75 Примечания к "Письмам Аксельрода и Мартова", с. 184 (составителем этих примечаний был Б. И. Николаевский, редактировались они совместно с Л. С. Цедербаум-Дан и Ф. И. Даном), посылку на Кавказ делегации Жорда-ния-Данишевский относят к осени 1907 г. Эта дата тогда была указана по воспоминаниям Ф. И. Дана, но из статьи Т. Анкидиновой "Из истории бакинской организации большевиков" (Пролетарская революция. 1941. No 4) видно, что свое обследование в Баку эта комиссия проводила в феврале 1608 г. В феврале же оба ее члена присутствовали на Пятом съезде закавказских организаций РСДРП. Таким образом, несомненно, что решение о посылке этой делегации ЦК или его Бюро приняли не позднее конца января 1908 г. по н. ст.
      76 Зиновьев Г. История РКП (б). С. 129.
      77 Пролетарская революция. 1941. No 4. С. 69.
      78 Голос социал-демократа. 1908. No 3, март. Имена исключенных по конспиративным причинам опубликованы не были -- они были особо сообщены по организациям. Среди них было имя Сталина, но роль последнего в деятельности группы Камо вообще и в тифлисской экспроприации 25 июня 1907 г., в частности, позднее была сильно преувеличена: насколько удается установить, Сталин был осведомлен о характере деятельности этой "партийной группы", приходил на ее конспиративную квартиру для политических докладов и прикрывал ее перед местной партийной организацией, но руководителем ее ни в каком отношении не был. Все сношения с "коллегией трех" БЦ группа вела непосредственно через Камо, который был связан лично с Красиным еще с 1903-- --1904 гг. Сталин никакой роли в этих сношениях не играл; вернее всего даже не был в курсе.
      79 Пролетарий (Женева). 1908. No 23, 11 марта. Заявление это появилось тогда также и в иностранной социалистической печати.
      80 Этот листок Областного комитета закавказских организаций нам неизвестен, о нем мы знаем лишь по решению пленума ЦК от января 1909 г. [ВКП(б)] в резолюциях и решениях. Т. 2. М., 1935. С. 137].
      81 Этим меньшевиком был М. И. Бройдо ("Яков"). О конфликте в ЦК он тогда же написал подробное письмо Аксельроду, но это письмо не сохранилось и о нем известно лишь по упоминанию в письме Мартова (Письма Аксельрода и Мартова. С. 183--184).
      82 Эта и следующая цитаты взяты из статьи "Не пора ли покончить?", напечатанной в No 1--2 "Голоса социал-демократа", февраль 1908 г. Автором статьи был Ю. О. Мартов, но в печати она появилась в сильно смягченном виде (см. письмо Аксельрода к Плеханову от 26 февраля 1908 г. в кн.: Переписка Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода. М., 1925. Т. 2. С. 2. 57).
      83 Социал-демократическое движение в России: Материалы / Под ред.
      A. Н. Потресова и Б. И. Николаевского. Т. К Л., 1928. С. 175.
      84 Письмо Плеханова к Аксельроду от 29 января 1908 г. // Переписка Плеханова и Аксельрода. С. 250--251.
      85 Плеханов имел в виду тот вариант бакунизма, который в истории русского революционного движения связан с так называемыми "южными бунтарями" 1875--1877 гг. и с европейскими попытками "прямого действия" в 1867--1878 гг. (статьи Кропоткина в "Бюллетене юрской федерации", попытка Коста, Кравчин-ского и др. в итальянской Романье и т. д. ).
      86 Из меньшевиков в ЦЗБ входили Г. В. Чичерин (секретарь ЦЗБ),
      B. А. Бухгольц, А. И. и М. Ф. Назарьевы-Петровы, В. К. Серьежников; от большевиков -- Г. А. Алексинский и провокатор Житомирский ("Отцов").
      87 Кон -- это Оскар Кон, немецкий социал-демократ, адвокат, приглашенный защитником арестованного Камо-Петросяна. "Известный товарищ", через
      которого на склад попала "бумага" (т. е. бумага для изготовления фальшивых трехрублевок), это Красин.
      88 Неизданный протокол заседания ЦК РСДРП от 19 марта (1 апреля) 1908 г.
      89 Из неизданного протокола ЦК РСДРП от 29 декабря 1907 г. (11 января 1908 г. ) видно, что ЦК принял решение поручить Тышко "принять участие в Берлинском следствии в качестве члена ЦК". Сведений о том, кто именно был вторым членом ЦК, получившим подобное поручение, в нашем распоряжении не имеется, равно как не имеется и) сведений о пределах полномочий этих членов ЦК, которым было поручено участие в следствии.
      90 Семашко Н. Из воспоминаний // Пролетарская революция. 19. 21. No 1. С. 175.
      91 Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. С. 143.
      92 Из статей и заметок "Пролетария", направленных против "лбовцев", наиболее интересны корреспонденции о положении в Перми (Пролетарий. 1908. No 39, 26 ноября. С. 8) и особенно большая статья "Страничка из недавнего прошлого Уральского рабочего движения", напечатанная за подписью "Рабочий 3" (1909 No 45, 25 мая).
      93 Оба старшие брата Кадомцевы -- Эразм, бывший офицер, и Иван, бывший гимназист, главные организаторы дружин и руководители экспроприации в Уфе в 1906 г., игравшие затем видную роль на Первой конференции военных и боевых организаций РСДРП и в созданном ею Центральном военно-боевом бюро, в 1908. --1917 гг. жили эмигрантами в Париже, входили там в состав большевистской группы содействия и числились правоверными "ленинцами". Младший их брат, Михаил, бывший воспитанник кадетского корпуса и активный участник "дружин", в те годы был на каторге. После революции все они были деятелями большевистской партии.
      94 Создать впечатление, что он рвет с экспроприаторским крылом большевизма, Ленину было особенно важно по соображениям его внутрипартийной стратегии. Это было необходимо не только для улучшения отношений с польскими социал-демократами, которым, несмотря на всю "гибкость" их поведения в отношении большевиков, было важно иметь возможность говорить, что с экспроприаторскими авантюрами большевиков уже покончено, но и потому, что большою ставкою в игре Ленина было стремление привлечь в число своих союзников Плеханова, резко отрицательное отношение которого к экспроприа-циям было широко известно.
      95 Письмо Ленина к Рыкову от 25 февраля 1911 г. // Ленин В. И. Сочинения. 4 изд. Т. 34. С. 389.
      96 В литературе об этом эпизоде известно по рассказу М. Лядова в публикации: Леонид Борисович Красин (некролог) // Пролетарская революция. 1926. No 11 ( 58). С. 1(R). У Красина к этому времени, по сведениям Департамента полиции, оставалось 38 пятисотрублевок (Большевики. С. 39), но все ли они были реализованы или только часть, точно неизвестно. Деньги, полученные от этой операции, Красин, действовавший в согласии с Богдановым, частью передал группе "Вперед" на ее издательскую деятельность. Остальное ушло на организацию помощи Камо-Петросяну и другим арестованным членам той "кавказской группы", которая в 1907 г., передавая добычу от тифлисской экспроприации, заключила соответствующий договор с "коллегией трех", т. е. с Лениным, Богдановым и Красиным. Последние двое до конца считали себя морально связанными этим договором, особенно потому, что как раз в это время и сам Камо, и ряд других участников тифлисской экспроприации сидели по тюрьмам под угрозой казни, часто в крайне тяжелых условиях, но ни один из них не вступил на путь выдачи правительству известных им секретов "коллегии трех". Вся помощь им велась Богдановым и Красиным. Ленин, третий член "коллегии трех", на вопрос о моральных обязательствах смотрел иначе.
      Эпопея тифлисской экспроприации не будет полна, если мы не прибавим, что в 1911 г., после трех с половиной лет скитаний по немецким и русским тюрь
      мам и психиатрическим больницам, Камо удалось (не без помощи, полученной-от Богданова и Красина) бежать из тифлисской больницы. За границей он повидался также и с Лениным. Об этом свидании имеется рассказ Крупской, тем более характерный, чем несомненнее желание рассказчицы в выгодном свете изобразить поведение Ленина. Камо, пишет Крупская, "страшно мучился тем, что произошел раскол между Ильичом, с одной стороны, и Богдановым и Красиным, с другой. Он был горячо привязан ко всем троим. Кроме того, он плохо ориентировался в сложившейся за годы его сидения обстановке Ильич ему рассказывал о положении дел. Камо попросил меня купить ему миндаля. Сидел в нашей парижской гостинной-кухне, ел миндаль, как это делал у себя на родине, и рассказывал об аресте в Берлине, о годах симуляции, когда он притворялся сумасшедшим, о ручном воробье, с которым он возился в тюрьме. Ильич слушал, и остро жалко ему было этого беззаветно смелого человека, детски наивного, с горячим сердцем, готового на великие подвиги и не знающего после побега, за какую работу взяться. Его проекты были фантастичны. Ильич не возражал, осторожно старался поставить Камо на землю, говорил о необходимости организовать транспорт и т. п. "
      В заключение, так как у Камо было лишь легкое летнее пальто, "Ильич притащил ему свой мягкий серый плащ, который ему подарила мать и который Ильичу особенно нравился... Разговор с Ильичом, -- прибавляет Крупская, -ласка Ильича немного успокоили Камо" (Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. С. 161--162).
      Эти заключительные строки, явно рассчитанные на то, чтобы смягчить у осведомленного читателя впечатления от характера приема Лениным человека, который исключительно много пострадал в значительной мере по вине и его, Ленина, не соответствуют действительности: Камо ни в какой мере не успокоился, а вскоре поехал в Грузию для проведения новой экспроприации (план которой он разработал с Красиным --- тот тоже остался верным себе), был арестован при попытке привести его в исполнение, был приговорен к казни, от которой его спасла амнистия 1913 г. После революции был большевиком, погиб в 1922 г. при случайной катастрофе.
      97 Кроме ряда указаний в мемуарной литературе (см., например- Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. С. 157), об этом сожжении имеется сообщение в циркуляре Департамента полиции от 4 июля l910г.: "В последнее время: состоялось полное собрание ЗБЦК из l) Марка (А И. Любимов), 2) Игоря
      (Б. И. Гольдман-Горев), 3) Тышко, 4) Ионова (Ф. Койген), 5) латыша. Бюро обсуждало вопросы:... 2 О сожжении всех пятисотенных кредитных билетов, оставшихся после тифлисской экспроприации 1907 г., и подвергло сожжению все те кредитные билеты, которые удалось собрать, но 38 остались у инженера Красина" (Большевики. С. 39).
      98 В истории тогдашнего ареста Красина и его освобождения есть много неясных моментов. По документам Департамента полиции видно, что полиции была известна его прикосновенность к тифлисской экспроприации и ею роль в размене пятисотрублевок; ей не могла не быть известна его роль в подготовке выпуска фальшивых трехрублевок (о ней знал Житомирский); на основании именно этих сведений Департамент полиции потребовал его ареста в Финляндии, но не представил финляндским властям доказательств этих обвинений в требуемый финляндскими законами месячный срок -- по-видимому, из-за нежелания обнаружить источник своей информации. Имея все эти данные, Департамент полиции не только не сообщил о них прусской полиции, которая не допустила бы проживания Красина в Берлине, но и не препятствовал возвращению Красина в 1013 г. в Петербург.
      99 Письмо Ленина к Горькому от 24 марта 1908 г.
      100 Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. С. 139.
      101 Указываемые нами здесь даты передвижений Ленина не вполне совпадают с теми, которые даны в приложениях к его Сочинениям, в особенности ко второму изданию. "Хронологическая канва" биографии Ленина в этих Сочине
      ииях не только весьма неполна, но и не всегда точна. Немало ошибок содержит и книга Крупской. В частности, выступление Дубровинского она описывает как выступление на докладе не Богданова, а Луначарского. Это совершенно не соответствует действительности. Доклад Луначарского был позднее, на нем ни Дубровинский, ни кто-либо другой из сторонников Ленина не выступали (после столкновения на докладе Богданова дальнейшие выступления для задачи, которую ставил Ленин, были уже не нужны). Ошибка Крупской, которая сама ни на одном из этих докладов не была, вполне объяснима, хотя и не понятно, откуда именно она взяла некоторые детали (см.: Крупская Н. КВоспоминания о Ленине. С. 143--144). О выступлении Дубровинского имеется также отчет какого-то агента в делах Департамента полиции (см.: Корден В. Товарищ Инокен-тий/ Изд. Политкаторжан. М., 1930. С. 76).
      102 Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. С. 142.
      103 Ленин В. И. Сочинения. 4 изд. Т. 34. С. 345.
      104 Этот состав новой "финансовой комиссии" БЦ, избранной в августе 1908 г., опубл. в кн.: Протоколы "Пролетария". С. 284, прим. 127.
      105 См. доклад начальника Петербургского Охранного отделения от 28 марта 1909 г. (Большевики. С. 22).
      106 Кроме Житомирского, входившего, как указано выше в состав "финансовой комиссии" БЦ за границей, центральными информаторами полиции по большевикам в то время были Л. Э. Серова-Лангвальд, состоявшая техническим секретарем Бюро ЦК в Петербурге, которая пользовалась большим доверием руководителей этого Бюро (см.: Голубков А, Из эпохи реакции // Пролетарская революция. 1928. No 9. С. 125 и др. ), а также М. И. Бряндинский, бывший в 1909--1911 гг. "техническим агентом ЦК" в Москве (Большевики. С. XVIII-- --XIX и др. ).
      107 Заявление, поданное Богдановым в расширенную редакцию "Пролетария" 31 мая 1909 г. (Протоколы "Пролетария". С. 162).
      108 Красин в это время руководил всеми попытками помочь Камо. Именно по его совету, переданному Камо через защитника О. Конда, Камо решился пойти на попытку симуляции сумасшествия (Медведева-Тер-Петросян С. Товарищ Камо // Пролетарская революция. 1924. No 8--9. С. 131).
      109 Во всяком случае редакция "Протоколов Пролетария" в особом примечании оговорила, что "этой переписки в архиве Института Маркса--Энгельса-- Ленина не имеется" (с. 281, прим. 107).
      110 Протоколы "Пролетария". С. 123--125.
      111 Там же. С. 124.
      112 Там же. С. 161.
      113 В заявлении, обращенном к БЦ ("расширенной редакции Пролетария") от 1 июня 1, 900 г. Богданов называет Шанцера членом этой финансовой комиссии (там же. С. 166).
      114 Краткий, но содержательный рассказ об отношениях внутри социал-демократической организации Латышского края за 1907--1908 гг. дан в статье Степана "По поводу тактического поворота социал-демократии Латышского края" (Голос социал-демократа. 1909. No 15, июнь. С. 15--16).
      115 См.: Боевая группа при ЦК РСДРП (б) /Под ред. С. М. Познера/ ГИЗ. М., 19, 2(7.
      116 При попытке размена в Стокгольме был арестован Ян Страуян, латыш-боевик, в эмиграции "впередовец". См. его воспоминания "Боевая быль" (Изд. Старый большевик, М., 1935); Он же. К истории лесных братьев // Старый большевик. 1933. No 3. С. 232--239.
      117 На Лондонском съезде РСДРП Крамс-Кронберг голосовал за допустимость экспроприации (Протоколы "Пролетария". С. 610).
      118 В официальном сообщении об этой конференции говорится, что СДЛК не смогла принять участие "в силу полицейских условий". Это сообщение вызвало решительный протест Заграничного комитета СДЛК, который к этому времени освободился от захвата его "боевиками" и особым письмом оповестил
      партийные органы, что "на партийной конференции социал-демократия Латышского края не была представлена не в силу полицейских условий, а потому, что, к нашему глубочайшему сожалению, ни ЦК СДЛК, ни ее Заграничный комитет не были осведомлены Центральным комитетом РСДРП о конференции" (Голос социал-демократа. 1909. No 12, март. С. 15).
      119 Пленум включил в эту комиссию и меньшевика, но таковым он назначил персонально Н. Н. Жордания, который в это время был в тюрьме. Решения пленума опубликованы: ВКП(б) в резолюциях. Т. К М., 1936. С. 122--126.
      120 Из письма Р. Люксембург к Тышко от 10 августа 1909 г. // Протоколы "Пролетария". С. 260. В письме подчеркнуто отрицательное отношение Р. Люксембург к "татарскому марксизму" большевиков, только для того, чтобы резче оттенить признание "меков" (более опасной заразой для партии), против которых Р. Люксембург была готова тогда идти на союз даже с "татарским марксизмом".
      121 Протоколы "Пролетария". С. 129 --130.
      122 В архиве С Семковского, секретаря Заграничного секретариата оргкомитета РСДРП 1912--1917 гг., сохранилось письмо Ганецкого, польского социал-демократа из группы, стоявшей в оппозиции к группе Тышко, где со слов Троцкого передается, что на пленуме ЦК в январе 1910 г. "Ленин предлагал устроить окончательное совещание без Тышко". Ленин явно хотел освободиться от зависимости от Тышко что, впрочем, не помешало ему снова использовать Тышко в 1911 г.
      123 Протоколы "Пролетария". С. 165--167.
      Б. И. НИКОЛАЕВСКИЙ
      К биографии Маленкова
      и истории компартии
      СССР
      ГЛАВА 1 "На заре туманной
      юности... "
      когда Маленков начинал делать свою коммунистическую карьеру, его защитники подчеркивали, что он вышел из рабочей семьи, и в этом хотели видеть, если не оправдание, то хотя бы объяснение его грубости, которая выделялась даже на большевистском фоне тех лет, когда подобную грубость в обращении и кабацкий жаргон в разговоре усиленно культивировал Сталин, выдавая их за плебейский стиль советской революции. Но обычный быт средней рабочей семьи в старой России далеко не был таким грубым, как его порою пыта-. ются изобразить. В нем, конечно, было много примитивности, вызванной прежде всего низким жизненным уровнем, хотя примитивность далеко не всегда порождает грубость.
      Более важно другое: ссылка на рабочее происхождение Маленкова вообще не верна, так как Маленков вышел не из рабочей семьи. Правда, позднее он учился на Рабфаке, но ни он сам, ни его отец, ни вообще кто-либо из его близких никогда не стояли за рабочим станком. Маленков вышел, действительно, из плебейских низов старой России, но это были совсем не рабочие, не пролетарские низы. Его отец был крестьянином-кулаком (в настоящем, а не в большевистском значении этого слова) и прасолом-скупщиком, настоящим "пауком-мироедом", обирающим целую округу, на которого Маленков-сын походил не только по внешности.
      Именно от отца Маленков-сын получил в наследство ту основу, на которой вырос его теперешний облик. Но это была только основа. Наследство, полученное от прошлого, Маленков-сын в такой мере развил и приумножил, что его теперешние отличительные признаки вообще правильнее будет считать не унаследованными, а благоприобретенными. Свои теперешние грубость и безграничную жестокость он не принес из отцовского дома, а воспитал в себе в аппарате советской диктатуры, в его канцеляриях и застенках. И если они для чего-либо характерны, то не для рабочего быта старой России, не для старой России вообще, а для тех новых отношений, которые коммунистическая партия взрастила в аппарате диктатуры. В ней, в этой грубости, нашло свое внешнее выражение то чувство безграничного презрения к людям, к человеческим жизням и к человеческому достоинству, ко всему человеческому в человеке вообще, которое, конечно, имелось в зароды
      ше в старой России, но которое только теперь, под советской диктатурой, заполнило весь быт человеческого общества.
      Маленков был продуктом этой среды. Именно она его создала, обработав его по образу и подобию своему, подогнав под выработанный ею стиль. Его грубость потому и производила такое впечатление на наблюдателей, что она неразрывно была связана с беспощадностью и жестокостью, с полной бесчеловечностью.
      О происхождении Маленкова и о ранних годах его жизни нет никаких официальных сведений. Из советских биографических справок мы знаем только, что он родился 8 января 1902 г. (тогда было 26 декабря старого стиля 1901 г. т. е. второй день старого русского Рождества) в Оренбурге, и что он в возрасте "18 лет вступил добровольцем в ряды Красной армии и с 1919 до 1922 г. был политработником эскадрона, полка, бригады, политуправления на Восточном и Туркестанском фронтах", причем формально в коммунистическую партию он вступил в апреле 1920 г. Это все, что говорят официальные советские источники о детстве и юности Маленкова. Нет ни слова ни о родителях, ни о школе, где он учился, ни вообще о том, что он делал в течение первых 18 лет своей жизни, до вступления в ряды Красной Армии.
      Маленков по происхождению из крестьян села Дедово, расположенного сравнительно недалеко от Оренбурга, к северо-востоку от него. Если в середине 1860-х гг. в нем числилось 212 дворов с 2114 жителями, то через четверть века, к началу 1890-х гг., оно выросло до 528 дворов при 3700 жителей. Церковь, школа, почта и телеграф, три водяные мельницы, две ярмарки в году, базар еженедельно по субботам -- таковы официальные данные об этом селе для конца XIX в., когда была проведена железная дорога, которая связала край с центрами страны и дала мощный толчок для его развития. Точных данных развития села в, позднейшие годы в нашем распоряжении нет, но именно на начало XX в. падает его наибольший рост.
      Отец Маленкова принадлежал к числу наиболее зажиточных крестьян села и не только вел крестьянское хозяйство, но и был торговцем-прасолом, держал небольшую лавку, кажется имел мельницу, скупал и отправлял в город на продажу муку, рыбу, яйца, скот, масло и т. п. -- все, чем была богата оренбургская деревня того времени. Судя по всему, это был типичный представитель нарождающейся тогда торговой деревенской буржуазии, с большой инициативой, с неутомимой жаждой наживы. Край был богатый, почти нетронутый -- у самых границ башкирских кочевий, расхищение земель которых тогда еще было в полном разгаре. Торговал с башкирами и отец Маленкова. Больших капиталов он иметь не мог. Тем больше было желание их создать. Хищник эпохи первоначального накопления, с крепкой хваткой, с неумением и нежеланием разбираться в средствах, образования он не
      имел, но природной смекалкой был наделен в высшей мере. И тот факт, что своего старшего сына, Георгия, он отправил учиться в губернский город, отдав в лучшее из существовавших тогда в Оренбурге среднее учебное заведение (их там было много -- две гимназии, реальное училище, два кадетских корпуса, казачье юнкерское училище, коммерческое училище, учительская семинария, семинария духовная и т. п. ) показывал, то он понимал пользу образования: так поступали тогда совсем не многие из людей его карьеры.
      В гимназии -- это была первая мужская гимназия Оренбурга, Маленков-сын впервые появился осенью 1912 г. и, выдержав блестяще экзамены, поступил сразу во второй класс. Едва ли не с первых же дней выдвинулся и своими способностями, и памятью, и умением работать. Память у него была блестящая -- все услышанное запоминал навсегда, легко схватывал новые мысли, умел делать выводы. Но держался не одной только памятью, а много читал, мотого работал. Едва ли не с первого же года выдвинулся на место первого ученика в классе -- и так шел до конца, став признанным кандидатом на золотую медаль.
      Учился по всем предметам на круглую пятерку: и по истории, и по словесности, и по иностранным языкам, но самым любимым его предметом была математика. Любил возиться с решением сложных задач, выходя далеко за рамки заданного учителем. Хорошо писал, и в старших классах учитель словесности почти постоянно заставлял его читать вслух перед классом написанные им сочинения, выставляя их за образцовые по стилю и ясности мысли.
      Был неплохим товарищем. Если просили, не отказывал в помощи тем, кто в ней нуждался; помогал решить задачу, разбирал сложную теорему, разъяснял трудное место в учебнике. Но в его поведении всегда чувствовался некоторый холодок. Он держался определенно в стороне от общей жизни класса, не принимал участия не только в обычных гимназических проделках и проказах, но и в спортивных играх, которыми увлекались едва ли не все одноклассники. По крайней мере его школьный товарищ, вспоминая теперь о тех годах, как ни рылся в памяти, не мог припомнить Маленкова участником их гимназических игр, равно как и не мог припомнить его и танцующим на гимназических балах. Сдержанный, даже несколько замкнутый, всегда аккуратно одетый, немного увалень по внешности, круглолицый и уже тогда с намеком на двойной подбородок, Маленков мало с кем в классе и вообще в гимназии сходился.
      Правда, с годами наметилась небольшая группка молодых людей, с которой он общался больше, чем с другими. Но настоящей дружбы не было и между ними. У Маленкова явно была какая-то своя особая жизнь, в которую он никого из товарищей по гимназии старался не впускать. Эта жизнь была связана с
      жизнью и работой его отца, к которому Маленков-сын был очень привязан, но которого он явно несколько стыдился. Как то раз, уже в годы войны, в зимний вечер, Маленков сказал, что он должен повидать отца. С приятелем он зашел на постоялый двор, около базара, в трактир третьего разряда "с правом приносить свои напитки". Низкие, закопченные потолки, тусклый свет керосиновых ламп с плохо прочищенными стеклами, тяжелый, спертый воздух, ударивший в нос, когда вошли с морозной улицы. Базарный день был, по-видимому, удачным, и теперь, за бутылкой хмельного, происходило подведение итогов. Спорившие, по-видимому, провели какую-то общую операцию и теперь расходились во мнениях относительно норм дележа общего барыша. Выражения, которыми обменивались спорившие, не принадлежали к числу легализованных практикой британского парламента, хотя, несомненно, были весьма красочными. Под низкими потолками они звучали даже более увесисто, чем обычно в жизни. Где-то в углу дошло до потасовки, и только с трудом более уравновешенные смогли предотвратить общую свалку.
      Маленков не стал дожидаться возможности переговорить с отцом, который был одной из центральных фигур среди споривших. Он передал ему принесенный сверток и, перекинувшись несколькими фразами, поспешил увести товарища. Некоторое время Маленков шел молча, явно приводя в порядок мысли. Затем бросил несколько замечаний о "нашей некультурности" и о том, как "много еще нам нужно учиться".
      Чувствовалось, что эти мысли у него давно наболели. Его, несомненно, тяготило виденное, было стыдно за отца, и в то же время чувствовалось, что именно эта среда -- по-настоящему родная ему среда, что в делах, которые ее волновали, он хорошо разбирался, к ее атмосфере с детства привык, с нею сроднился С ранних лет он сопровождал отца в его деловых поездках, бывал с ним в башкирских степях, знал породы лошадей, сорта шерсти, цены на продукты. Его и в гимназические годы встречали на городских базарах, у крестьянских возов с продуктами, он смотрел, щупал пальцами, пробовал на язык, приценивался Это был сын своего отца, причесанный, приглаженный, с наведенным внешним лоском, но с тем же самым нутром, что и отец.
      Одной из отличительных особенностей гимназии был весьма пестрый состав учащихся в отношении как социальном, так и национальном. В большинстве это были дети чиновников и офицерства, для которых почти за столетие перед тем гимназия и была создана: в таком городе, как Оренбург, иначе и быть не могло. Это ведь был "город-ухо", которое Москва приложила к выходам из Средней Азии и сделала его центром для своего служилого люда, прокладывавшего пути все дальше и дальше на юго-восток. Со времени проведения железной дороги, особенно
      после 1905 г., среди учащихся все большую и большую роль начинали играть выходцы из других слоев населения -- дети торговцев, зажиточных ремесленников с городских окраин, состоятельных крестьян. Казаков в этой гимназии не было- как раз в это время, накануне мировой войны, была основана третья мужская гимназия, в создании которой большую роль играли казачьи объединения, и все дети казаков перешли туда из первой гимназии
      Заметную группу среди учащихся составляли дети представителей национальных групп коренных обитателей края: казахов и башкир. Привлечение в русские школы детей из влиятельных семей аристократии различных национальных групп, включенных в империю, вообще было старым правилом на окраинах. В сравнительно недавние годы вербовать таких учащихся в гимназию приходилось почти силком, в порядке своего рода повинности В начале XX в. к насилиям в этой области прибегать уже не приходилось: понимание роли русской школы как фактора приобщения к общей культуре получало все большее и большее распространение, среди казахов и башкир уже начала складываться своя национальная интеллигенция, и в двери русской школы добровольно стучалось все большее количество желающих учиться из нерусских национальных групп. Тут была молодежь не только, и даже не столько, из рядов туземиой аристократии, но и дети интеллигентов, торговцев, духовенства.
      Ученики из казахов и башкир были и в том классе, с которым шел Маленков. Среди них встречались и великовозрастные лентяи; и когда, например, Маленков был в 4-м классе, т. е. в первый год войны, много толков в гимназии вызвало обнаружение факта, что один из одноклассников-казахов уже имеет нескольких жен и детей. Более важной была другая сторона: гимназисты этой группы приносили в класс знакомство с другой стороной жизни края, в котором начиналось и башкирское, и казахское национальное движение. Особенно много было разговоров о последнем в 1916 г., когда казахское восстание вплотную подкатилось к Оренбургу.
      Двое из гимназистов-казахов, Кидрас Юлмухамедов и Угтен Булибаев, принадлежали к той небольшой группке из четырех одноклассников, которой держался Маленков. Характерно, что все четыре участника были детьми людей, так или иначе связанных с торговлей, и сами интересовались ею. На эти темы шли главные разговоры, в которых Маленков принимал живое учас-цие, хотя о делах отца рассказывал очень мало. Не лишне прибавить, что оба эти казаха-гимназиста позднее пошли с большевиками, и в 1920-х гг. играли определенную роль в жизни края.
      Лично Маленков в тот период большого интереса к политическим событиям не обнаруживал. О революционном движении
      и о революционных партиях в гимназии тогда вообще мало знали, или мало интересовались. Маленков был среди наименее интересующихся. Он об этом говорил открыто, заявляя, что политика его не интересует и что он хочет быть инженером и приложит все усилия к тому, чтобы после гимназии попасть в Томский технологический институт.
      Не обнаруживал Маленков своих симпатий к революционному движению, а тем более к большевизму, и позднее, в 1917--1918 гг., когда события остро поставили этот вопрос перед всеми. В Оренбурге эти события проходили более бурными темпами, чем во многих других районах страны. Несомненно, свое влияние оказывала пестрота национального состава населения. Национальные конфликты, хотя и не вставшие еще во весь свой рост, заостряли социальные антагонизмы. Вопросы ставились, быть может, более упрощенно, более примитивно, но руки к оружию тянулись легче.