А на мне все ещё висит пока это жуткое дело. И будет висеть, пока Валька жива... Впрочем, все имеет начало - имеет и конец.
      - Верно, только почему Нина перед этим выпала из окна своей квартиры, ещё никто не догадывается, - злобно заметил Симаков. - Кто ей помог, так сказать.
      - Да, только дело-то открыто по факту её смерти, а не случайного падения! - удивленно приподнял брови Реомюр. - Тут все ходы сделаны правильно. Разве наши советские следователи дурака валяют?
      Саша понял, что начало беседы все-таки осталось за Реомюром. Точнее, за толстым человеком, который здорово Реомюра подготовил.
      - Я ещё в своем уме, и ни о чем никому не скажу, - спокойно продолжал Реомюр. - А заговорю только в одном случае - если на нас попытаются наехать.
      - На кого это - на нас?
      - На меня и на мужа Нины. Я ведь представляю его интересы, - искренне ответил Реомюр. Когда карты достаточно хороши, можно их и показать.
      - На тебя объявят розыск, вот увидишь! - буркнул Симаков.
      - Отойдем на две минуты, если уж ты такой упрямый, - предложил Реомюр.
      У выхода из павильончика он нежно приобнял Симакова за талию и шепнул ему на ухо:
      - Сообщаю тебе, чтоб ты имел в виду... Меня больше нет.
      - Как это? - Симакову снова стало страшно на всякий случай.
      - Очень просто. А твоя бабенка ведь заходила в палату к Нине, правда?
      - Что за ерунда, они даже не знакомы... - пролепетал Симаков.
      - Я её встретил в коридоре. Она была в белом халате. Напрасно она его нацепила. Он её немножко полнит, да. Ну вот, а в тот же вечер нашли мертвым ещё одного хорошего человека, Сианозова Реомюра. Представляешь, прямо у себя на квартире лежал. После свидания с женщиной, да.
      У Симакова глаза застлало потом.
      - Что это значит?
      - Например, если откроют следствие, то могут обнаружить, что женщина в белом, после визита которой скончалась моя бывшая клиентка, потом побывала на квартире одного адвоката... Понимаешь, да? И адвоката тоже не стало. Разве это не интересная версия?
      - А с кем я сейчас говорю? - ошеломленно спросил Симаков.
      - Будем знакомы! Гражданин Республики Грузия Марат Иосифович Лория!
      - Отличное имя... Сам придумал? - Симаков попытался улыбнуться так старательно, что с носа слетели очки. Хорошо, успел поймать. Лицо стало слишком скользким от пота и сала.
      - Нет. Добрые люди подсказали! И во Франции у нас есть вид на жительство и маленький бизнес. Вот так, дорогой!
      Даже из смеющегося рта у Марата Иосифовича сильно пахло чем-то очень ароматным, типа бальзама для бальзамирования тела.
      Наверно, поэтому Марат Иосифович Лория никогда больше не встречался с толстым человеком, хотя сперва и намеревался. Жизнь повернулась по-другому, и толстому человеку стало необязательно уезжать из России, а наоборот, его привлекли в одну предвыборную команду - большим начальником. И это хорошо, ведь толстый человек терпеть не мог сильных запахов. И не стал он больше встречаться с гражданином Грузии, тем более, что, как напечатали в лживых газетах, Марат Лория якобы скончался по слухам в Ницце вскоре после Рождества. И на его теле нашли татуировку, доказывающую, по всем признакам, его принадлежность к криминальным кругам. Там было по-русски написано что-то про "мать родную", что очень характерно для советских уголовных элементов, по традиции очень трепетно относящихся к своим матерям. Это сообщили разом все французские газеты. Так что толстый человек съездил в Париж только один раз. Но у него, в обстановке демократии, был шанс попасть туда снова. Правда, уже не для того, чтобы встречаться со всякими Маратами и Реомюрами, а чисто конкретно по делу.
      А другое дело - Симаков. Вскоре почти половина русского Парижа побывала на его свадьбе с Валентиной, урожденной Локоть. Правда, невеста почему-то держалась очень запуганно и не приподнимала вуаль с густо наштукатуренного лица, местами просвечивающего синевой.
      * * *
      Игорь очень мягко, бережно вкатил коляску в вагон, Лида почти не почувствовала встряски на стыке платформы и тамбура. Следом вошла Фаина с сумкой и рюкзаком. Они заняли два сидения, друг против друга, в качестве заграждения сбоку поставили Лидину коляску спиной к проходу. И всю дорогу запросто пили вино и болтали. Лида не боялась за себя - под теплой курткой и бельем у неё был одет на тело приемник мочи. Но он так и не пригодился.
      Минут за пять до Балашихи они выкатились на заснеженную платформу. В Москве ещё стояла осень, а тут вдруг подсыпало настоящего снега. Хотя все правильно, начало ноября.
      Отсюда предстояло тащиться ещё километра полтора. Но путь они преодолели весело. Во-первых, запасливый Игорь имел в рюкзаке несколько бутылок крепленого вина. А во-вторых, было тепло от простой беседы. Фаина чем дальше тем больше нравилась Лиде. И все по одной, основной причине. После того, как Лида правильно разгадала такой сложный житейский кроссворд, Фаина стала испытывать к ней жуткое уважение. А Лида так давно его была достойна! Она ведь жила столько лет мерзкой и презренной гусеницей, но никому не жаловалась! И могла бы умереть, так и не став снова бабочкой.
      К заброшенной даче подошли уже в сереющих сумерках, где-нибудь к половине пятого. Дверь была старая, худая, Игорю ничего не стоило выбить её одним касанием плеча.
      Лиду осторожно подняли по крыльцу, и она снова въехала в ту самую комнату, где когда-то любила Алешу.
      Тут она немножко порыдала, конечно. Слава Богу, в полном одиночестве. Брат и сестра деликатно ушли разыскивать топливо для печи. Лида ещё не знала, сбудется ли ответ на её главную загадку. Она суеверно оттягивала этот момент. Ей казалось, что найдут они что-то другое...
      Потом Игорь с Фаиной вернулись, они приволокли мерзлые охапки хвороста и несколько почти сухих чурбачков, кое-как разожгли печь.
      - Теперь давайте поищем? - робко предложила Лида.
      Игорь грубоватым мужицким жестом сунул ей очередную бутылку кагора:
      - Сперва глотни! Перед таким делом-то!
      Выпила Лида - глоточек, потом Игорь - полбутылки зараз, затем его сестра - остатки. Игорь, очень ревностно следящий за тем, чтобы выпивки было вволю, на всякий случай раскупорил свежую бутыль и самоотверженно оставил на столе.
      - На чердаке есть балка, стоящая неровно, не параллельно другим... начала Лида.
      - Какая по счету? - уточнил Игорь, утираясь ладонью.
      - Не помню. Но она отличается от других наклоном. Она одна такая. Если посветить фонариком вдоль, увидите, - сказала Лида, надеясь, что Фаина хорошо её поймет. - Надо пошарить рукой под этой балкой, там есть маленькое кольцо, почти такое, как от брелка. За кольцо надо приподнять доску. Этот тайник сделал сам Алеша, на свой страх и риск. Словно предчувствовал. Хотя держал там обычно просто выпивку.
      - У-у-у! - махнул рукой Игорь. - Зря мы приехали! Этот Симаков, козел драный, давно там все разорил! Дача-то евойная! Лазил, небось, туда за бухалом сто раз!
      - Симаков так и не узнал о тайнике, - возразила Лида. - Ведь когда я послала ему письмо про свой портрет, он мне ответил, чтобы я описала портрет поподробнее. Значит, он не видел картину. И не знал, о чем идет речь.
      - Пойдем, - сказала Фаина брату. - Лида все давно рассчитала. У неё было навалом времени. И вообще, мозги. Она давно уже все обо всех знает.
      Фаина с братом гуськом поднялись на чердак по узенькой гниловатой лестнице.
      Лида сидела внизу и протягивала к дымному пламени ледяные руки. Наверно, я похожа на ведьму, вдруг подумалось ей...
      Словно пытаешься заново расколдовать свое прошлое. Господи, ведь я вовсе не уверена, что картина все ещё здесь. Она могла сгнить или сгинуть, её мог случайно найти Симаков, перед тем как бежать. И кажется, что вся моя жизнь зависит от нее, как жизнь Кащея от иголки. А все-таки, в глубине души - верю, что найду портрет. Верю!
      Вошел в комнату Алеша, чуть пьяный и грустный, налил в чужой стакан и на расстоянии чокнулся с ней.
      "Вот мы и повидались. За встречу!" - сказал он и сразу выпил.
      "Алеша, ну почему мне надо было столько страдать? - спросила Лида еле слышно. - Неужели нельзя было устроить все по-хорошему, мирно... Ну ладно, со мной ты мог поступить как угодно, но зачем же ты погубил себя? Я-то знаю почти наверняка - ты был гений!"
      "Нет, - упрямо и нетрезво возразил Алеша, быстро наливая себе и выпивая. - Если бы я был гений, я не стал бы портить тебе жизнь. Гений всегда живет наоборот. Он никого не продает. Это его продают и губят. Я не стал бы заниматься подделками и контрабандой. Значит, я был совсем не гений. Или не совсем гений... Или мой гений кто-то погубил, что тоже может быть. Вспомни, я ведь так и не сошелся с тобой окончательно, а хотел. Знаешь, почему? Бизнес мой мне не позволял... Ох нет, мне надо выпить еще. Почему я не мог бросить жену окончательно? Объясню. Пожалуйста. Она трахалась с Надживой и одновременно продвигала мои картины на крови. Точнее, под кровью, хо-хо. Но, между прочим, без неё я никогда не увидел бы тех шедевров, которые побывали в моих руках. Ты себе просто не представляешь, что я видел на расстоянии вытянутой руки! Не говоря уже о тех, которые трогал, ласкал... Это же вещи типа Гольбейна, Ван Эйка, малых фламандских мастеров семнадцатого, восемнадцатого веков... А ведь их практически никто не видел с сорок пятого года, когда картины были убраны в спецхран НКВД, или как там называлось это заведение. Их мало кто увидит и в будущем. Из-за этого я и умер".
      "Алеша, разве какие-то картины стоят целой жизни?" - грустно спросила она. Хотя только что сама связывала собственную жизнь с судьбой одного-единственного портрета.
      "Причем тут картины? Дело же не только в них. Я пытался срубить большие деньги. Было забавно и очень необычно. И потом, мне уже стукнуло тогда тридцать пять. Это, в общем-то, возраст".
      Лида заплакала: "Какая разница, если тебя из-за этого убили, Алеша!"
      "Умирать - дело приятное и великое. Помнишь, все НАСТОЯЩИЕ МОИ картины показывали смерть".
      "Тогда почему ты не забрал меня с собой? Как ты мог уйти, оставив меня в таком виде!? Несчастной калекой!"
      "А разве ты не очень счастлива сейчас?" - спросил Алеша, смутно улыбаясь. Его великолепная прядка свалилась на крутой потный лоб. Огромные светло-карие глаза смотрели на неё прямо и без стеснения. Без гнева и пристрастия.
      "Счастлива?!" - Лида чуть не задохнулась от... от чего? От догадки.
      Да, невозможно быть счастливой целиком и сразу. Но если однажды счастья было очень сильно недодано, то потом можно получить добавку.
      Теперь её маленькое счастье - это Игорь. Он совсем не дурак, а обычный, простой человек. Не гений, но и кровью чужие шедевры марать не станет.
      "Да, ты умница, ты все поняла правильно! - кивнул Алеша и добавил, снова наливая себе: - Это по последней, мне на посошок... Ты обязательно будешь счастлива. Ведь если говорить по честному, тебе никогда не нужен был гений, нет. Зачем, господи ты Боже мой? Тебе нужен был просто любящий мужчина. Обычный, и даже более того. И теперь он с тобой, надеюсь, навсегда. И ты обязательно поднимешься, попомни мое слово! Будь здорова!"
      Алеша выпил и медленно исчез. Но Лиде не стало тяжело на сердце. По лестнице спускался Игорь, осторожно держа на вытянутой руке картину в потемневшей деревянной рамке.
      - Ты тут в тряпке была укутана, я тряпку снял, - пояснил Игорь. К портрету он относился очень хлопотливо, поскольку совершенно отождествлял его с Лидой.
      Фаина появилась следом за ним, они поставили портрет на табурет напротив Лиды и некоторое время молча рассматривали.
      С картины глядело прекрасное, мудрое, немолодое женское лицо. Это была Лида сейчас, в свои сорок лет. И ничего, кроме головы, и ещё немножко шеи. Вокруг - бледные пастельные разводы, в которых при желании можно было угадать контуры типично московского пейзажа.
      - Он назвал этот портрет "Голова без женщины", - улыбнулась Лида. Он всегда считал меня слишком умной для этой жизни. Наверно, поэтому я выгляжу на портрете старше своих лет.
      Игоря это по-мужски задело, и он рявкнул обиженно:
      - Да нормально ты выглядишь!
      - Горяша, ей ведь тогда было только тридцать лет, и вообще, дипломатическим шепотом объяснила Фаина на ухо брату.
      - А-а, ну тогда ладно, - кивнул Игорь, хотя явно ничего толком не понял.
      - Нет, просто Алексей угадал, какой я буду сейчас, - сказала Лида и чуть было не добавила: "Он здесь только что был, повидал меня и вернулся назад на восемь лет, писать этот портрет".
      - Все-таки он был гениальный художник, не то что Сашка, - заметила Фаина, пытаясь дополнительно уесть гада Симакова хотя бы заочно, вдогонку.
      - Наверно, нет. Иначе у него рука бы не поднялась замазывать великие картины кровью. А этот портрет действительно мне очень нравится. Господи, сколько лет я его не видела! Если бы не кровь...
      - Помешались вы все на этой крови! - буркнул Игорь невпопад. Выпейте лучше вина, вон я хлеба достал зажевать. Кстати, едрена мати, как это ты успела ещё полбутылки приговорить?
      Это он обращался уже к Лиде. Она с ужасом посмотрела на стол и увидела, что Алеша действительно ухитрился выпить слишком много - и так быстро...
      Наверно, если подобное случается в жизни, то только один раз. Нет уж, пусть никто не узнает об этом их последнем свидании! Она прикроет Алешу ей не привыкать. И Лида притворно и торжествующе засмеялась:
      - А вот такая я здоровая!
      Фаина энергично кивнула и предложила пошлый тост:
      - За оздоровляющую любовь!
      Они по очереди глотнули густого красного вина прямо из горлышка, хотя на столе были расставлены найденные в буфете стаканы. А потом отщипнули по кусочку остывшей, как мертвое тело, булки, которую невозможно оказалось разрезать коротеньким перочинным ножиком.
      Ночевать на старой промерзшей дачке не остались, тут нечем было топить, а идти снова за хворостом и жечь его всю ночь - не хотелось. Портрет аккуратно запаковали в сумку, которую понесла Фаина. Дверь кое-как заколотили гвоздями длиной в палец.
      Игорь всю дорогу до платформы развлекал их смешными блатными песенками. Хотя катить коляску с Лидой ему было очень нелегко, там уже стало заедать и второе колесо.
      В электричке было пустовато. Поток народа валил из Москвы в область, с работы домой. В обратном направлении двигались только всякие отщепенцы, вроде Фаины с Лидой и Игорем. Лидину коляску на всякий случай закрепили поясом от Фаиного плаща к ручке сидения, чтобы не ездила вперед-назад, если заденут прущие по проходу граждане.
      А по вагону тащились торговцы с отчеканенным на лбу высшим техническим образованием, предлагали подарочные наборы от "Мери Куй", фритюрницы и тостеры с двадцатилетней гарантией, пробнички вина "Амонтильядо" и газету "Секса пил!" с крупным подзаголовком "много!". Одинаково тяжелой поступью проходили милиционеры в штатском и бандиты, переодетые в милицейскую форму. Плелись, натренированно пошатываясь, неместные беженцы со справками на внеочередное получение милостыни. Рыскали контролеры с поддельными удостоверениями и рэкетиры с настоящими наколками. Прошмыгивали к свободным сидячим местечкам нервные пожилые тетки, у которых из сумок протекали пакеты дешевого молока. Какие сволочи делают такие паршивые пакеты под молоко? Пусть даже и дешевые.
      Подошли двое детишек - мальчик лет десяти и девочка лет шести. На груди у мальчика висела картонная табличка: "Наша мама сварилась. Подайте кто может. Хотим кушать". Фаина раздраженно отвернулась от этих вымогателей, а Лида порыскала в недрах своего кресла и отдала малышам какую-то мелочь. Они пошли дальше. Фаина почувствовала себя плохой. А ей нравилось видеть себя хорошей.
      Игорек притомился и задремал. Езды-то почти час. Колеса на стыках ритмично стучат. И вина выпил, к тому же.
      - Скажи мне, - вдруг наклонилась к Лиде Фаина. - Ты заранее предугадала, что все так будет? Когда писала письма Симакову?
      - Что - так будет?
      - Ну, со всеми нами.
      - Я ни тебя, ни Игоря, ни остальных тогда знать не знала. А насчет Симакова - я клянусь, уверена была, что это Алеша. Но теперь я... я счастлива, что это не так, - вдруг храбро бросила Лида.
      - Почему это?
      - Потому что у меня есть Игорь. Извини, что я так говорю, но мне так хочется думать. Я знаю, в глубине души ты можешь его жалеть, ведь я... А он твой брат.
      - Брось! - отрезала Фаина. - Если хочешь знать, я теперь за брата спокойна. С тобой он не пропадет. Другое мне грустно...
      - Я знаю. Ты себя считаешь неустроенной. Но только это не так.
      - Правда? Ты думаешь, у меня есть шансы?
      Фаина сказала это без всякой иронии. Совершенно всерьез и с полным доверием. Теперь она радовалась даже намеку, даже призраку смысла собственной жизни. Этот смысл она в последнее время совсем перестала понимать. А инвалидка Лида знала все. Голова, одним словом! Женщины в ней только не хватает.
      - У тебя есть твой Дениска. Он же не кукла, а человечек! И ещё вокруг масса мужчин, из которых можно пить кровь. Оглянись! Они же косяками ходят, неприкаянные! Взять хотя бы твоего гомеопата... Нет, лучше не его. Возьми своего друга, который на полном серьезе считает себя следователем из разведки... У тебя ведь что-то с ним было? Ну вот, все ясно... Просто раньше тебе просто не везло, не те люди попадались. Тот же Симаков. У него кровь неправильная.
      - Да, с консервантами, в холодильнике, - невесело откликнулась Фаина и вдруг рассмеялась: - Может быть, мне снова купить эту газетенку, "Из уст в уста"?
      - Конечно, почему бы нет? - кивнула Лида. - Там ведь написано под шапкой названия: "исполнение ваших желаний".
      - Между прочим, я в издательском бизнесе не последний человек! намекнула Фаина, только что вспомнив об этом сама. - Это называется "подзаголовок"!
      - И все же, ты, небось, и не заметила этих слов... Так что вперед! Если тебе недостаточно твоего следователя и доктора-гомеопата...
      - Доктор отпал. Он оказался мошенником. Чуть мне желтую волчанку какую-то не прописал, представляешь? Причем бессистемную, то есть совершенно какую-то жуткую, непредсказуемую и неизлечимую. Гад и мошенник.
      - Не смеши меня. Кто в нашей жизни не мошенник? Думаешь, твой разлюбимый следователь - не мошенник? Что же он тогда сразу не взялся как следует за Симакова?
      - Ему было неудобно. Он в меня безумно и бескорыстно влюбился, дурачок, и думал, что у меня с Симаковым все серьезно.
      - Ты тоже мошенница. Ты обманываешь сама себя! - вздохнула Лида с улыбкой.
      - А в этой газете все желания исполняют? - Фаина была все-таки заинтригована.
      - Наверно, все. Посмотри сама. Я хотела любви. По-моему, получила. Ты искала полнокровного мужчину. Между прочим, их у тебя целых несколько. Но тебе ведь совсем не обязательно пить из них кровь? Просто ты всегда хотела выбирать и всем распоряжаться сама, а всегда получалось наоборот. А твоя Валентина хотела быть рабыней. Она и стала. Хоть и за рубежом, и в не самом приятном варианте. Но ей, наверно, нравится. Симакову нужны были только деньги, и ещё перестать мечтать о таланте, которого у него в помине не было и нет. И теперь он наверняка получил деньги, а насчет ненужного таланта наверняка забыл начисто! Эта газета волшебная. Кто только с ней свяжется, получает на руки все свои мечты в натуральном виде. Ну, или почти в натуральном.
      - Тогда как же твой Алеша? - тихо спросила Фаина. Точнее, колеса электрички слишком громко стучали.
      - Милая моя, Алеша умер, когда на свете ещё не было этой газеты. Ее стали выпускать, чтоб ты знала, только в девяносто третьем. Но даже Алеша получил, что хотел. Знаешь, ведь он все время думал о смерти, настойчиво думал. И на картинах своих, настоящих, которые он писал маслом, он изображал смерть. В разных формах, и очень красиво. Он к ней просто летел.
      - А Костерина?
      - Она брезговала такими газетками. Что ты! Потому-то, наверное, и откинулась, не вынесла тяжести своих желаний.
      - А этот адвокат? Реомюр? Он ведь наверняка остался живой и с деньгами! И в газету наверняка никогда не писал!
      - Знаешь, тараканы выживают всегда, везде и независимо от обстоятельств. И потом, ведь никто не знает наверняка, жив он или нет. Официально его уже не существует. И если он жив, то греется где-нибудь на Кипре или в Майами, причем под другим именем. Куда обычно сбегают такие людишки? Думаю, тебе твой эфэсбэшник не все рассказывает.
      Электричка покачивалась на стыках рельсов. Впереди была сказка, но только немного печальная и не зависящая от твоего желания. Когда Фаине в детстве читали сказки, она могла прервать маму или бабушку на любом месте там, где начинались всякие ужасные происшествия и вообще грустнятина. А эту сказку, к сожалению, так просто не приостановишь.
      Фаине было холодно и одиноко добираться к себе, на Речной. С Курского вокзала они все так же втроем поехали к Лиде в Измайлово. К тому же, в переходах метро Игорю в одиночку нелегко было управляться с Лидиной коляской, так что помощь Фаины была не лишней.
      Приехали, распаковались, Фая отзвонила родителям, что все живы. "Голову без женщины" поставили пока стоймя на стол-книжку, к стене.
      Фаина чувствовала, что тем двоим лучше сейчас не мешать, и сунулась на кухню, приготовить какую-нибудь закуску. У Игоря в рюкзаке оставалось две бутылки кагора, всю дорогу подло звякали.
      Сперва в комнате все было тихо. Потом Фаина услышала шорох, и не смогла удержаться - пошла подглядеть.
      Лида все ещё сидела в кресле, но...
      - Дай мне руку, Игорь, я попробую встать! Один не очень гениальный человек мне так и предсказал! - говорила Лида голосом счастливой сумасшедшей.