Глава 15

Лормт, юг, Забвенный Город

Это было не такое многолюдное собрание, как созванное месяцем ранее в городе Эс, но то, что решалось на нём, навсегда могло изменить мир.

Джелит и Саймон Трегарт, только что вернувшийся из второго разведывательного поиска в Эскоре, Дахон и Киллан, мудрец Морфью и, что было необычно, госпожа Мерет, сопровождаемая Чайкой и Ивой. Каттея сидела в кресле, одолеваемая беспокойством, и казалась большой кошкой, приготовившейся к прыжку на умело выслеженную добычу. Хиларион мерил шагами комнату, но мгновенно обернулся, когда появились Нолар и Дуратан.

— Тревога! — Саймон в настоящий момент скорее мог показаться командующим, нежели Чайка.

Нолар прошла вперёд, пока не оказалась позади ближайшего незанятого кресла, но не обнаружила намерения сесть. Бросив насторожённый взгляд на двух Колдуний, она торопливо изложила своё сообщение. Длинные пальцы госпожи Дахон тревожно задвигались, блестящие чёрные волосы, свойственные существам Древней Расы, перешли в глубокую черноту, а кожа побелела точно мел.

Хиларион внезапно прекратил хождение по залу и стал внимательно следить за Нолар, как будто хотел вытрясти из неё слова в более быстром темпе, нежели она сама могла выговорить.

— Итак, — молвила Чайка и взглянула на адепта. — Кто же теперь властвует Силой? Мрак колдеров тяготил нас годами, но сейчас повержен. Ожидать ли нам второго нашествия подобного врага? — и она указала на свой кристалл, и её глаза сузились, ибо она смотрела на адепта. В этом городе издавна не жаловали эсткарпских Колдуний и любого, кто по праву притязал на обладание Силой. Но Хиларион достиг этого давно, даже ещё до первого начинания Сестёр.

— У меня некоторые новости, — ответил он резко. — Мы давно занимались исследованиями, даже до того, как был заложен первый камень этого склада знаний. Врата, бывшие нашими игрушками (о да, и я забавлялся такими вратами, пока не запутался в собственной беспечности), порождены любопытством одного человека, адепта Арскро. И любое упоминание о нём и о его поступках преследуется тут, с позволения Сестёр, — он наклонил голову в сторону Чайки, — среди всех легенд и историй, которые вы храните.

Существует ли ещё что-нибудь в этом мире — в Арвоне или в частях, о которых нам ничего не известно, мы не можем даже и догадываться. Однако замысел врат создан умом одного человека, и его радостно подхватили друзья и адепты, и работали с этим замыслом, проясняя и очищая его, как человек, оттачивающий обоюдоострый меч лишь с одной стороны.

— И что же теперь делать с тем, с чем мы столкнулись? — голос Чайки прозвучал резко и угрюмо.

— То, что породил один ум, может усвоить и другой. Мы можем заниматься поисками и сто лет, но с тем, что принёс мудрец Морфью, в соединении с моим собственным знанием о сотворении врат, у нас есть возможность решения задачи. И либо оно будет успешным… — и тут адепт пожал плечами, — здесь ведь речь идёт о высшей магии: результаты предугадать невозможно, можно только лишь поразмыслить или же сделать всё-таки отчаянную попытку.

— Но теперь у нас есть сообщение южного отряда! — прорезался вдруг глубокий голос Саймона. Рука Джелит легла на колено мужа, но его широкая ладонь накрыла её запястье, как делает тот, кто настаивает на продолжении спора. — Время работает против них! Голос Гунноры, Дестри Правительница, та, что в прошлом боролась с великим Злом, и мы не оставались в стороне, говорит, что их Колдунья истощена. А теперь и многие лиги горных путей встали между нами. Даже если б мы приняли решение замкнуть врата, то как мы сможем помочь тем, кто нуждается в этом более всего? И, получив заклинание, произнесённое так далеко, смогут ли они воспользоваться им?

Хиларион медленно покачал головой.

— Ты думаешь, каждый из твоих вопросов не обсуждался и до того, как я узнал, что значит отчаяние?

По некоторым причинам внимание Нолар отвлеклось от спорящих и вновь обратилось к Дахон. Госпожа Зелёного Дола была одной из тех, кто доблестно бился с Тьмой за многие годы до того, как Нолар научилась считать, но именно сейчас она ещё больше изменилась. Чёрные волосы превратились в серебристые, будто время обшило их кружевом, её лицо стало тонким и опустошённым.

Киллан тоже заметил изменения, потому что он тотчас вскочил, отбросив кресло, и встал рядом с женой, будто одним только своим присутствием мог отогнать от неё какую-то опасность.

Дахон заговорила, обращаясь непосредственно к Хилариону. Они как будто остались одни в этом обширном покое.

— Ты знаешь, как действовать.

— Я могу только попытаться.

— Только ты?

— Теперь — только я. Понадобится довольно много времени, чтобы найти человека, обладающего достаточно сильным даром, да и обучение займёт слишком долгий срок.

Иссушенный, отягощённый многими прожитыми годами взгляд, казалось, просто застыл на Дахон, и её многочисленные преображения внешности вдруг совершенно прекратились. Она промолвила:

— Что ж, тогда есть лишь один способ… — и она встала, словно не видя протянутую руку Киллана, будто отделяющую её от Хилариона.

Но теперь, в свою очередь, изменилось выражение лица адепта. На переносице его пролегли страдальческие складки.

— Так кто же? Дитя Колдуньи нельзя было поймать таким способом. Или я поверю, что Голос Гунноры мог быть погублен своей Госпожой Есть Ромар от крови Древней Расы… Он наделён даром. — Хиларион медленно повёл головой. — Один из сокольничих? Их разум служит примером различия. Стражи приграничья…

Она в ответ промолвила только одно слово:

— Керис…

— Твой сын!

— Подумай, Хиларион, он полукровка, ибо часть его крови от Древней Расы, а часть от иномирья, и родился он в Эскоре. Итак, он должен сразиться, хоть и не наделён даром и, может быть, и сумеет воспрепятствовать Перемене!

— Ты знаешь, что при таком перемещении может произойти с жизнью тела, отданного для воплощения другого духа? — спросил Хиларион.

Иссушенный старостью взор медленно переместился к Дахон и остановился на ней. Она же продолжила:

— Наша Древняя Кровь заговорена от Тьмы. Он сражал Зло с той поры, как только взял в руки огненный хлыст и меч!

— Но выбор… — начал было говорить Хиларион.

Джелит вмешалась, кивнув в знак понимания его замешательства, и подхватила: — Выбор за ним, и он, следовательно, должен знать, что цена окажется чрезвычайно высокой.

Киллан выступил вперёд, и Саймон, с посуровевшим лицом, тоже поднялся с места. Однако Киллан всё-таки спросил первым:

— И что же это за Сила, с которой вы желаете иметь дело?

— Это знание, потребное для закрытия всех Кровавых Врат, хранящееся только тут, — и Хиларион поднёс руку к собственному лбу. — Можно воспользоваться теперь любым существом, исключая меня самого, ибо тогда, возможно, это все повернётся совершенно иначе! Но мой способ — выигрыш времени на юге. Мне невозможно добраться до Забвенного Города. Так что… — он поколебался немного и продолжил: — Я должен иметь тело и ум, готовые принять меня, чтобы достичь того места. Если Керис согласится, то сослужит такую же службу, как и пребывая тут!

— И какова же цена? — Киллан встал рядом с Дахон. Хоть он и учился до сей поры управлять чувствами, но именно сейчас в его лице отразилось все неудовольствие и беспокойство, равным образом отразившиеся и в лице Саймона.

— А цена такова, — к удивлению Нолар, это оказалась Колдунья Чайка, вмешавшаяся в разговор, — что если этот адепт проникнет в тело юноши, предоставленное ему, то оно будет безмозглой скорлупой, без надежды на восстановление. Ибо нет у Кериса дара остановить его у известных пределов…

— Нет! — Нолар не смогла задушить крик, вырвавшийся из глубин её груди. Она ведь хорошо помнила мальчика, такого воодушевлённого, такого возбуждённого перспективой участия в поисковом отряде и такого ликующего, когда он узнал, что станет одним из разведчиков. Подобно пятну на её лице, он нёс в душе внутренний шрам, страдая от того, что хоть и был полукровкой, но не обладал даром. Но это пока не выражалось во внешних проявлениях.

Так или иначе, но лицо Саймона посерело так же, как и немногим ранее лицо Дахон. Киллан ударил кулаком по ладони другой руки, и его глаза запылали.

Все расслышали сквозь это напряжённое молчание скрип мелка госпожи Мерет. Она повернула свою доску и высоко подняла её, чтобы все смогли прочесть широкие и стремительные буквы, написанные ею:

— У каждого свой выбор. Не умаляйте же его достоинств, ничего не предложив ему…

Из уголков её глаз покатились слезинки.

Саймон простёр вперёд руку, словно ища поддержки, и получил её сразу же после того, как Джелит приникла к мужу.

— Он Трегарт. И он не поблагодарит нас, если ему не предоставят возможности сделать выбор! — сказала Мерет.

— Так как же мы поступим? — в первый раз тихо высказался Мудрец Морфью, — Если вы хотите связаться с Керисом и объяснить, что именно требуется, то это следует делать быстро.

Волосы Дахон стали коричневыми, цвета осенних листьев, и только глаза, казалось, живут на её лице.

— Он кровь от крови нашей, — она, не глядя, сжала руку Киллана. — Мы найдём его. Потом надо действовать без промедления.

Это был сон, но такой реальный! Керис лежал в собственной постели, вокруг, по стенам дома, карабкались цветущие лозы Зелёного Дола, который и был всегда его настоящим жилищем. Над головой слегка колыхался блестящий покров из перьев. Он чувствовал себя довольным, единым со всем, что его окружало, как случалось только немного раз в его жизни. Ощущения давали ему веру в то, что он на грани открытия собственного и, в конце концов, истинного дара.

Рядом что-то шевельнулось, и он, немного повернувшись, увидел отца и мать, сидящих на ковре, с любовью глядящих на него. Может, он болел?

— Керис! — рука матери чуть ли не касалась его лба. — Вспомни!

Как он оказался тут? Это ведь Дол Зелёного Безмолвия, а вовсе не странный город. Но мать промолвила, не Дав ему времени на вопрос: — Ты и твои друзья нуждаетесь в помощи. Так мало времени. Ты должен сделать свой выбор, о мой сын!

Теперь и Киллан улыбнулся ему, но в улыбке таилось какое-то беспокойство, как будто он вынуждал себя ' улыбаться.

— Хиларион, — продолжала Дахон, — нашёл, что ваши врата можно замкнуть, но только он в состоянии это сделать. Есть лишь единственный способ, который покончит с Кровавыми Вратами прежде, чем Зло обрушится на нас. И так как он не может миновать многие и многие лиги между нами, ему нужно тело для воплощенья.

Керис почувствовал холодок страха.

— Любое проявление Силы требует такого напряжения… — вероятно, он говорил мысленно, а не в действительности. — Стало быть, есть и цена. Кто же будет платить?

— Всё зависит только от твоего свободного выбора, о сын мой… И если ты добровольно согласишься стать орудием Хилариона… То это может быть свершено! — мать закусила губы.

Руки отца покоились на боевом поясе, как при сигнале к бою, когда он заговорил:

— И когда Хиларион вернётся, оставив тебя…

— То я умру, — спокойно проговорил Керис.

— Ты можешь утратить собственную сущность. Тело твоё, вероятно, проживёт ещё некоторое время.

Керис надолго закрыл глаза. Страх снова пробудился в нём. Отец произнёс нечто худшее, чем смертный приговор.

— И выбирать придётся тебе! — голос Киллана подобно острию стали вонзился в его тело.

Керис взглянул на отца, потом на мать. Он смешанной крови, и она может сыграть с ним дурную шутку, если…

— Я Трегарт, — он повторил два слова, которые обдумывал долгие годы. — Я служу там, где меня можно использовать наилучшим образом. Если я погибну во имя Света, то что может быть доблестнее такой гибели? Скажи Хилариону… Нужное ему тело ждёт его. И времени осталось мало.

Вокруг него заплясали и замерцали искорки света. Он задрожал. О, что, что он наобещал… Но, может быть, в первый раз это и было плетением именно его жизненного узора, приведшего юношу к настоящему выбору, раз уж он лишён дара. Он гордо победил страх. Как же долго он ещё пребудет самим собою? Когда же Хиларион придёт взять то, что принадлежало доныне только лишь ему одному?

Он снова мог видеть свет, идущий от двери, отворённой в полуразрушенный зал. Слуха его коснулись жалобы, стенания, о, нет, это не он, благодарение Великим Древним! Вокруг него ощущалось какое-то движение, но ведь ему известно, что он должен оставаться в этом же самом месте, и просто ждать.

Но теперь он превратился в нечто незначительное, незаметное, что спасалось бегством по бледной серой дороге, пока не заползло под стену, под которую оно никак не могло зарыться. Да, это явился его преследователь.

Вспышка света оказалась такой яркой, что на мгновение ослепила путешественников, разразившись именно тогда, когда они пребывали в тёмной внутренности руин. Мышка резко выпрямилась на своей скатке. Она не прикасалась к кристаллу, но он пылал так ярко, как будто Колдунья призвала Силу. Дестри тоже ощущала жар собственного амулета. Здесь чувствовалось присутствие такой Силы, что теперь она пронизывала до костей всех членов отряда.

Мышка попыталась осмотреться и вдруг увидела, что Керис стоял и смотрел на всех, слегка повернувшись к выходу. Керис? Нет! Ибо, когда она вгляделась пристальней, тело его словно бы заколебалось, удваиваясь самым странным образом.

— Хиларион! — и Мышка вскочила на ноги.

Тот, кто сейчас представлялся ей Керисом, смотрел на неё.

— Свершилось! А дух сущности…

Не обращая на них больше никакого внимания, она бросилась к выходу. Лиара схватилась за изорванное платье Мышки, и Колдунья почувствовала, что ей не вырваться.

— Что происходит? — бросила ализонка. Среди путешественников поднялся ропот, хотя некоторые и отодвинулись в сторону, освобождая путь к выходу.

— Хиларион пришёл! Замок! Он должен наложить замок!

— Керис? — в возгласе Ромара чувствовалось неверие.

Мышка ответила ему:

— Таков его выбор! Таким путём он служит Свету! Теперь они уже все вскочили и шли за Керисом к свету нового дня, но Лиара вновь обратилась к Дестри:

— Я ничего не понимаю…

— Керис открыл врата, которыми является он сам, дав Хилариону возможность войти в него, — Дестри беспомощно прикоснулась к амулету, — вот деянье, совершенное им…

— Что? — переспросила Лиара. — И такова ваша великая магия? Где же Керис?

Дестри медленно покачала головой:

— Может быть, этого мы никогда больше и не узнаем.

Она слышала глухой протест Лиары, но её внимание целиком поглотил тот, кто теперь вёл их вперёд, хотя они и не могли не осознавать, что готовы на все. Его голову не прикрывал шлем и кольчужный шарф, его руки свободно висели вдоль бёдер, но не касались оружия. Утренний ветер вздымал копну тёмных волос, и они потом падали назад, как будто бриз более не смел касаться их.

Так они шли сквозь весь город. Те, кто нёс оружие, присоединились к ним, и уже за башнями появились и кеплианцы и Яста — но рентианец уже не искал, как он делал это обычно, Кериса.

Дестри слышала ропот голосов, но уже не пыталась произносить какие-то слова. Они теперь шли к такому подъёму Силы, которого она и не могла вообразить себе, хотя Мышка, вероятно, и имела понятие о том, что должно было сейчас произойти.

Древние улицы текли мимо них подобно влаге. Керис огляделся и свернул именно на этот путь, как будто много лет назад уже побывал в этом месте.

Потом они пришли и на поле. Грук всё время держался рядом с Керисом, словно личный оруженосец.

Труд его рук ещё жил и действовал. Лоза не выказывала и признаков увядания. Тёрн тоже не зачах, и зловещие цветы красовались, словно красные и жёлтые блюдца. Точно здесь и не было взрыва тёмного мира.

Теперь тело Кериса казалось даже ещё более туманным, как будто он боролся за сохранение собственной формы и неизменности. Он остановился в середине меж колоннами, с другими людьми и животными, выстроившимися полукругом за его спиной. И только Грук занял место непосредственно позади адепта.

А потом пришёл звук, подобный грому. Лапа-рука Грука покоилась на плече Кериса, но тот отбросил великана подальше. Дестри зажала нос и смотрела на Мышку, бледную и изнурённую, цепляющуюся за Лиару, и на госпожу Элири, наложившую стрелу на лук, намеревающуюся защищать их. Запах крови усиливался, как и присутствие Зла.

Потом установленная Груком преграда затрещала. Сквозь массу растений пробрался широкий нос одной из тех машин, за которой наблюдала Мышка в своём видении. Она прошла сквозь виноградную лозу, а потом, умертвив все вокруг, явно потеряв управление, вдруг завалилась влево.

Однако это двигалась лишь первая из рода им подобных, прорвавшихся за преграду. Они неуклюже и беспорядочно расползались в стороны, и стало ясно, что этими металлическими ползунами больше никто не управляет.

В одной машине Дестри увидела тело, вываливающееся на мостовую прямо перед нею. Другой ползун уже пробирался сквозь обширную дыру, которую открыла для неё самая первая машина. Стрела Элири запела песню смерти, и человек, намеревавшийся выйти оттуда, вдруг опрокинулся на ещё не смятую колючую лозу.

Потом последовал судорожный толчок, и машина закачалась. Надо было сделать поворот и вернуться, но Сила врат отказывалась отступать.

Керис шевельнулся. Но он потянулся не к оружию. Вместо этого его голос поднялся так, что показался эхом истинного неба над их головами.

— Мы — от этой земли! Сотворённое здесь порождено этой землёй!

И он протянул ладони, и на них появились сферы пурпурного пламени, взметнувшегося так высоко, как будто оно в ужасе бежало от плоти, нёсшей его на себе.

— Арскро! — зазвеневший в голосе Кериса металл сделал имя Древнего боевым кличем. — Здесь всегда равновесье! Равновесье — исход! Потщись же соблюсти равновесье!

Те, кто стоял за ним, попятились против собственной воли, потому что он призвал по имени Древнейшего из них. И с каждым призыванием пурпурное пламя вздымалось все выше.

Ползун по обломкам теперь устремился к вратам и внезапно встал. Никто не вышел из машины. Ничего угрожающего не показывалось из тупоносого металла.

— Раммона, Лете, Ниве, Гуннора, Мать земли, творительница Сущего! — голос мага набирал силу, и Дестри казалось, что тело его становилось больше и мощнее.

— Эти врата не для нас! Ради Милосердия Силы — замкните их!

Последний вскрик прозвенел в воздухе. Огонь, все ещё пылающий в ладонях, взметнулся вверх и ринулся в пространство меж колоннами, сметая все на пути.

Теперь словно факелы запылали и сами колонны, и яркий пурпур преобразился в лиловый цвет, слившись с Мышкой, в которой признал укрощённую Силу, подобной которой прежде не существовало!

Высоко взметалось пламя, но не обжигало. Тошнотворный запах крови исчез. Колонны распались, не оставив даже пепла.

Вместе с ними не стало и преграды, поставленной Груком, разбился и ползун, пытавшийся одолеть её. Другие машины, шедшие впереди, были погребены под обрушившимися зданиями и безоконными башнями.

Пронёсся сильный порыв ветра. Им пришлось ухватиться друг за друга, чтобы их не сбило с ног. Перед ними открылось чистое поле, и даже бесшовная мостовая с треском стала разламываться под ними.

Руки Кериса больше не держали огня, они бессильно повисли. Грук с быстротой молнии метнулся к нему, потому что, когда великан хотел, то мог двигаться очень быстро, и подхватил покачнувшееся тело.

Но странная дрожь плоти воина уже прекратилась. Теперь Керис точно стал самим собой. Или… стал ли? Инстинкт целительницы заставил Дестри броситься к нему. Грук подхватил на руки почти невесомую плоть и понёс назад, к одному из зелёных островков травы, и уложил её там, словно в гнездо, поджидая помощи Дестри.

Нет, он не умер, но только лёгкое подрагивание пульса уверило целительницу в этом. Пульс этот отличался медленностью и неверностью. Да, Хиларион ушёл и они могли только надеяться, что плата за Силу оказалась не напрасной.