Лиза прижалась щекой к груди Вилли, удивляясь своему непослушанию. Голоса безмолвствовали. Значит, они не подозревали о том, как она счастлива, как она жаждет Вилли. Но если она не выполнит их приказ, они все поймут, и тогда ей уже не будет покоя. А ведь настало время для решающего хода, после чего она должна была незаметно удалиться.

При мысли об этом ее захлестнула волна печали. Лиза чуть было мысленно не прикрикнула на себя. Она не права! Этот человек — Враг. Он воплощает собой Зло. Причем он потрясающе ловко спрятал от нее все плохое, что было в нем. Если бы не Голоса, если бы не Брунель, Лиза полюбила бы Вилли Гарвина всей душой и подумала бы, что он просто чудо. Но это означало бы своеволие, попытку думать самостоятельно, что само по себе уже было плохо. Ведь сама по себе она ничто. Ей лишь выпала великая честь стать орудием Голосов. Они обладали мудростью и знали, что хорошо, а что плохо. Они знали обо всем на свете… Нет, не обо всем. Лиза ухватилась за эту догадку, что само по себе было святотатством. Они не знали о ее святотатстве! Поэтому она могла притвориться, что Вилли воплощает собой все самое хорошее — именно так решила бы она, если бы ее не предупредили Брунель и Голоса. Это позволит ей еще немножко насладиться его обществом. Самую чуточку.

Но пора было сделать последний, решающий ход. Лиза содрогнулась при мысли о том, что это может означать, ибо уже успела убедиться, что убить этого Врага — трудно, а может, даже невозможно. Так или иначе, за те восемь дней, что она провела с ним, ей не представилось ни разу такой возможности. Она чувствовала, что, если попытается выбраться из кровати, он сразу же проснется.

Но что толку теперь думать об этом? Зачем пугать себя тем, что так и не случилось? Последний ход был прост, хотя и непонятен, но она решила не думать об этом, потому что в ее жизни было слишком много непонятного.

Лиза зашевелилась, вытянула ногу так, что та коснулась ноги Вилли. Он тотчас же произнес голосом, в котором не было и намека на заспанность:

— Ты проснулась, Тина?

— Да. Извини. Я не хотела тебя будить.

— Все в порядке, — он притянул ее к себе. — Ас тобой все в порядке?

— Да, со мной все в порядке, — Лиза позволила голосу задрожать и перешла на шепот. — Извини меня, Вилли.

— За что? О чем ты говоришь?

— За то, что я тебя обманула. Я тебе говорила неправду. Я не Кристина, а Лиза. И я не из Швеции. И никакой аварии не было. Это все было подстроено нарочно…

— Серьезно? — Вилли скорее заинтригован, чем напуган. — Почему же ты подстроила аварию?

— Меня зовут Лиза Брунель.

Лиза почувствовала, как напряглись мускулы Вилли, и поспешно сказала:

— Прижми меня покрепче, Вилли. Мне трудно говорить все это. Я бы не сказала ничего, если бы не было темни и если бы ты не обнимал меня. — На ее глазах показались слезы — не фальшивые, а настоящие. Лиза уткнулась в плечо Вилли. Она не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Даже когда она оказывалась во власти Адриана Шанса и должна была по сценарию плакать от страха и боли, это все были не настоящие слезы.

— Ладно, не горюй, Лиза, — говорил между тем Вилли. — Это, конечно, сюрприз, но я же тебя не съем…

— Понимаю, — Лиза сделала попытку подавить рыдания. — Я и не думала, что ты меня съешь…

— Вот и умница. — Он вытер ей щеку краем простыни. — Ты меня всего намочила. Возьми себя в руки и успокойся.

Лиза несколько раз глубоко вздохнула, потом сказала:

— Я должна тебе признаться: я шпионю за тобой по приказу Брунеля.

— Но почему ты решила рассказать мне об этом?

— Потому что… Потому что у меня больше нет сил. Мне было с тобой так хорошо, Вилли. Так хорошо. — Лизе было просто сказать это. Заученные слова совпадали с тем, что она действительно чувствовала. — Я и не подозревала, что это может быть так прекрасно.

— Понятно… Что же поручил тебе узнать Брунель?

— Он в общем-то ничего не хотел узнать… Просто я должна была следить за тобой. — Лиза судорожно стиснула в объятиях Вилли. — Прости меня, пожалуйста…

— Не горюй, киса. Лучше объясни, почему ты должна была за мной следить.

— Чтобы узнать, не собираетесь ли вы с Модести что-то предпринять насчет проекта Новикова. Брунель, правда, не рассказывал мне подробности, но, по-моему, речь идет о каких-то координатах. Брунель считает, что Пеннифезер их запомнит. Мне было ведено проследить, так ли это на самом деле.

— Брунель напрасно тревожится, — усмехнулся Вилли. — Пеннифезер с трудом запомнил, как его зовут. Да и нам, признаться, нет дела до этого проекта. Ну, а как долго тебе было ведено вести наблюдение?

— Сначала он сказал, что я должна постараться как можно дольше продержаться в твоем доме и не вызвать у тебя подозрений. Я посылала телеграммы и ждала ответных. Притворялась, что мои родители куда-то уехали и вернутся не раньше чем через десять дней. Брунель говорил, что, если у меня получится доставлять тебе удовольствие, ты некоторое время будешь принимать все это за чистую монету.

— Он был прав, — Вилли легонько поцеловал ее в лоб. — Значит, Брунель велел тебе продержаться как можно дольше. Что же вдруг изменилось?

Лиза коснулась пальцами его губ.

— Вилли, Вилли… Завтра я должна уехать.

— Уехать?

— Да. Утром я получила телеграмму не из Швеции, а от Брунеля. Он сейчас во Франции. Он велел мне заканчивать работу здесь и ехать к нему.

— Где он именно?

— Вилли, пожалуйста, не спрашивай. Я обещала не говорить никому.

— Ладно. Но учти, если ты не хочешь, то можешь к нему и не возвращаться.

— Я должна.

Вилли протянул руку, включил лампу с абажуром, стоявшую на ночном столике, посмотрел на девушку в постели. В ее глазах блестели слезы. Короткие белые волосы. Да, она выглядела как блондинка-шведка. Глаза тоже почти начисто лишены цвета, а белки розоватые. Но глаза большие и неплохо смотрятся на ее личике с мелкими, но изящными чертами. Лиза была худощава, но груди у нее были полными и крепкими.

— Не разглядывай меня так, Вилли, — застенчиво сказала она, — я такая уродина.

— Что за чушь! Если ты думаешь, что в моих глазах ты уродина, то я, наверное, покажусь уродом японцу или африканцу. Нет, ты просто не такая, как большинство. Но так еще интереснее. Мне нравится смотреть на красивых девушек — желтых, коричневых, черных, розовых. А на тебя особенно. Тьфу, теперь я забыл, что собирался сказать…

— Приятно это слышать, — сказала Лиза и притянула его голову, чтобы поцеловать.

— Погоди, — сказал Вилли. — Ты лучше скажи, почему ты должна вернуться к Брунелю. Ведь если ты этого не хочешь…

— Тут слишком много всяких причин. Сразу не объяснишь.

— Но ты попробуй.

— Ну, во-первых, я к нему привязана накрепко. Он дал мне все, что у меня есть…

— Ты, наверное, уже расплатилась за все с лихвой.

— Возможно. Но я не умею жить иначе. Слишком трудно оказаться одной, вдруг без привычных связей. Без корней. А кроме того, он не оставит меня в покое. Он пришлет за мной Шанса и Мухтара.

— Чтобы силой тебя вернуть?

— Ну да. Или убить. Причем не из мести. А просто потому, что я предала его. Ослушалась. Он не испытывает ненависти, ярости. Он холоден как лед. Предателей он уничтожает. Такое уже случалось и не раз.

Вилли вспомнил разговор с Брунелем в пентхаузе Модести. Да, Лиза права. Брунель карал предательство из принципа. Тогда еще он заметил: «Если Шанс или Мухтар попробуют своевольничать, они горько раскаются».

— Ты хочешь сказать, что готов меня оберегать? — спросила Лиза, жадно глядя на Вилли.

— Конечно.

— Но как долго? Год, два, пять? Брунель терпелив. Неужели ты готов всю жизнь быть моим сторожем?

Вилли промолчал, и Лиза грустно улыбнулась.

— Можешь не отвечать. Я все понимаю. Я тебе понравилась, и мне это приятно. Но ты не из тех, кто всю жизнь верен одной женщине. И у тебя есть свои обязательства. Брунель рассказывал мне про вас с Модести… Он не может вас понять. Я тоже не могу… Наверное, потому что просто мало про вас знаю. Но твои связи лучше моих. Ты не захочешь их порвать. Да и если бы захотел, у тебя ничего не вышло бы — слишком уж они крепкие. Я тоже связана по рукам и ногам.

Вилли Гарвин словно раздвоился. Одна его часть трезво оценивала услышанное, отделяя истину от лжи. Другая была искренне тронута услышанным. Он почесал подбородок и спросил:

— Кто ты, Лиза? И как ты связалась с Брунелем?

Какое-то время Лиза лежала и молчала. Она оказалась в опасных водах, где спасительные инструкции Брунеля уже не действовали. Нужно было полагаться на свои собственные ресурсы. К этому она не была готова. Она прислушалась, но Голоса безмолвствовали. Значит, они ее одобряют. Значит, можно продолжать в том же духе. Ради благой цели все средства хороши. Наверное, можно сказать правду.

— Я сама толком не знаю, кто я и откуда, — грустно сказала Лиза. — Если я начну вспоминать, у меня заболит голова. — Лучше начать так, нет смысла рассказывать о Голосах. — Брунель купил меня, когда мне было пятнадцать лет.

— Купил?

— Да, в Марокко. До этого меня уже один раз покупали. У моей матери. Она была арабка. С очень светлой кожей. Наверное, полукровка, а мой отец, — она пожала плечами. — Я никогда не видела его, да и мать вряд ли толком понимала, кто он такой, но, судя по всему, он был европейцем. Я плохо помню те годы. Когда мать продала меня, мне было совсем немного лет. Она продала меня своднику, у которого было кафе. Туда приходили те, кто хотел купить девушку…

— Хеджази?

— Это кто такие?

— Арабы с востока Красного моря. Торговля живым товаром процветает и поныне, а хеджази занимались ею испокон веков. Они рассылают агентов по всей северной Африке и за белую девушку готовы заплатить очень даже щедро по тамошним меркам. Ты была еще девственницей, когда тебя продал сводник?

— Да. А разве это так уж им важно? Впрочем, наверное, да, потому что тот человек держал меня у себя несколько лет и не подпускал ко мне никого. Сначала я помогала на кухне, а потом, когда подросла, на меня надели шаровары и браслеты и велели обслуживать посетителей в кафе.

— Все правильно. Он не торопился расстаться с тобой, чтобы продать подороже. Пятнадцатилетняя белая девственница — это целое сокровище.

— Причем белей меня трудно сыскать, — пробормотала Лиза и отвернулась к стене.

— Перестань, Лиза. Мы уже об этом говорили. Ты красива и нечего расстраиваться. Ну-ка посмотри на меня и улыбнись. — Он провел руками по ее коротким волосам. — То-то же. Ну, рассказывай дальше.

— Странное дело… Как только я начала тебе рассказывать, я вспомнила кое-что, о чем и не подозревала. Однажды в кафе пришел Брунель. Остальные, агенты, были от его прихода не в восторге, но боялись показать это. С Брунелем было еще двое, но не Шанс и не Мухтар. Потом я их долго не видела…

— Тогда-то он тебя и приобрел?

— Да. Он увез меня к себе в Руанду, и я провела там какое-то время. Потом он послал меня в школу в Швейцарии. Там я проучилась два года. Потом вернулась в Руанду. Брунель стал брать меня с собой во все поездки. К тому времени я уже официально считалась его дочерью. Он оформил все документы, скорее всего, когда я училась в школе.

— И он, стало быть, использует тебя, когда надо найти доступ к мужчине?

— Да. — Внезапно на нее нахлынул страх. Она рассказала Вилли так много, что оказалась по сути дела беззащитной. Если она расскажет ему, что именно делала по приказу Брунеля, то Гарвин с отвращением отвернется от нее. Ему не понять, что она всего-навсего орудие Голосов. Кроме того, он Враг. Она ни в коем случае не должна забывать об этом! Ни в коем случае!

— С тобой все в порядке, киса? — услышала она голос Вилли. — Ты что-то побледнела.

— Все в порядке. Просто об этом тяжело вспоминать. — Она судорожно сглотнула, тяжело вздохнула. — Я вступаю в контакты с разными мужчинами, выясняю, чего они желают. Как в случае с тобой… Но только сейчас все не так, как прежде, Вилли. Кроме того, когда я не занята, Брунель пользуется мною как хочет — или отдает Шансу… Мне не следовало бы тебе об этом рассказывать, но…

Вилли Гарвин задумался. Мысль о том, что этот холодный как тунец негодяй использует Лизино тело для удовлетворения своих механических вожделений, казалась чудовищной. Наконец он заговорил:

— Честно говоря, я не понимаю, что творится у тебя в голове. Ты ведь видишь, что Брунель — редкий негодяй и мошенник, так?

Все правильно. Враг должен произносить именно такие речи. Вилли Гарвин — Враг. Она обязана помнить об этом. С каждым разом ей это давалось все труднее и труднее. Но она не должна с ним спорить.

— Это лишь слова, Вилли, — отозвалась Лиза. — Мне совершенно все равно, кто он такой.

— Порви с ним. Сейчас же. Мы что-то обязательно придумаем.

— Не удерживай меня, Вилли. Пожалуйста. — В ее голосе зазвучали нотки отчаяния. — Я уезжаю завтра. Я не буду рвать с ним отношений. Кто знает, вдруг мне этого в глубине души как раз и не хочется. Ты многого не понимаешь.

— Объясни мне, и я постараюсь понять.

— Не могу. Это трудно выразить в словах. Все в голове, Вилли, все в моей голове. — Она подошла вплотную к своему главному секрету.

Какое-то время они лежали и молчали. Лиза чувствовала, что Вилли не сердится — его пальцы поглаживали ей плечо. Потом он сказал:

— Я тебя не удерживаю. Это твоя судьба, Лиза.

Она испытала прилив благодарности и расслабилась. Дело сделано. Осталось только произнести заключительные слова. Но для этого еще не настало время. Они должны быть произнесены в самый последний момент, когда не останется времени ни на какие расспросы.

— Когда ты уезжаешь, Лиза? — спросил Вилли.

— В семь утра.

— Я отвезу тебя в аэропорт.

— Нет, нет, Вилли. За мной заедет машина. Я заказала. Ты спи себе. Давай попрощаемся сейчас, а утром я встану и уйду.

— Деньги?

— У меня есть и немало. А багаж в Хитроу.

— Теперь уже мне спать расхотелось. Может, сделать тебе чаю или кофе?

— Нет, просто побудь рядом. Мы попрощаемся сейчас, и тогда не нужно будет делать это утром.

— Ладно, счастливого пути, Лиза. И удачи… Я был рад с тобой познакомиться.

— Мне было с тобой хорошо, Вилли. Ты не хочешь меня сейчас, на прощание?

— Если тебе этого хочется…

— Очень. У нас еще есть время. Я хочу, чтобы ты любил меня долго, долго…

Вилли повернулся к Лизе и стал ласкать ее лицо, шею, тело. Вилли не торопился. Он тихо нашептывал ей, как она хороша собой, как она его возбуждает. Его прикосновения доставляли си невероятное блаженство.

Лиза понимала, что еще есть время, достаточно времени, чтобы в ней постепенно разгорелся костер желания, чтобы он превратился во всепоглощающий пожар. Предвкушение наслаждения, того, что она и Вилли сделают друг с другом, было пронзительно до боли.

Лиза забыла все инструкции, наставления, сделалась собой, словно кукла, которая, благодаря колдовским чарам, на час-другой превратилась в живое существо. Она забыла Голоса, она забыла Брунеля. Она забыла весь мир.

В половине седьмого Вилли разбудил ее, нежно погладив по щеке.

— Пора вставать, киса. Ты говорила, что в семь приедет машина.

Лиза попыталась вернуться в ту чудесную иллюзию, в которой находилась до того, как забылась сном, но вдруг испугалась своей порочности. Она молилась, чтобы Голоса никогда не узнали, как она их предала… Вслух же она сказала:

— Спасибо, Вилли. Не вставай…

Надев халат, который он ей одолжил, Лиза пошла в ванную, чтобы принять душ. Вытираясь, одеваясь, приводя лицо в порядок, Лиза старалась не думать ни о чем, кроме того, чем в данный момент занималась. Укладывать чемодан не было необходимости. При ней была только сумочка и кое-какие туалетные принадлежности, которые купил для нее Вилли. Без пяти семь она была готова. Когда в окошко ванной она увидела машину, подъезжавшую к «Мельнице», то вернулась в спальню.

Вилли сидел в кровати и курил.

— Ты отлично выглядишь, Лиза, — сказал он.

— Машина приехала. Мне пора, Вилли. Не будем прощаться.

— Как скажешь.

Она направилась к двери. Потом обернулась и сказала:

— Я рада. Рада, что все так получилось…

— Как именно?

— Рада, что Брунель отзывает меня. Похоже, он решил оставить вас в покое. Потерял интерес к тебе, Модести Блейз и доктору Пеннифезеру. Я рада, что второй вариант, который он рассматривал, его устроил. — Она натянуто улыбнулась и добавила: — Может, во мне говорит ненасытность, только я была бы рада еще больше, если бы он отозвал меня на неделю позже.

— Вот именно, — кивнул Вилли. — Но я не знал, что у него имелся какой-то второй вариант.

— Жена Новикова, — сказала Лиза, пожимая плечами. — Наверно, он все-таки ее отыскал. — Лиза произнесла ключевые финальные слова, смысл которых ей так и не был ясен до конца Она была довольна, что фраза получилась непринужденной, почти случайной. Именно так учил ее Брунель. Как нельзя кстати в этот момент загудел клаксон автомашины.

— Пора, — сказала Лиза, поглядев на часы. — Хоть изредка меня вспоминай, Вилли.

— Непременно, Лиза.

Она вышла, притворив за собой дверь. Вилли Гарвин пробормотал: «Боже», выбрался из кровати, перешел в ванную. Когда он увидел, что машина отъехала, то вернулся в спальню, затушил в пепельнице сигарету и стал набирать номер телефона.

Четыре часа спустя в пентхаузе Модести Таррант говорил:

— Вы же обещали мне, что не станете искать приключений с Брунелем. Но именно этим вы и занимаетесь!

— Это нечестно, — возразила Модести. — Мы не искали приключений. Просто так сложились обстоятельства. Нас вовлекли.

Таррант шумно вздохнул.

— Никто вас и не думал вовлекать. Возможно, русская женщина, вдова Новикова, которую вы никогда не видели, будет допрошена Брунелем. Согласен, возможно, будет допрошена с пристрастием. Но в мире в настоящий момент есть сотни несчастных, которых допрашивают с пристрастием. Причем среди них, возможно, есть кто-то из моих агентов.

— Жену Новикова сунули нам под нос, — заметила Модести. — А про остальных нам ничего толком не известно.

— Вы действительно считаете себя обязанными вмешаться? — удивленно посмотрел на нее Таррант.

— Ну, насчет того, обязаны или нет, я не знаю… — В ее голосе сквозило нетерпение. — Просто мне случалось совершать куда менее достойные поступки, чем пытаться помешать Брунелю поработать над беззащитной женщиной раскаленным на огне ножиком или чем-то еще, столь же приятным.

— Ваша беда, — вдруг заговорил Таррант с каким-то раздражением, — что вы превращаетесь в праведницу, которая не может спокойно заниматься своими собственными делами, если где-то кто-то совершает насилие. Скоро вы вообще поднимете знамя и двинетесь в крестовый поход…

Модести весело рассмеялась — столь нелепым ей показалось предположение Тарранта, но Пеннифезер отозвался без тени улыбки:

— Вам легко тут рассуждать, но я видел, что эти мерзавцы делали с Новиковым.

Таррант беспомощно развел руками и сел в кресло. Похоже, приключение началось, и он был лишен возможности ему воспрепятствовать. Всего десять минут назад шеф Второго отдела Рене Вобуа позвонил из Парижа и сообщил Модести то, что она хотела у него узнать. Он сообщил, что, получив политическое убежище во Франции, Новиков снял квартирку в Париже, но, оставив там жену, сам вылетел в Уганду. В Кампале он нанял грузовик, купил продукты и какое-то оборудование, после чего убыл в неизвестном направлении и больше его никто не видел. Угандийские власти полагали, что он погиб. Мадам Новикова переехала из Парижа в Швейцарию. Вобуа предполагал, что там она надеялась получить какие-то деньги. И Второй отдел, и ЦРУ заплатили Новикову за ряд сведений технического характера, которыми он с ними поделился. Неделю назад она вернулась во Францию и сняла коттедж в Пелисоле, в Дордоне. Вобуа связался с жандармерией Пелисоля, и ему сказали, что мадам Новикова по-прежнему там. Теперь оказалось, что Модести Блейз решила выехать сегодня же в Пелисоль.

Таррант впал в уныние. Все повторяется, думал он. Все начинается сызнова. Модести была полна решимости скрестить шпаги с Брунелем, и ничего хорошего ждать от этого поединка не приходилось. Таррант мрачно сказал:

— Эта альбиноска, похоже, нарочно сболтнула это Вилли.

— Не исключено, — подал голос Вилли. — Ибо сказано: «Мед источают слова чужой жены, мягче елея речь ее». Но кто знает, вдруг на сей раз это не совсем так… Девяносто девять процентов за то, что она не врет…

— Когда речь идет о Брунеле, и один процент — слишком много, — проворчал Таррант.

— Откуда мед и елей? — удивленно спросил Пеннифезер.

— Из Евангелия.

— Откуда?

— Вилли в свое время имел возможность изучить Священное Писание, — пояснила Модести. — Когда сидел в калькуттской тюрьме. А потому у него есть библейские цитаты на все случаи жизни.

— Ясно. У меня всегда возникали проблемы, когда требовалось выучить что-то наизусть. Но, правда, и за решеткой мне сидеть не доводилось.

— Не беда, милый, не каждому из нас повезло, как Вилли, — примирительно сказала Модести, а потом обратилась к Тарранту. — Но скажите на милость, как Лиза могла что-то такое ему подсунуть. Брунель послал ее следить за Вилли, а потом срочно отозвал. Ей не поручалось продавать нам фальшивые золотые слитки. Лиза влюбилась в Вилли и выболтала ему то, о чем Брунель помалкивал. Он может быть бесчувственной скотиной, но в то же время вряд ли готов бахвалиться перед всем миром, что живет со своей приемной дочерью, а также сдает ее в аренду Адриану Шансу. В чем тут фокус, И что, по-вашему, они хотели всучить Вилли. Во что впутать.

— Не знаю, — пожал плечами Таррант. — Но, возможно, она сама не знала, что задумал Брунель. Она выполнила роль пешки.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего, кроме того, что Брунель меня пугает.

— Этого мало, чтобы помешать нам начать действовать, — мягко заметила Модести.

— Мне заказать билеты на регулярный рейс или нанять частный самолет, Принцесса? — осведомился Вилли, вставая.

— Лучше частный. Узнай, свободен ли Дейв Крейторп. Он может доставить нас на ближайший аэродром в районе Пелисоля, и нам не придется ехать из Парижа. Зачем терять время?

— Отлично, — Вилли снял трубку и стал набирать номер. Модести села в кресло, сцепила руки на затылке, закинув ногу на ногу. Казалось, она изучает картину Клее, которая висела на стене перед ней. Таррант понял, что она приняла решение и теперь приводит в порядок мысли. Таррант также понимал, что полумерами тут не обойтись. Коль скоро Модести Блейз решила помешать Брунелю устроить еще один сеанс пыток, это можно сделать одним единственным способом — уничтожив его. Все остальное означало бы лишь подписать себе смертный приговор, время и место исполнения которого будет зависеть уже от прихоти Брунеля. Стало быть, начав, Модести не упустит инициативы. Отныне остается один вопрос: кто из них двоих погибнет первым? Таррант считал Брунеля крайне опасным соперником. Если не считать эпизода с сингапурскими документами, Брунель никогда не проигрывал. Более того, он даже не оказывался на грани поражения. У него имелись грозные ресурсы, и Шанс с Мухтаром были лишь видимой частью этого айсберга. Правда, Модести с Вилли тоже не проигрывали, но сколько раз жизнь их висела на волоске! В отличие от Брунеля, они действовали, не полагаясь на помощь наемников, и постоянно попадали в ситуации, когда на стороне противника был внушительный численный перевес.

Таррант с грустью посмотрел на Модести. Он любовался ее красотой. Черные волосы, маленький нос, глаза, которые из синих делались почти черными. Широкий рот, который сейчас от раздумий сузился, грациозная длинная шея. Руки, закинутые за голову, подчеркивали великолепную высокую грудь под светлым кашемировым свитером. Ноги длинные, красивые, никакой гипертрофированной мускулатуры. Узкие ступни в туфлях без каблуков. Таррант мысленно улыбнулся, вспомнив, что Модести считала, что ноги у нее великоваты, они как нельзя лучше подходят к тому образу жизни, который она вела.

Таррант подумал, что, может, он любуется ею в последний раз. Да, она отважна, вынослива, бесстрашна, изобретательна, но плоть и кровь порой беззащитны перед сталью и свинцом. Брунель мог перечеркнуть ее жизнь — раз и навсегда.

Вилли положил трубку и сообщил:

— Дейв может забрать нас в пятнадцать ноль ноль, Принцесса.

— Тогда я пойду, — произнес Таррант, вставая.

Модести вышла из оцепенения, тоже встала и дружески улыбнулась ему со словами:

— Очень любезно с вашей стороны было прийти просто так, без дела. Но вы меня портите. Я делаюсь очень признательной.

— Меня вполне интересует все, что делает Брунель. Только, увы, я мало чем могу вам помочь.

— Почему же? Могли бы мы, например, взять карту Руанды?

— Но зачем она вам?

— Мы можем опоздать. Брунель имеет все шансы оказаться в Пелисоле раньше нас. Причем он не станет проводить свои допросы прямо там. Он обязательно увезет вдову Новикова в Руанду. Полагаю, что у него уже наготове частный самолет.

— А вы, значит, хотите двинуться по его следам?

— Мы же не можем пожать плечами и вернуться назад.

Таррант прочертил зонтиком кривую на ковре, следуя орнаменту.

— Если уж вы за что-то ухватились, то пиши пропало, — вздохнул он. — Ладно… Карта будет у вас через час.

— Вы просто прелесть.

— В отличие от Брунеля. — Он повернулся и посмотрел на Пеннифезера.

— Вы, конечно, остаетесь, доктор?

— Я? Ни в коем случае. Я лечу с ними. Что мне взять с собой, Модести?

Наступила пауза, после чего Модести сказала:

— Джайлз, ты остаешься здесь. Если, конечно, ты не против. Но с нами ты не поедешь.

Пеннифезер заморгал, встал. Его руки и ноги стали распрямляться с какой-то комичностью — и в то же время в его облике было достоинство.

— Я должен лететь с вами, — сказал он, и на сей раз в его голосе не было обычной пронзительности. — Я могу вам понадобиться.

— Прости, Джайлз, я не совсем уловила… Понадобиться в каком смысле?

Пеннифезер удивленно покачал головой.

— Знаешь, Модести, порой ты делаешься удивительно непонятливой. Ты, конечно, размышляла сейчас о Брунеле, а я о жене этого бедняги Новикова. Неужели ты собираешься вот так ввалиться к ней и сказать: «Знаете, мадам Новикова, есть такой вредный тип Брунель, который пытал вашего мужа, так вот он может нанести визит и вам, но мы, конечно, постараемся этого не допустить». И ты думаешь, она тебе поверит?

Наступила очередная пауза, после чего Вилли сказал:

— Пожалуй, точно, не поверит, Принцесса. Она сбежала из России, и теперь, конечно, ее съедает подозрительность…

Таррант рассмеялся и сказал:

— Позвольте и мне прокомментировать вердикт доктора. Эта женщина, безусловно, не поверит вам и не согласится принять участие в ваших играх, но боюсь, и появление мистера Пеннифезера мало что изменит в этом отношении.

Модести не ответила ему. Она посмотрела на Пеннифезера с видом мастера фехтования, который с легким изумлением вынужден признать, что его молодому сопернику удался укол, и готов порадоваться за новичка. Зато подал голос Пеннифезер:

— Ну, конечно, мое появление кое-что изменит! Она подозревает, что ее муж погиб, но когда появится тот, кто присутствовал при его кончине, это произведет на нее впечатление. Ты со мной согласна? — обернулся он к Модести.

— Да, Джайлз. — Она обратилась к Тарранту: — Он не способен на притворство, и это сразу бросается в глаза. Особенно женщинам. И они начинают ему верить…

— Я отлично умею притворяться! — вознегодовал Пеннифезер. — Сколько раз приходилось это делать с больными…

— Конечно, конечно, — поспешила согласиться Модести. — Просто я не хотела очень уж тебя расхваливать.

— Понятно. Но пора заняться делом. Что мне захватить из одежды?

— Весь твой гардероб отлично уместится в дорожной сумке. Только не бери этот огромный свитер. Лучше возьми куртку Вилли.

— Но мы с ним разных габаритов. У меня будет дурацкий вид в его куртке. Я попробую скатать свитер и пристегнуть его ремнем снаружи. — И он решительно двинулся к спальне.

Таррант взял руку Модести и коснулся губами кончиков пальцев.

— Вы просили меня не спрашивать, что вы нашли в нем, — сказал он. — Я и не спрашивал. Но теперь, кажется, я нашел ответ. Он то, что вы сказали обо мне и ошиблись.

— То есть?

— Это он прелесть.