12

Джиллиана в одной сорочке сидела на скамье, Нетта расчесывала ее длинные волосы, и они мерцали и искрились при свечах. До вчерашнего дня Джиллиане ни разу не приходилось близко сталкиваться с мужчинами конечно, в монастыре появлялись иногда священники и учителя, но все они пребывали в летах столь почтенных, что вряд ли кто из них мог пробудить сладостные грезы в девичьем сердце. Теперь же она озабоченно хмурилась, не совсем понимая, что, собственно, ее беспокоит.

С виду все как будто было просто: она вышла за принца Райена, чтобы спасти его от неминуемой смерти, а теперь должна была вместе с ним зачать ребенка, чтобы спасти самое себя от происков двух королей. И если Райен не хочет даже сказать ей, что для этого нужно сделать, значит, ей придется выяснять этот вопрос самостоятельно.

— Нетта, — начала она. — Скажи мне, ты замужем?

— Да, Ваше Величество. Мы с Томом уже десять лет как повенчаны. Том служит дворецким в поместье сэра Хэмфри, в Лонгуорте.

Поместье сэра Хэмфри? «Как странно, — подумала Джиллиана. — Сэр Хэмфри верно служил ей много лет, в нужный момент всегда оказываясь рядом, и теперь ей трудно было даже представить, что где-то у него был свой дом, своя жизнь и свое отдельное от нее прошлое».

— Ему, вероятно, многое пришлось вынести ради меня, — тихо сказала она, вновь поражаясь самоотверженности сэра Хэмфри и всех тех талшамарцев, о которых она ничего не знала, но благодаря которым столько лет могла жить вполне беспечно, не думая об опасности.

Сколько же подданных терпели ради нее трудности и лишения, и чем им пришлось пожертвовать? Этого она не знала, но твердо вознамерилась сделать так, чтобы их жертвы не оказались напрасными. Для этого ей в первую очередь надо было произвести на свет наследника талшамарского престола — сына или дочь, — для этого она ждала сейчас Райена.

Будь на то ее воля, она бы прямо спросила у Нетты, что происходит в постели между мужем и женой — но не могла же королева обсуждать столь щекотливые вопросы со служанкой.

— Нетта, раз ты уже десять лет замужем, у тебя, наверное, много детей?

Служанка печально улыбнулась.

— Нет, Ваше Величество, хотя я еще не потеряла надежду. Но даже если Господь и не пошлет нам детишек, я все равно никогда не пожалею, что вышла за Тома.

— Тебе, наверное, нелегко было расставаться с мужем, когда ты ехала сюда?

— Ваше Величество, я готова прислуживать вам столько, сколько надо.

— Может, ты хочешь, чтобы я послала за твоим мужем? Тогда вы могли бы быть вместе.

Лицо Нетты осветилось мгновенной радостью, но тут же погасло.

— Что вы, Ваше Величество, у вас и без меня слишком много забот.

— Но ведь ты скучаешь по мужу? — не унималась Джиллиана. Кажется, она впервые видела женщину, довольную своим замужеством. В самом деле, едва речь заходила о Томе, лицо Нетты — к слову сказать, отнюдь не красавицы — заметно хорошело, а взгляд излучал особенный свет.

— Мы с Томом дружили с самого детства, Ваше Величество, а теперь и вовсе сроднились, да так, что я и вдали от него чувствую себя его кусочком.

Мечтательно глядя перед собой, Джиллиана думала, как хорошо было бы встретить в жизни такую любовь… Но тут задумчивый взгляд ее споткнулся обо что-то, и она вздрогнула. Райен, с непроницаемым лицом, стоял посреди покоев и откровенно наблюдал за нею.

Вспомнив, что сейчас придется рассказывать ему о том, как прошла аудиенция у Генриха, она смутилась еще больше.

— На сегодня все, Нетта. Ступай отдыхать. Даст Бог, завтра к полудню мы уже покинем этот постылый замок.

— Какие радужные надежды! — язвительно произнес Райен. — Ты не забыла поделиться ими с Генрихом?

Нетта послушно отложила гребень и почтительно присела перед королевой.

— Я хочу, чтобы ты и сегодня спала в комнате принцессы Кассандры, — сказала Джиллиана, никак не реагируя на слова Райена. — Конечно, ей уже гораздо лучше, но все же ты можешь ей понадобиться.

Нетта еще раз торопливо присела и поспешила удалиться. Что-то в поведении принца ее настораживало как видно, королева и ее муж не очень ладили между собой. Но она была всего лишь служанка, и не ее дело было разбираться в отношениях высокородных господ.

Когда они остались вдвоем, Райен поклонился Джиллиане с преувеличенной почтительностью.

— Мне передали, что ты желала меня видеть, — насмешливо проговорил он. По тому, как взгляд принца скользнул по ее тонкой сорочке, она поняла он, разумеется, догадывается, о чем она намерена с ним говорить.

Джиллиана горделиво вскинула голову.

— Да, я просила тебя зайти, после того как ты выйдешь от Кассандры. Я полагала, тебе небезынтересно будет узнать, что сказал Генрих.

Райен быстро взглянул на нее.

— Что же он сказал?

— Он сказал, что не позволит нам с тобой уехать, пока… — Ее щеки сделались пунцовыми. — Пока мы не… — Она никак не могла подобрать нужных слов.

— Что «пока»? — раздраженно передразнил ее запинающуюся речь Райен. Сознание того, что Джиллиана пользуется в замке неограниченной свободой, а он содержится под стражей, доводило его до белого каления.

— Между нами произошел довольно бурный разговор, и Генрих был совершенно непоколебим, — составила она наконец малозначащую фразу.

— Неужели? — Райен медленно подошел к окну и удрученно уставился в непроглядную мглу. — Но, разумеется, ты, со своей обычной прямотой, уговорила его предоставить нам полную свободу?

— Н-не совсем. — Пора было переходить к делу.

— Так надо было испытать на нем свои чары. Насколько мне известно, женщины частенько прибегают к этому средству в безвыходных обстоятельствах.

— На тебя мои чары не подействовали. Он все еще стоял лицом к окну.

— Ты так думаешь?

— Ты же не согласился зачать со мною дитя. Или… это потому, что у тебя есть возлюбленная?

— Катарина, — тихо, почти неслышно произнес он и добавил совсем другим тоном — Да, возможно, поэтому.

— Райен, Генрих откуда-то знает, что мы с тобой только… словом, как это говорят, что мы не были с тобой близки. Откуда? Ведь здесь никого не могло быть, кроме нас.

— Святая невинность! — буркнул Райен, борясь с желанием заключить ее в объятия и терзать ее губы, пока она не запросит пощады.

Над ними повисла долгая тишина. Лишь когда пальцы Джиллианы легли на его рукав, Райен обернулся. Синие глаза смотрели на него вопрошающе.

— Райен… Я почему-то только сейчас об этом подумала: может быть, ты просто не можешь быть отцом? Может, ты… не совсем здоров?

Он открыл рот, чтобы ответить, но от неожиданности не смог выдавить из себя ни звука, словно вдруг внезапно онемел.

— Так ты правда… не можешь?

Он схватил ее за запястья и дернул к себе так, что она ударилась лбом о его твердую грудь. Глаза его метали молнии, как две грозовые тучи, рот мстительно кривился.

— Может, проверим?

Склонясь над нею, так что его губы едва не касались ее нежного рта, он прошептал:

— Но помни, Джиллиана, ты сама этого хотела. Мужество начало изменять ей. Она попыталась вырваться, но он еще теснее прижал ее к себе. Она хотела отвернуть лицо, но его пальцы впились ей в подбородок и не пускали ни вправо, ни влево.

Ей наконец удалось запрокинуть голову, и его горячее дыхание обожгло ей шею. Все это было для нее так странно, неожиданно, что ее охватила невольная дрожь.

Когда горячие губы Райена впились в ложбинку между ее грудями, силы вдруг покинули ее, и она закрыла глаза. Вот его пальцы скользнули под черную завесу ее волос, а рот медленно двинулся по изгибу нежной шеи вверх. Когда их губы встретились, она застыла на миг, широко раскрыв глаза, но скоро из ее груди вырвался протяжный вздох, и она сама прижалась к нему губами, желая полнее отдаться тому новому, удивительному, что пробуждалось в ней. Заметив, что она отвечает на его поцелуй, Райен обнял ее нежнее, словно она и впрямь была его возлюбленная.

Он почти уже начал терять рассудок, потом снова почувствовал, что предает Катарину, но женщина, которую он сейчас обнимал, была слишком хороша — он не в силах был отказаться от нее. Он должен был завладеть ею целиком.

Райен желал разбудить ее чувства, овладеть ее телом и, возможно, душой. Ему хотелось видеть ее глаза, когда его рука, скользнув под тонкую ткань, вдруг сдернет сорочку с ее плеча.

Ощутив свою наготу, Джиллиана невольно ахнула. Странно, она так долго упрашивала его начать, а вот теперь совсем не уверена, хочет ли она сама продолжения.

Когда сорочка окончательно упала к ее ногам, стыдливость пересилила пробуждающуюся страсть, и Джиллиана в смятении закрыла груди руками.

Не сводя глаз с ее мерцающего в полутьме тела, Райен рывком стянул с себя рубаху и резко отшвырнул в сторону. Вглядываясь в нежные изгибы, прикрытые завесой черных как смоль волос, он испытывал неодолимую потребность поскорее освободиться от одежд — они уже мешали ему. Взгляд его скользнул от тоненькой талии к бедрам, дразняще-упругим и округлым, словно манившим в заветное лоно. Ниже светились восхитительно длинные стройные ноги и маленькие изящные ступни.

Она была не просто прекрасна — она была само совершенство. Он же мог безраздельно владеть ею и делать с нею все, что угодно — ибо разве он не был ее законным мужем, и разве не ее собственные уговоры заставили его обнять ее?

Страх и сомнения, владевшие ею минуту назад, прошли, она, справившись с собой, взглянула на Райена. Он снова шагнул к ней, и она не отпрянула, не отвернула лица.

Райен подхватил ее на руки, и она робко — как напуганная маленькая девочка — обняла его за шею.

— Джиллиана, — шепнул он. — Ты правда этого хочешь?

— Раз иначе никак нельзя, то я постараюсь преодолеть свою застенчивость, — тихо сказала она. — Можешь делать со мною все, что необходимо.

Райен негромко рассмеялся.

— Ты как будто приготовилась взойти на эшафот. Уверяю тебя, это вовсе не так страшно.

Опустив ее на их брачное ложе, он начал стягивать с себя обувь. Она с тревогой следила за ним. Вот он встал, чтобы расшнуровать кожаные штаны, и, обернувшись, снова посмотрел на нее. Не выдержав его взгляда, Джиллиана торопливо прикрыла волосами обнаженную грудь.

Когда, сбросив наконец все, что на нем оставалось, он лег и сразу прижался к ней всем телом, она чуть не задохнулась от неожиданности и, вырвавшись, села на кровати. Она не знала, что он нарочно хотел напугать ее. Страсть и желание боролись в нем с гневом: войдя в его жизнь, эта женщина с первой же минуты начала диктовать ему свои условия, и он был бессилен перед ней, как знамя перед порывом ураганного ветра.

Усмехнувшись, он снова обнял ее. Она дрожала.

— Если передумаешь, скажи — я не буду настаивать.

Она вскинула на него синие глаза.

— Я не передумаю. Наш уговор прежний ты даешь мне дитя и получаешь свободу. Согласен ли ты?

— А ты полагаешь, я откажусь от своей свободы?

— Поклянись честью, что ты не будешь иметь никаких притязаний на ребенка, который может родиться от нашего… союза.

— Я не потребую от тебя ничего, кроме свободы.

— Поклянись.

— Клянусь.

Неожиданно она качнулась вперед и, прижавшись к нему всем телом, отыскала губами его губы. Райен вздрогнул, и острое наслаждение пронзило его.

Забыв обо всех уговорах, он схватил ее в объятия и перекатился на спину. Его руки ласкали и прижимали ее к себе, а сердце замирало в предвкушении блаженства.

— Джиллиана, прекрасная Джиллиана, что ты со мною делаешь? — задыхаясь, шептал он ей в ухо. — Сейчас ты станешь моей.

Его губы закрыли ей рот, и она застонала от наслаждения. Горячий и твердый мужской член, казалось, жег ей ноги, а руки Райена скользили по ее ягодицам, надавливая на них все сильнее, будя в ней неведомые желания.

— Я не знала, что это, так… удивительно, — пробормотала она и отвернулась, пытаясь вздохнуть поглубже. — Пожалуйста, теперь сделай все, что нужно.

От этих слов желание его удесятерилось. Резко поднявшись, он швырнул ее на спину и на мгновение замер над нею на вытянутых руках, глядя, как ее нежная грудь вздымается при каждом вдохе.

Когда он тихонько провел пальцем по ее щеке, она вздрогнула. Ее взгляд скользнул по его широкой груди. У него был мощный торс, безупречно сужающийся книзу, и плоский, твердый живот. Откуда ей было знать, что мужское тело может быть так прекрасно, а одно прикосновение может пробудить столько неясных желаний в ней самой?

— Но помни, Джиллиана, ты сама просила меня об этом. Клянусь, я бы не прикоснулся к тебе.

Он пытался думать о Катарине, но собственное тело предавало его. Он желал не Катарину, а эту обнаженную красавицу — и ничего не мог с собой поделать. И тогда — словно грубость могла извинить его за эту страсть, бурную и неудержимую, какой он никогда не испытывал к Катарине, — он сказал:

— Скоро ты получишь мое семя — и я наконец избавлюсь от тебя.

13

Горячие руки Райена гладили ее груди, бедра. Когда одна рука скользнула на внутреннюю поверхность бедра, у Джиллианы перехватило дыхание, и она плотно сжала губы. Он ласкал и ласкал атласную нежную кожу, пока стоны не начали вырываться из ее груди.

Желание Райена сделалось таким сильным, что ему хотелось сжать ее до боли и не отпускать, пока не схлынет эта слепящая волна — иначе он боялся совершенно обезуметь.

Он зажмурился, пытаясь немного унять бешено колотившееся сердце. Оттого, что он изменял сейчас Катарине не только телом, но и душой, он злился все сильнее, и его тянуло выместить свое зло на той, чья восхитительная нежность так мучила его.

Когда твердая плоть Райена вошла в нее, Джиллиана резко дернулась от неожиданности и закусила губу, чтобы не закричать. Глаза ее широко открылись. Она не знала, что будет больно. Но боль быстро прошла, и на смену ей явились незнакомые, удивительные ощущения. Войдя в нее глубоко, он замирал на миг и начинал медленно удаляться, но тут же входил снова, снова и снова. Джиллиана задыхалась от наслаждения, голова ее металась из стороны в сторону.

Скоро ее руки сами собою обвились вокруг его шеи, и она начала целовать его лоб, глаза. Райен поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза, и их губы слились в упоительном поцелуе.

— Джиллиана, — прервавшись на миг, простонал он. — Джиллиана, что ты делаешь со мной?

Она не смогла ответить, потому что его губы снова жадно приникли к ее рту. Сладостно-медленные толчки его плоти внутри ее продолжались, а когда Джиллиана начала непроизвольно двигаться им навстречу, блаженство сделалось почти нестерпимым.

Неожиданно толчки участились, стали мощнее — и горячая животворная влага полилась в ее лоно. Прижавшись к нему всем телом, она замерла и не шевелилась, пока напряженные бугры его мышц не расслабились.

В комнате было слышно лишь прерывистое дыхание двоих, женщины и мужчины, но постепенно оно затихало и становилось ровнее. Не разжимая объятий, Райен перекатился на бок, потом, сплетя ее пальцы со своими, поднес ее руку к губам и поцеловал.

Джиллиана прикоснулась к жесткой щетине на его подбородке и вгляделась в его глаза. В них мерцала та же нежность, которая переполняла сейчас и ее сердце.

— Я не знала, что это так прекрасно, — сказала она. — Ее пальцы скользнули вбок, под его черные блестящие пряди. — Неужели так бывает всегда?

Он долго молчал, потом, решившись на что-то, оттолкнул ее руку и сел, свесив ноги с кровати.

— То, что произошло сейчас между нами, — всего-навсего соитие, совокупление двух тел для зачатия ребенка. Ты попросила меня об услуге — я ее тебе оказал, вот и все.

Жестокие слова обдали Джиллиану неожиданным холодом, сердце ее болезненно сжалось. Что случилось?! Ведь они с ним только что были так близки, она чувствовала это всем телом и всей душой — а он? Выходит, для него все происходило совсем не так? Джиллиана лежала, бессмысленно уставясь в его прямую неподвижную спину. Да, он просто оказывал ей услугу. Ее охватило странное чувство — то ли обида, то ли разочарование… И все-таки ей хотелось, чтобы он еще раз взглянул на нее так же, как раньше, когда она лежала в его объятиях.

— Я уже беременна? — спросила она, надеясь, что он обернется.

Райен обернулся, он сдерживал себя изо всех сил, на самом деле он хотел любоваться ее прекрасными чертами, но в полутьме их почти не было видно.

— Не беременна, так скоро будешь. Я буду брать и брать тебя до тех пор, пока твой живот не раздуется от моего семени, — грубо ответил он. Так ему было легче.

Пока он одевался, Джиллиана быстро соскользнула с кровати и подобрала свою сорочку. Натягивая ее через голову, она собиралась с духом, чтобы задать ему один вопрос.

Райен уже застегивал безрукавку, когда, шагнув к нему, она внезапно спросила:

— Скажи, ты уже… вы уже делали это… с Катариной?

Он резко обернулся и сказал с крайне недовольным выражением лица.

— Послушай, Джиллиана, и запомни раз и навсегда. Ты, конечно, моя жена, но это не дает тебе права вмешиваться в мои дела. Поэтому мы никогда — слышишь — никогда не будем больше говорить о Катарине. Я не желаю, чтобы ты произносила ее имя.

Уязвленная гордость заставила Джиллиану высоко вскинуть голову и надменно ответить:

— Зная, что вы с нею были помолвлены и что ты любишь ее, я не претендую ни на тебя, ни на твое сердце. Как только я пойму, что у меня будет ребенок, мы с тобой простимся навсегда, и ты сможешь отправиться к своей… возлюбленной.

Он молча смотрел на красавицу, всего несколько минут назад дарившую ему безмерное блаженство. Даже теперь ему мучительно хотелось притянуть ее к себе и никогда не отпускать. Проклятье, почему она так прекрасна и почему он так хочет ее! Надо что-то сказать, как-то нарушить это холодное молчание. Он кивнул на смятую постель.

— Скоро Генриховы шпионы донесут своему господину, что мы с тобой не теряли времени зря.

Но Джиллиана не желала больше разговаривать, тем более на эту тему. Она молча завязала пояс, набросила на волосы тонкое покрывало и надела корону, с которой не расставалась. Потом, облачившись в широкое верхнее платье из синей парчи, она скрепила его золотой брошью на груди и пошла к двери. В каждом ее движении Райену чудилось холодное презрение.

— Куда ты? — спросил он, когда она уже дошла до порога.

Она обернулась.

— Ты, конечно, мой муж, но это не дает тебе права вмешиваться в мои дела.

Узнав собственные слова, Райен угрюмо промолчал. Джиллиана же спокойно продолжила:

— Однако, поскольку сегодняшние мои дела касаются и тебя, я могу ответить на твой вопрос. Сначала я зайду проведать твою сестру, надеясь застать ее в добром здравии, а потом постараюсь отыскать сэра Хэмфри. После этого я намерена добиться очередной аудиенции у Генриха. Я буду повторять ему наши требования снова и снова, пока он наконец не сдастся. Когда это произойдет, ты должен быть готов к отъезду.

— Я сам знаю, когда и к чему мне надо быть готовым, — раздраженно выкрикнул он. Никогда прежде ему не приходилось до такой степени во всем зависеть от женщины. Это было унизительно. По-хорошему он, а не она, должен был сейчас идти на аудиенцию к Генриху, он должен был вырвать у английского короля долгожданную свободу! Но, увы, он лишен возможности даже выходить куда-либо без конвоя, совершенно беспомощен ведь если с Джиллианой Генрих вынужден был хотя бы соблюдать приличия — она была королевой, ее опекал Рим, то на него, пленника, едва избежавшего смертной казни, не стоило тратить ни королевского великодушия, ни даже обычной любезности.

Однако Джиллиана, видимо, поняла его слова превратно.

— Что ж, оставайся здесь, если угодно. Но не будь потом в обиде. Я и мои подданные намерены очень скоро покинуть этот замок.

— Я вижу, ты безоговорочно доверяешь королю Генриху, — недовольно поинтересовался он.

— Отнюдь нет, но зато я уверена в себе и надеюсь, что смогу перелукавить лукавца.

Райен с сомнением поглядел на нее. Как объяснить ей, что нельзя быть такой простодушной? Что она себе позволяет?

— Послушай, Джиллиана, ты совсем не знаешь людей. Если Генрих и пошел однажды на какие-то уступки, то только потому, что счел это выгодным для себя в тот момент. Но, выждав время, он сожрет тебя живьем.

— Не думаю. Он не посмеет враждовать со мною открыто: ведь за мной стоит сам Папа Римский, — непримиримо заявила Джиллиана.

— Хорошо, положим, ты даже уговоришь его нас отпустить. Ну, и что тогда? Как, по-твоему, мы должны добираться до Фалькон-Бруина? Где возьмем корабли? — Райен устало махнул рукой, досадуя на себя за эти нелепые объяснения очевидного.

— Доверься сэру Хэмфри. Он сумеет обо всем позаботиться.

Дольше общаясь с Райеном, Джиллиана вдруг начала понимать, каким потерянным должен чувствовать себя сильный, властный мужчина, оказавшийся в положении бесправного пленника, в полном неведении относительно своей дальнейшей судьбы. А теперь еще находившийся в зависимости от женщины. Генрих мог отобрать у него свободу, достоинство, но не гордость.

— Не теряй надежды, Райен, — тихо сказала она. — Мы еще возьмем верх над Генрихом.

Он посмотрел ей прямо в глаза и внутренне усмехнулся. В его сердце давно уже не осталось надежды, так что терять ему было нечего.

— Райен, — сказала она. — Есть один вопрос, который очень меня беспокоит. Я думаю вот о чем: как встретят моих подданных на Фалькон-Бруине? Хэмфри сказал, что, когда мы достигнем побережья, многие из прибывших на коронацию отправятся домой в Талшамар, но что ждет тех, кто будет сопровождать меня дальше?

— В моей стране твоим подданным ничего не грозит. К ним будут относиться с должной учтивостью, — не задумываясь, ответил Райен.

Она неуверенно смотрела на него, как бы ожидая чего-то еще.

— Можешь ли ты отвечать за свою мать? — наконец спросила Джиллиана.

— Нет. Только за себя, — нехотя уточнил он.

Она понимающе кивнула.

— Я верю… тебе. Но ситуацию необходимо обдумать. Вопрос, как поведет себя королева Мелесант.

Не говоря больше ни слова, Джиллиана вышла и затворила за собой дверь.

Райен долго стоял на одном месте, пытаясь разобраться в путанице своих чувств. Мира, в котором он вырос и к которому он привык, больше не было. Отец погиб, Фалькон-Бруином правила властолюбивая, но недалекая мать. Мысли его по инерции обратились к Катарине. Они с Джиллианой так не похожи друг на друга. У Джиллианы волосы черные и длинные, как черная блестящая завеса, и, как шелк, скользят между пальцами. А у Катарины волосы переливаются золотом. Глаза у Джиллианы такие чистые и синие, что глядят как будто в самую душу. Он уже видел в этих глазах и пламя негодования, и веселые искорки, и зовущую страсть.

Нахмурясь, он принялся ходить по комнате. Какого цвета глаза у Катарины? Карие? Серые? Как странно, что он никогда не обращал на них внимания.

Почтительно отступив на несколько шагов, посыльный Генриха ждал, когда королева Элинор прочтет письмо Его Величества. Элинор придвинула к себе свечу, чтобы лучше видеть строки, написанные четким знакомым почерком.

Миледи!

Мне выпала честь и удовольствие известить весь христианский мир о том, что дочь Вашей любимой подруги, королевы Фелисианы, только что сочеталась браком с Райеном Рондашем, наследным принцем Фалькон-Бруина. Надеюсь, что их союз порадует Вас так же, как и нас. Если же Вы пожелаете лично поздравить счастливых молодоженов, то советую писать им на Фалькон-Бруин, а не в Талшамар, ибо мы решили вверить Джиллиану заботам любезнейшей королевы Мелесант. Надеюсь, что Вы, как всегда, пребываете в добром здравии и не будете слишком огорчены тем, что Ваша бывшая ученица вышла замуж, не испросив Вашего благословения.

Откинувшись на стуле, Элинор залилась счастливым смехом. Столько лет она не имела возможности отомстить королеве Мелесант за совращение Генриха — и вот наконец час пробил. Она положила перед собой чистый пергамент и обмакнула перо.

Хотя прошло уже пять недель, Райен все еще был пленником в замке короля Генриха.

Каждую ночь он заключал Джиллиану в свои объятия и овладевал ею, каждую ночь она охотно отвечала на его ласки. Страсть его росла, но росла и досада: слишком много унижений ему приходилось сносить каждый день.

Вот и сейчас Джиллиана снова отправилась на аудиенцию к Генриху. Она бывала у него почти каждый день, но Райен оставался в неведении по поводу того, о чем они беседовали: она ничего ему не рассказывала.

Между Райеном и Джиллианой установились в целом мирные, но довольно странные отношения. По ночам они оба безраздельно отдавались страсти, днем же почти не общались друг с другом. В последнее время Джиллиана казалась Райену тихой и подавленной. Он пытался угадать, что ее удручает, но не решался спросить.

Сейчас он лежал на кровати, глядя в потолок и думая о Джиллиане, об ее шелковых волосах и нежной коже. Кажется, он начал слишком привязываться к ней. Ему казалось, что она уже овладела его душой: целыми днями он мог думать только о том, как будет обнимать ее ночью.

Но, может быть, он к ней чересчур суров? Райен резко сел на постели. Да, надо быть с нею помягче, следует как-то вызвать ее на разговор о ней самой. Сегодня же, когда она вернется, он постарается как-нибудь получше наладить их отношения.

В ожидании Джиллианы Райен то и дело поглядывал на дверь. Но прошел час, за ним другой, а она все не приходила. Лежа на кровати, он устало закрыл глаза — всего на минуту, как ему казалось, — но мало-помалу мысли его начали путаться, и скоро он забылся тяжелым сном.

Очнулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Райен нехотя открыл глаза над ним стоял сэр Хэмфри.

— Моя королева прислала меня сюда, чтобы я помог тебе подготовиться к отъезду.

Райен немедленно сел на кровати, силясь стряхнуть с себя остатки сна. Верно ли он расслышал? Спросонья чего не почудится. — Генрих отпускает нас?

— Он долго противился, но королева Джиллиана была тверда в своих намерениях, и вот — сегодня утром он наконец сдался.

Райен встал и выпрямился в полный рост, но сэр Хэмфри все равно возвышался над ним на целую голову.

— Похоже, ваша королева всегда добивается, чего хочет.

— Дай Бог, чтобы так оно и было, — с достоинством ответил верный рыцарь королевы.

Только сейчас Райен заметил, что они не одни. Рядом с сэром Хэмфри стоял мальчик лет двенадцати, в руках у него были доспехи и меч с золотой рукоятью. Райен вздрогнул. Это был его меч — тот самый, который забрали у него англичане после того злополучного сражения. Он узнал бы его из тысячи.

— Откуда у него мое оружие и доспехи? — в изумлении спросил он сэра Хэмфри.

— Моя королева хотела отдать распоряжения насчет вещей, но принцесса Кассандра сообщила ей, что у тебя все забрали. Ее Величеству пришлось идти к королю Генриху и настоятельно требовать, чтобы все изъятые вещи были возвращены тебе полностью. Джеймс, мой оруженосец, поможет тебе одеться.

Райен медленно провел пальцем по лезвию своего меча. Это был отцовский подарок, и он уже не чаял его увидеть.

— Выходит, я снова в долгу у Джиллианы. В глазах старого рыцаря вспыхнула гордость.

— Видел бы ты ее сегодня — как бесстрашно она ставила Генриху условия!

— Не завидую тому глупцу, который пожелает с нею сразиться, — сказал Райен. — Вряд ли ему доведется выйти победителем.

— Пожалуй, — согласился Хэмфри. — Она вдвое разумнее любого мужчины и втрое — любой женщины.

Райен прищурился.

— Ты слишком высокого мнения об этой женщине. Думаю, это оттого, что ты слишком долго жил под властью королев у себя на Талшамаре.

Хэмфри улыбнулся и справедливо заметил.

— Кажется, на Фалькон-Бруине сейчас тоже правит женщина? — Не дожидаясь ответа, он повернулся, чтобы идти. — Когда оденешься, Джеймс проводит тебя. Принцесса Кассандра и Ее Величество уже готовы к отъезду. Мы ждем тебя у ворот.

Проводив глазами сэра Хэмфри, Райен коротко кивнул мальчику, и тот бросился его одевать. На сердце у Райена было теперь гораздо легче, ведь он ехал домой.

Переодевшись в чистую белую рубаху и кольчугу, Райен натянул кожаные высокие сапоги чулком, перевязанные ремнями, прицепил к ним шпоры и, набросив на себя черный плащ, скрепил его на плече фамильной пряжкой в виде золотого сокола с глазами из драгоценных камней. Шлем он взял под мышку.

Затянув кольчугу, оруженосец счел, что все в порядке.