Ермунн брел по Дворцовому парку. Промозглый мартовский ветер пробирал до костей. Снежное месиво разлеталось из-под ног, забрызгивая штанины. Ермунн вымок, но махнул на это рукой. Приходилось поминутно сглатывать, чтобы избавиться от привкуса желчи во рту. Надо же было с утра пораньше выдуть столько кофе! Настроение было отвратное.
      Ермунн уже больше недели как вернулся на родину. Он собирался сначала заняться разысканиями в Осло, уточнить кое-какие важные детали, а затем поехать на север, в Люнгсет. Там он намечал пробыть всю весну и начало лета.
      Двигало им отнюдь не честолюбие. То, чем он сейчас занимался, вернее, к чему приступал, имело значение лишь для него самого. Это было частное расследование, скромная попытка прояснить что-то в тумане прошлого, которая вряд ли даст ему возможность проследить нацистский заговор во всем его масштабе. В лучшем случае он дознается ответов на кое-какие существенные вопросы. Он понимал, что имеет дело с опасным нарывом, гнойником, который может прорваться лишь в том случае, если как следует вмазать по физиономии, на которой он сидит. Но вмазывать по физиономии в его намерения не входило. Он ограничится тем, что надавит на этот нарыв. Операция, впрочем, тоже весьма рискованная.
      Ермунн знал это. Прекрасно отдавал себе в этом отчет. Поэтому и настроение у него было паршивое, поэтому он и напивался каждое утро кофе, пока желчь не растекалась у него по всему телу, ударяя и в голову.
      Он пересек Парквейен и двинулся по Ураниенборгвейен. Ресторан «Локон». Утром здесь было тихо и спокойно, и он мог без помех посидеть с бутылкой «Фарриса» и подумать. Сколько раз в веселые годы учебы они с Симоном сидели здесь, в «Локоне», за оживленной беседой под кружку пива? Много, очень много. Ермунн не случайно выбрал для своих утренних размышлений именно «Локон». С этим местом у него было связано множество воспоминаний.
      Он развернул ежедневные газеты. В них по-прежнему было полно материалов о хаделаннском убийстве. Полиция нащупала чрезвычайно разветвленную организацию, связанную как с хемверном, так и с верховным командованием вооруженных сил. Но насколько далеко они осмелятся размотать клубок? Скоро ведь они наткнутся на бирку, где будет написано: «ДО СИХ ПОР, НО НЕ ДАЛЬШЕ». И тогда нить оборвут.
      «Полиция хотела бы замять дело о нацистах», – прочел Ермунн в одной из газет. Именно так, подумал он, дело хотят замять. Расследованием занимался один из полицейских чинов, следователь Пер Карлсон. Признавая, что полиция получает с разных концов страны все новые сообщения об организациях нацистского толка, он тем не менее стремился замять дело. Вступать на скользкую дорожку было рискованно, можно ненароком и сорваться. Ермунн перевернул страницу.
      «Армия не отсеивает нацистов», – стояло на следующем развороте. Эта информация была получена от Бьёрна Бьёрнстада, офицера из Будё. «При проверке благонадежности для службы в вооруженных силах не задают вопросов, которые бы способствовали отсеву людей с нацистскими взглядами».
      Еще бы, с горечью подумал Ермунн, враг ведь не справа, а слева. Так всегда считалось, так, видимо, и будет считаться. Его ни капельки не удивило, что Каролина Сармьенто, одна из наиболее деятельных членов группы «Вигиланте», организовавшей хаделаннское убийство, работала в верховном командовании вооруженными силами в Хусебю Пройдя соответствующую проверку, она занималась в основном фотографированием сотрудников. Теперь ее арестовали и обвиняют в незаконном хранении взрывчатки. Ничего, скоро она выйдет на свободу, рассуждал Ермунн. Что может быть незаконного в хранении взрывчатки для сотрудника верховного командования? Даже если он служит там в качестве фотографа?
      Ермунн работал более или менее регулярно с самого своего возвращения из отпуска. Работа велась по двум направлениям. Он тщательно изучал все, что писалось в газетах о неонацистах, и брал на заметку фамилии. Помимо этого, он занялся просмотром в университетской библиотеке газет, посвященных процессам над предателями. Вечерами он засиживался там, проглядывая пачки газет послевоенного времени. Он выискивал имена, связанные с Люнгсетом. Другими словами, он пытался выяснить, кто они такие и откуда взялись, все эти нацисты, осевшие после войны в Люнгсете. Занятие это было утомительное и отнимало массу времени, но оно принесло свои плоды. Уже через несколько вечеров ему удалось отыскать большинство имен. И кое-какие сведения, которые он раздобыл, потрясли его самого.
      Ермунн не упускал из виду и неонацистов, имевших отношение к группе «Вигиланте». Перелистав свои записи, он нашел список:

      Туре Блумквист
      Каролина Сармьенто
      Эспен Лунд
      Юн Шарлес Хофф
      Кеннет Риис
      Йонни Олсен
      Ore Нэсс
      Коре Грюнер
      Ролф Рейнолдс
      Тур Кристоффер Лунд.

      Все, за исключением Тура Кристоффера Лунда, были люди молодые, очень молодые. Тур Кристоффер Лунд приходился отцом Эспену Лунду и в свое время состоял в рядах «Нашунал самлинг». Эспену Лунду было предъявлено обвинение в соучастии в хаделаннском убийстве.
      Ермунн взялся за, дело основательно. Насколько это было возможно, он хотел проверить родителей, круг общения и точки соприкосновения членов этой компании. Если повезет, он может ухватиться за нить, которая позволит ему распутать весь клубок. И хотя надежды на это было мало, он не собирался полагаться на случай. Подобно философу Декарту, он хотел использовать сомнение как средство постижения незыблемой истины. Какова бы она ни была.
      Проблема теперь состояла в том, как вести расследование, не выдавая себя. Положение было трудное. Опыта у него – ноль. Придется изображать невинного младенца, играть на арфе, словно ангел: не касаясь струн. Совершенно без участия пальцев. Но сначала нужно разбросать приманку, как можно больше приманки.
      Настроение поднималось. После третьей бутылки «Фарриса» оно уже стало прекрасным. Он высидел план действий.
      Просматривая в университетской библиотеке старые газеты, он натолкнулся на фамилию Карстеен. Педер Юханнес Карстеен. Приговоренный во время процессов о государственной измене к шести годам каторжных работ по обвинению в принадлежности к «Нашунал самлинг», осведомительстве и пособничестве в немецких облавах. Ермунн вздрогнул, увидев это имя, поскольку ему сразу вспомнилось празднование рождества в «Гимле», когда эту фамилию сболтнул Эгил Варден в связи с хемверном и слежкой за левыми радикалами. Тот ли это самый человек? Вряд ли: если верить протоколам суда, Педеру Юханнесу Карстеену сейчас должен был идти восьмой десяток. Возможно, это его родственник, скажем сын. Это необходимо выяснить, притом немедленно.
      Он достал с полки в углу телефонную книгу. Нашел страницу на «К». Карстад… Карстедт… Карстеен. Педер Ю. Карстеен. Заведующий отделом. Лейф Вигго Карстегн. Частное страхование. Брубекквейен, 12. Бэрум. Больше Карстеенов не было.
      Ермунн рассеянно потягивал из горлышка «Фаррис» Что, если набраться нахальства и попробовать? Этот, с «частным страхованием», вполне мог оказаться типом, о котором говорил Варден. Кстати, что это за «частное страхование»? Неужели кто-то ставит на карту собственные денежки ради страхования других людей? И от чего они страхуют: от засилья сорняков в саду или дисфункции гипофиза? Ермунн не разбирался в этом, но телефон на всякий случай записал. Затем, вытащив монету в одну крону, направился к автомату.
      Трубку взяли сразу же. Ответил женский голос.
      – Я могу поговорить с Лейфом Вигго Карстееном? – Ермунн постарался придать своему голосу сугубо деловитый тон.
      – По какому вопросу?
      – У меня дело по страхованию, – нашелся Ермунн.
      – Минуточку, – сказала дама и отошла от телефона.
      Ермунн запыхтел. Что ему теперь сказать? Нужно призвать на помощь все свое хитроумие. Взвешивать каждое слово.
      – Карстеен. – Голос на другом конце провода оказался ровным и басовитым.
      – Добрый день, меня зовут Тур Людвиг Аркнес. – Ермунн выдумал это имя с ходу. – Речь идет о весьма деликатной проблеме.
      – Вы уже были нашим клиентом?
      – Гм, нет. Но мне вас рекомендовали, – помедлив, отвечал Ермунн.
      – Рекомендовали?
      – Да, можно сказать и так. Простите, вы ведь состоите в родстве с Педером Юханнесом Карстееном? – Ермунн затаил дыхание.
      – Вы имеете в виду моего отца? – Голос Карстеена по-прежнему оставался ровным, однако Ермунн уловил в нем некоторое нетерпение.
      – Именно его. В таком случае вы тот человек, которого я ищу. Нельзя ли встретиться с вами лично? Мою проблему затруднительно изложить по телефону.
      – А вы не можете хотя бы намекнуть, в чем дело? – Карстеен начинал терять терпение.
      – Это совершенно исключено, – сказал Ермунн. – Как же мне с вами увидеться?
      – Послушайте, я сейчас очень занят. Сегодня и завтра у меня заседания конгресса на Бюгдё. Вы не могли бы позвонить в другой раз?
      Ну, теперь держись, теперь нужно настоять на своем.
      – Если у вас будет завтра перерыв, я мог бы подъехать на Бюгдё.
      Помолчав несколько секунд, Карстеен сказал:
      – О'кей. Завтра в двенадцать будьте у входа в Музей мореплавания. Как я вас узнаю?
      – Коричневая вельветовая куртка, очки, светлые усы. Под мышкой «Афтенпостен».
      Ермунн влил в себя остатки «Фарриса». Первая приманка брошена, хмыкнул он. Как бишь он назвался? Арксет, Аркнес? Он слишком быстро это выпалил, во всяком случае, там было что-то с Арк… Ермунн посмеялся над собой. Ему таки удалось сыграть на арфе, не касаясь струн. И сыграть легко и непринужденно.
      Теперь нужно было заняться следующей приманкой.
      В Осло существовал некий Институт истории оккупации Норвегии – организация, в которую входили норвежцы, воевавшие на стороне Германии, а также осужденные за государственную измену. Контора у них размещалась в Энерхаугене, за парадной дверью, сделанной с изысканным вкусом. Ермунн не раз, проходя мимо, любовался этой дверью. Деятельность организации заключалась в основном в выпуске книг и других печатных изданий, проникнутых национал-социалистскими идеями, и в попытках реабилитировать сторону, потерпевшую поражение в войне, или, во всяком случае, несколько смягчить общественное мнение в отношении нее. Ермунн был уверен, что институт служит связующим центром для бывших нацистов, является центром обширной сети контактов. Судя по входной двери, недостатка в средствах организация не испытывала.
      Ермунн набрал номер института.
      Представившись полностью, именем и фамилией, он объяснил, что он уроженец Люнгсета, занимается сбором материалов о бывших нацистах, переселившихся в их городок. Не может ли институт помочь ему – скажем, предоставив в его распоряжение свой архив?
      – Архив?
      – Да, у вас, вероятно, есть список членов «Нашунал самлинг», которые теперь живут в Люнгсете?
      – У нас нет никакого архива, кроме того, мы не даем каждому встречному-поперечному копаться в нем – я имею в виду, в тех немногочисленных документах, которые у нас имеются. Мы организация серьезная. Как вы себя назвали?
      Ермунн четко повторил свою фамилию. На другом конце провода зашуршали бумагой. Он добился своей цели: фамилия была записана. Поблагодарив за информацию, он повесил трубку.
      Вот и вторая приманка. Время покажет, насколько у них хорошо действует система связи. Заплатив по счету, он вышел из ресторана.
      Вторую половину дня и вечер Ермунн просматривал подшивки старых газет в Дейхманской библиотеке.
 
      На другой день он проснулся рано, на душе было тревожно. В двенадцать часов он встречается с этим Карстееном. Он сварил два яйца, выпил стакан апельсинового сока. Затем навел некоторый порядок в небольшой, но удобной квартирке, которую снимал в Грёнланне.
      Лейф Вигго Карстеен. Что ему сказать, этому человеку, как представиться? Нужно основательно подготовиться к встрече, выработать умную тактику. Усевшись за письменный стол, Ермунн достал бумагу с ручкой и начал строчить. Он работал, не отрываясь, несколько часов, и к одиннадцати план был составлен. Теперь ему было чем встречать Карстеена.
      Купив «Афтенпостен», он сел в автобус на Бюгдё. Без десяти двенадцать он уже стоял у Музея мореплавания. Минуты тянулись за минутами, он успел выкурить две сигареты, однако никто не появлялся.
      Но вот не со стороны главного входа, а откуда-то сбоку вынырнул человек и направился к нему. Человеку было за пятьдесят, он был одет в дымчато-серые брюки, темный свитер с высоким воротом и синий блейзер. В руке он нес папку для бумаг. У него было невероятно худое, узкое личико – настолько узкое, что оно казалось сплющенным. Типичная камбала, подумал Ермунн, когда мужчина остановился в нескольких шагах от него.
      – Это вы Аркнес? – Рот его раскрылся и закрылся, напоминая рыбью пасть.
      – Совершенно верно, моя фамилия Аркнес. – Ермунн закурил новую сигарету. – Надеюсь, вы не очень стеснены во времени?
      – В моем распоряжении примерно полчаса; но какое, собственно, у вас ко мне дело? – Они зашагали в сторону от дороги по направлению к видневшемуся поодаль лесу.
      – Несколько лет тому назад, – начал Ермунн, – умер один из моих самых близких друзей по имени Симон Хегген. Он покончил жизнь самоубийством. Вы ведь были знакомы с Симоном Хеггеном? Он по крайней мере вас знал. – Ермунн блефовал. Он напряженно вглядывался в камбалиное лицо, на котором, впрочем, не отражалось никаких эмоций.
      – Хегген? – переспросил Карстеен. – Фамилия, пожалуй, действительно знакомая. Но я бы вас попросил перейти ближе к делу. – Они уже добрались до опушки леса и теперь по тропинке углублялись в него. Кругом стояли непросохшие лужи.
      – Хорошо, – согласился Ермунн. – Я должен передать вам большой привет еще от одного знакомого, Эгила Вардена из Люнгсета. Он поручил мне связаться с вами. Я прохожу службу в хемверне, и мне необходимо получить инструкции. Мы с вами, так сказать, идеологические единомышленники. – Ложь была наглой и рискованной. Ермунн понимал, что, будучи детективом-любителем, может напороться на крупные неприятности.
      Камбала внезапно остановился возле большой лужи. Долго вглядывался в Ермунна. У него самого было застывшее лицо каменной статуи. Статуи? Ермунну вдруг пришла в голову еще одна ассоциация: с древнеегипетским Фараоном Аменхотепом IV из восемнадцатой династии. Он когда-то видел его на картинке и был поражен и очарован неправдоподобно узким лицом этого фараона. Карстеен и Аменхотеп IV.
      – Все-таки кто вы такой? – Камбала-Фараон по-прежнему стоял у лужи. Видимо, и не собираясь двигаться дальше..
      – Кто я такой? Аркнес, друг Симона Хеггена, некоторое время жил в Люнгсете, там познакомился с Варденом, сочувствую Блюхеру, сейчас прохожу службу в отряде хемверна в Тёйене. На гражданке занимаюсь столярными работами, держу частную фирму. – Ермунн сделал паузу, чтобы опомниться от собственного вранья.
      Карстеен, перемахнув через лужу, вцепился ему в руку.
      – Ага, ты узнал обо мне от этого Вардена. И чем же я могу вам служить?
      Ермунну было неприятно, что в него вцепились, и он высвободил руку. Чего бы такое завернуть этому Фараону, чтобы втереться к нему в доверие?
      – Да нет, мне ничего особенного не нужно, просто я считаю вас надежным человеком, – произнес Ермунн не слишком уверенным тоном.
      – Ах, он считает меня надежным человеком! Я вижу, что вы, обронив несколько имен, которые я безусловно должен знать, хотите получить от меня указания неонацистского характера в отношении вашей службы в хемверне. Это инсинуация. Нам с вами не о чем больше разговаривать. Если дело обстоит так, как вы утверждаете, вам лучше обратиться лично к Блюхеру. – Повернувшись, Карстеен двинулся обратно.
      Ермунн продолжал в растерянности стоять. Но у него еще оставался в запасе один козырь, который он и бросил вслед Карстеену:
      – А вас не может заинтересовать письмо, которое написал перед самоубийством Симон Хегген?
      Фараон резко остановился, повернулся и пошел по направлению к Ермунну. Тот сделал вид, будто нащупывает письмо во внутреннем кармане. Дальше все произошло очень быстро, в считанные секунды.
      Ермунн во весь рост растянулся в луже. Карстеен насел на него и мгновенно выхватил то, что находилось у Ермунна во внутреннем кармане. Там был бумажник и футляр для очков. Вытащив из бумажника удостоверение личности, Карстеен взглянул на фотографию и на фамилию и швырнул его лежащему на земле Ермунну. Затем он рысью помчался по тропинке прочь из леса.
      Ермунн встал на ноги, выловил из лужи свой бумажник, футляр для очков и удостоверение личности. Все было грязное и липкое. Сам он тоже выглядел не блестяще: до нитки промокший и чумазый. Он дрожал от холода. Да, Фараон таки достал его.
      По инерции он двинулся дальше, в глубь леса. Все случилось в мгновение ока, совершенно неожиданно. Чисто гангстерская метода. Зато и Карстеен себя выдал, еще как выдал! В его принадлежности к определенным кругам теперь можно было не сомневаться. Он клюнул на все Ермунновы приманки, но поначалу проявлял осторожность, крайнюю осторожность. До тех пор пока Ермунн не сблефовал с этим письмом от Симона. А что, по его мнению, могло содержаться в таком письме? Сведения о главарях фашистской организации? Мотивы самоубийства? Ермунн остановился. Он еще точно не знал, почему Симон решился на это. Однако кое о чем он уже стал догадываться. И от этих догадок ему сделалось не по себе.
      Ермунн вышел на берег залива. Содрал с себя вельветовую куртку и штаны. Дрожа на промозглом весеннем ветру, попробовал хоть немного замыть пятна. Потом натянул на себя мокрую одежду, вымыл бумажник и удостоверение. После этого он закурил и уселся на скалистом склоне в ожидании, пока не слишком жаркое солнышко, время от времени выглядывавшее из-за облаков, подсушит его куртку и штаны.
      Камбала-Фараон-Аменхотеп IV – Карстеен здорово помог в его расследовании. Ермунн улыбнулся, разгоняя гусиную кожу.

      Монотонная песня вагонных колес действовала расслабляюще. Ермунн невидящим взглядом смотрел в окошко, где по сторонам долины тянулись, навевая тоску, бесконечные леса. Стояла середина апреля, весна уже была на пороге, однако снег стаял далеко не везде. Ермунн ехал в родной городок, в Люнгсет.
      За две-три недели в Осло он многого добился. Работа в библиотеке оказалась весьма плодотворной. Он разузнал прошлое целого ряда лиц из тех, кто после войны осел в Люнгсете, а ранее, как он подозревал, был связан с НС. Он получил в руки компрометирующие материалы, которые собирался использовать, активно использовать, чтобы раскапывать дальше и дальше.
      Лишь в одном удача ему не сопутствовала: он не сумел отыскать нить, связующее звено между нацистской группой, совершившей хаделаннское убийство, и теми, кто жил в Люнгсете. Собственно говоря, он и не рассчитывал найти такое звено, это было бы слишком невероятно. Однако эпизод с Карстееном на Бюгдё свидетельствовал, во всяком случае, о том, что нацистские организации в Осло, объединявшиеся вокруг Блюхера, несомненно, имели связь с периферией, с отрядами хемверна и бывшими нацистами. Карстеен ведь признался, что знает Вардена, что был знаком с Симоном Хеггеном, очевидно, он знал и Симонова отца, который на войне сражался за немцев. Отец Карстеена и сам был членом НС, и Ермунн ни минуты не сомневался в том, что Камбала-Фараон стоит близко к нацистскому вождю, Блюхеру.
      Кстати о Блюхере Ермунн однажды сидел в тострупском подвальчике со своим старым приятелем, журналистом. Тот рассказал ему, что Блюхер вместе с другими главарями фашистов частенько наезжает отдохнуть в один из городков неподалеку от Люнгсета. На усадьбу, отданную в их распоряжение местными почитателями. Ермунн проверил эти сведения: все в точности сходилось. Там даже был подозрительный эпизод со стрельбой, от которой всполошились соседи.
      Неофашистское древо дало и такой побег, как Стиг Мэлум, который обитал к востоку от Люнгсета и усердно пользовался местными газетами для выражения своих коричневых взглядов. Мэлум открыто хвастал тем, что в его организации насчитывается более ста членов, жителей окрестных селений. Весьма значительное число.
      Следов поразительно много рассуждал Ермунн дальше, причем очень явных. Но кто-то пытается, насколько это возможно, замести их.И тем не менее он чувствовал, что вот-вот нащупает доказательства Тесной Взаимосвязи. Злобная выходка Карстеена подсказала Ермунну, что он ловит не мелкую рыбешку. Напрасно только он позволил Карстеену выяснить свое настоящее имя. Теперь, наверное, порядочно народу знает, что он, Ермунн Хаугард, сует свой нос куда не следует. Первые дни после происшествия на Бюгдё он довольно сильно нервничал Может, нацисты постараются как можно скорее ликвидировать его? Но постепенно страх отошел, ему все стало до лампочки. Как-нибудь обойдется, не глупее же он их, в конце концов.
      Через час он прибудет в Люнгсет. Ермунн решил сначала заскочить домой, показаться родным. Посвятить их в задуманное мероприятие и объяснить, что собирается остановиться в гостинице «Люнгсет». Он не хотел обременять семью своим присутствием на усадьбе: мать у него все принимает близко к сердцу, и вряд ли ей понравится, что он ввязался в дело, сопряженное с риском. Итак, гостиница «Люнгсет», где, кстати, и телефон будет прямо в номере.
      Ермунн вытащил из сумки блокнот. В него были занесены имена некоторых небезызвестных личностей, обосновавшихся в Люнгсете после войны, а также кое-какие сведения о них. Все были членами НС и в свое время представали перед судом по обвинению в предательстве. Несколько недель Ермунн систематически просматривал в библиотеке старые газеты, и это дало ему в руки неопровержимые факты. Он пробежал глазами свои записи.

      ПЕДЕР X. ГРЁН.