1

В один из весенних дней по улицам посёлка пронёсся серый от пыли «козлик», круто развернулся возле сельсовета и остановился.

Из кабины с трудом выбрался небольшого роста старик с аккуратной седой бородкой и, морщась, словно съел недозрелую сливу, потёр ладонями колени. Потом заглянул в кабину:

– Ну, дети, кажется, мы на месте.

Детей было четверо – трое рослых парней в спортивных костюмах и с ними девушка лет семнадцати. У каждого на боку болталась узкоплёночная кинокамера. В машине была уйма всяких вещей.

На дверях сельсовета висел замок. Помотавшись полдня по посёлку, приехавшие устроились на постой у пенсионерки Тухфатулиной. Старуха сразу смекнула, что у этих постояльцев денег – куры не клюют, и отдала им две комнаты.

Едва устроившись на квартиру, старик вместе с детьми явился к Витальке.

Виталька в это время стирал бельё. Он услышал злобный лай Рэма и вышел на крыльцо, отряхивая руки от мыльной пены.

Отогнав собаку к будке, он пригласил гостей в дом. Но те не торопились входить, во все глаза смотрели на Рэма.

– Подумать только! Чистопородная! – всплеснул руками старик. – А какой экстерьер, рост! На выставке такая собака вышла бы в элиту, могла бы стать чемпионом.

– Хотите купить? – не глядя на старика, сухо спросил Виталька. Он решил сразу неё покончить с этим разговором.

– Купить? – удивился старик. – Неужели ты можешь продать такую собаку?

– Зачем же вы тогда пришли?

– Мы с сугубо научными целями, молодой человек, – сказал старик, вытирая ноги о половичок. – Нам стало известно, что у вас хранится письмо столетней или более того давности с упоминанием об интересующем нас земноводном.

– О ком? – переспросил Виталька.

– О земноводном.

– О ящере, что ли? Хранится.

– С вашего разрешения, мы хотели бы на него взглянуть.

Пока Виталька рылся в шкатулке, старик и дети молча осматривали комнату, корыто со стиральной доской, баночку с синькой, горку выстиранного белья в тазу.

– Что же ты сам стираешь? Разве больше некому? – спросил один из детей, светловолосый, с небольшой бородкой и со значком мастера спорта на отвороте лёгкого пиджака.

– Мама на работе, – ответил Виталька. – И потом она неважно себя чувствует…

Виталька достал письмо и подал старику. Тот, сменив очки, долго разглядывал серую хрупкую бумагу.

– Н-да, судя по обладателю этой ценности, фальсификацией здесь не пахнет, – сказал он.

Дети вежливо молчали.

– Только вот хранить такие вещи столь кустарным способом нельзя. Сдай это в местный краеведческий музей.

– Вы говорили с лётчиком, который видел ящера? – спросил Виталька.

– А как же! Первым делом! – воодушевился старик и сразу стал похож на молодого петуха. – Эллочка, дайка сюда карту.

Девушка достала из планшетки карту Ущелья белых духов и озера.

– Вот, смотри, здесь на восточном берегу… Да что с тобой? – Старик поднял глаза на Витальку. Тот встал на цыпочки и, напряженно вытянув шею, глядел на карту. – Почему ты так взволнован?

– Вам показалось. – Виталька опустил голову, но тотчас жадными глазами снова впился в карту.

– Ну ладно. Показалось, так показалось. На той неделе мы пойдём к озеру.

– Летите вертолётом, – сказал Виталька.

– За кого ты меня принимаешь? – возмутился старик. – Да ты знаешь, кто я такой?

– Знаю, – улыбнулся Виталька. – Я только сейчас узнал вас. Вы профессор Семёнов. У меня есть одна ваша книга, о ящерах. С портретом.

– У тебя? В этом посёлке?

Виталька достал с полки книгу.

Профессор осмотрел её.

– Академическая библиотека… Откуда она у тебя?

– Я выписываю книги… То есть, не я. Лена для меня выписывает.

– Лена?

– Ну да, лаборантка из поликлиники.

– Гм… Ну так вот, вертолётом мы не полетим. Мало того, я потребовал от управления воздушных перевозок, чтобы над озером вертолёты вообще не летали. Мы пойдём пешком по ущелью.

– Не пройдёте, – сказал Виталька.

Дети посмотрели на него с грустью.

– Не пройдёте, – повторил Виталька. – В ущелье сейчас снег. Туда и в августе не пройдёшь, не то что в мае.

– Ты был на озере? – спросил один из парней.

– Нет.

– Вот видишь. А берёшь на себя роль оракула.

– Не пройдёте.

– Мы альпинисты.

– Ну и что? Побарахтаетесь в снегу и вернётесь.

– Ты, малыш, много на себя берёшь, – сказал плотный курчавый парень в спортивном свитере, облегавшем его массивные плечи.

– Не будем спорить, – поморщился старик. – В конце концов это лишь детали. А главное – есть два свидетельства, подтверждающих существование на озере загадочного животного. Вообще-то, по правде сказать, не густо. Экспедицию сюда не пошлют.

– И тем не менее этот малыш убеждён, что мы увидим ящера, – курчавый парень быстрым пристальным взглядом посмотрел на Витальку.

– Не исключено, – задумавшись о чём-то, сказал старик. Потом добавил: – Если только он там действительно есть.

– Есть! – крикнул Виталька. – Это точно, что он там есть.

– Откуда такая уверенность? Ты располагаешь столь же скудными данными, как и мы.

– Мой дедушка видел свежие следы ящера на берегу озера. Он ходил туда каждое лето.

– Что же ты молчал до сих пор? – вскочил старик. – Это же равносильно доказательству… Это… Где твой дедушка?

– Умер.

Старик тяжело сел на табуретку.

2

Наступили тёплые майские дни. В воскресенье ранним утром Виталька, Марат и Анжелика шли вдоль берёзовых изгородей и тёмных плетней, снизу уже увитых вьюнами. Каждый нёс свою удочку. Анжелика без конца зевала.

– Охота так рано вставать, – сказала она. – Сейчас самый сон.

– Ты просто повторяешь слова своего отца, – ответил Виталька. – Для него всегда «самый сон». В колхозе он в основном дремлет возле правления. Сидит на травке и дремлет.

– И хорошо. А куда торопиться?

– Так ведь он за прошлое лето заработал всего один трудодень.

– Не-е. Ему его записали просто так. Он говорит, иначе получается, будто он и не колхозник вовсе.

– Анжелика, – заговорил Марат, – твой отец человек старый…

– Ну какой он старый? – обиделась Анжелика. – Ему тридцать пять лет.

– Старый в смысле отсталый. Сам он в колхозе, а душа его в таборе и на базаре.

– Что ты такое говоришь? – Анжелике не нравился этот разговор, но она не знала, как его прекратить.

– Я правильно говорю.

– Все правильно говорят. Только это и слышишь.

– К труду привыкают поколениями…

– Вот видишь, а он в колхозе всего год.

Марат растерялся на секунду.

– Вот посмотри на себя – на что ты годишься? А почему? Потому что…

Виталька легонько ткнул Марата концом удочки в зад.

– Чего ты? – обернулся к нему Марат.

– Где мешочек с червями?

– Ой, Виталька, забыл.

– Забыл? Беги. Что мы без червей-то делать будем?

Марат подал ему удочку и побежал за червями.

Анжелика тихонько хихикнула.

– У тебя, Виталька, все друзья недоделанные.

– Это ты о себе?

– Иди ты. Почему Рэма не взял?

– Рыбу распугает.

И вдруг Анжелика залилась звонким смехом. Виталька оглянулся. За ними огромными прыжками мчался Рэм.

– Я же ему велел быть дома. Сейчас я ему покажу!

Рэм подбежал и сел возле них, весело виляя хвостом. Анжелика тотчас бросила удочку и обхватила его руками за шею.

– Я кому сказал – сидеть дома? – прикрикнул на него Виталька. – Ну-ка домой, живо!

Пёс нагнул голову и ещё сильнее завилял хвостом.

– Виталик, он хочет с нами. Не прогоняй его.

Виталька махнул рукой и поднял Анжеликину удочку.

Анжелика и пёс, весело прыгая, побежали наперегонки.

Небольшое озеро окружала плотная стена камыша. Лишь кое-где были узкие просветы. Виталька и Марат заняли лучшие места, а Анжелику посадили на песчаной отмели, где клевала только самая мелкая рыбёшка.

Виталька и Марат удобно устроились у тихой утренней воды. Она пахла водорослями, острой свежестью. Шелестели жёсткими прозрачными крыльями стрекозы. По-утреннему сонно плескалась рыба.

Пока Виталька распутывал леску своей удочки, Марат уже успел поймать несколько окуней и посадить их на кукан. Рыбу ловил он азартно, так же, как и охотился. Виталька больше любил рыбалку, любил сидеть на берегу с удочкой и смотреть на тонкий из гусиного пера поплавок. Вот поплавок дрогнул и заскользил по воде. Виталька легко дёрнул удочку и вытащил прожорливого взъерошенного окуня.

Ловили они долго, пока не заполнили кукан.

Виталька воткнул в берег удочку и пошёл посмотреть, как идёт ловля рыбы у Анжелики. Анжелика спала, положив голову на мохнатую спину Рэма. Её чёрные кудри смешались с белоснежной гривой собаки, она чуть заметно улыбалась во сне, смуглое лицо её разрумянилось, от чёрных ресниц обозначились чёткие тени.

Виталька замер и долго, опустив руки, не сводил с девочки глаз. То, что он почувствовал в этот миг, ошеломило его и испугало. Он попятился и тихо ушёл прочь.

Он ловил одного за другим ярко-зелёных с чёрными полосами и красными плавниками окуней, разговаривал с Маратом, но видел перед собой спящую Анжелику, её чёрно-синие кудри на белой, как первый снег, гриве собаки.

Марату он ничего не сказал. Это принадлежало только ему, ему одному.

А Марат расспрашивал его о приезжих:

– Они кто, артисты?

– Сам ты артист. Семёнов – профессор. Лёня, светлый такой с бородкой, орнитолог, специалист по птицам, а Матвей, самый длинный, здоровенный, ассистент профессора.

– А чёрный, курчавый?

– Он ихтиолог.

– Что им тут надо?

– Хотят увидеть ящера. Заметил, у всех у них кинокамеры? Эллочка – внучка профессора, закончила десятый класс.

– Учебный год же ещё.

– Говорит, уже сдала все экзамены. Собирается стать археологом.

– Ну?! – Марат даже подскочил.

– А тебе-то что?

– Я тоже хочу – археологом.

– Искать старые черепки?

– Опять ты про старые черепки? Что бы мы знали о прошлом, если бы не черепки? Знаешь, что такое старый черепок? Это – ну, в общем, кувшин или другой какой-то сосуд… Его же сделали чьи-то руки, сделали зачем-то и для кого-то. Черепок может рассказать о производстве, культуре, жизни древнего народа. Надо только иметь воображение. Ты его лишён, вот и не понимаешь, зачем всё это нужно. И потом – археологию не я придумал. Так что даже черепок – интересная находка. Археологи, Виталька, всегда находят на старых городищах то, чего вовсе не ожидают найти. А ещё интереснее стать подводным археологом, отыскать на дне океана города древних атлантов. Даже, может быть, кому-нибудь посчастливится найти следы пришельцев из космоса… Нашли ведь череп древнего бизона, пробитый кумулятивной пулей.

– Если бы ты хоть чуть-чуть разбирался в биологии, не болтал бы глупостей, – ответил Виталька.

Из-за плотной стены камыша зевая вышла Анжелика.

– Поймала что-нибудь? – спросил Марат.

– Щуку.

– Ну?! – разинул рот Марат.

– На хлеб поймала? – мягко спросил Виталька.

– Не веришь? – возмутилась Анжелика. – Вот, посмотри. – Она показала окровавленный палец. – У вас у кого есть носовой платок? Надо завязать.

Носовой платок был у Марата. Виталька разорвал его и перевязал Анжелике палец.

– Где твоя щука?

– Там. Её Рэм караулит.

– Тащи её сюда.

– Ага, чтобы она меня опять цапнула?

Марат вскочил и скоро вернулся с небольшой щукой.

– Чудеса, – сказал он. – И леску не перекусила. Как ты её поймала?

– Обыкновенно. Стала тянуть удочку и слышу – цап. Едва вытащила. Хотела отцепить крючок, а она меня – за палец. Больно – ужас.

Виталька концом удочки открыл пасть щуки.

– Вон оно что… На хлеб клюнула маленькая плотичка, а когда Анжелика тащила удочку, плотичку цапнула щука.

Рэм сидел поодаль на берегу и часто дышал, высунув узкий язык. Как только Анжелика оглядывалась на него, он немедленно принимался колотить хвостом.

– У вас у кого есть расчёска? – спросила Анжелика. – Рэм где-то репьёв нахватал. Как закатаются в шерсть – не вытащишь.

– У меня-то есть, – ответил Марат. – Только я не дам. Это не собачья расчёска.

– Ну и что, что не собачья? А собачьих расчёсок и не бывает. Давай сюда сейчас же!

– Вот. – Марат показал Анжелике кукиш.

Анжелика схватила лежавший на траве мешочек с червями и запустила им в Марата. Марат увернулся, и мешочек полетел далеко в камыш. Мальчишки не успели даже ахнуть.

– Рэм! Апорт! – крикнул Виталька.

Собака в два прыжка была в воде. Принесла она мокрый, почти пустой мешочек.

– Ну что ты наделала, – покачал головой Виталька.

– А пусть он кукиш мне не показывает.

– И зачем только ты её позвал на рыбалку! – с досадой сказал Марат. – Ей гадать надо учиться. Больше она ни на что не способна. Ходить по дворам, ворожить.

Анжелика некоторое время растерянно смотрела на Марата, потом резко повернулась и пошла прочь.

Виталька бросился за ней, но Марат схватил его за руку.

– Куда ты? За девчонкой бегать? Пусть убирается ко всем чертям! Только рыбу распугала.

– Пусти! – Виталька вырвал руку.

Догнал Анжелику он уже далеко за камышами. Щёки её были мокрыми от слёз. Она размазывала их грязными кулаками. Раньше Анжелике можно было сказать что угодно. Она никогда не обижалась, всегда была одинаково весёлой и беззаботной.

– Анжелика! – Виталька хотел, как это он часто делал прежде, погладить чёрные волосы Анжелики. Но сейчас что-то остановило его. Он нерешительно опустил руку. – Анжелика, не обижайся, пожалуйста. Вернись, прошу тебя.

– Уйди! Вы плохие! Вы злые! Все друзья твои барахло и ты сам барахло.

Виталька понуро вернулся к Марату. И только тут заметил, что собака ушла с Анжеликой.

– Ну что, выкусил? – ехидно спросил Марат.

– Знаешь что, – Виталька посмотрел ему в глаза. – Ты последний раз обижаешь Анжелику.

Марат что-то хотел ответить. Но Виталька смотрел на него не мигая, и глаза его были такими холодными, что слова застряли у Марата в горле. Он отвернулся и пошёл к своей удочке.

Они ловили рыбу, пока не кончились черви. Виталька с усилием поднял четыре тяжёлых кукана. Два отдал Марату.

– А щуку кому? – спросил Марат.

– Что? – переспросил Виталька. – Ну возьми её себе…

– Зачем? Это Анжеликина щука.

– Анжеликина, говоришь? – Виталька смотрел на него непонятными глазами. – Ну, если Анжеликина, тогда всё в порядке. Пошли.

Расстались они в центре посёлка возле продовольственного магазина. Виталька пошёл домой напрямик через пустырь, заросший густым кустарником. И неожиданно наткнулся на Жору Иванова. Он стоял с двумя незнакомыми Витальке парнями. По очереди они пили вино из горлышка большой чёрной бутылки.

– Вот он, – негромко сказал своим приятелям Жора, показав глазами на Витальку.

Виталька понял, что о нём был у них какой-то разговор, и пожалел, что отпустил собаку с Анжеликой.

Трое медленно пошли навстречу Витальке. Виталька подумал, что надо бы повернуть назад к магазину, но не повернул, пошёл прямо на Жору, только удобнее перехватил удочки, чтобы в случае надобности ткнуть острыми концами Жору в живот. Именно Жору. О двоих других он не думал.

Его остановили. Он посмотрел на Жору. Тот был уже изрядно пьян – на щеке блестела размазанная слюна.

– Это наш лучший ученик, – сказал Жора. – От-лич-ник. Вася, сделай-ка ему лёгкое сотрясение, а то он здорово умный. – Жора подошёл ближе. – Хочешь, мы тебя дурачком сделаем? Дурачком и заикой…

Виталька краем глаза заметил, что Вася взял бутылку за горлышко, и отбросил в сторону рыбу.

Дальше всё происходило почти без шума. Вася замахнулся бутылкой. Виталька увернулся от удара и стукнул его головой в живот. Вася только охнул и, выронив бутылку, согнулся. Второй парень и Жора бросились на Витальку. Они были пьяны и больше размахивали руками, чем били. Виталька успел и тому и другому дать в зубы, и услышал знакомый насмешливой голос:

– Вообще-то ничего, но совершенно отсутствует техника.

Драка мгновенно прекратилась. Виталька обернулся. На него спокойно смотрел ихтиолог Николай. Он держал в обеих руках по увесистому свёртку, видно, был в магазине и тоже пошёл домой напрямик через пустырь.

Виталька поднял сломанные удочки, взял рыбу и, не оглядываясь, зашагал домой.

Вначале он зашёл к Анжелике. Она сидела на крыльце и расчёсывала шерсть Рэму. Едва взглянув на Витальку, вскочила:

– Что с тобой, Виталик? Кто это тебя?

Виталька бросил удочки, подал Анжелике рыбу и подошёл к висевшему на столбике умывальнику.

Он мылся долго, пока из разбитого носа не перестала течь кровь. Вытерся серым льняным полотенцем и улыбнулся Анжелике.

– Ты на меня уже не сердишься?

– Что ты! Я уже всё забыла.

– Вот и хорошо. Бери свою щуку. Бери вот этих окуней. Бери-бери, зачем мне столько? А вечером приходи к нам. Я сварю уху.

3

Зелёный «козлик» мчался по просёлочной дороге к Чёрному озеру. Машину вёл Николай, рядом с ним сидел Виталька. Профессор, Леня, Матвей и Эллочка устроились сзади. На полу сидел Рэм.

Ехали молча. Николай так вёл машину, что разговаривать не хотелось. Казалось, первое же сказанное слово окажется последним. На поворотах машина с визгом вылетала на обочину и снова, как взбесившаяся, мчалась вперёд. В то же время Николай умудрялся вести её так, что трясло по-божески.

– Сейчас налево, – предупредил Виталька, – и маленько потише.

Николай покосился на него и повернул, не сбавляя скорости. Машина какое-то мгновение скользила боком, потом прыгнула и понеслась по узкой лесной дороге быстрее прежнего.

И тут Виталька понял, какой водитель Николай. Когда машина вильнула за поворот, прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки, так по крайней мере показалось Витальке, возникла старуха с лукошком. Тормоза коротко взвизгнули, всех бросило вбок, и в следующее мгновение машина уже спокойно стояла радиатором в обратную сторону. Старуха не успела испугаться. Некоторое время она подслеповато моргала, потом разобралась, что к чему, и понесла костерить Николая.

– Обоч ходить-то надобно, бабушка, – ответил он. – Ненароком раньше времени на погост угодишь.

– Кудри-то отрастил, – шепелявя кричала старуха, – а ума не нажил! Ишь, рожа-то – обливной горшок.

Сзади тихо засмеялась Эллочка. И Николай покраснел.

– Ладно, топай, бабушка, – хмуро сказал он и вдруг улыбнулся. – Далеко бредёшь? Может, подбросить?

– Чего ишшо! С вами с обормотами…

– Не одни обормоты.

Старуха заглянула в машину и едва не выронила лыковое лукошко.

– А ведь и правда. И как ты с имя поехал, сердешный? Чегой-то тебя понесло?

– Садись, бабушка, будет языком молоть, – сказал профессор. – Далеко идти-то тебе?

– Да на осьмой версте наш кольхоз.

– Забирайся, подбросим. Давай лукошко.

Профессор принял у старухи лукошко, Виталька пересел назад, а старуха уселась рядом с Николаем.

Машина с места рванулась вперёд.

– Аль у тебя шило в заднице? – спросила у Николая старуха.

И снова Эллочка прыснула в ладошку.

– Будешь болтать глупости, высажу! – разозлился Николай.

– Ладно уж, – тронула его плечо старуха. – Приедем, погадаю тебе, всю правду скажу. И так по глазам вижу – большим человеком будешь…

Только теперь все поняли, что старуха цыганка.

– Из какого же ты колхоза, бабушка? – спросил Матвей.

– Лермонтова.

Все дружно захохотали.

– Кто же вашему колхозу дал столь странное наименование? – спросил профессор.

Старуха помолчала, видимо, соображая в уме, что означает слово «наименование», потом сказала:

– Присвоили.

– На трудодень-то ворожба идёт? – усмехнулся Николай.

– Ворожба ворожбой, а вот ты сохнешь по одной красотке. Она беленькая, бровки стрелочками, а глаза у ей синие… – Виталька посмотрел на Эллочку. Вильнув, автомобиль едва не соскочил с дороги.

– Держи руль-то. Перед ней показываешься и едешь, как чумной.

Виталька во все глаза, ничего не понимая, смотрел на старуху.

– Давно неспокойно на душе у тебя, – продолжала цыганка. – Соперника видишь… Только всё будет по-твоему, дорога тебе выпадает дальняя. Хоть ты и дерзишь мне, а скажу правду – скоро весь мир о тебе узнает. На лбу твоём написана твоя судьба.

Николай молчал, а профессор глядел на него, весело щурясь.

Показался колхоз имени Лермонтова, неряшливый посёлок с беспорядочно расставленными домами. Едва Николай остановил машину, как к ней со всех сторон побежали чумазые цыганята, облепили её, полезли на подножки.

– А ну кыш отсюда! – крикнул Николай.

Но один из цыганят уже плясал перед машиной, энергично выбрасывая в стороны руки.

Подошли с цигарками в зубах цыганки. Они улыбались, наперебой говорили.

– Дай закурить, – попросила одна из них.

– У нас махорка, – ответил Матвей.

Цыганки засмеялись.

– Ладно, давай махорку.

Матвей отсыпал из пачки в узкую смуглую ладонь цыганки.

– Дай тебе бог здоровья. Выходи, погадаю.

И тут поднялся такой галдёж, что Николай обалдело закрутил головой.

– Не все сразу, красавицы! – высунулся из машины Матвей.

– Заходите в гости! – кричали цыганки. – Заходите.

Старуха начала рыться в юбках, чтобы расплатиться с Николаем. Он взял её за руку.

– Бабушка, возьми свою кошелку и катись. За кого ты меня принимаешь? Эх ты, психолог-любитель. Прощайте, карменситы!

Машина развернулась и снова понеслась вперёд.

На Чёрном озере Виталька показал место, где прежде располагались геологи.

Поставили палатку. Эллочка тронула ладошкой озёрную воду.

– Холодная как лёд. Жаль…

Виталька разделся и прыгнул в воду. Он обтирался зимой по утрам снегом, купался до глубокой осени, но и для него вода в озере была нестерпимо холодной. Чтобы согреться, он быстро поплыл от берега и услышал сзади шумный всплеск. Оглянулся. Николая на берегу не было. А по воде от берега бежали беспорядочные волны.

Николай вынырнул далеко впереди Витальки, оглянулся и снова нырнул. Виталька сосчитал до ста, потом сбился со счёта, а Николай всё не показывался. Наконец он вынырнул метров на пятьдесят правее Витальки и снова нырнул.

Виталька выбрался на берег. Эллочка протянула ему большое мохнатое полотенце: Виталька даже не видал никогда такого. Он торопливо вытерся и надел рубашку.

– Дорвался, – глядя на купавшегося Николая, сказал профессор.

– Вообще-то в такой воде долго нельзя, – заметил Виталька.

Профессор махнул рукой.

– Он морж.

Виталька знал, что моржами называют людей, которые купаются зимой в проруби. Этот Николай восхищал его больше и больше.

После обеда все сидели вокруг костра. Николай достал из рюкзака транзистор и включил его.

Виталька устроился поближе к профессору и принялся расспрашивать его о Венере: о температуре на этой планете, о составе атмосферы.

– Кислород? – усмехнулся Семёнов. – Тебя расстроило, что в атмосфере Венеры нет кислорода? Успокойся: кислород смертельно отравляет жизненные компоненты всех клеток. Ведь и на Земле когда-то прародители клетки вступали в жизнь при отсутствии кислорода. Всему своё время.

– Как же так получается? – спросил Виталька. – Кислород отравляет клетку и в то же время необходим ей?

Профессор и дети переглянулись.

– Вот это уже серьёзный вопрос. А учёный, Виталик, прежде всего должен уметь поставить вопрос. Ответ со временем будет. Эйнштейн тоже когда-то начинал с вопросов, на которые никто не мог найти ответа, в том числе и он сам. Эйнштейн воспринимал мир как огромную вечную загадку. Да… Но на твой вопрос сейчас, пожалуй, уже можно ответить. Фотографии солнца, сделанные с ракет, говорят о том, что солнечная радиация может оказывать на жизнь самое мощное влияние. Какова же была, так сказать, исходная атмосфера Земли? Это прежде всего водяные пары, азот, углекислота, водород, сернистый газ, хлор, сероводород, окись углерода, метан, аммиак. Кислорода не было. Однако он содержался в комбинациях с углеродом, серой и, само собой, с водородом в водяных парах. Теперь скажи-ка сам, что должно было происходить с водяными парами под действием ультрафиолетового света?

– Они распадались на водород и кислород… – неуверенно ответил Виталька.

– Молодец!

– Как просто оказывается… – обрадовался Виталька.

– М-м… Я бы не сказал. Дело в том, что диссоциированные атомы кислорода постепенно накапливались в атмосфере и образовали экран, который стал поглощать ультрафиолетовый свет. Стало быть, процесс образования свободного кислорода прекратился. В такой среде жизнь не могла бы достичь сложных форм. Кислорода было мало, а солнечная радиация с губительной силой продолжала обрушиваться на Землю. Попробуй-ка теперь сказать, что было дальше. Как всё-таки возникла жизнь?

Виталька задумался.

– Если появился экран из этих дис…

– Диссоциированных, – подсказал Леня,

– …диссоциированных атомов кислорода, – продолжал Виталька, – то в атмосфере Земли содержание кислорода стало постоянным. И появились одноклеточные.

– А радиация? – прищурился профессор.

– Радиация солнца уничтожала всё на Земле, но глубоко под водой ведь могла появиться жизнь.

– Молодец, – опять похвалил профессор.

Все с любопытством смотрели на Витальку, словно он только что появился здесь.

Николай, увидев, что Виталька прямо-таки сияет от удовольствия, выключил транзистор и сказал:

– Всё сказанное тобой доказывает лишь, что ты не идиот. Но жизнь появилась не глубоко под водой. Море, как видно, всё-таки не было колыбелью жизни. Волны и течения либо выносили бы примитивные организмы на поверхность, где их встречала бы гибельная радиация солнца, либо увлекали бы их в пучину, куда не проникал живительный свет. В твоём объяснении есть зерно, но от истины ты далёк, как одноклеточное от обезьяны.

Виталька уже было развесил уши, но Николай замолчал так же внезапно, как и заговорил.

– Ну… – нетерпеливо заерзал Виталька.

Николай включил транзистор. Виталька ненавидел эту штуку. Транзистор включали именно тогда, когда это было меньше всего кстати.

– Ну-ка, выдай чего-нибудь, – попросил Витальку Матвей.

– Выдай сам, – огрызнулся Виталька.

Дело в том, что он уже наловчился танцевать твист с Эллочкой.

– А знаешь, в детстве, в твоём возрасте, – лениво продолжал Матвей, – я мечтал стать клоуном.

– Ну и зря не стал.

– Ты прав. По крайней мере клоун в состоянии добиться хоть чего-то, хоть какого-то успеха, в состоянии найти что-нибудь новое. Например, вмонтировать в башку какую-нибудь погремушку и будто бы нечаянно натыкаться на столб. То-то смеху было бы.

Николай хмуро посмотрел на Матвея и продолжал крутить рукоятку транзистора.

– Если к науке будешь относиться чересчур серьёзно, – продолжал Матвей, – на тебя станут глядеть как на клоуна. Уловил основную мысль?

– Уловил. – Виталька отвернулся от него.

– Не сердись. Ты ещё не общипанный. Пуху ещё на тебе много. Я имею в виду жёлтый пух. От тебя ещё за версту несёт пелёнкой. Знаешь, я не люблю этаких серьёзных мальчиков, будущих мыслителей, которые в школе блещут умом, а после – глупостью. Вникни, что есть огородное пугало… Это плохо одетый учёный. Один мыслитель даже сказал: «Народное благосостояние возрастёт настолько, что огородные пугала будут одеты с иголочки».

– Виталик, – вмешалась в разговор Эллочка, – не было ничего такого. Никто этого не говорил. Это он сам всё сейчас выдумал, чтобы подразнить тебя. Он с детства помешан на такой игре – дразнилка называется. Сначала показывал язык старшим. А вырос и решил, что теперь пришло время младшим показывать язык.

Тем временем Николай поймал скрипичный концерт и сидел слушал, не обращая внимания на разговор.

Матвей и Лёня скрутили по цигарке. В посёлке не было сигарет, и они пристрастились к махорке. Сперва курили её, выпучив глаза и раздирая руками грудь от кашля, потом привыкли. Цигарки скручивали с застывшими блаженными лицами.

Когда Матвей пустил струю махорочного дыма на Николая, тот запустил в него подвернувшейся под руку хлебной коркой. Корка угодила в цигарку, горящий табак посыпался Матвею за рубашку. Тот вскочил и с перекошенным от боли лицом принялся лихорадочно шарить где-то за шиворотом.

– В штанах, в штанах ищи, – равнодушно сказал Николай. – Жжение – вещь обманчивая. Кажется, печёт в одном месте, но если вдуматься…

Матвей бросился на него. Был он на голову выше Николая и раза в два тяжелее.

Витальку поразило, как легко Николай поднял Матвея, захватив его каким-то особым способом, положил, как мешок, к себе на плечи и начал крутить. Крутил он его до тех пор, пока Лёня не торопясь докурил и затоптал свою цигарку. Потом поставил на ноги. Ноги Матвея подогнулись, и он, как ватный, повалился на землю. При этом смотрел он так, как будто хотел проснуться и не мог. Потом его начало рвать. Николай оттащил его в сторону и свалил где-то в кустах.

Вернувшись к костру, Николай включил транзистор.

Виталька бросился к Матвею. Собака, наблюдавшая за всем происходившим, побежала за ним.

Матвей катался по траве и глухо утробно стонал.

– Брось, – крикнул Николай, – сознание к нему ещё долго не возвратится, потому что оно возвращается спиралью.

Виталька побежал к озеру за водой и услышал, как Эллочка спросила: