудована запорами самой передовой технологии. – Адрес, который ты мне дал, ложный, так же, как и номер социального страхования. – Опережая его следующий вопрос, Мэллори добавила: – Но контракт с продюсером остается законным, пока нет попыток мошенничества. Ты, конечно, можешь доложить о фальшивом номере в Налоговое управление США в связи подозрениями на уход от налогов, но поверь мне, десять агентов финансовых органов не станут взламывать эту дверь.

– Ты должна что-нибудь сделать.

– Почему ты шепчешь?

Зэкери отвернулся и принялся шагать взад-вперед перед дверью продюсерской кабины, то и дело поглядывая на замок.

Мэллори вздохнула. Предстояла долгая ночь.

– Нидлмэн ведь никогда тебе не угрожал? В чем проблема?

– Он наблюдает за мной. Я знаю, – устыдившись своего шепота, Зэкери снова заговорил нормальным голосом. – От этого ублюдка у меня мурашки бегают по коже.

–  Нидлмэн.Да ты его даже не встречал.

Как еще дать ему понять, что он впустую тратит ее время?

– В его окне никогда нет света, – сказал Зэкери, – но я чувствую, как он смотрит на меня. Говорю тебе, этот парень ненормальный. Это, конечно, обязательное условие для всего моего персонала, но Нидлмэна нанял не я. У него контракт с радиостанцией.

– Но ведь директор радиостанции знаком с Нидлмэном, так?

– Да, но они встречались всего раз на собеседовании. Мой адвокат достал копию контракта с Нидлмэном. Там оговорено, что он не должен вести дела со мной лично.

– Так вот в чем проблема. Он тебе не подчиняется. Очень умно с его стороны, – если бы не выпитое вино, Мэллори, возможно, удержалась бы от сарказма. Хотя вряд ли. – Думаешь, Нидлмэн знает, что ты убил предыдущего продюсера? Ты же упоминаешь об этом каждый раз в эфире.

– Видишь этот замок? – Зэкери повернулся к двери в кабину. – Он совсем новый, и устанавливал его не я. По контракту мне необходима полнейшая безопасность. Этот замок поставил Нидлмэн, и только у него есть ключ. Ну и кто из нас параноик? Он единственный продюсер, запирающий эту проклятую кабину во время эфира.

Мэллори спокойно взялась за дверь, наблюдая, как нервничает Зэкери.

– Он может оказаться фанатом, – Мэллори улыбнулась. – Ты уже думал об этом, правда? Судя по звонкам в студию, я бы сказала, что твои фанаты все немного с приветом.

– А что если он ненайденный присяжный? Ты обещала найти его для меня, помнишь? Представь себе, сколько потрачено денег и времени, а все это время он находился прямо тут, под носом, в этом кабинете?

Решив немного пощекотать Зэкери нервы, Мэллори достала свой бархатный мешочек с отмычками. Она хотела показать ему, как подбирают ключи, пусть знает, что не зря он выписал огромный чек, который сотрудники «Хайленд Секьюрити» никогда не смогут обналичить.

– Воровские отмычки носить с собой запрещено, – сказала она. – Попробуешь проболтаться – пострадаешь. Понял?

Извращенный ублюдок, ему понравилась эта идея.

Замок поддался, и Мэллори легко повернула ручку. Потом, в доказательство высокого качества оплаченных им услуг «Хайленд Секьюрити», она достала из наплечной кобуры пистолет и толкнула дверь. В кабине никого не было, по размеру помещение напоминало кабину звукооператора на другой стороне.

Включив свет, Мэллори увидела такое же окно вдоль всей стены, в которое была видна студия. На панели управления она заметила лишь несколько микрофонов, наушники и еще какое-то мелкое оборудование. На задней стене на крючках висели пюпитры с расписанием передач. Корзина для мусора была набита доверху.

– Сколько человек пользуется этим кабинетом в течение дня?

– Продюсеры двух утренних шоу. Иногда приходят спонсоры посмотреть свои программы.

Мэллори провела пальцем по столу – пыли не было. Очевидно, уборщица проникала сюда без проблем.

– Это прогресс, – сказал Зэкери. – Можешь проверить кабинет на отпечатки.

– Не стану, потому что нет необходимости. – Тратить время на расшифровку сотни никому не нужных отпечатков явно не входило в планы Мэллори. – Только копы могут идентифицировать отпечатки, а чтобы использовать национальную базу данных, у них должна быть веская причина. В этом кабинете работает слишком много людей, здесь сотни отпечатков, а то и больше. Вот если ты умрешь,тогда у них будет полно оснований проверить все отпечатки, а так…

– Так в чем проблема? Уж точно не в деньгах. Подкупи какого-нибудь полицейского, пускай он проверит.

– Проверка сотни отпечатков пальцев привлечет внимание, и этого полицейского уволят. В базе данных не будет и половины из них, уверяю тебя, – Иэн Зэкери утомил ее, и Мэллори положила руки на пояс, откровенно давая понять, что разговор окончен. – Сделаем проще.

Они вернулись в его студию и подошли к темному окну продюсерского кабинета.

– Завтра ночью берешь этот предмет, – Мэллори извлекла из кармана мини-фотоаппарат, размером не больше зажигалки, – и приклеиваешь к стеклу. Он маленький, но вспышка мощная. Не бойся, он не заметит. Когда у меня в руках будет фотография, я выслежу его для тебя. Доволен? – Мэллори протянула ему аппарат. – Включу это в твой счет.

– Отлично, – улыбнулся Зэкери, радуясь такому простому решению. – А что насчет доктора Аполло? Раздобыла мне какие-нибудь свежие сплетни?

– Предположим, я найду основание, которое заставит ее согласиться на интервью? Разве это не испортит игру Косаря? Кажется, она не попадает в его категорию слишком глупых для жизни.

– А что если она и есть Косарь? Подумай об этом, – сказал Зэкери. – Психиатры отлично разбираются в играх разума. Ты никогда не спрашивала себя, почему доктор Аполло проголосовала «невиновен» вместе со всеми? Она запросто могла заставить их изменить вердикт. И, кстати, она же горбунья, калека. Общаясь с нею, жертвы не могли ничего подозревать, пока она не перерезала им глотки.

– Но зачем?

Зэкери всплеснул руками.

– Это мне и нужно от тебя. Мотив. Это мог быть и другой присяжный, но я все-таки ставлю на доктора. Вот если бы заполучить ее в эфир хоть на десять минут…

– Ты думаешь, тебе она откроется.

– Да. Я бы добился.

– А что, если она не убивала?

– Это не помеха для хорошего шоу. Ну если мне с ней не повезет, то в запасе остается последний присяжный при условии, конечно, что ты его найдешь для меня.

Мэллори повернулась к темному стеклу продюсерской кабины.

– Нет, с нами ты не едешь, – Джоанна Аполло мягко оттолкнула Рикера. – У тебя глаза слипаются. Иди домой и выспись хорошенько.

Рикер не нашелся что ответить. Он был абсолютно трезв, только ноги подкашивались, и мозги не соображали. Он просто стоял на мостовой и бездумно смотрел вслед удаляющемуся «мерседесу».

Когда машина отъехала на почтительное расстояние, Чарльз беспокойно посмотрел в зеркало заднего вида: Рикер все еще стоял на мостовой, словно позабыв дорогу домой, хотя дверь находилась всего в двух шагах.

– Он так устал. Надеюсь, не заснет прямо на улице.

– Это моя вина, – ответила Джоанна. – Думаю, прошлой ночью он и глаз не сомкнул, – она взглянула на Чарльза и произнесла уже совсем другим тоном, почти заговорщицким: – На протяжении всего вечера у меня было такое чувство, что вы хотите поговорить со мной о чем-то наедине.

– По поводу Мэллори, – сказал Чарльз. – Она такая отчасти… Как бы лучше выразиться?

– Совершенно беспощадная?

– Я бы так не сказал.

– Нет, вы бы не сказали, потому что вы ее друг. Но это у нее в крови.

Чарльз попытался объяснить:

– В характере Мэллори есть своеобразная чистота.

– И, конечно, она социопат, – сказала Джоанна. – Но вы и без меня это знали.

Они проехали несколько кварталов молча, пока Чарльз пытался подыскать нужные слова.

– Приемные родители Мэллори были очень заботливыми.

– И хорошими людьми. Рикер рассказывал мне. Он часто говорит о Марковицах. Очень жаль, что они не взяли эту девочку раньше. Полагаю, Мэллори было лет десять-одиннадцать, когда она попала в их семью.

Чарльз понял, что она имеет в виду. Луи Марковиц пропустил те прекрасные годы, в которые у его приемной дочери должны были формироваться навыки общительности, должны были, но у нее не получилось.

– Я скажу вам, чем Мэллори отличается от социопатов, которых я лечила. Она даже не пытается быть любезной.

– Она не знает как, – Чарльз хотел произнести это в защиту Мэллори, но у него плохо получилось.

– Однако лжет она очень правдиво, – сказала доктор, – и гораздо лучше, чем большинство людей.

– В ее работе необходимо уметь лгать. – Не слишком ли прямолинейно он защищал Мэллори? Чарльз сосредоточился на дороге, и, когда заговорил, его замечание прозвучало уже мягче: – Вся эта ложь в благих целях. – Иногда так оно и было на самом деле. – Вы, возможно, упустили еще один момент: Мэллори никогда не лжет, чтобы подняться в чужих глазах. – И это была истинная правда. – Ей безразлично мнение общества.

– Но людям должно быть небезразлично мнение Мэллори, – произнесла Джоанна Аполло с легкой печалью в голосе. – Эта девушка живет быстро, рискованно – она опасна.

– Опасна, – повторил Чарльз. – Конечно, она опасна, она же представительница полиции. – И не только представительница полиции. – Мэллори очень талантлива. У нее необыкновенные способности к математике и компьютерам. Я знаю, я занимаюсь тем, что подбираю наиболее оптимальное направление деятельности для людей с повышенным интеллектом и необычными способностями, так что уверяю вас, Мэллори сделала бы состояние, уйди она из полиции.

– Но тогда она лишится оружия и власти, возможности запугивать людей. Думаете, она сможет обойтись?

Когда «мерседес» мягко остановился на светофоре, Чарльз повернулся к Джоанне. Ее взгляд не выражал ничего, кроме сострадания, но это не уменьшило решимости Чарльза. Он готов был защищать Мэллори до конца, потому что дружба имела для него огромное значение. Иногда он был готов пожертвовать даже своей неизменной логикой ради благих намерений.

– Мэллори запугивает людей, только если на то есть причина. Вот вы, например. Она считает, что вы скрываете что-то важное. У нее невероятные инстинкты, она редко ошибается. К тому же я никогда не замечал серьезных отступлений от нормы в ее правилах. Мэллори – полицейский, и очень хороший. Она и есть закон.

– Уверена, Мэллори отлично знает, кем является.

Чарльз кивнул, в полной мере понимая смысл этих слов.

– Не будьте так уверены, что у вас есть исчерпывающее определение для Мэллори. Даже будь вы правы насчет нее, я бы никогда не променял Мэллори на кого-нибудь…

– На кого-нибудь нормального? Менее опасного? Вы прекрасно понимаете ее и хотели предостеречь меня. Что ж, спасибо. Я почту за честь иметь такого врага, как Мэллори. Но я думаю, в ее глазах я всего лишь обломок старого механизма, который не вписывается в ее систему.

– Если бы вы знали, кто Косарь…

– Я бы никогда не сказала Мэллори. Зачем портить ее игру? Она вполне в состоянии сама в этом разобраться. Это может показаться странным, но я даже восхищаюсь ей. Она не оправдывается, не берет заложников.

– Берет, – возразил Чарльз. «Мерседес» незаметно тронулся с места. – И это не просто красивое выражение. Она берет заложников. Считайте это… предупреждением.

Рикер смотрел на удаляющиеся огни «мерседеса», пока тот не повернул за угол, на Хьюстон. Он тяжело уселся на ступеньки, чтобы не упасть. Свежий воздух не приносил облегчения. Кажется, еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким уставшим. Джо была права, сегодня от него мало толку. Но Рикер не беспокоился насчет Косаря, ведь рядом с Джо находился великан Чарльз. Конечно, Мэллори в этой ситуации была бы полезней, и Рикер рассчитывал, что она поможет Джо пережить эту ночь. Дама будет спать, когда ее второй часовой приедет в гостиницу, и Рикер искренне надеялся, что Джо поступит благоразумно и запрет Гама, прежде чем кот успеет ее разозлить и испытает на себе ее гнев.

Вот в такие моменты, когда он был на пределе физических и моральных сил, к Рикеру возвращались воспоминания, незваные, холодящие душу. Он закрыл глаза, словно это могло помочь ему выкинуть из головы образ подростка с диким взглядом, сидящего на его окровавленной груди. Юный психопат очень расстроился, обнаружив, что израсходовал все пули и теперь не сможет выстрелить Рикеру в глаз. По утрам, в те короткие мгновения, когда сон еще не отступил перед пробуждением, Рикер чувствовал прикосновение холодного металла к веку и слышал щелчок.

Рикер отбросил голову назад и уставился в небо, мечтая увидеть звезды, но сегодня, как и всегда, небо встретило его черной угрожающей пустотой. Мысли о рае снова сами собой связались с Мексикой и звездными ночами в Чолла-Бэй. Если бы только можно было вернуться туда, в то далекое лето! Наконец Рикер нашел способ избавиться от ночного кошмара. Он вспомнил себя юного, стоящего на пляже под палящим мексиканским солнцем. Этот мальчишка всегда жил в нем, ждал, пока мужчина поймет и вернется в то единственное место, где он был по-настоящему счастлив. Если бы Джо поехала с ним, он мог бы себя спасти. Полицейская пенсия обеспечила бы безбедную жизнь им обоим.

Рикер покачал головой.

Нет, проклятый безумец. Это всего лишь несбыточная мечта.

У этого мальчишки с гитарой был шанс, но он упустил его, потерял навсегда, когда вернулся домой, в Нью-Йорк. А мужчине, взрослому, седеющему, уж точно суждено было умереть в этом городе. Спасения не было. Рикер подумал, что неплохо было бы пропустить пару стаканчиков, а может и пару десятков. Он поднялся и зашагал к ближайшему бару.

Несколько часов спустя, когда бар уже закрылся, Рикер снова очутился дома. Он поднялся по ступенькам, чувствуя себя совершенно разбитым и надеясь, что остатки виски у него на кухне окончательно его добьют. Бутылка, постель и провал в черную пустоту без сновидений – вот все, что было сейчас нужно.

Выйдя из лифта, Рикер очутился в длинном коридоре. Все было тихо. Он подошел к своей двери и неуклюже начал отпирать замки. В отличие от большинства нью-йоркцев, которые обычно запирали только один из трех замков, Рикер в последнее время запирал все три. Когда он был пьян, процедура открывания двери несколько затягивалась. Испробовав все комбинации ключей и наконец отперев дверь, Рикер ввалился в комнату и начал шарить рукой по стене в поисках выключателя.

Щелчок – света не было.

Кто-то с грохотом захлопнул за ним дверь. Рикер услышал быстрые шаркающие шаги незваного гостя, и вдруг – вспышка и разрыв вылетающей из ствола пули. Четыре выстрела подряд. На этот раз паралича не было, он просто упал на колени, не чувствуя ничего. В глазах потемнело, и Рикер не увидел, как открылась дверь и кто-то исчез в коридоре. Рикер сам закрыл за ним дверь; его тело тяжело повалилось назад, ударилось о деревянный косяк и опустилось на пол. Пыль поднялась в воздух и осела на его открытые глаза.

Рикер не моргнул.

Глава 15

Боевой арсенал миссис Ортеги состоял из порошков, баночек с чистящими средствами, мочалок, тряпок и других принадлежностей ее профессии. Морально готовясь к ужасающему для любой уборщицы зрелищу, она с мрачной решимостью и скрипящей тележкой направлялась к квартире Рикера. В карманах ее фартука позвякивали монеты в двадцать пять центов – специально для стиральных машин на нижнем этаже. Наверняка у Рикера горы нестираной одежды. Миссис Ортега планировала выкурить его из квартиры в это раннее утро, сонного, беспомощного, чтобы не мешал ей проводить уборку. На этот раз запои Рикера были только на руку: стоило включить пылесос, и его головная боль от похмелья заставит его быстро покинуть квартиру, и тогда она сможет спокойно работать. Так оно и будет.

Внезапно миссис Ортега заметила, что дверь Рикера немного приоткрыта. Для любого ньюйоркца этого было достаточно, чтобы всерьез забеспокоиться. Запирать дверь давно стало такой естественной привычкой в этом городе, что, думается, даже собаки делали бы это, если бы могли. Внутренний голос взывал: «Не входи!»И все же она подняла руку и коснулась двери, приоткрывшейся на пару сантиметров, и натолкнулась на какое-то препятствие. В дверной проем миссис Ортега увидела пистолет на полу и мгновенно поняла, какое препятствие мешало двери открыться. Навалившись всем весом, она принялась толкать мощную дубовую дверь, снова и снова. Неподвижное тело Рикера нехотя отодвигалось. Живой или мертвый, он не устоит против железной воли миссис Ортеги.

В номере Джоанны Аполло зазвонил телефон, Мэллори сняла трубку. Сначала она услышала возбужденные крики уборщицы, потом к телефону подошел Чарльз Батлер, но его голос был не менее взволнованным.

– Послушай меня, – сказала Мэллори. – Миссис Ортега абсолютно права. Не трогайте его. Вообще не делайте ничего, пока я не приеду, я буду через пару минут, – Мэллори бросила трубку, не дослушав протесты Чарльза, рванула дверь в ванную и закричала, чтобы ее было слышно поверх шума воды: – Доктор, нам нужно уходить. Быстро.

Она подошла к открытому шкафу и потянулась за пальто, но вдруг резко развернулась и увидела перед собой маленькое животное, которое выбралось из ванной, где его, очевидно, заперла хозяйка. Оно хотело тайком подкрасться к ней сзади, но Мэллори уловила тонкий возбужденный визг, единственный, который не смог сдержать кот. Их взгляды встретились, и он замер на месте. Оба решили, что она могла убить его в любую секунду.

Гам, мудрый кот, ретировался к своей корзине.

– Она сказала ничего не трогать, – возразила миссис Ортега. – И его тоже.

– Мэллори много чего говорит, – Чарльз не мог больше смотреть, как Рикер лежит там с открытыми, ничего не видящими глазами. Он поднял его на руки и перенес на диван. – Понять не могу, почему я послушал тебя и не позвонил…

– Никаких звонков, – миссис Ортега выбежала из спальни с одеялом в руках. – Поверь мне, он бы не захотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии, – на ее лице невозможно было прочитать, что она чувствовала в тот момент, но то, как она аккуратно накрыла Рикера одеялом и расправила складки, говорило само за себя. Если миссис Ортега и не могла вернуть его к жизни, то могла слегка привести в порядок.

Чарльз взглянул на часы. Мэллори должна бы уже приехать. Чарльз знал, как она гоняет на машине. В коридоре послышались шаги, и в комнату влетела детектив.

– Я же сказала не трогать его, – Мэллори едва взглянула на Рикера и быстро повернулась к нему спиной, словно он был уликой на месте преступления, а не жертвой. Она достала пистолет и обошла квартиру, проверив ванную, туалет и наконец исчезла в спальне. Минуту спустя Мэллори вернулась в гостиную, пистолет был в кобуре.

– Надеюсь, вы больше никому не звонили? – спросила она.

– Нет, – ответил Чарльз, – но уже жалею. Рикеру нужен врач.

– Я привела вам врача, – Мэллори кивнула в сторону двери.

На пороге стояла Джоанна Аполло с докторским саквояжем в руках.

– Вы не сказали, что в него стреляли, – произнесла она. Взгляд ее больших карих глаз был прикован к пистолету на полу.

– На нем нет ни следа, – ответила миссис Ортега, подозрительно глядя на саквояж у нее в руках. – Вы и есть доктор? – спросила она недоверчиво, словно Мэллори привела шарлатана.

Видимо, Джоанну не удовлетворил ответ миссис Ортеги об отсутствии следов от пуль. Она откинула одеяло, повернула Рикера на бок и тщательно его осмотрела. Не найдя ничего подозрительного, Джоанна повернула его обратно на спину.

– Рикер почти не моргает, – сказала миссис Ортега. – Но он жив.

Потянув горничную за рукав, Мэллори увлекла ее за собой к двери.

– Покажите мне, где вы нашли тело.

Тело?Чарльз вздрогнул.

– Он лежал вот тут, – миссис Ортега неопределенно показала на коврик возле двери.

Мэллори взглянула на пистолет, возле которого лежал круглый металлический предмет с отверстиями для патронов по кругу. Ранее миссис Ортега, заядлая любительница детективных сериалов, определила его как дополнительный магазин.

Джоанна Аполло склонилась над своим пациентом, проверяя зрачки на свет, но не находя никакой реакции.

– Обширный шок.

Не обратив на это никакого внимания, Мэллори надела перчатки и наклонилась к оружию.

– Пистолет не Рикера, – она осторожно подняла его, открыла барабан и высыпала два оставшихся патрона на ладонь.

У Чарльза не было такого большого опыта детективных сериалов, как у его горничной, но он точно знал, что это необычные патроны. Эти были скорее похожи на половинки обычных патронов, запечатанные сзади воском.

– Холостые, – удивленно произнесла Мэллори. – Кто-то проник сюда и стрелял в него холостыми патронами.

Миссис Ортега и Чарльз облегченно вздохнули: их единственная версия о самоубийстве оказалась ошибочной.

– Значит, это было ограбление, – оживилась уборщица. Очевидно, такой ход событий пришелся ей больше по душе. – Холостые. Гм, поди-ка разбери, – она вернулась к дивану и подобрала откинутое одеяло. – Криминальный элемент глупеет с каждым годом. Рикер всегда так говорит, – миссис Ортега снова накинула на Рикера одеяло. – Его нужно держать в тепле, – обратилась она к доктору.

– Вы правы. Спасибо, – Джоанна Аполло отошла, чтобы позволить уборщице аккуратно подоткнуть одеяло и расправить складки. Это больше походило на маниакальный ритуал, но Джоанна терпеливо ждала, пока миссис Ортега закончит, словно действия уборщицы были очень важны. Чарльз был глубоко признателен Джоанне за этот маленький акт милосердия, она верно догадалась, что хрупкая женщина с бруклинским акцентом сама очень сильно переживала. Миссис Ортега действительно еле сдерживала эмоции, которые могли бы смутить остальных и поставить в неловкое положение ее саму.

Чарльз перевел взгляд на Мэллори, единственного человека, который, казалось, остался совершенно равнодушным к произошедшему.

Сейчас все ее внимание было сосредоточено на оружии.

– Должно быть, это пистолет, который он забрал у того идиота, присяжного. Рикер сказал, что бедняга со страху израсходовал все патроны сразу. Значит, тот, кто сюда пробрался, воспользовался дополнительным барабаном Макферсона, – в другой руке Мэллори держала оставшиеся холостые патроны, словно они имели сейчас какое-то значение. – Стрелявший уже находился в квартире и стоял здесь, посередине комнаты. Когда Рикер открыл дверь, света не было, освещенным оставался лишь коридор, – Мэллори подняла руку с пистолетом, целясь в дверь. – Он выстрелил ровно четыре раза.

Чарльз на секунду закрыл глаза, и картина случившегося ясно предстала перед его глазами. Он посмотрел на неподвижное тело своего друга: вот уже дважды на Рикера нападали в его собственной квартире. Затем он перевел взгляд на Джоанну, перебирающую баночки с растворами лекарств.

– Джоанна, думаю, вам следует знать об этом: это произошло в Бруклине, в старой квартире Рикера. Ненормальный подросток стрелял в него четыре раза. Рикер получил четыре пулевых ранения в торс, все очень серьезные и опасные для жизни.

– Он чуть не умер, – вставила миссис Ортега.

– Он на самом деле умер, – поправил Чарльз. – Рикер три минуты находился в состоянии клинической смерти, пока врачам не удалось его откачать, – в определенной степени Рикер снова пережил смерть, поскольку выстрелы показались ему более чем реальными.

– Четыре огнестрельных ранения, – повторила доктор. – А теперь снова четыре выстрела, но холостые. Должно быть, он подумал, что парень вернулся…

– Нет, – возразила Мэллори. – Тот парень мертв.

– Я бы сказал, мертвее некуда, – согласился Чарльз.

– Да уж, вы и представить себе не можете, насколько он мертв, – миссис Ортега повернулась к Мэллори. – Значит, так. Когда Рикер упал, тот, кто стрелял, поспешил скрыться, очевидно решив, что застрелил его, правильно? Он не видел, что на теле Рикера нет ран. Так вы поняли, что света не было. Да, точно. Бедняга, даже не успел включить свет.

На лице Мэллори появилось обычное презрительное выражение, но на этот раз то, что она никак не отреагировала на болтовню уборщицы, можно было почти принять за вежливость. Чарльз решил, что логики миссис Ортеге не занимать, но в ту же секунду заметил, что выключатель на стене был в положении «включено», но свет не горел. Отсюда следовал вывод, что дилетанту все же не следует лезть не в свое дело.

– Если негодяй влез сюда, – начала Мэллори, – то он наверняка знал, что единственного соседа Рикера нет в городе. Следовательно, никакого риска.

– И толстые стены, – вставил Чарльз. – Никто не услышит выстрелы и не забьет тревогу.

Мэллори покачала головой:

– Не думаю, что он собирался тут шуметь. Ему было нужно что-то другое. То, что он нашел здесь пистолет Макферсона – счастливая случайность.

– Значит, Рикер спугнул вора, – заключил Чарльз, очевидно, не усвоив урока миссис Ортеги. – Все сходится. Должно быть, профессионал, раз ему удалось пробраться через замки на двери Рикера.

– Ты не заметил сквозняка? – детектив кивнула в сторону ванной, которую проверила сразу, как пришла.

Дверь была немного приоткрыта, Чарльз толкнул ее, и перед его взором предстало разбитое окно, которое выходило на пожарную лестницу.

– Уж точно не профессионал, – сказала Мэллори. – Только любители такое вытворяют.

– Но должна была сработать сигнализация. До того, как сюда въехал Рикер, я установил охранную систему. Меня заверили, что полиция выедет сразу, как только…

– Нет, – перебила Мэллори. – Вот если бы Рикер ежемесячно платил за эти услуги, полиция, может, и приехала бы. – Она заглянула на кухню, где валялись горы нераспечатанных писем. Мэллори давно советовала Рикеру поставить решетки на окно в ванной, но тот все отнекивался, аргументируя тем, что у него нечего красть.

Чарльз посмотрел на жуткий беспорядок вокруг и решил, что охотникам за драгоценностями и другой наживой здесь действительно нечего было делать. Его взгляд остановился на Джоанне, которая перетянула Рикеру руку чуть ниже плеча, очевидно, намереваясь сделать укол. Она не заметила, как сзади к ней подошла Мэллори.

– Косарь любит играть с людьми, не правда ли, доктор? – тихо произнесла она на ухо Джоанне.

Джоанна замерла, словно своим шепотом Мэллори оглушила ее, но быстро пришла в себя и спокойно набрала шприц.

– Да, это правда, – она прыснула струйкой вверх и, не дрогнув, ввела Рикеру лекарство. – Мне понадобится еще кое-что из аптеки.

Когда миссис Ортега с кучей рецептов отправилась в аптеку, а Чарльз занялся переодеванием Рикера, Джоанна осталась наедине с молодым детективом, которую она уже привыкла считать своей тюремщицей. По крайней мере, у нее не возникало сомнения, кто из них двоих был главнее.

– Сколько времени это займет? – поинтересовалась Мэллори, словно они разговаривали о замоченном белье.

– У него обширный шок, – ответила Джоанна. – Он сможет прийти в себя лишь через несколько часов.

Мэллори покачала головой: «Нет, доктор, я не об этом, ты знаешь, что я имею в виду.»

– Сколько времени потребуется на то, чтобы привести его в норму?

– Состояние, в котором Рикер находится сейчас – только показатель более серьезных внутренних нарушений, – Джоанна опустилась глубже в кресло, принимая свои меры предосторожности от хищников на воле. Она не хотела давать Мэллори повод чувствовать себя главной в комнате. Эта девушка была всего лишь человеком (это Джоанна понимала), но человеком опасным. – Лечение может занять годы. Потребуется длительная терапия.

Судя по внезапной вспышке гнева в глазах детектива, Джоанна догадалась, что Мэллори и понятия не имела о подлинном состоянии Рикера. Он не рассказал ей обо всем, что произошло тогда на подземной стоянке. Конечно, Рикер бы никогда не упомянул о параличе, который спровоцировали выстрелы, особенно полицейским, особенно вот этой.

– Ты же знаешь, что с ним произошло, – сказала Мэллори. – Это простой…

– Проблема далеко не в том, что, услышав выстрелы, Рикер мысленно вернулся к прошлому нападению.

Реакция его организма должна носить временный характер. Уже дважды она видела, как он приходил в себя очень быстро.

– Я проходила практику в городской больнице и видела много пациентов с посттравматическим синдромом. Его состояние вызвано не конкретным случаем, все гораздо сложнее. – Джоанна чувствовала, что разговаривает со стеной.

– Ты ошибаешься, – детектив покачала головой. – Мне он нужен к концу этого дня. На ногах и полностью здоровый. Косарь теперь следит за ним. Или ты действительно решила, что ровно четыре холостых выстрела – простое совпадение?

Джоанна уступала Мэллори в области психологического терроризма. Интересно, именно эту молодую социопатку Тимоти имел в виду, когда написал: играть в эту игру способно только чудовище.Ни в одном преступлении виновность Косаря будет невозможно доказать, невозможно будет совершить правосудие ради убиенных, применяя обычные человеческие средства, разве что Мэллори сумеет добиться правосудия, применяя свои, особенные средства. Джоанна обвела взглядом комнату и увидела собственное отражение в большом зеркале в ванной. Оценивающе взглянув на свой горб, Джоанна решила, что она далеко не самый страшный монстр в этой комнате.

– Я дорожу Рикером больше, чем кем-либо, – произнесла Джоанна. – Я бы лучше умерла, чем позволила такому с ним случиться. Но ты, ты втянула его в это. С таким же успехом ты могла бы сама его застрелить. Игра важнее для тебя, чем он.

Мэллори сидела на самом кончике стула, словно кошка перед прыжком.

– Рикер тебе так дорог? Отлично, – она ударила кулаком по столу, словно забила с одного удара гвоздь. – Тогда приведи его в порядок.

Эта маленькая демонстрация силы означала многое, но уж точно не внезапную смену настроения. Мэллори сделала это нарочно, чтобы показать свое превосходство. За долгие годы, пытаясь сойти за нормальную,Мэллори отлично научилась сдерживать эмоции.

– Так быстро привести его в норму? – Джоанна окончательно убедилась, что Мэллори не причинит ей физического вреда, а значит, никакой власти над ней у детектива не было. – Рикер в сознании. Я уверена, он воспринимает все, что творится вокруг, – Джоанна кивнула в сторону спальни Рикера. – Что, если тебе пойти туда, крепко его обнять и сказать, что тебе небезразлично, умрет он или выживет. Или можешь выстрелить в него настоящимпатроном. В любом случае шок будет одинаковым. Клин клином, что называется, – Джоанна спрашивала себя, какой из двух вариантов Мэллори было проще осуществить. – Но я все-таки рекомендую терапию.

– Длительную терапию. Годы, – в голосе Мэллори звучала скорее злоба, чем сарказм. Детектив внезапно поднялась, и сверху взглянула на Джоанну. – Нет времени, доктор. – Достав из кармана бархатный мешочек, Мэллори вытащила оттуда длинный металлический предмет, затем подошла к письменному столу на другом конце комнаты. Взломав замок, она вытащила из ящика еще одно оружие. – Это пистолет Рикера. Полгода назад я почистила его, Рикер бы никогда не сделал этого сам, он такой неряха, – Мэллори вернулась к Джоанне и приблизила пистолет к ее лицу, достаточно близко, чтобы увидеть барабан, заполненный смертоносными патронами. Чего ожидала молодой полицейский? Что Джоанна вздрогнет? Закроет глаза? Да, теперь в ее взгляде читалась досада.

– Дыши глубже, – сказала Мэллори. – Чувствуешь запах масла? С тех пор, как Рикер вышел из больницы, он чистил пистолет каждый день. Под раковиной стоит новая канистра с маслом и еще три пустые валяются в мусорном мешке, который он выносит раз в месяц.

«Неужели Мэллори периодически вламывалась в квартиру Рикера, чтобы следить за ним?» – подумала Джоанна. Ну конечно, она ведь легко обращается с замками.

Детектив медленно повернулась к ней спиной, оглядывая беспорядочно разбросанные по комнате вещи.

– Мне не нужны были годы, чтобы понять, что с ним происходит. Посмотри, что здесь творится, а теперь посмотри на этот аккуратный, начищенный блестящий пистолет. – Мэллори крепко сжала рукоятку. – Просто безумие столько раз чистить оружие. – Ее бледная рука мягко, почти ласково опустилась на спинку кресла. – Он сидит здесь со своей сигаретой, виски и пистолетом. Утром пепельница переполнена, бутылка пуста, а пистолет идеально начищен. Вот откуда я знаю, о чем он думает каждую ночь. Он привыкает, планирует свое собственное место преступления, инсценируетего. Вот почему пустая бутылка и масло так важны – это реквизиты к будущему действу. Когда он наконец решит это сделать, я знаю, он не оставит записки. Он захочет, чтобы я думала об этом как о несчастном случае. Рикер считает, что так мне будет не больно его потерять.

Ошеломленная, Джоанна решила, что недооценивала эту женщину. Не стоило так однозначно считать ее социопаткой. Это существо стояло особняком и не поддавалось четкому описанию. Кем бы она ни была, Мэллори являлась единственной в своем роде.

Молодой детектив стояла у окна, внимательно следя за чем-то там, внизу. Она положила пистолет на стол. Ее движения стали слегка напряженными.

– Пистолет полностью заряжен, так что не трогай его. Считай, что это бомба. Ты все еще полагаешь, что у него есть время? Годы? – Мэллори быстро пересекла комнату, дверь за ней с грохотом захлопнулась.

Джоанна посмотрела на оружие, потом заметила Чарльза Батлера, который стоял в дверях на противоположной стороне комнаты. Должно быть, он слышал большую часть разговора, поскольку казался бледным, и лицо его выражало сочувствие.

– Рикер делает то же самое, – заметила Джоанна. – Постоянно хлопает дверьми.

Чарльз подошел к столу и с явным отвращением убрал пистолет в ящик.

– Мэллори делает это, только когда раздражена.

– Или чтобы запугать.

– И это тоже, – он подсел к ней на диван и глупо улыбнулся, пристраивая свои длинные ноги.

Мэллори летела по лестнице, перепрыгивая через три ступени. Наконец, оказавшись в холле, она подбежала к двери и толкнула ее. Человек, которого она заметила из окна, направлялся к метро. На некотором расстоянии Мэллори спустилась за ним в подземку, села на поезд, стараясь не упустить из виду рыжий парик, черное пальто и белую трость. Человек заторопился, увидев за собой слежку. Мэллори даже не пыталась спрятаться. Он уронил трость, и она остановилась, терпеливо ожидая, когда он подберет ее. Человек отступил назад, Мэллори шагнула вперед. Человек повернулся и побежал, задержавшись лишь возле ступеней. Он споткнулся и схватился за перила. Так, играя в кошки-мышки, они ездили по городу из конца в конец.

Джоанна опустила глаза.

– Я думала, Мэллори использует Рикера, чтобы добраться до меня… и продолжать играть в свою игру.

– А теперь, – произнес Чарльз, – вы понимаете, что все как раз наоборот. Рикеру нужна помощь. Согласен, было жестоко со стороны Мэллори втягивать его в это, но и необходимо. Я бы не смог этого сделать. Вы тоже.

Джоанна кивнула.

– Может, из Мэллори вышел бы хороший психиатр.

– Едва ли. То, что она сделала, весьма опасно. Не думаю, что кто-то мог предположить подобный исход. И все же Рикер еще жив, не так ли? Кстати, переехать сюда – тоже идея Мэллори. Вы можете подумать, что это ради удобства, чтобы присматривать за ним тут, а не тащиться для этого в Бруклин, – Чарльз оглядел комнату. – Это единственная страховка, которую Мэллори смогла для него создать. У вас сложилось определенное мнение о Мэллори, должно быть, вам покажется это странным, но…

– Она поняла, к чему идет Рикер.

– Да, задолго до того, как это понял я. Мэллори всегда знала, насколько все серьезно. У нее отличные инстинкты. Это делает честь и вам. Она, похоже, твердо верит в то, что вы сможете…

– Она думает, я могу восстановить его за один день. Это невозможно. Все гораздо серьезнее и не ограничивается данным инцидентом. На то, чтобы узнать все причины, уйдут месяцы и даже больше, если еще начать разбираться с его злостью. Ведь именно поэтому он хлопает дверьми. Где-то на подсознательном уровне он постоянно озлоблен.

– Это началось не так давно. Я согласен, что проблема намного сложнее, чем кажется. Но может быть, все началось полгода назад. До этого…

– До этого он много пил. И это продолжалось многие годы, так?

– Ну… да.

Джоанна обвела взглядом комнату: вездесущий мусор и хлам свидетельствовали о депрессии и отчаянии, которые довлели над живущим здесь человеком. Вид комнаты навевал уныние.

– Чарльз, Рикер говорил мне, что вы знакомы с ним уже около четырех или пяти лет. Он всегда был таким неаккуратным?

– Да, но его старая квартира в Бруклине производила не такое удручающее впечатление, – Чарльз толкнул ногой коробку, где оказалась какая-то еда. По треугольной форме плесени можно было предположить, что это кусок пиццы.

– Там все по-настоящему заплесневевшие продукты он держал в холодильнике, – Чарльз попытался улыбнуться. – Ладно, в любом случае Рикер никогда не был неуравновешенным человеком. Никаких признаков нестабильного психического состояния. И он никогдане хлопал дверьми.

Джоанна кивнула, последние слова подтверждали теорию Мэллори: озлобленность Рикера началась после нападения на него полгода назад.

Ее мышь в рыжем парике обучалась быстро. Мэллори не подходила ближе, чем на двадцать шагов. Лишь на несколько минут он остановился, чтобы позвонить со станции «Уолл-Стрит», а потом они снова продолжили гонку по всему городу – поезда, станции, станции, поезда. Он был напуган, Мэллори видела: его черные очки съезжали, лоб покрылся испариной. Он обернулся – она улыбнулась, заставляя его почти споткнуться от неожиданности и страха. Мэллори знала, что его следующей остановкой будет «Гранд-Сентрал».

Джоанна наклонилась и дружески похлопала Чарльза по руке:

– Я вижу, что вы хотите мне что-то сказать. Что-то очень личное?

Да, она угадала, Чарльз покраснел, словно извиняясь за то, что ему приходится об этом говорить.

– Только между нами, – нерешительно начал он.

– Как доктор доктору, – ответила Джоанна.

– Я слышал эту историю от третьего лица, Луи Марковица.

– Приемного отца Мэллори.

– Да. Луи был начальником специального криминалистического отдела, и он очень беспокоился за Рикера, – Чарльз замолчал: только что он сам признал, что проблемы Рикера начались задолго до того, как в него стреляли полгода назад. – Не то чтобы я давал Луи консультацию. Вы знаете, я не практикую сам, я просто поговорил с ним, чтобы его успокоить. Луи не мог решить эту проблему с полицейским психологом, поскольку, по его словам, тот не вызывал в нем никакого доверия. Поэтому я оказался единственным, с кем Луи мог поговорить. Рикер зациклился на своей бывшей жене. К тому времени они были в разводе около пятнадцати лет. И то, что он был ей просто одержим – это мягко сказано.

Чарльз улыбнулся, угадав мысли Джоанны:

– Я знаю, вы считаете это безумием. Но в открытую на поведении Рикера это не отразилось. Он снял квартиру в квартале от своей бывшей жены, следил за всем, что она делает, знал, куда пойдет и где будет в определенный день, чтобы нечаянно пройти мимо по противоположной стороне улицы. Он пользовался своим положением полицейского, чтобы найти все ее штрафы за неправильную парковку, и это как раз привлекло внимание Луи Марковица. У бывшей жены Рикера было полно штрафов, он их все анонимно оплачивал. Вот до чего дошло. Но Рикер никогда не подходил к ней, даже не хотел с ней разговаривать, сомневаюсь, что он все еще ее любил, просто ее образ, образ их жизни вдвоем…

– Романтическое представление?

– Да. Несмотря ни на что, я считаю, что Рикер – очень романтичный человек. Ну вот, если вы повторите все это ему, полагаю, он меня четвертует. Его бывшая жена являлась лишь образом его прежней жизни, которую он не мог просто так забыть.

– Его прежней жизни, когда он был счастлив, – Джоанна попала в точку – Чарльз кивнул и опустил глаза. Повисла неловкая пауза. – А потом? – подтолкнула его Джоанна.

– Ну… Потом он действительно справился с этим. Рикер поговаривал о том, чтобы переехать оттуда еще до нападения. Перед тем, как это случилось, Рикер начал приходить в норму, никакой депрессии. Вот поэтому я думаю, что диагноз Мэллори правильный, – он виновато улыбнулся. – Извините, вам это неприятно. Но я не думаю, что решение этой проблемы требует, чтобы вы копались в его прошлом. Рикер не захочет разговаривать с вами о своей бывшей жене… только не с вами… особенно не с вами…

Чарльз выдержал ее взгляд еще немного, желая убедиться, что Джоанна поняла важность этого разоблачения и причину, по которой Чарльз решился на это. А причина была совершенно прозрачна, словно он высек на дереве сердце и открыто написал:  «Рикер любит Джоанну Аполло.»

Глава 16

Уборщик как раз закончил мыть первый унитаз, когда вдруг понял, что он не один. Прежде чем начать уборку, он повесил на дверь табличку, что мужской туалет временно не работает. Очевидно, этот человек проскользнул мимо, пока он стоял спиной. Дверь в последней кабинке осторожно закрылась. Неожиданно среди запахов растворителя и людских испражнений в воздухе мелькнул какой-то аромат. Не одеколон, уборщик был уверен, потому что знал все запахи одеколонов, он жил ароматами. Неужели духи?

Если это трансвестит, то уж точно не буйный. Странно. Нет звука расстегивающейся ширинки… Что этот извращенец там делает? Колется, что же еще! Как предсказуемо… Этот человек явно здесь впервые. Постоянные обитатели туалета, бездомные бродяги, которые устраиваются в кабинках на ночь, не осмелились бы войти сюда, увидев его тележку с чистящими средствами напротив двери.

После десяти лет работы на «Гранд-Сентрал-Терминал» для него уже не осталось сюрпризов. Столько всего уборщик уже повидал, что работа стала слишком предсказуемой. Он даже мог приблизительно описать человека, который сейчас войдет, судя по легкому стуку трости. Угадать чрезвычайно просто: слепой. Даже не стоило подходить к умывальникам, чтобы не пропустить появление этого человека. Дверь распахнулась, и… вот это сюрприз: (наконец-то!) показалась белая трость, а за ней… слепая женщина? Ну нет, его так просто не обмануть. За черными очками явно мужское лицо, даже несмотря на длинный рыжий парик. Значит, посетительница – слепой гомик-наркоман, переодетый для работы с головы до ног.

Но точно не рыжеволосый.

Парик исчез в кармане черного пальто, и перед взором уборщика предстал слепой старик со спутанными седыми волосами. Старик наклонился к сверкающему металлическому диску, так называемому зеркалу, которому не страшны были никакие вандалы, и пригладил седые волосы.

И не слепой.

В этом едва ли было что-то удивительное. «Гранд-Сентрал» представлял собой мекку для мнимых слепых попрошаек. Уборщик облокотился на швабру, лениво наблюдая за предсказуемым превращением. В любом случае, это было единственное зрелище, доступное на данный момент. Черные очки исчезли в нагрудном кармане пиджака, в котором уборщик безошибочно определил дорогую вещь, трость затерялась в складках пальто, которое старик повесил на руку.

Сумасшедший старый педик ушел, а уборщик решил, что это был всего-навсего наркоман в женской одежде, и уже было отправился обратно к унитазам, но вдруг его сердце забилось чаще, а рот открылся от удивления: перед ним стояла высокая зеленоглазая блондинка. Уборщик быстро посторонился, и блондинка торопливо направилась к двери в погоне за стариком. Она была не трансвеститом, нет, ничего подобного. Это была девушка, точно с обложки журнала в этом длинном кожаном пальто, которое должно быть стоило целое состояние.

Уборщик перевел дыхание и улыбнулся: жизнь все еще была полна сюрпризов.

Мэллори смотрела вслед старику. Он стоял в центре большого зала среди проходящих пассажиров. Это снова был не тот слепой, и снова он привел ее в то же место, что и в прошлый раз. Но сегодня она зашла в туалет раньше молодого человека и увидела, как молодой превратился в старика. Где-то, пока они с ним перемещались со станцию на станцию, с поезда на поезд, старику удалось подменить собой того молодого, которого выслеживала Мэллори, и он заплатит за этот фокус. Она подошла сзади и, схватив его за плечо, развернула к себе. У старика из рук выпала сигара, и он, вытаращив глаза, уставился на Мэллори.

– Где он? – Она сжала его плечо, словно в железных тисках. – Где?

– Вам следует выражаться ясней, моя дорогая. У меня столько знакомых, – тон образованного человека как нельзя лучше подходил дорогой, сделанной на заказ одежде. Честно сказать, Мэллори рассчитывала на испуг, нервное возбуждение, обычную реакцию людей при встрече с полицейским. Тогда почему этот человек улыбался?

– Парень, что дал тебе парик и трость, молодойпарень, где он?

– Я действительно не могу вам сказать, извините, – ответил он, но сверкающая улыбка на его лице говорила обратное. – Я полагаю, вы захотите меня арестовать? За то, что я препятствую осуществлению правосудия или что-нибудь вроде этого? А ведь у нас в стране люди возбуждают целую кучу исков по поводу незаконного задержания! – Старик вытянул вперед руки, ожидая наручников, он сиял от удовольствия.

Мэллори смерила его таким взглядом, словно увидела перед собой мешок со змеями и тараканами: она угадала в этом человеке адвоката. Под ногами валялась выпавшая из его рук сигара, но за разбрасывание мусора ему грозил от силы небольшой штраф. Мэллори приблизилась к нему и, закрыв глаза, притворилась, что падает в обморок. Старик схватил ее под руки, чтобы не дать упасть.

– Это нападение! – Голос Мэллори звонко прокатился по всей станции. К ним начали поворачиваться люди. – Вы только что напали на полицейского!

Старик в недоумении вытаращил глаза, даже не подумав убрать от Мэллори руки. Он в ужасе смотрел на лица прохожих, которые замедляли свой шаг и вовсе останавливались, чтобы посмотреть. Двое полицейских уже бежали в их сторону.

Джоанна Аполло открыла дверь: на пороге стояла миссис Ортега, сжимая в руках большой пакет с логотипом аптеки. Не говоря ни слова, уборщица прошла в гостиную и высыпала лекарства на стол, затем, едва отдышавшись от пробежки в аптеку, она торопливо направилась в спальню. Джоанна пошла следом, решив, что с этой крепкой маленькой женщиной нужно вести себя осторожнее, чем с остальными защитниками Рикера.

В спальне миссис Ортега осторожно склонилась над спящим человеком, аккуратно подоткнула одеяло и убрала со лба выбившиеся пряди волос. Все движения показались Джоанне несколько неуклюжими, очевидно, эта жесткая, решительная жительница Нью-Йорка не привыкла к нежности. Сейчас на лице ее было написано беспокойство и тревога, от прежней напускной храбрости не осталось и следа.

– Он в очень серьезной беде, – говорила миссис Ортега, продолжая приводить в порядок одеяло: теперь она собирала с него скатанные комочки шерсти. – Ему не помогут никакие лекарства в мире.

– Я знаю, – произнесла Джоанна, в ее голосе не было снисходительности. – Но когда выписываешь лекарства, близким и друзьям становится легче.

– Ага, вот я вас и раскусила. – заговорщическим тоном произнесла миссис Ортега, но ее печальный взгляд не отрывался от Рикера. – Мне нужно было встретить его раньше. Я уже наблюдала подобное, – горничная махнула рукой, словно говоря, что многое повидала на своем веку. – У Рикера нет никого и ничего. С тех пор, как его подстрелили, сидит в этой своей дыре, как отшельник. Я имею в виду, когда его по-настоящемуподстрелили, настоящимипулями. Вы только посмотрите на него. Я видела это раньше, может, не такой запущенный случай, конечно. Один из моих клиентов потерял работу, жизнь пошла насмарку, естественно, но у тогопарня хотя бы оставалась его чистенькая квартирка, аккуратная и по-настоящемуопрятная, – она прижала руки к груди и с гордостью произнесла: – Ямою окна, – она повернулась к Рикеру. – У многих людей, которые попадают в беду, остаются еще друзья, семья, что-нибудь стабильное.Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю, – ответила Джоанна.

– Дом Рикера находится в Бруклине, – миссис Ортега достала из кармана фартука тряпку. – Но он не может вернуться, – она начала рассеянно протирать столик у кровати. – Как это случилось, что на него снова напали? – Горничная ткнула пальцем в Джоанну. – Я скажу вам как. Он порвал все связи с друзьями, потерял работу, словом, вышел из игры. Если бы ему удалось привести в порядок хоть какую-то часть своей жизни, никто бы не смог его вот так сломать. Только не Рикера, ни за что. Если бы я только встретила его раньше, – она присела на угол кровати и обмякла, словно сила духа покинула ее. Когда она снова заговорила, голос ее звучал более слабо: – Я могла бы помочь ему.

– Как?

Миссис Ортега подняла глаза, ожидая увидеть в глазах Джоанны насмешку, но вместо этого нашла там сочувствие и поддержку, поэтому продолжила:

– Вот представьте, что жизнь человека держится на трех слонах. Есть дом – это самый большой слон. Еще есть работа и есть друзья. Если один слон или два вдруг подведут, то все равно останется последний, на которого можно положиться, верно я говорю? А что есть у Рикера? – Она посмотрела на Джоанну невидящим взглядом, полным чувства вины. – Немудрено, что он свалился. Я должна была встретить его раньше.

– Ему еще можно помочь, – Джоанна вытащила из заднего кармана джинсов деньги. – Можно арендовать вашу тележку с чистящими средствами до конца дня?

– Да не надо, – горничная оттолкнула деньги. – У меня сегодня выходной, поэтому я и зашла сюда закончить начатую благотворительность. – Голос миссис Ортеги отчасти окреп, она вновь стала похожа на уверенную в себе жительницу Нью-Йорка. – Вы думаете, этот неряха когда-нибудь наймет уборщицу? – презрительно заявила она. – Да никогда. Поэтому я останусь и закончу работу… Бесплатно.

– У меня есть идея получше, – сказала Джоанна. – Думаю, вам понравится.

Миссис Ортеге действительно понравилась идея, она пришла в полный восторг. Это напоминало настоящий психологический подход к лечению, о котором миссис Ортега слышала по телевизору и читала в умных книгах. Для Джоанны же это был всего лишь шанс проникнуть в сознание Рикера.

Престарелый адвокат стоял в окружении полицейских и, может, еще сотни простых зевак.

Сцена не привлекла много народу, поскольку большинство пассажиров метро, очевидно, нездешних, спешили по собственным делам, не обращая внимания на других. Они садились в приходящие поезда и исчезали в разных направлениях. Однако истинные жители Нью-Йорка собрались в круг, всегда готовые к очередному живому шоу.

Старик тревожно наблюдал за тем, как симпатичная блондинка, только что обвинившая его в нападении, разговаривает с двумя полицейскими. Повернувшись к нему, детектив Мэллори улыбнулась, в чем старик увидел добрый знак. Скоро возникшее недоразумение будет тихо и мирно разрешено.

Мэллори опустила глаза на свои черные кроссовки.

– Ты наступил мне на ногу, – раздраженно произнесла она. – Есть платок?

– Да-да, конечно, – какая смешная цена за свободу, всего-то. С вежливым поклоном старик достал из кармана аккуратно свернутый платок с монограммой ирландской льняной фабрики и протянул его Мэллори. Та подержала его немного в руках, устремив холодный взгляд на старика. Когда она развернула платок, там оказалась двадцатидолларовая бумажка. Старик ошеломленно уставился на деньги. Как это могло…

– Взятка? – Мэллори подняла вверх носовой платок вместе с загадочной банкнотой. Она вручила все одному из полицейских: – Деньги – это улика. Приложите к делу.

– Но это не мои деньги, – изумленно произнес адвокат. – Я могу доказать, – он открыл бумажник. – Видите? У меня меньше пятидесяти ничего нет.

– Теперь ты пытаешь подкупить нас всех? – Мэллори повернулась к полицейским. – Отличное основание для обыска. Проверьте, нет ли у него оружия.

Из карманов было выпотрошено непонятное содержимое, в том числе полицейские конфисковали рыжий парик, трость и темные очки. Толпа подступила ближе: с каждой минутой шоу становилось интересней.

– Надеюсь, ты сможешь это объяснить, – зловеще произнесла детектив. – Так что ты задумал?

Рикер проснулся от легкого стука. Трость слепого?

Нет, не то.

Джо тихо постукивала каблуками по полу, отбивая чечетку. Заводной ритм словно складывался в слова: очнись, очнись.Рикер открыл глаза шире и увидел капельницу над кроватью, трубка шла вниз и заканчивалась иголкой в его руке.

– Это валиум, – сказала она.

Валиум? Как унизительно – лекарство для немощных старушек. Куча таблеток на столике у кровати дополняла картину больничной палаты инвалида. Рикер опустил глаза на грудь, где должны были быть еще четыре огнестрельных ранения, и увидел, что его переодели. Сейчас на нем была черная футболка и черные брюки, которые он редко надевал, о чем свидетельствовало отсутствие пятен и прожженных сигаретой точек. Ноги были голыми. Его обрядили, словно покойника.

– Кто выбирал эту одежду, а, Джо?

– Я. Это твой саван, ты же сегодня мертв, – она улыбнулась, словно в этом было что-то веселое. – Этой уловке я научилась в колледже. Помнишь выпускные? Время, когда ни за что на свете не хотелось подниматься с постели? Притворившись мертвым, можно себя хоть как-то взбодрить, ведь никто ничего не требует от трупа. Когда умираешь, жизнь становится такой легкой. Кстати, забыла сказать, это я тебя переодела, поэтому, раз уж я видела тебя обнаженным, могу я хотя бы узнать твое имя?

– Я сказал тебе, когда мы познакомились, Джо. У меня нет имени и никогда не было, – Рикер порылся в кармане, но ничего не нашел. – Можешь принести паспорт и посмотреть сама.

– Я уже смотрела. Там стоит только буква П. Что она обозначает?

– В моем свидетельстве о рождении была только эта буква, – Рикер наблюдал за тем, как она убрала капельницу, и тут только заметил следы других уколов – лекарственный коктейль. Он чувствовал некоторую слабость, но спать не хотелось, и голова не была затуманена. Рикер без лишней помощи смог встать с кровати. Если бы он знал, что задумала Джо, он бы завернулся в одеяло и продолжил спать.

Лейтенант Коффи удобно сидел в первом ряду в темноте, но на другой стороне зеркального стекла шоу подошло к концу. В ярко освещенной комнате напротив находился старик-заключенный, которого охранял огромный полицейский с таким суровым выражением лица, что, казалось, в любую минуту он мог перейти к рукоприкладству. Детективу Яносу было приказано не разговаривать с заключенным, поскольку его мягкий голос свидетельствовал о доброй и отзывчивой натуре – его обожали дети и животные. Поэтому детектив только молча смотрел на старика, лишь изредка бормоча что-то в ответ. Заключенный же, напротив, весело улыбался, очевидно, наслаждаясь обществом Яноса. Он болтал без умолку, не обращая внимания на недружелюбные ответы.

Лейтенант Коффи повернулся к молодой девушке-детективу, сидевшей позади него в темноте.

– Что заставило тебя арестовать адвоката?

– Всегда мечтала, – ответила Мэллори.

Джек Коффи кивнул: эта была навязчивая идея каждого копа.

– Какого черта? – Рикер готов был прикончить любого, кто посмел бы натянуть на него фартук. Но на этот раз это была Джо, и он не мог ничего сделать. Он безропотно позволил ей завязать бант у него на спине.

– Мы начнем с кухни, – сказала она. – Это помойная яма.

Отличное описание. Пол стал таким липким от пролитого пива и протухшей еды, что Рикер, когда ступал по кухонному полу босиком, сам иногда прилипал, как муха к липкой ленте. Джо зашагала на кухню, где стояла одна полезная вещица. Рикер никогда не видел горничную Чарльза без своей тележки.

– Только не говори мне, что ты сделала с телом миссис О. Лучше мне не знать.

Джо достала коробку для мусора и вручила ее Рикеру.

– Я руковожу – ты выполняешь работу, – она уселась за стол и принялась наблюдать за тем, как он запихивает в коробку ворох старых писем и пивных банок. Когда на полу не осталось мусора, Джо протянула ему пластиковую бутылку. Рикер долго возился с пульверизатором, пытаясь понять, как он работает. В это время Джо объясняла, что эта жидкость поможет растворить жир на плитке.

– И все-таки как называли тебя родители, когда ты был маленький? – спросила она.

Распрыскав жидкость по полу, Рикер молча начал водить по нему шваброй. Джо снова нетерпеливо застучала каблуками.

– Мой отец называл меня «Эй, Малец». А моего брата – «И Ты Тоже».

– И ты никогда не спрашивал, что означает буква «П»? – Впрочем, она не надеялась услышать положительный ответ.

– Ладно, я расскажу тебе историю, которую услышал от отца, – Рикер притворился, что его вдруг заинтересовала плитка, постепенно проступавшая по мере отмывания. – Моего отца зовут Питер. Он сказал, что меня назвали в честь него, но, поскольку он не хотел, чтобы я всю жизнь оставался Питером Младшим, он решил поставить «П» в свидетельстве о рождении. Он сказал, что это секрет, строго между нами, что даже мама не знает. Мне понравилась эта история, и я никогда никому ее не рассказывал. Не иметь имени – это блеск, все дети умирали от зависти.

– Но когда ты повзрослел и стал менее доверчивым, ты, конечно, захотел узнать правдивую историю, так?

Глава 17

Запах тухлятины был настолько отвратительным, что Джоанна решила руководить уборкой на расстоянии. Рикер замешкался. Он стоял босиком в свете лампочки холодильника, тоже заляпанной жиром, и держал в руках кучу маленьких пакетиков горчицы и кетчупа, которые прилагались к пицце. За это время он собрал целую коллекцию и теперь не желал с ней расставаться.

– Да перестань, – убеждала его Джоанна. – Просто выкинь и все. Каждый раз, как ты что-нибудь выбрасываешь, твой груз становится легче.

Философия уборки миссис Ортеги пригодилась, когда Рикер дошел до ящиков на кухне, которые представляли собой хранилище пустых коробков, использованных батареек и металлических частей приборов, которых у него давно не было. Сломанный зонтик был связан с какой-то памятной вечеринкой, поэтому Джо разрешила его оставить. На улице она наблюдала за тем, как Рикер выгружал в помойку мешки с мусором и непригодными предметами, такими, как, например, дырявые носки, которые даже невозможно было заштопать. Действие лекарств кончалось – Рикер отказался идти босиком по холодному асфальту, но Джоанна не дала ему надеть ботинки, аргументируя тем, что мертвому ботинки не нужны, разве что носки. Он откопал одну пару, которую редко надевал, под кроватью, и Джоанна стояла над ним, пока он, сидя на коврике возле входной двери, натягивал их.

– Так сколько лет тебе было, когда ты понял, что отец соврал тебе по поводу твоего имени? Когда он рассказал тебе правду?

Вместо ответа Рикер молча опустился на пол и занялся выполнением следующего задания; нарушением покоя мирно живущих под кроватью пауков и выгребанием оттуда пыли.

Только сейчас Джоанна поняла, что история его имени – не простой маленький секрет, который она рассчитывала узнать, чтобы проникнуть в его сознание, а большая ядовитая тайна, которая отравляла его.

– Ладно. Не будем об этом, – вздохнула она и высыпала в ладонь несколько таблеток – небольшой лекарственный коктейль, чтобы подавить его сопротивление.

Джо держала в одной руке стакан воды, в другой таблетки, которые Рикер безропотно принял, с детства приученный следовать всем советам врача. Она рассчитывала сломать его психологический барьер и проникнуть в его сознание, и это нужно было сделать сегодня.

– Давай начнем с чего-нибудь попроще, – предложила она. – Почему ты всегда хлопаешь дверями?

Лейтенант Коффи сидел в темноте, и терпение его подходило к концу так же, как и терпение его детектива по другую сторону зеркального стекла. В какой-то степени игра в молчанку подействовала – подозреваемый разговорился не на шутку, однако выигрывал ее явно престарелый адвокат, который в конце концов ужасно утомил бедного Яноса болтовней о полицейских и убийцах, о невежестве тех и других.

– У тебя есть данные о нем? – Коффи повернулся к Мэллори.

Та кивнула:

– Старый богач. Думаю, ему просто наскучило сидеть на пенсии. Он решил, что я собираюсь арестовать его за то, что он препятствует осуществлению правосудия.

По иронии судьбы Мэллори арестовала его за все что угодно, только не за это. Коффи прочитал список нарушений: замусоривание муниципальной площади, нападение на полицейского, две попытки подкупа. Плюс к этому двенадцать показаний свидетелей, подтверждающих вышеперечисленное. Показания свидетелей, конечно, ничего не стоили, ведь двадцатидолларовая бумажка действительно принадлежала Мэллори, но благодаря дару внушения, которым молодой детектив владела в совершенстве, восемь человек признались, что видели, как задержанный сунул ей взятку. Но то, что действительно имело значение для Коффи в этом деле, – это то, что адвокат был как-то связан с молодым человеком, который проявлял подозрительный интерес к сержанту полиции Рикеру.

– Думаю, на этих основаниях мы сможем держать его под арестом еще некоторое время, – произнес Коффи. – Но он ни за что не выдаст своего клиента. А потом еще подаст на нас в суд. Просто так, ради развлечения.

– Нет, – возразила Мэллори. – Пара часов в камере, и он расколется. Старик был адвокатом по делам о завещаниях и наследствах. Никакой криминальной практики, только богатые законопослушные клиенты. Готова поспорить, что он впервые оказался в полицейском участке.

– Что ж, попробуем, – лейтенант нажал кнопку на переговорном устройстве, чтобы его было слышно в комнате напротив. – Янос, заводи дело на этого ублюдка. И можешь не торопиться: у нас впереди целый вечер, чтобы с ним разобраться.

Увидев выражение лица адвоката, Джек Коффи улыбнулся: даже если это грозило его спокойной пенсии, дело стоило того. До старика постепенно доходило, что его арест продлится несколько дольше, чем он ожидал. Должно быть, он с ужасом представлял, что его посадят в одно помещение вместе с немытыми головорезами с сатанинскими наклонностями.

Это случилось, пока они были в прачечной: Рикер сделал свое первое признание. Дожидаясь, пока закончит крутиться стиральная машина, он сидел рядом с Джо на скамейке возле окна. Его лицо мягко освещало полуденное солнце, и он казался полностью погруженным в свои мысли.

– Безумие – неизбежное следствие профессии, – вдруг произнес Рикер. – Люди в этом городе словно разбиваются друг об друга, сталкиваются, как идущие навстречу корабли. Не понимаю, как некоторым удается вынести это и не сойти с ума. И то, что они делают друг с другом, Джо, даже не так страшно. В этом весь ужас. Иногда полицейские тоже сходят с ума. Я никогда не буду больше копом.

– Из-за того, что случилось на стоянке и тогда, в фургоне?

– Да, я словно к земле прирос. И это были не единственные случаи.

Джоанна молча ждала, пока он загрузит белье в сушилку. Когда Рикер вернулся на скамейку, он начал рассказывать обо всем, что произошло полгода назад, избегая смотреть ей в глаза. Стиральная машина крутилась то быстрее, то медленней. Джоанна сидела рядом с Рикером, держа его за руку, и слушала о симптомах его внутреннего потрясения: минутном параличе при громких звуках, удушье и панике, которая неизбежно следовала в конце. Это все словно повторяло его смерть, когда сумасшедший подросток сидел у него на груди, не давая дышать. Самое страшное – ему было стыдно рассказывать об этом Джоанне.

– Вот что происходит с теми, кто отслужил свое и уже ни на что не годен, – сказал он. – Они замирают, когда слышат выстрелы. А потом какой-нибудь полицейский падает с пулей в голове, потому что они не могут… – он опустил глаза. – Каждый день я просыпаюсь в страхе.

– И ты жил с этим каждый день, – произнесла она, – на протяжении стольких месяцев. – Джоанна знала, что он рассказал ей не все, что это всего лишь часть, а самое страшное все еще было скрыто от нее в его сознании. Но начало было многообещающим, и Джоанна пришла к выводу, что Мэллори права: нужно быстро что-то делать, иначе она могла его потерять.

Она положила руку на его колено так, словно хотела удержать его в этом мире, в этой комнате. Его рука лежала на ее руке, и это не давало ему сойти с ума – сила воли и ее прикосновение. Он хотел спастись. Так они мирно просидели целый час. Стиральная машина шумно работала, прокручивая белье, солнце бесшумно клонилось к закату.

Старик-адвокат прижался к решетке камеры.

Он испытывал страх перед сокамерником, хоть тот был намного меньше его ростом. Мэллори сидела за столом в нескольких метрах от камеры, наслаждаясь представлением, которое давал сокамерник старика. Его доставили из другого участка, эксгибициониста из Центрального Парка, подлинного извращенца, стеснительного и необщительного. На этом человеке было надето только пальто, под которым он был совершенно голым, что он сейчас и продемонстрировал адвокату. Согласно статьям, по которым привлекался сексуальный маньяк, он предпочитал гетеросексуальные связи, но несколько долларов воодушевили его на то, чтобы смачно поцеловать старикана.

– Вы видели? Он на меня плюнул, – жалобно произнес адвокат.

– Должно быть, ты ему нравишься, – ответила Мэллори, хотя за один плевок она не обещала его освободить. Они договорилась, что извращенец получит гонорар, если сумеет как следует запугать старика не словами, а действиями – путем физического контакта.

– Ты выглядишь на десять лет моложе, – сказала Джоанна. Они стояли на кухне и складывали постиранное белье. – Миссис Ортега сказала, что так и будет.

Рикер не смог удержаться от улыбки: приятно было услышать от нее комплимент. Понемногу таблетки действовали, он стал податливым, выполнял все поручения и сейчас безропотно взялся за ванную комнату, которая представляла собой большую проблему. Долгие месяцы апатии и печали были смыты губкой, вставлено новое стекло, и Джоанна сама подмела с пола осколки, чтобы он не поранил босые ноги. Дальше она готовилась обучить его обращению с пылесосом. К вечеру Рикер должен был утомиться – достаточно, чтобы крепко спать ночью. Но ей еще предстояло сломать последние преграды у него в голове.

Джоанна решила, что немного шоковой терапии не помешает:

– Твои приступы паралича – это форма панического расстройства.

Рикер посмотрел на нее. «Только этого не надо», – говорили его глаза.

– Извини, – сказала она. – Звучит, как женское недомогание, да? – Мужчины… упрямцы все до одного. – Когда ты слышишь выстрел, ты всегда уверен, что пуля…

Он покачал головой, не желая это обсуждать.

Очень скверно, Рикер.

– Вчера вечером ты открыл дверь в темную комнату, услышал четыре выстрела – и отключился. Как будто сноваумер. Так подсказывал тебе разум, но тело сопротивлялось, оно требовало воздуха. Легкие наполнились кислородом, и ты вернулся к жизни. На этот раз твой мозг дольше обычного сопротивлялся тому, что тело давно знало: ты жив. Что ты помнишь?

Рикер снова покачал головой – он не хотел вспоминать. Он открыл медицинский шкафчик и внимательно осмотрел пузырек с аспирином, срок годности которого истек несколько лет назад. Выбрасывать или нет? Рикер и не заметил, что стоит один.

Джоанна неслышно вошла в гостиную, открыла шкаф, достала из кармана своего пиджака маленький серебристый пистолет. Никогда в жизни ей не приходилось стрелять. Джоанна сжала оружие обеими руками, готовясь выстрелить, и взглянула в приоткрытую дверь в ванную. Рикер отвлекся от медицинского шкафчика и теперь увидел ее, его глаза расширились, а губы застыли в немом Нет!Джоанна нажала на курок – оглушительная волна звука и резкая отдача – она чуть не выронила пистолет, но Рикер был уже рядом и аккуратно взял его из рук Джо.

– Какого черта ты делаешь? – Отодвинув тяжелый диван, он осмотрел половицы. – Нам повезло. Обивка остановила пулю, – Рикер опустил глаза на пистолет, который он сжимал в своей руке. – Понятно, это твой игрушечный пистолет. Если бы ты бабахнула из моего, то прикончила бы пару моих соседей на двух разных этажах.

– Рикер, ведь сейчас паралича нет.

Он посмотрел на свое полностью подвижное тело.

– Значит, ты меня вылечила?

– Нет. Я хороший врач, но чудес не делаю. Если бы все было так просто, я бы не дала тебе столько таблеток перед тем, как выстрелить. Лекарства притупили паническую реакцию твоей нервной системы. И, возможно, следует также сказать спасибо Косарю. Он сделал то, чего ты ждал каждый день с тех пор, как выписался из больницы. Он снял напряжение, которое тебя убивало. Даже без лекарств паралича сейчас бы не наступило, скорее всего. Но несколько раз сходить на стрельбище…

Джоанна видела, что он ее не слушает. Рикер думал о чем-то другом, глядя на серебристый пистолет в ее руке.

– Знаешь, – сказал он, – многие считают, что мелкокалиберный пистолет ни на что не годен. Но твоя игрушка двадцать второго калибра – любимое оружие у мафии. Это пистолет палача. Пуля разрывается и остается в теле. Никаких отметин, кровавых отпечатков – ничего, что могло бы выдать место преступления. Но Джо, если ты хочешь убить этим человека, тебе придется сначала связать его. Потом поставить на колени, направить пистолет ему в затылок и нажать на курок, – Рикер взглянул на новую дырку в диване. – Ты первый раз стреляла из пистолета, да? Ну а теперь предположим, что у нападающего не связаны руки, он надвигается на тебя. И если, Джо, ты не можешь попасть ему в голову, а ты не можешь, ты только разозлишь его. Извини, но у меня нет сомнений насчет того, кто из вас победит.

Он вынул магазин и повернулся к ней спиной. Подойдя к шкафу, Рикер засунул его вместе с пистолетом в пиджак Джо, в разные карманы.

– И, кстати, это не Косарь стрелял в меня тогда. Он предпочитает холодное оружие, а не пистолет. Это был тот самый сумасшедший парень, который напал на меня полгода назад. – Захватив с собой чистое белье, Рикер направился в спальню менять постель.

Но этого парня давно не было в живых. Джоанна взволнованно схватила телефон и набрала номер, указанный на визитной карточке Чарльза Батлера.

Мэллори подвинула стул ближе к камере, где находились извращенец и старик.

– Черт, – она почесала руку и гневно посмотрела на извращенца. – Я, кажется, подхватила одну из твоих блох.

Адвокат принялся усиленно тереть руки и лицо, он так легко поддавался внушению. Он прижался спиной к двери камеры и поднял руки, защищаясь от тянущейся к нему руки извращенца, который отрабатывал свои деньги.

– Только не позволяй ему целовать тебя в губы, – сказала Мэллори. – Мы еще не выяснили, где он шатался и не проверили его на туберкулез. – Этими словами Мэллори намекнула извращенцу, что пора приступать к кашлю.

Она улыбнулась, видя, как старик бледнеет: ее слова произвели на него сильное впечатление. Ага, микробы. Мэллори нашла его больное место и с легкостью могла прочитать его мысли: «Нет, это не может происходить со мной».

– Это временная камера, – сказала Мэллори. – Могу перевести тебя в более крупную камеру, если хочешь. Там будет попросторнее, да и людей больше, чтобы не скучать. Большинство арестантов – такие же, как этот. – Она метнула взгляд на извращенца, который все еще продолжал кашлять. «Не переигрывай», – говорила она взглядом.

Рикер включил пылесос с намерением почистить ковер в спальне, и взволнованный голос Джоанны потонул в море адского шума. Она наклонилась и выдернула шнур из розетки.

– Если бы тот сумасшедший был жив, ты бы находился в программе по защите свидетелей.

– Я и нахожусь, – Рикер бросил пылесос и повернулся к ней. – За мной постоянно следят копы. В чем проблема, Джо? Ты считаешь, что я свихнулся? А как насчет того убитого агента ФБР? Тимоти Кида ты тоже считала сумасшедшим? Он же был параноиком, да? Наверняка думал, что за ним следят.

– Но за ним действительноследили.

– Да, мне знакомо это чувство. Бедняге приходилось постоянно оглядываться через плечо. Только вот что меня удивляет, Джо, как это Косарю удалось так близко подобраться к федералу, да еще и параноику, и перерезать ему глотку?

– По-моему, я в самом деле творю чудеса – ты теперь настоящий полицейский. Разве не так ты разговариваешь с подозреваемыми? Просто пытаешься избегать темы. Твоя идея о том, что стрелявший…

– Как же это возможно, Джо? Он знал, что его преследуют, преследуют его же люди, черт подери. И вот вооруженный – нервы на пределе – он может услышать, как в соседней комнате уронят иголку, но подпускает так близко убийцу. Хотя, если верить твоим записям, он знал ублюдка в лицо. Так как это могло случиться, Джо?

– Так же, как это случилось с тобой. Дважды.

Маленький сокамерник адвоката, казалось, проявлял больше симпатии к рассказу старика, чем Мэллори, которая нетерпеливо постукивала пальцами по столу, демонстрируя, что ей совершенно безразлично, в какой депрессии адвокат оказался после смерти жены. Она с нетерпением ждала, когда же он доберется до основной части истории – той, что касалась молодого человека в рыжем парике и с белой тростью.

Дверь открылась, и на пороге появился полицейский:

– Детектив? К вам гости. Пришел главный судмедэксперт.

Мэллори мгновенно насторожилась – она не сделала ничего, чтобы заслужить такую честь – обычно доктор Слоуп принимал полицейских на своейтерритории.

Джоанна опустилась на кровать, уставшая, чувствуя, что ей необходима поддержка. Хотя сегодня не было никаких физических нагрузок, силы Джоанны подошли к концу.

Лекарства, которые она дала Рикеру для тонкой настройки тела и души, не действовали. Он возвышался над ней, уперев руки в пояс, и ждал, что она скажет что-нибудь, защитит себя. В нем кипели чувства, и Джоанна не могла понять, что произошло.

– Я столько раз об этом рассказывала, – наконец ответила она. – Все это есть в моих показаниях, у чикагской полиции и…

– А теперь расскажи мне.

Когда они успели поменяться местами? Рикер отдалялся от нее с каждой минутой.

– Это связано с комфортными зонами. У Тимоти была одна такая комфортная зона: в моей приемной он чувствовал себя в безопасности. Перед приемом я сажала туда пациентов, а после они уходили через заднюю дверь; поэтому, приходя или уходя, они никогда друг с другом не встречались. Тимоти всегда приходил на двадцать минут раньше назначенного времени. Говорил, что моя приемная для него как декомпрессионная камера, зона безопасности. Я никого не пускала в нее, когда он приходил. Думаю, Косарь подошел сзади, когда Тимоти открыл дверь. Должно быть, он мгновенно перерезал ему горло. Вот как это случилось. Это было единственное место, где Тимоти знал, что на него не нападут. Рикер, а ты не ожидал, что на тебя нападут в собственной квартире. Ни в первый, ни во второй раз.

Рикер не позволил ей вернуться к разговору о нем, еще нет. Он отошел в сторону, демонстрируя маленький сюрприз, ожидавший ее на столе – пачку писем, которые Джоанна прятала в пиджаке. Должно быть, он нашел их, когда убирал в карман пистолет, а в то время, как Джоанна разговаривала с Чарльзом Батлером по телефону, Рикер сидел тут и читал письма.

Он взял пачку и поднял ее повыше, словно это было вещественное доказательство:

– Агент Кид непосредственно занимался делом Косаря.

– В конце концов, он действительно стал заниматься этим делом, но не в ту пору, когда мы с ним встретились. Я тебе не лгала.

– Но ты и не сказала всей правды. Он занимался делом об убийстве присяжных, когда первое убийство все еще расследовала чикагская полиция.

– Я знаю, что со стороны это производит такое впечатление.

– И вы были любовниками, – добавил Рикер. – Ты мне соврала.

– Думаю, в полиции тоже бы так посчитали, если бы нашли эти письма, когда обыскивали номер.

– Он прикасался к тебе.

– Тимоти? Он никогда не…

– Он прикасалсяк тебе.

– Ах, вот оно что! – Только сейчас Джоанна поняла, какой смысл Рикер вкладывает в это слово. – Видимо, да, но и Заяц тоже прикасался ко мне, а он не был таким одаренным. Обыкновенный шизофреник.

– Тимоти Кид любил тебя, – Рикер бросил письма на кровать рядом с Джоанной. – Он умер из-за тебя. Нет ран, как если бы он защищался – ты сказала это лейтенанту Коффи. Он тихо сел в кресло и, истекая кровью, умер, не издав ни звука. Он не стал бы драться, потому что ты находилась в соседней комнате. Просто сидел и умирал в твоей приемной, а ты, врач, черт подери… Помощь была за стеной.

– Я не знала, – сказала Джоанна. – Он не издал ни звука.

– Ты сказала, что трахея была не задета. Он мог позвать на помощь, но не сделал этого, и ты знаешь почему. Если бы ты вошла в комнату, Косарь бы прикончил тебя. Вот как ты узнала, что этот маньяк смотрит, как умирают его жертвы. Тимоти любил тебя, поэтому не издал ни звука. Он умер за тебя.

– Я храню его письма не поэтому, – Джоанна собрала их и сжала в руках, неожиданно понимая, что предала его память, все то, что имело для нее большое значение. – Тимоти был моим другом. Это все, что осталось от него, его личность, – нужно было давно сжечь эти письма, тем более что она знала их наизусть. – Я не поощряла чувства, которые Тимоти испытывал ко мне. Я считала, что он слишком ранимый и…

– И слишком сумасшедший? Он думал, что за ним следят свои, да еще Косарь. И хотя это было действительно так, он знал, что ты ему не веришь. Да и с чего вдруг? Он был полоумным параноиком. А я, Джо? Мне ты веришь? Копы действительно за мной следят, Джо. Почему? Потому что псих, который напал на меня, все еще на свободе – он жив.Джо, я знаю, что иногда он тоже следит за мной. В это ты веришь?

При его профессии паранойя неизбежна – нужно быть всегда настороже, ловить каждый звук, отмечать про себя каждую тень. Рикер думал, что малолетний психопат придет за ним, снова захочет украсть его жизнь, и с этим страхом он жил каждый день после нападения.

Да, Джоанна верила ему, и она заплакала.

Рикер присел рядом на кровать, и, когда заговорил, голос его звучал совсем по-другому:

– Ты все чувствуешь, да? Боль других людей.

Джоанна уронила письма на пол и прижала руку к его груди, к тому месту, где остался шрам от самой опасной пули, чуть не задевшей сердце. Когда Джоанна переодевала его, она видела шрамы. Просто чудо, что он остался жив. И она знала, чего стоило Рикеру жить с неподъемным грузом воспоминаний о том вечере, каждый день, каждую минуту – все эти месяцы.

Рикер осторожно убрал руку Джо, чтобы его шрамы больше не причиняли ей боли.

Когда Мэллори вошла в кабинет, Джек Коффи поднялся и вышел. Он почувствовал напряженность между находившимися там двумя мужчинами и счел за лучшее не принимать участия в разговоре.

Главный судмедэксперт Эдвард Слоуп сидел в кресле спиной к Чарльзу Батлеру, с абсолютно несчастным видом стоявшему возле стены. Мэллори бросила на него вопросительный взгляд, очевидно, желая узнать, что он разболтал. Чарльз покачал головой, показывая, что ничего не сказал, но, глядя на его несчастное лицо, можно было в этом усомниться. Выражение лица всегда выдавало его мысли, и он никогда не пытался врать, потому-то Эдвард Слоуп неизменно обчищал его в покер.

– Что происходит? – Мэллори скрестила руки на груди и уставилась на судмедэксперта.

– Я бы тоже хотел понять, – ответил тот, – но Чарльз не хочет сознаваться. Скажи мне, Кэти, как поживает Рикер?

–  Мэллори, – поправила она. Никому не разрешалось называть ее по имени. – Я давно не видела Рикера. А ты что тут делаешь?

– Чарльз подозревает, что я сфабриковал отчет о вскрытии подростка, который напал на Рикера.

– Я не говорил ничего подобного, – Чарльз с беспомощным видом повернулся к Мэллори. Он не умел обманывать. Обман был скорей еесильной стороной.

– Готова поспорить, что такую идею тебе подала доктор Аполло, – произнесла Мэллори. – Я права? Это она думает, что отчет подделали?

– Да, – признался Чарльз. – Это не япридумал.

– Все понятно, – Мэллори обошла стол и наклонилась поближе к доктору Слоупу, словно собираясь поделиться с ним какой-то тайной. – То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Договорились?

– Зная тебя столько лет, Мэллори, я не могу это обещать.

– Вы спросили насчет Рикера, – она отошла от доктора и уселась в кресло. – Он в ужасном состоянии, – Эта внезапная правдивость была обезоруживающей, и медэксперт вытаращил на нее глаза. – Если бы Рикеру пришлось проходить психиатрическую аттестацию, он бы провалил ее. Поэтому не помогайте мне. Гоните его прочь. Пусть больше не увидит свой полицейский значок, – теперь, уверенная в поддержке медэксперта, Мэллори повернулась к Чарльзу. – Это Рикер внушил доктору Аполло идею с отчетом?

– Джоанна не говорит. Она только спросила, может, в этом отчете было что-то странное, или какую-то информацию утаили.

Мэллори кивнула:

– Всегда, когда Рикер входит в комнату, он тщательно оглядывает людей, нет ли у кого спрятанного оружия. Он так себя ведет уже давно. Я полагаю, он думает, что тот парень еще жив. Его внимание раздвоено – он ищет не того подозреваемого, и кончится это тем, что его убьют. Я говорила ему, что стрелявший в него преступник мертв. Я сказала ему об этом полгода назад. Очевидно, он мне не поверил.

– Трудно себе представить, почему, – с легким сарказмом произнес Эдвард Слоуп.

– Я не понимаю, – сказал Чарльз. – Как Рикер мог в это поверить? Разве полицейские не застрелили нападавшего? Тридцать пулевых ран – это не шутка.

– Ну кого-томы и правда застрелили… – сказала Мэллори.

Чарльз раскрыл рот, но слова не шли, во рту стало сухо, голова закружилась.

Эдвард Слоуп подарил Мэллори одну из своих редких улыбок:

– А еще говорят, будто ты лишена чувства юмора!

Глава 18

– Родители опознали его, только тело было не их сына, – Рикер ходил взад-вперед по комнате, стараясь побороть гнев. – Они знали, что на самом деле это не их сын, потому и не направили иск о смерти, наступившей в результате противоправных действий, к городским властям. Родственники убитого подозреваемого всегда подают подобные иски, но не в этот раз.

– Должны же быть анализы крови убитого, – сказала Джоанна.

Рикер покачал головой:

– Зачем? Тридцать пулевых ранений – неужели неясно, отчего он умер? Близкие родственники опознали тело, все формальности соблюдены. Зачем нужны анализы, если все и так ясно, – Рикер устало опустился на кровать рядом с Джоанной. – И все довольны: полицейский департамент быстро закрывает затянувшееся дело, никакого иска о противоправных действиях, а этот псих преспокойно разгуливает на воле. Уверен, родителям больше всего понравилось последнее.

– Но это просто домыслы. Ты же не…

– У меня есть все доказательства. После убийства родители этого парня уехали в Европу, наверняка, чтобы пристроить там сына. Они вернулись примерно через месяц, я иногда захожу к их портье. Так вот именно тогда я начал замечать за собой слежку повсюду, куда бы я ни пошел. Иногда это была Мэллори, ее очень легко заметить. Она напрасно думает, что умеет оставаться незамеченной. Однако один из следивших за мной не был копом. Маленький такой педик в старом парике – он не был одет так, как обычно одеваются агенты под прикрытием. Молоденький, и росточек у него подходящий, – он повернулся к Джо. – Ну что, все еще думаешь, я в своем уме? Или так же безумен, как Тимоти Кид?

Теперь тему необходимо было сменить Джоанне.

Она взяла его за руку, переплела свои пальцы с его пальцами:

– Скажи мне наконец свое имя. Скажи… Иначе отправлю мыть туалет.

Янос застал Мэллори одну в кабинете Джека Коффи.

– Старик требует освободить его.

– Он знает условия, – ответила Мэллори. – Извращенец его уже целовал?

– Нет, адвокат откупился от него золотыми часами, – Янос показал ей листок. – Но старик выдал имя и адрес твоего псевдослепого.

Замечательно, просто замечательно!

Рикер стоял на коленях, в фартуке, погрузив голову в унитаз. Нет, он не решал философскую задачу о том, куда в последнее время утекает его жизнь, он лишь пытался оттереть пятна, которые можно было разглядеть только вблизи. И вдруг, как воплощенная мечта, в ванную вступил сам Эдвард Слоуп, главный судмедэксперт, одетый, как всегда, с иголочки.

– Визит на дом? Сам охотник за трупами? – Рикер поднялся на корточки и прислонился к кафелю. – Не мог подождать, пока я умру?

– Хочу, чтобы ты кое-что увидел, – Слоуп открыл конверт и достал кипу фотографий. Одна из них, изображающая тело на столе для вскрытия, полетела на пол. – Это молодой человек, который пытался убить тебя полгода назад. Я лично производил вскрытие. Как видишь, парень вполне мертв. Полиции понадобилось несколько часов, чтобы найти его. Ты еще находился в операционной, когда его застрелили, живого места не оставили.

Еще одна фотография присоединилась к первой на полу. Тело было изрешечено пулями, лица не было. Рикер помнил эту фотографию – любимый снимок Мэллори. Она принесла его в больницу как трофей. Странно, что она не притащила все тело, позолоченное и прибитое к дощечке, чтобы можно было повесить на стену. Рикер поднял глаза на медэксперта и криво усмехнулся, давая понять, что не верит в его небылицы. Не верил и не поверит.

Эдвард Слоуп опустился на корточки и бросил на пол остальные фотографии.

– Этот полоумный псих умер. Умер!Девять полицейских, тридцать пуль, тебе говорили. Ты что думаешь, коллеги стали бы тебя обманывать? – Вспомнив, что одной из них была Мэллори, Слоуп поправился. – Всетебе лгали? Все копы специального отдела?

– Ну в этом и заключается работа полицейского, – возразил Рикер. – Каждый день мы лжем подозреваемым. Да, они стали бы мне врать, особенно после того, как расстреляли какого-то бедолагу, кем бы он ни был, – он поднял одну фотографию и разорвал ее пополам. – Это не тот парень, что стрелял в меня.

– Это результаты лабораторных исследований, – Доктор Слоуп достал из кармана бумаги. – Я провел все анализы, Рикер. Ты меня знаешь, я никогда не полагаюсь на случай. Ты должен поверить в отпечатки пальцев, анализы крови, ДНК. На его руке нашли остатки пороха. И это еще не все доказательства.

– Да что ты? – Рикер стянул резиновые перчатки, в которых мыл туалет. – У меня есть собственные доказательства. Пока я лежал в больнице, в моей палате круглосуточно дежурили полицейские. Так обычно поступают, чтобы защитить свидетеля от живогоподозреваемого. Никто, то есть больше никтоне получает круглосуточную охрану никогда.Каждый раз, как я открывал глаза, я видел в палате копа или слышал их разговоры в коридоре.

Рикер увидел в глазах доктора недоумение.

Эдвард Слоуп сейчас казался самым несчастным человеком в Нью-Йорке.

– Дежурили не только полицейские. Первые несколько дней врачи разрешали находиться с тобой только медицинским работникам, – он наклонился и поднял с пола несколько фотографий. – Иногда я сидел в отделении интенсивной терапии, куда тебя перевели сразу после операции. Никто не ожидал, что ты выживешь. Я подумал, что, когда ты очнешься, тебе будет приятно увидеть рядом знакомых людей, – сидя на коленях, доктор Слоуп собрал оставшиеся фотографии и запихнул в конверт, избегая смотреть Рикеру в глаза.

– Потом, – продолжал Слоуп, – ты проглотил столько таблеток, что нечего удивляться пробелам в памяти – с тобой сидел твой отец. Чередуясь с Кэти Мэллори, они провели у твоей постели многие часы. Еще были патрульные, детективы, которые добровольно приходили посидеть с тобой в свое личноевремя, искренне желая,чтобы ты поправился. Когда ты пошел на поправку, они продолжали навещать тебя, многие. Это моя вина, я попросил отменить ограниченные часы для посещения, потому что хотел, чтобы с тобой постоянно кто-то находился, чтобы ты не оставался наедине со своими мыслями. Тем более я думаю, и доктор Аполло поддержит меня: в большинстве случаев люди, перенесшие психологическое потрясение, просто боятся оставаться одни. Так что все те полицейские приходили к тебе, чтобы ты знал, что не один, что нужен им, нужен полиции. Все, кто сидел с тобой, думали, что для тебя важно это знать. Но… очевидно, ты… понял все превратно, – медэксперт поднялся, собираясь уходить, затем наклонился и похлопал Рикера по плечу. – Поверь хотя бы сейчас.Мне жаль. Я даже не думал… – неуклюже поднявшись, медэксперт резко повернулся на каблуках и вышел из ванной. Он выглядел несколько смущенным.

Рикер едва успел опомниться от эмоциональной тирады Эдварда Слоупа, как в гостиной появился еще один незваный гость.

Беда.

Нужно было сказать Джоанне повесить на дверь табличку, что для копов сегодня неприемный день.

Глава специального криминалистического отдела пришел сюда явно не для эмоциональной болтовни. Едва ли он хотел справиться о здоровье Рикера или подбодрить его. И вообще, Джек Коффи не казался слишком радостным. В руках он держал пачку бумаг, в которых Рикер узнал документы на обжалование его увольнения из полицейского департамента. Он не мог ошибиться, потому что Коффи сунул их ему прямо в нос и сказал:

– Я с тобой не шучу, черт возьми. Просто подпиши.

И Рикер подписал.

Джек Коффи ушел, не сказав больше ни слова, и Рикер закрыл за ним дверь осторожно, без единого звука.

– Итак, ты снова коп, – Джо села на диван, ее спина ушла в подушки. В тусклом свете единственной лампы она казалась уставшей, но довольной. Когда Рикер присел рядом, Джо положила голову ему на плечо, и так они просидели некоторое время в тишине.

Покой, абсолютный покой. Это был ее подарок Рикеру.

Он тоже хотел ей что-нибудь подарить. Цветы – самое естественное, что пришло на ум, хотя Джо была достойна чего-то большего, чем цветок, который он собирался ей предложить.

– Мой старик был суровым человеком, – сказал Рикер. – Потребовались годы, чтобы он наконец заговорил, но в конце концов я узнал подлинную историю. Когда мать родила меня, она почувствовала себя хуже, и все решили, что она умирает. По крайней мере, так думал отец. Ей было всего девятнадцать, ему не намного больше. В то время жили они довольно бедно, ничего не было, и моя мать решила оставить мне что-нибудь такое… запоминающееся,как выразился мой отец. Она заставила его пообещать, что… – Рикер поймал на себе внимательный взгляд Джо и улыбнулся. – Только учти, что в тот день ее накачали кучей лекарств, очень сильных. В общем, она была немного не в себе, когда попросила моего отца поставить имя Пимпернель в свидетельстве о рождении.

– Господи. Она назвала тебя очным цветом?

– Ну да. Жестоко, правда? Но могло быть и хуже: Скарлет Пимпернель был ее любимым героем, но слава богу, даже несмотря на таблетки, она понимала, что не может назвать меня Скарлет Пимпернель. Все бы называли меня Скарлет, а это еще и имя героини «Унесенных ветром». То есть называли бы меня женским именем… В общем, она остановилась на Пимпернеле. Понятно, что ждет ребенка с таким именем, особенно в Бруклине. Мой старик убеждал ее, спорил, несмотря на то, что она плохо себя чувствовала. В конце концов мать расплакалась, и он сдался. Увидел ее слезы и поклялся, что назовет меня Пимпернелем.

– А потом отец спас тебя: в свидетельстве о рождении поставил одну первую букву имени.

– Да. Иногда я забываю, в каком я перед ним долгу. Ну а потом… Мама не умерла, спокойно прожила еще пятьдесят лет. Когда она вернулась домой, то уже пришла немного в себя и согласилась, что нельзя позволить ребенку расти с таким именем в таком районе. И тем не менее она не разрешила отцу поменять букву в свидетельстве. Зато второй раунд выиграл отец. Когда родился мой брат, его назвали Нэдом. Ничего особенного, просто старый добрый Нэд.

– Очный цвет, – произнесла Джо. – Даже не знаю, смогу ли узнать этот цветок, если увижу.

– Я смогу, – Рикер все еще держал в руках ручку, которую ему дал лейтенант, но поскольку весь мусор из гостиной был вычищен, под рукой не оказалось ни клочка бумаги. – Полдома было оклеено обоями с рисунком «очный цвет». И что самое ужасное, моя комната тоже. Жестоко, да? – Рикер взял ее правую руку – Мне до сих пор иногда снятся эти проклятые обои, – он нарисовал у нее на ладони маленький цветок. – Ничего особенного, он небольшой. Я бы предпочел дарить тебе розы.

Ему нравилось, когда Джо улыбалась.

Дверную цепочку сорвало с двери одним мощным ударом. Виктор не успел снова надеть ее, потому что дверь с грохотом распахнулась. Когда они вошли в квартиру, он плакал.

– Виктор Пэтчок? – спросил мужчина мягким голосом, так не соответствующим его суровой внешности головореза.

Виктор кивнул, полагая, что ему настал конец. Когда двое людей двинулись на него, он выхватил белую трость из подставки для зонтов и принялся яростно размахивать. Он закрыл глаза и, как безумный, наносил удары, но чувствовал, что трость рассекает воздух, никого не задевая.

Он решился снова открыть глаза.

Громила казался очень удивленным, и высокая блондинка, стоявшая сбоку, тоже была весьма озадачена. В руках она держала пистолет дулом вниз. Наклонив набок голову, она спросила:

– Ты что, глупый? – В ее голосе звучало искреннее любопытство.

Увидев главного судмедэксперта на пороге своего дома, Чарльз Батлер обрадовался. Он надеялся уладить шероховатость в отношениях с другом. Войдя в дом, Эдвард Слоуп сразу объявил, что это второй визит на дом за всю его карьеру. Он оказывал другу честь.

Однако теперь, когда Чарльз понял истинную причину визита доктора, настроение его помрачнело. Он протянул гостю напиток и уселся за стол, продолжая изучать снимки с места преступления. В изуродованном теле, изображенном на снимках, уже нельзя было узнать семнадцатилетнего подростка.

– Как я вижу, все выстрелы в основном в голову.

Эдвард Слоуп кивнул.

– Один этот факт вызвал бы у Рикера подозрения. – Взгляд доктора несколько смягчился благодаря целебному воздействию виски двенадцатилетней выдержки, но алкоголь лишь отчасти принес облегчение. – Как ты, наверное, заметил, есть несколько выстрелов в туловище, но они…

– Словно сделаны в самом конце для вида. Согласен, как будто детективы специального криминалистического отдела посчитали, что превратить лицо подростка в кровавое месиво не очень прилично и любезно присовокупили еще несколько выстрелов в туловище.

Доктор Слоуп поставил на стол пустой стакан и отодвинул его подальше.

– Ты же знаешь, копы обычно не стреляют в голову: вероятность промаха возрастает, а в случае попадания жертва почти всегда умирает.

– Кажется, здесь именно этого и добивались, – произнес Чарльз. – Он взглянул на последнюю фотографию, затем просмотрел заключительный отчет. – Но это действительнобыло самозащитой? Во всех газетах…

– Если так говорилось в газетах, то это должно быть правдой, – патологоанатом прикрыл ладонью глаза. Он выглядел уставшим. – Извини. Это было нечестно. Парень стрелял первым. Успел выстрелить один раз, прежде чем они его прикончили. Я видел, как его пулю извлекли из стены. Со стороны полицейских стрельба полностью оправдана, никаких сомнений.

Никаких сомнений? Почему-то выражение лица доктора говорило об обратном. Чарльз порылся в конверте с результатами вскрытия и достал рентгеновские снимки, которые говорили ему куда больше, чем фотографии размозженного кровавого лица. Эдварду Слоупу, похоже, понадобится еще одна бутылка виски.

– Столько пулевых ранений, – Чарльз повернулся к другу. – Наверное, нереально определить, которое из них было смертельным.

– Так я написал в отчете, – доктор вылил содержимое бутылки в стакан и одним глотком осушил. – Все пули попали в цель – это самое странное. Для полицейских такая перестрелка сродни эмоциональному потрясению. Они волнуются, боятся. Но здесь… – Благодаря алкоголю доктор нашел силы еще раз взглянуть на фотографии. – Столько выстрелов. И все в цель.

Чарльз поднял к свету рентгеновский снимок и застыл от восхищения и ужаса. Среди раздробленных пулями костей лица было одно отверстие, которое привлекло его внимание. След от пули располагался идеально по центру, прямо между глаз.

Симметрия, имя которой – Мэллори.

Точно так же она могла бы просто подписать свою работу. Остальные отверстия, появившиеся намного позднеена лобной доле, по бокам лишь добавляли мелкие детали к уже понятной истории. Чарльз представил, как детективы стреляют в падающую замертво жертву, чтобы холодная и расчетливая казнь Мэллори не казалась такой очевидной.

– Думаю, что будет лучше для всех, – сказал Чарльз, – если никто не узнает, какой выстрел был смертельным.

Тут же на лице доктора появилось выражение облегчения, которое и выдало его. Видимо, он полагал, что некоторые упущения, сделанные им в отчете, – были не так очевидны. Теперь Эдвард Слоуп мог быть уверен, что его тайну никто не узнает. И Чарльз, его друг, который сейчас сидел напротив, только что доказал ему это. Лицо Чарльза осталось абсолютно непроницаемым: он научился лгать.

Выйдя из душа обновленным человеком, Рикер надел лучшую одежду из того, что было – наименее заляпанную. В гостиной он нашел миссис Ортегу, которая критично осматривала проделанную им с Джо работу.

– Только убери поскорей эту чертову штуковину, – Рикер легонько стукнул по тележке с чистящими средствами. – Только портит всю обстановку.

Миссис Ортега пропустила мимо ушей это замечание. Она тщательно осмотрела ковер, затем провела пальцем по столу и стульям, проверила, осталась ли на поверхности пыль.

– Так, значит, вы занимались этим весь день.

– Ага. Неплохо, правда?

– Оба вы дилетанты. Ну ничего, я с этим разберусь, посторонись-ка, – и отважная хрупкая горничная зашагала к окну, которое Рикер сам пытался помыть. На стекле остались грязные разводы.

– Тебя я тоже люблю, – произнес Рикер еле слышно, почти шепотом, чтобы не провоцировать ее на ответный выпад. – А где Джо?

– Ушла. Сказала, что ей нужно покормить какого-то кота, – последнее слово миссис Ортега произнесла с особенным презрением. Хороший кот – мертвый кот. Согласно ее философии любое животное являлось всего лишь ненужным пылесборником.

Подойдя к столу, Рикер увидел, что ящик, где он хранил пистолет, открыт. Он проверил: ключ все еще был спрятан за ножкой.

Оружия не было.

Рикер не стал ломать голову над этой загадкой. Человеку, разбившему окно в ванной и проникшему в его квартиру, никогда бы не удалось взломать этот замок, тем более следов взлома не было и в помине. Мэллори всегда носила при себе отмычки, она единственный вор, который побывал в его квартире совсем недавно.

Значит, малышка не доверяла ему даже его собственный пистолет.

По правилам следовало бы доложить о пропаже оружия, но это только создаст ненужные проблемы и для нее, и для него. Что делать? Потребовать вернуть пистолет или подождать, пока она снова не заберется в его квартиру и сама не положит оружие на место?

Да.

Это будет благоразумней.

Эту последнюю схватку за жизнь ему уже не выиграть: кот был крепко завернут в белую простыню, так что на поверхности оставалась одна голова. Ветеринар, держа в руках шприц, нагнулся над животным, но помедлил: больше, чем кота, ему было жаль женщину, которая держала животное в руках.

– Джоанна, вы же понимаете, что так будет лучше для него.

Да, но не из ваших соображений.

– Вам не обязательно…

– Обязательно, – Джоанна осторожно держала Гама на руках, стараясь не задеть нерв, который причинял ему сильную боль. – Давайте.

Врач сделал укол. Прежде чем лекарство начало действовать, прошло несколько минут. Гам все еще был в сознании, смотрел на Джоанну, словно просил о сострадании и спрашивал: «Почему?»Она качала его на руках, пока кот не закрыл глаза и не погрузился в дрему. Наконец-то он перестал чувствовать боль, с которой жил постоянно. Джоанна надеялась, что где бы он сейчас ни находился, он сможет почувствовать ее любовь, ее объятья теперь, когда прикосновения не причиняли ему страданий. Джоанна поцеловала его и прижала к себе. Наконец тело кота обмякло. Хотя Гаму дали только снотворное, это был не просто сон, это было прощание.

– Теперь он успокоился, Джоанна, – произнес доктор. – Он ничего не почувствует, – второй укол с ядом должен вызвать предсмертную судорогу, и все кончится. – Так будет лучше.

– Я знаю, – ответила Джоанна, но прошло много времени, прежде чем она смогла разжать руки и выпустить тельце Гама.

Глава 19

От юридической фирмы на Мэдисон-авеню Джоанна Аполло выбрала самую длинную дорогу к гостинице. Пока она бродила по своим любимым улицам, на смену дня пришел вечер, и наступила ночь.

Джоанна замерзла и проголодалась. Для облегчения самочувствия ей нужны были лекарства. В фойе гостиницы Джоанну поджидал один из агентов. Увидев ее, он просветлел: Джоанна была жива, и, следовательно, его работа выполнена. Он отошел подальше, следуя постановлению суда. Несмотря на то, что Джоанне никогда не нравилась идея с охраной, она почувствовала себя виноватой: этому молодому человеку и его напарнику придется объясняться завтра утром, независимо от того, чем закончится эта ночь. Нехорошо. Но это не их вина. Должно быть, они и сами удивляются, как ей удается ускользать у них из-под носа, ей, которую так легко выследить в толпе нормальных людей с прямыми спинами. Пока Джоанна поднималась в лифте, она несколько раз бросила взгляд на часы.

Оставалось меньше часа.

До номера надо было пройти всего несколько метров, которые казались Джоанне длиннее из-за усталости. У нее была таблетка против усталости, но как найти в себе силы вернуться домой, в пустой номер, где больше не было Гама?

Она постаралась занять мысли чем-то другим: необходимо еще многое сделать, приготовиться к предстоящей ночи. Войдя в гостиную, Джоанна зажгла свет: все было так, как она оставила. Подушка Гама все еще хранила отпечаток его маленького тела, а спрятанный там конверт остался нетронутым. Впервые с тех пор, как Джоанна переехала в гостиницу, ее встретила гробовая тишина. И все же Джоанна знала, что она не одна. Дверь в ванную, которую она закрыла перед уходом, была теперь распахнута настежь, горничная не работала так поздно, поэтому этот вариант исключался. За дверью все терялось в кромешной темноте. Если бы сейчас там мелькнуло лезвие ножа, Джоанна бы только обрадовалась, неизвестность приводила ее в ужас. Неожиданно до нее донеслось мяуканье кота.

Мертвого кота.

Из темноты медленно появилась Мэллори, держа податливое тело Гама в руках. Кот приподнял голову и слабо мяукнул, еще не придя в себя после сильного снотворного.

– Ты следила за мной.

– И видела, как ты выбежала из клиники вся в слезах, – ответила Мэллори. – Мне понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться, в чем дело.

– Значит, ты не дала им сделать второй укол.

– С ядом, – детектив вошла в гостиную и опустилась в кресло. Кот, словно шерстяной коврик, беспомощно повис на ее коленях. Гам снова приподнял голову, стараясь сфокусировать взгляд на той, кого больше всех любил, на Джоанне.

– Думаешь, кот догадывается, что ты пыталась его убить? – издевательски поинтересовалась Мэллори и улыбнулась. Ее рука с длинными кроваво-красными ногтями рассеянно поглаживала Гама. – Тебе очень легко удается избавляться от охранников из ФБР, доктор Аполло. Пора это прекратить. Думаю, мы понимаем друг друга.

О да, Джоанна прекрасно понимала угрозы, и эта, последняя, вовсе не пустяк. Игра ума была коньком Джоанны, и Мэллори лучше об этом не забывать.

– А Рикер, все ли он понимает? – Джоанна попыталась хоть мысленно поставить преграду между собой и Мэллори. – Он знает, как ты манипулировала им, просчитывала каждый его ход, что почти стоило ему разума? Он понимает, сколько всего ты натворила? А если бы он умер в ту ночь, на стоянке?

– Так, значит, ты все-таки былатам. – Самообладание Мэллори внушало жуть; она не испытывала не малейшего чувства вины или не признавала. – Рикер всегда знал, что я делаю, – произнесла она ледяным монотонным голосом, – но для него это не имело значения. Он играл в эту игру не ради меня или себя, а ради тебя.

Тишина наполнилась жутью и загадками, ведь только что Мэллори легко сняла с себя вину за то, что сделала, и за то, что еще могло случиться в будущем, может быть, даже этой ночью. Она ловко отделалась от ответственности за кровь, которая пролилась и еще прольется. Теперь эта кровь была на руках Джоанны. Психиатр, совершенно растерянная, опустилась на диван и изумленно взглянула на безжалостную Мэллори, не в силах ничего возразить. Детектив достала из-за дивана кошачий контейнер и бесцеремонно засунула внутрь Гама, словно обыкновенную плюшевую игрушку. Джоанна промолчала: под воздействием снотворного Гам не станет пугаться контейнера.

– Усыпляешь кота, – произнесла детектив. – Распускаешь группу, с которой проводишь терапию в Трибека.

– Ты поставила туда жучок? – Другого объяснения быть не могло, Джоанна сообщила о том, что распускает группу, только сегодня вечером.

Мэллори пропустила замечание мимо ушей и лениво обвела комнату взглядом:

– Номер в гостинице… Своего рода свободный конец, который можно в любое время оборвать. Я знаю таких, как ты, доктор Аполло. Если бы ты хотела убить себя, ты бы тихо и мирно вскрыла себе вены в ванной, чтобы не оставлять после себя беспорядка. Но у тебя никогда не хватит смелости это сделать. Ты даже не можешь убить кота. Я видела в ванной шкафчик с лекарствами. Там есть все, чтобы усыпить сотню котов, но ты предпочитаешь заплатить кому-то, чтобы он сделал это вместо тебя. Поэтому нет, ты не планируешь самоубийство. Просто ты не надеешься, что тебе удастся пережить эту ночь, – Мэллори подхватила контейнер и направилась к двери. – Ну что ж, я не могу насильно приставить к тебе охрану.

– Куда ты уносишь кота?

Детектив молча вышла за дверь и зашагала к лифту. Джоанна поспешила за ней.

– Когда Гам проснется, тебе он не понравится, – умоляюще произнесла она.

Мэллори подошла к лифту, и кроваво-красный ноготь лег на кнопку вызова. Она медленно повернула голову. На ее лице снова играла обычная улыбка, которая заставила Джоанну вздрогнуть:

– Боишься, что я буду плохос ним обращаться?

Джоанна поспешила за Мэллори, когда та вошла в лифт с живым грузом, который начал жалобно мяукать в контейнере.

– Почему ты так со мной поступаешь?

– Ничего личного, – ответила Мэллори. – Последние двое присяжных должны выжить. Теперь это моя игра и моиправила. Я – закон, – она наблюдала, как на табло сменяются цифры этажей, пока они спускались в фойе. – Рикер считает, что федералы используют тебя в качестве наживки. Он еще ничего не понял и не поймет. Он слишком близок к тебе. Кстати, я нашла пистолет.

Джоанна была так расстроена, что чуть не спросила, какой.Она опустила взгляд на маленький серебряный пистолет двадцать второго калибра у Мэллори в руках. Дамское оружие, карманный вариант – одно лишь это описание могло объяснить насмешку на лице детектива.

Двери открылись, и женщины вдвоем пересекли фойе. Джоанну словно тянули невидимые нити, и она послушно следовала за контейнером в руках Мэллори. Детектив остановилась возле окна, где располагалось несколько кресел, кивнула агенту в другом конце фойе, затем повернулась к Джоанне.

– Садись, – не сказала, а приказалаона.

Джоанна послушно опустилась в кресло.

– Оставайся тут, – произнесла Мэллори, – чтобы этот агент мог тебя видеть. Я скоро вернусь за тобой. Только тогдаты получишь своего кота.

Неожиданные визиты все не прекращались. К счастью, Чарльз Батлер прихватил с собой упаковку пива. Рикер ума не мог приложить, что задумала Мэллори. Он вдруг вспомнил, что она ничего не рассказала ему про слепого в рыжем парике, за которым она последовала из полицейского бара.

– Черт тебя возьми, Мэллори!

Неожиданно раздался стук в дверь. Мэллори, легкая на помине, стояла на пороге с кошачьим контейнером в руках. Контейнер носил на себе знакомые отметины острых когтей, через проволочное окошко виднелась кошачья шерсть, но не доносилось обычных, леденящих кровь, воплей. Рикер нагнулся и открыл дверцу контейнера, обеспокоенный тем, что Мэллори могла что-то сделать с бедным животным.

– Эй, Гам, приятель, – ни клыков, ни яростного шипения – плохой знак. Рикер достал мохнатое податливое тело и проверил, не было ли на нем следов от пуль.

Рикер поднял глаза на Мэллори, но, прежде чем он успел спросить, что случилось с котом, она ответила:

– Я этого не делала.

Чарльз Батлер вернулся с кухни с двумя бутылками пива в руках.

– Ах, наш знаменитый Гам! А что с ним? – И он тоже перевел взгляд на Мэллори.

– Доктор Аполло водила его к ветеринару, и тот дал какие-то таблетки, – голос Мэллори прозвучал так, словно она защищалась.

Повернувшись к Чарльзу, Рикер улыбнулся:

– Ты не захочешь быть рядом, когда это животное проснется. Он тебе руку отхватит, – Рикер погладил кота по голове, наслаждаясь тем, что может так близко находиться с тем, кто исцарапал его в кровь при первой встрече.

– Тебе нравитсяэтот кот, – Мэллори произнесла это таким тоном, словно в этом было что-то нехорошее, ненормальное.

– Можно сказать, мне нравится его стиль, – Рикер осторожно взял кота на руки. Гам поднял голову, но, увидев знакомое лицо, снова закрыл глаза. – Так зачем он здесь?

– Просто подержи его у себя некоторое время, – Мэллори огляделась, оценивая сверкающую чистотой квартиру. Она перевела взгляд на окна: стекла в них казались такими чистыми, словно их и вовсе не было – фирменный знак маленькой горничной из Бруклина. – Посади его в ванную. Но если миссис Ортега заметит хоть один кошачий волосок, боюсь, что ты ее больше не увидишь. – Мэллори направилась к двери. – Сейчас вернусь. У меня в машине остался кошачий лоток.

Она уже было схватилась за дверную ручку, когда огромная рука Чарльза преградила ей дорогу.

– Вижу, ты все еще захватываешь заложников, – произнес он, кивнув на кота.

Мэллори гневно подняла на него глаза и закусила губу. Чарльзу стало жаль ее, и он посторонился.

Джоанна резко согнулась: боль была такой неожиданной, словно накапливалась постепенно за весь этот день. В ту же секунду, и этого можно было ожидать, к ней подбежал один из ее охранников, нарушив при этом постановление суда о том, чтобы держаться от нее на расстоянии.

– Лекарства, – выдохнула Джоанна. – Они в моей комнате.

– Хорошо, доктор Аполло, держитесь, – агент достал сотовый. – Я позову напарника. Он смотрит за другим выходом.

– Не стоит его беспокоить, – ответила она. – Я могу идти, – Джоанна поднялась с дивана. – Если только вы мне поможете, – она оперлась на его руку, и вместе они направились к лифту, затем поднялись на ее этаж. Джоанна не произнесла ни слова, пока они не оказались в номере.

– Мне нужно принять таблетки на полный желудок, – сказала она. – Но я не могу ждать обслуживания, это очень долго. Напротив есть ресторанчик. Если не возражаете, подождите немного, я накину что-нибудь теплое.

Минуту спустя Джоанна появилась из спальни с черной накидкой поверх пиджака. Перейдя улицу с агентом, следующим за ней на почтительном расстоянии, Джоанна внезапно передумала и вместо ресторана направилась в сторону метро. Так было легче отделаться от него, спрятавшись под лестницей всего на пару секунд – для того чтобы отдать черную накидку первой попавшейся старушке, сгорбленной от старости. Та охотно приняла двадцатидолларовую бумажку. Джоанна села в поезд и посмотрела в окно: агент, заметив черную накидку, направился за старушкой и сел вместе с ней в поезд, направляющийся на юг. В это же самое время поезд Джоанны тронулся на север.

– За ней сейчас присматривают федералы, – сказала Мэллори. – На этот раз они не потеряют ее, – она принесла в ванную кошачий лоток и посмотрела, как Рикер устраивает для кота гнездо из полотенец.

Рикер спрашивал себя, что Чарльз имел в виду, когда спросил Мэллори о заложниках.

– Так это Джо предложила подержать кота здесь?

– Да, – произнесла она устало, словно упрекая его за то, что он сомневался. Когда это не подействовало, Мэллори добавила: – Лекарство перестанет действовать через час, а доктору нужно хорошенько выспаться, – оставалось только добавить «И это правда».

Доля правды здесь действительно была, и все-таки Рикер собирался заехать в гостиницу к Джо – немного позднее. Он видел, что Мэллори что-то задумала.

Она уперла руки в пояс – готовься к нападенью:

– Я знаю, что доктор Аполло была на стоянке в ночь, когда напали на Зэкери. Ты мне соврал.

– Мэллори, давай не будем о том, кто кому врет.

– Ты знал, что у доктора есть оружие? Маленький пистолет двадцать второго калибра? – она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. – Ты знали скрыл от меня, – Мэллори села на корточки, и, когда заговорила, в ее голосе слышалась издевка. – И ты, конечно, не спросил у нее, что она забыла на стоянке в ту ночь, так ведь? – Уперев руки в пол, словно готовясь к прыжку, она склонилась над беззащитным телом спящего кота. – Слепой в рыжем парике в участке, – детектив поднялась. – Тот, настоящий.И это еще одна маленькая деталь, которую ты забыл упомянуть.

Рикер молча смотрел на кафельную плитку в ванной, спрашивая себя, каким образом ей снова удалось все поставить с ног на голову. Ведь сегодня она…

– Должна идти на допрос, – Мэллори вышла из ванной. Через некоторое время он услышал ее голос из коридора: – Идешь, Рикер? Или тебе неинтересно, что произошло в комнате присяжных?

Джоанну пустили в студию, которая больше напоминала огромную темную пещеру. Иэн Зэкери стоял возле большой развернутой ширмы, которая частично закрывала панель управления с ее мигающими лампочками и рычажками. Он указал ей на стул.

– Рад снова вас видеть, доктор. Столько времени прошло с момента судебного процесса. Мне удастся уговорить вас подождать еще часик?

– Сейчас или никогда, – ответила Джоанна.

– Как пожелаете, – Зэкери помахал рукой девушке в окне напротив и произнес в микрофон: – Чумовая, запиши разговор, – он снова повернулся к своей гостье. – Я точно не смогу вас переубедить?

– Нет. У меня другие планы на вечер, – Джоанна наблюдала, как взгляд Зэкери скользнул по темному окну, по размерам идентичному освещенному окну звукооператорской кабины. Если бы они находились в полицейском участке в Чикаго, за этим стеклом обязательно бы кто-то стоял.

Иэн Зэкери сел за панель управления, и огромная ширма загородила ему вид темного окна. Теперь он мог видеть только освещенную кабину, в которой сидела девушка-звукооператор. Та вытянула руку и показала средний палец. Видимо, это должно было означать, что до начала остается одна минута.

Интересно.

– Итак, доктор, под каким именем вы пришли к нам сегодня? Джоанна Аполло? Или под каким-то другим?

– Под собственным, – теперь ее взгляд тоже переключился на темное окно напротив, которое, несмотря на ширму, она прекрасно видела. Только Иэн Зэкери был скрыт от молчаливого наблюдателя, который мог там находиться. Джоанна попробовала определить степень его паранойи, ключевой элемент для каждого участника игры.

Глава 20

Сегодня вечером в общей комнате специального криминалистического отдела было тихо. Только в задних помещениях, которые использовали для допросов и временного содержания заключенных, царило какое-то оживление. За пустыми столами тускло горели лампочки, но Рикер заметил нескольких полицейских, которые все еще работали. Над их столами свет был яркий, как и в кабинете лейтенанта Коффи. Мэллори зажгла лампу на столе Рикера и посторонилась, чтобы показать ему, как жестоко обошлась с его рабочим местом за время его отсутствия. Старый стол блестел, как новый. Привычные пятна от пролитого кофе исчезли вместе со следами от непотушенных сигарет. Рикер с подозрением уставился на обшивку рабочего кресла: она была неузнаваема. Плюхнувшись в кресло, Рикер с радостью обнаружил, что оно осталось таким же удобным. Мэллори только побрызгала его какой-то гадостью, чтобы кожа не портилась, и теперь от кресла ужасно воняло.

Рикер взглянул на Мэллори и решил продолжить их прерванный разговор, больше походивший на исповедь.

– Я думал, что за мной следят полицейские, – он развернулся в кресле к окну и посмотрел вниз, на темную улицу СоХо. – Куда бы я ни пошел, клянусь, я видел, что за мной следует коп. Бред, правда?

– Нет, – ответила Мэллори. – Так и было. Некоторых из них нанял Зэкери, остальные были из МВД.

– Министерство внутренних дел? Следило за мной? – Рикер медленно повернулся на кресле и посмотрел на Мэллори. – Зачем, черт возьми?

– В министерство пришла анонимка, – Мэллори принялась разглядывать свои аккуратно наманикюренные ногти, как будто хотя бы один ноготь мог оказаться обломанным. – Кто-то сказал им, что для нетрудоспособного полицейского ты слишком активен, так что они следили за тобой с фотоаппаратами несколько месяцев. Хотели запечатлеть что-нибудь разоблачающее. Они же не знали, что ты не обналичиваешь чеки, муниципальное пособие.

– Но ты знала, не так ли? – Миссис Ортега могла поделиться с Мэллори этими сведениями еще раньше. Но задолго до того, как горничная обнаружила необналиченные чеки, Мэллори сама поняла, что он не просматривает почту. Ладно, о вмешательстве в его личную жизнь поговорим позже, сейчас есть вопросы и поважнее. – Так ты говоришь, анонимка?

Что-то в его голосе, может быть, сарказм, с которым была произнесена последняя фраза, выдало недоверие, и на лице Мэллори появилось уже знакомое ему выражение. Она снова собиралась отнекиваться. Вдруг Рикер понял, что его собственная напарница выдала его министерству, это было так похоже на Мэллори, на ту Мэллори, которая украла сегодня его пистолет. Она не верила, что Рикер захочет жить, и пустила за ним людей из министерства, чтобы они были рядом с ним, когда она не могла. По другой теории Мэллори использовала министерство, чтобы повлиять на комиссара, – капелька шантажа, чтобы подмазать бланки для обжалования решения об увольнении Рикера. Вместо необходимых трех месяцев по процедуре восстановления его на службе на это ушел всего час. Только сейчас Рикера осенило, что его напарница перехитрила еще и компьютер, чтобы посылать ему пособия по нетрудоспособности, ведь сам Рикер об этом никогда не просил.

Он зажег сигарету, гадая, как Мэллори будет выпутываться, ожидая очередную ложь с ее стороны.

Негодница, она села на край его стола, свесив ноги, как обычно делала маленькая Кэти. Хотя часы висели на каждой стене, она достала из кармана свои и притворилась, что смотрит время. Золотые часы Лу Марковица, которые она сейчас держала в руках, по очереди принадлежали уже четырем поколениям полицейских. Так Мэллори напоминала ему, что она дочь Марковица, единственный ребенок его старинного друга. Какая неловкая попытка вызвать сострадание, которого сама Мэллори была начисто лишена, как, впрочем, и остальных чувств. Нападать – она умела только это. Сейчас же ее неуклюжая попытка защиты вызвала в нем сожаление. Он не мог с ней так поступить, и все вопросы и обвинения исчезли сами собой. Только спустя час Рикер поймет, насколько успешна была нелепая уловка Мэллори, как мастерски она отвлекла его, сыграв на его чувствах, связав руки сочувствием.

– Нам пора, – Мэллори соскочила со стола и направилась в коридор. – Твой друг, агент Хеннеси, ждет нас в комнате для допросов. Я выбрала его на символическую роль федерала, участвующего в происходящем.

– Отлично, – Рикер поднялся с кресла и последовал за Мэллори по узкому коридору. Только сейчас он понял хитроумный план Мэллори и по достоинству оценил его. Все началось с того, что агент Хеннеси последовал за двойником Зэкери, в то время как тот подвергся нападению на стоянке. Следующий промах ФБР, убийство Макферсона, только сыграло Мэллори на руку. На пресс-конференциях ни один из этих ляпов упомянут не был – за это федералам пришлось предоставить полицейскому департаменту всю информацию о Косаре и позволить полиции действовать самостоятельно. Плюс к этому федеральным агентам из Нью-Йорка разрешили символически участвовать в заключительном этапе игры – агент Хеннеси как раз был удостоен такой чести.

Рикер не сомневался, что Лу Марковиц остался бы доволен работой своей приемной дочери, ей удавалось управлять системой даже лучше, чем ему. В начале своей карьеры Лу смог перехитрить ФБР, но чтобы при этом раздобыть у них нужные сведения…

По пути напарники еще немного побеседовали. Рикер узнал, что по настоянию адвоката псевдослепой сейчас проходит психиатрическую экспертизу в госпитале «Бельвю». Государственный защитник усомнился в адекватности своего подзащитного, когда тот отказался от защиты в суде. Пока они ожидали возвращения Виктора Пэтчока, в клетке под замком проводился другой допрос престарелого адвоката по имени Хорас Фэрлем.

– Значит, арестовала адвоката, да?

Вот умница!

Они вошли в смежную комнату, немного больше той, в которой проходил допрос. Стекло здесь было затемнено, чтобы допрашиваемый не мог видеть людей, находящихся в комнате. Рикер пожал руку агенту Хеннеси, но не смог увернуться от эмоциональных объятий Яноса. Детектив только что узнал о восстановлении Рикера на службе и теперь радовался ему, словно сослуживцу, вырвавшемуся из вражеского плена. Пока Янос вводил в курс дела и рассказывал о Хорасе Фэрлеме, престарелом адвокате на пенсии, Рикер наблюдал за тем, как его напарница бесшумно рылась в коробках с эмблемой ФБР на другом конце стола. Только Рикер мог это видеть, все остальные стояли к Мэллори спиной. Толстые папки и конверты с делом Косаря постепенно исчезали у Мэллори за пазухой.

Подозрительная соплячка.

Рикер не сомневался, что Хеннеси стал бы соблюдать договоренность о полном раскрытии имеющихся данных, но Мэллори не доверяла никому. Она извинилась и поспешила вон из комнаты, прихватив с собой все, что могла тайно унести.

Мужчины расселись за столом: представители правоохранительных органов с одной стороны, Хорас Фэрлем с другой. Старика попросили повторить то, что он уже успел рассказать. Детектив Янос, очевидно, вконец измученный обществом адвоката, в ужасе закатил глаза, когда Фэрлем отказался перечислить главные детали, а решил начать весь рассказ заново. Так что всем пришлось выслушивать длинную историю о смерти его любимой жены и о том, как проходили похороны.

– В тот же день я доверил свою адвокатскую практику сыну. – После этого старик поехал в Чикаго пожить немного с дочерью и внуками.

А теперь трое мужчин угрюмо рассматривали протянутый им бумажник с фотографиями семьи.

– Но через некоторое время, – произнес Хорас Фэрлем, – я понял, что ничего не выходит. Большую часть времени я сидел, уставившись в потолок, и плакал – толку от меня было мало. Так что однажды я ушел из дома дочери, поселился в гостинице и шагнул на парапет.

Янос поднял голову, внезапно заинтересовавшись. Очевидно, эту часть истории он еще не слышал.

– Чтобы спрыгнуть?

– Я хотел спрыгнуть, – кивнул адвокат, – но одна дама среди постояльцев гостиницы оказалась психиатром. Именно тогда я познакомился с доктором Аполло.

– Значит, она всегда жила в гостиницах, – Рикер подался вперед. – Даже в Чикаго?

– Все три года, что я ее знаю, да. В общем, я стал ее пациентом. Джоанна лечила меня от депрессии, и частью моей терапии стала подготовка к экзамену на адвоката. В моем-то возрасте, скажете вы. Да, но как ни странно, я сдал его. Так я снова стал трудиться, снова стал хоть чем-то полезен. Затем однажды произошло чудо: я понял, что меня никогда не интересовала адвокатская практика, – старик вздохнул. – Полвека, проведенные в скуке и тоске, потраченные впустую. Утверждать завещания – такая скука, вы просто не можете себе представить…

– Тогда ты встретил липового слепого в рыжем парике, – Рикер не отличался терпеливостью, как Янос. – И жизнь снова стала интересной, так? – В его тоне можно было услышать: «Рожай быстрей, старикан, а не то получишь пулю в лоб».

– Виктор Пэтчок никогда не был моим клиентом, – искренне удивился адвокат. – Неужели вы так подумали? Да нет же, говорю вам. Я оказывал ему услуги другого рода – тайные, так сказать. Я организовал переезд из Чикаго в Нью-Йорк для него и еще одного человека.

– Для Макферсона?

– Мне неизвестно его настоящее имя. Этот человек оказался еще более подозрительным, чем Виктор. Я достал им паспорта на вымышленные имена, кредитные карты и все такое. Поселить их в Нью-Йорке было просто, ведь у меня здесь несколько собственных домов. Потом еще были ночные погони с переодеванием. Должен признаться, это показалось мне в сто раз веселее, чем моя адвокатская практика. Я достал им оружие, это оказалось не так просто, как вы думаете. Нельзя же запросто прийти в оружейный магазин. Необходимо заполнить кучу бумажек, регистрационные номера, которые потом могут вычислить. Так что от легального пути я отказался сразу. Пришлось пройти через многих посредников, прежде чем я нашел…

– Погоди, – Рикер не любил, когда с ним шутили, а этот адвокат уже сознался в нескольких преступлениях. – Янос, ты зачитал ему права?

Детектив Янос показал ему подписанный стариком листок, где были перечислены все конституционные права задержанного, в том числе предупреждение, что все сказанное может быть использовано против него в суде.

– Мистер Фэрлем сам представляет себя. Он заключил сделку о признании вины с окружным прокурором.

– Это так, – подтвердил Хорас Фэрлем. – У меня теперь полная неприкосновенность в обмен на сотрудничество. Так что извините, но никаких обвинений за нелегальную покупку оружия, подделку документов или за создание помех правосудию. Ах да, кажется, еще был подкуп и замусоривание мест общественного пользования, но теперь все в прошлом. Я хочу сразу заявить, что идея достать оружие для Виктора и его друга принадлежала не Джоанне. На самом деле она даже пришла в ужас, когда я рассказал ей об этом постфактум.

Неожиданно из-за зеркального стекла, скрывавшего за собой наблюдательную комнату, донеслось нетерпеливое постукивание. Все головы разом повернулись в ту сторону.

– Кто сегодня в наблюдательной комнате? – Рикер уставился на стекло.

– Это помощник окружного прокурора, – Янос повысил голос, чтобы его было слышно в соседней комнате. – Мелкий безмозглый тип старается мне напомнить, что он, черт возьми, занятой человек и у него другие планы на вечер. Наверное, считает, что мы тут попусту тратим его время.

Рикер с силой стукнул кулаком по столу, и шум прекратился.

Хорас Фэрлем достал сигару, кубинскую, конечно. Рикер готов был поспорить, что и это входило в часть сделки с прокурором.

Чертовы адвокаты, все до одного.

Агент Хеннеси перегнулся через стол, чтобы дать старику огня:

– Давайте продолжим разговор. Только теперь самое важное, ладно?

– Да, – подхватил Рикер, – начнем с судебного разбирательства. Что произошло в комнате присяжных? Почему они все проголосовали «невиновен»?

– Понятия не имею, – Хорас Фэрлем пожал плечами. – Я никогда не обсуждал это с моими коллегами.

Янос запрокинул голову, словно адвокат только что залепил ему бейсбольной битой между глаз.

– Эй, у нас же сделка, – напомнил ему Янос.

– Ах да… сделка, – старик выпустил облако дыма. – Если я правильно помню условия, то я согласился рассказать вам все, что знаю о присяжных на процессе Зэкери. Ну вот, я рассказал все, что знал. Опережая ваш вопрос, сразу скажу, что понятия не имею, кто такой Косарь.

Янос обессиленно положил голову на стол, агент Хеннеси откинулся на спинку стула:

– Нас всех поимели.

Ну не всех. Уж точно не Мэллори. Только теперь Рикер понял, почему его напарница не удосужилась прийти. Этот допрос – всего лишь пустячок, который она нарочно подбросила ФБР.

За стеклом, в освещенной кабине напротив, сидела Чумовая, ее глаза сверкали нездоровым блеском, словно ее лихорадило. Такое ощущение, что девушка постоянно балансировала на грани разума и безумия, словно кошка на парапете. Она не могла ни сорваться вниз, ни ступить на твердую землю.

Джоанна Аполло перевела взгляд на другое окно, за которым царила кромешная темнота. Увидев, как это нервирует Иэна Зэкери, Джоанна улыбнулась.

Паранойя, старина.

Проще простого было разузнать его слабое место. Джоанна взглянула на ковер, на котором еще сохранились отметины на том месте, где раньше стоял его рабочий стол. Зэкери отодвинул его в сторону, чтобы не сидеть напротив темного окна. Но и это не принесло ему желаемого чувства безопасности. Следующий ход – огромный экран-ширма, который Зэкери повесил так, чтобы полностью отгородиться от окна и возможных наблюдателей, скрывающихся в темноте.

Чумовая оказалась весьма проницательной. Поймав взгляд доктора, она подняла большой палец. Джоанна не разобрала слов, которые произнесла девушка, но, кажется, это было что-то вроде: «Бей ниже пояса».

Заметив интерес Джоанны, Зэкери уставился на ширму, словно через нее мог видеть темное окно.

– Это кабинет Нидлмэна, моего продюсера. Ты что-то увидела?

– Пока нет.

Милая улыбка мгновенно слетела, но через секунду он овладел собой и повернулся к девушке-звукооператору, которая тотчас прекратила хлопать в ладоши.

– Чумовая? Ты опять напутала что-то с громкостью.

Девушка сжала кулак и показала ему средний палец, чтобы он знал, как она ценит его критику.

Зэкери сам подвинул нужный рычажок на панели управления, затем откинулся на спинку кресла.

– Я могу самостоятельно записывать шоу, звукооператор нужен в чисто развлекательных целях. Вы, должно быть, заметили, что она полоумная.

– Может, немного эксцентричная? – предположила Джоанна. Она чувствовала, что инстинкт выживания у девушки еще сохранился – хороший признак, но, безусловно, у Чумовой были серьезные проблемы. Неожиданно Джоанна улыбнулась, глядя на темное окно продюсерского кабинета. Иэн Зэкери нервно заерзал на стуле, он снова уставился на ширму, которая закрывала его от темного окна.

– Доктор Аполло, вы что, знаете Нидлмэна?

Хотя из кабины звукооператора не доносилось ни звука, Чумовая энергично кивнула головой и принялась кататься по полу в припадке гомерического смеха.

– Все знают Нидлмэна, – ответила Джоанна.

Рикер пригласил агента ФБР на второй допрос, который мог наконец решить дело. Они вошли в небольшую комнату, где не было зеркального окна, через которое можно было бы подсматривать за ними из соседней комнаты. Мэллори явно не ожидала увидеть Хеннеси. Ее не обрадовало то, что планы меняются, еепланы.

Псевдослепого в рыжем парике наконец доставили из «Бельвю», а его государственный защитник только что закончил читать результаты психологической экспертизы и с отвращением швырнул папку на стол. Хотя назначенный судом юрист был по-прежнему не удовлетворен тем, что его клиент имел право отказаться от защиты, и он сделал об этом заявление, теперь он бросил этого странного маленького человечка, содержащегося под арестом, и вышел из комнаты, улыбаясь про себя, радуясь, что долгий рабочий день наконец подошел к концу и он избавился от полоумного.

Виктор Пэтчок молча сидел, сложив руки на груди. Белую трость у него конфисковали, но он упрямо не хотел расставаться с париком и темными очками и также не желал снимать пальто «на случай, если придется быстро уходить».

– Никуда тебе не придется уходить и еще очень долго, – Мэллори сорвала с него темные очки. Пэтчок поднял руки, очевидно, ожидая удар в лицо. Его пальто распахнулось, обнажив на вороте рубашки свежие капли крови. Агент Хеннеси удивленно уставился на кровь.

Рикер и Янос одновременно повернулись к Мэллори.

Она уже была готова сказать свое фирменное: «Я этого не делала», как задержанный быстро запахнул пальто и произнес:

– У меня иногда идет кровь из носа от нервов.

Теперь, когда все обвинения в жестоком обращении с заключенным отпали сами собой, Мэллори снова потянулась к Пэтчоку. На этот раз ее молочно-белая рука с красными ногтями лишь прикоснулась к парику Виктора, но от неожиданности тот чуть не подскочил на стуле.

– Так откуда этот наряд, Виктор? – поинтересовалась Мэллори.

– Это идея доктора Аполло, – ответил Виктор Пэтчок. – Она сказала, что самое заметное никогда не вызывает подозрений, если вы понимаете, о чем я. До того, как она купила мне этот парик, я даже из комнаты боялся выйти.

– Так она вас лечила?

Задержанный кивнул:

– В качестве терапии я должен был пересилить себя и выйти из дома. Ну понимаете, это словно начинать жить заново. Так я стал следить за другими игроками. Макферсоном, Джоанной и…

– И Иэном Зэкери, – Мэллори дотронулась до его руки, отчего Пэтчок немного подпрыгнул. – Вот как ты узнал, что он будет на стоянке в ту ночь.

– Да. Понадобилось некоторое время, чтобы понять, что на его лимузине постоянно уезжает двойник. Но в конце концов до меня дошло, и я часто ходил за Зэкери на эту стоянку, – Виктор Пэтчок посмотрел на Рикера и коварно улыбнулся. – За тобой я тоже следил. Каждую ночь, когда вы с доктором Аполло ходили в какой-нибудь бар после работы. Ты меня никогда не замечал, правда? Конечно, нет, ты же глаз не сводил с доктора, – Виктор ткнул в него пальцем. – За эту женщину я бы убил. Помни это, негодяй, – теперь он перевел свой подозрительный взгляд на Мэллори.

– Виктор? – Рикер стукнул кулаком по столу, чтобы снова привлечь его внимание. – Что случилось в комнате присяжных? Почему вы все проголосовали «невиновен»?

– Энди, – ответил человек в рыжем парике. – Это все он.

– Энди Самптер? – удивился агент Хеннеси. – Присяжный?

– Тот, кого убили первым, – произнес Виктор Пэтчок.

Джоанна Аполло продолжала время от времени поглядывать на темное окно, это оказывало желаемое действие на Зэкери, но через секунду его самодовольная улыбка снова возвращалась.

– Вам многое нужно объяснить, доктор.

– Я знаю, – ответила Джоанна. – Будет легче все объяснить, если мы начнем с предварительного собеседования с присяжным заседателем для определения его компетентности, с подбора присяжных. Твои адвокаты затягивали процесс. Было полно времени на то, чтобы проверить биографию каждого заседателя.

– Подтасовка присяжных – не преступление, доктор. Это целое искусство.

– О да, согласна, – подтвердила Джоанна. – Просто тогда это казалось безумием. Твоим адвокатам дела не было до большинства из них, маленьких забитых людей, слишком робких, чтобы иметь собственное мнение. Таких брали без вопросов. Потом была еще я, горбунья, калека, такая уязвимая. Энди Самптер – вот, пожалуй, единственное исключение. Взрослый мужчина с эмоциональным уровнем развития ребенка и с фигурой тяжеловеса. Прокурору он понравился, не так ли? Энди сыграл роль ярого защитника правопорядка. Уверена, каждый его шаг был продиктован тобой.

– А вот этобыло бы преступлением, – несмотря на обвинения, улыбка Зэкери не потускнела. – Давайте оперировать фактами, доктор Аполло. А о ваших домыслах мы можем поговорить и позже.

– Энди проспал весь твой процесс. Это факт. Когда же мы удалились в комнату присяжных, чтобы принять решение, он вдруг оживился. Сначала все проголосовали «виновен». Все, кроме Энди. Судья требовал от нас единогласного решения и каждый день посылал нас в комнату, чтобы мы пришли к согласию. И с каждым днем голосов в поддержку Энди становилось все больше. Первых двух было легче всего уломать, им просто хотелось домой. Но остальные держались твердо, даже несмотря на то, что Энди сидел там, переводя взгляд с одного на другого и сжимал кулаки.

Виктор Пэтчок в сопровождении детектива Яноса отправился в туалет, заявив, что расшатанные нервы повлияли не только на его давление, но и на систему пищеварения.

Как только дверь за ним закрылась, агент Хеннеси оказался новым объектом допроса Мэллори. Она незаметно подошла сзади и теперь угрожающе возвышалась над ним.

– Давление на присяжных, – произнесла она. – Вот что расследовали федералы задолго допервого убийства. Это и привело Тимоти Кида в Чикаго после процесса. Он работал не над делом Косаря, – Мэллори не произнесла лишь: «Ты – обманщик!»

– Не может быть, – возразил Рикер вместо агента ФБР, который никак не мог оправиться от шока. – Не тот отдел. Тимоти Кид вычислял преступников, он работал с убийствами.

– Кид никогда не работал с убийствами, – покачала головой Мэллори. – Он был обыкновенным штатным агентом, как Хеннеси, здесь, в Нью-Йорке. Еще и ненормальным параноиком.

– Она права и нет, – вставил Хеннеси. Он обращался только к Рикеру, чей добрый взгляд больше располагал к откровениям. – Год назад у агента Кида случился нервный срыв, после чего его перевели на бумажную работу, где он возился с документами и разбирался с незначительными исками. Так однажды ему на глаза попался иск доктора Аполло, в котором говорилось о том, что на присяжных оказывается давление. Никто не принял это всерьез. Суд присяжных, который не выработал единого решения, мог привлечь внимание, но нельзя же подкупить всех присяжных, так ведь? В конце концов, вердикт был единогласным, так что иску доктора не дали ход, – Хеннеси метнул взгляд на Мэллори. – Вы ошиблись, – тут же он снова повернулся к Рикеру. – До тех пор, пока не произошло первое убийство, дела об оказании давления на присяжных не открывали. Хотя доктор Аполло посылала иски в местные, государственные, даже федеральные суды.

Рикер кивнул:

– А сумасшедший Тимоти Кид, единственный, поверил ей.

– Да, – подтвердил Хеннеси. – Агент Кид по собственной инициативе отправился в Чикаго для выяснения обстоятельств. Никакие преступления он не расследовал. А через несколько дней Косарь убил первого присяжного. На месте преступления, на стене, он начертил кровью: «1 – ПИШЕМ, 11 – В УМЕ». Об этой детали нам стало известно только после второго убийства. Потом вмешался Чикагский отдел ФБР и поместил оставшихся присяжных под свою защиту. Агент Кид разрывался между городами. Так что он и правда расследовал дело Косаря, но только в свое свободное время.

– Аргус не знал об этом, – сказал Рикер. – Он думал, что Кид приехал, чтобы контролировать его работу.

Разговор оборвался, как только дверь открылась и в комнату вернулись детектив Янос вместе с задержанным. Виктор Пэтчок сел и, поправив парик, продолжил рассказ о совещаниях присяжных.

– Однажды мы все вместе ужинали в ресторане вместе с судебным приставом. Я вышел в туалет, и вдруг, откуда ни возьмись, появился Энди, схватил меня за шиворот и припер к стенке. «Эллери-драйв, дом четыре», – шепотом сказал он. Это мой адрес. То есть мой бывший адрес.

– Но у нас никогда не было заявлений от тебя, – произнес Хеннеси. – Почему ты не поддержал иск доктора Аполло?

– Я единственная обратилась к судье, – сказала Джоанна Аполло. – Остальные присяжные меня не поддержали и отказались делать заявление. Судья поинтересовался, все ли со мной в порядке, может, сказалось напряжение от процесса, все эти камеры, репортеры. Ему самому, кажется, нравилось все это представление, он даже подкрашивался к заседанию. Для судьи было принципиально, чтобы вердикт был единогласным, поэтому он снова отправил меня к этим напуганным людям.

– И Энди Самптеру, – прибавил Зэкери. – Так вам было страшно?

– Я реагирую на запугивания, как и любой человек, – согласилась Джоанна. – Я разозлила Энди, и он этого не скрывал. Он просто сидел и смотрел на меня часами, ничего не говоря, только сжимая и разжимая кулаки, наверное, мечтал свернуть мне шею. Энди знал о моем иске – твоя работа.

– Я и близко не подходил к присяжным. Вы можете доказать обратное? Конечно, нет. А может, судья был прав, у вас шалят нервы, доктор?

– Вообще-то, это ты сегодня нервный, – Джоанна повернулась лицом к темной кабине. Как и следовало ожидать, Зэкери забеспокоился. – Я решила рассказать мою историю сегодня, потому что… – Она помедлила, вспоминая фразу Мэллори, – потому что не надеюсь остаться в живых до утра.

Рикер покачал головой:

– Так, Виктор, давай-ка разберемся. Джо пошла к судье, чтобы спасти ваши жалкие задницы, но никто из вас не поддержал ее?

– Да, – признался Виктор Пэтчок. – Тогда ее никто не поддержал. Энди был сумасшедшим. Нам приходилось иметь с ним дело восемь часов в день.

– Что произошло после того, как вы вынесли вердикт? – Спросил Рикер. – Кто-нибудь поддержал иск Джо?

– Нет. Когда убили Энди, я и думать забыл об этом иске. Уверен, остальные тоже. Знаете, Энди был таким типом, в общем, можно было ожидать, что он так кончит, с перерезанным горлом. Я не знал о послании, которое Косарь написал кровью на стене. Нам никто не сказал, что убийца угрожает остальным присяжным, все выяснилось гораздо позже.

Агент Хеннеси отвлекся от изучения бумаг о деле Косаря.

– Этим делом занималась чикагская полиция, когда у них еще были полномочия. Копы составили целый список людей, которые мечтали видеть Энди Самптера мертвым. Полиция пришла к выводу, что преступление было инсценировано под убийство в состоянии аффекта, чтобы подозрение не пало на ростовщика Энди.

– Значит, Энди нуждался в деньгах, – сделала вывод Мэллори. Денежные мотивы нравились ей больше всего.

– Энди был твоим самым преданным фанатом, – сказала Джоанна. – Но уверена, у него были и другие мотивы. Он делал все, чтобы добиться единогласного вердикта. Ты ему велел?

– Ну вот, снова обвинения. Повторяю, доктор Аполло, они безосновательны. И давайте не будем забывать, что вы тоже проголосовали «невиновен». Не хотите объяснить это? Потому что на сегодняшний день вас первую подозревают в оказании давления на присяжных. Кардинально изменить мнение своих коллег – это должно быть чертовски просто для психоаналитика. А Энди… Энди был всего лишь небольшим препятствием, запущенной опухолью на здоровом организме.

– Отличное описание. Значит, ты все-таки узнал его поближе.

Зэкери вздохнул:

– Все равно не поверю, что этому слабоумному удалось переубедить одиннадцать присяжных.

– Он запугал их. А ты посоветовал ему, как это сделать. Сам бы он ни за что не догадался. Энди уже готов был дать волю чувствам и покалечить кого-нибудь из нас.

– Но не покалечил. Ваша заслуга, доктор Аполло? От вас единственной поступил иск, очень интересно.

– Если бы обеих женщин-присяжных не убили, думаю, они могли бы меня поддержать. Женщине было бы проще признать, что случилось в той комнате.

– Вы так говорите, словно там имели место насильственные действия.

– Именно. В ванной, которая прилегала к комнате для присяжных, – сказала Джоанна. – Но ты и так знаешь, ты сам это спланировал.

– Это было похоже на насилие, – произнес Виктор Пэтчок. – Когда он ломал тебя, ты словно терял достоинство. Ни один мужчина в той комнате не желал признавать, что Энди подмял их под себя. Голоса менялись каждый день по одному, по два, пока, в конце концов, он не получил их все.

Хеннеси оторвал глаза от блокнота, в котором что-то быстро записывал:

– Но вы же сказали, что Энди никого не трогал?

– Ну… В общем, это был Макферсон. Бедняга Мак. Он вышел в туалет. Там две кабины, поэтому никто ничего не заподозрил, когда Энди пошел за ним. Потом Энди вломился к нему в кабинку, Мак опомниться не мог от шока, он не издал ни звука. Меня всегда удивляло, откуда Энди знал, что Мак не будет кричать, как женщина.

– Богатый опыт, – предположил Рикер, поняв, к чему ведет Пэтчок. – Возможно, он делал это раньше.

Виктор Пэтчок понурил голову.

– Энди заткнул ему рот грязным носовым платком, развернул его и поставил раком, так что бедняге Маку пришлось опереться о стену руками, чтобы не упасть. Он все никак не мог понять, что происходит, дурак, до тех пор, пока не услышал сзади звук расстегивающейся ширинки.

Человечек в рыжем парике зажмурился.

– В самой комнате мало что было слышно – неясное мычание, смех Энди и звук глухих ударов, когда его зад ударялся о стальную дверь кабинки, – Виктор Пэтчок принялся яростно стучать кулаком по столу, повторяя «трах, трах, трах».

– Потом Энди вышел из туалета с обычной ухмылкой на тупом лице. Макферсона не было еще минут двадцать. Когда он наконец вышел, дрожа, как осиновый лист, совершенно опустошенный и подавленный, он не мог поднять глаза, все смотрел в пол и силился не заплакать. А потом Мак все-таки заплакал тихо, просто слезы катились у него по щекам. Внизу, на штанах, была видна кровь. Все знали, что с ним произошло, и никто больше не заходил в туалет, кроме Энди. Позиция Макферсона по голосованию изменилась.

– Энди Самптер не был гомосексуалистом, – произнес Зэкери. – Этот человек платил алименты за троих детей.

– Насилие имело место, но не ради секса, – сказала Джоанна.

– Ох, феминистские штучки. Я знаю эту песенку. Насилие не ради секса, а ради власти. Так вы на это смотрите, доктор Аполло?

– Нет, – ответила Джоанна. – Я думаю, что в данном случае – ради денег. Или ты обещал Энди популярность? Твои фанаты пойдут на все ради нескольких минут в эфире.

– А может, Энди мешал только вам, доктор Аполло? Вы всегда держали ситуацию под контролем – в своих интервью это признали все присяжные. Якобы они следовали вашим указаниям.

– Я делала все возможное, чтобы Энди не вышел из себя. Любые проблемы у него решались кулаками, мне было нелегко удерживать его, чтобы он не покалечил кого-нибудь в комнате. Чтобы запугать присяжных, ты выбрал Энди, и сейчас мне уже кажется, что этот выбор не был удачным. Энди постоянно терял терпение, готовый, чуть что, кинуться на кого-нибудь с кулаками. Вот что получается, когда такие дилетанты, как ты, пытаются вообразить себя хорошими психологами.

– Но вы утверждаете, что этот одноклеточный идиот перевернул с ног на голову всю систему правосудия. Троглодит Энди сумел переубедить всех присяжных.

– Энди был балдой, – сказала Джоанна. – Но ты прав в одном: я во всем виновата. Не надо было удерживать его. В комнате находилось достаточно свидетелей. Пусть бы он взорвался, покалечил кого-нибудь. Тогда ты бы никогда не вышел из зала суда свободным человеком.

– А если бы не было единогласного решения, если бы вы вместе со всеми не проголосовали «невиновен», у Косаря бы не появилось повода убивать присяжных. Все эти люди были бы сейчас живы.

– Присяжные продолжали умирать один за другим, но доктор Аполло помогала нам, мне и Макферсону, – сказал Виктор Пэтчок. – Она все оплачивала, не давала нам раскиснуть, но потом…

– Что-то случилось, – подсказала Мэллори. – Что-то изменилось?

– Я понял, кто Косарь. Этот чертов адвокат, Фэрлем, выдал меня доктору Аполло. И на стоянке в ту ночь она уже поджидала меня. Отняла пистолет, но не успела остановить Макферсона, – Пэтчок повернулся к Рикеру. – Я ждал снаружи, а потом отправился за вами к полицейскому бару. Бедняга Мак, вы с Зэкери держали его в плену.

– Кто Косарь? – спросил агент Хеннеси.

– Он, – произнес Пэтчок и указал на Рикера. – Он преследовал Мака в ту ночь, шел за ним до самой стоянки. А потом, когда я ушел из бара, он ждал, пока Мак выйдет из туалета. Арестуйте его!

Рикер взглянул на Мэллори. Казалось, она даже не рассердилась на Пэтчока за то, что он расходует ее время. Рикер знал почему или, по крайней мере, думал, что знал. Но потом Мэллори удивила его.

Она положила руку на плечо Пэтчока, ее кроваво-красные ногти впились в него, пригвоздив к месту, напоминая, что он в ее власти.

– Ты что-то скрываешь, я знаю, – зловещим тоном произнесла Мэллори. – Очень глупо, Виктор. Со мной лучше не шутить.

– Мне нужно в туалет.

Когда дверь за маленьким человечком и его охранником закрылась, Хеннеси повернулся к полицейским, переводя взгляд с одного на другого.

– Думаете, хоть что-нибудь в этой истории правда?

– Насилие имело место, – произнес Рикер. – Это точно.

– Не может быть, – покачал головой Хеннеси. – Доктор Аполло не упоминала об этом в своем иске.

– Естественно, не упоминала, – согласился Рикер. – Кто бы ей поверил? Никто. В комнате находилось десять человек плюс судебный пристав за дверью. Нужно быть совсем идиотом, чтобы так рисковать. План настолько идеален, что кажется безумием.

– Насилие имело место, – повторила Мэллори. – Энди нужны были деньги, а некоторые люди готовы ради этого на все, – она повернулась к Рикеру. – Но Виктор все же солгал.

– Я слышала шум в туалете, – сказала Джоанна. – Остальные присяжные предпочли ничего не замечать. Тогда я решила позвать судебного пристава, но коридор оказался пуст – я сразу поняла, что ты подкупил его. Именно через него ты передавал Энди Самптеру свои указания. Ты не просто продумал эти насильственные действия, но и согласовал их с судебным приставом, чтобы в нужный момент его не оказалось в коридоре, – пока Джоанна говорила, она неотрывно смотрела на темное окно.

Даже девушка в ярко освещенной кабине звукооператора поверила. Она стояла, уставившись на стену, отделявшую ее от продюсерского кабинета, словно надеялась разглядеть, кто находится по другую сторону.

– Извините, доктор, – Зэкери поднялся со стула, обошел ширму и, подойдя к темному окну, прилепил на стекло маленький аппарат. Последовавшая вспышка на секунду осветила кабинет – там никого не было.

Зэкери вернулся на место, словно ничего и не произошло.

– Продолжайте, доктор Аполло. Кажется, вы говорили, я подкупил всех присяжных или что?

Джоанна взглянула на его самодовольное лицо: он снова наслаждался собой, какая жалость! Но это легко исправить.

– Тебе все равно придется ответить за давление на суд присяжных. И ты больше не сможешь быть звездой.

– Поговорим о вашихпреступлениях, доктор Аполло. После процесса я на протяжении месяца каждый день посылал вам розы. Уверен, вы догадываетесь, почему. У меня никогда не возникало сомнений, что единогласный вердикт в мою пользу – ваших рук дело. Вы сами признались, что удерживали Энди Самптера от того, чтобы покалечить кого-нибудь из присяжных. В том, что присяжные изменили мнение, виноваты только вы. Ах, да, и еще одно – вы же сами проголосовали «невиновен». Эти розы по праву принадлежат вам, доктор.

– Тебе придется ответить.

Зэкери улыбнулся и поднял руки.

– Ладно, сдаюсь, вызывайте полицию. Давайте проведем еще один процесс, все равно у вас нет доказательств.

– Ты не понял, – возразила Джоанна. – Я намекала на всех тех, кто мечтает о твоей смерти. У присяжных, на которых ты и твои фанаты устроили охоту, остались жены, мужья, дети, родители. Они остались жить и жаждут мщения. Вот твой новый суд, здесь и сейчас. Если мне поверят, тебе не жить.

– Минуточку, доктор Аполло. Если я правильно понял, вы призываете их убить меня?

Джоанна снова перевела взгляд на темное стекло продюсерского кабинета и замерла – то, что она увидела по другую сторону, заставило вздрогнуть. Какая жестокая насмешка. Трудно было представить себе что-то более изощренное.

Зэкери потянулся к ширме и сорвал ее, торопясь тоже посмотреть на темное окно. Белая простыня была растянута по всей длине окна, посередине виднелись два прорезанных отверстия – два темных зловещих глаза, и, хотя еще одного отверстия, для рта, не было, Джоанна представила на этом месте черную злую улыбку.

Когда Виктор Пэтчок вернулся из туалета, ему объяснили, что последний, видевший живого Макферсона, был федеральный агент, а не Рикер. Кажется, это его убедило. Агент Хеннеси вышел из комнаты, чтобы ответить на вызов с мобильного, и Мэллори, не желая терять зря время, продолжила допрос.

– Поговорим о парковке. Что вы двое задумывали в ту ночь?

– Мы с Макферсоном собирались как следует припугнуть Зэкери.

– У тебя в пистолете тоже были холостые патроны?

– Нет, я собирался по-настоящему пристрелить ублюдка. Боевымипулями. Я хотел, чтобы он почувствовал боль, чтобы ему и его чертовым фанатам стало больно. Ненавижу его! Ненавижу его больше, чем Косаря!

– Ты хотел отомстить, – произнесла Мэллори. – Это правда. Но ты соврал нам, Виктор. А я ведь тебя предупреждала. Ты сказал, что доктор Аполло последней изменила позицию по голосованию.

Пэтчок опустил глаза и кивнул, подтверждая это.

– Ты лжешь, – сказала Мэллори. – Глупое, никому не нужное вранье, – она протянула ему газетную вырезку. – Это интервью с одним из присяжных. Здесь сказано, что последним изменил позицию по голосованию мужчина. Значит, это не могла быть доктор Аполло, и я больше чем уверена, что это был не ты. Если соврешь еще хоть раз… – Мэллори остановилась, позволяя Пэтчоку додумать конец фразы.

– Это был Мак, – сдался он. – Он последним изменил позицию по голосованию.

– И это не его изнасиловали в туалете, – сказал Рикер. – А тебя.

– Нет! Это был не я!

– Врешь, – покачал головой Рикер. – В ту ночь на стоянке Макферсон хотел лишь припугнуть Зэкери, заставить его таким образом поплатиться. Но у тебя были другие планы, ты пришел с боевыми патронами. Ведь Энди Самптер был мертв, его убил Косарь, и ты не мог поквитаться с ним.

– И ты последовал за Иэном Зэкери, твоим косвенным насильником. Я предупреждала тебя, что не смел мне врать.

Рикер нагнулся к маленькому человечку:

– Ты хотел отстрелить ему яйца? Думал, что попадешь? В темноте?

Виктор Пэтчок задрал голову, уставившись в потолок. У него снова пошла носом кровь, и он попытался вытереть ее рукой, но только размазал по лицу.

– Я первым изменил позицию, проголосовал «невиновен». Я не был напуган, просто хотел поскорей уйти домой. Не знаю, почему Энди сделал это со мной. Почему? Я все равно уже поменял позицию, – он стер кровь с руки рукавом пальто. – Я маленький человек… Я знаю. Доктор Аполло продолжала настаивать на обвинительном приговоре. Оставалась только она и Макферсон. Но после… После того, как я вышел из туалета… Энди предложил проголосовать еще раз. Он стоял возле меня, положив руку на плечо, словно я был его подружкой, что-то в этом роде, и смотрел на доктора Аполло. Остальные, кроме, может быть, Мака, отводили глаза. Вы понимаете, о чем я…

– Значит, ты был заложником Энди, – подытожил Рикер. – Вот почему Джо проголосовала «невиновен».

– Он знал, где я живу, – ответил Виктор. – Даже если бы я выдвинул обвинение, кто бы мне поверил? Никто не поддержал доктора Аполло. Так на что мог надеяться я? Глупые ни о чем не догадывались, а умные никогда бы не осмелились идти против Энди.

– Кроме Джо и Макферсона, – сказал Рикер. – Ты мог бы…

– Ладно! Хорошо! И что тогда? Я человек маленький,а вы, копы, не можете продержать преступника в тюрьме и минуты. Энди бы тут же выпустили, и он бы…

Снова тебя изнасиловал?

– Итак, леди поменяла позицию ради тебя, – произнес Рикер. Как это похоже на Джо: желание прекратить чужие страдания, успокоить и прогнать страх.

– Доктор Аполло подчинилась Энди, – сказал Виктор. – За ней сдался и Мак, он не смог бы один противостоять всем остальным.

Рикер опустил глаза. За этим столом было достаточно виноватых, он и сам сожалел о многом, ведь часть ответственности за смерть Макферсона лежала на нем. Не стало благородного человека, а этот трусливый, маленький,как он сам выразился, человечек остался жить. Виктор Пэтчок наверняка станет знаменитым. СМИ сделают его символом американской системы правосудия, доказательством ее незыблемости и нерушимости. Но так ли это на самом деле?

Чумовая с отсутствующим видом смотрела на панель управления, где, не переставая, мигали лампочки телефонных вызовов. Она не решалась поднять трубку: это мог быть любопытный фанат, или разозленный директор радиостанции. Часы на стене неумолимо отсчитывали секунды без передышки, без устали. Девушка вывалила содержимое сумочки на стол и принялась копаться в созданном беспорядке в поисках способа защитить весь мир. И она нашла этот способ в бумажном пакетике с логотипом компьютерной фирмы.

Спасена!

Она смеялась, смеялась, пока из глаз не брызнули слезы, слезы такой острой радости, что просто невыносимо! Микрофон был выключен, и никто не слышал ее голоса. Девушка сжала кулаки, наполнила воздухом грудь и крикнула в пустоту: «Я буду знаменитой».

Хеннеси еще не вернулся, когда Мэллори решила продолжить допрос в другой комнате, с зеркалом на стене, через которое можно было следить за процессом из другого помещения. Рикер догадался, что она старалась для помощника окружного прокурора. Если он все еще находился в смежной комнате, то сможет увидеть, как быстро Мэллори закончит допрос и без давления заставит Пэтчока дать добровольные показания. Она придвинула к Виктору блокнот с желтой бумагой, и тот послушно принялся записывать все, что из него выжали на допросе в маленькой комнате. На его лице не осталось следов слез, а капли крови от носовых кровотечений были аккуратно стерты.

– Ничего не упусти, – Мэллори повернулась к зеркалу. – С этим все. Теперь поехали за доктором.

С другой стороны зеркала послышался немного язвительный голос Джека Коффи, он говорил в переговорное устройство.

– Ребята из Чикаго снова потеряли доктора Аполло.

– Не может быть! – Мэллори вскочила и уставилась в зеркальное окно на своего босса, который находился по другую сторону. – Все, что требовалось от этих идиотов, – просто…

– Это не проблема, – в дверях появился агент Хеннеси. Улыбаясь, он убрал сотовый в карман пиджака. – Мои ребята нашли ее. Она сейчас на шоу Иэна Зэкери. В здании радиостанции находятся наши люди. Как только шоу закончится, мы проведем арест по обвинению в оказании давления на суд присяжных.

Предательство.

Рикер тяжело опустил голову на руки. Он видел, как Мэллори резко обернулась к агенту ФБР, и решил не мешать ей разделываться со своей добычей. Хеннеси не так хорошо знал Мэллори, чтобы начать беспокоиться. Она подошла к нему и спросила, взвешивая каждое слово:

– Когда все это началось?

– Шеф моего бюро следит за шоу на протяжении двадцати минут. По его словам, леди отлично справляется. Скоро Зэкери арестуют, и он больше не сможет снабжать Косаря полезной информацией, – Хеннеси похлопал Виктора Пэтчока по плечу. – Теперь у нас есть подтверждение слов доктора Аполло, – он посмотрел на Мэллори и весело улыбнулся, словно это могло ему помочь. – Доктор и мистер Пэтчок возвращаются под защиту ФБР, нравится им это или нет. Теперь они – важные свидетели, – Хеннеси повернулся к Мэллори спиной – как глупо – и натолкнулся на Джека Коффи, который только что вошел в комнату.

Рикер отметил про себя необычайное спокойствие босса.

– Спасибо вам за помощь, лейтенант, – сказал агент Хеннеси. – Теперь это дело наше.

Мэллори неслышно приближалась к агенту сзади, но вдруг Рикер передумал и схватил ее за плечо, когда в воздухе уже блеснули кроваво-красные ногти, готовые впиться в свою жертву.

– Оставь его Коффи. Поверь мне, он знает, что делать, – шепнул он ей на ухо. Спокойствие лейтенанта убедило Рикера в его правоте.

Джек Коффи, широко улыбаясь, придвинул стул к столу.

– Хеннеси, есть кое-что, что твой босс, очевидно, забыл упомянуть. Это произошло несколько минут назад. Кто-то позвонил 911 и сообщил о вторжении на радиостанцию. Вызов приняли шесть патрульных копов. Агенты ФБР попытались не пустить их на этаж Иэна Зэкери, а полицейские, как ты знаешь, не подчиняются федералам, – лейтенант бесцеремонно положил ноги на стол, а агент ФБР весь сжался, очевидно, приготовившись к дурным известиям.

– Извини, Хеннеси, но, кажется, один из твоих ребят потерял немного крови. Хорошие новости: наш человек не сломал ему челюсть к чертям собачьим. Всего-навсего разбитая губа. Несколько швов, и будет как новенький. А что касается сообщения о вторжении, – Коффи пожал плечами. – Оказалось, ложная тревога.

Рикер бы скорее подумал, что Мэллори сделала этот липовый вызов, но у нее было алиби на этот временной промежуток. Видимо, лейтенант начал понемногу перенимать ее дурные привычки.

Джек Коффи повернулся к детективу Яносу:

– Патрульные, принявшие вызов, из другого участка. Свяжись с их сержантом. У них приказ держать этаж под контролем, большеот них ничего не требуется, проследи за этим. Я не хочу, чтобы они предпринимали какие-то действия, пока мы не будем готовы произвести задержание, – и наконец снова повернувшись к агенту, он не без удовольствия произнес: – Теперь это наше дело.

– У вас нет полномочий заниматься делом о давлении на суд присяжных, – возразил агент Хеннеси.

– О, все давно изменилось, – признался Коффи. – У нас самих есть пара статей, по которым мы хотим задержать Зэкери, – он перевел взгляд на Мэллори. – Ты разве ему не сказала? Извини, я лишил тебя такого удовольствия.

Хеннеси собрался было уйти с папками по делу Косаря под мышкой, но Рикер преградил ему путь.

– Не так быстро, приятель. У тебя уговор с Мэллори. Придется его выполнить, – Рикер опустил глаза на папки. – Лучше просто оставь все здесь.

Последующие полчаса голос доктора Аполло звучал в радиоприемниках по всему Нью-Йорку. В комнате для допросов тоже стоял небольшой приемник.

Рикер выключил звук и повернулся к зеркалу:

– Почему так долго не дают ордер на арест?

Голос Джека Коффи тут же ответил по громкой связи:

– Ищем судью, который не побоится Американского союза гражданских свобод. Уже скоро.

Содержимое папок с делом Косаря было разбросано по столу, но агент Хеннеси лишь молча взирал на это вторжение и барабанил пальцами – признак плохо скрываемого раздражения. Формально агента Хеннеси никто не держал, но огромная фигура детектива Яноса, преграждавшего выход, говорила об обратном.

Теперь агент был в руках Мэллори, которая понемногу начинала выпускать когти, заигрывая с добычей. Перечитав документы, она подняла глаза на Хеннеси:

– Значит, доктор Аполло всегда находилась в списке потенциальных жертв Косаря, – Мэллори скомкала листок. Агент Хеннеси зачарованно наблюдал за тем, как в ее ладонях мятая бумага постепенно превращалась в идеально круглый комок, спрессованный до размеров небольшого камешка.

– Это уничтожение государственных…

– Это полная чушь, – перебила Мэллори. – И ты знаешь. А теперь я хочу увидеть настоящие материалы. Личные заметки, которые так и не попали в базу данных. Сколько промашек ты удалил из компьютера, чтобы никто не узнал о них?

Хеннеси колебался слишком долго. Бумажный комок Мэллори просвистел у него над ухом и отскочил от противоположной стены.

– Если я отыщу все ваши промашки собственноручно, – произнесла она, – то придется присовокупить их к остальным промахам, которые вы уже допустили в этом деле. Я могу собрать пресс-конференцию, все главные каналы, радио, телевидение, в общем, будет весело.

Ее слова возымели магическое действие.

Хеннеси поднял с пола скомканный листок бумаги.

– Это не полная чушь. Когда убили агента Кида, доктор Аполло стала главной подозреваемой. В детстве у нее самой был опыт общения с психиатрами. Она проходила длительную терапию, когда была подростком. Ну и вдруг что-то пошло не так, и она могла просто сломаться. Такое случается. А может, это он сломался, и доктор убила его в результате самообороны. Но мы знаем, что Тимоти Кида убил не Косарь.

– Вы ошибаетесь, – произнес Рикер. – И вот еще одна ваша промашка, – он поднял глаза на своего напарника. – Какая по счету, а, Мэллори?

Но агент Хеннеси не собирался признавать свою ошибку. Когда он заговорил, его голос звучал очень твердо:

– Убийство Тимоти Кида не было похоже на остальные преступления, совершенные Косарем, ну кроме, может быть, одной детали, о которой упоминали газеты: орудием убийства послужил перочинный нож. Никакой косы, начертанной кровью, ни надписи на стене приемной доктора, ни записки во рту. И даже порез на горле был не такой глубокий, как обычно.

– Но потом убили бродягу тоже перочинным ножом, – вставила Мэллори. – И кто-то так же небрежно полоснул его по горлу.

– Да, – согласился агент. – Мы посчитали, что Зайца тоже убила доктор. Аргус все понимал по-своему. По его мнению, убийство Зайца означало, что Косарь следит за доктором Аполло.

Мэллори была уязвлена до глубины души, агент врал ей в глаза и при этом даже не притворялся.

– Вы знали,что обе жертвы приняли смерть от Косаря. К тому моменту Аргус уже давно следил за доктором. Он использовал ее в качестве наживки для Косаря. Точно так же он поступил и с Макферсоном: хотел поймать преступника на живца.

– Аргус не занимался делом Косаря, – возразил Хеннеси. – Его единственной задачей являлось обеспечение безопасности присяжных, и он облажался. Разговора о том, чтобы использовать присяжных в качестве наживки, не было и в помине. Расследованию помогали лучшие специалисты по изучению поведения преступников. И…

– И среди них не было ни одного дипломированного психолога, – кивнула Мэллори. – Если бы они не вмешивались, дело бы давно закрыли. Вы не ставили необходимый вопрос, с которого начинается любое расследование – кому это выгодно?

– Это не тот случай, – произнес Хеннеси.

– Как раз тот, – перебила Мэллори. – У вас ни черта не вышло, потому что вы пытались размышлять и делать выводы как психиатры, а доктор Аполло, единственная из вас, размышляла и делала выводы как полицейский.

По громкой связи раздался голос Джека Коффи:

– У нас есть ордер. Пошли!

Хеннеси поднялся, полагая, очевидно, что к нему это тоже относится.

В комнату вошел офицер и положил на стол перед Рикером внушительный инструмент с электрическим приводом.

– Достаточно мощная?

– Отлично, спасибо.

– Зачем тебе дрель? – поинтересовался Хеннеси.

Рикер воткнул вилку в розетку для проверки, работает или нет.

– Иэн Зэкери озабочен своей безопасностью. Дверь в его студию имеет безопасность мирового класса, металл толщиной семь сантиметров, электронный замок. Нельзя выломать, нельзя подобрать ключи, – Рикер включил дрель, и грянул оркестр взвода дантистов, явившихся прямо из ада. – Поэтому мы будем сверлить замок.

– Почему бы не сделать это хитрее? – сказал Хеннеси, наивно полагая, что в этой комнате у него было право слова. – Дождемся окончания шоу, позволим доктору доиграть его до конца и таким образом соберем побольше доказательств, записанных на пленку.

– Неудачная идея, – покачал головой Рикер. – Она заперта там с психом и убийцей, – он повернулся к зеркалу. – После вас, шеф.

– Иэн Зэкери не может быть Косарем, – возразил Хеннеси. – У него надежное алиби против убийства Тимоти Кида. Агенты наблюдали за его дверью круглосуточно.

– Разумеется, – с недобрым смехом сказала Мэллори. – Он никогда бы не проскользнул мимо вашихлюдей.

Мэллори смеялась редко, но Рикеру было радостно слышать ее смех. Он улыбнулся и последовал за ней к выходу. Хеннеси находился сзади, когда наткнулся на непреодолимое препятствие в лице детектива Яноса.

Бежевый «седан» Мэллори с ревом вывернул из-за угла и помчался по трассе. Машина зависла на двух колесах, и сердце Рикера успело ударить ровно четыре раза, прежде чем все четыре колеса снова оказались на земле. Сегодня Мэллори включила сирену и навесную мигалку, заранее предупреждая автолюбителей, чтобы уходили с ее полосы дороги.

– Это был отличный план, – сказала она. – Почти безупречный.

Рикер держал тяжелую дрель в одной руке.

– Ты же знаешь, Зэкери выйдет на свободу через час после ареста, – Рикер смотрел на пейзаж, с бешеной скоростью проносящийся за стеклом бежевой ракеты Мэллори.

– Обещаю тебе, мы его прищучим, – сказала она. – Но план все равно был хороший. Федералы всегда искали больного, злобного, соблюдающего законность негодяя, забившегося в темный угол. А вот он, голубчик, у всех на виду.

– И нам никогда не удастся завести на него дело. Он не сядет за убийство.

– Мы его накроем.

– На месте преступления, да? С Джо в качестве наживки.

– Она сама этого добивалась, – пожала плечами Мэллори.

Рикер включил радио и услышал голос Джо:

– Правильно ли я поступила? Нет. И я каждый день жалею о своих ошибках. Все те…

Мэллори протянула руку и убавила звук.

– Что, по-твоему, она сейчас делает? Она дразнит его. Но он не предпримет ничего сейчас, когда у него нет алиби. Возможно, он захочет использовать федералов, чтобы…

Машина резко остановилась у обочины, отчего Рикер чуть не ушиб голову о лобовое стекло. Его напарница рванула полу пиджака и уставилась на его пустую наплечную кобуру.

– Почему ты без оружия? – Мэллори впилась ногтями в его руку. – Твой пистолет, Рикер. Где он?

Только сейчас до него дошло, что Мэллори, несмотря на все ее предательства, не имела никакого отношения к пропаже его пистолета.

– Значит, это не ты взломала замок у меня в столе?

– Ну да, это была я. Но я не брала оружия.

Рикер закрыл глаза, он вспомнил тот разговор о мелкокалиберных пистолетах, которые и в подметки не годились его оружию.

– Господи, Джо! Эта чертова пушка должна быть у нее, – он протянул Мэллори дрель. – Она собирается пристрелить ублюдка, чтоб уж наверняка. Быстрее поднимайся наверх, я останусь здесь и прикрою выход.

Такого Мэллори не ожидала, не от Рикера, во всяком случае. Ее рука застыла на дверной ручке. Странно.Она не могла представить себе ситуацию, в которой Рикер захотел бы остаться на прикрытии, с пушкой или без. Мэллори больше не доверяла ему. Тем не менее, она открыла дверь. У нее не было иного выбора, как оставить его здесь. Там, наверху, в деле было замешано оружие, и только она знала об этом. Нельзя было терять ни минуты, пули летали слишком быстро. Мэллори отвела глаза и побежала к зданию.

Как только она исчезла в дверях, Рикер прыгнул на водительское сиденье и завел машину. Выехав на проспект, он включил радио и с ужасом убедился, что его догадка верна. Слова, обрезанные в конце одного куска пленки, повторялись в начале другого. Это означало лишь одно: у пульта сидел дилетант. Рикер взглянул в зеркало заднего вида, где постепенно исчезало из вида здание радиостанции.

При хорошем раскладе он мог выиграть десять минут. Мэллори скоро обнаружит, что ее обвели вокруг пальца. Рикер мчал машину к гостинице «Челси» и слушал голос Джо, заранее записанный на пленку. Этот голос дразнил убийцу, вызывал его на последний бой. Только так можно было истолковать ее намерения.

Вызывать подкрепление не было смысла – ни федеральной, ни местной полиции не понравятся намерения, которые Рикер имел по отношению к их важной свидетельнице, Джоанне Аполло. Рикер хотел взять ее в охапку, вырвать из рук украденный пистолет и сбежать с Джо в Мексику. Никакого багажа, просто Джо, живая и невредимая, – вот все, о чем он мечтал и в чем нуждался. Но сначала ему нужно вернуть собственное оружие, чтобы никто и никогда не смог подобраться к ней близко, даже Мэллори.

Глава 21

Полицейские в несколько раз превосходили численность агентов ФБР, которых без особых усилий вытеснили на другой этаж. Лейтенант Коффи с каменным выражением лица стоял перед дверью в студию Иэна Зэкери. От его торжествующей улыбки не осталось и следа. По словам Мэллори, в игре теперь было оружие, что круто меняло все правила. В узком коридоре толпились полицейские, но тишина стояла идеальная, слышно было только, как Мэллори нетерпеливо постукивает каблуком.

Специальный криминалистический отдел никогда не использовал низшие чины в качестве пушечного мяса. Все ждали, когда лейтенанту и его детективу принесут бронежилеты. Джек Коффи махнул рукой, призывая полицейских отойти подальше, в холл. Металлическая дверь студии, конечно, защитит от крупнокалиберной пули, а вот обычная стена – едва ли. В глубине души Мэллори сомневалась, что арест пройдет гладко. Она взяла с собой собственную дрель и теперь держала ее в руках, наподобие оружия. В другой руке у нее была схема соединений электронного замка.

Коффи покосился на электродрель:

– Ты уверена, что тебя не замкнет?

– Здесь нет электричества. В замке имеется собственный прерыватель цепи, – раздраженно ответила Мэллори. Ей пришлось изучать схему, а теперь еще надо отвечать на глупые вопросы. – Черт, жилеты должны были уже принести.

– Может, вообще не стоит высверливать этот замок? – Открыть дверь Иэна Зэкери можно было только с внутренней панели управления. Две другие двери, ведущие в кабину звукооператора и кабинет продюсера, открывались ключом, но кто-то залил замки клеем, который застыл так, что стал тверже стали. Целью своей первой атаки Мэллори решила выбрать дверь в студию, однако лейтенант все еще сомневался в правильности этого решения.

– По-моему, стоит попытать счастье с боковыми дверьми. Тогда Зэкери не услышит дрель. Тем более, что в кабинетах есть окна, выходящие прямо в студию.

– А стекло в них десять сантиметров толщиной. Непробиваемое, – Мэллори оторвалась от бумажек и бросила взгляд на залитый клеем замок. – Знаешь, почему замки испортили? Кто-то из них не хочет, чтобы им мешали, вероятно, доктор Аполло. Мы не можем больше ждать.

– Лейтенант? – Полицейский, следивший за радиоэфиром через наушники, подошел к ним и включил громкость – из приемника донеслись резкие звуки ударов и какая-то возня. – Похоже, он сейчас разнесет студию к чертовой матери.

Не дожидаясь приказа, Мэллори вставила дрель в замок, прекрасно понимая, что звук инструмента не останется незамеченным. Джек Коффи схватил ее за руку, прежде чем она успела нажать на кнопку и выдать их присутствие.

– Прикрой меня, – сказал он. – Я просверлю замок.

– Это моядрель, – Мэллори крепко держала ее обеими руками.

Лейтенант лишь молча смотрел на нее. Самое время показывать свой характер, малышка.Однако дрель и в самом деле была ее, как и дело, как и все это шоу, раз уж на то пошло. Джек Коффи отпустил ее руку. Отступив на шаг, он достал пистолет, чтобы прикрывать Мэллори. Он махнул полицейским отойти подальше.

– Готова, Мэллори? Давай!

Такого шума, казалось, не ожидал никто. От пронзительного скрежета металла, входящего в металл, дрожал каждый нерв, каждая клеточка тела. Зэкери и доктор Аполло уже поняли, что дверь взламывают, но в чьих руках окажется пистолет, когда они войдут в студию? Коффи прицелился, готовый пристрелить любого, кто возьмет Мэллори на мушку. Половина замка уже просверлена, смерть может оказаться лишь в нескольких секундах.

Детектив подняла глаза от работы:

– Нам никогда не закрыть дела, если ты убьешь главного свидетеля.

– Мэллори, напомни мне потом уволить твою жалкую задницу к чертовой матери, – Коффи повернулся на звук тяжелых шагов за спиной. Двое полицейских бежали по направлению к нему. Вместо запрошенных бронежилетов в руках у них были два огромных пуленепробиваемых щита.

Услышав собственный голос по радио, Джоанна Аполло вздрогнула. Она не ожидала, что Иэн Зэкери запустит пленку с ее интервью в эфир. Как она сразу не догадалась? Если он считал, что расследование на него никак не повлияет, то мог бы и не приходить сегодня.

Или он уже здесь?

Джоанна выключила радио и затаила дыхание. Гробовая тишина гостиной окутала ее, словно саваном. Что это? Какой-то шум в коридоре? Или она почувствовала чье-то присутствие там, за дверью, каким-то шестым чувством, достойным Гама и Тимоти Кида? Сегодня ей никто не помешает: агенты ФБР, ее охранники ищут везде, только не в номере ее гостиницы.

Никаких помех, никаких свидетелей.

С пистолетом в руках, Джоанна устроилась в кресле, уперев локти в подлокотники. Отдача от оружия Рикера будет больше, чем от маленького пистолета Виктора, а Джоанна не хотела, чтобы пистолет выпал из ее дрожащих рук, ведь одной пули может оказаться недостаточно. Выключив настольную лампу, единственный источник света в сумрачном номере, Джоанна увидела внизу, под дверью, тень ботинок. В дверь постучали. Как учтиво – и неожиданно.

– Не заперто, – крикнула Джоанна.

Дверь медленно открылась. Боже, ей следовало это предвидеть! Теперь Джоанна поняла свою ошибку. Иэн Зэкери должен гордиться своим актерским талантом. Его темный силуэт появился в освещенном сзади дверном проеме.

Джоанна тысячу раз представляла себе эту сцену, но в ее мыслях преступник яростно колотил в дверь, пытался выломать ее, чтобы страх парализовал Джоанну и не дал рассуждать трезво. Так представлял себе убийства присяжных Тимоти Кид. Но сегодня, в эту минуту, все было по-другому. О каких еще своих заблуждениях Джоанне предстоит узнать до рассвета?

Внезапно комната наполнилась ярким светом от люстры, ослепившим Джоанну. Зэкери щелкнул выключателем на стене.

– С твоего позволения, я бы зашел, – сказал он. Его голос звучал на удивление спокойно, даже обольстительно – еще один сюрприз. – Если застрелишь меня в коридоре, – произнес он, – полиция может не поверить в версию о самообороне.

Она вспомнила рассказы Рикера, когда только ее взяли в Компанию Нэда: «Промедление. Одна секунда промедления может стоить жизни».Джоанна, усвоившая урок, подняла пистолет. Она должна убить Иэна Зэкери. Сейчас.

Пистолет был очень тяжелым.

– Вот так уже лучше, – сказал он. – Теперь у тебя есть повод для убийства, и полиция тебе наверняка поверит, – Зэкери направился к ней, улыбаясь, почти смеясь над оружием в ее руках. Он едва удостоил пистолет взглядом. Остановившись в нескольких шагах от кресла, в котором сидела Джоанна, Зэкери развел руки, демонстрируя, что у него нет оружия. – Безоружен. Но я тут подумал, может, ты сунешь его мне в руку, когда убьешь меня? – Он опустил руки. – Может быть, сбегаешь в ночной магазин и купишь ножичек? Время у тебя есть? Продавец вряд ли запомнит горбунью, покупающую ночью перочинный нож.

Пистолет в руках Джоанны дрогнул, а палец скользнул на курок. Сейчас, когда Зэкери стоял так близко, он был такой прекрасной мишенью. Сердце колотилось, и слышался голос Тимоти Кида, который кричал: «Убей его! Убей! Убей!»

Но четкая схема действий уже была разрушена. Джоанна совсем не удивилась, когда Зэкери нагнулся к ней и просто взял пистолет из ее дрожащих рук.

– Все не так, как ты планировала, док? Слишком благородная, чтобы совершить убийство? Не представляешь, какого удовольствия ты себя лишила, – Зэкери направил дуло ей между глаз. – Как возбуждает, не правда ли? Получше секса.

Джоанна опустила глаза на руки, которые бесполезно лежали у нее на коленях, и приготовилась к выстрелу.

Рикер проскочил на красный свет, снова чудом избежав столкновения. Его взгляд постоянно обращался к зеркалу заднего вида, в котором он вот-вот ожидал увидеть мчащуюся за ним Мэллори. К этому моменту она уже должна была разобраться, что интервью Джо звучит по радио в записи. Шесть секунд у нее уйдет на то, чтобы угнать еще одну машину.

На перекрестке дорогу ему преградила длинная пожарная машина. Рикер резко затормозил, но было поздно – он врезался в машину, помяв крыло бежевого «седана» Мэллори. Он быстро переключил передачу и дал задний ход. Как раз в это время разозленный водитель пожарной машины вылез из кабины и направился к нему. К водителю тут же присоединилось еще несколько пожарных – они выскакивали из кузова, словно падали с неба, как десантники. Пожарные наступали тесной цепью, желая окружить его и взять живьем. Рикеру предстояла мучительная пытка заполнения протоколов в трех экземплярах. Значок полицейского не спас бы его. Но у Рикера не было времени на разбирательства.

Он вспомнил полезный прием Автошколы лихачей Мэллори и направил машину прямо на цепочку пожарных. Смельчаки чертовы, они не отступали до последнего момента, прежде чем отпрыгнуть в сторону. Через секунду маленький бежевый «седан» уже вылетел на пешеходную дорожку, чтобы объехать длинную красную машину. Пешеходы в ужасе кинулись в разные стороны: Рикер ясно дал понять: «С дороги или погибнешь».

Мэллори гордилась бы им.

– Если бы я хотел убить тебя, – произнес Иэн Зэкери, – я бы сделал это давным-давно. – Тебя ведь так легко найти, – он провел дулом пистолета по изгибу ее спины. – Такие узнаваемые очертания. Знаешь что, предлагаю сделку: твоя жизнь в обмен на жизнь Виктора Пэтчока, – Зэкери подошел к журнальному столику, взял телефон и принес трубку ей. – Позвони ему.

– И ты убьешь нас обоих.

– Нет, нет, нет, – он снисходительно улыбнулся и присел на корточки напротив Джоанны. – Последний присяжный, оставшийся в живых, берет на себя всю вину. Я думал, ты поняла это, доктор. Вот почему рядом с тобой умирали люди: сначала Тимоти Кид, потом бедняга Заяц. Когда полиция обнаружит Виктора, истекающего кровью на твоем ковре, у них будет достаточно доказательств, чтобы закрыть дело.

– И никаких свидетелей, чтобы подтвердить обвинение в давлении на суд присяжных, – Джоанна кивнула. Одному из двух оставшихся присяжных действительно придется умереть сегодня ночью. – Но если ты хотел сделать меня Косарем и если я умру… Все твое представление провалится?

– Ты все-таки понимаешь, – он наградил ее лучезарной улыбкой и похлопал по руке. – Умница. Да, в идеале должен быть еще один судебный процесс – твой. Длинное и нудное разбирательство. Но ты же у нас богатая, доктор Аполло, можешь позволить себе нанять лучших адвокатов страны. Готов поспорить, ты ни дня не проведешь за решеткой за эти убийства. Ты выкрутишься. Зная твои таланты, я в этом не сомневаюсь. Мы же в Америке.

– А потом? Все сначала?

– Да. Новый состав присяжных. Но на этот раз умрут все.

– А потом снова процесс? Мне интересно, где ты почерпнул все свои идеи, из комиксов? – Ну вот, она его разочаровала. Зэкери ожидал не такого ответа, но Джоанна знала, что он не убьет ее – пока. Сначала он должен переманить ее на свою сторону, сделать из нее верного и преданного фаната. Она была его зрителем и критиком. Аплодисментов – вот чего хотел Зэкери.

Он положил телефон ей на колени.

– Видишь, у меня полно причин сохранить тебе жизнь. Поэтому я сдержу слово, – он сунул трубку ей в руку. – Позвони Виктору Пэтчоку.

– Ты – знаменитость, – произнесла Джоанна. – Сколько человек внизу узнали тебя? Сколько человек видели, как ты садился в лифт?

– Сегодня мне не нужно алиби. Я планирую быть первым, кто обнаружит следующую жертву Косаря, – Зэкери достал карточку – ее старую визитку – и повернул ее, чтобы показать записку на обратной стороне. – Узнаешь свой почерк? Я взял это у агента Кида. Сообщение довольно пространное – никаких имен, дат, просто напоминание о том, что встреча перенесена с десяти часов на одиннадцать. Я скажу, что ты пригласила меня, заманила перспективой взять интервью у Виктора. А потом – Боже мой, какой кошмар – убила его прямо на моих глазах, – Зэкери взглянул на часы. – Уже почти одиннадцать.

– Я не знаю, где Виктор. – Она говорила правду. Джоанна так и не смогла разыскать его сегодня.

– Как жаль, – он достал из кармана маленький серебряный нож – блеснуло заточенное лезвие. – Этой штукой можно разделить волосок надвое. Острый, как бритва, – Зэкери улыбнулся наигранно печально. – Я соврал. Конечно, у меня есть оружие.

Он взял с ее колен телефон и поставил его на пол.

– Отлично. Можешь не звонить Виктору. Придется повеселиться с тобой, – Зэкери поднялся и отошел назад. – Так даже лучше. Поиграем немного в кошки-мышки. Вставай, – он поманил ее ножом. – Интересно, быстро ли бегают горбуньи?

Чумовая сидела за панелью управления Иэна Зэкери и, уткнувшись в микрофон, вела эфир.

– Итак, мальчики и девочки, они приближаются, – она выключила записанное интервью, чтобы секунда за секундой освещать для фанатов происходящее в студии, в которую кто-то готовился проникнуть, высверлив замок. – Так кто же это? Копы? Косарь? Оставайтесь с нами, – девушка захохотала так громко, что в динамиках раздался пронзительный треск, заглушивший даже звук дрели. Теперь девушка только истерически хихикала. – Ждите, пока не узнаете, когда откроется дверь и кто же наши дорогие гости. Ну вот они и пожаловали!

Последовала пауза – кажется, самый напряженный момент всего эфира, хотя Чумовая сделала ее ненамеренно. Дверь распахнулась, и у нее просто пропал дар речи, когда она увидела высокую блондинку с огромной дрелью в одной руке и шитом средневекового рыцаря в другой. Мэллори надвигалась с мрачной решимостью.

Можно ли было еще больше вывести эту женщину из себя?

«Вряд ли», – мелькнуло в голове у Чумовой.

Иэн Зэкери еще не был готов расстаться со своей аудиторией, по крайней мере, так решила Джоанна, наблюдая за тем, как он размахивал ножом, словно подчеркивая каждое слово.

– У тебя нет алиби ни на одно убийство присяжных, – сказал он. – Я проследил за этим. Бедняжка, проводила вечера в одиночестве. Потом Тимоти Кид скончался прямо в твоей приемной. А вот с Зайцем мне повезло. Я рассчитывал на то, что на твой след выведут показания жителей квартала. Я никак не ожидал, что именно ты найдешь тело.

Зэкери отвернулся, не принимая во внимание риск получить удар сзади. Подбив подушки, он уселся на диван и водрузил ноги на журнальный столик.

– Оказаться под судом за убийство – это еще не самое худшее, что может…

Его прервал резкий стук в дверь.

– Джо, это я! – Рикер забарабанил в дверь так, что казалось, вот-вот проломит ее. – Открой! Я знаю, что мой пистолет у тебя!

Зэкери это позабавило.

– Так пушка его? – Он достал оружие из кармана и с интересом стал разглядывать. – Ты украла пистолет у копа? – Зэкери одобрительно покачал головой. – Интересная вы женщина, доктор Аполло, – он махнул пистолетом в сторону двери. – Впусти его.

Джоанна улыбнулась, и ему это совсем не понравилось.

– Ты боишься Рикера, – произнесла она. – Только у тебя есть оружие, но сам ты никогда не осмелишься открыть дверь. Не хочешь приближаться к нему.

Стук в дверь не прекращался и даже стал еще громче.

– Надеялась, что он устанет и уйдет? – Зэкери ухватился за керамическую настольную лампу и повалил ее на пол. – Может, это привлечет его внимание?

Достигнув пола, лампа разбилась вдребезги.

– Джо! – Закричал Рикер и еще сильнее начал колотить в дверь.

Зэкери взвел курок.

– Я могу уложить его прямо отсюда, если хочешь. Впусти его, или я сейчас выстрелю.

– Это большой пистолет, – сказала Джоанна. – Мощный, – она встала между диваном и дверью, загородив Зэкери цель. За ее спиной раздавались яростные удары, но замок еще выдерживал. – Если повезет, можешь прикончить нас одной пулей. Но ты не рискнешь выстрелить в закрытую дверь. Нет, только не ты, помешанный на планировании каждой детали. А вдруг промажешь? Что тогда будет с твоими идеально выстроенными планами? Импровизировать – это не твое.

– Спорный вопрос, доктор. Только посмотри, что он творит с этой дверью.

Джоанна обернулась и увидела, как дерево постепенно поддавалось. Оставалось мало времени, она только успела открыть ящик шкафа, как дверь отлетела в сторону, и в прихожую ворвался Рикер. У него была всего секунда, чтобы увидеть свой пистолет в чужих руках, потом Джоанна с размаху оглушила его бутылкой вина.

Рикер упал.

Пока в студии находилась полиция, Чумовой пришлось прерваться на рекламу. Она не отрывала взгляд от Мэллори, которая, по всей видимости, не была частным детективом Зэка.

Один из копов вынес дрель в коридор и опустился на колени перед дверью в кабинет продюсера. В самой студии двое полицейских стояли перед темным пуленепробиваемым стеклом, любуясь белой простыней, натянутой на окно. На привидение из мультфильма это похоже не было, две черные дырки, подразумевающие глаза, внушали жуть. На толстом стекле были видны царапины, но окно осталось цело, рядом валялся сломанный стул.

Детектив Мэллори подошла к пульту управления, она двигалась по комнате, словно ураган, набирающий обороты. И ей нужно было объяснение. Сейчас же.

– Это Зэк сделал, – выпалила Чумовая, опасаясь, что Мэллори ударит ее ногой по лицу. – Он ушел еще до начала шоу, – она специально подозрительно покосилась на темное окно кабинета продюсера. – По крайней мере, я думаю,что Зэк ушел.

Переиграла?Да, должно быть, потому что блондинка уперла одну руку в бок, а в другой, словно пушинку, вертела дрель.

– Я пустила в эфир записанные интервью. Надо же как-то заполнять время, а то можно и работы лишиться. Как вам нравится мое шоу?

Дрель отлетела на пол. Блондинка из полиции оперлась обеими руками на панель управления и наклонилась к Чумовой, давая понять, что продолжать испытывать ее терпение опасно.

– Эй, леди, что тут произошло? – поспешил вмешаться лейтенант Коффи.

– Я уверена, что Зэк хотел убить Нидлмэна.

– Продюсера? – Коффи повернулся к стеклу, на котором висела белая простыня. – Он сейчас там?

– Кто знает… Дверь Нидлмэна всегда заперта, – ответила Чумовая. – Так что Зэк попытался разбить пуленепробиваемое стекло. Да у него просто крыша съехала, вы бы видели! Он знал, что стекло не разбить. Все равно стоял с красной рожей и долбил. Потом извлек старые интервью в записи и хлопнул дверью. Но больше всего мне понравилось интервью, которое он сделал сегодня вечером. Когда он ушел, я поменяла…

– Заткнись, – сказала детектив Мэллори.

– Когда Зэкери ушел, у него было оружие? – Голос лейтенанта звучал вежливее, но не намного.

– Да нет. Вроде нет, я не видела. Но на вашем месте я бы не была ни в чем уверена. Я хочу сказать, только посмотрите, что он сделал со стулом, – она взглянула на белую простыню, закрывавшую окно продюсера. – Зэк, возможно, там. Если вы его убьете, я смогу закончить шоу?

Иэн Зэкери стоял над неподвижным телом Рикера.

– Что ж, это все облегчает. Он мертв?

– Я врач, – Джоанна опустилась на колени, проверяя состояние Рикера – все было в порядке. – Я знаю, куда бить, – от стекла у Рикера было несколько царапин на затылке, из которых шла кровь. Рука Джоанны испачкалась в крови.

Зэкери выглянул в коридор.

– Обожаю этот город. Все берегут свои задницы, никто не хочет вмешиваться. Эх, Нью-Йорк, Нью-Йорк!

– Может быть, они просто не слышат. Стены очень толстые, как в квартире Рикера. Я знаю, что ты сделал, это было ошибкой. Он и понятия не имел, что ты Косарь.

– Ты о холостых патронах? Да, план был какой-то бесполезный, зато как весело! Он действительно упал в обморок.

Джоанна покачала головой:

– Он напугал тебя, ведь так? Рикер застал тебя врасплох той ночью, но на неготы бы не рискнул броситься с ножом. Поэтому ты схватил первое, что попалось тебе под руку – пистолет Мака, заряженный холостыми. Ты этого не планировал, Зэкери, это было очередной твоей ошибкой.

Джоанна подняла на него глаза, как раз вовремя, чтобы заметить, как с его лица сошла самодовольная улыбка. Она посмотрела на кровь Рикера у себя на руке.

– Но у тебя еще есть шанс уйти, – произнесла Джоанна. – Мои отпечатки найдут на бутылке, которой его оглушили.

– Он видел, как я целился в него.

– Это не проблема. От удара в памяти пропадают последние десять-двадцать минут, а Рикер видел тебя всего лишь секунду. Но даже если он вспомнит, что из этого? Он знает, что это я украла его пистолет. Ты можешь сказать, что отнял оружие у меня и спас Рикера от Косаря, то есть от меня.Разве непонятно? Чтобы закрыть дело, не нужна еще одна смерть. Просто возьми телефон и набери 911. Они быстрее поверят в эту историю, если позвонишь ты.

– Браво, доктор. Ты права, твой маленький план может сработать. Но тогда остается Виктор Пэтчок. С ним как быть?

– Если он выступит в качестве свидетеля на процессе, ему никто не поверит.

Но Зэкери ее больше не слушал. Его глаза загорелись какой-то новой идеей.

– Теперь у тебя есть альтернатива куда поинтересней, – он направил пистолет на Рикера. – Я убью его, или ты приведешь сюда Виктора Пэтчока. Выбирай, – Зэкери водил пистолетом то в одну, то в другую сторону. – Кто останется жив? Кто умрет? Тебе решать.

– Я подумаю об этом, – кивнула Джоанна, словно жизнь Рикера ничего для нее не значила. Она поднялась с пола, все еще сжимая в руке бутылку. – Но сначала я пойду вымою руки, а потом налью себе чего-нибудь выпить, – Джоанна направилась к ванной, изо всех сил борясь с желанием обернуться, взглянуть на Рикера, посмотреть, куда сейчас направлено дуло пистолета.

– Стоп! Это я буду говорить, что ты будешь делать и когда.

– Тогда застрели меня, – Джоанна развернулась и посмотрела ему в глаза. – Не можешь, да? Пистолет – это ведь не в стиле Косаря, – она сделала шаг навстречу Зэкери и подняла бутылку, словно напоминая ему, что только что уложила мужчину крупнее и гораздо опытнее его. – Как ты расцениваешь свои шансы с твоим крошечным ножом теперь? Как я уже сказала, Зэкери, у тебя не получается импровизировать. Вот еще одно упущение в твоем идеальном плане – помнишь визитку, которую ты мне показал? Так вот, записку писала мой секретарь, – солгала Джоанна. – Я не видела эту женщину после того, как убили Тимоти. Ты все еще хочешь, чтобы полиция нашла у тебя эту карточку? Не думаю. Так вот, пока ты будешь сжигать эту улику, я вымою руки, – крепко сжимая бутылку в руке, Джоанна оставила его стоять в гостиной, а сама исчезла в ванной и закрыла дверь.

– Нет, вы не поняли, я сказала, что Зэк может быть там, – Чумовая уставилась на открытую дверь в кабинет продюсера. – Он очень хотел туда попасть.

– Но ты залила замки клеем, – сказала Мэллори.

– Ну да, на случай, если он окажется там. Он ведь сумасшедший, знаете ли…

– И ты не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что сегодня шоу ведешь ты, – Мэллори исследовала кабинет и, указав на белую простыню, спросила: – Твоя работа?

– Как, если кабинет всегда заперт?

– Но у тебя ведь есть ключ, верно?

На лице девушки появилась туманная улыбка, она попятилась к двери в студию:

– Рекламная пауза закончилась, мне нужно возвращаться в эфир. Теперь это мое шоу.

– Минуточку, – Джек Коффи преградил ей путь. – Где нам найти Нидлмэна?

– Скорее всего дома, в кровати. Завтра в школу.

Мэллори склонилась над девушкой, смерив ее таким взглядом, который бы любой истолковал как – или объяснись сейчас же, или быть беде.

Чумовая поспешила объяснить, что Нидлмэн – это племянник директора радиостанции.

– Ему всего четырнадцать.

– Мошенничество, – произнесла Мэллори. – Значит, директор получает двойную зарплату.

– Чур, я вам этого не говорила.

– Скажи лучше, как ты узнала, – спросил Коффи.

– Ну директор радиостанции уходит домой в шесть. Мне поручили отпирать кабинет после ухода Зэка, потому что утром туда приходят настоящие продюсеры. Мне сказали, это шутка, просто так, чтобы пощекотать недоумку нервы. Меня это устраивало, но я не поверила. Если все и правда было так, почему бы тогда просто не дать остальным продюсерам ключи от кабинета?

Лейтенант Коффи повернулся к Мэллори. Он выглядел несколько самодовольным, когда произнес:

– Отличная логика. Я мог бы взять девушку на работу вместотебя. – Чумовая уловила в его голосе интерес, и теперь его рука похлопывала ее по плечу. – Продолжай, детка. Расскажи нам, как ты обнаружила, что директор жульничает.

– Пришлось нажать на бухгалтера, бедняге скоро стукнет лет двести. Директор отстегивает ему немного от своей доли. В общем, он сознался.

Мэллори не видела разочарования на лице лейтенанта, ее отвлекла женщина-полицейский, которая сообщила ей новость. Через секунду Мэллори уже неслась вниз по коридору. Лейтенант Коффи повернулся к офицеру:

– Что вы ей сказали?

– Передала сообщение от детектива Яноса, – ответила женщина-полицейский. – Ее машину угнали. Пожарники запомнили номер автомобиля, врезавшегося в их пожарную машину. Они видели, как угонщик помчался на юг.

Джоанна стояла над раковиной, глядя на крошечный цветок, который Рикер нарисовал у нее на ладони, очный цвет. Она смыла его вместе с его кровью.

Выйдя из ванной, Джоанна направилась на кухню, достала бокал и открыла ящик. Зэкери поспешил на шум. Когда она наконец нащупала штопор, Зэкери уже стоял возле нее.

Хотя дуло пистолета смотрело прямо ей в затылок, Джоанна оставалась на удивление спокойной.

– Извини, – произнесла она ровным голосом, – выглядит немного опасно, да? – она повертела в руках штопор, изучая его изогнутую спираль. – Такой острый, – Джоанна прошла мимо Зэкери, словно и не было никакого пистолета. Присев на кресло, она принялась вытаскивать пробку из бутылки. – Твой план разваливается, – штопор легко вошел в пробку, Джоанна вкручивала его глубже. – Ты, наверное, спрашиваешь себя, что еще сделал не так?

Только сейчас Джоанна заметила, что ее рабочая сумка лежит открытая возле дивана.

Зэкери надел перчатку на одну руку, достал тряпку и протер пистолет Рикера.

– А как тебе мой новыйплан, моя импровизация? Сначала я застрелю тебя в голову. Видишь, я довольно легко подстраиваюсь под обстоятельства. Потом я всуну пистолет в твою мертвую руку и застрелю беднягу Рикера прямо в сердце, – Зэкери помахал рукой в перчатке. – Когда приедет полиция, на оружии найдут только твои отпечатки. Убийство и самоубийство – ясно как день. Все отлично сходится, учитывая твое чувство вины из-за убитых присяжных.

– Ты все усложняешь, – ответила Джоанна, вытаскивая штопор. – И снова делаешь ошибки, – она извлекла пробку. – Я смыла кровь Рикера с бутылки. Надеюсь, ты не возражаешь, что я так распоряжаюсь твоими уликами.

Зэкери потянулся через весь стол и выхватил бутылку у нее из рук.

– Не переживай, на этикетке еще осталась кровь, думаю, этого будет достаточно, чтобы полиция пошла в нужном направлении. Интересно, насколько они тупы? Кстати, доктор, у тебя хороший вкус. Последний раз, когда я видел эту марку вина…

– Ты видел эту марку в тот раз, когда встретился с Тимоти в магазине. Ты решил, что он узнал в тебе Косаря. И поэтому ты его убил, – Джоанна мягко улыбнулась. – Этого твой идеальный план уж точно не предусматривал. Ты убил его, потому что запаниковал. Совершая еще одно преступление, ты идешь на риск. И так уже столько всего запорол.

– Лучше не зли меня, – Зэкери направил пушку ей в лицо.

– И не собиралась. Это симптом психологического состояния под названием стокгольмский синдром.

– Заложники помогают похитителям, – он кивнул. – Только не вижу…

– Заложники не просто помогают, они сотрудничают с похитителями. Понимаешь, в их интересах помочь похитителю получить то, что он хочет, чтобы остаться в живых. Именно поэтому я собираюсь помочь тебе устранить твои ошибки вроде той, с визиткой.

– Нет, ты просто пытаешься выиграть время. Ждешь подкрепления? Неужели ты действительно считаешь, что Рикер сказал остальным копам, что какая-то женщина украла у него пушку? Бред. Никто не спешит к тебе на помощь. Пришло время принять решение, доктор Аполло, – Зэкери пошел на кухню и взял бокал. Возвращаясь в гостиную, он остановился возле тела Рикера и легонько толкнул его, потом налил вина в бокал Джоанны и свой.

– Ты уверен, что хочешь пить это?

– С ума сошла? – Зэкери поднял вверх бутылку. – Урожай этого года сейчас уже нигде не найти.

Что ж, вполне возможно. После того, как Джоанна собрала свою коллекцию, такого вина могло больше и не остаться.

– А что, если вино отравлено?

Его бокал застыл в воздухе, лицо окаменело.

– Ты не уверен, да? Потерял контроль над ситуацией? – Джоанна отпила из своего бокала и выдавила из себя улыбку, надеясь, что она получится в стиле Мэллори.

Как ни странно, Зэкери нашел это убедительным, он с жадностью припал к бокалу.

– Все еще надеешься уговорить меня?

Джоанна кивнула и сделала глоток вина. Он тоже отпил.

– Как я и запомнил его – фантастический вкус, – Зэкери бросил взгляд на Рикера. – Не повезло. На самом деле этот человек мне нравился.

– Он жив, – сказала Джоанна.

– Но скоро умрет, доктор. И все из-за тебя. Вообще все эти убийства из-за тебя. Если бы только ты склонила тогда присяжных на свою сторону, у тебя был шанс. Если бы ты проголосовала «виновен», моему плану не суждено было бы осуществиться. Теперь ты это понимаешь, верно? Ты во всем виновата. А теперь бедняжке Рикеру придется умереть.

– Ты все слишком усложняешь. Из-за этого тебя и схватят.

– Все равно ты этого не узнаешь, доктор. Потому что будешь мертва. Или… один звоночек Виктору Пэтчоку, и, так и быть, я подарю тебе жизнь, – Зэкери внимательно разглядывал этикетку на бутылке. – Так это Тимоти Кид сказал тебе про вино? В ту ночь, в магазине, он следил за мной?

Джоанна отхлебнула немного вина.

– Эти вопросы сводили тебя с ума, не так ли? Как Тимоти Кид мог узнать тебя? Что ты сделал не так?

– Он нашел меня недалеко от места преступления.

– Вот и нет. Тогда тело еще не нашли. Нет, самое странное было в том, что тыузнал его.Все так просто: после ты приходил на место своего преступления, это было частью маленького шоу, да? Снующие туда-сюда полицейские, обезумевшие от жажды сенсаций телевизионщики. Поэтому ты знал, что Тимоти Кид из ФБР. Извини, я отклонилась от темы. Конечно, он тебя узнал. Твое лицо каждый день показывали в новостях. Но удивило его другое: почему ты, человек, которого он видел впервые в жизни, был так взволнован встречей с ним, а через несколько секунд вдруг испарился. Для любого параноика такие действия говорят сами за себя. В тот вечер Тимоти лишь что-то заподозрил, но когда на следующий день убили еще одного присяжного, он…

– Все еще тянешь время? Ты что, думаешь, что за тобой приедет спасательная бригада? Очень странно, похоже, что в своем желании спасти весь мир ты одинока, – Зэкери зевнул. – Давай поскорей закончим с этим, ладно? – Он направил пистолет ей в лицо.

– На самом деле я как раз собиралась сделать тебе комплимент.

Джоанна знала, что Зэкери опустит пистолет.

– Идея была блестящая, – сказала она. – И ты почти осуществил ее – тебе чуть не удалось развалить судебную систему.

– Надо признать, не без помощи Союза гражданских свобод.

– Да, очень мило, – Джоанна смотрела, как поднимается и опускается грудь Рикера – это ее успокаивало.

– Не обязательно убивать его, доктор. Выбирай: Рикер или Виктор, – Зэкери понадобилась свободная рука, и он некоторое время колебался, какую освободить: ту, что держала пистолет или бокал. Наконец, решившись, Зэкери положил пистолет на диван и налил себе еще вина. – Может, я зря тебя тороплю. Из всех моих жертв только с тобой интересно беседовать.

– А как же мой друг Тимоти?

– О, скука смертная. Хотя, честно сказать, когда ты сидишь с перерезанной глоткой и истекаешь кровью, тут уж не до бесед, – Зэкери поднял стакан и вдруг выпустил его из рук. На его лице было написано удивление: пальцы не хотели подчиняться. Вино вылилось на диван и расползлось огромным красным пятном.

Это напомнило Джоанне ее приемную и кресло, насквозь пропитанное кровью Тимоти.

– Кажется, я набрался, – глупо улыбнулся Зэкери.

– Нет, это не от этого, – Джоанна покачала головой и посмотрела на свой бокал. – Такое плохое вино. Ни ты, ни Тимоти совсем не разбираетесь в вине – в этом вы с ним похожи. Думаю, мои химикаты даже несколько улучшили вкус.

Зэкери с трудом мог держать глаза открытыми. На его щеках появился румянец, было трудно сфокусировать взгляд. Только сейчас он понемногу начал осознавать, что она сделала. Зэкери сделал неловкую попытку подняться. Паника только все усугубляла.

– Ты всыпала что-то в вино и опоила меня, – его рука потянулась к пистолету, но поднять его не могла. – Ты дала мне снотворное.

– Я размышляла над таким способом, – произнесла Джоанна. – Я уже давно принимаю снотворные и привыкла к ним, но твоя масса тела крупнее. Поэтому я не могла рассчитывать на то, что продержусь дольше тебя. Ты мог проснуться первым. Нет, я не усыпила тебя… Я убила тебя. Впрыснула в бутылку яд шприцем через пробку. Простые планы срабатывают лучше всего.

– Но ты ведь тоже пила…

– Я убила нас обоих. Другого выхода не было, – Джоанна сидела тихо, смиряясь с последними минутами жизни Тимоти Кида, переживая их вместе с ним. Еще какое-то время она могла дышать, жить.

Чем больше Иэн Зэкери дергался, тем быстрее умирал. Красное пятно от вина расползалось по дивану, точно кровь Тимоти. Она не готовила подобную картину осуществления правосудия. Так далеко она не задумывалась, иначе упала бы в обморок, когда воткнула шприц с ядом в пробку.

Голова Зэкери склонилась набок, и он уставился на Джоанну с немым вопросом на лице. От мышечного спазма, предвестника и ее смерти, тело Зэкери внезапно напряглось. Затем его несколько раз тряхнуло, и он замер. Его не стало.

Джоанна осталась одна.

Когда она почувствовала, как земля уплывает из-под ног, вместо ожидаемой эйфории пришла паника. Джоанна Аполло, склонная к суициду, жалела о потерянной жизни, неотвратимо погружаясь в неизвестность. Словно прыжок с обрыва – ты знаешь, что уже не вернуться на кручу и просто отдаешься свободному полету. Как жесток этот долгий спуск из благодати, столько времени для сожаления!

Наступил последний спазм, и бокал выпал у нее из рук. Тело приготовилось к смерти, и только, из последних сил цепляясь за уходящую жизнь, не хотело умирать сожаление.

Из раны на затылке Рикера шла кровь – признак, того, что он был жив. Мэллори держала руку на его пульсе, пока звонила 911:

– Полицейский ранен, – сообщила она, зная, что тогда они приведут лучших врачей.

Отпустив его руку, которая тут же беспомощно упала на пол, Мэллори поднялась с пола и прошлась по комнате, осматривая новое место преступления, которое принадлежало ей одной. Кровь Рикера на бутылке вина, его украденный пистолет в руке Зэкери. Значит, доктор проиграла ему пистолет, не успев даже выстрелить, что ж, вполне предсказуемо. Перочинный нож, орудие Косаря, лежал у ног Зэкери – одно дело закрыто. Что еще? Пятно от пролитого вина, разбитое стекло возле кресла доктора. Никаких видимых ранений, все понятно – яд. Убийство и самоубийство.

Нет, не все так просто. Было несколько деталей, которые бросались в глаза.

И вдруг вся сцена предстала перед Мэллори в истинном свете. Ее уверенность вдребезги разбилась о правду и собственную ошибку: она недооценила чувства, которые доктор испытывала к Рикеру.

Рикер застонал, и Мэллори обернулась к нему. Все свидетельствовало о том, что он скоро очнется: едва уловимые сокращения мышц лица, подергивание конечностей. Чтобы предотвратить ужасную сцену, Мэллори поспешила выключить свет; когда Рикер откроет глаза, он не должен увидеть перед собой бледное застывшее лицо Джоанны Аполло.

Вытащив его тело в коридор, детектив вернулась разобраться с местом преступления: кое-что надо было изменить. Мэллори собиралась совершить то, что согласно ее внутренним законам полицейского, считалось предательством.

Она не могла удалить с места преступления украденный пистолет Рикера: Джек Коффи знал, кто его взял, он захочет увидеть его в списке предметов, найденных в гостиничном номере. Тогда Мэллори решила спрятать оружие в шкафу. Теперь стало менее очевидно, что самоубийство было второй альтернативой доктора Аполло. Затем одной рукой Мэллори вытерла лицо женщины, определенно любившей жизнь и оставившей неопровержимое доказательство этому – мокрое от слез лицо.

Мэллори стерла все следы слез.

Рикер никогда не узнает и не станет винить себя.

Когда приехала скорая, Мэллори стояла на коленях возле Рикера, поддерживая его голову, обнимая.

– Все отлично, все просто замечательно, – говорила она, врала ему прямо в глаза.

Эпилог

– Проводы усопшего кота, – отец Рикера покачал головой, озадаченный тем, что его пригласили по такому нелепому поводу. Старик был первым гостем. Настоящие друзья Гама придут позже поглядеть на останки, может быть, смачно плюнуть и удостовериться, что это исчадье ада навсегда ушло из их жизни. Миссис Ортега, будучи неисправимым скептиком, предпочла бы увидеть тело, но урна с прахом – тоже неплохо.

– За великого задиру! – Рикер поднял банку с пивом.

С тех пор, как умерла Джо, кот постепенно угасал, день за днем, месяц за месяцем. Старость и печаль взяли свое, но Гам все-таки дал последний бой, отличный бой, по мнению Рикера. На каминной полке стояла урна с его прахом, а у Рикера на коже все еще оставались глубокие царапины – следы последнего нападения кота. Рикер сам виноват, хотел приласкать умирающее животное у себя на груди, но эту часть истории ни к чему знать остальным.

Отца Рикер пригласил по другому поводу. Оставалось уточнить одну деталь, которая мучила его с тех пор, как не стало Джо. Без лишних вопросов его старик занялся организацией похорон, за что Рикер был ему глубоко признателен. Если бы он сам занялся этим, результат оказался бы весьма плачевным – пара-тройка соболезнующих в заднем ряду крошечной церкви. Отец же, припомнив все одолжения, которые делал людям, пригласил целую толпу полицейских на отпевание в собор. Об этом знаменательном событии писали на первой полосе «Нью-Йорк Таймс». Как же влиятелен был старик! Даже высший комсостав явился на похороны в парадной синей форме, чтобы отдать долг уважения неизвестной даме.

Рикеру было трудно задать мучивший его вопрос, ведь отец и сын так редко разговаривали. И, тем не менее, это надо было сделать. Откуда он мог знать, как много эта женщина значила для Рикера. Откуда? Ведь он не успел поведать о том даже самой Джо.

Ответ отца был, как всегда, лаконичен:

– Я прочел твой рапорт и полицейский отчет. Там все сказано. – Старик сердито посмотрел на сына. Зачем тратить время на пустые слова? Уж его собственный сын, как никто другой, должен знать, что словоблудие не в его характере. Все это было написано у старика на лице. Лишних слов он не тратил.

– Этого недостаточно, отец, – Рикер допил пиво и смял банку в кулаке, чтобы старик понял, что он не шутит. – Почему ты сделал все это для женщины, которую ни разу не встречал?

– Я же сказал.Все это было в отчетах, в ее отпечатках. Когда она оглушила тебя бутылкой… в общем… эта женщина сделала… – Отец замолчал, не привыкший так много говорить. Он посмотрел на сына, но на лице Рикера была написана лишь мрачная решимость. «Должно быть что-то еще», – упрямо твердил его взгляд. Тогда, сжав губы, – признак того, что приходится слишком много говорить, – отец уступил.

– Ты бросился к ней в ту ночь без оружия. Ты любил ее, – старик склонил голову набок, словно спрашивая, понимает ли сын связь между этими двумя вещами, понимает ли, как детектив? – Она умерла ради тебя, – сказал отец. Его глаза говорили: я как твой отец в неоплатном долгу перед Джоанной Аполло.

Поднявшись со стула, отец протянул костлявую руку и на несколько секунд задержал ее у Рикера на плече. Это был самый нежный жест отца. Через секунду он уже направлялся к двери, прочь с нелепых проводов дохлого кота – это Рикер понял по тому, как отец шел к двери, покачивая головой. Взявшись за ручку, старик снова заговорил, и это была одна из самых длинных его речей:

– В день похорон ты спросил меня о надгробии для Джоанны. Так вот, его наконец установили. Я ездил туда сегодня утром, чтобы проверить работу. В день смерти Джоанна дала своему адвокату указания по поводу могильной плиты. Все сделано так, как она хотела, – и он быстро исчез за дверью, не дожидаясь эмоциональных проявлений со стороны сына, будь то даже простое «спасибо».

В день похорон Джоанны плиту еще не подготовили, вместо нее поставили временный деревянный крест. Рикеру сказали, что она заказала специальную надгробную плиту, сделала добавление к завещанию как раз в день своей смерти. Вот и еще одно доказательство заранее спланированного самоубийства, задолго до того, как Косарь постучался к ней в дверь.

Рикер попрощался с последней надеждой.

Из-за полученного в голову удара воспоминания о том вечере заканчивалась у двери в гостиничный номер Джо. Он не помнил, как сломал дверь. Рикер понял, что его отец не знал никаких тайн, он действительно судил по отчетам и показаниям.

Рикер продолжал размышлять как полицейский, даже в этот нерабочий день. Почему отец, всегда скупой на слова, посчитал нужным повторить историю про надгробную плиту? И почему, хотя правда была так очевидна, старик верил в свою небылицу? И отец, и сын читали одни и те же рапорты и показания.

Но только его отец видел плиту, которую заказала Джо.

Может быть, она оставила сентиментальное послание, которое, по мнению отца, было адресовано ему? В плохие дни Рикер верил, что Джо умерла из любви к Тимоти Киду, что она все это время собиралась убить себя, чтобы покончить со своим горем и отомстить за погибшего.

В хорошие дни ему оставалась только боль.

Мэллори пригнулась к рулю, наблюдая за тем, как Рикер вышел из дома. Она знала, что это не займет много времени, он стремился завершить за всю жизнь единственную, организованную им самим вечеринку, проводы усопшего кота.

Мэллори взглянула на часы, которые достались ей от приемного отца. На золотой крышке был выгравирован рисунок широкого поля под сводом клубящихся облаков, посередине – одинокая согнутая фигура человека, шагающего против ветра. Когда-то эта картинка вызывала в ее памяти воспоминания о доме, о людях, которые ее любили, но теперь эта связь была потеряна. Теперь, всякий раз, глядя на картинку, Мэллори вспоминала Джоанну Аполло.

Все изменилось.

Мэллори подняла глаза: Рикер подошел к обочине и вытянул руку, чтобы поймать такси. Она завела машину и, держась на расстоянии, вырулила следом за такси на улицу. Когда желтый автомобиль остановился на перекрестке, Мэллори увидела, как опустилось стекло, и рука Рикера протянула деньги продавщице цветов и исчезла в машине с букетом. Красные розы могли предназначаться только женщине.

Она последовала за его машиной через Бруклинский мост и через некоторое время поняла, куда направлялся Рикер – эта дорога вела на кладбище. Двадцать минут спустя такси уехало, оставив пассажира у ворот. Мэллори, не торопясь, отыскала свободное парковочное место – она не боялась потерять Рикера среди многочисленных тропинок, петлявших между безликими могилами.

Когда Мэллори снова нашла Рикера, его фигура загораживала обзор памятника, но с того места, где она пряталась, было видно, что памятник только что установили – свежий снег был затоптан рабочими.

Порыв холодного ветра сорвал с Рикера шляпу. Красные розы выпали из рук, и ветер тотчас разметал их по мерзлой земле, лепестки разлетелись. Что с ним сделала доктор Аполло? Что такого прочел Рикер на памятнике? Он наклонился, согнулся от внезапной боли, словно доктор дотянулась к нему из могилы и схватила за горло, не давая дышать.

Мэллори ничего не говорила, чтобы оспорить его теорию об убийстве и самоубийстве, заранее спланированных Джоанной. Она также не помешала ему взять на себя роль незваного спасателя. По ее мнению, Рикер не стал бы горевать, поскольку Джоанна Аполло не была его девушкой. Но теперь план Мэллори разрушился, и тем сильнее было разочарование, что мертвым отомстить невозможно.

Она не тревожилась, что Рикер может заметить ее на кладбище. Когда он повернулся и побрел к выходу, глаза его застилала пелена слез. Дождавшись, когда он завернет за ворота, Мэллори направилась к памятнику посмотреть, что сотворила с Рикером эта женщина. Но она не нашла никакой надписи, способной причинить человеку такую боль. Могильная плита хранила молчание. На холодном камне были высечены только имя доктора и даты жизни.

Вдруг, как молния, ее поразила догадка.

Рикер пришел сюда, на кладбище, в поисках любви, потому что это было единственное место, где он мог найти ее. Но он ушел отсюда таким же одиноким. Джоанна Аполло умерла ради него, и что-то очень личное принадлежало Рикеру в той комнате, пока Мэллори не уничтожила единственный след.

С присущей ее натуре враждебностью, проявлявшейся вместо угрызений совести, Мэллори с размаху ударила кулаком по памятнику, по бесчувственному, холодному камню. Она хотела почувствовать боль, хоть какую.Мэллори повернулась в сторону ворот, желая догнать Рикера, рассказать ему, что Джоанна Аполло любила его больше жизни, пусть ему будет больно. Она подарит ему от себя свежую боль, она расскажет ему обо всех мелочах, о том, что скрыла на месте преступления.

Но она не могла сделать шаг.

Вокруг нее вдруг как будто выросла стена, сложенная из кирпичей горькой иронии. Рикер никогда не поверит ей, лгущей, манипулирующей людьми ежедневно и ежеминутно. Он только улыбнется и поблагодарит за беспокойство. Потом плеснет себе виски и сочтет ее подарок очередной уловкой, очередной, последней попыткой поставить его на ноги.

Рикер потерял все.

По тропинке, шурша гравием, спустились четверо – семья пришла навестить соседнюю могилу. Они с почтением отступили перед замершей у надгробия девушкой, полагая, что горе ее – недавнее и безутешное. Люди быстро ушли. Наступила ночь. Кэти Мэллори осталась наедине с могильным камнем.

Темно-красную гранитную плиту украшал скромный орнамент. Заключенный внутри изображения сердца цветок не был розой, тюльпаном или иным популярным, легко узнаваемым цветком. Это был просто маленький, невзрачный очный цвет.