Аквасильва (№2) - Инквизиция

– У меня нет. Кажется, Телеста придерживается более умеренных взглядов, чем Мауриз, и поэтому должна быть более нейтральной. Я не говорю, что это не так, просто она не столь беспристрастна, как утверждает.

– А ты?

– Прежде всего, Катан, я твой друг. Я не участвую ни в каких заговорах. Я вижу, что тебе плохо.

Прежде чем ответить, я помолчал – чуть-чуть, но и этого хватило, чтобы обнаружить свои колебания.

– Ты хочешь быть иерархом? – прямо спросила Персея. – Скажи мне прямо.

То хрупкое обязательство, что я принял на себя в Илтисе, дрогнуло и распалось на части. Я забился в кресло, вновь стыдясь своей слабости. С самого Рал Тамара мной помыкают. Я слишком нерешителен, чтобы чего-нибудь достичь, чтобы встать на ту или другую сторону. Я презирал себя за это, но, кажется, был не способен что-либо изменить.

– Нет. – Я заставил себя поднять глаза и четко произнес: – Совсем не хочу.

– Почему?

– Что значит почему?

– Почему не хочешь? Расскажи мне. Почему ты предпочел бы остаться безвестным эсграфом и магом, нежели быть иерархом Фетийской Империи?

– Зачем мне быть иерархом, Персея? Я не религиозный предводитель. Я вообще никакой не предводитель. Как я могу кого-то убедить, в том, во что сам не верю? Чем я заслужил такую честь – только своим происхождением?

– Разве Лечеззар сколько-нибудь лучше тебя?

– Я не религиозный предводитель! – повторил я, раздосадованный, что Персея этого не понимает. – Я не мессия и не буду мессией. Я родился в семье, где каждый со странностями, но очень далеко от нее ушел. Меня воспитали не как Тар'конантура, и я не собираюсь им становиться.

Пока я говорил, Персея не сводила с меня своих спокойных зеленых глаз. В них отражались печаль и сочувствие.

– Катан, ты действительно готов всю жизнь служить океанографом? Проводить эксперименты, путешествовать по побережью, спорить с коллегами, сочинять бюджетные заявки? Это та жизнь, которую ты хочешь вести?

– Да, да, – свирепо отрезал я. – И можешь сколько угодно подчеркивать отрицательные стороны. Разве все должно сводиться к политике?

– И ты сможешь спокойно сидеть и наблюдать за событиями, за возвышением или падением Сферы? Видеть еще один Священный Поход на Архипелаг, нашествие инквизиторов? Быть далеким зрителем, когда Оросий пошлет на Архипелаг свой флот и начнет войну? Скорбеть на похоронах очередного республиканского лидера, убитого людьми императора в зале заседания Ассамблеи? А что будет, когда ты услышишь о смерти последнего фараона Калатара?

– Неужто каждый должен заниматься политикой?

– На Архипелаге каждый вынужден ею заниматься. Но не все имеют твои таланты, как бы они тебе ни достались. Я не получаю удовольствия, говоря о людях правду, как сегодня. Особенно о фетийцах. Им нужна реставрация, возрождение. Нам нужно освобождение. Тебе незачем делать это в одиночку, да ты и не сможешь. Но ты – тот, кто ты есть, и поэтому ты способен помочь.

Персея была очень рациональна и уравновешенна. Ее продуманная аргументация явилась полной противоположностью разносу, который устроила бы мне Равенна и который был мне необходим, чтобы я перестал себя жалеть. Но Равенна меня бросила. Она недостаточно мне доверяла, чтобы взять с собой, когда я с радостью уехал бы.

– Помочь, соглашаясь с планом Мауриза и Телесты? Если они победят, моя жизнь превратится в череду пустых церемоний и ритуалов, а я – в подпорку для их республики.

– Помочь, делая то, зачем ты сюда приехал, – прямо сказала Персея. – У тебя есть своя идея, свой план, ничего общего не имеющий с Мауризом, или Телестой, или Сэгантой, или кем-то еще. Равенна не сможет одна найти «Эон», а Палатина слишком занята своей республикой. – Снова став серьезной, Персея продолжила: – Лиас тебе поможет, и мы найдем других людей, кому можно доверять и кто мог бы что-то знать. Океанографов, моряков, еще кого-нибудь полезного.

– Найти «Эон»? – тупо переспросил я. Должно быть, Лиас ей рассказал. Я писал ему об этом корабле.

– Да. «Эон» даст тебе независимость. Возможно, его будет трудно использовать и еще труднее найти, но командующий таким кораблем никогда не станет марионеткой.

Эти слова прозвучали просто, и хотелось схватиться за них, как за спасательный круг. Но представив себе, что я нашел «Эон», я словно наяву увидел, как набрасываются на него по-волчьи со всех сторон все, кто в нем заинтересован, прорываясь через мою слабость и нерешительность. «Эон» только поднимет ставки в игре.

– Нет, не поднимет, – возразила Персея, когда я это сказал. – Не будь ты таким пессимистом! Этот корабль символизирует все, что ты любишь, и он ни к чему тебя не обяжет. В данный момент у тебя нет шанса отстоять свои права, потому что ты все время находишься в чьей-то власти. Но против «Эона» ни Мауриз, ни Телеста ничего сделать не смогут. И не говори, что они его захватят – этого не будет. Пожалуйста, Катан, возобнови свои поиски. Ты все равно собирался ими заняться, так сделай это для себя, для всех нас… – Персея умолкла, придя в отчаяние от выражения моего лица. – Прости, если я тоже говорю как политик, но…

– Нет, не говоришь, – ответил я, выпрямляясь. Я думал о тех донельзя кратких описаниях корабля, сокровища в океане. – Я постараюсь.

И с этими словами, мне хотелось верить, я преодолел еще один барьер: в первый раз за много месяцев сам принял решение. Только время покажет, хватит ли мне воли, чтобы следовать ему, но по крайней мере я попытаюсь.

– И все, каждый житель Лепидора и Цитадели поможет тебе, насколько это в наших силах. Не Сэганта, пока нет – тебе решать, скажешь ты ему или не скажешь. – Персея встала с кровати, когда я встал, и вопросительно посмотрела на меня.

– Ты не могла бы остаться? – попросил я, больше не заботясь, правильно это или нет.

– Конечно.

Персея улыбнулась мне той несимметричной улыбкой, которую я так хорошо знал, сбросила сандалии и пошла гасить факел.

Глава 18

На следующее утро Сэганты не было. Его вызвали из-за беспорядков в горах, сказал Лиас, но все мы знали истинную причину. Вице-король хотел, чтобы Мауриз потомился несколько дней, вынужденный ждать, когда Сэганта даст ему еще одну аудиенцию в более удобное для себя время.

– Как Мауриз это воспринял? – спросила Палатина.

Мы завтракали вчетвером в маленькой, похожей на улей комнате в гостевом крыле. Персея оказала нам услугу, ясно дав понять другим фетийцам, что это – встреча друзей, а не собрание, и они не приглашены.

– На удивление хорошо, как мне показалось, – ответил Лиас, расправляясь с гигантской дыней. – Не знаете, у него есть другие планы?

– Вероятно, Мауриз этого ждал. Это дает ему время подумать.

– Прости меня, Палатина, но раньше я не понимала, что фетийцы до такой степени высокомерны, – хмурясь, сказала Персея. – Скартарис – это что-то невероятное. Телеста тоже не подарок, но Мауриз, похоже, считает, что все остальные – чернь.

– Что ты хочешь от клана Скартарисов? Но Мауриз не так плох, когда узнаешь его поближе.

– Для тебя, ведь ты фетийка. Чванливый дурак. – Персея и ночью, когда мы разговаривали, сердилась из-за высокомерия Мауриза, и мне не хотелось его защищать.

– Есть у него такой недостаток, – согласилась Палатина. – И сейчас он не в ударе. Все опять не ладится, а Мауриз к этому не привык.

– Не повезло ему, – коротко изрек Лиас. – Лишь бы он не стал беситься, пока вице-король в отъезде.

Я слушал, ничего не говоря. После недель, прожитых на скудных припасах галеона, я наслаждался возможностью снова есть свежую пищу. Особенно вкусен был хлеб, принесенный с кухни Персеей.

– Сэганта большую часть времени проводит здесь?

– Он стал вице-королем уже после нашего возвращения. На самом деле выбранный им предлог вполне законен – до сих пор Сэганта не мог оставить город. Слишком много проблем, а теперь еще приходится иметь дело со Сферой. Чтобы расквартировать сакри, Мидий реквизировал половину зданий Сэганты.

– Да, оставив ему двести человек и одну манту для управления Калатаром, – с отвращением добавила Персея. – Инквизиторы пытались реквизировать все корабли, но мы отстояли «Изумруд». Даже если они ухитрятся его забрать, «Изумруд» им не сохранить.

Лиас внимательно посмотрел на нее через стол.

– Почему? Что вы с ним сделали?

– Не скажу, нас могут подслушивать. Даже если они узнают, им это не поможет.

– Твои друзья пытаются втянуть нас в еще большие неприятности?

– Нет, мы пытаемся сохранить баланс. Сэганте не нужно ничего знать, и пока «Изумруд» наш, никаких проблем не будет.

– Осторожнее, Персея, иначе в ближайшие дни ты зайдешь слишком далеко.

– То, что мы делаем, – не преступление.

Я переводил взгляд с Лиаса на Персею, обеспокоенный их перепалкой. Даже внутри дворца, между этими двумя друзьями существуют разногласия? Если так, то Сэганта ничем не управляет.

– Ты видела, что Сфера считает ересью. То же относится и к преступлениям. – Лиас встревожился, я понял это по его лицу. Очевидно, эта тема была яблоком раздора между ними. – Не у всех твоих друзей есть твой здравый смысл.

– С чего, ты стал таким разумным с тех пор, как мы вернулись? – резко спросила Персея. – Ты BGe еще не хочешь объяснить мне, почему ты постоянно соглашаешься с Сэгантой. Он хороший человек, но когда он собирается дать им отпор?

Хотя Сэганта был приятным собеседником, с Персеей было трудно не согласиться. Он потому и возвысился до своей нынешней должности, что никогда не провоцировал сильную вражду. Сэганта предпочитал не ломать старые порядки, и благодаря этой репутации два года назад его избрали кэмбресским саффетом. Еще, быть может, благодаря подкупу: Дальриад, адмирал моего отца в Лепидоре, намекал на это пару раз, и Сэганта, конечно, мог себе позволить время от времени давать взятки. Не то чтобы это было так уж важно, так как кэмбресские выборы часто выигрывались таким способом.

– Когда вы перестанете загонять его в угол, – ответил Лиас. – Чем больше у Сферы проблем, тем больше Мидий будет на него давить.

– Мы не сойдемся с тобой во взглядах, Лиас, – вздохнула Персея. – Давай оставим эту тему. Ты можешь доверять моим людям и всем тем, на кого я имею какое-нибудь влияние. Но у некоторых групп есть друзья в слишком высоких для меня кругах.

Палатина тоже помалкивала, но, похоже, она не ощущала такого беспокойства, как я. Вероятно, моя кузина увидела в этом некую возможность.

– Сэганта знает о существовании этих групп?

– Да, о некоторых. Но он довольно долго здесь не появлялся, чтобы знать все, что происходит, или созвать всех людей, которых он знает. Возможно, положение улучшится, когда сюда прибудут наши союзники.

– Эти «люди» включают кэмбрессцев?

– Фетида упаси! – быстро вставила Персея. – Еще одно море проблем.

– Присутствие нескольких кэмбресских военных кораблей нам бы совсем не повредило, – возразил Лиас. – Кэмбресс не будет стоять в стороне и смотреть, как Сфера прибирает все к рукам…

– А император благодушно позволит кэмбрессцам вмешаться? – перебила Палатина. – Нет-нет, их военное присутствие принесло бы больше вреда, чем пользы. Оросий их ненавидит: если кэмбрессцы придут сюда, он будет в ярости.

– Когда в последний раз ваш никчемный император вообще что-нибудь делал? – в свою очередь, спросила Персея. – Он ни на что не влияет – он слишком боится, что военные просто с ним не будут считаться.

– Это то, что вам говорят? – Казалось, Палатина забыла про завтрак, как и те двое. Я уже закончил, потому что не болтал. – Оросий боится, что с ним не будут считаться?

– Боится, – сказал я, эти слова слетели с языка прежде, чем я успел их остановить. Я не хотел показывать остальным, что знаю больше их в этом вопросе. – Весь мир называет его бумажным императором. Военные его не уважают, поэтому Оросий считает, что ДОЛЖЕН вмешаться лично, иначе его забудут.

– Последний раз, когда я их видела, военные были за него.

– В Рал Тамаре ты доказывала обратное, и то, что я увидел за последние недели, только подтверждает это. Единственный человек, за которым они все последуют, – это Танаис.

– Откуда ты знаешь? – Палатина устремила на меня свой взгляд, более властный и магнетический, чем бывал у Равенны.

– Я слушал твои разговоры с фетийцами. У императора есть агенты, но кроме них, он никому не доверяет.

Это походило на правду, но его страх оказаться забытым я осознал лишь в последние дни. Мысль о близнеце, о человеке, так похожем на него, как я, и претендующем на почти такое же высокое положение, заставила Оросия бояться, что его отодвинут в тень.

– Военным надоело, что их считают слабаками. Они с радостью ухватятся за любую возможность заявить о себе.

– Неужели? – не сдавался я. – Военный флот все еще внушает страх, но адмиралы уже не те, что раньше, и они это знают. Если флот вступит в бой, любая ошибка погубит их репутацию.

– Император не начнет войну, – уверенно заявил Лиас. – Если он пошлет сюда корабли против кэмбрессцев, война окажется неизбежной, а Оросий знает, что может ее проиграть.

– По-моему, вы нас недооцениваете, – сказала Палатина, глядя по очереди на нас троих. – Кэмбресс никогда не победит Фетию. Вы думаете, что мы в упадке, и в этом есть доля правды. Но все моряки завербованы из кланов, и каждый из них лучше любого кэмбрессца. Кэмбресс никогда не выиграет морскую войну на Архипелаге, потому что Кэмбресс – континентальная держава. Все просто. – Она говорила с той полной уверенностью, какой всегда обладала. Уверенностью, которая завоевала ей известность в Цитадели и которую Палатина подкрепляла талантом.

– Но их флот происходит от вашего же военно-морского флота, – довольно слабо возразил Лиас после минутной паузы. – У них те же самые традиции…

– Но они не мы. Кэмбрессцы лишь переняли наш опыт, но этого мало. Они – люди суши, как мы – люди моря.

То же самое Палатина говорила в Лепидоре. Представление, что апелаги – «люди моря», – самое старое из апелагских верований, как заметила однажды Телеста, и именно оно ставит апелагов на особицу от прочих народов. Хотя жителей континентов в три раза больше, чем апелагов, море их не пропускает. Возможно, такое же убеждение питает и высокомерие фетийцев.

Или питало, когда-то. Но все эти тысячи миль между Экваторией и Калатаром не помешали Священному Походу. Имея манты, переплыть море может любой, и не важно, откуда он родом.

Я сказал это и заслужил свирепый взгляд Палатины.

– Пусть они могут переплыть море, но это не значит, что они могут нас победить. – В ее голосе звучало недовольство. Вероятно, кузина ожидала, что я соглашусь с ней хотя бы в этом.

– Палатина, просто задумайся на минуту, – попросил я. – Кэмбресс и Танет все еще расширяются – они все еще движутся вперед. Если бы они не расширялись, мы бы не приехали. Весь Архипелаг, включая Фетию, живет в прошлом, и император это знает. В данный момент его единственный шанс – это поддерживать видимость имперской силы… и не действовать, пока он не будет уверен в победе.

«Пока не получит меня», – мысленно уточнил я.

– Думаешь, Танаис согласился бы с тобой?

– Танаису больше двухсот лет. Он видел Империю, какой она была, и видит, какая она сейчас. Сравнения нет.

– Не втягивай пока кэмбрессцев, Лиас, – вмешалась Персея, прежде чем Палатина успела ответить. – Приведет это к войне или падению Фетии, но вызывать их сюда не будет первой мыслью Сэганты. Он опытнее нас.

«И беспринципнее», – добавил я про себя. Бросит ли Сэган-* та вызов императору, чтобы подорвать к нему доверие? И если да, так ли это будет плохо? Оросию придется действовать, а если кампания провалится, его царствованию придет конец. Республиканцы получат свой шанс осуществить реформу, и мне не придется в этом участвовать.

Мы оставили эту тему и перешли к другим. Заканчивая завтрак, Лиас и Персея рассказали, что им известно об остальных наших друзьях из Цитадели, в основном апелагах. Как они слышали, Микас начал свою обязательную службу в Кэмбресском военном флоте, но они понятия не имели, где он сейчас. О самой Цитадели никаких известий не было – да и с чего им быть? Еще одна группа новичков воспитывалась там сейчас, изучая то, что изучали мы, знакомясь с традициями, чтобы они не забылись. Это был жизненно важный процесс, но в конечном счете бесплодный. Все, что они делали, призвано было сохранить истинное прошлое. Но это не давало ереси никакого развития в настоящем.

После завтрака Лиас и Персея ушли работать, предоставив нас с Палатиной самим себе. Нам не позволялось выходить из дворца, а внутри этих стен особо нечем было заняться.

Я отклонил приглашение Палатины пойти на фехтовальные упражнения с солдатами гарнизона и почти сразу пожалел об этом, как только кузина ушла. Больше идти было действительно некуда – Телеста, вероятно, уже расположилась в библиотеке, а я не имел желания с ней встречаться. Все равно было мало надежды, что здесь найдется ключ к моим поискам. Библиотека фараонов располагалась в Посейдонисе, и во время Похода ее сожгли или разграбили. А то, что хранится здесь, это просто жалкие остатки.

Мои блуждания привели меня в конце концов незадолго до заката в картографическую комнату. У нее общая дверь с библиотекой, как мне объяснили, но она к библиотеке не относится. По крайней мере я мог надеяться, что Телесты там не будет.

К счастью, ее не было, и я вздохнул с облегчением, оглядывая пустую побеленную комнату, сводчатую, как катакомбы, с глубокими шкафами для карт, установленными в стенных нишах.

Она казалась на вид очень старой; из узких щелевидных окон сочился серый процеженный свет. Изостол в центре казался странно неуместным.

Я сказал служителю, что мне сюда нужно ради океанографического исследования, и почти не соврал. Вопрос в том, какая часть этого собрания была на изозаписях и какая – на бумаге. Изозапись все еще оставалась страшно дорогой, учитывая время, которое требуется для картографирования каждой части острова над и под водой. И фактически существовала фетийская монополия на эту технологию.

Мои шаги рождали слабое, глухое эхо – похожее возникает при постукивании по полой каменной стене. И когда я поднял щеколду на картотеке, возник еще один приглушенный, странный резонанс. Казалось, комната впитывает звук.

В картотеке имелись указатели ко всем картам. Я нетерпеливо просмотрел их, надеясь отыскать карту всего Калатара. Их было три, но все номера относились к бумажным картам, ни на одной из которых не будет нужной мне подводной топографии. Изотическая секция оказалась даже меньше, чем я боялся. Она ограничивалась Калатаром, Фетией и несколькими из более крупных островных групп. Бесполезна для поисков «Эона», заключил я, но можно будет взглянуть потом на изо карту Калатара.

Стоя перед перспективой дальнейшей скуки, я решил попробовать кое-что, чем иначе не стал бы себя утруждать. У меня была с собой «История» – Персея сказала, что ее копии здесь довольно распространены, – поэтому я сел с большой картой Архипелага за стол у стены и попытался проследить передвижения «Эона» в последние дни Старой Империи.

Двухчасовые попытки выудить полезные фрагменты из книги, по сути, написанной как драматическое произведение, не принесли ничего, кроме досады. «История» Кэросия заканчивалась за шесть месяцев до узурпации, но десятью годами позже неизвестный хроникер продолжил эту летопись. Он был магом Воды, это несомненно, но не такого уровня, как Кэросий, и его явно более всего интересовал религиозный хаос узурпации. В заключительной части своего труда он писал, что ему выпала участь стать похоронным колоколом старой религии, когда маги из последней крепости бежали на юг в океан. Как я подумал, принимая во внимание упомянутые им имена, чтобы основать Цитадель и ее сестер.

Читать Продолжателя – как окрестил его кто-то с полным отсутствием оригинальности – было невероятно тягостно. Он имел право на горечь: он вел хронику падения известного ему мира, хронику смерти всех своих друзей и прихода к власти человека, которого Продолжатель ненавидел. И он почти наверняка покончил жизнь самоубийством, когда дописал свою повесть.

В итоге после двух часов чтения я мог лишь с уверенностью сказать, что во время убийства Тиберия «Эон» находился в Истариентиане, южнее Селерианского Эластра. Мои записи становились все более и более неразборчивыми, и пару раз я насквозь продавил бумагу. Было омерзительно читать о двуличии Валдура – что он имел и что отбросил, – и мне хотелось сорвать свою злость на ком-нибудь или на чем-нибудь. Гонения, смерти, проскрипции разорвали на части мир, еще оправляющийся от войны, и развязали руки Сфере на Аквасильве. Я никогда бы не поверил, что чтение книги может так меня рассердить, но оно рассердило. Хуже всего было другое: в глубине души я знал, что во мне течет кровь человека, который это совершил. Я был трижды правнуком Валдура.

«Твое семейство уничтожает все, к чему прикасается – даже своих возлюбленных… даже кровь, текущая в ваших венах, заражена. Прогнившие насквозь». Мои мысли вернулись к тому дню, который я предпочел бы забыть, дню, когда началось вторжение в Лепидор, дню ярости Равенны и ее нападкам на Тар'конантуров. Тогда Равенна считала меня одним из них и ничем больше. Меня и Палатину, обоих. И все время в Рал Тамаре и Илтисе Мауриз и Телеста говорили о Тар'конантурах, хотели построить игру на моей принадлежности к ним, а я не отказал им наотрез, как сразу должен был сделать.

Еще одна черная волна отчаяния накатила на меня, и я спрятал голову в ладонях. Вот чего я так и не понял, слишком поглощенный своим страданием. Вот почему Равенна не попросила меня уехать с ней. Не попросила и даже не принудила. Мое поведение лишь подтвердило правоту ее обвинений. Я бы не возражал и против принуждения, но Равенна не могла мне доверять.

– Ты все свое время проводишь в библиотеках, брат? – не скрывая насмешки, поинтересовался кто-то сзади меня. – Возможно, поэтому ты такой маленький и слабый. Но здесь ты ничего не узнаешь. Здесь нет ничего, чего я бы уже не знал, так зачем утруждать себя? Я мог бы поделиться с тобой этим знанием – при должных обстоятельствах.

Я вскочил, намеренно пиная стул назад, на то место, откуда пришел голос, и резко ответил, стараясь подражать его тону:

– А в твоей жизни нет других дел? Какой же ты император? Ты просто жалкое недоразумение. – Почему-то Оросий казался смутным, нереальным, но я продолжал наседать. – Твоя Империя – посмешище, огузок, торчащий посреди океана, а ты даже не поднялся до уровня Валдура. Он разрушил мир, но я не припомню, чтобы ты когда-нибудь что-нибудь сделал.

Я испуганно умолк, увидев, как Оросий шагнул ко мне СКВОЗЬ стул. Я лишь успел заметить гнев на его лице, когда император коснулся меня, и меня словно ударило изоволной.

Последний раз, когда я чувствовал что-то похожее, ощущение было ужасным. В этот раз казалось, будто каждый нерв в моем теле был мгновенно ободран. Я закричал от боли, но вместо крика из горла вырвалось только бульканье. Ноги подкосились, я грохнулся на каменный пол, и все мое тело, соприкасающееся с твердой поверхностью, обожгло болью – болью, которую движение только усиливало. На секунду я подумал, что потеряю сознание, но не потерял, и Оросий меня не отпустил. Должно быть, он просто стоял и смотрел, как я корчусь на полу в агонии, не в силах вздохнуть, а кожа у меня горела как в огне.

Я не отметил момента, когда император наконец-то отпустил меня, потому что все мое тело пульсировало от боли. Я боролся за каждый вдох, стараясь втянуть в легкие достаточно воздуха. В глазах мельтешили цветные и черные пятна, и это мельтешение сбивало с толку наравне с болью.

– Может, мы и братья, но ты мой подданный, а я твой император. Всегда помни это. – Голос Оросия донесся очень издалека. Но боль все не проходила, и я был слишком слаб, чтобы двигаться или отвечать. – Каким бы сильным ты себя ни считал, я превзойду тебя во всем.

Я ухитрился открыть глаза и увидел расплывчатый силуэт. Император стоял в паре футов от меня и бесстрастно за мной наблюдал. «Равенна была права, – пришла ко мне первая отчетливая мысль, – абсолютно права».

– Надеюсь, теперь ты в более сговорчивом настроении, брат, – молвил император, выходя из поля зрения. Я попытался повернуть голову, но мои дряблые мышцы не слушались. – Я имею полное право казнить тебя за государственную измену. Это было бы неудобно, конечно, но советую иметь это в виду.

Я вновь оказался бессилен, хотя на этот раз Оросий действовал не так тонко. Он использовал магию, теперь в этом не было сомнения. Этот прием не сработал бы на не-маге; он вообще не сработал бы ни на ком другом. Только потому, что наша магия одинакова, император мог это делать, эффективно прокачивая свою магию через меня… кто знает, как долго?

– Ты удивляешься, почему я здесь? – Теперь голос Оросия пришел откуда-то с другой стороны комнаты. – Как я смог тебя выследить, когда мой Голос остался на другом конце света?

Я попытался наперекор ему покачать головой, но не был уверен, заметил ли Оросий этот слабый жест.

– Я слежу за тобой от самого Рал Тамара, – заговорил он после паузы. – Я знаю все о жалком маленьком заговоре Мауриза и его попытках использовать в этом заговоре тебя. Наша уважаемая кузина Палатина все еще доставляет неприятности, все еще слишком слепа, чтобы понять свою глупость. Они даже не сумели добраться из Рал Тамара в Илтис, не попав в беду. И маскировка под слугу тебе не помогла. Славная выдумка, хотя она показывает, как мелок на самом деле Мауриз.

Оросий снова вернулся в поле зрения. Мои глаза щипало, и контуры императора – властной фигуры в белом – слегка расплывались. Это была некоего рода проекция, но проекция удивительно плотная, без следа прозрачности. Еще одна вещь, делать которую я не умел. И даже не представлял, с чего следует начинать.

– Тебе не спрятаться от меня, Катан, – продолжал Император. – Никакие интриги мелких людишек вроде Мауриза и Телесты тебе не помогут. Я знаю больше об их планах, чем любой из вас. Кстати, тебе нужно вернуть обратно свои глаза. Эти выглядят безобразно, хотя для тебя такой цвет, вероятно, больше подходит.

– Боишься, что мне удастся тебя затмить? – прохрипел я. Горло от усилия заболело, и стоило мне глубоко вдохнуть, как грудь скрутило спазмом, и по всей спине вновь разлилась боль.

Оросий снисходительно улыбнулся.

– Тебе никогда не затмить меня, брат.

– Тогда зачем беспокоиться? – наконец удалось мне спросить.

– Тебе следовало бы знать. – Он снова отвернулся, обходя меня по кругу. – Это мелкие людишки. Они не понимают, как трудно свергнуть императора. Они думают, что достаточно поднять несколько восстаний, убедить флот дезертировать. Никто из них не видит, что они просто копошатся у ног гигантов. Рейнхард мог бы им сказать. Пусть он был изменником, но он превзошел их всех. Даже свою дочь.

Оросий продолжал расхаживать на краю моего поля зрения, и я напрягал глаза, чтобы следить за ним. Он действительно восхищался убитым отцом Палатины, или это просто была еще одна игра?

– Они думают, что могут использовать тебя как марионетку. Что стоит дать тебе бессмысленный титул, вырытый из книг Телесты, и Фетия падет к их ногам, словно карточный домик.

Подол его белого плаща задел мою ногу.

– Ты хоть подумал о том, как они это сделают? В Ассамблее нет ни одного истинного республиканца. Предводители кланов – это жирные старые философы, нимфоманки и развратники, пустозвоны, которые больше стремятся спорить о поэзии, чем управлять страной. – От презрения в его голосе веяло ледяным бесстрастием.

Я сглотнул слюну, одолевая боль, собрался с мужеством и сказал:

– Ну еще бы, ведь твои собственные достижения так ослепительны. Ты диктуешь политику двум несчастным наложницам, которые должны каждую ночь делить с тобой постель? Управляешь своим гаремом согласно лучшим традициям Капроменеса?

Триста лет назад Капроменес написал ряд блестящих поэм о жизни гарема. Он был старшим евнухом.

Это был сумасбродный выпад и недостойный, но он попал в цель. Оросий резко остановился и снова уставился на меня, холодная ярость проступила на его лице.

– Ты заговорил как один из мелких людишек, брат. Ты слишком мало знаешь о магии, придется объяснить тебе несколько моментов. Прежде всего, когда ты прокачиваешь массу магии, она оставляет после себя остаточный след, который тем дольше не исчезает, чем больше магии ты задействовал.

– Трус!

Это все, что я сумел сказать до того, как Оросий вновь коснулся меня. Ощущение было такое, словно он вогнал кол мне в грудь, и все мое тело задергалось в конвульсиях.

Я потерял сознание раньше, чем император закончил, но только на несколько секунд – слишком короткое время. Было хуже, чем в прошлый раз: меня как будто опалило лучом импульсной пушки. Моя левая рука скрючилась вокруг ножки стула, но где-то в подсознании, несмотря на всю боль, сохранился единственный факт, что мне удалось-таки поддеть Оросия. Но повторить это не удастся.

– Ты скоро увидишь, на что я способен, – заявил он. Казалось, вливание в меня такого большого количества магии через такое расстояние никак на него не повлияло. – Вы все увидите. Эта жалкая земля Калатара, весь остальной Архипелаг. Мы очистим острова от еретиков, республиканцев, продажных дворян, мелких людишек и оставим только тех, кто достоин остаться. Двести лет Империя воздерживалась от действий, оставляя мир в покое. Слабаки вроде нашего отца, неудачники вроде Мауриза и Телесты – их время прошло. Мой флот напомнит миру, какова Фетия на самом деле, и почему они строили города, а мы построили Империю.

Оросий присел возле меня на корточки, его бирюзовые глаза сияли.

– После этого у тебя будет только одно предупреждение, Катан. Ты приедешь в Селерианский Эластр и докажешь мне, что ты мой верный подданный. Не иерарх, не эсграф какого-то там провинциального клана, но подданный Империи. Ты покоришься мне, даже если мне придется тащить тебя через океан в цепях, и нигде в мире ты не спрячешься от меня или моих подручных. И если мои люди найдут тебя здесь, ты пожалеешь об этом.