ПРЕДИСЛОВИЕ

Я хочу рассказать вам удивительную историю. Доводилось ли кому-нибудь из вас слышать о королевстве Талшамар? Боюсь, что нет. А между тем оно процветало в самом центре Европы, в ближайшем соседстве с Англией и Францией. Вы слышали об Англии и Франции? Ну конечно! А было время, лет так восемьсот назад, когда Талшамар, управляемый по традиции только женщинами, знали ничуть не хуже этих всем известных государств. О! Это была великая, хотя и небольшая по размерам страна. Культура и искусства процветали там на зависть всем. Отважный народ Талшамара жил более чем благополучно. Прошло много лет, и, как другие древние государства, Талшамар забыт историками и учеными, но сохранился в легендах. Предание о королеве Джиллиане — последней в династии королев Талшамара — передается от матери к дочери, от дочери к внучке. Великая легенда не просто вымысел, но и не полностью реальность. Существовал ли Талгиамар на самом деле? Что это? Фантазия? Мечта? А так ли это уж важно?! Если рядом с Генрихом Английским, королевой Элинор Аквитанской и их сыновьями Джоном и Ричардом, с Филиппом Французским и Папой Александром, о которых вам охотно расскажут учебники истории, будет жить королева Джиллиана и принц Райен Рондаш, королева Фелисиана и принцесса Кассандра, жизнь станет для нас только интереснее. Не так ли?

ПРОЛОГ

Королевство Талшамар, 1167 год

Второй год тянулась война с Англией, поглощавшая все силы маленького королевства Талшамар, и храбрый, но миролюбивый народ не мог устоять против искушенного в боях войска Генриха Второго.

На подступах к королевской резиденции англичане безжалостно истребляли целые села, предоставляя выжившим встречать зимние холода без куска хлеба и без крыши над головой. По воле победителей страна была опустошена. Для полного триумфа им оставалось лишь взять осажденный замок — последний оплот королевы Талшамара.

Воспользовавшись временным затишьем в сражении и темнотой безлунной ночи, к потайному входу в замок, известному лишь немногим посвященным, незаметно подъехали два всадника.

— Кто идет? — в ответ на условный стук глухо прозвучал голос стражника из-за искусно замаскированной в холме дубовой двери.

— Я, сэр Хэмфри Лонгуортский, спешу к королеве по важному делу. Открывай, да поживее! Враг может заметить нас в любую минуту.

Сэр Хэмфри и его спутник с трудом сдерживали своих коней те, чуя беспокойство всадников, никак не желали стоять на месте.

— Пароль! — невозмутимо потребовал часовой. — Этак всякий лазутчик может назваться сэром Хэмфри. Сам Генрих Английский — и тот, поди, слыхал про преданнейшего рыцаря королевы Фелисианы.

— Что это тебе в голову взбрело, черт возьми!.. Нашел время! — в отчаянии воскликнул сэр Хэмфри, чувствуя, что ни за что сейчас не вспомнит пароль.

Стражник сурово молчал, тяжелые, обитые металлическими полосами двери оставались закрытыми. Было ясно, что такой скорее умрет, чем нарушит приказ.

Взбешенный, сэр Хэмфри стиснул зубы. Этой ночью он чудом избежал гибели, голова его раскалывалась, он смертельно устал, бесчисленные заботы томили его, а этот олух держит его перед запертыми дверями из-за какого-то пароля. Немыслимо! Звуки сражения становились слышней, и он понял, что все же единственный выход — постараться взять себя в руки и сосредоточиться.

— Вспомнил! — приглушенно вскрикнул наконец он. — Скипетр королевы! А теперь живей отпирай, болван, а не то я сейчас доберусь до тебя и вышвырну на наше место, прямо в лапы англичанам!

— Вот теперь вижу, что это сэр Хэмфри, — проворчал стражник себе под нос. Он, по-видимому, уже потерял интерес к стоящим снаружи, сочтя свой долг выполненным. Но, услышав пароль, поторопился отдать распоряжение открыть вход и пропустить всадников.

Скрежет расходящихся створок был почти не слышен в звуках сражения, происходившего вокруг замка. Рыцари быстро спешились и, оставив коней на попечение стражи, вошли в узкий проход. По деревянному настилу они проследовали мимо первой и второй оборонительной стены во внутренний двор. Здесь их встретил другой стражник, с факелом.

— Ступайте за мной, лорды. Ее Величество ожидает вас в Большой зале, — произнес он.

Миновав длинный и запутанный лабиринт ярко освещенных коридоров, они наконец оказались в просторной зале, где королева Фелисиана отдавала последние приказания своему палатину[1] лорду Келвину.

Молодая правительница стояла около стола, напряженно вглядываясь в расстеленную перед ней карту. Губы ее были плотно сжаты, мягкие волны золотых волос обрамляли прекрасное лицо.

Когда она подняла голову и их глаза встретились, сердце сэра Хэмфри дрогнуло. Видимо, королева Фелисиана уже смирилась с неотвратимым, она поняла, что никто не в силах отвести от нее жестокую руку судьбы.

— Наконец-то, — с явным облегчением проговорила королева. — Я уже боялась, что вы не сумеете прорваться сквозь осаду англичан.

Сэр Хэмфри опустился перед нею на колени.

— Только смерть могла помешать мне выполнить приказ, Ваше Величество.

Королева Фелисиана слабо улыбнулась в ответ.

— Встаньте, сэр Хэмфри, и представьте мне своего спутника. У нас нет времени на проявление чувств.

На втором вошедшем не было никаких знаков отличия, по которым можно было бы судить о его звании, однако Фелисиана знала, что перед нею рыцарь и верный вассал королевы Элинор Аквитанской.

Рыцарь вышел вперед и поклонился.

— Ваше Величество, я, сэр Джеймс из Мидлтона, прибыл к вам с сердечным приветом от своей госпожи.

— Сэр Хэмфри объяснил вам вашу миссию?

— Да, Ваше Величество. Вы можете на меня положиться. Королева Элинор уполномочила меня оказать вам любую помощь, какая только может понадобиться.

Палатин обеспокоенно обернулся к королеве.

— Вашему Величеству известно, что у меня имеются немалые сомнения по поводу этого предприятия. Не понимаю, почему мы должны столь безоглядно доверять королеве Элинор. Как бы то ни было, она законная супруга Генриха, и мы не можем рассчитывать на то, что она будет поддерживать нас до конца. С какой стати она будет так последовательно выступать против своего мужа? По мне, вверяя ей принцессу Джиллиану, мы, в сущности, отдаем ее в руки самого Генриха! Мы не имеем никаких гарантий. Умоляю вас хорошо подумать, моя королева!

Сэр Джеймс решительно шагнул вперед.

— Мне вполне понятны ваши тревоги, однако поверьте: они совершенно беспочвенны. Королева просила меня передать вам, что под ее опекой принцессе Джиллиане ничто не угрожает. Ее происхождение будет скрыто ото всех до того времени, когда его можно будет безопасно обнародовать. Королева Элинор не забыла, как вы, Ваше Величество, поддержали ее в тяжелую минуту. Она заверяет вас, что ваша дочь будет в полной безопасности и никогда не станет орудием в руках ее мужа или Людовика Французского.

Королева Фелисиана с улыбкой смотрела на сэра Джеймса, но следующие слова ее, произнесенные со всей возможной твердостью, были явно обращены к палатину.

— Знайте, что я безгранично доверяю королеве Элинор. Именно поэтому я и отсылаю к ней свою единственную дочь, тем самым спасая будущее нашей страны.

Вряд ли ее речь убедила палатина, однако больше он не посмел возражать.

— Ваше Величество, коль скоро мне не удалось поколебать вашей уверенности, то прошу вас хотя бы покинуть замок вместе с принцессой. Оставшись здесь, вы обрекаете себя на гибель — или, еще хуже, на позорный плен у Генриха Английского.

Королева Фелисиана покачала головой.

— Я не могу оставить мой народ в. такой час. Зато я могу надежно спрятать Джиллиану и тем самым лишить Генриха окончательной победы.

Королева подозвала к себе кормилицу, стоявшую в полутемном углу, и бережно приняла из ее рук свою двухлетнюю дочь. Девочка крепко спала и не проснулась, когда мать прижала ее к себе.

С трудом оторвав взгляд от невинного личика, королева обернулась к двум рыцарям, которые скоро должны были забрать маленькую принцессу.

— Поклянитесь мне жизнью, что сделаете все ради благополучия будущей правительницы Талшамара.

Сэр Хэмфри опустился на одно колено и устремил на королеву преданный взор.

— Ваше Величество, до того дня, пока принцесса Джиллиана не возвратится на родину, я клянусь оберегать ее — пусть даже ценой собственной жизни.

Королева благодарно улыбнулась ему и обратилась к его спутнику.

— Теперь вы, сэр Джеймс. Сэр Джеймс медленно кивнул.

— Клянусь собственной честью и честью королевы Элинор, что, пока принцесса Джиллиана находится под моей защитой, с нею ничего не случится. Я помогу сэру Хэмфри благополучно доставить принцессу до места назначения и, если понадобится, отдам ради нее свою жизнь.

Королева погладила маленькие детские пальчики и печально коснулась губами сияющего белизной лба спящей девочки. Она знала, что видит лицо своей дочери в последний раз.

Наконец она решительно передала ребенка сэру Хэмфри. Тотчас взгляд ее сделался озабоченным, плечи расправились любящая мать снова превратилась в королеву.

— Надо спешить. Вы должны выехать через задние ворота, свернуть на горную тропу и как можно быстрее удалиться на безопасное расстояние от замка. Все силы сейчас сосредоточены у главного въезда в замок. Там идет бой, а здесь пока тихо.

Сэр Хэмфри крепче прижал маленькую принцессу к себе.

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, у меня на руках Ее Высочество может почивать спокойно, как в собственной колыбельке.

— Вы… — в голосе королевы зазвучала неуверенность, — вы ведь всегда будете подле нее, и будете опекать ее и служить ей так же верно, как служили мне, да?.. Вы поклялись…

— Я присягаю на верность принцессе Джиллиане, Ваше Величество, — повторил клятву сэр Хэмфри, всем своим видом являя образец надежности.

— Тогда я спокойна. — Она вручила сэру Джеймсу скрепленный печатью пергамент. — Вы должны отдать это своей королеве — только ей, и никому другому. И скажите Элинор… — Голос ее дрогнул. — Скажите королеве Элинор, что я навеки у нее в неоплатном долгу.

— Я передам ей ваши слова, — сказал сэр Джеймс, не сводя восхищенных глаз с отважной молодой королевы.

Королева Фелисиана повернулась к сэру Хэмфри и вложила в его ладонь небольшой округлый предмет литого золота.

— Но это же… Большая печать Талшамара, — озадаченно сказал он.

Королева кивнула, добавив после небольшой паузы.

— Я доверяю хранить ее вам, сэр Хэмфри. Передайте ее Джиллиане в тот день, когда она сможет заявить о своем праве на престол.

Сэр Хэмфри низко склонил голову, пытаясь скрыть чувства, заполнившие в эту минуту его сердце. Раз королева отдает Большую печать — значит, она готова умереть, но не быть под властью завоевателей. Ему безумно хотелось остаться здесь, около своей королевы, защищая ее до последнего вздоха. Но долг перед нею, данная ей клятва обязывали его смириться с судьбой и ехать прочь.

Он опустил печать в карман и хрипловато сказал:

— Я сохраню ее, Ваше Величество, и, когда настанет час, верну ее вам.

Глаза их встретились, и они поняли друг друга без слов, а остальное так и осталось недосказанным.

— Ступайте же, время не ждет, — решительно проговорила королева Фелисиана и отвернулась, боясь, что не удержится и снова возьмет дочку на руки.

Рыцари поклонились и торопливо вышли из комнаты. Скоро они спустились по темной лестнице в подземные лабиринты замка, потом по тайному ходу вышли к дальней границе королевских владений.

Сэр Хэмфри прижимал к груди свой драгоценный груз — спящую принцессу Джиллиану, наследницу талшамарского престола.

За воротами их ждали свежие лошади, и вскоре замок остался далеко позади. Пока они извилистой тропой поднимались в гору и спускались в ущелье, наступила ночь. Оба рыцаря ни на минуту не забывали, что им доверена бесценная жизнь маленькой принцессы.

Звон оружия слышался уже во внутреннем дворе. Когда, преодолев последнюю преграду, враги хлынули внутрь замка, гулкое эхо прокатилось по мраморным покоям. Королевские гвардейцы храбро обороняли от захватчиков вход в Главную залу, но англичан было больше, к тому же они были опытные воины, и вскоре сопротивление талшамарцев было сломлено.

Королева Фелисиана, в белом платье, с золотой короной на голове, бесстрастно смотрела, как пятеро рыцарей с обнаженными мечами приближаются к ней.

Один из рыцарей — видимо, старший — поклонился ей с самодовольной улыбкой.

— Позвольте представиться, Ваше Величество. Я лорд Эксетерский.

— Мы слышали о вас, презренный убийца, — холодно отвечала королева. — Вы, вероятно, явились, чтобы забрать меня в плен?

Он пожал плечами.

— Что делать, мадам, таков приказ короля, и я должен его выполнять.

— Я не намерена ехать с вами в Англию, — спокойно сказала она.

Лорд Келвин придвинулся ближе к королеве и, обнажив меч, смотрел на врага. Кардинал Фейлшем, молившийся в часовне, тоже поспешил на шум и встал по другую сторону от королевы.

— Вы не посмеете поднять руку на Ее Величество, — воскликнул кардинал, — не то душа ваша будет проклята во веки веков!

Угроза, однако, не произвела на лорда Эксетерского ни малейшего впечатления.

— Риму нечего совать нос не в свои дела, — сказал он и, грубо оттолкнув кардинала, двинулся к королеве Фелисиане.

Кардинал Фейлшем одернул мантию и храбро шагнул вперед, закрывая собою королеву.

— Вы готовы, предстать перед Господом и ответить за совершаемые здесь бесчинства?

— Прочь с дороги, жалкий проповедник! — Лорд Эксетерский угрожающе приподнял меч. — До Господа мне придется предстать перед Генрихом, который прислал меня сюда — и его суд будет пострашнее!

— Не надо, досточтимый Фейлшем! — Королева жестом приказала кардиналу отойти в сторону. — Вам не следует вмешиваться. Лучше займитесь делом, которое я вам поручила.

Кардинал обреченно кивнул и, не говоря больше ни слова, удалился.

Согласно указу королевы он назначался сюзереном Талшамара и должен был осуществлять верховное правление в стране до тех пор, пока принцесса Джиллиана не достигнет совершеннолетия и не сможет сама взойти на престол. Поступь кардинала была тяжела, видимо, ему не так-то легко было поставить благо Талшамара превыше жизни его королевы. Но — он присягнул на верность королеве и теперь должен был выполнять ее приказ.

— Велите этому человеку, — лорд Эксетерский кивнул на лорда Келвина, — принести сюда вашу дочь. Она тоже поедет с нами в Лондон. Мы также можем взять всех слуг, каких вам угодно будет оставить при себе.

Фелисиана презрительно рассмеялась.

— Передайте своему королю, что раньше могильные черви сожрут его хладный труп, чем он получит принцессу Джиллиану. Сейчас она уже далеко отсюда, и ему не добраться до нее. Он никогда ее не отыщет — об этом я позаботилась. Более того, — в голосе королевы послышались насмешливые нотки, — я так хорошо продумала ее будущее, что Генрих Плантагенет еще помолится о том, чтобы с нею ничего не случилось. Пожалуй, он даже примет все возможные меры, чтобы оградить ее от всех напастей. Лорд Эксетерский насторожился.

— Вы говорите загадками. Объяснитесь, королева Фелисиана.

— Скажите, лорд Эксетерский, вы умеете читать? — язвительно осведомилась королева. — Я слышала, что это умение не считается необходимым для рыцарей в Англии. Кстати, в Талшамаре мы обучаем грамоте всех детей, даже из самого низшего сословия. — Она улыбнулась. — Мне передавали, ваш король как-то недавно заметил в разговоре, что талшамарцы — весьма просвещенный народ.

Лорд Эксетерский метнул на нее свирепый взгляд.

— Я умею читать!

— Прекрасно, тогда взгляните на это, — торжествующе произнесла она, протягивая ему пергамент, — и вы убедитесь, что окончательная победа все-таки осталась за мной, а не за вашим преступным королем.

Прочитав документ, он поднял глаза и озабоченно нахмурился.

— Что это значит?

— Это значит, что, если с принцессой что-то случится, законным сюзереном Талшамара станет король Франции — я назначила его преемником моей дочери.

Рыцарь проворно сделал шаг в сторону и сунул пергамент прямо в огонь факела, укрепленного в стене. Пергамент мгновенно вспыхнул и запылал в его руке. Когда документ почти догорел, он швырнул его на пол и принялся топтать ногами ломкие черные хлопья.

Королеву Фелисиану это нисколько не взволновало.

— То, что вы уничтожили, — всего лишь копия и не имеет особого значения. Хотя я уверена, что Генрих захотел бы взглянуть на него. Подлинник хранится в Риме, у Папы Александра, и подписан рукой Его Святейшества. Неужели ваш сеньор и впрямь вообразил, что завладеть одной из богатейших в христианском мире стран будет так легко? Так знайте же — этому не бывать! Он не получит ни пяди талшамарских земель! Он не получит ничего.

Лорд Эксетерский подозвал к себе троих рыцарей.

— Уведите ее! Посмотрим, что она запоет в Англии. Король Генрих поубавит ей спеси.

— Нет, — спокойно сказала Фелисиана и властно подняла руку, отчего три рыцаря невольно остановились, как будто споткнувшись. — Я говорила вам: ноги моей не будет на английской земле.

— Ну что ж, поведайте нам, где находится принцесса Джиллиана, и, возможно, мы позволим вам остаться в Талшамаре, — снисходительно предложил лорд Эксетерский.

— Никогда! — Вскинув голову, она поглядела ему прямо в глаза.

— Вам все равно придется все рассказать! — Губы лорда Эксетерского презрительно скривились. — Да будет вам известно, мы хорошо умеем развязывать языки своим пленникам, не важно, простого они звания или королевского. Вы еще на коленях станете молить меня о том, чтобы я вас выслушал!

Когда три рыцаря, опомнившись, снова шагнули вперед, королева обернулась к своему палатину. Теперь наконец окончательно стало ясно, для чего Фелисиана просила его ни во что не вмешиваться и не отходить от нее ни на шаг.

— Не дайте им увести меня! — быстро прошептала она и приставила острие его меча как раз напротив своего сердца. Когда он попытался отвести оружие, она остановила его руку. — Лорд Келвин, я умоляю вас сделать это для меня! Если я сама оборву свою жизнь — меня ждет вечная кара за смертный грех. Сжальтесь надо мною, позвольте мне умереть от любящей руки!

У него не было времени на размышления, потому что рыцари, догадавшись о намерении королевы, ринулись вперед как бешеные.

С тяжелым сердцем палатин кивнул и надавил на рукоять.

Королева Фелисиана негромко вскрикнула от боли, на ее белом платье расплылось ослепительно алое пятно, и она, благодарно улыбаясь лорду Келвину, замертво упала к его ногам.

— Проклятье! — взревел лорд Эксетерский. Его меч, описав широкую дугу, вонзился в шею палатина.

Из горла лорда Келвина хлынула кровь, он медленно осел на пол и умер рядом с королевой, которой верно служил до последнего вздоха.

— Королева Фелисиана нужна была Его Величеству живой. Ее смерть может нам дорого стоить, — пробормотал один из рыцарей, растерянно глядя то на мертвую королеву, то на лорда Эксетерского.

— Ничего, король Генрих простит нас, конечно, если мы привезем ему принцессу Джиллиану, — прорычал лорд Эксетерский. — Обыщите замок! Допросите всех, всех до единого — и вы обязательно найдете того, кто ради спасения собственной шкуры расскажет нам правду!

Лорд Хэмфри с сэром Джеймсом ехали всю ночь и почти весь следующий день, часто меняя лошадей.

Скоро они передадут маленькую принцессу самой королеве Элинор, и она надежно спрячет ее от жестокого короля Генриха, а заодно и от его злейшего врага, Людовика Французского.

1

Колокольный звон, доносившийся из монастыря Скорбящей Богоматери, плыл над утопающей в зелени долиной и небольшой уэльской деревушкой в ее конце.

Надвинув на самые брови плат, чтобы хоть немного защититься от летнего дождя, в сторону обители по узкой проселочной дороге быстро шла молодая девушка. Видимо, она очень спешила.

Неподалеку от монастырской стены она остановилась и попыталась хоть как-то отчистить свое платье. Увы, ее усилия ни к чему не привели: белый подол был безнадежно забрызган дорожной грязью. Обреченно вздохнув, она отправилась дальше.

Синие глаза девушки то и дело с опаской взглядывали в сторону монастырских ворот, душа ее была исполнена искреннего раскаяния. Она опять пропустила утренние молитвы, матушка настоятельница наверняка станет ее бранить. И поделом. В этом месяце она уже второй раз проявляет постыдное небрежение к своим обязанностям.

Привстав на цыпочки и с трудом дотянувшись до внутренней щеколды, она отворила тяжелую деревянную калитку, проскользнула в сад и огляделась: кажется, ее никто не видел. Пожалуй, если войти через черный ход и пробраться прямиком, в свою келью, вполне можно остаться незамеченной.

Впрочем, надежды на это было мало: матушка настоятельница имела способность узнавать все и всегда. Ничего не удавалось скрыть от ее всевидящего ока.

К этому времени дождь перестал, и пробившийся сквозь тучи солнечный луч позолотил стволы деревьев и мокрую зелень целебных трав. Завидев садовника Хэмфри, следившего за ней с ласковой улыбкой, девушка вздохнула чуть свободнее.

Из всех обитателей монастыря Хэмфри был самым близким для нее человеком. Чем бы он ни был занят, ради нее он всегда готов был отложить работу. Когда с ней случались неприятности или просто выпадал неудачный день, она искала его, зная, что он ее терпеливо выслушает и охотно даст ей необходимый совет или просто посочувствует.

По правде сказать, сэр Хэмфри испытывал сейчас немалое смущение, глядя на нее, он видел совсем другое время, другую страну и другую женщину.

Много лет назад его любовь к королеве Фелисиане переросла из телесного влечения в безграничную и самоотверженную преданность. Теперь это чувство, давно ставшее частью его самого, безраздельно принадлежало этой девушке, почти девочке — для всего монастыря просто Джилли.

Прошло уже четырнадцать лет с той незабываемой ночи, когда два рыцаря с маленькой принцессой Джиллианой на руках постучались в тяжелые ворота монастыря Скорбящей Богоматери. Убедив матушку настоятельницу, что лучшего садовника ей не найти, сэр Хэмфри таким необычным образом сдержал данное королеве Фелисиане слово и остался рядом с принцессой, правда совсем в ином качестве.

Порой сходство Джилли с покойной королевой внушало ему почти суеверный страх. Тот же безукоризненный, чуть суженный книзу овал лица, те же полные губы, изогнутые дугой брови, ясные синие глаза, обрамленные длинными ресницами, — каждая ее черта была безупречна, словно высеченная рукою вдохновенного скульптора, и каждая напоминала мать. От отца ей достались лишь черные, как вороново крыло, волосы.

— Поторопитесь, госпожа Джилли, — сказал сэр Хэмфри, отогнав нахлынувшие воспоминания. — Матушка Магдалина уже справлялась о вас.

Девушка жалобно взглянула на садовника. Он был настоящий великан, широкоплечий и широкогрудый, с рыжими волосами и веснушчатым лицом.

В его серых глазах — во всяком случае, когда он разговаривал с ней — прыгали веселые искорки.

Иногда Джилли казалось, что судьба по ошибке забросила его в этот монастырский сад: для простого садовника он был, пожалуй, чересчур учен. Тогда она представляла себе, что перед нею совсем не садовник, а благородный рыцарь, которого неведомый злой рок заставил искать прибежище у Скорбящей Богоматери.

— В этот раз меня уж точно накажут. — Она виновато показала ему букет луговых цветов, несколько помятый. — Вот, собирала цветы над обрывом и совсем забыла о времени. Это для сестры Сесилии. Она до сих пор больна, вот мне и захотелось хоть немного ее порадовать.

— Не бойтесь так матушки Магдалины, — улыбнулся Хэмфри. — Даже упрекая вас, она печется лишь о вашем благе.

— Не в том дело, что я ее боюсь. Но мне так хочется угодить ей, заслужить ее похвалу… А получается, что у нее от меня одни только огорчения. Она, верно, считает меня насквозь порочной ветреницей: я слишком часто забываю свой долг перед Господом. Неужто я и правда такая скверная? Я все время хочу исправиться, но у меня почему-то ничего не выходит.

Сэр Хэмфри невольно улыбнулся наивности ее слов и покачал головой. Она и понятия не имеет о том, что такое порок, слава Богу.

— Вы — скверная, госпожа Джилли? Пустое, не наговаривайте на себя! Мне не раз приходилось видеть вашу доброту и великодушие к ближним. А как безропотно вы исполняете все возложенные на вас обязанности! Право, вы к себе чересчур строги.

Уголки ее губ печально опустились.

— Ах, не знаю. — Она скинула на него ясные синие глаза. — Вчера я опять просила у матушки настоятельницы разрешения постричься в монахини, и она опять мне отказала. — Она говорит, что монашеская келья не для меня. Скажите, Хэмфри, я что, правда настолько испорчена, что не могу даже стать монахиней?

— Да нет же, госпожа Джилли! Но матушка настоятельница мудра и говорит истинную правду монашеская келья не для вас. Это не ваш путь.

— Что же тогда для меня? И для чего я?

— Имейте терпение, настанет день и час, и вы все узнаете, — мягко ответил сэр Хэмфри. — А пока что вы должны веровать и ждать.

— Я только и делаю, что верую и жду. А время проходит впустую! — Она оглянулась на резную дверь часовни. Из-за двери послышались слаженные высокие голоса. Теперь уже можно было не спешить: богослужение началось.

— Скажите, Хэмфри, ведь ко мне здесь относятся не так, как к другим девушкам?

— Что значит — не так?

— Ну, других не учат стольким наукам и не спрашивают с них так строго. Если кто-нибудь из девушек вдруг забудет о правилах учтивости или перепутает окончания в словах, матушка Магдалина никогда не бранит их так сурово, как меня. Скажите, отчего это?

— Спросите лучше у нее самой, а если хотите послушаться моего совета — просто радуйтесь своему везению. Отец Финн специально приходит учить вас дважды в неделю — а ведь вы сами не раз признавались мне, что любите читать. Вот и благодарите судьбу за то, что вам дарована такая возможность, вместо того чтобы задавать лишние вопросы. Джилли наморщила носик.

— Может, вы и правы, Хэмфри, но меня так огорчает, когда другие девушки из-за этого насмехаются надо мной. Они думают, что мои уроки — наказание за какую-то провинность.

Они немного помолчали, садовник между тем занимался своей работой.

— Как вы полагаете, госпожа Джилли, — снова заговорил он, — для чего вам дают такое обширное образование?

Она ответила не сразу.

— Я сама не спала много ночей, думая об этом. Вероятно, матушка настоятельница готовит меня для службы в очень знатном семействе. — Взгляд ее сделался задумчивым. — Я ведь не могу оставаться здесь вечно, раз мне не позволяют принять постриг. Я уже не дитя, в мои годы многие девушки выходят замуж.

Губы сэра Хэмфри тронула улыбка.

— Так вы полагаете, что разгадали эту загадку? Думаете, вас готовят в прислуги?

— А что еще мне думать? — Она замолчала и нахмурилась. — Мне многое непонятно, Хэмфри. Например, кто мои родители? Почему я не живу вместе с ними и даже не знаю их имен? Однажды я задавала матушке настоятельнице эти вопросы, но она сказала только, что все мы дети Божьи, — и будет с меня. Это так странно.

Он хотел бы открыть ей правду, но знал, что еще не время.

— Не тревожьтесь попусту, госпожа Джилли.

Придет день, и вы узнаете свое предназначение. Терпение, как я вам уже говорил.

Она разочарованно вздохнула. Вот и Хэмфри не желает понимать ее.

— Надо идти. Не хочу, чтобы матушка увидела меня такой замарашкой.

Сэр Хэмфри прислонился спиной к стволу дерева и окинул ее оценивающим взглядом.

— Да, пожалуй, вам нелишне будет привести себя в порядок. Но, поверьте, не стоит мучить себя понапрасну бесчисленными вопросами, госпожа Джилли. Все будет хорошо.

Она благодарно улыбнулась.

— Не знаю, как бы я жила все эти годы, если бы вы не были моим другом, Хэмфри.

Он галантно поклонился.

— Готов и дальше служить вам в этом качеств Неожиданная почтительность его тона опечалила девушку.

— А мне, после сегодняшней прогулки, боюсь, придется служить всему монастырю в качестве дурного примера. — Она крепче сжала в руке совсем уже поникший букет. — Не знаю, научусь ли я когда-нибудь послушанию?..

Сэр Хэмфри задумчиво смотрел ей вслед. Вероятно, ей еще не сказали, что завтра она в сопровождении садовника Хэмфри покидает обитель Скорбящей Богоматери. Конечно, ей будет страшно уезжать — ведь до сих пор монастырь был для нее единственным домом. Ей не приходилось в жизни ни с чем больше сталкиваться. Слава Богу, что ему позволено хотя бы довезти ее до места назначения.

Джилли стояла перед матушкой Магдалиной, смиренно потупив голову и сцепив пальцы опущенных рук.

— Я все надеялась — с возрастом ты сумеешь преодолеть свою строптивость, Джилли, — вздохнула настоятельница. — Но, видно, мятежный дух твой никогда не угомонится. Много лет я пыталась обуздать твой характер, научить тебя терпению и благочестию, какие приличны скромной рабе Божьей, но, увы, из этого ничего не вышло.

— Простите меня. — Подняв глаза, Джилли встретилась с суровым взглядом матушки Магдалины.

Настоятельница — маленькая сухощавая женщина — говорила всегда очень тихо, однако это не мешало ей внушать трепет всему монастырю. Точного возраста ее никто не знал, но лет ей, по-видимому, было немало: бледное лицо под белоснежным платом было сплошь покрыто морщинами.

— Матушка Магдалина, я знаю, что доставляю вам множество огорчений, — торопливо оправдывалась девушка. — Но я исправлюсь, поверьте мне, обязательно исправлюсь. Отныне вам не придется без конца корить меня. Обещаю, что завтра…

Настоятельница подняла руку, прерывая этот поток искреннего раскаяния.

— Завтра, Джилли, тебя уже здесь не будет. — Голос ее вдруг смягчился, взгляд немного потеплел. — Я буду молиться о том, чтобы Господь позаботился о тебе и научил послушанию, которого мне так и не удалось от тебя добиться.

Джилли испуганно ахнула и, упав на колени перед матушкой Магдалиной, вцепилась в подол ее платья, неосознанно ища защиты от неизвестности. На ее ресницах заблестели слезы. — Умоляю вас, позвольте мне остаться в монастыре! Клянусь, я буду беспрекословно слушаться вас, буду молиться все утро, а день посвящать одним только добрым делам!.. Вот увидите, я теперь не буду опаздывать к вечерне, и я научусь скромности и смирению…

Лицо матушки Магдалины снова посуровело.

— Встань! — приказала она. — Довольно валяться у меня в ногах.

Джилли поднялась, чувствуя, как гордость и самолюбие вновь возвращаются к ней.

— Но хотя бы объясните: за что вы отсылаете меня?

Обойдя вокруг стола, матушка Магдалина села на стул с прямой деревянной спинкой и сложила руки, как для молитвы.

— Это не я отсылаю тебя, дитя мое, и вины твоей тут нет. Я полагала, что ты это понимаешь. — Она развернула лежавший на столе пергамент и, молча его перечитав, сунула в карман своей широкой юбки. — Мне приказано отправить тебя в Англию, в Солсбери. Сейчас ты должна пойти собраться, чтобы успеть выехать завтра на рассвете. До места тебя будет сопровождать Хэмфри.

Джилли стало вдруг так страшно, что у нее застучало в висках.

— Но почему я должна ехать в Англию? Ведь я не англичанка.

— Джилли, — устало проговорила настоятельница. — Мне неизвестно, что за люди прислали тебя ко мне четырнадцать лет назад, но кто бы они ни были, за ними стоит большая сила. Чтобы ты немного осознала это, скажу тебе: все это время мне приходилось переправлять ежегодные отчеты о твоем здоровье, душевном состоянии и успехах в учебе самому Папе Римскому.

От удивления рот девушки приоткрылся.

— Как, Его Святейшество интересовался моими успехами?!

— Не знаю, вправе ли я была тебе об этом говорить, так что лучше всего забудь мои слова.

Но в голове у Джилли роилось столько вопросов, что она снова устремила на матушку Магдалину умоляющий взор.

— Джилли, я не знаю, кто ты и откуда, и мне нечего добавить к тому, что уже сказано. Надеюсь, что ты всегда будешь держаться с достоинством и сумеешь с наилучшей стороны показать своему покровителю — кем бы он ни оказался — преимущества своего воспитания и образования.

Страх перед таким непонятным будущим нахлынул на Джилли, и она опять опустилась на колени.

— Матушка Магдалина, благословите меня! Настоятельница встала со стула и возложила руку на склоненную голову девушки.

— Благословляю тебя, дитя мое, и пусть Господь всемогущий поможет тебе преодолеть твои слабости и наставит на путь истинный. Молись, и Он научит тебя быть скромнее в помыслах и тверже в деяниях твоих.

Джилли поднялась с колен и заглянула в глаза матушки Магдалины, надеясь увидеть в них хоть проблеск жалости по поводу отъезда воспитанницы — но такой необходимой ей душевной поддержки она не нашла.

Настоятельница проводила ее до двери.

— Ступай, надо собираться в дорогу. В Солсбери тебя отвезет Хэмфри, наш садовник. Завтра перед рассветом ты уже должна стоять у ворот, совершенно готовая в дорогу, чтобы ему не пришлось тебя ждать. Прощай же, дочь моя.

Больше как будто говорить было не о чем, и Джилли медленно отправилась по коридору к своей келье. Что это за таинственный покровитель, о котором говорила матушка Магдалина? Как странно до сих пор она даже не догадывалась, что ее существование вообще кого-то интересует. Внезапно ее охватило волнение в Англии она, вероятно, узнает хоть что-нибудь о своем прошлом!.. Но тут же сердце ее тревожно забилось. Может, ей лучше вовсе ничего не знать? Одно явно — надежные стены монастыря больше не защищают ее.

Войдя в келью, девушка нашла у себя на постели кожаную дорожную сумку и принялась аккуратно складывать в нее свои скудные пожитки. Потом она долго стояла на коленях возле своего узкого ложа и молилась. Завтра для нее начиналось неведомое.

Ей было страшно.

На другое утро, когда они с садовником встретились у ворот, погода стояла хмурая. Да и у Джилли на душе было пасмурно. Сэр Хэмфри, напротив, казался бодрым и оживленным.

Он подсадил ее в седло, и девушка в последний раз оглянулась на монастырь быть может, матушка Магдалина захочет попрощаться с ней или кто-нибудь из сестер выйдет пожелать ей доброго пути. Ведь она провела здесь четырнадцать лет. Никто не появился. Все правильно, вздохнула Джилли, сестрам негоже отвлекаться от утренних молитв.

Она еще ниже опустила голову, пряча лицо, чтобы садовник не заметил, как ей тоскливо и горько. Наконец, тронув поводья, она обернулась.

— Я готова.

Выехав из монастырских ворот, они двинулись по дороге в сторону дальних холмов.

Спустя две недели пути они наконец добрались до маленькой деревушки на берегу Эйвона. Сразу за ней на фоне неба вырисовывался величественный силуэт серого замка.

— Это и есть замок Солсбери?

— Да, госпожа Джилли.

— Какой он неприветливый на вид, даже зловещий. — Девушку заранее обуревали предчувствия, что в Англии ее не ждет ничего хорошего.

— Вас тут встретят тепло, — заверил ее сэр Хэмфри.

— Кто встретит — мой таинственный покровитель?

— Скоро сами увидите, — уклончиво ответил он.

Сэр Хэмфри направил лошадь по дороге, ведущей в сторону замка, и Джилли последовала за ним. Они миновали деревню, в которой им не встретился один человек, переехали по деревянному мосту через ров и остановились перед закрытыми воротами.

— Кто там внизу? — прокричал стражник со стены.

— Здесь девушка, она приехала на службу в замок, — отвечал сэр Хэмфри.

— Про девушку нам, известно, но на службу берут только ее одну. Ты кто такой?

— Я ее сопровождаю.

Стражник окинул взглядом нехитрый наряд Джилли и кивнул.

— Девушка пусть проезжает, а тебе в замке делать нечего.

Джилли хотела что-то возразить, но сэр Хэмфри ободряюще улыбнулся ей.

— Ступайте без страха, в замке вас ждут друзья.

— Но… я не хочу с вами расставаться, — пробормотала она сквозь слезы.

Сэр Хэмфри печально смотрел на нее, и сердце его разрывалось на части.

— Вы же видите, я не могу сейчас остаться с вами, госпожа Джилли. Но мы еще обязательно встретимся, обещаю вам.

Стражник приказал сэру Хэмфри удалиться от ворот, и, когда он это сделал, ворота распахнулись, пропуская девушку. Джилли въехала во двор, все время оглядываясь на своего спутника, который так внезапно ее покинул. Когда створки ворот захлопнулись у нее за спиной, она почувствовала себя совершенно одинокой и глубоко несчастной.

Стражник, коренастый человек с неулыбчивым лицом, велел ей спешиться и показал дорогу к черному ходу.

Устало бредя по грязноватой тропинке и сжимая в руке сумку со своими пожитками, Джилли совсем пала духом.

На кухне ее встретила женщина, очевидно, предупрежденная об ее приходе.

— Вы, верно, будете Джилли?

— Да, госпожа.

— А я миссис Филберн, домоправительница. Пожалуйста, следуйте за мной.

— Я буду работать на кухне? — спросила Джилли, оглядывая медные котлы, в которых что-то булькало, и хлопотавших вокруг кухарок. Над котлами плыл кисловатый запах недопеченного хлеба.

— Н-не думаю, — миссис Филберн окинула Джилли слегка озадаченным взглядом.

Выйдя через другую дверь, домоправительница повела девушку через многочисленные помещения замка. Джилли в жизни не приходилось видеть такого великолепия: все комнаты были просторные, с высокими сводами, очень богато обставленные. Их было столько, что она скоро сбилась со счета. Наконец они добрались до небольшой, сравнительно с другими комнатами, гостиной.

— Обождите здесь, госпожа скоро выйдет к вам. — Сказав так, домоправительница удалилась.

Уже начало темнеть, и на стенах дрожали круги света от нескольких свечей. Джилли ждала с замиранием сердца. Озираясь, она невольно сравнивала пышное убранство этой комнаты с привычной убогостью монашеских келий. Здесь стены были увешаны старинными гобеленами, на каменном полу тут и там лежали пестрые ковры. Какая роскошь! Присмотревшись, Джилли решила, что эта гостиная принадлежит скорее женщине, нежели мужчине. Значит, ее опекает не покровитель, а покровительница?.. Такая мысль до сих пор не приходила ей в голову.

Дверь отворилась, и на пороге показалась женщина с осанкой столь величественной, что в ней с первой минуты ощущались сила и значительность. Складки ее голубого шелкового платья шелестели при каждом движении, белое головное покрывало было увенчано золотой короной тончайшей работы.

Женщина обошла вокруг растерянной Джилли, оценивающе оглядывая ее, потом улыбнулась.

— Что ж, пожалуй, вы мне подходите. Джилли присела в реверансе и позволила себе поинтересоваться.

— Я буду вашей служанкой, миледи?

— Нет, милая, не служанкой. Скорее компаньонкой и ученицей.

Джилли подняла глаза, и их взгляды встретились.

— Я охотно буду служить вам в любом качестве. Я получила хорошее образование.

— Известно ли вам, кто я?

— Нет, миледи. Мне не сообщили, к кому я еду. Женщина спокойно произнесла.

— Мое имя — Элинор.

Джилли приоткрыла рот от удивления и снова взглянула на золотую корону своей собеседницы.

— Вы… Элинор, королева Англии?..

Красиво очерченные губы женщины по-прежнему сияли улыбкой.

— Да, это так. Добро пожаловать в ваш новый дом. Для меня замок Солсбери — тюрьма, но вам он временно послужит надежным убежищем.

2

1183 год

Дорогу совсем замело, и вооруженным рыцарям, ехавшим по двое в ряд, приходилось пробираться между сугробами. Снег приглушал стук лошадиных копыт.

За рыцарями тянулась длинная колонна пеших воинов. Все настороженно вглядывались в очертания сугробов не кроется ли за ними неприятель.

Принц Райен, наследник престола островного королевства Фалькон-Бруин, ехал впереди, и его черные доспехи резко выделялись на фоне снежной белизны. Шлем был тоже черный, лишь сверху, венчая его, светился летящий Золотой Сокол — знак королевского рода.

Воины принца проделали долгий путь по морю и тайно высадились в Англии, чтобы соединиться с войсками Ричарда герцога Аквитанского, непокорного сына-короля Генриха.

В последнее время английский король слишком явно устремил свои алчные взоры в сторону Фалькон-Бруина, и принц Райен намерен был сделать все, чтобы спасти свой остров от грозного врага. Лучшим способом защиты он счел присоединение к мятежному Ричарду. В случае победы будущий король Ричард не будет претендовать на захват острова Фалькон-Бруин. Так решил принц Райен, и вот его войско вязло в снегах Англии.

Каждый из его рыцарей сознавал, что может погибнуть в жестокой схватке на чужбине, однако они готовы были следовать за принцем Райеном в огонь и в воду.

Принц ехал не оглядываясь, в каком-то оцепенении, угрюмый взор его был устремлен вперед. Невыносимая тоска грызла его сердце только сегодня утром посыльный принес ему весть о том, что его отец был смертельно ранен в битве с англичанами, напавшими на остров, и вчера скончался. Король Бродерик умер на своей земле, защищая страну от врага.

Хотя смерть отца и делала Райена королем Шалькон-Бруина, но официальная коронация могла состояться лишь по возвращении домой. Согласно обычаю, он мог взойти на престол только после церемонии в Верхней часовне Маунтбастонского замка: там короновались все короли, правившие на острове до него.

На подъезде к деревне, где они должны были соединиться с силами Ричарда, резко задул встречный ветер. Ледяная крупа забилась под забрало принца Райена, и он сощурился. Снег, лежавший на земле и на соломенных крышах, окутывал деревню призрачной белизной.

Спрыгнув с коня, Райен шагнул чуть вперед и внимательно обвел глазами убогие крестьянские домишки. Все как будто было спокойно. Но тогда где же Ричард, почему он до сих пор не показывается?.. Нет, тут что-то не так. Райен, насторожившись, отошел назад и вставил ногу в стремя.

В ту же минуту колокола деревенской церкви неожиданно вздрогнули и огласили равнину тревожным звоном.

— К бою! — галопом несясь вдоль строя своих воинов, кричал Райен. Конь-исполин с могучим крупом и сильными ногами шел под ним размашисто и легко, словно не чуя тяжести вооруженного и закованного в латы всадника.

— Держитесь подальше от домов! — слышался то тут, то там хрипловатый голос принца. — Там наверняка скрываются лучники. Следите, чтобы неприятель не обошел нас с тыла!..

Прикрываясь щитом и держа наготове копье, Райен уводил своих людей прочь из деревни в сторону спасительного леса. Он еще надеялся, что Ричард со своим войском может ждать его там.

В лесу он приказал рыцарям растянуться в цепочку по одному, чтобы противник не мог сокрушить их одним ударом.

— Будьте настороже! Нам неизвестно, кто явится сюда через минуту, друг или недруг, но, похоже, — мы в ловушке.

Не успел он это договорить, как воины короля Генриха стали надвигаться на них со всех сторон.

Противники сошлись, и сталь зазвенела о сталь. Кровавое сражение началось! Один за другим рыцари падали со своих коней, и только тогда их пальцы, сжимавшие меч или копье, слабели и выпускали оружие. Войско Райена было несравнимо меньше, силы были явно неравны, но храбрые воины сражались до конца.

Посреди боя копье принца сломалось, и, выхватив из ножен меч, он поразил лезвием в грудь ближайшего вражеского рыцаря, и тот тяжело рухнул в снег. Райен без устали размахивал мечом, круша щиты и латы, разя врагов одного за другим.

Внезапно тяжелая булава сшибла шлем с головы принца. Он тотчас повернулся к противнику и мгновенно поразил его ударом меча. Был лютый мороз, но пот с кровью пополам застилал глаза Райена, когда он скакал навстречу очередному врагу.

Меж тем сумерки сгущались. Райен все яснее сознавал, что его поредевшее войско окружено со всех сторон. Без помощи Ричарда им не на что было рассчитывать, однако и он, и его рыцари продолжали драться не на жизнь, а на смерть, невзирая на безнадежность положения.

Вдруг мощный удар выбил оружие из руки принца, и холодное острие вражеского меча ткнулось ему в горло.

— Покорность или смерть, принц Райен!

— С кем я говорю? — потребовал ответа принц. Не убирая меча, рыцарь поднял забрало.

— Я сэр Дадли, начальник Северного войска короля Генриха Английского. Итак — смерть или покорность?

Райен гордо вскинул голову.

— Сэр Дадли, я выбираю смерть!

— Нет, Ваше Высочество, умереть вам пока не придется. Вас отвезут в Лондон как пленника короля Генриха и будут судить за посягательство на его владения.

Райен огляделся, и на сердце у него стало еще тяжелее. Тела его верных рыцарей недвижно лежали тут и там на окровавленном снегу. Многие из пеших воинов были захвачены в плен, другие, видимо, рассеялись по лесу. Райен надеялся, что хотя бы им удастся спастись.

Он обернулся к сэру Дадли.

— Я готов немедленно ехать с вами в Лондон, но при одном условии: пощадите моих людей. Они всего лишь выполняли мой приказ. Я один несу за все ответственность.

Англичанин на минуту задумался.

— Вы даете слово, что не станете оказывать никакого сопротивление.

— Даю.

— Мечи в ножны! — крикнул сэр Дадли своим воинам. — Довольно крови на сегодня. Золотой Сокол пойман, а остальных можно и отпустить. Принц Райен обратился к своим рыцарям.

— Все кончено, возвращайтесь домой. — В ответ послышался приглушенный ропот, но принц невозмутимо продолжил — Возвращайтесь и поведайте о случившемся моей матери и сестре.

Сэр Дадли вложил меч в ножны.

— Вряд ли они смогут теперь отыскать на острове вашу сестру. Она, как и вы, пленница короля Генриха и сейчас, вероятно, уже подъезжает к Лондону. Скоро вы с нею увидитесь.

Лицо принца потемнело.

— А моя мать, королева Мелесант? Что с ней?!

— О ней мне ничего не известно. Глаза Райена горели ненавистью.

— Если Генрих хоть пальцем посмеет тронуть мою сестру, ему придется горько пожалеть об этом.

По рядам англичан прокатился смех.

— Интересно, как же вы намерены с ним поквитаться? — раздался чей-то язвительный голос. — Неужто поднатужитесь и порвете цепь, на которую он вас посадит? Бедный Генрих! Он, верно, уже трепещет от страха!

Сэр Дадли недовольно нахмурился и отослал воина, посмевшего непочтительно обратиться к благородному пленнику, в конец строя.

— Перед вами высокородный принц, и, как бы ни сложились обстоятельства, вы обязаны оказывать ему надлежащее уважение. Всякому, кто об этом забудет, придется иметь дело со мной.

Райен уже смирился с собственной участью, но его беспокоила судьба его людей.

— Сэр Дадли, даете ли вы мне слово, что моим людям будет позволено беспрепятственно вернуться на родину?

— Да, если каждый из них поклянется никогда больше не поднимать оружия против короля Генриха.

— Я ручаюсь за них: они не будут больше воевать с Англией.

Сэр Дадли удовлетворенно кивнул.

— В таком случае они свободны.

Рыцари Райена снова зароптали: в такую минуту они не могли бросить своего сеньора.

— Вы свободны, — сказал принц. — Возвращайтесь домой, к своим семьям. Там вы нужны, мне же ваше присутствие ничем не поможет.

— Лучше томиться в неволе вместе с вами или погибнуть, чем получить такую свободу, — сказал один из рыцарей, выражая чувства всех.

Райен вглядывался в лица своих воинов, храбро сражавшихся вместе с ним в этой злополучной битве. Из них одни были друзьями его детства, другие верно служили еще его отцу. Все они охотно отдали бы за него свою жизнь — он же принужден был бесславно отсылать их прочь. Эти жизни еще пригодятся.

— Приказываю вам вернуться на Фалькон-Бруин, — глухо сказал он.

— А как мы посмотрим людям в глаза? Что мы им скажем? — спросил кто-то из рыцарей.

— Скажите, пусть не теряют надежды. — Райен резко повернулся к сэру Дадли и вытянул вперед руки, чтобы на него надели кандалы. Хотя действия принца говорили о смирении, но взгляд его был горделив, ив каждом движении чувствовалось презрительное высокомерие.

— Я к вашим услугам, сэр Дадли, — сказал он. Сэр Дадли подозвал к себе воина, который надел на руки принца Райена железные кольца и скрутил цепями так, что звенья больно врезались в запястья.

— Я предпочел бы обойтись без цепей, Ваше Высочество, — сказал сэр Дадли, — но у меня приказ, и я должен его неукоснительно выполнять.

Английский рыцарь, оказавшийся к Райену ближе всех, взял под уздцы его коня, и они двинулись в путь. Пленного принца сопровождал эскорт из двенадцати королевских гвардейцев. Когда они немного отъехали, Райен обернулся, чтобы еще раз взглянуть на поле брани, но наползающая тьма уже поглотила остатки его войска.

Хотя к вечеру повалил густой снег и стало еще холоднее, англичане ехали без остановок всю ночь, словно опасались преследования.

Но не пронизывающий холод и не усталость от долгого пути терзали сердце принца Райена. Отец его был мертв, сестра в неволе, и неведомо что сталось с матерью. Тревога и неизвестность томили его. Он запрокинул голову, подставив лицо колючим снежинкам. Так было немного легче.

На рассвете они поменяли лошадей на постоялом дворе и почти сразу же двинулись дальше. Изредка отряд останавливался, чтобы перекусить, но Райен упрямо отказывался от еды. Лишь ночью второго дня пути они добрались до Лондона и углубились в лабиринт темных улиц и переулков.

Когда они подъехали к Тауэру, снегопад неожиданно прекратился, но луна была еще закрыта облаками. При свете факелов принца Райена отвели наверх по каменным ступеням. Здесь с него сняли кандалы и втолкнули в какую-то комнату. Дверь с лязгом захлопнулась, и ключ повернулся в замке.

— Ах, Райен! — Принцесса Кассандра со слезами метнулась к брату. — Мы побеждены?

Принц Райен прижал к себе сестру.

— Видимо, так. — Он отстранился, чтобы получше ее рассмотреть. — Как здесь с тобой обращаются?

— Служанки мне не предоставили, но кормят неплохо, а покои, — она окинула взглядом низкие каменные своды, — что ж, покои вполне сносные.

— Какая ты бледная. — Райен озабоченно всматривался в печальные глаза сестры. Она осунулась и выглядела гораздо моложе своих четырнадцати лет. — Что с матерью?

Кассандра неопределенно пожала плечами. У нее были вполне обоснованные подозрения, что мать попросту предала их, но она не знала, стоит ли говорить об этом брату. Ему и так хватало горя.

— Она жива? — настаивал принц.

— Да, — сдавленным голосом произнесла девушка. — Последний раз, когда я ее видела, она была жива и вполне здорова. Она встретила людей короля Генриха у ворот и провела прямо в замок, как старых друзей. Потом она позвала меня и сказала, что меня берут заложницей и что мне придется пожить в одном из замков в Англии до тех пор, пока вы с отцом не сложите оружие. Она была совершенно спокойна. Вместо этого меня, как видишь, заперли в Тауэре.

Райен промолчал, потому что говорить было нечего. Но Кассандру все еще терзали мучительные сомнения. Она не могла не верить очевидному — и не хотела верить. Ей очень нужно было услышать от брата хоть слово утешения.

— Скажи, ведь мать ни за что не позволила бы англичанам увезти меня, если бы знала, что я буду здесь пленницей, а не заложницей… да? — дрогнувшим голосом спросила она, страстно желая подтверждения.

Глаза брата и сестры встретились. Кассандра только сейчас начала понимать то, что Райен знал уже много лет назад: их мать не любила никого, кроме самой себя, и ради того, чтобы стать единоличной правительницей, готова была пожертвовать чем угодно и кем угодно, даже собственными детьми.

Принцесса Кассандра взяла брата за руку.

— Райен, скажи мне правду нам надо готовиться к смерти?

Он решил быть с нею предельно откровенным.

— Кассандра, Генрих Английский давно уже мечтает завладеть Фалькон-Бруином, и только мы с тобой мешаем ему. Ты понимаешь, что это значит?

Она печально кивнула, но тут же гордо вскинула голову.

— Ты не думай, я не опозорю своего рода и не уроню достоинства даже перед угрозой гибели! Я никого не стану умолять сохранить мне жизнь во что бы то ни стало.

Райен обнял ее, и она, как и всегда в присутствии старшего брата, ощутила прилив уверенности и спокойствия.

— Мы проиграли сражение, — сказал он. — Но мы с самого начала были обречены. Ричард не появился, нас попросту заманили в ловушку. Мы сделали все, что могли.

— Я знаю, Райен, я слышала, как стражники говорили об этом. От них я узнала, что… наш отец умер.

Райен молча склонил голову. Ему хотелось бы оградить сестру от выпавших на ее долю бед. Это было невозможно, но он все же попытался облегчить ее горе.

— Мне сказали, что отец погиб как герой, Кассандра. Он был смертельно ранен, когда вел свое войско на неприятеля. Думаю, он и сам выбрал бы такую смерть, если бы мог.

— Я… я очень любила его, Райен.

— Да. Я тоже.

Плечи Кассандры поникли, словно груз навалившихся на них печалей оказался слишком тяжел.

— Не все еще потеряно, — Райен попробовал хоть немного ободрить сестру. — Когда Ричард узнает о случившемся, он, конечно, попытается нас освободить.

Но Кассандру не так легко было провести.

— Что он может?! У его отца многочисленное, прекрасно обученное войско, в Тауэре толстые стены, и нам никак не убежать отсюда.

— Ричард никогда не бросит друзей в беде, — настаивал Райен. — Если он не явился со своими рыцарями к месту встречи, значит, на то были веские причины. Он постарается нам помочь, Кассандра, поверь! Существуют разные способы.

В ее глазах мелькнул как будто проблеск надежды.

— Дай Бог!

— Расскажи мне, что на Фалькон-Бруине много ли народу полегло в сражении? Как наши селения? — спросил Райен.

— Королева приказала народу не поднимать оружия против англичан, так что никакого сражения не было. Вероятно, она обо всем договорилась с Генрихом задолго до прибытия его войск. Как думаешь, она это сделала для того, чтобы избежать ненужных жертв? — В голосе девушки слышалось желание хоть как-то оправдать свою мать.

— Я сам хотел бы спросить ее об этом, Кассандра. Слишком много совпадений, и все вместе они подозрительно смахивают на предательство, так что я хотел бы выслушать королеву. Надеюсь, она смогла бы это объяснить.

Сестра подняла на него скорбный взгляд.

— Я рада, что отец не дожил до того дня, когда Фалькон-Бруин пал перед Генрихом Плантагенетом.

— Я тоже, — сказал Райен, окидывая равнодушным взглядом убогую комнату: старый обшарпанный стол, несколько стульев, выстеленный тростником пол, огонь в очаге. За сводчатым проходом, видимо, находились две небольшие спальни.

Видя, что брат от усталости еле держится на ногах, Кассандра взяла его за руку и подвела ближе к огню.

— Коль скоро при тебе нет оруженосца, позволь, я помогу тебе снять доспехи.

Он согласился, к тому же и сил возражать у него уже не оставалось.

— Ты ел?

— Я не хочу есть, — сказал он. — Английский хлеб встанет у меня поперек горла.

Освободившись при помощи сестры от тяжелых лат и кольчуги, Райен благодарно сжал ее холодные пальцы.

— Если бы я только мог избавить тебя от этих испытаний! — Его рука легла на плечо сестры. — Сам я готов к смерти, Кассандра, но за твою жизнь мы с Генрихом еще поторгуемся.

— Нет! Не смей этого делать! Если тебя ждет смерть, то и я хочу умереть вместе с тобой. Зачем мне жизнь без тебя, без отца, без нашего Фалькон-Бруина? Нет, нельзя торговаться и нельзя ни о чем просить Генриха Плантагенета. Мы не можем себе этого позволить!

Райен опустился на стул и в полном изнеможении откинул голову назад. Мысли его обратились к леди Катарине Хайклер, его возлюбленной и нареченной невесте.

— Ты знаешь что-нибудь о Катарине? Жива ли она? — спросил он сестру.

— Я слышала от матери, что Катарина вместе со своим отцом покинула остров вскоре после вашего отплытия в Англию.

В тоне сестры Райен услышал неодобрительные нотки.

— Думаю, отец вынудил ее к этому. По своей воле она бы не уехала.

Кассандра, видимо, имела на этот счет собственное мнение. В отличие от Райена она всегда находила в его возлюбленной кое-какие недостатки, и не маленькие. Девушка была твердо уверена, что Катарина никогда, ни при каких обстоятельствах не поступится собственными интересами.

Поэтому ответ Кассандры прозвучал несколько неопределенно.

— Утешься покуда тем, что она в полной безопасности.

— Хорошо, что мы с нею не успели пожениться, иначе она была бы сейчас в тюрьме вместе с нами. И все же как жаль, что я больше никогда не смогу ее увидеть, — с тоскою произнес Райен.

Голос сестры отвлек его от горестных мыслей.

— Не думай об этом. Сейчас тебе надо как следует отдохнуть.

Он встал и направился в спальню.

— Да, пожалуй, отдых мне и правда не помешает.

— Райен, — окликнула она, когда он был уже у самой двери. — Долго ли еще продлится зима?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я слышала, один здешний стражник объяснял другому, что важных, а тем более иноземных преступников в замке обычно держат до весны. Генрих, вероятно, считает, что казнь должна быть праздником для его народа. А что может быть лучшим временем года для праздников, чем весна.

— Отец всегда говорил, что, пока теплится жизнь, теплится и надежда. Будем надеяться! — Он вовсе не желал, чтобы Кассандра впала в отчаяние.

— Но отца больше нет, — напомнила она, и Райен заметил слезинку на ее ресницах. — Какой печальный конец для древнего гордого рода. Хотя каждое движение давалось Райену с большим трудом, он все же вернулся и снова обнял сестру.

— Если бы королем Англии был Ричард!

— Да, если бы, — смахнув слезу, пробормотала Кассандра. — Но стоит ли об этом мечтать? Генриха не одолеть никому — сам дьявол на его стороне.

Вскоре Райен прилег на свое узкое ложе. Мысли его путались и разбегались. Сестра, безусловно, права в одном, успел подумать он из древнего славного рода Рондашей, кроме них двоих, на свете никого не осталось.

Теперь золотая корона Фалькон-Бруина была уже почти в руках властолюбивого Генриха.

3

Ветер, налетевший из открытого окна, сердито хлопал ставнями, забирался под настенные гобелены, создавая причудливые формы, и задувал в дальние углы залы.

Взгляд королевы Элинор был устремлен вдаль, поверх неприступных стен замка. На сердце у английской королевы было тоскливо.

Когда-то она была полновластной хозяйкой самого пышного двора в Европе, и дни ее безмятежно проходили в великолепном окружении ученых мужей, поэтов, музыкантов и придворных. Но потом муж заключил ее в этот мрачный каменный замок, точнее говоря, склеп — ибо в тот день и час, когда она переступила его порог, жизнь для нее кончилась.

Тяжелые, низко проплывающие над землей тучи наконец извергли из себя холодные водяные потоки, отчего зловещая тьма как будто сгустилась еще больше. Королева печально взглянула на пергамент, зажатый в руке, потом со вздохом захлопнула окно. Шум ветра и проливного дождя стал глуше.

Поднявшись со стула, она обернулась к Америи, своей служанке.

— Разбуди Джилли. Скажи ей, пускай немедля идет сюда.

Служанка кивнула и выскользнула в один из многочисленных коридоров, выходивших из Главной залы. Пока она бесшумно поднималась по винтовой лестнице, неся перед собой свечу, мерцающий огонек слабо освещал широкие каменные ступени, и тени разбегались во все стороны.

Джилли только-только начала засыпать, когда занавеска балдахина отодвинулась и кто-то позвал ее по имени. Приподнявшись, она некоторое время вглядывалась в полутьму, не сразу узнав Америю.

— Госпожа Джилли, Ее Величество ожидает вас в Главной зале. Она просила вас прийти немедленно.

Джилли, не раздумывая, быстро накинула на себя красный бархатный халат. Интересно, зачем она понадобилась королеве в такой поздний час? Сунув ноги в мягкие домашние туфли, она кивнула.

— Я готова.

При тусклом свете все той же единственной свечи они вышли из спальни, и теперь огромные качающиеся тени сбегали по лестнице впереди них.

Главная зала, к удивлению Джилли, оказалась освещена сразу десятками свечей. Это было так непривычно странно: король Генрих отпускал Элинор весьма скудные средства, ей приходилось урезывать себя во всем и жить почти в полутьме. Королева, сидевшая в кресле, ласково подозвала к себе свою ученицу, прожившую у нее уже более трех лет, и указала на скамеечку возле своих ног.

Когда девушка села, Элинор долго разглядывала ее нежные черты и молчала.

— Ваше Величество, вы не больны? — обеспокоенная необычным выражением лица своей госпожи, спросила Джилли.

— Нет, милая, я здорова.

Джилли, обожавшая свою покровительницу, вздохнула с невольным облегчением и принялась терпеливо ждать, когда Элинор объяснит ей, что случилось и зачем она понадобилась ей так срочно.

Королева задумчиво прищурилась. Девятнадцатилетняя Джилли была уже совсем не та милая девочка, которая когда-то явилась в замок. Теперь она превратилась в настоящую красавицу. Ее черные как смоль волосы струились вдоль щек, идеально обрамляя бледное лицо. Глаза были даже не голубые, а ярко-синие, что в сочетании с черными волосами невольно привлекало взор. Да, она была очень хороша, и Элинор надеялась, что это хоть отчасти облегчит задачу, которую ей придется поставить сейчас перед своей ученицей.

— Много ли ты помнишь из своего детства? Джилли послушно наморщила лоб.

— Самое раннее, что я вспоминаю, — это монастырь и нашу настоятельницу, матушку Магдалину. Да, с ней связаны все мои детские годы. Впрочем, — девушка улыбнулась собственным мыслям, — она, кажется, совершенно не знала, что ей со мною делать.

— Настоятельница делала все, что ей было велено, в точности следуя моим указаниям. Что еще ты помнишь?

— Помню Хэмфри, нашего славного садовника, — без него мне было бы в обители совсем одиноко. Это он три года назад привез меня к вам. Я до сих пор скучаю по нему — ведь в монастыре он был моим единственным другом. Представьте, Хэмфри всегда готов был помочь мне и в нужную минуту всегда оказывался рядом.

— Мне жаль, что пришлось обречь тебя на долгое затворничество. Но это было необходимо, и вскоре ты поймешь, почему.

Джилли глядела на нее задумчиво и внимательно.

— Ваше Величество, сколько лет я провела у Скорбящей Богоматери? Я не помню точно, когда меня туда привезли.

— Тебе тогда было всего два года, Джилли. Немудрено, что ты не помнишь. Сюда ты приехала в шестнадцать. А в следующем году тебе уже исполнится двадцать лет. — Она взяла девушку за руку. — А что-нибудь, кроме монастыря, ты помнишь?

— Нет, Ваше Величество, ничего. Помню, что в детстве я воображала себя дочерью знатного лорда и представляла, как когда-нибудь он явится и заберет меня из монастыря. Это потому, что ко мне относились несколько иначе, чем к другим девушкам. — Она подняла глаза на королеву, и их взгляды встретились. — Но разве могла я мечтать, что за порогом обители меня ждут ваше великодушие и доброта.

— Скажи, дитя мое, была ли ты счастлива здесь эти три года?

— О да, Ваше Величество! Я хотела бы остаться с вами навсегда.

— Эта тюрьма не годится для тебя, Джилли Ты молода и должна еще многое успеть в своей жизни.

Джилли смотрела на нее с растущим беспокойством. Она вдруг вновь почувствовала себя страшно одинокой, как тогда в монастыре.

— Но… вы не собираетесь отсылать меня, правда?

— Видишь ли, в твои годы многие женщины имеют уже мужа и детей.

Джилли затаила дыхание. Она по-прежнему не понимала, к чему королева завела этот разговор.

— Вы мною недовольны? Я чем-то огорчила или разочаровала вас?

— Напротив. — Королева ласково покачала головой. — Ты была прилежной ученицей и не жаловалась, даже когда тебе приходилось по многу часов просиживать над уроками. А теперь внимательно выслушай и запомни мои слова. Ты поймешь, для чего тебе давалось такое обширное образование, какое полагается только мужчинам.

Джилли смотрела на нее во все глаза.

— Мы живем в мире, созданном и управляемом мужчинами, — продолжала Элинор. — Некогда я была наследницей великого богатого герцогства — Аквитании. Возможно, мои слова покажутся тебе странными, Джилли, но наши судьбы во многом схожи. Мой дед, умирая, назначил моим опекуном Людовика Французского, а тот через какое-то время сумел добиться, чтобы я стала женой его сына, тоже Людовика. — Элинор невесело усмехнулась. — Французы так обожают имя Людовик, что иногда даже трудно бывает припомнить, кто из них за кем следовал.

— Ваше Величество, но в чем же наше с вами сходство?

— Терпение — скоро ты сама это поймешь. Так вот, меня воспитывали как обыкновенную женщину, и я слишком мало знала, чтобы управлять делами и людьми. Из-за этого досадного упущения я сама оказалась во власти трех королей сперва Людовика — моего свекра, потом Людовика — моего мужа, а уже после него — Генриха, моего второго мужа. — Элинор откинулась на спинку кресла и некоторое время, чтобы успокоиться, разглядывала свои пальцы, сверкающие драгоценными каменьями. — Я была тогда очень хороша, и величайшие властелины мира преклонялись перед моей красотой.

Джилли не сводила восхищенного взгляда с лица королевы. Оно было красиво обрамлено складками легкого головного покрывала, на котором сверкала корона. Правда, золото некогда роскошных волос Элинор давно потускнело, и сама она располнела от частых родов, и все же в ней и сейчас было что-то удивительное, неземное.

— Ваше Величество, вы прекраснейшая из женщин, — с жаром произнесла девушка.

Королева слабо улыбнулась.

— Я знаю, ты говоришь искренне, дитя мое… Но я старею, и сама это чувствую.

— Ах, если бы король позволил вам покинуть этот замок! Он слишком жесток к вам.

— Разумеется, жесток, но тут уж ничего не поделаешь. Как только Генрих предоставит мне свободу, я тут же начну составлять новый заговор против него, и он это прекрасно знает. Он оставил мне жизнь, но ограничивается тем, что позволяет мне иногда присутствовать вместе со всей семьей на рождественских и пасхальных приемах. Я, конечно, радуюсь перемене обстановки, которая мне успевает весьма наскучить, но не могу сказать, чтобы встречи с моими отпрысками доставляли мне большое удовольствие. Признаться, я не очень люблю своих сыновей. Они нагоняют на меня тоску… все, кроме Ричарда, конечно.

— Вы всегда говорите о Ричарде с такой любовью. Я надеюсь когда-нибудь его увидеть.

— Когда-нибудь он станет королем Англии, как бы Генрих этому ни противился. — Элинор усмехнулась. — Он рвал и метал, когда я передала именно Ричарду титул герцога Аквитанского, хотя, как старшему сыну, титул принадлежит ему по праву. Генрих предназначал Аквитанию — а заодно и английский престол — своему любимому Джону. Господи, что он находит в этом существе? — Она досадливо поморщилась. — Как такой слюнтяй вообще мог родиться у нас с Генрихом — ума не приложу.

— А почему вы вышли за короля Генриха, Ваше Величество? — спросила Джилли.

— О, когда я впервые его встретила, Генрих был великолепен. — Взор королевы подернулся мечтательной дымкой. — Он был красавец, настоящий богатырь с копной рыжих волос. Все прочие мужчины рядом с ним казались пигмеями. Я тогда была еще женой Людовика и королевой Франции, но полюбила Генриха сразу, с первого взгляда. Порой мне кажется, что я все еще его люблю. — Она вздохнула и обвела взглядом залу. — Вот они, плоды моей любви. Дни бессмысленной чередой сменяют друг друга, а поток жизни бурлит где-то так далеко в стороне от моей постылой тюрьмы! Что до Генриха, то для него я теперь не более чем досадная помеха — как небольшой нарыв на пальце. Да, теперь я не могу уже, как прежде, поднять против него войска. — Тут Элинор заметно воодушевилась, словно вспомнила нечто, ведомое ей одной. — Но зато я могу другое: я соединю тебя с Золотым Соколом, и вместе вы поразите Генриха в самое сердце. Вы уязвите его гордость. — На миг она зажмурилась от удовольствия, предвкушая победу, потом открыла глаза и в упор посмотрела на Джилли. — А гордость для моего драгоценного супруга — это все. Получить удар, задевающий его гордость, для него хуже смерти. И ты, моя милая девочка, — ты мне поможешь нанести ему этот смертельный удар.

— Какой удар? Джилли все еще не понимала, о чем идет речь.

— Когда-то у меня были сила и власть, — продолжала Элинор, — и подданные ловили каждое мое слово. Теперь меня слышат одни лишь серые стены Солсбери. Впервые попав сюда, я, помнится, сначала пылала бессильным гневом, потом ему на смену пришла тоска, потом пустота… А тут еще Фитцстефен — пэр и верный слуга Генриха — стережет каждый мой шаг.

— Этот Фитцстефен так отвратителен! Я рада, Ваше Величество, что вы нашли способ получать и передавать письма своим друзьям втайне от него.

— Да, этому я научилась довольно быстро. Иначе все дальнейшее было бы невозможно.

— Какая несправедливость, что вам приходится жить затворницей и во всем себя ограничивать… — посетовала Джилли.

— Не стоит так уж меня жалеть, дитя мое, — прервала ее Элинор. — Не забывай, что в свое время я ездила в Иерусалим и Антиохию, была королевой двух европейских государств, Франции и Англии, а уж сколько рыцарей и лордов поклонялись мне — всех теперь и не вспомнить.

— Наверное, то были славные дни.

— Да, зато теперь я сполна расплачиваюсь тем, что целыми днями приходится слушать, как мои дамы сплетничают от скуки, поют тоскливые песни и читают скверные стихи. Но я уже не чувствую себя такой несчастной узницей, как вначале. У меня появилась новая цель в жизни — я поняла, что могу одержать славную победу над Генрихом, даже оставаясь в заключении.

— Как вы хотите это осуществить, Ваше Величество?

— Воистину, ты вправе спрашивать меня об этом — ибо ты, именно ты, Джилли, станешь орудием моей мести. — Элинор торжествующе рассмеялась и откинулась в кресле, сплетя пальцы рук. — О, в какую ярость придет Генрих, когда узнает, что я успешно скрывала тебя от него все эти годы! А уж я позабочусь о том, чтобы он узнал об этом в самое подходящее время. Как он будет бушевать, сыпать угрозами! Вот только поделать ничего не сможет — увы! Я слишком хорошо все продумала. Долго, очень долго я ждала подходящего момента — и вот он наступил. Да будет благословен тот день, когда твоя мать вверила тебя моей опеке!

— Так я нахожусь под вашей опекой, Ваше Величество?

— Конечно. А ты думала о себе как о какой-нибудь безродной нищенке, которую я пригрела из жалости? — Взгляд королевы сделался внезапно жестким и холодным. — О нет! Многие дорого бы заплатили за то, чтобы узнать, где ты. Но я надежно тебя спрятала и долго ждала. Ни одна душа не ведает, где ты скрываешься. Тем более ошеломляющим будет твое появление.

— Прошу вас, скажите же мне, кто я, — пробормотала Джилли, боясь поверить, что ее тайна вот-вот будет открыта ей, и одновременно страшась этой тайны.

— Всему свое время, дитя мое. Всему свое время.

Элинор, видимо, опять погрузилась в размышления о собственной жизни и, как ни хотелось Джилли поскорее обо всем узнать, все же приходилось терпеливо ждать, когда королева сочтет нужным ее просветить.

— Когда-то я мечтала выдать тебя за Ричарда, но потом поняла, что Генриху это может оказаться только на руку, и вовремя переменила решение. — Она взглянула на девушку, и морщинки от ее губ тонкими лучиками разбежались по щекам. — Когда Генрих узнает, кого я выбрала тебе в мужья, он лопнет от злости.

— Но кто же я такая, что вы сочли меня подходящей женой даже для принца Ричарда? — воскликнула потрясенная Джилли.

Элинор досадливо отмахнулась от нее, словно приказывая не перебивать.

— Знатностью ты не уступаешь ни одному из нынешних королей, а иных и превосходишь. Ты из очень древнего рода.

Все это никак не укладывалось у Джилли в голове. Неужели в ее жилах течет королевская кровь?

— Так вот, — продолжала королева, — я поклялась, что тебе не придется пережить испытаний, выпавших на мою долю. Именно поэтому я настояла на том, чтобы у тебя были самые лучшие и самые сведущие учителя. Я не случайно отдала тебя под попечительство матушки Магдалины она женщина мудрая и прозорливая. Сейчас я жалею лишь о том, что мои сыновья не получили такого образования, как ты.

— Я стольким вам обязана, — растроганно проговорила Джилли.

Элинор окинула ее довольным взглядом.

— Твоя мать могла бы теперь гордиться тобой. Ты женщина, но во многих вопросах сумеешь взять верх над любым мужчиной.

— Вы впервые заговорили о моей семье. — Джилли обеспокоенно вглядывалась в лицо королевы. — Наверное, дело в том, что мои родители не состояли в браке, и я не имею законных прав носить отцовскую фамилию?

— Уверяю тебя, проблемы такого рода здесь абсолютно ни при чем. — В глазах Элинор запрыгали веселые искорки. — Твой отец был абсолютно неотразим и многим женщинам — включая и меня — внушал самые нежные чувства, но он был совершенно равнодушен к нашим чарам. Он любил только твою мать и, к несчастью, умер еще до твоего рождения.

Значит, отца, о котором она только что впервые узнала, уже нет в живых? Джилли горько было об этом слышать, но все равно хотелось знать о своих родителях побольше.

— Умоляю, Ваше Величество, расскажите мне еще что-нибудь о нем и о моей матери!

— Твоя мать была редкая, удивительная женщина и всегда ставила долг и честь превыше всего, включая собственную жизнь. Она столько сделала для меня, что я до конца жизни буду чувствовать себя ее должницей. Она одна оставалась со мною рядом тогда, когда все отвернулись от меня, потому что дружить с опальной королевой стало опасно — она не раз вступалась за меня перед Генрихом, а однажды даже остановила его руку, занесенную надо мною в смертоносном ударе. Из-за этого на нее потом и обрушился гнев короля Англии, из-за этого она в конце концов и погибла.

Джилли невольно вскрикнула.

— Боже! И она мертва! Значит, никого из моих родителей нет в живых.

Королева взяла ее за руку.

— Мне больно говорить тебе об этом, тем более что твоя мать погибла по вине моего алчного супруга. Пусть не его рукой был нанесен смертельный удар, но все же ее смерть на его совести.

На миг в глазах у Джилли потемнело, и она покачнулась. Удар был слишком тяжел и неожидан для столь юного существа.

— Я всегда молилась… я надеялась, что они живы… где-нибудь. — В ее глазах блеснули сдерживаемые слезы. — У меня нет родных.

— Да, милая, родных у тебя нет. Но есть нечто другое, что поддержит тебя в жизни, быть может, надежнее большой и любящей семьи.

Джилли удивленно посмотрела на нее.

— Что же это, Ваше Величество?

Элинор встала и, подойдя к огню, протянула вперед руки: в последние годы она почему-то все время мерзла. Наконец закоченевшие пальцы немного согрелись, и она обернулась.

— Кроме меня, всего три человека знают, кто ты такая, Джилли те два рыцаря, что тайно увезли тебя из замка в ночь смерти твоей матери, и Его Святейшество Папа Римский.

— Не понимаю… Мне приходится скрываться от всех — и, однако же, обо мне знает сам Папа. Кто же я наконец?

— Прежде чем ответить, я должна сообщить тебе, что Джилли — это не настоящее твое имя. С этого момента тебя будут называть только по имени, которое было дано тебе при рождении. Это имя — Джиллиана.

— Я… — Мысль о том, что до сих пор она жила под чужим именем, показалась девушке столь странной и непривычной, что она не смогла больше произнести ни слова.

— Повтори свое имя, — потребовала Элинор.

— Я… Джиллиана, — неуверенно произнесла девушка.

— Забудь, что до сих пор тебя называли иначе. Так вот, Джиллиана, — продолжала Элинор, — сделаешь ли ты то, о чем я тебя попрошу?

— Без колебаний, Ваше Величество.

— Прежде всего скажи мне: ты знаешь что-нибудь о королевстве Талшамар?

Вопрос немного смутил Джиллиану своей неожиданностью.

— Конечно! Наверное, все, что вообще о нем можно знать. Ведь вы сами руководили моим обучением, я изучала Талшамар подробнее всех других стран.

— Да, это так. А что тебе известно о королевской семье, которая правит Талшамаром?

Джиллиана решила, что ослышалась.

— Но королевской семьи в Талшамаре нет. Супруг королевы умер еще до рождения их… дочери. — Сердце Джиллианы вдруг заколотилось сильнее. Она замолчала, в смятении поглядев на королеву Элинор.

— Продолжай, Джиллиана. Рассказывай все, что знаешь.

И в сознании Джиллианы все вдруг стало проясняться, все, чего прежде ей не удавалось понять, становилось на свои места.

— Я знаю, что никого из королевского семейства уже нет в живых, за исключением, возможно… принцессы Джиллианы! — Теперь она говорила торопливо и взволнованно. — В ту ночь, когда англичане ворвались в замок, она таинственно исчезла, и с тех пор никто ничего о ней не слышал. Многие считают, что тогда в суматохе она погибла, другие утверждают, что друзья ее матери в последний момент спасли девочку.

Бледная и потрясенная, Джиллиана смотрела королеве Элинор прямо в глаза.

— Я принцесса Джиллиана!

Глаза Элинор наполнились слезами, она наклонилась вперед и ласково сжала дрожащие пальцы девушки.

— Да, дитя мое, ты единственная полноправная наследница талшамарского престола и нежно любимая дочь моей лучшей подруги королевы Фелисианы.

Джиллиана встряхнула головой, пытаясь прийти в себя.

— Я так долго мучилась вопросом, кто я такая, представляла себе все что угодно — но разве я могла даже в мыслях допустить что-нибудь подобное?

Элинор с весьма довольным видом добавила:

— И никто не мог. Вот уже семнадцать лет Генрих Английский, с одной стороны, и Людовик, а вслед за ним Филипп Французский — с другой, бросают свои алчные взоры на Талшамар — и только хитроумный план твоей матери, которая сумела заранее все предусмотреть, мешает им завладеть твоим королевством.

Джиллиана высвободила руку, которую Элинор все еще держала в своей, и встала.

— Я узнала сейчас так много, что просто не способна сразу все уразуметь. Но я хорошо помню из своих уроков, что Талшамар — государство, которое подчиняется Риму. Если наследница… если я не заявлю о себе до того дня, когда мне исполнится двадцать один год, то страна перейдет во владение Франции.

— Да, и это всегда удручало моего супруга. Для того чтобы Талшамар достался ему, а не французскому королю, он должен прежде всего отыскать тебя — и он ищет. Даже сейчас, после стольких лет, он все еще не потерял надежды.

— Я ненавижу его за страдания, причиненные моей матери… — От гнева на ее глазах выступили слезы. — И моей стране.

— Никогда не забывай о том, что Генрих твой злейший враг, он очень коварен и не отступит без борьбы, — тихо сказала Элинор. — И учти еще вот что: твоим подданным было сказано, что ты жива, и твердо обещано, что ты непременно вернешься к ним. Они ждут твоего возвращения, Джиллиана.

Джиллиана вдруг явственно ощутила навалившуюся на нее ответственность.

— Моим подданным?.. — Ей сделалось как-то не по себе.

Элинор бережно взяла в руки старый пергамент, лежавший на столике рядом.

— Это последняя весть от твоей матери — она пишет, что вверяет тебя моим заботам. С этим письмом и с Большой печатью Талшамара ты по праву сможешь занять свое законное место на престоле.

Джиллиана слегка прищурилась, размышляя. Теперь ей стало понятно, для чего нужно было так досконально изучать историю, политику и обычаи Талшамара. Она так искренне восхищалась мужеством покойной королевы, даже не подозревая, что это ее мать.

— А теперь, дитя мое, я должна спросить тебя вот о чем. Слышала ли ты когда-нибудь о Фалькон-Бруине?

Само слово «фалькон» означает «сокол», — тотчас отвечала Джиллиана. — А Фалькон-Бруин — это, кажется, остров севернее Талшамара, так?

— Именно так. — Элинор удовлетворенно кивнула. — Правят на этом острове Рондаши — старинный королевский род. Недавно король и его сын Райен выступили на стороне Ричарда против Генриха — за это сам король Фалькон-Бруина поплатился жизнью, а принц и его сестра теперь заперты в Тауэре.

— Думаете, их… казнят?

— Скоро Генрих объявит им свой приговор. Он наверняка предаст их в руки палача — если только никто этому не помешает. Ведь тогда он наложит руку на их владения. Так вот, Джиллиана, в твоей власти спасти их обоих.

— Спасти — но как? Ведь я их даже не знаю.

— Скажи, Джиллиана, согласна ли ты и дальше во всем следовать моим указаниям? Будешь ли делать то, о чем я попрошу, как бы трудно или странно это тебе ни показалось?

— Согласна, Ваше Величество.

Элинор пребывала в прекрасном настроении.

— В таком случае, слушай и запоминай. Я помогу тебе взойти на престол Талшамара и тем самым верну — хотя бы отчасти — свой старинный долг Фелисиане. Но ты должна твердо следовать моим указаниям, не допуская ошибок, в противном случае Генрих найдет способ тебя погубить.

В глазах Джиллианы зажегся упрямый огонь.

— Я не совершу ни одной ошибки. Я не в силах вспомнить лицо своей матери, но голос ее взывает ко мне из могилы, и, видит Бог, я откликнусь на этот зов.

— Значит, я не ошиблась в тебе! — не скрывая своего ликования, провозгласила Элинор. — Послушавшись голоса своей матери, ты спасешь тех, кому так нужна сейчас твоя помощь.

— Но что может помешать Генриху сделать меня своей пленницей так же, как несчастных наследников короля Рондаша, и захватить Талшамар?

— Резонный вопрос. Этому помешают Франция и Рим.

— Ваше Величество, если моя мать назначила французского короля своим преемником в случае моего исчезновения — значит, она ему доверяла?

— Не более чем Генриху. Но мудрость ее проявилась в том, что она поставила противников друг против друга. Французский король предпочел бы, чтобы ты была мертва или хотя бы не объявлялась до двадцати одного года. Тогда у него есть надежда предъявить законные права на Талшамар. Генрих же, напротив, заинтересован в том, чтобы ты была жива и здорова и произвела на свет наследника или наследницу. Папа Луций на твоей стороне, это очень важно. Ни Генрих, ни Филипп не посмеют действовать против тебя открыто, так как они навлекут на себя гнев Рима и будут наказаны отлучением от церкви. Это, знаешь ли, действенная мера. Твоя мать все предусмотрела.

— Значит, пока у меня нет наследника, моя жизнь находится в опасности?

— В Англии ты можешь чувствовать себя совершенно спокойно, особенно если тебе удастся вырвать Золотого Сокола из лап смерти. Однако для этого тебе прежде всего надо взойти на талшамарский престол. Церемонию коронации мы совершим тайно и в самое ближайшее время.

Слушая Элинор, Джиллиана снова почувствовала прилив благодарности к ней.

— Я начинаю понимать, почему моя мать вверила меня именно вашим заботам, Ваше Величество. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас?

Элинор вздохнула, усталые складки у ее рта смягчились, глаза потеплели.

— Наградой мне будет тот час, когда ты, коронованная королева Талшамара, предстанешь перед Генрихом. Если все произойдет, как я задумала, ты нанесешь ему двойной удар: он потеряет и Талшамар, и Фалькон-Бруин. Этого часа я жду уже много лет.

— Но как мне спасти принца Райена и его сестру? — неуверенно спросила Джиллиана.

— Я научу тебя, как этого добиться, что делать и что говорить. Но ты должна держаться очень уверенно и ни в чем не отступать от моих указаний. Будь при этом очень осторожна. Не доверяй никому, и в первую очередь Генриху.

— Когда мне надо ехать?

Элинор окинула Джиллиану туманным взором, словно смотрела откуда-то издалека, возможно, из темных глубин собственной души.

— Скоро… Теперь уже скоро. Собравшись уходить, она неожиданно рассмеялась.

— Наконец-то я отомщу, Генрих! О близкий, сладкий миг победы!..

4

С приготовлениями в дорогу, которые при обычных обстоятельствах заняли бы несколько месяцев, королева Элинор справилась всего за три недели. Уже готовы были платья для Джиллианы из сицилийских шелков и из фламандской шерсти, которую особенно ценила английская знать, а искусные мастерицы, трудившиеся день и ночь, несли ей все новые и новые творения. Тут был и просторный теплый плащ вишневого бархата, подбитый богатыми мехами, и головное покрывало из тончайшего бельгийского полотна — сверху оно охватывалось тонким золотым обручем, потом оборачивалось вокруг шеи и изящными складками ниспадало с плеча.

Драгоценности, преподнесенные английской королевой, поразили Джиллиану своим великолепием и навеяли мысли о существовании таинственного клада. Все, что с ней произошло, было загадкой, так почему бы этим роскошествам не появиться по волшебству из земных недр.

Джиллиану немного озадачило, что почти все платья — по настоянию Элинор — были белые, однако когда она пыталась задавать вопросы, то неизменно слышала в ответ: в свое время все разъяснится.

Теперь Элинор сама давала ей уроки. Часами она объясняла, как должна проходить коронация, которую предстояло совершить на пути в Лондон. Они многократно во всех подробностях повторяли то, что должна делать и говорить Джиллиана, явившись перед Генрихом. Зная, что пути к отступлению не будет, Джиллиана ловила каждое слово своей наставницы, скоро от этих слов будет зависеть жизнь, и не только ее.

Наконец настал день, когда Элинор решила, что ее подопечная готова к торжественной церемонии. Пора было дать ей главное, самое последнее наставление. Только что Элинор вызвала к себе Джиллиану и теперь нетерпеливо ждала ее прихода. О, если бы у нее были крылья! Она перенеслась бы из этой постылой тюрьмы в далекий Лондон и могла бы собственными глазами увидеть лицо Генриха в тот миг, когда он поймет, кто его юная гостья. Ей так хотелось лично насладиться этим зрелищем! Впрочем, Элинор достаточно хорошо знала своего супруга и могла почти зримо представить, как он себя при этом поведет. К тому же при дворе у нее были свои шпионы, от которых она получит потом подробный отчет. Вошла Джиллиана, и Элинор обернулась на звук ее шагов. Глаза королевы Англии горели на бледном лице, как два раскаленных угля.

— Помнишь ли ты мои слова о брате и сестре Рондашах, которых Генрих обязательно приговорит к смертной казни? О наследнике трона Фалькон-Бруина и его сестре?

— Да, Ваше Величество. Мне их очень жаль.

— Это должно произойти через две недели. Я высчитала, сколько времени займет у тебя дорога до Лондона. Так вот, нужно, чтобы ты въехала в столицу непременно в тот самый день, когда Генрих публично огласит свой смертный приговор Золотому Соколу и его сестре. Ты потребуешь, чтобы тебя провели прямо к Генриху, и скажешь ему следующее.

Тут, хотя, кроме них двоих, в комнате никого не было, королева склонилась к самому уху и зашептала, отчего щеки девушки вскоре залились густым румянцем.

— Но, Ваше Величество, как я смогу выговорить такую чудовищную ложь? — в смятении пробормотала она. — Ведь я навсегда навлеку бесчестье на себя и опозорю имя своей матери!.. Глаза Элинор загадочно сверкнули.

— Конечно, какое-то время сплетники будут судачить на твой счет, но это не так страшно. Как только мой сын Ричард взойдет на престол, правда выяснится, и все встанет на свои места. А пока придется потерпеть. Но ты должна делать все в точности, как я говорю, иначе род Рондашей погибнет. И еще одно это касается королевы Мелесант, матери Райена. Мой осведомитель не знает, в Лондоне она сейчас или нет, но если где-нибудь столкнешься с нею, будь настороже. Она коварна, как лиса, не вздумай довериться ей. Знай: она хочет присвоить себе корону Фалькон-Бруина.

Джиллиана озадаченно нахмурилась.

— Почему же ее не заключили в Тауэр вместе с детьми?

— Вот именно — почему? — сухо заметила Элинор. — Она всегда была заодно с Генрихом. Думаю, что и в войне Генриха против ее мужа и сына она заняла сторону английского короля. Когда-то она была любовницей Генриха. Кстати, до того, как ей удалось заманить его в свою постель, он был верен мне. Полагаю, что за эти годы она сильно постарела и подурнела, так что теперь на нее уже никто не позарится.

Признание Элинор, видимо, ошеломило Джиллиану, однако она все еще медлила с ответом.

— Окажись Фелисиана сейчас с нами, она, конечно, приказала бы тебе во всем слушаться меня… тем более что ты сама мне это уже обещала, — напомнила Элинор. — Поверь, другого пути к спасению жизни невиновных и к твоему трону нет, — попыталась она облегчить девушке принятие непростого решения.

Джиллиана наконец неохотно кивнула Элинор, безусловно, лучше нее знает, что делать.

— Я выполню все ваши указания… хотя меня всегда учили, что лгать грешно.

— Иногда ради высокой цели приходится поступаться даже своими собственными принципами. Ты очень скоро убедишься в этом сама, когда станешь королевой, милая. — Элинор одарила ее ослепительной улыбкой, видимо, желая сгладить неловкость. — Что же касается самого Золотого Сокола, то я слышала, что он весьма искушен в обольщении юных дев. Будь осторожнее с ним, не поддавайся его чарам, иначе рискуешь потерять голову.

— А что, если принц Райен при всех разоблачит мою ложь?

— В таком случае он совершит величайшую глупость, и смерть будет ему заслуженным наказанием. Жаль только его сестру. Впрочем, я приняла кое-какие меры для того, чтобы этого не случилось. Один верный мне вассал тайно шепнул принцу Райену несколько слов, надеюсь, что он их правильно понял.

— Я сделаю все, что в моих силах, но… — Джиллиана устремила на Элинор полный тревоги взгляд. — Если король Генрих примет мою ложь за правду, то тогда… мне придется стать женой принца Райена?

Ладонь Элинор накрыла ее пальцы.

— Джиллиана, пойми, что ты из королевского рода, а значит, можешь отдать свою руку только человеку такого же звания, как ты сама. Если же ты будешь свободна, Генрих скорее всего вынудит тебя выйти за нашего сына Джона — не думаю, чтобы такой исход был предпочтительней.

Джиллиана неплохо помнила Джона: с год назад он приезжал в Солсбери. Разумеется, ее тогда не представляли принцу, но она успела достаточно присмотреться к нему, пока он разговаривал с матерью. Слащавые речи, тусклые глазки, такие маленькие, что их почти не видно, зато губы безобразно толстые — нет, только не Джон! Лучше уж пусть ее мужем будет этот неведомый принц с Фалькон-Бруина.

Джиллиана подавила тоскливый вздох.

— Я так благодарна вам за прекрасные платья и украшения. Вы снарядили меня действительно по-королевски. Обещаю вернуть вам драгоценности, как только смогу.

— Милая, за твои наряды и драгоценности благодарить следует не меня. Все это — подношения от твоего народа.

— От моего народа?.. Здесь? Как это может быть?!

— Помнишь, ты рассказывала мне о своем друге, садовнике, который был у тебя в монастыре? Так вот, в действительности его имя не Хэмфри, а сэр Хэмфри — благородный рыцарь, добровольно возложивший на себя ответственность за твое благополучие. Все эти годы он безропотно исполнял свой долг, ибо дал слово твоей матери заботиться о тебе. Даже после твоего переезда в Солсбери он поселился в соседней деревушке, чтобы, если понадобится, быть рядом и оградить тебя от любой опасности.

При мысли о том, сколько испытаний Хэмфри — сэру Хэмфри! — пришлось вынести ради нее, глаза Джиллианы заблестели сильнее, и ей вдруг стало трудно дышать.

— И он столько лет был простым слугой для того только, чтобы находиться там же, где я?..

— Да. А три недели назад он вернулся из Талшамара. Он тайно объехал всех знатных талшамарцев и собрал то, что может понадобиться для твоего торжественного вступления в Лондон. Как видишь, твои подданные проявили необыкновенную щедрость. Они любят свою королеву и хотят, чтобы ты об этом знала.

Взгляд Джиллианы упал на перстень с рубином, сверкавший у нее на руке.

— Но почему они так щедры ко мне? Ведь они меня совсем не знают!..

— Существует особая преданность, которую люди чувствуют к своему законному правителю. Ты — законная королева Талшамара и можешь не сомневаться, что твой народ ждет тебя с нетерпением. — Элинор встала, видимо, собираясь уходить. — А теперь тебе пора спать. Завтра тебе предстоит тяжелый день.

— Ваше Величество, спасибо вам за вашу доброту. Мне будет вас очень недоставать.

На миг лицо королевы погрустнело.

— Ты была моей единственной отрадой, девочка моя. Мне жаль с тобою расставаться. Надеюсь, в будущем мы с тобой еще увидимся.

— Мне так страшно думать о будущем, — вдруг произнесла Джиллиана.

Элинор почувствовала вполне оправданное беспокойство: сможет ли эта девочка справиться со всеми задачами, которые поставлены перед ней? Она такая юная и беззащитная — вдруг Генрих сразу же подчинит ее своей воле?

— Тебе нечего бояться, Джиллиана. Не забывай, что твой род древнее рода Плантагенетов. Когда предки короля Генриха еще поклонялись языческим идолам, твои — уже правили Талшамаром и знали единого Бога. Храни свое достоинство — и оно будет тебе лучшей охраной. Помни о том, что ты королева!

Джиллиана выпрямилась, и ее глаза озарились светом, какого Элинор не видела прежде.

— Я буду это помнить!

Элинор крепко сжала ее пальцы, пытаясь как можно полнее передать ей свою силу и поддержку.

— Но предупреждаю тебя, — и в голосе ее Джиллиане почудилась твердость металла, — нельзя недооценивать Генриха. Он хитер и коварен и при малейшей возможности попытается выбить почву у тебя из-под ног. Не позволяй ему этого. Главное — не теряйся перед ним. Генрих не уважает тех, кто позволяет ему помыкать собою.

— О! Он не посмеет мною помыкать! — Джиллиана гордо вскинула голову и расправила плечи. — Клянусь, я ни на минуту не дам ему забыть, чья я дочь!

Страстная убежденность ее слов порадовала Элинор. Вместо давешней кротости в синих глазах будущей королевы Талшамара горел теперь огонь священной мести. Что ж, вполне возможно, она сумеет дать Генриху достойный отпор.

— Джиллиана, вся твоя жизнь до этого дня была преддверием твоей встречи с Генрихом. С тех пор как ты попала под мою опеку, все твое обучение и воспитание подчинялись одной-единственной цели: подготовить тебя к этой решающей встрече. Помни об этом! — Взгляд Элинор смягчился, и она отвернулась. — Ступай спать, дитя мое. Завтра тебе вставать до света.

— Если бы вы могли поехать со мной!..

— Глупышка, ты же знаешь, что это невозможно. Мне не выбраться из тюрьмы — но ты станешь моими глазами и моими ушами, из твоих уст польются мои слова… Для меня это все равно что быть с тобою рядом.

Джиллиане хотелось еще о многом поговорить, но королева уже простилась с нею, и девушка медленно стала подниматься вверх по лестнице в свою комнату. Конечно, Элинор по-своему любит ее, но все-таки жизнь королевы в первую очередь подчинена вечной борьбе с Генрихом. Никакие другие чувства Элинор не сравнятся по силе с той ненавистью, которую она питает к своему супругу.

Было еще темно, когда служанка королевы вошла в комнату Джиллианы и приподняла полог ее кровати.

— Вставайте, госпожа. Ее Величество прислала меня помочь вам одеться.

Джиллиана тотчас спустила ноги с кровати. От возбуждения она не могла ничего есть, и несколько молчаливых служанок сразу же начали ее одевать. На сегодня Элинор приготовила для нее белое шелковое платье с золотой вышивкой. Вскоре ее черные тяжелые косы были покрыты белым покрывалом с вуалью, на руках засверкали кольца и браслеты с драгоценными камнями, а плечистые слуги неторопливо понесли вниз уложенные еще накануне сундуки.

Джиллиана все время оглядывалась на дверь в надежде, что Элинор все же зайдет попрощаться с нею, но время шло, пора уже было уходить, а королева Англии так и не появилась.

Девушка накинула на голову капюшон: людям Генриха, охранявшим замок, ее непривычно изысканный наряд мог показаться подозрительным. Однако стражники на воротах и бровью не повели. Их дело было задерживать любого, кто попытается проникнуть в замок без разрешения короля, что же до компаньонок королевы, то они могли в любое время ехать куда им заблагорассудится.

Последняя поклажа уже грузилась в повозку, когда к Джиллиане подошел сэр Хэмфри с великолепной белой лошадью в поводу. Радостно шагнув навстречу, Джиллиана сжала его руки, и в ее глазах заблестели счастливые слезы.

— Как я скучала без вас!

Он с жадностью вглядывался в ее лицо. Да, перед ним стояла уже не девочка, а полная достоинства молодая красавица, хорошо сознававшая свое высокое положение.

— Я тоже, Ваше Высочество.

Он легко подхватил Джиллиану за талию и подсадил в седло, после чего быстро вскочил на своего коня.

— В путь, Ваше Высочество? — тихо, чтобы не услышали стражники, спросил он.

Она улыбнулась ему в ответ.

— Да, друг мой, в путь.

Джиллиана кинула последний взгляд на окно королевских покоев, и сердце ее упало: возможно, ей не придется больше никогда свидеться со своей наставницей. Но задерживаться дольше не следовало.

Она решительно тронула поводья, и лошадиные подковы застучали по настилу разводного моста. Всадница в золоченом седле ехала с гордо поднятой головой, поистине как королева. От моста извилистая дорога свернула в деревню и пошла дальше, ведя их навстречу такому неопределенному и пугающему будущему.

Элинор стояла у своего окна, глядя им вслед. На сердце у нее было тяжело. Всадники медленно удалялись. Она знала, что без Джиллианы жизнь ее станет еще печальнее.

— С Богом, дитя мое, — прошептала она, отворачиваясь. Ей снова стало очень холодно, и она подошла к очагу, но огонь не грел озябшую душу.

5

Выехав еще до рассвета, всадники некоторое время не произносили ни слова. Лишь на значительном расстоянии от деревни сэр Хэмфри позволил себе остановиться, чтобы поговорить со своей спутницей.

Джиллиана подъехала к нему почти вплотную и положила руку в перчатке на его запястье.

— Теперь я знаю, кто я, и знаю, что вы преданно служите мне вот уже много лет, сэр Хэмфри. Как отблагодарить вас за все жертвы, принесенные ради меня?

Он ответил не сразу. Судя по всему, она даже не догадывалась о том, как много она значит для него и для всех талшамарцев. При всем своем желании королева Элинор не сумела бы ей объяснить этого.

— Ваше благополучие и есть для меня наивысшая награда, Ваше Высочество. Мне приятно видеть, как расцвела ваша красота за то время, что мы не встречались.

Да, теперь они уже были не прежние Хэмфри и Джилли, и от этого ей сделалось грустно почти до слез. Как и положено, на смену взаимной искренней привязанности пришли отношения королевы и подданного, пусть даже и ближайшего. Ей же больше всего на свете хотелось сейчас снова оказаться в монастыре, чтобы рядом с нею был просто друг. Но она не имела права даже сказать ему об этом. Она не могла не оправдать надежды стольких людей.

— Наверное, пора ехать дальше? — чуть помедлив, проговорила она.

— Ваше Высочество, сначала я должен рассказать вам о наших ближайших планах. Прежде чем направиться в Лондон, мы встретимся с некоторыми представителями знатных семей Талшамара. Это произойдет сегодня поздно вечером… Угодно ли вам, чтобы я продолжал?

Джиллиана, слушавшая несколько рассеянно, кивнула. События в ее жизни развивались все быстрее. Она чувствовала, как этот поток несет ее вперед, не спрашивая о ее желаниях. Всего несколько недель назад она искренне считала себя всего лишь компаньонкой королевы Элинор — и вот она сама почти королева. И, хотя она еще не привыкла к своей новой роли, Джиллиана изо всех сил старалась ничем не выдать своей неуверенности.

Между тем сэр Хэмфри продолжал:

— Вот уже несколько дней ваши подданные съезжаются в условленное место. Мы с вами, как я уже сказал, прибудем туда сегодня вечером. Поскольку время в наших планах играет решающую роль, коронация начнется сразу же. Королева Элинор считает, что в Лондон вы должны явиться уже королевой Талшамара, коронованной в соответствии с традициями.

— Как будет проходить коронация? — спросила Джиллиана, как бы очнувшись.

— По поручению Папы Луция ее совершит кардинал Фейлшем, нарочно для этого прибывший из Талшамара.

— Я помню кардинала он ведь, кажется, не раз бывал у нас в монастыре?

— Да, он приезжал туда, чтобы удостовериться в вашем благополучии. Королева Фелисиана поручила ему управлять страной до вашего возвращения.

— Наверное, ему было нелегко, — заметила Джиллиана.

— Да, — отозвался сэр Хэмфри. — Но нам надо спешить. Насколько мне известно, все уже готово для торжественной коронации. Согласны ли вы принять корону и с нею бремя власти из рук Его преосвященства?

Некоторое время она молчала, взвешивая его слова. Но это была минутная слабость. Все уже было взвешено на других весах.

— Да. Полагаю, что только так мы сможем осуществить наш план.

Сэр Хэмфри поспешно отвернулся, но Джиллиана все же успела заметить нескрываемое ликование, мелькнувшее в его глазах.

— Ваше Высочество, если бы вы знали, какой это великий день для всех ваших подданных. Мы так долго ждали вас — свою законную королеву. — Эти слова не могли выразить и малой доли того, что чувствовал сэр Хэмфри, видя своими глазами, как осуществляется задуманное королевой Фелисианой.

Окинув взглядом его серебряные доспехи, Джиллиана улыбнулась, что-то вспомнив.

— Когда мы с вами расставались у ворот замка Солсбери, вы выглядели совсем не так. Я не могу поверить, что столько лет считала вас простым садовником.

— Простите мне этот маленький обман, Ваше Высочество. Ведь, не прибегнув к нему, я не смог бы выполнить клятву, данную вашей матери, — быть всегда при вас.

— Будьте при мне и сейчас, сэр Хэмфри, потому что я многого боюсь. Я боюсь понаделать ошибок, боюсь того неведомого, что ждет меня завтра. Мне предстоит присягнуть на верность людям, которых я совсем не знаю. Мне страшно, что я буду плохой королевой — только вам я могу в этом признаться. — Она безумно нуждалась в поддержке, и только сэр Хэмфри представлялся ей абсолютно надежным человеком.

— Нет! — Он глядел на нее почти с благоговением. — Вы не можете быть плохой королевой, Ваше Высочество. Вы достойная дочь своей матери, и сегодня она гордилась бы вами. Сэр Хэмфри взглянул на восток. Там на краю неба уже занималась розовая заря.

— Продолжим путь, Ваше Высочество. Завтрашний день вы встретите уже королевой Талшамара.

В тоне старого рыцаря была такая твердая решимость, что, хотя Джиллиане еще о многом хотелось расспросить его, она сдержала себя. Все изменилось, надо меняться и ей.

— Что ж, едемте, сэр Хэмфри.

Больше они не разговаривали, лишь время от времени понукали лошадей да изредка позволяли им перейти на шаг для отдыха. Лишь однажды они остановились, чтобы перекусить, и сэр Хэмфри весь привал настороженно оглядывался, словно ожидая нападения.

Рассвет еще не наступил, когда они свернули с дороги и по узкой извилистой тропе начали спускаться в лесистую долину. Под деревьями стало еще темнее. Через некоторое время сэр Хэмфри неожиданно остановился.

Джиллиана вопросительно взглянула на своего спутника, но на его лице ничего нельзя было прочесть: в темноте оно казалось непроницаемой маской. Наконец она нарушила затянувшееся молчание.

— Почему мы остановились, сэр Хэмфри?

— Взгляните туда. — Спешившись, он указал на скопление огней внизу. — Там собрались ваши подданные, чтобы приветствовать вас. Они, так же как и я, давно ждут этого часа.

Присмотревшись, Джиллиана разглядела костры и множество человеческих фигур вокруг них.

— Но зачем они все собрались в одном месте? Ведь это опасно, их может обнаружить король Генрих.

— Ваше Высочество, мы, обдумав все, вместе с королевой Элинор решили, что церемонию лучше всего провести именно здесь. Не беспокойтесь, опасность не так велика, как кажется. Эти земли принадлежат лорду, который хранит верность королеве. Итак, готовы ли вы?

Она молча пустила свою лошадь вперед, и сэр Хэмфри последовал за ней. Наконец тропа вывела их на обширную поляну, освещенную огнями костров.

Как только они вступили в круг света, рыцари и бароны окружили Джиллиану со всех сторон и благоговейно преклонили колени.

Сэр Хэмфри помог Джиллиане спешиться, и она двинулась вперед к самому большому костру. Проходя между своими подданными, она просила их подняться. На всех лицах светилась искренняя любовь, даже обожание, у некоторых в глазах стояли слезы — или это обманчивые отблески костров дрожали на их ресницах?

Джиллиане стало трудно дышать. Да, то были ее люди, ее верноподданные, и в эту минуту она впервые ощутила свою неразрывную связь с ними.

Кардинал Фейлшем с должной торжественностью приблизился к ней.

— Добро пожаловать, Ваше Высочество, — учтиво склонив голову, сказал он.

— Мне приятно видеть вас снова, Ваше преосвященство, — отвечала Джиллиана.

— Я счастлив, что вы меня помните, и готов совершить над вами священный обряд коронации, как совершал его когда-то над вашей бабушкой и матерью, — если вы удостоите меня такой чести.

— Ваше преосвященство, эта честь принадлежит вам по праву.

— По обычаю помазание должно совершаться в главном храме государства, мы же с вами находимся далеко от него. Но у меня с собой корона, скипетр и меч Талшамара — этого достаточно.

Джиллиана вдруг с новой силой ощутила, что в жилах ее течет кровь многих талшамарских королев, и величественно выпрямилась.

— Даже если волею обстоятельств мы с вами оказались сегодня на чужбине, это не помешает нам исполнить наше намерение, — с достоинством произнесла она и добавила — Сэр Хэмфри дал мне понять, что мы должны торопиться.

Кардинал вновь почтительно склонил голову.

— Да, Ваше Высочество.

Пока он медленно шел к покрытому золотой парчой столику, на котором было все необходимое для церемонии, собравшиеся расступались перед ним.

Вскоре образовался круг, в середине которого стояли кардинал Фейлшем и принцесса Джиллиана, зазвучали слова, испокон веку произносимые при короновании талшамарских королев.

Сначала кардинал обратился к собравшимся:

— Принцесса Джиллиана да будет отныне ваша королева. Всякий, кто пришел служить ей верой и правдой, пусть скажет свое слово.

— Мы пришли служить королеве, — отозвался хор мужских голосов.

— Принцесса Джиллиана, готова ли и ты так же верно служить своим подданным?

Все положенные слова были столько раз повторены вместе с Элинор, что ответ последовал незамедлительно.

— Я готова им служить.

— Да хранит Господь королеву Джиллиану! — снова хором произнесли рыцари.

Шагнув вперед, кардинал помазал миррой сначала руку, потом лоб Джиллианы.

— Господь да увенчает тебя короной Славы и Справедливости, дабы творила ты на земле дела благочестивые с благословения нашего и по воле Того, чья власть над нами да пребудет во веки веков.

Джиллиана слушала его со склоненной головой. Договорив, кардинал торжественно преподнес ей Большую печать Талшамара, и она прижала ее к груди. Потом, устремив взор на красную бархатную подушечку с короной, которую кардинал держал перед собой, она заговорила:

— В руках моих величайшая драгоценность на земле, ибо в ней заключена мудрость Божья и королевский закон.

— Храни Господь королеву! — послышалось со всех сторон.

Когда кардинал надевал корону на ее голову, руки его заметно дрожали. На некоторое время воцарилось всеобщее молчание, и Джиллиана вспомнила, что до нее эта корона венчала голову ее матери. Дух королевы Фелисианы мог быть спокоен.

Когда кардинал Фейлшем отступил на несколько шагов, голоса рыцарей опять слились в единый хор:

— Отныне вассал твой душою и телом, и почитаю тебя превыше всех на земле и прослужу тебе верой и правдой и, не дрогнув, жизнь свою положу, заслоняя тебя от врага.

Сквозь легкое головное покрывало Джиллиана ощущала прохладный ободок короны. Она смотрела на рыцарей, только что присягнувших на верность ей, — незнакомых и все же родных — и чувствовала, как волнение этих людей передается ей.

— Храни Господь королеву Джиллиану! Да здравствует королева Джиллиана! И да пребудет она вечно нашей властительницей!

К глазам Джиллианы подступили слезы, ибо слезы стояли в глазах у мужчин, повторявших эти слова.

Наконец сэр Хэмфри опустился перед королевой на колени и поцеловал ее руку.

— Ваше Величество! Жизнь моя и все мои владения да служат отныне величию и благу вашему.

После сэра Хэмфри бароны и рыцари начали поочередно приближаться к ней. Каждый коленопреклоненно повторял те же слова, и каждому она дарила благосклонную улыбку.

Когда последний из присутствующих произнес свою клятву, сэр Хэмфри поднял руку, требуя внимания.

— Королева утомилась и желает отдыхать. Завтра мы направимся в Лондон, а оттуда, коли на то будет воля Божья, в Талшамар. Вассалы королевы пусть оберегают спокойный сон Ее Величества.

Сэр Хэмфри проводил Джиллиану до шатра, раскинутого для нее чуть в стороне от костров.

— Доброй ночи, Ваше Величество. К сожалению, пока вам будет прислуживать только одна служанка, ее зовут Нетта Дормот, но при первой же возможности вы сможете ее заменить, если пожелаете.

— Спасибо, сэр Хэмфри. Я ценю вашу преданность и заботу обо мне.

— Я так надеялся дожить до этого дня, — взволнованно произнес старый рыцарь. — И вот — мечта моей жизни сбылась, цель достигнута! — В глазах его мелькнула тень сожаления. — Конечно, лучше, если бы коронация прошла в Ричмондском соборе. Тогда на нее съехались бы все ваши знатные подданные, которым по традиции положено присутствовать. Но, как бы то ни было, вы теперь королева Талшамара. Наконец мы получили законную правительницу, которую ждали почти двадцать лет.

Джиллиана взглянула на Большую печать, которую все еще сжимала в руке. Странно она словно бы чувствовала исходящую от нее силу, хотя не вполне понимала, в чем эта сила состоит.

— Только бы я оказалась достойна их любви. Сэр Хэмфри поклонился и отступил на несколько шагов.

— Вы королева, достойнейшая из достойных, — монастырский садовник убеждался в этом много, много раз. — От волнения голос его дрогнул, и он поспешно отвернулся.

В шатре Джиллиану встретила женщина лет тридцати с волосами цвета льна. Ее живые карие глаза с благоговением смотрели на королеву.

— Ты, видимо, Нетта? Женщина опустилась на колени.

— Да, Ваше Величество. Я счастлива, что мне выпала честь прислуживать вам.

— Спасибо, Нетта, можешь встать.

— Ваше Величество, наконец-то мы вас дождались! — с чувством произнесла служанка и тут же опустила голову, видимо, коря себя за излишнюю болтливость. Но она просто не могла не произнести этих слов. Ими был пропитан воздух, они витали повсюду. Каждый присутствующий думал так. Джиллиана поняла это.

— В таком случае помоги мне раздеться, — просто сказала она. — Я очень устала сегодня.

Нетта, обрадованная тем, что королева не рассердилась, проворно взялась за дело. Корона и Большая печать легли в специально приготовленный ящичек, обитый изнутри бархатом. Вскоре Джиллиана, уже расчесанная и переодетая в ночную рубаху, забралась на пуховую перину и мгновенно уснула.

Она спала так крепко, что даже не слышала, как за тонким пологом шатра ее верноподданные праздновали великий праздник, и веселились, и пили талшамарское вино за здравие своей королевы. Только два рыцаря не присоединились к общему ликованию всю ночь они простояли у входа в королевский шатер, зорко вглядываясь во тьму.

Утомленная тяжелым днем, новая королева Талшамара спала без сновидений. Слава Господу, сегодня исполнилось самое сокровенное желание всех ее подданных наконец-то они обрели свою законную властительницу.

Утром Джиллиана проснулась рано, еще до света. Позавтракав свежим хлебом с густыми сливками, сыром и фруктами, которые подала ей Нетта на золотом блюде, она с помощью служанки начала одеваться.

Нетта оказалась весьма расторопной, однако, когда дело дошло до короны, она смутилась и явно не смела к ней прикоснуться.

Джиллиана невольно улыбнулась.

— Отчего ты ее так боишься, Нетта? В ней нет ничего страшного, как мне кажется.

— Ваше Величество, я не то чтобы боюсь, но она для меня — знак того великого, чему мне выпало служить. Из всех талшамарских женщин именно мне доверили прислуживать Вашему Величеству! Это такое событие для всей моей семьи. А я до сих пор как будто не верю очевидному.

Пожалуй, не так-то легко будет привыкнуть к роли королевы, подумала Джиллиана, сама надевая корону. До сих пор она вела жизнь тихую и скромную, и это неожиданное всеобщее обожание изрядно обескураживало ее.

— Пойдем, — она кивнула служанке и шагнула к выходу. — Я не хочу заставлять людей ждать.

Когда Джиллиана откинула полог, глазам ее открылось внушительное зрелище. Перед ее шатром выстроились рыцари и бароны, числом не менее сотни. Все они восседали на белых конях и сами были в белом с головы до ног, лишь кольчуги отсвечивали золотом в утренних лучах. Единственными украшениями рыцарей были фамильные гербы на щитах да драгоценные камни, сверкающие на шлемах.

Сэр Хэмфри, тоже весь в белом, вышел ей навстречу и помог сесть в седло.

— Как почивали, Ваше Величество?

— Благодарю вас, сэр Хэмфри, я прекрасно выспалась. Сегодня славное утро, не правда ли?

— Да, Ваше Величество.

Она спокойно улыбнулась ему. Кажется, она уже начинала постепенно привыкать к той жизни, для которой была рождена, и обретать положенную величавость.

Неожиданно глаза ее лукаво сверкнули.

— Сэр Хэмфри, вам, верно, немного странно думать обо мне как о своей властительнице вам слишком часто приходилось видеть меня выпачканной в грязи.

Старый рыцарь, однако, глядел на нее без улыбки.

— Я и тогда видел вас с короной Талшамара на голове. Для меня вы всегда были королевой.

Вскоре они выбрались по извилистой тропе обратно на дорогу. Длинная кавалькада белых всадников поражала своим великолепием: золотые кольчуги их горели на солнце, алые знамена трепетали на ветру.

Встречные поневоле таращили глаза на прекрасную молодую королеву с ее необычной свитой. Только теперь Джиллиана вполне смогла оценить мудрость Элинор: их белоснежные одежды производили неизгладимое впечатление на английских крестьян.

Весть о странной процессии с удивительной быстротой перелетала от селения к селению, и везде сотни людей высыпали на дорогу, махали руками и приветствовали талшамарцев радостными криками.

Никто из них не знал, откуда взялась эта прекрасная королева со своими белыми рыцарями, но все с искренним удовольствием восславляли ее и кричали «ура».

6

Запершись у себя в спальне вместе с ближайшими придворными и епископами, Генрих пытался разобраться в странных слухах, уже долетевших до столицы из окрестных деревень.

— Какие нелепые россказни, право, затруднительно верить, — задумчиво произнес Генрих, — говорят, что они с головы до пят в белом, на белых конях, а впереди едет прекрасная дама?

— Да, милорд, истинно так. По нашим сведениям, их уже видно из самого Лондона. Прикажете задержать их у ворот?

— Они вооружены? — Генрих отбросил недоверие и насторожился.

— Да, однако, как нам доложили, они никому не угрожают на своем пути. Напротив, в каждом селе они бросают крестьянам золотые монеты.

Генрих недовольно нахмурился. Подобная щедрость никогда не внушала ему доверия, а крестьянам она может внушить дурные мысли. Весьма неприятно.

— Когда они подъедут к воротам, разрешаем пропустить только женщину и с нею еще двоих. Остальных необходимо разоружить и взять под стражу.

— Слушаюсь, милорд. — С этими словами один из приближенных спешно направился исполнять королевский приказ.

Как ни занимала Генриха тайна неведомых белых всадников, сейчас ему некогда было над нею долго раздумывать. Он медленно встал и отправился из спальни в тронную залу. Там его ждало малоприятное, но неизбежное дело суд над принцем Райеном и его сестрой, принцессой Кассандрой.

Пэры, пожелавшие самолично услышать высочайшее решение короля Генриха, уже собрались и теперь оживленно перешептывались между собой. По поводу королевского вердикта строились самые разные догадки и даже заключались пари. Большинство, однако, склонялось к тому, что преступников, несомненно, ждет смертный приговор.

Войдя, король Генрих не удостоил взглядом никого из своих придворных. Вместо этого он мрачно уставился в пол, на разноцветные пятна света, падающие из высоких витражных окон. Сейчас он в последний раз обдумывал свое окончательное решение. Когда он его произнесет, оно придется не по вкусу многим его подданным. Все равно он не намерен прощать тех самонадеянных, которые смеют поддерживать его обнаглевших сыновей. Пусть печальный пример принца Райена послужит тем, кто сочувствует Ричарду, хорошим уроком. К тому же Фалькон-Бруин почти полностью в лапах у Британского льва, дело за немногим — смертью наследников трона. И все — по закону!

Генрих, в молодости имевший больше сходства со львом, чем все прочие Плантагенеты, был еще не стар, но его коротко остриженные волосы давно уже поседели, щеки обрели нездоровую бледность, а глаза заметно потускнели, утратив живой блеск. Вдобавок в последние годы он чрезмерно располнел.

Судьба посылала ему удар за ударом — самые близкие один за другим предавали его. Однако он и теперь держал голову как подобает королю. Подданные, а более всего особо приближенные, весьма опасались вызвать неудовольствие Генриха, ибо власть его была велика, а память цепка и надежна. Рано или поздно кара настигала тех, кого он считал врагами.

Он потерял уже почти все в своей жизни — все, кроме Англии. Сейчас ему вспомнились его жена Элинор, заключенная в Солсбери за коварный заговор против него, и два его сына, Ричард и Джон, вечно воюющие то против него, то друг против друга. После смерти все его обширные завоевания наверняка пойдут прахом едва ли буйные отпрыски сумеют удержать их в руках. Но, пока он жив, он не поступится ничем.

— Введите заключенных, — приказал Генрих своему гофмейстеру.

Поступь принца Райена была, как и прежде, тверда. Хотя его руки были закованы в кандалы, он старался заботливо поддерживать сестру, сильно ослабевшую в заключении. Войдя, он вызывающе вскинул голову и вперил взгляд в того, в чьих руках находились сейчас судьбы его и принцессы.

При виде надменного молодого принца — Золотого Сокола, как многие его называли, — король Генрих нахмурился. Что ж, Сокол попался в западню. В темных глазах принца горел дерзкий огонь, но Генрих знал, что уже очень скоро ему суждено погаснуть. По правде сказать, принц Райен внушал ему невольное восхищение: он был достойным противником и отважным воином. Интересно, вдруг подумал Генрих, знает ли принц, что в западню его привело предательство родной матери? Король вновь взглянул на пленника — да, скован, но горд и неукротим.

Совсем иное дело принцесса Кассандра. По всему было видно, что она очень больна, и Генрих даже великодушно велел подать ей скамейку, но она покачала головой — предпочла стоять рядом с братом. Ей было всего четырнадцать, как доложили Генриху, и в ней уже можно было угадать черты будущей красавицы. Было время, когда при одном взгляде на такой полураспустившийся цветок кровь начинала быстрее бежать по его жилам, но время это прошло. Теперь он был слишком стар для плотских утех.

Генрих, задумавшись, снова перевел взгляд на принца, глаза которого светились все тем же дерзким, упрямым огнем. Генрих прекрасно понимал его чувства: такой же огонь пылал когда-то и в его душе.

— Для нас наступает тяжелая минута, — громко и раздельно, так, чтобы было слышно в дальних концах залы, заговорил Генрих и привалился к спинке трона, пытаясь найти наиболее удобное положение для своего грузного тела.

Паж, видя затруднение своего повелителя, бросился к нему, чтобы подсунуть подушечку ему под спину, однако был остановлен на полпути весьма грозным взглядом. Генрих не любил показывать подданным свои слабости.

— Вина мятежников доказана высшим судом, — продолжал он. — Наша обязанность — вынести приговор. Всем известно, мятеж в государстве, как и всякая другая зараза, должен быть искоренен как можно решительнее, иначе зараза разрастется в опасную болезнь. Мы предпочли бы быть милосердными, однако справедливость превыше всего.

— Ты ведь всегда славился своим милосердием, правда, Генрих? — послышался насмешливый голос Райена. — Это ничего, что жена твоя много лет в тюрьме, а дети озлоблены на родного отца больше, чем на недруга… Рассказывай сказки о своем милосердии этой девочке, моей сестре, может, она тебе и поверит, а на меня не стоит тратить красноречие.

— Наглец! — взревел Генрих. — Сам себе роешь могилу! Не дорожишь собственной жизнью — подумал бы хоть о сестре. До этой минуты у меня еще оставались какие-то сомнения по поводу приговора, но ты отлично помог мне от них избавиться.

Хотя Райена душили ненависть и гнев, он усилием воли взял себя в руки и заговорил нарочито тихо, так что придворные в другом конце залы лишь с большим трудом могли разобрать его слова.

— У меня к тебе есть только одна просьба, Генрих.

Генрих с усмешкой наклонился вперед и картинно подпер рукою подбородок.

— Вот как! Ты все же намерен удостоить нас просьбой? Какой же?

— Я прошу тебя даровать жизнь моей сестре. Она ни в чем не повинна перед тобой и не должна страдать за брата.

Генрих знал, что если правильно повести разговор, высокомерный принц, не обладающий сдержанностью, непременно вспылит и покажет себя всему залу с самой неприглядной стороны. Это было бы сейчас весьма кстати. Все-таки смертный приговор целой королевской семье — отнюдь не безобидное решение. Лучше, чтобы обвиняемые вызвали поменьше сочувствия. При возможности он всегда старался склонить людское мнение в свою пользу, чтобы в рядах собственной знати не было разброда.

— Раньше надо было думать о сестре! Теперь, когда суд обвинил тебя в тягчайших преступлениях, никто не намерен прислушиваться к твоим просьбам.

Принц Райен заскрежетал зубами, но смолчал.

Внезапно от двери послышались громкие голоса, и два стражника преградили кому-то путь. Все взгляды обратились в ту сторону.

— Немедленно разобраться, в чем дело, — гневно бросил Генрих своему гофмейстеру.

Тот проворно просеменил к двери, потом обратно и вскоре почтительно склонился перед королем.

— Говори, — угрожающе потребовал Генрих. — Кто осмелился помешать королю во время суда?

Гофмейстер, которому частенько приходилось видеть своего повелителя не в духе, бесстрашно приблизился к нему и что-то зашептал в самое ухо.

— Что? — не скрывая изумления воскликнул Генрих. — Что за чушь ты несешь? Разве я не искал ее… — Он умолк. — Нет, это невозможно.

— Эта женщина утверждает, что она Джиллиана, королева Талшамара, причем во всеуслышанье, и требует немедленно пропустить ее в залу: дело-де касается ее.

Генрих с довольной улыбкой поглаживал подбородок.

— Итак, после стольких лет, проведенных в безвестности, молодая королева сама пожаловала к нам… если, конечно, она не самозванка, что вполне вероятно. — Он обернулся к гофмейстеру. — Но кто бы она ни была, она заблуждается: сегодняшнее дело не имеет к ней никакого отношения. Передай ей, что аудиенция будет предоставлена в моих покоях тотчас по окончании слушания.

Но в эту минуту, к вящему изумлению Генриха, дверь шумно распахнулась, и в проеме появилась молодая женщина в белом, увенчанная золотой короной. Стражники попытались преградить ей путь.

— Дорогу! — властно приказала она и, оттолкнув меч одного из них, решительно шагнула в залу. С двух сторон за нею следовали сэр Хэмфри и кардинал Фейлшем.

Пока они шли к королю Генриху, все кругом молчали, лишь иногда до Джиллианы доносился чей-нибудь шепот:

— Кто эта красавица?..

— Откуда она взялась?

Но она не оборачивалась: взгляд ее был устремлен на того, кто сидел на троне. Остановившись перед Генрихом, она посмотрела ему прямо в глаза.

— Милорд, я Джиллиана, королева Талшамарская. — Ее голос был отчетливо слышен во всех углах залы. — Если вы намерены приговорить к смерти принца Райена и принцессу Кассандру, вы должны приговорить также и меня, ибо я ношу под сердцем дитя принца Райена.

Король Англии остолбенел от неожиданности, как, впрочем, и принц Райен. Взгляд Генриха скользнул по ее талии, но свободное верхнее платье мешало что-либо разглядеть.

Райен уставился на незнакомку как на помешанную. Какая наглая ложь!.. Да как она смеет? Кассандра не сводила изумленных глаз со своего брата.

Неожиданно Райену вспомнилось загадочное предупреждение, переданное ему недели две назад. В тот день слугу, обычно приносившего им еду, заменял другой. Расставляя тарелки и косясь через плечо на стражников, он шепнул принцу «Скоро вам представится шанс на спасение, не упустите его!»

Райен решил тогда, что это человек от Ричарда, который предпринимает какие-то усилия для их спасения. Но день шел за днем, — ничего не происходило, и в конце концов он забыл о странном сообщении. Но вот теперь явилась эта женщина — быть может, дать тот самый шанс, о котором говорил слуга?

— Вы утверждаете, что вы Джиллиана, королева Талшамара? — с сомнением произнес Генрих. — Но чем вы это докажете? Ведь все мы столько лет полагали, что Джиллиана умерла в младенчестве.

Хотя сердце Джиллианы бешено колотилось, а пальцы дрожали, взгляд ее, устремленный на короля, был тверд.

— Я не самозванка, у меня есть неоспоримые доказательства моего происхождения. — По ее знаку сэр Хэмфри вручил ей небольшой предмет, обернутый в бархат. — Генрих Плантагенет, помните ли вы Большую печать Талшамара?

— Да, — прищурясь, отвечал Генрих.

Она протянула руку вперед, чтобы он мог хорошо видеть печать, но не позволила ему к ней прикоснуться.

— Та ли это печать, которая всегда находилась во владении талшамарских королев?

— Да, как будто та самая. — Король обратился к кардиналу Фейлшему. Кардинал славился своей правдивостью и не стал бы поддерживать неизвестно кого. — Верно ли, что эта женщина королева Талшамара?

— Да, Ваше Величество. Все эти годы я тщательно следил за образованием и воспитанием принцессы Джиллианы — наследницы королевского престола.

Король Генрих кивнул.

— Ваши слова, подкрепленные печатью, развеивают все мои сомнения. — Он медленно перевел насмешливый взор на Джиллиану. — Что же вы так долго прятались от нас, королева Джиллиана? Ведь мы всего лишь хотели вам помочь.

Джиллиана без смущения встретила его взгляд.

— Я не пряталась, милорд. Последние несколько лет я жила в одном из ваших собственных замков. Помните замок Солсбери?

Кулак Генриха с треском обрушился на подлокотник трона.

— Элинор?! Проклятье!

Джиллиана едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Это, безусловно, была минута торжества королевы Англии. Как жаль, что Элинор не могла видеть своего супруга прямо здесь.

— Как, вы не знали, что я была компаньонкой у Ее Величества? — добавила Джиллиана масла в огонь.

Судя по всему, Генриху и без того нелегко было взять себя в руки, но подданные не должны были видеть, как он уязвлен. Король изо всех сил старался подавить приступ ярости.

Мало-помалу кровь отхлынула от его лица, и он выдавил из себя подобие улыбки.

— Явись вы сюда раньше, мы бы предложили вам выйти за нашего сына Джона.

Понизив голос, так что только стоявшие рядом могли ее слышать, Джиллиана сказала:

— Я не намерена ни в чем доверять тому, кто повинен в смерти моей матери, и тем более не намерена выходить замуж за его сына, который внушает мне отвращение.

Генрих тяжело задышал, и его лицо покрылось красными пятнами гнева.

— Да как вы смеете так со мною разговаривать? Вы осознаете, кто перед вами?

Вместо ответа она подошла к принцу Райену и крепко сжала его руку, моля Бога, чтобы он не оттолкнул ее при всех. В первое мгновение принц попытался высвободиться, не привлекая внимания, а когда это не получилось, больно сдавил ее пальцы.

Он, конечно, знал о Талшамаре и слышал о его пропавшей во время последней битвы принцессе. Но если это и впрямь она, то зачем ей являться сюда и становиться рядом с ним в такую минуту, когда это сулит почти верную гибель? Нет, он отказывался понимать эту женщину и не верил ей, но все же хотел повременить с разоблачением.

Джиллиана снова возвысила голос, чтобы ее услышали все.

— Я умру вместе с тем, кого люблю, — отцом моего нерожденного ребенка. Думаете, мои подданные и с ними весь христианский мир одобрит ваше решение? — Перед тем как нанести решающий удар, она сделала паузу, как учила Элинор. — Разве что Франция может оказаться исключением. Очень возможно, что весть о моей смерти придется по вкусу королю Филиппу.

— Вон! — взревел Генрих, обращаясь к своим придворным. — Все вон! Немедленно!

Стражники кинулись выталкивать всех из залы, но королю все же пришлось ждать, пока они справятся с задачей.

Как только дверь захлопнулась за суетливой толпой, Генрих обернулся к Райену:

— Ну а ты что скажешь нам, принц? Верно ли, что королева Джиллиана носит твое дитя?

Джиллиана поймала обеспокоенный взгляд Райена, пытаясь удержать его от опрометчивого шага.

Глядя в глаза цвета яркого летнего неба, он немного помолчал, потом сказал, уклоняясь от прямого ответа:

— До сих пор я не знал этого. — Пожалуй, эта женщина, уже несколько раз за время разговора поставившая Генриха на место, начинала внушать ему доверие.

— Но ты был с нею! — обвиняющим тоном провозгласил Генрих. — Надеюсь, это ты признаешь?

— Благородный человек никогда не допустит подобных признаний, — сухо произнес Райен, сверху вниз глядя на Джиллиану. — Скорее я прощусь с жизнью, чем соглашусь опорочить доброе имя женщины.

Джиллиане не надо было изображать смущение — щеки ее так и пылали, она не смела поднять на принца глаза.

— Я люблю его, — поспешно выпалила она, пока мужество ей окончательно не изменило. — Разве это не ответ на все ваши вопросы?

Генрих, от которого, по-видимому, ускользали и Талшамар, и Фалькон-Бруин, досадливо сдвинул брови. Он продолжал разговор, одновременно обдумывая создавшееся положение.

— Значит, вместо того чтобы быть в конце концов королевой Англии, вы готовы разделить участь мятежного принца, который умрет, но не покорится моей воле?

— Я не хочу быть королевой Англии, потому что не намерена становиться игрушкой в руках английского короля. Кроме того, я уже высказала свое отношение к принцу Джону, причем совершенно недвусмысленно. И не забывайте, вне Талшамара я нахожусь под защитой Рима. — Вспомнив, что Элинор советовала ей не терять уверенности в присутствии Генриха, она выше подняла голову. — Лучше умереть вместе с любимым, чем жить без него.

Неожиданно все вздрогнули: Генрих оглушительно расхохотался, отчего его грузное тело затряслось, а голова откинулась назад.

— Нет, черт возьми! Для Джона эта женщина и вправду слишком хороша! Лет двадцать назад я бы, пожалуй, поразмыслил, не взять ли ее в жены себе самому.

Джиллиана собиралась уже ответить резкостью, но в последний момент сдержалась и вместо этого тихо произнесла:

— Двадцать лет назад, Ваше Величество, у вас уже была прекрасная жена. Она есть у вас и сейчас.

Лицо Генриха сделалось на время отсутствующим, словно он погрузился в воспоминания.

— Да, Элинор была и есть. Она и сейчас лучшая из всех. — Он обратился к Райену — Если я освобожу тебя и принцессу Кассандру, клянешься ли ты никогда больше не поднимать оружие против Англии.

Райен взглянул на сестру, которая никак не могла отдышаться после очередного приступа кашля. Будь он один, он выбрал бы смерть, но он не мог позволить, чтобы из-за него страдала ни в чем не повинная сестра.

Скрепя сердце, он сказал:

— Клянусь не поднимать оружия против Англии, если Англия не поднимет оружия против меня.

Король нахмурился: для поверженного противника принц Райен держался слишком дерзко и независимо. Впрочем, решил он, чего еще ждать от самонадеянного юнца? Поэтому, обернувшись к своему гофмейстеру, Генрих приказал:

— Вели объявить по всем графствам, большим и малым, что король Англии милосерден. Врагу, вина которого доказана, мы даруем свободу, с тем чтобы он убирался к себе домой и не посягал более на английские владения.

От облегчения у Джиллианы едва не подкосились ноги. Она не подвела королеву Элинор. Теперь, когда королевская династия Рондашей спасена, она может ехать домой, в Талшамар… Посреди этих приятных мечтаний следующие слова короля Генриха показались ей ушатом холодной воды.

— Я ставлю только одно условие, прежде чем освободить тебя, принц Райен. — Губы его тронула загадочная улыбка. Он был почти уверен Джиллиана солгала ему и никаких близких отношений у нее с принцем нет и никогда не было. Эти двое совсем не походили на любовников. Они и держались друг с другом как чужие. Он готов был биться об заклад, что до этого часа они даже в глаза друг друга не видели. Это был всего лишь спектакль, устроенный для него коварной и изобретательной Элинор. Ей-Богу, эта женщина бесподобна во всем, даже в том, как она мстит.

Он откинулся назад, обдумывая свой следующий ход. Ничего, он еще заставит их играть по собственным правилам — не следует позволять Элинор чувствовать себя победительницей.

— Так вот, вы должны немедленно пожениться, — поглаживая бороду, изрек он. — Думаю, в вашем случае можно обойтись без объявлений о браке. Да, вам непременно надо соединить свои судьбы — нельзя же допустить, чтобы королевский отпрыск родился незаконным! Так что нам следует поторопиться.

— Но… Но я… — запинаясь, заговорила Джиллиана.

Король Генрих поднял руку.

— Не надо меня благодарить. Я с радостью возьму на себя все хлопоты. Сейчас каждый из вас отправится в отдельные покои, чтобы подготовиться к церемонии бракосочетания. Вас обвенчают сегодня же.

Подняв глаза на принца Райена, Джиллиана невольно отпрянула: таким негодованием пылал его взгляд.

— Я согласен, что королевский отпрыск должен знать своего отца, — процедил наконец Райен. — Но значит ли это, что нам необходимо так поспешно жениться? — Вероятно, решил он, девица забеременела от кого-то другого, а теперь хочет навязать ему своего ребенка.

От его слов Джиллиана вздохнула чуть свободнее — но тут снова заговорил Генрих:

— А теперь ступайте к себе. У вас будет время на то, чтобы все обдумать и согласиться. — Он сделал особое ударение на последнем слове. По его губам скользнула холодноватая улыбка. — Вы увидите, из меня выйдет превосходный купидон.

7

Когда стражники повели Джиллиану в отведенные ей покои, кардинал Фейлшем собрался удалиться вместе с нею и сэром Хэмфри, но Генрих окликнул его:

— Ваше преосвященство, останьтесь.

Во взгляде короля сквозила неприкрытая враждебность, однако он терпеливо ждал, покуда все разойдутся и они с кардиналом останутся вдвоем. Лишь когда была плотно закрыта дверь, Генрих набросился на посланника Папы Римского с обвинительной тирадой.

— Значит, Луций все это время тайно покровительствовал принцессе Джиллиане и, даже зная, что я повсюду ее ищу, не сказал мне ни слова? Как это понимать, кардинал? Неужели после всего того, что я сделал для Папы и нашей матери-церкви, он не мог оказать мне столь незначительную услугу?

— Простите, Ваше Величество, но Его Святейшество Папа Римский призван служить Господу, а не вам. В данном случае он видел свой прямой долг в том, чтобы исполнить последнюю волю погибшей королевы Фелисианы и помочь ее дочери взойти на талшамарский престол, как и предначертано ей Господом.

— Но это абсолютно точно она? Ошибки быть не может?

— Ошибки быть не может. Я сам крестил ее в младенчестве и сам увенчал ее голову короной Талшамара. Между этими двумя событиями я несколько раз навещал ее, проверяя, все ли благополучно.

Генрих заскрежетал зубами от злости.

— Верно ли, что принц Райен делил с нею ложе?

— Об этом мне ничего не известно. Я не видел королеву Джиллиану несколько последних лет, до самого дня коронации.

Генрих приходил все в большую ярость.

— Где происходила коронация?

— Я плохо знаю Англию и не могу указать точное место.

— Послушайте, кардинал, вы ловко уклоняетесь от точных и правдивых ответов на мои вопросы. Мне становится трудно вам доверять!

— Мой сан не позволяет мне лгать.

— Кто, кроме вас, может подтвердить, что эта женщина королева Талшамара?

— На коронации присутствовало не менее сотни талшамарцев. Все они знатные рыцари или бароны, и все могут поклясться, что она их законная королева. Они, равно как и Его Святейшество, не позволили бы самозванке восседать на талшамарском троне.

— Пусть будет так. — Генрих умел признавать свое поражение. — На сей раз вам удалось меня провести. Но эти двое останутся в моем замке до тех пор, пока не будут обвенчаны. Обряд совершите вы, после чего можете сообщить Его Святейшеству Папе Луцию, что благодаря мне Талшамар скоро обретет законного наследника или наследницу.

Кардинал Фейлшем тоже умел признавать свое поражение.

— Его Святейшество поручил мне провести только коронацию королевы Джиллианы, но ничего не говорил по поводу венчания.

— Мы в Англии, и здесь я решаю все вопросы.

— В таком случае я буду считать совершение обряда бракосочетания своей почетной обязанностью, — суховато произнес кардинал.

Генрих лукаво прищурился.

— Как вы полагаете, ваше преосвященство, одобрит ли Папа Луций этот брак?

Кардинал отвел взгляд.

— Об этом следует спрашивать у Его Святейшества.

Некоторое время Генрих с откровенной усмешкой глядел на собеседника, потом ему в голову пришла новая мысль, от которой он громко расхохотался.

— По правде сказать, меня мало интересует, что думает обо всем этом Его Святейшество, зато я точно знаю, что короля Филиппа ждет весьма неприятный сюрприз: теперь он уже не будет преемником талшамарского престола.

— Да, это так, Ваше Величество. — Кардинал подтвердил очевидное.

Отсмеявшись, Генрих решительно перешел к делу. Настроение его явно улучшилось.

— Я не так глуп, как полагают Элинор и ее пособники. Сейчас вы отправитесь к принцу Райену и объясните ему, что в случае его отказа жениться на королеве Джиллиане, он и его сестра расстанутся с жизнью. То же самое вы должны внушить и своей новоявленной королеве. А теперь ступайте. Мои люди вас проводят.

— Как вам будет угодно, Ваше Величество, — с поклоном произнес кардинал Фейлшем и повернулся к двери.

Принца Райена и принцессу Кассандру отвели в отдельную комнату. Дверь за ними заперли. Пока еще они были пленниками. Райен усадил сестру в кресло с прямой высокой спинкой и укрыл пледом, лежавшим на скамье у окна.

— Райен, эта женщина, которая уверяла, что вы с нею были близки… Кто она такая? Это что, новая уловка Генриха — приговорить нас к смерти, а в последнюю минуту отменить приговор? Зачем ему понадобился такой странный способ?

— Я знаю столько же, сколько и ты, Кассандра. Возможно, это какая-нибудь каверза Генриха, а возможно, рука помощи, протянутая Ричардом. — Райен в бессильной ярости шагал из конца в конец маленькой комнаты. Невыносимо было чувствовать полную зависимость от обстоятельств. — Будь проклят тот день, когда я впервые ступил на английский берег!

От полной безысходности он остановился перед окном и, опершись ногой о скамейку, обитую сукном, принялся изучать возможности побега. Сквозь толстые решетки видна была стоявшая внизу повозка: слуги выгружали из нее сыр. Вероятно, под ними была кухня. О том, чтобы бежать через окно, нечего было и думать. Да и мысль эта пришла ему в голову просто, чтобы чем-то занять измученное сознание. В их положении было смешно размышлять о побеге. Кассандра — едва жива. Стража — в двух шагах.

Райен обернулся к сестре, благородное возмущение кипело в нем, не находя выхода.

— Не знаю, чей там у нее ребенок, но я к нему не имею ни малейшего отношения. Возможно, это байстрюк самого Генриха, и теперь король хочет хитростью и обманом добиться того, чего не мог завоевать в сражении. Глупец, неужто он думает, что я соглашусь взять в жены его любовницу?!

— Райен, но, Бога ради, объясни мне, для чего Генриху этот брак? Разве он от него что-то выигрывает?

— О, да! И очень многое Фалькон-Бруин и Талшамар. Беря ее в жены, я как бы признаю, что она законная королева Талшамара, а вслед за мною и весь мир будет считать ее таковой. Это даст Генриху — ее любовнику — власть над Талшамаром и, в конечном счете, через родившегося наследника, над Фалькон-Бруином. А от нас можно избавиться и позже.

Внезапно дыхание Кассандры сделалось неровным, и Райену показалось, что она вот-вот лишится чувств. Напрасно он обременил ее лишним знанием.

— Прошу тебя, Кассандра, ни о чем не тревожься! Сейчас тебе надо отдыхать и набираться сил.

— Она красивая, правда? — еле слышно спросила принцесса.

— Не знаю, я ее не разглядывал.

— Что ты будешь делать?

— Тоже пока не знаю. Я буду думать, но по мне лучше достойно умереть, чем жить по Генриховой указке.

В эту минуту девушку охватил новый приступ мучительного кашля. Когда он прошел, Кассандра долго не могла отдышаться, потом сказала:

— Я умру рядом с тобой, я твердо это решила. Мы не позволим Генриху Плантагенету распоряжаться нашими судьбами.

Райен долго молча смотрел на сестру. Он был старше ее на целых десять лет и не часто замечал ее до того, как им довелось вместе оказаться за стенами Тауэра. Здесь, к своему удивлению, он нашел в сестре мужество и стойкость, неожиданные в четырнадцатилетней девочке. Теперь, глядя в ее любящие доверчивые глаза, он устыдился своих последних слов. Он думал опять только о себе, но этой юной жизни рано угасать. Взяв сестру за руку, он опустился на корточки рядом с ее креслом.

— Впрочем, сейчас еще не время говорить об этом. Прежде чем что-то окончательно решить, я должен выяснить намерения Генриха. — Возможно, в глубине души Райен уже готов был выполнить любые требования короля ради того, чтобы спасти жизнь своей сестры. Он оставался у ее ног, покуда ее отяжелевшие веки не смежились и она не уснула.

Вскоре в замке повернулся ключ, и на пороге появился кардинал Фейлшем. Сделав знак двум стражникам, сопровождавшим его, остаться за дверью, он прошел через всю комнату и остановился у окна, ожидая, когда принц обратит на него внимание.

Райен тихо, чтобы не разбудить сестру, поднялся с пола и подошел к незваному гостю. Тот, по-видимому, был сильно взволнован.

— Ваше Высочество, сложившееся положение очень серьезно.

Райен окинул его насмешливым взглядом.

— Любопытно узнать, ваше преосвященство, что именно привело вас к такому умозаключению. И с каких это пор мои дела начали вас так беспокоить?

Кардинал Фейлшем опустился на скамью. Он, безусловно, не был настроен шутить.

— С той самой минуты, когда выяснилось, что они напрямую касаются королевы Джиллианы.

Райен с сомнением покачал головой.

— Впервые в жизни я чувствую недоверие к служителю Господа. Скажите, для чего вам понадобилось столь беззастенчиво выдавать эту женщину за королеву?

Кардинал Фейлшем укоризненно посмотрел на него.

— На вашем месте, принц, я бы не торопился с такими обвинениями. Заверяю вас, что она действительно дочь погибшей королевы Фелисианы. Все, что сегодня говорилось о ней, — чистая правда! До самого последнего времени королева Элинор держала ее местонахождение в глубокой тайне, чтобы оградить ее от интриг английского и французского королей.

— Но почему эта тайна должна была раскрыться именно сегодня? Неужели только для того, чтобы спасти меня от казни?

— Мы долго размышляли о том, как и когда должно произойти ее первое появление. Возобладало мнение тех, кого равно заботила ее безопасность и ваша жизнь. Так вышло, что ваши судьбы переплелись… и думаю, что скоро они переплетутся еще теснее.

— Ага, речь, кажется, уже идет о свадьбе? — В глазах Райена вспыхнул недобрый огонек. — Интересно, какая выгода королеве Джиллиане от этого союза?

— Что вы знаете о Ее Величестве?

— Ровным счетом ничего.

— Тогда позвольте, я вам расскажу о ней хотя бы немного. Из Талшамара ее вывезли ребенком много лет назад, в ночь смерти ее матери, С тех самых пор и до сего дня над нею постоянно висит смертельная угроза… Но вы можете ей помочь.

— Чего ради я должен ей помогать? — резко оборвал его Райен.

— Хотя бы ради того, что сегодня она подвергла себя величайшему унижению, чтобы спасти вас и принцессу Кассандру. Не сыграй она так убедительно свою роль, вас сейчас бы уже не было в живых.

Внезапно Райен почувствовал смертельную усталость.

— Довольно, ваше преосвященство. Как я могу помочь королеве Джиллиане?

— Женитесь на ней, — просто сказал кардинал.

— Но у меня уже есть невеста. Я люблю ее и не собираюсь жениться ни на ком другом.

Кардинал сокрушенно покачал головой.

— И по этой причине вы готовы отвернуться от королевы Джиллианы, бросив ее на милость двух королей, английского и французского? А ведь вам хорошо известно, какова их милость.

— Я не понимаю, почему церковь проявляет в этом деле такую заинтересованность.

— Папа желает возвести на талшамарский престол законную королеву страны, ибо обещал это своему предшественнику, Папе Александру. Александр же, насколько мне известно, был кузеном королевы Фелисианы, мудрой и благочестивой правительницы.

— Наверняка и без меня найдется немало претендентов на руку королевы Джиллианы, — с досадой произнес принц.

— Подумайте, Ваше Высочество. Ведь Талшамар — одно из богатейших королевств в христианском мире. Это страна плодородных земель, обширных виноградников, страна просвещения и искусства. Многие и многие мечтали иметь ее своим трофеем — вам же она предлагается в дар.

— Но я не желаю этого дара.

Лицо кардинала приняло озабоченное выражение видимо, он подыскивал новые убедительные доводы. Внезапно он понял, что может поколебать несговорчивого принца. Надо воззвать к его чувству долга!

— Насколько мне известно, при заключении королевских браков любовь редко берется в расчет, — повел кардинал новую атаку.

— Да, в браке моих родителей любовь не сыграла никакой роли, — согласился Райен. — Но я надеялся стать исключением.

— Вот уж не думал, что вы способны поставить любовь к женщине выше интересов своей страны, Ваше Высочество.

На сей раз он, видимо, попал в точку, потому что Райен нахмурился и принялся возбужденно шагать по комнате.

Кардинал терпеливо ждал, предоставляя ему время для раздумий.

— Когда должен состояться обряд бракосочетания? — спросил наконец Райен.

— Полагаю, что сегодня.

— И что от меня потребуется потом? Кардинал ненадолго замялся.

— Королева Джиллиана не может чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока у нее нет наследника.

— Вы хотите сказать, что, как только появится младенец, я могу быть свободен от обязательств по отношению к ней?

Кардинал Фейлшем опустил глаза.

— Церковь обыкновенно не дает санкции на развод. Но при некоторых особых обстоятельствах заключенный брак может быть впоследствии аннулирован. Я предварительно навел кое-какие справки и выяснил, что у вас с Ее Величеством имеется отдаленное родство по линии бабушек. При желании это может послужить достаточным основанием для того, чтобы объявить ваш брак недействительным.

— Значит, мне надо только обеспечить королеве наследника, а потом я волен жениться на ком пожелаю — правильно я вас понял?

— Я уверен, что мне удастся убедить Его Святейшество аннулировать ваш брак… если вы согласитесь на наши условия. Королева Джиллиана подарила вам жизнь, вы подарите ей ребенка — мне кажется, это вполне справедливо.

— А если она после этого не пожелает развода — что тогда?

— Насколько я понимаю, этот союз приятен ей не более чем вам. Тут вы совершенно единодушны. Но, мне кажется, ни у нее, ни у вас нет выбора, да и раздумывать тоже некогда. Король Генрих давно уже мечтает присоединить к своим владениям Фалькон-Бруин и Талшамар. Чем больше времени вы проведете у него в заключении, тем больше у него шансов осуществить свои мечты. Я полагаю, вам это ясно?

В комнате повисло долгое молчание. Райен думал о прекрасной Катарине и о том, как она примет весть о его неожиданной женитьбе. Нужно как-нибудь сообщить ей, что весь этот брак не более чем лицедейство. Он освободится от него тотчас же, как только сыграет отведенную ему роль.

— Вы правы, у меня нет выбора. К тому же я действительно обязан королеве Джиллиане жизнью — своей и сестры. Я согласен взять ее в жены при соблюдении условий, которые мы только что оговорили.

Кардинал с улыбкой поднялся со скамьи.

— В таком случае я должен отдать необходимые распоряжения.

— А что сама королева говорит по поводу свадьбы?

— Я еще не беседовал с ней. Но не беспокойтесь, она выполнит свой долг.

Райен кивнул и, завершив разговор, стал глядеть в окно. Когда дверь за кардиналом закрылась и шаги в коридоре стихли, он обернулся взглянуть на спящую сестру. Можно ли доверять кардиналу Фейлшему? Он не был в этом уверен. Что касается королевы Джиллианы, то она, безусловно, внушала ему понятные опасения. Как невозмутимо она уверяла сегодня Генриха, что «носит под сердцем дитя принца Райена»! Вероятно, с той же легкостью слетала с этих уст любая ложь.

В другой комнате, в противоположном конце замка, куда отвели Джиллиану вместе с сэром Хэмфри, молодая королева ждала решения своей участи. Дверь ее комнаты не была заперта, окна не были забраны решетками, но все равно Джиллиана чувствовала себя узницей. Построенное ею на лжи сооружение могло рухнуть в любую секунду.

8

Если коронация Джиллианы совершалась тайно, то венчание, напротив, происходило в Вестминстере при большом стечении народа и было отмечено пышностью и размахом, каких только можно было добиться за несколько часов.

По всем дорогам скакали глашатаи, созывая жителей страны на предстоящее торжество. С особым удовольствием — и не без злорадства — Генрих отправлял посыльного к королю Филиппу. В его письме говорилось о том, что королева Джиллиана объявляет о своем восхождении на престол, более того — она выходит замуж и скоро произведет на свет потомство. Украсив свою монаршую подпись великолепным росчерком пера, Генрих приложил печать и громко расхохотался. Хотелось бы ему видеть, как вытянется лицо французского короля, когда тот поймет, что Талшамар уплыл у него из рук.

О том, что ему тоже ничего не досталось, Генрих предпочитал не думать.

Странно, размышляла Джиллиана, как стремительно меняется порой жизнь. Всего два месяца назад она, беззаботная девушка, думала лишь о своих уроках да о том, как угодить королеве Элинор. Потом открылась тайна ее рождения, потом коронация рыцари, бароны, белые одежды — она королева! А сегодня утром — неужели это было только сегодня? — она уже въезжала в Лондон, чтобы предстать перед Генрихом и спасти жизни принца Райена и его сестры.

Сейчас, когда она вместе с Райеном Рондашем стояла посреди великолепного собора и повторяла клятвы супружеской верности, ей казалось, что все это происходит во сне.

Она чуть повернула голову, чтобы видеть его лицо. По правде сказать, она даже не успела запомнить, как он выглядит. Это и понятно ведь утром все ее внимание было направлено на Генриха Плантагенета.

Принц Райен был весь в темно-зеленом, включая безрукавку и обувь из мягкой кожи. На миг взгляд Джиллианы задержался на его темных волосах. Многоцветные блики от витражей играли и переливались на них, привлекая внимание.

Тут мрачные глаза принца остановились на ней с таким ледяным презрением — даже отвращением, что она вздрогнула от неожиданности.

В ответах принца Райена на вопросы кардинала слышалась плохо сдерживаемая неприязнь, словно он произносил их против своей воли:

— Да, я согласен назвать королеву Джиллиану своей законной супругой.

— А ты, королева Джиллиана, согласна ли ты назвать принца Райена своим законным супругом и сеньором?

Она секунду помедлила, прежде чем произнести отчетливо и ясно.

— Полагаю, что, в интересах моего королевства, надо мною не должно быть сеньоров, кроме Господа. Я согласна назвать принца Райена своим супругом, но не сеньором.

Под сводами собора повисло долгое молчание все, включая и принца Райена, остолбенело глядели на молодую королеву. Потом по толпе пробежал удивленный шепоток, и обряд продолжился: кардинал Фейлшем предложил молодым взяться за руки. То, что Джиллиана отказалась назвать принца Райена своим сеньором, кажется, позабавило старого кардинала.

Но вот прозвучали последние слова обряда — кардинал объявил их мужем и женой. Они стояли на коленях, держась за руки, и Джиллиане казалось, что торжественная месса никогда не кончится. «И пусть, пусть длится сколь угодно долго», — думала она. Мысль о том, что по окончании церемонии ей предстоит вернуться в королевский замок и остаться наедине с этим совершенно чужим человеком — ее мужем, страшила ее все больше.

Лишь когда принц Райен потянул ее за руку, помогая встать, она осознала, что месса кончилась и пора идти. В том же оцепенении она приняла поздравления кардинала и обернулась взглянуть на талшамарских рыцарей, пришедших на ее бракосочетание. Лица их были торжественны и угрюмы. Они явно не понимали цели этого союза.

Принц Райен молча взял ее под локоть и вывел из часовни. С двух сторон за ними следовали два стражника: Райен все еще считался пленником Генриха.

На улице Джиллиана с облегчением втянула в себя свежий воздух и стала пристально вглядываться в толпу, пришедшую полюбоваться на царственных новобрачных. Наконец чуть поодаль она отыскала глазами сэра Хэмфри: он держал в поводу ее лошадь. Недолго думая, Джиллиана беспечно выдернула руку у принца Райена и быстрыми шагами направилась к своему старому другу, безотчетно повинуясь желанию ощутить себя в безопасности. Она всегда чувствовала себя защищенной в присутствии сэра Хэмфри.

Сэр Хэмфри хотел, как обычно, помочь королеве, но тут сильные руки мужа обхватили ее сзади за талию, легко вознесли и опустили прямо на лошадиную спину. Обернувшись, она одарила принца презрительнейшим взглядом.

— Вам что-то угодно, Ваше Высочество? — холодно осведомилась она, нарочно делая упор на последнем слове.

— Ничего, Ваше Величество, не беспокойтесь, — насмешливо отвечал он. — Мне просто хочется, чтобы вы как можно скорее поехали своей дорогой, предварительно расставшись со мной: тогда я спокойно смогу ехать своей. Думаю, что, оказавшись за пределами Англии, мы так и сделаем.

— В таком случае наши желания совпадают. Поверьте, принц Райен, меня вовсе не снедает тайная любовь к вам. Отнюдь не безмерное желание быть вашей супругой заставило меня принять унижение в присутствии всего английского двора.

— Что же тогда?

Губы Джиллианы задрожали, и на миг ему показалось, что она сейчас заплачет.

— С вас разве не довольно того, что вы живы? Райен готов был поклясться, что в ее глазах блестели слезы. Впрочем, он, конечно, мог и ошибаться. Только сейчас он заметил, что она очень молода и очень красива. Правда, с головы до ног ее скрывали свободные белые одежды, но лицо было, несомненно, прекрасно: дивный овал, ясные синие глаза и длинные темные ресницы, нежнейшие очертания рта. А цвет волос? Он попытался угадать, но тут же одернул себя. Похоже, он слишком увлекся.

Так нельзя, решил он. Это несправедливо и недостойно по отношению к его возлюбленной Катарине: он никогда не будет любить никого, кроме нее во всяком случае, не эту надменную гордячку, которая уже успела наложить руку на его свободу.

— Нам пора, — сказал Райен, заметив, что присланная за ними стража уже подступает к ним с обеих сторон. — Мы и так уже собрали вокруг себя толпу зевак.

Джиллиана согласно кивнула, и, когда принц Райен, быстро вскочив в седло, подъехал к ней, юная королева решила, что постарается быть с ним хотя бы повежливее: в конце концов им предстоит еще бороться с общим врагом.

— Жаль, что ваша сестра из-за болезни не могла присутствовать на церемонии.

Он лишь безразлично пожал плечами.

— Когда я узнала, что ей никто не прислуживает, я позволила себе послать в ваши покои свою служанку — надеюсь, вы не станете возражать? Я также отправила записку королевскому лекарю с просьбой, чтобы он пришел ее осмотреть.

— Ваша любезность поистине безмерна, — холодно заметил он, даже не взглянув на нее.

— Моя любезность тут ни при чем. Просто вы, в вашем положении, не можете ставить Генриху никаких условий, а я могу. Что же, из-за вашей безмерной гордыни надо бросить вашу сестру на произвол судьбы и заставить ее терпеть ненужные страдания?

— Нет, — буркнул он, чувствуя, как его долг перед этой женщиной неумолимо растет. Он же, напротив, не хотел ни чем быть ей обязанным, тем более что за оказанную помощь она требовала с него чрезмерно высокую цену.

— Вы проявили сострадание к моей сестре, — неохотно признал он, — и теперь я снова у вас в долгу. Если у вас нет возражений, я бы хотел проведать ее прямо сейчас.

— Так поспешим. Я уверена, что и она будет рада вас видеть.

Солнечный луч скользнул по лицу Райена, и он поднял глаза. Над ним было ясное голубое небо. Кто знает, быть может, он просто поменял одну тюрьму на другую? Он пришпорил коня и легко обогнал своих конвоиров, но Джиллиана уверенно держалась с ним наравне.

Неожиданно ему пришло в голову, что на церемонии бракосочетания не было ни одного близкого или даже просто знакомого ему человека только придворные Генриха да подданные королевы Джиллианы.

Взгляд Райена снова обратился к спутнице. Сейчас он видел ее профиль, и ее прекрасные черты по-новому тронули его сердце. Впрочем, решил он, никакие ее прелести не заставят его поверить, что она решила спасти его из благородных побуждений. Наверняка союз с ним понадобился ей для каких-то своих, неизвестных ему, целей. Кардинал Фейлшем говорил, что ей нужен наследник? Ну что ж! Он упрямо сжал зубы. Пусть она объяснит ему это сама.

Въезжая в ворота королевского замка, Джиллиана обернулась и увидела, что сэр Хэмфри и остальные талшамарцы, ехавшие за ней от самого Вестминстера, остановились по ту сторону от ворот.

— Сэр Хэмфри, разве вы не едете со мной? Видя тревогу и страх в ее глазах, старый рыцарь хотел бы немедленно забрать ее отсюда и увезти в какое-нибудь безопасное место, подальше от королевского замка, но не мог, не имел на это права. Сердце его рвалось на части, но, когда он заговорил, на его сухощавом лице не дрогнул ни один мускул.

— Ваше Величество, я остановился у «Быка и Медведя». Если понадобится, пришлите за мной в любое время дня и ночи, и я тотчас к вам явлюсь.

Джиллиана неохотно кивнула.

— Хорошо. Было бы хорошо, чтобы вы зашли ко мне завтра утром. Нам надо многое обсудить.

Сэр Хэмфри склонил голову.

— До завтра, Ваше Величество. — После этого он обернулся к принцу и негромко, так, чтобы не слышала королева, проговорил — Надеюсь, ты не посмеешь ее обидеть. А если что — пеняй на себя. Я собственными руками перережу тебе глотку.

Райен пронзил старого рыцаря насмешливым взглядом.

— Боюсь, одному тебе с такой задачей не справиться. Впрочем, можешь не волноваться за свою королеву. Я, во всяком случае, не собираюсь ее обижать. — С этими словами Райен стегнул коня и догнал Джиллиану уже за воротами.

Спешившись, они вошли в замок, стражники повели их узкими коридорами в покои Райена. Всю дорогу оба не знали, что сказать, и от этого чувствовали себя довольно неловко.

Нетта, видимо, ожидавшая их, распахнула дверь при их приближении.

— Как хорошо, что вы наконец-то вернулись. — Она озабоченно нахмурилась. — Боюсь, принцесса Кассандра очень плоха. Она совсем ослабла и жалуется на боли в животе. Вдобавок ее сильно лихорадит.

— Королевский лекарь смотрел ее? — спросила Джиллиана.

— Да, он посидел около нее какое-то время. Сказал, что у нее немощь легких, и приложил к шее какие-то припарки — хотя я очень сомневаюсь, что они пойдут ей на пользу.

— Я тоже, — сердито сказала Джиллиана. — Этот лекарь, судя по всему, круглый невежда. Видимо, не стоило к нему обращаться. — Она обернулась к Райену. — Вы позволите мне осмотреть ее? Я изучала лекарственные травы и, быть может, сумею ей помочь.

Райен, понимая, что другого выхода нет, согласился, и они вместе вошли в тускло освещенную спальню. При виде сестры, которая в лихорадке металась по постели, он быстро подошел к ней и взял ее за руку. Да, по сравнению с утренним ее состояние заметно ухудшилось.

— Кассандра, это я, Райен, — негромко позвал он. — Скажи, где у тебя болит.

Девушка лишь застонала и, оттолкнув его руку, снова заметалась по подушке.

— Лекарь больше ничего ей не прописал? — недоуменно спросила Джиллиана у своей служанки.

— Нет, Ваше Величество, только молитвы. Джиллиана внимательно вслушивалась в дыхание девушки, пока не убедилась, что, вопреки заверениям лекаря, легкие у нее совершенно чистые.

— Думаю, что у вашей сестры болезнь живота — кровавый понос. Но я попробую ее вылечить. Нетта, мне нужны полотенца и холодная вода.

Пока служанка ходила в соседнюю комнату, Джиллиана тихо сказала Райену:

— Я много раз видела эту хворь в монастыре и хорошо ее знаю. Сестра ваша поправится, нужно только правильное лечение и хороший уход.

Джиллиана сняла с шеи девушки тряпку с какими-то зловонными припарками и небрежно швырнула в угол комнаты. Потом, расстегнув свою белую верхнюю юбку, кинула ее на стоящую рядом скамью.

Когда Нетта вернулась с тазиком и горкой льняных полотенец, Джиллиана начала поочередно погружать их в воду и остужать лоб, руки и ноги принцессы.

— Нетта, — обернулась она к служанке. — Ступай сейчас же в гостиницу «Бык и Медведь» и разыщи там сэра Хэмфри. — Провожая служанку до двери, она перечислила все, что ей нужно. — Скажи, пусть принесет все это немедленно, да поторопится.

Служанка ушла, а Джиллиана вернулась к постели больной.

— Принц Райен, прошу вас, отойдите немного. Пока вы тут стоите, я ничем не смогу помочь вашей сестре.

Он, однако, не двинулся с места.

— Вы и так ей ничем не поможете, потому что ей уже нельзя помочь. На моих глазах от этого недуга умирали сильные воины, мужчины — она же всего-навсего дитя.

— Откуда в вас такое безверие? Кто вам сказал, что ваша сестра должна умереть? — Джиллиана засучила рукава и погрузила в воду следующее полотенце. — Если вы не хотите, чтобы ваша сестра терпела бессмысленные страдания, то посторонитесь и позвольте мне ей помочь.

Райен наконец отступил на несколько шагов. При всей ее молодости, Джиллиана держалась весьма уверенно — настоящая королева.

— Видимо, я снова должен вас благодарить, — сухо произнес он.

Джиллиана положила очередное прохладное полотенце на пылающий лоб девушки и смерила принца презрительным взглядом.

— К чему мне ваша благодарность? Я делаю лишь то, что должна делать: пытаюсь облегчить страдания несчастной. Точно так же я попыталась бы помочь любому — даже вам, случись с вами такая беда.

В голосе ее слышался едва сдерживаемый гнев.

«Интересно, чем она так недовольна? — удивился Райен. — Ведь она получила мужа, которого хотела, неужто ей этого мало?»

Вскоре Джиллиана услышала из соседней комнаты знакомый хрипловатый голос сэра Хэмфри и поспешила ему навстречу.

Тщательно перемешав принесенные им настои трав и прочие снадобья, она долила в смесь воды из фляги и хорошенько взболтала.

— Кажется, зелье матушки Магдалины? — спросил сэр Хэмфри, проследив за ее действиями.

— Да. Помнится, в монастыре оно всем помогало от этого недуга. Будем надеяться, что поможет и здесь.

Вернувшись в полутемную спальню, Джиллиана приподняла голову принцессы Кассандры и попыталась напоить ее горьким зельем. После долгих уговоров девушка через силу сделала наконец несколько глотков.

Джиллиана тревожно всмотрелась в ее обострившиеся черты. Принцесса показалась ей особенно бледной и по-детски хрупкой. Выживет ли она? Сказать по правде, Джиллиана совсем не была в этом так уж уверена.

— Ну вот, я сделала все, что могла, — сказала она, оборачиваясь к своей служанке. — Тебя же я прошу остаться с принцессой до утра. Почаще обтирай ее прохладной водой и давай ей питье. Утром еще раз можно принять лекарство. Я распоряжусь, чтобы тебе постелили тут же, в комнате, и ты тоже сможешь иногда отдыхать.

Сидя в кресле, Райен в оцепенении глядел на дверь спальни. Если бы сэр Хэмфри не заговорил, принц не вспомнил бы, что в комнате он не один.

— Не беспокойся, королева сделает для твоей сестры все, что возможно.

— Но хватит ли этого, чтобы ее спасти?

— Этого не знает никто, кроме Господа.

— В последнее время Он не слишком утруждал себя заботами о нас с сестрой, — с горечью произнес Райен.

— Иногда Он говорит с нами, но мы средь мирских забот не слышим гласа Господня.

Райен негодующе вскинул голову.

— Может, ты и есть глас Господень?

— Нет. Но сегодня ты взял в жены ту, чьи помыслы и дела чисты, и, быть может, Он захочет говорить с тобой её устами. Если ты не будешь противиться, она поможет тебе обрести утраченную веру.

— Она и так мне уже достаточно помогла. Кто просил ее вообще вмешиваться в мою жизнь? Господь?

Сэр Хэмфри улыбнулся.

— Возможно.

В дверь громко постучали, и Нетта, появившаяся из спальни, пошла открывать. За дверью стоял один из рыцарей короля Генриха. Рыцарь заглянул в комнату, видимо, надеясь хоть краем глаза увидеть прекрасную молодую королеву, о которой говорил сегодня весь Лондон.

— Что вам угодно? — холодно осведомилась Нетта.

— Я должен передать кое-что твоей королеве.

— Так передайте мне.

Рыцарь подчинился с видимой неохотой.

— Его Величество празднует сегодня бракосочетание королевы Джиллианы и принца Райена. В семь часов их проводят в Пиршественную залу. Они будут почетными гостями короля Генриха.

— Я передам Ее Величеству. — С этими словами служанка бесцеремонно захлопнула дверь перед самым носом английского рыцаря. Видимо, она вообще недолюбливала англичан.

Райен с усмешкой наблюдал за происходящей сценой.

— Видимо, все талшамарки, от служанок до королев, питают к мужчинам одинаковое презрение, — заметил он.

— Вот как? — немедленно отозвался сэр Хэмфри. — Зачем же тогда королева спасла тебя от гибели? Из презрения? Ведь, согласись, не вмешайся она сегодня, тебя бы уже несколько часов как не было на этом свете. Советую не забывать.

— Как тут забудешь, когда все наперебой об этом напоминают.

— Тебе, я вижу, неведомо чувство благодарности. Райен пронзил талшамарца свирепым взглядом.

— Я знаю, что главный мой спаситель — принц Ричард, и не намерен благодарить никого другого.

Сэр Хэмфри от души расхохотался, откинув голову.

— Уверяю тебя, Ричард не имеет к этому никакого отношения.

— Тогда кому я обязан своим спасением? — нахмурился Райен.

— Главным образом моей королеве. Что же касается вашей свадьбы, то знай, что ни я, ни остальные ее подданные вовсе не желали этого союза. О тебе я слышал мало хорошего, она же заслуживает истинно благородного супруга, который сумеет ценить и уважать ее. Судя по всему, ты на это просто не способен.

Райен неожиданно почувствовал себя пристыженным. Ведь в сегодняшних его речах и поступках и правда было мало благородства, а с королевой Джиллианой он с самого начала обращался крайне пренебрежительно. Неведомо почему ему вдруг захотелось заслужить уважение этого старого рыцаря.

— Не волнуйся за свою королеву, я не обижу ее.

— Смотри же. Когда я сказал, что могу перерезать тебе глотку, я не шутил.

Райен опустил голову.

— Возможно, этим ты окажешь мне услугу.

9

Сидя у постели сестры, Райен прислушивался к ее слабому, но ровному дыханию. Отблеск пламени свечи, горевшей на столике возле кровати, падал на ее лицо. Оно уже не поражало, как прежде, своей смертельной бледностью и казалось почти спокойным. Если когда-нибудь удастся вывезти ее из Англии, мысленно пообещал себе Райен, ноги их больше не будет в этой треклятой стране.

Послышался стук в дверь, и в спальню осторожно заглянула Нетта.

— Ваше Высочество, там проходил королевский стражник. Он передал, что скоро за вами пришлют. Время идти к столу. Начинается торжественное пиршество в честь вашей свадьбы.

Райен предпочел бы сейчас остаться с больной сестрой, но выбирать ему не приходилось.

— Львиное логово все же лучше, чем львиная пасть, верно, Нетта?

Она улыбнулась.

— Моя королева тоже так считает.

— Скоро она будет готова?

— Она уже ждет вас в соседней комнате.

Райен легонько дотронулся до бледной щеки Кассандры.

— Нетта, ты присмотришь за моей сестрой?

— Не беспокойтесь, Ваше Высочество, я буду находиться при ней неотлучно.

Пожалуй, это был самый длинный день в жизни принца Райена. Он смертельно устал и менее всего желал сейчас пировать с королем Генрихом — но делать было нечего, и он встал.

Когда он вышел из спальни, Джиллиана стояла к нему спиной, глядя в окно. Она была одета в темно-красные бархатные одежды, лишь на голове мерцала под лучами солнца золотая накидка, увенчанная короной. Услышав его шаги, она резко обернулась.

Ее красота ошеломила Райена. Никогда прежде ему не доводилось видеть такого совершенства черт, даже Катарине было далеко до нее. Странно, что и в этом своем ярко-красном наряде она выглядела такой же юной и невинной, как прежде в белом.

— Пойдемте? — произнес он, подавая ей руку. Некоторое время Джиллиана молча смотрела на него. Перед ней стоял широкоплечий, высокорослый красавец. От него исходило ощущение силы и уверенности даже сейчас, будучи пленником, он казался хозяином положения. Темные глаза принца уже не излучали презрение и неприязнь, как в церкви. Выражение их осталось непонятным для Джиллианы. «О чем он думает?» — невольно подумалось ей.

Наконец она оперлась о предложенную руку принца.

— У меня тоже нет особого желания участвовать в это застолье. Но если мы хотим обрести свободу, ничего не поделаешь — придется потерпеть. Пусть Генрих поиграет в хлебосольного хозяина. Думаю, теперь он уже окончательно уверился сам и убедил других, что сегодня все произошло по его собственному плану.

Райен внимательно вгляделся в синие глаза.

— Вы так хорошо его знаете, что беретесь судить о его действиях?

— Я его совсем не знаю, зато мне многое известно о нем по рассказам королевы Элинор. А уж для нее характер Генриха — открытая книга. Думаю, что за столом он постарается показать подданным, как великодушен он бывает даже к своим врагам.

— Вы называете себя его врагом?! Прошу простить меня за дерзкие мысли, но я до сих пор не могу избавиться от подозрения, что вы с ним заодно.

Она опустила глаза, и длинные тени от ресниц легли на ее щеки, потом произнесла, особенно четко выговаривая слова:

— Признаться, ваше мнение обо мне мало интересно. Я помогла вам и скоро попрошу вас помочь мне. Больше, я полагаю, нас с вами ничто не связывает.

— Интересно, чем я могу помочь вам? Разве вы в чем-то нуждаетесь?

— Я скажу вам об этом в свое время. А сейчас нам пора, не будем заставлять хозяина ждать, — отчужденно ответила Джиллиана.

В Пиршественной зале уже толпились придворные и их жены. Длинные столы стояли готовые к праздничной трапезе. Со стен свисали великолепные гобелены. Казалось, что все гости говорили одновременно, и от этого в зале стоял несмолкающий гул. Судя по доносившимся обрывкам фраз, предмет разговора был один и тот же молодая королева и ее муж, Золотой Сокол.

Едва Джиллиана и Райен появились на пороге, все разговоры вмиг стихли, и в зале воцарилась тишина. Слуга, поклонившись, повел их к стоявшему на возвышении столу, за которым восседал сам король.

— А-а, прилетели, мои голубки! — громогласно воскликнул Генрих. — Что ж, добро пожаловать. Наконец-то вы соединились! Подходите ближе, королева Джиллиана, садитесь по мою правую руку, а ты, принц Райен, по левую. Ешьте, пейте, веселитесь! Это пир в вашу честь.

Новобрачные уселись, и тотчас к столам потянулась длинная процессия слуг, подававших всяческие яства. За пирогами с дичью, сыром и яйцами следовали жаренные целиком лебеди и павлины, за ними жаркое из кабана, громадные куски оленины — все это предлагалось сперва королевскому столу, а с него оставшееся уплывало дальше, на нижние столы. Чуть позже явились засахаренные фрукты вперемешку с винными ягодами и сладкие пироги, усыпанные миндалем и корицей.

Пока все спешили насладиться воистину королевским угощением, Райен с нескрываемой неприязнью разглядывал гостей Генриха. Джиллиана откусила лишь крохотный кусочек мяса, да и тот не смогла проглотить. Ах, если бы Элинор вдруг каким-то чудом оказалась здесь! Присутствие наставницы помогло бы Джиллиане как-нибудь пережить этот вечер. Она вынуждена была сидеть на пиру у короля Англии, но одна мысль жгла ее огнем: Генрих повинен в смерти ее матери.

— Скажите, Джиллиана, — надеюсь, вы позволите вас так называть — как вам нравится наша столица? — с развязной веселостью обратился к ней король.

Она взглянула ему прямо в глаза.

— А вам, Генрих, — надеюсь, вы позволите вас так называть, — как нравится мой Талшамар?

Губы Генриха сурово сжались.

— Я не имел пока удовольствия быть гостем вашей страны. После… — он немного замялся, — смерти вашей матушки Талшамар попал под опеку Его Святейшества, и он, представьте, запретил мне ездить к моим ближайшим соседям. Надеюсь, что вы, Джиллиана, отмените этот нелепый порядок, и скоро мы с вами станем друзьями.

Она опустила глаза, чтобы скрыть пылавшую в них ненависть.

— Боюсь, что Талшамар может оказаться вредным для вашего здоровья, Генрих. Поверьте, я была бы очень огорчена, если бы во время поездки в мою страну с вами приключилась какая-нибудь… неожиданная болезнь.

Райен чуть не поперхнулся вином. Да, какова бы она ни была, эта талшамарская королева, но, чтобы так дерзко разговаривать с Генрихом, надобно иметь изрядное мужество.

Когда король угрожающе развернулся в сторону Джиллианы, рука Райена сама потянулась к поясу, впрочем, оружия при нем, разумеется, не было.

Она, улыбаясь, спокойно встретила озлобленный взгляд Генриха.

— Какие изысканные яства! — Она картинно надкусила винную ягоду, тем самым обращая внимание Генриха на то, что на них смотрит весь английский двор.

— Хорошо же вы отвечаете на мое дружелюбие. Право, с моей стороны вам ничто не грозит. Я делаю все, чтобы вы были довольны, а вы так мало это цените.

— О, насчет угроз я вполне спокойна. Не думаю, чтобы моя безвременная кончина отвечала вашим планам.

Лицо Генриха неожиданно приняло весьма довольное выражение.

— Вот именно. Поэтому я решил для вашего же блага на время оставить вас у себя, чтобы вы могли в полной безопасности произвести на свет сына или дочь.

Глаза Джиллианы негодующе сверкнули.

— Имейте в виду, если вы вздумаете сделать меня своей пленницей, у меня никогда не будет ни сына, ни дочери.

— Но разве вы не уверяли меня, что уже носите под сердцем дитя?

Она нетерпеливо повела плечом.

— Я вам солгала.

«Боже, — поразился принц Райен, — она хоть понимает, что говорит?»

Генрих, однако, воспринял ее слова совершенно спокойно.

— Я знаю. Я сразу это понял, но мысль о вашей свадьбе пришлась мне по душе. Теперь вам придется погостить у нас еще немного — ну, а мы будем заботиться о том, чтобы вы ни в чем не испытывали недостатка. Разумеется, вы можете неограниченно наслаждаться обществом своего супруга.

Джиллиана поднялась.

— Я не желаю лишней минуты оставаться в Англии, и вы не смеете меня к этому принуждать. Напомню вам, что я нахожусь под покровительством Его Святейшества Папы Римского. А он имеет достаточную власть, чтобы отлучить вас от церкви, — бросила она свой последний аргумент.

Генрих в ярости вскочил на ноги и с размаху стукнул кулаком по столу, отчего бокал с дорогим вином опрокинулся и по скатерти расплылось красное пятно.

— Это Элинор! О, я узнаю ее речи! Это она говорит вашими устами!

— Ни вы, Генрих Плантагенет, ни кто другой не помешает мне вернуться в Талшамар.

Пока они стояли друг против друга, сверкая глазами, Райен поглядывал на них, не поднимаясь со своего места. Он не видел причин вмешиваться судя по всему, Джиллиана и без него неплохо справлялась и не нуждалась ни в чьей помощи. Пожалуй, это торжество уже начинало ему нравиться.

— Будьте же благоразумны, Джиллиана, — Генрих немного успокоился, но был явно раздосадован. — Мне известны условия, оговоренные в завещании вашей матери, и я не позволю вам вернуться в Талшамар без наследника.

— А я не собираюсь рожать наследника талшамарского престола на английской земле!

Внезапно Генрих громко расхохотался, чем безмерно удивил всех окружающих. Схватка с достойным соперником всегда доставляла ему удовольствие.

— Нет, будь я проклят, какая женщина! Полмира трепещет, когда я говорю, а эта пигалица смеет ставить мне условия, притом находясь в моем собственном королевстве.

— Я требую свободы! — твердо проговорила она.

— Вы получите ее. Но в Талшамар не поедете. Я позволю вам отправиться вместе с вашим супругом на Фалькон-Бруин, где вы и останетесь до рождения младенца.

Джиллиана быстро взглянула на Райена. Такого поворота она не ожидала.

— Но я не думаю, что…

Райен тотчас вскочил из-за стола и, схватив ее за руку, притянул к себе.

— Нас с женой это вполне устроит. — Это был его единственный шанс вырваться наконец из этой проклятой страны, и он не мог его упустить. — Мы охотно отправимся на Фалькон-Бруин.

Генрих скользнул по нему недобрым взглядом.

— Отправитесь… в свое время. Но я принял кое-какие меры к тому, чтобы твой мятежный нрав не причинял нам больше беспокойства. Я назначил регентшей страны твою мать. Думаю, королева Мелесант проследит за тем, чтобы ты… скажем так, не огорчал своих английских друзей.

Это был обдуманно нанесенный удар. Джиллиана, да и Райен рядом с ней вдруг словно окаменели.

Принц стоял неподвижно, но в душе его все клокотало. Мать всегда мечтала стать единовластной правительницей Фалькон-Бруина, и теперь Генрих наконец-то предоставил ей такую возможность. Худшие опасения принца подтвердились — его предала родная мать. Впрочем, с нею он будет разбираться дома, теперь же — поскорее вырваться из Англии.

— Я хочу ехать немедленно, завтра, — мрачно произнес он.

— Не так скоро! — Генрих, видимо, говорил не столько для Райена, сколько для придворных, ловивших каждое его слово. — Вряд ли твоя сестра сможет выдержать сейчас столь дальнюю дорогу. А теперь, любезные дамы, — он обернулся к нижнему столу, — не пора ли вести королеву Джиллиану в опочивальню? Пока дамы будут готовить молодую, принц посидит с нами. Но смотрите же, не возитесь: мы долго ждать не любим и скоро явимся к вам вместе с супругом.

Раздался чей-то циничный смех, несколько женщин подбежали к Джиллиане и, схватив ее за руки, повлекли к двери. Джиллиана сперва пыталась сопротивляться, потом беспомощно обернулась, словно надеясь, что Райен заступится за нее, — но он лишь в оцепенении смотрел ей вслед.

Джиллиана ожидала, что ее отведут в покои, предоставленные ей сегодня утром, но они вскоре повернули в другую сторону. По дороге женщины возбужденно хихикали и отпускали непристойные замечания по поводу предстоящей брачной ночи. Ошеломленная их поведением, Джиллиана двигалась, как во сне. Гордость не позволяла ей вступать в унизительные пререкания.

— Как вам повезло, Ваше Величество, — с откровенной завистью произнесла одна из придворных дам. — Рассказывают, что Золотой Сокол просто великолепен. Как жаль, что не мне выпало подрезать его вольные крылышки!

— О, он совершенно неотразим! — вторила ей другая. — Поистине, как глянет, так мороз по коже! Во время пира он на меня так посмотрел — ей-Богу, я едва не лишилась чувств!..

— Не морочьте Ее Величество своей пустой болтовней, — вмешалась дама, которая была заметно старше остальных. — Я леди Вентворт, — на ходу представилась она Джиллиане. — Эти сороки не стоят вашего внимания, миледи, у них одни глупости на уме.

Джиллиана ничего не ответила, потому что в эту минуту ее как раз ввели в приготовленную опочивальню. Это было просторное, богато обставленное помещение. Все убранство было белое с золотом. Цвета талшамарского королевства, отметила про себя Джиллиана. Значит ли это, что комната готовилась нарочно для нее? Возможно, Генрих пытается таким образом расположить ее к себе.

У стены Джиллиана заметила сундук со своими вещами, а на кровати — разложенную ночную рубаху. Женщины завладели ею полностью, они тормошили ее, поворачивали в разные стороны. Не дав ей опомниться, они стащили с нее всю одежду и проворно набросили взамен белоснежную ночную рубаху. Кто-то уже расплел ей косу, и длинные черные волосы упали на спину. Пока одна из присутствующих дам расчесывала ее, другая уже подбежала к кровати и откинула покрывало.

От волнения у Джиллианы перехватило дыхание: она догадывалась, что сейчас должно произойти. Ей когда-то рассказывали о брачных обрядах в Англии, и сейчас она благодарила провидение за то, что просторная ночная рубаха скрывала ее по самое горло, а оборки рукавов падали на запястья.

Дамы сияли улыбками и беззастенчиво разглядывали ее, а леди Вентворт, взяв ее за руку, подвела к кровати.

— Вы красавица, — говорила она. — Я слышала, что все талшамарские королевы славились своей красотой. Глядя на вас, в этом невозможно усомниться.

Джиллиана ничего не ответила, потому что не могла выдавить из себя ни звука. Подтянув покрывало под самый подбородок, она молча откинулась на подушки.

— Ваше Величество, я понимаю ваши чувства, но поверьте, не стоит так волноваться, — успокаивала ее опытная придворная дама.

— Если угодно, я готова лечь в постель вместо нее…

— Китти! — немедленно одернула нахалку леди Вентворт.

В ту же минуту дверь широко распахнулась, и в спальню ввалились несколько мужчин во главе с самим Генрихом. Взгляд короля остановился на Джиллиане, и брови его восхищенно взлетели. Рассмеявшись, он похлопал Райена по плечу.

— О, если бы я был молод, как ты, и меня бы ждала в постели такая красавица! Ну да ничего не поделаешь, — Генрих обернулся к своим придворным. — Оставим новобрачных наедине. Думаю, они не нуждаются в наших советах.

10

Когда придворные, возглавляемые Генрихом, удалились, из коридора еще долго доносились их шаги и смех. Наконец Джиллиана осмелилась поднять глаза.

Райен внимательно разглядывал ее. Оказывается, волосы у нее черные. Вот уже чего он никак не мог предположить — при такой светлой коже. На своем веку принц видел многих красавиц, но ни одна из них не могла сравниться с этой. Юная женщина на постели была так хороша, что кровь тотчас прилила к его чреслам.

Он сел в кресло и, откинувшись на спинку, стал любоваться нежным румянцем ее щек.

— Итак, что будем делать дальше? — спросил он с усмешкой.

— Я ведь говорила вам, что в свое время попрошу… об одной услуге.

— Да. Но, думаю, во избежание недоразумений вам лучше всего прямо объяснить мне, что вы от меня хотите.

— Я хочу… Мне нужен… ребенок, — неуверенно проговорила она.

Он не шелохнулся. Может быть, не расслышал?

— Мне нужен ребенок, — повторила Джиллиана, на сей раз громче и отчетливее. Она почему-то не могла оторвать взгляда от его длинных жестких пальцев, которые негромко постукивали по подлокотнику кресла.

— Прежде чем мы обсудим с вами этот вопрос, быть может, вы все-таки поведаете мне кто и зачем прислал вас сюда?

Она сердито откинула за спину длинные черные о волосы.

— Почему я должна вам что-то рассказывать? Я вас совершенно не знаю, вы же пока что не сделали ничего, чтобы вызвать мое расположение, скорее наоборот.

— А почему я, в свою очередь, должен вам верить? — возразил Райен. — Возможно, все ваши речи и поступки — не более чем спектакль, устроенный нарочно для меня, а сама вы — пособница Генриха.

— Если вы хоть что-то слышали о Талшамаре, вам должно быть известно, что Генрих повинен в смерти моей матери. О каком пособничестве вы смеете говорить? — Она почти кричала.

— Да, мне известно, как погибла королева Фелисиана. Но кто надоумил вас явиться к Генриху именно в этот день?

— Тот, кто желает вам добра.

— В Англии я знаю только одного человека, который желает мне добра. Это Ричард.

— Нет. На сей раз это был не Ричард, а королева Элинор.

Райен прищурился, на его щеках заходили желваки.

— Генрихова сука! С какой стати она взялась мне помогать?

Джиллиана как ужаленная подскочила с подушек встала на колени на краю кровати. Ее волосы разметались по плечам, глаза возмущенно сверкали.

— Да вы с ума сошли! Элинор спасла вам с сестрой жизнь. Я никому не позволю отзываться о ней непочтительно. Извинитесь немедленно!

При свечах Райену почудилось, что ее белоснежная рубаха окружена мерцающим ореолом. «Словно карающий ангел», — подумал он.

— Успокойтесь, миледи, и объясните мне: почему вы так рьяно защищаете Элинор? Что она для вас сделала?

— Что сделала для меня Элинор? Да все, что только было возможно! Это она пестовала меня с младенчества до самого моего прибытия в Лондон. Это она прислала меня на помощь к вам и научила, что говорить, чтобы спасти вас от верной гибели… Теперь вы заставили меня пожалеть, что я ее послушалась.

Некоторое время он задумчиво молчал, потом сказал:

— Значит, все то, что вы говорили сегодня утром Генриху, придумано королевой Англии ради моего спасения?

— Разумеется, а зачем же еще?

— Да, ее ненависть к Генриху должна быть безмерна, если столь немыслимые планы родятся в ее голове. Возможно, я и правда ошибаюсь. Может быть, Элинор действительно враг короля, но все же не могу взять в толк, что за дело ей до того, жив я или нет.

— Вы пытались помочь Ричарду, ее любимому сыну, и она благодарна вам за это. Многие думают об Элинор дурно — но ведь они не знают ее, как я. За эти годы мне не раз доводилось убеждаться в ее великодушии и доброте. Что же до ненависти к Генриху, то разве мы вправе ее осуждать? Она заключена в Солсбери, как в тюрьме. Король медленно, но верно губит ее. Ведь и мы с вами тоже ненавидим Генриха.

— Да. Вы за смерть своей матери, а я… — Райен осекся. — Словом, у меня на это есть свои причины.

Джиллиана снова перебралась к изголовью.

— И что же мы теперь будем делать? Развязав кожаные ремни, он стянул с себя обувь и принялся расстегивать безрукавку.

— У меня сегодня был тяжелый день. Если позволите, я тоже лягу в постель.

— Я… — вконец смутившись, Джиллиана зажмурила глаза. — Как вам будет угодно.

Он рассмеялся, отметив про себя, что у нее восхитительная манера краснеть.

— Разве можно устоять против такого заманчивого приглашения?

— Надеюсь, вы знаете, что надо делать? — Смущение Джиллианы неожиданно сменилось озабоченностью. — Мне хотелось бы зачать дочь, поскольку последние двести лет в Талшамаре правили королевы.

От таких слов Райен, только что скинувший короткую рубаху, застыл на месте.

— Я вижу, вы подходите к этому вопросу с холодной головой. Не уверен, что я сумею вам быть полезен, если в постели мне придется действовать по указке.

Некоторое время она смотрела на него в явном недоумении, потом решительно откинула черную прядь со лба.

— В таком случае скажите мне, что делать, и я все сделаю сама.

Присев на край кровати, он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Послушайте, много ли вам вообще известно о том, что происходит в постели между мужчиной и женщиной?

Она отвела взгляд и негромко сказала:

— По правде говоря, ничего. В своей жизни я почти не сталкивалась с мужчинами — кроме сэра Хэмфри да священника, который иногда приходил к нам в монастырь.

— В монастырь? — удивленно переспросил он.

— До шестнадцати лет я воспитывалась в монастыре, а потом в Солсбери, у королевы Элинор, там она сама была моей наставницей.

Взгляд принца сделался вдруг холодным.

— Так это она внушила вам, что вам нужен ребенок от меня?

— Да нет же! Ваша недоверчивость приводит меня в отчаяние. Речь шла только о том, чтобы я объявила Генриху о своей якобы беременности. Но позже я сама поняла, что ребенок мне действительно необходим.

Его рука тяжело легла на ее плечо.

— Зачем?

— Моя жизнь будет в вечной опасности, пока я не произведу на свет сына или дочь, которые могли бы унаследовать талшамарский престол.

— Боюсь, что вы не продумали этот вопрос до конца. Вам не приходило в голову, что ребенок, родившийся от меня, будет в первую очередь моим наследником?

— Если я буду его матерью, то это будет мой ребенок, — сердито отвечала она. — Вы же можете иметь для себя наследника от любой другой женщины. Думаю, за этим дело не станет: придворные дамы всю дорогу пели мне о том, какой вы красавец и как бы они хотели оказаться на моем месте.

Губы Райена непроизвольно расплылись в улыбке.

— Вот как? Быть может, мне пойти отыскать кого-нибудь из них?

Джиллиана нерешительно коснулась его рукой.

— Я понимаю, вам, возможно, нелегко сделать то, о чем я прошу, — но ведь для меня это так важно.

— И вас не смущает даже то, что Генрих хочет отправить нас на Фалькон-Бруин?

— Что ж, пока мне придется ему подчиниться. Но как только дитя появится на свет, никто и ничто не сможет меня удержать: я вернусь в Талшамар.

— Признаться, я не мог и помыслить, что на свете существуют еще такие невинные создания, как вы.

— По-вашему, это очень скверно?

— Не в этом дело. Но вы так молоды — в определенном смысле слишком молоды. Право, рядом с вами я начинаю чувствовать себя бессовестным совратителем… — Он встал и, отойдя от кровати, начал снова одеваться. — Нет, Джиллиана, я не могу выполнить вашу просьбу.

Губы девушки дрогнули. Чем она его оттолкнула? Быть может, надо вести себя как-то по-другому? Она тихо слезла с кровати и подошла к Райену.

— Я вам не нравлюсь?

Они стояли сейчас возле окна, и ее синие глаза, казалось, вбирали в себя лунный свет.

— Отчего же, вы очень красивы. — Хладнокровие давалось ему нелегко.

— Я уверена, что у меня все получится очень хорошо, только скажите мне, что сделать.

Взгляд Райена скользнул к горловине ее ночной рубахи. Шелковые ленты на ней развязались, и в разрезе виднелись нежные выпуклости ее грудей. Его бросило в жар. Слава Богу, она не догадывается, что с ним происходит.

— Думаю, не стоит продолжать этот разговор. Сейчас у меня нет никакого желания обучать девственницу искусству любви. Возвращайтесь в постель.

Джиллиана, однако, не собиралась так легко сдаваться.

— Элинор всегда говорила, что я прекрасная ученица. И потом, у кого же мне учиться этому искусству, как не у собственного супруга?

— Я не могу считать себя вашим истинным супругом.

— Быть может, вы… У вас есть возлюбленная?

— Да.

Это признание почему-то причинило ей острую и неожиданную боль.

— Ваша любимая ничего не потеряет. Я прошу у вас только одну эту ночь. Неужели это слишком дорогая цена за вашу жизнь?

Он вдруг почувствовал смертельную усталость, как глупо сопротивляться в подобной ситуации.

— Миледи, никто не может поручиться, что именно сегодня вы примете мое семя.

— В таком случае мы оба будем считать наш брак неудавшимся. При первой же возможности я съезжу в Рим и попрошу Папу его аннулировать. — Помолчав немного, она добавила — Надеюсь, Генрих не узнает, что мы с вами не были сегодня вместе и что, стало быть, я свободна. Элинор боялась, что он станет вынуждать меня выйти за Джона… Он уже заговаривал об этом сегодня утром.

— За Джона? Но он же совершенный слюнтяй.

— Вас это уже не будет касаться. Как только ваша сестра достаточно окрепнет, мы все вместе отправимся на Фалькон-Бруин, и там я обещаю возвратить вам вашу свободу.

Райену вдруг стало неловко оттого, что он не оправдал ее надежды.

— Было бы очень великодушно с вашей стороны, если бы вы возвратили мне ее, не требуя ничего взамен, — сказал он, чтобы скрыть смущение, но Джиллиана не слушала его.

— Мне снова придется скрываться, чтобы ни Генрих, ни Филипп не могли меня отыскать. Само по себе это не очень бы меня удручало, но талшамарцы будут считать себя обманутыми, оставшись вновь без королевы. Я не смогу спокойно править, не имея наследника. — Она подняла на него глаза. — Скажите, что мне делать?

Он отвернулся. Что он мог ей сказать? Уверенность, только что владевшая им, уже улетучилась. В тяжелую минуту она самоотверженно пришла к нему на помощь и спасла их с Кассандрой от гибели, он же ничего не хочет дать ей взамен. Она, безусловно, умна, хотя, разумеется, еще очень молода и неопытна. Райену нечасто доводилось встречать женщин столь благородной души. Его собственная мать, а возможно, и Катарина не шли с нею ни в какое сравнение. Да, Талшамар получит превосходную правительницу, тут Элинор не ошиблась.

— Как мне вас называть? — спросил он.

— Зовите… Зови меня Джиллианой, Райен. Думаю, так будет лучше всего.

— Джиллиана, как объяснить вам…

— Тебе, — перебила она.

— Хорошо. Как объяснить тебе, что ребенок, родившийся у нас с тобой, будет в первую очередь наследником моего престола? Неужели это так трудно понять?

— Но ведь твой отец умер. Разве это не делает тебя королем страны?

— Я в плену. Ты слышала, что сказал сегодня Генрих? Он назначил регентшей мою мать. Ясно, что без его поддержки она недолго продержалась бы на престоле.

— Не могу взять в толк — как мать может отбирать власть у родного сына?

— Тебе следовало хорошенько порасспросить об этом Элинор. Она, возможно, рассказала бы немало интересного о предательстве и обмане в собственной семье.

— Если ты не перестанешь говорить гадости о королеве Элинор, я не буду продолжать разговор. — Она вернулась к кровати и села на край. — Делай что хочешь, я больше не побеспокою тебя. Кстати, можешь отправляться спать куда угодно. Он печально улыбнулся.

— Не думаю, чтобы Генрих сегодня выпустил меня отсюда. Ведь мы с тобой, кажется, разыгрываем влюбленных? Не забывай, жизнь наша пока висит на тоненьком волоске.

— Ты ценишь свою жизнь гораздо больше, чем я свою, — надменно заметила она. — Я лучше приму смерть, как сделала моя мать, чем соглашусь оставаться заложницей Генриха Плантагенета.

— Жизнь, — тихо повторил Райен. — На что мне она, когда народ мой в неволе? Я был готов умереть сегодня утром — и умер бы… но явилась ты со своей нелепой выдумкой.

Ей вдруг стало искренне жаль его.

— Тебе, наверное, нелегко жилось в эти последние несколько месяцев.

— Ты не знаешь мою мать — иначе ты поняла бы, почему мое сердце болит за судьбу моих подданных. Она любит только себя да дорогие безделушки. Дорвавшись до власти, она за какой-нибудь год оберет людей дочиста.

— Моя мать погибла ради того, чтобы я жила и смогла когда-нибудь править Талшамаром. Вот так я понимаю настоящую любовь.

— Увы, такую любовь мне познать не довелось. Лучше бы моя мать достойно умерла, чем при жизни покрыла себя таким позором.

Джиллиана в душе согласилась с ним, но вслух ничего не сказала.

Они немного посидели молча, потом Райен сказал:

— Ложись спать. Ты, наверное, очень устала.

— А ты?

— Я. тоже посплю… на другой стороне кровати.

— Как угодно, — холодно произнесла Джиллиана.

Она забралась под покрывало и отвернулась. Наверное, в ней что-то не так, раз Райен отказывается зачать с нею дитя. Он как будто не желает к ней даже притрагиваться. Но долго раздумывать на эту тему ей не пришлось, скоро веки ее сомкнулись, и она уснула.

Она не почувствовала, когда Райен лег рядом, спиною к ней, и не догадывалась, как волновала его ее близость. О, он очень желал к ней притронуться — а еще лучше прижаться к ней всем телом, заключить в объятия и любить, как она того хотела.

Но он знал и то, чего она никак не могла понять: если у них родится дитя, это очень осложнит жизнь им обоим.

В эту ночь принц Райен Рондаш еще долго не мог уснуть.

11

Золотистый рассветный луч пробрался в комнату, осветив ее самые дальние и темные углы. Джиллиана открыла глаза и тихонько повернулась на другой бок, чтобы получше рассмотреть Райена.

Во сне он совсем не казался таким суровым и неприступным, как вчера днем. У него были темные бархатистые ресницы и смуглые щеки. Одна прядь черных волос упала ему на лоб, другие свободно вились по шее и плечам. Черты его были правильны и соразмерны. Красиво очерченные губы, прямой нос.

Джиллиане никогда прежде не доводилось видеть мужчину так близко, и сейчас от волнения у нее участилось дыхание. Чтобы успокоиться, она принялась разглядывать его руку, лежавшую на груди. Пальцы были длинные и тонкие, но в них угадывалась недюжинная сила.

Джиллиане вдруг неудержимо захотелось прикоснуться губами к его рту или хотя бы незаметно провести рукой по его черным густым волосам, но она боялась его разбудить.

Эти странные желания, явившиеся неведомо откуда, так смутили ее, что она поспешно спрыгнула с кровати и на цыпочках, стараясь не шуметь, подбежала к своему сундуку. Отыскав ярко-синее, цвета сапфира, платье, она некоторое время безуспешно боролась с многочисленными застежками и шнуровкой, но в конце концов справилась с переодеванием. Потом она тщательно причесалась, покрыла голову тонкой белой накидкой, а сверху надела золотую талшамарскую корону пусть символ монаршей власти придаст ей силы: она так нуждается в поддержке.

Джиллиана неслышно отворила дверь и выскользнула в коридор. За дверью, как выяснилось, стоял королевский стражник.

— Я иду проведать принцессу Кассандру и не нуждаюсь в провожатых, — холодно сказала Джиллиана, чтобы предотвратить всякие попытки сопровождать ее.

— Пожалуйста, миледи. Как пожелаете. Мне велено смотреть за принцем Райеном, а про вас никаких приказаний не было.

Она гордо прошествовала мимо, но, сделав несколько шагов, остановилась в нерешительности.

— Как мне найти покои принцессы Кассандры?

— Ступайте прямо по этому коридору до конца, миледи, потом поверните направо. Покои принцессы Кассандры находятся за последней дверью слева.

К удивлению Джиллианы, девушка сидела в постели и завтракала, а Нетта ловко прислуживала ей с весьма довольным видом.

— Жар спал еще вчера вечером, — улыбаясь, сообщила служанка. — А утром, как видите, Ее Высочеству захотелось кушать.

Джиллиана присела на скамью возле кровати.

— Нас, кажется, вчера не представили друг другу. Меня зовут Джиллиана.

— Да, я вас помню. Вы говорили Генриху какие-то странные вещи о себе и моем брате. Не могу понять, зачем вам это понадобилось: насколько мне известно, до вчерашнего дня Райен вас в глаза не видел.

— Вы совершенно правы, я солгала Генриху, но сделала это ради того, чтобы спасти вас с Райеном от смерти.

— Я все равно ничего не понимаю, — тихо проговорила Кассандра.

— Сейчас лучше думать о том, чтобы поскорее поправиться, и тогда ты сможешь поехать домой, — посоветовала Джиллиана. — Хочешь домой?

— О да! — Кассандра во все глаза смотрела на красавицу с золотой короной на голове. — А правда, что вы с моим братом повенчались? Я слышала вчера сквозь забытье какие-то разговоры об этом.

— Да, правда. Это тоже необходимо для того, чтобы мы, все трое, могли обрести свободу. Ты очень огорчена, что твой брат так неожиданно женился?

Девушка откинулась на подушки.

— Нет, не очень. По правде сказать, я даже рада, потому что мне совсем не нравилась его… — Но, спохватившись, что может наговорить лишнего, Кассандра умолкла и сосредоточенно уставилась в свою тарелку. Когда она снова подняла глаза, в них отражалось искреннее участие. — А вы… наверное, расстроены? Ведь Райен скорее всего женился на вас только ради моего спасения?

— Что ж, в таком случае мы просто оба выполнили свой долг, не правда ли?

Кассандра глядела на нее с нескрываемым восхищением.

— Нетта сказала, что меня вылечило ваше чудотворное снадобье.

— Во-первых, говори мне «ты» — думаю, нам обеим будет так удобнее. А во-вторых, тут нет никаких чудес. Просто твоя собственная молодость помогла одолеть недуг.

Кассандра слабо улыбнулась.

— Ты мне очень нравишься, Джиллиана. И я надеюсь, что вы с Райеном всегда будете вместе.

Проснувшись, Райен свесил ноги с кровати и удивленно огляделся. Что это, он уже не в Тауэре? Припомнив события вчерашнего дня, он смущенно обернулся. Джиллиана исчезла.

Он торопливо оделся, распахнул дверь — и едва не сбил с ног королевского стражника. Судя по всему, вчера вечером он был прав, Генрих пока не собирался предоставлять ему полную свободу.

— Я хочу видеть свою сестру, — надменно сообщил он стражнику.

Тот взялся за рукоять меча.

— Я отведу вас в ее покои.

С трудом сдерживая гнев, Райен в сопровождении осточертевшего англичанина дошел до двери своих вчерашних покоев и коротко бросил стражнику через плечо:

— Можешь идти. Твоя помощь мне больше не понадобится.

— Я должен стоять за дверью, — отводя глаза, отвечал тот. — Таков приказ Его Величества.

Райен раздраженно толкнул дверь. Черт возьми, Генрих по-прежнему продолжает обращаться с ним, как с пленником! Видимо, он не избавится от надзора, пока не покинет Англию. Впрочем, сейчас для него главное было здоровье сестры. Переступив порог, он в изумлении остановился.

Кассандра, с виду совершенно здоровая, сидела на постели и хохотала. Джиллиана стояла посреди комнаты подбоченясь и говорила что-то весьма свирепым тоном. Нетрудно было догадаться, кого она изображает.

— О нет, не благодарите меня! Я с величайшим удовольствием возьму на себя все свадебные расходы. — И она изо всех сил надула щеки.

Кассандра повалилась на подушку, изнемогая от хохота.

— Ужасно похоже! Если бы Генрих мог тебя сейчас слышать, он, верно, лопнул бы от злости.

— Поистине королевское великодушие, не правда ли? — заметила Джиллиана. — А что еще ему оставалось делать? Бедный Генрих догадывается, что его одурачили, вот только не может понять, как. — Она присела в насмешливом реверансе. — Ничего, Генрих Плантагенет, мы с вами еще поквитаемся!

Кассандра не сводила с нее восхищенных глаз.

— А что ты сделаешь, Джиллиана!

— Я еще не решила, но уж в покое его не оставлю.

— Простите, что прерываю столь приятную беседу, — пряча улыбку, проговорил Райен. Его взгляд с удовольствием скользнул по милому румянцу Джиллианы. Ее явно смутило, что он вошел, когда она по-детски передразнивала короля.

— Твоей сестре гораздо лучше, — поспешно принимая серьезный вид, проговорила она. — Не правда ли, превосходная новость?

Отбросив покрывало, Кассандра спрыгнула на пол и закружилась перед братом.

— Смотри, как я уже могу.

— Вижу, вижу — уймись.

— Джиллиана такая прекрасная собеседница, она смешит меня все утро. С нею не соскучишься, правда, Райен?

— Да уж, — неопределенно отозвался он. — Мы знакомы с ней второй день, и за это время скучать мне не приходилось ни минуты. А теперь, — он строго сдвинул брови, — марш в постель, да поживее. Тебе ни в коем случае нельзя сейчас переутомляться. Чем скорее ты поправишься, тем скорее мы ! сможем отсюда уехать.

Кассандра послушно забралась на кровать и спросила:

— Как вы думаете, а Генрих не лжет? Он правда позволит нам уехать на Фалькон-Бруин?

— Хочет он этого или нет, ему придется нас отпустить, — ответила Джиллиана, взбивая ее подушки. — У него нет выбора.

Райен взял с подноса на столе кружку яблочного сока и подал сестре.

— Не поверю в это, пока наш корабль не отойдет от английского берега.

— Джиллиана, — Кассандра вдруг застыла с не донесенной до рта кружкой. — А ты поедешь с нами на Фалькон-Бруин?

Подняв глаза, Джиллиана встретила вопрошающий взгляд Райена.

— Боюсь, что у меня тоже нет выбора и вам придется какое-то время терпеть мое общество. А теперь, если вы оба меня извините, — я должна идти к королю Генриху. Я просила его об аудиенции и получила согласие.

Она уже повернулась к двери, но Райен удержал ее за руку.

— Подожди, я пойду с тобой. Я не доверяю Генриху.

— Он просил меня непременно прийти одну, — высвобождая руку, ответила она. — Кроме того, ты ведь, кажется, пока еще не волен идти, куда тебе вздумается?

Райен сердито скрипнул зубами. Она, разумеется, права в замке английского короля он не мог сделать и шага без конвоя.

— Остерегайся Генриха, — озабоченно проговорила Кассандра. — Он коварен, как лиса.

Райен усмехнулся и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Еще неизвестно, кому больше следует остерегаться.

Глядя на то, как уверенно и величаво талшамарская королева двинулась к выходу, брат с сестрой даже не подозревали, что в душе у нее все трепещет от страха.

В ожидании королевы Джиллианы гофмейстер и архиепископ Йоркский стояли в нише за гобеленом. По приказу Генриха они должны были наблюдать за ходом аудиенции из этого укрытия.

Когда талшамарская королева появилась в дверях, Генрих спокойно кивнул стражникам, разрешая пропустить ее в тронный зал. Ему не о чем было волноваться: он был абсолютно уверен, что теперь она у него в руках.

Пока она шла через громадное и довольно неуютное помещение, он любовался ее поистине редкостной красотой. Цвет платья, выбранного ею сегодня, лишний раз подчеркивал сапфировую синеву глаз.

— Приятно видеть вас свежей и отдохнувшей, Джиллиана. Прошу вас, присядьте, — сказал он, указывая на кресло рядом с собой.

— Я предпочитаю разговаривать стоя, Генрих. Я не займу у вас более двух минут. Собственно, у меня только один вопрос. Я желаю поскорее покинуть Англию. Так вот, когда я могу это сделать?

— Когда бы это ни случилось, я надеюсь, что вы не забудете мою искреннюю заботу о вас и всегда будете помнить, что я ваш друг.

— Я, несомненно, буду помнить все, что когда-либо слышала о вас.

— О, снова голос Элинор, — усмехнулся Генрих. — Как поживает моя дражайшая супруга?

Его притворная заботливость нисколько не обманула Джиллиану.

— Я явилась сюда не затем, чтобы делиться впечатлениями о жизни королевы Элинор. Я пришла узнать, когда я могу ехать, — настаивала она.

— Возможно, я буду благосклоннее к вашим нуждам, если вы попросите Папу Луция назначить меня правителем Талшамара до появления на свет вашего первенца. Подумайте, как это облегчит вашу жизнь: ведь у Филиппа полностью исчезнет повод причинять вам зло.

— Зато такой повод немедленно появится у вас, — возразила Джиллиана. — Думаете, мне неизвестно, как умерла моя мать?

— Согласитесь, то было ужасное стечение обстоятельств, но моей вины тут нет. Я всего лишь велел моим людям с почетом доставить ее в Англию — она сама выбрала смерть. Она погибла от меча собственного палатина.

— Да. Она действительно предпочла смерть плену. На ее месте я сделала бы тот же выбор, и надеюсь, что, если судьбе будет угодно поставить меня в подобные обстоятельства, у меня хватит на это мужества.

Генрих позеленел от дурного предчувствия. Эта сумасбродная девица способна на многое.

— Вы хотите сказать, что предпочтете смерть дальнейшему пребыванию в Англии?

— Именно так, Генрих. Я такая же королева, какой была моя мать, и ни в чем не намерена ей уступать.

Говоря, она внимательно следила за лицом Генриха. Сперва оно показалось ей разгневанным, но скоро гнев сменился выражением спокойной уверенности и даже довольства.

— Хорошо, я отпущу вас, но для этого я должен быть уверен, что ваш брак с принцем заключен не только в Вестминстере, но и на супружеском ложе. Слуги, убиравшие утром вашу комнату, донесли мне, что хотя вы с принцем и спали в одной постели — увы, вы в ней только спали.

Джиллиана сделала вид, что рассматривает подол своего платья. Откуда Генриху может быть известно, что они с Райеном не прикасались друг к другу? Неужели кто-то всю ночь следил за ними? Нет, невозможно, в комнате совершенно негде спрятаться.

Наконец, решив, что нет обороны лучше нападения, она решительно подняла голову и смерила Генриха гневным взглядом.

— Все, что происходит между мною и моим супругом, касается только нас двоих и не имеет к вам никакого отношения. Ваши соглядатаи отвратительны.

— И однако же, таково мое условие, — еще непреклоннее изрек Генрих. Видимо, он очень не хотел опять остаться в дураках. — Согласитесь, что и для вас это будет гораздо разумнее, чем погибнуть от меча сэра Хэмфри.

Джиллиана, чувствуя, что не может больше ни минуты находиться в обществе этого презренного человека, сделала шаг к двери.

— Я вижу, нам больше нечего сказать друг другу, — сказала она на ходу.

— Но я еще не позволял вам удалиться.

— А я не спрашивала вашего позволения. — Ей вдруг вспомнился последний разговор с Элинор перед самым ее отъездом из Солсбери. — Не забывайте, Генрих когда ваши предки еще поклонялись деревянным идолам, мои уже правили христианской страной.

Для Генриха это было чересчур: слишком часто ему приходилось слышать подобные речи от своей жены, которая частенько похвалялась перед ним древностью своего рода.

— И вы смеете говорить это мне — вы, без году неделя королева! Да вы понятия не имеете о том, как управлять подданными! — яростно выкрикнул он.

— Признаю, что мне еще многому предстоит учиться, но в любом случае я великолепно обойдусь без вашей помощи, — с достоинством отпарировала Джиллиана.

Некоторое время они молча взирали друг на друга, словно состязаясь в силе взгляда, потом Генрих улыбнулся.

— Черт возьми, вот это будет жена! Даже жалко, что такая женщина досталась какому-то упрямцу с Фалькон-Бруина.

— Что делать, вы сами об этом позаботились. — Сказав так, она величественно развернулась и направилась к двери.

Генрих, однако, не мог позволить, чтобы послед нее слово осталось за ней.

— Не забудьте, Джиллиана, — крикнул он ей вдогонку, — я жду подтверждения того, что вы с своим мужем соединились на супружеском ложе!

Джиллиана усилием воли замедлила шаг, хотя больше всего ей сейчас хотелось бежать от этого человека со всех ног, чтобы не слышать его самодовольного голоса.

Когда дверь за ней закрылась, из-за гобелена неслышно выступили королевские советники.

— Вы и правда хотите ее отпустить? — с сомнением спросил архиепископ.

Генрих улыбнулся, совершенно уверенный в успехе задуманного.

— Не все так просто, как может показаться со стороны! Королева Мелесант — наша давняя и верная союзница. Мы пошлем ей подробное письмо — думаю, она найдет способ справиться со своим сыном и невесткой.

Покинув королевские покои, Джиллиана обессиленно прислонилась к стене. Ноги ее дрожали. «Только бы не упасть», — думала она. Трудно было судить, кто одержал верх в этом разговоре — она или Генрих, но, во всяком случае, Генрих не остался полным победителем. Что ему нужно от нее? Разумеется, Талшамар, но не только. У него на уме что-то еще — она пока не поняла, что.

Миновав Пиршественную залу, она вышла во двор и медленно двинулась по тропе вдоль стены замка. Сейчас ей надо было побыть одной, чтобы набраться мужества для решительного шага.

Сегодня ночью ей придется просить, возможно, умолять мужчину, чтобы тот подарил ей дитя, и мысль об этом заранее удручала ее. Она, конечно, знала, что она хороша собой, — но ведь вчера Райен отверг ее, что-то его все-таки оттолкнуло.

Быть может, его удерживала мысль о любимой? Пусть так, но Джиллиане от него нужен только ребенок, и разве так трудно понять, что никто больше не может ей в этом помочь?

Она должна его убедить во что бы то ни стало, и это должно произойти сегодня ночью.

12

Джиллиана в одной сорочке сидела на скамье, Нетта расчесывала ее длинные волосы, и они мерцали и искрились при свечах. До вчерашнего дня Джиллиане ни разу не приходилось близко сталкиваться с мужчинами конечно, в монастыре появлялись иногда священники и учителя, но все они пребывали в летах столь почтенных, что вряд ли кто из них мог пробудить сладостные грезы в девичьем сердце. Теперь же она озабоченно хмурилась, не совсем понимая, что, собственно, ее беспокоит.

С виду все как будто было просто: она вышла за принца Райена, чтобы спасти его от неминуемой смерти, а теперь должна была вместе с ним зачать ребенка, чтобы спасти самое себя от происков двух королей. И если Райен не хочет даже сказать ей, что для этого нужно сделать, значит, ей придется выяснять этот вопрос самостоятельно.

— Нетта, — начала она. — Скажи мне, ты замужем?

— Да, Ваше Величество. Мы с Томом уже десять лет как повенчаны. Том служит дворецким в поместье сэра Хэмфри, в Лонгуорте.

Поместье сэра Хэмфри? «Как странно, — подумала Джиллиана. — Сэр Хэмфри верно служил ей много лет, в нужный момент всегда оказываясь рядом, и теперь ей трудно было даже представить, что где-то у него был свой дом, своя жизнь и свое отдельное от нее прошлое».

— Ему, вероятно, многое пришлось вынести ради меня, — тихо сказала она, вновь поражаясь самоотверженности сэра Хэмфри и всех тех талшамарцев, о которых она ничего не знала, но благодаря которым столько лет могла жить вполне беспечно, не думая об опасности.

Сколько же подданных терпели ради нее трудности и лишения, и чем им пришлось пожертвовать? Этого она не знала, но твердо вознамерилась сделать так, чтобы их жертвы не оказались напрасными. Для этого ей в первую очередь надо было произвести на свет наследника талшамарского престола — сына или дочь, — для этого она ждала сейчас Райена.

Будь на то ее воля, она бы прямо спросила у Нетты, что происходит в постели между мужем и женой — но не могла же королева обсуждать столь щекотливые вопросы со служанкой.

— Нетта, раз ты уже десять лет замужем, у тебя, наверное, много детей?

Служанка печально улыбнулась.

— Нет, Ваше Величество, хотя я еще не потеряла надежду. Но даже если Господь и не пошлет нам детишек, я все равно никогда не пожалею, что вышла за Тома.

— Тебе, наверное, нелегко было расставаться с мужем, когда ты ехала сюда?

— Ваше Величество, я готова прислуживать вам столько, сколько надо.

— Может, ты хочешь, чтобы я послала за твоим мужем? Тогда вы могли бы быть вместе.

Лицо Нетты осветилось мгновенной радостью, но тут же погасло.

— Что вы, Ваше Величество, у вас и без меня слишком много забот.

— Но ведь ты скучаешь по мужу? — не унималась Джиллиана. Кажется, она впервые видела женщину, довольную своим замужеством. В самом деле, едва речь заходила о Томе, лицо Нетты — к слову сказать, отнюдь не красавицы — заметно хорошело, а взгляд излучал особенный свет.

— Мы с Томом дружили с самого детства, Ваше Величество, а теперь и вовсе сроднились, да так, что я и вдали от него чувствую себя его кусочком.

Мечтательно глядя перед собой, Джиллиана думала, как хорошо было бы встретить в жизни такую любовь… Но тут задумчивый взгляд ее споткнулся обо что-то, и она вздрогнула. Райен, с непроницаемым лицом, стоял посреди покоев и откровенно наблюдал за нею.

Вспомнив, что сейчас придется рассказывать ему о том, как прошла аудиенция у Генриха, она смутилась еще больше.

— На сегодня все, Нетта. Ступай отдыхать. Даст Бог, завтра к полудню мы уже покинем этот постылый замок.

— Какие радужные надежды! — язвительно произнес Райен. — Ты не забыла поделиться ими с Генрихом?

Нетта послушно отложила гребень и почтительно присела перед королевой.

— Я хочу, чтобы ты и сегодня спала в комнате принцессы Кассандры, — сказала Джиллиана, никак не реагируя на слова Райена. — Конечно, ей уже гораздо лучше, но все же ты можешь ей понадобиться.

Нетта еще раз торопливо присела и поспешила удалиться. Что-то в поведении принца ее настораживало как видно, королева и ее муж не очень ладили между собой. Но она была всего лишь служанка, и не ее дело было разбираться в отношениях высокородных господ.

Когда они остались вдвоем, Райен поклонился Джиллиане с преувеличенной почтительностью.

— Мне передали, что ты желала меня видеть, — насмешливо проговорил он. По тому, как взгляд принца скользнул по ее тонкой сорочке, она поняла он, разумеется, догадывается, о чем она намерена с ним говорить.

Джиллиана горделиво вскинула голову.

— Да, я просила тебя зайти, после того как ты выйдешь от Кассандры. Я полагала, тебе небезынтересно будет узнать, что сказал Генрих.

Райен быстро взглянул на нее.

— Что же он сказал?

— Он сказал, что не позволит нам с тобой уехать, пока… — Ее щеки сделались пунцовыми. — Пока мы не… — Она никак не могла подобрать нужных слов.

— Что «пока»? — раздраженно передразнил ее запинающуюся речь Райен. Сознание того, что Джиллиана пользуется в замке неограниченной свободой, а он содержится под стражей, доводило его до белого каления.

— Между нами произошел довольно бурный разговор, и Генрих был совершенно непоколебим, — составила она наконец малозначащую фразу.

— Неужели? — Райен медленно подошел к окну и удрученно уставился в непроглядную мглу. — Но, разумеется, ты, со своей обычной прямотой, уговорила его предоставить нам полную свободу?

— Н-не совсем. — Пора было переходить к делу.

— Так надо было испытать на нем свои чары. Насколько мне известно, женщины частенько прибегают к этому средству в безвыходных обстоятельствах.

— На тебя мои чары не подействовали. Он все еще стоял лицом к окну.

— Ты так думаешь?

— Ты же не согласился зачать со мною дитя. Или… это потому, что у тебя есть возлюбленная?

— Катарина, — тихо, почти неслышно произнес он и добавил совсем другим тоном — Да, возможно, поэтому.

— Райен, Генрих откуда-то знает, что мы с тобой только… словом, как это говорят, что мы не были с тобой близки. Откуда? Ведь здесь никого не могло быть, кроме нас.

— Святая невинность! — буркнул Райен, борясь с желанием заключить ее в объятия и терзать ее губы, пока она не запросит пощады.

Над ними повисла долгая тишина. Лишь когда пальцы Джиллианы легли на его рукав, Райен обернулся. Синие глаза смотрели на него вопрошающе.

— Райен… Я почему-то только сейчас об этом подумала: может быть, ты просто не можешь быть отцом? Может, ты… не совсем здоров?

Он открыл рот, чтобы ответить, но от неожиданности не смог выдавить из себя ни звука, словно вдруг внезапно онемел.

— Так ты правда… не можешь?

Он схватил ее за запястья и дернул к себе так, что она ударилась лбом о его твердую грудь. Глаза его метали молнии, как две грозовые тучи, рот мстительно кривился.

— Может, проверим?

Склонясь над нею, так что его губы едва не касались ее нежного рта, он прошептал:

— Но помни, Джиллиана, ты сама этого хотела. Мужество начало изменять ей. Она попыталась вырваться, но он еще теснее прижал ее к себе. Она хотела отвернуть лицо, но его пальцы впились ей в подбородок и не пускали ни вправо, ни влево.

Ей наконец удалось запрокинуть голову, и его горячее дыхание обожгло ей шею. Все это было для нее так странно, неожиданно, что ее охватила невольная дрожь.

Когда горячие губы Райена впились в ложбинку между ее грудями, силы вдруг покинули ее, и она закрыла глаза. Вот его пальцы скользнули под черную завесу ее волос, а рот медленно двинулся по изгибу нежной шеи вверх. Когда их губы встретились, она застыла на миг, широко раскрыв глаза, но скоро из ее груди вырвался протяжный вздох, и она сама прижалась к нему губами, желая полнее отдаться тому новому, удивительному, что пробуждалось в ней. Заметив, что она отвечает на его поцелуй, Райен обнял ее нежнее, словно она и впрямь была его возлюбленная.

Он почти уже начал терять рассудок, потом снова почувствовал, что предает Катарину, но женщина, которую он сейчас обнимал, была слишком хороша — он не в силах был отказаться от нее. Он должен был завладеть ею целиком.

Райен желал разбудить ее чувства, овладеть ее телом и, возможно, душой. Ему хотелось видеть ее глаза, когда его рука, скользнув под тонкую ткань, вдруг сдернет сорочку с ее плеча.

Ощутив свою наготу, Джиллиана невольно ахнула. Странно, она так долго упрашивала его начать, а вот теперь совсем не уверена, хочет ли она сама продолжения.

Когда сорочка окончательно упала к ее ногам, стыдливость пересилила пробуждающуюся страсть, и Джиллиана в смятении закрыла груди руками.

Не сводя глаз с ее мерцающего в полутьме тела, Райен рывком стянул с себя рубаху и резко отшвырнул в сторону. Вглядываясь в нежные изгибы, прикрытые завесой черных как смоль волос, он испытывал неодолимую потребность поскорее освободиться от одежд — они уже мешали ему. Взгляд его скользнул от тоненькой талии к бедрам, дразняще-упругим и округлым, словно манившим в заветное лоно. Ниже светились восхитительно длинные стройные ноги и маленькие изящные ступни.

Она была не просто прекрасна — она была само совершенство. Он же мог безраздельно владеть ею и делать с нею все, что угодно — ибо разве он не был ее законным мужем, и разве не ее собственные уговоры заставили его обнять ее?

Страх и сомнения, владевшие ею минуту назад, прошли, она, справившись с собой, взглянула на Райена. Он снова шагнул к ней, и она не отпрянула, не отвернула лица.

Райен подхватил ее на руки, и она робко — как напуганная маленькая девочка — обняла его за шею.

— Джиллиана, — шепнул он. — Ты правда этого хочешь?

— Раз иначе никак нельзя, то я постараюсь преодолеть свою застенчивость, — тихо сказала она. — Можешь делать со мною все, что необходимо.

Райен негромко рассмеялся.

— Ты как будто приготовилась взойти на эшафот. Уверяю тебя, это вовсе не так страшно.

Опустив ее на их брачное ложе, он начал стягивать с себя обувь. Она с тревогой следила за ним. Вот он встал, чтобы расшнуровать кожаные штаны, и, обернувшись, снова посмотрел на нее. Не выдержав его взгляда, Джиллиана торопливо прикрыла волосами обнаженную грудь.

Когда, сбросив наконец все, что на нем оставалось, он лег и сразу прижался к ней всем телом, она чуть не задохнулась от неожиданности и, вырвавшись, села на кровати. Она не знала, что он нарочно хотел напугать ее. Страсть и желание боролись в нем с гневом: войдя в его жизнь, эта женщина с первой же минуты начала диктовать ему свои условия, и он был бессилен перед ней, как знамя перед порывом ураганного ветра.

Усмехнувшись, он снова обнял ее. Она дрожала.

— Если передумаешь, скажи — я не буду настаивать.

Она вскинула на него синие глаза.

— Я не передумаю. Наш уговор прежний ты даешь мне дитя и получаешь свободу. Согласен ли ты?

— А ты полагаешь, я откажусь от своей свободы?

— Поклянись честью, что ты не будешь иметь никаких притязаний на ребенка, который может родиться от нашего… союза.

— Я не потребую от тебя ничего, кроме свободы.

— Поклянись.

— Клянусь.

Неожиданно она качнулась вперед и, прижавшись к нему всем телом, отыскала губами его губы. Райен вздрогнул, и острое наслаждение пронзило его.

Забыв обо всех уговорах, он схватил ее в объятия и перекатился на спину. Его руки ласкали и прижимали ее к себе, а сердце замирало в предвкушении блаженства.

— Джиллиана, прекрасная Джиллиана, что ты со мною делаешь? — задыхаясь, шептал он ей в ухо. — Сейчас ты станешь моей.

Его губы закрыли ей рот, и она застонала от наслаждения. Горячий и твердый мужской член, казалось, жег ей ноги, а руки Райена скользили по ее ягодицам, надавливая на них все сильнее, будя в ней неведомые желания.

— Я не знала, что это, так… удивительно, — пробормотала она и отвернулась, пытаясь вздохнуть поглубже. — Пожалуйста, теперь сделай все, что нужно.

От этих слов желание его удесятерилось. Резко поднявшись, он швырнул ее на спину и на мгновение замер над нею на вытянутых руках, глядя, как ее нежная грудь вздымается при каждом вдохе.

Когда он тихонько провел пальцем по ее щеке, она вздрогнула. Ее взгляд скользнул по его широкой груди. У него был мощный торс, безупречно сужающийся книзу, и плоский, твердый живот. Откуда ей было знать, что мужское тело может быть так прекрасно, а одно прикосновение может пробудить столько неясных желаний в ней самой?

— Но помни, Джиллиана, ты сама просила меня об этом. Клянусь, я бы не прикоснулся к тебе.

Он пытался думать о Катарине, но собственное тело предавало его. Он желал не Катарину, а эту обнаженную красавицу — и ничего не мог с собой поделать. И тогда — словно грубость могла извинить его за эту страсть, бурную и неудержимую, какой он никогда не испытывал к Катарине, — он сказал:

— Скоро ты получишь мое семя — и я наконец избавлюсь от тебя.

13

Горячие руки Райена гладили ее груди, бедра. Когда одна рука скользнула на внутреннюю поверхность бедра, у Джиллианы перехватило дыхание, и она плотно сжала губы. Он ласкал и ласкал атласную нежную кожу, пока стоны не начали вырываться из ее груди.

Желание Райена сделалось таким сильным, что ему хотелось сжать ее до боли и не отпускать, пока не схлынет эта слепящая волна — иначе он боялся совершенно обезуметь.

Он зажмурился, пытаясь немного унять бешено колотившееся сердце. Оттого, что он изменял сейчас Катарине не только телом, но и душой, он злился все сильнее, и его тянуло выместить свое зло на той, чья восхитительная нежность так мучила его.

Когда твердая плоть Райена вошла в нее, Джиллиана резко дернулась от неожиданности и закусила губу, чтобы не закричать. Глаза ее широко открылись. Она не знала, что будет больно. Но боль быстро прошла, и на смену ей явились незнакомые, удивительные ощущения. Войдя в нее глубоко, он замирал на миг и начинал медленно удаляться, но тут же входил снова, снова и снова. Джиллиана задыхалась от наслаждения, голова ее металась из стороны в сторону.

Скоро ее руки сами собою обвились вокруг его шеи, и она начала целовать его лоб, глаза. Райен поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза, и их губы слились в упоительном поцелуе.

— Джиллиана, — прервавшись на миг, простонал он. — Джиллиана, что ты делаешь со мной?

Она не смогла ответить, потому что его губы снова жадно приникли к ее рту. Сладостно-медленные толчки его плоти внутри ее продолжались, а когда Джиллиана начала непроизвольно двигаться им навстречу, блаженство сделалось почти нестерпимым.

Неожиданно толчки участились, стали мощнее — и горячая животворная влага полилась в ее лоно. Прижавшись к нему всем телом, она замерла и не шевелилась, пока напряженные бугры его мышц не расслабились.

В комнате было слышно лишь прерывистое дыхание двоих, женщины и мужчины, но постепенно оно затихало и становилось ровнее. Не разжимая объятий, Райен перекатился на бок, потом, сплетя ее пальцы со своими, поднес ее руку к губам и поцеловал.

Джиллиана прикоснулась к жесткой щетине на его подбородке и вгляделась в его глаза. В них мерцала та же нежность, которая переполняла сейчас и ее сердце.

— Я не знала, что это так прекрасно, — сказала она. — Ее пальцы скользнули вбок, под его черные блестящие пряди. — Неужели так бывает всегда?

Он долго молчал, потом, решившись на что-то, оттолкнул ее руку и сел, свесив ноги с кровати.

— То, что произошло сейчас между нами, — всего-навсего соитие, совокупление двух тел для зачатия ребенка. Ты попросила меня об услуге — я ее тебе оказал, вот и все.

Жестокие слова обдали Джиллиану неожиданным холодом, сердце ее болезненно сжалось. Что случилось?! Ведь они с ним только что были так близки, она чувствовала это всем телом и всей душой — а он? Выходит, для него все происходило совсем не так? Джиллиана лежала, бессмысленно уставясь в его прямую неподвижную спину. Да, он просто оказывал ей услугу. Ее охватило странное чувство — то ли обида, то ли разочарование… И все-таки ей хотелось, чтобы он еще раз взглянул на нее так же, как раньше, когда она лежала в его объятиях.

— Я уже беременна? — спросила она, надеясь, что он обернется.

Райен обернулся, он сдерживал себя изо всех сил, на самом деле он хотел любоваться ее прекрасными чертами, но в полутьме их почти не было видно.

— Не беременна, так скоро будешь. Я буду брать и брать тебя до тех пор, пока твой живот не раздуется от моего семени, — грубо ответил он. Так ему было легче.

Пока он одевался, Джиллиана быстро соскользнула с кровати и подобрала свою сорочку. Натягивая ее через голову, она собиралась с духом, чтобы задать ему один вопрос.

Райен уже застегивал безрукавку, когда, шагнув к нему, она внезапно спросила:

— Скажи, ты уже… вы уже делали это… с Катариной?

Он резко обернулся и сказал с крайне недовольным выражением лица.

— Послушай, Джиллиана, и запомни раз и навсегда. Ты, конечно, моя жена, но это не дает тебе права вмешиваться в мои дела. Поэтому мы никогда — слышишь — никогда не будем больше говорить о Катарине. Я не желаю, чтобы ты произносила ее имя.

Уязвленная гордость заставила Джиллиану высоко вскинуть голову и надменно ответить:

— Зная, что вы с нею были помолвлены и что ты любишь ее, я не претендую ни на тебя, ни на твое сердце. Как только я пойму, что у меня будет ребенок, мы с тобой простимся навсегда, и ты сможешь отправиться к своей… возлюбленной.

Он молча смотрел на красавицу, всего несколько минут назад дарившую ему безмерное блаженство. Даже теперь ему мучительно хотелось притянуть ее к себе и никогда не отпускать. Проклятье, почему она так прекрасна и почему он так хочет ее! Надо что-то сказать, как-то нарушить это холодное молчание. Он кивнул на смятую постель.

— Скоро Генриховы шпионы донесут своему господину, что мы с тобой не теряли времени зря.

Но Джиллиана не желала больше разговаривать, тем более на эту тему. Она молча завязала пояс, набросила на волосы тонкое покрывало и надела корону, с которой не расставалась. Потом, облачившись в широкое верхнее платье из синей парчи, она скрепила его золотой брошью на груди и пошла к двери. В каждом ее движении Райену чудилось холодное презрение.

— Куда ты? — спросил он, когда она уже дошла до порога.

Она обернулась.

— Ты, конечно, мой муж, но это не дает тебе права вмешиваться в мои дела.

Узнав собственные слова, Райен угрюмо промолчал. Джиллиана же спокойно продолжила:

— Однако, поскольку сегодняшние мои дела касаются и тебя, я могу ответить на твой вопрос. Сначала я зайду проведать твою сестру, надеясь застать ее в добром здравии, а потом постараюсь отыскать сэра Хэмфри. После этого я намерена добиться очередной аудиенции у Генриха. Я буду повторять ему наши требования снова и снова, пока он наконец не сдастся. Когда это произойдет, ты должен быть готов к отъезду.

— Я сам знаю, когда и к чему мне надо быть готовым, — раздраженно выкрикнул он. Никогда прежде ему не приходилось до такой степени во всем зависеть от женщины. Это было унизительно. По-хорошему он, а не она, должен был сейчас идти на аудиенцию к Генриху, он должен был вырвать у английского короля долгожданную свободу! Но, увы, он лишен возможности даже выходить куда-либо без конвоя, совершенно беспомощен ведь если с Джиллианой Генрих вынужден был хотя бы соблюдать приличия — она была королевой, ее опекал Рим, то на него, пленника, едва избежавшего смертной казни, не стоило тратить ни королевского великодушия, ни даже обычной любезности.

Однако Джиллиана, видимо, поняла его слова превратно.

— Что ж, оставайся здесь, если угодно. Но не будь потом в обиде. Я и мои подданные намерены очень скоро покинуть этот замок.

— Я вижу, ты безоговорочно доверяешь королю Генриху, — недовольно поинтересовался он.

— Отнюдь нет, но зато я уверена в себе и надеюсь, что смогу перелукавить лукавца.

Райен с сомнением поглядел на нее. Как объяснить ей, что нельзя быть такой простодушной? Что она себе позволяет?

— Послушай, Джиллиана, ты совсем не знаешь людей. Если Генрих и пошел однажды на какие-то уступки, то только потому, что счел это выгодным для себя в тот момент. Но, выждав время, он сожрет тебя живьем.

— Не думаю. Он не посмеет враждовать со мною открыто: ведь за мной стоит сам Папа Римский, — непримиримо заявила Джиллиана.

— Хорошо, положим, ты даже уговоришь его нас отпустить. Ну, и что тогда? Как, по-твоему, мы должны добираться до Фалькон-Бруина? Где возьмем корабли? — Райен устало махнул рукой, досадуя на себя за эти нелепые объяснения очевидного.

— Доверься сэру Хэмфри. Он сумеет обо всем позаботиться.

Дольше общаясь с Райеном, Джиллиана вдруг начала понимать, каким потерянным должен чувствовать себя сильный, властный мужчина, оказавшийся в положении бесправного пленника, в полном неведении относительно своей дальнейшей судьбы. А теперь еще находившийся в зависимости от женщины. Генрих мог отобрать у него свободу, достоинство, но не гордость.

— Не теряй надежды, Райен, — тихо сказала она. — Мы еще возьмем верх над Генрихом.

Он посмотрел ей прямо в глаза и внутренне усмехнулся. В его сердце давно уже не осталось надежды, так что терять ему было нечего.

— Райен, — сказала она. — Есть один вопрос, который очень меня беспокоит. Я думаю вот о чем: как встретят моих подданных на Фалькон-Бруине? Хэмфри сказал, что, когда мы достигнем побережья, многие из прибывших на коронацию отправятся домой в Талшамар, но что ждет тех, кто будет сопровождать меня дальше?

— В моей стране твоим подданным ничего не грозит. К ним будут относиться с должной учтивостью, — не задумываясь, ответил Райен.

Она неуверенно смотрела на него, как бы ожидая чего-то еще.

— Можешь ли ты отвечать за свою мать? — наконец спросила Джиллиана.

— Нет. Только за себя, — нехотя уточнил он.

Она понимающе кивнула.

— Я верю… тебе. Но ситуацию необходимо обдумать. Вопрос, как поведет себя королева Мелесант.

Не говоря больше ни слова, Джиллиана вышла и затворила за собой дверь.

Райен долго стоял на одном месте, пытаясь разобраться в путанице своих чувств. Мира, в котором он вырос и к которому он привык, больше не было. Отец погиб, Фалькон-Бруином правила властолюбивая, но недалекая мать. Мысли его по инерции обратились к Катарине. Они с Джиллианой так не похожи друг на друга. У Джиллианы волосы черные и длинные, как черная блестящая завеса, и, как шелк, скользят между пальцами. А у Катарины волосы переливаются золотом. Глаза у Джиллианы такие чистые и синие, что глядят как будто в самую душу. Он уже видел в этих глазах и пламя негодования, и веселые искорки, и зовущую страсть.

Нахмурясь, он принялся ходить по комнате. Какого цвета глаза у Катарины? Карие? Серые? Как странно, что он никогда не обращал на них внимания.

Почтительно отступив на несколько шагов, посыльный Генриха ждал, когда королева Элинор прочтет письмо Его Величества. Элинор придвинула к себе свечу, чтобы лучше видеть строки, написанные четким знакомым почерком.

Миледи!

Мне выпала честь и удовольствие известить весь христианский мир о том, что дочь Вашей любимой подруги, королевы Фелисианы, только что сочеталась браком с Райеном Рондашем, наследным принцем Фалькон-Бруина. Надеюсь, что их союз порадует Вас так же, как и нас. Если же Вы пожелаете лично поздравить счастливых молодоженов, то советую писать им на Фалькон-Бруин, а не в Талшамар, ибо мы решили вверить Джиллиану заботам любезнейшей королевы Мелесант. Надеюсь, что Вы, как всегда, пребываете в добром здравии и не будете слишком огорчены тем, что Ваша бывшая ученица вышла замуж, не испросив Вашего благословения.

Откинувшись на стуле, Элинор залилась счастливым смехом. Столько лет она не имела возможности отомстить королеве Мелесант за совращение Генриха — и вот наконец час пробил. Она положила перед собой чистый пергамент и обмакнула перо.

Хотя прошло уже пять недель, Райен все еще был пленником в замке короля Генриха.

Каждую ночь он заключал Джиллиану в свои объятия и овладевал ею, каждую ночь она охотно отвечала на его ласки. Страсть его росла, но росла и досада: слишком много унижений ему приходилось сносить каждый день.

Вот и сейчас Джиллиана снова отправилась на аудиенцию к Генриху. Она бывала у него почти каждый день, но Райен оставался в неведении по поводу того, о чем они беседовали: она ничего ему не рассказывала.

Между Райеном и Джиллианой установились в целом мирные, но довольно странные отношения. По ночам они оба безраздельно отдавались страсти, днем же почти не общались друг с другом. В последнее время Джиллиана казалась Райену тихой и подавленной. Он пытался угадать, что ее удручает, но не решался спросить.

Сейчас он лежал на кровати, глядя в потолок и думая о Джиллиане, об ее шелковых волосах и нежной коже. Кажется, он начал слишком привязываться к ней. Ему казалось, что она уже овладела его душой: целыми днями он мог думать только о том, как будет обнимать ее ночью.

Но, может быть, он к ней чересчур суров? Райен резко сел на постели. Да, надо быть с нею помягче, следует как-то вызвать ее на разговор о ней самой. Сегодня же, когда она вернется, он постарается как-нибудь получше наладить их отношения.

В ожидании Джиллианы Райен то и дело поглядывал на дверь. Но прошел час, за ним другой, а она все не приходила. Лежа на кровати, он устало закрыл глаза — всего на минуту, как ему казалось, — но мало-помалу мысли его начали путаться, и скоро он забылся тяжелым сном.

Очнулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Райен нехотя открыл глаза над ним стоял сэр Хэмфри.

— Моя королева прислала меня сюда, чтобы я помог тебе подготовиться к отъезду.

Райен немедленно сел на кровати, силясь стряхнуть с себя остатки сна. Верно ли он расслышал? Спросонья чего не почудится. — Генрих отпускает нас?

— Он долго противился, но королева Джиллиана была тверда в своих намерениях, и вот — сегодня утром он наконец сдался.

Райен встал и выпрямился в полный рост, но сэр Хэмфри все равно возвышался над ним на целую голову.

— Похоже, ваша королева всегда добивается, чего хочет.

— Дай Бог, чтобы так оно и было, — с достоинством ответил верный рыцарь королевы.

Только сейчас Райен заметил, что они не одни. Рядом с сэром Хэмфри стоял мальчик лет двенадцати, в руках у него были доспехи и меч с золотой рукоятью. Райен вздрогнул. Это был его меч — тот самый, который забрали у него англичане после того злополучного сражения. Он узнал бы его из тысячи.

— Откуда у него мое оружие и доспехи? — в изумлении спросил он сэра Хэмфри.

— Моя королева хотела отдать распоряжения насчет вещей, но принцесса Кассандра сообщила ей, что у тебя все забрали. Ее Величеству пришлось идти к королю Генриху и настоятельно требовать, чтобы все изъятые вещи были возвращены тебе полностью. Джеймс, мой оруженосец, поможет тебе одеться.

Райен медленно провел пальцем по лезвию своего меча. Это был отцовский подарок, и он уже не чаял его увидеть.

— Выходит, я снова в долгу у Джиллианы. В глазах старого рыцаря вспыхнула гордость.

— Видел бы ты ее сегодня — как бесстрашно она ставила Генриху условия!

— Не завидую тому глупцу, который пожелает с нею сразиться, — сказал Райен. — Вряд ли ему доведется выйти победителем.

— Пожалуй, — согласился Хэмфри. — Она вдвое разумнее любого мужчины и втрое — любой женщины.

Райен прищурился.

— Ты слишком высокого мнения об этой женщине. Думаю, это оттого, что ты слишком долго жил под властью королев у себя на Талшамаре.

Хэмфри улыбнулся и справедливо заметил.

— Кажется, на Фалькон-Бруине сейчас тоже правит женщина? — Не дожидаясь ответа, он повернулся, чтобы идти. — Когда оденешься, Джеймс проводит тебя. Принцесса Кассандра и Ее Величество уже готовы к отъезду. Мы ждем тебя у ворот.

Проводив глазами сэра Хэмфри, Райен коротко кивнул мальчику, и тот бросился его одевать. На сердце у Райена было теперь гораздо легче, ведь он ехал домой.

Переодевшись в чистую белую рубаху и кольчугу, Райен натянул кожаные высокие сапоги чулком, перевязанные ремнями, прицепил к ним шпоры и, набросив на себя черный плащ, скрепил его на плече фамильной пряжкой в виде золотого сокола с глазами из драгоценных камней. Шлем он взял под мышку.

Затянув кольчугу, оруженосец счел, что все в порядке.

— Идемте, Ваше Высочество? — почтительно обратился он к принцу.

— Да. Показывай дорогу. Меня уже тошнит от этого замка.

Но тут в коридоре послышались какие-то голоса, дверь распахнулась, и на пороге появился Генрих собственной персоной.

— Как видишь, захотелось еще раз поговорить с тобой до твоего отъезда.

— По-моему, можно было обойтись и без прощальных напутствий, — сказал Райен, натягивая тяжелые перчатки с раструбами почти до локтя.

— Боюсь, что эти несколько месяцев, проведенные в заключении, не лучшим образом повлияли на твой строптивый нрав. Меня это удивляет. За это время ты мог бы хоть что-нибудь понять. — Генрих безразлично пожал плечами. — Дело твое, но я все же решил кое-что тебе объяснить.

— Я слушаю.

— Известно ли тебе, что королева Джиллиана едет на Фалькон-Бруин вместе с тобой?

— Да, она говорила. Любопытно, как тебе удалось ее убедить.

— О, это было нетрудно ведь у нее, в отличие от нас с тобой, есть сердце. Я сказал ей, что если она не пожелает отправиться вместе с тобой и принцессой Кассандрой на ваш остров, я верну вас с сестрой обратно в Тауэр.

— И только из-за этого она едет со мной? — изумленно спросил Райен.

— Во всяком случае, это единственный довод, который возымел на нее действие. Право, она удивительная женщина.

— Не тебе об этом судить, — пробормотал принц Рондаш невнятно.

— И второе, что тебе следует знать: мои люди будут сопровождать тебя до побережья и проследят, чтобы ты благополучно сел на корабль. Мне не надо неожиданностей.

На скулах Райена заходили желваки.

— Предупреди их, пусть держатся от меня подальше.

Генрих рассмеялся и направился к двери, бросив на ходу:

— Не беспокойся, ты их даже не заметишь. Передай от меня почтительнейший привет своей матушке.

Дверь за Генрихом закрылась. Внутри у Райена все кипело. «Коварная бестия, — думал он. — Отпускает на свободу, но все же держит под надзором».

Выйдя в коридор, Райен огляделся. Генрих уже удалился, и с ним исчез стражник, целыми днями торчавший под дверью. Внезапно Райен ощутил необычайную легкость, и ноги сами понесли его к выходу из замка — он ехал домой! Он был свободен!

Во дворе он увидел Кассандру, уже сидевшую верхом на лошади.

— Смотри! — радостно воскликнула она и подъехала к слуге, который держал за повод лошадь для принца. — Мы все поедем на белых конях, это ли не чудо?

Райен легко вскочил в седло.

— Как ты? Уверена, что выдержишь такое путешествие?

— Уверена, Райен. Только бы поскорее вырваться из этого гадкого замка!

Лондонцы, собравшиеся перед королевским замком, глазели на необычное, зрелище прекрасная королева Джиллиана среди своих подданных. Многих она не видела с самого своего столь необычного приезда в Лондон. Для каждого она находила приветливое слово, каждому дарила улыбку, и каждый из них при ее приближении почтительно преклонял колени.

— Так трогательно видеть их любовь к своей королеве, правда? — сказала Кассандра брату.

Он молча кивнул в ответ.

Сэр Хэмфри подсадил Джиллиану в седло, и она подъехала к Райену.

— Сегодня прекрасный день, — с улыбкой сказала она.

— Да! Я уже отчаялся верить, что мы когда-нибудь отсюда вырвемся!

— А ведь я говорила тебе, чтобы ты не терял надежды.

Их взгляды встретились, и оба смущенно умолкли.

Кардинал Фейлшем подошел благословить их.

— Ваше преосвященство, разве вы не едете с нами? — спросила его Джиллиана.

— Нет, Ваше Величество. Я еду в Талшамар готовиться к вашему возвращению. Если на то будет воля Божья, я еще успею вас дождаться. — Взгляд его обратился на Райена. — Благословляю и вас, принц Райен.

— До встречи, ваше преосвященство, — весело сказала Джиллиана и обернулась к мужу. — Поезжай вперед, а уж мы постараемся не отставать от тебя.

— Дай Бог мне не отстать от тебя, — хрипловато пробормотал он.

Джиллиана перевела озабоченный взгляд на Кассандру.

— Если дорога покажется для тебя чересчур утомительной, сразу скажи мне, и мы тотчас сделаем привал. Ты выздоровела совсем недавно, не стоит рисковать.

— Я могу ехать наравне со всеми, — решительно объявила Кассандра. Щеки ее пылали от возбуждения. — Я совершенно здорова!

Толпа расступилась, пропуская всадников. Улыбаясь и перешучиваясь, королева Джиллиана, принц Райен и принцесса Кассандра проезжали мимо Тауэра. Все трое прекрасно понимали, что могли до конца жизни остаться за его неприступными стенами. Тем радостнее было освобождение.

Джиллиана обратилась к Райену:

— Я счастлива, что мы наконец распрощались с этим городом.

— Тут мы с тобой единодушны.

Краем глаза он наблюдал за тем, как ее легкая вуаль трепещет на ветру, как величественно она держится в седле. Казалось, она еще похорошела и расцвела с того времени, как они познакомились. Впрочем, скорее всего ему это только казалось. Не может быть, чтобы женщина с каждым днем становилась краше и милее… он недовольно поджал губы. Что, черт возьми, происходит?!

Почему он все время думает о ней? Может, она околдовала его заодно с Генрихом? Опутала своими чарами, а он даже не подозревает об этом?

Скоро Лондон остался позади. Во второй половине дня небо заволокло тучами и начался дождь, но всадники на белых конях продолжали молча ехать по мокрой дороге.

Джиллиана запрокинула голову, подставив лицо косым струям. Она была довольна: она выполнила все, что поручила ей Элинор.

Она незаметно покосилась на мужа. Он всегда держался с нею так холодно и отчужденно. Впрочем, ничего удивительного ведь ему приходилось обнимать ее против своей воли.

«Но он все же держит слово, — подумала она, — и, даст Бог, скоро у нее появится желанное дитя».

14

Дождь, начавшийся еще при выезде из Лондона, лил весь день не переставая. На Джиллиане был широкий плащ с капюшоном, но он не спасал от всепроникающей сырости.

Время от времени она озабоченно поглядывала на Кассандру: не дай Бог, утомительная дорога вкупе с холодным дождем вызовут новый приступ болезни. Но принцесса всякий раз улыбалась ей, и она немного успокаивалась.

Райен счел нужным придержать коня и ехал теперь рядом с сэром Хэмфри по-видимому, общество рыцаря казалось ему приятнее. «Ну и пусть», — с досадой подумала Джиллиана. За то время, что они ехали бок о бок, угрюмое молчание мужа вконец измучило ее.

Джиллиана подняла глаза к небу, пытаясь определить время. В пути они лишь один раз останавливались, чтобы поесть, и дважды — чтобы дать отдых лошадям. Она надеялась, что до ночлега уже недалеко.

Хэмфри, который всегда умел угадать любое ее желание, тотчас поравнялся с ней и поехал рядом.

— Подъезжаем к стоянке, Ваше Величество Скоро вы сможете расположиться на ночлег. Ужин, должно быть, уже готов.

— Но как такое возможно? — изумилась королева.

— Я выслал часть людей вперед, чтобы они каждый вечер готовили для вас достойный ночлег.

Она улыбнулась, чувствуя себя под защитой старого друга.

— Опять вы обо всем позаботились.

Сэр Хэмфри озабоченно взглянул на небо. Дождь усиливался.

— Поспешим, Ваше Величество, не то вы скоро промокнете до нитки.

Он уверенно, как и в ночь коронации Джиллианы, свернул с дороги и углубился в лес. Пока они подъезжали к условленному месту, дождь чудесным образом прекратился и на очистившемся небе показалась полная луна.

Вскоре деревья расступились, и они выехали на обширную поляну, освещенную пламенем костров. По краю поляны были раскинуты яркие шатры, рядом с каждым развевались воткнутые в землю знамена с фамильными гербами знатных талшамарцев. Все вместе они образовывали широкий круг, в центре которого, под белым с золотом знаменем Талшамара, стоял еще один шатер, самый большой и красивый, видимо, предназначенный для королевы.

Джиллиана спешилась при помощи сэра Хэмфри, Райен помог своей сестре. После этого принц куда-то исчез, а сэр Хэмфри повел Джиллиану и Кассандру в большой шатер.

Нетта, каким-то непостижимым образом прибывшая на место раньше их, поспешила навстречу, чтобы помочь королеве и ее золовке снять мокрые плащи.

Кассандра с интересом огляделась. В шатре было сухо, пол был устлан толстым слоем тростника. Тут стояли стол, несколько обитых сукном скамей для сидения и низкое ложе, на котором свободно могли разместиться двое. Словом, здесь было все необходимое для удобства Джиллианы и Райена.

— Ваше Величество желает отдыхать или прикажете подавать ужин? — спросила Нетта.

— Я поужинаю, а после сразу лягу спать. А тебе, Кассандра, придется сегодня поесть в постели.

— Но почему? — разочарованно произнесла девушка.

— Потому что ты только что перенесла тяжкий недуг, вдобавок сегодня был очень трудный день холод, дождь. Не хватало только, чтобы ты опять слегла.

— Наверное, ты права. Я тоже не хочу, чтобы из-за меня всем пришлось задерживаться в пути.

Она была так огорчена, что Джиллиане стало жаль ее.

— Вот увидишь, скоро ты окрепнешь настолько, что тебе уже не надо будет так осторожничать. Но пока твои недавние мучения еще слишком свежи в памяти. К тому же хочется, чтобы домой ты приехала совершенно здоровая.

— Джиллиана, — голос Кассандры прозвучал не громче шепота. — Вряд ли это будет счастливое возвращение. Ведь брат с матерью встретятся как враги. Они ни за что не примирятся друг с другом.

— Я все-таки надеюсь, что она откажется от своего регентства в пользу сына. Иначе я просто не силах ее понять. Видишь ли, хотя я и не помню свое матери, но точно знаю: моя мать погибла ради того, чтобы я могла жить. И счастливо править страной.

— Да, я знакома с талшамарской историей. Весь христианский мир был восхищен тогда бесстрашием королевы Фелисианы. — Кассандра печально опустила голову. — Но моя мать совсем не похожа на нее. Она не отдала бы жизнь ни за меня, ни за Райена. Ей нужна только власть, и… хоть я и не говорила об этом брату, но я думаю, что это она предала их с отцом.

Нетта тем временем успела переодеть Джиллиану в темно-красное платье. Так как волосы у королевы были еще влажные, решено было оставить их распущенными и надеть золотую корону, украшенную драгоценностями, прямо на непокрытую голову.

Джиллиана ласково потрепала Кассандру по руке.

— Все-таки я надеюсь, что ты заблуждаешься насчет своей матери.

— Хорошо бы! Мне очень грустно это сознавать. Но вряд ли я ошибаюсь.

Если Кассандра говорила правду, то эта правда была поистине чудовищна и в значительной мере объясняла болезненную недоверчивость Райена. Джиллиане захотелось хоть ненадолго отвлечь девушку от печальных мыслей.

— Хочешь, я пришлю к тебе в шатер менестреля? Пока ты будешь ужинать, он что-нибудь тебе споет и поиграет на лютне.

Кассандра просияла и благодарно улыбнулась Джиллиане.

— Это было бы прекрасно!

— Вот и хорошо. Пусть Нетта поможет тебе переодеться в сухое, а чуть попозже явится наш певец.

— Шатер принцессы Кассандры тут совсем рядышком, — сообщила Нетта, застегивая драгоценный браслет на запястье королевы.

— Нетта, я прошу тебя побыть сегодня с принцессой. Твоя помощь может ей понадобиться.

— Да, Ваше Величество. Пойду пока принесу ей ужин. А вам сэр Хэмфри просил передать, что, если вы не возражаете, он просит вас отужинать сегодня вместе со знатными лордами.

Когда Нетта уже выходила из шатра, Джиллиана спросила:

— Будет ли присутствовать принц Райен?

— Я слышала, как сэр Хэмфри предлагал Его Высочеству отужинать вместе с сестрой.

Джиллиана понимающе кивнула. Значит, сэр Хэмфри и другие талшамарцы хотят говорить лично с ней.

Когда Джиллиана вошла в просторный шатер, лорды шумно поднялись, и она с улыбкой приветствовала их. Теперь она уже почти всех знала по именам.

Сэр Хэмфри усадил королеву во главе стола, и лорды, получив ее разрешение, снова расселись по своим местам.

Пока слуги вносили кушанья, обилие и разнообразие которых немало удивило Джиллиану, она успела окинуть взглядом богатые одежды знатных талшамарцев. Ее всегда учили, что Талшамар — королевство богатое, по-видимому, оно процветало и сейчас.

Заметив нетерпеливое ожидание на лицах собравшихся, Джиллиана поняла: настал час королеве говорить со своими вассалами.

— Любезные лорды, каждого из вас волнует сейчас вопрос о том, каковы мои ближайшие планы и как я намерена управлять страной.

Все прекратили есть и выжидающе смотрели на нее. Джиллиана продолжала:

— Я так долго жила вдали от Талшамара, что совсем не помню его, и теперь мне особенно нужна ваша помощь. Я с благодарностью приму любой совет, если же у вас имеются вопросы, то сейчас самое время их задать.

Первым заговорил рыцарь по имени сэр Ройс:

— Ваше Величество, многие из нас не могут уразуметь, почему сейчас путь ваш лежит на остров Фалькон-Бруин, а не в Талшамар, где вас так ждут.

— Понимая ваше беспокойство, отвечу со всей откровенностью. Сэр Хэмфри, вероятно, объяснил вам, что мое возвращение в Талшамар без наследника или наследницы чревато грозной опасностью: Филипп Французский скорее всего пойдет на нас войной. Я не хочу навлекать беду на свой народ и сделаю все, чтобы ее предотвратить. Поэтому я намерена вернуться в Талшамар лишь после рождения ребенка.

— Поэтому вы и вышли за принца Райена? — спросил сэр Ройс.

— Да, это одна из причин. Далее, я хочу сказать вам вот что: любой из вас может сейчас ехать, причем с моего благословения. Нет никакой необходимости в том, чтобы все вы так надолго отрывались от своих семей. — Она вгляделась в обветренные лица рыцарей. — Кто из вас желает вернуться в Талшамар?

После долгого молчания послышался голос сэра Хэмфри:

— Любой из вас может сейчас же, не роняя своего достоинства, возвращаться. Многим так или иначе придется сделать это, когда мы доберемся до побережья. Не думаю, чтобы королева Мелесант была рада видеть вооруженную охрану королевы Джиллианы в таком количестве у себя на Фалькон-Бруине.

Снова воцарилась тишина, которую в конце концов нарушил сэр Ройс:

— Ваше Величество, надеюсь, вы не приказываете нам покинуть вас. Мы все поплывем с вами на Фалькон-Бруин и вернемся на родину только вместе с вами, когда вы к этому будете готовы.

На сердце у нее вдруг потеплело. Она готова была обнять и расцеловать каждого рыцаря.

— Я дорожу вашей преданностью и молю Бога, чтобы он позволил мне оказаться достойной ее. Рыцари молчали, но их лица, застывшие в немой почтительности, говорили Джиллиане, что для каждого из них она — достойнейшая из королев.

После ужина Джиллиана расспрашивала лордов об их семьях, детях и поместьях. И медленно, подобно вновь создаваемому гобелену, в ее сознании начали проступать очертания родного Талшамара.

Когда все со столов было убрано, она послала пажа за Райеном. Принц вскоре появился. Она попросила его сесть рядом с собой, и он опустился на скамью с холодно-безучастным видом. Но вместо того чтобы заговорить с ним, Джиллиана снова обратилась к своим подданным:

— Любезные лорды, каждый из вас окажет мне неоценимую услугу, явив преданность моему мужу, принцу Райену. Согласны ли вы служить ему так же верно, как и мне?

— Да.

— Да.

— Да, — повторяли друг за другом суровые воины.

От неожиданности Райен не нашелся, что ответить, и Джиллиана пришла ему на помощь.

— Я благодарю вас, — сказала она, — и уверена, что Его Высочество так же, как и я, благодарен вам за оказанное доверие и честь. — Она поднялась из-за стола. — Достойнейшие лорды! Понимая, что вы устали и желали бы поскорее отойти ко сну, я все же прошу вас остаться еще на некоторое время и выслушать слова, которые исходят из самой глубины моего сердца. Я хочу воздать соответствующие почести заслугам того, кто ради меня стойко терпел все невзгоды и много лет жил вдали от дома и родных.

Лорды оживились и начали подниматься со своих мест, а сэр Хэмфри, явно застигнутый врасплох, смущенно смотрел на свою королеву.

— Встаньте, сэр Хэмфри, и подойдите ко мне. — Это была первая, после коронации, торжественная речь Джиллианы, и она очень старалась, чтобы голос ее звучал твердо.

— Сэр Хэмфри в большом волнении остановился перед королевой.

— Будь мы с вами в Талшамаре, мы устроили бы сегодня настоящее торжество, — продолжала она, — но судьба распорядилась иначе. Сэр Хэмфри, перед лицом собравшихся здесь лордов я жалую вам титул графа Болдриджа и, кроме того, почетное звание палатина, коего испокон веку удостаивались в Талшамаре лишь самые уважаемые и доблестные рыцари. Отныне вы можете сидеть в моем присутствии и высказывать свои мысли в любой момент по собственному разумению. К вам переходят все привилегии, а также земли, замки и денежные доходы, сопряженные с титулом графа Болдриджа. Это — дань благодарности верному вассалу за все, что он сделал для Талшамара и его королевы. — Королева закончила речь и медленно обвела взглядом собравшихся.

Потрясенный, сэр Хэмфри смотрел на Джиллиану, не в силах произнести ни слова. Так вот почему она так подробно выспрашивала у него недавно о том, какие титулы в Талшамаре после смерти главы семьи и за отсутствием наследников отошли к короне. Только теперь он понял, для чего ей это было нужно.

Джиллиана шагнула к сэру Хэмфри и вынула из ножен его тяжелый меч.

— Преклоните колени, сэр Хэмфри.

Он опустился на колени и низко наклонил голову, чтобы никто не заметил слез в его глазах. До сих пор он плакал лишь однажды в жизни — в ночь, когда погибла королева Фелисиана, а он вынужден был бежать, спасая драгоценную жизнь принцессы.

— Конечно, было бы лучше, если бы все жители Талшамара могли видеть сейчас, сколь велика моя благодарность вам, но, увы, — мы далеко от родины. — Она дотронулась стальным лезвием до его плеча и улыбнулась. — Встаньте, лорд Болдридж, и обернитесь к равным себе.

Он встал, пряча от нее полные слез глаза.

— Прошу вас и в дальнейшем быть моим мудрым советником и хранителем Большой печати Талшамара.

Он снова упал на колени и поднес к губам подол ее платья.

— Я навеки ваш преданный вассал и буду служить вам, покуда Господь не призовет меня к себе.

— Ну, полно, — с улыбкой сказала Джиллиана. — Не будем говорить о смерти в столь радостный час. Пусть лучше нам принесут вина, чтобы все присутствующие могли выпить за здоровье вашей светлости!

В шатре опять стало шумно, и скоро менестрель, ударив по струнам лютни, запел родные песни Талшамара. В эти минуты Джиллиана по-настоящему ощутила, что она едина с этими людьми. То чувство, которое впервые зародилось в ней на коронации, еще больше окрепло. Глядя, как ее рыцари поздравляют смущенного лорда Хэмфри, она радовалась от всей души.

— Приятно ли быть щедрой властительницей и раздавать почести вассалам, которые и без того тебя обожают? — спросил Райен, холодно улыбаясь. — Что до меня, то мне ни к чему ни их преданность, ни служба, слава Богу, у меня есть своя страна и в ней свои подданные. А за королевский титул мы еще поборемся.

Она резко обернулась к нему.

— Прошу тебя, Райен, пусть твоя неприязнь ко мне останется между нами. Не думаю, что мои подданные смогут понять твои чувства.

Неприязнь? Он снова нахмурился. С чего она взяла, что она ему неприятна?

Джиллиана встала, и все лица обернулись к ней.

— Пожалуй, мне пора пожелать вам всем спокойной ночи, но пусть мой уход не помешает общему веселью.

Райен вместе с ней перешел в королевский шатер. Пока она снимала корону с головы и расстегивала верхнюю юбку, он молча следил за ней.

— Джиллиана.

Она подняла на него вопрошающий взор.

— Да?

— Я не испытываю к тебе никакой неприязни. Ты ошибаешься.

— Ошибаюсь? Не думаю. Все время, начиная с нашей первой встречи, ты выказываешь одно только презрение, если не ненависть ко мне. Я понимаю причину таких чувств с твоей стороны, но это мало что меняет.

Он шагнул к ней и взял ее за руку.

— Джиллиана, поверь мне, я искренне восхищаюсь тобой.

Его сильные пальцы переплелись с ее, тонкими и нежными, в голосе слышалось искреннее волнение.

— Та первая ночь, когда мы были вместе, — я помню каждую ее минуту. Ты тогда так вскружила мне голову, что я до сих пор не могу думать ни о ком другом.

Джиллиана не знала, верить ему или нет. А как же его Катарина? Его возлюбленная?

— Неужели любая женщина может так легко вскружить тебе голову, Райен?

— Не любая… только та, у которой волосы цвета воронова крыла и губы, готовые раскрыться навстречу поцелую.

Он притянул ее к себе, и она упала в его объятия, не успев сказать, что и ее неотступно преследуют видения той первой ночи.

15

В шатре — полутьма, разбегаются блики мерцающего пламени факела. «Что в ней такого, — думал Райен, — почему при виде ее кровь всякий раз вскипает в моих жилах?» Он теснее прижал Джиллиану к себе. Может быть, потому, что кожа ее нежнее шелка? Или из-за этого тончайшего одуряющего аромата, который постоянно исходит от нее? Нет, должно быть что-то еще. Руки Райена сами собою скользили по ее спине.

— Подумать только, всего несколько недель назад я ничего о тебе не знал, а теперь ты здесь, со мной… и все в жизни так осложнилось, — задумчиво произнес он.

Джиллиана невольно отстранилась и пристально посмотрела на него.

— Что ж, — вырвалось у нее. — Тебе недолго осталось потерпеть. Скоро мы расстанемся, и снова сможешь жить так, словно меня никогда не было.

Приподняв длинные шелковистые пряди, он коснулся губами ее нежной шеи, отчего сладкая дрожь пробежала по всему ее телу.

Теперь, когда она уже принадлежит ему, разве он сможет жить, как прежде, притворяясь, будто не знал ее никогда?

— Вряд ли у меня это получится, Джиллиана. Ведь я твой пленник.

— Ты не пленник, Райен. Просто мы с тобой заключили соглашение. Я выполню свои обязательства, надеюсь, что и ты выполнишь свои. Разве то, что я плыву с тобой на Фалькон-Бруин, не подтверждает моих добрых намерений?

— Не будем забывать, что ты делаешь это не по своей воле. Таково было условие Генриха, не так ли?

Она сердито высвободилась из его объятий и шагнула к низкому ложу, заваленному овечьими шкурами. Сверху было постелено шелковое покрывало.

— Если бы я не пожелала тебя сопровождать, никакой Генрих не смог бы меня к этому принудить. Он молча улыбнулся. Что ж, очень возможно. Ни Генрих, ни кто другой — ибо эта женщина, кажется, не боялась никого.

— Только представь, — оборачиваясь, проговорила она. — Он и правда вообразил, будто мог выдать меня за Джона. — Синие глаза угрожающе вспыхнули, как бывало всякий раз, когда она сердилась. — Ничто на свете никогда не заставит меня породниться с этим презренным семейством. Элинор да, пожалуй, еще Ричард, по моему разумению, только эти двое достойны королевского звания.

— Да, высокомерия тебе не занимать! Ты ставишь себя выше Плантагенетов?

— А ты нет?!

Джиллиана начала расстегивать сорочку, и Райен, мгновенно оказавшись рядом, стал ей помогать.

— Наверное, я должен гордиться тем, что ты выбрала меня в мужья?

— Тебя выбрала Элинор, — устало сказала она. — Я не знала о тебе почти ничего вплоть до самого дня нашей встречи.

— А я совсем ничего. — Он улыбнулся, перебирая пальцами мягкие волосы у нее на затылке. — Если бы я знал, что у тебя такой крутой нрав, я, возможно, выбрал бы смерть.

Она сердито обернулась, готовая ответить резкостью, но ее остановила неожиданно задумчивая улыбка на губах Райена.

— До сих пор все окружающие находили мой нрав вполне сносным. Выходит, один ты пробуждаешь во мне дурные наклонности.

— Это голос истинной женщины. Послушать вас, так вы все святые и спустились с небес, только чтобы скрасить существование какого-нибудь глупца, а на деле… Все в конце концов оказываетесь дьяволицами.

При этих словах Джиллиане почему-то вспомнилось все, что Кассандра рассказывала ей об их матери. Да, видно, она причинила ему немало страданий.

— Райен, я знаю, что на Фалькон-Бруине тебе будет очень нелегко.

Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Я этого не отрицаю.

— Не пойми меня неправильно, но я хочу предложить тебе помощь… вооруженную помощь моих подданных.

Он улыбнулся, но глаза его были печальными, а взгляд отсутствующим.

— Разве они смогут мне помочь, Джиллиана?

— Смогут. Знаешь, для чего я попросила их принести тебе клятву верности? — Не дожидаясь ответа, она продолжала — Чтобы у тебя были союзники, если они тебе понадобятся.

— Мои трудности не касаются ни их, ни тебя, Джиллиана, — раздраженно ответил принц.

Она опустилась на ближайшую скамью и продолжила, невзирая на его тон.

— У меня есть один план. Возможно, ты даже сочтешь его разумным.

Он начал раздеваться.

— Еще один разумный план? Не слишком ли, Ваше Величество?

— Я… — начала она, но тотчас умолкла, видимо, боясь, что он снова ее не поймет. Райен безучастно ожидал, пока она наберется решимости.

Наконец она глубоко вздохнула и подняла на него глаза.

— Райен, я решила предложить тебе корону Талшамара.

Он в удивлении воззрился на нее.

— Что ты сказала?!

— Я хочу, чтобы ты стал королем моей страны. Сомнение и недоверие снова зашевелились в его душе.

— Зачем тебе это?

— Есть несколько причин. Во-первых, твоя мать не посмеет причинить тебе зло, если ты будешь королем Талшамара.

— Во-вторых?

— Но… ты ведь будешь отцом моего ребенка. А это значит, что твоя кровь будет течь по жилам всех моих потомков.

— В-третьих? — нетерпеливо перебил он.

— В-третьих, как я могу отвернуться от тебя, когда тебе нужна помощь?

Он подскочил со скамьи как ужаленный, словно сама мысль о ее помощи была ему ненавистна.

— Благодарю за любезно предложенную жертву, но я не могу ее принять. Разве ты забыла про наш уговор? А если я буду твоим супругом и при этом еще королем Талшамара, Папа может отказаться аннулировать наш брак.

На миг ей показалось, будто ее только что втоптали в грязь, но она постаралась ни словом, ни жестом не выказать своей обиды.

— Я поняла тебя, — совершенно спокойно произнесла Джиллиана. — Обещаю больше об этом не заговаривать. Вероятно, мой план действительно никуда не годится, и я прошу у тебя прощения за то, что решилась высказать все это вслух.

— Право, не могу понять, то ли ты великодушна сверх всякой меры, то ли вы с Элинор выдумали это, чтобы еще дальше затянуть меня в свои сети.

— Не думаю, чтобы Элинор одобрила мой план. — Подобрав подол рубахи, она забралась на низкое походное ложе. — Давай сделаем вид, что его вовсе не было и что я тебе ничего не говорила.

Он остановился в двух шагах от нее, не сводя взора с ее темных волос, обрамляющих прекрасное лицо.

— Джиллиана, ты хочешь, чтобы я спал сегодня с тобой?

Она долго молчала и наконец прошептала, протянув к нему руки:

— Да!

Райен обнял ее, борясь с невольной дрожью. А если бы она сказала «нет»? Что бы он тогда стал делать?

Он мечтал об этом весь день. Ехать с нею рядом было мучительно: всю дорогу ему не думалось ни о ком и ни о чем, кроме нее. Лишь когда он немного отстал от нее и поравнялся с сэром Хэмфри, стало чуть легче: беседа со старым рыцарем отвлекла его, впрочем, ненадолго.

И вот он наконец дождался того, о чем так мучительно и неотвязно думал всю дорогу. Когда их губы встретились, из груди Райена вырвался невольный стон, и оба отдались неукротимому порыву. Его руки крепче и крепче обнимали ее, а она льнула к нему всем телом. Они будто хотели навсегда слиться в одно целое.

Она не задавалась вопросом, откуда взялась и куда влечет их эта колдовская сила. Казалось, она, Джиллиана, существовала лишь ради того, чтобы его руки, его губы ласкали ее и весь он владел ею. Это было так правильно — и так прекрасно — что ей не хотелось больше ничего, только наслаждаться этой чудесной близостью… до самого дня их расставания. Но, обнимая ее, Райен все больше злился на самого себя: это немыслимо так хотеть ее! Он для нее всего лишь жеребец и нужен ей только для поддержания породы. Не было бы его — нашелся бы другой, с кем можно было бы зачать наследника. Распаляясь, он сжал между ладонями ее виски.

Ему хотелось раздавить ее совсем, чтобы наконец закончилась пытка, которую ему приходилось терпеть по ее вине. Но, случайно заглянув в синие глаза, он увидел в них столько беззащитной нежности, что тотчас забыл свой гнев.

Теперь он желал лишь одного поскорее войти в тот рай, горячий и влажный, в котором всякий раз он находил ни с чем не сравнимое блаженство.

Он потерся щекой об ее щеку и закрыл глаза. Тонкий аромат ее кожи, казалось, проник уже во все его поры. Его пальцы продолжали ласкать ее груди, покуда из ее уст не вырвался стон исступления.

Торопливо сорвав с себя остатки одежд, они снова упали на ложе. Теперь он навалился на нее всем телом, и ей пришлось ухватиться за него обеими руками. Он вошел в нее с такой силой, что дыхание перехватило. От мощных толчков все ее тело сотрясалось, и она все крепче и крепче цеплялась за Райена, чтобы не слететь на пол.

— Хочешь быть племенной кобылой? — со злостью прохрипел он ей в ухо. — Так получай же, что хотела!..

Джиллиана пыталась подыскать достойный ответ, но не смогла, потому что в эту минуту движения Райена сделались более плавными, но одновременно он начал словно бы вырастать внутри ее, проникая все глубже, глубже, так что она едва сдерживалась, чтобы не закричать во весь голос. Она не знала, что это было — боль, наслаждение или наслаждение болью, — хотелось только, чтобы он не останавливался: за каждым толчком следовал бы еще один, и еще, и еще.

В ее неопытном теле просыпались новые, неведомые ей прежде ощущения. Что-то происходило в ней — но что?

Содрогаясь, она еще крепче вцепилась в его плечи и неистово закричала «Райен!» — но его губы безжалостно зажали ей рот.

Райен собирался вложить в этот поцелуй весь свой накопившийся гнев, но едва ее губы раскрылись ему навстречу, он, забыв обо всем, слился с ее ртом, ибо желал владеть ею безраздельно.

Скоро их обоих охватила неудержимая дрожь, и, тесно прижавшись друг к другу, они вместе познали миг ослепительного блаженства.

Джиллиана как-то слышала, как одна из сестер в монастыре рассказывала другой, что дети не рождаются без боли. Может быть, они имели в виду это? Нет! Нет! Откуда монахине было знать, что ощущает женщина, когда мужчина совершенно сливается с нею, так что ей принадлежит каждый его вздох, каждое биение его сердца, а он нежно шепчет ее имя?..

А что она, Джиллиана, чувствует к Райену? В этом она не могла окончательно разобраться, но твердо знала одно, что, когда придет час расставания, для нее это будет все равно, что проститься навсегда с частью себя самой.

Он приник губами к ее груди, и она закрыла глаза, чтобы полнее насладиться блаженством. Только бы дитя не появилось слишком скоро. Ей хотелось, чтобы их союз длился долго, очень долго.

— Райен, как ты думаешь, во мне уже есть ребенок?

На миг он словно одеревенел, потом медленно отстранился от нее.

— Если и после этой ночи его не будет, то — должен вас огорчить, миледи, — вы бесплодны, — резко сказал он и сел на краю ложа.

Нежность, только что переполнявшая Джиллиану до краев, мгновенно сменилась бурным негодованием.

— Надеюсь, мы покончили с этим. Не такая уж великая радость плыть за тобой Бог весть куда ради того только, чтобы получить твое семя.

Райен снова почувствовал прилив необъяснимого гнева. То, что ей от него был нужен только ребенок, уязвляло его гордость. Он не мог почувствовать себя рядом с нею настоящим мужчиной, и от этого ему хотелось причинить ей острую, мучительную боль. Он нашел нужные слова.

— Будь проклят тот день, когда ты выбрала меня себе в мужья!

Джиллиана вздрогнула, как от удара.

Значит, только что, когда их тела были объяты пламенем страсти, его душа оставалась холодна? Что ж, возможно, для него это было обычное совокупление двух тел, про себя же она знала, что никогда не сможет испытать ничего подобного ни с кем, кроме Райена.

Отворачиваясь от него, она думала теперь лишь о том, чтобы скрыть свои слезы.

Райен оделся и неторопливо направился к выходу.

— Сегодня я буду спать в другом месте.

— Сегодня, завтра и всегда, — глухим, незнакомым голосом отвечала она. — В моей постели тебе больше делать нечего.

Сказав это, она отодвинулась в дальний угол ложа и зажала уши руками, чтобы не слышать, что он ответит.

Когда он ушел, ее тело затряслось от беззвучных рыданий, которые она так долго сдерживала. Наплакавшись до изнеможения, она наконец уснула..

Джиллиана вышла из шатра и невольно зажмурилась от ударивших прямо в лицо солнечных лучей, но скоро глаза привыкли к яркому свету, и она огляделась. Весь лагерь был в движении: слуги уже скатывали шатры и седлали лошадей.

Сэр Хэмфри подвел королеве ее лошадь.

— Надеюсь, вы хорошо почивали, — сказал он, словно не замечая кругов у нее под глазами и припухших век.

— Да, спасибо. — Взгляд ее рассеянно скользил по лицам, пытаясь отыскать Райена. Наконец она увидела его: он стоял рядом со своей сестрой, оба оживленно о чем-то беседовали. Когда, смеясь, он подхватил Кассандру и водрузил ее на лошадиную спину, у Джиллианы вдруг тоскливо защемило сердце. У нее никогда не было старшего брата, который бы о ней заботился, и никогда не было семьи.

— Пора, — оборачиваясь к своему старому рыцарю, проговорила она, притворяясь ко всему равнодушной.

Он кивнул и без малейших усилий, словно она ничего не весила, подсадил ее в седло. Что-то произошло между королевой и принцем — впрочем, этого и следовало ожидать. Их брак начался не ахти как удачно, думал Хэмфри, но, возможно, они еще полюбят друг друга. Во всяком случае, он очень на это надеялся. Как ни странно, принц Райен все больше нравился ему. У него, безусловно, были твердые понятия о чести и достоинстве, вполне возможно, он еще мог стать хорошим мужем для королевы Джиллианы.

Они ехали весь день и останавливались лишь изредка, чтобы поесть и дать отдых лошадям. Во время последней остановки Джиллиана попросила самого красивого рыцаря, сэра Эдварда Маркема Брисбанского, ехать с нею рядом. Ей очень надо было показать Райену, что она обойдется и без него, что она может нравиться другим мужчинам.

Сэру Эдварду, впрочем, она не просто нравилась: он ее боготворил. До сих пор королева сказала ему всего лишь несколько слов мимоходом, и то, что теперь она выбрала его в попутчики, превосходило его самые смелые ожидания.

До позднего вечера она заливисто смеялась его шуткам, хвалила его посадку в седле и ни разу не обернулась взглянуть на Райена.

Когда они остановились на ночлег, сэр Эдвард, а не Райен помог ей спешиться и подвел к шатру. Она приказала подать ей ужин и сразу же легла спать, в этот вечер она предпочла быть одна.

Джиллиана была теперь вполне довольна собой: она сумела показать Райену свое безразличие. Он больше ей не нужен, пусть убирается к своей драгоценной Катарине, ей нет до этого никакого дела.

16

После ссоры прошло уже три дня. Джиллиана видела Райена лишь издали, и это вполне ее устраивало. Любезность сэра Эдварда нравилась ей куда больше, чем холодное равнодушие принца. Сэр Эдвард был неизменно внимателен и всегда заботился об ее удобствах. Она и не подозревала, что в мужчине можно встретить столько обходительности.

По ночам она с трудом добиралась до постели после долгих часов, проведенных в седле, все тело ее разламывалось от усталости, и хотелось только одного — немедленно уснуть. Но сегодня вечером ей почему-то было очень одиноко. Она даже хотела заглянуть в шатер Кассандры, но передумала — там мог оказаться Райен, который Бог весть что подумает.

— Ваше Величество, вы позволите войти? — послышался у входа знакомый голос. Оживившись, она любезно пригласила лорда Хэмфри войти и с улыбкой указала ему на скамью.

— Как кстати, что вы ко мне заглянули. Мне как раз хочется с кем-нибудь поговорить. Я устала от собственного общества. Садитесь же!

Он, однако, продолжал стоять, уставившись на носки своих коричневых рыцарских сапог, и Джиллиана догадалась, что у него к ней серьезный разговор.

— Садитесь, друг мой, и расскажите мне, что случилось.

Наконец он опустился на скамью и поднял глаза на свою королеву.

— Это касается сэра Эдварда… — нехотя произнес он, видно было, что эта беседа давалась ему с трудом.

— Что с ним? — перебила она. — Надеюсь, он не захворал?

— Пожалуй, что захворал, Ваше Величество, хотя не так, как вы думаете.

— Лорд Хэмфри, вы говорите загадками. Что за недуг с ним приключился?

— Сперва позвольте мне сказать несколько слов о нем самом. Сэр Эдвард очень юн, только минувшей весной прошло его посвящение в рыцари. Он единственный сын своего отца…

— Это мне известно. Сэр Эдвард рассказывал мне о своей семье. Он еще говорил, что у него есть три старших сестры.

— Да, это так. Но, думаю, вряд ли он вам поведал, и это понятно, что он помолвлен с некоей леди Джейн — девушкой из благородной семьи. Они с ней знакомы с детства.

— Да, этого он мне и правда не говорил. Надеюсь, она достойная невеста для сэра Эдварда?

— Вполне. Но я боюсь, что, когда он возвратится в Талшамар, леди Джейн с огорчением обнаружит, что жених к ней охладел.

Джиллиана нахмурилась.

— Это серьезно. Что же случилось, от чего его отношение к ней так круто изменилось?

Сэр Хэмфри печально покачал головой.

— Ваше Величество, разве он может ехать домой, к своей невесте теперь, когда он так ослеплен вами? Он целыми днями твердит только о своей королеве. По ночам, вместо того чтобы спать, он придумывает, о чем будет беседовать с вами завтра. Он страдает, Ваше Величество. Зачем вы лишили его покоя?

Джиллиана тряхнула головой и медленно встала. Она была возмущена.

— Вы что же, вообразили, что я нарочно решила поиграть его чувствами? Знайте же, что сэр Эдвард для меня всего лишь храбрый рыцарь и прекрасный собеседник, и за все время, что мы провели в беседах, я не дала ему ни малейшего повода думать иначе.

— Полагаю, вам трудно сейчас увидеть самое себя глазами талшамарца. Ваши подданные много лет жили надеждой на ваше возвращение. Они беззаветно любили вас, еще не зная, где вы и что с вами, — но то была любовь подданных к своей королеве. С сэром Эдвардом вышло иначе. Вы сами выбрали его — одного из многих, вы позволяете ему ехать с вами рядом уже несколько дней, и он принял это как знак вашего особого благоволения к нему. Трудно обвинить его в чем-либо.

Джиллиане вдруг захотелось плакать. До сих пор ее старый друг Хэмфри ни разу ее ни в чем не упрекал, и сегодняшние его слова больно задели ее.

— Сэру Эдварду известно, что у меня есть муж.

— Но он также знает, что ваш муж избегает супружеского ложа, предпочитая спать под звездами.

Щеки Джиллианы вспыхнули.

— Значит, все мои подданные смеются надо мной из-за того, что мой супруг не хочет меня?

— Нет, Ваше Величество. Никто, ни один человек не смеется над вами. Напротив, все ваши подданные скорбят оттого, что вам пришлось выйти замуж по воле обстоятельств, а не по велению чувств.

Она устало коснулась его руки.

— Подскажите, что мне следует сделать, сэр Хэмфри, я в отчаянии.

— Я не знаю, что, знаю только, что сделать это надо как можно скорее. В своих мечтах сэр Эдвард по молодости и неопытности взлетел уже слишком высоко и, чего доброго, скоро вызовет принца Райена на поединок. Потому-то я и пришел к вам. Надо остановить этого безумца, пока не поздно. Принц Райен — опытный воин, ему ничего не стоит нанести сэру Эдварду смертельный удар.

— Знаете, Хэмфри, в монастыре я иногда казалась сама себе такой одинокой… но разве то было одиночество в сравнении с теперешним? Я не могу даже проявить дружеское внимание к тому, кто служит мне верой и правдой.

— Те же слова я не раз слышал от вашей матушки. Королеве приходится нести свой крест в одиночестве, не рассчитывая ни на чью помощь. Если она станет искать утешения у своих рыцарей, они пожелают возвыситься до самого солнца. Ваше Величество, для сэра Эдварда вы подобны солнцу, но, прикоснувшись к его лучам, он может сгореть дотла.

— Я поняла вас. — Джиллиана отошла на несколько шагов и отвернулась. В глазах ее стояли слезы. — Вы правы, я должна отдалить от себя сэра Эдварда. И, пожалуйста, сэр Хэмфри, — добавила она, — передайте моему мужу, что я хочу его видеть.

Рыцарь поклонился и шагнул к выходу. Он исполнил свой долг палатина королевы.

— Я сейчас же скажу ему об этом, Ваше Величество.

В ожидании Райена Джиллиана беспокойно ходила взад-вперед. А если он не пожелает прийти — что она тогда будет делать? И, собственно, что она сделает, если он придет?

Но вот полог откинулся, и Райен, пригнувшись, вошел в шатер. Ледяной взгляд его карих глаз остановился на Джиллиане.

— Вы звали меня, Ваше Величество? — сухо спросил он, отвешивая преувеличенно низкий поклон. — Узнав от его светлости, что у вас возникла во мне нужда, я тут же поспешил к вам по первому повелению.

Джиллиана сердито прищурилась. Гнев, как всегда, придал ей смелости, и теперь уже не так трудно было высказать то, ради чего она его позвала. Выпрямившись, она сосредоточила взгляд на подбородке Райена и сказала:

— Я хотела бы обсудить с тобой один щекотливый вопрос.

Глядя на нее сверху вниз, он скрестил руки на груди.

— Смею ли я надеяться, что ты снова желаешь видеть меня в своей постели? Разве сэр Эдвард плохо исполнял роль жеребца в мое отсутствие?

От негодования она кинулась на него с кулаками, но он молниеносным движением перехватил ее запястье.

— На твоем месте я бы воздержался от подобных выпадов, Джиллиана. Я еще ни разу в жизни не ударил женщину, но ради тебя готов нарушить свое правило.

Она с силой вырвала у него руку и стала растирать онемевшее запястье. Безнадежно! Было совершенно ясно, что завтра на этом месте будет красоваться синяк.

— Я полагала, что смогу с тобою толком поговорить, но теперь вижу свою ошибку. Ты не способен, рассуждать здраво. Можешь идти, — сказала она и демонстративно отвернулась.

Однако, вместо того чтобы удалиться, он продолжил разговор в том же недопустимом тоне:

— Итак, Джиллиана, что за забота тебя гложет? Надоело играть в свои бирюльки?

— Я не играю ни в какие бирюльки.

— Это ты рассказывай своему драгоценному сэру Эдварду, а не мне. Думаешь, я не понимаю, для чего ты заигрываешь с мальчиком, который только-только начал бриться? Признайся, решила вызвать во мне ревность?

Хуже всего было то, что он в точности угадал ее намерения.

— Ревность, в тебе? Ах, что мне за дело до твоей ревности? Просто я оказалась не права в своих суждениях или, лучше сказать, недальновидна и хочу загладить ошибку.

— Вот как? Значит, и безупречные красавицы королевы допускают ошибки? — удивился Райен. — Какая жалость.

Джиллиане понадобилось сделать над собой изрядное усилие, чтобы спокойно выдержать его насмешливый взгляд.

— Смейся надо мной, если тебе так угодно, можешь меня даже ударить, но я прошу тебя спать в моем шатре, покуда мы не доберемся до побережья.

Райен застыл на месте. Этого он никак не ожидал.

— Значит, ты все-таки скучала по мне? — Тон несколько изменился.

— Не в этом дело. Но я, как оказалось, вела себя слишком беспечно с сэром Эдвардом. Я не ожидала, что… что он… — Ей никак не удавалось подобрать нужных слов.

— Что он совсем потеряет голову, — закончил за нее Райен. — Даже дураку ясно, что он тебя боготворит. Но тебе-то что за дело до его чувств? Ведь тебе он был нужен только для того, чтобы мучить меня.

Джиллиана удивленно вскинула на него глаза.

— Ты… мучился?

Губы Райена дрогнули и растянулись в циничную улыбку.

— Джиллиана, какому же мужчине понравится, когда другой гуляет по вспаханному им полю?

Злость с новой силой вскипела в ней. Зря она просила его прийти. Он циничен и жесток, она не желает его больше видеть.

— Как ты смеешь так со мною говорить? — Она в ярости топнула ногой.

— Он делил с тобой ложе? — хрипло спросил Райен.

— Ты единственный мужчина, который делил со мной ложе… но больше этого не произойдет!

Он внимательно вглядывался в ее лицо, пытаясь определить, правду ли она говорит. В тот день, когда она впервые выбрала сэра Эдварда себе в попутчики, он чуть не обезумел от ревности. Всякий раз, когда молодой рыцарь кидал на Джиллиану полные обожания взгляды, он готов был убить его на месте.

По ночам он ворочался на своем соломенном тюфяке, представляя, как сэр Эдвард ласкает атласную кожу Джиллианы. Он устраивался на ночлег где-нибудь прямо на земле неподалеку от королевского шатра и, не смыкая глаз до утра, следил за входом — не крадется ли молодой красавец к своей возлюбленной.

Словом, из-за нее он превратился в сущего болвана и, подобно юному сэру Эдварду, грезил лишь об ее улыбке.

— Можешь идти, — проговорила она наконец. — Я передумала и не желаю видеть тебя в своем шатре.

Он упрямо покачал головой.

— Я уйду, но сперва изволь объяснить, зачем ты меня побеспокоила. И не пытайся лукавить — я сразу это увижу.

Она откинула волосы за спину.

— Думаю, тебе все равно этого не понять. Я даже не предполагала, что причиняю боль сэру Эдварду, но лорд Хэмфри, мой верный друг и советчик, помог мне взглянуть на наши отношения другими глазами. Вероятно, он прав я невольно дала сэру Эдварду повод надеяться на что-то. В этом была моя ошибка, и я должна ее обязательно исправить. Такая ситуация недопустима.

Пока она говорила, Райен следил за ее лицом, пытаясь уловить в нем признаки неискренности. Он перестал верить женщинам еще в детстве, когда узнал, что в постели у его матери перебывали едва ли не все отцовские рыцари. Принц Райен знал многих женщин, знатных и незнатных, и все они играли в любовные игры, все стремились соблазнить мужчину и довести его до безумия. Даже Катарина была уже сведуща в этом искусстве. Возможно ли, чтобы Джиллиана так отличалась от них всех?

— А почему из всех рыцарей ты выбрала именно его?

Он рассчитывал услышать какую-нибудь полуправду, какое-нибудь уклончивое и благопристойное объяснение, но Джиллиана, не задумываясь ни на минуту, отвечала так:

— После той последней ночи, что мы провели вместе, мне захотелось доказать тебе, что ты мне больше не нужен. — Сказав это, она опустила глаза.

Райен глядел на тени от длинных ресниц на ее щеках и не знал, что ему думать. Никогда еще ни одна женщина не была с ним вполне откровенна — особенно если правдивый ответ не украшал ее самое. Может, это потому, что она провела большую часть жизни в монастыре и еще не научилась лгать? Но ведь последние три года она была ученицей Элинор.

— Спать на земле жестко и неудобно. Пожалуй, я буду ночевать здесь.

Джиллиана изо всех сил старалась казаться спокойной. Близость Райена дразнила и мучила ее: хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, чтобы он обнял ее, а она припала бы щекой к его широкой груди и обрела бы наконец утраченный покой.

— Полагаю, что внутри шатра земля ненамного мягче, чем снаружи.

Она уже отворачивалась, когда Райен неожиданно рассмеялся.

— За все время нашего знакомства я еще не победил тебя ни в одном споре, — сказал он, отвечая на ее вопросительный взгляд. — Каждый раз ты разделываешь меня в пух и прах, а я, как дурак, возвращаюсь, и все начинается сначала.

— Возможно ли, чтобы женщина взяла верх над самим принцем Райеном? — Она насмешливо сощурилась. — Нет, я тебе верю. Ты не уважаешь ни одну из нас, кроме разве что своей сестры… да возлюбленной.

— Ты имеешь в виду Катарину?

— Понимай, как хочешь, — холодно отрезала она. — Разве ты забыл, что запретил мне произносить ее имя?

У самого выхода Райен обернулся.

— Всякий, кто имел глупость что-то тебе запретить, получает по заслугам. — Поймав на себе ее недоуменный взгляд, он засмеялся и еще раз отвесил глубокий поклон. — С высочайшего позволения Вашего Величества я удаляюсь за спальными принадлежностями.

После его ухода Джиллиана некоторое время смотрела на потревоженное пламя факела над входом. Никто, ни один человек на свете, не умел так основательно вывести ее из равновесия, как Райен.

Раздевшись, она быстро забралась в постель и отвернулась. Минуты ожидания ползли мучительно медленно, Райен не возвращался. Услышав наконец его шаги, она притворилась спящей, но продолжала прислушиваться.

Вот он бросил свой тюфяк на пол, где-то совсем рядом с ее ложем, вот потушил факел и начал раздеваться. Его тело мерещилось ей в темноте — сильное, мускулистое, прекрасное.

Она тихонько вздохнула. Зачем она попросила его спать в шатре? Его присутствие смущало ее покой. Она изо всех сил старалась казаться спящей.

Сначала все было тихо, потом он негромко рассмеялся и сказал:

— Доброй ночи, Джиллиана.

Прошло еще немного времени, потом до нее донеслось ровное дыхание Райена, и она поняла, что он уснул. Сама она лежала без сна, прислушиваясь к ночным звукам. Время от времени до нее долетали чьи-то разговоры и смех, и наконец во тьме воцарилась полная тишина.

Ночь казалась Джиллиане бесконечно долгой, и она успела передумать о том и об этом. Ее новые обязанности требовали большого ума и такта. Ей следовало бы раньше догадаться, что, выказывая рыцарю свое расположение, королева должна быть очень осмотрительна, иначе она может причинить ему ненужные страдания.

Она выросла в монастыре, потом попала в Солсбери, где прозябала в затворничестве опальная королева Англии. Конечно, Элинор научила ее многому из того, что должна знать правительница, но ведь она не учила ее разбираться в мужской душе — тем более в душе страшно одинокой и сложной, где все перепутано, как у принца Райена. Райен молчалив и недоверчив со всеми, к ней же он, кажется, питает не только недоверие, но и неприязнь, и она не знает, как расположить к себе его сердце.

Перевернувшись на живот, она закрыла глаза и стала ждать рассвета. На душе у нее было слишком неспокойно, и она уже не рассчитывала уснуть в эту ночь.

17

Сэр Эдвард и сэр Хэмфри ехали рядом. Взгляд молодого рыцаря был устремлен на ненавистного супруга королевы. Всякий раз, когда принц Райен смотрел на королеву, прикасался к ней или смеялся какой-нибудь ее шутке, у Эдварда темнело в глазах. Он, а не принц должен был находиться сейчас около королевы Джиллианы и опекать ее.

— Мне не нравятся твои слишком занесшиеся мысли, и мне не нравятся твои необузданные чувства, Эдвард, — негромко, но твердо проговорил сэр Хэмфри. — Она не для таких, как ты. Не забывай, она королева, а ты простой рыцарь, к тому же совсем недавно посвященный.

— Но он не достоин ее! — горячо возразил Эдвард со всем юношеским пылом.

— А кто ее достоин? Уж не ты ли?

— Он ее не любит.

— С каких это пор ты так хорошо разбираешься в любви? Поезжай домой, Эдвард, и женись на своей леди Джейн, — ворчливо посоветовал сэр Хэмфри.

— Мое сердце слишком переполнено любовью к королеве, чтобы я мог теперь думать о какой-то другой женщине.

— Если бы принц увидел на минуту, что творится в твоем сердце, он вырвал бы его из твоей преступной груди, не задумываясь — и, клянусь, я бы не стал ему мешать.

— Кто он такой, чтобы преграждать мне дорогу? — сверкая очами, необдуманно вскричал молодой рыцарь.

— Он ее муж, а она его жена, — резонно заметил старый палатин.

— Всем известно, что она вышла за него из жалости.

Сэр Хэмфри нахмурился. Следовало прекратить это раз и навсегда.

— Если я еще раз услышу от тебя что-то подобное — пеняй на себя! Королева была добра к тебе, только и всего. Для нее ты такой же вассал, как и все остальные. И — черт возьми! — неужто ты совсем ослеп? Разве не видишь, что Ее Величество любит своего мужа?

— Ну уж нет! Как может женщина любить невежу, который совсем о ней не заботится? Будь я ее мужем…

— Ты ей не муж, и забудь об этом думать. Не смей даже произносить такие слова и не смей приближаться к королеве — разве что она сама тебя призовет… но не думаю, чтобы это когда-нибудь случилось. Ты должен наконец опомниться.

Сэр Эдвард сердито пришпорил коня и во весь опор поскакал вперед, подальше от упреков лорда Хэмфри.

Старый рыцарь покачал головой. Что-то еще будет, когда Джиллиана осознает свою любовь к принцу Райену? Она совсем юна и неопытна, а Райен, напротив, слишком искушен в подобных делах и легко может разбить ее сердце. Правда, неизвестно, что сам принц чувствует к Джиллиане. Он скрытен и недоверчив, по его поведению ничего не угадаешь. Да, трудно сказать, возможно ли счастье для этих двоих. Конечно, он, Хэмфри, готов был всегда находиться с нею рядом и ограждать ее от любых напастей, но — увы! — против ее собственного сердца он был бессилен.

Прошло еще две недели изнурительного пути. По всем приметам, побережье было уже недалеко. Над головами всадников носились быстрокрылые чайки, а утренний туман казался солоноватым на вкус.

Под вечер деревья расступились, и путники наконец увидели расстилавшееся внизу море. Неподалеку от обрыва, на зеленом цветущем лугу, стояли их шатры. Джиллиана подошла к самому обрыву и окинула взглядом корабли. На их мачтах развевались белые с золотым талшамарские флаги.

Сэр Хэмфри, снова взявший на себя все приготовления, умело распоряжался загрузкой трюмов.

Джиллиана решила, что на Фалькон-Бруин поплывет только один корабль, остальные же повезут ее подданных домой, в Талшамар. Если бы не данное Генриху обещание, она и сама вместо неведомого острова отправилась бы завтра на свою далекую, столь давно покинутую родину.

Подошел Райен и остановился в двух шагах от нее.

— Как странно, Джиллиана. Совсем недавно я не мог поверить, что когда-нибудь увижу свой остров, теперь же мне не терпится попасть туда как можно скорее.

Джиллиана оторвала взгляд от качающихся сходней, по которым слуги, торопясь, заносили грузы на корабль.

— Расскажи мне о своем острове, — сказала она.

Морской ветер трепал волосы Райена, карие глаза задумчиво глядели вдаль.

— На Фалькон-Бруине хорошие, плодородные земли, когда-то они давали богатые урожаи… но это было еще при моем дедушке. Отец же больше воевал, чем правил. Помню, он без конца сражался с сарацинами на Святой земле — он говорил, что выполняет свой «священный долг», защищая гроб Господень.

— А мать? Она тоже ездила вместе с ним? Элинор, насколько я знаю, бывала на Святой земле.

— Нет. Мать оставалась дома — правила страной.

— Как сейчас?

Он долго не отвечал — видимо, вопрос пришелся ему не по душе. Наконец он заговорил — но не о матери, а о земле, которую любил.

— Берега Фалькон-Бруина почти везде неприступны, и мало кто из иноземцев отваживался на нас нападать. Без опытного лоцмана вражеские корабли не могли даже приблизиться к острову.

— Но ведь англичане сумели высадиться на острове. Значит, кто-то должен был им помогать?

Сама того не предполагая, Джиллиана задела больное место.

На скулах Райена заходили желваки. Как он мог сказать ей, что скорее всего его собственная мать передала Генриху карту побережья?

— Не волнуйся, я дал твоему капитану подробную карту, так что никакие подводные скалы и течения нам не страшны, — сказал он то, о чем его совсем не спрашивали.

— А зачем ты вообще поплыл в Англию?

— Отец узнал, что Генрих за его спиной готовится к захвату Фалькон-Бруина. У меня не было другого выхода: я должен был сразиться с Генрихом и попытаться возвести Ричарда на престол. Я прибыл, чтобы поддержать сына против отца.

— Мне думается, что ты не очень верил в успех Ричарда, — заметила Джиллиана.

— Верил я или не верил, не имеет никакого значения. Мне все равно пришлось бы встать на его сторону. Мой отец не в силах был воевать в одиночку — возраст! С другой стороны, не мог же я сдать Фалькон-Бруин без борьбы.

— Но Кассандра говорила мне, что в день смерти отца вы с ним были далеко друг от друга.

— Таков был план Ричарда. Отец со своими воинами должен был обойти Генриха справа, я слева, а Ричард сзади. Мы брали его войско в кольцо и намеревались уничтожить. В итоге мой отец погиб, я попал в плен, а Ричард, как я слышал, уже помирился со своим отцом.

Она положила руку ему на плечо.

— Иногда мне кажется, что я чувствую твою боль — столь она велика. Наверное, тебя так много раз предавали, что ты уже никому не веришь, да?

Райен вздохнул.

— Чем дольше живешь, тем чаще сталкиваешься с предательством. Я так к этому привык, что невольно жду следующего.

Она убрала руку.

— Мне жаль тебя. — Голос ее звучал печально.

— Прибереги свою жалость для тех, кто в ней нуждается, — холодно сказал он и ушел, одинокий, изверившийся, отвергающий всякую помощь. Она грустно глядела ему вслед и думала о том, как тяжело, должно быть, жить вот так — без веры и надежды. По-видимому, лишь одна живая душа на свете внушала ему хоть какое-то доверие — его младшая сестра.

Вздохнув, она снова обернулась к кораблям. Как было бы хорошо, если бы завтра ей предстояло плыть в Талшамар, а не на Фалькон-Бруин. Но ничего, она недолго пробудет на чужом острове. Как только под сердцем у нее шевельнется дитя, она попросит верного Хэмфри увезти ее домой. Было уже почти темно, когда Джиллиана подошла к своему шатру. У входа ее почтительно ожидал сэр Эдвард. Джиллиана улыбнулась ему, а он упал на колени и смиренно склонил голову.

— Ваше Величество, я решился попросить вас об одной милости.

Райен, стоявший тут же неподалеку, разговаривал с каким-то рыцарем. Лицо его было совершенно непроницаемо, а взгляд поверх плеча собеседника устремлен на Джиллиану.

— Встаньте, сэр Эдвард, и изложите свою просьбу.

— Ваше Величество! Позвольте мне плыть вместе с вами. Мой меч будет верно служить вам и защитит вас от любого недруга в чужой стране. Она бросила короткий взгляд на Ранена: он скрестил руки на груди и демонстративно наблюдал за ходом их беседы.

— Я желаю, чтобы отсюда вы направились в Талшамар, — сказала она, стараясь не показывать своей досады. — И поручаю вам тщательно проследить за тем, чтобы в замке все было готово к моему возвращению.

Надежда, светившаяся в голубых глазах рыцаря, погасла.

— Ваше Величество, ваши желания — закон для подданных.

Джиллиана хотела уже удалиться, но возле самого входа, вспомнив еще что-то, обернулась.

— И прошу вас, сэр Эдвард, сделайте мне одолжение.

— Все что угодно, Ваше Величество.

— По возвращении в Талшамар я хотела бы познакомиться с вашей женой. Вашу нареченную невесту как будто зовут леди Джейн?

Он почтительно поклонился.

— Я исполню волю Вашего Величества. Но… могу ли я говорить с вами откровенно?

— Говорите.

— Я не испытываю никаких чувств к леди Джейн. По правде сказать, мы ни разу не виделись с нею после того, как мне исполнилось двенадцать лет. Помолвка была устроена нашими родителями, и я слышал, что леди Джейн она повергла в такое же уныние, как меня.

Некоторое время Джиллиана колебалась, но, наконец, решив, что вряд ли столь неискушенный молодой рыцарь станет с нею лукавить, сдалась.

— Хорошо, сэр Эдвард, вы можете плыть с нами на Фалькон-Бруин. Мне и моему супругу нужны преданные воины… Вы поняли меня?

Эдвард не смел поднять на нее глаза. Королева, бесспорно, указывала ему на то, что он преступил границы дозволенного и впредь он должен помнить свое место.

— Я всего лишь покорный вассал Вашего Величества.

Не желая видеть самодовольную усмешку Райена, Джиллиана поспешно шагнула вперед и скрылась за пологом своего шатра. Она была очень недовольна собой, хотя и не взялась бы объяснить, почему.

К беседе молодого рыцаря с королевой внимательно прислушивался не только принц Райен, но и его сестра. Надо сказать, что сэр Эдвард казался Кассандре прекраснейшим и благороднейшим рыцарем на свете. Когда, уходя, он скользнул по ней взглядом, она робко улыбнулась, но он лишь угрюмо поклонился и прошел мимо.

Споткнувшись о тюфяк Райена, Джиллиана досадливо поддала его ногой. С каким удовольствием она пнула бы сейчас не тюфяк, а его владельца!

После той ночной ссоры они с Райеном больше не спали вместе. Завтра поутру им предстояло сесть на корабль и плыть неведомо куда, и от этого на душе у Джиллианы было тревожно.

Джиллиана стояла у борта, держась за поручни. Свежий ветер натягивал паруса, раздувал полы ее плаща и солонил губы. Она впервые была на корабле — во всяком случае, в сознательном возрасте — и пока что ей все здесь нравилось. Матросы, сновавшие по палубе, были с ней учтивы и предупредительны все, казалось, заботились лишь о благополучии своей королевы.

Повернув голову, она вгляделась в очертания трех кораблей, взявших курс на Талшамар. Прощание оказалось нелегким: слишком много значили для нее все эти люди, с которыми она сблизилась за время долгого пути.

Сэр Хэмфри, стоявший рядом с королевой, видимо, угадал ее чувства.

— Когда вы возвратитесь домой, талшамарцы устроят вам такой праздник, какого еще свет не видывал.

— Вы уверены, что они мне будут рады?

— В этом можете не сомневаться.

— Ах, Хэмфри, — неожиданно для себя пробормотала она — Знаете, как нелегко порой найти правильное решение!

— Вы, кажется, говорите об Эдварде?

— Да. — Она кивнула.

— Меня удивило, что вы позволили ему плыть вместе с нами на Фалькон-Бруин.

— Я собиралась отправить его домой и даже высказала настоятельное пожелание, чтобы он к моему приезду обвенчался со своей возлюбленной, но он сказал, что их помолвили в детстве, следуя семейной традиции, они почти не знают друг друга. И потом, ведь я и правда уделяла ему особое внимание во время путешествия. Боюсь, что, если бы после этого я отослала его прочь, остальные рыцари стали бы смеяться над ним… Думаете, я была не права?

Хэмфри улыбнулся вполне одобрительно.

— Нет, я так не думаю. Надеюсь, эта история научила кое-чему нашего юного гордеца. Полагаю, его поведение несколько изменится, причем в лучшую сторону. И насчет остальных вы тоже правы: ему бы долго еще пришлось отбиваться от их насмешек.

— Все это так странно для меня, Хэмфри. Я не привыкла думать о таких вещах и всякий раз боюсь ошибиться, принимая решение.

Рука рыцаря в кожаной перчатке успокаивающе легла на ее руку.

— Ваше Величество, с того дня, как корона Талшамара увенчала вашу голову, вы вели себя по-королевски достойно. Думаю, труднее всего для королевы решить, когда возможно простить, а когда надо проявить твердость. — Он улыбнулся, ободряя ее. — Мне кажется, вам ваше чутье пока не изменяло.

Она судорожно вздохнула, выказывая большое волнение.

— Ах, Хэмфри, я слишком часто бываю не уверена в правильности того, что делаю… и слишком многого боюсь.

— Но вы не показываете своего страха — и это тоже по-королевски.

— Порой мне кажется, что я никогда не принадлежала самой себе, и все мои поступки навязывались мне кем-то другим. Но в Талшамаре, когда мы наконец туда вернемся, все будет иначе. И тогда ваша помощь будет мне еще нужнее, чем сейчас.

— Я готов быть рядом с вами столько, сколько нужно, пока я жив, — твердо сказал он.

— Что вы знаете о матери Райена, Хэмфри?

— Ничего хорошего. Помню, что она была младшей дочерью какого-то мелкого дворянина из глухой кастильской провинции — кажется, Висби или что-то в этом духе. Говорят, что после свадьбы ее муж, король Рондаш, не знал с нею ни дня покоя. Говорят также, что она сама предала и своего мужа и сына — но я при этом не был, утверждать не берусь.

— Теперь понятно, почему Элинор велела мне ее остерегаться. И все же не могу уразуметь, какая мать способна причинить зло собственным детям.

— О, эта женщина движима только собственным тщеславием, и ничем иным. Элинор права: с нею надо быть настороже. Если она решит, что вы представляете для нее малейшую угрозу, она ни перед чем не остановится. Я слышал даже, что она специально изучала травы, чтобы проникнуть в тайны ядов. Это о многом говорит.

— Я обещала Элинор спасти Райена и Кассандру, но, кажется, еще не выполнила свою задачу. Боюсь, что дома им грозит не меньшая опасность, чем в Англии. — Взгляд Джиллианы был устремлен в морскую даль. — Мне нравится Кассандра, и я бы очень хотела помочь ей, развеять ее печаль, но не знаю, как. Райен не желает моей помощи… но я все-таки не могу покинуть его, зная, как он одинок в своей борьбе.

— Да, я вижу, — мягко произнес сэр Хэмфри. — Но, прошу вас, помогая другим, не забывайте и о себе. Вы очень бледны. Думаю, вам надо отдохнуть, ведь впереди еще столько испытаний.

У Джиллианы уже некоторое время назад начала кружиться голова, а теперь от качки ей сделалось совсем дурно.

— Да, пожалуй, мне лучше лечь.

Она посмотрела на принца Райена, стоявшего на носу корабля. Поймав на себе ее взгляд, он тотчас отвернулся.

Она шагнула к загородке, временно возведенной на палубе для удобства королевы и принцессы Кассандры. Прежде чем отдернуть занавеску, прикрывающую вход, она задала Хэмфри еще один вопрос:

— Долго ли плыть до Фалькон-Бруина?

— При попутном ветре — с неделю, — ответил он.

Лежа на жестком тюфяке, Кассандра гадала, как их встретит мать по прибытии на Фалькон-Бруин — станет ли каяться, молить о прощении или начнет заверять их, что вовсе не она помогала врагу. Как ни грустно, но скорее — второе. И как она примет Джиллиану? Генрих наверняка сообщил ей о женитьбе Райена.

Кассандра смотрела на свою невестку с неизменным восхищением, и чем лучше узнавала ее, тем больше приходила в восторг. В последнее время ее все чаще волновал вопрос: а как относится к Джиллиане Райен? Неужели он искренне не видит, что его жена стоит трех таких, как леди Катарина Хайклер?

От размышлений о брате и невестке Кассандра обратилась к мыслям о талшамарском рыцаре сэре Эдварде. Когда сегодня он неподвижно стоял на палубе, вглядываясь в даль, его волосы и кожа отсвечивали на солнце, и весь он был похож на статую золотого божества. Кассандра не сомневалась, что ей суждено любить его до гробовой доски — даже если взгляд его небесно-голубых глаз ни разу не обратится в ее сторону. Ах, как эти глаза смотрели на Джиллиану!.. Впрочем, тут же одернула себя она, на Джиллиану все мужчины смотрят с благоговением. Она так прекрасна, что в ее присутствии другим женщинам просто не на что надеяться.

Нетта яростно взбивала тюфяк королевы, попутно проверяя, нет ли комков, когда занавеска над входом откинулась и быстрым шагом вошла Джиллиана, одной рукой зажимая рот.

— Ваше Величество, как вы бледны! Что случилось? — Нетта проворно сняла с нее плащ.

— Я чувствовала себя неважно, еще когда садилась на корабль, но не хотела никому говорить: сэр Хэмфри наверняка стал бы излишне волноваться. — Она без сил опустилась на тюфяк и закрыла глаза. — Ох, Нетта, теперь мне совсем худо!

Нетта озабоченно потрогала ее лоб. Слава Богу, жара не было.

— Ваше Величество, может, это морская болезнь, а может, и что другое.

Джиллиана села и дрожащей рукой поправила выбившуюся прядь.

— Что — другое? — насторожившись, спросила она.

Кассандра взяла Джиллиану за руку.

— Я слышала, что тошнота часто бывает признаком беременности.

Джиллиана сжала руку Кассандры и вопросительно взглянула на Нетту, но уже в следующую секунду лицо ее покрылось смертельной бледностью, и она опять зажала рот рукой.

— Ах нет! — воскликнула она. — Нетта, сейчас мне будет плохо… Задерни плотнее занавеску, я не хочу, чтобы меня видели такой… Нетта озабоченно склонилась над ней и покачала головой.

— Потерпите чуточку, я сейчас, — торопливо пробормотала она и метнулась за занавеску.

Джиллиана держалась из последних сил. Ей казалось, что она сейчас умрет, но, когда она уже совсем уверилась, что все кончено, подоспевшая Нетта со стуком поставила перед ней деревянную бадью и, придерживая голову королевы, приложила ко лбу влажное полотенце.

Как только Джиллиана перестала себя сдерживать, ее едва не вывернуло наизнанку. Наконец приступ рвоты прошел, и она со стоном без сил откинулась на тюфяк. Только сейчас она заметила, что Кассандра по-прежнему держит ее за руку и что-то тихо и ласково говорит.

— Ну вот, — улыбнулась Джиллиана, — все и прошло. Думаю, это всего лишь морская болезнь, и совсем необязательно рассказывать о ней остальным. Кассандра с Неттой молча переглянулись.

— Джиллиана, — проговорила наконец Кассандра. — Я ведь выросла на острове и прекрасно знаю, что морская болезнь не отступает так скоро.

Джиллиана медленно села.

— Нетта, я плохо разбираюсь в таких вещах. Ты думаешь, это… беременность?

— Точно не знаю, Ваше Величество. Но если это так, завтра утром ваша болезнь вернется. Кроме того, есть и другие признаки.

Женщины занялись обсуждением проблемы и беседовали до вечера.

18

Вместо недели плавание растянулось на девять дней. Каждое утро Джиллиане было плохо, и вскоре об ее болезни знал весь корабль.

Мужчины полагали, что у Ее Величества морская болезнь, однако Нетта была уверена в том, что королева ждет ребенка. Она молила Бога, чтобы все шло хорошо: ведь тогда они скоро смогут вернуться в Талшамар, и, возможно, там королева будет счастлива.

От Нетты не ускользнуло, что принц Райен не очень внимателен к своей жене даже здесь, на корабле, где и шагнуть-то некуда, он ухитряется ее избегать. Да кто он такой? Безвестный принц какого-то жалкого островка — разве он достоин прекрасной королевы Талшамара?.. Сердце верной служанки пылало негодованием. Нет, он ее недостоин! Он совсем не ценит и не любит Джиллиану и за все время даже ни разу не справился о ее здоровье.

Сэр Хэмфри с интересом разглядывал выступивший из тумана скалистый берег. Он никогда не бывал на Фалькон-Бруине и, не будь их прибытие сопряжено со столь тягостными обстоятельствами, наверное, радовался бы случаю познакомиться с островом.

Темные глаза Райена, стоявшего рядом с лордом, смотрели вдаль, но видели не волны и не берег, а то далекое зимнее утро, когда он со своими воинами покидал Фалькон-Бруин, отправляясь на подмогу Ричарду. Разве мог он тогда думать, что до возвращения домой ему придется пережить смерть отца и предательство матери?

— Те башни вдали — это, вероятно, и есть королевский замок? — послышался рядом голос сэра Хэмфри.

— Да. Это мой дом, — коротко и сухо ответил Райен.

Вскоре паруса были убраны, и судно продолжало двигаться к берегу на приливной волне. Наконец капитан приказал бросить якорь и спустить шлюпки на воду.

Подойдя к борту, Джиллиана тревожно всматривалась в туманные очертания. Уже был виден длинный мол и дорога, ведущая от него через лес куда-то в глубь острова.

Рука Райена легла ей на плечо, и она обернулась.

— Как здесь красиво! Ты рад, что наконец вернулся домой?

Он не отвечал, а, вглядевшись в темные круги у нее под глазами, нахмурился.

— Я знал о твоей болезни и беспокоился, — сказал он, — но подумал, что вряд ли ты пожелаешь меня видеть.

Джиллиана уже давно желала его видеть, но не стала этого говорить.

— Да, говорят, что от мужчин в таких случаях мало помощи. Не беда, Кассандра с Неттой ходили за мной, как за ребенком.

Он виновато улыбнулся.

— Позволь, я помогу тебе спуститься в шлюпку. Джиллиана кивнула и с невольным трепетом заглянула вниз, где в бурлящей воде покачивалось утлое суденышко.

Райен легко поднял ее на руки, велел крепче держаться и спустился вместе с ней по веревочной лестнице, потом усадил ее на приготовленные подушки. Джиллиана хотела поблагодарить его, но не успела: он мгновенно вскарабкался по веревочной лестнице обратно на палубу, чтобы помочь сестре.

Наконец все расселись, гребцы налегли на весла, и четыре шлюпки устремились к берегу.

Королева Мелесант спускалась по узкой каменной лестнице в свои личные покои. Подол ее великолепного пурпурного платья волочился за нею по ступеням. На голове у нее поверх черного покрывала красовалась золотая корона Фалькон-Бруина. Правда, ей, как регентше, не полагалось ее носить, но разве это имело какое-то значение? Корона была в ее полном распоряжении, и она не собиралась упускать такую возможность. А мнение прочих ее не интересовало.

В кабинете королеву уже ожидал ее сенешаль, Эскобар Фернандес. Эскобар, служивший когда-то управляющим у отца Мелесант, прибыл на остров вместе с ней, тогда еще невестой фалькон-бруинского короля, тридцать пять лет назад. По просьбе Мелесант после свадьбы он был оставлен при ней и постепенно сделался ее самым надежным и незаменимым помощником.

Эскобар был небольшого роста, тщедушный, но довольно жилистый человечек, смуглый, с неприметными чертами невыразительного лица и большим крючковатым носом. Ничто в его наружности не привлекало особого внимания окружающих — обстоятельство, которое он нередко умело, обращал себе на пользу.

Через год после рождения Райена королева Мелесант обнаружила, что бывший отцовский управляющий не только полезный человек, которому можно поручить любое самое щекотливое дело, но к тому же весьма искусный любовник, умеющий разжечь страсть своей госпожи и довести ее до исступления. После гибели мужа она назначила Фернандеса своим советником, присвоила ему звание сенешаля, и если раньше он вынужден был приходить к ней тайно лишь под покровом ночи, то теперь королева могла вызвать его к себе в любое время суток.

Впрочем, одно было установлено меж ними раз и навсегда за пределами спальни он обязан относиться к ней с должной почтительностью.

— Ну что, Эскобар, сведения подтвердились? Наши гости высадились с кораблей? — осведомилась она и, придерживая длинный подол, взошла на возвышение, где стоял трон.

— Высадились, Ваше Величество, но у них всего один корабль, а не несколько.

Королева Мелесант недовольно нахмурилась.

— Но, помнится, вместе с моим сыном и его женой из Лондона выехали не менее сотни талшамарских рыцарей. Может, тут какой-то подвох? — королева не привыкла доверять никому.

— Никакого подвоха, Ваше Величество. Мне доложили совершенно определенно, что в свите королевы Талшамара всего двенадцать вооруженных рыцарей.

Только теперь опасения, не оставлявшие Мелесант много дней, начали понемногу отступать. Предстоящее возвращение сына страшило королеву. Она была совершенно уверена, что он давно уже догадался, кто помог королю Генриху, и явится на остров с целым войском — во всяком случае, она бы на его месте поступила именно так.

— Он что, вообразил, что сможет одолеть меня с этой жалкой кучкой талшамарцев? — презрительно усмехнулась она. — Да мои кастильские рыцари возьмут их голыми руками.

Эскобар слегка поклонился, не высказывая никакого мнения. Никто, включая и его самого, не решался говорить с королевой Мелесант откровенно: все боялись ее вздорного характера и внезапных приступов ярости.

— Ваше Величество, вы поступили очень мудро, вызвав на Фалькон-Бруин кастильских воинов. Местные жители, насколько мне известно, почти поголовно хранят верность вашему покойному супругу и его наследнику. Многие из них ропщут на ваше правление и уверяют, что королем Фалькон-Бруина должен стать принц Райен. Так что следует остеречься.

Мелесант по-кошачьи прищурилась и вцепилась в руку Эскобара.

— Так выведай, кто так жаждет видеть моего сына на престоле! Пусть покуда посидят по темницам и понюхают плетки.

Эскобар покосился на свою руку. Царапины, оставленные ее длинными ногтями, вздулись и покраснели. Тем не менее он как ни в чем не бывало продолжал.

— Не всегда легко отыскать смутьяна, Ваше Величество. Бывает, что между собой люди говорят свободно, но, едва появится посторонний, тут же умолкают. Впредь мы постараемся следить за ними внимательнее. Но одно можно утверждать точно: крестьяне боятся наших кастильцев. Будем надеяться, что это удержит их от мятежа.

— Доверчивый болван! Ты должен послать в деревню дельных шпионов и выяснить, кто баламутит остальных. Зачинщиков надо искать, самых толковых и уважаемых. Неужто сам не можешь справиться с таким простым делом?

Эскобар знал, что, когда королева начинает говорить таким тоном, ей лучше всего не возражать. Он мог всецело владеть ее телом по ночам, зато каждый Божий день она щедро изливала на него свое презрение и насмешки. Он готов был безропотно сносить от нее все унижения, лишь бы эта женщина, пьянившая его как вино, не гнала его прочь. Посему сейчас он прежде всего поспешил ее успокоить.

— Я немедленно этим займусь, Ваше Величество.

— Как ты думаешь, она хороша собой? — неожиданно спросила Мелесант.

— Простите, миледи, я не понял, кого вы имеете в виду.

— Жену Райена, разумеется. Господи, Эскобар, ты же только что прибыл из Англии! Неужели ты ничего не можешь мне рассказать об этой талшамарке?

— Сам я ее не видел, а из тех, кого я расспрашивал, никто не мог мне толком описать ее.

— Выходит, что ты оказался не умудренным опытом посланником, а простым посыльным. Лучше бы я отправила в Англию кого-нибудь другого, порасторопней и посообразительней.

Он поклонился, пытаясь оправдаться:

— Я сделал все, что мог, Ваше Величество.

— Я помню ее мать, — задумчиво проговорила Мелесант. — Все считали ее красавицей, но, по мне, для женщины она была слишком долговяза. Мужчины не любят высокорослых женщин. — Она сделала выразительную паузу.

Эскобар знал, когда с королевой лучше помалкивать, но умел и вовремя вставить слово. Сейчас она явно ждала от него комплимента. Она всегда была крайне озабочена собственной наружностью — насколько он мог судить, это была ее единственная по-настоящему женская слабость, и ею следовало пользоваться в полной мере.

— Ваше Величество, ничья красота никогда не сравнится с вашей. Вы неотразимы, бесподобны, у меня, право, не хватает слов.

На ее губах появилась самодовольная улыбка.

— Да, когда-то я считалась первой красавицей в Кастилии. Я познакомилась со своим будущим мужем, когда мой отец взял меня с собой в Париж. Отец тогда был посланником во Франции, а Бродерик — гостем французского короля. Помню, Людовик устроил в Королевском замке какое-то торжество в честь Фалькон-Бруина — вот тогда-то я и постаралась произвести наилучшее впечатление на наивного фалькон-бруинского короля. Я надела свой единственный приличный наряд и очень удачно разыграла перед ним невинную деву. Не понимаю, почему мужчины так падки до невинности? Впрочем, так им и надо! Бродерик настолько увлекся, что твердо решил сделать меня своей королевой, хотя во мне не было ни капли королевской крови… Но все это в прошлом. — В голосе ее опять появились нотки недовольства. — Это раньше я кружила мужчинам головы, так что ради меня они готовы были пойти на все. Но время бежит, скоро, боюсь, мне придется обходиться без их преданности…

— На мою преданность, миледи, вы можете рассчитывать всегда. — В темных глазах Эскобара появилось то особенное выражение, значение которого она всегда определяла безошибочно. — Я навеки ваш раб душою и телом.

Мелесант почувствовала, как темная страсть, давно вошедшая у них обоих в привычку, начала понемногу разгораться.

— Да, много лет ты был моим верным рабом. Но настанет день — и ты, как и все, покинешь меня…

— Никогда, Ваше Величество! — воскликнул он, сжав ее запястье. Его горячая ладонь медленно двинулась вверх по ее руке к плечу и оттуда на грудь. — Я слишком долго был в разлуке с вами, и теперь желание жжет меня нестерпимым огнем.

Мелесант закрыла глаза. Да, ей тоже сильно недоставало Эскобара и его ласк. Не раз она пыталась разобраться, что так влечет ее к нему. Он не хорош собою, скорее дурен, никакой любви к нему она не испытывала — она вообще не любила никогда и никого. Бог лишил ее этой способности, ибо тщеславие в ней всегда преобладало над чувствами. Правда, в сердце ее всегда находилось место дикой ревности, и она частенько предупреждала Фернандеса, что, если он вздумает изменить ей с другой, ему не жить на этом свете.

Словом, когда Эскобар ногой — так как руки его в эту минуту гладили ее выпяченные груди — закрыл дверь, Мелесант не возражала. Одна его рука скользнула за низкий вырез ее платья. Королеву охватила дрожь, у нее вырвался стон, и дыхание сделалось частым и неровным. Ноги подкашивались, хотелось сейчас же сорвать с себя все одежды и отдаться ему прямо здесь, на полу.

Эскобар рывком сдернул лиф платья с ее груди и впился губами в один сосок, продолжая ласкать ладонью другой. Мелесант запрокинула голову. Когда его горячие влажные губы добрались до ее рта, все ее извивающееся тело превратилось в одно-единственное страстное желание.

Грубо задрав пурпурный подол ее платья, Эскобар проворно расшнуровал свои штаны. Он чувствовал себя вполне уверенно, так как знал, что ни одна живая душа не посмеет сейчас к ним войти. Глаза его горели.

Прижимая ее к стене, он сначала приподнял ее повыше, потом, медленно опуская, почти посадил себе на бедра и вошел в нее. От его сильных, размеренных толчков тело Мелесант сотрясалось и подскакивало вверх, она стонала и крепче цеплялась за него руками и ногами, голова ее свесилась к нему на плечо.

Сознание того, что в эту минуту он обладает самой королевой, как всегда, наполнило душу Эскобара торжеством.

— О, как хорошо, как хорошо! — жарко шептал он ей в ухо. Потом он губами отыскал ее рот, и его язык начал входить и выходить из него, в такт движениям его тела.

Мелесант тихонько подвывала. Мысли покинули ее, а тело продолжало сотрясаться в убыстряющемся темпе.

Наконец полностью ублаготворенная, она тяжело обвисла на его руках.

Когда Эскобар спустил на пол ее ноги, она оправила юбку, приняла из его рук свое покрывало и корону, валявшиеся рядом с любовниками, и спокойно начала приводить себя в порядок.

Покончив с этим, она медленным шагом направилась к выходу, но около двери обернулась.

— Когда прибудут гости, проводи их ко мне в тронную залу.

Эскобар не умел переключаться так быстро, кровь еще бурлила в его жилах.

— Я приду сегодня ночью, — хрипло проговорил он.

Она ответила ему надменной улыбкой, означавшей, что для нее он всего лишь презренный вассал, коего можно легко выкинуть из головы.

Впрочем, за годы службы и он научился вовремя усмирять свои чувства.

— Я приму ваших гостей и провожу их к вам, — с поклоном сказал он и собрался идти.

— Постой, — окликнула она его. — Сперва съезди в поместье лорда Хайклера и передай, что я велела ему безотлагательно прибыть в замок вместе с дочерью.

— Вы полагаете, это будет разумно? Ведь ваш сын привез молодую жену… — невпопад возразил обычно очень осторожный Фернандес.

— Ты что, плохо меня расслышал? — прошипела Мелесант, по-кошачьи сощурив глаза.

— Я все сделаю, Ваше Величество, — пробормотал он и мгновенно удалился.

Некоторое время Мелесант еще слышала в коридоре его шаги, потом все стихло. На ее губах играла злорадная улыбка. Райен влюблен в Катарину Хайклер, а это значит, что она, Мелесант, сможет сполна насладиться сегодняшним вечером: жена, навязанная ее сыну Генрихом, и его возлюбленная встретятся сегодня у нее в замке.

Войдя в гардеробную, королева Мелесант оттолкнула в сторону Бетти, свою служанку, недостаточно быстро уступившую ей дорогу, и направилась к одному из сундуков. Несколько минут она рылась в нем, досадливо отбрасывая один наряд за другим, но наконец выудила со дна черное, богато расшитое платье, и удовлетворенно кивнула.

— Вот это подойдет, — сказала она Бетти. Девушка торопливо присела перед госпожой.

— Мне помочь вам переодеться, Ваше Величество?

— А по-твоему, я должна одеваться сама? — грозно обернулась к ней королева.

Бетти, скромную деревенскую девушку, приставили к королеве совсем недавно. Все в замке привыкли к тому, что Ее Величеству трудно угодить. Редкая служанка задерживалась у нее дольше двух-трех месяцев.

— Будем надеяться, что ты окажешься хоть немного толковее прежней дурочки, — злобно проворчала Мелесант, бросая Бетти тяжелое платье. Королева заранее настраивалась на скандал.

От страха у бедной девушки тряслись руки.

— Я буду очень стараться, Ваше Величество.

— Так живее поворачивайся и помогай мне. Сегодня я должна выглядеть безупречно. Живее, тебе говорят!

Мелесант безуспешно пыталась с помощью служанки втиснуться в одежду, которую надевала последний раз еще до рождения Кассандры. Задача казалась не из легких, и она поносила бедную девушку на чем свет стоит, перемежая брань с затрещинами и подзатыльниками.

— Ах ты мерзавка! Не можешь как следует помочь королеве одеться?..

Бетти изо всех сил старалась не морщиться от боли. Она не смела и заикнуться о том, что платье, сшитое много лет назад, не может сойтись на талии немолодой располневшей королевы.

— Позвольте, я попробую еще раз, Ваше Величество.

— Натягивай! — командовала Мелесант. Наряд трещал по швам, несмотря на довольно свободный покрой. — Я не желаю никакого другого платья, только это. Попробуй затянуть поясом. Пояс бери пошире.

— Да, Ваше Величество.

Но, как она ни старалась, как ни затягивала широкую полосу богатой ткани под грудью, как ни дергала за шнурки, платье упрямо не сходилось на спине.

— Хорошо, — процедила Мелесант сквозь зубы. — Я накину сверху вот этот плащ, и никто ничего не заметит.

— Да, Ваше Величество, — пробормотала служанка, подавая королеве длинный пурпурный плащ.

— Можешь идти. Больше твои услуги мне не понадобятся. Ступай на кухню — может, там тебе подыщут работу по твоим способностям, а в королевских покоях тебе делать нечего.

Бетти покорно склонила голову, стараясь ничем не выдать своего облегчения. Она, как и все на Фалькон-Бруине, не любила надменную чужестранку-королеву.

— Да, Ваше Величество, — в последний раз повторила она и радостно, как птичка, выпущенная из клетки, поспешила к двери.

Мелесант мрачно разглядывала свое отражение в зеркале. Она была им не очень довольна, но это, в конце концов, не важно. Пусть она будет не самой ослепительной красавицей на банкете, но зато самой могущественной: Генрих об этом позаботился.

19

Пока слуги грузили на повозки их сундуки, Джиллиана взобралась на ближайший холм, чтобы получше рассмотреть остров. Увидев, что Райен поднимается за ней, она обрадовалась: ей хотелось о многом его спросить.

Элинор всегда внушала ей, что без полей, мельниц и виноградников не может быть процветания, — здесь же в полях, сколько хватал глаз, царило полное запустение, а вместо винограда лишь редкие чахлые отростки цеплялись за прогнившие опоры. «Интересно, какова та деревня, что виднеется за лесом, окажется вблизи?» — подумала Джиллиана.

— Нравится? — спросил Райен.

— Мне здесь многое странно, — хмурясь, отвечала она. — До вечера еще далеко, а в полях ни души, виноградники брошены без ухода — отчего это, Райен?

Он с трудом сдержался, чтобы не ответить резкостью. Так ли уж необходимо указывать на изъяны, которые и без того бросаются в глаза?

— Спроси об этом у моей матери, — нехотя выговорил наконец он.

— А это что, солончаки? — спросила она, указывая на заболоченные берега, вдоль которых тянулась стена мертвых, поникших деревьев.

— Да, эта земля затоплена морской водой, в ней гибнет все живое. Вдобавок почти все время дует ветер с моря, да дожди идут чуть не каждый день — что ж удивительного, что деревья гниют на корню? Видишь, как их стволы наклонены на запад?

— Да.

— Это от океанских ветров. Порой они бывают опасны для рыбаков Бог весть сколько рыбацких лодок разбилось о прибрежные скалы.

— И все-таки здесь очень красиво, — оглядываясь, сказала Джиллиана. От луговых цветов земля у подножия холма казалась фиолетовой, вдали за лесом виднелись горы.

— Я рад, что ты это видишь, Джиллиана. К сожалению, природа не балует здешних жителей и без конца являет им свою суровость. Но, может быть, это только закаливает их дух. Поверь, ни один фалькон-бруинец не согласится по доброй воле покинуть свой остров. Они любят свою страну, хотя есть края и повольготней.

Заметив вдали за деревней башни королевского замка, Джиллиана невольно поежилась: казалось, они выступали прямо из темной тучи, клубившейся на краю неба.

К этому времени погрузка вещей была уже закончена и лошади оседланы. Райен взял Джиллиану за руку.

— Пора ехать. Ветер усиливается.

Он помог ей спуститься с холма и подсадил в седло. По тому, как он постоянно хмурился и избегал ее взгляда, Джиллиана догадалась, что на душе у него сейчас тревожно — вероятно, из-за матери. Впрочем, ее это уже не касалось. Если Нетта права и она все-таки забеременела, то скоро она покинет этот остров, такой же суровый и неприступный, как и его наследный принц.

— Мне кажется, принцесса Кассандра чего-то боится, — угрюмо сказал подошедший сэр Хэмфри. — Вы не знаете, в чем дело?

Джиллиана обернулась. Сестра Райена все еще стояла на берегу в странной нерешительности, словно готовясь сесть обратно в шлюпку.

— Не знаю, Хэмфри. Но я здесь многого не знаю и не понимаю. Пожалуйста, помогите ей сесть в седло, а я постараюсь все время держаться с нею рядом.

Вскоре они уже отъехали от берега и углубились в лес по извилистой дороге, ведущей мимо деревни в замок.

— Ах, Кассандра, — с преувеличенным оживлением заговорила Джиллиана, — ваш остров меня просто поразил. Он чудо как красив. Скажи, ты рада, что вы наконец-то вернулись?

Кассандра подняла на нее полные печали глаза.

— По мне, лучше бы мы вовсе сюда не возвращались. Я…

Голос принцессы дрогнул, и она неожиданно умолкла. Джиллиана решила больше ее не расспрашивать. Признаться, поведение девушки не просто озадачило ее, оно пугало.

Впереди между деревьями показался просвет, и скоро они въехали в деревню. Джиллиана озадаченно разглядывала разбитую дорогу, пустые деревенские улицы, запертые ставни. Доехав до главной деревенской площади, Райен, к ее удивлению, натянул поводья и остановился. Остальные последовали его примеру и молча ждали, что будет дальше.

Вскоре двери домов начали одна за другой приотворяться, и народ медленно, словно нехотя, потянулся на площадь. Женщины бросали на всадников недоверчивые взгляды из-под платков, мужчины угрюмо кривили губы. Больше всего Джиллиану поразили дети, цеплявшиеся за материнские юбки. Их было мало, у всех были вздутые животы и голодные глаза. Она в недоумении обернулась к Райену, но тут же поняла, что он не меньше ее удручен открывшейся им картиной убогости и нищеты.

Одна крестьянка неожиданно отделилась от толпы и бросилась к Райену. От этого его конь испуганно рванулся и встал на дыбы, и Райену лишь с трудом удалось его успокоить.

Вглядевшись, он узнал в подбежавшей женщине старую кормилицу Кассандры.

— Лорна, объясни мне наконец, что тут произошло в мое отсутствие?! — нетерпеливо воскликнул он.

Прежде чем ответить, Лорна почему-то пугливо огляделась.

— Это все кастильцы, Ваше Высочество. Их тут теперь все боятся.

Брови Райена сошлись на переносице.

— Какие кастильцы?

— Какие? — Лорна брезгливо плюнула себе под ноги. — Те самые, которые служат теперь у вашей матери вместо рыцарей. Их тут тьма-тьмущая, полезли невесть откуда, тешатся тем, что наводят на нас такой страх, что хоть из дому носа не высовывай. Слава Богу, что вы наконец-то вернулись. — Она окинула взглядом молчаливых талшамарцев. — Жаль только, что у вас маловато людей, чтобы сразиться с этими чужеземными бесстыдниками.

Мало-помалу остальные жители стали подвигаться ближе к Райену.

— Будьте нашим вождем, Ваше Высочество. Под вашим предводительством мы прогоним кастильцев с нашего острова! — громко воскликнул какой-то юноша с горящими глазами. Видно было, что все устали бояться, голодать и прятаться в собственной стране.

— Спаси нас, благородный принц! — взмолился отчаянный женский голос.

Джиллиана вдруг так остро ощутила стыд и тоску, разрывавшие сейчас душу Райена, что глаза у нее защипало от слез. Какая мука — взирать на страдания своих людей, сознавая при этом собственное бессилие.

Когда ропот в толпе стал нарастать, Райен поднял руку и дождался тишины.

— Не бойтесь, я вижу, что происходит, и не покину вас в эту тяжелую годину. Но сперва я должен во всем разобраться, и на это мне потребуется время.

— Корона по праву принадлежит принцу Райену! — кричали в толпе с разных сторон. — Не надо нам надменной чужестранки, пускай наш принц взойдет на престол!

Вскоре Джиллиана заметила, что она сама привлекает все больше любопытных взоров. Старая крестьянка с натруженными руками подошла к ней совсем близко и осторожно пощупала подол ее платья.

— Какое тонкое да гладкое, — с благоговением произнесла она. — Это, верно, и будет шелк?

— Да, миледи, это шелк, — отвечала Джиллиана.

Крестьянка подняла голову и посмотрела на прекрасную незнакомку в золотой короне снизу вверх, как смотрят на солнце.

— Кто ж ты такая, красавица? — спросила она попросту, как спросила бы молодую девушку, проходящую через деревню.

На помощь растерявшейся Джиллиане пришла принцесса Кассандра, знавшая крестьянку по имени.

— Мег, — сказала она, — это королева Талшамара Джиллиана, жена принца Райена.

Старая крестьянка изумленно ахнула.

— Слыхала я про маленькую девочку, которая исчезла из королевского замка, да так ее и не сыскали, но ведь она как будто умерла?

— Как видишь, нет, — улыбнулась Кассандра. — Вот она, прямо перед тобой, самая настоящая королева Талшамара.

Другим женщинам тоже захотелось взглянуть на настоящую королеву, и старую Мег на время оттеснили в сторону. Джиллиана улыбалась каждой из них, и любопытные крестьянки отвечали ей робкими улыбками.

От Мег, однако, не так-то просто было отделаться, и скоро она снова протиснулась вперед, расталкивая толпу локтями.

— Хотела бы я полюбоваться на леди Катарину, когда она вас увидит. Вы куда краше ее, это точно! — победно сообщила старуха, весьма довольная собой.

Джиллиана подняла голову и успела поймать недовольный взгляд Райена за миг до того, как он тронул поводья. Неужели ей и впрямь придется встречаться с его возлюбленной? Джиллиана очень надеялась, что этого не произойдет.

— Ваше Величество, — шепнул ей незаметно подъехавший сзади сэр Хэмфри. — Думаю, нелишне будет бросить несколько горстей золотых монет, как мы делали это в Англии. Пожалуй, им они даже нужнее, чем англичанам. Бедность здесь страшная.

— Распорядитесь, лорд Хэмфри. Возьмите это на себя. — Она размотала свой легкий шелковый шарф и вложила ему в руку. — А это подарите крестьянке по имени Мег.

Уезжая, она слышала за спиной звон золотых монет и радостные возгласы женщин, мужчин и детей. «Что ж, хоть чем-то удалось их порадовать», — подумала королева.

Начался длинный пологий подъем, и вскоре Джиллиана поняла, почему королевский замок был выстроен на вершине холма. Во-первых, при необходимости его легче будет защитить от любого вторжения, а во-вторых, из окон замка весь небольшой остров, вероятно, был виден как на ладони.

Подъезжая к серым стенам, Джиллиана тщетно пыталась заглушить в себе дурные предчувствия. Тяжелые деревянные ворота, с готовностью распахнутые стражниками, захлопнулись за ними с таким зловещим звуком, что у Джиллианы мурашки пробежали по спине.

Во дворе замка все было голо и серо, и даже в воздухе чудилось что-то угрожающее. Заметив слезы на ресницах Кассандры, Джиллиана подъехала ближе и ободряюще сжала тонкую руку девушки.

— Не волнуйся, все будет хорошо, ведь мы вместе.

Кассандра кивнула, глотая слезы.

— Ты видела наших людей? Они еле держатся на ногах от голода. Как могло такое случиться? Ведь прошло всего несколько месяцев.

Джиллиана сама мучилась тем же вопросом.

— Не знаю. Но я уверена, что твой брат сумеет им помочь.

У крыльца Райен поравнялся с ними и спешился. Его взгляд был устремлен на человека с застывшей на губах улыбкой, который появился перед ними так внезапно, словно вырос из каменных ступеней.

Человек поклонился, но не слишком низко.

— Добро пожаловать домой, принц Райен и принцесса Кассандра. Королева ждет вас, — сказал он без особой почтительности, почти небрежно.

Вглядевшись в черные глаза незнакомца, Джиллиана невольно содрогнулась: перед нею стоял человек без души.

— А вы, должно быть, прелестная королева Джиллиана? — продолжал он, оборачиваясь к ней. — Ну что ж, пожалуйте в замок королевы Мелесант. — Тон его не понравился королеве.

Райен пронзил говорившего гневным взглядом.

— Неужто этикет на Фалькон-Бруине умер вместе с моим отцом? Ни мне, ни моей жене не нужны твои приветствия. Похоже, ты разучился соблюдать приличия.

Джиллиана тревожно переглянулась с сэром Хэмфри. У обоих в глазах стоял немой вопрос: куда они попали и что будет дальше?

Улыбка Эскобара, а это был именно он, сделалась еще любезнее.

— Что вы хотите этим сказать, Ваше Высочество?

Оглядевшись, Райен заметил, что почти все стражники во дворе — кастильцы.

— Я хочу сказать, — сквозь зубы процедил он, — что ты не смеешь обращаться к моей жене, покуда я не соблаговолю тебя ей представить, — а я пока что не намерен этого делать.

Однако улыбка Эскобара оставалась абсолютно невозмутимой.

— Вы, возможно, не знаете, что я теперь сенешаль королевы Мелесант. Это она послала меня к вам, так что я приветствую вас от ее имени, — самодовольно сообщил он.

— Сенешаль, — страшно тихо произнес Райен и шагнул к крыльцу. — Вот так теперь у моей матери называются дамские угодники, ублажающие ее в постели?

Грубость Райена так покоробила Джиллиану, что она невольно придвинулась ближе к сэру Хэмфри.

Эскобар стиснул зубы от злости, но не посмел пока возражать наследному принцу — во всяком случае, открыто. Он хорошо помнил тот неудачный день, когда принц Райен, тогда еще восьмилетний мальчик, неожиданно вбежал в материнскую опочивальню и застал их с Мелесант в крайне недвусмысленных позах.

С того дня принц Райен откровенно презирал его и разговаривал исключительно сквозь зубы, что, впрочем, не очень удручало Эскобара.

— Ваша матушка велела передать, что она ждет вас в тронной зале.

Неожиданно для Джиллианы Райен шагнул к ней, снял ее с лошади и предложил руку.

— Угодно ли тебе встретиться с моей матерью? Она кивнула и оперлась на его руку.

— Да, но прежде нужно позаботиться о моих рыцарях.

Райен обернулся к первому попавшемуся стражнику и распорядился.

— Проводи талшамарских рыцарей в западное крыло и помоги им расположиться. — Направляясь вместе с Джиллианой и Кассандрой к крыльцу, он обратился к сэру Хэмфри и проговорил с неожиданной учтивостью — Милорд! Я полагаю, что вы захотите сопровождать свою королеву.

Когда они поднялись по лестнице, Джиллианой вдруг овладело сильнейшее желание немедленно броситься назад, стремглав вскочить в седло и скакать во весь опор назад, к морю, к своему кораблю, пока не поздно — если, конечно, еще не поздно. Она с усилием отогнала странные мысли.

Королеве не пристало выказывать свой страх. Она выше подняла голову, расправила плечи и решительно шагнула через порог.

Изнутри замок оказался таким же сумрачным и неприветливым, как снаружи. От стен веяло сыростью и холодом, из всех щелей нещадно дуло, и сквозняки привольно разгуливали по комнатам и коридорам. На стенах не было даже гобеленов, которые хоть отчасти сохраняли бы тепло, — словом, хозяйка замка явно не утруждала себя заботами об удобстве его обитателей.

Райен, видимо, почувствовал смятение Джиллианы и ободряюще улыбнулся.

— Ну же, выше голову! Ты не из таких переделок выходила победительницей. Разве не ты одержала верх над грозным Генрихом Плантагенетом?

— Ах, если бы я и впрямь одержала над ним верх, я была бы сейчас далеко отсюда, я была бы дома, — возразила она, чувствуя, что ее злоключения еще не кончены.

Райен ничего не сказал, но улыбка сошла с его лица.

В конце коридора была видна распахнутая дверь. Свет из нее наискось падал на пол. Джиллиана внутренне подобралась, готовясь к встрече с матерью Райена.

20

Леди Катарина сидела с безупречно прямой спиной, крепко вцепившись руками в подлокотники резного кресла. Она была вне себя от гнева. Райен не только женился на какой-то чужестранке, но и осмелился привезти ее домой!

Мелесант спокойно наблюдала за ее негодованием. По ее мнению, леди Катарина как нельзя лучше подходила на роль супруги для Райена, так как была единственной дочерью лорда Хайклера самого богатого из фалькон-бруинских землевладельцев.

Она не чувствовала к Катарине ни особой привязанности, ни какой-либо неприязни и меньше всего заботилась о благе девушки, вызывая ее в замок в день приезда Райена. У нее были свои планы.

— Ваше Величество, — в голосе Катарины слышались укоризненные нотки. — Скажите, что вам известно о супруге Райена?

Мелесант пожала плечами.

— Только то, что она королева Талшамара. Очень возможно, что она уже в летах и скорее всего не красавица. Потерпим еще немного и сможем делать выводы, исходя из фактов. Пока что я точно знаю только одно: Райен женился на ней не по своей воле.

— Боже мой, как он мог? Как он мог?! Нет, я никогда этого не пойму. И мой отец тоже, изливалась леди Катарина.

Не вполне разобравшись в хитроумных планах Генриха, Мелесант решила пока по возможности успокоить лорда Хайклера и его дочь.

— Насколько я знаю, милая Катарина, Райен обещал выполнять обязанности супруга лишь временно — до тех пор, пока у его жены не родится дитя. Посланник Папы заверил Райена и короля Генриха, что, как только это произойдет, брак будет признан недействительным. Уже подысканы соответствующие основания для развода. Не забывай об этом, когда вы встретитесь с Райеном после долгой разлуки.

Катарина побледнела от гнева, ее не устраивал такой поворот событий.

— Но, Ваше Величество, в таком случае родившийся ребенок будет считаться законным наследником Фалькон-Бруина. А как же мои дети, если Райен потом женится на мне? — раздраженно сказала она.

— Король Генрих написал мне обо всем подробное письмо и объяснил, что дитя, родившееся от этого брака, унаследует корону Талшамара, а не Фалькон-Бруина.

Однако Катарину это все равно не очень-то утешило. Сердце ее разрывалось при мысли о том, что Райен — ее любимый Райен! — обнимает другую женщину, пусть даже немолодую и некрасивую, если верить словам королевы Мелесант.

— Тебе не о чем беспокоиться, милая, — сказала Мелесант, словно угадав ее мысли. — Я уверена, что чувство Райена к тебе осталось прежним.

— Боюсь, что это уже ничего не изменит, — проговорила Катарина, отнюдь не желая успокаиваться. — Узнав о женитьбе Райена, мой отец разгневался и объявил, что посылает меня в Англию. — Она часто-часто заморгала, и лицо ее обрело плаксивое выражение. — Он говорит, что на Фалькон-Бруине, где каждый знает, что Райен меня бросил, мне придется терпеть постоянные унижения.

Мелесант забеспокоилась. Она не ожидала, что лорд Хайклер будет движим в своих поступках гордостью, а не благоразумием. Это надлежало уладить.

— Я непременно поговорю с твоим отцом. Надеюсь, мне удастся убедить его в том, что ничего унизительного для тебя не произошло. У вас с Райеном все еще может прекрасно устроиться — но, разумеется, тебе для этого надо быть здесь, а не в Англии. В конце концов, нельзя забывать и о том, что, если бы Райен не женился на этой талшамарке, его уже не было бы в живых.

Катарина ответила королеве Мелесант взглядом столь выразительным, что можно было не сомневаться: смерть Райена огорчила бы ее куда меньше, чем его женитьба.

Наконец из коридора послышались голоса, и Катарина встала, готовясь достойно встретить ненавистную соперницу.

Мелесант, однако, указала ей на незаметную дверь, за которой находилось небольшое боковое помещение.

— Подожди там, пока я тебя не позову, — сказала она. — Сначала я должна сама поговорить со своими детьми.

Катарина предпочла бы остаться, но королева Мелесант не любила, когда ей прекословили, поэтому девушка поспешила скрыться за дверью.

Мелесант в нетерпении смотрела на вход. Райен был достойным противником, и она собиралась сполна насладиться его окончательным поражением. Он наверняка захочет взойти на отцовский престол, но престол уже занят ею, и она не уступит его никому, даже собственному сыну.

Подумав, что будет лучше, если Райен с Кассандрой сначала побеседуют со своей матерью наедине, Джиллиана вместе с сэром Хэмфри и Неттой задержалась на некоторое время в коридоре. По тому, как настороженно сэр Хэмфри держался за рукоять меча, она догадалась, что он готов ждать от хозяйки этого замка чего угодно.

Едва Райен с Кассандрой появились на пороге, Мелесант с улыбкой простерла к ним руки.

— Наконец-то все мы снова вместе!

Но вместо того чтобы броситься в материнские объятия, брат с сестрой остановились у самой двери, явно не разделяя ее радость.

— Не все, мама, — холодно заметил Райен. — Как видишь, с нами нет отца.

Мелесант горестно закивала головой.

— Да, для всех нас это тяжелая утрата.

— Я уверен, что ты скорбишь по нему каждый день, — бесстрастно произнес Райен.

Мелесант решила не обращать внимания на его колкости и перенесла все свое внимание на дочь. Кассандра в детстве не отличалась особой миловидностью и вдобавок раздражала мать своей нескладностью и худобой. Теперь же она заметно округлилась, расцвела и стала гораздо интереснее. В голове у Мелесант тотчас пронеслась мысль, что, возможно, удастся неплохо выдать ее замуж, не тратясь на большое приданое.

Не отрывая глаз от пола, девушка нехотя подошла к матери и сдержанно коснулась губами подставленной щеки.

— Славная моя девочка! Какая жестокая разлука…

— Конечно, жестокая, — послышался от двери голос Райена. — Ведь ты сама добровольно передала свою девочку стражникам короля Генриха, чтобы они увезли ее в Лондон и бросили в Тауэр. Все это время мы с Кассандрой томились в заключении, ждали смертного приговора и никак не могли понять: а почему ты при этом осталась на свободе?! Чтобы было кому поплакать о нас?

— Ты что же, думаешь, что я позволила бы Генриху казнить моих собственных детей? — оскорбленно вскинулась Мелесант. — Да как у тебя язык повернулся говорить такое родной матери? Не вступи я тогда, к нашей обоюдной выгоде, в переговоры с Англией, меня бы тоже увезли в Тауэр и что тогда?

— Что-то я не почувствовал, чтобы ты вступилась за нас перед Генрихом. А ведь нас уже готовились вести на эшафот. Кстати, а была ли ты в тот день в Англии?

— Нет, меня там, конечно, не было, но зато там был Эскобар, и он собирался весьма решительно действовать от моего имени…

Райен горько рассмеялся, откинув голову.

— О, разумеется, Эскобар, могущественный Эскобар! Его слово закон для всех властителей мира!.. — Он оборвал смех и брезгливо скривился. — Кастильский подлый прихвостень! Ни он, ни ты сама уже не смогли бы нас спасти. Да ты и не пыталась. Это было под силу лишь одной живой душе на земле — и она появилась в тот самый день и спасла нас. Теперь она стала Моей женой.

Райен умолк, но в его пылающем взоре Мелесант прочла все то, чего он не договорил. Не выдержав, она отвернулась.

Выйдя в коридор, Райен взял Джиллиану за руку и появился на пороге вместе с ней.

— Миледи, позвольте представить вам мою жену. Джиллиана, королева Талшамара. А это моя мать, правительница Фалькон-Бруина.

Мелесант, разумеется, заметила, что Райен намеренно возвысил свою жену над нею, подчеркнув, что она всего лишь правительница острова, а не полновластная королева. Однако она умела, когда надо, скрыть свое недовольство.

— Милая вы моя! — восторженно вскричала она, устремляясь навстречу Джиллиане. — Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас за то, что вы вернули мне моих детей?..

— В этом нет нужды, королева Мелесант, — прервала ее восторги Джиллиана, чуть выше поднимая подбородок. — Я сделала это по доброй воле и ни от кого не жду благодарности.

Замедляя шаг, Мелесант все внимательнее вглядывалась в королеву Джиллиану. Интересно, с чего она взяла, что ее невестка должна быть «в летах»? Должно быть, оттого, что Генрих настаивал, что Райен женился не, по своей воле. Джиллиана явно была моложе Райена, даже, пожалуй, моложе Катарины. Более того — она была красавица!

У нее была нежная матовая кожа и синие глаза редкостного сапфирового оттенка. Она держалась величаво и надменно, как истинная королева. Великолепное платье пурпурного шелка, расшитое алмазами и жемчугами, вызвало у Мелесант острый приступ зависти. Золотой ободок короны, надетый поверх белого головного покрывала, сверкал алмазами и такими огромными рубинами, каких Мелесант не приходилось еще видеть на своем веку.

По правде сказать, Мелесант ничего не знала о Талшамаре. Она была уверена, что это какое-то маленькое, незначащее королевство, и даже не подозревала, что оно может быть так богато. Да, пожалуй, стоило не торопиться с суждениями и взглянуть на брак Райена другими глазами.

Джиллиана, со своей стороны, тоже внимательно изучала свою свекровь. У королевы Мелесант была смуглая кожа и мелкие, в целом приятные черты, однако что-то в ее манере держаться настораживало Джиллиану. Да, это наигранное оживление и снисходительность ей решительно не нравились. Эта женщина скрытна и хитра. Глаза у Мелесант были темно-карие, как у Райена, но сходство между ними этим и ограничивалось. Взгляд Райена, будь он мрачен или оживлен, искрился живыми человеческими чувствами, но в холодных глазах Мелесант не было ничего, кроме расчетливого коварства и недоверия.

— Мы рады видеть вас у себя на Фалькон-Бруине, королева Джиллиана! — Ледяная ладонь Мелесант легла на ее плечо. — Можно я буду называть вас Джиллианой?

— Как угодно. Позвольте представить вам моего палатина, лорда Болдриджа.

Мелесант перевела взгляд на рыжеволосого великана, который настороженно следил за всем происходящим. Как всегда в присутствии мужчины, глаза ее заблестели и на губах появилась кокетливая улыбка.

— Палатин? Никогда не слыхала такого слова. Что оно значит?

— Палатин, — охотно объяснила Джиллиана, — значит ближайший друг и советник королевы. Звание палатина считается самым почетным и ответственным в Талшамаре.

— Добро пожаловать, лорд Болдридж, — вкрадчиво замурлыкала королева Мелесант. — Позвольте мне позаботиться о ваших удобствах. Сейчас слуга проведет вас в ваши покои… Сэр Хэмфри покачал головой.

— Благодарю вас, но я останусь со своей королевой, покуда она сама не сочтет нужным меня отослать.

Происходившее все больше занимало Мелесант. Пожалуй, решила она, не так уж плохо, что Райен породнился с королевским семейством Талшамара.

Неожиданно распахнулась дверь боковой комнаты, и из нее появилась Катарина в облаке желтого шелка. Губы ее были обиженно выпячены вперед, а укоризненный взор устремлен прямо на Райена, который от удивления застыл на месте.

— Райен, неужели у тебя не найдется для меня ни одного приветного слова? — оскорбленно произнесла она, когда молчание затянулось.

Райен в нерешительности стоял между двумя женщинами: одна из них была его законная жена, другая — покинутая возлюбленная. Наконец, словно очнувшись, он подошел к Катарине и взял ее за руку.

— Я не ожидал встретить тебя здесь, — растерянно произнес он. Краем глаза он все время видел самодовольную улыбку матери.

— А я никак не ожидала, что ты явишься домой с супругой, — отрезала Катарина и гневно обернулась к разлучнице, которую заранее ненавидела всей душой, но тут же умолкла и заморгала от неожиданности.

Прекрасная талшамарская королева даже не повернула головы в ее сторону, словно смотреть на соперницу было бы ниже ее достоинства.

Как бы ни уязвляла Джиллиану эта неприятная сцена, она не собиралась выказывать своего смятения перед чужими людьми.

— Прошу вас, королева Мелесант, пошлите кого-нибудь показать мне мои покои. Я устала с дороги и хочу отдохнуть, — бесстрастно произнесла она.

Кассандра подбежала к Джиллиане и взяла ее за руку.

— Я провожу тебя! — И, бросив напоследок сердитый взгляд на Райена, она торопливо увлекла Джиллиану за собой.

Только тут Райен заметил, что все еще стоит, держа Катарину за руку. И хотя он тут же опустил руку, у него осталось смутное чувство, что он только что в чем-то провинился.

— Какая надменность! — фыркнула Катарина. — Она даже не соизволила подождать, пока нас с нею представят друг другу.

— Забавно получилось, — хихикнула Мелесант. — Бедный Райен, каково тебе теперь будет объясняться с супругой! Хочешь, я сама ей все растолкую?

— Ты полагаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? — взорвался Райен. — Вечно втягиваешь всех в свои игры, вовсе не считаясь с чужими чувствами!..

Чутье подсказывало Катарине, что лучше всего сейчас попытаться возбудить в нем жалость.

— Думаешь, мне легко терпеть пренебрежение этой гордячки? Ведь она забрала у меня все… забрала тебя! — Катарине даже не приходилось изображать волнение, оно было вполне естественно.

В душе Райена тотчас шевельнулось сочувствие: судя по всему, она даже не понимала, что сделалась игрушкой в руках его матери.

— Пойду распоряжусь, чтобы тебя отвезли домой. Тебе ни к чему сейчас здесь находиться.

— Почему ты это сделал, Райен? — не слушая его, настойчиво добивалась ответа Катарина.

— Давай поговорим в другой раз. А сейчас, с твоего позволения — и с твоего, мама, — я должен идти.

Катарина хотела еще что-то сказать, но Мелесант сделала ей знак молчать.

— У вас еще будет сегодня возможность побеседовать. Я пригласила Катарину и ее отца отужинать с нами. Вы сядете рядом и сможете спокойно все обсудить.

Райен досадливо поморщился. Что может быть неприятнее для мужчины, чем три женщины, каждая из которых чего-то требует от него?

— С вашего позволения, я займусь теперь своими делами. С тобой, мама, мы поговорим позже. Думаю, мне придется задать тебе немало вопросов. — И Райен поспешно удалился.

Когда он ушел, Мелесант расхохоталась.

— Представляю, как он будет сегодня вечером ерзать на стуле, сидя рядом с тобой под бдительным оком жены! Не правда ли, пресмешная ситуация?!

— Я готова была выцарапать ей глаза! Кто она такая, чтобы…

— Она королева, милочка, — прервала ее Мелесант, — и я советую тебе об этом помнить.

— Я ее ненавижу, — процедила Катарина.

— Думаю, что и она не питает к тебе особой любви. Да, сегодня вечером, кажется, нам не придется скучать! — Мелесант предвкушала развлечения.

— Как надменно она держалась… — между тем продолжала нудить Катарина.

— Она держалась, как подобает королеве.

— Она даже не хороша собой, — в отчаянии заявила девушка.

— Да, — язвительно заметила Мелесант. — Она не хороша, как ты изволила выразиться, а восхитительна. К тому же весьма богата, если судить по ее драгоценностям. Надо будет разузнать побольше о Талшамаре и его королевской семье.

— Райен изменился. Он стал такой… чужой. А вдруг он ее любит? Но как же так, ведь он уже отдал свое сердце мне?!

Жалобы Катарины уже порядком надоели королеве, но она решила пока потерпеть. Пожалуй, лучше всего было натравить жену Райена на его возлюбленную, а их обеих на Райена, чтобы у него не осталось ни времени, ни желания выяснять отношения с матерью. Мелесант мысленно восхитилась собственным хитроумием.

— Милая, я уверена, что он любит тебя, как прежде, да и разве можно тебя не любить. — Тут в голове у нее промелькнула еще одна мысль, которая доставила ей явное удовольствие. — И кстати, передай мое приглашение на сегодняшний ужин этому красавцу — не помню, как его зовут, — твоему кузену. Я посажу его рядом с женой Райена, возможно, он ее немного развлечет.

— Джеймс с радостью примет приглашение, Ваше Величество. Он спрашивал меня о… жене Райена.

— Насколько мне помнится, половина женщин на острове без ума от твоего родственника?

— Да, Ваше Величество, и он принимает это как должное.

— У тебя прекрасная семья, милая. Я хочу, чтобы вы все украсили своим присутствием сегодняшний ужин.

Лицо Катарины приняло озабоченное выражение.

— Я надену свое самое лучшее платье — голубое. И, пожалуй, не стану покрывать голову: Райену всегда нравились мои волосы… Да, так я и сделаю.

Потом она торопливо присела и удалилась.

«Дурочка, — думала Мелесант, глядя ей вслед. Неужто она и правда рассчитывает вернуть Райена своим „лучшим платьем“? Все женщины глупеют, как только дело касается мужчин…»

Все, кроме Мелесант. Для себя она уже давно решила, что ни один мужчина не будет иметь над нею власти, — так оно и было. Ни муж, ни один из многочисленных любовников, перебывавших в ее постели, не оставили следа в ее сердце.

Ей вспомнился палатин Джиллианы — высокий, горделивый — пожалуй, даже заносчивый. Он держался с нею довольно прохладно… Не беда, как-нибудь она сумеет его приручить. Сегодня же вечером она призовет его к себе — и он придет.

Джиллиана старалась не давать воли раздражению, хотя было совершенно ясно, что мать Райена нарочно к их приезду вызвала в замок Катарину Хайклер. С какой готовностью Райен устремился ей навстречу! «Наверное, сейчас они вместе, — думала она, — и Райен объясняет ей, что женился не по своей воле, а только ради того, чтобы избежать худшей участи».

Нетта не торопясь распаковывала сундук и поглядывала на королеву, рассеянно ходившую из угла в угол маленькой клетушки, которую королева Мелесант отвела своей невестке. У стены стояло всего две скамьи, от комковатого тюфяка на кровати исходил затхлый, тяжелый дух, словно его сроду не проветривали.

Нетта старательно вытерла тряпкой скамью, прежде чем разложить на ней платье своей госпожи.

— Здешние слуги, видать, не переломятся, — проворчала она. — Как закончу раскладывать вещи, соберу эти вонючие простыни и скажу, чтобы вам принесли свежие.

— Здесь так зябко и неуютно… Знаешь, Нетта, мне кажется, будто за мной захлопнулась дверь какой-то ужасной клетки. Не могу поверить, что королева Мелесант совсем не занимается своим домом и нисколько не заботится об удобствах гостей. Скорее всего она обдуманно создает для меня невыносимые условия. Мне кажется, все, что она делает, делается намеренно.

— Боюсь, что в этом я ничего не понимаю, Ваше Величество. Вам приготовить на вечер, зеленое платье?

— Нет. Сегодня я останусь у себя в комнате. У меня нет ни малейшего желания ужинать вместе с этими людьми. Я хочу лишь одного покинуть этот отвратительный замок как можно скорее.

— Да, Ваше Величество, замок такой мрачный, что оторопь берет. Право, еще сильнее хочется домой, в Талшамар. Разве так вы стали бы там жить? — мечтательно проговорила Нетта.

— Ничего. Как только я удостоверюсь, что с будущим ребенком все благополучно, мы сядем на корабль и поплывем домой.

Нетта удовлетворенно кивнула.

— Передать, что вы отужинаете у себя?

— Да.

Но не успела Нетта дойти до двери, как Джиллиана окликнула ее:

— Постой! Я не желаю прятаться в своей комнате, как жалкая зверушка в норе. Приготовь-ка мне платье… да не зеленое, а белое с золотом, цветов Талшамара! И все украшения, которые к нему полагаются.

Нетта просияла.

— Хорошо, Ваше Величество. И пусть они все полопаются от зависти!

21

Райен потратил остаток дня на поиски рыцарей, которые были с ним в тот злополучный зимний день в Англии. Задача оказалась не из легких, поскольку почти всем бывшим соратникам Райена приходилось теперь скрываться.

Когда ему удалось наконец кое-кого отыскать, возникла другая трудность собравшиеся рыцари держались крайне замкнуто, и Райену пришлось потратить немало усилий на то, чтобы их разговорить.

Сперва неохотно, потом более раскованно они начали рассказывать ему о том, что люди в деревне гибнут от голода из-за безалаберного хозяйствования правительницы, о жестоких податях, которыми его мать обложила всех от мала до велика, и о кастильцах, которые теперь наводили свои порядки в округе. Один из рыцарей признался Райену, что земли его изъяты в пользу казны по распоряжению королевы Мелесант. Многие из тех, кто верно прослужил отцу Райена всю жизнь, были казнены по обвинению в государственной измене. В королевстве творились произвол и беззаконие именем королевы.

Бессильный гнев душил Райена. Будь у него сейчас войско, он, не раздумывая, смел бы проклятых кастильцев со своего острова, но войска не было, и взять его было неоткуда.

— Я сделаю все, чтобы освободить свою страну от власти чужеземцев, — твердо сказал он своим верным рыцарям, не имея еще определенного плана.

— Но для этого вам придется сразиться с собственной матерью — готовы ли вы к этому?

Принц Райен не колебался ни минуты, глаза его светились холодной решимостью. Никто — ни его родная мать, ни кто другой — не имел права превращать его людей в рабов, умирающих с голоду.

— Я готов сразиться со всяким, кто хочет причинить зло моему народу, но прежде я должен накопить силы для удара. Передайте всем, кто хранит верность мне и моему отцу пусть ждут. Когда придет время, я призову их на защиту Фалькон-Бруина. Рыцари заметно воспряли духом. Настоящий правитель вернулся.

— Я верил, что вы не покинете нас, Ваше Высочество! — крикнул стоявший сзади рыцарь по имени сэр Доннели. — Я понял это, как только до нас дошла весть о вашем возвращении.

— Не теряйте надежды, — решительно произнес Райен. — Вместе мы избавим свой остров от чужеземцев. Готовьтесь!

Вернувшись в замок, он тотчас бросился искать королеву Мелесант, однако слуги доложили, что она уехала и вернется только к вечеру.

Внутри у Райена все клокотало от нетерпения. Он сегодня же потребует у матери, чтобы она отреклась от регентства и отослала прочь своих кастильцев. Половина жителей Фалькон-Бруина находится на грани голодной смерти — она не может об этом не знать. Он сделает все, чтобы спасти страну от гибели, или погибнет сам.

Поскольку королевы не было, он решил найти Эскобара. Это оказалось нетрудно — королевский сенешаль мирно пребывал в библиотеке. Войдя, Райен плотнее затворил за собой дверь и направился прямо к столу, за которым тот сидел.

— Слушай меня внимательно. Сейчас ты пошлешь людей в восточную кошару, пусть они заберут оттуда овец, сколько смогут доставить. Потом ты погрузишь пятьдесят корзин зерна и девять говяжьих туш на повозку и сам распорядишься свезти все это в ближнюю деревню.

Эскобар снисходительно усмехнулся: у принца не было никакой власти, и он отнюдь не собирался выполнять его распоряжения.

— Я не могу предпринимать столь серьезные шаги без ведома Ее Величества. Сперва вам придется договориться об этом с ней, — уверенно произнес он.

Райен схватил его за шиворот и тряхнул так, что тщедушный кастилец безвольно повис над столом.

— Делай, как я тебе велю, не то я перережу тебе глотку от уха до уха! Вольно ж тебе сидеть тут с набитым брюхом, пока мои подданные умирают от голода!.. Нет уж, больше им не придется ждать, покуда моя мать соблаговолит снизойти до их нужд. Ты понял меня?

— Да, Ваше Высочество, — прохрипел Эскобар. — Я все сделаю! Только, нижайше прошу вас, уж вы скажите Ее Величеству, что я действовал по вашему строгому приказу!..

Райен брезгливо отшвырнул Эскобара в сторону, так что тот, не удержавшись, упал на пол. Медленно поднимаясь, он смотрел на принца с неподдельным ужасом.

— Я главный советник Ее Величества… Она не позволит вам обращаться со мною так неуважительно, — нерешительно сообщил он, пытаясь спасти лицо.

— Болван, ты для нее всего лишь игрушка, которую красиво назвали, и годишься только для забавы, — презрительно сказал Райен. — Не понимаю, как мой отец мог терпеть тебя столько лет. Немудрено, что он старался меньше бывать на острове. Пошевеливайся!

Пятясь, Эскобар уже добрался до выхода и теперь с надеждой поглядывал на дверь кабинета Мелесант.

— Что, хочешь пожаловаться моей матери? Сколько угодно, но сперва отвези скот и припасы в деревню. Мои люди проследят, чтобы ты в точности исполнил все распоряжения. — Райен двинулся на него. — Ну, живо!

— Да, Ваше Высочество, уже иду! — Прижимаясь к стене и стараясь держаться как можно дальше от принца, Эскобар выскользнул за дверь.

Райен стиснул зубы. Он с детства знал, что Эскобар — любовник его матери. Наверняка об этом знал и отец.

Из окна ему было видно, как презренный кастилец спешит по тропинке к домику управляющего. Значит, люди еще до захода солнца смогут поесть.

Королева Мелесант появилась, когда гости уже начали съезжаться в замок. Войдя в залу, Райен быстрыми шагами направился прямо к матери. Он с трудом сдерживал ярость. Кивнув мимоходом отцу Катарины, он обратился к королеве:

— Миледи, я должен поговорить с вами. Поймав на себе удивленный взгляд лорда Хайклера, Мелесант обворожительно улыбнулась ему и игриво ударила Райена по руке.

— Простите моего нетерпеливого сына, милорд. Он слишком долго был в отлучке и теперь желает поскорее обсудить со мною все дела. — Она с той же улыбкой обратилась к Райену — Но дела подождут, покуда не разъедутся наши гости, а еще лучше до завтра.

— Нет, до завтра они ждать не будут, это невозможно.

Мелесант ощутила внезапный прилив гордости за сына. Да, он достойный противник, но она все равно возьмет над ним верх. Надо только найти ту веревочку, которой вернее его опутать, — а это у нее всегда прекрасно получалось.

Когда на пороге появился Эскобар, Мелесант и его одарила улыбкой. Райен нахмурился.

— А вот и твой наушник, — брезгливо процедил он. — Советую порасспросить его хорошенько, возможно, он поведает тебе что-нибудь интересное. Глядишь, после его доклада ты сама захочешь со мной поговорить. — И, презрительно усмехнувшись, он отошел.

Королева Мелесант спокойно вернулась к прерванному разговору с отцом Катарины.

— Простите его, милорд. Он такой же грубиян, каким был его отец, и тоже не понимает, что для того, чтобы управлять, требуются особая тонкость и ум.

Лорд Хайклер, грузный немногословный человек, доживал свой пятый десяток. Первая его жена умерла бездетной, и он взял себе вторую, много моложе себя, которая и родила ему Катарину. Он баловал и лелеял свою единственную дочь с младенчества. То, что принц не выполнил своего обещания жениться на его любимице, уязвило лорда Хайклера до глубины души, но он не стал признаваться в этом королеве.

— Его Высочеству повезло, что вы сняли груз власти с его плеч, — сдержанно ответил он. — Это было мудрое решение короля Генриха.

Эскобар, переминавшийся поодаль, неожиданно выступил вперед и поклонился королеве. Мелесант нахмурилась: она не любила, когда что-то нарушало ее планы.

— Ваше Величество, вы позволите сказать вам несколько слов? Дело чрезвычайно важное.

Она осадила его ледяным взором.

— Твое важное дело подождет до завтра.

— Но, Ваше Величество, речь идет о вашем сыне. Он… — осмелился настаивать Эскобар.

— Я сказала, не теперь!.. — гневно оборвала его королева.

«Райен прав, — подумала она про себя, — Эскобар всего лишь жалкий наушник». Она снова обратилась к лорду Хайклеру.

— Так вот, — продолжила она, — король Генрих думает, что я во всем буду следовать его воле, но он глубоко ошибается. Знаете, почему он передал власть над Фалькон-Бруином мне?

— Потому что всем известна ваша безграничная мудрость! — громко объявил Эскобар, но лесть не возымела действия.

Мелесант едва не испепелила его взглядом.

— Я говорю с лордом Хайклером, — отрезала она и снова обернулась к гостю. — Генриху самому приходится постоянно отбиваться от своих непокорных сыновей, и он думает, что если между мною и моим сыном начнутся раздоры, то это очень скоро ослабит страну и поможет ему полностью завладеть ею. Но, увы, у него ничего не выйдет. Райен не станет покушаться на мою власть — ну, а я не собираюсь уступать ее ему добровольно.

При этих словах Райен развернулся и так стремительно зашагал к выходу, что в дверях чуть не сбил с ног Катарину и вынужден был ее поддержать. Катарина застенчиво улыбнулась ему.

— Райен, я ждала тебя. — Ее глаза наполнились слезами. — Я очень соскучилась по тебе. Прости меня за то, что я так накинулась на тебя сегодня утром. Я была не в себе. Все произошло так неожиданно, что, признаюсь, сначала я очень сердилась на тебя. Но в конце концов твоя мать убедила меня, что ты женился не по своей воле. Ведь так?

У Райена перед глазами все еще стояли изможденные лица крестьян.

— Прости, Катарина, что ты сказала? Замирая от волнения, она взяла его под руку.

— Я знаю, что ты любишь голубое, и сегодня надела это платье нарочно для тебя.

— Ты очень хороша в нем, — рассеянно обронил Райен.

— И волосы распустила — тоже для тебя. Взгляни.

— Да, тебе идет.

В эту минуту из-за поворота винтовой лестницы появился сначала слуга с факелом, а вслед за ним Джиллиана и сэр Хэмфри. Кассандра, с нетерпением поджидавшая их, тотчас устремилась навстречу Джиллиане и взяла ее за руку. Она при любом удобном случае демонстрировала свою преданность королеве Талшамара.

— Боюсь, сегодняшний вечер тебе не очень понравится. Мама пригласила Катарину — тебе это неприятно? — наивно спросила принцесса.

Присутствие Катарины было для Джиллианы более чем неприятно, но она не призналась бы в этом даже самой себе.

— Думаю, у нее больше прав находиться здесь, чем у меня, — помедлив, отвечала она.

Взгляд ее тотчас отыскал Катарину и Райена: они стояли у противоположной двери, держась за руки, и, по-видимому, были поглощены друг другом. Катарина, в небесно-голубом платье, расшитом мелким жемчугом, и правда была очень хороша. Изящная фигурка, розовое личико, золотистые волосы до пояса. «Такая красота, наверное, больше всего нравится мужчинам», — подумала Джиллиана. В эту минуту она ненавидела свои черные волосы и готова была присесть, чтобы казаться меньше ростом.

Пока она, осматриваясь, замерла в сводчатом проходе, все глаза обратились к ней. Только сэр Хэмфри, знавший ее много лет, мог догадаться, что ей сейчас не по себе, остальные же видели ослепительную и самоуверенную красавицу в белом шелковом платье с золотой каймой. Усыпанная драгоценными камнями корона загадочно сверкала и переливалась в свете многочисленных свечей.

Кассандра незаметно сжала руку Джиллианы. — Что бы ни говорили тебе моя мать или Катарина — не принимай их слов близко к сердцу. У них есть одна общая черта: обе не могут успокоиться, покуда кого-нибудь не унизят.

Видимо, Кассандре пришлось снести немало обид от этих двух женщин, догадалась Джиллиана, но даже это не ожесточило ее сердца. Как может мать не видеть столь несомненных достоинств собственной дочери?

Райен, как и все остальные, смотрел на Джиллиану в немом восхищении, не замечая, как Катарина тем временем придвинулась к нему почти вплотную и увереннее сжала его руку.

— Хотела бы я взглянуть, что будет, если ее как следует отмыть от краски, — язвительно проговорила она и, повысив голос, чтобы ее слышали все, добавила — Ну, а мне румяна с белилами не нужны. По мне, грош цена такой красоте, которую надевают утром и снимают вечером, как платье.

Райен озадаченно нахмурился и отошел в сторону. Он любил Катарину, но в эту минуту она вдруг показалась ему неумной и злой. Может быть, она изменилась с тех пор, как они расстались, — или это он сам стал другим? Он снова отыскал глазами Джиллиану, которая теперь беседовала с Кассандрой. Он лучше любого другого знал, что к числу неоспоримых достоинств его жены относятся не только красота, но знания и ум, которые в первую очередь и привлекали к ней мужчин. Что же до румян с белилами, то как бы Катарина ни злилась, он все-таки был знаком с Джиллианой достаточно близко и мог сказать с полной уверенностью она никогда ими не пользовалась.

Видя, что его королеве не оказали достойного приема, сэр Хэмфри все больше мрачнел. Пока что никто, кроме Кассандры, не соблаговолил даже подойти к ней.

Впрочем, уже в следующую минуту старый рыцарь немного успокоился. Из другого конца залы к жене уже шел принц Райен, а откуда-то сбоку вынырнул кузен Катарины, сэр Джеймс. Прижав руку к сердцу, сэр Джеймс галантно поклонился. Кассандра улыбнулась ему.

— Ваше Величество, позвольте представить вам сэра Джеймса Хайклера, двоюродного брата леди Катарины. Остерегайтесь его, он остер на язык и может высмеять кого угодно. Правда, я числю его среди своих друзей, но все же порой ужасаюсь его легкомыслию.

В глазах сэра Джеймса вспыхнули веселые огоньки.

— Не слушайте ее, Ваше Величество, — добродушно заметил он. — Она хочет уверить вас, будто во мне нет ни капли серьезности, но вы же сами видите, что это сущая клевета!

Глядя на него, Джиллиана не могла удержаться от смеха. «Ни капельки не похож на свою кузину», — невольно подумала она.

— Не беспокойтесь, сэр Джеймс, — она с улыбкой протянула ему руку, которую он галантно поднес к губам. — Кассандра представила мне вас как своего друга, а для меня это самая наилучшая рекомендация, поверьте.

Вслед за сэром Джеймсом подошла королева Мелесант и представила Джиллиане лорда Хайклера, и Райен так и не смог приблизиться к жене.

Когда в дверях замаячил слуга, Мелесант возвестила:

— Прошу гостей пожаловать к столу! Обернувшись к сэру Хэмфри, она кокетливо протянула ему руку.

— Ваше место за столом справа от меня, лорд Болдридж. А теперь — не согласитесь ли вы оказать мне любезность и проводить меня в залу? Сэр Хэмфри вежливо поклонился.

— С удовольствием, Ваше Величество, — сказал он, хотя, по правде сказать, перспектива оказаться на целый вечер собеседником королевы Мелесант не очень его привлекала. Он был уверен, что за ужином она начнет выведывать у него все, что возможно, о Талшамаре и его королеве.

В столовой, к удивлению Джиллианы, их ждал поистине королевский пир. На столе горело множество свечей, изысканные угощения сменяли друг друга. Вина подавались в серебряных кубках, кушанья — на больших деревянных досках, вносимых и уносимых расторопными слугами.

Райена усадили рядом с Катариной, и Джиллиана старалась не смотреть в их сторону: ей было слишком больно видеть, как он внимателен к своей возлюбленной. Возможно, в эту самую минуту он признавался ей в вечной любви и в сотый раз уверял, что ему пришлось жениться не по своей воле.

Поэтому она постаралась перенести все свое внимание на разговор, который завязался у нее с Кассандрой и сэром Джеймсом, ближайшими ее соседями по столу.

— Что вы думаете о нашем острове, Ваше Величество? — спросил ее сэр Джеймс.

— По-моему, он удивительно красив.

— Увы, красота его обманчива. Нам, фалькон-бруинцам, хотелось бы превратить свою землю в райский уголок, но, боюсь, этому слишком многое мешает.

Джиллиана поддерживала беседу с живым интересом.

— Что мешает, сэр Джеймс?

— Все думают, что раз мы живем на острове, то нас без конца орошают благословенные дожди и все здесь должно произрастать само собою, однако это не так. У нас есть три полноводных реки, но все они протекают с одной стороны острова, а по другую его сторону крестьянам в засушливое лето нечем полить свои посевы.

Джиллиана пригубила вино и задумчиво сощурилась.

— Мне кажется, несколько акведуков могли бы раз и навсегда решить этот вопрос. Кстати сказать, кастильцам хорошо известен этот способ орошения, и я удивлена, что королева Мелесант до сих пор не ввела его в обиход.

— Я этого не знал. Сами видите, мы тут у себя на краю света об очень многом даже не имеем представления. Из-за опасных ветров и течений, неудобных стоянок чужеземные корабли редко пристают к нашим берегам. Что же касается кастильцев, — он немного понизил голос, — то наши бравые кастильские воины явно не блещут ученостью.

— Здесь не нужно большой учености, — возразила Джиллиана. — Мне объясняли, что для того, чтобы построить акведук, нужно только сделать водоотвод в верховье реки и проложить от него каменное русло. Поскольку водосток всегда находится ниже источника, вода сама потечет по новому руслу.

Сэр Джеймс восхищенно улыбнулся, отдавая дань ее разумному подходу к делу.

— Как просто! Не могу понять, почему мы до сих пор до этого не додумались. Я сегодня же после ужина передам содержание нашего разговора принцу Райену. Мы взвесим все «за» и «против» и, возможно, уже в скором будущем устроим у себя несколько акведуков. Это сильно улучшит урожаи в королевстве.

Подняв глаза, Джиллиана поймала на себе тяжелый взгляд Райена, и ей стало не по себе. Хорошо, — пусть она неприятна ему, но зачем же так явно показывать это всем?

Внезапно ее сердце тоскливо сжалось. На чужом негостеприимном острове к ней хорошо относились только два человека — принцесса Кассандра и сэр Джеймс. Ей захотелось как можно скорее вернуться на свой корабль и уплыть отсюда навсегда. Что ж, скоро она так и сделает.

Тем временем Мелесант вовсю заигрывала с сэром Хэмфри и подкладывала ему лучшие куски из собственной тарелки.

— Расскажите мне о своей королеве, — вкрадчиво говорила она. — Почитают ли ее талшамарцы?

— Любой из нас с радостью умрет за нее, — отвечал ей сэр Хэмфри. — Все мы с нетерпением ждем того дня, когда она сможет вернуться и начнет править страной.

— Узнав о женитьбе Райена, я вначале очень беспокоилась: вдруг Генрих подсунул ему какую-нибудь обнищавшую правительницу, которая тотчас постарается запустить руку в нашу казну. Но если судить по драгоценностям вашей королевы, Талшамар — весьма процветающее королевство.

— Моя королева ни в чем не нуждается. На Фалькон-Бруине она находится не по своей воле и временно, — проговорил Хэмфри, тщательно выбирая слова.

— Не совсем так, лорд Болдридж, не совсем так. Ей нужен наследник или наследница от моего сына. Ведь правда? — Рука с остро отточенными ногтями плотно легла на его рукав. — Кстати, верно ли, что талшамарцы и впрямь предпочитают видеть на своем престоле правительниц, а не правителей?

Сэр Хэмфри опять тщательно взвесил свой ответ, прежде чем произнести его вслух. Он почему-то был уверен, что его собеседница не задает праздных вопросов. Чтобы не дать ей затянуть его в свои сети, он старался говорить как можно меньше и обдуманней.

— Так уж сложилось, что счастливейшие периоды в нашей истории приходились на правление женщин. Одной из самых мудрых талшамарских королев была мать Джиллианы, королева Фелисиана.

— Да, но ведь она, кажется, погибла довольно глупо — из-за того, что не пожелала вступить в союз с Генрихом?

— Глупо, Ваше Величество? — Палатин с трудом подавил приступ ярости. — Мы у себя в Талшамаре думаем иначе. Мы помним ее как королеву, которая поставила благо талшамарцев выше собственной жизни.

— И вот она умерла. Какой прок от этого талшамарцам?

Сэр Хэмфри помедлил, тщательно выбирая ответ, который не обидел бы королеву Мелесант.

— Думаю, что на свете найдется немного правительниц, которых и после смерти подданные так чтили бы, как королеву Фелисиану. Она — святыня нашего народа.

Мелесант немного поразмыслила над его словами. Не все ли равно покойной королеве, чтут ее или проклинают? Решив так, она перевела разговор на другое.

— Я слышала, что Талшамар очень богат. Верно ли это?

— Наши дети весело играют и никогда не ложатся спать голодными, — сдержанно отвечал сэр Хэмфри, не желая сообщать подробностей.

— Но ведь после смерти королевы Фелисианы прошло уже много лет, а престол Талшамара до сих пор пустовал. Кто же занимался делами в отсутствие вашей королевы?

— Перед смертью королева Фелисиана передала все дела весьма уважаемому служителю церкви, которому доверяла безоговорочно. Он теперь управляет страной, разумеется, до возвращения королевы Джиллианы.

— Конечно, разве церковь упустит возможность погреть руки возле богатой казны? — насмешливо заметила Мелесант.

— Королева Фелисиана хорошо знала человека, которому доверила страну, и — слава Господу — при его правлении Талшамар процветает не хуже прежнего.

Глаза Мелесант алчно блеснули. Она должна найти способ подчинить себе Джиллиану! Алмазная корона ее невестки, блики от которой разбегались сейчас по стенам залы, слепила ей глаза.

Рука Мелесант крепче сжала серебряный кубок.

Нет, она не успокоится, покуда эта корона не увенчает ее собственную голову.

22

Во время ужина леди Катарина тесно прижалась к Райену, и Джиллиана вновь почувствовала себя уязвленной. Разумеется, она не могла ни в чем винить девушку — ее неприязненные взгляды были вполне понятны, но неужели Райен не может проявить к ней хоть толику милосердия?

Сейчас Райен низко склонил голову, прислушиваясь к словам собеседницы. Интересно, что он говорил возлюбленной о своей женитьбе, как оправдывался? Как бы то ни было, леди Катарину его объяснения, по-видимому, вполне удовлетворили.

Побеседовав еще некоторое время с сэром Джеймсом и принцессой Кассандрой, Джиллиана поднялась, сославшись на усталость, извинилась перед королевой Мелесант и вскоре ушла.

Катарина с завистью смотрела ей вслед.

— Какие у нее роскошные наряды!.. Разумеется, когда у женщины слишком длинный нос, ей приходится одеваться по-королевски, чтобы отвлечь внимание от своего изъяна. И глаза у нее, пожалуй, тускловаты, правда, Райен?

Райен недоуменно нахмурился. У Джиллианы длинный нос? Уж не сошла ли Катарина с ума от ревности? Но та смотрела на него, явно ожидая ответа, и он сказал:

— Она одевается по-королевски, потому что она королева. — Вставая, он поднес руку Катарины к губам. — Извини, меня ждут дела.

— Я вижу, ты совсем по мне не скучал, — холодно сказала Катарина. — Ты идешь к ней?

Прежде Катарина никогда не ревновала его к другим женщинам, и в том, что теперь ею с такой силой овладели столь недостойные чувства, Райен винил самого себя. Поэтому, заглушив растущее раздражение, он ласково сказал:

— Нет, Катарина. Сейчас я должен отправиться в деревню, что рядом с замком.

У выхода он столкнулся с матерью.

— Мне очень понравилась твоя очаровательная супруга. Хотелось бы сойтись с нею поближе, но мне почему-то кажется, что она не питает ко мне особого доверия.

— С чего бы это? — недобро усмехнулся он. — Может, ей по случайности передалась часть моего недоверия к тебе?

— Не дерзи мне, Райен, ни к чему хорошему это приведет. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь…

— Как ты можешь это знать? Мы слеплены из разного теста.

Мелесант, видимо, вознамерилась во что бы то ни стало расположить сына к себе.

— Хочешь, я велю гостям удалиться, чтобы мы с тобой могли спокойно побеседовать? — спросила она, ласково прикасаясь к его руке, но Райен отстранился от нее.

— Нет, — сказал он и шагнул к двери. — Теперь мне некогда. Ты опоздала.

Мелесант задумчиво глядела ему вслед. В том, что сын презирал ее, не было ничего удивительного — странно, что это так ее задевало.

Пока Нетта раздевала ее, Джиллиана все больше приходила в дурное расположение духа. За весь вечер Райен ни разу даже не поговорил с ней, и все наверняка это заметили. Возможно, он не подходил к ней, заботясь о чувствах Катарины, но, как бы то ни было, его подчеркнутое невнимание оскорбило Джиллиану до глубины души.

— Не понимаю, Нетта, что это за люди? Вместо того чтобы сказать прямо, что им нужно, они изъясняются загадками, недомолвками, так что голова идет кругом.

— Вот-вот, Ваше Величество! И здешние слуги вздрагивают и озираются при каждом слове. Насколько я поняла, все боятся шпионов, которых Эскобар — это тот, кто встречал нас, помните? — расплодил среди них великое множество.

— Надо вести себя с ними осторожнее, Нетта. Я не доверяю на этом острове никому, кроме принцессы Кассандры. Она среди них как нежная роза на колючем кустарнике — или невинное дитя среди вурдалаков.

Пока Нетта расчесывала волосы своей королевы, обе молчали.

Мысли Джиллианы то и дело уносились к Райену. Конечно, всякому видно, что он презирает свою мать, но разве это означает, что он чем-то лучше ее? Может быть, он просто рвется к власти, а она ему мешает.

В это время сэр Хэмфри следовал за служанкой королевы Мелесант сначала вверх по каменной лестнице, потом по длинному полутемному коридору. Несколько минут назад служанка постучалась в отведенную ему комнату и передала, что Ее Величество желает его видеть. По некоторым признакам сэр Хэмфри догадывался, что королева Мелесант пришлет за ним, но не думал, что это произойдет так скоро.

Открыв перед ним дверь, служанка торопливо присела и мгновенно исчезла. Сэру Хэмфри ничего не оставалось, как шагнуть через порог. Королева Мелесант с сияющей улыбкой обернулась ему навстречу. Вместо торжественного черного платья на ней теперь были свободные полураспахнутые одежды, а ее распущенные темные волосы лежали на плечах.

— Как хорошо, что вы пришли, лорд Болдридж. Я хочу еще побеседовать с вами — здесь нам никто не помешает.

Сэр Хэмфри огляделся. Покои, в которых он находился, разительно отличались от всех других помещений замка. Пол был застелен ковром, на всех стенах висели гобелены. Посередине стояла внушительных размеров кровать с пурпурным покрывалом и пурпурным же балдахином.

— Если это ваша спальня, миледи, то позвольте мне удалиться. Я не хочу подавать повода для сплетен.

Мелесант медленно приблизилась к нему. Глаза ее светились в полутьме, как у кошки, и голос походил на довольное мурлыканье!

— Это не спальня, это всего-навсего моя личная комната, в которую я иногда удаляюсь от любопытных глаз. Вам не о чем волноваться, лорд Болдридж: сюда допускаются лишь немногие, только по моему особому приглашению. Что до служанки, которая вас сюда привела, то она хорошо обучена и не станет болтать лишнего.

— Уже поздно, миледи, и я устал. Будет лучше, если мы отложим наш разговор до утра.

Мелесант рассмеялась грудным смехом.

— Вы как будто боитесь меня, Хэмфри. А вот мне почему-то весь день грезились ваши объятия. Вы такой сильный, большой… Вы сразили меня с первого взгляда.

Но, едва она дотронулась до его щеки, он отступил на шаг.

— Что это, друг мой, вы и впрямь меня боитесь?

— Нет, миледи. Но я слышал, что вы совсем недавно овдовели, сам же я женат.

— Ваша жена ничего не узнает, что же касается моего покойного супруга, то он и при жизни не придавал таким вещам большого значения.

Сэр Хэмфри взглянул ей прямо в глаза. Приходилось называть вещи своими именами.

— Миледи, дело не только в этом, но и в том еще, что ваше предложение меня нисколько не прельщает.

Мелесант не верила своим ушам. Что это, он ее отвергает?! До сих пор, до этой самой минуты ни один мужчина не смел отворачиваться от нее!..

Нет, вероятно, он что-то не так понял. Она повела плечом, так что одеяние соскользнуло с него совсем и обнажилась грудь, затем снова приблизилась к сэру Хэмфри. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она прильнула щекой к его щеке.

— Нам будет хорошо вместе, я знаю… Высвободившись, рыцарь больно стиснул ее запястья и сказал:

— Увы, мадам, я должен отклонить ваше предложение. Я никогда еще не изменял своей жене и не собираюсь делать этого с вами.

С яростным шипением Мелесант выдернула руки из его железных тисков.

— Прочь отсюда! Ты трусливый заяц, а не мужчина! — В речи королевы, как всегда, когда она бывала в сильном раздражении, проскальзывал кастильский выговор. — Ты еще пожалеешь об этом!..

— Доброй ночи, миледи.

Выйдя, сэр Хэмфри как можно плотнее затворил за собою дверь, но проклятия королевы еще долго неслись вслед за ним по коридору. «С этой женщиной опасно иметь дело, — думал он. — Надо предупредить Джиллиану».

Мелесант извивалась в объятиях Эскобара, но злость на сэра Хэмфри, отвергшего ее ласки, жгла ее раскаленным железом. Чтобы поскорее забыться, она изменила положение и, усевшись верхом на любовника, отдалась порыву страсти.

Эскобар застонал, теснее прижимая ее к себе, и на ее губах мелькнула самодовольная улыбка.

— Скажи, что только я могу подарить тебе такое блаженство! — потребовала она, проводя языком по мочке его уха.

— Только ты! — выкрикнул он.

— Скажи, что не покинешь меня! — Она укусила его за губу и с наслаждением ощутила солоноватый вкус крови.

— Ни за что на свете!

Наконец сношение завершилось, оставив в ее душе странную пустоту и неудовлетворенность. Видимо, Эскобар уже не мог дать ей то, чего она желала, и надо было искать нового любовника.

— Я сегодня устала. Ступай спать к себе, — небрежно сказала она, поворачиваясь на бок.

— А если ночью я опять буду вам нужен?..

— Я сказала, ступай! И оставь меня в покое, — в раздражении бросила она.

Эскобар тихо сполз с кровати и бесшумно оделся, поглядывая на ее неподвижную спину.

— Вы, верно, сердитесь на меня за то, что я отвез в деревню это зерно?

Она медленно обернулась и села в постели.

— Что ты отвез в деревню?.. — На миг Эскобару показалось, будто вместо глаз у нее две острые булавки.

— Я пытался сказать вам это вечером… Я думал, вам уже сообщили. Принц Райен заставил меня отвезти в ближнюю деревню зерно и часть скота. Я хотел переговорить с вами, но он не позволил… Он грозился убить меня, если я не выполню его приказа. Он сделал бы это, уверяю вас.

Хотя взгляд Мелесант был устремлен на Эскобара, в эту минуту она думала совсем не о нем, а о сыне. Вероятно, Райен слишком зол на нее — значит, с ним будет не так легко справиться.

— Так кого ты больше боишься, моего сына или меня? — насмешливо спросила королева.

Эскобар затрепетал, ее тон был дурным признаком.

— Поверьте, Ваше Величество, нынче днем я был на грани гибели.

К его удивлению, Мелесант расхохоталась.

— Стало быть, уже началось. Я думала, это произойдет позже.

— Что началось? — не понял он.

— Мой сын бросил мне вызов, неужели непонятно? Он во всем похож на меня, — с неожиданной гордостью сообщила она. — Что ж, пусть пробует, пусть испытывает границы моего терпения. Все равно ему меня не одолеть.

— Значит, вы не гневаетесь на меня? Она взглянула на него как на пустое место.

— Ах, при чем тут ты? Просто мой сын нанес свой первый удар твоими руками.

— Ваше Величество, жители знают, что помощь пришла от него. Думаю, он старается таким способом их подкупить.

Она обратила на него по-прежнему насмешливый взгляд.

— Вот именно. А ты помогаешь ему, хотя клялся в вечной преданности мне.

Он невольно попятился к двери.

— Я как-то не подумал об этом… Но, Ваше Величество, я всегда буду вашим рабом. Знай я, что…

— Какое мне дело до тебя, Эскобар. Речь идет о войне между мною и моим сыном, которая тянется уже много лет. Видишь ли, принц Райен не питает нежных чувств к своей матери. И кстати, тебя он тоже недолюбливает, так что, — она лукаво прищурилась, — на твоем месте я держалась бы от него подальше.

— В деревне сегодня неспокойно. Эти прожорливые ничтожества набили животы, осмелели и теперь кричат направо и налево, что Райен их законный властелин. Остерегайтесь, Ваше Величество народ вас не любит.

Мелесант выпятила грудь и игриво откинула покрывало.

— Ну и что? Ведь у меня есть храбрый заступник. Разве ты не защитишь меня от всех врагов? Не пожертвуешь ради меня жизнью? А, Эскобар?

Он почти бегом устремился к ней.

— О да! Я с радостью умру ради вас… хотя предпочел бы ради вас жить.

Мелесант провела ладонью по своему обнаженному бедру: она привыкла играть со своим любовником, как кошка с мышью.

— Ты все еще хочешь меня.

Эскобар радостно потянулся к ней. Мелесант, как и прежде, казалась ему красавицей. Он не замечал ни морщин на ее лице, ни дряблой, обвисшей кожи, ни даже седины в волосах. Она была королева — и ее величие затмевало для него все остальное.

Откинув голову, она презрительно рассмеялась.

— Ну, а я тебя не хочу! — Палец ее твердо и ясно указывал ему на дверь. — Ступай вон, и больше никогда не приближайся к моей постели.

Эскобар тряс головой, словно желая избавиться от наваждения. Он всегда страшился того дня, когда он наскучит ей, и вот этот день настал.

— Вон! — вскричала она. — Мне противно на тебя смотреть! Немедленно убирайся!

Он не помнил, как добрался до двери, как, шатаясь, спустился по лестнице и через боковую дверь вышел во двор.

— Нет! — шептал он в темноте. — Нет! Я столько лет ждал, когда она будет свободна, чтобы находиться подле нее всегда!.. Она должна принадлежать мне… Только мне.

23

Уже три дня они находились на острове, и за это время Джиллиана лишь мельком несколько раз видела Райена. Он где-то пропадал целыми днями и редко обедал и ужинал дома.

Правда, сегодня вечером он появился в зале, но сразу же после окончания ужина Джиллиана поднялась из-за стола и ушла к себе. С одной стороны, у нее не было никакого желания втягиваться в их семейные дрязги, с другой — не хотелось предоставлять Райену лишнюю возможность выказать свое пренебрежение к ней.

Она долго без сна ворочалась на неудобной постели, потом со вздохом встала и подошла к окну. Распахнув ставни, она подставила лицо прохладному ночному ветерку.

Огромный шар луны озарял серебристо-голубоватым светом лес, холмы и океанский простор за ними. Да, при таком освещении Фалькон-Бруин был гораздо приятнее для глаз: днем все его червоточины слишком сильно выпирали наружу и навевали не самые приятные мысли.

Неожиданный стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Вероятно, Нетта, подумала она и отозвалась — однако на пороге возник мужской силуэт.

Это был Райен.

— Ты не в постели? — спросил он, видимо, просто чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Мне не спится, — холодно ответила она.

Он остановился неподалеку от окна, где в потоках голубоватого света стояла Джиллиана. Взгляд его задержался на чуть вздернутом носике, который Катарина окрестила длинным. Он не был длинен — он был безупречен, как каждая ее черта.

— После ужина ты так быстро исчезла.

— Я устала, — голос ее звучал безразлично.

— Устала от общества? — В тоне его тотчас появилась знакомая язвительность. — Я вижу, жители нашего острова быстро утомляют прекрасную королеву Талшамара.

Она нахмурилась.

— Меня утомляют притворство, грубость и жестокость.

Теперь он стоял так близко от нее, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.

— Помнится, недавно ты весьма увлеченно беседовала с юным Джеймсом, прямо-таки ловила каждое его слово, — возмущенно упрекнул ее Райен.

Неожиданно для себя Джиллиана внутренне возликовала. Он ревнует ее — и пусть! Совершенно необязательно сообщать ему, что речь шла по большей части об орошении земель.

— Да, сэр Джеймс показался мне прекрасным собеседником. В нем много самых разнообразных достоинств добрый нрав, остроумие и при этом неожиданная серьезность — ты не находишь?

— Я не отношусь к поклонникам сэра Джеймса и никогда не занимался изучением его достоинств.

— Жаль. Он о тебе весьма высокого мнения. Райен, — она подняла на него глаза, — почему ты меня избегаешь? — Вопрос был задан с предельной прямотой.

— Избегаю? — Он смотрел на нее с непритворным удивлением. — Тебе это показалось.

— В таком случае это показалось не только мне, но и всем окружающим.

— У меня даже в мыслях не было ничего подобного. Я не хочу сейчас посвящать тебя во все свои дела, скажу только, что их у меня немало. И все не так просто. Ты веришь мне, Джиллиана?

— Конечно. Ты всегда был со мною вполне откровенен. Я ведь с самого начала знала, что ты любишь леди Катарину. Глядя на то, как нежно вы друг к другу относитесь, я невольно переполняюсь сочувствием к ней, хотя мое собственное положение при этом оказывается довольно унизительным.

— Джиллиана, я говорю вовсе не о нас с Катариной, а о Фалькон-Бруине. В мое отсутствие в королевстве слишком многое изменилось в худшую сторону. У меня есть долг перед всеми, кто живет на моем острове, и сейчас я пытаюсь… — неожиданно он оборвал себя, словно боясь наговорить лишнего. — Впрочем, не стану докучать тебе ненужными подробностями.

Она отвернулась к окну, вглядываясь в пейзаж, озаренный лунным светом.

— Уже поздно. Ты, по-видимому, чего-то хотел? Чего он хотел? Он хотел обнять ее, притянуть к себе, зарыться лицом в душистый шелк ее волос, и, возможно, тогда боль, ни на минуту не утихавшая в его душе, хоть ненадолго оставит его.

— Я вижу, что тебе здесь приходится нелегко… Поверь, я бы очень хотел избавить тебя от всего этого, но пока…

Она снова обернулась.

— Райен, Фалькон-Бруин поразил меня, но совсем не так, как я ожидала. Прежде я даже не представляла, что бывает такая страшная нищета, какую мы увидели у вас в предместье.

Он тяжело вздохнул.

— Из-за этого в тот вечер за ужином — как, впрочем, и сейчас — изысканные угощения казались мне безвкусными. Я уже сделал кое-что для того, чтобы крестьяне по крайней мере не умирали голодной смертью, но ведь для жизни им нужна не только пища.

— Райен, ты должен им помочь.

— Ты как будто забыла, что Генрих лишил меня власти… лишил всего. То, что я делаю, должно делаться тайно. Но я не хочу посвящать тебя в подробности: это может навлечь на тебя опасность.

Так вот почему его все время нет дома! Он готовится сразиться со своей матерью. Как же она не догадалась об этом раньше? Ревность застилала ей глаза.

— Не волнуйся за меня. Делай все, что может помочь твоим подданным, но… — Она коснулась его руки. — Позволь и мне помочь тебе. Я попрошу сэра Хэмфри завтра же плыть домой, погрузить там в трюмы столько зерна и прочей снеди, чтобы твоим людям хватило до будущей весны, и тотчас возвращаться обратно на Фалькон-Бруин.

Он взволнованно вглядывался в ее лицо.

— Ты правда сделаешь это… для меня?

— Я сделаю это для всякого, кто будет нуждаться в моей помощи, Райен, — отстраненно произнесла она.

Он провел пальцем по ее щеке.

— Таких, как ты, больше — нет, Джиллиана. В мире нет ни одного правителя, чье сердце было бы полно сострадания, как твое. Вероятно, поэтому многим так хочется сокрушить тебя и сломить твой гордый дух.

— Ты говоришь о себе?

Его палец скользнул к ее губам.

— Нет, не о себе. Но, может быть, я опаснее всех твоих врагов.

— Ты думаешь, если я выросла в монастыре, значит, у меня нет сил для борьбы? Ошибаешься, Райен. У меня есть силы, и я сумею ими воспользоваться.

Его вдруг охватила необъяснимая тоска.

— Прошу тебя, будь осторожна, Джиллиана. Здесь кругом слишком много зла, и всех твоих сил может не хватить на то, чтобы его победить. Будь это в моей власти, я бы сегодня же посадил тебя на корабль.

— Скажи, ты позволишь мне помочь твоему народу?

— Я благодарю тебя, но не могу принять твою помощь, — твердо сказал он. — Фалькон-Бруин — моя страна, и я сам должен спасать ее от гибели.

— Райен, когда помощь предложена от чистого сердца, нет ничего зазорного в том, чтобы ее принять. Если ты передумаешь…

— Я не передумаю.

Неожиданно их взгляды встретились. В глазах обоих стояло воспоминание о тех ночах, когда их тела и души тесно сплетались между собой. Губы Джиллианы раскрылись, Райен потянулся к ней, и они слились в жарком поцелуе.

Желание, которое они так долго гасили в себе, стремительно выплеснулось наружу. Они торопились освободиться от сковывающих движение одежд. Райен подхватил Джиллиану на руки и понес к кровати.

Без оглядки любовники отдались горячей волне переполнявших их чувств. Их губы снова нашли друг друга, руки Райена гладили и ласкали нежную кожу Джиллианы, вспоминая каждый изгиб ее тела.

— Я так долго хотел этого, — приподнявшись, он заглянул ей в глаза. — Я пытался обуздать свое желание, но, как видишь, не смог.

Мускулы на его плечах подрагивали под ее пальцами. Он безумно хотел ее — и этого было довольно.

— Я рада, что ты пришел, — выдохнула она.

— Когда ты рядом, я могу думать только о том, чтобы поскорее прижать тебя к себе, — признался он. — Впервые я обнял тебя по воле короля Генриха, теперь же обнимаю потому, что ты нужна мне как воздух.

Они отдались друг другу в безудержном, почти яростном исступлении оба втайне боялись, что им больше никогда не доведется быть вместе. Джиллиана отвечала на каждое его движение, он же, как никогда прежде, думал о том, чтобы полнее утолить ее желание, и находил в этом новое наслаждение для себя.

Потом, когда он лежал, отдыхая, тесно прижимаясь к ней, ему казалось, что в него через все поры вливаются ее силы, и он знал, что эти силы понадобятся ему очень скоро, когда ему придется в одиночку ступить на дорогу жизни и смерти. Он многое отдал бы за то, чтобы отослать Джиллиану с острова до того, как у них с матерью произойдет решающее сражение.

— Райен.

Он поцеловал ее пальцы.

— Да?

— Знаешь, меня кое-что смущает в наших отношениях.

Не удержавшись, Райен затрясся от смеха.

— Право, я не ждал от тебя подобных признаний.

— Пожалуйста, не смейся надо мной. — Голос ее звучал слегка укоризненно.

Он изобразил крайнюю серьезность.

— Так что тебя смущает, Джиллиана?

— Раньше я полагала, что любовь и желание суть две стороны одной медали. Почему же у нас с тобой это не так?

Он медленно провел ладонью по ее бедру, отчего по всему ее телу пробежал сладостный трепет.

— Видишь — это желание. Я хочу тебя, а ты — меня. Мужчина может желать женщину, но сердце его при этом может молчать.

— Я поняла. Ты желаешь меня, а любишь Катарину.

Райен в смятении отодвинулся от нее. Он снова попытался вспомнить, какого цвета глаза у Катарины, но не сумел. Даже зажмурившись, он видел перед собою только синие глаза Джиллианы. Поэтому, помолчав немного, он снова притянул ее к себе и сказал честно, как только мог:

— Я знаю только одно так, как тебя, я не желал прежде ни одну женщину на свете. И давай пока на этом остановимся.

Он поцеловал ее, и она опять прильнула к нему. Она не знала, как назвать чувство, переполнявшее ее сердце, — но оно было гораздо больше, чем желание. Она волновалась за жизнь Райена, за благополучие его подданных и со страхом ожидала того, что принесет им завтрашний день. Неужели все это — проявления простого желания? В таком случае любовь должна быть так чудовищно безмерна, что вынести ее не сможет ни одна живая душа.

Теперь Джиллиана уже точно знала, что она беременна: в этом месяце у нее не было обычного кровотечения. Вероятно, следовало сказать о ребенке Райену, но ей хотелось оттянуть признание: ведь она дала слово, что как только это произойдет, она поплывет домой, в Талшамар, предоставив ему долгожданную свободу.

Мысль о скором расставании была ей невыносима, и она приникла губами к его губам. Желание, любовь — что бы это ни было, но он нужен ей, и она должна быть с ним рядом. Должна…

Эта мысль внезапно вернула ее к осознанию другого долга — долга перед подданными. Она не имеет права думать только о себе, и она скажет ему обо всем сейчас, пусть даже это толкнет его в объятия Катарины.

Она соскользнула с кровати и отошла к окну, чувствуя его взгляд у себя на спине. Она боялась обернуться, потому что боялась передумать.

— Райен, я отплываю через два дня. Можно было бы и раньше, но, думаю, вряд ли это возможно: сэру Хэмфри нужно какое-то время, чтобы все подготовить.

Райен быстро подошел к ней, взял за плечи и, развернув к окну, вгляделся в ее лицо.

— Почему именно сейчас?

Ком в горле мешал ей говорить. Не выдержав настойчивого вопроса в глазах Райена, она отвела взгляд.

— Я беременна. У меня больше нет причин для того, чтобы оставаться здесь.

Она услышала, как у него перехватило дыхание.

— Значит, ты хочешь забрать моего ребенка и покинуть меня.

В глазах у нее защипало, но она сдержалась: он не должен был видеть ее слез.

— Таков был наш уговор. Я дала слово и сдержу его. А ты?

На миг у Райена все поплыло перед глазами, словно его вдруг с размаха ударили в живот.

— Да, — с трудом выдавил он из себя. — Я сдержу свое слово.

Она коснулась его руки.

— Райен, я уже несколько раз пыталась тебе кое-что сказать, только ты не слушал меня. Признаться, мне и самой не хочется об этом заговаривать, но я все-таки скажу.

Он молча ждал.

— Удалось ли тебе убедить леди Катарину, что ты женился на мне не по своей воле?

Райен вздрогнул от неожиданности. Какого черта она вдруг говорит о Катарине? Ведь она только что призналась, что носит под сердцем его дитя, — при чем же тут Катарина?

Однако Джиллиана не сводила с него серьезных глаз.

— Хочешь, я сама ей все объясню?

— Ей уже все объяснили, — сказал он с отсутствующим выражением лица.

— Думаю, я лучше других могла бы убедить ее в том, что ты все это время не переставал ее любить.

Его захлестнул гнев, не сдержавшись, он закричал:

— Мне не нужно ничьих оправданий и объяснений — тем более твоих! Ты с самого первого дня пытаешься навязывать мне во всем свою волю. Если Господь послал тебя мне в наказание, так скажи хоть, за что!..

— Прости меня, Райен. Я думала…

Он рванул ее к себе и обнял так крепко, что она едва не задохнулась.

— Прости и ты меня, — шепнул он ей в ухо. Впервые за все время он просил у нее прощения.

— За что, Райен? — изумилась она.

— За то, что я грубо овладел твои телом, а ты терпела боль ради одного только моего семени. За то, что я хочу тебя даже сейчас!..

Она коснулась его щеки, не умея выразить словами всего, что переполняло в эту минуту ее сердце. Видимо, она еще не привыкла жить по эту сторону от монастырских стен и не научилась понимать мирские законы и обычаи.

— Поверь, я не хотела причинить тебе боль. И, Райен, если я хоть чем-нибудь могу ее облегчить, — прошу тебя, скажи мне об этом.

Райен смотрел на нее и не мог произнести ни слова. В ее синих глазах серебрился лунный свет. Итак, она уезжает. Он больше никогда не прикоснется к ней и не увидит, как, слегка покачивая бедрами, она проходит по комнате. Ее смеющиеся глаза уже не будут искриться для него, а ее доброта не обогреет его сестру. Бедная Кассандра, она осиротеет после отъезда Джиллианы.

— Ты уже сказала моей сестре, что уезжаешь?

— Нет, но ей известно, что скоро это должно случиться. Они с Неттой знают, что я беременна.

— Ты сказала им раньше, чем мне? Джиллиана смущенно улыбнулась.

— Это они мне сказали.

— А они не могли ошибиться?

— Нетта уверена, что ошибки нет. — Она печально улыбнулась и тряхнула головой. — Я буду скучать по Кассандре. Она стала мне как сестра.

Райен слегка приподнял ее подбородок.

— А по мне ты не будешь скучать?

Сердце Джиллианы словно сдавило железным обручем. Ей хотелось прижаться щекой к его груди, хотелось, чтобы он обнял ее и никогда не отпускал.

— Райен, я… Я буду скучать по тебе.

Она поскорее отвернулась к окну, чтобы не разрыдаться.

Шагнув к ней, Райен осторожно обнял ее за талию.

— А если я попрошу тебя остаться?

— Ты же знаешь, что я не смогу, — печально ответила она. — У тебя есть свой долг, а у меня свой. В нашей жизни все было предопределено заранее, и мы не имеем права отвернуться от тех, кто полностью зависит от нас.

Когда рука Райена скользнула на ее живот, он ощутил волнение, неожиданное для него самого. Они с Джиллианой дали начало новой жизни. Пройдут годы, и его дитя будет править Талшамаром, но сам он никогда этого не увидит. Может быть, он должен вовсе забыть о том, что он отец?

— Что ты скажешь обо мне нашему ребенку? Она накрыла его руку своей, и на миг их сердца пронзило чувство светлое и прекрасное.

— Я буду рассказывать моей малышке, что ее отец смелый и благородный человек, который умеет держать свое слово. Я скажу ей, что ее отец — Золотой Сокол.

Райен не подозревал, что она видит его таким. Они вообще никогда не говорили о том, какими видят друг друга: ведь оба знали с самого начала, что недолго пробудут вместе.

— Ты сказала — ей, Джиллиана? Почему непременно ей?

— Я чувствую, что это будет дочь. Он сильнее прижал ладонь к ее животу.

— Пусть будет дочь, раз ты так этого хочешь.

— Если родится сын, я тоже буду счастлива.

Боль в душе Райена сделалась еще острее сын, которого он никогда не увидит! Как это несправедливо!

— Что ты скажешь дочери, когда она спросит, почему ее отец не с вами?

— Я объясню, что ты дал ей жизнь, а потом нам с тобой пришлось расстаться. — Она подняла на него печальные глаза. — Думаешь, я так жестокосердна, что не вижу твоих страданий? Вначале все казалось так просто: я спасаю тебя от гибели, а ты взамен даешь мне ребенка, который спасает от гибели меня. А теперь мы оба измучены происходящим.

— Как давно это было. Тогда мы с тобой были чужими друг для друга. Но с тех пор все изменилось.

— Райен, я очень хочу верить, что наша дружба не прервется и через много лет. Я всегда буду вспоминать о тебе с благодарностью.

— Правда, Джиллиана?

— Не забывай дитя, что ты мне подарил, — единственная надежда для Талшамара и мое спасение от короля Филиппа.

— Но, Джиллиана, если Папа признает наш брак недействительным, то наша дочь будет считаться незаконнорожденной?

— Наша дочь будет королевой, Райен, и ни один талшамарец не станет выяснять, сколь законен был союз ее родителей.

— Когда все начиналось, наш будущий ребенок был для меня просто отвлеченным понятием, — задумчиво сказал он.

— А сейчас?

Райен прижался щекой к ее щеке.

— Теперь это моя дочь или сын, плоть от плоти моей. — Он отвел в сторону черную шелковую прядь и нежно коснулся губами ее лба. — Мне хочется еще раз побыть с тобой, прежде чем мы простимся навсегда.

Она потянула его за руку к кровати.

— На прощание — да, столько, сколько ты захочешь.

— Это не повредит ребенку? — хрипло спросил он.

Джиллиана улыбнулась и, опускаясь на кровать, протянула к нему руки.

— Этот ребенок будет цепко держаться за жизнь, и никто — ни Генрих, ни Филипп, ни его собственный отец — не изгонит его из моего чрева.

На этот раз их объятия были до странности печальны и — как показалось Джиллиане — чисты. Вероятно, то была их последняя ночь, и ей хотелось запомнить это на всю жизнь.

Райен с новым незнакомым чувством прижимал ее к себе, словно желая, чтобы тонкий аромат ее кожи навсегда остался с ним. Его губы, легко скользившие по ее лицу, отыскали рот и приникли к нему, как к живительному источнику. Джиллиана как будто растворялась в нем — и он брал то, что она сама так желала ему отдать.

Луна уже стояла высоко. Ее свет струился на кровать и на Джиллиану, лежащую на ней со спутанными волосами, так что Райен мог ясно видеть ее лицо.

Решившись, он задал ей вопрос, мучивший его всю ночь:

— Джиллиана, там, в своем Талшамаре, ты, наверное, снова выйдешь замуж,?

— Нет, никогда. Мне не нужно ни другого ребенка, ни другого супруга. Он немного отстранился от нее.

— А что ты будешь делать, если с ребенком что-то случится? Ты думала об этом?

Она улыбнулась и сказала с твердой уверенностью:

— Ничего не случится. Обещаю тебе: наша дочь вырастет здоровой и счастливой. Я и мои подданные — мы будем любить ее и оберегать от всех бед.

Райена, видимо, еще что-то беспокоило, но больше он ни о чем не стал спрашивать. Вскоре его глаза закрылись, и Джиллиана придвинулась ближе к нему.

Он давно уснул, а она все лежала без сна, вглядываясь в его лицо. Ее пальцы тихонько перебирали темные пряди его волос, потом она поцеловала его в губы, отчего он вздохнул, но не проснулся. Потом, зажав его пальцы в своих, она тоже закрыла глаза.

Ей не хотелось думать о том, что скоро Райен будет вот так же лежать рядом с Катариной.

Увы, в ее жизни не будет больше любви Райена, о которой она так мечтала. Что ж, им просто не суждено быть вместе.

Когда за окном рассвело, она тихо выскользнула из-под покрывала и оделась. Она шла к сэру Хэмфри — сказать ему, что пора готовиться к отъезду. Дорога домой будет для нее радостной и печальной. Радостной — потому что она наконец-то попадет в родной Талшамар. Печальной — потому что она никогда больше не увидит Райена.

Райен должен прожить свою жизнь здесь, на Фалькон-Бруине, а она в Талшамаре, и меж ними не будет ни моста, ни дороги.

24

Было еще рано, поэтому по пути в конюшню, где Джиллиана рассчитывала найти сэра Хэмфри, она не встретила ни единого человека. Старый рыцарь всегда поднимался раньше всех и первым делом шел в конюшню проведать лошадей.

Завидев Джиллиану издали, ее верный друг нахмурился.

— Что-нибудь случилось, Ваше Величество?

— Нет-нет, я просто искала вас, чтобы сказать: как только все будет готово, мы можем грузиться на корабль.

Он внимательно вгляделся в ее лицо. Раз они могут готовиться к отплытию, значит, она уже носит под сердцем дитя. Он улыбнулся и поднес ее руку к губам.

— В таком случае к завтрашнему утру все будет готово. — И добавил, понизив голос — Признаться, я сыт этим островом по горло.

— Я тоже, — задумчиво сказала она.

— Надеюсь, что морская болезнь будет милосерднее к вам, чем по пути сюда, — заботливо сказал сэр Хэмфри.

— Не беспокойтесь, Хэмфри. То была не морская болезнь.

Он понимающе кивнул.

— Передайте остальным, что я желаю пуститься в путь как можно скорее. Наш корабль все еще стоит у берега?

— Да, Ваше Величество. Я сейчас же отдам все распоряжения о погрузке.

Тоскливый взгляд Джиллианы обратился к замку. Хэмфри не нужно было ни о чем спрашивать — он и так догадывался, что ее гнетет. Он столько лет был с нею рядом и заботился о ней, что иногда угадывал ее мысли раньше, чем она успевала их осознать.

— Ваше Величество, вы уверены, что именно этого хотите? — мягко спросил он.

Джиллиана не стала кривить душой перед старым другом.

— Так должно быть, — просто сказала она. — Я и Райен — мы оба должны сдержать слово. — Протянув руку, она погладила белую гриву красавца жеребца. — Думаю, что кардинал Фейлшем очень ждет нашего возвращения. В последние годы он сильно сдал.

— Да, Ваше Величество, я тоже это заметил. Конечно, он будет рад, когда вы снимете груз власти с его плеч.

— Пойду велю Нетте складывать вещи, — сказала она, уходя.

Пока она пересекала безлюдный двор, он задумчиво глядел ей вслед. Она шла с высоко поднятой головой, но душа ее разрывалась от боли — сэр Хэмфри ясно это видел. Быть может, она уже поняла, как дорог ей принц Райен? Да, скорее всего — даже если она еще не задумывалась о том, как называется переполняющее ее чувство.

Королевский палатин готов был пожертвовать жизнью ради того, чтобы оградить ее от любой беды, но оградить ее от мук разбитого сердца не мог даже он.

Мелесант с удивлением разглядывала кольчугу сына и шлем, который он держал на руке.

— Ты так одет, будто собрался с кем-то воевать. С кем же, позволь узнать?

— Миледи, я пришел предупредить вас вот о чем. Я не намерен долее терпеть, как вы притесняете мой народ.

— Твой народ?! Ты, должно быть, повредился умом со своей заносчивой супругой. Я правительница Фалькон-Бруина. Я, а не ты! Ты впрямь вообразил, будто сумеешь поднять и повести на меня целое войско?

— Сумею.

— Глупец. — На ее губах мелькнула самодовольная усмешка. — Ты забываешь, что у меня есть очень влиятельные друзья. Они меня не оставят.

Он смотрел на женщину, которая дала ему жизнь, но не чувствовал родства с ней. В раннем возрасте он нечасто ее видел — она не имела привычки заглядывать в детскую, зато много раз слышал из ее собственных уст, что она не выносит детей. Тогда ему отчаянно хотелось ей понравиться, чем-нибудь угодить, но она не замечала его стараний. Теперь ему было все равно, нравится он ей или нет. Он вырос.

— И все же я попробую. Возможно, я проиграю эту войну, но и вам ее не выиграть.

На миг Мелесант показалось, что она падает в какой-то глубокий колодец.

— Послушай, Райен, я не хочу с тобой воевать. Может быть, будет лучше, если ты на время уедешь из Фалькон-Бруина?

— И брошу свой народ на произвол судьбы? Нет.

— А как же твоя прелестная молодая супруга? — Она пристально вглядывалась в его лицо. — Думаешь, я не вижу, как ты пожираешь ее глазами? Бедная Катарина. Она еще не поняла, что ты влюбился в собственную жену.

— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить с тобой о моей жене. Я предлагаю тебе добровольно оставить престол, чтобы не пришлось потом пенять на себя.

— Сыночек, но ведь ты не сможешь пойти против родной матери!

— Я поступлю так, как велит мне долг. Если ты не образумишься, мне придется сразиться с тобой и с твоими кастильцами.

По глазам Райена Мелесант видела, что он не шутит, однако в голове у нее были свои планы. Генрих сделал ее регентшей, но этого ей было мало. Она желала быть законной королевой.

— Райен, а ты уверен, что я не велю бросить тебя в темницу? Посуди сам, речи твои преступны.

— Думаю, что ты этого не сделаешь, во всяком случае, пока. Тебя ведь всегда привлекала охота, ты даже готова забыть, что преследование таит опасность для тебя самой.

— Все-таки ты очень похож на меня, хотя и не желаешь этого признавать. Ты видишь меня почти насквозь.

— Я вижу, что тебе нет дела до тех, кто живет на этом острове. Тебе нужна только власть, и ради нее ты без колебаний пожертвуешь целым народом.

— Может, попробуем как-нибудь договориться? Положим, я признаю, что не всегда была внимательна к нуждам жителей, и позволю тебе им помочь. Можешь делать что угодно, чтобы их умиротворить.

— Слишком поздно! Ты упустила момент, когда это еще было возможно. Неужели ты глуха к их страданиям? Неужто так занята собой, что не слышишь людских криков и стенаний? Они проклинают тебя. Ты не можешь править, когда все население острова ополчилось против тебя.

— Право, Райен, таким сыном, как ты, может гордиться любая мать. Вдвоем мы достигли бы истинного величия — только протяни мне руку. Фалькон-Бруин уже принадлежит нам, а скоро мы завладеем и Талшамаром.

Он досадливо поморщился.

— Видно, эта не по праву надетая корона совсем помутила твой рассудок. Ты не можешь завладеть Талшамаром.

— Не могу? — Она расхохоталась. — С твоей помощью это будет легче легкого, без нее — чуть трудней, но все же я справлюсь, не сомневайся.

Глаза Райена сделались печальными. Она не успокоится, покуда не добьется своего, но этого ни в коем случае нельзя допускать.

— Нам не о чем больше говорить.

Мелесант пристально вгляделась в сына, пытаясь увидеть его глазами молодой женщины. Он красив, пожалуй, даже чересчур красив для мужчины — у него горделивая осанка и твердый взгляд.

— Я рада, что в тебе ощущается сила, Райен. Но заметь, этим ты обязан только мне. Если бы в детстве я с тобой нежничала, как все, ты вырос бы бабой, а не достойным мужчиной.

Его губы презрительно скривились.

— Вы безмерно щедры к своим детям, миледи.

— Ты должен благодарить меня за это.

— Благодарю.

Мелесант протянула было к нему руку, но он холодно отстранился, и ее улыбка сделалась натянутой.

— А как же твоя жена?

— Я дал ей слово, что отпущу ее, как только цель нашего союза будет достигнута.

— Да, я знаю, но… — Не договорив, она вдруг замерла и в изумлении воззрилась на сына. — Так она понесла?

— По всей вероятности, да, — подтвердил он.

— А-а. И, стало быть, намерена скоро покинуть остров?

— Да.

— Он дал ей слово! — язвительно произнесла она. — Он дал ей слово, и она, видите ли, может преспокойно плыть к себе в Талшамар? А тебе не приходило в голову, что в утробе у нее мой внук наследник фалькон-бруинского престола?

— Ребенок Джиллианы не будет наследником нашего престола. Когда брак будет признан недействительным, мне так или иначе придется отказаться от всех отцовских прав.

— О чем ты говоришь? — багровея от возмущения, вскричала Мелесант. — Признать брак недействительным, а младенца, который потом унаследует престол, внебрачным? Папа Луций никогда на это не пойдет.

— Ошибаешься. Согласно старинному закону, брак может быть аннулирован, если между супругами установлено достаточно близкое родство.

— Какое может быть родство между тобой и талшамарской королевой?

— Кардинал Фейлшем выяснил, что наши с Джиллианой бабушки приходились друг другу родственницами.

— Седьмая вода на киселе!

— Возможно. Однако под этим предлогом Папа твердо обещал признать недействительным наш союз.

Мелесант лихорадочно соображала, что делать дальше. События развивались слишком стремительно, и она боялась что-нибудь упустить.

— Ты решительно отказываешься от своего брака?

— Да.

— Жаль.

— Я должен идти. Думаю, что, когда мы увидимся в следующий раз, кому-то из нас придется признать свое поражение.

— А твоя супруга знает, что ты собрался идти войной против собственной матери?

— Я не счел необходимым посвящать ее в это. Когда все произойдет, она, по счастью, будет уже далеко отсюда.

Встретившись, глаза матери и сына снова обдали друг друга холодом.

— Говорю тебе в последний раз — откажись от борьбы, — с видимым отвращением сказал Райен.

— За что ты меня так ненавидишь? — В вопросе Мелесант послышались нотки искреннего сожаления.

— Ты повинна в смерти отца, — бесстрастно отвечал Райен.

— Я давно ждала, когда ты предъявишь мне это обвинение. Твой отец был мягкотелым слюнтяем и никудышным правителем. Тебе это должно быть известно лучше, чем любому другому.

— И все-таки он был мой отец и твой муж. Заметь, я даже не поминаю сейчас о том, что ты предала меня и позволила людям Генриха увезти Кассандру в Англию.

— Ты, конечно, можешь мне не верить, но я не знала, что в Англии над тобой и Кассандрой нависнет угроза смертной казни. Я пыталась вам помочь… но Генрих всегда был упрям. — Мелесант ни в чем не желала чувствовать себя виноватой.

— В таком случае тебе следует благословить Джиллиану: ведь она сделала то, что не удалось тебе.

Мелесант снова с улыбкой протянула ему руку, но Райен, едва коснувшись ее, отступил на шаг.

— Жаль, что все так вышло.

Принц резко развернулся и ушел, провожаемый задумчивым взглядом Мелесант. В эту минуту она почти искренне сожалела о том, что ей предстояло сейчас сделать.

Из-за парчовой ширмы бесшумно появился Эскобар, слушавший разговор королевы с сыном.

— Прикажете его задержать? — спросил он.

— Нет, не надо. Но я хочу, чтобы ты проследил за ним и выяснил имена тех, кто собирается выступить вместе с ним против меня. Постарайся разузнать, сколько их и где они скрываются.

Темные глаза Эскобара торжествующе сверкнули. Поклонившись, он поспешил выполнять поручение. Скоро принц пожалеет, что обращался с ним так пренебрежительно.

Выяснив, где находится принцесса Кассандра, Джиллиана направилась в глубь двора: там располагались клетки с королевскими соколами.

Некоторое время Кассандра не замечала ее, и Джиллиана с любопытством наблюдала за тем, как происходит обучение молодого сокола. От мощного взмаха крыльев колокольчик, привязанный к ноге птицы, зазвенел, сокол описал плавный полукруг над замком и исчез в вышине.

— Как красиво! — Прикрывшись от солнца ладонью, Джиллиана пыталась разглядеть крохотную точку в поднебесье.

— Джиллиана, как я рада, что ты пришла. Заметила — наши соколы золотые? — с гордостью сказала Кассандра. — У некоторых только кончики крыльев черные, но сами все золотые, перышко к перышку. Нигде в мире нет таких соколов, как у нас на Фалькон-Бруине.

— Из-за этого Райена называют Золотым Соколом?

— Не только из-за этого. Свое прозвище он заслужил в бою. Он очень храбрый.

— Да, я знаю. — Джиллиана решила сменить предмет разговора. — Я читала о том, как обучают соколов, но видеть своими глазами прежде не приходилось.

— Тебе интересно? Я покажу тебе! — обрадовалась Кассандра. — У меня есть для тебя прекрасная соколиха, совсем ручная. Она будет твоя, и ты сама сможешь с ней заниматься.

Джиллиана покачала головой.

— Боюсь, что уже не успею, Кассандра. Глаза девушки тотчас погрустнели.

— Значит, ты скоро уезжаешь?

— Да, завтра. Я пришла сказать тебе сама, пока ты не узнала об этом от кого-нибудь другого.

Кассандра понурила голову и совсем приуныла.

— Я знала, что когда-нибудь нам придется проститься, но все же надеялась, что это произойдет попозже. А сэр Эдвард… Он тоже плывет в Талшамар?

Внимательно присмотревшись к девушке, Джиллиана поняла, что вопрос задан неспроста, но решила пока сделать вид, что не догадывается о чувствах Кассандры к своему молодому рыцарю.

— Талшамар — его родина. У него там семья, — ответила Джиллиана.

— Семья и невеста?

— Да, кажется, — она не стала уточнять.

Больше Джиллиана ничего не успела сказать, потому что снова послышался звон колокольчика, и сокол, опустившись на протянутую руку Кассандры, вцепился когтями в подбитую сукном кожаную рукавицу. Чтобы он скорее успокоился, Кассандра накинула ему на голову колпачок.

Передав птицу сокольничему, она печально обернулась к Джиллиане.

— Я буду скучать по тебе. Ты стала моей лучшей подругой. — Лицо ее сделалось совсем несчастным, и глаза вдруг заблестели сильнее. — Жаль, что я… что мне…

Джиллиана ласково обняла ее за плечи.

— Я тоже буду скучать по тебе. Будь это возможно, я взяла бы тебя с собой. — Внезапно она просияла и отстранилась от Кассандры. — Хочешь поехать со мной, если королева Мелесант тебя отпустит?

— Конечно! Очень хочу! Но неужели что-нибудь из этого выйдет? Боюсь верить!

Джиллиана смутилась. Наверное, не стоило заранее вселять надежду в сердце девушки, не переговорив предварительно с ее матерью. С другой стороны, было ясно, что королева Мелесант не питает нежных чувств к своей дочери. Как цветку для жизни нужна вода, так Кассандре нужна была чья-то любовь и забота. У Джиллианы просто сердце разрывалось при мысли о том, что придется оставить Кассандру одну на этом мрачном, неприветливом острове, где собственная мать равнодушна к ней.

— Все будет зависеть от того, что скажет на это правительница. Ступай к себе в комнату. Я побеседую с ней и сразу же зайду к тебе — рассказать.

Кассандра надеялась — и замирала от страха ведь мать могла походя перечеркнуть все ее надежды.

— Господи!.. Джиллиана, пусть она позволит мне плыть с тобой! Я так хочу увидеть Талшамар.

В эту минуту Райен как раз направлялся к сестре, чтобы сообщить ей о своих планах, но, вовремя заметив идущую навстречу жену, быстро сошел с тропы и спрятался за ближайшей зеленой изгородью. Джиллиана не должна была видеть его в кольчуге: она наверняка стала бы задавать ему вопросы, к которым он сейчас не был готов.

Она прошла так близко, что ему захотелось протянуть руку и дотронуться до нее, но он не посмел. Он и без всяких долгих прощаний знал, что она навсегда останется в его сердце.

За много лет Райен привык относиться к женщинам с насмешливым недоверием, но любовь к Джиллиане оказалась сильнее. Теперь она уезжала, так и не узнав, что увозит с собой его сердце.

В сравнении с тем огнем, который рождала в его душе юная королева, былое чувство к Катарине казалось ему совсем маленьким и незначащим.

«Хорошо, что она успеет уехать до того, как на острове начнется война», — подумал он. Хорошо, что он нашел в себе силы отпустить ее домой. Пожалуй, это лучшее из всего, что он для нее сделал.

25

Чтобы не оставлять себе лазейки для малодушия, Джиллиана быстро поднялась по ступенькам крыльца, миновала парадную залу и решительно постучала в дверь библиотеки.

— Войдите, — раздался изнутри властный голос, и Джиллиана толкнула дверь.

Мелесант, сидевшая у окна, жестом пригласила ее подойти ближе.

— Стало быть, вы покидаете нас?

— Да, завтра утром.

Большой черный кот прыгнул к Мелесант на колени, и королева стала гладить его. Вскоре кошачья шерсть начала потрескивать у нее под рукой.

— Я вижу, вы не очень-то дорожите нашим гостеприимством, — холодно заметила она.

Джиллиана не сочла нужным ее разуверять.

— Я не была в Талшамаре с младенчества, и теперь мне необходимо попасть домой как можно скорее.

Взгляд королевы Мелесант сделался просто ледяным, а рука с такой силой придавила голову бедного кота, что тот недовольно фыркнул и спрыгнул на пол.

— Вы сказали, с младенчества? В таком случае невелика беда, если вы еще на некоторое время останетесь с нами.

Джиллиана промолчала, не зная, что отвечать.

— Я так мечтала присутствовать при рождении моего первого внука. Неужели вы хотите лишить меня этого удовольствия?

— Райен сказал вам?..

— А вы полагали, он скроет от меня, что скоро станет счастливым отцом? — Мелесант прищурилась. — Спору нет, с первого дня на нашем острове вы держались безукоризненно как видно, вас хорошо учили правилам этикета. — Вставая, она обнажила в улыбке ровные белые зубы. — Однако я заметила, что со мною вы позволяете себе держаться отстраненно, как с низшей.

Джиллиана давно подозревала, что рано или поздно мать Райена захочет выяснить с нею отношения. Досадно, что это произошло именно сегодня, когда она пришла к ней с просьбой отпустить Кассандру в Талшамар.

— Если я показалась вам чересчур сдержанной, то это только оттого, что я чувствую себя здесь чужой. Вы же знаете, наш с Райеном союз был вынужденным. Теперь необходимость в нем отпала, и значит, я должна ехать.

Мелесант нагнулась за котом, но кот злобно зашипел, явно не желая идти к хозяйке на колени. Тогда она поймала его за шею и сжала изо всех сил.

Глаза Джиллианы расширились от ужаса. Когда она уже устремилась вперед, чтобы остановить эту чудовищную жестокость, Мелесант выпрямилась и спокойно пошевелила носком туфли безвольное тело своего любимца, выразительно поглядывая на Джиллиану.

— Вот так, — удовлетворенно сказала она. — Теперь он всегда будет помнить, что свою хозяйку надо слушаться.

Кот так долго лежал без движения у ее ног, что Джиллиана начала сомневаться, встанет ли он вообще. Наконец он с трудом поднялся на трясущиеся лапы и медленно побрел прочь.

— Надо уметь властвовать, — заметила Мелесант. — Только силой можно подчинить себе других.

Джиллиана была вне себя от гнева.

— Но это сущее изуверство! Вы же могли его убить.

Мелесант довольно усмехнулась.

— Я знаю, когда следует остановиться, но, впрочем, невелика и потеря. Впервые в жизни обретя силу и власть, я не собираюсь их терять, и здесь годятся любые способы.

От жестокости, только что совершившейся на ее глазах, Джиллиане едва не сделалось дурно. Она должна спасти Кассандру от этой женщины! Ради Кассандры она сглотнула подкативший к горлу ком и подавила гнев.

— Я хочу попросить вас вот о чем: отпустите со мною в Талшамар вашу дочь. Даю слово, что в моей стране к ней будут относиться с должным уважением. Я прослежу за тем, чтобы она завершила свое образование, и сама подберу для нее гардероб. А когда ей подойдет пора выходить замуж, я обещаю дать за нею хорошее приданое.

Не говоря ни слова, Мелесант отошла к окну и сердито топнула ногой.

— Вы или глупы, или не желаете меня понимать! Я не могу отпустить с вами мою дочь, потому что вы сами никуда не едете.

— Нет. — Джиллиана покачала головой. — Вы не сможете удержать меня здесь.

— Вы полагаете? — насмешливо осведомилась Мелесант.

Джиллиана отступила на несколько шагов, развернулась и кинулась к двери с намерением немедленно разыскать Хэмфри, однако стражник короле — вы молча преградил ей дорогу.

— Дай мне пройти! — приказала она.

— Сейчас пройдете! — Мелесант схватила Джиллиану за запястье и развернула к себе лицом. — Пройдете, прямиком в свою комнату. Там вы отныне и будете пребывать безвыходно. Придется вам посидеть взаперти, пока не образумитесь.

Эта женщина — воплощение порока — внушала Джиллиане непреодолимое отвращение, однако она понимала, что этого ни в коем случае нельзя показывать.

— Где Райен? Почему он позволяет вам так со мною обращаться?

— А вы ждали, что он так просто отпустит вас вместе с наследником Фалькон-Бруина и Талшамара? — самодовольно замурлыкала она. — Какая потрясающая наивность! Кто, как не мы, проследим, чтобы дитя благополучно появилось на свет? Тот, в чьих руках окажется этот младенец, будет управлять двумя странами. Вы хоть это понимаете?

— Вы, верно, повредились в уме!

— Нет, милочка, я совершенно здорова. Я говорю вполне разумные вещи.

— Вы не посмеете этого сделать. — Страх сковал сердце Джиллианы. — Я желаю сейчас же увидеться с Райеном. У нас с ним был договор. Я сдержала свое слово, и он должен сдержать свое.

— Мой сын поручил это весьма неприятное дело мне, сам же предпочел заняться другим. Есть у него время возиться с вами!

— Тогда я желаю поговорить с сэром Хэмфри.

— К моему великому прискорбию, лорд Болдридж и прочие ваши рыцари повели себя слишком заносчиво, узнав о том, что вы решили остаться на Фалькон-Бруине. Произошло столкновение, и те из них, которые остались в живых, сидят теперь в моей темнице, закованные в кандалы. Так что умерьте свои желания! Это пойдет вам только на пользу.

Джиллиана смертельно побледнела.

— Вы не смеете так обращаться с моими подданными! Я этого не потерплю. — Она обернулась к стражнику. — Прочь с дороги!

Стражник нерешительно покосился на королеву Мелесант, но остался стоять на месте, и Джиллиана поняла, что он не посмеет нарушить приказ своей повелительницы.

Мелесант усмехнулась и отдала новое распоряжение:

— Сведи ее вниз, пусть полюбуется на своих талшамарцев, раз ей так хочется. Только смотри, не позволяй им разговаривать! Это лишнее. Ну, а потом отведи ее в комнату и запри дверь на засов. Джиллиана пронзила Мелесант гневным взглядом.

— Наш разговор не окончен, миледи. Вы, верно, рассчитываете, что никто не придет мне на помощь? Вы ошибаетесь. Сам Генрих будет весьма недоволен, когда узнает о черных делах, которые вы творите здесь. Как бы то ни было, он все же человек слова — он обещал мне, что я смогу вернуться в Талшамар.

— Здесь властвует не Генрих, а я, и мне решать, кому уезжать отсюда, а кому оставаться. Так вот, вам пока придется задержаться на острове и ждать когда я сменю гнев на милость.

Джиллиана поняла, что ей не о чем больше разговаривать с королевой Мелесант. Сейчас важнее было выяснить, что с талшамарцами. Вдруг Хэмфри ранен или даже убит? Мысль об этом показалась ей столь невыносимой, что она тут же отбросила ее.

В сопровождении стражника она шла по длинному полутемному коридору, потом долго спускалась по каменным ступеням вниз.

Наконец лестница вывела их в длинное сырое подземелье, где вдоль стен тянулись ряды винных бочек. Отсюда они перешли в следующее помещение, и в глубине его в тусклом свете факелов Джиллиана увидела прикованных к стене людей.

Стараясь не замечать отвратительной плесени на каменных стенах, она ускорила шаг и громко крикнула «Хэмфри!» — но стражник тут же преградил ей путь.

— Стойте! Вы слышали приказ Ее Величества с узниками не разговаривать.

Он, видимо, хотел схватить ее за руку, но не посмел: все-таки перед ним стояла королева.

— Прочь с дороги! — решительно оттолкнув его, она устремилась вперед. — Сэр Хэмфри, ответьте мне! Вы живы?

Стражник растерянно смотрел ей вслед, раздумывая, как поступить. «Впрочем, — решил он, — откуда королева Мелесант может узнать, что он позволил талшамарке поговорить со своими людьми?»

Когда из дальнего конца подземелья раздался голос сэра Хэмфри, у Джиллианы едва ноги не подкосились. Она почувствовала, как напряжение отпускает ее.

— Ваше Величество, все ли с вами в порядке?

Свет факелов почти не падал на сэра Хэмфри, и она приближалась к нему с замиранием сердца, боясь увидеть тяжкие раны или следы пытки. Кроме палатина, в темнице находились пять рыцарей.

— Со мною да, сэр Хэмфри. А с вами?

— Я не ранен, Ваше Величество. Но не могу простить себе, что угодил, как мальчишка, прямо во вражескую ловушку.

Она вгляделась в печальные глаза.

— А где остальные?

— Увы, боюсь, они мертвы. Все произошло так быстро. — Он горестно покачал головой. — Мне стыдно, Ваше Величество. Я не сумел выполнить свой долг и оградить вас от беды. Люди Мелесант заманили нас в засаду, так что у нас даже не было времени обнажить мечи. Нет, я не ищу оправданий: я должен был это предвидеть…

— Не корите себя, сэр Хэмфри. Я тоже не догадывалась о намерениях Мелесант до самого последнего часа, когда уже было поздно. Нас предали. А ведь королева Элинор не раз предупреждала меня ни секунды не доверять матери Райена.

Джиллиана шагнула к своему старому другу и пожала закованную в кандалы руку. Окинув взглядом остальных рыцарей, она не увидела среди них сэра Эдварда и поняла, что он скорее всего пал в неравном бою.

— Скажите, сэр Хэмфри, есть хоть какая-то надежда, что те, кого нет здесь, просто ранены и находятся сейчас где-нибудь в другом месте?

— Боюсь, что это маловероятно, Ваше Величество. Я собственными глазами видел, как три наших рыцаря упали замертво.

Сверкая глазами, Джиллиана обернулась к стражнику.

— Немедленно освободи этих людей!

— Не могу, Ваше Величество! И прошу вас, пойдемте, не то мне не сносить головы.

Сэр Хэмфри рванулся вперед, но цепи звякнули, натянулись и не пустили его.

— Если ты посмеешь хоть пальцем тронуть мою королеву, клянусь, я задушу тебя собственными руками!

— Не бойтесь, благородный талшамарец, я не из тех, кто набросился на вас сегодня из засады. Поднимать руку на вашу королеву? У меня даже в мыслях такого нет. — Он поклонился Джиллиане. — Нам пора.

Джиллиана оглянулась на своих рыцарей.

— Нет. Сначала я должна убедиться, что никто из них не страдает от ран. Если кто-то нуждается в помощи, я должна ее оказать.

Переходя от одного рыцаря к другому, она внимательно осматривала каждого и каждому пожимала руку. Узники отвечали ей горестно-виноватыми улыбками. Трое были ранены, но их раны уже кто-то перевязал — невесть какое милосердие, но Джиллиана была благодарна и за это.

— Вы можете обещать мне, что с ними будут обращаться уважительно? — спросила она королевского стражника.

— Не знаю, Ваше Величество. Я ни за что не могу поручиться. Позвольте мне поскорее отвести вас в ваши покои, не то королева пришлет кого-нибудь выяснить, что случилось.

— Будьте мужественны! — сказала она рыцарям. — Я не покину вас и не успокоюсь, покуда не добьюсь вашего освобождения.

Сэр Хэмфри попытался дотронуться до ее руки, но цепи крепко держали его, не позволяя лишних движений.

— Остерегайтесь королевы Мелесант, Ваше Величество. Для этой женщины нет ничего святого.

Когда стражник еще раз поклонился ей, она кивнула и последовала за ним к выходу. В эту минуту она согласилась бы, чтобы ее самое приковали цепями к стене, лишь бы не покидать своих рыцарей в тяжелую минуту. Сердце ее разрывалось между беспокойством за них и негодованием.

В дверях своей комнаты Джиллиана еще раз обернулась к своему конвоиру.

— Ты не кастилец, и мне кажется, что сердце твое еще не совсем очерствело. Скажи, ведь ты не одобряешь того, что королева Мелесант сделала с моими людьми?

Стражник огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет и никто не может их услышать, ответил:

— Поверьте, Ваше Величество, я непричастен к нападению на ваших людей. Но не убивайтесь так: говорят, что скоро с них снимут кандалы и переведут в камеру.

Его слова не очень успокоили Джиллиану.

— Что сталось с телами остальных талшамарцев?

— Не знаю, Ваше Величество.

Она сняла со своего пальца перстень с рубином и вложила в его ладонь.

— Прими это как плату за услугу. Прошу тебя вот о чем: проследи за тем, чтобы все павшие рыцари были похоронены, как подобает.

Однако стражник вернул ей кольцо.

— Ваше Величество, я сделаю то, о чем вы просите, без всякой платы, если только это окажется в моих силах. Я ведь простой солдат и должен прежде всего подчиняться чужим приказам.

— Известно ли тебе, что с моим кораблем? Где капитан и матросы?

— Ваш корабль уже уплыл, Ваше Величество. Уплыл — без нее? Джиллиана не могла этому поверить.

— Нет, нет! Этого не может быть. Стражник понимал, что не должен говорить лишнего, но ему было очень жаль прекрасную королеву.

— Капитану сказали, что длительное морское путешествие нежелательно для вас… в вашем положении.

— Как же он мог этому поверить? Он точно знал, что мы готовились к отъезду.

Взгляд стражника, как ей показалось, погрустнел.

— Я стоял неподалеку, когда Эскобар Фернандес, королевский сенешаль, разговаривал с вашим капитаном. Он напомнил капитану, что по пути из Англии на Фалькон-Бруин вы все время были больны, и как будто очень жалел вас. Потом он сказал, что вы якобы приказали команде плыть в Талшамар и передать вашим подданным, что ваше возвращение пока откладывается.

Джиллиана все острее чувствовала безнадежность своего положения, но понимала, что не должна сдаваться. Надо было искать какой-то выход.

— А что с Неттой, моей служанкой?

— Не знаю, Ваше Величество. Об этом вам придется спросить королеву.

— Как твое имя?

— Роб Гилберт, Ваше Величество. Будь это в моей власти, я бы охотно помог вам выбраться отсюда… Но я постараюсь хотя бы выполнить ваше поручение.

Улыбка Джиллианы показалась Робу щедрой наградой. Ему и раньше говорили, что прекрасная талшамарская королева бесстрашна и добра, а сегодня он сам имел случай в этом убедиться. На острове поговаривали, что, спасая принца Райена, она чуть не погибла сама.

— Я буду знать, Роб Гилберт, что у меня есть тут хоть один друг.

С тяжелым сердцем она переступила порог своей комнаты. Значит, Райен не сдержал своего слова. Как она могла этого не предусмотреть?

Дверь ее комнаты захлопнулась, зловеще лязгнул засов.

То был звук предательства, звук жестокого разочарования.

Не дождавшись прихода Джиллианы, Кассандра решила сама подняться к ней, однако перед входом в комнату стояли два стражника, которым, как выяснилось, был дан приказ никого не пускать.

Джиллиана сидит взаперти, как преступница?! Но почему? Кассандра во что бы то ни стало должна была это выяснить. С бьющимся сердцем она спустилась по лестнице на один этаж и осторожно заглянула в покои, отведенные талшамарским рыцарям. Комнаты оказались пустыми, но вещи были разбросаны повсюду так, словно их хозяева собирались скоро вернуться — или покинули помещение в большой спешке.

От волнения у нее засосало под ложечкой. Будь Райен здесь, он подсказал бы ей, что делать. Но где его искать? Он сказал только, что едет собирать сторонников законной власти. Ей же велел ждать в замке, где она будет в относительной безопасности.

«Что делать?» — в отчаянии спрашивала себя Кассандра. Замок на ее глазах превращался в крепость солдаты уже начали готовиться к обороне. Пожалуй, капитан королевской гвардии может объяснить ей, что происходит, решила она, но для этого надо убедить его, что она держит сторону матери, а не брата.

Она торопливо нарвала в саду охапку первоцветов, чтобы было похоже, будто она совершает обычную послеобеденную прогулку, потом обогнула главную башню и неторопливо приблизилась к капитану гвардейцев — высокому грузному человеку с тяжелым взглядом недоверчивых глаз.

— Сэр Ариндель, — проговорила она как можно увереннее. — Вы не удивлены тем, что произошло сегодня в замке?

— Нет, Ваше Высочество. Королева объяснила мне, что мы должны сделать, как только ей стало известно о предательских намерениях принца Райена.

Кассандра внутренне трепетала, но старалась не показывать своего страха.

— Не могу понять, зачем моему брату это понадобилось? А что теперь с рыцарями королевы Джиллианы?

— К несчастью, некоторые из них убиты, остальные пока что сидят в темнице. — Он виновато покачал головой. — Знаете, Ваше Высочество, я вообще-то не сторонник нападений из засады. Не останови я тогда вовремя своих солдат, это была бы настоящая резня. Талшамарцы отважно сражались, и все же пятеро из них полегли в неравном бою.

В эту минуту все мысли Кассандры были о сэре Эдварде. Только бы не он, забыв обо всем, как молитву повторяла она про себя, только бы его не оказалось среди убитых!

— Я хотела бы спуститься в темницу и взглянуть на оставшихся в живых.

— Боюсь, Ее Величество этого не позволит.

Она приказала страже никого не пропускать к заключенным.

— А где произошла стычка с талшамарцами. Я хочу собственными глазами взглянуть на поле боя.

— Рыцарям сказали, что в саду их будет ждать королева Джиллиана, и когда они пришли, наши люди внезапно набросились на них. Если трупы никто не убрал, они, вероятно, еще лежат там… А теперь простите меня, Ваше Высочество, я должен проверить укрепления.

Едва он отвернулся, Кассандра отшвырнула цветы и со всех ног бросилась к садовой калитке. Только бы он был жив!

Распахнув калитку, она вошла в сад и огляделась. На первый взгляд все здесь было как всегда. Тогда она двинулась вдоль тисовой изгороди, время от времени привставая на цыпочки, — и вскоре ее глазам представилось зрелище, от которого ей едва не стало дурно. На траве неподвижно лежало несколько тел, по-видимому, бездыханных, и среди них — она испуганно вскрикнула, — среди них был сэр Эдвард!

Она металась вдоль зеленой изгороди, пока не нашла проход, в который ей кое-как удалось втиснуться. Когда, рыдая, она опустилась на траву перед сэром Эдвардом и положила его златокудрую голову себе на колени, горючие слезы закапали на его лицо.

— Господи, за что?! — воскликнула она, поднося к губам безжизненную руку, — и озадаченно умолкла. Рука была еще теплая! Это могло значить, что он умер совсем недавно, или…

Сэр Эдвард застонал и открыл глаза, и в ту же минуту со стороны тропинки послышались шаги.

Кассандра проворно вскочила на ноги и, выхватив из-за пояса нож с украшенной драгоценными камнями рукояткой, ждала, что будет.

Появившийся из-за зеленой изгороди человек был стражником королевы Мелесант, и Кассандра встретила его как врага.

— Вот, полюбуйся на дело своих рук! — задыхаясь от слез и возмущения, крикнула она. — Как тебя еще земля держит?!

Стражник молчал.

— Этот человек еще жив, и я не позволю тебе к нему притронуться! Видишь этот нож? Попробуй только подойти — я всажу его в тебя по самую рукоять! Будь тут мой брат, он бы сам расправился с тобой!

— Ваше Высочество, я не сделаю этому несчастному ничего плохого. Меня зовут Роб Гилберт, и я могу вам помочь. Вы ведь знаете моего отца — он живет в лесной сторожке. Пожалуй, лучше всего отвезти раненого рыцаря к нему.

— Откуда мне знать — вдруг ты донесешь моей матери, что один из подданных королевы Талшамара жив?

— Даю слово. Я не совершу такого подлого поступка.

Кассандра понимала, что ей остается только поверить ему на слово.

— Зачем ты пришел?

— Меня прислала королева Джиллиана. Она попросила похоронить ее людей как подобает, — тихо ответил стражник. Я не кастилец, она сочла возможным мне довериться.

— Ты видел ее! Как она? Жива ли? Здорова? — взволнованно кинулась к нему принцесса.

— Да, Ваше Высочество. Но если мы хотим спасти ее рыцаря, то надо спешить. Вы подождите здесь. Скоро я вернусь сюда с телегой, погружу на нее все тела и скажу стражнику на воротах, что везу мертвецов на кладбище. Бог даст, он не заметит среди мертвецов одного живого.

В сердце Кассандры затеплилась надежда.

— Да, прошу тебя, поспеши!

Она всмотрелась в мертвенно-бледное лицо любимого.

— Вечером я приду в сторожку твоего отца, чтобы промыть и перевязать раны этого рыцаря. Может быть, он выживет.

Кассандре было страшно. Ей очень хотелось, чтобы брат вдруг оказался с нею рядом. Но его не было, а значит, она должна была сражаться с матерью в одиночку.

— Райен, где ты? — В смятении воскликнула она. — Скажи мне, что делать?

26

Кассандра шла к воротам, ведя в поводу вьючную лошадь. Возле самых ворот она еще ниже надвинула на глаза капюшон и сгорбила плечи. Стражник принял ее за крестьянку и махнул рукой, разрешая пройти.

За воротами замка Кассандра свернула на лесную тропу. Было уже почти темно, но она все же надеялась, что не заблудится.

— Ваше Высочество! — окликнул ее чей-то голос.

Вглядевшись, она с облегчением узнала Роба Гилберта.

— Я ждал вас, чтобы проводить через лес. Кассандра была благодарна ему за помощь: по правде сказать, ее пугала лесная темнота.

— Как сэр Эдвард? — спросила она, затаив дыхание.

— Отец сказал, когда его перевязывал, что раны хотя и глубокие, но не опасные.

— А твой отец… Ему можно доверять? Он не донесет моей матери?

— Мой отец всю жизнь верно служил вашему отцу, Ваше Высочество, и сейчас он на стороне принца Райена — законного наследника престола.

Кассандра успокоилась.

— Тогда пойдем скорее.

По тропинке, петляющей между деревьями, они углубились в лес. Наконец вдали замаячил огонек. Когда они подошли к сторожке, Роб Гилберт отворил дверь и пропустил принцессу вперед.

Узнав лесника Уильяма, Кассандра коротко кивнула ему.

— Как ваш больной? — замирая от страха, спросила она.

Лишь когда Уильям отдернул занавеску, у нее немного отлегло от сердца. Сэр Эдвард сидел на соломенном тюфяке, а немолодая женщина, вероятно, лесничиха, поила его с ложки бульоном.

При виде принцессы он привстал и застыл в напряжении.

— Предупреждаю, — он угрожающе сверкнул глазами, — живым я вам не дамся!

— Не бойтесь, сэр Эдвард, вы среди друзей. Я пришла, чтобы вам помочь.

— У меня нет друзей среди Рондашей, — холодно сказал он.

Уильям шагнул к сэру Эдварду.

— Вы не должны оскорблять Ее Высочество! Она спасла вам жизнь. Только благодаря ей вы попали сюда.

— У нас нет сейчас времени на недоверие друг к другу, — спокойно произнесла Кассандра и протянула сэру Эдварду тяжелый кошелек.

Рыцарь взглянул на принцессу так, словно видел ее впервые. Она откинула капюшон, и ее черные волосы отливали призрачной синевой в тусклом свете фонаря. Черты ее лица были удивительно соразмерны и легки, на миг ему почудилось даже, будто это ангел небесный сошел на землю, чтобы его спасти.

— Здесь все золото, что мне удалось раздобыть, и еще кое-что я заплатила капитану, который взялся вывезти вас с острова. Как вы думаете, вы уже сможете держаться в седле? — с надеждой спросила Кассандра.

При помощи Роба Гилберта сэру Эдварду удалось подняться на ноги, но было видно, что он еще очень слаб.

— Я должен разыскать свою королеву.

— В одиночку вы все равно не сможете ей помочь. Моя мать держит ее в замке под конвоем — но ей нужен ребенок, а не сама Джиллиана. Поэтому до тех пор, пока Джиллиана не разрешится от бремени, ей ничто не грозит. А вы должны сначала достаточно окрепнуть.

Сэр Эдвард сделал шаг и едва не упал, но Роб поддержал его.

— Думаю, вы все-таки должны ехать: здесь вам оставаться крайне опасно, кто-нибудь может донести. — Кассандра потрогала его лоб и, убедившись, что жара нет, почувствовала облегчение.

— Мне горько покидать Ее Величество в такой час.

— Сделайте, что я вам скажу, и, возможно, вам удастся ее вызволить. Вы должны добраться до замка Солсбери и увидеться с королевой Элинор.

— Королева Элинор сама томится в неволе, как же она поможет моей королеве?

— Джиллиана говорила мне, что доверяет английской королеве, как никому другому. Наверняка у нее есть для этого причины. Послушайте меня, поезжайте в Англию.

В глазах Кассандры светились отвага и ум — почему Эдвард не замечал их прежде?

— Когда я должен быть на судне? — спросил он, чувствуя, как постепенно ему передается спокойная уверенность девушки.

— Как можно скорее. Роб проводит вас и поможет вам подняться на борт.

— Простите меня, Ваше Высочество, — с улыбкой сказал Роб. — Я, знаете ли, всю жизнь мечтал хоть одним глазком взглянуть на чужие края, да как-то не доводилось. Может, вы позволите мне сопровождать сэра Эдварда?

Кассандра просияла.

— Спасибо, Роб, твоя помощь будет сейчас очень кстати. Когда вы вернетесь, я сумею отблагодарить тебя за верную службу.

Сэр Эдвард с усилием выпрямился, стараясь побороть боль.

— Не беспокойтесь, у меня хватит сил на все.

— Должно хватить, — сказала Кассандра. — От вас теперь зависит жизнь Джиллианы.

— Я готов ехать, — твердо сказал сэр Эдвард. Кассандра обернулась к сыну лесника.

— Роб, вы должны объехать деревню стороной, и вообще старайтесь привлекать как можно меньше внимания. Найдется у тебя, во что переодеться сэру Эдварду?

Роб задумчиво прищурился.

— Мы с ним вроде одного роста, так что моя одежда ему должна подойти.

Когда все было готово к отъезду, сэр Эдвард при помощи Роба попытался забраться в седло. С первого раза, однако, ему это не удалось: не рассчитав своих сил, рыцарь сорвался и упал на землю, отчего Кассандра испуганно ахнула и бросилась на помощь.

— Вы еще слишком слабы, — пробормотала она и дотронулась до его плеча. — Будь Райен с нами, он сказал бы нам, как лучше поступить.

— А кстати, не объясните ли, почему его здесь нет?

— В стране вот-вот начнется война между сторонниками моей матери и теми, кто желает видеть на престоле моего брата. Боюсь, что без посторонней помощи Джиллиане теперь не вырваться из замка. Мать может объявить ее и рыцарей заложниками.

Сэр Эдвард выпрямился и, медленно подняв руку, дотронулся до шелковых волос Кассандры.

— Не печальтесь и не беспокойтесь за меня. Пока мы будем плыть, я окрепну и к королеве Элинор явлюсь уже вполне здоровым. Помощь придет.

— Я знаю, что замок Солсбери охраняется людьми короля Генриха, но вы должны найти способ проникнуть в него тайно.

Он привлек ее к себе и нежно поцеловал в губы.

— Все будет хорошо, мой ангел. Я встречусь с Элинор и вернусь. Вы… будете ждать меня?

— Да. — Кассандра в изумлении прикоснулась пальцем к своим губам. — Я вас дождусь.

Сердце ее бешено колотилось в груди.

Прошло уже несколько часов, но за это время в комнату Джиллианы не заглядывал никто, кроме служанок королевы Мелесант, которые ничего не могли ей сказать о судьбе сэра Хэмфри и остальных рыцарей. Поначалу она надеялась, что Райен, ужаснувшись содеянному, опомнится и явится освободить ее из заключения, но с каждым часом надежда становилась все слабей.

Значит, она ошибалась, приписывая ему честность и благородство. Он ничем не лучше своей матери и, вероятно, с самого начала намеревался предать ее.

За это время Джиллиане уже несколько раз предлагали отобедать, но она заявила, что не возьмет в рот ни крошки, покуда королева Мелесант не выпустит из темницы ее людей и не позволит им покинуть Фалькон-Бруин.

Между нею и королевой Мелесант завязалась заочная непримиримая борьба. Джиллиана готова была отдать свою жизнь и, значит, жизнь своего не родившегося еще младенца ради свободы последовавших за ней рыцарей.

Услышав знакомый лязг засова, она повернула голову к двери. На сей раз вместо служанки в комнату без стука вошел Эскобар Фернандес. На его тонких губах играла самодовольная улыбка.

Джиллиана с трудом приподнялась и села на постели.

— Я не приглашала тебя, — надменно сказала она. — Ступай вон.

Кастилец окинул ее пренебрежительным взглядом.

— Полагаю, что вам лучше разговаривать со мной, чем с королевой Мелесант. Вряд ли она будет с вами миндальничать, как я.

— Я требую, чтобы ко мне немедленно прислали мою служанку.

Он неопределенно помахал рукой и ухмыльнулся, явно не собираясь ничего предпринимать.

— Так ступай к своей королеве и передай, что я не намерена разговаривать с ее ничтожными рабами, — воскликнула Джиллиана.

Глаза Эскобара холодно блеснули.

— С вами буду говорить я — или никто.

— Что ж, стало быть, никто.

Он придвинул скамейку поближе к кровати и сел.

— Будьте же благоразумны. Королева сказала, чтобы…

Джиллиана молча встала и отошла к окну, давая ему понять, что разговор окончен. У нее кружилась голова, от слабости она едва держалась на ногах. Чтобы не упасть, она крепко ухватилась за подоконник и прислонилась плечом к стене.

— Видите, как плохо без еды! Королева уполномочила меня передать, что вы можете заказывать себе любые яства — кухарки Ее Величества сумеют приготовить все, что угодно. А вам необходимо хорошо есть.

Джиллиана продолжала молча стоять к нему спиной. Через некоторое время послышался его раздосадованный вздох.

— Рано или поздно вам все равно придется со мной говорить.

Она обернулась к нему и надменно вскинула голову.

— Скажи своей королеве, что я отказываюсь есть.

— Вряд ли она будет этим довольна, — пожал плечами Эскобар.

— Еще бы! Ей ведь придется потом объяснять Генриху, как вышло, что я умерла от голода у нее на Фалькон-Бруине. Думаю, король Англии не скажет ей спасибо, когда Талшамар навсегда отойдет к французской короне. Кстати, напомни своей повелительнице, что девиз на моем фамильном гербе гласит «Смерть, но не бесчестье!» Освежи в ее памяти также то, что моя мать была верна этому девизу до конца. Я намерена последовать ее примеру.

Лицо и шея Эскобара побагровели от сдерживаемой ярости.

— Вы не сделаете этого! Подумайте о младенце!

— Довольно слов, жалкое ничтожество! Ступай вон и передай своей королеве все, что я сказала.

Эскобар рывком распахнул дверь и как ошпаренный выскочил из комнаты. В глубине души он надеялся уломать упрямую королеву Джиллиану и тем самым снова заслужить расположение Мелесант, однако — увы! — его надеждам не суждено было осуществиться.

Вообще талшамарцы, все как один, внушали королевскому сенешалю безотчетную неприязнь: на его взгляд, все они были чересчур заносчивы, и он нисколько не сомневался в том, что их королева, дай ей только волю, действительно уморит себя голодом.

Мелесант ждала, когда Эскобар подойдет к ней поближе.

— Ну что, видел Джиллиану?

— Видеть-то видел. Но она упряма как ослица. Мне было противно с нею разговаривать.

— Думаю, что и ей с тобой тоже.

— Она отказывается есть. Готова умереть вместе с нерожденным младенцем, если вы не предоставите свободу ей самой и всем ее рыцарям.

Мелесант резко обернулась, взметнув пыль подолом своего широкого платья.

— Нет! — в ярости вскричала она. — Я не дам ей этого сделать! Она покорится моей воле! Я должна ее заставить, иначе все теряет смысл.

— Не знаю, Ваше Величество…

— А что ты вообще можешь знать — ты, ничтожный пигмей! — кричала королева, вымещая на нем свою злобу. — Что может понимать рожденный простолюдином в поведении августейших особ?

Он мог бы напомнить Мелесант о том, что она сама отнюдь не королевских кровей, но сдержался. По-видимому, ненависть к молодой королеве еще усугублялась тем, что Джиллиана в отличие от нее была рождена для власти.

— Ваше Величество, но как вы заставите ее есть?

Мелесант в раздражении металась по комнате.

— Я должна подумать, должна найти какую-то уловку!.. Если младенец погибнет — все пропало.

— Она требовала прислать, к ней служанку. Может быть, той как-нибудь удастся ее уломать?

— Я вижу, ты так и не понял, что за народ эти талшамарцы, у них какие-то дикие понятия. Эта служанка вовсе не станет ее уламывать, она скорее сдохнет от голода вместе со своей госпожой, чтобы только досадить мне. Ненавижу!.. — в бессильной ярости потрясая кулаками, воскликнула она. — Ненавижу всех талшамарцев, всех до единого!

Эскобар проворно попятился.

— Может быть, прикончить ее рыцарей? Тогда она не сможет выдвигать вам условия.

Мелесант вскинула на него удивленные глаза.

— Превосходно! Ты нашел именно то, что нужно!

Эскобар недоуменно моргал, не понимая, что же такое он нашел. Впрочем, главное, что королева им осталась довольна, решил наконец он.

— Дурак! Нам надо только пригрозить, что мы расправимся с ее людьми — и она сразу станет как шелковая. — Глаза Мелесант сверкали от удовольствия. — Если понадобится, я своими руками выпущу кишки из ее драгоценного Хэмфри.

Мелесант распахнула дверь и стремительно вошла в комнату Джиллианы. В каждом ее движении сквозила неприкрытая злоба.

Джиллиана медленно встала, держась за кроватный столбик.

— Я давно вас ждала, Мелесант.

— Значит, вы догадываетесь, для чего я здесь. Джиллиана бесстрашно взглянула на нее.

— Освободите моих людей — тогда я согласна остаться на Фалькон-Бруине.

— Согласны вы или нет, мне неинтересно — вам придется тут остаться по моему желанию! — Мелесант толкнула Джиллиану в грудь, так что ей пришлось снова опуститься на кровать, и остановилась, глядя на нее сверху вниз. — Так вот, Ваше Величество королева Талшамара. Я слышала, вы как будто отказываетесь от еды? Если вы и впредь намерены вести себя подобным образом, вашим рыцарям придется расплатиться за ваше упрямство.

Джиллиана перебралась на другую сторону кровати и снова встала.

— Что вы хотите этим сказать?

— Все очень просто. Каждый раз, когда вы пожелаете оставить себя без пищи, кто-то из ваших рыцарей лишится одного пальца… И начну я, пожалуй, с вашего любезного палатина.

Джиллиана побледнела.

— Вы не посмеете совершить такое злодейство.

— Посмею, милочка. И даже спать буду совершенно спокойно. Я не люблю пустых угроз. Просите любые кушанья — ваша служанка будет их вам приносить. Но если у вас паче чаяния опять исчезнет аппетит — постарайтесь представить себе вопли лорда Болдриджа, когда ему будут отрубать пальцы. Трижды откажетесь от еды — ему отрубят три пальца.

Все поплыло у Джиллианы перед глазами, и она обессиленно опустилась на кровать.

— Я буду есть. Оставьте моих людей в покое. Мелесант торжествующе расхохоталась:

— Право, я восхищаюсь вами более, чем прежде! При всей вашей глупой гордости вы умеете признать свое поражение. Все чудесно устроилось.

Джиллиане очень хотелось лечь, но она не желала показывать матери Ранена, как она ослабела.

— Отступить ради спасения своих ближних не значит потерпеть поражение, — сухо произнесла она.

Довольная, Мелесант отвернулась. Королева Талшамара страдала, хотя и пыталась это скрыть, и ее страдания доставляли Мелесант особо утонченное удовольствие. Не говоря больше ни слова, она вышла и заперла за собой дверь.

Джиллиана уронила голову на руки, пытаясь собраться с мыслями.

Слезы, которые она долго сдерживала, хлынули из ее глаз. Она плакала, покуда силы не покинули ее окончательно.

Положение было отчаянное, надежды не было — ни для нее, ни для ее будущей дочери. Она оказалась во власти сумасшедшей!

27

Райен ехал в отцовский охотничий домик в надежде, что там на него снизойдут мир и покой, как не раз бывало прежде. Сегодня, однако, покой не шел к нему.

На земле его предков царили голод и беззаконие, его люди уже изнемогали от страданий. Им нужна была его помощь, его твердая рука, но как он мог им помочь, когда душа его пребывала в таком смятении? Его властолюбивую, но неспособную заботиться о благе страны мать надо было остановить, и никто, кроме него, не мог это сделать. Для решительного шага ему требовалась помощь рыцарей отца и всех жителей государства. Пойдут ли они за ним, согласятся ли поднять оружие против своей королевы? И, что еще важнее, сможет ли он сам пойти против родной матери?

По крутой каменистой тропе он забрался на береговой утес, с которого открывался великолепный вид на остров.

Слева, далеко от берега, трепетали на ветру паруса талшамарского корабля. Корабль увозил от него Джиллиану, увозил навсегда.

Что ж, тем лучше. Эта женщина с первого до последнего дня приносила ему одни только неприятности. Сама она, по-видимому, не нуждалась ни в ком и ни в чем, ибо умела вершить свою судьбу по собственному разумению. Всякий раз, когда жизнь бывала к ней неблагосклонна, она неизменно находила способ изменить обстоятельства в свою пользу.

Пока морской ветер холодил лицо Райена, мысли его снова обратились к Фалькон-Бруину и свалившимся на него бедам. Глядя с обрыва на охотничий домик, он вспоминал, как они с отцом мчались верхом на лошадях по зеленым холмам, преследуя оленя или кабана. Если бы не мать, эти счастливые дни могли бы повториться…

Размахнувшись, он бросил в море камешек и проводил его глазами. Камешек исчез в белой пене. Потом он сбежал по тропинке к морю и побрел по песчаной отмели, а волны, подбиравшиеся к самым его ногам, слизывали его следы.

Ветер швырял в него мелкие брызги, соленая влага пощипывала лицо, яснее становились мысли. Он понял, что сделала бы Джиллиана, нависни подобная опасность над ее родным Талшамаром. Она собрала бы в кулак все силы, чтобы одним мощным ударом разгромить врага. Что ж, он поступит так же. При воспоминании о Джиллиане губы его тронула мечтательная улыбка. Джиллиана… Она великолепна, и никакая другая женщина на свете, в прошлом или настоящем, не могла бы с нею сравниться.

Внезапно он застыл на месте, изумившись самому себе. Когда любовь к Джиллиане успела завладеть его сердцем целиком? Случилось ли это в тот первый день, когда она стояла перед Генрихом, бесстрашно бросая ему вызов, или в ту первую ночь, когда он впервые обнял ее и прижал к себе? Райен прищурился, и взгляд его стал как будто еще яснее. Как он мог отпустить ее, даже не сказав ей о своих чувствах? Она его жена и, черт побери, останется его женой — если только он переживет эту войну.

Решительно развернувшись, он взбежал обратно на утес и оттуда начал спускаться к охотничьему домику, ведя коня в поводу.

Ступив на поляну перед домиком, принц Райен остановился от неожиданности. Казалось, все его подданные — мужчины, женщины и дети — собрались здесь и молча стояли перед ним. Он медленно двинулся вперед, и люди, расступившись, кланялись ему, когда он проходил мимо.

— Зачем вы пришли сюда? — спросил Райен, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Вперед шагнул убеленный сединами рыцарь. Принц узнал его. Это был сэр Пьермонт. Сын его Байран был в Англии и погиб там. Лицо сэра Пьермонта состарилось и словно поблекло с годами, но в темных живых глазах сиял мятежный и упрямый дух.

— Я хорошо знал вашего сына, — сказал Райен. — Он был храбрым воином. Семья может гордиться им.

— Мы им гордимся, Ваше Высочество. А будь он жив, он, как и все мы, пришел бы сегодня сюда, чтобы предложить вам свой меч, свою рыцарскую верность и свою жизнь, — с достоинством произнес сэр Пьермонт.

Райен не ожидал, что преданных ему людей окажется так много. Рыцари и крестьяне, мужчины и женщины — с каждой минутой все больше народу стекалось на зеленую поляну. Они стояли плечом к плечу, готовые идти в огонь и в воду за тем, кого считали своим законным королем.

С минуту Райен молчал, тщательно взвешивая каждое слово, и наконец заговорил:

— Всякий, кто слышит меня, пусть знает, что внутренняя война есть худшая из войн, ибо в ней нам придется сражаться против своих же соотечественников — братьев, отцов, сыновей.

— Мы знаем это, — отвечал за всех сэр Пьермонт. — Но то, что нам приходится терпеть от проклятых кастильцев и наших братьев, принявших сторону врага, — стократ хуже.

— Многие из нас погибнут в этой борьбе, — сурово сказал Райен.

— А сколько гибнет каждый Божий день от голода? Сборщики налогов выжимают из нас все до последней капли! — выкрикнула какая-то женщина, и со всех сторон донесся гул одобрения.

— Вы законный король Фалькон-Бруина, — снова выступил вперед сэр Пьермонт, — и мы не желаем видеть на престоле никого другого. Скажите нам только одно: решитесь ли вы поднять оружие против собственной матери?

Райену показалось, что кровь предков — отважных королей из династии Рондашей — забурлила в его жилах. Перед ним стояли его люди, его подданные, пришедшие сюда, чтобы явить ему свои преданность и доверие. Обнажив меч, он поднял его высоко над головой.

— Я буду сражаться с врагом до конца, даже если врагом окажется моя собственная мать, клянусь! — торжественно провозгласил он.

Крик ликования, подхваченный множеством голосов, огласил окрестные холмы. Надежда, вспыхнувшая сразу в десятках сердец, еще больше сплотила собравшихся на поляне людей.

— Поручаю вам, сэр Пьермонт, возглавить войско. — Райен знал, что сэр Пьермонт — опытный воин, побывавший во многих сражениях. — Прежде всего вы должны переправить женщин и детей на дальний конец острова, где они будут в безопасности. Потом следует собрать имеющееся оружие и по необходимости выковать новое. Мы должны быть готовы ко всему.

— Да, Ваше Высочество. — В глазах старого рыцаря вспыхнул горделивый огонь.

— Я целиком полагаюсь на ваши знания и опыт, сэр Пьермонт. Надо разбить в лесу несколько лагерей и выставить охрану, чтобы враг не мог застигнуть нас врасплох. Поставьте несколько человек сколачивать лестницы, других пошлите по домам: пусть соберут веревки, цепи, — оружие, у кого какое есть. Стены замка почти неприступны, но зато мы можем отрезать кастильцев от источников и прекратить подвоз продовольствия — так в конце концов мы вынудим их сдаться.

— Я возьмусь за дело немедленно, Ваше Высочество, — твердо сказал сэр Пьермонт. Мысленно он уже прикидывал, кому что поручить.

— Конечно, моя мать слабо разбирается в ведении боевых действий, а Эскобар не блещет умом, — продолжал Райен, — но мы должны тщательно продумать, как нам использовать свои силы. По моим расчетам, к исходу зимы замок должен пасть, но не следует недооценивать противника.

— То-то! Пусть поголодают кастильские свиньи! — донесся голос из толпы.

Райен вспомнил сестру, и глаза его подернулись дымкой печали.

— Мы не должны забывать, что в замке находятся не только кастильцы, но и наши с вами соотечественники, которые состоят на службе у королевы. К тому времени, когда мы вырвем у врага победу, многих из них, вероятно, уже не будет в живых.

Сэр Пьермонт выступил вперед и окинул взглядом лица собравшихся.

— Я готов служить сыну так же, как служил отцу! — поклялся он.

Ответом ему был радостный гул многих голосов, вселивший в Ранена уверенность — и, одновременно, сомнения. Он знал весть о событии, происшедшем сегодня на поляне у охотничьего домика, скоро разнесется по всему острову и круто изменит жизнь людей. Они победят, в этом он не сомневался — но какой ценой?

— Сейчас мы должны разойтись, — сказал он. — У моей матери много шпионов, они могут заподозрить неладное.

Потом он обратился к тем, кому война всегда приносила больше всего страданий, — к женщинам.

— Ступайте по домам и собирайтесь в дорогу. Брать с собой только самое необходимое. Вас ждут тяжелые лишения, но ради своих мужей и сыновей вы обязаны их вынести.

От этих слов женщины невольно затихли.

— Лучше голодать с друзьями, чем пировать среди врагов, — крикнула одна из них, и остальные одобрительно зашумели.

Покончив с напутствиями, Райен направился в домик за своими доспехами и щитом. Он решил отправиться к леди Катарине, так как чувствовал себя обязанным сказать ей, чтобы она как можно скорее покинула Фалькон-Бруин.

Солнце уже клонилось к закату, когда он подъехал к главным воротам Гринлейского замка. Слуга провел его в сад, где он и нашел Катарину. На ней была светло-зеленая туника и зеленое же, но более темного оттенка, верхнее платье. Золотистые волосы свободно лежали на плечах. Она была очень хороша, но ее красота уже не трогала Райена так, как когда-то.

При виде Райена рот Катарины удивленно приоткрылся, и она заметно побледнела.

Райен насторожился.

— Что с тобой, Катарина?

— Все кругом твердят о войне. Говорят, будто ты собираешься поднять оружие против своей матери, — неуверенно произнесла она.

— Именно поэтому я и приехал к тебе сегодня.

— Но Райен, почему ты не хочешь смириться — с положением вещей? Твоя мать не может жить вечно. Надо только выждать время — и ты станешь королем без всяких войн.

Райен окинул ее разочарованным взглядом.

— Я надеялся, что ты меня поймешь, Катарина.

— А ты подумал о том, что это будет значить для нас? — Глаза Катарины были полны укоризны. — Для нашего будущего?

— У нас нет будущего, — сухо сказал Райен. — И, признаюсь, я вовсе не думал о нас с тобой. Я думал о тех людях, которым приходится безмерно страдать по вине моей матери.

Сердце Катарины упало. Значит, она потеряла любовь Райена, даже не заметив, когда это произошло.

В эту минуту он словно впервые увидел ее по-настоящему ясно.

— Я приехал только затем, чтобы предупредить тебя оставаться на Фалькон-Бруине сейчас небезопасно. Вы с отцом еще успеете покинуть остров, но медлить нельзя, уезжайте сегодня же.

Губы Катарины дрогнули, и по ее щеке скатилась слезинка.

— Разве тебе теперь не все равно, что будет со мной?

— Катарина, — тихо сказал он. — Я и сейчас ценю и уважаю тебя так же, как прежде.

Она подняла на него полные слез глаза. Зачем она вела себя так гадко, узнав о его женитьбе на талшамарке? Видно, разум у нее помутился от переживаний да намеков королевы Мелесант. Теперь ей было мучительно стыдно об этом вспоминать. Что ж, судя по всему, она никогда не будет женою Райена, но еще можно хотя бы проститься по-доброму, и она печально улыбнулась.

— Женщине недостаточно только уважения мужчины — разве ты об этом не знаешь? Ей надо, чтобы он любил ее до безумия, любил только ее одну. По-настоящему ты, наверное, никогда и не чувствовал этого ко мне. Ну, а теперь — ты ведь влюблен в свою Джиллиану, да?

— Я не хотел делать тебе больно, Катарина. Ты можешь меня простить?

Она зябко повела плечом.

— Жаль, Райен. Я была бы тебе хорошей женой.

Он покачал головой.

— Боюсь, что я был бы тебе никуда не годным мужем. Ты достойна гораздо лучшего.

— Райен. — Она положила руку ему на плечо. — А ты пытался устранить все свои разногласия с матерью без кровопролития?

— Увы, моя мать прислушивается только к тому, что говорят ее кастильцы, ну и еще, конечно, король Генрих. Однако я все же намерен сделать еще одну попытку.

— Но берегись, Райен. Отец говорит, что в замке происходит что-то странное.

— Вот как? Что же именно?

В глазах Катарины неожиданно появилось знакомое заботливое выражение, которого Райен давно уже не видел.

— Говорят, что королева Джиллиана никуда не уплывала, а находится здесь, на острове. Ее люди то ли взяты в плен, то ли и вовсе убиты, а саму ее королева Мелесант держит взаперти — это мне передал отец. Не знаю, насколько точны эти сведения, но поезжай к ней, Райен. Может, тебе удастся все разузнать и помочь ей, если требуется.

Он изумленно смотрел на нее, застыв в недоумении. Разум отказывался верить услышанному.

— На этот раз моя мать зашла слишком далеко. Если хоть один волос упал у Джиллианы с головы… — Он задохнулся от гнева.

— Райен, пожалуйста, будь осторожен!

Но он уже не слышал ее. Болван, как он мог уехать, не убедившись, что Джиллиана благополучно села на корабль? Он же прекрасно знает свою мать с ее бесчисленными уловками и ухищрениями, как он мог забыть о ее коварстве?!

— Спасибо, что сказала, — бросил он Катарине и заторопился уходить. — Так не теряйте времени, вы с отцом должны покинуть Фалькон-Бруин как можно скорее.

— Хорошо, Райен. Отец как раз недавно говорил мне, что во Франции очень хорошо в это время года.

— Прощай же, Катарина. Будь счастлива.

Она подошла к нему и дотронулась до его рукава. Даже не будь на свете никакой Джиллианы, она все равно не смогла бы удержать гордое и своевольное сердце Райена — теперь она ясно это видела.

— Берегись своей матери и Эскобара! Эти двое ненавидят тебя.

На прощание она поцеловала его в щеку, но он уже смотрел куда-то сквозь нее, и она поняла, что сердце его мчится к любимой.

28

Сразу же за садовой калиткой он стремглав вскочил на коня и с места погнал его во весь опор. Подъезжая к королевскому замку, он направился не к главным воротам, как обычно, а к боковым, через которые всегда въезжали повозки со снедью для кухни.

— Эй, пропусти меня, да поживее! — крикнул он стражнику на воротах.

Ворота распахнулись, Райен въехал во двор замка и, спешившись, огляделся. Караул перед главным крыльцом был теперь усилен, и он решил проникнуть в замок через кухню. Шагая меж больших медных котлов, он ловил на себе удивленные взгляды кухарок: никто из них не мог припомнить, чтобы принц хоть раз появлялся на кухне. Он, однако, не стал вступать в разговоры и молча проследовал к лестнице, ведущей в верхние комнаты.

По темному коридору он быстрым шагом дошел до поворота и, заглянув за угол, поспешно отступил в тень: кастилец, стороживший дверь Джиллианы, внимательно вслушивался и вглядывался в темноту.

— А-а, Ваше Высочество! — раздался ненавистный вкрадчивый голос у Райена за спиной.

Обернувшись, Райен уперся взглядом в масляные глазки Эскобара Фернандеса.

— Я поджидал вас, Ваше Высочество.

— Где моя мать? Отвечай, кастильская свинья. Эскобар едва заметно прищурился.

— В данную минуту она отдыхает и не желает, чтобы ее беспокоили.

Когда рука Фернандеса поползла к рукоятке клинка, висевшего у него на поясе, Райен предупредил:

— На твоем месте я бы этого не делал. Ты рухнешь на пол с перерезанной глоткой, не успев даже вытащить свою игрушку.

— О, вы не так поняли меня, Ваше Высочество. Только круглый дурак может обнажать оружие в присутствии такого искусного воина, как вы. Да и зачем мне самому рисковать жизнью, когда есть другие — те, кому приказано не пропускать вас к жене. Вы ведь явились за королевой Джиллианой, не так ли?

Райен оттолкнул его с дороги, но тотчас снова поганый гриб вырос перед ним.

— Ваше Высочество, загляните за угол — и вы увидите вооруженного стражника перед дверью вашей супруги. Здесь неподалеку есть и другие — мне стоит только крикнуть, и они тотчас явятся.

С быстротой молнии Райен выхватил меч и приставил острие прямо к горлу Эскобара.

— Как удачно, что ты встретился на моем пути, — иначе кто бы помог мне проникнуть в комнату Джиллианы.

Всмотревшись в глаза Райена, Эскобар до смерти испугался: в них была яростная и неприкрытая ненависть, в них была его, Эскобарова, гибель. Надо сказать, что, несмотря на все его заверения, которыми сенешаль потчевал королеву Мелесант, гибнуть он не собирался ни при каких обстоятельствах.

— У вас ничего не выйдет, Ваше Высочество, — дрожащим голосом пробормотал он. — Сдайтесь мне, и Ее Величество проявит к вам снисходительность…

— Глупец, — прошипел Райен, — даже если у меня ничего не выйдет, ты все равно уже этого не узнаешь. — Он развернул Эскобара к себе спиной и, выдернув короткий клинок из ножен кастильца, ткнул острие ему же между лопатками. — Отошли стражника, — приказал он, слегка нажимая на рукоять. — Но предупреждаю: одно лишнее слово, и ты мертвец. Живее! Скажи ему, что мать поручила тебе самому позаботиться о королеве Джиллиане.

— Так он мне и поверит… — начал было Эскобар, но тут острая боль пронзила его спину, он тихонько взвизгнул и умолк.

— Постарайся все-таки его убедить, — процедил Райен. — Не то через минуту тебе придется подыхать у его ног.

Эскобар всей кожей ощущал, что это не пустая угроза: принц Райен действительно готов был его убить.

Когда они подошли к комнате Джиллианы, Эскобар заявил караульному со всей невозмутимостью, на какую только был способен.

— Ступай, ты свободен. — Все-таки голос его немного дрожал — возможно, оттого, что капли крови медленно сползали у него по спине.

— А кто же будет охранять эту дверь? — спросил недоверчивый кастилец, переводя подозрительный взгляд с Эскобара на принца и обратно.

— Ты что, не слышал приказа? — сурово осведомился Райен.

— Слышал, Ваше Высочество, но…

— Так выполняй! — Принц добавил металла в голосе.

Караульный поклонился.

— Слушаюсь.

Скоро кастилец — последняя надежда Эскобара — растворился в дальнем конце коридора, а потом и шаги его замерли в темноте.

Джиллиана сидела у окна, держа рукоделие на коленях. Она не собиралась всерьез им заниматься, а просто взяла, чтобы чем-нибудь занять руки.

Нетта пошла в сад — ей позволялось срезать там розы, которые хоть как-то оживляли мрачную обстановку маленькой комнаты. Когда открылась дверь, она была уверена, что вернулась служанка, однако неожиданно к ее ногам рухнул Эскобар, корчась от боли.

Вскочив со скамейки, Джиллиана столкнулась с собственным мужем, он почему-то показался ей выше ростом, чем обычно. Наконец-то она могла излить на него свой гнев.

— Райен, что все это значит?

— Сейчас некогда объясняться, — сказал он. — Где твой плащ?

— Ах, тебе некогда? Ну, так я найду время сказать, что я о тебе думаю. Негодяй! Подлый обманщик!..

Он досадливо поморщился.

— Право, это не самый подходящий момент для того, чтобы обмениваться оскорблениями. — Он, оглядевшись, сдернул с крючка ее плащ. — Одевайся, и идем.

Джиллиана демонстративно скрестила руки на груди.

— Почему я должна куда-то с тобой идти? — язвительно поинтересовалась она.

Райен вздохнул.

— Джиллиана, делай, что я тебе говорю, и поскорее.

— Нет, — холодно сказала она.

Он в раздражении схватил ее за руку и решительно поволок к двери. Она упиралась, уже готова была обрушить на его голову новые оскорбления, но в эту минуту Эскобар кое-как поднялся на ноги и заговорил.

— Что, принц, несладко приходится нашему брату, когда дама не желает нас слушать? — издевательски заявил он.

— Безмозглый осел! — Райен отшвырнул его к стене, — Мне надоела твоя болтовня!..

И, к удивлению Джиллианы, он так хватил Эскобара рукояткой клинка в висок, что тщедушный человечек неловко осел на пол и затих. После этого он снова схватил Джиллиану за руку и потащил ее к двери.

— Если хочешь вырваться отсюда, следуй за мной и делай все, что я тебе скажу.

Джиллиана, вырвавшись, набросила плащ на плечи и объявила:

— Хорошо, я пойду с тобой, но только потому, что мне не остается ничего другого.

Выйдя в коридор, Райен огляделся, затем махнул рукой Джиллиане. Она тоже вышла и следовала теперь вплотную за ним. Он шагал быстро и при этом держал ее за запястье. Она с трудом поспевала за Райеном. Дойдя до конца коридора, они спустились по черной лестнице на кухню. Пока что им везло — никто не встретился, никто не поинтересовался, куда собирается исчезнуть пленница.

Под удивленными взглядами кухарок и прислуги Райен с Джиллианой вышли через черный ход во двор. Здесь Райен довольно бесцеремонно усадил Джиллиану в седло и сам сел позади нее.

Пока стражник на воротах мог их видеть, они ехали шагом. Лишь удалившись на значительное расстояние, Райен облегченно вздохнул и пустил коня вскачь. Он знал, что из-за побега Джиллианы в замке вот-вот начнется тревога, и до этого им надо было успеть отъехать хотя бы на относительно безопасное расстояние.

Джиллиана держалась в седле прямо, стараясь не касаться Райена спиной. Сейчас он был для нее врагом, и она говорила с ним, как с врагом.

— Куда ты меня везешь? — спросила она таким надменным тоном, что Райен угрюмо стиснул зубы и некоторое время не отвечал.

— Туда, где тебя никто не найдет, — промолвил он через некоторое время.

Услышав такой ответ, Джиллиана чуть не задохнулась от возмущения.

— Если это какая-нибудь новая уловка, которую вы придумали вместе со своей матушкой…

— Джиллиана, — окончательно выйдя из себя, прервал ее Райен. — Позже ты сможешь осыпать меня проклятиями и обвинять во всех смертных грехах. Но, прошу тебя, избавь меня от необходимости выслушивать все это сейчас.

Джиллиана оскорбленно замолчала, постаралась отстраниться еще дальше от него и больше уже за всю дорогу не проронила ни слова.

На подъезде к деревне они свернули с дороги и углубились в лес. Конь Райена пробирался сквозь густые заросли, невиданной вышины крапива цеплялась за рукава Джиллианы, а ветки хлестали ее по лицу. Наконец, когда она уже окончательно поняла, что не выдержит больше ни минуты, лес расступился, и они оказались на песчаной отмели, залитой багряным светом заката. Спешившись, Райен сделал несколько шагов к морю и нахмурился. Взгляд его был устремлен на паруса купеческого судна, едва видневшиеся на горизонте.

— Проклятье! — отворачиваясь, буркнул Райен. — Я не думал, что они выйдут именно сегодня, а точнее: узнать просто не успел. Черт побери, как же быть?!

Джиллиана внимательно вглядывалась в его лицо.

— Ты хочешь сказать, что собирался посадить меня на этот корабль и отпустить на все четыре стороны?

Его темные глаза сердито сверкнули.

— А ты полагала, я стал бы тебя здесь удерживать? Нет уж, спасибо! У меня и без тебя довольно хлопот, — мрачно проговорил он.

Душа Джиллианы вдруг наполнилась ликованием. Он не предавал ее! Соскользнув с седла, она подошла к нему и виновато взяла его за руку.

— Как я могла в тебе усомниться?

— Ты имела на это полное право, — горько сказал Райен и повернул к ней лицо. От призрачного закатного багрянца в его темных глазах вспыхивали золотые блики. — Все кругом словно сговорились: думают одно, говорят другое, так что невозможно понять, кто друг, а кто враг.

Она тихонько провела ладонью по его щеке.

— Я согласна снова оказаться пленницей и заново пережить тот же страх — только чтобы в конце убедиться, что ты остался верен своему слову.

На губах Райена заиграла насмешливая улыбка.

— Осторожнее, Джиллиана! Когда ты смотришь на мужчину такими глазами, он может подумать, что ты подаешь ему надежду.

Некоторое время она молчала, глядя на волны, потом обернулась к нему и тихо сказала:

— Иногда надежда — это все, что нам остается. Шагнув к ней, Райен стиснул ее в объятиях.

— Джиллиана, я не знаю, что принесет нам завтрашний день, но сегодня, сейчас — позволь мне думать, что ты принадлежишь только мне.

Она запрокинула голову, и синие глаза ее осветились нежностью.

— Я никогда не буду принадлежать никому другому.

Райен засмеялся и смахнул песчинку с ее щеки.

— Значит, я обладатель величайшего сокровища на земле.

Они долго стояли неподвижно, и глаза их говорили друг другу о любви, по которой давно тосковали их сердца. Наконец осторожно, словно спрашивая ее, можно ли, губы Райена коснулись ее губ. Когда Джиллиана ответила на его поцелуй, он приник к ней настойчиво и властно, словно уверившись в своем праве.

Неожиданно он сообразил, что они стоят на открытом месте, где их может увидеть любой случайный прохожий. Подняв Джиллиану на руки, он вставил ногу в стремя и вместе со своей драгоценной ношей взлетел в седло.

— Ты моя, — шепнул он ей.

— Твоя, сердцем и душою, — отозвалась Джиллиана. Чувство ее показалось ей вдруг таким безмерным, что, не в силах смотреть на возлюбленного, она спрятала лицо у него на груди.

Райен тронул поводья, и конь резво побежал вперед. Джиллиана любит его, теперь он ясно это видел. Пусть завтра их ждет война и разлука, но сегодня ночью любимая будет принадлежать ему.

При свете луны, которая мелькала между ветвями, она обратила к нему лицо.

— Куда мы все-таки едем? — тихо спросила Джиллиана.

— В одно тайное место, которого я не показывал еще никому.

Она ткнулась губами в его щеку.

— Вези меня куда угодно, я хочу только быть с тобой.

Лицо его вдруг по-особенному посерьезнело.

— Ты знаешь, что завтра я должен отправить тебя с острова?

— Нет. Я не хочу от тебя уезжать.

— На Фалькон-Бруине начнется война, тебе нельзя здесь оставаться.

Она нахмурилась, угадывая, что он сейчас чувствует.

— Ты пойдешь против своей матери?

— Это мой долг, — сурово ответил он.

— Да, ты должен это сделать, — сказала она понимающе.

Он притянул ее ближе к себе.

— Завтра я постараюсь найти корабль, который увезет тебя в Талшамар.

— Я не боюсь сражений. Позволь мне остаться рядом с тобой.

Сердце Райена наполнилось гордостью за нее. В ней были верность и бесстрашие, каких он не ожидал никогда найти в женщине.

— Ты должна думать о ребенке, — напомнил он. — Что бы ни случилось, обещай мне поступать так, как будет лучше для тебя и нашего ребенка.

Она закрыла глаза и прислонила голову к его плечу.

— Обещаю.

Когда его губы словно нечаянно коснулись ее шеи, потом двинулись вверх, потом поиграли с мочкой ее уха и скользнули к губам, Джиллиана позабыла обо всем на свете. Рука Райена лежала на ее груди — и ей казалось, что она должна быть именно там. Любовь, которую она лишь сейчас перестала скрывать от самой себя, желала немедленно воплотиться в нежные объятия.

Нагнувшись, Райен обжег ее горячим поцелуем. Только сейчас Джиллиана заметила, что они давно остановились. Спрыгнув на землю, Райен взял Джиллиану на руки и пошел вперед по тропинке.

Ночь была поистине прекрасная. При свете полной луны все было видно, как днем. Мириады звезд мерцали в черном бархатном небе, и тысячи светлячков носились в струях легкого ветерка. Незнакомая ночная птица огласила воздух загадочным криком, где-то неподалеку шумела вода.

Райен остановился и снова приник к манящим губам Джиллианы.

— Мы уже добрались? — с замиранием сердца спросила она.

Он бережно опустил ее, но она даже не успела коснуться земли: перехватив руки, он тут же снова крепко прижал ее к себе.

— Да, мы на месте и здесь останемся, — шепнули губы около ее губ.

Джиллиана повернула голову и долго как завороженная смотрела на быструю речку, серебрившуюся под луной.

— Красиво… как в сказке.

Он снова повернул ее лицо к себе.

— А ты — добрая фея в сказке. Это наша волшебная ночь.

Встретившись, их губы слились в поцелуе, и они медленно опустились на благоуханный ковер из лугового клевера.

— Я люблю тебя, Джиллиана, — сказал Райен, держа ее бережно, как держат самый нежный цветок.

— Я люблю тебя, — отозвалась она.

Глаза его королевы светили ему из темноты. Он тихонько провел большим пальцем от ее виска к подбородку.

— Возможно, что сегодня мы в последний раз с тобой вместе — ты это понимаешь?

Джиллиана печально кивнула. Пальцы Райена нырнули в мягкий шелк ее волос, и он притянул ее голову к себе.

— Я постараюсь, чтобы ты никогда не забыла эту ночь. Я же навсегда запомню тебя такой, как сейчас. Знаешь, в глазах у тебя горят звезды, а волосы мерцают в лунном свете так загадочно…

Джиллиана обхватила ладонями его лицо — но тут непрошеные слезы хлынули из ее глаз.

— Райен, каждую ночь в своей жизни, ложась спать в одиночестве, я буду вспоминать тебя и эту минуту.

— Иные живут вместе всю жизнь, но вовсе не знают любви. Нам повезло куда больше нам суждено пробыть вместе совсем недолго, но любить друг друга всю жизнь.

И были тихие слова, и нежные ласки, и поцелуи, от которых все быстрее бились сердца влюбленных. Медленно, словно желая продлить драгоценные мгновения, Райен снял с нее платье, и Джиллиана так же медленно освободила его от одежд.

Наконец они поднялись на ноги во всем великолепии своей наготы. Райен протянул к ней руки, и в тот же миг, сама не зная как, она оказалась в его объятиях.

Но им уже было мало объятий: страсть закружила их, сливая воедино тела и души.

Подчиняясь властному зову плоти, Райен развел ее ноги и вошел, почти ворвался в нее — но тотчас мысль о ребенке заставила его умерить пыл.

— Райен, — выдохнула она ему в ухо. — Никто никогда не любил, как я.

Ее слова почему-то причинили Райену такую боль, что он не мог отвечать. Его глаза наполнились слезами. Он не стыдился их, ибо то были слезы, рожденные любовью.

— Душа моя, любовь!.. Время — наш единственный враг, — шептал он, осушая поцелуями ее мокрое от слез лицо.

Пьянящие волны накатывали на них одна за другой. Когда наслаждение Джиллианы сменилось невыносимым восторгом, она закричала, и ее голос смешался с неумолкающим шумом бегущей воды.

Остаток ночи они лежали обнявшись, иногда тихонько разговаривали, но больше молчали. Джиллиана твердо решила не спать, чтобы не упустить ни единого мгновения их последней ночи. Однако незадолго до рассвета, уютно свернувшись в объятиях Райена, она все же задремала.

Солнце еще не встало, когда поцелуй разбудил Джиллиану. Она потянулась и обвила руками шею Райена.

— Зачем ты дал мне уснуть? — с улыбкой спросила она.

Он не отрывал от нее глаз.

— Ты красивая. Мне нравится на тебя смотреть. — Вставая, он подхватил ее на руки. — Ты умеешь плавать?

— Разумеется, нет, где мне было научиться?

— Тогда придется довериться мне, — со смехом объявил он и вошел в воду.

Она крепче обхватила его за шею и прижалась щекой к его щеке.

— Вверяю тебе свою жизнь, — сказала она то ли в шутку, то ли всерьез.

В прохладном сверкающем потоке они смеялись, брызгались и играли, как дети, впервые дорвавшиеся до воды. Но вот солнце вызолотило облака на востоке, и в ту же минуту Джиллиана печально умолкла: время их беззаботности неумолимо истекало.

Не говоря ни слова, Райен взял ее за руку и вывел на берег. Он заботливо помог ей одеться, потом оделся сам.

— Пора, — наконец сказал он, заглядывая ей в глаза.

— Я не знаю, как я это вынесу, — пробормотала она.

— Ты должна быть сильной.

— А мои люди? А Нетта? Нет, я не могу бежать, оставив их здесь.

— Джиллиана, я сделаю все возможное, чтобы им помочь. Но ты должна уехать сегодня же. Ты обещала!

Она опустила голову. Только бы не расплакаться в последнюю минуту!

— Хорошо. Я сдержу слово.

Обнявшись, они стояли в клубах утреннего тумана, который уже начал рассеиваться под первыми лучами солнца.

— Ах, Райен, как жаль, что столько времени у нас ушло на бессмысленную борьбу с самими собой. Если бы…

Она не договорила, потому что в эту самую минуту со всех сторон послышались громкие голоса и фырканье лошадей. Их окружили невесть откуда взявшиеся воины королевы Мелесант!

Райен оттеснил Джиллиану и молниеносно бросился к оставленному на траве мечу.

— Берегитесь, Ваше Высочество! — послышался самодовольный голос Эскобара. — Стоит мне сказать словечко своим людям — и они прикончат вас обоих на месте.

— Жалкий ублюдок! — вскричал Райен, сжимая рукоять меча. Вскочив на ноги, он прикрыл собою Джиллиану. — Мужчины должны сражаться с мужчинами. Отпусти ее, и я сам сдамся тебе.

Эскобар рассмеялся.

— Ничего не выйдет, Ваше Высочество. — Его тусклые глазки завистливо оглядывали застывшую за спиной принца красавицу. — Ее Величеству угодно, чтобы я доставил в замок вас обоих.

Райен поднял меч и с воинственным кличем ринулся на Эскобара.

— Остановите его! Он меня убьет! — взвизгнул кастилец.

Когда три стрелы одновременно вонзились в грудь Райена, и он навзничь упал в воду, Джиллиана пронзительно закричала и бросилась к нему. Еще не совсем сознавая, что произошло, она вытягивала его на берег, а кровь быстро окрашивала воду вокруг него.

— Райен! — стонала она, переплетая свои пальцы с пальцами любимого. — Что они с тобой сделали?

Весь перед его короткой куртки был залит кровью, а глаза полны бесконечной печали.

— Любовь моя, не плачь… и помни меня. Скажи нашей малы…

Голова его безвольно упала набок, и больше он уже не шевелился. Медленно Джиллиана запечатлела поцелуй на его губах, потом встала и обернулась к тому, кого считала убийцей Райена.

— За это ты еще поплатишься жизнью, — сказала она таким голосом, что вздрогнул не только Эскобар.

Тот вообще трясся не переставая. Он понимал, что за смерть сына королева Мелесант может в гневе расправиться с ним. Потом, конечно, одумается, но ему это, пожалуй, будет безразлично.

Носком ботинка он повернул голову Райена лицом вверх и долго всматривался в неподвижные черты. Наконец, убедившись, что он не дышит, сенешаль обернулся к одному из кастильцев.

— Отвезите его в замок, но не сейчас, а… позже. Мне понадобится некоторое время, чтобы объяснить все королеве.

После этих слов Джиллиана, на которую никто не обращал внимания, провалилась в глухую черноту. Мир без Райена был ей не нужен.

29

Королева Элинор, сидя на галерее в окружении своих дам, слушала молодого менестреля, который играл на лютне и пел что-то торжественно-печальное о славных, но давно минувших днях. Наконец ей это надоело, и она в раздражении подняла руку, певец мгновенно смолк.

— Довольно этих заунывных баллад! Я хочу слышать веселые песни. Вы же, — она обернулась к своим компаньонкам, — танцуйте, смейтесь, предавайтесь веселью.

С этими словами королева Элинор удалилась, всем своим видом показывая, что желает остаться одна.

В последнее время ей стало заметно тяжелее переносить свое заключение — возможно, оттого, что Джиллианы больше не было в Солсбери. Да, эта девушка придавала смысл и цель жизни опальной королевы, с ее помощью Элинор могла мстить Генриху, даже оставаясь в неволе.

Теперь жизнь ее не имела ни цели, ни смысла. Дни казались ей беспросветно серыми, ночи чересчур долгими.

В своих покоях она подошла к окну и устремила вдаль полный тоски взор.

— Ваше Величество! — позвала ее служанка. Элинор обернулась.

— Что, письмо от Ричарда?

— Нет, Ваше Величество. Там внизу два путника, и оба такие чудные, что я решила на всякий случай сказать про них вам. Может быть, они развлекут Ваше Величество.

— Где — внизу? — недовольно уточнила королева.

— На кухне, Ваше Величество. Я спустилась туда собрать для вас чайный поднос, а тут они как раз заглядывают в дверь — с виду вроде как два нищих оборванца. Кухарка, добрая душа, сунула им по куску хлеба и велела идти своей дорогой. Но тут — что вы думаете?

— Ах, не тяни, рассказывай, раз начала, — равнодушно обронила Элинор.

— Тут один из них заявляет, что должен передать непременно какое-то известие Вашему Величеству.

— Чего ради я должна слушать какого-то нищего оборванца?

— Ваше Величество! — Голос служанки срывался от возбуждения. — Он сказал, что у него известие от вашей воспитанницы.

— У меня нет никакой воспи… — В глазах Элинор вдруг появилась явная заинтересованность. — Что он еще сказал?

— Он сказал, что сам родом из Талшамара, и похоже, что так оно и есть.

— Где он? — взволнованно спросила Элинор. — Сейчас же веди их обоих сюда.

— Я уже это сделала, Ваше Величество. Я ничуть не сомневалась, что вы непременно захотите сами с ними побеседовать, так что сейчас они ждут за дверью.

Когда путники вошли и остановились в нескольких шагах от нее, Элинор величаво выпрямилась. Оглядев их с головы до ног, она слегка нахмурилась. Перед нею и впрямь стояли нищие оборванцы, вдобавок довольно грязные.

— Который из вас талшамарец?

Сэр Эдвард вышел чуть вперед и учтиво поклонился.

— Я, Ваше Величество. Мое имя сэр Эдвард. Я был в числе рыцарей, которые сопровождали королеву Джиллиану в Лондон, а оттуда на Фалькон-Бруин.

— Так отчего же вы сегодня оказались здесь, а не рядом со своей королевой? Неужто явились в Англию, чтобы попрошайничать под моей дверью?

— Ваше Величество, над моей королевой нависла смертельная опасность. Я даже не могу с уверенностью сказать, жива она сейчас или уже нет.

Элинор велела ему подойти ближе. Ей хотелось как следует разглядеть его глаза: она неплохо умела определять по глазам, лжет человек или говорит правду.

— В чем причина ваших опасений, сэр Эдвард — если, конечно, вы и впрямь сэр Эдвард?

— Мы — несколько рыцарей — прибыли на Фалькон-Бруин вместе с королевой, но нас было слишком мало. Остальных Ее Величество изволила отправить домой. — Он преклонил одно колено и опустил голову. — Мне нестерпимо стыдно. Я должен был любой ценой оградить Ее Величество от опасности, но не выполнил своего долга.

— Что с Джиллианой? — нетерпеливо спросила Элинор.

— Королева Мелесант заперла ее в комнате и не позволяет выходить. Она объявила, что продержит ее в замке до рождения младенца.

— Что ты сказал?! Королева Джиллиана в положении?

— Да, Ваше Величество. Мы как раз готовились грузиться на корабль, чтобы плыть домой, когда люди королевы Мелесант устроили нам подлую ловушку. Нескольких рыцарей они уложили на месте, остальных бросили в подземелье.

Глаза рыцаря подтвердили Элинор, что он говорит правду.

— Встаньте, сэр Эдвард, и отвечайте на мои вопросы. Что случилось с Хэмфри?

— Я слышал, что он выжил, но заточен в тюремных помещениях замка. Во всяком случае, среди павших я его не видел.

— Но как же вам удалось избежать гибели и при этом не угодить в темницу? Вы что, прибегли к какой-нибудь хитрости?

— Я был ранен, лежал без движения, и враги приняли меня за мертвого. Если бы не принцесса Кассандра и Роб Гилберт — он стоит сейчас перед вами, Ваше Величество, — меня бы тоже не было в живых.

Королева Элинор принялась сосредоточенно ходить по комнате: за годы заключения это хождение из угла в угол вошло у нее в привычку. Сейчас она пыталась понять, что толкнуло королеву Мелесант на столь чудовищные злодеяния. Довольно скоро, однако, она все поняла и задумчиво покачала головой.

— Мелесант думает, что, забрав у Джиллианы ребенка, она обретет власть над Талшамаром. Но тогда ей придется сначала умертвить Джиллиану — а этому не бывать! Я никогда не допущу такого, пусть хоть Мелесант, хоть сам черт, которому она поклоняется, строит какие угодно козни.

— Но что мы можем сделать, Ваше Величество?

— Прежде всего не падать духом, сэр рыцарь, — уверенно ответила Элинор. — Мне случалось побеждать и более серьезных соперников, чем эта регентша, возомнившая себя королевой. Для меня она никто!

— Но, миледи, ведь вы сами находитесь в заключении…

Элинор негромко рассмеялась.

— Только что я думала о том, что если мне придется еще хоть день просидеть тут без дела, выслушивая болтовню своих компаньонок, я просто умру — и тут появились вы и принесли мне известия. Вы поставили передо мной цель! Америя, отведи этих людей в свободную комнату и приготовь им переодеться. Сэр Эдвард, сегодня за ужином мы с вами обсудим наши планы.

Если прежде сэр Эдвард слышал о королеве Элинор много дурного и ничего хорошего, то отныне его мнение о ней в корне переменилось, и он готов был дать отпор всякому, кто попытается в его присутствии чернить ее имя. Принцесса Кассандра проявила удивительную прозорливость, послав его сюда: королева английская охотно согласилась ему помочь, хотя он пока не видел как.

Кассандра приникла к стене и замерла, прислушиваясь к выкрикам матери в соседней комнате.

— Болван! Ты заплатишь мне за смерть моего сына!

В ответ раздался дрожащий голос Эскобара:

— Но, Ваше Величество, что мне оставалось делать? Он хотел меня убить. Я только защищался.

— Он, видите ли, хотел его убить! Велика беда! Да ты тварь низкая против Райена, слышишь? Жалкое ничтожество!

Кассандра зажала рот рукой, чтобы не закричать. Райен погиб?! Нет, это невозможно! Едва сдерживая рыдания, она снова обратилась в слух.

Мелесант, потрясая кулаками, продолжала изливать свою ярость на Эскобара.

— И этот подлец посмел отнять у меня моего сына!..

Эскобару еще не приходилось видеть ее в таком бешенстве, и сейчас он старался держаться как можно дальше от нее.

— У меня не было другого выхода. Ваш сын предал вас… Я должен был его остановить!

— Ты мерзкое животное! — шипела Мелесант. — И все твои мыслишки ничтожны, как ты сам. Думаешь, я бы не сумела обуздать собственного сына? Разве я не справлялась с ним до сих пор?

— Да, Ваше Величество. — От страха Эскобар втянул голову в плечи. — Ваше Величество, что я теперь должен сделать?

— Ты уже сделал то, чего нельзя исправить. — Она медленно двинулась на него, и он попятился. Оттого, что теперь она говорила, не повышая голоса, ему стало еще страшнее. — Если ты еще раз посмеешь вмешаться во внутренние дела Фалькон-Бруина, то назад в Кастилию поедешь не ты, а твое обезглавленное тело. Понятно?

— Да, Ваше Величество.

— Ступай прочь! Я не желаю тебя больше видеть.

— Да, Ваше Величество. — Эскобар перевел дух, кажется, гнев королевы ослабел.

— Вон! — завопила Мелесант.

Эскобар стремительно вылетел из двери и пронесся мимо Кассандры, даже не заметив ее. Немного подождав, она постучала в дверь и переступила порог комнаты матери. Мелесант сидела на стуле, сгорбившись, глаза ее были полны слез.

Чтобы не вызывать лишних подозрений, Кассандра решила прикинуться наивной девочкой.

— Мама, отчего ты так печальна? Мелесант расправила плечи.

— У меня печальные новости, Кассандра! Твоего брата… твой брат умер.

Кассандра изо всех сил сцепила руки, чтобы не расплакаться.

— Он же был совершенно здоров. Что случилось?

— Ах, какая разница.

Невыносимая боль пронзила все существо Кассандры.

— Я… я хочу видеть его тело. Я не могу поверить.

Мелесант вытерла слезы и сказала:

— Я велела похоронить его тайно, чтобы местные мятежники не попытались сделать из него мученика. Но ничего, скоро я расправлюсь со всеми смутьянами на этом острове, — злобно заявила она.

— Я хочу видеть тело моего брата, — упрямо повторила Кассандра.

— Ты, видно, не поняла меня. Я ведь сказала: он похоронен тайно, и никто не знает, где он лежит.

Гнев душил Кассандру. В эту минуту мать казалась ей уродливым чудовищем, и больше всего девушке хотелось бросить ей прямо в лицо, что это она — убийца своего сына. Пусть не Мелесант, а Эскобар присутствовал при расправе над Райеном, но все равно, это ее рук дело.

Однако вместо этого Кассандра смиренно склонила голову, словно шепча молитву, и побрела к двери. Надо терпеть. Пока мать уверена, что дочь не представляет для нее угрозы, она может свободно ходить туда, куда ей надо. Сейчас она намеревалась отправиться в деревню и поговорить с людьми — наверняка кто-то должен знать, где похоронен Райен.

В маленьком охотничьем домике в глубине леса все было тихо. Суровые воины, молча ожидавшие за дверью, не выпускали из рук мечей, словно готовясь в любую минуту отразить нападение противника.

Сэр Пьермонт склонился над раненым принцем, и от беспокойства морщины, бороздившие его лицо, казались еще глубже. Принц Райен был еще жив, но жизнь его висела на волоске, и старый рыцарь молил Бога, чтобы все обошлось.

— Никто, кроме тех, кто здесь находится, не должен знать, что принц Райен жив, — сказал он, оборачиваясь к своему оруженосцу. — Мы должны хранить эту тайну как зеницу ока.

Старая Мерт, жена хозяина домика, влила в рот принца ложку горького снадобья, и Райен со стоном слабо оттолкнул ее руку.

— Повезло, что вовремя его нашли, — сказала Мерт. — Еще немного — и он скончался бы от ран. Сейчас и то еще бабушка надвое сказала, но хотя бы есть надежда.

— В том, что мы нашли его, не было никакого везения, — возразил ей сэр Пьермонт. — Просто мы видели, как трое кастильцев направились в лес. Известно, где кастильцы, там беда — вот мы и пошли за ними и подслушали их разговор. А говорили они о том, что королева приказала похоронить своего сына тайно, чтобы никто не знал, где он лежит… Теперь эти трое сами лежат в могиле, которую они выкопали для нашего принца.

Между тем Райен пытался выбраться из клубов наплывающего на него тумана. Он звал Джиллиану, сердце его обливалось кровью: из-за его неосторожности Джиллиана снова оказалась пленницей его матери.

— Я должен, должен ее спасти, — с трудом выговорил он и попытался встать, но чьи-то сильные руки не пустили его.

— Вам нельзя вставать, Ваше Высочество. — Это был голос сэра Пьермонта. — Вы ранены, ваши раны очень опасны, и прежде чем кого-то спасать, вам надо еще самому хорошенько окрепнуть.

Скоро Райен начал дрожать, как от холода, и как он ни противился подступающему забытью, в конце концов сон все-таки победил его.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно пробормотала Мерт. — Теперь он проспит до утра, а там как Бог даст.

Когда королева Мелесант ворвалась в ее комнату, Джиллиана лежала на кровати. Веки ее опухли, глаза покраснели от слез. Она явно оплакивала Райена, и это еще больше раздосадовало Мелесант.

— Думали убежать от меня? — грозно воскликнула она. — Вы, милочка, еще слишком мало пожили на свете, чтобы суметь меня одурачить!

Джиллиана поднялась с постели и гордо встала перед матерью Райена.

— Вам, должно быть, очень тяжело сознавать, что ваш сын погиб по вашей вине.

Обойдя кровать, Мелесант остановилась у окна.

— Тому, кто наделен властью, приходится порой совершать много поступков, которые не по нраву ему самому. — Она досадливо повела плечом. — Конечно, было бы лучше, если бы Райен был сейчас жив и здоров, но ведь он знал, на что шел, когда готовился поднять против меня оружие.

— Он умер с честью, потому что не хотел жить в позоре.

— Не вам судить, чего он хотел, а чего не хотел! Не заморочь вы его своими прелестями да нежностями, мне, возможно, удалось бы перетянуть его на свою сторону.

— Райен думал прежде всего о своем народе. Без меня он бы все равно восстал против вашей тирании — и победил, потому что на его стороне был весь народ.

— Как видите, народ ему не сильно помог.

— Мне жаль вас, Мелесант. Вместе со своим сыном вы погубили то лучшее, что еще оставалось в вас, — печально произнесла Джиллиана.

— Жалейте лучше себя! Я покамест на свободе — в отличие от вас!

— Однако за свою свободу вам пришлось заплатить дорогой ценой.

Мелесант боролась с искушением ударить ее наотмашь. Эта талшамарская королева, казалось, одним своим существованием унижала ее. И все же в ней были сила и мужество, которые внушали Мелесант невольное уважение.

— Да, цена и правда немалая. Но коль скоро она уже уплачена, значит, я буду отныне крепко держать в своих руках скипетр Фалькон-Бруина и скипетр Талшамара.

— Талшамара? Никогда! — твердо сказала юная королева.

— Ах, вы, стало быть, еще не поняли? Я совершенно законно завладею Талшамаром через младенца, который находится пока что в вашей утробе. Как только он родится, его у вас заберут. Но не волнуйтесь, с ним будут обращаться как нельзя бережнее. Я лично буду заботиться об его здоровье, более того, назначу его своим наследником. Видите, как просто!

Ужас отразился во взгляде Джиллианы.

— Вы не посмеете забрать моего ребенка! Мелесант счастливо рассмеялась. Наконец-то она нашла способ поставить гордячку на колени.

— Что же меня остановит?

— Неужели вы способны на такое… на такой чудовищный поступок? Ведь это ваш внук или внучка!

— Должна заметить, милая, что в течение жизни мне пришлось совершить немало поступков, которые наверняка оскорбили бы вашу чувствительную натуру, но я не стыжусь их и ни у кого не прошу прощения.

От этих слов Джиллиане стало по-настоящему страшно — не за себя, а за ту жизнь, которая еще не началась.

— Будьте милосердны, Мелесант! Не забирайте дитя от матери!

Удовлетворенная, Мелесант величаво двинулась к двери, но, прежде чем уйти, еще раз обернулась.

— Я имею все права на этого младенца. Разве что, — она злорадно улыбнулась, — вы понесли от кого-то другого, а теперь пытаетесь выдать своего бастарда за ребенка Райена. — Она внимательно смотрела на Джиллиану, наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Вы мне отвратительны, — устало сказала та.

В лице Мелесант не дрогнул ни один мускул его каменной неподвижности жили лишь одни глаза но то, что Джиллиана увидела в их темной глубине заставило ее содрогнуться.

— Что делать, — ровным голосом произнесла Мелесант. — Без вашего младенца Фалькон-Бруин остался бы без наследника, не считая Кассандры — ну, а она по своему скудоумию вряд ли способна управлять страной.

— Зачем вы наговариваете на свою дочь? Кассандра вполне разумная девушка.

— Возможно, но это не имеет особого значения. Теперь у вас появится много свободного времени — так что советую вам подумать пока вот о чем, прежде чем заботиться о чужих судьбах. С каждым днем живот ваш будет расти, приближая срок разрешения от бремени, и когда это счастливое событие наконец произойдет, вы не успеете даже взглянуть на новорожденного, как его у вас заберут. — Голос ее сделался слащаво-нежным, на губах играла насмешливая улыбка. — Как полагаете, Джиллиана, легко ли будет вынести такое испытание?

— Я найду способ одержать над вами верх, — сказала Джиллиана, выше поднимая голову. Усилием воли она сдержала подступавшие к глазам слезы. — Подумайте и вы об этом.

Рассмеявшись, Мелесант переступила через порог.

Джиллиана вцепилась в прикроватную стойку балдахина с такой силой, что у нее побелели пальцы. Так одиноко, как сейчас, она не чувствовала себя еще ни разу в жизни.

30

Народ слишком любил принца Райена, чтобы можно было сохранить в тайне его смерть. Вот уже несколько недель подряд люди ежедневно приходили к королевскому замку. Они ничего не предпринимали, просто молча стояли под стенами.

Гневаясь, королева Мелесант приказывала поскорее гнать их взашей, но на другой день они неизменно возвращались, и число их увеличивалось. Все это было крайне неприятно, и Мелесант некоторое время ломала голову над тем, как прекратить их молчаливую осаду.

В конце концов она решила их попросту не замечать. Без твердой руки Райена у этой неразумной толпы не было ни малейшего проблеска надежды.

Джиллиана томилась в своей маленькой тюрьме, охраняемой караульными-кастильцами. Гнев и ненависть к Мелесант причудливо переплетались в ее душе с глубокой, почти невыносимой печалью. Она все еще не могла поверить, что Райена больше нет. Все это было так бессмысленно, чудовищно. Жизнь оборвалась так мгновенно, а то, что происходило сейчас, трудно было назвать жизнью. Джиллиана поклялась себе, что, если когда-нибудь Господь позволит ей вырваться отсюда, королеве Мелесант придется дорого заплатить за все свои злодеяния.

Недели вылились в месяцы, за осенью пришла длинная унылая зима. Дни сменяли друг друга, все жители острова ожидали чего-то, что зрело и неотвратимо надвигалось. Но что это было — никто не знал.

Как и предсказывала Мелесант, сторонники Райена скоро перестали появляться под стенами королевского замка. Кастильцы и все, кто стоял за регентам шей, с опаской поглядывали на море все понимали, что стоит талшамарцам каким-то образом узнать, что их королева находится в заключении, возмездие не заставит себя долго ждать.

С каждым днем Джиллиана все больше падала духом. Глядя из своего окна на землю, она казалась себе птицей, которую поймали и посадили в клетку. Теперь она лучше понимала королеву Элинор. Трудно хранить надежду, когда надеяться не на что.

— Ваше Величество, — озабоченно сказала Нетта. — Вы слишком бледны. Вам сейчас нужно солнце и свежий воздух.

— Увы, Нетта, об этом я могу только мечтать.

— А ваши платья? Они вам уже тесны. К тому же у вас нет с собой ничего теплого, вы ведь не собирались проводить зиму на этом острове.

— Что ж, придется довольствоваться тем, что есть. Королева Элинор томится в заключении гораздо дольше меня, однако она с достоинством переносит все лишения.

— Да, но ведь у нее в распоряжении целый замок со всем, что ей необходимо, а у вас одна эта крохотная клетушка.

Джиллиана слабо улыбнулась.

— Это ничего, что она крохотная, к этому я привыкла с детства — я ведь много лет жила в монастырской келье. Но тогда по утрам я совершала длинные-длинные прогулки… Ах, Нетта, с какой тоской я вспоминаю сейчас ту утреннюю росу на траве, и легкий дымок, что курился над крестьянскими домами, и запах влажной земли после дождя. Всего этого мне недостает почти так же, как Райена. Глаза Нетты наполнились слезами.

— Бедненькая вы моя! Сил нет смотреть, как вы убиваетесь по погибшему супругу. Кабы можно было, я бы с радостью забрала себе все ваши горести.

Джиллиана взялась за свое рукоделие, но, сделав несколько стежков, снова его отложила. Ничто не могло отвлечь ее от беспокойных мыслей.

— Нетта, я хочу кое о чем с тобой поговорить. Думаю, ты понимаешь, что королева Мелесант живой меня отсюда не выпустит.

— Не хочу этому верить. — Слезы мешали служанке говорить. — Вы такая славная, такая добрая — вы не можете умереть! Не может быть, чтобы не было никакой надежды.

— Не надо, милая Нетта, не плачь, что в этом пользы? У меня все же сохранилась надежда, и эта надежда — ты.

Нетта вытерла глаза и озадаченно взглянула на свою госпожу.

— Я?

— Да, Нетта, ты. Я знаю, как тебе хочется поскорее вернуться в Талшамар, к своему мужу и родным.

— Нет-нет, я не покину вас, Ваше Величество! — торопливо перебила Нетта.

— Постой, я постаралась взглянуть на нас с тобой глазами Мелесант и поняла, что, когда я умру, она и тебя не оставит в живых.

— Я тоже так думаю, Ваше Величество, но это не имеет никакого значения. Мое место здесь, подле вас. Что будет с вами, то и со мной.

— Так вот, я попробую убедить Мелесант, что моему ребенку нужна талшамарская нянька.

Глаза Нетты округлились от удивления.

— Вы хотите доверить мне младенца королевских кровей?

— Нетта, а кому же еще?

— Но если вас не будет, то и я не захочу жить, — возразила служанка.

— Ты должна жить, Нетта, потому что только ты сможешь правдиво рассказать обо всем моей дочери и научить ее гордости и достоинству. Пожалуйста, сделай это для меня. Обещай!

Плечи женщины поникли, но, признав правоту королевы, она согласилась.

— Да, Ваше Величество. Вот только чем ближе дело подходит к родам, тем ближе…

— Я знаю, Нетта. Но не будем об этом думать. Сейчас я хочу попросить тебя еще об одном.

— Просите о чем угодно, Ваше Величество, я все сделаю.

Джиллиана понизила голос.

— Есть кто-нибудь на кухне, кому бы ты доверяла?

— Не знаю, Ваше Величество. Сдается мне, что многие возмущены тем, как обошлась с вами королева Мелесант. Вот хотя бы старшая кухарка — она как будто славная женщина и всегда так участливо справляется о вас. Это она печет для вас такие вкусные лепешки.

— Как думаешь, можно через нее передать несколько слов принцессе Кассандре?

— Думаю, что да — если только мне удастся переговорить с нею наедине.

— Меня беспокоит вот что. Я прекрасно понимаю, что принцесса не имеет никакого отношения к тому, что происходит. Она, бедняжка, наверняка удручена творимыми в замке бесчинствами. Так вот, я хочу, чтобы она знала: я ни минуты не сомневалась в том, что ее совесть чиста передо мной. Она меня не предавала. — Джиллиана подошла к кровати. — Пожалуй, я прилягу, Нетта. Сегодня мне что-то неможется.

Она отвернулась к стене и скоро заснула. Только во сне королева Джиллиана хоть на короткое время обретала свободу. Вот и сейчас ей приснился ее возлюбленный: он был жив и обнимал ее крепко и нежно, как в ту последнюю ночь, что они провели вместе.

Ее разбудил громкий стук в дверь. Сидя в постели, Джиллиана молча смотрела на двух стражников, которые вошли, не дожидаясь позволения.

— С какой стати вы беспокоите Ее Величество? — спросила Нетта, загораживая Джиллиану от непрошеных гостей.

— Королева Мелесант прислала нас за сундуками и драгоценностями.

Нетта ощетинилась: ведь среди драгоценностей находилась и корона Талшамара!

— Я не отдам их вам!

— Не надо, Нетта, — остановила ее Джиллиана. Возражать было бесполезно, и Джиллиана не хотела, чтобы из-за платьев и драгоценностей пострадала ее верная служанка. — Пусть берут все, что им велено.

Когда стражники ушли, Джиллиана с Неттой некоторое время молчали.

— Вот и все, — проговорила наконец Джиллиана. — Королеве Мелесант осталось забрать только моего ребенка и вслед за тем мою жизнь. — Это не женщина, а исчадие ада, — в сердцах заявила Нетта.

Джиллиана встала и подошла к окну.

— Да, пожалуй. — Высоко в небе ровным клином летели птицы. Морозное дыхание зимы еще чувствовалось в воздухе, но уже неумолимо подступала весна — время, когда дитя Джиллианы должно было появиться на свет.

Она положила руку на живот и ощутила привычную нежность. Дитя у нее под сердцем было частичкой Райена, и эта частичка пока жила в ней. Она была побеждена, но не сломлена. Райен учил ее бороться до конца.

Весна запаздывала. Ветер свистел в зубьях крепостной стены и швырял в окно колючие снежинки. У Джиллианы начались роды. Она изо всех сил стискивала зубы, чтобы не кричать от боли: у дверей ее комнаты неотлучно находился королевский стражник.

Когда острая боль в очередной раз пронзила все ее тело, она зажала себе рот рукой и негромко застонала.

— Мне нельзя кричать, нельзя, — задыхаясь, говорила она служанке. — Надо молчать, иначе караульный донесет Мелесант, и тогда все пропало! — Выгибая спину, она крепче вцепилась в руку Нетты.

Служанка обтерла лоб Джиллианы влажной тряпкой. Она восхищалась мужеством своей королевы, и все же у нее не укладывалось в голове как можно молча переносить такие муки?

— Ваше Величество, миленькая вы моя, я бы с радостью перетерпела за вас всю боль!.. — Так верная Нетта всегда пыталась хоть немного облегчить участь госпожи.

За то время, что Нетта пробыла с ней, им пришлось столько пережить и испытать, что Джиллиана привязалась к ней, как к родной. Теперь ей, как никогда, нужна была помощь, потому что ее собственные силы уже иссякали. Схватки начались ночью, сразу после полуночи, а сейчас был уже почти полдень.

За это время Нетта несколько раз спускалась вниз сначала за водой, потом за бельем и полотенцами. Но теперь она ни на шаг не отходила от своей госпожи: схватки повторялись все чаще и чаще. Вероятно, младенцу пришло время появиться на свет.

— Ваше Величество, я боюсь, что роды слишком затянулись. Может, позвать кого-нибудь на помощь?

— Нет, ни в коем случае! Если Мелесант узнает, она тут же заберет мою малышку. Пусть она останется со мной подольше! Я должна…

Но тут словно железные тиски сдавили Джиллиану, она застонала, голова ее заметалась по подушке из стороны в сторону. Схватка продолжалась дольше обычного, и когда она отступила, у Джиллианы не осталось сил даже для того, чтобы поднять руку.

— Нетта, долго ли еще терпеть?

— Не знаю, Ваше Величество, я ведь сама никогда не рожала, — печально отозвалась служанка. — Дай Бог, чтобы поскорее!

Тут новая невыносимая боль скрутила тело Дж иллианы, и она тихонько по-звериному завыла.

Дитя появлялось на свет!

В первое мгновение Нетту сковал страх, но она тотчас откинула его и начала придерживать и направлять головку ребенка. Наконец крошечное тельце лежало у нее в руках. Перевязав и обрезав пуповину, она бережно завернула малышку в мягкое одеяло.

— Ваше Величество! У вас дочь — принцесса!

Тело Джиллианы все еще содрогалось от напряжения, а голова обессиленно упала на подушку. Сейчас ей хотелось только одного — спать.

— С нею все в порядке? Разве младенец не должен кричать?

Нетта засмеялась.

— А она хочет остаться со своей мамой, вот и не кричит. Это ли не чудо!

— Да, — слабо отозвалась Джиллиана, — это чудо.

Нетта передала ей девочку, и Джиллиана с улыбкой потрогала крошечные пальчики и нежно поцеловала ее в щеку.

— Какая красавица!

— Да, в маму.

Глаза служанки и госпожи встретились. Обе знали, что чужие недобрые руки скоро заберут у них маленькую принцессу: ее рождение не могло долго оставаться тайной.

— Приложите ее к своей груди, Ваше Величество. Глядишь, она и не заплачет.

Когда детские губки, нежные, как лепестки роз, обхватили ее сосок, слезы хлынули у Джиллианы из глаз.

— Как я буду с ней расставаться?

Нетте нечего было на это ответить. Она не раз убеждалась в том, что ее королева великодушна и добра, и то, что какая-то ведьма — а иначе она не называла про себя Мелесант — смеет ее так мучить, приводило честную служанку в негодование.

— Пойду вниз, принесу вам чего-нибудь поесть. Вам теперь надо как следует кушать, набираться сил, — увещевала она свою госпожу.

— Сил для чего, Нетта? Для эшафота, для виселицы — или как, по-твоему, они намерены меня умертвить?

— Нет… Нет, я не верю, что у них поднимется рука. — Нетта торопливо подошла к двери и трижды постучала. Это был условный знак, что служанка хочет выйти из комнаты.

Чтобы караульный случайно не увидел девочку, Джиллиана спрятала ее под покрывалом. Когда дверь за Неттой с лязганьем захлопнулась, она с нежностью погладила влажный еще пушок на затылке новорожденной дочери.

— Милая моя девочка, я дала тебе жизнь, но боюсь, что больше уже ничего не смогу тебе дать. — Она зажмурилась, но слезы все же просочились сквозь сжатые веки. — Надеюсь, когда-нибудь ты узнаешь о том, как твой отец отдал за нас с тобой жизнь.

Вот так, вероятно, много лет назад разрывалось и сердце королевы Фелисианы, когда она прощалась с дочкой перед собственной смертью, подумала Джиллиана. Ей, как и ее матери, не придется увидеть свою дочь взрослой женщиной.

Спустившись на кухню, Нетта была слишком погружена в собственные мысли, чтобы с кем-то заговаривать. Как всегда, она сама готовила чайный поднос для Джиллианы. Ее отвлек голос старшей кухарки.

— Нетта, ступай-ка в кладовую, нарежь там сыру для своей госпожи.

Нетта хотела было отказаться, но кухарка подмигнула ей и повторила:

— Ступай, ступай. Это хороший сыр, он понравится твоей хозяйке.

За все время Нетте так и не удалось выполнить поручение королевы Джиллианы — переговорить с кухаркой о Кассандре — потому что они ни разу не оставались наедине. Очень удивившись странному поведению кухарки, Нетта все же отправилась, куда та велела.

Войдя в кладовую, она увидела на круглом столике большой кусок сыру и уже взялась за нож, когда сзади кто-то неожиданно позвал ее по имени. Нетта испуганно обернулась.

Из-за большой бочки появилась принцесса Кассандра.

— Нетта, скажи скорее, как твоя госпожа, здорова ли?

Служанка растерянно смотрела на нее, не зная, можно ли ей довериться. Но сама королева Джиллиана доверяла ей. К тому же она, возможно, была их последней надеждой.

— Ей очень худо, Ваше Высочество, — призналась добрая женщина.

— Этого я и боялась!.. Я просто с ума схожу от беспокойства о ней.

Еще немного поколебавшись, Нетта решила открыться принцессе. Очень тихо, чтобы никакие шпионы не могли подслушать, она сказала:

— У Ее Величества родилась дочка — сегодня, только что. Никто еще не знает.

Глаза Кассандры наполнились слезами.

— Значит, мы должны действовать без промедления. Теперь, когда дитя уже появилось на свет, жизнь Джиллианы находится в опасности.

— Что мы должны сделать? — спросила Нетта.

— Прежде всего передай ей, пусть не теряет надежды. Сэр Эдвард не погиб в схватке с кастильцами и успел уже посетить королеву Элинор в ее замке Солсбери. Элинор придумала, как нам вызволить Джиллиану. При первой же возможности — по всей вероятности, очень скоро — мы постараемся ее спасти. Скажи об этом королеве. Ободри ее.

В глазах у Нетты забрезжила надежда.

— Я ей все передам, Ваше Высочество.

— А теперь ступай, не то шпионы матери могут пронюхать, что мы с тобой разговаривали.

Нетта схватила большущий кусок сыру и шлепнула его на поднос.

— Ой, спасибо, Ваше Высочество, что вы меня хоть немного обнадежили. Только вы уж сами берегитесь: будете помогать нам, не навлеките беду на себя.

— Я буду осторожна.

Радостно поднимаясь по лестнице с подносом в руках, Нетта не догадывалась, что из боковой двери ей вслед смотрят черные недобрые глаза.

Королева Мелесант пожала плечами и вернулась в библиотеку, кивком головы приказав Эскобару следовать за ней.

— Какая ерунда! Если бы Джиллиана родила, она визжала бы на весь замок.

— Караульный донес мне, что ее служанка весь день ведет себя подозрительно. Он уже несколько раз выпускал ее из комнаты, и она под разными предлогами спускалась вниз. Я почти уверен, что королева Джиллиана или рожает, или уже разродилась…

Не дослушав, Мелесант торопливо покинула библиотеку и устремилась к лестнице.

— Что ж, пойду проверю, — недоуменно пожимая плечами, сказала она.

Когда дверь покоев распахнулась, Джиллиана, сидевшая на постели среди подушек, крепче прижала к себе спящую дочь.

Мелесант, с горящими глазами и искаженным яростью лицом, ворвалась в комнату.

— Итак, вы решили попытаться скрыть от меня свое дитя? Какая самонадеянность!

Нетта попыталась встать между Джиллианой и ее свекровью, но Джиллиана сделала ей знак отойти в сторону.

— Это моя дочь, и вы не посмеете отнять ее у меня!

— Ага, стало быть, дочь. — Мелесант подошла ближе, и ее тень упала на детское личико. — Дайте ее мне.

Джиллиана крепче обняла девочку.

— Нет.

— Что ж, увидим. Эскобар! — бросила она через плечо. — Поди сюда, ты мне можешь понадобиться.

Джиллиана почувствовала себя самкой, которая должна бороться за своего детеныша. Соскользнув с постели, она бросилась к открытой двери, но тут Эскобар Фернандес преградил ей путь. От его улыбки у нее мурашки побежали по спине.

В отчаянии она снова обернулась к свекрови.

— Умоляю, не делайте этого! Не забирайте мою дочь. Я сделаю все, что вы скажете, только оставьте ее мне!..

— Итак, могущественная талшамарская королева готова на все и молит меня о милости, подобно простолюдинке, — с видимым удовольствием проговорила Мелесант.

Прижимая девочку к себе, Джиллиана упала на колени.

— Да, я согласна на любые условия, только не забирайте у меня мою дочь.

— Держи ее! — вдруг крикнула Мелесант Эскобару. — Держи крепче!

Эскобар обхватил Джиллиану сзади, и Мелесант вырвала ребенка у нее из рук. Впервые — ибо это действительно было впервые в ее жизни — маленькая принцесса заплакала.

Горя негодованием, Нетта бросилась к своей госпоже и обняла ее.

— Отдайте малышку Ее Величеству! Господь не потерпит такого злодейства.

— Пошла прочь, мерзавка! — бросила Мелесант и надменно удалилась.

Джиллиана в мольбе протянула руки ей вслед, но дверь уже захлопнулась за ней, и засов зловеще лязгнул. Сидя на коленях, Джиллиана как-то обмякла и уронила голову на холодный пол. Из-за двери доносился плач ее дочери. Он делался тише, тише, и наконец его совсем не стало слышно. Все было кончено.

— О Боже, — простонала она, — что будет с моей доченькой?

Нетта сокрушенно покачала головой.

— Ваше Величество, вам надо лечь в постель. Позвольте я вам помогу.

Джиллиана медленно встала.

— Я уже наполовину умерла в день смерти Райена, но у меня оставалась еще наша дочь. Сегодня, когда ее у меня забрали, я умерла совсем.

Она обессиленно упала на кровать и устремила в потолок полные слез глаза.

— Я не сумела, Нетта, я ничего не сумела сделать. Что теперь будет с Талшамаром?

— Ну, полно, Ваше Величество, — ласково проговорила Нетта. — Я вам кое-что скажу, глядишь, надежда и вернется к вам. Я видела принцессу Кассандру, и она просила вам передать, что помощь уже близка.

Взгляд Джиллианы скользнул на унылое небо за окном. Она будто ничего и не слышала.

— Для меня больше нет надежды.

31

Кассандра торопилась в столовую, где ее мать принимала кастильского посланника, только вчера прибывшего в замок. Всю дорогу из леса ей пришлось бежать, поэтому, опустившись на стул, она еще некоторое время не могла отдышаться.

— Ты опоздала, Кассандра, — сердито упрекнула ее мать.

— Я была в детской, — не задумываясь, солгала принцесса. — Малышке нравится, когда я пою и качаю ее колыбельку.

Это как будто удовлетворило королеву. Но впредь Кассандре следовало, конечно, быть внимательнее, чтобы не возбудить ее подозрений. Сегодня утром на остров вернулся сэр Эдвард, и они вместе обсуждали план побега Джиллианы.

На матери было платье талшамарской королевы — разумеется, слегка расставленное, поскольку Джиллиана была гораздо стройнее Мелесант, — а также талшамарские драгоценности. Кассандре довольно было одного взгляда, чтобы их узнать, но она постаралась ничем не выдать своего негодования.

По правую руку от королевы сидел сам кастильский посланник, граф Ренальдо Ортис. Мать много смеялась и была по-особенному оживлена. Это ее преувеличенное оживление и игривый смех были знакомы Кассандре с детства: они возникали всякий раз, когда мать заводила себе нового любовника. Сначала она осыпала его милостями, зато потом мучила и терзала несчастного не хуже самой вульгарной девки.

Дома графа Ренальдо ждали жена и семеро детей, но это, кажется, не смущало ни Мелесант, ни его самого. Когда нужно, Мелесант умела быть поистине обворожительной, несмотря на возраст, и граф Ренальдо был явно польщен ее вниманием.

— Ваше Величество, — сказал он. — Позвольте мне выразить вам соболезнования по поводу смерти вашего сына. Это огромное горе для матери.

— Да, — отвечала Мелесант, сияя румянцем на щеках. — Его растерзал сброд, который жаждет войны. Но я быстро усмирю негодяев с вашей помощью, граф.

— Светлейший король Кастилии просил уверить вас, что он готов послать войска, чтобы помочь вам справиться с мятежниками, хотя именно сейчас у нас самих возникли осложнения с маврами.

— Я никогда не забываю своих друзей, — Мелесант накрыла руку графа своей ладонью, — и умею их отблагодарить.

Кассандра поднесла к губам бокал с вином и сказала:

— Граф Ренальдо, а мама уже успела поделиться с вами радостью — она всего неделю назад стала бабушкой? — В голосе ее звучала детская наивность.

Кастилец несказанно удивился.

— Не может быть, Ваше Величество! Вы слишком молоды для бабушки.

Мелесант одарила дочь ядовитейшим из своих взглядов.

— Кассандра, — строго сказала она. — Ты уже поела? Так отправляйся в свою комнату!

— Хорошо, мама, но сначала я хотела тебе кое-что сказать, — отвечала принцесса.

Глаза Мелесант предостерегающе сверкнули.

— Скажешь это позже!

Кассандра не собиралась прощать матери смерть Райена, но сейчас ей важно было скрыть свою неприязнь, поэтому она заговорила с улыбкой:

— Но, мама, дело касается той, которая сейчас находится наверху. Ты знаешь, что она…

— Кассандра! — негодующе крикнула Мелесант, вскакивая на ноги. — Я приказываю тебе ни слова больше! Твое дело подождет.

Взгляд ее дочери выразил невинное удивление.

— Мама, я боюсь, что оно не может ждать.

— Вам придется извинить нас, граф Ренальдо. Моя дочь желает сообщить мне что-то важное, — она готова была испепелить дочь взглядом, — и, по-видимому, неотложное.

Кастилец встал и почтительно поклонился.

— Разумеется, Ваше Величество. — Его темные глаза, казалось, ощупывали королеву. — Я подожду вас здесь — дела королевства прежде всего.

Мелесант первая вошла в небольшую комнатку, смежную со столовой. Зеленея от злости, она закрыла дверь и обернулась к дочери.

— Изволь объяснить, что это еще за выходки?

— А что, не нужно было говорить при графе про ребенка и Джиллиану? Извини, мама, я думала, он знает. Ведь на Фалькон-Бруине об этом знают все.

Мелесант в раздражении топнула ногой.

— И наградит же Господь такой дочерью! — сказала она, ни к кому не обращаясь.

— Я просто хотела кое о чем тебя спросить. Но, пожалуй, это и правда может подождать, — сказала Кассандра.

— Раз уж мы здесь, говори, в чем дело, — едва владея собой, процедила Мелесант. — Только скорее.

Принцесса собралась с духом и заговорила:

— Кухарка передала, что Нетта просит прислать к Джиллиане священника. Ты не будешь возражать?

— Мне некогда сейчас этим заниматься. Чего ради ты беспокоишь меня из-за таких пустяков? — Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, словно норовистая лошадь.

Кассандра пожала плечами, словно исход дела ей был глубоко безразличен.

— Ну что ж, нет, значит, нет. Правда, я слышала, что Джиллиана очень слаба и опять отказывается от еды — вероятно, хочет уморить себя голодом. Может, лучше все-таки послать к ней священника? Если она умрет, он потом может подтвердить, что она сделала это нарочно.

Мелесант медленно расплылась в улыбке.

— А-а, понятно… Пожалуй, ты все-таки неглупая девочка. Хорошо, Кассандра, только займись этим сама. Священника можешь позвать из деревни.

Сердце Кассандры так сильно колотилось, что она боялась, как бы мать не услышала его стука.

— Но ведь кто-то должен приказать караульному, чтобы он впустил священника в комнату Джиллианы.

— Да, конечно, Эскобар обо всем договорится. — Мысленно Мелесант уже вернулась к тому красавцу, что ждал ее в столовой. Нынче вечером она пригласит его к себе в спальню, и он явится не раздумывая. — Ступай разыщи Эскобара и пришли его ко мне. Я сама ему обо всем скажу.

— Хорошо, мама.

Кассандра развернулась, и ровным шагом — хотя ей хотелось бежать со всех ног — направилась к двери. Она не смогла спасти своего брата, зато спасет Джиллиану, если только сама останется жива. Она улыбнулась собственной дерзости. Мать ничего не заметила, потому что думала сейчас только о своем новом любовнике. Итак, первое препятствие было преодолено, но впереди ждало второе, еще более серьезное.

Джиллиана действительно была очень плоха. Щеки ее были бледны, под глазами залегли темные круги. Нетта видела, что ее госпожа угасает с каждым днем, и понимала, почему она перестала надеяться и не хотела больше жить. Когда дверь открылась и двое вошли в комнату, она даже не повернула головы.

Шагнув через порог, священник с монашкой ждали, пока караульный закроет дверь, но тот не спешил: видимо, ему хотелось посмотреть, что будет дальше.

Нетта бросилась перед священником на колени и поцеловала его руку.

— Слава Богу, что вы здесь, святой отец. Моей королеве так нужен духовный наставник. Подойдите к ней.

Священник принял у нее руку и обернулся к стражнику.

— Затвори дверь, сын мой, дабы ничто не нарушало покой несчастной.

Когда дверь захлопнулась, сэр Эдвард и Кассандра — ибо именно она была в одеянии монахини — одновременно сбросили с себя капюшоны. Приблизившись к королеве, сэр Эдвард опустился перед ней на колени, и сердце его сжалось. Глаза Джиллианы, всегда такие ясные и лучистые, теперь погасли и равнодушно смотрели перед собой.

— Ваше Величество, я пришел за вами. Вы узнаете меня?

Джиллиане понадобилось время, чтобы сосредоточить взгляд на говорившем. Узнав сэра Эдварда, она вцепилась в его рукав.

— Моя дочь, — простонала она. — Они забрали мою дочь.

Эдвард поднял глаза на Нетту и Кассандру, прося содействия.

— Нам надо спешить. Помогите ей переодеться. Он отвернулся, чтобы женщины могли переодеть Джиллиану в монашескую одежду. Они с Кассандрой появились вовремя. Ясно было, что, если немедленно не забрать ее отсюда, она недолго протянет. Джиллиана пыталась оттолкнуть руки Кассандры.

— Нет-нет, я никуда не хочу идти. Дайте мне лечь… Как я могу куда-то идти, когда здесь моя дочь… и мои рыцари…

Кассандра сжала ладонями виски Джиллианы и заглянула ей в глаза.

— Джиллиана, — прошептала она. — Ты не должна думать о себе. Думай о людях Талшамара и Фалькон-Бруина. Только ты можешь им помочь. Никто, кроме тебя, не остановит мою мать.

От этих слов взгляд Джиллианы словно бы немного прояснился и движения стали осмысленней.

— Я попробую. Помогите мне встать.

Нетта с Кассандрой быстро облачили ее в широкое монашеское платье и повязали голову платом, скрывающим щеки и подбородок. Протянув руку, Джиллиана тронула Кассандру за плечо.

— Спасибо тебе за все, Кассандра. Но что сделает с тобой твоя мать? Это чудовище в женском обличье.

— Не думай об этом. Сейчас у моей матери новый любовник, и она занята только им. Мы с Неттой постараемся как можно дольше не вызывать ничьих подозрений. Если все пройдет хорошо, обман раскроется, когда твой корабль успеет уже отплыть далеко от острова.

Джиллиана шагнула к своей служанке и взяла ее за руку.

— Как тяжело расставаться с тобой. Ты была со мной в самые тяжелые минуты.

Сэр Эдвард заботливо подхватил ее под руку.

— Ваше Величество, мы должны спешить. Если еще немного промедлим, весь план может рухнуть. Вы должны пройти мимо караульного без моей помощи, чтобы он ничего не заподозрил. Сможете?

Джиллиана поглубже вздохнула и сделала неуверенный шаг.

— Смогу.

Сэр Эдвард обернулся к Кассандре.

— Я не знаю ни одной девушки, которая могла бы сравниться с вами, принцесса Кассандра. Жаль, что нам не довелось познакомиться ближе.

Она грустно улыбнулась. Увидятся ли они снова? Надежды на это почти не было. А сейчас у нее не осталось времени даже на то, чтобы сказать ему, как она восхищена его мужеством. — Я лягу в постель и укроюсь с головой, чтобы караульный подумал, что я — Джиллиана, а вы отправляйтесь, и — удачи вам.

Сэр Эдвард постучал в дверь и стал ждать, когда отодвинется засов.

— Наклоните голову ниже, — шепнул он Джиллиане, — и сложите руки, как для молитвы.

Она вышла вслед за ним, думая только о том, как бы у нее не подкосились ноги.

Проходя мимо караульного, сэр Эдвард на секунду задержался.

— Мир с тобою, сын мой, — неторопливо произнес он и проследовал дальше.

Когда они шли по коридору, Джиллиана только и ждала, что обман вот-вот раскроется и стражники кинутся догонять их. Лишь когда они добрались до лестницы, она вздохнула чуть свободнее. Но, сделав несколько шагов вниз по ступеням, она чуть не упала, и сэру Эдварду пришлось поддержать ее под руку.

— Наклоните голову еще ниже, — прошептал он ей в самое ухо, потом стал увещевать ее весьма громко, чтобы слышали все, кто мог оказаться поблизости — Не горюйте так о королеве Джиллиане, сестра Мария. Тот мир, куда она уходит, гораздо лучше нашего.

Наконец все препятствия на пути к свободе были преодолены, и они оказались за стенами замка.

От непривычно резкого и холодного порыва ветра у Джиллианы перехватило дыхание, и она с трудом устояла. Увидев в стороне от ворот двух ослов, на которых им с сэром Эдвардом предстояло передвигаться, она внутренне сжалась. Он помог ей взобраться на одного осла, сам же неловко взгромоздился на другого.

Подняв голову, Джиллиана, несмотря на сильную слабость, едва не рассмеялась: длинные ноги сэра Эдварда свисали чуть не до земли, что выглядело чрезвычайно забавно.

— Ничего не поделаешь, скромному священнику не пристало разъезжать на белом коне, — справедливо заметил он.

С утра шел снег, но теперь небо прояснилось. Ослик Джиллианы неспешно протрусил через деревню, и никто не обратил внимания на монашку, ехавшую на нем с низко опущенной головой. Дело обыкновенное.

От слабости у нее несколько раз начинала кружиться голова, и, чтобы удержаться, она крепче натягивала поводья. Вот они уже добрались до берега и миновали несколько рыбацких лодок, которые из-за шторма стояли на приколе.

Когда наконец они обогнули береговой утес и навстречу им вышли какие-то люди, сэр Эдвард быстро спешился и подхватил Джиллиану на руки.

— Можете отдохнуть, Ваше Величество, мы уже почти в безопасности.

Джиллиана прильнула щекой к его плечу. Ей хотелось плакать, но не было сил даже на слезы. Отгоняя от себя мысли о дочери и об узниках, оставшихся в замке, она думала сейчас лишь о своей верной служанке если с Неттой что-то случится, она никогда себе этого не простит. А отважная Кассандра, которая ради нее пошла на такой риск! Чем она, Джиллиана, заслужила такие жертвы своих ближних? Из памяти неожиданно выплыли последние слова Райена «Помни меня». Как будто она могла о нем забыть. Она еще вернется на Фалькон-Бруин за своей дочерью, и пусть тогда Мелесант не ждет от нее пощады.

Тем временем Джиллиану закутали в теплые меха и усадили в лодку. Несколько крепких гребцов тотчас взялись за весла, и лодка стремительно понеслась к кораблю, который в отдалении покачивался на волнах.

Едва королева ступила на борт, как паруса развернулись и наполнились ветром. При виде талшамарского флага на верхушке мачты сердце Джиллианы забилось сильнее.

Неужели она и правда свободна? Заметив, что она покачнулась от слабости, сэр Эдвард снова подхватил ее на руки.

— Ваша каюта находится внизу, Ваше Величество. — Он улыбнулся. — Вот вы и плывете домой.

Прижимаясь к нему щекой, она думала о том, что любит его — да, любит сэра Эдварда, но не как мужчину, а как своего верноподданного, которому ради нее пришлось перенести немало трудностей и лишений.

— Да, — слабо отозвалась она. — Главное теперь — вернуться в Талшамар. Там я что-нибудь придумаю, чтобы вызволить из плена мою дочь и рыцарей.

— Мы обязательно освободим их, — горячо пообещал сэр Эдвард. — Мы вернемся на Фалькон-Бруин с таким войском, что враги затрепещут от страха.

На руках он отнес ее в каюту, уложил на койку и укрыл мехами.

— К сожалению, на корабле нет женщины, которая могла бы вам прислуживать, но я все время буду находиться поблизости, и если вам что-то понадобится, просто позовите меня.

Джиллиана устало закрыла глаза. У нее не было сил даже на то, чтобы поблагодарить преданного рыцаря, ради нее рисковавшего жизнью.

Тем временем на палубе кипела работа: матросы отвязывали паруса, рулевой разворачивал судно по ветру. Буря усиливалась. Казалось, что небеса нарочно разверзлись, чтобы обрушить на маленькое судно потоки дождя со снегом, продлевая злоключения королевы. Порывы ледяного ветра едва не сбивали моряков с ног.

И все же сердца талшамарцев ликовали: их королева наконец-то плыла домой, на землю своих предков. Они доставят ее во что бы то ни стало.

Почти целую неделю Джиллиане было очень плохо, она не вставала с постели и мечтала лишь о том, чтобы ей дали спокойно умереть. Но забота матросов о своей королеве была так трогательна, что мало-помалу тоска ее начала отступать, и она заставила себя есть, чтобы скорее восстановить силы.

Уже в начале второй недели плавания на ее щеках снова заиграл румянец и, к радости и удивлению всех матросов, она сумела наконец подняться на палубу.

Здесь, наверху, сэр Эдвард передал ей письмо от кардинала Фейлшема: его преосвященство старался подготовить Джиллиану к тому, что ее ожидало по прибытии. Узнав, что королева направляется на родину, писал он, многие подданные обезумели от радости и празднуют ее возвращение уже сейчас прямо на улицах. Что же касается ее горестей, то кардинал призывал усердно молиться и не терять веры в Господа.

Прочитав письмо, Джиллиана задумалась: как она будет приветствовать своих подданных, когда сердце ее разрывается от горя?

32

Черные глаза Мелесант превратились в две булавки. Длинными, острыми, как у кошки, ногтями она вцепилась в плечо Нетты и отшвырнула ее к стене. Когда служанка медленно осела на пол, Мелесант снова устремилась к ней, но Кассандра преградила ей дорогу.

— Нет, мама, — твердо сказала она. — Я не позволю тебе ее трогать! Она тут ни при чем.

Мелесант даже отшатнулась от неожиданности. Кассандра ни разу в жизни не вела себя с нею так вызывающе.

— Ты мне не дочь, раз становишься на сторону моих врагов! — прорычала она.

Кассандра помогла Нетте подняться, не обращая внимания на вопли Мелесант.

— Я никогда не была твоей дочерью. Я была дочерью своего отца, но ты убила его. Я была сестрой своего брата, но ты и его убила. Ты чудовище, мама! Ты сделала заложницей даже собственную внучку, хотя ни разу со дня рождения не видела ее.

То, что дочь заговорила таким тоном, а еще более то, что она совершила, так поразило Мелесант, что она заметалась, как зверь в клетке, потеряв последнее самообладание.

— Зови скорее Аринделя! — набросилась она на Эскобара, обнаружившего обман несколько минут назад. — Джиллиану еще можно остановить.

— Ошибаешься, мама. Она покинула остров три дня назад, — сухо сообщила принцесса.

— Замолчи, Кассандра, или я велю заковать тебя в цепи! — кричала Мелесант, чувствуя, что все рушится.

— Хорошо бы весь мир заковать в цепи, правда, мама? Но теперь все твои враги, объединившись, поднимутся против тебя… Ты сама знаешь, что тогда будет. Мне тебя даже жаль.

— Неблагодарная! — воскликнула правительница. — Я дала тебе жизнь, а ты меня ни во что не ставишь! Надо было с самого начала держать тебя за семью замками, а я-то по наивности тебе доверяла! Хорошо же, в другой раз буду умнее.

— Думаю, дело было не в том, что ты мне очень уж доверяла, — просто считала, что я слишком глупа, чтобы тебя обмануть. Кроме того, боюсь, другого раза уже не будет.

Мелесант не стала ее ни в чем разуверять, тогда девушка продолжила:

— Чтобы устроить побег Джиллианы, я находилась в этой комнате три дня и три ночи. Я привела священника, а вернее, сэра Эдварда, который и вывел ее из заточения. Видно, слащавая улыбка твоего нового любовника совсем вскружила тебе голову, иначе ты давно бы заподозрила неладное.

На миг Мелесант потеряла дар речи. Ее дочь никогда не говорила с нею так презрительно — да что там, она вообще ни разу в жизни не поднимала против нее голоса! А теперь?! С этим невозможно смириться!

— Предупреждаю тебя, Кассандра, лучше молчи.

— А если не замолчу, что ты можешь сделать? Бросишь меня в темницу? — Выдернув из-за пояса украшенный драгоценными камнями клинок, Кассандра швырнула его на пол под ноги матери. — Когда-то ты подарила его мне — вот, можешь теперь забрать его назад. Можешь даже вонзить его мне в сердце, если посмеешь. Ты убила моего брата, убей же и меня!

Мелесант холодно взглянула на дочь.

— Я оставляю тебе твой нож. Если тебе так хочется, чтобы он пронзил твое сердце, можешь сама им воспользоваться. В любом случае знай: раньше твоя плоть сгниет на костях, чем ты выйдешь из этой комнаты.

Она обернулась к стражникам.

— Талшамарку — в подземелье. Пусть посидит там вместе со своими сородичами. Что касается моей дочери, то ей придется побыть здесь и поразмыслить в одиночестве о своих грехах.

— Мне очень жаль, Нетта, — успела сказать Кассандра, когда два стражника грубо подхватили служанку под руки и потащили к двери. — Я буду молиться за тебя.

— Лучше молись за себя. — Мелесант окинула дочь странным взглядом. — Впрочем, если ты будешь просить о свободе, я, возможно, подумаю над твоими словами.

Кассандра гордо подняла голову.

— Я ни о чем не собираюсь просить. Убив Райена, ты убила все дочерние чувства, которые еще теплились в моей душе.

— Кассандра, смирись — я прошу тебя. Откуда такая упрямая заносчивость?

— Тебе не понять. Это называется честь — умение поставить благо ближнего выше своего собственного. Я научилась этому у Джиллианы.

Мелесант недобро усмехнулась.

— Пожалуй, тебе и правда лучше всего было бы податься в монашки. Для обычной жизни твои слова не годятся, тем более — для королевской. С этого дня твое будущее меня не интересует.

— Оно никогда тебя не интересовало, — с горечью сказала Кассандра.

Мелесант стремительно вышла из комнаты и приказала стражникам запереть дверь. Да, дочь разочаровала ее, Джиллиана сбежала, но зато остался младенец. Пока девочка была у нее в руках, Мелесант не собиралась сдаваться.

Когда Джиллиана начала одеваться, было еще темно. Великодушные талшамарцы, когда снаряжали корабль, вновь снабдили ее и прекрасными нарядами, и драгоценностями. Сегодня должно было произойти то, о чем она так давно мечтала: она ступит на родную землю. В честь этого события она надела белое шелковое платье, а на него — свободное верхнее одеяние из золотой парчи. Незабываемые цвета Талшамара.

Когда она появилась на палубе, матросы в знак своего восхищения перед молодой королевой опустились на колени.

Сэр Эдвард поклонился и предложил ей руку.

— Ваше Величество, вы достойнейшая из королев, — с чувством проговорил он.

Устремив взгляд вдаль, Джиллиана вспоминала Элинор, до мелочей продумавшую план ее побега с Фалькон-Бруина, и всех тех, кто помогал ей с риском для себя.

Она не подведет их, ибо не имеет на это права.

Последние минуты тянулись особенно долго. Джиллиана с замиранием сердца ждала, когда туман рассеется и она наконец увидит родную землю.

Еще неделю назад они выплыли из постылой зимы прямо в солнечную и теплую весну. Теперь бодрящий ветерок не холодил, а ласкал щеки Джиллианы. Она зажмурилась, чтобы немного успокоиться.

— Смотрите, Ваше Величество, — раздался рядом голос сэра Эдварда. — Вон там туман исчез и видно землю.

Джиллиана как завороженная смотрела на изумрудно-зеленый берег. Там мягко набегали морские волны и величественные пальмы томно покачивали листьями.

От волнения Джиллиана не могла говорить. Корабль подошел ближе, и стали видны толпы людей на берегу. Люди махали руками и выкрикивали имя своей королевы.

Джиллиана закрыла глаза и помолилась о том, чтобы Господь дал ей силы оправдать надежды своих подданных.

— Не слишком ли близко мы подходим к берегу? — спросила она, заметив, что фигуры приветствующих ее людей стали уже совсем хорошо различимы и у некоторых можно было даже рассмотреть лица.

— Глубокие талшамарские гавани словно специально созданы для мореходов, — отвечал ей сэр Эдвард, — так что корабли причаливают прямо к пристани — видите, вон там. Еще каких-то несколько минут — и мы бросим якорь.

— В таком случае мне надо спуститься в каюту за плащом.

— Позвольте, я принесу его вам, Ваше Величество.

Она покачала головой.

— Я должна немного побыть одна.

Глядя, как она величаво пересекла палубу и начала спускаться по ступеням, сэр Эдвард ощутил прилив гордости за свою королеву.

— Это большой день для каждого талшамарца, — сказал он стоявшему рядом капитану.

В каюте Джиллиана накинула на себя темно-красный плащ и скрепила его под горлом алмазной застежкой. Когда она взяла с подушечки парадную корону Талшамара, переданную на корабль перед отплытием самим кардиналом Фейлшемом для этого дня, руки ее слегка дрожали.

Золотой ажурный венец был богато украшен сапфирами, алмазами и изумрудами. К вершине короны — алмазному сверкающему шару — сходились четыре лилии, на которых восседали золотые голуби, каждый держал в клюве оливковую веточку.

Джиллиана чувствовала, что она недостойна этой короны, венчавшей когда-то голову королевы Фелисианы в самые торжественные дни, но все же она надела ее — и тотчас заключенная в ней сила проникла в самые дальние уголки ее души.

— Я вернулась домой, мама, — тихо произнесла она. — Я постараюсь быть достойной тебя.

Услышав, как загремела якорная цепь и корабельная сходня начала со скрипом опускаться, Джиллиана глубоко вздохнула и вышла из каюты.

Когда королева появилась на палубе, воцарилась торжественная тишина. С замиранием сердца Джиллиана огляделась. Везде, сколько хватал глаз, стояли люди — сотни, тысячи людей.

Внезапно на нее снизошел покой, и давешняя неуверенность отступила. Все эти люди были ее подданными. Она родилась, чтобы править ими, и всю жизнь готовилась к этому, и она постарается быть мудрой и справедливой правительницей — такой же, какой была ее мать.

Сияющий кардинал Фейлшем взошел на борт и приветствовал ее. Джиллиана с огорчением заметила, что он прихрамывает. Да, он сильно постарел с тех пор, как они виделись. Но радостные чувства переполнили его душу. Великий день настал в Талшамаре.

Когда он заговорил, в голосе его звучало искреннее волнение.

— Добро пожаловать домой, Ваше Величество, — сказал он, протягивая ей руку. — Не будем томить людей. Многие из них ждут на берегу уже целую неделю. Вчера, когда рыбаки в лодках завидели на горизонте ваши паруса, народ начал прибывать. И вот — глядите!

— Идемте. — Джиллиана оперлась на его руку, и они вместе сошли на берег.

С улыбкой шествуя среди подданных, Джиллиана не думала о том, как она хороша. Плащ темно-красного бархата мягкими складками ниспадал до земли, корона на ее черных волосах сверкала драгоценными камнями. Черты королевы были так прекрасны, а улыбка так чиста, что люди замирали от восторга, когда она проходила мимо.

Те, кто был постарше и помнил ее мать, восклицали, что это сама королева Фелисиана вернулась к ним.

— Да здравствует королева Джиллиана! Да хранит ее Господь! — нараспев повторяли они и преклоняли колени.

Наконец королева в сопровождении кардинала Фейлшема подошла к оседланным лошадям, и ее подсадили на прекрасную белую лошадь с блестящей, словно атласной, шкурой. Джиллиана тронула поводья, и лошадь медленно стала продвигаться вперед, высоко поднимая ноги. Вскоре позади королевы образовалась целая кавалькада из знатных талшамарских лордов и их жен. Сэр Эдвард занял свое место слева, кардинал Фейлшем — справа от Джиллианы, и вся процессия торжественно двинулась к королевскому замку.

Веселье и ликование буквально носились в воздухе, люди плакали от счастья, ощущая величие момента. Наконец-то у Талшамара есть королева!

Женщины выстилали им дорогу лепестками цветов. На обочинах везде, где только возможно, стояли люди, сотни людей. Джиллиане особенно запомнился старик с крестьянскими заскорузлыми руками по его морщинистым щекам катились слезы.

В другом месте на дорогу выскочила маленькая девочка с зажатым в руке букетиком и бросилась прямо к Джиллиане. Та едва успела натянуть поводья, иначе малышка прямиком угодила бы под копыта ее лошади. Подбежавшие родители тотчас начали бранить девочку за то, что она побеспокоила королеву.

— Простите, Ваше Величество, — виновато проговорила мать, — но она так вас дожидалась, уж сколько дней ни о чем больше не могла говорить! Все хотела видеть свою королеву. Но мы непременно ее накажем.

Джиллиана улыбнулась оробевшей девочке.

— Зачем же наказывать? Как зовут малышку?

— Мэри… Мэри Хокинс, — растерянно пробормотала мать.

— Мэри, хочешь доехать со мной вон до того моста?

Девочка восхищенно вытаращила глаза.

— Хочу, Ваше Величество, очень-очень! — И весело протянула ручки к королеве.

— Подсадите ее на лошадь впереди меня, — сказала Джиллиана, оборачиваясь к ее отцу, — сами же идите рядом, чтобы девочка не испугалась.

Мать, видимо, была смущена, но отец легко подхватил девочку и устроил ее на лошадиной спине перед королевой.

Малышка Мэри счастливо рассмеялась, и кавалькада двинулась дальше. Со стороны толпы долетали одобрительные возгласы: поступок королевы пришелся по душе ее подданным.

— Думаю, королева Фелисиана на вашем месте поступила бы точно так же, — задумчиво сказал кардинал. — Она любила людей, и они платили ей тем же.

Поддерживая девочку, чтобы она не упала, Джиллиана думала о своей дочери, которая осталась на Фалькон-Бруине, и на душе у нее было горько и тоскливо. Когда они доехали до моста, она передала девочку ее отцу, потом выдернула из каймы на плаще золотую нить и обвязала ею голову девочки.

— Спасибо, что согласилась прокатиться со мной, Мэри.

Девочка, сидевшая у отца на руках, неожиданно наклонилась вперед и поцеловала Джиллиану в щеку. Все кругом ахнули.

— Я люблю вас, — сказала Мэри. Джиллиана засмеялась и отыскала глазами ее мать.

— Когда Мэри исполнится семь лет, приведите ее ко мне. Я хочу позаботиться о том, чтобы девочка получила хорошее образование. Не забудете?

— Не забудем, — с поклоном ответил отец Мэри. Он был явно польщен вниманием, которое королева проявила к его дочери. Мать, однако, успела присмотреться к королеве чуть внимательнее и разглядела в глубине ее синих глаз тоску по погибшему супругу, по отнятой дочери, по верным ее слугам, томившимся в заключении. Радость Джиллианы не могла быть полной, пока существовал источник зла на Фалькон-Бруине.

По мере продвижения от моря к замку Джиллиана с интересом разглядывала сменяющие друг друга пейзажи. Здешние леса, по словам сэра Эдварда, изобиловали дичью. Позади оставались рощи, поля, сады, зеленые долины, в которых паслись тучные стада, тут и там мелькали ладные крестьянские дома, а у самой дороги наливались зерном хлеба.

Иногда вдалеке мелькали женщины с кувшинами молока или ребятишки с хворостинами, которые гнали на луг стайку гусей. Эти мирные картины наполняли сердце королевы гордостью за свой народ. Счастье — видеть, как благополучна твоя страна.

— Талшамарские вина имеют изысканный вкус и известны во всем мире, — сообщал ей по пути кардинал Фейлшем. — Также мы вывозим превосходный мрамор, который добывается в каменоломнях к западу отсюда. Королевский замок построен из розового талшамарского гранита. Взгляните сами, Ваше Величество красивее замка нет в целом мире.

С последним Джиллиана вынуждена была согласиться, ибо в эту минуту они как раз выехали на невысокий холм перед замком, и искрящееся на солнце величественное строение поразило ее до глубины души. С холма Джиллиане видны были семь прудов, в которых отражались гранитные башни и зубчатая стена замка.

— Как видите, он совсем не похож на мрачные цитадели французов и англичан, — с гордостью продолжал кардинал. — Своды внутри покрыты тонкой резьбой, а из северных окон открывается прекрасный вид на океан. А еще — вдохните поглубже, Ваше Величество. Чувствуете, какое благоухание? Это зацвели лимонные и апельсиновые деревья.

От обилия красок и впечатлений Джиллиана не могла говорить и лишь молча разглядывала покрытые нежными цветами ветки между зубьями оборонительной стены. Когда кавалькада въехала во двор, слуги, занятые своими делами, остановились и замерли в глубоком поклоне.

Сэр Эдвард помог Джиллиане спешиться, и она начала подниматься по широким ступенькам крыльца.

Королева вернулась домой.

33

Джиллиана даже не подозревала, что на свете бывает такая красота. Мраморные полы были отполированы так, что в них можно было смотреться. Белые каменные стены завешаны были бархатом и бесценными гобеленами.

Теперь она лучше понимала, почему все соседи, полные зависти, засматриваются на ее королевство: Талшамар богат, а где богатство, там сила и власть.

Когда кардинал Фейлшем ввел ее в огромную приемную, вся талшамарская знать уже толпилась там в ожидании королевы. Кардинал представил королеве всех по очереди, и она любезно говорила со своими подданными, стараясь запомнить каждого по имени и в лицо.

Она поблагодарила знатных талшамарцев за то, что они столько лет хранили верность ей и поддерживали ее на чужбине, после чего кардинал попросил всех разойтись, чтобы королева могла удалиться в свою комнату и отдохнуть перед торжеством.

Но Джиллиана была слишком взволнована, чтобы отдыхать. Здесь был ее дом, и она желала осмотреть каждый его уголок. Кардинал Фейлшем вызвался провести ее по замку.

За распахнутыми створчатыми дверями горели бесчисленные свечи, из часовни где-то неподалеку доносились напевные звуки вечерней молитвы. Во внутреннем саду замка они прошли мимо музыкальных фонтанов и мраморных скульптур, высеченных рукою мастера. Увы, ничего этого Джиллиана не помнила.

Наконец они добрались до кабинета ее матери. У двери кардинал отступил немного в сторону, пропуская ее вперед. Стоя посередине комнаты, Джиллиана медленно поворачивалась кругом. Ни разу в жизни ей не доводилось видеть столько огромных свитков сразу: они занимали в кабинете целых три стены, от пола до потолка. Рукописные, изящно разрисованные, в роскошных кожаных переплетах с застежками, редкие пергаменты — библиотека ее матери поражала воображение. На четвертой стене висел портрет ее матери, и Джиллиана, не отрывая от него глаз, медленно двинулась в его сторону. Если бы не золотистые волосы королевы Фелисианы, она могла бы подумать, что смотрит на собственное отражение.

Ее мать была одета в легкую белую тунику охотницы и держала в руках лук со стрелой. Одна босая нога королевы опиралась на Золотой шар Талшамара, другой она придавила голову извивающейся змеи. Под портретом были слова «Смерть, но не бесчестье».

— После гибели королевы Фелисианы в этой комнате никто не жил. Разумеется, ее убирают и проветривают, но выглядит она так, будто ваша мать только вчера вышла из нее.

— Если вы не возражаете, я бы хотела на некоторое время остаться здесь одна.

Он кивнул.

— Понимаю, Ваше Величество. Увидимся вечером, когда ваши подданные соберутся на праздничный пир.

Когда кардинал удалился, Джиллиана еще долго молча стояла перед портретом своей матери. Лицо королевы Фелисианы могло бы показаться царственно-неприступным, если бы не глаза, которые поражали неожиданной, почти наивной мягкостью. Когда писался портрет, королева, судя по всему, была не старше, чем сейчас ее дочь. Эта женщина дала ей жизнь, любила ее — она же совсем ничего не помнила. Сердце Джиллианы тоскливо сжалось.

Когда она подошла к столу и села, дуновение из окна донесло до нее аромат каких-то незнакомых цветов. Джиллиана осторожно провела рукой по гладкой столешнице, и на глазах у нее выступили слезы волнения. Последний раз за этим столом сидела королева Фелисиана, ее мама.

Она неуверенно выдвинула один из ящиков и взяла в руки книгу записей, в которой ее мать вела скрупулезный учет всех своих дел. Пробежав глазами первые несколько строк, Джиллиана со вздохом отложила книгу. У нее еще будет время на то, чтобы прочитать ее от начала до конца, но теперь надо было идти.

За дверью кабинета ее ожидала леди Дарби, одна из знатных дам, только что представленных ей кардиналом.

— Ваше Величество, мне выпала честь служить до вас двум королевам, вашей бабушке и вашей матери. Обеим я помогала при одевании и буду счастлива а помогать и вам, хотя бы до тех пор, пока вы не подыщете другую даму на это место.

Джиллиана улыбнулась. Было ясно, что леди Дарби в ее почтенные годы будет затруднительно нести даже самую несложную службу, однако ее глаза светились таким искренним желанием помочь, что отказать было невозможно.

— Благодарю вас, леди Дарби. Позже я непременно попрошу вас рассказать мне о моей бабушке и маме. Вы ведь, вероятно, знали их обеих очень хорошо?

Леди Дарби довольно хмыкнула.

— Я и про вас могу вам многое порассказать. — Глаза ее потеплели. — Ах, какая вы были славная, забавная крошка! Мы все души в вас не чаяли.

Джиллиана виновато взглянула на нее.

— К сожалению, леди Дарби, я совсем ничего не помню.

Посреди королевской спальни возвышалась огромная кровать с четырьмя резными столбиками, занавешенная синим бархатом с золотой каймой. Гладкий мраморный пол покрывали пушистые ковры.

Войдя, Джиллиана обернулась к леди Дарби и неуверенно спросила:

— Как вы думаете, я не успею хоть немного отдохнуть до вечерних торжеств?

— Отчего же не успеете? — В глазах леди Дарби вспыхнули лукавые огоньки. — Празднество происходит в честь королевы, а королева — это вы, так что без вас оно начаться никак не может.

После этого она проворно помогла Джиллиане раздеться и откинула для нее покрывало на кровати. Как только голова королевы коснулась пуховей подушки, она мгновенно уснула.

Теплый вечер был пропитан весенними ароматами, с галереи, где расположились музыканты, лились напевные мелодии. Гости всё прибывали и прибывали, гофмейстер, встречая их у дверей, по очереди подводил к королеве — и Джиллиана испытала немалое облегчение, когда двери столовой наконец-то распахнулись и можно было покинуть Большую залу.

Джиллиана, в мерцающем при свечах серебристом платье, сидела за особым столом и мысленно благодарила королеву Элинор, обучившую ее бесчисленным правилам этикета. Уроки наставницы не прошли даром, и теперь, наблюдая за происходящим, она безошибочно определяла, когда и какие распоряжения следует отдать.

По традиции большие талшамарские торжества проходили при строгом соблюдении всех формальностей. Пир начался с того, что в дверях появился Главный управитель королевского замка, торжественно несущий почетный символ своей должности, а за ним вереница слуг, столь же торжественно несущих накрытые крышками блюда.

Вышитые скатерти на столах ниспадали до самого пола, а для мытья рук были поданы золотые чаши с розовой водой и белоснежные льняные полотенца. Воистину Талшамар был богатым королевством.

Прежде чем предлагать кушанье королеве, слуга должен был попробовать его сам. Этот, по всей видимости, старинный ритуал вызвал у Джиллианы улыбку: она даже представить себе не могла, чтобы кто-то в Талшамаре вздумал ее отравить. Но традиции есть традиции, и она тщательно проделывала все то, что требовалось.

Джиллиана беседовала с соседями по столу, смеялась их шуткам и со стороны выглядела оживленной и даже веселой — но только для того, кто ее не знал. Сэр Эдвард ясно видел, что за этим весельем прячется почти нестерпимая боль: королева не переставая думала о дочери. Когда их глаза встретились, он ободряюще ей улыбнулся. Никто из неосведомленных ничего не замечал — королева была безупречна.

После завершающего пир блюда — а их было ни много ни мало четырнадцать — Джиллиана встала и подождала, пока все ее подданные, немедленно вместе с ней поднявшиеся со своих мест, затихнут.

— Увы, меня ждут неотложные дела, — громко сказала она. — Однако я надеюсь, что мое отсутствие не помешает общему веселью. — После этого она повернулась к кардиналу Фейлшему и тихо проговорила — Идемте со мной. Пора обсудить кое-какие важные вопросы.

Кардинал молча последовал за ней. Лишь когда они вошли в кабинет и Джиллиана обернулась, он увидел, что глаза ее полны тревоги.

— Ваше преосвященство, я еще слишком многого не знаю, и сейчас мне очень нужен ваш мудрый совет.

Он придвинул ей кресло, и она села, но тревога не покидала ее.

— Я к вашим услугам, Ваше Величество, и готов помочь, если только это в моих силах, — с готовностью сказал кардинал.

— Полагаю, вам известно, что случилось с моей дочерью.

— Да. Сэр Эдвард мне все рассказал.

— Я хотела бы знать, что скажут мои подданные, если… — Во взгляде ее отразились невыносимые страдания. — Могу, ли я просить их подняться на войну против Фалькон-Бруина?

Кардинал сел в соседнее кресло, словно ему вдруг стало тяжело стоять, и Джиллиана снова отметила про себя, что он уже старик. Он молчал очень долго, и она решила, что сейчас он начнет корить ее за недостойные мысли и разговоры о войне.

Наконец он поднял на нее глаза.

— Вы королева. Если вы прикажете идти на войну, рыцари выполнят ваш приказ без единого слова.

— Но имею ли я на это право?

— Вы одна имеете право объявлять войну неприятелю.

— Моя дочь в опасности. Мне страшно было оставлять ее в руках королевы Мелесант, но иного выхода тогда не было. Эта женщина не в своем уме и способна на любую жестокость. Ее необходимо остановить. Кроме того, у меня есть долг перед теми, кто из-за меня попал в неволю, и я не успокоюсь, пока не освобожу их.

— Значит, войны не миновать?

— У меня есть один… план, но если он не сработает, мне придется просить моих подданных взяться за оружие. Я понимаю, что любому из них война может стоить жизни. Если бы вы знали, как я этого не хочу!

Он покачал головой.

— Каждому правителю приходится принимать решения, которые будут стоить кому-то жизни, — сказал он и выжидательно посмотрел на королеву.

— Война требует денег.

— Талшамар — богатое королевство. Деньги отовсюду стекаются в нашу казну, которая и без того уже переполнена.

Ей так нужен был хоть сколько-нибудь определенный ответ кардинала, он же отделывался уклончивыми фразами. Почему?

— Как вы полагаете, ваше преосвященство, сможем ли мы победить в войне против Фалькон-Бруина?

— Наше преимущество состоит в том, что у нас гораздо больше кораблей.

— Но зато их солдаты побывали во многих сражениях, а Талшамар не воевал ни с кем с тех давних пор, когда в страну вторглись англичане.

— Наше войско хорошо обучено. По моему глубокому убеждению, его можно выставить против любого врага.

— И все-таки я снова задаю вам тот же вопрос: имею ли я право объявлять войну?

— Лучше спросите об этом у ваших подданных — хотя бы у сегодняшних гостей. — Опершись дрожащей рукой на подлокотник кресла, он с усилием встал. — Угодно ли вам задать им этот вопрос?

Она согласилась, что это вполне уместно, и они вместе направились в Большую залу, куда вновь переместилось веселье.

Перед входом кардинал приостановился и сказал, обращаясь к Джиллиане:

— Позвольте дать вам только один совет, Ваше Величество. Не спрашивайте, что вам делать, лучше прямо скажите о своем решении. Возможно, ответ покажется вам неожиданным. Не забывайте маленькая принцесса — ваша наследница и их будущая королева.

— Все же не собираюсь ли я потребовать от своих людей слишком много? Ведь они меня даже не знают.

Он негромко рассмеялся.

— Не знают? Все эти годы они имели возможность следить за вашими успехами и очень живо всем интересовались. Правда, им не сообщали, в каком именно монастыре вы находитесь, но раз в году, в день вашего рождения, они собирались у ворот замка и ждали новостей о вас. Они требовали, чтобы я подробно рассказывал им обо всем, начиная от тех времен, когда вы только-только научились ездить верхом, до того, как вы покинули монастырь и вышли за принца Райена.

И все это время она считала себя одинокой! В эту минуту люди, которыми ей выпало править, показались ей ближе и роднее, чем прежде.

— Я даже не догадывалась, что кто-то думает обо мне, — задумчиво сказала она и шагнула в залу.

Понадобилось некоторое время, чтобы собравшиеся заметили возвращение королевы и умолкли. Выйдя на середину залы, она заговорила:

— Я приняла решение, которое касается каждого талшамарца, будь то мужчина, женщина или дитя. Как вам известно, королева Мелесант держит в плену мою дочь. Я попытаюсь освободить ее без применения оружия, использовав для этого все доступные мне средства, но если это не удастся, то ради ее освобождения я вынуждена буду объявить войну.

Не успела она договорить, как в зале раздались приветственные возгласы мужчин, а женщины стали оживленно переговариваться.

— Вернем домой маленькую принцессу! — громко крикнул кто-то при всеобщем одобрении.

— Негоже, чтобы чужеземцы держали в плену наших людей. Мы будем сражаться за них до победного конца!..

Когда Джиллиана встретилась взглядом со старым кардиналом, он улыбнулся.

— Я прошу моих баронов явиться ко мне завтра утром для составления плана действий, — сказала она. — И передайте тем, кого нет сегодня, что на завтра назначен королевский совет.

Она уже собиралась удалиться, когда ее взгляд случайно упал на сэра Эдварда, стоявшего в стороне от всех. Почему-то он показался Джиллиане удрученным, и она вдруг поняла, что его не слишком высокое звание не позволит ему даже присутствовать на совете. Между тем сэр Эдвард, несмотря на свою молодость, не раз доказывал ей свою преданность и отвагу. Она безоговорочно могла доверять ему. Более того, именно такого человека она желала бы видеть во главе своего войска.

— Сэр Эдвард, — сказала Джиллиана. — За вашу беззаветную преданность и храбрость я жалую вам титул барона с намерением в дальнейшем поручить вам верховное командование всем талшамарским войском. Прошу всех присутствующих приветствовать моего барона, лорда Маркема.

В первую минуту сэр Эдвард, видимо, не мог поверить, что ему оказана такая честь, но, когда знатные талшамарцы окружили его и начали осыпать поздравлениями, в его глазах появился горделивый блеск.

После этого Джиллиана вместе с кардиналом Фейлшемом снова удалилась в свой кабинет, чтобы заняться следующим вопросом.

Решение, которое предстояло сейчас принять, было для нее мучительно, но, видимо, неизбежно. В кабинете она долго стояла у окна — вероятно, так же, как когда-то королева Фелисиана, — глядя в черноту безлунной ночи.

Наконец она подошла к столу и обратилась к кардиналу:

— Я решила принять один закон — конечно, он будет иметь далеко идущие последствия, но я надеюсь с его помощью нанести поражение Мелесант и освободить свою дочь, не применяя оружия.

— Боюсь, Ваше Величество, что ничто, кроме военной силы, не заставит Мелесант отказаться от своих честолюбивых планов.

— Я подпишу указ, запрещающий правление женщин в Талшамаре. Ни одна королева после меня не сможет взойти на престол.

Кардинал глядел на нее в беспредельном изумлении.

— Но сознаете ли вы все последствия такого шага? Ведь, лишая себя наследницы, вы снова подвергаете опасности собственную жизнь! Король Франции непременно этим воспользуется.

— Да, я знаю, и все же это единственное, что может обеспечить безопасность моей дочери, — твердо произнесла Джиллиана.

— Когда я должен отправляться? — спросил кардинал.

— Вы? — Она удивленно вскинула на него глаза.

— Разумеется. Коль скоро у нас нет должности посланника на Фалькон-Бруине, то передать документ королеве Мелесант должен тот, кто лучше всех подходит для этой миссии, — то есть я, — слегка поклонившись, сказал его преосвященство.

Джиллиана внимательно взглянула на него. Впалые щеки, сгорбленные плечи… На сердце у нее стало тревожно. Не исчерпает ли окончательно его силы столь ревностное исполнение долга.

— Вы уже столько сделали для Талшамара. Я собиралась освободить вас хотя бы от части забот, а не взваливать на вас новые.

— Да, я старею и, разумеется, предпочел бы доживать свой век без тревог и волнений. Но я служил вашей матери и намерен служить вам до тех пор, пока у вас будет надобность в моих услугах.

Джиллиана опустилась перед ним на колени, и старческая рука коснулась ее головы.

— Молитесь за меня, ваше преосвященство. Меня страшит то, что мне предстоит совершить.

Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Я буду молиться за вас. Но, что бы ни случилось, помните вы рождены королевой, и если вы должны вести свой народ на войну — ведите, и будьте беспощадны, и вернитесь с победой!

34

Королева Мелесант никогда не отличалась большой набожностью, и теперь, стоя в своей приемной, она небрежно оглядывала старика в красных одеждах — скорее всего кардинала — с весьма недовольным видом.

— Ваше преосвященство. — Прикрыв рот ладонью, она зевнула, не особенно скрывая полное отсутствие интереса. — Чему я обязана честью принимать у себя высокочтимого посланника самого Папы Римского? — Несмотря на упомянутую «честь», в тоне ее звучала нескрываемая досада.

— Миледи, должен сказать, что я прибыл сюда не в качестве посланника Его Святейшества, а по поручению королевы Талшамара.

При таких словах Мелесант, до этого момента изучавшая узор кружева у себя на рукаве, настороженно вскинула голову.

— Ах, королева Джиллиана шлет ко мне просителей! Если она полагает, что я так просто отдам вам свою внучку, то она ошибается.

— Ее Величество действительно выражала надежду, что вы передадите принцессу мне. — Взгляд кардинала сделался пронзительно-холодным. — Это отвратило бы войну, которую вам не выиграть ни при каких обстоятельствах.

Смех Мелесант многократно отразился от каменных сводов приемной.

— Вы, верно, ждете, что я сейчас паду ниц и буду молить о пощаде? Плевала я на ваши угрозы, кардинал.

— И совершенно напрасно. Если я вернусь в Талшамар без принцессы, то королеве Джиллиане придется прислать за ней свое войско.

— Велика важность! Стены этого замка неприступны, и никому еще не удавалось его взять.

— Значит, скоро это случится впервые.

На самом деле сердце Мелесант учащенно колотилось и страх ледяной рукой держал ее за горло, но она не собиралась выказывать этого перед посланником Джиллианы.

— Что ж, пусть будет война, как-нибудь я справлюсь.

— Ваше Величество, я привез один документ, который может показаться вам небезынтересным.

Он протянул ей свернутый трубкой пергамент, но Мелесант презрительно отшвырнула его, и свиток отлетел чуть не в самый угол комнаты.

Кардинал пожал плечами.

— Я и так могу сообщить вам, что говорится в послании.

— Меня это не интересует.

Кардинал Фейлшем почувствовал внезапную усталость. Эта женщина просто не способна прислушаться к голосу разума. Но завершать свою миссию все равно придется.

— В документе сказано, что ни одна женщина после королевы Джиллианы не имеет права взойти на талшамарский престол.

Мелесант смертельно побледнела, и гримаса ярости исказила ее лицо.

— Она не могла этого сделать.

— Разумеется, это было нелегкое решение, но все же королева Джиллиана его приняла.

— Нет. — Мелесант отчаянно замотала головой. — Нет! Вы хотите меня одурачить. Как только я верну ей принцессу, она скажет, что передумала и отменит свое решение.

— Королева Джиллиана предвидела, что вы подвергнете сомнению действенность подписанного ею указа, поэтому, прежде чем плыть сюда, я побывал в Риме. Его Святейшество скрепил документ печатью, и теперь он имеет силу закона.

Мелесант все еще не могла поверить. Это было абсолютно чуждо ее себялюбивой и властной натуре.

— Джиллиана попросту рехнулась! Она может потерять все — в первую очередь собственную жизнь. Как только весть об указе дойдет до Филиппа, он двинет на Талшамар войска.

— Возможно, но это уже не ваша забота, миледи. Подумайте лучше о себе. Генрих Английский уничтожит вас, как только узнает, к каким последствиям привели ваши необдуманные поступки, — терпеливо увещевал кардинал.

В глазах Мелесант вновь мелькнул страх. Некоторое время она хмурилась и потирала виски, словно пытаясь унять головную боль, потом внезапно складка между ее бровями разгладилась, и она улыбнулась, придя к какому-то решению.

— Джиллиане придется поехать к Генриху и объяснить, что никакого указа не было, это недоразумение. Как только она это сделает, я верну ей девочку, — объявила она.

— Королева Джиллиана вам не верит, и это совершенно понятно. Единственный возможный выход для вас — немедленно передать принцессу мне.

Мелесант в раздражении заметалась по приемной, сцепляя и расцепляя пальцы рук.

— В первую же минуту, как только я увидела вашу надменную талшамарскую королеву, я поняла, что добра от нее не будет! О, как я была права!

— Можно мне взглянуть на принцессу? — спокойно прервал ее выкрики посланец королевы.

— Нет! Этого я не позволю!

— Она здорова?

— Что?! Ах да, конечно. О ней заботится моя дочь.

— Я скажу это Ее Величеству. Насколько я знаю, она вполне доверяет принцессе Кассандре.

— Еще бы! За то время, что она… гостила у нас, она успела обратить мою дочь против меня. По-моему, вполне справедливо, что взамен я забрала дочь у нее.

— Итак, что передать королеве Джиллиане? — все еще на что-то надеялся кардинал.

Лицо Мелесант снова исказилось от ярости.

— Скажите ей, что она сгорит в аду раньше, чем увидит свою принцессу.

— В таком случае, нам больше не о чем говорить. — Кардинал Шейлшем едва заметно поклонился. — Мне жаль вас, миледи, ибо силы, только что приведенные вами в действие, гораздо мощнее, чем вы можете вообразить. Полагаю, что очень скоро вашему маленькому островному королевству придет конец. Вы сами этого хотели. Прощайте.

Оказавшись на крыльце, кардинал вздохнул с немалым облегчением.

Вскоре в сопровождении двенадцати талшамарских рыцарей он выехал из ворот замка и свернул на дорогу, ведущую к морю. Ему хотелось поскорее убраться с этого постылого острова. Надежды его не оправдались, он не смог забрать маленькую принцессу у королевы Мелесант и отвезти ее домой. Злоба, обуявшая эту женщину, оказалась непреодолимой.

— Ваше преосвященство, — послышался рядом девичий голос. — Можно с вами поговорить?

Кардинал натянул поводья и взглянул вниз. Обратившаяся к нему девушка была одета как простая крестьянка, и он не сразу ее узнал.

— Принцесса Кассандра? — изумился кардинал.

Она покосилась на стены замка и отошла на несколько шагов, встав так, чтобы никто из стражников не заметил, что она говорила с талшамарцем.

— Ваше преосвященство, здорова ли Джиллиана?

— Она здорова, принцесса, но тоска ее по дочери неизбывна.

— Передайте ей, что я сама занимаюсь своей племянницей. Девочка хорошеет день ото дня и прекрасно себя чувствует.

— Спасибо, это принесет ей хоть какое-то утешение. — Он взглянул ей прямо в глаза. — Я должен предупредить вас, что Талшамар скоро объявит вашему острову войну.

На миг Кассандра помрачнела, но тотчас на ее губах появилась печальная улыбка.

— Я понимаю. Это единственное, что остается делать Джиллиане. Но скажите, ваше преосвященство, прибудет ли она сама вместе со своими воинами?

— Полагаю, что да.

— Скажите ей, что мой брат жив.

— Принц Райен жив?! — Кардинал не верил своим ушам.

Она смотрела на него со смешанным выражением радости и скорби.

— Только сегодня я случайно узнала, что он исцелился от нанесенных ему ран и уже собрал войско, чтобы выступить в борьбу за престол, принадлежащий ему по праву.

— Как он поведет себя, когда талшамарские корабли подойдут к острову? Поднимет ли оружие против них? — Кардинал Фейлшем с тревогой ждал ответа.

— Я не могу говорить за него, — предельно честно ответила Кассандра. В глазах принцессы мелькнуло беспокойство. — Ваше преосвященство, постарайтесь убедить Джиллиану, что ей лучше не появляться на острове, пока не закончится наша внутренняя война.

— Чья это просьба, ваша или вашего брата?

— Это моя просьба: я не хочу, чтобы Джиллиана подвергала свою жизнь опасности.

— Хорошо, я поговорю с ней, но не думаю, чтобы это что-нибудь изменило. Вот если бы вам удалось вынести мне маленькую принцессу, тогда войны между нашими странами не было бы вовсе. — Он предпринял последнюю попытку.

— Увы, это невозможно. Меня никогда не оставляют наедине с малышкой. — Она снова приблизилась к кардиналу и заговорила тише — Остановила же я вас затем, чтобы сообщить моему брату удалось вызволить талшамарцев из подземелья. Сейчас они должны быть уже на корабле. Мать еще ничего не знает, но в любую минуту ей могут донести о побеге узников, поэтому умоляю вас: немедленно возвращайтесь на судно и незамедлительно снимайтесь с якоря.

— Благодарю вас, Ваше Высочество, — с чувством произнес старый кардинал. — Я передам Ее Величеству, что не все на Фалькон-Бруине ее враги. Насколько я знаю королеву Джиллиану, она прикажет своим воинам не трогать мирных жителей, но во всякой войне бывают жертвы, порой невинные. Предупредите своих людей, пусть они держатся подальше от талшамарских воинов и ни в коем случае не мешают их продвижению по острову, ибо королева Джиллиана намерена спасти свою дочь любой ценой.

— Поезжайте скорее, ваше преосвященство. — Кассандра уже уходила, и слова ее были едва слышны. — Только бы все кончилось хорошо для моей страны!

Битва между войсками принца Райена и кастильцами королевы Мелесант была жестокой, но недолгой. Осада началась на рассвете и продолжалась все утро, но уже в полдень Райен повел рыцарей на приступ. Победу ускорило то обстоятельство, что за стенами замка у принца нашлось немало сторонников. После взятия ворот защитники замка отбивались довольно вяло, и Райен со своими людьми без особого труда прорвался к главному крыльцу, а в самом замке ему и вовсе не встретилось ни одного человека, зато доносились возбужденные крики крестьян со двора.

— Долой кастильскую шлюху! Пусть убирается к себе в Кастилию. Хотим своего законного короля!..

Он нашел свою мать в тронной зале. По всей видимости, она ждала его.

— Значит, правда, что ты тогда не умер, — безучастно проговорила она.

Сделав знак своим воинам удалиться, Райен холодно взглянул на женщину, которая дала ему жизнь. Теперь она внушала ему одно только отвращение. Властолюбие ее было столь велико и ненасытно, что на пути к трону она предала всех своих близких, и это ускорило ее собственное падение. Сожалеть о ней было некому.

Мелесант оглядела его с головы до ног, словно желая убедиться, что раны не оставили на нем следа.

— Неужто у тебя не найдется приветливого слова для матери?

Райен внутренне усмехнулся ее непробиваемости.

Неужто она надеется, что все останется по-прежнему, так, будто ничего не произошло?

— Вы проиграли, миледи. Я вас об этом предупреждал.

Она вздохнула.

— Я вижу, что ты злишься на меня.

— Злюсь?! Возможно, но не на тебя. Если я зол, так это оттого, что теперь мне предстоит тебя покарать, и мысль об этом мне неприятна.

Мелесант явно избегала смотреть ему в глаза, неуклюже делая попытку спастись.

— Райен, я изменилась с тех пор, как мы не виделись. Я не хочу больше быть правительницей Фалькон-Бруина. Думаю, что надо поскорее назначить день твоей коронации.

— Это решать не тебе. Твое войско разбито наголову, у тебя не осталось ни одного сторонника, — жестко сказал Райен.

Она пожала плечами.

— Все равно я уже решила покинуть Фалькон-Бруин навсегда.

— Какое совпадение! Именно это я собирался тебе предложить. Любопытно, что именно заставило тебя принять такое решение? Часом не гибель твоего кастильского войска?

— Раз тебе интересна причина, то знай, что твоя талшамарка объявила нам войну и требует моего отказа от регентства. — Мелесант угрюмо качнула головой. — А если этого тебе покажется недостаточно, то король Кастилии выслал на Фалькон-Бруин несколько кораблей с солдатами: за свою помощь он требует теперь, чтобы я в свою очередь предоставила ему войска, которые будут сражаться под кастильскими знаменами.

Райен стиснул зубы. Значит, впереди их ждет еще одно сражение, а не столь необходимый отдых.

— Когда прибывают кастильцы?

— Мне сообщили, что паруса их кораблей уже видны. Скажи, неужели тебе нисколько не жаль меня? Со всех сторон подступают войска, Генрих требует, чтобы я немедленно явилась в Англию и объяснила, почему Джиллиана лишила свою дочь наследных прав, — а если не явлюсь, то он тоже пойдет на меня войной, — бесцветным голосом в сознании полной безнадежности рассказывала Мелесант.

— Да, тебе не позавидуешь.

— А за это надо благодарить твою Джиллиану! Я отправила ей уже несколько посланий, умоляя хотя бы о перемирии, но все они возвращаются непрочитанными! Кто же мог ожидать, что она поведет себя так неразумно? Представь себе, она лишила свою дочь всех прав, то есть девочка уже не наследница, но при этом королева все же намерена явиться за ней на Фалькон-Бруин с целым войском. Нет, этого я решительно не понимаю!..

— Где моя дочь? — прервал ее Райен.

— С нею все в порядке, об этом заботится Кассандра. Джиллиана просто свихнулась объявлять войну из-за простого младенца!

Райен брезгливо поморщился.

— Можешь не пытаться понять Джиллиану — тебе это не дано. Неужели ты думала, что она когда-нибудь смирится с потерей дочери? Ты сама навлекла на себя все беды. Теперь мне придется спешно созывать новых добровольцев, чтобы биться с кастильцами, которые вот-вот высадятся на наших берегах.

— Зачем, Райен? Пусть лучше кастильцы помогут тебе отразить нападение Джиллианы.

— Ты полагаешь, что я в союзе с кастильцами способен сражаться против собственной жены?

Мелесант нахмурилась.

— Думай, что хочешь, меня это уже не касается. Мой корабль отплывает с вечерним отливом.

— Итак, не умея справиться с последствиями деяний своих, могущественная королева спасается бегством, бросая все и вся на произвол судьбы.

— Думай как знаешь, Райен, но в свое время ты мог остановить меня, если бы захотел.

— Что ж, я не отрицаю своей вины. Может быть, из-за этого мне трудно самому нанести тебе последний удар. Я позволю тебе покинуть остров, но при одном условии: твой корабль поплывет туда, куда я скажу.

Мелесант кивнула, боясь верить, что так легко отделалась.

— Я согласна плыть куда угодно, только бы подальше отсюда, — сказала она.

— Где Эскобар?

— Он уже на корабле.

— Я так и думал. Где еще может быть трусливый мерзавец в минуту опасности? — Он выглянул за дверь и подозвал к себе одного из воинов. — Ступай к кораблю, что стоит в гавани, готовый к отплытию там ты найдешь Эскобара. Доставь его в замок и отведи в подземелье.

Мелесант понимала, что бесполезно вступаться за Эскобара. Участь бывшего королевского сенешаля не очень ее волновала — он все равно ей уже надоел, — однако она все же спросила:

— Что ты намерен с ним сделать?

— Он будет казнен как кастильский шпион, — холодно ответил Райен.

Мелесант поежилась. Да, ее сын умел быть беспощадным. Удивительно еще, что он не спешит расправиться и с нею.

— Пожалуй, мне пора, — торопливо сказала она и направилась к двери.

— Подожди минутку. Я хотел тебе еще кое-что сообщить. Во-первых, судно поведет капитан, которому я полностью доверяю. Во-вторых, перед отплытием я распоряжусь обыскать весь корабль, чтобы вместе с тобой по случайности не уплыли какие-нибудь ценности из фалькон-бруинской, а то и талшамарской казны.

Неожиданно она улыбнулась.

— Ты хорошо меня знаешь, сын. Скажи своим людям, пусть забирают сундуки с золотом и драгоценностями, но пусть все же оставят мне немного, чтобы я не бедствовала. Скажи, Райен, — она вопросительно взглянула на сына, — каким курсом ты велел плыть своему капитану?

Он немного помолчал, зная, что его ответ будет смертным приговором его матери. Наконец, собравшись с духом, он ответил.

— Ты поплывешь в Англию. Могу предупредить тебя, что сидеть в Тауэре не так уж приятно: я знаю это из собственного опыта.

— Нет, — Мелесант медленно отступила к дверям, не сводя с него глаз. — Ты не можешь поступить так с собственной матерью!

— Может быть, все еще обойдется, — решил он подарить ей последнюю надежду. — Вдруг Генрих окажется настроен благодушно.

— Ты же прекрасно знаешь, что он потребует моей смерти! Нет, нет, я не тронусь с места!

Райен пожал плечами.

— Оставайся, если угодно, но я бы на твоем месте выбрал Англию. Обнаружив тебя на острове, Джиллиана, которая скоро прибудет сюда, может расправиться с тобой куда безжалостней Генриха.

Плечи Мелесант поникли.

— Ты победил, Райен.

Пока она тяжело шла к двери, Райен смотрел ей вслед и знал, что видит свою мать в последний раз. Несмотря на все ее преступления, ему все-таки было жаль ее. В Англии ее ждал гнев Генриха — и смерть.

Райен оперся руками о стол и долго стоял неподвижно, опустив голову. Никто не видел его сейчас, и никто не знал, какие муки он терпел, отправляя мать на верную гибель.

Когда Райен наконец вошел в детскую, Кассандра стояла к нему спиной, склонившись над колыбелью. Дверь скрипнула, и она обернулась, сжимая рукоять ножа, — но, едва узнала Райена, нож выпал у нее из рук, и она бросилась в объятия брата.

— О Райен, скажи, война кончилась? Фалькон-Бруин свободен? Ты — король?!

Он отклонился, чтобы получше ее рассмотреть.

За год принцесса Кассандра вполне оформилась, и теперь она выросла в замечательную красавицу.

— Если хочешь, можешь пойти проститься с матерью. Я отправляю ее в Англию.

Они долго без слов смотрели друг на друга. Оба знали, что ожидает в Англии королеву Мелесант.

— Не вини себя ни в чем, Райен. Это единственно верное решение.

— Ты знаешь, что теперь нам придется воевать еще и с кастильцами?

— Да, я слышала, что их корабли уже показались на горизонте. Войны не избежать, Райен, но я знаю, что мы в ней победим.

Обойдя Кассандру, он взглянул на спящую дочь. У нее была нежно-розовая кожа и золотые кудряшки, как у спящего ангела. Не удержавшись, он потрогал детскую ручку, и на него вдруг нахлынула горячая волна нежности, а неизвестно откуда взявшийся ком в горле не дал произнести ни слова.

Кассандра дотронулась до его рукава.

— Райен, я должна тебе рассказать: чтобы спасти свою дочь, Джиллиана подписала указ, по которому женщины не имеют больше права восходить на талшамарский престол. Она будет последней королевой Талшамара.

Райен закрыл глаза.

— Мать говорила именно об этом, но я тогда не понял. Джиллиане, вероятно, нелегко было принять такое решение: ведь она лишила прав свою единственную наследницу… Кроме того, возможны осложнения в отношениях с Францией, да и ее собственная жизнь в опасности. — Он задумчиво взглянул на сестру. — Раньше я считал, что все женщины похожи на нашу мать, но вы с Джиллианой снова и снова доказываете мне, что я заблуждался.

— Ты любишь ее, — сказала Кассандра.

— Даже если это так, у нас с Джиллианой все равно нет будущего. Нас слишком многое разделяет.

— Что ты теперь будешь делать?

— Готовиться к битве с кастильцами. Не сегодня, так завтра они высадятся на острове. — Он приподнял подбородок Кассандры и заглянул ей в глаза. — Если я не вернусь, проследи, чтобы девочка дождалась Джиллиану живой и невредимой.

Кассандра уверенно пообещала:

— Не бойся, с нею ничего не случится.

Ноги у Джиллианы подкосились, и она опустилась на скамью. Известие застало ее врасплох.

— Но я же сама видела, как его убили, — растерянно произнесла она. — Умирая, он держал меня за руку.

Кардинал Фейлшем подошел к ней поближе.

— Его сестра сказала мне, что он жив, и у меня нет оснований ей не верить. Повлияет ли это на принятое ранее решение, Ваше Величество?

Она ответила не сразу.

— Нет. Мое решение остается неизменным: войне быть. У нас все уже готово, и в конце недели мы отплываем. Сядьте, ваше преосвященство. — Она указала ему на соседнюю скамью. — Вы останетесь в Талшамаре: вы нужны мне здесь.

— Вы говорите так потому, что я стар и немощен?

Джиллиана положила ладонь на его руку.

— Нет. Я говорю так потому, что если со мной что-то случится, ваши мудрые советы будут особенно нужны моему народу. — Она встала. — А теперь, если вы меня извините, я хочу видеть сэра Хэмфри и остальных.

Джиллиана поспешила из библиотеки в приемную залу, где ее ждали освобожденные Райеном рыцари, приплывшие вместе с кардиналом. При виде их лицо ее прояснилось, она шагнула к сэру Хэмфри и сжала его руки.

— Друг мой, для меня счастье видеть вас дома. После того как королева приветствовала своего палатина, она поговорила с каждым рыцарем по очереди.

— Я приказала, чтобы на кухне приготовили для каждого из вас самые любимые блюда, а гонцы уже выехали за вашими родными.

Сэр Хэмфри не мог насмотреться на свою королеву.

— Если надо, мы можем хоть сейчас плыть с вами обратно на Фалькон-Бруин, — сказал он.

— Ваша помощь мне понадобится позже, а пока отдыхайте и набирайтесь сил. Вы, разумеется, расскажете мне о том, как вы выбрались на свободу. — Говоря все это, она озадаченно оглядывала комнату. — А где же Нетта? Уже уехала в деревню, к мужу?

Хэмфри опустил глаза.

— Нетта не вынесла испытаний. Мелесант была с ней особенно жестока — ведь она помогла вам бежать. Но ее последние слова были о вас, Ваше Величество.

Джиллиана печально отвернулась. Вот и еще одна жертва Мелесант. Милая, преданная Нетта — неужели ее больше нет?

— Пошлите человека к ее родным, пусть сообщит им печальную весть. Они должны знать: Нетта умерла достойно.

Вернувшись в спальню, Джиллиана долго сидела у окна, погруженная в невеселые раздумья. Ей предстояло сделать нелегкий шаг. Она не желала войны, войну ей навязали, и теперь она должна была победить в ней любой ценой.

И все же сердце ее пело: Райен жив. Он жив! Мысль о предстоящем сражении мешала ей в полной мере ощутить радость. Скоро ей придется вести свое войско по острову Райена, убивать его людей. Если бы всего этого можно было избежать!.. Но Мелесант не оставила ей выбора.

Джиллиана должна вернуть свою дочь, чего бы ей это ни стоило.

35

Когда утренний туман рассеялся, фалькон-бруинские рыбаки первыми разглядели красные паруса талшамарцев на горизонте. Гонец тотчас поскакал в замок, чтобы предупредить короля Райена и укрывшихся в замке жителей острова.

Войско было вооружено и стояло наготове у ворот замка, но Райен не спешил посылать его наперехват талшамарцам, и все пятьдесят кораблей беспрепятственно подошли к берегу.

Лорд Маркем ожидал, что им будет оказано сопротивление во время высадки на берег, однако и тут им никто не помешал. Когда наконец разгрузка судов была закончена, войско начало выстраиваться в боевой порядок: впереди рыцари, за ними пешие воины.

Лишь во второй половине дня последнее оружие и боевое снаряжение было вынесено на землю и грозное талшамарское войско двинулось к замку.

Джиллиана ехала между Хэмфри и лордом Маркемом. В деревне тоже никто не пытался препятствовать их продвижению. Всюду были видны следы совсем недавнего сражения. Многие дома были сожжены дотла, тут и там еще дымились пепелища.

— Лорд Маркем, — Джиллиана обернулась к своему полководцу. — Как вы думаете, что здесь произошло?

— Могу только сказать, что тут была жестокая битва, притом совсем недавно.

— Но с кем? — обеспокоенно спросила она. Открывшаяся им картина вполне могла означать, что сторонники Райена потерпели поражение.

— Вероятно, это следы внутренней войны, — отвечал лорд Маркем. — Думаю, что в ней полегло немало людей.

Деревня осталась позади, но ни один человек все еще не встретился на их пути. Когда впереди выросли башни замка, лорд Маркем приказал разбить лагерь. Часовые, расставленные через каждые пять шагов, зорко вглядывались в сгущающуюся тьму.

Решено было двинуться на замок утром, с восходом солнца.

Однако на закате королева Джиллиана неожиданно появилась из своего шатра в не совсем обычном виде. К удивлению подданных, из-под ее красного верхнего одеяния видны были рукава кольчуги, с серебряного пояса свисал Большой меч Талшамара, а на руке она держала парадный посеребренный шлем. Сэр Хэмфри смотрел на нее с растущим беспокойством.

— Джиллиана, что это вы надумали? — в растерянности спросил он, позабыв про этикет.

— Королева Джиллиана, — поправила его она и упрямо вздернула подбородок. — Я иду в замок, чтобы просить королеву Мелесант о личной аудиенции. Мой долг — еще раз попытаться вернуть дочь без кровопролития.

— В таком случае я иду с вами.

— Нет, вы нужны здесь, сэр Хэмфри. Я отправлюсь одна.

— Но, Ваше Величество, — возразил лорд Маркем, — вы не можете подвергать такой опасности свою жизнь. Позвольте мне пойти в замок вместо вас.

Она надела шлем на голову и закрепила ремешок под подбородком.

— Нет, я иду сама, притом одна. Приведите мне лошадь, — приказала она тоном, отметающим все вопросы. — Если я не вернусь к утру, идите на приступ.

Сэр Хэмфри и лорд Маркем с радостью удержали бы ее, но оба знали, что это бесполезно. Королева приняла решение — королева его выполнит.

Джиллиане подвели ее лошадь, тело которой и почти всю морду закрывали серебристые доспехи, видны были только белые лошадиные ноги.

— Все же мне не нравится ваше решение, — позволил себе сказать сэр Хэмфри, помогая ей поставить ногу в стремя и сесть в седло.

Она положила руку ему на плечо.

— Если есть хоть малейшая надежда избежать жертв, я не могу ею пренебречь. Мы сильнее их, и если начнется бой, эти стены падут пред нами не позднее завтрашнего полудня, но ведь у нас нет никаких причин воевать с жителями острова. Они ни в чем перед нами не виноваты. Вся ответственность лежит на королеве Мелесант. С ней я хочу говорить.

Сэр Хэмфри отступил на шаг. В конце концов, она была королева и он должен был ей подчиняться.

Фыркая и позвякивая серебряной уздечкой, лошадь двинулась по дороге. Все глаза напряженно наблюдали за тем, как Джиллиана пересекала открытое пространство между лагерем талшамарцев и замком.

Лошадь тоже беспокоилась, гарцевала и мотала головой, и Джиллиане пришлось крепче сжать пятками ее бока.

У самой стены замка она увидела новые признаки недавнего сражения: в нос ударил едкий запах гари, кое-где струйки дыма еще восходили к багряному закатному небу. Но и здесь — никого.

Талшамарцы неотрывно следили за своей королевой, которая бесстрашно приближалась к вражеским воротам. Каждый из них рад был бы умереть за нее, но сейчас им оставалось только ждать.

Подъехав к воротам, Джиллиана окликнула часовых:

— Я Джиллиана, королева Талшамара. Опустите мост. Я желаю говорить с вашей правительницей.

Никто ей не ответил, но спустя некоторое время послышался скрежет цепей, железные ворота медленно опустились и перекрыли ров. За воротами стояли вооруженные воины, и Джиллиана молча проехала мимо них. Глядя на нее, невозможно было догадаться, что сердце ее сжимается от страха. Было так тихо, что эхо от стука лошадиных копыт разносилось по всему двору. Никто из воинов не двинулся с места, никто не пытался ее остановить. У крыльца навстречу ей вышел слуга, он придержал поводья, пока она спускалась с лошади.

— Я хочу говорить с вашей правительницей, — твердо повторила Джиллиана.

Он знаком предложил ей следовать за ним.

Боясь, что мужество изменит ей, Джиллиана не стала раздумывать. При каждом шаге ее шпоры звякали о каменный пол. Возможно, она совершала сейчас величайшую глупость: ведь Мелесант могла снова сделать ее своей пленницей.

Когда они дошли до тронной залы, воин, стоявший перед входом, молча распахнул перед ней дверь. За все время никто еще из фалькон-бруинцев не произнес ни слова.

Собравшись с духом, Джиллиана шагнула через порог. На всякий случай она держала руку на рукояти меча, хотя и сама не знала точно, что будет делать с оружием в случае опасности.

Она сразу взглянула на возвышение в дальнем конце залы, и сердце ее затрепетало: вместо Мелесант на троне сидел Райен! Он был в пурпурном одеянии, надетом поверх доспехов, и с короной Фалькон-Бруина на голове. Джиллиане показалось, что его темные глаза видят все, что происходит сейчас в ее душе.

Рядом с братом стояла Кассандра с младенцем на руках и улыбалась.

Забыв обо всем, Джиллиана бросилась к дочери. На бегу она отбросила в сторону шлем, потом сорвала с себя перчатки и тоже швырнула на пол. Когда наконец она бережно приняла ребенка из рук Кассандры, ее глаза наполнились счастливыми слезами.

Райен подал знак стражникам закрыть двери и молча смотрел на Джиллиану, осыпавшую поцелуями лицо дочери. Девочка так радостно повизгивала, словно узнала свою мать.

— Ах, Кассандра, какая она стала большая!.. А я даже не видела, как она росла.

— Ты не так много пропустила, — весело заверила ее Кассандра. — Завтра ей будет всего лишь год. А обо всем, что ты пожелаешь узнать, я тебе охотно расскажу.

— Я забираю ее с собой. — Она резко обернулась к Райену, словно бросая ему вызов.

Несколько минут назад король стоял на стене и видел, как Джиллиана одна, без сопровождающих, ехала к воротам замка. «Да, такой, как она, больше нет», — подумал он. Во всех своих поступках она являла бесстрашие, редкое даже для мужчины. Ведь она была уверена, что на троне еще сидит его мать, — и все же без сомнений пересекла ров и вошла в замок.

— Конечно, — сказал он. — Ты можешь забрать ее домой. Никто не будет чинить тебе препятствий.

Джиллиана взглянула ему прямо в глаза в их темной глубине по-прежнему жила любовь, которую она видела в них когда-то. Сердце ее отчаянно колотилось.

— Сперва я должна попросить тебя кое о чем, Райен. — Передавая девочку Кассандре, она сказала — Покажи ее сэру Хэмфри, чтобы он убедился, что все в порядке.

— А сэр Эдвард тоже здесь? — с надеждой спросила Кассандра.

— Да. Думаю, он будет счастлив тебя видеть.

Просияв, Кассандра забрала маленькую принцессу из рук Джиллианы и поспешила к выходу. Ей очень хотелось, чтобы эти двое наконец-то поладили: ведь они так любили друг друга.

Джиллиана, оставшись наедине с мужем, долго молчала. Трудно было сохранять королевское достоинство, когда хотелось только одного броситься в объятия любимого. С другой стороны, она так долго считала его погибшим, что теперь ей больно было смотреть ему в глаза.

— Я вижу, что ты полностью исцелился от ран, — сказала она, чтобы не молчать. Голос ее заметно дрожал.

Он улыбнулся.

— Да. Мне повезло.

— Где Мелесант? — спросила она, скользнув взглядом по его короне.

— Думаю, ты не осудишь меня за то, что я не смог произнести над нею смертный приговор. Я отправил ее в Англию.

Джиллиана внимательно посмотрела на него и призналась:

— Будь она здесь, боюсь, я не удержалась бы и вонзила в нее свой меч по рукоять. Впрочем, я не сомневаюсь, что в Англии ее ждет достойное возмездие.

Райену хотелось протянуть руку и дотронуться до ее блестящих волос, чтобы проверить, так ли они шелковисты на ощупь, какими он их запомнил.

— Я и не подозревал, что моя жена так кровожадна. Право, я уже начинаю опасаться: вдруг ты и в меня захочешь что-нибудь вонзить?

Джиллиана невозмутимо подошла ко второму трону и села, отнюдь не по-королевски закинув ногу на подлокотник.

— Пожалуй, одно время я готова была это сделать, хотя и без особого удовольствия.

— А теперь?

— Теперь — нет, и ты это знаешь. Откинув голову, он прищурился.

— Ну, и что же мы будем делать дальше?

— Мы уже кое-что сделали — предотвратили войну. Право, это недурное дело!

Райен улыбнулся.

— Да.

— Мне сразу показалось странным, что никто не чинил нам препятствий во время высадки на берег.

— Я отдал своим воинам приказ не проливать ни капли талшамарской крови.

— Но чью-то кровь они все-таки пролили, и совсем недавно. С кем вы бились, Райен?

Райен едва слушал ее. Он страстно желал хотя бы прикоснуться к ней, но она казалась такой далекой.

— Сначала с теми, кто встал на сторону моей матери, — этих мы осилили легко, — потом с кастильцами, которые приплыли на подмогу. Их была целая флотилия, но, как видишь, мы и с ними справились.

— Я рада за тебя. Теперь ты сможешь спокойно исправить беды, что натворила Мелесант.

Райен встал с трона и спустился по ступенькам на каменный пол.

— Зато теперь мне не совсем понятно, как справиться с синеглазой разбойницей, которая явилась в мой замок в одиночку и, кажется, намерена разбить меня наголову.

Он стоял к ней спиной и — Джиллиана была в этом почти уверена — боялся обернуться. Она встала и, тоже сойдя по ступенькам, остановилась совсем близко к нему.

— Райен, я думала, что никогда тебя больше не увижу.

Он медленно повернулся к ней лицом.

— Итак, Джиллиана, что теперь — война или мир?

— Я уже сказала, что должна тебя кое о чем попросить. Есть одно затруднение, в котором только ты можешь мне помочь.

Он покачал головой.

— Помню твое прошлое затруднение, тогда тебе тоже должен был помочь именно я. Кончилось тем, что родилась наша дочь. Надо сказать, что я еще не привык быть отцом, но прощаться с дочерью мне будет тяжело: мы с ней успели подружиться.

— Да, об этом я тоже хотела с тобой поговорить. Тебе известно, что наша дочь теперь не может быть королевой Талшамара?

— Это был великолепный ход, — заметил Райен. — Ты оставила мою мать с носом, а это мало кому удавалось.

— Райен, ты выслушаешь меня? — нетерпеливо перебила Джиллиана.

— Внутренний голос советует мне этого не делать, однако, продолжай.

— Все очень просто. Когда Филипп Французский узнает, что у талшамарского престола нет наследников, он попытается предъявить свои права.

Райен прищурился.

— Не пойму, в чем состоит твоя просьба.

— Мне нужен сын. А еще лучше — два сына. Все его мышцы вдруг напряглись.

— И ты просишь, чтобы я стал их отцом?

— А кого же еще мне просить? Ты мой муж. Райен так неожиданно расхохотался, что синие глаза Джиллианы исполнились немого укора: этого она от него никак не ожидала.

— Ах, Джиллиана, Джиллиана, ты бесподобна!

— Я не закончила. Я хочу, чтобы ты, совместно со мной, правил Талшамаром. Это оградит меня от нападок Филиппа в том случае, если ты не сможешь подарить мне сына.

— Что?! — Райен просто остолбенел.

— Я постараюсь доставлять тебе как можно меньше хлопот. Что же касается моих подданных, то они по моей просьбе охотно примут тебя в качестве правителя. К тому же, если помнишь, часть из них уже присягала тебе на верность.

Райен с совершенно новым ощущением вглядывался в ее лицо. До этой минуты он боялся, что они расстанутся и что он никогда больше ее не увидит, теперь же он едва мог скрыть свое ликование.

— Гм-м! Раз единственный способ тебя спасти — это делить с тобою ложе, — что ж, придется подумать, — заявил он, явно развлекаясь.

— Обещаю, Райен, ты об этом не пожалеешь. — В ее синих глазах тоже запрыгали веселые искорки. — Правда, я, возможно, несколько поторопилась, обещая не доставлять тебе хлопот: дело в том, что у меня это плохо получается. Ведь так?

Райен поднялся по ступеням и вновь сел на трон.

— Джиллиана, можешь считать меня глупцом, если угодно, но я решил выполнить твою просьбу. Я помогу тебе справиться с твоим, как ты говоришь, затруднением, но при одном условии я никогда не оставлю Фалькон-Бруина.

— Тебе не придется его оставлять! Ты будешь править в двух государствах — Талшамаре и Фалькон-Бруине. — Она подошла к нему и, встав рядом, дотронулась до его щеки. — Сегодня я готова принести ту клятву, от которой удержалась в день нашего венчания. — Она опустилась на колени и подняла на мужа серьезные синие глаза. — Клянусь всегда и во всем подчиняться своему сеньору, королю Райену.

Он поднял ее с колен.

— Только подчиняться?

— Нет, Райен. Я клянусь любить тебя всю жизнь.

Он затаил дыхание.

— Ты все еще меня любишь?

В ее глазах он прочел ответ раньше, чем она успела его произнести.

— Я никогда не переставала любить тебя, Райен, — даже когда считала, что тебя больше нет.

Ему отчаянно хотелось прижать её к себе и не отпускать.

— И мне нужны сыновья, и чем больше, тем лучше, — сказала она, мучительно желая наконец спрятать лицо у него на груди.

Райен привлек ее к себе.

— Джиллиана, милая моя!.. Я люблю тебя так, как не любил еще женщину ни один мужчина. Ты вернула мне веру и желание жить. — Глаза его затуманились, он прижался щекой к ее щеке. — Милая!.. У нас будут сыновья, много сыновей, но пообещай мне кое-что.

Слезинка Джиллианы скатилась на его обветренную щеку.

— Говори, Райен, я все для тебя сделаю.

— Я хочу, чтобы мы никогда больше не расставались. Я устал от этого. Когда я буду на Фалькон-Бруине, ты будешь со мною рядом, а в Талшамаре я буду рядом с тобой. Ну, а что касается твоей клятвы — то я уже привык к тому, что ты такая, какая есть. — Он весело рассмеялся. — Даже не могу себе представить, чтобы ты однажды не высказала своего мнения, причем скорее всего не похожего на мое. Кто знает, быть может, за это я тебя и полюбил.

— Райен, я не смела надеяться, что ты полюбишь меня.

Он поцеловал ее в губы и еще теснее прижал к себе.

— Зато я боялся этого с самого начала.

ЭПИЛОГ

1189 год

Была ранняя весна. Солнце только что растопило последние снега на фалькон-бруинских холмах, реки и ручьи шумно несли свои воды в океан. Эту половину года Джиллиана с Райеном проводили на Фалькон-Бруине.

Год с небольшим назад, под Рождество Христово, Талшамар и Фалькон-Бруин объединились в единое королевство — к удовольствию всех своих подданных, ибо в конечном итоге все выиграли от этого союза. Географы уже внесли изменения в свои карты, и над двумя королевскими замками гордо развевались одинаковые знамена: на обоих был изображен Золотой Сокол, сжимающий в когтях скипетр Талшамара.

Элинор, английская королева-мать, любовалась двумя сыновьями Джиллианы, которые бегали и резвились в весеннем саду под бдительным оком своей старшей сестры, принцессы Фелисианы.

— Джиллиана, по-моему, моим крестникам тут очень нравится. Если бы начать все сначала, я бы старалась научить своих детей любить и уважать друг друга так же, как ты научила своих. Впрочем, — Элинор печально улыбнулась, — скорее всего я бы снова совершила те же ошибки, характер так просто не переделать. Да и время не вернешь.

Джиллиана пожала ее руку и напомнила о том, что многое изменилось в лучшую сторону.

— Я так рада за вас, Элинор. Ричард стал королем, и вы наконец-то обрели свободу. Я всегда молилась о том, чтобы это произошло как можно скорее.

— Для этого мне понадобилось просто пережить Генриха, только и всего. — Пожав плечами, Элинор заговорила о другом — Если судить по твоему виду, ты вполне счастлива.

— Да, ведь счастлива моя семья. А вы слышали, что Кассандра и лорд Маркем повенчались и уже ждут первенца?

— Разумеется, слышала, но сейчас мы говорим о тебе.

Щеки Джиллианы порозовели.

— Райен прекрасный муж, о каком любая женщина может только мечтать.

Элинор довольно улыбнулась.

— Видишь, как удачно я выбрала для тебя супруга!

— Да, моя милая наставница.

— О чем это вы тут сплетничаете? — осведомился Райен, подходя к дамам. — Вы позволите мне присоединиться к вашей маленькой идиллии?

Элинор оживилась, как бывало всегда в присутствии красивого мужчины.

— Ричард говорил мне, что и Талшамар, и Фалькон-Бруин процветают при вашем правлении, — обратилась она к Райену.

Райен притянул Джиллиану ближе к себе.

— У меня прекрасная помощница. Элинор рассмеялась.

— А что, неплохо я ее вымуштровала?

— О да! — Райен лукаво покосился на жену. — Кое в чем даже слишком хорошо.

— Что ж! — Элинор медленно поднялась со скамьи. — Я вижу, что у вас получилась славная семья. А мне пора возвращаться в Англию, Ричард ждет. — Она поцеловала Джиллиану в щеку. — Я желаю тебе всегда быть такой счастливой, дитя мое.

— Да хранит вас Господь, милая Элинор! Стоя у калитки королевского сада, Райен и Джиллиана наблюдали за тем, как Элинор легкой не по годам походкой быстро идет к своим лошадям, впряженным в повозку. Все было готово к отъезду. Несколько вассалов, прибывших вместе с ней, ловили каждый ее взгляд, стараясь предугадать любое невысказанное желание. Она принимала их преданность как должное.

— Если бы Элинор до сих пор оставалась в заключении, я не смогла бы сейчас чувствовать себя полностью счастливой, — задумчиво сказала Джиллиана.

Райен скользнул губами по ее щеке, но тут их дочь, подбежав, ткнулась отцу в колени. Он подхватил девочку на руки, и маленькая принцесса тотчас склонила головку к нему на плечо.

— В моей семье женщины вертят мною, как хотят.

Джиллиана рассмеялась.

— Разве это так плохо?!!

1

Палатины в Талшамаре пользовались всеобщей любовью и уважением. Это было самое почетное и ответственное звание. Оно означало, что такой человек — ближайший друг и советник королевы.