Пролог. «ДИСЦИПЛИНА»

Срок оказался слишком долгим, намного дольше, чем он ожидал. Шарлз Дэвис Кенди не был нетерпеливым. А после перемены считал себя вообще неподвластным нетерпению. Но все это чересчур затянулось. Что они там делают?

Кенди не страдал ограниченностью чувств. Выдвижная вибрационная антенна у Шарлза была мощная; он ощущал весь электромагнитный спектр: от микроволновых импульсов до излучения рентгеновского диапазона. Но Дымовое Кольцо заслоняло обзор, являя собой колоссальный смерч из ветра, пыли, облаков водяного пара, огромных капель грязной воды или жидкой грязи, массы плавающих в невесомости камней, точек и пылинок, из скоплений зеленого цвета: зеленоватых налетов на каплях и камнях, зеленых нитей водорослей в облаках, деревьев, похожих на знаки интеграла, расположенных радиально относительно нейтронной звезды, причем на обоих концах этих деревьев торчали пучки зелени — огромные китоподобные создания с широко открытыми ртами, заглатывающие облака, пронизанные нитями зелени…

Жизнь в Дымовом Кольце кишела везде. Клэр Дальтон называла его рождественской гирляндой. Клэр была очень старой женщиной до того, как Государство воскресило ее в качестве размера. Остальные никогда не видели рождественских гирлянд, и Кенди тоже. А увидели они полтысячи лет назад не что иное, как идеальное колечко дыма в несколько десятков тысяч километров в поперечнике с крошечной раскаленной точкой в центре.

Их доклады дышали энтузиазмом: жизнь на основе ДНК, воздух — не только пригодный для дыхания, но и приятно пахнущий…

В настоящее время «Дисциплина» находилась в точке гравитационного равновесия за Миром Голдблатта — в точке Л-2. В такой близости одну половину неба занимала усеянная звездами тьма, а другую — черно-зеленый облачный ландшафт. Прямо под кораблем обширный смерч почти полностью скрывал поверхность планеты — бывшего ядра газового гиганта. Точнее, это был скалистый самородок, масса которого в два с половиной раза превышала земную.

Шарлз не станет проникать во внутренний район, поскольку силы смерча могут повредить корабль. Кенди не знал, сколько должен продержаться корабль-сеятель, чтобы выполнить свою миссию, он ждал уже более пятисот лет. Точка Л-2 располагалась внутри газового тора, в котором Дымовое Кольцо было лишь самой плотной частью. «Дисциплина» подвергалась медленному воздействию эрозии. В этом месте нельзя ждать вечно.

По крайней мере, экипаж не вымер.

Иначе ему пришлось бы плохо.

Кенди выполнил свой долг. Их предки были мятежниками, представляя собой потенциальную угрозу самому Государству. Его цель — перевоспитать их потомков, но если бы Дымовое Кольцо убило их всех… ну, его бы это не удивило. Для того чтобы человек выжил, нужно больше, чем лишь пригодный для дыхания воздух. Дымовое Кольцо зеленело от жизни, которая эволюционировала, приспособившись к странным здешним условиям. Туземная среда вполне могла убить явившихся к шапочному разбору соперников, некогда бывших командой корабля-сеятеля «Дисциплина».

Шарлз горевал бы, узнав об этом, но был волен вернуться домой.

«Меня назовут ходячей устаревшей неудачей, — мрачно думал он, тогда как его инструменты обшаривали диапазон радиоволн в поисках определенной частоты. — К тому времени, когда я доберусь домой, я на тысячу лет отстану от жизни. Компьютер наверняка выскребут с мясом. А моя программа? Может быть, программа „Шарлз Дэвис Кенди“ будет скопирована и сохранена для истории. А может быть, и нет».

Но они не погибли. Вместе с бывшими мятежниками исчезли восемь Грузоподъемных и Ремонтных Универсальных Модулей. Время и коррозийная среда, должно быть, разрушили ГРУМы, но по крайней мере один все еще действовал. Кто-то пользовался им не более шести лет назад. И вот — опять!

— тот огонек, который он искал. На какую-то секунду Кенди ясно различил его: частота горящего в кислороде водорода.

Шарлз воспользовался мазером на ультракороткой волне с частыми модулированными колебаниями:

— Кенди, именем Государства. Кенди, именем Государства. Кенди, именем Государства.

Ответ пришел четыре секунды спустя: медлительный, слабый и нечеткий. Кенди засек его и сфокусировал телескопы, посылая следующий запрос:

— Статус. Повторите три раза.

Затем он просеял полученный ответ при помощи программы, устраняющей помехи. ГРУМ работал на ручном управлении, используя лишь маневренные двигатели, работал исключительно в безопасных для него пределах. Когда-то корабль имел личность — упрощенную копию личности самого Кенди. Теперь программа вырождалась, становясь глуповатой и неустойчивой.

— Запись курса за последний час.

Данные поступили. Еще сорок минут назад ГРУМ находился в невесомости при низкой относительной скорости. Затем, при маневрах с низким ускорением, запись его курса стала похожей на опрокинутую тарелку спагетти — безумное разбазаривание накопленного горючего. Неисправность? Или… возможно, произошло что-то вроде воздушного боя. Война?

— Переключить управление на меня.

Четыре секунды, затем последовал сигнал, подобный воплю агонии.

Общие неисправности.

Должно быть, экипаж отсоединил систему автопилотов всех ГРУМов полтысячи лет назад. Но попытаться наладить связь все же стоило, как и повторить последнюю команду.

— Предоставь мне видеосвязь с экипажем.

— Отказ.

Ого! Значит, видеосвязь не была отсоединена! Должно быть, там стояла блокировка, установленная мятежниками пятьсот лет назад. Разумеется, их потомки не смогли бы этого сделать.

Однако блокировку можно как-нибудь обойти. Конечно, ГРУМ слишком мал, чтобы его разглядеть отсюда, но он наверняка должен находиться где-нибудь неподалеку от того зеленого пузыря рядом с Миром Голдблатта. Джунгли, напоминающие кусок сахарной ваты. Растения внутри Дымового Кольца тяготели к пушистости и хрупкости. Они широко раскидывали свои нити, чтобы собрать как можно больше солнечного света, не заботясь о силе тяготения.

Полтысячи лет Кенди искал признаки развивающейся цивилизации — постоянство в узорах, описываемых плавающими массами, или инфракрасное излучение, характерное для промышленных центров, или индустриальные загрязнения: пары металлов, окись углерода, окись азота. И не нашел ничего подобного. Если дети потомков экипажа «Дисциплины» и поднялись в своем развитии над примитивным уровнем, то не слишком.

Но они выжили. Кто-то ведь пользовался ГРУМом.

Если бы только он смог их увидеть! Или поговорить с ними: «Перейти на аудиосвязь! Гражданин! Говорит Кенди, именем Государства. Говорите, и награда превысит все, что вы сможете вообразить».

— Усилить. Усилить. Усилить, — передал ГРУМ.

Кенди уже давал все доступное усиление.

— Прекратить аудиосвязь, — откликнулся он.

Уже не в первый раз Кенди задумался над тем, что окружающая среда в Дымовом Кольце могла оказаться чересчур дружелюбной. Развившиеся в невесомости существа вряд ли способны соперничать силой с людьми, и людям легко было стать самым могущественным видом в Дымовом Кольце… Счастливые как устрицы и примерно такие же активные. Цивилизация развивается лишь как способ защиты от окружающей среды.

Или от других людей. Война была бы обнадеживающим признаком…

Если бы только знать, что там происходит! Кенди мог бы повлиять на окружающую среду дюжиной различных способов. Изгнать их из рая и поглядеть, что будет дальше. Но он не смел. Он недостаточно хорошо знал положение дел.

Кенди ждал.

Глава первая. КРОНА КВИННА

Гэввинг слышал шорох, производимый его приятелями, которые лезли поверху. Они все находились на гигантской плоской стене ствола. От ствола ответвлялись опорные ветви толщиной в палец, без конца разделяющиеся на тонкие нитевидные веточки, от которых, в свою очередь, отходили бесконечные нити, похожие на зеленый хлопок, раскинутые во все стороны так, чтобы поймать любой солнечный луч. Солнечный свет просачивался сквозь них, превращаясь в зеленоватые сумерки.

Гэввинг скользил в зеленой, спутанной, нитевидной Вселенной.

Проголодавшись, он нырнул в паутину веток и вытащил полную горсть листвы. По вкусу она напоминала карамельный сахар. Она утолила голод, но желудок Гэввинга требовал мяса. Все равно ветки уж слишком волокнистые, а их зелень слишком коричневая, даже на периферии кроны, куда попадал солнечный свет.

Тем не менее он их съел и отправился дальше. Усиливающийся вой ветра подсказал ему, что цель уже почти достигнута. Минутой позже Гэввинг прорвался в ветер и солнечный свет.

Солнце ослепило его, тем более что глаза все еще оставались красными и слезились после утреннего приступа аллергии. Эти приступы часто поражали Гэввинга. Он зажмурился, отвернул голову и подождал, пока глаза успокоятся. Потом, очень осторожно, поглядел вверх.

Гэввингу было четырнадцать лет, если считать годы, которые измерялись прохождением Солнца за Воем. До сих пор он никогда не поднимался выше кроны Квинна.

Ствол был прямым, он тянулся прямо от Воя. Казалось, он будет тянуться так вечно — широкая коричневая стена, постепенно сужающаяся в цилиндр, в темную линию, которая мягко отклонялась на запад, в точку на бесконечности, и в этой точке было пятнышко зелени — другая крона.

Облако зелени, окаймленной коричневым, замерцало внизу, расходясь от основного тела ствола. Ветер бросал в лицо Гэввингу его длинные волосы. Глядя на восток, он различил ветку, выходящую из своего зеленого чехла: полкилометра лишенной листьев древесины — тонкий хребет.

Харп наклонил голову, отвернув лицо от ветра, за ним то же самое сделал Лэйтон. Гэввинг ждал. Наконец они подняли лица. Лицо Харпа, широкое, сильное, с выступающими скулами, наполовину скрывала золотистая борода. Длинное, темное лицо Лэйтона лишь начало обрастать черным волосом.

Харп крикнул:

— Мы можем перебраться на подветренную сторону ствола! Ближе к востоку! Выберемся из этого ветра!

Ветер всегда дул с запада, всегда достигал штормовой силы. Лэйтон, заслонившись от ветра рукой, крикнул в ответ:

— Не надо! Тогда мы точно ничего не поймаем! Всю основную добычу приносит ветер!

Харп начал проламываться сквозь листву, чтобы соединиться с Лэйтоном. Гэввинг пожал плечами и последовал его примеру. Ему-то ветер нравился, но Харп, который был на десять лет старше его и Лэйтона, считался их командиром. Уговорить его было трудновато.

— Здесь нечего ловить, — сказал им Харп. — Мы здесь для того, чтобы охранять ствол. И то, что сейчас засуха, вовсе не значит, что не может вдруг начаться наводнение. А что, если дерево неожиданно врежется в пруд?

— Какой пруд? Да ты оглянись вокруг! Ничегошеньки! Вой слишком близко. Харп, ты же сам говорил!

— Ствол закрывает половину горизонта, — мягко ответил Харп.

Яркое пятнышко в небе — Солнце — медленно перемещалось к западному краю кроны. И в этом направлении не было ни облаков, ни прудов, ни парящих лесов — ничего, лишь голубовато-белое небо, прочерченное белой линией Дымового Кольца, и на этой линии — мутный узелок: должно быть, Голд.

Посмотрев вверх и вне, Гэввинг увидел все то же: дальние струи облаков закручивались в огромный бурный водоворот… Мерцание. Наверняка пруд, но еще более далекий, чем зеленая верхушка интегрального дерева. Наводнения точно не будет.

Гэввингу было шесть лет, когда случилось последнее наводнение. Он помнил страх, панику, отчаянную спешку. Племя отступило глубоко на восток и зарылось в ветви, спряталось в тонких нитях там, где крона заострялась, переходя в голую древесину. Он вспомнил гул, в котором потонул шум ветра, и беспрерывную дрожь самой ветви. Отца Гэввинга и двух учеников-охотников не предупредили вовремя. Их смыло в небо.

Лэйтон вновь отправился вокруг ствола, но уже в наветренном направлении. Он наполовину высунулся из листвы, длинные руки удерживали его, не давая свалиться под порывами ветра. Харп следовал за ним. Он уступил сильнейшему, как всегда. Гэввинг фыркнул и двинулся, чтобы присоединиться к ним.

Это было утомительно. Харпу, должно быть, ситуация очень не нравилась. У него на ногах были сандалии-кошки, но даже в них ему, наверное, приходилось трудно. У Харпа были хорошие мозги и живой язык, но он был карликом. Его туловище казалось коротким и плотным, мускулистые ноги и руки были коротковаты, а пальцы ног выглядели чисто декоративно. Стоя он был меньше двух метров ростом. Град как-то сказал Гэввингу: «Харп похож на портреты Основателей в кряже. Мы все когда-то так выглядели».

Харп, хоть и задыхался, обернулся, чтобы улыбнуться ему.

— Мы раздобудем и тебе сандалии-кошки, когда ты станешь постарше.

Лэйтон тоже усмехнулся с видом превосходства и обогнал их обоих. Ему и не нужно было ничего говорить: сандалии-кошки лишь калечили бы его длинные, цепкие пальцы ног.

Стоял период сна, и освещенность в два раза уменьшилась. Видеть было легче, когда солнечный ореол сиял по другую сторону Воя. Ствол был огромной коричневой стеной трех километров в окружности. Гэввинг, один раз уже поглядевший вверх и разочарованный полным отсутствием прогресса, предпочел наклонить голову, защищаясь от ветра, и, цепляясь за зеленые волокна, прокладывал себе дорогу, когда услышал вопль Лэйтона:

— Обед!

Что-то черное мелькнуло слева от ветрового потока.

— Не могу понять, что это, — удивился Лэйтон.

Харп сказал:

— Пытается уйти. Похоже, большое.

— Оно заходит с другой стороны. Пошли!

Они быстро карабкались. Дрожащее пятнышко приблизилось. Оно было длинным и узким и шевелило чем-то, что казалось хвостом. Огромный плавник превратился в расплывчатое пятно — существо старалось как можно быстрее убраться от ствола подальше. Тонкое туловище медленно поворачивалось.

Наконец они увидели голову. Позади клюва, широко расставленные, мерцали глаза.

— Меч-птица, — решил Харп. Он остановился.

Лэйтон позвал:

— Харп, что ты там делаешь?

— Никто в здравом уме не будет охотиться на меч-птицу.

— И все же это мясо. Хотя, может, она тоже истощена, забравшись так далеко внутрь.

Харп фыркнул:

— Кто так говорит? Град? У Града полно всяких теорий, но сам он никогда не охотился.

Медленное вращение меч-птицы позволило увидеть то, что, вероятно, было раньше третьим глазом. Теперь же на его месте расплывалось зеленое пятно неправильной формы. Лэйтон заорал:

— Пух! У нее рана на голове, зараженная пухом. Эта тварь ранена, Харп!

— Это тебе не раненая индейка, парень! Это раненая меч-птица!

Лэйтон в два раза превышал ростом Харпа и, кроме того, был сыном Председателя, отданным на обучение. С ним не так-то легко было справиться. Он обвил длинными сильными пальцами плечо Харпа и сказал:

— Мы упустим ее, если будем стоять тут и препираться. Говорю тебе, идем на Голд! — И он остановился.

Ветер ударил в грудь Лэйтона. Он вцепился пальцами ног и одной рукой в ветки, обрел равновесие и замахал свободной рукой:

— Эй! Мясо! Мясо, размер, мясо!

Харп презрительно фыркнул.

Птица наверняка увидела Лэйтона, размахивающего руками, в яркой алой рубашке. Гэввинг с надеждой подумал: «Мы упустим ее, и все кончится». Но ему не хотелось выказывать трусость на своей первой охоте.

Он освободил конец троса, прикрученного к спине, и углубился в листву, чтобы найти прочную ветку. Закрепил на ней трос, другой конец которого был обернут вокруг его талии. Никто никогда не рисковал выпустить свой трос. Охотник, который упал в небо, имеет шанс где-нибудь зацепиться, если у него есть трос.

Лэйтон мог поклясться, что тварь еще не увидела их. Он торопливо заякорил свой собственный трос, рабочий конец которого был снабжен крюком, вырезанным из жесткого дерева с конца ветви. Лэйтон раскрутил конец вокруг головы, заорал и выпустил его.

Меч-птица, должно быть, услышала их или увидела. Она резко развернулась, рот ее широко раскрылся, а треугольный хвост яростно извивался, когда она пыталась свернуть направо, на ту сторону ствола, где они находились. Действительно, голодная! Гэввинг до последней минуты не предполагал, что она, в свою очередь, тоже может рассматривать их как мясо.

Харп нахмурился:

— Может, это и сработает. Если нам повезет, она врежется в ствол.

Меч-птица, казалось, росла с каждым вздохом: сначала она стала больше, чем человек, потом больше, чем хижина. Вся она, похоже, состояла из пасти, крыльев и хвоста. Хвост был упругой перепонкой, натянутой между У-образным раздвоением хвостовой части скелета. Концы его были заострены. Что она делает в такой дали? Меч-птицы обычно питаются созданиями, кормящимися в плавучих лесах, а здесь, в такой близости от Воя, их было очень мало. Тут всего было очень мало. Тварь выглядит исхудавшей, подумал Гэввинг, а один ее глаз будто прикрыт мягким зеленым ковром.

Пух относился к растительным паразитам, который разрастался на животном, пока животное не умирало. Людей он тоже поражал. Все подхватывали его раньше или позже, некоторые не один раз. Но у людей хватало соображения оставаться в тени, пока пух не истощался и не умирал.

Может, Лэйтон и прав. Рана головы, потеря чувства направления. Да и в самом деле, это было мясо, гора мяса, здоровая, точно хижина холостяков. Она, должно быть, жутко голодна… и поворачивается прямо на них.

Впереди несся огромный, все расширяющийся, набитый зубами рот.

Лэйтон с фантастической скоростью сматывал трос. Гэввинг увидел, как мимо него пролетел трос Харпа, и, освобождаясь от ступора, бросил свое собственное оружие.

Меч-птица невероятно быстро развернулась и цапнула гарпун Гэввинга, точно это был лакомый кусочек. Харп завопил. Гэввинг на мгновение замер, затем пальцы его ног вцепились в ветви, пока он натягивал трос: он поймал добычу.

Создание не пыталось убежать, оно все еще парило рядом.

Крюк Харпа просвистел вдоль бока птицы, но соскользнул. Харп заорал, вновь попытался зацепить добычу, но промахнулся. Он освободил трос для следующей попытки.

Гэввинг по локти зарылся в переплетение веток и волокон, его пальцы ног цеплялись все крепче, руки смертной хваткой вцепились в трос. Не сводя глаз с птицы, он вел себя так, словно очень хотел контакта с тварью-убийцей. Он крикнул:

— Харп, куда ее ударить?

— Бей в глазницу.

Тварь была растеряна, ее влекло к ним помимо воли, хвостом она сбивала куски коры у них над головами, совсем близко. Ствол содрогался. Гэввинг в ужасе завыл. Лэйтон закричал в гневе и метнул свой гарпун.

Гарпун вонзился в бок меч-птицы. Лэйтон крепко натянул трос, и крюк все глубже погружался в плоть.

Хвост меч-птицы замер. Возможно, она пыталась понять, что происходит, разглядывая их двумя глазами, тогда как ветер относил ее на запад. Трос Лэйтона натянулся. Потом трос Гэввинга. Опорные ветки проскальзывали между пальцами ног Гэввинга. Затем огромная масса животного потянула его в небо.

У него перехватило горло, но он слышал визг Лэйтона. Лэйтона тащило тоже.

Веточки все еще были зажаты в пальцах ног Гэввинга. Он поглядел вниз, в мягкое расширение кроны, думая о том, не бросить ли трос и не прыгнуть ли. Но его трос был все еще заякорен… а ветер был сильнее, чем прилив, он мог его сдуть и пронести мимо кроны, мимо веток, все дальше и дальше. И Гэввинг скорчился, вцепившись в трос, подальше от хищника-жертвы.

Лэйтон не терял времени. Он подготовил копье и ждал.

Меч-птица наконец решилась. Тело ее резко изогнулось. Раздвоенный хвост бессильно лупил по тросу Гэввинга. Она захлопала плавниками, пытаясь повернуть на запад. Трос Гэввинга натянулся, затем веточки спружинили, и он освободился.

Теперь Гэввинг мог вновь вернуться в безопасное место, но продолжал наблюдать.

Лэйтон нацелил копье, другая его рука вращалась в воздухе, не давая телу развернуться, тогда как хищник крутился вокруг него. Практически люди были единственными из всех созданий, населяющих Дымовое Кольцо, кто не имел крыльев.

Тело меч-птицы изогнулось в букву У. Ее хвост перерубил Лэйтона пополам прежде, чем тот успел двинуть своим оружием. Рот твари четыре раза открылся и закрылся, и Лэйтон исчез. Пасть все продолжала открываться и закрываться, пытаясь вытолкнуть застрявший в горле гарпун Гэввинга, а ветер тащил тварь на восток.

Хижина Ученого была такой же, как и все хижины племени Квинна: живые опорные ветки, переплетенные вроде корзинки. Она была побольше, чем некоторые, но никакого намека на роскошь. Потолок и стены были завалены всяким хламом: доски и перья индюшки, красные крониды для приготовления чернил, разные приборы для обучения, приборы для науки и реликты того времени, когда люди летали со звезды на звезду.

Ученый вошел в хижину с отрешенным видом. Его руки были по локоть в крови. Он обтер их горсткой листвы, продолжая бормотать:

— Проклятые бурильщики! Зарываются — и все тут, ничем их не остановить. — Он поглядел наверх. — Град?

— Привет. С кем ты разговаривал? Сам с собой?

— Да! — Он яростно продолжал скрести свои руки, потом отбросил окровавленную листву. — Мартал умерла. Бурильщик зарылся в нее. Возможно, я убил ее сам, пытаясь его вытащить, но она бы все равно умерла… Нельзя оставлять яйца бурильщика. Ты слышал про экспедицию?

— Да. Немного. Я никак не могу заставить кого-нибудь рассказать мне все.

Ученый сгреб со стены пучок листвы и попробовал очистить скальпель. Он не смотрел на Града.

— Что ты думаешь?

Град пришел уже в ярости и, пока ожидал в пустой хижине, рассердился еще больше, однако попытался никак не показать этого при разговоре.

— Я думаю, наш Председатель пытается избавиться от некоторых граждан, которых он не любит. Все, что я хочу знать, — почему и от меня тоже?

— Председатель дурак. Он считает, что наука в силах остановить засуху.

— А, так у тебя тоже неприятности? А ведь ты винил меня, — упрекнул Град.

Наконец Ученый взглянул на него. Град ожидал, что у того будет виноватый вид, но глаза Ученого были спокойными.

— Я позволил ему думать, что обвинять нужно тебя, это верно. Теперь я хочу, чтобы ты кое-что сделал…

Ответом ему был громкий смех.

— Что, еще механизмы, которые я должен тащить с собой на ствол?

— Град*… Джеффер… Что я рассказывал тебе о дереве? Мы вместе изучали Вселенную, но дерево — самая важная вещь. Разве я не учил тебя, что все живое умеет удерживаться у медианы Дымового Кольца, где есть воздух, и вода, и почва?

— Все, кроме деревьев и человека.

— У интегральных деревьев есть такой способ. Я учил тебя.

— Я… Я думал, это только догадка… О, я вижу. Ты хочешь поставить на кон мою жизнь.

Ученый опустил глаза.

— Думаю, да. Но если я прав, ничего не останется — лишь ты и те люди, которые пойдут с тобой, Джеффер. Может быть, это ерунда, и ты вернешься вместе со всеми, и вы принесете… все, в чем мы нуждаемся: индеек на развод, каких-нибудь мясных животных, способных жить на стволе. Я не знаю…

— Но ведь ты так не думаешь.

— Нет. Потому-то и даю тебе вот это.

Он извлек свои сокровища из стены, сплетенной из опорных ветвей: стеклянный прямоугольник четверть на полметра, достаточно плоский, чтобы влезть в вещевой мешок, четыре коробки, каждая размером с ладонь ребенка. Реакция Града была краткой, но выразительной:

— О-о-о!

— Ты сам решишь, говорить ли остальным, что ты несешь. А теперь начнем последний урок. — Ученый вставил кассету в считывающий экран. — Там, на стволе, вряд ли представится возможность продолжить обучение.

Растения Жизнь достаточно распространена в Дымовом Кольце, но она не обладает ни большой массой, ни большой плотностью. В среде, лишенной силы тяжести, зеленые растения разрастаются максимально широко, чтобы захватить как можно большее количество солнечного света, пролетающих мимо воды и почвы, не слишком заботясь о собственной структурной прочности. Мы нашли по крайней мере одно исключение…

Интегральные деревья вырастают до чудовищных размеров. Каждое такое растение образует длинный, необычайной прочности ствол с кронами зелени на обоих концах. Его устойчивость поддерживается приливом. Они образуют тысячи радиальных спиц, окружающих звезду Левой. Они вырастают до сотни километров в длину и до двадцати в ширину, чтобы устоять против «гравитации» приливов и постоянных ураганных ветров.

Эти ветры образуются благодаря простой орбитальной механике. Они постоянно дуют с запада во внутренней зеленой кроне и с востока во внешней кроне (как обычно, внутрь — это направление в сторону звезды Левой). Вся конструкция изгибается под ветром, образуя почти горизонтальную ветвь на каждом конце. Зеленая листва получает удобрения с дующим ветром…

Опасности для здоровья при жизни на таком дереве хорошо известны. Если «Дисциплина» действительно покинула нас и если мы действительно предоставлены самим себе в этой уникальной окружающей среде, то, возможно, самым разумным было бы поселиться в зеленых кронах таких интегральных деревьев. Если же дерево окажется более опасным, чем мы предполагаем, нам легко будет убраться оттуда. Нужно лишь прыгнуть и подождать, пока нас не подберут. Град поднял глаза:

— Они не слишком-то много знали о деревьях, верно?

— Да. Но, Джеффер, они ведь видели их только извне.

Это была пугающая мысль. Пока он пережевывал ее, Ученый сказал:

— Боюсь, тебе нужно начать тренировать своего собственного Града, и быстро.

Джайан сидела скрестив ноги и плела тросы. Иногда она поднимала взгляд, чтобы поглядеть на детей. Они, подобно ветру, пронеслись по Общинным, а потом ветер стих, оставив их сгрудившимися вокруг Клэйва. Он наработал не слишком много, хоть и пытался.

Девушки были влюблены в Клэйва, мальчики ему подражали. Некоторые просто наблюдали, некоторые толпились вокруг, пытаясь помочь ему собрать гарпуны и копья или задавая бесчисленные вопросы:

— Что ты делаешь? Зачем тебе так много гарпунов? И столько троса? Это что, охотничий поход?

— Я не имею права говорить вам, — ответил Клэйв с нужной дозой сожаления в голосе. — Кинг, где это ты был? Ты весь грязный, липкий.

Кинг, счастливый восьмилетка, весь был разрисован бурой пылью.

— Мы лазили на нижнюю сторону. Там листва зеленее. И вкуснее.

— Вы брали с собой тросы? Эти ветки не такие крепкие, как обычно. Вы можете свалиться. А взрослые с вами были?

Джилл, девяти лет, попробовала его отвлечь:

— А когда обед? Мы по-прежнему голодные.

— Да и мы все тоже. — Клэйв повернулся к Джайан. — У нас предостаточно груза, мы не будем тащить на себе еще и еду, а воду найдем на стволе, сандалии-кошки… реактивные стручки… я рад, что мы их раздобыли… надеюсь, нам хватит копий… что еще нужно? Джинни вернулась?

— Нет. А кстати, за чем ты ее отправил?

— Обломки скал. Я дал ей сеть для них, но она должна добраться до Устья дерева. Надеюсь, она найдет там хорошее точило.

Джайан не осуждала детей. Ей и самой нравился Клэйв. Она оставила бы его для себя, если бы могла… если бы не Джинни. Иногда она гадала: может, Джинни чувствует нечто подобное?

— Хм-м… Нужно собрать немножко листвы, прежде чем мы покинем крону.

Джайан прервала работу.

— Клэйв, об этом-то я никогда не думала! Ведь на стволе нет листвы! Нам будет нечего есть.

— Разыщем что-нибудь. За этим мы и идем, — решительно сказал Клэйв. — Ты что, хочешь отказаться?

— Слишком поздно, — ответила Джайан.

Она не сказала, что вообще не хотела идти, но теперь об этом уже нечего было заикаться.

— Я ведь могу отпустить тебя. И Джинни. Таким гражданам, как ты, они не позволят…

— Я не останусь здесь.

Нет, если тут будут Мэйрин и Председатель, а Клэйв уйдет… Она глянула вверх и сказала:

— Мэйрин.

Жена Клэйва стояла, скрытая полумраком на дальнем конце Общинных. Должно быть, она уже наблюдала за ними некоторое время. Мэйрин была на семь лет старше Клэйва — коренастая женщина с квадратной челюстью, точно такой же, как и у ее отца — Председателя. Она позвала:

— Клэйв, могучий охотник, что ты тут делаешь с этой женщиной, вместо того чтобы разыскивать мясо для граждан?

— Выполняю приказы.

Она приблизилась, улыбаясь.

— Экспедиция. Мой отец и я организовали ее вместе.

— Хочешь верить в это — как угодно.

Улыбка соскользнула с ее лица.

— Размор! Ты слишком долго насмехался надо мной, Клэйв. Ты и все они. Надеюсь, ты свалишься в небо.

— Надеюсь, что нет, — мягко ответил Клэйв. — Может, поможешь нам собраться? Нам нужны одеяла. Лучше иметь лишние. Девять.

— Ищи сам, — сказала Мэйрин и гордо удалилась.

Здесь, в гуще кроны Квинна, в листве были проложены тоннели. На вертикальном отростке ветки гнездились хижины, и тоннели бежали мимо них. Теперь у Харпа и Гэввинга оказалось достаточно места, чтобы поразмяться. В токе прилива они проламывались сквозь листву так, словно та была соткана из воздуха. Ветки вокруг тоннеля были сухие и голые, всю листву с них ободрали на еду.

Перемены. Перед прохождением Голда дни стали длиннее. Обычно между временем сна протекало два дня, теперь их было восемь. Град как-то раз пытался объяснить Гэввингу причину этого, но Ученый застукал его и обвинил Града в том, что тот выдает секреты, а Гэввинга — в том, что тот его слушает.

Харп думал, что дерево умирает. Ну, Харп вообще-то хороший рассказчик, а беды мирового значения только украшают хорошие рассказы. Но Град думал так же… Да и Гэввинга одолевало предчувствие, что мир приходит к концу. Он почти хотел, чтобы мир пришел к концу до того, как ему придется рассказывать Председателю про его сына.

Он остановился, чтобы заглянуть в свое собственное жилище — длинную полуцилиндрическую хижину холостяков. Она была пустой. Племя Квинна, должно быть, собралось на ужин.

— У нас неприятности, — сказал Гэввинг и потянул носом воздух.

— Это уж точно, но что толку прятаться. Если мы будем прятаться, мы не будем есть. Кроме того, у нас есть вот это. — Харп взвесил на руке мертвый гриб.