Глава 12

— Извините… Меня заставляли все это делать Голоса, — глухо призналась Лиза.

Час назад они доставили носилки с Лизой в пещеру. Под руководством Пеннифезера Модести ввела ей четверть грамма морфия и одну сотую атропина. Правая рука Пеннифезера была перевязана и помещена в шину. Сидя рядом с Лизой и держа ее за руку, он жизнерадостно осведомился:

— Какие голоса, прелесть моя?

Лиза тревожно повернула голову.

— Нет, нет, я ничего не сказала. Я не имею права…

— Мне можешь говорить все, без утайки. Я теперь твой доктор. Так что выкладывай все начистоту. — В его голосе не было властности, но говорил он с подкупающей искренностью.

— Потом… Они молчат… Но недавно они сказали мне, что я должна взять пистолет и выстрелить. Открыть огонь по Врагам.

— Кто враги?

— Ты, Вилли. И Модести.

— Чушь какая! Мы ведь не твои враги, правильно? Ты же это понимаешь?

— Вы не мои враги. Вы их враги…

— Кого?

— Голосов.

— Вот как, — в голосе Пеннифезера послышались суровые нотки. — Ну, во-первых, прелесть моя, я не высокого мнения о твоих голосах. Они мне, признаться, не нравятся. Скажи-ка, они всегда нашептывают тебе подобные гадости — учат стрелять в людей и так далее?

Лиза медленно кивнула. В ее глазах показались слезы, и она прошептала:

— Да… Они заставили меня убить и Брунеля… Ножом… приходится им подчиняться, иначе они не оставляют меня в покое… Они могут говорить часами.

— Ясно, — сказал Пеннифезер и ласково погладил ей руку. — Ладно, с этим потом. А сейчас нужно отрезать твой гадкий отросток. Удалить аппендикс. — Он отбросил одеяло, которое покрывало Лизу. Теперь на ней не было ничего. — Расслабься. Сейчас Модести побреет тебе животик.

Пеннифезер обернулся. Вилли снимал с огня спиртовки кастрюльку. Потом он налил теплой воды в кружку, которую подставила Модести. Она присела возле Лизы и с улыбкой сказала:

— Не бойся, я умею обращаться с бритвой.

После узкого и низкого прохода пещера расширялась, и потолок в середине достигал пяти футов. Напоминая по форме заднюю ногу собаки, пещера выходила с другого конца утеса на глубокую долину, которая как раз в этом месте и заканчивалась, или начиналась. Снаряжение, привезенное Вилли, помещалось в двух парусиновых мешках, по форме напоминавших большие сардельки, длиной в три фута каждая. Модести поняла, что Вилли явно заезжал в ее дом в Танжере, чтобы явиться в Руанду во всеоружии. Там было две автоматические винтовки М-16 и двадцать коробок с патронами. Кроме того, он взял гранаты, одеяла, воду, аптечку, средство против насекомых, а также все прочее, необходимое для благополучного путешествия по дикой стране.

С потолка на веревке, закрепленной альпинистскими крюками, свешивалась лампа. Прежде чем зажечь ее, Вилли тщательно замаскировал вход в пещеру плащ-палаткой, чтобы не выдать своего местонахождения противнику.

Пеннифезер открыл свой большой медицинский саквояж и стал извлекать из него предметы, необходимые для операции. Он аккуратно выкладывал их на клеенку, расстеленную рядом. Модести поймала себя на мысли, что он утратил обычную неуклюжесть — может, оттого, что в его распоряжении теперь оставалась лишь одна рука. Когда Модести подготовила Лизу к операции, он спросил:

— Ну что, дорогая, ты все запомнила или мне повторить тебе еще разок?

Модести коротко помотала головой, потом сказала с резкими нотками в голосе:

— Нет, чем скорей мы начнем, тем лучше. Я выступаю как твои руки, и потому тебе все равно придется давать мне указания по ходу операции. Вилли будет анестезиологом.

— Да. Но начну я, потом меня заменит Вилли. Когда она заснет, я перейду к тебе. Мне надо быть рядом. А Вилли станет действовать самостоятельно. — Пеннифезер посмотрел на Лизу, улыбнулся и сказал: — Не трусь, прелесть моя. Модести уже столько раз помогала мне делать операции, что все пойдет как по маслу.

— Ладно. Хорошо, — сказала Лиза тоном человека, которому уже все равно. — Поскорее усыпите меня. А то Голоса опять взялись за свое.

Вилли поднял брови, но промолчал. Он подошел к Модести и, пока она полоскала руки в кастрюльке с водой, сделал шапочку из платка, чтобы удержать на месте ее пышные волосы. Во второй кастрюльке, в кипятке, стерилизовались инструменты для операции.

Пеннифезер накапал на кусок марли этилхлорида из склянки и поднес марлю к носу и губам Лизы.

— А ну-ка, крошка, дыши глубже… Умница. Вот так… И еще раз вдох-выдох. Превосходно. — Две минуты спустя он оставил марлю лежать на ее лице, а сам взял бутылочку с эфиром и стал держать над лицом Лизы так, чтобы через равные промежутки времени на марлю падала очередная капля.

Вилли, который сменил Модести у кастрюльки, тоже стал мыть руки. Затем тревожно сказал:

— Это подумать только! Ни перчаток, ни масок, два галлона воды и бутылка деттола. Да, доктора в Англии так не работают.

— Зато так работает доктор Пеннифезер, — заметила Модести, насухо вытирая руки. — У меня такое впечатление, что он ни разу не оперировал в нормальных условиях.

Пять минут спустя они протерли руки эфиром и привели себя в состояние боевой готовности. Пеннифезер сказал Вилли:

— Значит, так. Ты стоишь в голове и каждые пятнадцать секунд капаешь каплю или две. Если она начнет хрипеть или посинеет, приподнимешь маску, дашь ей нормально подышать, потом продолжишь капать.

— Если появится синева, — грустно повторил Вилли. — Ладно, все будет сделано, док.

Модести присела справа от девушки. Пеннифезер расположился слева. Лоток с инструментами стоял возле Модести, там же, на клеенке, находился открытый пакет с тампонами. Модести сидела на корточках, отставив руки. Когда Модести стала мыть руки, то сняла рубашку, и теперь ее тело заблестело от пота — лампа сильно нагрела пещеру. Глубоко дыша, Модести мысленно провела на животе Лизы линию от пупка до выступа подвздошной кости и затем представила себе точку Макберни на этой самой линии. Модести взяла скальпель и легонько провела им по коже, повторяя линию, и вопросительно взглянула на Пеннифезера. Тот кивнул. Тогда Модести сделала разрез длиной в три дюйма.

Выступила кровь. Модести промокнула ее тампоном и углубила надрез, пройдя сквозь жировой слой до розовой мускулатуры. Так, теперь зажимы, затем петля Спенсера-Уэллса для блокировки артерий. Она делала это, когда ассистировала Джайлзу в Калимбе. Делала раз десять. Найти одну кровоточащую точку, поставить зажим, найти другую, поставить второй. И так далее…

Вокруг разреза вырос забор металлических зажимов. Теперь обработать тампоном. И можно снимать зажимы. Плохо, если где-то кровь не успела свернуться. Трудно блокировать участок одной. Ну почему Джайлз не простерилизовал здоровую руку?! Он мог бы ей помочь. Но ладно, теперь уже поздно.

Кровотечений нет. И на том спасибо.

Так, внешний слой мускулов. Приоткрыть ножницами края разреза. Осторожно просовываем по пальцу обеих рук, раздвигаем ткани по всей длине разреза. Дай Бог, чтобы пальцы оказались и правда стерильными. Господи, ну почему Джайлз таскает за собой жуткое количество разных лекарств и препаратов, но не удосужился захватить перчатки? Неужели он уверен, что от его речей подохнут все микробы?

Джайлз как раз завел один из своих оптимистических монологов. Похоже, он не закрывал рта последние пять минут, но Модеста реагировала только на его инструкции, которые послушно выполняли ее пальцы.

— Отлично, радость моя. Теперь ретрактор. Хорошо! Нужно пространство для работы. Как там она у тебя, Вилли? Чудно, Модеста, проходи внутренний слой. Умница! Второй ретрактор. Посмотрим в щелочку!

Модеста чуть подвинулась. Джайлз уставился в отверстие, потом довольно изрек:

— Как в учебнике. Что ты дуешься, как мышь на крупу? Все идет своим чередом. Видишь белое? Это что? Брюшина! Конечно!.. Так, сделай такой же разрезик, как и в первый раз. Нет, не скальпелем, а то ты повредишь и то, что ниже. Действуй сначала ножницами. Потом вставишь палец в отверстие и спокойно режь.

Две минуты спустя Модеста нащупала аппендикс, отросток слепой кишки диаметром в полдюйма и длиной в три дюйма. Он покраснел и воспалился.

— Так, теперь не торопись, — поучал Пеннифезер. — Возьми пинцет Бейкера и ухватись за кончик. Так, видишь в жировом слое артерию? Ее надо перевязать.

— Погоди, мне в глаза льет пот. И по рукам течет. Почему ты не сказал, чтобы я надела повязку? Вилли, вытри меня. — Она встала на колени, подняв руки над головой, а Вилли стал вытирать полотенцем ей лицо, руки, туловище. — Ладно, теперь отойди. — Она опустила руки, приготовилась наложить лигатуру, потом воскликнула: — Боже, у меня теперь трясутся руки!

— Не обращай внимания, — сказал Пеннифезер. — Потрясутся и перестанут. Особенно когда ты займешь их работой. Ну, давай, перевяжи артерию.

Как ни странно, он оказался прав. Под его руководством Модести перевязала кровеносный сосуд, потом наложила шов, зажала начало петлей Спенсера-Уэллса, наложила чуть выше лигатуру, потом взяла скальпель и сделала последний надрез.

Скальпель, аппендикс и петля упали на клеенку. Модеста хотелось расслабиться, но она понимала, что впереди еще самая долгая часть работы — нужно было зашивать.

— Высший класс! — воскликнул Пеннифезер. — Ну, а теперь инвагинируй.

— Что-что?

— Вправь культю в кишку.

— Так бы сразу и сказал!

— Не кипятись, дорогая, — Пеннифезер издал короткий смешок. — Так, теперь затяни и обрежь. А я проверю тампоны.

Зашивала Модести медленно и довольно неловко. Сначала брюшину, потом оба слоя мускулов. Когда она удалила оба ре-трактора, Джайлз обратился к Вилли:

— Можешь снять маску. Мы заканчиваем.

Внешний разрез Модести зашивала нейлоновой ниткой. Сделав последний стежок и отрезав нить, она почувствовала, как снова у нее задрожали руки. Но сейчас это уже не имело никакого значения.

Она наложила марлевую повязку, закрепила края пластырем, потом накрыла живот Лизы полотенцем и набросила на нее одеяло. Затем она встала, чуть пригнувшись, потому что выпрямиться в полный рост было нельзя, и поняла, что ее зубы выбивают дробь. Поднялся с колен и Вилли и, положив руки на голые скользкие от пота плечи, сказал:

— Это нарушение закона… Ты ведь не имеешь права проводить хирургическое вмешательство.

Модеста рассмеялась, и теплая волна облегчения сняла озноб. Она спросила Пеннифезера:

— Как ты полагаешь, Джайлз, с ней будет все нормально?

— Ну, вряд ли она скажет тебе спасибо за такие швы, — отозвался он, хохотнул и добавил: — Они ненамного красивее моих.

— Шитье было у меня всегда слабым местом. Но она все-таки выкарабкается?

— Почему бы нет?

Он нахмурил лоб.

— Признаться, сейчас меня больше тревожит не ее слепая кишка, а Голоса. Что-то тут не так. Очень подозрительно.

— Голоса? — Модести стала мыть руки в кастрюльке, куда Вилли подлил еще воды. — Она смутно стала припоминать, что действительно слышала краем уха насчет каких-то голосов. — Объясни мне, Джайлз, о чем речь. Я что-то не врубилась тогда… Думала об операции.

— Боюсь, она страдает от галлюцинации. Слышит какие-то голоса. Как Жанна д'Арк. Только они не велят ей спасать Францию. Они приказывают совершать разные мерзости. Потому-то она и зарезала Брунеля. Так якобы распорядились голоса.

— Что тут плохого? — отозвался Вилли, заворачивая в кусок марли использованные тампоны.

— Не в Брунеле дело. Голоса эти, похоже, помыкали ею долгое время. Год за годом заставляли делать то, чего она по доброй воле не сделала бы.

— Теперь я припоминаю, — усмехнулся Вилли. — Когда она жила у меня, то иногда вдруг начинала к чему-то прислушиваться.

Джайлз кивнул.

— Слуховые галлюцинации — вещь не шуточная, — сказал он мрачно. — Кончится все дело тем, что она загремит в психушку. Ничего хорошего ей там не светит. Эти черти обращаются с людьми как не знаю с кем. Все эти электрошоки. Варвары проклятые!

— Поговорим об этом попозже, — перебила его Модести. — Сейчас есть вещи поважнее. Сначала надо выбраться отсюда. Вилли, как у нас обстоит дело с эвакуацией?

— Я договорился с вертолетчиками, чтобы они прислали машину завтра к восемнадцати часам. Вертолет приземлится примерно в двух милях к востоку отсюда. Там, где я вчера высаживался. Если мы, конечно, подадим пилоту сигнал. И больше они не прилетят. Я решил, что если не вызволю вас в течение тридцати шести часов, то, скорее всего, не вернусь. Поэтому, если мы опоздаем, нам придется тащиться пешком через границу. Ничего лучшего я не придумал, Принцесса.

Модести улыбнулась.

— Все это гораздо лучше, чем то, что наметила я. Как ты считаешь, Джайлз, Лиза сможет проделать путь в две мили на носилках?

— Чтобы поспеть на вертолет завтра вечером? Конечно. Вообще, через сутки после операции ей все равно надо уже садиться.

Вилли присел на корточках возле головы Лизы, посмотрел на девушку с каким-то сочувствием. Вилли заметил, что Джайлз снова взял ее за руку и уставился на неподвижное лицо. Тогда Вилли сказал:

— Ты случайно не собираешься сидеть с ней всю ночь? Тебе не помешало бы отдохнуть.

— Со мной все в порядке, — махнул здоровой рукой Пеннифезер. — А ей нужно, чтобы я за ней присмотрел.

Вилли посмотрел на него с явным любопытством и спросил:

— Скажи-ка, ты часом не исцеляешь с помощью мыслей. Ты не экстрасенс?

— Я? Что за ерунда?

— Ну, а что ты тогда делаешь, когда сидишь и таращишься на нее.

— Просто думаю о ней.

— Но что именно ты думаешь?

— Господи, да я сам толком не знаю! В каждом из нас много всего такого. Нельзя кинуть взгляд на человека и сразу понять, кто он, что собой представляет. Эта бедная дурочка хлебнула всякого. Я пытаюсь думать о том, какой она была бы, если бы не попала в лапы к этим мерзавцам. Думаю о том, какую жизнь ей следовало бы вести.

— Но ты не врач, дружище. Ты шаман.

Джайлз весело расхохотался — коротко и звучно.

— Смейся, смейся, — кивнул Вилли. Он вдруг замолчал и наклонился над грудью Лизы. — Она что, не дышит? Я не слышу.

— Нет, с ней все в порядке. Пульс хороший, дышит ровно и глубоко. Не сопит. Это как раз хороший знак.

Вилли наклонился еще ниже, почти касаясь лбом одеяла, весь обратившись в слух. Лиза зашевелилась, повернула голову так, что их щеки соприкоснулись. Модести кончила вытирать руки и сказала:

— Надо бы поберечь лампу — если, конечно, она не понадобится тебе, Джайлз, когда ты будешь проверять, как Лиза себя чувствует.

— Нет, нет, я обойдусь. Только когда кончится наркоз, надо будет положить ее повыше. Тут мне потребуется помощник. Но я дам знать… Вилли, хватит тыкаться в нее носом!

— Замолчи! — свирепо прошептал Гарвин.

Модести и Джайлз удивленно посмотрели на него. Он по-прежнему стоял на коленях возле Лизы, низко наклонившись. Теперь он придерживал рукой ее голову, так что их щеки продолжали соприкасаться. Потом он медленно выпрямился. Даже под загаром было видно, как он сильно побледнел.

— Говоришь, она слышит голоса? — обратился он к Джайлзу.

— Да, — удивленно отозвался Джайлз, смешно моргая. — А что? Слуховые галлюцинации. Меня этим не удивить.

— Сейчас я тебя удивлю, приятель, — сказал Вилли. — Потому что я тоже слышу эти голоса.

На несколько секунд в пещере установилась гробовая тишина. Потом Вилли поднял взгляд на Модести и сделал знак рукой, чтобы она подошла к нему, а сам снова опустился на колени.

— Прижмись ухом к ее щеке, — сказал он, — и Модести заняла его место и прижалась щекой к щеке Лизы.

Она не столько услышала, сколько ощутила тоненькие, но отчетливые голоса, сливавшиеся в хор.

Окрепни Лиза, соберись с силами. Ты наше дитя, и мы гордимся тобой. Возьми себя в руки, Лиза, забудь о боли и слабости. Тебе предстоит пройти последнее испытание, а затем обрести покой и свободу. Мы послали тебя к нашим Последним Врагам, чтобы ты уничтожила их. Действуй без страха. Ты наше дитя, и мы тебя защитим от всех напастей. Найди способ расправиться с ними. Ищи оружие. Будь бесстрашна, но осторожна, Лиза, ибо это очень коварные Враги. Найди пистолет и стреляй, стреляй в них!

Модести выпрямилась, лицо ее превратилось в маску. Она махнула рукой Джайлзу, чтобы и он послушал. Минуту спустя он повернул свое исхудавшее лицо от одеяла и сказал, еле сдерживая ярость:

— Это, черт побери, и в самом деле голоса! Только как, интересно, они действуют?

Модести посмотрела на Вилли, а тот провел рукой по лбу и сказал:

— Просто мороз по коже. Жуть берет.

— Призраки? — воскликнул Пеннифезер, срывающимся от злости голосом. — Нет, это не призраки, это люди. Какие уж тут призраки! Это все те же мерзавцы. Только как им удается этот фокус?

В брюках по колено, как у Робинзона Крузо, в обмотках вместо обуви, худой, взъерошенный, Пеннифезер сильно напоминал огородное пугало. Впрочем, в нем не было ничего комичного. Источаемый им гнев, казалось, заполнил всю пещеру до предела.

— Может, это миниатюрный приемник, Вилли? — спросила Модести. — Насколько мал он может быть?

Вилли задумчиво посмотрел на безжизненно-бледное лицо с белыми волосами.

— Если передатчик дает хороший коротковолновый сигнал, приемник может быть меньше вишневой косточки, В наши дни делают радиотаблетки — человек глотает ее, передатчик вещает себе, а таблетка действует как приемник. Делают и пейсмейкеры, они малы, но работают неплохо…

— Значит, такое в принципе возможно?

— В теории это было возможно уже давно, когда научились делать микросхемы. Теперь, видать, нашелся умелец, который мастерит такие приемнички. Брунель, надо полагать, вышел на него, и состоялась сделка. Для этого нужна батарея Мэллори, а еще лучше — ядерная батарейка. Ну и, конечно, преобразователь — чтобы преобразовывать электрический сигнал в звуковой. — Он кивнул. — Да, можно изготовить очень компактную штучку.

— А потом встроить в мозг?

— Не обязательно, Принцесса. Тогда потребовалась бы сложная операция с трепанацией черепа. Зачем? Кроме того, как менять батарейки? — Вилли задумчиво пощипал себя за губу, потом произнес: — Погоди, погоди. Несколько лет назад я читал про одного типа, который утверждал, что у него в голове играет радио. Он решил, что совсем уже свихнулся, но радио-то оказалось настоящее! У него были металлические пломбы в зубах — из разных металлов. Возникла электроцепь — из-за кислоты в слюне. Прямо как батарейка. И получилось, что все это действовало как приемничек, настроенный на волну Би-Би-Си.

Вилли вынул из кармана карандаш-фонарик и сказал:

— Подержи-ка ей голову. Принцесса.

Модести так и сделала, а Вилли осторожно открыл рот Лизе и заглянул, подсвечивая фонариком. Вскоре он сообщил:

— Задний верхний имеет металлическую коронку. Погоди, это не коронка. Он целиком из металла. Может, тут-то и зарыта собака. — Он протер пальцы эфиром и сунул их в рот Лизы. Потом покачал головой. — Нет, стоит прочно. Хотя, наверное, как-то отвинчивается. Дай-ка мне пинцет, Джайлз.

Пеннифезер протянул ему пинцет, который извлек из своего саквояжа. Его руки дрожали от переполнявшей его ярости.

— Так, пошло. — Вилли вернул Джайлзу пинцет, заработал большим и указательным пальцами. Было видно, как ритмично напрягаются и расслабляются сухожилия на его руке. Потом он вынул изо рта Лизы какой-то небольшой предметик и стал рассматривать его при свете фонарика. Верхушка по форме напоминала обычный коренной зуб, только была сделана из прочного металла; но там, где должен был начинаться корень, металлическая часть напоминала конус, в котором были какие-то желобки. При ближайшем рассмотрении это оказалось резьбой.

— Похоже, они убили нерв, спилили зуб по линии десен и обработали корень так, чтобы эта штука сидела прочно, — буркнул Вилли.

Модести взяла металлический зуб, поднесла к уху, потом растерянно покачала головой.

— Ничего не слышу, — сказала она.

— Это естественно. Потому что челюсть выступала в роли усилителя. — Он посмотрел на Джайлза и продолжил. — Ведь челюсть связана с ухом, так? Например, если зажать в зубах дамские часики, то тебе покажется, что они тикают, как дедушкины часы в гостиной.

Модести сунула металлическую игрушку в рот, зажав между задними зубами. Через несколько секунд она кивнула и вытащила этот хитро замаскированный приемник обратно.

— Все правильно. Они по-прежнему вещают. Причем слышно еще лучше, чем прежде. — Она поморщилась и передала трофей Вилли.

Лицо Пеннифезера исказила такая гримаса, что казалось, еще немного и он закричит от боли и злости, снедавших его. Модести подошла к нему, положила руку на плечо и тихо сказала:

— Успокойся, милый, не надо.

— Но это же… — он запнулся, подбирая слово, которое как можно точнее передало бы его чувства. — Это так гадко. Чудовищно!

— Согласна. Так уж был устроен Брунель.

— Но как можно?.. Изображать из себя Всевышнего, дурить голову бедной девочке, которую он купил за деньги и которая и так во всем его слушалась…

— Да, это все равно что украсть чужую душу. Но так или иначе, Брунеля нет в живых.

— Странное дело, — произнес Вилли, поглядывая на металлический предмет у себя в руке. — Давай-ка расставим все по местам. Итак, возможно, Брунель отыскал гениального изобретателя, который сделал ему это хитрое приспособление. Возможно, у него также был свой верный дантист, к которому он водил Лизу раз в полгода — чтобы менять батарейки. Ей давали наркоз, отвинчивали зуб, вставляли новую начинку, потом привинчивали обратно. Голос записывается на магнитофон…