Скорее всего, в задачу горбуна входило довести девушку до этой таверны. Отсюда ее должен был забрать кто-то другой.
Я с наслаждением потягивал пагу.
Никто, однако, к девушке не подходил.
Я начал волноваться, не вкралась ли в мои расчеты какая-нибудь ошибка. Что, если Улафи ошибся относительно этой девушки? Что, если он не получил за нее два серебряных тарска с Учафу? Что, если нищий привел рабыню для хозяина таверны? Что, если ее с самого начала планировали использовать как рабыню в таверне?
Я огляделся. Кроме моей блондинки, в таверне была только одна белокожая рабыня — красивая темноволосая девушка в желтом шелковом одеянии, невольница, такая же, как и темнокожие рабыни, прислуживающие у столиков. Может, владелец таверны захотел иметь еще одну белую, чтобы удовлетворить запросы своих клиентов?
Я посмотрел на съежившуюся под тряпьем блондинку. Она не решалась даже пошевелиться.
Не может быть, успокаивал себя я. Я же своими глазами видел, как за нее рассчитались серебряными монетами. Тут нет никакой ошибки. Надо ждать.
Я заказал еще одну кружку паги, потом сыграл в каиссу с каким-то пьяницей. Пага показалась немного странной на вкус, но, с другой стороны, пага всегда разная. Все зависит от способа приготовления, в разных местах используют разные травы и зерна. Время от времени я поглядывал на застывшую под тряпками девушку. В игре я выбрал защиту Телнуса. Обычно ее играют против гамбита убара. Я был уверен, что в Шенди такого начала еще не знают. Впервые я увидел его в Эн-Каре, у подножия гор Сардара.
Мой противник смело вступил в игру. До Сентия из Коса мне далеко, и уже через несколько минут я столкнулся с непредвиденными трудностями. В результате я едва избежал поражения в эндшпиле.
— Не ожидал, что ты найдешь правильный ответ на мой ход Копьеносцем на Убара пять, — сказал я.
— Ты играл защиту Телнуса, — пожал плечами мой соперник.
— Ты знаешь защиту Телнуса? — изумился я.
— Я изучил более ста ее вариантов, — ответил он. — По-твоему, в Шенди живут варвары?
— Я так не думаю.
— Поздравляю тебя, — произнес он. — Ты хорошо играешь.
— Это не лучшая моя партия, — признался я.
— Лучшая партия всегда впереди, — философски заметил мой соперник.
— Наверное, ты прав, — сказал я и протянул ему руку. — Ты отличный игрок. Спасибо за партию.
Незнакомец пожал мне руку и вышел из таверны. В каиссу играют, как правило, симпатичные люди.
Я посмотрел на укрытую тряпьем девушку. При этом мне пришлось пару раз моргнуть. Глаза странно чесались. Непонятный зуд ощущался также на животе и предплечьях.
— Господин? — склонилась передо мной темнокожая рабыня с выдающимися скулами.
— Еще паги, — распорядился я.
— Слушаюсь, господин.
Спустя ан в таверне появились музыканты. Таверна между тем наполнялась. Музыканты приступили к игре. Нещадно чесалось бедро. Я яростно скреб его ногтями.
За соседним столиком прислуживала белокожая темноволосая девушка. У нее были великолепные ноги.
Визг флейты и бой барабанов привлек мое внимание к квадрату песка перед небольшим оркестром. На нем танцевала темнокожая рабыня в желтых бусах. Я невольно залюбовался ее роскошными бедрами. Судя по движениям, девчонка была профессиональной танцовщицей, причем тренировали ее на Ианде, острове к северу от Ананго. Смысл некоторых движений я не понял, поскольку не обладал соответствующей подготовкой. С другой стороны, многое мне было уже знакомо. Вот это движение означает свободную женщину, вот это — кнут, это — символ покорности, а вот — закованная в ошейник рабыня. Танцовщица умело изобразила вороватую рабыню-плутовку, потом испуганную невольницу перед разгневанным хозяином. Все было исполнено с высочайшим мастерством. Женщины прекрасны, из них получаются великолепные танцовщицы. Одна из фигур танца передавала встречу рабыни с человеком, зараженным чумой. Невольница прекрасно понимала, что, если она заразится, ее просто прикончат. Танец символизировал скорбь и ужас попавшего в безвыходное положение существа.
Я огляделся, но темноволосой белокожей рабыни, которая только что прислуживала за соседним столиком, уже не было.
Я постепенно пьянел и раздражался. По моим подсчетам белокурую дикарку уже давно должны были забрать.
Я посмотрел на прикрытую абой фигурку у стены. Под грязной тряпкой угадывались очертания великолепного тела. До чего все-таки хорошенькие попадаются рабыни.
Неожиданно я взревел от ярости, отшвырнул стоящий передо мной стол и подскочил к укрытой абой девушке. Резким движением я сорвал с нее изодранное покрывало.
— Господин! — испуганно завизжала лежащая под ним девушка. Это была не белокурая дикарка, а белокожая темноволосая рабыня в шелковой накидке.
Я ухватил ее за волосы и рывком поставил на колени.
— Где девушка, которая была здесь раньше? Где, я спрашиваю?
— Что здесь происходит? — раздался голос владельца таверны. Оказывается, он уже давно был здесь, просто помогал разливать пагу за стойкой. Музыканты прекратили играть, танцовщица растерянно остановилась.
— Где девушка, которая находилась под этой абой? — спросил я. — Где?
— Чья это была рабыня? — строго спросил хозяин. — Еще раз спрашиваю, чья была рабыня?
— Ее привел Кунгуни, — сказала одна из темнокожих невольниц. — Вас в это время не было.
— Я запретил пускать в таверну этого типа! — взорвался хозяин.
— Вас не было, а мы побоялись не пускать свободного человека, — испуганно пролепетала рабыня.
— А ты где был? — накинулся хозяин на повара.
— На кухне, естественно. Я и не знал, что Кунгуни кого-то сюда привел.
От злости я не находил себе места.
— Кто видел, как она ушла? С кем ее видели последний раз? — раздраженно спросил я. Мужчины переглянулись.
— Как ты оказалась под абой? — спросил я девушку.
— Какой-то мужчина подошел ко мне сзади и приказал лечь на пол. Я его не видела, ибо он запретил мне поворачиваться.
— Лжешь! — крикнул я.
— Сжалься надо мной, господин! — пролепетала невольница. — Я всего лишь рабыня.
Помощник повара, стоящий ко мне ближе остальных, не отрываясь смотрел на меня. Взгляд его показался мне странным. Потом он испуганно отшатнулся, что было еще непонятнее. Я ничем ему не угрожал.
— Серебряный тарск тому, кто поможет разыскать девчонку, — произнес я.
Темнокожие рабыни переглянулись.
— Это же обыкновенная рабочая рабыня, — с удивлением произнесла чернокожая танцовщица.
— Серебряный тарск, — отчетливо повторил я, — тому, кто поможет ее найти!
Она не могла далеко уйти. Надо ловить ее на улицах.
— Посмотрите на его глаза, — пробормотал помощник повара, делая еще один шаг назад.
Неожиданно танцовщица прижала ладони к лицу и завизжала:
— Это чума! Посмотрите на него! Это чума! Помощник повара бросился к выходу.
— Чума! Чума! — в ужасе кричали люди, сбивая друг друга с ног. В дверях образовалась свалка. Вскоре я остался один среди перевернутых столов и разбитой посуды. На полу чернели лужицы паги. В таверне наступила тишина. Только с улицы доносились крики:
— Вызвать стражу! Убить его!
Я подошел к зеркалу и медленно провел языком по губам. Губы были сухие. Белки глаз пожелтели. Я закатал рукав туники и увидел на предплечье черные волдыри. Некоторые уже прорвались, из них сочилась липкая жидкость.
9. Я РЕШАЮ СМЕНИТЬ ЖИЛЬЕ
— Господин! — заплакала Саси.
— Не бойся! — сказал я. — Я не болен. Но нам надо срочно отсюда уходить.
— Твое лицо! — воскликнула она. — На нем шрамы!
— Пройдет, — проворчал я и снял с нее наручники. — Я боюсь, что меня могли выследить. Нам надо перебираться в другое место.
Я выбрался из таверны через заднюю дверь. Оказавшись на улице, тут же забрался на крышу низенького строения, откуда перебрался на более высокую крышу. Так, по крышам, я и ушел от злополучной таверны. Потом я спрыгнул на землю, закутался в абу Кунгуни и быстро зашагал в сторону дома. Со всех сторон доносились удары в рельс и крики «Чума! Чума!».
— Ты не болен, господин? — спросила рабыня.
— Думаю, нет, — ответил я.
Я знал, что не был в чумных районах. Базийская чума, насколько мне известно, выжгла сама себя несколько лет назад. В течение многих месяцев не было отмечено ни единого случая заболевания. Самое же главное, я не чувствовал себя больным. После выпитой паги я немного опьянел и разогрелся, но жара не было, это точно. Сердцебиение, пульс, потоотделение — все в норме, я даже не задыхался. Не было ни тошноты, ни головокружения, ни нарушений зрения. Единственными тревожными симптомами был зуд в глазах и на коже. Мне хотелось разодрать себя ногтями.
— Ты кузнец или кожевник? — спросила вдруг рабыня.
— Сейчас не время выяснять детали, — отрезал я, затягивая шнуровку на морской сумке.
— Разве плохо, что девушка хочет знать касту своего хозяина? — спросила она.
— Нам пора, — строго сказал я.
— А может, ты купец? — хитро прищурилась рабыня.
— А может, я тебя выпорю? — вопросом на вопрос ответил я.
— Не надо, господин.
— Тогда пошевеливайся!
— Сейчас у тебя все равно нет времени меня пороть, правда?
— К сожалению, нет.
— Может, ты из касты земледельцев?
— Я обязательно выпорю тебя позже, — пообещал я.
— В этом нет необходимости, — отвечала рабыня. — Я буду молчать.
— Удивительная прозорливость, — заметил я. — Хватит болтать — и послушай, что произошло. Они решили, будто у меня чума. Если нас поймают, тебя истребят первую.
— Давай поторопимся! — нервно произнесла рабыня. Мы вышли из дома.
— У тебя сильные руки, — сказала она. — Это от работы с глиной?
— Нет, — процедил я.
— А я думала, от глины.
— Прикуси язык, — рявкнул я.
— Хорошо, господин.
10.Я РАССПРАШИВАЮ КИПОФУ, УБАРА НИЩИХ ИЗ ШЕНДИ
Слепой поднял на меня невидящие белые глаза. Потом вытянул в мою сторону черную, похожую на лапу птицы руку. Я положил на его ладонь долю тарска.
— Ты Кипофу? — спросил я.
Нищий молчал. Я положил еще одну монетку, и нищий спрятал их в карман. Он сидел, скрестив ноги, на плоском прямоугольном камне высотой около фута у западного края площади Утикуфу, или площади Славы. Камень был его этемом, местом для сидения. Передо мной был убар нищих Шенди.
— Я — Кипофу, — произнес он.
— Говорят, что, несмотря на свою слепоту, ты видишь все, что происходит в Шенди, — сказал я.
Он улыбнулся и потер нос большим пальцем.
— Я бы хотел получить кое-какую информацию.
— Я всего лишь старый слепой человек, — произнес он и развел руками.
— Ты знаешь все, что происходит в Шенди, — повторил я.
— Информация может дорого стоить.
— Я заплачу.
— Я всего лишь бедный, старый слепой, — затянул Кипофу.
— Я заплачу много.
— Что ты хочешь узнать? — спросил он наконец.
Он сидел передо мной на своем этеме, закутанный в старые рваные тряпки. К голой коленке старика прилипла кожура лармы. Он был стар, грязен и неопрятен. Между тем этот человек был убаром нищих Шенди. Они сами выбрали его, чтобы он вершил над ними правосудие. Я слышал, что нищие специально выбрали слепого, чтобы он не мог видеть их безобразия. Перед ним они все были равны: убогие и калеки, изуродованные и страшные, все воспринимались убаром как подчиненные одного королевства. Слышал я и другое: Кипофу был образованным, интеллигентным человеком, умеющим проявить настоящую мудрость. Это был решительный, волевой и, когда того требовали обстоятельства, беспощадный человек. Ему первому удалось навести порядок среди нищих Шенди и распределить их по территориям. Никто не имел права просить в Шенди милостыню без разрешения Кипофу, никто не рисковал залезть на чужой участок. Самое главное — каждый нищий еженедельно платил Кипофу налог.
Надо сказать, главарь нищих распоряжался деньгами по-государственному мудро: все попрошайки имели какое-никакое жилье и могли вовремя получить медицинскую помощь. Система функционировала таким образом, что каждому было выгодно заботиться обо всех. Нередко Кипофу приглашали на свои встречи даже члены торгового совета. К слову сказать, нищих в Шенди было немного. Зато каждому подавали хорошо.
— Мне нужны сведения о человеке, который выдает себя за нищего и называет себя Кунгуни.
— Плати, — сказал Кипофу.
Я положил на его ладонь еще один тарск.
— Плати, — повторил он.
Я положил на ладонь старика еще одну монету.
— В Шенди нет нищего по имени Кунгуни, — произнес он.
— Позволь мне его описать, — сказал я.
— Какой в этом смысл? Я все равно его не знаю.
Я вытащил из кошелька серебряный тарск. Кипофу как паук сидит в самом центре агентурной паутины, которой мог бы позавидовать любой убар. Все сколько-нибудь значимые события обязательно вызывали ее колебание.
— Вот серебряный тарск, — произнес я, кладя деньги на его ладонь.
— А! — откликнулся старик и взвесил монету на ладони! Затем проверил ее толщину, провел пальцем по краю и, хотя это было не золото, сунул ее в рот, провел языком по поверхности и слегка прикусил зубами. — Из Порт-Кара, — сказал он, трогая большим пальцем узор на монете.
— Этот человек маленького роста, сгорбленный, на левой щеке шрам. Он хромает и волочит за собой правую ногу.
— Мне показалось, что Кипофу неожиданно побледнел. Потом напрягся и прислушался.
Я огляделся. Никого рядом с нами не было.
— Никого нет, — сказал я.
Я много слышал об остром слухе слепых. Не иначе Кипофу слышит малейшие звуки в радиусе двадцати футов.
— У него сгорбленная спина, но это не так. Он хромает, но это не так. На щеке у него шрам, но это не так. Не ищи его. Забудь о нем и беги отсюда.
— Кто он? — спросил я.
— Возьми свои деньги, — произнес Кипофу и протянул мне серебряный тарск.
— Но я хочу знать!
— Тише! — вскинул руку Кипофу. Я замер.
— Никого нет, — произнес я.
— Вон там, — едва слышно прошептал старик. Там, куда он показывал, ничего не было.
— Там ничего нет, — повторил я.
— Там, — упрямо прошипел старик, вытягивая руку.
Мне показалось, что он спятил. Тем не менее я сделал несколько шагов в указанном им направлении. Никого. Неожиданно волосы встали дыбом на моей голове. Я понял, что это могло быть.
— Теперь он ушел, — сказал Кипофу. Я вернулся к этему убара нищих. Старик был явно потрясен.
— Уходи! — сказал он.
— Я хочу знать, кто этот человек.
— Забирай свои деньги и уходи, — покачал он головой.
— Что ты знаешь о «Золотом кайлуаке?» — спросил я.
— Это паговая таверна.
— Что ты знаешь о белой рабыне, которая там прислуживает?
— У Пембе, владельца таверны, несколько месяцев не было белых рабынь, — ответил Кипофу.
— Вот как.
— Забери свой тарск, — повторил он.
— Оставь себе, — ответил я. — Ты сказал многое из того, что я хотел знать.
С этими словами я развернулся и пошел прочь, оставив Кипофу, убара нищих Шенди.
11. ШАБА
Девушка стояла перед тяжелой деревянной дверью на темной улице. Потом резко постучала: четыре раза, пауза и еще два. Возле двери тускло горела лампа на жире тарлариона. В полумраке я видел темные волосы и высокие скулы рабыни. На ее шее тускло поблескивал стальной ошейник. На ней была коричневая невольничья туника до колен, несколько скромная для рабыни, хотя и с большим вырезом, позволяющим оценить и грудь и ошейник.
Она приготовилась постучать еще раз. Девушка была боса, в руках она держала крошечный кусочек желтой ткани, служивший ей одеждой во время смены в таверне Пембе. Она отнюдь не была дурнушкой. Темно-каштановые волосы доставали невольнице до самых плеч.
Вчера я отметил, что говорит она с варварским акцентом. Не исключено, что когда-то ее родным языком был английский.
Я нисколько не сомневался, что она знает человека по имени Кунгуни. Это она подменила под абой белокурую дикарку. А потом бессовестно мне наврала. Я видел это по ее лицу. Я уже знал от Кипофу, что она не принадлежит Пембе, хозяину «Золотого кайлуака». Не исключено, что ее хозяин позволил ей подработать на стороне с разрешения, владельца таверны.
Я отступил в тень. Прикрывающая глазок панель скользнула в сторону. С другой стороны кто-то некоторое время изучал девушку, потом дверь открылась.
На мгновение я разглядел в тусклом свете лицо со шрамом и согнутую спину человека, который называл себя Кунгуни. Он подозрительно оглядел улицу, но меня не заметил. Девушка скользнула в дверь мимо горбуна. Спустя секунду дверь закрылась.
Я осмотрелся и быстрым шагом пересек улицу. Кое-где сквозь ставни пробивались полоски света.
Мне удалось разглядеть девушку. Она стояла посередине комнаты. Вокруг нее царил страшный беспорядок.
— Он еще здесь? — спросила она.
— Да, — ответил горбун. — Ждет внутри.
— Хорошо, — сказала она.
— Будем надеяться, — прохрипел горбун, — что сегодня вечером тебе повезет больше, чем в прошлый раз.
— Как я могу что-то выяснить, если она сама ничего не знает? — огрызнулась девушка.
— Это верно, — вздохнул старик.
Девушка бросила на стол кусочек желтой ткани и раздраженно произнесла:
— Они называют это одеждой. С тем же успехом можно ходить голой.
— Невольничий шелк, — усмехнулся старик. — Впрочем, с твоим последним утверждением я согласен. Она смерила его негодующим взглядом.
— Многие ли пожелали тебя сегодня? — спросил он. — Или Пембе предупредил, что ты не по этим делам?
— Я ни с кем не была, — отрезала девушка.
— Интересно, — протянул старик.
— Что тут интересного? — раздраженно спросила она.
— Да так, — пожал он плечами. — Просто вначале все были уверены, что твое лицо и фигура привлекут внимание мужчин, а потом оказалось, что это не так.
— Я могу быть привлекательной, когда захочу, — заявила девушка.
— Сомневаюсь, — проворчал горбун.
— Прикуси язык! — взорвалась она.
— Не обманывай себя, — примирительно сказал он. — Подобные тебе женщины понятия не имеют о том, что такое привлекательность. И мужчины безошибочно это чувствуют. Ты принимаешь желаемое за действительное. Тебе кажется, что ты можешь выглядеть желанной, стоит лишь тебе этого захотеть. Иллюзия! Источник привлекательности находится внутри женщины. Женщина должна жаждать мужчину и зависеть от него. И это проявляется в каждом ее движении, в каждом жесте и каждом взгляде. Если этого нет… ни о какой привлекательности не может быть и речи.
— Как у этой самки слина в соседней комнате? — презрительно спросила девушка.
— Она уже познала хлыст и подчинение, — заметил старик. — А ты?
— Нет, — гордо отвечала девушка.
— Я позволил себе немного поласкать нашу дикую пленницу, пока тебя не было, — признался старик. — Должен сказать, горячая девочка.
— Презираю таких женщин. Они слабые. Одно слово — рабыни. А я — нет.
Я заметил, как по губам горбуна скользнула улыбка.
— Сегодня я выбью из нее все, что она знает, — заявила девушка.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — произнес старик. Затем, к моему удивлению, девушка вытащила из складок туники небольшой ключ.
— Позволь мне, — засуетился горбун.
— Спасибо, не надо, — холодно ответила она и вставила ключик в замок ошейника. Туника задралась, открывая стройные ноги и подчеркивая красивую полную грудь. — И нечего на меня так смотреть, — резко сказала она.
— Не сердись, — миролюбиво произнес старик и отвернулся, расстегивая пряжки на собственной тунике.
Девушка сняла с себя ошейник и положила его вместе с ключом на полку.
— Какая мерзость, — гневно произнесла она, — заковывать женщин в ошейники.
К моему великому изумлению, старик вытащил из-под своего рубища комок ткани и выпрямился. Горба больше не было. Посередине комнаты стоял невысокий стройный человек. Правая нога больше не волочилась, незнакомец стоял ровно и уверенно. Затем указательным и большим пальцами он ухватил себя за шрам и отлепил его от левой щеки. Мне вспомнились слова Кипофу: «У него сгорбленная спина, но это не так. Он хромает, но это не так. На щеке у него шрам, но это не так. Не ищи его. Забудь о нем и беги отсюда».
— Как долго мне осталось ломать комедию с прислуживанием в «Золотом кайлуаке»? — раздраженно спросила девушка.
— Сегодня был последний день, — ответил мужчина.
— Отлично! — воскликнула она. Он улыбнулся.
— Теперь, если позволите, — холодно произнесла она, — я оденусь во что-нибудь приличествующее нормальной женщине.
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Более подходящее, чем туника.
— Невольничья туника, — зачем-то уточнил он.
— Да, невольничья, — раздраженно согласилась девушка.
— Неужели в твоем бывшем мире все свободные женщины такие, как ты? — удивленно произнес мужчина.
— Почти.
— Как мне жаль ваших мужчин, — сокрушенно покачал он головой.
— Наши женщины всегда умеют поставить их на место, — гордо добавила она.
— Как мне их жаль.
— Что ты имел в виду, говоря «мой бывший мир»? Что значит «бывший»? Это по-прежнему мой мир.
По губам человека, называвшего себя Кунгуни, пробежала тень улыбки.
— А теперь, если не возражаете, я все-таки переоденусь.
— Буду ждать вас в соседней комнате, — так же чопорно ответил мужчина и удалился. — Когда будешь готова, захвати хлыст, — добавил он уже из соседней комнаты.
— Обязательно, — откликнулась девушка.
В соседней комнате окон не было. Я быстро перебежал на другую сторону улицы и осмотрелся. Стоящий по соседству дом имел низкую, покатую крышу. Почти у всех домов в Шенди на крышах вентиляционные люки — через них выпускают скапливающийся в доме горячий воздух. Во время дождя или в период нашествия насекомых люки закрываются при помощи шеста.
Спустя несколько мгновений я был уже на крыше, перебрался на соседнюю, под которой находились девушка и ее странный собеседник. Без вентиляционных шахт в Шенди дома не строят, иначе невозможно вынести здешнюю жару. Я прижался к решетке, вглядываясь в расположенную в пятнадцати футах внизу комнату. Самого главного я не видел. Там, куда смотрели девушка и Кунгуни, за низким столиком сидел человек. Иногда мелькали его длинные и тонкие пальцы.
Зато я мог видеть Кунгуни и девушку, которая переодевалась в невольничью тунику. Видно было и обнаженную дикарку. Она стояла на коленях, связанная. Лицо ее по-прежнему закрывала повязка.
— Извините, что задержалась, — произнесла девушка, которая только что сняла с себя тунику. — Пембе заставил меня подавать пагу пьяным матросам.
— На какие жертвы приходится идти ради достижения наших благородных целей, — насмешливо произнес тип, называвший себя Кунгуни.
Девушка смерила его злобным взглядом. К моему удивлению, теперь на ней были тесные черные брюки и застегнутая на все пуговки блузка. Мне удалось разглядеть, что под блузкой был лифчик, как это принято на Земле. Одежда девушки явно не соответствовала обстановке. Впрочем, ее это, судя по всему, не волновало. Она явно хотела подчеркнуть, что она не с Гора, а с Земли. Я невольно подумал, что невольничья туника и ошейник более подошли бы к ситуации. Да и вообще они были ей к лицу. С другой стороны, разве есть женщины, которым не к лицу ошейник?
В комнате находились и другие мужчины. Я с изумлением смотрел на крепких рослых парней, одетых в звериные шкуры с золотыми амулетами. Они были вооружены короткими копьями с широкими плоскими наконечниками и небольшими овальными щитами. Я был уверен, что они не из Шенди. Эти воины пришли сюда из глубин материка.
Белокурая варварка испуганно подняла голову. Нижняя губа ее дрожала.
Человек, которого называли Кунгуни, резким движением отвязал руки девушки от ошейника и рывком поднял их вверх.
— Пожалуйста, не бейте меня больше, — взмолилась рабыня по-английски. — Я сказала вам все, что знаю.
Правой рукой мужчина перебросил конец стягивающей кисти рук веревки через перекладину. Здоровяки в шкурах отложили в сторону щиты и помогли ему поднять пленницу на ноги.
— Умоляю! — зарыдала она. — Я уже все вам рассказала!
По сигналу Кунгуни воины потянули за веревку, и ноги девушки оторвались от пола. Теперь она беспомощно раскачивалась на перекладине.
— Начинайте, — произнес невидимый человек. Девушка в черных брюках и высокой блузке подошла к пленнице и покачала перед ее лицом хлыстом.
— Знаешь, что это такое?
— Невольничий хлыст, госпожа, — испуганно пролепетала девушка по-английски.
Надо сказать, что разговор между женщинами проходил только на этом языке. Как я понял, кроме них, никто в комнате английского не знал. Теперь понятно. Девушка в черных брюках должна была переводить ответы дикарки. Сама же она общалась с остальными исключительно по-гориански.
— Говори! — прикрикнула на пленницу девушка в черных брюках.
— Я уже сказала вам все, что знаю, — повторила дикарка. — Пожалуйста, не бейте меня больше.
— Говори! — Девушка в черных брюках ткнула пленную кнутовищем.
— Меня зовут Дженис Прентис, — пролепетала связанная блондинка.
— Тебя раньше так звали, — поправила ее девушка с кнутом.
— Да, госпожа, — поспешила согласиться дикарка. — Меня наняли…
— Прикуси язык! — крикнула девушка с кнутом.
— Слушаюсь, госпожа, — испуганно произнесла пленная.
Затем, как мне показалось, неожиданно для всех женщина в черных брюках ударила пленную кнутом. Блондинка завизжала, ноги ее бессильно задергались над полом.
— Говори! — крикнула женщина в черных брюках.
— Госпожа! — рыдала пленная. Кнут еще раз опустился на ее плечи.
— Пощадите меня, госпожа!
— Говори про кольцо и бумаги! — приказала ее мучительница.
— Хорошо, госпожа! Хорошо!
Девушка в черных брюках замахнулась еще раз, но Кунгуни поднял руку, и она с недовольным видом опустила хлыст. Я видел, что избиение пленной доставляет ей большое удовольствие. Очевидно, у нее были причины ненавидеть блондинку.
— В Косе я получила от человека по имени Белизар кольцо и сопроводительные бумаги. Затем меня посадили на «Цветок Телнуса», на котором я должна была добраться до Шенди. Но в море на нас напали пираты. Мне кажется, они были из Порт-Кара. Наш экипаж отчаянно сопротивлялся, однако судно отстоять не удалось. Меня вместе с другими девушками взяли в плен, заковали в цепи, а в Порт-Каре продали. Меня купил купец из Шенди по имени Улафи. Он и привез меня на своем корабле в этот город.
Девушка в черных брюках дважды ударила ее хлыстом. Несчастная зарыдала.
— Кольцо! Бумаги! — крикнула женщина в черном.
— Меня взяли в плен. Посадили на другой корабль. Раздели догола и приковали к другим женщинам. Я не знаю, куда все это делось. Пожалейте бедную рабыню!
Женщина в черном в очередной раз взмахнула хлыстом, но Кунгуни ее остановил.
— Как назывался корабль, который захватил «Цветок Телнуса»? Как звали капитана?
— Не знаю, — рыдала блондинка. — Я даже не знаю, на каком рынке меня продали.
— Тогда я тебе скажу, — произнес Кунгуни. — Корабль назывался «Слин Порт-Кара». Капитаном его был известнейший мошенник по имени Беджар.
Я невольно улыбнулся. Беджар, насколько мне было известно, всегда слыл самым порядочным и честным моряком.
— Мы выяснили это от Учафу, рабовладельца, который разговаривал с Улафи.
— Надо было привлечь к этому делу Улафи, — сказала темноволосая девушка. — За деньги он пошел бы на все.
— Он бы никогда не нарушил кодекс купца, — возразил Кунгуни.
Последнее было приятно слышать. Высокий, строгий Улафи успел мне понравиться.
— Надо послать корабль в Порт-Кар, — заявила темноволосая девушка. — И отобрать кольцо и бумаги у Беджара.
— Не говори глупостей, — раздраженно ответил Кунгуни. — Кольцо Беджар давно продал. Да и от бумаг наверняка поспешил избавиться.
— Может быть, он передал их доверенному человеку, чтобы тот привез их в Шенди и продал Шабе?
— Он обязательно постарается их продать. И не через доверенного. Доверенный человек — всегда потенциальный предатель. Кроме того, вместо золота в Шенди могут рассчитаться сталью.
— Значит, бумаги потеряны, — промолвила девушка.
— Но у нас есть настоящее кольцо, — сказал мужчина. — Белизар из Коса, узнав о гибели «Цветка Телнуса», наверняка известит об этом свое начальство. Они изготовят новое фальшивое кольцо и подготовят новые документы.
— Если Белизар узнает, — заметила девушка.
— На это уйдет несколько месяцев, — кивнул в знак согласия мужчина и повернулся к столику, за которым сидел невидимый мне человек. — Можешь отвезти кольцо на Кос, к Белизару.
— Не делай из меня дурака. Вначале документы должны прийти в Шенди.
— Как хочешь, — ответил тот, кого называли Кунгуни. — Только учти, что за кольцом могут прийти другие.
— Кто? — резко спросил невидимый.
— Те, кто жаждет им завладеть, — ответил Кунгуни.
— Я их не боюсь.
— Я слышал, они не похожи на людей, — произнес Кунгуни.
— Я их не боюсь, — повторил человек за столом.
— Отдай мне кольцо, — сказал Кунгуни. — Я его сохраню.
— Не глупи. Лучше принеси бумаги.
— А что с этой? — Женщина в черном презрительно кивнула в сторону белокурой дикарки.
— Мне кажется, она честно рассказала нам все, что знала, — произнес человек, которого называли Кунгуни.
— Хорошо, что будем с ней делать? — не унималась темноволосая девушка.
— А что, пусть живет, — пожал плечами Кунгуни. — Красивая женщина.
Он повернулся к закутанным в шкуры гигантам и что-то им сказал. Это был не горианский и не английский язык. Во всяком случае, я не понял ни единого слова. Здоровяки тут же опустили рабыню на пол и развязали ей руки. Затем они сняли веревки с ее ног, сковав их вместо этого короткой цепочкой длиной шесть дюймов. Другой конец цепи пропустили через ошейник и приковали к большому кольцу в стене.