Глава 19

Как только за Уорриком закрылась дверь, Кэссиди взялась за дело.

— Живее, Арриан! Оденься потеплее, но так, чтобы это не бросалось в глаза, будто мы просто собрались на прогулку. У нас мало времени.

Глаза Арриан широко распахнулись.

— Ты хочешь сказать, что мы попытаемся сегодня бежать?

— Да, и как можно скорее. Ты же слышала: у него дела в деревне. Другой такой возможности может не представиться.

Арриан бросилась к своему дорожному сундуку, разыскала в нем серое шерстяное платье и быстро переоделась. Кэссиди, одобрительно кивнув, помогла ей застегнуть крючки на спине.

Пока Кэссиди переодевалась, Арриан успела надеть ботинки и перевязать лентой волосы.

— Жди здесь, я сейчас приду, — сказала Кэссиди, подхватывая оставшийся от завтрака поднос. — Как только увижу, что он уехал, я вернусь за тобой.

Арриан окинула взглядом комнату, в которой она так долго была пленницей, и провела рукой по кружевному балдахину над кроватью. В памяти невольно всплыла та, кому принадлежала когда-то эта спальня. «В каком-то смысле, — подумала Арриан, — им выпала сходная участь: ведь сестру Уоррика тоже заставили выйти замуж против воли. Но только жизнь бедной Гвендолин трагически оборвалась, Арриан же вот-вот должна была ускользнуть от коварной судьбы».

Об Уоррике и о своем чувстве к нему она старалась не думать: эта рана была пока еще слишком свежа и глубока.

Еще раз заглянув в свой сундук, Арриан с сожалением захлопнула крышку. Увы, о том, чтобы захватить с собою хотя бы самые красивые платья, не могло быть и речи. Она взяла с туалетного столика свою шкатулку с драгоценностями и достала из нее несколько любимых вещей: жемчужное ожерелье, подаренное отцом к ее четырнадцатилетию, бриллиантовую брошь — подарок тети Мэри — и мамин золотой медальон; все они были связаны с дорогими ее сердцу воспоминаниями.

Она нерешительно достала кольцо, которое Уоррик надел на ее палец во время обручения. Вернувшись к себе в тот вечер, она сразу же сняла его и не глядя бросила в шкатулку. Лишь теперь она впервые с интересом разглядывала его. Кольцо оказалось превосходной работы, с крупным бриллиантом в сверкающем обрамлении сапфиров. «Пусть останется на память», — решила она и опустила его в карман плаща.

Потом она взяла с подоконника книгу, надписанную лордом Байроном, и тоже спрятала в карман.

Взгляд ее упал на гусиное перо на столе. Обмакнув его в чернила, она торопливо написала на листке бумаги несколько строк и положила записку под зеркало, чтобы лорд Уоррик сразу ее увидел.

Едва она успела закончить, как в комнату стремительно вошла Кэссиди.

— Лорд Уоррик и его помощник только что взяли лошадей и ускакали, так что действовать надо быстро. Я сказала миссис Хаддингтон, что тебе нужен свежий воздух и что мы пойдем прогуляться около моря.

Арриан накинула плащ.

— Она ничего не заподозрила?

— Нет. Она сама беспокоится о твоем здоровье и тоже считает, что свежий воздух пойдет тебе на пользу.

Оглядев в последний раз комнату, Арриан отвернулась и вслед за матерью вышла в коридор.

Они спустились с крыльца нарочито медленно, надеясь тем самым развеять любые возможные подозрения, однако по мере удаления от замка шаг их все более убыстрялся, и к морю они подходили едва не бегом.

Взяв Кэссиди за руку, Арриан торопливо свела ее по вырубленным в скале ступенькам. Лишь внизу, на песчаной отмели, они, наконец, ощутили близость свободы и, повернув в противоположную от замка сторону, побежали вдоль кромки воды.

Арриан то и дело с беспокойством оглядывалась. А что, если Уоррик вернется из деревни и найдет ее письмо раньше, чем они успеют скрыться? О, зачем она его только написала!

С моря налетел порыв ветра, и она плотнее запахнула широкий плащ.

— Мама, а что дальше?

— Дальше? Дальше надо идти на юг и надеяться, что капитан Норрис за нами наблюдает.

Арриан подняла глаза: серый замок угрюмо высился над серым утесом. Казалось бы, расставание с ним должно было нести облегчение, однако безотчетная тоска давила на нее все сильнее. Когда бы не судьба, прибившая «Соловья» к этим скалистым берегам, она не встретила бы Уоррика и — всего через какой-нибудь месяц — стала бы женою Йена Ма-кайворса. Вот только было бы ее замужество счастливым или нет — она теперь не знала. Ведь, люби она Йена по-настоящему, разве смог бы Уоррик Гленкарин так легко добиться своего? Вот о чем думала она, все дальше и дальше убегая от того, кому принадлежало ее сердце.

Кэссиди остановилась перевести дух.

— Мама, — заговорила Арриан, прислоняясь плечом к холодному подножию утеса. — Скажите, можно ли любить человека и в то же время ненавидеть его?

Кэссиди взяла Арриан за руку, понимая, что дочь ждет от нее искреннего и прямого ответа.

— Думаю, что в жизни возможно все. И то, о чем ты говоришь — любить человека и полагать при этом, что ненавидишь его, тоже возможно. Но, зная тебя и зная, какие качества ты ценишь в людях, я могу сказать одно: тот, кого ты полюбишь, должен быть человеком благородным и честным, иначе ты не станешь его уважать. А без уважения нет любви.

«Без уважения нет любви», — думала Арриан, продолжая путь. Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, она никогда не смогла бы полюбить того, кого не уважает.

На этом месте ее размышлений дорогу им перегородила груда камней, с виду непреодолимая. Кэссиди почти не колебалась: крепко взяв дочь за руку, она начала карабкаться наверх.

После того как преграда была преодолена, Арриан почувствовала облегчение: свобода уже близка! За следующим поворотом чьи-то руки мягко и уверенно увлекли ее в тень.

— Ну, наконец-то, миледи, — с улыбкой проговорил капитан Норрис. — Как я рад вас видеть! Мы уж боялись, что ваш план провалится.

— Надо торопиться, — перебила его Кэссиди, устремляясь к шлюпке. Сама яхта стояла на якоре неподалеку, в закрытой бухте.

Как только дамы сели, гребцы взялись за весла, и шлюпка, рассекая волны, стала быстро продвигаться вдоль берега.

Вдыхая свежий морской ветер, Арриан ликовала, как ребенок, однако стоило ее взгляду упасть на стены Айронуортского замка, как в сердце опять вернулись мучительные сомнения. «Странно, — думала она, — если желанная свобода так близка, то почему так хочется выпрыгнуть из шлюпки и броситься назад, к Уоррику?»

Сквозь душившие ее слезы Арриан почувствовала тепло материнских объятий.

— Не плачь, любовь моя. Все уже позади. Больше ты его никогда не увидишь.

Пряча заплаканное лицо в складках материнского плаща, Арриан невольно вздрогнула. Никогда? Ах, почему это слово отзывается в сердце такой мучительной болью?

Пока шлюпка, качаясь на приливной волне, подплывала к «Соловью», с вершины утеса за нею внимательно следили два всадника.

— Ты был прав, Уоррик, они не замедлили воепользоваться твоим отсутствием, — сказал Мактавиш.

Взгляд Уоррика был прикован к едва различимой фигурке в шлюпке.

— Когда ты сказал мне, что возле берега появилась какая-то яхта, я сразу догадался, что ей здесь нужно.

— А леди Арриан, верно, думает, что она тебя обманула?

— Разумеется. Стоило мне объявить им, что меня не будет сегодня в замке, как они воспользовались моим отсутствием.

На миг лицо вождя Драммондов исказилось болезненной гримасой, и это не ускользнуло от пристального взгляда Мактавиша.

— Ты поступил правильно, сынок.

— Вероятно, ты прав, и это единственное, что мне оставалось… Но я все же надеялся, что в последний момент она может передумать.

— Да, мне показалось, что между вами что-то было…

— Мало ли что тебе показалось, — оборвал его Уоррик и, развернув Тайтуса, поскакал к замку.

Вскоре свист ветра в ушах и мерный стук копыт заглушили крики морских чаек и рокот волн, бьющихся в подножие утеса.

Целых три дня после отъезда Арриан Уоррик не мог заставить себя переступить порог ее спальни. Наконец, собравшись с духом, он толкнул незапертую дверь. В комнате совсем не было беспорядка, все вещи лежали на своих местах, словно хозяйка только что вышла и вот-вот вернется.

Некоторое время он неуверенно, как непрошеный гость, стоял посреди комнаты, потом подошел к боковой двери и заглянул в маленькую гардеробную.

Здесь были сложены дорожные сундуки с дамскими нарядами, по всей видимости, то самое приданое, за которым Арриан вместе со своими родными ездила в Париж. Теперь все оно осталось в Айронуорте.

Уоррик приподнял крышку сундука и провел рукой по бархату бордового платья, в котором он когда-то впервые ее увидел. Закрыв глаза, он поднес его к лицу: мягкая ткань еще хранила нежный, едва уловимый запах ее тела. От этого сердце его тоскливо сжалось, он торопливо свернул платье и убрал его в сундук.

На полу валялась красная туфелька из атласа, купленная, вероятно, в тон платью. Держа ее на ладони, Уоррик вдруг с новой остротой почувствовал, как хрупка и беззащитна ее хозяйка и как сам он был непростительно жесток с нею.

Словно в гипнотическом сне, он побрел обратно в спальню, подошел к туалетному столику и взял в руки щетку для волос, в которой застряли несколько золотых волосков. Проведя рукой по жестким щетинкам, он положил ее на прежнее место, и в этот момент его внимание привлекла незнакомая шкатулка на столике. Он машинально повернул торчавший в замке ключ.

Крышка открылась, и его взору представились сверкающие бриллианты, рубины и изумруды. «Зачем она оставила драгоценности? — поразился Уоррик. — Ведь они наверняка стоят целое состояние».

Только захлопнув крышку шкатулки, он, наконец, заметил под зеркалом лист бумаги и догадался, что это прощальная записка к нему. Поколебавшись секунду, он развернул листок и прочитал написанные ровным полудетским почерком строки.

«Милорд!

К тому времени, когда Вы прочтете это письмо, я буду уже далеко от Вашего замка. И хотя Айронуорт оказался для меня тюрьмой, все же я должна сказать, что Ваша судьба и судьба Ваших людей небезразличны мне. Драгоценности, находящиеся в этой шкатулке, принадлежат лично мне, я же передаю их Вам с тем, чтобы Вы использовали их по своему усмотрению. В известной мере это дань справедливости, ибо Вам, насколько мне известно, пришлось немало выстрадать от моих родственников. Я не думаю, что пути наши еще когда-то пересекутся, и не желаю Вам зла. Пусть же затянувшаяся вражда между двумя кланами закончится вместе с нашей историей. Я видела, что сделала с Вами ненависть, Уоррик. Прошу Вас, забудьте ее. Я уже забыла».

Подняв глаза, он уперся взглядом в собственное отражение в зеркале, и от того, что он увидел, кровь, казалось, похолодела у него в жилах. Арриан права: он много лет живет одной лишь ненавистью, которую давно пора забыть. Жаль только, что он понял это слишком поздно.

Пока «Соловей» продвигался вдоль шотландского побережья, Арриан почти не выходила из своей каюты. Большую часть дня она проводила в постели, а Кэссиди молча сидела рядом.

Ночами Арриан тихонько плакала в подушку, надеясь, что Кэссиди ее не слышит, но материнское сердце, как известно, не обманешь. Увы, сейчас Кэссиди ничем не могла облегчить боль своей дочери. Позднее, когда душевные раны Арриан начнут затягиваться, они обо всем поговорят.

Плавание благополучно подходило к концу, и «Соловей» уже направлялся к берегу. Стоя на палубе, Арриан поймала на себе явно обеспокоенный взгляд капитана Норриса.

— Хотите о чем-то меня спросить, капитан?

— Да. Я очень волновался за вас, миледи: ведь об этих двух кланах и как они между собой враждуют, чего только не рассказывают. Вот я и думаю, не привело бы случившееся к новому кровопролитию.

— На этой земле и без того уж пролито немало крови. Я постараюсь, чтобы дело было улажено мирно.

— Хочу сказать вам одно, леди Арриан: вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Я ведь помню вас совсем малышкой, вы только-только научились ходить, а уже любили карабкаться ко мне на колени. С тех пор я питаю к вам самые нежные чувства.

Она улыбнулась.

— Вы, как всегда, добры ко мне, капитан. Но теперь извините меня, я бы хотела спуститься в свою каюту. — С этими словами она направилась к трапу.

Капитан и подошедшая Кэссиди проводили ее глазами.

— Видно, придется обо всем рассказать его светлости, — сказал капитан Норрис.

Кэссиди вздохнула: она не хуже капитана понимала, что Рейли — сила, с которой нельзя не считаться.

— Да, придется. Вы поговорили с лорд-мэром без свидетелей, как я просила?

— Да, ваша светлость. К сожалению, он бессилен расторгнуть союз леди Арриан и лорда Уоррика без письменного согласия обеих сторон.

— Понятно. Что ж, возможно, моему мужу удастся убедить лорда Уоррика, что отказ выдать свое письменное согласие может повлечь за собой самые нежелательные последствия.

Капитан Норрис молчал, размышляя, вероятно, о том, как поведет себя Рейли, узнав о случившемся.

Но, чтобы он обо всем узнал, ему сначала надо было обо всем рассказать. А как это лучше сделать, Кэссиди пока не знала.

Хмурым туманным утром «Соловей» вошел в воды Лейтского порта. Сам Лейт был всего-навсего крошечной деревушкой близ Эдинбурга, в которой издавна проживали рыбаки. Яхта тихим ходом подошла к берегу и встала у причала.

Кэссиди ободряюще улыбнулась дочери:

— Помни, моя милая, что любая беда не беда, когда ею можно с кем-нибудь поделиться. Обещаю тебе все время быть рядом.

— Спасибо, мама, мне потребуется много сил, особенно для встречи с Йеном.

— Если хочешь, Арриан, мы можем хоть сейчас отчалить и уплыть в Равенуорт. Стоит только сказать слово капитану — и «Соловей» тут же поднимет паруса.

— Нет, я должна сначала поговорить с Йеном.

Кэссиди пристально взглянула на дочь. В ней, кажется, пробуждались какие-то новые силы, которых не было прежде. Что ж, в таком случае матери оставалось лишь стоять поодаль и ждать, не понадобится ли помощь.

Внезапно с берега до них донесся удивительно знакомый голос.

— Ваша светлость! Барышня! Я уж боялась, что вы вовсе до нас не доберетесь. — Обладательница голоса помахала им рукой. — Я сейчас! Вот только распоряжусь насчет вещей — и мигом к вам.

Арриан улыбнулась матери:

— Я так и знала, что Элизабет первая встретит нас на берегу.

Элизабет прислуживала Кэссиди с незапамятных времен, и все в доме давно относились к ней как к члену семьи. При звуке родного голоса, командующего разгрузкой багажа, Арриан невольно почувствовала себя спокойнее и увереннее.

— Эй, там, поосторожнее с сундуками ее светлости! Как-никак, они из Франции, из самого Парижа. Глядите мне, чтобы ни одной царапины!

После чего, проворно забравшись на палубу, Элизабет заключила Арриан в объятия.

— Господи боже мой, барышня, я уж не чаяла видеть вас живой! Так волновалась, что, ей-богу, впору было самой идти приступом на этот вражий замок!

— Скажи-ка, Элизабет, — вмешалась Кэссиди, — тетя Мэри еще в Эдинбурге?

— Нет, ваша светлость. Она велела вам передать, что поехала к своему родителю.

— А от моего мужа и сына вестей не было?

— Они, я так понимаю, все еще в Англии — ждут, пока ваш корабль за ними вернется. Кэссиди обернулась к капитану Норрису.

— Направляйтесь прямо в Лондон и передайте его светлости это письмо. Я прошу его спешно прибыть в Шотландию.

Капитан Норрис кивнул и забрал письмо.

— Будем надеяться на попутный ветер, ваша светлость.

Пока они разговаривали, Арриан запрокинула голову и закрыла глаза. Солнце пригревало, но на сердце у нее от этого не становилось теплее. Еще недавно она поднималась на борт «Соловья» с мечтами о скорой свадьбе с любимым. Теперь она не знала, нужна ли она Йену, и, более того, не знала, нужен ли он ей… Да, она была уже не та наивная девочка, которая влюбилась в Йена Макайворса.

Кэссиди взяла дочь за руку, они вместе сошли по сходням и направились к карете, где их уже ждала Элизабет.

— Сделаем так, Арриан: сперва проедемся по магазинам — тебе нужно кое-что докупить, — а оттуда прямиком в Давиншем. Мне почему-то кажется, что нам надо спешить. Арриан кивнула:

— Хорошо. Я бы хотела поговорить с Йеном, увидеться с дедушкой, а потом вернуться домой.

Глава 20

Был славный денек: деревья только что оделись молодой листвой, в траве тут и там пестрели весенние цветы. Лошади резво бежали по дороге, и Арриан, покачиваясь в просторной карете, вспоминала, как еще совсем недавно она проезжала по этим самым местам вместе с Майклом и тетушкой Мэри, и тогда сердце ее замирало от радостных предчувствий. Увы, сейчас радости не было и в помине. Вздохнув, Арриан перевела взгляд на Элизабет, дремавшую в углу. Голова служанки покачивалась из стороны в сторону в такт движению кареты.

— Знаешь, Арриан, — нарочито бодрым голосом заговорила Кэссиди. — Со следующего холма уже будет виден Давиншем.

Арриан постаралась изобразить живую заинтересованность.

— Мне кажется, мама, Давиншемский замок похож на нашего дедушку — такой же стойкий, гордый и неприступный.

— Да, пожалуй, они действительно похожи. Но я давно уже поняла, что дедушка совсем не такой суровый, каким хочет казаться.

— Тетя Мэри говорит, что вас он любит больше всех.

— По-моему, Арриан, тебя он любит не меньше. Зато с теми, кто у него в немилости, он и правда бывает весьма суров.

Арриан наконец решилась произнести вслух то, что одинаково занимало сейчас и ее, и Кэссиди.

— Мама, я думаю, что будет лучше, если я обо всем расскажу Йену наедине. Я решила сказать ему, что не выйду за него замуж.

Кэссиди всмотрелась в лицо дочери.

— Ну что ж, раз ты так решила… Но тогда держись стойко, чтобы ни Йен, ни дедушка не смогли навязать тебе свою волю. Ты ведь знаешь, как они оба хотели этой свадьбы. Я уже отослала капитана Норриса в Англию, так что скоро твой отец будет здесь.

— Хорошо. Мне так хочется положить голову ему на плечо и услышать, как он говорит мне: не беда, все будет хорошо…

— Ах, Арриан! Одно дело, когда в детстве ломалась твоя любимая кукла, тогда Рейли мог ее починить; или ты обижалась на кого-нибудь, а он смешил тебя, и ты улыбалась, как прежде… Но боюсь, что в этом случае он мало чем сможет тебе помочь. Чтобы снова улыбаться и быть такой, как прежде, ты должна найти силы в себе самой.

— Теперь я уже точно знаю, что люблю Уоррика, хоть он и поступил со мною дурно. Когда мы покидали Айронуорт, мое сердце чуть не разрывалось от горя.

— Но еще недавно ты точно так же знала, что любишь Йена, — напомнила ей Кэссиди. — Не надо спешить, проверь свои чувства.

— По сравнению с новой любовью та детская влюбленность в Йена кажется теперь просто смешной. Чувство к Уоррику переполняет меня до краев, я могу думать только о нем и, что бы там ни было, не держу на него зла… Разве это не настоящая любовь?

Кэссиди крепко зажмурилась, пытаясь сдержать слезы.

— Знаешь, Арриан, я так ясно помню свою первую настоящую любовь. Я, как и ты, полагала, что он не отвечает мне взаимностью, но все же страстно хотела его…

— Ты говоришь о папе?

— Да.

— Что ж, возможно, тут есть какое-то сходство, но развязка у вашей с ним истории оказалась совсем другой.

Кэссиди вспомнила удрученный взгляд молодого Гленкарина. Что его мучило: угрызения совести или …? Ее почему-то не оставляло чувство, что они с ним еще увидятся, и, кроме того, — хоть она и не сказала этого Арриан — что он нарочно позволил им бежать из Айронуорта.

Арриан откинулась на сиденье.

— Я буду любить его всю жизнь, — тихо сказала она.

Кэссиди молчала. Она думала о том, что лорд Уоррик, возможно, страдает сейчас не меньше ее дочери и что скорее всего он не такой уж злодей, каким показался ей вначале.

По всем дорогам, до самых дальних границ дедовских владений, скакали гонцы Йена с приказом: всем, кто способен держать в руках оружие, надлежит немедленно явиться в Давиншем. По одному и группами воины подъезжали к замку, где им выдавалось оружие. Ждали только сигнала к началу наступления.

Ненависть ядовитой змеей извивалась в сердце Йена. На сей раз он не намерен был останавливаться, пока не увидит Уоррика Гленкарина бездыханным, но прежде он хотел насладиться страданиями врага, услышать, как он молит о пощаде и призывает смерть, которая бы избавила его от мук.

Йен только что вышел из конюшни, когда к крыльцу подкатила карета. Он уже решил, что это кто-то из его воинов, но на подножке, к его удивлению, появилась Кэссиди.

— Здравствуй, кузина. Поверь, я очень расстроен происшедшим. Но спешу сообщить тебе, что я уже собрал людей и через какой-то час мы выступаем в поход на Гленкарин. Не волнуйся, Арриан будет спасена…

Внезапно он смолк, потому что в этот момент на подножку кареты шагнула сама Арриан. Йен ошарашенно смотрел на нее. Почему-то она казалась странно неуверенной и не поднимала на него глаз. Опомнившись, он бросился ей навстречу и прижал к себе.

— Арриан! Слава богу, с тобою все благополучно. Ты вернулась ко мне!

Кэссиди, заметив тоску, мелькнувшую в глазах дочери, поспешила к ней на помощь.

— Йен, не забывай, что ей пришлось много пережить. Она должна отдохнуть и только потом сможет разговаривать с кем-то ни было.

Разжав объятия, Йен заметил, что она и впрямь очень бледна.

— Конечно, моя милая, тебе надо отдохнуть. Не волнуйся ни о чем, скоро мы заставим лорда Уоррика горько пожалеть о том, что он совершил.

Арриан покачала головой:

— Нет, Йен, ты не должен этого делать. Я прошу тебя немедленно, еще до нашего с тобой разговора, распустить людей.

— Арриан, женщинам не стоит вмешиваться в мужские дела. Я поступаю так, как считаю нужным.

— Йен, — вмешалась Кэссиди. — Прошу тебя ничего не предпринимать хотя бы до того, как я переговорю с дедушкой.

— Люди уже рвутся в бой… Ну что ж, постараюсь их на какое-то время задержать.

— Пожалуйста, — Арриан умоляюще взглянула на него. — Я совсем не хочу, чтобы из-за меня пролилась чья-то кровь: я не вынесу этого!

— Когда мы с тобою сможем поговорить? Я хочу выслушать все, от начала до конца. Мне надо знать все.

— Сегодня вечером, после ужина, — сказала она и отошла к матери.

От пристального взгляда Кэссиди не укрылись злость и смятение, вспыхнувшие в глазах ее двоюродного брата. Да, нужно было сделать все, чтобы помешать ему обратить свою злость в злодейство.

— Йен, тетя Мэри уже здесь? — спросила она.

Йен кивнул, все еще не сводя глаз с Арриан. Наконец он решил, что она изменилась и даже как будто не очень радовалась встрече.

— Да, она здесь. Кстати, Кэссиди, у нас тут неприятности. Дедушка серьезно болен.

Не говоря ни слова, Кэссиди развернулась и легко взбежала на крыльцо. Арриан устремилась за ней. Из холла они направились прямо в комнату Джилла Макайворса, где столпились родственники вождя и созванные Йеном воины.

При виде Кэссиди и Арриан все расступились. Кэссиди с замирающим сердцем приблизилась к кровати. Глаза лорда Джилла были закрыты. Опустившись на колени рядом с ним, Кэссиди ткнулась лбом в измятую постель, потом, взяв в руки горячую сухую ладонь, поднесла ее к своей щеке. Арриан тоже опустилась на колени: она знала, что матери, искренне любившей этого седовласого старика, сейчас как никогда нужна ее поддержка.

— Дедушка, это я, Кэссиди. Я здесь. С безжизненного лица на нее взглянули тусклые голубые глаза, и горячие пальцы сжали ее пальцы.

— Ну вот, — дрожащим шепотом произнес он. — Успел взглянуть на свою любимую внученьку, теперь можно и помирать… Я же им говорил, что не умру, пока не повидаю тебя. Златовласая ты моя красавица, вся в бабушку…

Он слабо улыбнулся и в последний раз глубоко вздохнул, потом воздух с сипением вырвался из его груди. Кэссиди точно знала, когда оборвалась его жизнь, потому что в этот момент рука лорда Джилла выскользнула из ее пальцев и безвольно упала на кровать.

Доктор шагнул вперед и медленно склонил голову.

— Вождь скончался, — сказал он.

Бросая последний взгляд на усопшего, друзья и родные скорбной вереницей выходили из дверей. У смертного одра остались лишь леди Мэри, Кэссиди и Арриан; три женщины, любившие старика, остались, чтобы, поддерживая и утешая друг друга, выплакать свое горе.

Целый день волынки выводили одну и ту же протяжную, заунывную мелодию. Стоя у окна кабинета, Йен глядел на дождевые капли, только что начавшие стучать в стекло. Аицо его, когда он обернулся к брату, было хмуро.

— Послушай, Джейми, кончится когда-нибудь это проклятое завывание или нет? Оно начинает действовать мне на нервы.

Джейми покачал головой:

— Ты же знаешь, это дань уважения.

Йен уселся в кресло и провел рукою по взъерошенным желтым волосам.

— А мне уже казалось, что старик нас всех переживет, — язвительно заметил он. — Оглянись-ка кругом, Джейми, и скажи мне: что ты видишь?

— Дедушкин кабинет.

— Вот и ошибаешься. Он уже не дедушкин. Он мой. Теперь все здесь принадлежит мне, потому что я вождь клана Макайворсов.

— Да, конечно… Но мне очень грустно от того, что наш дед умер, и я пока не могу думать ни о чем другом.

— Только, ради бога, Джейми, не уверяй меня, что ты его любил. Он ведь тебя ни в грош не ставил.

— Знаю, но я всегда уважал его и теперь не представляю, как мы все будем без него жить. А ты, Йен, разве ты не любил его?

— Никогда. Единственное, чего я ждал, — это чтобы он поскорее освободил для меня место. Я с самого начала знал, что стану вождем, и давно уже продумал свою жизнь до мелочей. Я тебе не говорил, что решил жениться на Арриан, когда она еще пешком под стол ходила? Все эти годы я ждал, пока она вырастет. За это время я сто раз мог бы жениться, но мне нужна была самая лучшая жена. Арриан и есть самая лучшая.

Джейми удивленно разглядывал Йена.

— Неужели ты не испытывал к деду никакой благодарности? Ведь он научил тебя всему, что ты знаешь и умеешь, сделал тебя своим наследником.

— Я всему учился сам… А его наследником я был бы в любом случае.

Джейми покачал головой.

— Когда-то я восхищался тобой, Йен. Но теперь я уже не уверен, достоин ли ты того доверия, которое дедушка тебе оказал.

— Признаться, меня мало заботит, уверен ты в этом или нет. Я вождь и не обязан ни перед кем отчитываться. Но, когда мне понадобится твоя помощь, ты, черт возьми, сделаешь все, что я прикажу!

— Я вижу, Уоррик Гленкарин подпортил-таки твои планы, да? Но ведь мы с тобой знаем, почему он это сделал: он должен был расквитаться с нами за Элен. — Джейми помолчал. — Я не жалею, что я на ней женился, — она очень славная и подарила мне прекрасного сына. Но я до сих пор не могу забыть, что взял ее силой. Она этого не заслужила. Йен неприязненно покосился на брата:

— Больно ты стал мягок, как я посмотрю.

— Возможно. Только твоя жесткость мне не по сердцу. Послушай, Йен, не уж то и впрямь дедушкина кончина тебя нисколько не огорчила?

Но Йен уже не слушал его.

— Лорд Уоррик дорого заплатит мне за Арриан. — При одной мыслило том, что злодей мог прикасаться к его Арриан, Йен содрогнулся. — Он будет гореть в аду!

— Но, Йен, твой враг уже отчасти наказан самою судьбой: Арриан с Кэссиди убежали от него, так что его торжество оказалось недолгим.

— Да, он, верно, рассчитывал, что я уже никогда ее не получу… Ну да ничего, я напишу прошение королю, этот так называемый брак объявят недействительным, и мы с Арриан наконец поженимся. Уоррик Гленкарин сам себе вырыл могилу. Ведь на сей раз речь пойдет не о затянувшейся усобице. Арриан Винтер не какая-нибудь бедная шотландская дворяночка, так что гнев короля неминуемо обрушится на его голову.

— Тетя Мэри говорит, что траур по дедушке должен длиться год и в это время не должно быть ни свадеб, никаких других праздников. Видно, с вашей свадьбой придется подождать.

Йен изо всей силы стукнул кулаком по столу.

— Плевать мне на тетю Мэри. Вождь клана я, и теперь всем придется прислушиваться к тому, что скажу я, — я, а не она!

Как ни страшил Арриан предстоящий разговор с Йеном, откладывать его дальше было невозможно. Поэтому, внутренне подготовившись к его упрекам и обвинениям, она решительно толкнула дверь и вышла из комнаты.

Она назначила ему встречу в том самом саду, в котором любила гулять и играть еще девочкой. Когда она подошла, Йен стоял к ней спиной. Жаль, что придется причинить ему новую боль именно сейчас, когда душа его переполнена скорбью по дедушке, подумала Арриан.

— Йен!

Он обернулся:

— Йен, тебе очень тяжело сейчас?

— Ничего, я выдержу. — Он поднес ее руку к губам. — Я думал о тебе.

— Йен, мне очень жаль, что дедушки больше нет. Не знаю, что сказать тебе в утешение. Он опустил глаза:

— Придется нам утешать друг друга, Арриан, ведь он был дорог нам обоим.

— Я знала дедушку не так хорошо, как ты, но всегда любила его и восхищалась им.

— Наш дедушка, Арриан, был человек суровый, хотя ты этого могла и не замечать. Он требовал многого от своих родных, особенно от меня.

— Я знаю, Йен.

— Больше всех нас он любил твою мать. Думаю, он сделал бы для нее все, о чем бы она ни попросила.